– Лику-уся…
Терпеть не могла, когда извращали мое имя, но Евгению Савченко я была готова позволить сделать не только это.
Вообще, все, что объединяло Евгения и «извращали» – даже если объединяло только в моей голове – я была готова не только позволить, но и потребовать.
Покусала губы, чтобы выглядели ярче – помада, конечно, давно была сожрана в столовой – и повернулась к Жене. Может, вот оно? Он наконец то бросил свой фан-клуб, состоящий из половозрелых девиц, мечтающих не о каких-то мифических принцах, а о нашем собственном, университетском, и обратил, наконец, внимание на скромную и красивую девушку самых честных правил?
Я мысленно пробежалась по своему внешнему виду. Ну, как его запомнила с утра. Платьице вроде ничего, прическу я крутила минут сорок на плойку, да и макияж с утра нанести успела. Значит, во всеоружии.
Я нежно – надеюсь – улыбнулась и подняла на него трепетные очи.
А Принц – красавчик блондин с репутацией повесы – чуть наклонился ко мне, почти касаясь персиковых щек, и, опаляя пламенным дыханием мгновенно заалевшее ушко произнес…
– Ты же одолжишь мне лекции?
Ты… мы… я…
Лекции…
Что?!
Я моргнула и чуть не поперхнулась.
Женя распрямился и одарил меня своей коронной улыбочкой, от которой девчачьи шпильки ломались только так.
То есть, пока я придумывала имена нашим детям, он просто прогуливал – а теперь хочет мои записи?! Да что он себе возомнил! Конечно, я не…
– К-конечно, – прошлепал язык-предатель.
Это я такое сказала?!
Так, рука, ты почему нырнула в сумку? За перцовым баллончиком, надеюсь? Куда вытащила тетрадку?! Стой. Стой кому говорят!
Но меня не слушались ни руки, ни тетрадки. Мозги тоже не слушались. Потому что все ушли в волосы, как ехидно говорила старшая сестра.
Брюнетка на всю голову.
Родственнички поголовно были смуглыми, темноволосыми и с голубыми глазами, потому мое блондинистое и кареглазое рождение восприняли примерно так, как могли воспринять появление негритенка в средней полосе. Даже моя мама смотрела на меня с определенной неуверенностью.
Пока в голове вставали образы близких мне людей – один страшнее другого – и укоризненно грозили мне пальцами, Женя уже отошел вместе с моей тетрадью в сторону, где его поджидало несколько хихикающих девиц. Смотревших на меня, правда, оценивающе – они будто пытались понять, насколько я им соперница.
Едва удержалась, чтобы не показать им язык и постаралась мыслить здраво.
Почему он подошел именно ко мне? Ведь у нас есть Ленка, Алина. И Серега Тихорский со своим другом, которого я никак не могу запомнить – те тоже вечно сидят на первой парте. А Витек, этот тайный маньяк, который постоянно смотрит на меня глазами побитой собаки – почему бы у него не взять?
И тут я застыла. Даже булочка изо рта выпала и плюхнулась в остывший чай.
Ну конечно! Логично ведь!
Влюбился!
Сердце сладко замерло.
А сказать сразу не может – это чтобы не спугнуть.
Поэтому и нашел такой повод для того, чтобы подойти – наверняка переживает за меня, чтобы эти грымзы, что следят за каждым его шагом, не растерзали маленькую овечку.
Ах. Как это романтично!
Я счастливо улыбнулась и с долей жалости посмотрела на девчонок, щебечущих вокруг Принца. Они и не подозревали истинных причин его внимания, бедняжки. Все еще надеялись. Так что именам детей – зеленый свет.
Я ведь сразу поняла, что у нас все будет. Еще когда познакомилась с ним.
Точнее, с ним познакомилась моя юбка.
Как у моей обожаемой Бриджит Джонс. И пусть тетке было тридцать, она бы меня поняла.
Это чуть ли не первая неделя обучения была, и я приперлась – конечно же – в самой своей короткой юбке. Уже не помню почему, но, кажется, это была очередная нота протеста моим родственничкам. Как и универ.
Они все не могли поверить, что я сама – сама! – поступила на этот факультет. И ведь хватило проходных баллов.
– Анжелика – маркиза метрологов! – ржали они.
– Инженеров качества продукции, – бурчала я недовольно.
Недовольство мое тем было шире, что уже в первые дни я осознала, куда не следовало поступать блондинке самых гуманитарных параметров. Вот сюда и не следовало. Но признаваться в этом своей семейке – то есть расписаться в собственной глупости – я не собиралась.
