Тень властелина

Глава 20

Конан очнулся и обнаружил, что висит на цепях в центре темницы. Во всяком случае, ему это показалось центром. Его освещали два высоких светильника на треножниках, но стен не было видно. Цепи уходили от его запястий в темноту. Те цепи, что сковывали его ноги, крепились к массивным кольцам в полу. На киммерийце была только набедренная повязка.

Особо не надеясь на чудо, он напряг все мышцы. Его прошиб пот – никакого результата.

В темноте зашуршала одежда.

– Он очнулся, моя леди, – сказал мужской голос.

Пауза.

– Будет сделано, моя леди.

В свете ламп появились два бритоголовых и коренастых мужчины. Обнаженный торс одного из них был украшен ожогом, как будто однажды его жертва сумела заклеймить его железом. Другой зарос шерстью, как обезьяна, и по его лицу блуждала улыбка. Оба держали в руках свернутые кнуты.

Они молчаливо встали по обе стороны от Конана. Киммериец безуспешно вглядывался в темноту. Кто же была эта «леди»? Кто?

Бич, просвистев, впился в кожу на его груди. Следующий ожег бедро. Голень. У ударов не было никакой последовательности. Невозможно было понять, куда угодит следующий. Невозможно было к ним приготовиться. Боль кислотой ела его нервы.

Конан до боли стиснул зубы, чтобы не закричать. Он даже перестал дышать, отказывая телу в воздухе. Открыть рот значит издать звук. А отсюда рукой подать до крика и вопля. Женщина хотела, чтобы он закричал. Не дождется.

Тюремщики продолжали избивать Конана, пока он не повис бессильно на цепях. Его голова свесилась на грудь. Пот жег свежие рубцы. Кровь текла ручьями.

В темноте раздался звон монет.

– Очень великодушно с вашей стороны, леди, – раздался тот же голос. – Мы подождем вас сразу за дверью. – Молчание. Затем дверь, закрываясь, скрипнула.

Конан поднял голову.

В освещенном пространстве медленно появилась женщина. Та, под серой вуалью.

– Ты, – прохрипел Конан. – Значит, это ты пыталась убить меня? Или ты из тех, кто рад использовать сосунков из «Знака Тестис», из тех, чья ложь отправила меня сюда?

– Да, я пыталась убить тебя, – тихо ответила женщина.

Конан напряженно прищурился. Он слышал этот голос раньше. Но где и когда?

– Мне стоило бы помнить, что во всей Немедии не найдется человека, способного тебя прикончить. Теперь ты висишь здесь, и это дело твоих собственных рук. Но мне приятно смотреть на тебя, Конан из Киммерии.

– Но кто же ты? – требовательно спросил Конан.

Медленным движением она откинула вуаль с лица. Нет, не обезображенного болезнью – белоснежного и прекрасного лица. Раскосые изумрудные глаза над высокими скулами, грива рыжеватых волос.

– Карела, – выдохнул киммериец. Наверное, он бредит. Карела, Красный Ястреб Туранских и Заморских степей, маскирующаяся под видом благородной. Невероятно.

Ее голос был спокоен.

– Не думала я когда-нибудь еще встретиться с тобой, киммериец. Когда я увидела тебя в тот день на рынке, я чуть не умерла от стыда.

– А Ордо ты уже видела? – спросил Конан. – Он здесь и все еще надеется тебя найти. – Он натянуто усмехнулся. – Работает вместе с контрабандистами под твоим началом.

– Ты узнал и это? – удивилась она. – Я никогда не считала тебя глупцом. Ордо тоже меня удивил, появившись в Норхемише одновременно со мной. Я не смогла открыться ему. Да, он мой верный пес, но были и другие верные псы. Которых прельстила награда за мою голову. Думаешь, я ношу вуаль для удовольствия?

– Уже столько времени прошло, – возразил Конан. – Они, наверное, уже забыли про тебя.

– Красный Ястреб никогда не будет забыт! – рассердилась Карела. Она стояла, широко расставив ноги и упершись кулаками в бедра, и Конан легко мог представить ее с саблей у бедра.

– Ну а теперь, когда ты уже не играешь в леди Тиану, – помрачнел Конан, – может быть, ты скажешь, почему, во имя Девяти Проклятий Зандры, ты так хочешь меня прикончить?

– Почему?! – вскричала она. – Да ты бросил меня обнаженной и скованной на пути к невольничьему рынку, помнишь?

– Да. Вспомни, Карела. Ты заставила меня поклясться никогда не поднимать руки в твою защиту.

– Разрази тебя гром, киммериец, вместе с твоими клятвами!

– Кроме того, у меня было с собой всего пять медяков. Думаешь, тебя уступили бы за столь низкую цену?

– Лжец! – плюнула она. – Я не желала ползать перед тобой на брюхе, и поэтому ты позволил меня продать!

– Я же говорю…

– Лжец! Мерзавец!

Конан сдержанно зарычал и стиснул зубы. Эти споры ни к чему не приведут. А молить об одолжениях он все равно не станет.

Возбужденно шагая взад и вперед, Карела бросала слова, как кинжалы, не глядя на Конана.

– Я хочу, чтобы ты услышал о моих унижениях. Услышал и запомнил навсегда. Пусть они вспоминаются тебе в шахтах на каторге, пусть они мучают тебя, когда король объявит амнистию для тех, кто отработал положенное время. Чтобы ты помнил, что я буду в нужном месте в нужное время с золотом в руках. И король забудет об одном из своих пленников.

