Точка удара

— Мощность взрыва измеряется килотоннами, — пояснила Дакота. — В бомбе, упавшей на Нагасаки, взорвалось десять килотонн. Одна килотонна соответствует тысяче фунтов тротила. Представьте себе десять тысяч фунтов тротила, взорвавшихся за один раз, и вы поймете, о чем идет речь.

— Но насколько велик взрыв? — спросил Тревис, рыжеволосый помощник управляющего, стоявший рядом со Шмидтом. Он нервно подпрыгивал на пятках. — Насколько обширна площадь эпицентра и все остальное?

— Огненный шар при взрыве достигает семисот футов в диаметре. Но ударная волна уничтожает все на своем пути. На расстоянии четверти мили ударная волна достигала более 20 пси.

— Что такое пси? — поинтересовался Хулио.

— Эффект взрыва измеряется величиной избыточного давления — давления, превышающего нормальное атмосферное значение в фунтах на квадратный дюйм, или пси, — объяснила Дакота. — Двадцать пси равны силе ветра в пятьсот миль в час.

Шей прикрыла рот пальцами и судорожно вздохнула.

— Ураган пятой категории — это сто пятьдесят миль в час, — мрачно заметил Логан.

Дакота кивнула.

— Представьте себе взрыв в три раза мощнее самого сильного урагана, и вы начнете понимать, о чем идет речь. Почти все здания разрушены до основания. Все, кто в них находился, погибли.

— Ударная волна немного ослабеет, но даже в радиусе километра она будет равна пяти пси, что все равно превышает сто шестьдесят миль в час. По сути, это ураган пятой категории, пронесшийся через центр Майами.

— Дальше ударная волна мощностью в один пси будет простираться примерно на семь квадратных миль, но она все равно остается достаточно серьезной, чтобы разбить стекло, как это случилось в «Пивной хижине».

— Ничего себе, — выдохнул Тревис.

— А потом выпадают осадки, — продолжила Дакота. — Осадки наиболее опасны в непосредственной близости от нулевой отметки. Если вы их видите — например, на улице, — они приведут к достаточно сильной дозе облучения, чтобы убить вас за считанные дни или неделю.

— Но если вы не видите, это не значит, что они вас не убьют, просто, может быть, не за несколько дней, а за несколько недель или месяцев. И поскольку вы не заметите этого, то даже не узнаете, что радиация убивает вас, пока не заболеете.

— Значит, нам просто нужно выбраться из этой местности, и все будет в порядке? — с надеждой спросила Замира.

— Нет. Радиоактивные осадки движутся вслед за преобладающими ветрами. Как за поверхностными, которые мы можем почувствовать, так и за верхними атмосферными потоками, нами не замечаемыми. Они могут распространяться и загрязнять сотни квадратных миль.

— Мы не можем оставаться здесь месяцами! — воскликнул тощий загорелый белый парень в шортах цвета хаки и лососево-розовой рубашке для гольфа.

Ранее он представился Майлзом. На первый взгляд, он казался зажатым невротиком, из тех, что устраивают истерики по пустякам, вместо того чтобы с головой уйти в решение реальных проблем.

— Мы и не должны, — заметила Дакота.

— Да мы умрем с голоду задолго до этого! — воскликнул Майлз.

— Нет, не умрем, — огрызнулся Логан.

— Мы в ловушке! — завизжал Майлз. — Мы не сможем здесь выжить…

— Просто заткнись на секунду, ладно? — Дакота прижала пальцы к вискам, как будто пытаясь заглушить пронзительный скулеж.

Логану и самому хотелось заглушить шум крепким напитком. Или ударом по глотке Майлза.

— Давайте все просто успокоимся, — вмешался Хулио. Он хорошо играл роль миротворца, вероятно, отточив это умение на сотнях пьяных драк, которые ему приходилось разнимать в качестве бармена. — Мы должны сохранять спокойствие. Паника ни к чему.

— Я не паникую! — взвился Майлз. — Это вы…

— И как долго нам здесь сидеть? — спросила симпатичная фигуристая женщина с Ближнего Востока по имени Раша, перебив Майлза.

Она встала рядом с ним, поглаживая наманикюренными пальцами его ярко-красное предплечье.

Они были женаты, и Логан не мог понять, как так получилось — не потому, что они принадлежат к разным расам, а потому, что Майлз казался таким придурком.

— Моя мама и сестра живут в Пайнкресте, — спокойно сказала Раша с едва заметным акцентом. — Мы собирались навестить их сегодня вечером. Нам нужно убедиться, что с ними все в порядке.

— Уровень радиоактивных осадков быстро падает, но… — начала Дакота.

— Как быстро? — перебил ее Майлз. Он стряхнул успокаивающую руку жены. — Сколько дней?

— Это зависит от силы взрыва, ветра и высоты…

— Просто скажи нам! — отчаянно рявкнул Майлз.

— Чтобы быть в безопасности? — уточнила Дакота, взвешенным и ровным голосом, хотя мускул на ее челюсти напряженно дернулся. — Думаю, нам придется остаться здесь на неделю.

У Логана засосало под ложечкой. Семь дней в ловушке в темноте и жаре с горсткой обезумевших, паникующих незнакомцев — это настоящая пытка.

Хуже того, его фляга опустеет задолго до возможности убраться отсюда. От этой мысли у него пересохло во рту.

Глаза Майлза округлились.

— Неделя? Ты, наверное, шутишь. Мы первым же рейсом улетим из этой адской дыры!

Логан не мог не согласиться с оценкой Майлза, даже если тот просто невежественный болван. Он с беспокойством придвинулся к стене.

— А как же наши семьи? Наши друзья? Моя жена? — растерянно спросил Хулио. — Мы не можем просто оставить их там.

— Сейчас вы ничего не можете для них сделать. — Мышцы на челюсти Дакоты дернулись. — Какая им польза, если вы отправитесь туда, чтобы просто умереть? Мы должны подождать. Тогда сможем попытаться им помочь…

— Хватит, слышите, довольно! — рявкнул чей-то голос.

Глава 16

Логан

Логан наблюдал за тем, как грузная, пышногрудая женщина с всклокоченными медными волосами и яростным взглядом устремилась вниз по дальней лестнице с того места, где она сидела в среднем ряду, а за ней едва поспевал мальчик лет шести.

Он заметил ее еще раньше, когда осматривал зал. Она не спустилась вниз, чтобы постирать одежду или помочь набрать воды. Все это время она сидела в зале и ничем не занималась, а только размышляла.

Женщина остановилась в нескольких сантиметрах от Дакоты, которая поднялась на ноги при первых признаках опасности. Она ткнула пальцем в официантку.

— Похоже никто не в состоянии сказать это, поэтому скажу я. Ты до смерти пугаешь моего сына своими бреднями!

— Что? Нет… — начала Дакота.

— Кто вы такие? Какой-то культ конца света? Вы все под наркотой? Это какая-то дурацкая шутка, которую вы придумали, чтобы охотиться на невинных, богобоязненных граждан?

Дакота вздернула подбородок и не сдвинулась ни на дюйм. Она оттолкнула палец женщины.

— Вам лучше отойти, дамочка.

Логан напрягся. Он отступил от стены и расцепил руки, держа их наготове. На всякий случай.

Женщина убрала палец, но не потеряла ни капли язвительности.

Она окинула злобным взглядом мокрую, мятую рубашку Логана и его растрепанные волосы.

Ее губы презрительно скривились.

— Я этого не потерплю. У моего сына тренировка по футболу. У меня свидание. У меня есть жизнь!

Она набросилась на Шмидта.

— Можете не сомневаться, я потребую вернуть деньги и устрою шумиху в социальных сетях. С таким отвратительным обслуживанием я еще нигде и никогда не сталкивалась!

— Мы видели своими глазами, — заявил Хулио, пытаясь быть дипломатичным. — Был взрыв, вспышка света…

— О, вспышка света, серьезно? — огрызнулась женщина. — Сейчас вы начнете рассказывать об инопланетянах.

А ведь эта женщина и ее ребенок даже не покинули зал после взрыва. Она не вышла, когда здание содрогнулось, когда мимо пронеслась ударная волна или когда отключилось электричество. Она не видела ни разбитых окон, ни грибовидного облака, ни жутко потемневшего неба.

Она просто сидела и ждала, рассчитывая, что электричество восстановят и фильм — и ее жизнь — продолжатся в обычном режиме.

— Америка подверглась нападению, — торжественно произнесла Замира. — По меньшей мере взорвались три бомбы…

— Никто не нападает на Америку, — фыркнула женщина. — Никто бы не осмелился. Кроме того, даже если бы и напали, радиация — это миф. Опасность совсем не такая, как утверждают паникеры.

— Могу вас заверить, опасность вполне реальна, — процедила Дакота сквозь зубы.

— Как бы там ни было… — женщина пренебрежительно махнула рукой, — если это вообще правда, то безопаснее всего нам будет дома. Туда мы и отправимся.

— На улице полный хаос. — В голосе Дакоты появились опасные нотки. — Осадки все еще смертельны. Вы рискуете жизнью своего ребенка.

— Никто не будет указывать мне, как воспитывать собственного сына. С меня хватит. Мы уходим отсюда. Вы еще получите от моего адвоката иск о запугивании, помяните мое слово.

Дакота встала перед женщиной, сжимая руки в кулаки. Казалось, она готова ударить возмущенную дамочку по лицу.

— О, ты, наверное, шутишь. Я в два раза крупнее тебя, девочка. Убирайся к черту с дороги.

Дакота не отступила.

— Если вы выйдете туда, то убьете своего ребенка.

Логан не был склонен к драматизму. Он предпочитал простую жизнь с простыми удовольствиями. Если ему приходилось выбирать между тем, чтобы ввязаться в историю или уйти, он уходил в десяти случаях из десяти.

И все же.

Испуганный взгляд маленького мальчика, выглядывающего из-за массивного бедра матери, не давал ему покоя. Он чувствовал, как глаза ребенка, словно два лазера, впиваются ему в душу.

Дакота могла о себе позаботиться. Он видел это по ее стойке: ноги на ширине плеч, одна нога чуть впереди другой для устойчивости, она легко балансирует на носках, руки свободно держатся по бокам. Хорошая позиция для конфронтации, но в то же время готова к защите или нападению.

Кто-то научил ее не только тому, как пережить ядерный апокалипсис. Она знала, как сражаться.

Но даже лучшим бойцам нужен напарник, прикрывающий спину. По правде говоря, Логан не хотел, чтобы этот мальчишка попал под осадки еще больше, чем она.

Тяжело вздохнув, он прошел по проходу и встал рядом с Дакотой.

— Леди, это правда. Половина людей здесь своими глазами видели грибовидное облако. Видите порезы на Хулио? Он получил их от ударной волны, разбившей все стекла в радиусе нескольких миль. Не подвергайте жизнь вашего мальчика опасности. Подождите хотя бы день. Дайте себе и ему шанс на спасение.

— Убирайтесь с моей дороги! — прорычала женщина.

Он не пошевелился.

— Ты собираешься ударить женщину? В самом деле? — Ее лицо побагровело от ярости. Глаза налились злобой. Она схватила сына за руку и прижала к себе.

Мальчик поднял на Логана глаза, широко и испуганно моргая. Зеленые глаза, а не темно-карие. Его тонкие волосы были рыжими, как у матери, а не черными и вьющимися, как у ребенка из самых страшных кошмаров Логана.

Логан резко отвел взгляд.

— Они пытаются спасти вам жизнь, вот и все, — спокойно сказал Хулио, стоя позади них.

— Здесь есть еще несколько детей, — поддержала их Шей. — Вы можете остаться с нами.

Женщина проигнорировала остальных и не сводила пристального взгляда с Логана.

— Если это «нет», убирайся к черту с моего пути.

— Вы неправы, — дрожащим голосом сказала Дакота.

— Дакота, — Хулио коснулся ее руки, его голос звучал мягко и умоляюще. — Я думаю, лучше оставить все как есть.

Хулио был прав. Женщина не собиралась оставаться, если только они не удержат ее насильно. Судя по лицам, никто не был готов пойти на такую крайность. Не хотел и он.

Логан подавил чувство вины. Эта женщина не его проблема.

У него сейчас и без нее достаточно своих забот. У них у всех, откровенно говоря.

Он отступил в сторону и взмахнул рукой.

— Как пожелаете, леди. Кто я такой, чтобы стоять на пути у самоубийцы?

Дакота застыла на месте, дрожа, жесткое выражение лица выдавало ее гнев.

Но она не попыталась остановить женщину, которая с торжествующим видом прошла мимо них, волоча за собой сына.

— Не возвращайтесь домой, — все же крикнула Дакота вслед удаляющейся спине. — Идите как можно дальше, как можно быстрее и в сторону от ветра. Это ваш единственный шанс.

Женщина показала средний палец и исчезла в темноте, а в зале эхом разнесся стук закрывающихся дверей.

Глава 17

Логан

Несколько минут все просто стояли и смотрели друг на друга в шокированном молчании. Логан и не думал удивляться этой ситуации.

В мире полно упрямых невежд. И с этим ничего нельзя поделать. Переживать из-за них — пустая трата времени и мозговых клеток.

Но этот ребенок… эти широко распахнутые, полные ужаса глаза не выходили у него из головы.

— Она знает, куда идти, — потрясенно проговорила Шей. — Дакота ее предупредила. Надеюсь, они благополучно доберутся.

— Нет, — резко отреагировала Дакота, ее голос звучал жестко, в глазах сверкали яростные вспышки, — они не выживут.

— Забудь о ней, — посоветовал Логан. — В любом случае, мы уже ничем не можем им помочь. Она сделала свой выбор. Это не наша вина.

Дакота смерила его тяжелым взглядом, но спорить не стала.

— Ты объясняла про радиацию, — мягко сказал Хулио. — Нам все еще нужно это знать. Продолжай, пожалуйста.

Дакота резко вдохнула. Она отвернулась от дверей зрительного зала и встала лицом к группе. Ее руки по-прежнему были сжаты в кулаки.

— Как мы узнаем, что можно выходить на улицу? — спросил Хулио.