И вознамерилась пусть и не понять ничего, но зубрить, зубрить, зубрить. Чтобы не вылететь.
А что из меня в итоге получится, было делом десятым.
В тот день я с тоской смотрела на расписание, не понимая даже половину слов, а потом медленно поковыляла в сторону нужной аудитории. Поковыляла потому, что туфли на мне были новые и жали безбожно. И вдруг дверь с противоположной стороны коридора открылась и появился ОН.
Божественный. Восхитительный. Настоящий принц, вокруг которого уже вились недопринцесски. С белокурыми локонами, обрамлявшими совершенное лицо.
Я приосанилась – мне ли не знать, что мужчины любят уверенных в себе? Расправила плечи, выкатила вперед грудь и пошла от бедра так, что только искры от каблуков не летели.
И сама не поняла как, но споткнулась и упала на колени.
А колени у меня были в колготках. Таких скользких и блестящих колготках с лайкрой.
И прям вот на этих коленях я, как Майкл Джексон, до него и докатилась по каменному полу. При этом моя юбка решила, что раз я Майкл Джексон, мне нет в ней нужды. И распалась точно по боковым швам.
Вот что бы вы сделали в этой ситуации? Особенно когда поняли, что принц ласково улыбается, а окружившие его девушки – противно ржут?
Я, вспомнив целый год на ниве стрип-пластики, изогнулась немыслимым образом, встала на свои ходули и пошла дальше, одарив принца недоуменным и чуть ли не брезгливым взглядом. Вроде того: «Я? На колени перед этим? ТАКИЕ меня не интересуют».
Сколько нервных клеток погибло, когда я стряпала это лицо, никто не знает. Но ради поддержания репутации мне пришлось делать вид, что я совсем не интересуюсь принцем, еще несколько недель. А к тому моменту, как я решила, что можно себе позволить снова влюбиться, он уже получил славу главного сердцееда и встречался с очаровательной рыжей и грудастой Настей.
Потом с черноволосой Никой.
Потом… Потом я не отслеживала. Задавила в себе все свои нежности и попыталась осмотреться. Ведь студенчество! Свобода! Молодость! Гормоны!
Но странно. Пусть у нас на факультете было поровну парней и девушек, но фактически посмотришь на этих парней – обнять и плакать. Может я и не была объективна – но какой может быть объектив, если именно здесь учился Женя Савченко?
Лучший на курсе, Мистер Университет, защитник баскетбольной команды…
Ах.
Так что пока мои сокурсницы встречались, влюблялись, расставались, мирились, я делала вид что жду трамвая, а по факту – ждала Женю. И дождалась.
Вышла из столовой улыбаясь во все свои многочисленные зубы.
Я – звезда!
Мир прекрасен!
Я чувствовала себя, как будто могу перевернуть Вселенную, как будто мне подчиняются все линии судеб, как будто я стала королевой в стране Грез…
Хрясь!
А-а-ааа!
Мамочки, как больно-то!
Я и не заметила, как врезалась в дверной косяк аудитории. Зашла, потирая шишку и злобно огрызнулась на бросившегося ко мне на помощь Витька.
Нет, меня не остановят какие-то двери и полоумные поклонники!
Вот так началась новая жизнь. В которой Принц подсаживался ко мне в кафе и брал лекции. В которой розовые облака попирали розовые слюни, а розовые очки не спадали с моего курносого носа. В которой розовая ручка писала на розовых листах лекции.
Я писала. Писала и отдавала. А в мечтах еще и отдавалась. Но мои мечты так и оставались мечтами. Потому что принц был очень вежлив и лобызал только ручку.
Ах, он хочет сделать это в первую брачную ночь! – трепетало сердце.
– Ему плевать на тебя, – припечатывала сестра.
– Может все-таки в секретари? – доканывали родители.
А я продолжала строчить и мечтать. Вот только на зубрежку времени не оставалось. Оно уходило на мысли о свадебном платье и картинки из журналов.
А то что мной не зазубрено…
Того не существовало. И я совершенно не учла, что на третьем курсе это обнаружится слишком легко. Потому однажды в шоке рассматривала результаты предварительных контрольных и списки кандидатов на «школу дурака».
Или дуры.
Я не просто была в конце – я была последней в списке!
И все потому что и правда не смогла ответить на вопросы, решить лабораторные и пройти тесты…
Была у нашего декана такая вот особенность. Гарри Поттера он очень любил. А может фильмы про американские колледжи. И начислял и убавлял баллы чуть ли не собственоручно за все хорошее – и плохое тоже. И выставлял на всеобщее обозрение. Ну а тех, кто по баллам оказывался дальше всех от первого места, сначала просто оставлял на дополнительных занятиях, в «школе дурака», как величали захламленную и никому не нужную аудиторию на краю Вселенной, где собирались хромые, косые, убогие лунатики.