– Я знал, что ты сбежишь, – пробормотал Конан. – Что ты и сделала.

Она зажмурилась. Когда же она открыла глаза, ее голос был спокоен.

– Меня приобрел купец по имени Хафиз, и он поместил меня в свой Зенан вместе с сорока другими женщинами. В тот же день я бежала. И была поймана. За это меня били палками по пяткам. Я не плакала и не кричала, но десять дней после этого я могла только ковылять. Следующий раз я была на свободе ровно три дня. Меня вернули назад и заставили чистить горшки на кухне.

– Ну и дурак же он был – пытался укротить тебя таким путем. – Несмотря на свое положение, Конан был не в силах сдержать усмешку.

Она повернулась к нему. В ее глазах горела жажда убийства.

– В третий раз меня взяли, когда я перелезала через стену. Я плюнула в лицо Хафизу и сказала, что ему не под силу меня сломать. Он только рассмеялся. Ты считаешь себя мужчиной, заявил он. Это неправильно. Ты должна думать по другому. С этого момента я должна была ходить так, словно меня в любой момент ждет постель хозяина – в легчайших шелках, с подкрашенными глазами и губами. Меня учили танцевать, играть на инструментах, читать стихи. За любую ошибку немедленно наказывали. Но, как он сказал, поскольку я еще девочка, которая только учится быть женщиной, все наказания будут – как для ребенка. При этом он расхохотался.

Конан взревел от смеха.

– Ха-ха, ребенок!

Карела не выдержала.

– Да что ты об этом знаешь, увалень безмозглый! – она сжала руку в кулачок. – Меня наказывали розгами по десять раз на дню! Заставляли пить ка'аровое масло. И делать еще сотни еще более невыносимых вещей. Я прожила так целый год. Как бы я хотела, чтобы за каждый день этой жизни ты провел год на каторге!

Конан с трудом овладел собой.

– Я думал, что ты сбежишь, самое позднее, через полгода. Похоже, Красный Ястреб превратился в куропатку в серебряной клетке.

– За мной следили день и ночь, – запротестовала она. – И я сбежала. С мечом в руках.

– Наверное, тебе надоело ложиться спать без ужина, – снова засмеялся Конан.

– Деркето разрази твои бесстыжие глаза, – взвыла женщина. Она подбежала к Конану и забила кулачками по его широкой груди. – Эрлик тебя побери, киммерийский ублюдок! Ты… Ты… – Внезапно силы покинули женщину, и она уцепилась за Конана, чтобы не упасть. Ее лицо оказалось прижато к его груди, и Конан с изумлением заметил в ее глазах слезы.

– Я любила тебя, – прошептала Карела. – Я тебя любила.

Конан только изумленно покачал головой. Если так она относилась к любимым, то кто тогда сможет перенести ее ненависть?

Женщина выпрямилась и отступила.

– Ты не боишься, – прошептала она. – Ты даже не думаешь об этом. – Если она так страдала, то как же она заставит страдать меня, подумал Конан.

– Меня нельзя винить в том, что произошло с тобой, – тихо ответил Конан.

Она не слышала его.

– Ты не боишься. Ты все равно остаешься мужчиной.

Странная улыбка пробежала по ее устам. Она потянулась к застежкам платья, и через мгновение оно лежало у ее ног. Карела грациозно шагнула вперед. Да, все было так, как он запомнил: полные груди и округлые бедра, длинные ноги и тонкая талия. Она могла бы зажечь любого мужчину. Поднявшись на цыпочки и раскинув руки, она медленно начала вращаться, поворачивая голову так, что длинные локоны то ложились на мраморные плечи, то ласкали бархатную грудь. Она показывала себя всю.

Слегка покачивая бедрами, она подошла к нему и остановилась, коснувшись его грудями, как раз под ребрами висящего на цепях Конана. Глядя на него сквозь опущенные ресницы, она произнесла:

– Когда тебя увезут на рудники, только смерть сможет вернуть тебя на поверхность. Ты проживешь остаток жизни во тьме и грязи, в тусклом свете факелов и гнилом воздухе подземелий. Там будут женщины. Если, конечно, их можно так назвать, ведь они работают наравне с мужчинами. – Ее пальцы легонько прикоснулись к его обнаженной груди.

– Они грязные и вонючие. Их поцелуи… – Она обхватила руками его шею и подтянулась, пока ее глаза не оказались вровень с лицом киммерийца.

– У них не найдется таких сладких поцелуев, прошептала она и приникла к его губам. Он не остался к этому безучастным. Наконец, она со вздохом опустилась.

– Никогда больше тебе не испытать такого, – легко выдохнула она.

Внезапно она закусила губу и отошла в нерешительности. Теперь ты будешь думать только обо мне. Ни о ком другом.

Подхватив одежды, она скрылась во тьме. Через некоторое время заскрипела и хлопнула входная дверь.

Она совсем не изменилась, подумал киммериец. Все тот же Красный Ястреб. Она не утратила свирепости и странности. Но если она думает, что Конан так просто отправится на рудники, или куда там еще, – древнее наказание, – она серьезно ошибается.

Конан окинул взглядом свои цепи и затих. Еще дома, среди заснеженных отрогов родной Киммерии, он усвоил: если нет возможности действовать, надо ждать и беречь силы. Это закон выживания. Расслабившись, насколько позволяли цепи, Конан повис, как паук в ожидании жертвы.