Тень Радуги

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Белый снег ирисов

Возвратившись, Гортензия утаила от домочадцев, отчего так задержалась в дороге, провожая подруг. Пусть ей опять пришлось столкнуться с некромантом — но нельзя же из-за этого снова срываться с места, покидать только ставший привычным дом. Нельзя же каждый раз убегать! Возможно, эта встреча была случайностью, возможно некромант не выследил ее новое жилье, а просто пересеклись дороги... Возможно. Скорей всего. Поэтому лучше остаться и жить, как будто ничего не случилось. Нужно стереть из памяти и пронзительный взгляд того демона...

Жизнь потекла своим чередом.

Сад совсем опустел и наводил голыми ветками уныние. Окна всё реже распахивались, впуская свежий ветер, всё чаще из труб тянулся смолистый дымок.

Затянувшаяся осень сменялась зимой, ливни перемежались снегопадами. Но стоило проглянуть солнцу — и зима опять отступала, уступая место осенним невеселым краскам, а и порой даже почти летнему теплу.

Но в доме у ведьмы хандрить было некогда. Мериан только слышал указания: дров наруби, поленья наколи, воды наноси, за драконом проследи...

Гортензии без дела сидеть тоже не доводилось. Кроме обычных хлопот по хозяйству — деревенским бабам мужей от пьянства отлучала, детям хвори лечила, девкам отворотное, парням приворотное, а мужикам — просто зелье варила. И за драконом присматривала!

На творожке и сметанке дракончик рос не по дням, а по часам. Кушал с аппетитом, в три рта — поэтому неудивительно, что, вылупившись размером с двухмесячного котенка, уже через две недели стал весить побольше иной деревенской собаки.

Кстати, по округе быстро разнесся слух о диковинной зверушке. Поглядеть на питомца ведьмы приходили семьями, как на праздник. В погожие деньки Гортензия выносила маленького Фредерика на двор, постелив в саду на широкую скамью половичек, чтобы не простыл. Дракончик с удовольствием грелся на осеннем солнышке, растопырив крылышки, жмуря по очереди три пары глазенок. В ярких лучах чешуйки загорались разноцветными огнями, переливались, радуя взор собравшихся соседей.

— Как пылает, будто яхонты! — с восхищением перешептывались бабы.

— Как сапфиры! — вторили мужики.

— Да что тут! У самого короля, поди, в казне таких драгоценностей не сыскать! — важно воздевали вверх пальцы старики.

— Так горит! А не жжется?

И драконёнок блаженно жмурился, охотно разрешая себя гладить по головкам и спинке. Ласкаться он любил, пожалуй, даже больше, чем сладости.

— Вот вырастет — коров драть станет.

— Лишь бы не людей.

— А вы пальцы-то в рот не суйте, кабы не распробовал!

— Так это ж девочка, а не мальчик! — разгадали приметливые старушки. — Как теперь звать-то будешь, матушка ведьма?

— Был Фредериком — станет Фредерикой, — пожала плечами Гортензия.

Окрепнув в лапках, драконочка не оставила воспитателям времени даже на сон. То Гортензия, то Мериан снимали ее с крыши дома, вытаскивали из колодца, разыскивали по саду и лесу. Похоже, в три головы любопытства помещалось в три раза больше, чем в обычных детях...

Да и спать уложить драконочку было совсем не просто! Рики успевала выспаться, пока Эд уговаривали лечь на подушку, а тем временем Фред эту подушку уже могла изжевать...

— Мериан, запри их в чулане! — распоряжалась ведьма, когда принимала посетителей. Иначе меленькая драконесса забиралась на ручки к клиенткам, играла бусами, обмусоливала концы платков, не нарочно обрывала рукава или орошала подолы. Обжигала внезапным чиханием в ухо, играючи кусала за пальцы. Однажды крошка впилась острыми зубками в приглянувшийся кошель, вышитый гарусом — видно, показался родным. Отодрать не сумели вплоть до обеда, пока не проголодалась.

— Мериан, ты уже больше часа ее кормишь. Хватит ужинать — ей давно пора ложиться спать! — сказала Гортензия, которая уже успела убрать со стола и перемыть за Мериана всю посуду.

— А что я могу сделать, если она не хочет есть кашу!

— Конечно, я знаю, она хочет только варенье и сласти, — проворчала ведьма.