— Ладно, — проворчала Дакота. — Итак, радиоактивные осадки распадаются по экспоненте. Наибольшую опасность они представляют в первые четыре-шесть часов. Я полагаю, что худшие из них осядут на землю примерно через двадцать четыре часа.

— Ты полагаешь? — Шмидт насмешливо хмыкнул. — Как мы можем доверить тебе свои жизни? Возможно, ты все это выдумала, откуда нам знать!

— Она права, — подтвердила Шей. — Я учусь на третьем курсе сестринского дела в университете. А еще состою добровольцем в службе спасения. В январе прошлого года я прошла семинар по готовности к стихийным бедствиям и реагированию на них. В рамках подготовки мы изучали медицинские меры реагирования на ядерные катастрофы. Оценки риска, процедуры дезактивации, сортировка и экстренный уход за пациентами в полевых условиях и так далее.

Дакота благодарно кивнула Шей за поддержку.

— Послушайте, я не эксперт. Но один очень умный и хорошо подготовленный человек научил меня тому, что знал сам. Эти знания помогут нам выжить.

— Тьфу! — фыркнул Шмидт. — Вы обе едва окончили школу! Еще два миллениала, которые думают, что знают все на свете…

— Просто дай им договорить, — вмешался Логан. То немногое терпение, что у него оставалось, уже давно иссякло. — Тогда сможешь решить, во что хочешь верить.

Несколько человек кивнули в знак согласия. Майлз скрестил руки на груди. Шмидт бросил на Логана взгляд, полный отвращения, но промолчал.

Плевать ему было на то, что этот придурок терпеть его не может. Логану не было никакого дела до ненависти окружающих.

— Это называется эмпирическое правило 7:10. — сказала Дакота. — Оно гласит, что на каждое 7-кратное увеличение времени после детонации приходится 10-кратное снижение интенсивности воздействия. Другими словами, когда количество времени умножается на 7, скорость воздействия делится на 10. Если при детонации уровень радиации составляет тысячу бэр в час, то через семь часов он будет равен ста бэр в час. Семь раз по столько, то есть семь часов, равняется сорока девяти часам.

— По истечении сорока девяти часов, или двух суток, радиация снизится до десяти бэр в час. А семь раз по столько, то есть сорок девять часов умножить на семь, — это сколько?

— Триста сорок три часа, или две недели, — посчитал Логан.

— Верно. В этот момент уровень радиации будет составлять всего один бэр в час.

Хулио в замешательстве покачал головой.

— Ты можешь в двух словах объяснить все эти цифры?

Уголок рта Дакоты дернулся.

— Если коротко, то через двадцать четыре часа доза радиации будет составлять десять процентов от той, что есть сейчас. Через сорок восемь часов — один процент.

— Тогда мы сможем выбраться отсюда и найти мою маму, — прощебетала Пайпер. Она выглядела такой же искренней и полной надежд, как потерявшийся щенок. — Да?

Дакота только покачала головой.

— Все еще далеко не безопасно. По моим расчетам, мы находимся в полутора милях от взрыва, но мы оказались прямо на пути радиоактивных осадков, которые сейчас могут достигать тысячи бэр в час…

— Что это значит? — спросил Логан. — Я завалил химию в старшей школе. — На самом деле он бросил школу в шестнадцать лет, но об этом никому не нужно знать.

— Рентген — это способ измерения количества излучения, испускаемого в данный момент, — уточнила Дакота. — Бэр — это биологический эквивалент рентгена, его используют для оценки биологических последствий излучения. Единица измерения дозы, которую поглощает человек, называется грей. Люди также иногда используют единицу, называемую рад. Они означают одно и то же — поглощенную дозу радиации.

— Сто рад равны одному грею. 100 бэр равны 100 радам или одному грею. Бэр относится к количеству радиации в определенной области, а грей и рад — к дозе, поглощенной человеком. Облучение носит накопительный характер.

— А что означают эти дозировки? — спросил Хулио, в замешательстве нахмурив брови.

— Я это знаю, — отозвалась Шей. — Между одним и двумя греями, или 100–200 радами, обычный человек сталкивается с острым радиационным синдромом, сопровождающимся тошнотой и рвотой, головными болями и вялостью. При дозе в шесть-восемь грей, или 500–600 рад, пятьдесят процентов облученных умрут, даже при условии медицинского вмешательства, такого как пересадка костного мозга. Для тех, кто не имеет доступа к медицинскому лечению, смерть наступит в девяноста пяти процентах случаев.

— А свыше девяти грей? — напряженно спросил Логан.

Шей взглянула на Изабель и Пайпер и начала нервно грызть ноготь.

— Ну, шансы не очень велики.

— Расскажи нам все начистоту, — потребовал Логан.

Ему нужно точно знать, с чем именно он столкнулся. Шансы никогда не были в его пользу. И все же ему удавалось раз за разом побеждать, даже когда часть его самого предпочла бы сдаться.

Дакота встретила его взгляд, не дрогнув.

— Никто не выживет.

— Сколько людей уже погибло? — Замира мужественно подняла дрожащий подбородок, поглаживая волосы внучки, но в ее темных глазах блестели слезы. Пайпер прижалась к ней, положив голову на плечо кубинки, ее очки все еще криво держались на носу.

— Должно быть, сотни тысяч, — предположил Логан.

Дакота кивнула.

— В густонаселенных городских районах — от семидесяти пяти до ста тысяч, плюс сто — двести тысяч серьезно раненых. Это от одной бомбы.

— А их было три? — уточнила Раша.

— Насколько нам известно, — проговорил Хулио напряженным голосом.

Многие утирали слезы. А кто-то смотрел в оцепенелом шоке, не в силах осознать масштабы постигшего страну зверства.

Мысли Логана не давали ему покоя, он пытался отмахнуться от чудовищных цифр, притвориться, что такого ужаса просто не может быть. Усилием воли он заставлял себя смириться с этим и как можно быстрее привыкнуть к новой реальности.

— Десятки тысяч людей в радиусе двух миль от эпицентра пострадают от больших и потенциально смертельных доз радиоактивного облучения. — уточнила Дакота. — Кроме того, радиоактивные осадки пронесутся за преобладающими ветрами еще на двадцать — шестьдесят миль, в зависимости от силы ветра и его направления.

— Сотни тысяч людей будут вынуждены покинуть свои дома. Но даже после того, как всех эвакуируют, местность будет загрязнена долгие годы.

— Сколько территорий? О каком размере идет речь? — спросил Уолтер своим хриплым от курения голосом.

Дакота пожала плечами.

— Все зависит от ветра и размера бомбы. Ядерный взрыв мощностью в десять килотонн может легко сделать непригодными для жизни более трехсот квадратных миль. Возможно, даже больше.

Логан, вопреки себе, наклонился вперед. Может быть, он и бросил учебу, но у него всегда был острый ум. Он на секунду прикрыл глаза, подсчитывая в уме.

— Если использовать соотношение семь к десяти, то через сто дней земля будет по-прежнему загрязнена на полбэра в час. Четверть бэра в час в ближайшие… семьсот дней, или два года.

— Так долго? — ахнула Раша в ужасе.

— Хуже, — возразила Дакота. — Спустя тринадцать лет она все еще будет равна одной восьмой бэра в час. Радиация не распадется до ничтожных величин и через десятилетия. Дождь может смыть зараженную почву за несколько недель или месяцев, но городские и пригородные районы — это совсем другая история.

— Все здания — дома, школы, больницы, тюрьмы, заводы — станут непригодными для использования. Правительство будет сносить постройки и проводить масштабные мероприятия по дезактивации, но на это уйдут годы.

На мгновение все они уставились друг на друга, не скрывая охватившего их ужаса. Разрушения будут огромными, с далеко идущими последствиями, которые они пока даже не могли себе толком представить.

— Матерь Мария и Иосиф, — пробормотал Хулио, перекрестившись. — Да поможет нам всем Бог.

Замира теребила в руках связку молитвенных бусин, которую достала из кармана.

— Мы должны молиться за все потерянные и страдающие души.

Молитвы никогда не помогали Логану. Срабатывало только одно, и то ненадолго. Его переполняло жгучее желание, впивающееся когтями во внутренности, шипящий шепот, преследующий каждую его мысль.

Чего бы он только не отдал за бутылку водки «Абсолют» или виски «Джек Дэниэлс». Почему они не могли найти убежище в одном из тех кинотеатров с ресторанами и винной картой?

Вот это был бы прекрасный способ переждать апокалипсис.

Глава 18

Иден

Иден в ужасе прижала кулак ко рту. Она задыхалась от отчаянных беззвучных рыданий, ее тело сотрясалось от дрожи, как после землетрясения.

Но это было не землетрясение.

Чудовищный рев затих. Дрожь прекратилась. Свет, пробивавшийся сквозь щели в дверной раме, потускнел.

Теперь вокруг лишь кромешная тьма. Черная, такая густая и непроглядная, что Иден не могла разглядеть свои руки перед лицом.

Она напрягла слух, прислушиваясь, не появились ли люди, приемные родители, кто-нибудь, способный ее спасти. Единственным звуком оставалось только мерное капанье воды в раковине. И учащенный стук собственного сердца в ушах.

В ванной комнате пахло лимонным средством, которое использовала горничная. Иден уперлась позвоночником в дно жесткой фарфоровой ванны. Плечи и шея болезненно затекли. Колени были неудобно согнуты, босыми ступнями она упиралась в дальнюю стенку ванны под краном.

Большая диванная подушка, которую Иден положила на себя, неприятно царапалась, одна из молний впилась ей в шею. Под подушкой она прижимала к груди блокнот, вцепившись в него пальцами, как когтями.

Но она не осмеливалась пошевелиться.

Иден знала, что это была за яркая вспышка, что она означала.

Ядерная бомба.

Неужели это и есть тот самый суд, о котором проповедовал ее отец? Армагеддон, низвергающийся с небес в яростном шквале дыма и огня?

Дакота ее предупреждала.

Так же, как и Эзра много лет назад, когда позволил им пожить в своей хижине на краю болота. Казалось, что они удалились так далеко от цивилизации, что с таким же успехом могли бы жить на краю света.

Именно так Иден себя сейчас чувствовала — словно соскользнула с края планеты и затерялась где-то в другом измерении или, может быть, в черной дыре.

Она не знала, насколько все плохо. Она ничего не знала.

За пределами крошечной ванной комнаты может оказаться разрушенным весь мир. А дом целиком погребен под тоннами обломков так глубоко, что никто и никогда не сможет ее откопать, даже если услышит крики.

Но их никто не услышит. Потому что у нее больше нет голоса. Нет возможности связаться с кем-то за этими четырьмя тесными стенами. Она застряла здесь, в темноте, в окружении только ванны, раковины и унитаза, прохладного кафельного пола.

Иден знала, что не сможет уйти, пока за ней не придут.

Если за ней придут. Как обещала Дакота.

Она осталась совсем одна. Одна во тьме, которую боялась, во тьме, где могли затаиться чудовища, как воображаемые, так и реальные.

Иден застонала, и из ее горла вырвался хриплый, надломленный звук. По щекам текли слезы, в носу противно хлюпало.

Она хотела к своим приемным родителям.

Она скучала по ним. Скучала до боли в груди, почти так же сильно, как по Дакоте, отцу и братьям.

Иден хотелось, чтобы Габриэлла сидела рядом и утешала ее, пока она проваливается в тяжелый, беспокойный сон, смахивала с лица ее влажные волосы и напевала какую-нибудь испанскую песенку, слов которой Иден не понимала.

Хотела, чтобы Гордж принес ей еще одну из своих любимых книг — «1984» или «Скотный двор» — и читал ей до поздней ночи, даже если ему на следующий день нужно идти на работу.

В те первые недели в доме Россов без Дакоты рядом кошмары преследовали Иден каждую ночь.

Она не могла закричать после кошмара. Не могла сообщить им о своем горе, о своем ужасе.

Она металась в постели в темноте, задыхаясь от собственных тихих, хриплых стонов, беззвучно рыдая, сотрясаясь всем телом, слишком напуганная, чтобы выйти из комнаты.

Только когда однажды ночью она упала с кровати, они узнали о ее кошмарах. Инстинктивно прижавшись к стене, она схватилась за блокнот, чтобы написать объяснение, горячо извиниться и пообещать больше никогда их не будить.

Они отреагировали не так, как ее настоящий отец в таких случаях, — с презрительным гневом и стыдом. На следующий день Гордж установил тревожную кнопку на ее тумбочке. Когда она нажимала на нее, его телефон пищал, предупреждая их.

Россы всегда приходили вместе, оба.

Иден они нравились. Даже очень, хотя она не осмеливалась сказать об этом Дакоте.

Габриэлла была добрейшей поэтессой, а Гордж — педиатром с черным чувством юмора.

Именно Габриэлла подарила ей дар речи, записав на курсы американского языка жестов, и купила карандаши и принадлежности для рисования.

Гордж открыл для нее мир книг и чтения — книг, которые были бы под запретом в ее прежней жизни в общине. Но Гордж позволял Иден читать все, что она хотела.

Она боялась сказать Дакоте правду — она хотела, чтобы Россы ее удочерили. Хотя она любила Дакоту всем сердцем.

И знала, что Дакота отчаянно хочет стать ее законным опекуном.

Иден страстно желала снова стать частью настоящей семьи.

Она разрывалась между своей привязанностью к Россам и преданностью Дакоте. Внутри нее боролись страх, чувство вины и потеря.

Может, это все уже не имело значения. Может, ее приемные родители погибли. Может, и Дакота мертва. Может быть, все люди во всем штате Флорида также мертвы.

Ее разум отогнал эту мысль.

Нет. Габриэлла и Гордж все еще живы, пытаются найти дорогу домой. И Дакота тоже шла за ней.

Постепенно рыдания Иден стихли. Она вытерла соленые слезы тыльной стороной ладони. Ее прерывистое дыхание замедлилось.

Она прижала блокнот к груди и уставилась в густую, нависающую черноту, представляя себе форму потолка над собой.

Дакота была самым сильным человеком из всех, кого она знала. Сестра никогда не сдавалась.

Иден любила своих приемных родителей, но именно в Дакоту она верила.

Глава 19

Логан

— У тебя там остались близкие? — тихо спросил Логана Хулио.