И, судя по вывешенному списку, одна хорошенькая блондинка.
А из этой комнаты прямая дорога на отчисление… И не стоять мне в мантии ученого, не получать Нобелевской премии, не давать интервью в газету, о том что блондинки – тоже люди…
При мысли о последнем я взвыла.
Люди вокруг смеялись. И, кажется, показывали на меня пальцами. Может потому что надо мной загорелась огромна неоновая стрелка?!
Я побежала, размазывая тушь и сопли, не представляя даже, как теперь должна выбираться из этой ямы. В голове стучала лишь одна идея – надо сказать Женьке. И он что-нибудь придумает! Забьет дракона, то есть декана, и мне не придется ходить в ту страшную комнату…
Я неслась коридорами, надеясь найти пустую аудиторию, чтобы немного прийти в себя. И нашла. Не совсем пустую.
Из полуоткрытой двери доносились голоса, и несмотря на состояние аффекта, я распознала чьи и замерла с занесенной ногой.
– Меня бесит эта дура в розовом, с которой ты все время общаешься, – немного растянутые гласные и томный, низкий голос. Я знаю его, несмотря на то, что девушка учится в совершенно другой группе. Еще одна звезда нашего универа, из тех что умницы, красавицы и комсомолки, в том смысле, что дочки партийных работников.
Всегда мне не нравилась.
– Зато не приходится ходить на лекции и есть время на тебя. На нас, – с придыханием. И этот голос я тоже знала. – К тому же она так забавно вьется, как кучерявая собачонка, вокруг ног, нам с парнями есть хоть над чем поржать.
Поржать. Над кучерявой собачкой. Понятно.
И пусть у меня розовые затычки в ушах, я слишком хорошо понимаю, о ком они говорят.
– Ты должен быть осторожнее, а то я ревну-ую, – капризно продолжала будущая королева.
– Все, что хочешь дорогая, – звуки противных чмоков. – Мне не нужна эта перезревшая девственница.
Перезревшая?!
Я была в таком шоке, что невольно двинулась, нажала на дверь и ввалилась в аудиторию. Вся как есть – зареванная, бледная и, наверняка, в красных пятнах.
Женя. И правда он. И крашеная блондинистая дрянь – то, что она не натуральная блондинка, я знала от знакомого парикмахера.
– Эм, Ликуся?
А я даже сказать ничего не могу.
Лицо полыхнуло, а в голову ударила волна чего-то такого, чему я даже не могла дать названия.
Ненавижу!
Я выскочила из аудитории, проклиная предателя, собственные чувства и всю эту идиотскую историю – и идиотский универ, и родителей, и природу, а в голове вспышками проносилось нелестные эпитеты в мою сторону, сцены в столовой, сдавленные смешки «доброжелателей», которые я не замечала.
Сволочи!
Я должна им отомстить и мстя моя будет страшна!
Я застыла посреди коридора, раздумывая, какая мстя будет лучше – электропила или асфальтовый каток – как услышала:
– Анжелика? – Витя. Взялся же откуда-то.
Опять этот маньяк меня преследует – он с самого первого дня смотрит на меня, как на богиню на пьедестале, наверное и не подошел бы познакомиться, если бы не учились в одной группе.
Я уж было по привычке отмахнулась и пошла прочь, вспоминая знакомые названия режущих агрегатов – зря что ли у меня у дяди лесопилка – как вдруг замерла.
Медленно повернулась.
Витя.
Мелкий, щуплый – так это накачать можно.
Близорукий – операцию делают.
Да и пластическая хирургия сейчас на высоте.
Я улыбнулась изо всех сил:
– Витюша-а…
Витюша замер. И отшатнулся. Наверное он из тех эксгибиционистов, что никогда не рассчитывают на ответ жертвы. Ничего. Привыкнет.
Я нависла над ним – ростом он конечно не вышел – и пропела:
– Мне та-ак нужна твоя помощь…
Сглотнул. Дернулся было бежать, но я уже схватила его за рукав. Пару предсмертных трепыханий и вот он уже поник и пролепетал:
– Как… я могу тебе помочь?
Все. Клетка захлопнулась.
Не прошло и месяца, как он предложил мне руку, сердце и прочие органы.
А я, не будь дурой, точнее будь, согласилась.
А потом обнаружила себя стоящей в родном ЗАГСе в шикарном платье и собиравшейся окончательно и бесповоротно испортить свою многообещающую жизнь.