Заслышав эти слова, Фредерика закивала всеми головами, радостно разинув рты — и незамедлительно получила в каждый по ложке каши. Обижено насупилась, с отвращением прожевала и проглотила.

— Она хоть и не человеческое дитя, но сомневаюсь, чтобы и драконам было бы полезно есть столько сладкого. А уж зубов у нее гораздо больше! Представь только, если вдруг заболят?

Мериан поморщился — он-то прекрасно знал, сколько зубков у их воспитанницы.

Меж тем Фредерика приветствовала подошедшую ведьму хлопаньем крылышек, заерзала на стульчике.

— Тётя Тень! Няка — бяка! — сообщила Рики мнение о каше.

— Дорогая, я же тебе не какое-то привидение, чтобы меня "тенью" величать, — возразила ведьма. — Ну-ка скажи — Гор-тен-зи-я?

Драконочка старательно выпучила глаза, разинула пасти, высунув язычки:

— Ррр... тень-ззз!.. — и снова получила по ложке.

— Вам еще хорошо, — вздохнул Мериан, собирая размазанную по тарелке кашу. — А меня-то как зовет...

— Мямя! — охотно сообщила, проглотив, драконесска.

— Вот-вот, — вздохнул Мериан. И протянул Фредерике полную ложку. Та рты закрыла, зубы сжала, сморщилась и отвернула головы в разные стороны, насколько далеко позволяли длинные шеи.

— Деточки, если будете привередничать, — строго сказала ведьма, — Мериан не расскажет вам сказку на ночь.

Драконочка головами поникла, оглянулась, одним глазком покосилась на тарелку — там оставалось ложки три-четыре. Прикинув в уме, что это уже не страшно, со смиренным видом раскрыла рты.

— Опять сказку? — взмолился Мериан. — Я вам не менестрель, чтобы каждый вечер новые истории придумывать!

— Возьми какую-нибудь поэму в библиотеке, — пожала плечами Гортензия. — Слава Небесам, умеешь читать, хоть этому учить тебя не пришлось.

Внимательно слушавшая взрослых Фредерика радостно запрыгала на стуле в предвкушении. Но вдруг, икнув, замерла, надув щеки и задумчиво сведя глаза к широким переносицам.

— Сейчас срыгнет, — поняла ведьма и поспешила за полотенцем.

— А которая из трех? — жалобно вопросил Мериан, вжав голову в плечи. — Поди угадай...

Драконесса икнула — и изо рта Эд вырвалось пламя. Мериан вовремя прикрылся тарелкой — длинная струйка огня достигла донца, и от жара тарелка лопнула на острые осколки прямо в руках.

Фредерике произошедшее пришлось по душе, она заколотила лапами, повизгивая от радости, и принялась специально икать, пытаясь повторить фокус еще разок. Однако, как ни старалась, больше не смогла выдавить из себя ни искринки...

Поднявшись из кухни, ведьма заглянула в детскую: Фредерика уже сладко спала, посапывая носами в подушку. А Мериан, увлекшись сам, всё продолжал бубнить о подвигах легендарных рыцарей.

Тихо притворив дверь, Гортензия ушла к себе в спальню, стала готовиться ко сну. Переоделась в широкую ночную сорочку, распустила косу. Не зажигая свечи, при свете камина, присела напротив зеркала, принялась расчесывать волосы.

К слову сказать, зеркало это, как и библиотека, досталось ведьме от прежнего владельца дома. В отличие от мутных зеркал из полированного металла, что обычно красовались в будуарах столицы, это было стеклянным. Невероятно дорогая вещица. Правда, при малейшем движении у отражения ведьмы вмиг вытягивалась голова или приплющивался нос и разбегались в ширину глаза и уши. Зачем такая вещица была нужна астрологу — загадка. Но Гортензии, и в юные-то годы не считавшей себя красавицей, чудное зеркало пришлось по сердцу...

Стояла глухая ночь, дом погрузился в совершенную тишину. Даже за окном не шумел ветер. Гортензии в этом безмолвии сегодня чудилось нечто зловещее. Отложив гребень, вздохнула. Похоже, этой ночью к ней вновь не придет сон, и опять будет лежать в постели, без толку отминая бока, ворочаться в смутном ожидании грядущих бед, грозящих королевству...