Они прислонились к стене и отрешенно смотрели на безмолвный, погруженный в темноту зал. Слабые лучи фонарей освещали все вокруг жутким, призрачным светом. Время шло, но Логан не представлял, сколько именно. Вряд ли много.

Но когда он наконец выберется отсюда, куда ему идти?

Дома Логана не ждали ни любимая девушка, ни собака, радостно виляющая хвостом.

На самом деле у него и друзей нет. А семья, которая у него когда-то была, давно отреклась от Логана.

Он ходил на работу, в спортзал и в бар, возвращался домой в неприметную квартиру, в которой не было ничего, кроме самого необходимого: матраса, холодильника, набитого пивом, и шкафа, заставленного вином и крепким алкоголем.

Изо дня в день он делал одно и то же. Маленькая, осторожная, бесплодная жизнь.

Но он ведь заслужил это?

И вот, когда Логан уже подумал, что наконец обрел равновесие, жизнь снова сбила его с ног. Хорошо так опрокинула.

— Нет, — ответил он. — Никто по мне не скучает.

— Моя жена в Уэст-Палм-Бич, навещает сестру, — Хулио не смог сдержать дрожь в голосе. Его левое колено тряслось как сумасшедшее. — У нас никогда не было детей. Просто не получалось, понимаешь? Сейчас я думаю, что, может, это и к лучшему. А вот сестра моей жены родила двух маленьких кубинских чертят. Девочкам сейчас пять и семь лет. Одна увлекается принцессами и пони, а у второй всегда грязь под ногтями, она обыгрывает всех мальчишек в своем классе в футбол и софтбол. Не знаю, что бы я делал, если бы мы потеряли своих дочерей…

В баре Хулио всегда успокаивал окружающих, давая им возможность выговориться и поплакаться. Логан не знал, что сказать. Что лучше не иметь никого и беспокоиться только о себе?

Только так он и выжил. Не стоит давать врагу ни единого шанса. Никто и ничто не могло причинить ему вред.

Но он не мог сказать этого Хулио, чье лицо осунулось от беспокойства за свою семью. В баре Логану оставалось только пить, не просыхая, а потом пить еще. Серьезные разговоры он оставил Хулио и остальным.

Логану безумно захотелось выпить прямо сейчас. Он достал из кармана серебряную фляжку, отвинтил крышку и позволил себе сделать один долгий, сладкий глоток.

В конце концов, выпивка закончится, но, черт возьми, он не хотел бы выпить ее всю прямо сейчас.

— Мне жаль, дружище, — наконец выдавил он. Молчание между ними внезапно стало еще глубже, словно яма, в которую он упадет, если не скажет что-нибудь, какими бы неубедительными ни были его слова.

— Я не герой, — уныло уставился в свой телефон Хулио. — Если честно, я до смерти напуган. Но я не могу просто бросить ее там. Она… она нуждается во мне. Каким бы я был мужчиной, если бы не пошел за ней?

— Живым.

Хулио болезненно фыркнул.

— Я чувствую себя таким виноватым. С каждой секундой… становится только хуже.

Логана всегда удивляло, как легко и открыто Хулио говорит о своих чувствах. Как будто это совершенно нормально, как будто чувство вины — не тяжелая звенящая цепь, сдавливающая его горло, не смертельный рак, медленно отравляющий изнутри.

Чувство вины Логана напоминало темную, ядовитую муть, которую он закопал как можно глубже и старался вспоминать о ней как можно реже.

Он открыл рот, хотя понятия не имел, что сказать.

— А как насчет йода? — спросила Раша в нескольких ярдах от них. Ее вопрос стал благословенной передышкой в напряженном разговоре. Логан слегка сдвинулся с места, полностью сосредоточившись на Раше.

Она пристроилась на краешке кресла, скрестив ноги, и рассеянно постукивала ногтями по бесполезному телефону, который все еще держала в руках, словно он мог волшебным образом включиться.

Раша нахмурилась, поправляя хиджаб.

— Я как-то читала апокалиптический роман, в котором Китай сбросил на нас ядерную бомбу, и все кинулись принимать йод, чтобы защититься от радиации. Нам нужно об этом беспокоиться?

— Я отвечу, — отозвалась Шей, сидевшая у дальней стены. — На самом деле это миф, что йод — спасительное лекарство. При взрыве ядерной бомбы или аварии на электростанции в воздух выбрасывается радиоактивный йод, который люди вдыхают. Он поглощается щитовидной железой и потенциально может вызвать рак.

— В идеале нужно принимать йодид калия непосредственно перед облучением или сразу после него, чтобы радиоактивный йод из ядерного взрыва не попал в щитовидную железу. Если щитовидная железа поглощает весь необходимый ей йод из нерадиоактивного йодида, то радиоактивный йод не усваивается и выводится с мочой.

— Фу, — пискнула Пайпер.

Шей щелкнула жвачкой.

— Именно.

— Значит, он не вызывает рак? — уточнила Замира.

— Если радиоактивный йод накапливается в щитовидной железе, то он может вызвать рак, да. Но у людей старше сорока лет риск развития рака щитовидной железы из-за радиоактивного йода практически отсутствует. Однако они чаще страдают от побочных эффектов приема йода, таких как сыпь, тошнота и аллергические реакции. Дети тоже.

— Кроме того, даже если вы приняли йодид калия вовремя и защитили свой организм от проникновения радиоактивного йода, радиоактивный йод — это лишь малая часть общего радиационного облучения. Йод не защищает организм ни от одного из остальных 99 % радиоактивных нуклидов. — Шей запнулась. — Лучше позаботиться о подходящем убежище. Иначе окажется, что вы просто переставляете стулья на «Титанике».

Раша кивнула, слегка опустив плечи, и уставилась на телефон, зажатый в ее ухоженных руках.

— Мне кажется, мы все равно этим занимаемся. Переставляем мебель на тонущем корабле.

Логан хмыкнул.

— Это была бы более быстрая смерть.

Дакота бросила на него тяжелый взгляд.

Он только пожал плечами. Это ведь правда. От всех этих унылых разговоров ему отчаянно хотелось сунуть голову в бутылку.

— Мы справимся, — жизнерадостно заявила Шей, и ее голос прозвучал слишком громко и бодро в мрачном зале. Она щелкнула жвачкой, благодарно улыбнувшись Логану и Хулио, а затем Дакоте. — С нами все будет хорошо. Вы, ребята, нас спасли.

— Это все Дакота, — поправил ее Хулио. — Она это сделала.

Шей широко улыбнулась Дакоте.

— Спасибо.

Официантка неловко поерзала. Она откашлялась, как будто не привыкла к похвале и чувствовала себя неловко.

— Я сделала то, что должна была. Любой поступил бы так же.

Почему-то Логан сильно в этом сомневался.

Он бы точно бросил их всех.

Глава 20

Дакота

— Привет, — тихо сказал Хулио, подходя к Дакоте.

Она сидела в первом ряду, подтянув колени к груди, и тупо смотрела на большой белый экран, словно он мог дать ей ответы, в которых она отчаянно нуждалась.

Но созерцание экрана ничего ей не дало.

Она снова и снова прокручивала в голове сцену с женщиной и ее сыном, пытаясь изменить сценарий так, чтобы та осталась.

Не помогло.

Одна мысль о самодовольном, высокомерном лице этой дамочки наполняла Дакоту яростью. Это неправильно. Задача родителя — защищать своего ребенка, несмотря ни на что.

Дакота никогда не понимала людей, которые подвергают ребенка опасности ради собственных эгоистичных, иррациональных желаний.

Некоторые из ее приемных родителей поступали так же — и все это ради денег, а их жестокость объяснялась равнодушием, жадностью или нарочитым невежеством.

А Мэддокс, Соломон и остальные — они принадлежали к совсем другой породе жестоких людей.

Жгучая кислота обожгла горло Дакоты. Она с трудом сглотнула. Ужасные картины, которые она так старалась забыть, внезапно вспыхнули в ее сознании.

Страшно представить, что происходит с мальчиком на улице, как ядовитая радиация проникает в его кожу, клетки, кости.

То же самое переживали сейчас десятки тысяч людей, которые не нашли убежища и не знали, что делать.

Так много людей, не обладающих знаниями, чтобы быстро среагировать и спасти свои жизни и жизни близких.

И еще были те, кто, получив факты, все равно предпочел игнорировать реальность прямо перед собой. Они просто не хотели смотреть правде в глаза; в глубине души они были трусами, малодушными и глупыми, подвергая опасности жизни всех вокруг.

Она стиснула зубы, сжав руки в кулаки. Ей нужно успокоиться, сосредоточиться. «Раз. Два. Три. Дыши».

— Алло? Земля вызывает Дакоту.

Она взглянула на Хулио.

— Да?

Он со стоном опустился на свободное место рядом с ней.

— Ты в порядке?

Хулио казался старше, чем утром. Под глазами залегли тени, а у рта появились глубокие морщины. В волосах прибавилось седины, лицо осунулось. На руках, шее и левой щеке красовались два десятка больших пластырей.

Ей не нравилось видеть Хулио таким потерянным. Он был порядочным человеком, покладистым и дружелюбным. Добрым, когда это не требовалось.

У Дакоты не хватало терпения на большинство людей, но он ей нравился.

— Я не могу не спросить тебя, — проговорила она сочувственно. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не беспокойся обо мне. — Он натянуто улыбнулся и понизил голос. — Скажи лучше правду. Насколько все плохо на самом деле? Насколько мы здесь защищены?

Дакота вздохнула.

— Уровни защиты зависят от типа здания, конструкции, расположения внутри здания и даже от времени, прошедшего с момента взрыва. Невозможно сказать наверняка.

— Ты умная девочка и, похоже, разбираешься во всем этом. Что ты сама думаешь?

— Существует три основных типа радиации. Альфа-частицы не могут проникнуть через кожу человека. Они вредят, только если их вдохнуть или проглотить.

— Бета-излучение не способно проходить сквозь лист алюминиевой фольги и проникает лишь на восьмую часть дюйма в ткани человеческого тела. Но оно может вызвать сильные ожоги, если частицы попадут на голую кожу. Обычная одежда служит хорошим барьером.

— Но наибольшую опасность представляет гамма-излучение. Гамма-лучи проникают практически сквозь все. Представь, что каждая гамма-частица — это светодиод, который светит во всех направлениях. А теперь увеличь все это в миллионы раз. Любой свет, который доходит до нас, — это излучение.

— Необходимо защищаться от всего этого света, причем со всех сторон — с земли, с боков и с крыши. Главное — масса; чем плотнее материал, тем лучше.

Дакота закрыла глаза, вспоминая выцветшие схемы, которые старый Эзра велел ей выучить. Она помнила только первые три примера.

…4 дюйма свинца, 2,4 дюйма бетона или 3,6 дюйма плотной грязи вдвое уменьшат количество гамма-лучей, проникающих через соответствующий материал. Так называемый слой половинного ослабления. Экранирование измеряется долей гамма-лучей, которые оно блокирует.

— Если бетон определенной толщины — скажем, 2,4 дюйма — блокирует половину поступающей радиации, его коэффициент защиты равен 2. КЗ, равный 10, означает, что внутри вы получите дозу на одну десятую меньше, чем снаружи.

— Как и в случае с солнцезащитным кремом, чем выше коэффициент защиты, тем больший щит от радиации получает укрывшийся человек по сравнению с тем, кто остался снаружи.

Хулио застонал.

— Не могу поверить, что ты заставляешь меня заниматься математикой. Математика и апокалипсис несовместимы.

Дакота пожала плечами. Математика никогда не вызывала у нее затруднений.

— При трехкратном слое половинного ослабления излучение составит одну восьмую дозы, а при четырехкратном — одну шестнадцатую. Пятикратный слой — одна тридцать вторая, или КЗ 32. Значит, пройдет около трех процентов излучения, а девяносто семь процентов будет заблокировано.

— Как думаешь, у нас коэффициент защиты не меньше 32? Мы на первом этаже, но над нами есть еще один этаж. По обе стороны от нас как минимум пять магазинов приличного размера. Весь комплекс представляет собой тяжелую конструкцию.

— Я надеюсь, что он ближе к 40, но не знаю наверняка.

— Что, если бы вместо кинотеатра мы укрылись в том большом офисном комплексе?

Дакота прищурилась, глядя на огромный пустой экран над ними. Что всегда говорил Эзра? Когда тебе понадобится это знать, будет уже слишком поздно.

— Адекватной защитой, достаточной для спасения от острого лучевого синдрома, считается коэффициент защиты равный 10 или выше. Подвал одноэтажного дома имеет КЗ 10. Но подвал или подземный гараж многоэтажного дома имеет КЗ 100 и более.

— Во внутренних помещениях больших зданий в среднем от 30 до 80. В подземном убежище со свинцовой облицовкой — 1000. Минимальный требуемый показатель КЗ в общественных убежищах — 40. В общем, прикинь сам.

— А обычный дом?

— В деревянном каркасном доме максимум 2 или 4 КЗ. В двухэтажном доме из цементных блоков? Может быть, 6 или 7 во внутренней ванной комнате вдали от дверей и окон. Этого слишком мало.

Дакота с тоской подумала об Иден, у которой не было времени найти убежище получше, чем двухэтажный дом. По крайней мере, он был большим.

Хватит ли этого? Оставалось надеяться, что облако радиоактивных осадков останется на востоке и Иден избежит худшего. Для ее сестры это единственный шанс.

Хулио показал в сторону коридора, ведущего к дверям зала.

— А там? Насколько сильна радиация?

Дакота устало закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— В этом весь вопрос, согласись? Без счетчика Гейгера я понятия не имею. Все, что я знаю, — уровень очень высок. Но не могу сказать больше.

— Ты отлично справилась, — Хулио похлопал ее по руке. — Ты спасла нас. Ты герой.

Дакота покачала головой, чувствуя, как к горлу подступает ком. Именно Эзра дал ей знания, которые помогли выжить. Она не сделала ничего особенного, чтобы заслужить похвалу. И она не совершила ничего героического, чтобы спасти этих людей. Она даже не смогла уберечь того мальчишку от глупости его матери.

В конце концов, она просто беспомощна, как и все остальные.

