Стоит ли говорить, как повлияла на жителей Нью-Йорка история Тома Трейси и его тигра, расписанная на первых полосах всех газет; раздутая до еще больших размеров известными и неизвестными комментаторами радио и телевидения; дополненная кадрами кинохроники, где Томас Трейси и его тигр шли вместе по Пятой авеню, заходили в церковь я выходили из церкви; подтверждавшаяся фотографиями, где Том Трейси пил кофе с доктором Пингицером в обществе полицейских, психиатров, газетчиков и других?
Повлияла самым обычным образом.
Простодушные собаки, направлявшиеся в укромное место облегчиться, сталкивались с мужчинами, которые, увидев их, падали как подкошенные; женщины визжали при виде любой тени и шлепали детей, просившихся на улицу погулять.
В воскресенье вечером все сидели по домам, а многие — и в понедельник утром, так как тигр был все еще на свободе, а Томас Трейси — в “Бельвю”.
Томаса Трейси много обследовали.
Он, в свою очередь, тоже нашел своих обследователей небезынтересными.
В свободное время Томас навещал Лору Люти, которая никак не могла его вспомнить. Он завел разговор о воскресном визите в Фар-Рокауэй, но Лора, бледная и поблекшая, ничего не помнила.
— Я съел тогда шесть шоколадных конфет, — напомнил Том.
— Надо было съесть семь, — сказала Лора.
— Зачем?
— Тогда была бы одна про запас. Всегда хорошо иметь про запас. Я всегда была такого мнения.
— Иметь про запас шоколадные конфеты? — спросил Том.
— Все вообще, — ответила Лора. — Мать, отца, жизнь, удачу. Шесть хорошо, но с одной про запас еще лучше. Одна, одна, еще одна, должна же быть еще одна.
— Неужели вы не помните? — спросил Том. — Ваш отец еще пошел за мороженым.
— Мороженое тает. В этом секрет мороженого — оно тает.
— Лора, — сказал Том, — посмотрите на меня, послушайте меня.
— Ничего нет печальней тающего мороженого, — сказала Лора.
— И вовсе это не печально, — возразил Том. — Мороженое должно таять.
— Правда?
— Конечно!
— А я не знала. Я так плакала, когда увидела, как тает мороженое.
— Какое мороженое, Лора?
— Девочка из мороженого, мальчик из мороженого, — ответила Лора. — А я не знала. Столько слез, и все зря. Я плакала, пока тоже не растаяла. Вы точно знаете про мороженое?
— Нет, — сказал Том, — не точно. Я не знаю, что произошло, но это и неважно. Послушайте меня, Лора: однажды, шесть лет тому назад, я стоял перед входом к “Отто Зейфангу”.
— Почему вы там стояли?
— Я там работал. Я стоял и разговаривал с дегустаторами кофе — Ниммо, Пиберди и Рингертом.
— Где они теперь?
— Ниммо умер, Рингерт здесь, а где Пиберди — я не знаю. Так вот: я там стоял и увидел, что по Уоррен-стрит идет прекрасная девушка.
— Прекрасная?
— Самая прекрасная девушка в мире.
— И кто же она была?
— Вы, Лора.
— Я? Самая прекрасная девушка в мире? Должно быть, вы ошибаетесь.
— Нет. Это были вы, Лора.
— Ну а теперь уж я наверняка не самая прекрасная девушка в мире.
— Вот об этом я и хочу поговорить.
— Хорошо, поговорите.
— Я хочу, чтобы вы снова прошли по Уоррен-стрит.
— Вы хотите?
— Да.
— Почему?
— Не знаю, как это выразить… Я люблю вас.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не знаю. Наверно, я хочу этим сказать… что вы по-прежнему самая прекрасная девушка в мире.
— Вот уж нет.
— Да — для меня.
— Нет, — сказала Лора. — Это так самонадеянно — быть прекрасной. Это просто дурной вкус. И это вызывает жалость куда большую, чем когда ты лежишь и знаешь, что ты мертвая.
— Вы не мертвая, Лора.
— О нет, мертвая.
— Лора, ради бога, я люблю вас, Лора.
— Извините, очень прошу извинить меня, но я все-таки хочу быть мертвой. Томас Трейси не знал, что и думать. Неужели она и в самом деле сумасшедшая?
Как и доктор Пингицер, он не знал.
Так или иначе, она была в “Бельвю”.
До этого она много месяцев лежала в горячке и, по мнению специалистов, скоро должна была умереть.
Они знали, что потом все они тоже умрут, но это их не тревожило, потому что они надеялись умереть в здравом уме и твердой памяти.