Гортензия подняла с полу корзину для рукоделия. Под грудой нуждающихся в штопке чулок, тряпиц и лоскутов, клубочков и моточков была спрятана срезанная черная косица. Взяв в ладонь, поглаживая пальцами эту шелковистую на ощупь, но одновременно колючую змейку, Гортензия задумалась. Если б то был обыкновенный человек, при помощи волос она могла бы навести порчу и множество всевозможных проклятий, даже убить его не составило бы большой сложности. Однако, хоть он очень похож на человека, удивительные глаза безошибочно выдавали в нем демона. А с демонами простым ведьмам тягаться бессмысленно...

Гортензия прикидывала в уме — в тысячный раз за прошедшее с той встречи время, — что же всё-таки она может сделать... Попытаться подчинить демона себе? На это не стоит и надеяться. Можно попробовать узнать его имя, выведать о нем что-нибудь, что поможет оградить ее от следующего нападения... А в том, что нападение произойдет, она не сомневалась.

Гортензия аккуратно вытянула из плетения одну прядь и подошла к камину. Она решила вновь испытать заклинание — то самое, которое не помогло с Мерианом. Пусть ее осыпало отборными оскорблениями, заклятье всё равно оказалось работающим.

Одной рукой перехватив прядь за кончик, другой Гортензия прикрыла нос. Поднеся к огню, дождалась, пока пламя охватит весь локон — и отпустила, гнусаво прочтя заклинание. Пепел плавно опустился на выложенный кирпичом язык каминного пода перед решеткой, составив четкий узор. Гортензия присела на корточки, придержав подол сорочки и не дыша, чтобы случайно не сдуть руны.

— Иризар... — прочла она. — Его имя — Иризар.

Это уже кое-что... На этот раз заклинание помогло узнать бесценные сведенья. Истинное имя демона — вот его самая большая тайна. И самое уязвимое место. Лишь зная истинное имя, чернокнижники могут повелевать своими ужасными созданиями. А простых смертных, кто пусть даже случайно узнает их секрет, демоны не оставят в живых... Холод пробежал по позвоночнику: вот теперь-то ей точно не избежать смерти. Не важно, что заставило его тогда отступить, дать ей отсрочку — рано или поздно они встретятся вновь. Некромант преследовал ее в городе, послал за ней и ее подругами демонов — что в следующий раз может ему помешать? Третью встречу вряд ли ей суждено пережить...

Она обернулась к зеркалу и, произнеся слова обычной формулы, приказала:

— Покажи мне, где сейчас демон по имени Иризар?

Стекло послушно затуманилось дымкой, прояснилось — но изображение нисколько не изменилось, Гортензия с досадой разглядывала свое отражение, комнату позади себя...

— Проклятая стекляшка! — буркнула ведьма.

Хрустнуло, по зеркалу пробежала паутина глубоких трещин. Отпрянув, Гортензия наткнулась на что-то спиной. Вскрикнула, попыталась вырваться, забарахталась, взметнулись оборки сорочки. Но крепкие руки сомкнулись, сжав в объятиях.

— Нечего на зеркало пенять, — щекотно шепнул на ухо, засмеявшись, тихий голос. — Оно же тебе правду показало, а ты не веришь.

Гортензия притихла, и отнюдь не нежные руки ослабили хватку. Ведьма вывернулась, отскочила к двери, обернулась.

Перед ней стоял, ухмыляясь, демон — собственной персоной. Красноватый свет огня играл бликами на пряжках сапог, на переплетенных кольцах металлического пояса, стягивающего бархатную куртку с коротким рукавом, под ней черная рубаха, на запястьях подхваченная широкими браслетами. Никакого оружия, ни доспехов — на вид дворянин или горожанин, почти человек. Если б не плясавшие в глазах огоньки, точь-в-точь обманчивые светлячки на топких болотах.

— Ну у тебя здесь и запах! — скривился он.

— Кто ты? — выкрикнула она.

Он усмехнулся:

— Тебе ли не знать мое имя. Ведь ты меня сама призвала! — И подойдя к камину, носком сапога стер пепельные руны.

— Демон? — пискнула ведьма. Дыхание перехватило от ужаса. — Ты снова явился меня убить?!