Глава 21

Дакота

Примерно через час Шей подошла к Дакоте и Хулио, засовывая в рот пластинку жвачки. Она предложила жвачку им, но они покачали головами.

Она сунула упаковку в задний карман.

— Простите, что беспокою вас, ребята, но что вы думаете о еде? Тревис уже жалуется, что голоден. Он худой, но может съесть целый холодильник. Может, нам стоит разделить провизию?

— Хорошая мысль, — поддержала ее Замира. — Если мы пробудем здесь хотя бы неделю, нам нужно убедиться, что еды хватит на это время.

Замира не расклеилась, как некоторые другие. Она казалась практичной, не склонной к глупостям бабушкой, почти как сестра Розмари из общины.

У Дакоты сдавило грудь. Поток воспоминаний грозил захлестнуть ее с головой. Она вытеснила их из своих мыслей. В апокалипсис нет времени на жалость к себе.

— Следует продумать норму расхода, — предложила она вместо этого.

Замира слегка подтолкнула внучку, пытаясь вдохнуть в нее жизнь.

— Никто не хватает еду без спроса, да?

Изабель не ответила, хотя Пайпер слабо улыбнулась.

Дакота заставила себя кивнуть. Она вдруг почувствовала невероятную усталость.

— Нас пятнадцать человек и четыреста сорок семь упаковок чипсов, конфет и печенья. Чтобы хватило на семь дней, мы можем выдавать по четыре упаковки на человека в день.

— Этого мало! — воскликнул Тревис, тощий рыжеволосый помощник управляющего. — Я умру с голоду!

Раша указала на груду еды, поджав губы.

— Откуда нам знать, что эту еду вообще можно есть? Не отравимся ли мы каждым кусочком.

Дакота осмотрела еду.

— Облучение исключено. Радиация выделяется только в момент детонации. После этого ничто не становится радиоактивным. Выпадение радиоактивных осадков происходит после взрыва — никакой новой радиации не образуется.

— Если частицы радиоактивных осадков попадут в открытую еду или воду через прорвавшиеся трубы, то они могут быть заражены. Если съесть или выпить их, радиоактивные частицы попадут внутрь организма. Но все, что было запечатано на момент взрыва, безопасно.

Раша и Тревис просто тупо уставились на Дакоту.

— Вот — представьте, что повсюду бегают тараканы, прикасаются ко всему, но все, до чего таракан не может добраться, безопасно — бутилированная вода в порядке, потому что таракан не может попасть внутрь.

— Логично, — с готовностью согласилась Шей.

Шмидт нахмурился, презрительно скривив губы.

— Это моя еда. Я за всем слежу. — Он показал им ручку и блокнот. — И я буду записывать, сколько каждый должен, помяните мое слово!

Дакота стиснула зубы. Этот придурок действовал ей на нервы.

— Я с радостью заплачу. Как только завтра откроются банки.

Чтобы сохранить анонимность и не выдать себя, она не пользовалась ни банками, ни кредитными картами, но он этого не знал. Кроме того, в ближайшее время банки точно не будут работать.

Дакоте очень хотелось открыть заднюю крышку чехла для телефона и достать аккуратно сложенные наличные, которые она всегда держала под рукой, — двести долларов, — просто чтобы заткнуть Шмидта.

Она старалась не думать о своих сбережениях, спрятанных в нише в стене, закрытой одной из картин Иден. Теперь они все равно пропали.

Если ее ужасная квартира разрушена, то деньги в буквальном смысле исчезли, просто превратившись в пепел. А ведь она уже потеряла свою сумку. Столько необходимых вещей, купленных за последние два года, столько приготовлений, которые Дакота сделала, безвозвратно утеряны в один миг.

Все, что у нее осталось, — это двести долларов.

Кто знал, когда снова заработают банки, банкоматы и кредитные карты? Когда вернется электричество? Через несколько дней? Через несколько месяцев?

Что, если было больше трех бомб? Что тогда случилось со страной?

Дакота поспешила выбросить эту мысль из головы и сосредоточилась на настоящем моменте.

Как только она заберет Иден, им понадобятся еда, кров и свежие припасы для путешествия.

Наличные деньги имели решающее значение.

— Вот, — Хулио достал из заднего кармана бумажник и протянул Шмидту кредитную карту и смятую двадцатидолларовую купюру. — Сколько бы ни стоила еда, сними деньги с моей карты сразу же, как только все закончится.

— Хулио… — с досадой начала Дакота. К несчастью, ее босс был слишком добросердечен. А Шмидт просто придурок. Так и хотелось отвесить хорошую оплеуху его жирному, жадному лицу…

— Меня это устраивает, — Шмидт забрал кредитную карту Хулио, сунул ее в нагрудный карман своей формы управляющего и снова принялся расхаживать перед кучей еды, словно король, защищающий замок от неверных.

Дакота вскочила на ноги и направилась по ступенькам к задним сиденьям, подальше от людей, чтобы никого не ударить.

Она провела здесь всего один день, а уже страдала клаустрофобией, нервничала и была чертовски раздражена. Будет чудом, если она сохранит рассудок в следующие сорок восемь часов, не говоря уже о неделе.

Она опустилась на одно из сидений в дальнем углу и позволила себе откинуть голову на мягкий подголовник. Ее трясло, одежда все еще была слегка влажной. По крайней мере, она была одна.

Тем не менее Дакота не закрывала глаза. Ей не помешало бы поспать, отдохнуть и набраться сил для предстоящего трудного путешествия, но она не доверяла этим людям.

От одной мысли о том, что ей придется ослабить бдительность, у нее сдавило грудь, а внутренности скрутило от страха.

Она лучше всех знала, что опасность может исходить откуда угодно, особенно от напуганных и отчаявшихся людей.

Ее мышцы напряглись и скрутились, а живот словно превратился в кирпич.

Больше всего на свете она ненавидела это чувство всепоглощающей беспомощности.

Иден сейчас там — в ловушке, возможно, раненая, наверняка напуганная. Подверглась ли она воздействию радиации? Умирает ли она прямо сейчас?

И был Мэддокс, все еще смертоносная тень, маячившая на краю сознания Дакоты, от которой она не могла избавиться.

Если он выжил после взрыва, то не позволит бомбе помешать ему выследить добычу и забрать свой приз. Он был самым целеустремленным и решительным человеком, которого она когда-либо встречала.

Нет, он не умер. Вряд ли ей так повезет.

Он все еще где-то там, охотится. Идет за Иден, такой беззащитной и никем не охраняемой.

Дакота очень хотела действовать, выбраться отсюда и спасти сестру, но не могла, пока не могла. Ничего нельзя было сделать. Смертельная доза радиации и смерть через неделю никому не принесут пользы.

Несмотря ни на что, она должна сохранять хладнокровие.

Иден нуждалась в сестре.

Глава 22

Мэддокс

Мэддокс застонал. Он почувствовал во рту металлический привкус, словно там скопилась грязь и медь. В его сознание медленно проникали звуки, звенящие и далекие.

Автомобильные сигнализации.

Он не знал, сколько времени прошло. В ушах гудело. Перед глазами плавали белые пятна. Откуда-то капала кровь.

Медленно и осторожно он подвигал руками, затем ногами. Боль пронзила его, но Мэддокс не обратил на нее внимания. Он отстегнул ремень безопасности и нащупал дверную ручку.

Она не сдвинулась с места. Дверь автомобиля потеряла первоначальную форму.

С трудом он осознал, что такси смялось вокруг него, как банка из-под газировки.

Таксист безвольно обмяк, его окровавленная голова болталась под неестественным углом, а тело все еще было пристегнуто ремнем безопасности. Руль врезался ему в грудину. Таксист был мертв.

Задняя правая дверь выглядела неповрежденной. Мэддокс потянулся на заднем сиденье, все его тело ныло, плечо пронзила острая боль, и он насилу открыл дверь. С трудом превозмогая неотвязную муку, он все-таки выбрался из такси.

Мэддокс хрипя рухнул на бетон и кое-как поднялся на ноги. Он все еще был в туннеле. Аварийные огни мерцали красным светом, заливая стены туннеля жутким сиянием. Несмотря на тусклый свет, он мог видеть достаточно ясно.

Машины больше не стояли ровными, упорядоченными рядами. Некоторые опрокинулись на бок, их колеса продолжали вращаться; другие оказались перевернутыми, крыши этих авто вмялись внутрь, металлические каркасы были разбиты, раздавлены и сломаны.

По всему туннелю машины, грузовики и внедорожники представляли собой обломки искореженного, дымящегося металла. Истошно вопили сигнализации. Несколько автомобилей загорелись. Казалось, что какой-то гигант схватил машины и как игрушечные швырял в стены и потолок, друг в друга.

Но в этом не было смысла. В голове Мэддокса все смешалось, мысли были разрозненными и бессвязными. Должно быть, он получил сотрясение мозга в результате аварии.

Он остался в туннеле один. Двери нескольких машин были открыты: те, кому удалось выжить, бросили свои разбитые автомобили и поспешили уйти.

Как долго он был без сознания? Минуты? Часы?

Мэддокс проверил телефон, но тот был разряжен. Он нащупал кобуру — «Беретта» все еще была при нем. В поисках выхода из туннеля он развернулся — до прохода было всего несколько сотен ярдов.

Он невольно моргнул и снова вгляделся. В конце туннеля не было видно солнца.

Часть туннеля обрушилась.

Вход был завален обломками: кусками труб и бетона, кабелями, извивающимися, как питоны, кусками металла и пластика, а также огромной бетонной плитой, упавшей с потолка под углом почти в девяносто градусов.

Сквозь него просвечивал треугольник желтого тумана.

Там была брешь. Зазор, через который он мог выбраться.

Кое-как, спотыкаясь, Мэддокс добрался до странного тусклого света. Удушливый запах пыли усложнял его путь через завалы, Мэддоксу приходилось отталкивать и отодвигать в сторону искореженные балки и куски обрушившихся стен и потолка.

Спустя какое-то время он выбрался наружу.

Мэддокс вышел прямо на дамбу. Он не обращал внимания ни на бродящих и стонущих людей, ни на горящие разбитые машины. Он ошеломленно застыл на месте, глядя на раскинувшиеся перед ним руины.

Над Майами нависло огромное клубящееся облако. Все, что находилось под ним, горело. Из сотен очагов возгорания поднимался густой черный дым.

Повсюду клубились пыль, дым и огонь.

Линия горизонта выглядела слишком странно.

Небоскребы, которые еще несколько минут назад тянулись к небу, просто исчезли.

Верхушки сорокаэтажных зданий были попросту срезаны. Часть зданий была пробита насквозь, как будто гигантское чудовище пообедало сталью. Другие представляли собой почерневшие стальные скелеты, искривленные и погнутые, торчащие в небо, как выбитые зубы.

Мэддокс подумал, что наступил конец света, и Армагеддон, о котором он всегда слышал, обрушился на землю с неистовой, сотрясающей яростью, чтобы покарать людей.

Это было одновременно прекрасно и пугающе.

Глава 23

Дакота

Часы тянулись невыносимо медленно. Глаза Дакоты горели от усталости, но она не решалась уснуть. Тревога терзала ее изнутри. Она все время думала об Эзре и хижине — единственном месте, где она когда-либо чувствовала себя в безопасности.

Дакота наклонила фонарик, лежавший в пластиковом подстаканнике на подлокотнике, и пошарила в боковом кармане своих черных брюк-карго, чувствуя успокаивающую тяжесть ножа у бедра.

Она вытащила сложенный лист бумаги, который всегда носила с собой.

Нож. Рисунок. Сумка для побега. Три вещи, которые она держала при себе, насколько это было возможно.

Дакота разгладила тонкую бумагу, немного потрепанную на сгибах за два года. Один из рисунков Иден, как всегда, выполненный великолепно.

Хижина в лесу, как называла ее Иден. Но это была не просто хижина, а небольшая крепость. И она находилась не в лесу, а в Эверглейдс.

Простая деревянная хижина с плоской жестяной крышей занимала примерно две трети страницы, ее окружали огромные кипарисы, а по краям — белые заросли мангровых деревьев.

В нижней части рисунка простиралось болото, поросшее острой травой, среди стеблей которой почти скрывалась двухместная аэролодка.

Адрес приемной семьи Иден тоже был спрятан, аккуратно вписанный в кору одного из кипарисов в левой части листа. Дакота давно выучила адрес, но рисунок все равно сохранила.

Невзрачная на вид хижина, притулившаяся посреди болота, оказалась для Дакоты тем самым домом, которого она не знала с тех пор, как ее родители погибли девять лет назад, когда ей самой было десять. Она не попрощалась с Эзрой, когда два года назад ей пришлось бежать вместе с Иден. Дакота очень надеялась, что теперь их примут радушно.

Хижина была их целью. Только там, как она знала, можно укрыться в безопасности и найти запас еды и припасов на три года вперед.

Какой бы хаос ни надвигался — а Дакота уже не сомневалась, что Эзра снова окажется прав, — хижина станет надежным убежищем в любую бурю.

Она мысленно вернулась в тот день, когда они с Иден впервые наткнулись на хижину. Они обе были грязными, окровавленными, голодными и напуганными.

Три года назад Дакоте было шестнадцать, а Иден — всего двенадцать.

Стояла глубокая летняя ночь. В жарком неподвижном воздухе стрекотали цикады. Комары надоедливо пищали над ухом. От влажности ее кожа покрылась бисеринками пота, которые выступили на лбу, шее и руках.

Но она почти ничего из этого не чувствовала.

Они бежали из поселения Ривер-Грасс — бежали от того, что сделала Дакота, от того, что ждало Иден.

Кровь заливала дрожащие руки Дакоты, ее лицо. Но это была не ее кровь.

Кое-какая часть крови принадлежала Иден.

Сердце бешено колотилось в груди, учащенное дыхание сдавливало горло, а спину жгло, как кислотой, — Дакота схватила Иден за руку и побежала.

Длинные юбки развевались вокруг ног, они с сестрой проскочили мимо тесных лачуг, обогнули сад и сараи, добрались до сторожевой площадки, где должна была стоять охрана, но никого не было, и спустились по деревьям к краю болота.

Дакота знала, где хранятся аэролодки, — ключи от них висели в рамке для картин на стене эллинга. Она даже знала, как управлять такой лодкой.