Но ответить она не позволила — схватила со столика у кровати чашку и запустила в гостя. Но тот лишь выставил вперед руку — и чашка повисла в воздухе, даже не ударившись о ладонь. Не двинув и пальцем, возвратил ее — швырнул обратно. Ведьма едва успела присесть — черепки разлетелись о стену над головой. Пригнувшись, она заметила под кроватью ночную вазу — и послала туда же, вслед за чашкой. Но демон отступил на шаг, и столь нужный в обиходе предмет угодил в зев камина, разворотив поленья, подняв тучу искр и золы.

Демон, наступив, погасил выпрыгнувший на половичок язычок огня.

Воспользовавшись моментом, ведьма выскочила из спальни, хлопнув дверью.

Демон улыбнулся, последовал за ней. В темноте он видел не хуже, а может и получше любой кошки. В отличие от ведьмы. Он уже уловил стук, звук падения и произнесенное шепотом проклятье. Не удивительно — в доме царил кромешный мрак, да и в окна сегодня луна не заглядывала.

Отдать ей должное, ведьма не пыталась спрятаться, забившись в угол. Она металась по дому, точно заяц, спасающийся от стрел охотника, хоть демон пока даже не думал нападать. Всё бормотала заклятья, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее, но память упорно отказывала в спасительных строчках. И как на зло в темноте постоянно ныряли под ноги всевозможные предметы, норовили больно припечатать по лбу двери и косяки.

— Тебе посветить? — участливо предложил демон после очередного столкновения ведьмы с мебелью.

Гортензия в ответ зашипела, потирая ушибленное плечо.

Сочтя это согласием, Иризар поднял руку и легонько дунул на раскрытую ладонь. Под его дыханием с руки сорвалась струйка мерцающего тумана, широкой волной, клубясь, пролилась вниз, растекаясь по полу, заполнила все темные уголки дома мягким сиянием.

В этом обманчиво мерцающем сумраке ведьма вовсе растерялась. Увидела, что демон еще ближе, чем ей казалось! Не спускает с нее глаз — и лишь обеденный стол разделяет их.

— Чего тебе надо? — свистящим шепотом спросила она.

— Убить тебя, — ответил демон с улыбкой.

— Ну так давай, убивай, изверг!

— Я никуда не тороплюсь, — заявил он. — Но почему ты не кричишь, не зовешь на помощь? Боишься потревожить сон мужа?

— Какого к лешему мужа?! — всё так же тихо взвилась она. — Я свободная ведьма!

И толкнув ему под ноги стул, вкупе с безобидным заклинанием, бросилась прочь.

Однако из смежной комнаты вновь послышался шум падения и скрежет древесины.

— Тебе помочь? — поинтересовался демон.

— Обойдусь, благодарю! — тихо огрызнулась ведьма, пытаясь выбраться из-под неудачно попавшейся на пути прялки. Но свившаяся с веретена пряжа крепко оплела руки, а намотавшийся на колесо подол сорочки спеленал по ногам.

Он присел перед барахтающейся жертвой, запустив пальцы в волосы, заставил ведьму поднять голову.

— Как пожелаешь принять смерть, фея моя болотная? — осведомился он медовым голосом. — Могу задушить — руками или веревкой. Утопить — в реке, колодце, отхожей яме. Зарезать кинжалом или ножом, проткнуть мечом, копьем.

— Отчего такие королевские почести? — скривилась ведьма. — За какие заслуги мне эта привилегия?

— Отравить или остановить сердце предлагал? — продолжал демон, внимательно изучая жертву взглядом ярких, как самоцветы, глаз.

— Где я тебя раньше видела? — вдруг нахмурилась ведьма. Глаза-самоцветы... Где она могла подобное встретить?..

— Выбирай. Подумай хорошенько, — поднявшись, сказал демон. — Скоро я вернусь за ответом.

И исчез, отступив в тень.

Ведьма выдохнула, от навалившейся слабости уронила голову, прижалась пылающим лбом к холодному полу. Эти мерцающие глаза она помнила, но откуда?..

Золотистое сияние не спешило погаснуть. Благодаря этому ведьма сумела-таки освободиться из плена собственной прялки, а остававшуюся часть ночи постаралась употребить на восстановления порядка в доме.

Даже обидно! Молодой сон оказался настолько крепок, что ни драконесса, ни Мериан ничего не услышали, не проснулись — спасения и помощи от них не дождешься! О забившейся за дымоход вороне и вспоминать нечего...

— Ну что у вас там? — крикнул Гилберт.

Демоны оставили его у входа в пещеру — смотреть, чтобы колдун-отшельник не ускользнул каким-то образом у них из-под носа. И Гилберт стоял под проливным дождем, падающим с хмурого неба вперемешку с хлопьями снега, ждал, гадая, откуда последует нападение.

И зачем только учитель внес в список этого отшельника! Старик определенно выжил из ума. Живет в глуши, разводит овец, возделывает грядки... Издали завидев пожаловавших гостей, сразу бросил дела и заперся в пещере — в своей норе, похожей на лабиринт. Какой особый прок от такого сумасшедшего?..

— Берт! Уходи оттуда! — неожиданно донеслось из пещеры. — Уходи! Старик спустил с цепей своих демонов!

— Что? — не расслышал Гилберт.

Он покрепче перехватил рукоять меча, откинул с лица мокрые волосы. Решительно шагнул вперед — и едва не поскользнулся на раскисшей земле, увидев, как из норы выбралось под ливень, понеслось прямо на него чудовище — точь-в-точь как его собственно творение. Гилберт оцепенел, сколько раз ему виделось это в ночных кошмарах — как его чудовище оживает и вырывается из потайной каморки... Чудовище неумолимо приближалось, но граф не мог даже шевельнуться от сковавшего страха. Лишь мелькнула мысль: еще секунда — и чудовище снесет его, едва ли заметив, раздавит копытами, лапами или черт знает что у него там...

И в этот самый миг его закружил маленький вихрь, подхватил, перевернул, втянул...

Гилберт пошатнулся, но устоял на ногах. Оглядевшись, понял, что находится дома — в герцогском дворце, в личных покоях госпожи Эбер.

— Матушка!.. — зарычал он.

— Ее высочество ужинают, у них гости, — протараторила испуганная служанка, протягивая заранее приготовленный парадный камзол.

Отшвырнув девушку с пути, Гилберт направился в трапезную залу как есть — промокший и грязный.

— Матушка! Вы хотели меня видеть? — распахнул он двери зала.

Герцогиня обернулась с улыбкой. Она восседала во главе богато убранного стола, в роскошном платье, с жемчугами в волосах.

— Ах, мой дорогой, рада тебя видеть! — произнесла она, отставляя чашу с вином и промакивая салфеткой пальцы.

Полузнакомые лица в обрамлении мехов, кружев и драгоценностей уставились на вошедшего графа.

Повинуясь жесту, Гилберт приблизился к матери.

— Матушка, сколько можно так со мной обращаться? — наклонившись к ней, делая вид, что целует руку, возмущенно прошептал он. — Я уже не дитя, чтобы меня вот так выдергивать по прихоти...

— Разве это прихоть — желание матери увидеть своего любимого сына? — со смехом отмахнулась герцогиня. И обернулась к пирующим: — Прошу извинить непотребный наряд моего мальчика, он только явился с охоты!.. И мне наплевать, на кого и где ты охотишься, — добавила она тихо. — Твое будущее мне гораздо важнее сегодняшних твоих забав.

— Я вызвала тебя, дабы представить нашему старому другу, маркизу Ромфу! — сообщила герцогиня громко.

Названный вельможа привстал с места и поклонился.

— Боюсь, если корона перейдет в руки столь целеустремленного юного охотника, то даже мне, старику, захочется вспомнить, с какой стороны следует запрыгивать на коня! — с особенным намеком заявил гость. Присутствующие поддержали нелепую шутку деланным смехом.

Разумеется, Гилберт понимал, что сейчас за столом собрались только те, кого мать подачками, обещаньями или черт знает чем еще сделала своими союзниками. Это был тайный придворный кружок, собранный, чтобы осуществить главную цель в жизни герцогини — посадить его, Гилберта, на престол. Увядающие дамы, забывшие тяжесть доспехов рыцари, придворные, всю жизнь растратившие в ненависти к своему государю... Мать вызвала его, желая показать во всем блеске — а он явился, точно искупавшись в болоте. Гилберт кривовато усмехнулся: ради этих разряженных в бриллианты паяцев он подобрал достойный наряд.