Мэддокс и его брат Джейкоб тайно выводили ее на прогулки дюжину раз. До того как они стали врагами. Но она не могла думать об этом.

Через силу превозмогая боль от обожженной кожи на спине, она схватила ключи и фонарик, висевшие на стальном крюке. Ее окровавленные пальцы оставили красные следы.

Они узнают, что она была здесь. Хотелось надеяться, что к тому времени Дакота и Иден будут уже далеко от Ривер-Грасса.

Она остановилась на краю илистого берега, вглядываясь в бесконечные мили травы, покрывавшей неподвижную темную воду. То тут, то там среди травы проглядывали небольшие деревца.

Насколько хватало глаз, картина во мраке оставалась неизменной. Страх пульсировал в каждой клеточке ее тела. Местность была дикой и опасной. Умереть здесь можно сотней разных способов.

Зато, уйдя по воде, они могли легко затеряться.

А если потеряться, то их невозможно будет отыскать.

Из общины вела только одна дорога. Если они попытаются ей воспользоваться, «Пастухи» выследят их не пройдет и часа.

Так у них с сестрой хотя бы будет шанс.

То, что осталось позади, было гораздо хуже того, что лежало перед ними. Она должна в это верить.

Иден рядом с ней слабо застонала.

Через силу, заставляя себя двигаться, Дакота стиснула зубы, чувствуя, как рубец над лопаткой пульсирует от жара, обжигая при каждом движении.

«Раз, два, три. Дыши».

Перетерпеть боль. Это все, что она могла сделать. Если они не выберутся, еще один ожог будет наименьшей из ее проблем.

Дакота осторожно села на сиденье, установленное перед решеткой с пропеллером. Узкая лодка была алюминиевой, длиной около двенадцати футов.

Двигатель стоял на металлических подмостках в нескольких футах от кормы. Сиденье располагалось на квадратной платформе, поднятой на несколько футов в воздух, а пассажирское кресло находилось чуть ниже.

Дакота вытащила из-под пассажирского сиденья небольшую водонепроницаемую сумку, порылась в ней и протянула сестре беруши. Себе она тоже прихватила пару.

Вставила ключ в замок зажигания, трижды нажала на резиновую кнопку дросселя и повернула ключ. Двигатель выпустил клуб дыма и с ревом ожил, пропеллеры закрутились, сотрясая лодку.

Иден схватилась за края сиденья. Ее взгляд был стеклянным и расфокусированным, из раны на горле все еще сочилась кровь, несмотря на разорванную рубашку, которой Дакота обмотала шею сестры.

— Держись крепче, — крикнула она, хотя Иден, похоже, не слышала ее из-за шума двигателя.

Если вдруг Иден потеряет хватку и упадет в воду… она поплывет, но сможет ли доплыть до берега, раненой? Ее кровь привлечет аллигаторов, как корм акул?

Дакота стиснула зубы и подавила панику. Ей и так есть о чем беспокоиться. Она должна верить, что Иден сможет это сделать, что они справятся.

Она нажала на дроссель, медленно прибавляя газ, пока они не понеслись по воде с хорошей скоростью. С помощью рычага управления она прокладывала путь, лавируя между возникающими препятствиями.

Дакота взглянула на маленький экран GPS, который показывал, куда ей нужно плыть — двадцать пять миль до дамбы.

Она не знала, куда бежать после этого. Может, в дешевый отель в Эверглейдс-Сити. Просто уехать куда-нибудь подальше отсюда, в безопасное место.

Они плавно скользили по водной глади. Она едва слышала собственные панические мысли, пробивающиеся сквозь шум мотора. Голые руки и ноги жгло от летящих в них клочков травы — аэролодка работала как мощная газонокосилка.

Дакота стерла капли крови и проигнорировала саднящую боль.

Им больше подошли бы брюки, ботинки и рубашки с длинными рукавами, чтобы защититься от травы с острыми краями. Но они обе в длинных юбках и блузках с короткими рукавами — сковывающие движения вещи, которые Дакота была вынуждена носить с первого дня своего прибытия в поселение.

После того как ее родители погибли в автокатастрофе, набожная и суровая тетя Ида согласилась взять ее к себе и перевезла через всю страну в коммуну, где она жила и работала, — «Ривер Грасс Компаунд», дом Пастырей Милосердия.

Было это целую жизнь назад.

Минуты тянулись черепашьим ходом. Дакота продолжала вертеться на сиденье, ожидая, что свет фар преследующего их аэроглиссера ее ослепит.

Но все было чисто.

Лунный свет заливал все вокруг серебристым сиянием. Островки деревьев проплывали мимо, словно темные корабли в светящемся море. Она вела лодку мимо ветвей деревьев и прямо через заросли травы и рогоза.

Пользуясь навигационными огнями, Дакота следила за водяными змеями — в темноте их не видно — и аллигаторами. Аллигаторы всегда были рядом.

В этих местах опасность таилась повсюду.

Прямо над поверхностью солоноватой воды на нее смотрели десятки маленьких пар красных глаз — глаз аллигаторов. Благодаря тапетум луцидуму, расположенному в задней части каждого глаза и отражающему свет обратно в фоторецепторы, глаза аллигаторов светились красным дьявольским светом.

Казалось, что приспешники Сатаны наблюдают за ними и только и ждут, чтобы наброситься.

Иден сгорбилась на сиденье, ее била крупная дрожь, хотя было совсем не холодно. Сестре срочно нужен врач, но Дакота не могла его предоставить.

— Еще совсем немного, — пообещала она, но Иден не ответила.

Они миновали полосу сухой земли, поросшую невысоким кустарником, и несколько торосов — островов из деревьев, зарослей рогоза и густой меч-травы. Она направилась к узкому каналу, проходящему через густые заросли рогоза по обеим сторонам.

Двигатель неожиданно взревел. Лодка покачнулась и замедлила ход. Дакота проверила газ, и неприятное предчувствие кольнуло ее в живот.

— Черт возьми!

В своем отчаянном стремлении сбежать она не проверила и выбрала аэроглиссер, в котором оставалось меньше четверти бака бензина.

Они еще и близко не подошли к дамбе.

Черт. Черт. Черт. Что теперь?

Она оглядела бескрайнюю воду, траву, деревья, и к горлу подступила паника.

Там. Примерно в тридцати ярдах впереди справа. Старый, гниющий причал, ведущий к полуострову с сухой землей, поросшей кипарисами и мангровыми деревьями.

На обветшалой деревянной табличке, торчавшей из воды на илистом берегу, красной краской были выведены слова: «Нарушители будут застрелены».

Во время одной из поездок Мэддокс провел ее мимо этого самого причала, попутно указав на него и радостно воскликнув:

— Это жилище сумасшедшего старика Эзры. Не подходи слишком близко, а то этот старый чудак прострелит тебе голову. На полном серьезе.

Был ли у нее теперь выбор? В аэроглиссере почти закончился бензин.

Без GPS-навигатора на лодке она понятия не имела, в какую сторону двигаться.

Они были далеко от дамбы, от дороги, от любого намека на цивилизацию.

Без лодки им пришлось бы идти и плыть по болотам, кишащим аллигаторами, по бескрайним зарослям осоки и рогоза, которые тянулись бесконечно.

Они могли странствовать днями, неделями, не встречая других людей… если вообще прожили бы так долго.

Они сбежали, не имея ничего, кроме одежды. У них не было еды. Ни безопасной, отфильтрованной воды, ни даже бутылки. Им негде было укрыться от стихии и смертоносных хищников, населявших эти земли, — аллигаторов, змей, кабанов, пантер.

Если бы она могла спланировать, заранее подготовиться к побегу, если бы Дакота была готова… Но они бежали, спасая свои жизни. Она не могла вернуться назад и все изменить.

— Я привела нас сюда не для того, чтобы умереть, — прошептала Дакота сквозь стиснутые зубы. — Нет.

Глава 24

Дакота

Дакота по-прежнему сидела с закрытыми глазами, погрузившись в свои воспоминания.

Вторжение на чужую территорию было опасным, но это лучше, чем умереть от голода, теплового удара, укуса ядовитой змеи или в пасти аллигатора.

У нее не было выбора.

В дюжине ярдов впереди канал преграждали поваленные деревья.

Она заглушила мотор.

Густые кипарисы смыкались над головой. Вода казалась черной как чернила.

Что-то тяжелое зашевелилось на илистом берегу и с плеском упало в воду.

По ногам Иден пробежала дрожь, и она уперлась позвоночником в голени Дакоты.

С помощью шеста Дакота подтолкнула лодку к гнилому причалу, который стоял здесь уже лет пятьдесят. А может, и сто. Не хватало нескольких досок, а те, что уцелели, покоробились и покрылись плесенью.

Она выключила мотор и помогла Иден перелезть через алюминиевый борт. Лодка раскачивалась при каждом их движении.

Иден застонала, издав странный хриплый звук. Дакота уперлась плечом в руку Иден и зашипела от боли, обжигающей спину, но ей нужно было удержать сестру на ногах.

Они поспешили по причалу, который внезапно закончился, и их ноги погрузились в грязь, настолько глубокую, что она засасывала их по щиколотку.

Старая хижина на бетонных блоках завалилась набок. От нее осталась лишь трухлявая фанера, покрытая черной смоляной краской. Дверь заброшенной лачуги висела открытой, словно зияющая пасть.

Внутри же царила кромешная тьма. Дакота осмотрела комнату при помощи фонарика.

Тараканы и крысы бросились врассыпную от света. Еще больше покореженной древесины, плесени, экскрементов животных и туша енота в углу.

Стол, сколоченный из двух спилов и расколотого и отслаивающегося куска фанеры. Три ржавых металлических стула, один из которых завалился куда-то в сторону. И треснувшая, почерневшая фарфоровая раковина, вмонтированная в недостроенную деревянную стойку.

Половина потолка обрушилась на грязный матрас, прислоненный к дальней стене. Здесь им нечего было делать.

Без еды. Без воды. Без крова.

Иден дрожала всем телом на грани срыва. Она обеими руками держалась за рубашку, завязанную вокруг горла. Дакота боялась взглянуть на ее рану, чтобы оценить, насколько все плохо.

— Мы здесь не останемся, — твердо сказала она. — Найдем что-нибудь получше, обещаю тебе.

Она вспомнила слова Мэддокса о том, что старик прячет свое жилище на виду у всех.

На самом деле это просто фальшивая лачуга, чтобы люди думали, что здесь больше никто не живет. Его настоящее жилище находилось дальше.

Иден обмякла в ее руках, поясница Дакоты невыносимо ныла, мышцы напряглись, жгучая боль от ожога пронзала плечо, шею и позвоночник.

Страдальчески морщась от боли, она отступила от лачуги.

Луч ее фонарика освещал темноту. Позади них плескалась вода — то ли рыба, то ли черепаха, то ли аллигатор. Громко ухал филин, несколько птиц перекликались в ночи.

Слева что-то зашуршало.

У Дакоты перехватило дыхание. Она развернула фонарь, пошатываясь под тяжестью сестры.

Из подлеска, всего в трех метрах от них, доносилось ворчание и сопение. Примерно в полуметре над землей на нее уставилась пара глаз.

Она мельком увидела посеребренные бивни.

Кабан.

Дакота застыла совершенно неподвижно.

Кабаны часто ведут себя агрессивно. Их клыки могут нанести серьезный урон.

У нее не было ни оружия, ни возможности защититься. Бежать попросту некуда.

Может в лодку? Хотя, конечно, кабан настигнет их раньше, чем они сделают несколько шагов. Лодка теперь совершенно бесполезна.

Она ждала, не дыша, ее пульс гулко отдавался в черепе.

Наконец кабан повернулся и, шаркая, ушел в ночь.

Дакота выдохнула с облегчением. Ледяной ужас, сковавший кровь в ее венах, отступил. Она сжала дрожащее плечо Иден.

— Теперь все хорошо. Все хорошо.

Тем временем их положение оставляло желать лучшего. Дакота слабела от голода, жажды, боли и ужаса. Она не могла унять дрожь в руках, под ногтями запеклась кровь, ладони покрылись ранами.

Она закрыла глаза, борясь со свежим воспоминанием, резким, как медная кровь во рту: широко раскрытые, пристальные глаза, растекающаяся лужа под телом, не красная, как она ожидала, а жуткая, маслянисто-черная.

И нарастающий отчаянный крик, вырывающийся из ее собственного горла…

Дакота отогнала страшное видение. Никак нельзя сейчас терять голову.

Иден была ранена, но Дакота еще не знала, насколько сильно. Им нужно поскорее найти дом этого чудака. Они нуждались в еде, воде и отдыхе.

И тут она увидела дорогу. Заросшая тропа больше походила не на просеку, а на расщелину в зарослях кипарисов.

Дакота напряженно вглядывалась в темноту, в переплетение стволов и лиан, ее сердце гулко билось о ребра, ожог подергивался, как второй пульс.

— Сюда, — прошептала она Иден.

Она почти не помнила, как они пробирались сквозь густую тьму, как их юбки постоянно цеплялись за ветки, сучья и колючки, какие жуткие звуки издавали еноты, как ухала сова, а другая ей отвечала, как в кустах по обе стороны от них шуршали какие-то существа.

Комары кружили вокруг ее лица, кусая через одежду, каждый сантиметр открытой кожи, даже веки. Иден спотыкалась рядом с ней, молчаливая, но страдающая, а Дакота снова и снова поднимала ее на ноги.

Вдруг что-то схватило ее за ноги.

Дакота упала, увлекая Иден за собой. Боль пронзила ее правую икру. Колючая проволока обвилась вокруг ноги, впиваясь в голую кожу.

Фонарик беспорядочно метался, когда она заметила электрифицированную изгородь, увенчанную мотками колючей проволоки длиной в три фута, поваленное дерево, вероятно, упавшее во время сильной бури накануне вечером.

— Смотри, Иден. Это знак. Неважно, от кого, лишь бы он помог, Иден.

Она сделала несколько глубоких вдохов и высвободилась из колючей проволоки, шипя от боли сквозь стиснутые зубы.