— Я не имел чести знать лично нашего прежнего государя... — завел другой гость, одновременно подставляя прислуге опустевший кубок. Но его перебила одна из дам:

— А мне вот посчастливилось лицезреть вашего покойного батюшку, ваше высочество! — шепелявя, заверила старуха, скрывавшая морщины под слоем белил и оттого похожая на говорящий череп. — Так вот, смею сделать вывод — милый Гилберт весьма на него похож лицом!

— Как две капли воды! — поддержала ее соседка. — Гилберт, дитя мое, помнишь ли свою старую тетку? Ты гостил у нас вместе с юной принцессой Адель. Тебе было годков восемь, а твоей подружке того меньше!

— Гилберт и принцесса Адель сыграют свадьбу весной, — напомнила герцогиня. — Сразу как только Гилберт будет посвящен в рыцари.

— А он еще оруженосец? — поперхнулся седоусый маркиз. Но поспешно поправился, воскликнув со смехом: — Да чтобы у меня такие конюхи были!..

— За эту новость нужно поднять тост!

— Поднимем кубки, господа!..

Зазвенела драгоценная посуда, гости продолжили пировать, мгновенно позабыв о виновнике тостов. Гилберт здесь был лишним.

— Разрешите откланяться? — вполголоса обратился он к матери.

— Запомни, Гилберт, здесь все твои союзники, они помогут тебе отстоять право стать королем. И помогут удержать власть, — воодушевленно зашептала герцогиня. — Ты должен понять, сколько земель в их руках...

— Я понимаю, — прервал он. — Соблаговолите, матушка, отправить меня туда, откуда вызвали?

— Ты же знаешь, я не умею обратно! — чмокнув сына в щеку, улыбнулась Изабелла Эбер. — Да и зачем тебе? Пошли слуг за вещами и пойди отдохни. Всё равно погода ужасная!

Гилберт удалился, не удостоив пирующих господ даже кивком.

— Горяч, — извиняясь, повела плечами герцогиня. — Весь в деда!..

Немногие, заметившие его уход, немедленно согласились, найдя в этом еще одно достоинство будущего правителя.

Возвращение далось нелегко. Найденная в спешке формула оказалась далеко не столь мягкой, как привычное колдовство материнского перстня. У Гилберта мутилось в глазах, он попытался сосредоточиться, но всё вокруг точно плыло. Не сразу понял, что это зарядивший снегопад. Казалось, белые хлопья повисли в воздухе...

— Да что с тобой?! — Иризар сбил его с ног, повалил наземь, уткнув лицом в жесткий пучок жухлой травы.

Над ними с утробным рычанием пронеслось чудовище: лапа с мощными когтями задела руку Иризара, вспоров толстую кожу куртки. Руку, которой он прикрыл голову графа.

— Поберегись! — азартно крикнул Дакс, размахивая кистенем. Тяжелые звезды на цепях, ощетинившиеся стальными шипами, врезались в живот чудовища. Тот зарычал и рванулся было вперед — но щелкнула плеть, и крепкий ремень, унизанный острыми заклепками, в два витка обхватил короткую шею. Колючки впились в косматый загривок и горло, чудище попыталось освободиться, схватилось за плеть — но Дэв-хан дернул на себя, и чудовище упало, придушенно захрипев, беспомощно забив лапами. Дакс, перехватив алебарду обеими руками, с размаху отсек голову.

— Это был последний! — возвестил он.

Дэв-хан молча смотал плеть, озабоченно осмотрел ремень — не перерубил ли его приятель.

— Чудесно! — воскликнул Иризар.

Он вовремя успел выдернуть барахтавшегося и скользящего по грязи Гилберта, прежде чем на них рухнул бы зверообразный монстр.

— Не ожидал, что ты вернешься, Берт, — обернулся он к с трудом приходившему в себя хозяину. — На твоем бы месте я остался дома — поел бы, обсох, отмылся.

— Сколько их было? — кивнул Гилберт на брошенные в груду тела чудовищ. Грубые шкуры уже слегка припорошило снежной крупой.

— Пять или шесть, — небрежно махнул Иризар.

— Восемь! — заявил довольный Дакс. — Знатная получилась драка! Пришлось попыхтеть.

— А где колдун? — спросил Гилберт.

— Да вон он! — указал Иризар. — Хотел сбежать, но застрял. Мы его немного подвязали, чтобы точно никуда не делся. Прикажешь прикончить?

— Позже, — произнес Гилберт.

Он подошел к плетню, отделявшему загон для скота от небольшого скромного сада. В дыре между жердей виднелась задняя часть колдуна. Костлявый зад обтягивал длинный кафтан из домотканой материи, полы которого были завязаны крепким узлом на щиколотках. Перемахнув через ограду, Гилберт увидел и другую сторону чародея. Седобородый старец висел над землей, будто собираясь в полет. Но только локти скрутили за спиной веревкой.

— Простите, уважаемый... — наклонился Гилберт, гадая, жив ли еще старик.

— Разорил, гаденыш, а теперь прошения просишь?! — зло прогнусавил колдун. — Убивай без разговоров, нечего канитель разводить!

— Скажите пожалуйста, вы сами создали тех демонов?

— Нет, моя покойная бабка!! Конечно сам! — задергался он в путах. — Ты еще сомневаешься? Своими руками уродов этих вырастил, сам и духов призвал! Да тебе какое дело?!

— Как вы держали их в повиновении? Вы знаете, как человеку можно убить демона?

— А тебе на что? Свои, что ль, эти вон надоели? — задрав голову, прищурился старик.

— Вот именно — зачем? — спросил Иризар.

Не только он, но и двое остальных, оказалось, слышали их разговор.

— Вас это не касается! — сказал Гилберт. — Оставьте нас.

Иризар, пожав плечами, отошел от ограды. Дакс и Дэв-хан не двинулись с места — занялись оружием, сделав вид, будто всецело поглощены чисткой и правкой клинков.

Гилберт присел на колено, обратился к старику, понизив голос:

— Скажите, как вам удавалось удерживать демона в первые минуты, когда дух только вошел в тело?

— Говори громче! Он глуховат, — крикнул Дакс, не отрываясь от работы.

— Парень, я всю жизнь создавал демонов! — ответил старик, дергая бородой. — Дожил бы я до седых волос, кабы был глуп и неосторожен? То-то вот! Голову надо иметь на плечах и не соваться туда, в чем ничего не смыслишь!

— Скажите, как мне убить демона — и я отпущу вас! — воскликнул Гилберт, теряя терпение.

— Узнай его имя — и делай, что вздумается, — объявил старик общеизвестную истину.

— Зная имя, кого хочешь можно прикончить! — снова вставил Дакс, деловито затачивая лезвие алебарды походным бруском. — Потому-то мы с Дэв-ханом и постарались избавить мир от всех, кто бы мог вспомнить наши имена. Признаться, своё я и сам забыл с великим удовольствием. Зато теперь свободны, как птички! Правда, Дэв-хан? Не то что наш бедный Иризар.

— А если у демона просто нет имени?! — воскликнул Гилберт. — Если демон не успел его получить?

— Ты создал безымянную тварь? — помедлив, переспросил старик. В голосе не осталось и тени насмешки. — Но... Как же ты жив остался?

— Случайно, — мрачно произнес Гилберт.

Демоны промолчали.

— Есть одно средство против таких тварей, — подумав, проговорил старик. Трудный способ, сложный. Ошибешься в чем — сам помрешь.

— Мне всё равно.

— Коли отпустишь, скажу тебе!

Гилберт достал кинжал, срезал веревку, выволок колдуна за плечи из дыры в ограде. Тот плюхнулся мешком на ржавую траву, весело хохотнул:

— То-то же! Прежде чем грубить да губить, поинтересоваться не мешает, что да как...

Но старик не договорил. Замолк на полуслове, разевая рот, точно рыба, выкинутая на берег. Засипел, задрожал, задергался. Закатив глаза, обмяк и затих.

— Нет... Не может быть?.. — опустился на колени Гилберт. — Он умер!

— Как-то подозрительно внезапно, — с сомненьем произнес Иризар. Настороженно оглянулся вокруг, но возле пещеры никого, кроме них самих, разумеется, не было.

За окнами завывал ветер, точно злой призрак. Метель в колючих вихрях носила над землей снежную крупу, взвивала в воздух с рыхлых сугробов, выбивала из черных туч новые льдинки... А в доме пахло свежими булочками, душистым чаем и яблочным вареньем.

Варенье осталось на столе после вечернего чаепития, но исчезало буквально на глазах — Фредерика его уничтожала неспешно, но двумя ложками.

Кроме тройного чавканья, в комнате раздавалось мерное жужжание колеса прялки. Гортензия задумчиво тянула нить, тонкую, точно паутинка, свивала на крутящееся волчком веретено.