По ее пальцам потекла кровь. Дакота вытерла их о грязную юбку. Грубая, запекшаяся рана на спине горела огнем. Болели все мышцы спины, рук и ног.

Боль нужно перетерпеть. По крайней мере, у нее был в этом опыт.

Она перелезла через поваленное дерево, неся на себе Иден, и упала на землю по другую сторону забора, едва не придавив сестру.

Дакота выключила фонарик. Они скользили в темноте так тихо, как только могли. Впереди в лунном свете виднелась одноэтажная хижина в центре широкой поляны, окруженной несколькими постройками поменьше и колодцем.

На первый взгляд, ничего особенного.

Но Дакота помнила предупреждение Мэддокса. Она не забыла и об электрическом заборе. С тем, кто решил жить в одиночестве посреди Глейдс, шутки плохи.

И все же они должны рискнуть.

— Теперь осторожно, — предупредила она и Иден, и себя, прекрасно понимая, в какой опасности они находятся.

Горло нестерпимо жгло от жажды. Голова кружилась от голода и боли.

— Мы войдем в дом, возьмем все, что сможем унести, и сбежим. На другом конце участка есть проход, ведущий к шоссе, по которому мы уедем в безопасное место, хорошо?

Иден не кивнула и не показала, что вообще услышала Дакоту. Она уставилась в землю, устало покачиваясь на пятках, ее плечи сотрясались. Возможно, она была в состоянии шока.

Страх сдавил горло Дакоты, мешая дышать. Она схватила Иден за плечи и вгляделась в ее безжизненное лицо.

— Я позабочусь о тебе, слышишь? Ты под моей защитой. Я не позволю тебе умереть, клянусь тебе. Я не оставлю тебя. Никогда.

Тогда она сдержала свое слово.

Она могла сделать это снова. Она сделает это снова.

Теперь, складывая рисунок и осторожно убирая его обратно в карман, Дакота повторяла эти слова, как заклинание как обещание.

— Я не оставлю тебя. Никогда.

Глава 25

Логан

— Проголодалась? — Логан протянул оранжевый пакетик чипсов и бутылку воды.

Официантка — Дакота — дремала, поджав ноги на мягком сиденье, сложив руки на животе.

Она выглядела маленькой и уязвимой — раньше он не ассоциировал это слово с Дакотой.

Но как только он заговорил, она резко открыла глаза и вскочила на ноги, уже держа в руке нож и целясь ему в грудь.

Осторожная девушка. И умная.

На самом деле не стоит с помощью ножа обезвреживать противника, если только не хочешь застрять в нем, как в игольнице.

Он сделал шаг назад, подняв руки с пакетом чипсов, бутылкой воды и фонариком, с легкой улыбкой на лице.

— Просто подумал, что тебе не помешает подкрепиться.

Логан ожидал, что она извинится или смутится после того, как набросилась на него с ножом, но Дакота лишь пожала плечами. И нож не убрала в ножны.

— Конечно.

Он вложил пакет с чипсами и воду в ее свободную руку. Дакота потянулась и откинулась в кресле. Нож она пристроила на подлокотнике рядом с собой, в пределах досягаемости. Окинула светом фонарика зал.

Остальные выжившие беспокойно спали на разных местах, большинство из них — рядом с экраном, который, казалось, наблюдал за ними всеми, как огромный белый глаз.

Шмидт сидел, скрестив ноги, перед едой и запасом воды, с планшетом на коленях и ручкой в руке, упрямо продолжая бодрствовать. Кто бы сомневался.

— Кстати, меня зовут Логан.

— Я знаю.

Он просканировал проходы и заднюю часть зала на выявление чего-либо необычного, потенциальной угрозы, а затем опустился на сиденье рядом с ней. Это давно вошло в привычку, укоренилось в его ДНК.

Дакота бросила на него настороженный взгляд, но ничего не сказала.

— Смотрю у тебя есть часы. Механические, да? Не помню, когда я в последний раз видел такие.

Она отправила в рот чипсы.

— Подарок.

— Хорошая вещь. Только так мы поймем, что прошло достаточно времени. Кстати, который час?

Дакота опустила взгляд, ее лицо напряглось в тени.

— Девять тридцать три утра.

С момента взрыва бомбы прошел двадцать один час. Как быстро все может измениться. Миру потребовалась всего секунда, чтобы превратиться в ад. Конечно, он уже знал об этом.

— Первый день конца света, — съязвил Логан.

— Ты так думаешь? Конец света?

Логан хотел пошутить, но взрыв потряс его, хотел он признавать это или нет.

— Может, и не мира. Но, наверное, нашей страны.

Дакота задумчиво пожевала губу.

— Все ожидают, что жизнь вернется на круги своя за неделю или две. Люди инстинктивно понимают, что это более серьезная террористическая атака, чем в 2001 году. Но они надеются, что просто вернутся домой, на работу, что инфраструктура, эта страна, какой они ее знают, выстоит.

— Нет. Не выстоит, если несколько бомб убили сотни тысяч человек. А что, если бомб было больше? Добавь к этому радиоактивные осадки, уничтожающие сотни, а может, и тысячи квадратных миль городской недвижимости на долгие годы.

— Миллионы беженцев без работы, жилья, еды и воды. Агентство по чрезвычайным ситуациям будет полностью перегружено. На огромных территориях страны инфраструктура просто рухнет.

Это была отрезвляющая мысль. Он конечно привык к определенному уровню хаоса, беззакония. Но Логан оставил ту жизнь позади и не планировал возвращаться. «Но ты сохранил пистолет, — прошептал голос в его голове. — Ты никогда не изменишь того, кто ты есть на самом деле…»

— Ты ведь предполагала, что все идет к этому, — сказал он, чтобы вытеснить из головы неприятные мысли. — Что есть еще бомбы. Что Майами может стать целью. Ты сразу поняла.

— Всегда будь готов к худшему, и ничто не застанет тебя врасплох.

— Слова, согласно которым стоит жить. Их надо вышить на подушке или еще где-нибудь.

Она сделала глоток воды, не глядя на него.

— Кажется, ты сам неплохо подготовился.

Логан напрягся.

— С чего ты взяла?

— У тебя за поясом спрятана кобура.

Он снова взглянул на Дакоту. Она была наблюдательна, даже более наблюдательна, чем большинство людей. Может быть, даже слишком внимательна.

— В наши дни нельзя быть слишком осторожным.

— Ты солдат? Бывший военный?

— Что-то в этом роде, — пробормотал он.

Логан ненавидел этот вопрос. Ненавидел всю его суть, указывающую на то, кем он не был, ненавидел злобные, назойливые голоса, звучавшие в его голове укорами. Солдат — человек чести. Он же часто поступал совсем наоборот.

— Красивые татуировки. — Дакота смотрела на его руки, на вытатуированные кресты, на змею, обвивающую череп на левом бицепсе, на большую Деву Марию, блаженно взирающую на мир справа.

Ее взгляд скользнул по латинской надписи, запутавшейся в колючках на его предплечье. Прежде чем она успела спросить, что та означает, он сдвинулся с места и убрал руку, скрыв слова.

Это последнее, что Логан хотел обсуждать. Его мучила жажда. Но хотелось совсем не воды.

Жжение и острое желание возникли вчера вечером. Желание нарастало, отдаваясь головной болью в основании черепа и кислым привкусом в горле.

Он достал из бокового кармана брюк серебряную фляжку, в очередной раз радуясь своей предусмотрительности. Он всегда держал ее полной — никогда не знаешь, когда тебе понадобится немного спокойствия, оазис в пустыне твоей жизни.

Спиртное не всегда находилось в холодильнике или у бармена поблизости.

Логан отпивал по глотку-другому каждый час, демонстрируя впечатляющий уровень самообладания, учитывая, что буквально только что в его жизни взорвалась бомба.

Глотка хватало только на усмирение жажды, но теперь он чувствовал ее сильнее, чем когда-либо.

Логан запрокинул голову и сделал несколько последних драгоценных глотков.

От сладкого приятного жжения в горле, замирало сердце.

Официантка нахмурила брови.

— Ты видишь занятие получше? — хмыкнул он.

Дакота не ответила, просто сделала еще один маленький глоток воды и закрыла бутылку. Бутылка была наполнена на две трети. Дакота берегла воду.

— Тебе нужно вернуться к семье? — спросил Логан, чтобы отвлечься. Он не привык к тишине, когда нет ни телевизора, ни телефона, ни радио, ни гула машин или рабочих разговоров, ни хмеля в крови, что наполнял бы его теплым безразличием, которого Логан желал больше всего на свете.

На душе становилось неспокойно и тревожно. Он ненавидел это состояние.

Несколько мгновений Дакота не отвечала. Логан начал думать, что она его игнорирует, желая, чтобы он ушел.

Он уставился на свою пустую фляжку, уговаривая себя встать и оставить официантку в покое, но какая-то часть его просто не хотела этого делать.

В ее глазах плескалась настороженность, какая-то загнанность, которую он узнал в себе. Было в ней что-то надломленное, но в то же время она обладала стальной волей.

Она сохранила самообладание в катастрофе, которая повергла в панику большинство людей. В конце концов, Дакота привела их сюда.

— Сестра, — наконец сказала она. — Ей всего пятнадцать. Мы — все, что у нас есть. Она ждет меня. Я ей нужна.

— Нет родителей? Никакой другой семьи?

Последовала легкая заминка.

— Нет.

— У меня тоже. — Он перевернул фляжку и потер ухмыляющийся череп, выгравированный сбоку. Наверное, ему следовало бы чувствовать себя подавленным из-за того, что у него нет семьи, о которой нужно заботиться, но он не чувствовал. Чем меньше забот, тем лучше.

Логан никогда не знал, кем был его отец — просто донором спермы в длинной череде партнеров на одну ночь, а его опустившаяся мать была готова на все ради очередной дозы наркоты. Она обитала где-то в Ричмонде, штат Вирджиния.

Он вздрогнул и подумал, жива ли она еще. Наверное, нет.

С самого его детства она употребляла дурь, истощенная, трясущаяся, с впалыми, отчаянными глазами, неспособная удержать ни работу, ни квартиру, ни собственного ребенка.

Он ушел из дома в шестнадцать лет и никогда не оглядывался назад. Если это делало его мудаком, то так тому и быть.

Он делал вещи и похуже, чтобы выжить. Намного хуже.

Логан убрал фляжку обратно в карман.

— Ты собираешься оставаться здесь целую неделю?

— Я не могу ждать так долго. Большая часть осадков выпадет через сорок восемь часов.

— Но не все.

— Я все равно пойду, — категорично заявила она. Ее тон не оставлял места для споров.

— Каждому свое. — Какое ему вообще дело до незнакомки, решившей так распорядиться своей жизнью? Если она хочет пожертвовать ею, пытаясь найти единственного человека посреди разрушенного и горящего города, то это ее дело.

Если ее сестра находилась рядом со взрывом, то, скорее всего, она уже мертва. Но ему незачем говорить Дакоте об этом. Она и так знала. Он видел это по тому, как она до побелевших костяшек пальцев судорожно сжимала бутылку с водой.

Внезапный шум привлек их внимание.

Двери в зрительный зал, скрытые от их взгляда боковой стеной вдоль лестницы, ведущей на главный этаж, распахнулись с громким, пронзительным звоном.

Глава 26

Логан

Логан мгновенно вскочил на ноги, инстинктивно нащупывая пистолет за спиной. Дакота протиснулась мимо него и сбежала по лестнице, ее темные волосы развевались за спиной.

Фонарик бешено мотался в его руке, когда он спрыгнул с лестницы вслед за ней. Большинство в зале все еще спали, но некоторые сонно подняли головы и огляделись в поисках источника шума.

По узкому коридору к ним, пошатываясь, шел человек. Сначала он показался просто громоздкой тенью, тучной и горбатой.

Логан и Дакота направили на него фонарики, когда он прислонился к стене, тяжело и прерывисто дыша.

Логан втянул в себя воздух.

Мужчина выглядел как персонаж из фильма ужасов. Возможно, он был белокожим. Но понять точно не удавалось — он остался практически голым лишь несколько клочков обугленной одежды свисали с него клочьями.

Его тело превратилось в массу обугленной плоти: кожа на спине и ногах обгорела и почернела, клетчатая рубашка, в которую он был одет, впечаталась в дряблые складки на груди и животе.

В уголках его рта застыла рвота. Черты лица были искажены. На лбу, щеках и подбородке зияли красные кровоточащие язвы.

Волосы на правой стороне черепа полностью сгорели; на левой стороне сквозь редкие клочья каштановых волос просвечивал голый скальп.

От мужчины воняло мочой и фекалиями. Из каждой его поры сочился ядовитый запах. Налитые кровью глаза смотрели на них с животным отчаянием.

— Помогите мне.

Раша вскочила со своего места. Она прикрыла рот и нос руками, широко раскрыв глаза от ужаса.

— Что с ним случилось?

— С ним случилась бомба, — мрачно сказала Дакота. Она не отступила и не закрыла лицо, но ее голос дрожал. — Радиация.

— Бедняга. — Шей встала рядом с Рашей и предложила ей руку для поддержки. — Я видела черно-белые фотографии в учебниках, но ничего подобного…

Загорелое лицо Майлза побледнело. Он перевел взгляд с обгоревшего мужчины на Дакоту.

— Это… это на самом деле была ядерная бомба.

Дакота ничего не сказала. Да и что тут было говорить? Какое-то ужасное мгновение все просто смотрели на мужчину в смятении и недоверии.

То же самое случилось бы с ними, не найди они убежище. Именно об этом они все и думали со страхом, окончательно осознав, что бомба — это не шутка.

С тысячами людей, с теми, кого они знали, с друзьями и членами семьи, с дочерями и сыновьями, подругами, мужьями и родителями, все еще творится непоправимый кошмар.

Логан повидал немало ужасов за свою жизнь. Но это нечто иное. Невыразимая по своим масштабам чудовищная трагедия.

Раша всхлипнула. Шей прижала кулак ко рту. Изабель прижалась к бабушке, которая обняла ее тонкими, жилистыми руками и молча заплакала.

— Это реально, — пробормотал Майлз себе под нос. — Это все правда.

— Мы должны ему помочь, — заявил Хулио.

— Он… заразный? — испуганно спросила Раша.

— Нет, — дрожащим голосом ответила Шей. — Радиация не заразна.

— Вода… — простонал мужчина.

Дакота подала знак Тревису, который стоял в дюжине ярдов от нее возле продуктового склада, его руки безвольно свисали по бокам, а бледное лицо вытянулось от шока.

— Ты слышал. Дай ему воды.

Тревис хотел подчиниться, но Шмидт схватил его за руку. Он посмотрел на Дакоту так, словно она одна виновата в этом несчастье.

— Этот человек умирает?

Шей ответила:

— Он… он страдает от острого лучевого синдрома.

— Посмотрите на него! — Шмидт говорил так, будто мужчина не мог их слышать. — Он на пороге смерти. Чудо, что он продержался на ногах достаточно долго, чтобы добраться сюда.

— Ему нужна немедленная медицинская помощь, — запнувшись, сказала Шей, глядя на раненого. Она пыталась проявить сочувствие, но все это видели. Шмидт прав. Чудо, что парень вообще дышит.

— Которую он не получит, — усмехнулся Шмидт. — Мы не можем ничего тратить впустую. Нам нужно сохранить эту воду для живых.

— Дай ему воды, — повторила Дакота.

— Я думал, что нам нужно экономить и беречь все, чтобы выжить. Разве не на этом она настаивала? — Он ткнул пальцем в Дакоту.

Логан бесстрастно наблюдал за разворачивающейся драмой. Он был немного удивлен поведением официантки. Она казалась такой жесткой и логичной, но это был милосердный, а не рациональный выбор.

Казалось, что в этом нет ничего сложного — в конце концов, что такое одна бутылка воды? Но что, если человек продержится несколько часов или дней, и одна бутылка превратиться в десять, двадцать или больше?

В подобной ситуации выживание неизбежно должно побеждать.

— Возьми что-нибудь из моей доли, — тихо сказал Хулио.

— Нет, — настаивал Шмидт. — Я отвечаю за припасы. Я решаю, кто что получит. Нам всем его жаль, но бесполезно тратить…

— Горячо, — простонал мужчина. — Очень горячо… воды, пожалуйста…

Губы Дакоты сжались. Она повернулась к Шмидту и злобно на него посмотрела.

— Если сейчас же не дашь этому человеку воды, то, клянусь, ты об этом пожалеешь.

Шмидт самодовольно усмехнулся. Он сжал свои толстые, мясистые руки в кулаки.

— Кем ты себя возомнила? С чего ты взяла, что можешь принимать решения за всю группу? Ты просто глупая девчонка, которая не знает, когда нужно держать рот на замке.

Дакота в негодовании подошла к Шмидту. На секунду Логану показалось, что она собирается врезать этому идиоту, как он того заслуживает.

Вместо этого она прошла мимо него, направляясь к бутылкам с водой, стоявшим у стены.

Шмидт схватил ее за руку.

— Что я тебе только что сказал…

Но он так и не закончил фразу.

Дакота уронила фонарик. Одним плавным движением она схватила Шмидта за плечи и рванула на себя, одновременно ударив его коленом в пах с такой силой, что он рухнул на ковер.

Шмидт резко, мучительно выдохнул. Он свернулся в клубок, застонал и схватился за промежность.

— Ты маленькая…!

— Не за что. — Дакота перешагнула через него, взяла свой фонарик и достала из стопки бутылку воды.

Когда она вернулась к раненому мужчине, то встретилась с Логаном взглядом. Она смотрела на него яростно, словно бросая вызов.

Он кивнул ей в знак одобрения, в очередной раз пораженный. Она оказалась крепче, чем выглядела.

— Сука, — прохрипел Шмидт.

— Нехорошо, старина, — попенял ему Хулио. — Нет причин так себя вести.

Дакота крутанулась и подняла одну ногу над уже ушибленной промежностью Шмидта.

— Это ботинки со стальными носками. Скажи это еще раз, и когда наконец выберешься отсюда, будешь петь сопрано в хоре — если, конечно, еще остались хоры, в которых можно петь.

Логан недобро усмехнулся. Он вообще относился ко всему довольно равнодушно. Чем меньше его что-то волновало, тем лучше. Но нападение говнюка на женщин, словесное или иное, вызывало у него неприязнь. Жирный, корчащийся дурак заслужил все, что получил.

— Это мой кинотеатр! — закричал Шмидт, и по его пухлым щекам потекли слезы ярости. — Вы не имеете права! Убирайтесь! Вам, нахлебникам и нарушителям спокойствия, лучше уйти прямо сейчас…

— Мы никуда не уйдем. — Логан присел на корточки рядом со Шмидтом и хрустнул костяшками пальцев. Ему не обязательно угрожать. Одного присутствия вполне достаточно.

— Вот что ты будешь делать всю следующую неделю, — отчеканил он. — Будешь сидеть и молчать в тряпочку. Не станешь никого здесь беспокоить. Ни ее, ни Хулио, ни, конечно, меня. Скажи мне, что мы поняли друг друга.

Шмидт только застонал.

Логан усмехнулся.

— Расценим это как согласие.

Дакота передала воду Шей, которая опустилась на колени перед обожженным мужчиной и предложила ему напиться. Тот жадно, отчаянно глотал воду, которая стекала по его потрескавшимся и покрытым волдырями губам.

— С-спасибо вам, — прохрипел мужчина.

— Мне жаль, что у нас больше нет медикаментов, — огорченно проговорила Шей, и ее голос дрогнул от непролитых слез. — Они закончились. Вам нужны стерильные повязки, антибиотики для внутривенного введения, капельница с морфином…

— Моя голова, — жалобно простонал мужчина, — такое ощущение, что она сейчас лопнет.

— У меня в сумочке есть обезболивающее, — вспомнила Замира. Она отстранилась от Изабель и Пайпер и протянула Шей маленький пузырек с таблетками.

Шей дала мужчине около десятка таблеток, поколебалась, потом протянула ему еще несколько.

— Надеюсь, они немного помогут.

— На что это похоже снаружи? — задал мучивший всех вопрос Хулио.

Мужчина проглотил последнюю таблетку. Дрожащими пальцами он коснулся испещренной пятнами, обожженной стороны лица.

— Чистый ад.

Глава 27

Логан

Логан заставил себя не отводить взгляд в отвращении. Мужчина выглядел как порождение преисподней.

— Вы… вы знаете, кто это сделал? — дрожащим голосом спросила Раша. — Вы слышали какие-нибудь новости?

Мужчина покачал головой, прикрыв глаза. Он застонал от боли. На его испещренном пятнами лбу выступил пот.

— Проклятые мусульмане. Не надо было пускать этих песчаных червей в нашу страну.

Раша напряглась.

Логан помрачнел.

— Ты слышал что-нибудь из экстренных трансляций? Что-нибудь конкретное, с реальными доказательствами?

— Не нужно говорить о том, что и так очевидно, — выдавил из себя мужчина. — Мы уже знаем, кто это сделал.

— Вы думаете, это была ИГИЛ? — спросил Шмидт.

— Нет… — мужчина повернул голову, и его стошнило. С его опухших губ потекла кровавая слюна. — Все они.

— Это неправда, — запротестовала Шей.

— Мы ничего не знаем, — заметил Логан.

— В каждой группе людей на планете есть паршивые овцы, — процедила Дакота сквозь зубы. — Но это не делает их всех злыми.

Мужчина с большим трудом поднял обожженную руку, морщась от боли, и указал на Рашу.

— Вы… вы сделали это с нами!

Раша вздрогнула.

Шей отпрянула назад, изумленно ахнув.

— Уверена, вы не это имели в виду. Вам безумно больно…

— Я сказал то, что сказал! Следовало убить их всех в Ираке…

— Хватит! — Логан почувствовал, как в нем вспыхнул гнев. Он подавил внезапное желание ударить этого парня, умирающего или нет. Или хотя бы заклеить ему рот скотчем.

Они с Дакотой обменялись тяжелыми взглядами. Мужчина страдал, он был при смерти, но это не оправдывало его расистскую чушь.

Логан не раз слышал подобные оскорбления, полные ненависти, которые сыпались в его адрес из-за цвета кожи и происхождения.

Он потер покрытые шрамами костяшки пальцев и сделал шаг назад, сдерживая гнев.

Он больше не тот, кем был раньше.

— Тебе следует отдохнуть и поберечь силы, — дипломатично сказал Хулио. — Мы позаботимся о том, чтобы тебе было как можно удобнее.

— А теперь посмотрите, что случилось… — продолжил раненый мужчина, словно не слыша Хулио. Он поморщился. По его шее стекали болезненно-красные ручейки крови. — Посмотрите, что они с нами сделали…

Он отвернулся в сторону, и его резко вырвало. Его безостановочно тошнило, глаза дико закатывались, а искалеченное тело билось в конвульсиях. В конце концов он потерял сознание.

Логан облегченно вздохнул. Даже расистские засранцы не заслуживали такой смерти, но Логан все же не собирался проливать по нему слезы.

— Это и моя страна тоже, — тихим напряженным голосом проговорила Раша. Она смущенно коснулась своего хиджаба. — Ни один настоящий, миролюбивый мусульманин никогда бы не сделал ничего подобного и не стал бы это одобрять.

Она быстро заморгала, выглядя взволнованной, но пытаясь взять себя в руки. Майлз, к его чести, встал рядом с женой и погладил ее по плечу, чтобы успокоить.

— Мы знаем это, — мягко сказал Хулио. — Мы понимаем, что ИГИЛ и им подобные — это зло. Они не более мусульмане, чем Ку-клукс-клан — христиане.

Раша благодарно кивнула Хулио, и напряжение на ее лице слегка ослабло. Майлз сжал плечи жены.

— А как насчет Северной Кореи? — прорычал Уолтер. — Ким Чен Ын достаточно безумен, чтобы убить всех нас и свою собственную проклятую страну просто из злобы.

— Может быть, — допустила Дакота, хотя между ее бровей пролегла морщинка. — Не исключено. А может, это террористическая группа, о которой мы никогда не слышали. В том числе и внутренняя.

— Наверняка это русские, — с презрительным фырканьем продолжил гадать Уолтер. — Они всегда ненавидели Америку.

— Мой папа говорит, что их президент хочет захватить нашу страну подобно нацистам, — поддержал Уолтера Тревис.

Логан почесал подбородок.

— Наши военные готовы к подобному. И правительства этих стран знают, что мы нанесем ответный удар достаточно мощный, чтобы стереть их с лица земли.

— Догадка Дакоты наиболее вероятна, я думаю, — рассудил Логан. — Бомба, созданная террористической группой или страной-изгоем.

— Как, черт возьми, террористы могут заполучить ядерный материал? — Майлз покачал головой в недоумении. — Это должно быть государство-изгой.

— Они могли собрать ее из компонентов украденного оружия, — пояснил Логан, — или из того, что купили у торговцев оружием на черном рынке. Если у них есть ядерный материал — плутоний или высокообогащенный уран, — сделать бомбу несложно.

— Откуда вы знаете, что это не Россия и не Китай? — спросил Тревис.

— За этим все еще может стоять Россия, Китай или другая страна, — предположил Хулио. — Они могли создать видимость террористов, чтобы избежать расплаты — взаимного гарантированного уничтожения.

— Такое возможно, но в этом нет смысла. — Логан достал свою фляжку и тряхнул ее. Проклятье. Все еще пустая. — Если за этим стоит сверхдержава, то ее первоочередной задачей будет уничтожение способности противника дать отпор. Их целью окажутся наши межконтинентальные баллистические ракеты, базы атомных подводных лодок, аэродромы, на которых размещены ядерные бомбардировщики. Города займут последние места в списке — особенно Майами.

Шей сжала руки на коленях.

— Если это ИГИЛ или другая террористическая группировка, что они могут выбрать в качестве цели?

Логан с унылым вздохом засунул фляжку в задний карман.

— Что угодно. Военные базы, нефтеперерабатывающие заводы, военно-промышленные производственные объекты. Крупные порты или транспортные узлы. Экономические и промышленные объекты, электростанции. Или крупные города — для максимальных потерь, чтобы нанести наибольший урон моральному духу.

— Я не понимаю. — Шей обхватила себя руками, явно нервничая. — Как люди могут так сильно нас ненавидеть?

Дакота пренебрежительно махнула рукой.

— Сейчас это не имеет значения.

Шей вздернула подбородок.

— Для меня это важно.

Дакота нахмурилась.

— Конечно, в долгосрочной перспективе это имеет значение. Но сейчас? Сейчас мы должны бороться за жизнь. И если хотим выжить, лучше сосредоточиться на том, что нужно сделать прямо здесь и сейчас. Понимаешь?

— Дакота права, — поддержала официантку Замира. — Она мудрая. Как я всегда говорю своим внукам, от беспокойства только морщины появляются. Оно ничего не меняет.

— Мы можем строить лишь предположения, пока не получим достоверные новости, — подытожил Логан. — Пока это одни слухи и домыслы.

— И пустая трата энергии, — добавила Дакота. — Энергии, которая нужна нам, чтобы выжить.

Раша вцепилась в подлокотники до побеления пальцев. Она бросила взгляд на умирающего мужчину и быстро отвела глаза.

— Неужели… неужели радиация так чудовищно действует на человека?

— Я помню кое-что из своего обучения. — Шей глубоко вдохнула и успокоилась. Когда она заговорила, ее голос звучал спокойно. — Он подвергся воздействию тепловой энергии из-за близости к взрыву — более пятидесяти процентов его тела получили ожоги третьей и второй степени. Его одежда… она сгорела прямо на нем.

— Что касается радиации… Ядерное излучение ионизирует атомы, сбивая их электроны. Ионизирующее излучение повреждает молекулы ДНК, разрывая связи между атомами.

— Если радиация достаточно сильно изменяет молекулы ДНК, клетки не могут делиться и начинают умирать. Не столь сильно поврежденные клетки могут выживать и продолжать воспроизводиться, но структурные изменения в их ДНК нарушают нормальные клеточные процессы — клетки, которые не могут контролировать свое деление, выходят из-под контроля и становятся раковыми.

— Проявление симптомов может занять месяцы, годы или десятилетия. Но непосредственной угрозой является острый лучевой синдром.

— Не могла бы ты объяснить нам поподробнее? — попросил Хулио. — Что происходит… и что будет происходить… со всеми этими людьми, подвергшимися воздействию радиации?

Шей поморщилась, и свет в ее глазах померк.

— Медицинский персонал измеряет поглощенную радиацию в греях, как сказала Дакота. При поглощении от одного до двух грей у примерно пятидесяти процентов людей развивается острый лучевой синдром. Тошнота, рвота и головная боль возникают через несколько часов.

— Латентный период без симптомов длится около месяца. Затем у пациента появляются усталость, слабость и умеренная лейкопения — снижение количества лейкоцитов из-за повреждения костного мозга, что повышает риск заражения.

— Кожа зудит, краснеет, как при солнечном ожоге, могут появиться волдыри и язвы. До пяти процентов таких людей умирают через шесть-восемь недель без медицинского вмешательства.

— По мере увеличения уровня воздействия радиации возникает алопеция — выпадение волос. Сначала пострадавший испытывает тошноту и рвоту, головную боль, лихорадку. После скрытого периода наступает более серьезная лейкопения, кровоизлияния под кожей, инфекции и кровотечения.

— При дозе в семь-восемь грей и выше надежды на выживание без обширного медицинского лечения практически нет. Стволовые клетки в костном мозге и клетки, выстилающие желудочно-кишечный тракт, погибают; система кровообращения начинает разрушаться. Высокая температура, сильный понос и сильная рвота начинаются почти сразу.

— Скрытый период длится менее недели или вообще отсутствует. Симптомы включают головокружение и дезориентацию, судороги и кому. Девяносто пять процентов людей, не получивших медицинской помощи, умирают через две-четыре недели. Даже при наличии лечения большинство людей все равно умрет.

Она взглянула на мужчину без сознания, поджав губы.

— С момента взрыва прошло всего двадцать четыре часа. Уровень радиации, который он получил, должно быть, чрезвычайно высок, чтобы симптомы проявились так быстро и были такими тяжелыми. По меньшей мере десять грей. Возможно, больше. Острый лучевой синдром может убить человека за несколько недель или месяцев, но я сомневаюсь, что он проживет больше суток.

Шей посмотрела на Дакоту, и ее глаза наполнились слезами.

— Нам повезло.

Логану уже очень давно не везло. Может быть, никогда. Удача никогда не была на его стороне.

Жизнь превратилась в борьбу за выживание, в бесконечную гонку, чтобы дотянуть до следующего жалкого, однообразного дня.

Но сейчас, возможно впервые, он почувствовал, как удача повернулась к нему лицом.

Логан был все еще жив.

Он, который этого абсолютно не заслуживал. Если его что и ожидало, так это бездонная яма, а может, и ад с вечными пытками.

И все же он здесь.

Повезло.

По крайней мере, на сегодня.

Глава 28

Мэддокс

В двадцати ярдах впереди Мэддокса распахнулась дверь обгоревшего джипа.

Из него вывалилась темная фигура и медленно поднялась на ноги. Тело почернело с головы до ног. Волосы полностью сгорели. С туловища свисали черные лохмотья. А лицо — белые выпученные глаза, рот, открытый как черная яма, — едва напоминало человеческое.

Существо ковыляло к нему, вытянув руки, ладонями вниз, как какой-то зомби. Мэддокс в ошеломленном молчании наблюдал, как человек надвигается на него.

Мэддокс поспешил отступить назад, к входу в туннель. Он не закричал, хотя сердце бешено колотилось в ушибленной грудной клетке.

Еще один нетвердый шаг — и человек рухнул. Ее тело на мгновение забилось в конвульсиях, а затем затихло.

И больше не шевелилось.

Мэддокс уставился на него, быстро моргая.

Потом медленно поднял голову и огляделся. Он стоял один на дамбе. Если и были другие, то они сбежали или были мертвы, как и жалкое существо, распростертое у его ног.

Голова болела так, словно кто-то вогнал острые шипы в глубину мозга. Все вокруг покрылось пеленой и размылось. Перед глазами мелькали белые пятна. В голове царила неразбериха, шок и боль.

Он долго не мог вспомнить свое имя. Он потерял сознание и очнулся в разбитом такси, в обвалившемся туннеле. Это он помнил.

Он не знал, как долго валялся без сознания. Должно быть, несколько часов. Солнце уже скрылось за горизонтом.

Дамба задрожала под его ногами. Вода по обеим сторонам казалась темной и зловещей, готовой поглотить сто тысяч тонн бетона и стали, если только дать ей шанс.

Оставаться здесь было небезопасно.

Мэддокс не стал задерживаться и зашагал вперед. Он еще не знал, что делать и куда идти. Может быть, найти больницу. Спастись от этого ада.

Другого пути, кроме как в сторону центра, не было, по крайней мере сейчас. Туннель позади него рухнул под градом цемента и искореженных балок. Перед ним простиралась дамба, ведущая на материк, а далеко внизу — Атлантический океан.

Он побрел по дамбе, шатаясь и спотыкаясь, мимо смятых, искореженных и разбитых машин, их обгоревшие остовы напоминали металлические черепа.

Мэддокс погрузился в мир, ставший в одночасье бесцветно-серым. Воздух сгустился от жгучего, сизого зловония, которое забивалось в ноздри и сковывало горло.

Чем ближе он подходил к центру города, тем хуже становились дела.

Пожары, вызванные разрывом газопровода и обрывом линий электропередач, разгорались с небывалой силой.

Густой дым поднимался в почерневшее небо. Повсюду лежали обломки, щебень и обугленные, сломанные пальмы.

Окружающие его здания покосились, словно их фундаменты превратились в желе. Сорокаэтажное стальное строение покоилось в заливе, наполовину погруженное в воду, как детская игрушка, — разбитое и искореженное обломками балок.

Десятки сооружений на корню обрушились, впечатляющие архитектурные шедевры теперь были полностью уничтожены, обломки образовывали небольшие зубчатые горы между разрушенными конструкциями.

Многочисленные тела еще недавно беззаботных горожан валялись на тротуарах и улицах, в горящих машинах. Пыль и пепел висели в воздухе такой густой завесой, что живые люди казались призраками. В некоторых случаях Мэддокс не мог отличить мужчину от женщины, старика от ребенка.

На их лицах, руках и ногах появились волдыри, некоторые размером с теннисный мяч. Обгоревшая кожа бугрилась, как будто на нее плеснули кипятком.

А еще были те, кто обгорел и почернел, словно их зажарили заживо. Они двигались медленно, с вытянутыми руками, продираясь сквозь дым. Выжившие ступали по земле, словно в оцепенении, слишком потрясенные, чтобы реагировать, чувствовать боль, кричать. Некоторые из них оставались одетыми, на других висели лохмотья.

Он увидел пожилую женщину, которая, спотыкаясь, шла по тротуару в его сторону. У нее не было волос. Она была совершенно голой.

Позади нее из дыма появлялись другие, их обнаженные тела покрывал серый пепел. От высокой температуры их одежда попросту сгорела.

Как такое может быть? Как все это вообще возможно?

Мимо него протопал человек, вытянув обожженные руки, чтобы ожоги не коснулись других частей тела. Из его шеи торчал искореженный кусок металла. Кровь запеклась во впадине ключицы и стекала по обугленной груди.

Мэддоксу захотелось предупредить мужчину, что он истекает кровью, но с его губ не сорвалось ни звука.

Так странно — он почти ничего не слышал. Ни криков. Ни плача. Он не мог понять своим затуманенным сознанием, что это значит.

На бордюре сидел мужчина, раскачиваясь взад-вперед, он сдирал с рук клочья своей плоти. Многие зажимали уши, их барабанные перепонки разорвало от давления взрыва, а покрытые копотью лица исказились в агонии.

Женщина лет пятидесяти проплыла мимо него, словно призрак. Она держалась за живот, ее руки были перепачканы черной кровью, потому что она удерживала свои собственные кишки.

Рядом пронеслась девочка лет двенадцати-тринадцати, прикрыв рукой левый глаз, из пустой глазницы которого сочилась кровь.

— Что нам делать? — закричал мужчина, хватая Мэддокса за рубашку и тряся его за плечи.

Под дорогим костюмом на мужчине была лавандовая шелковая сорочка. Вонь горелой плоти перекрывала резкий запах одеколона. Его лицо перекосило от животного ужаса.

Мэддокс оттолкнул его. У него не было ответов.

Даже если бы он что-нибудь знал, его заботил только он сам.

Он замер в центре улицы, оцепеневший и ошеломленный, вокруг него были только пепел, обломки и хаос. Что-то легкое и пушистое коснулось его рук и лица.

Мэддокс поднял взгляд в темноту. С неба сыпалось что-то похожее на песок, мелкие крупинки смешивались с пеплом.

Он смахнул их с себя. Упало еще больше.

Он не совсем понимал, что это значит.

И все же на каком-то глубинном, первобытном уровне Мэддокс чувствовал, что настоящий ужас только начинается.

Глава 29

Дакота

Второй день прошел почти так же, как и первый: в тихом отчаянии. Не в силах уснуть или расслабиться, Дакота непрестанно следила за временем на своих часах.

Примерно через тридцать шесть часов раненый мужчина скончался.

Хулио и Замира настояли на том, чтобы прочитать молитву над телом, а затем Логан и Хулио вытащили его из седьмого в соседний зал.

Остальные выжившие сгрудились вместе, стремясь обрести хоть какие-то остатки надежды в человеческом общении. Шмидт, порядком напуганный Логаном, держался в стороне от всех.

Как и Дакота.

Логан вел себя еще более беспокойно, чем она. Он часами расхаживал по проходам — сначала по левому, вдоль задней стены, по правому проходу, мимо экрана, чтобы начать все сначала.

Он несколько раз доставал фляжку, встряхивал ее, а затем с отвращением возвращал в карман джинсов, чертыхаясь.

На исходе сорока шести часов Дакота уже не могла спокойно ждать. Сестра отчаянно в ней нуждалась. Оставаться в кинотеатре дольше, беспомощной и совершенно бесполезной, не было никаких сил.

Дакота незаметно спустилась по узкому коридору, выключив фонарик, и проскользнула в двойные двери зала.

Широкий коридор, увешанный гигантскими постерами с рекламой предстоящих фильмов, утопал в густых тенях. Она едва могла различить отдельные фрагменты, пытаясь пробраться по коридору к большому фойе.

Она прошла мимо кассы и буфета. Сквозь разбитые входные двери лился густой, тяжелый серый свет. Как понять небо просто затянуто облаками или радиация все еще опускается на землю?

По идее, выпадение радиоактивных осадков должно было закончиться, но что она вообще знала? Все исследования основывались на экстраполяции результатов Хиросимы и Нагасаки, правительственных экспериментов над океанами и пустынями, а также аварий на ядерных реакторах.

Еще не случалось ни одного наземного ядерного взрыва, который можно было бы изучить.

Что, если они ошибались?

Медленно и осторожно, словно ее осторожность могла предотвратить заражение, Дакота приблизилась к входу на расстояние тридцати футов.

Снаружи мир был таким же пугающе пустым и тихим, как и внутри кинотеатра. На парковке десятки машин по-прежнему стояли на своих местах.

Мелкие частицы пыли покрывали землю и оседали на машинах как ил. Повсюду валялись осколки стекла, отражавшие свет.

Три пальмы высились на травянистом островке посреди парковки. Дакота прищурилась, изучая кроны пальм, их колыхание и шелест. Все еще дул северный, а может, и северо-западный бриз. Точнее сказать было трудно.

Если преобладающие ветры в последние два дня не менялись и шли в одном направлении, то все, что находится к северу от них — заражено и представляло опасность.

Ей нужно пройти две мили на северо-запад, чтобы добраться до своей сестры.

Но после этого ее путь окажется прямо перпендикулярным полосе радиоактивных осадков. Как только они с Иден преодолеют несколько миль на запад, то попадут в чистую зону вдоль 41-го шоссе, через город и пригороды к окраинам цивилизации.

Почти таким же путем они с Иден бежали два года назад.

— Все правильно, — сказала Дакота вслух. — Так и должно быть.

Она оставила фонарик выключенным и побрела в темноте обратно к седьмому залу, измученная, но полная решимости. Аккуратно открыла дверь зала.

Из тени выскочила фигура.

Дакоту охватил страх. Она не думала. Инстинкт взял верх. Дакота схватила нож и одним плавным, отточенным движением вытащила его из ножен. Через долю секунды она прижала лезвие к шее нападавшего.

— Двинешься, и я перережу тебе горло.

Человек стремительно шагнул вправо. Он ударил боковой стороной ладони по ее руке с ножом.

Прежде чем Дакота успела среагировать и нанести ответный удар, ее руку отбросили назад, и запястье пронзила боль. Нож выпал из ее онемевших пальцев.

Он схватил ее за руку и толкнул к все еще открытой двери.

Она с шипением выдохнула от боли.

— Можешь попробовать, — усмехнулся Логан.

Пульс громко отдавался в ушах Дакоты. В ней проснулся страх, и она его ненавидела. Собственный страх приводил ее в ярость.

— Отпусти меня!

Логан отпустил.

Дакота отступила назад, ее сердце бешено колотилось, в ней все еще бушевала паника.

Шрамы на ее спине горели.

Воспоминания о тенях, нависших над ней, жгли Дакоте разум. Она решительно их отбросила.

Страх, который она испытывала тогда, боль, ярость и беспомощность… все это в прошлом. А это настоящее.

Она потерла ушибленное запястье и заставила себя сделать несколько глубоких, ровных вдохов, прежде чем заговорить. Страх и адреналин покинули ее тело, оставив после себя тяжесть в ногах и раздражение, но на саму себя.

Будь Логан настоящим врагом, она бы ударила его ногой в колено или пах или вцепилась бы ногтями ему в глаза. По правде говоря, ей все еще хотелось это сделать.

— Если у тебя нет желания умереть, в будущем лучше не пугать людей с ножом.

Логан только пожал плечами, ничуть не встревоженный.

— Ты замешкалась. В следующий раз не оставляй своей цели шанса. Бей сильно и быстро.

— Значит, ты предпочел бы, чтобы я убила тебя?