Мериан, целый день носившийся по морозу с поручениями, с чистой совестью теперь дремал перед огнем в хозяйкином кресле.

— Вкусно! — вздохнула Фред, тщательно облизав опустевшую миску.

— Вишневое вкуснее, — возразила Эд, пососав ложку.

— Тетя Тень, у нас ведь есть еще вишневое варенье? — уточнила, примериваясь поканючить, Рики.

— Завтра посмотрю, — пожала плечами Гортензия. — У вас глаза еще не слиплись от сладостей? По-моему кому-то давно пора спать.

— Не мне!

— И я не хочу! — наперебой закричали Эд и Рики. — Вот она пускай идет! — и обеими лапками указали на неосторожно зевнувшую Фред. Та насупилась:

— А я днем спала!

— Когда это? — удивились сестры.

— А когда вы бусы делили.

— Какие еще бусы? — строго нахмурилась Гортензия.

— Ну, эти... Зелененькие, твои... Мы их на три нитки разделили, чтобы каждой красиво...

— Без спроса и без разрешения? — повысила голос ведьма. — А ну марш в постель! И сегодня вам сказки не будет!

— Как это? — удивилась драконесса. — Так мы не уснем! Нет, мы никак не уснем!

— Всю ночь шептаться будут, — зевнув, сказал разбуженный Мериан.

— Тогда иди почитай им что-нибудь скучное.

— Ага! Давай, Мери, пошли читать! — запрыгала драконесса. — Спокойной ночи, тетя Тень! Мы спать пошли!.. Мери, а давай ту книжку, с красной корочкой и золотыми буквами?

Драконесса подхватила неохотно поднявшегося с кресла парня под руку и потащила в свою комнатку.

— "Рыцарские хроники"? — Мериан достал с полки над кроватью толстый томик, сел на сундук возле постели. Драконесса мигом забралась под одеяло, завозилась, устраиваясь. — И откуда начинать?

— Вот тута! — из-за подушек высунулась пухлая лапка, ткнула острым коготком в закладку — торчащий между страниц черешок засушенного кленового листа.

— Опять про драконов? — вздохнул Мериан.

Три головы на высоких подушках закивали вразнобой, подтянули край одеяла к подбородкам и притихли, крепко зажмурив глаза.

Зевнув, Мериан стал читать, водя пальцем по строчкам с витиеватыми буквицами. Гортензии через приоткрытую дверь было отлично видно и слышно, как мирно засопела сперва Эд, потом Рики. И только Фред продолжала внимательно вслушиваться в строфы старинной баллады:

Гортензия вздрогнула: ей показалось, или впрямь в окно тихо постучали?.. Ветер снег швырнул? Невероятно, чтобы кто-нибудь решился в такую погоду, да еще ночью разгуливать по округе...

Гортензия встрепенулась. Краем глаза она увидела промелькнувшую тень. Как будто мимо окна кто-то прошел? Что за ерунда, второй этаж... Она выбралась из-за прялки, накинув шаль, сошла вниз, выглянула в холодные сени. Постояла, прислушиваясь.

Скрип шагов?.. Показалось... Нет, снова!

Нащупав длинную рукоять колуна, Гортензия тихонько сняла засов и приоткрыла дверь. Холодный колючий ветер дунул в лицо, ожег щеки. За пеленой метели она разглядела темный силуэт, сливающийся с чернеющими стволами деревьев сада. Или вновь почудилось?.. Сморгнув с ресниц снежинку, Гортензия не увидела ничего, кроме ночного сумрака...

Воображение разыгралось? Увы, у нее имеется причина для тревоги, и отвары лечебных трав не помогут обрести покой...

Гортензия заперла дверь, задвинула дополнительно крепкий засов, которым обычно не пользовались. И вернулась наверх — ступеньки лестницы как нарочно громко расскрипелись, от каждого визга расшалившееся сердце готово было упасть в пятки...

Голос увлекшегося чтением Мериана звучал бодро, скрашивая унылую тишину. Всё-таки хорошо, что ведьма взяла себе помощника — сидеть в пустом доме в компании одной вороны было бы, пожалуй, невыносимо. Пока она жила в городе, одиночество никогда не казалось ей тягостным, жить одной было даже удобней. Но здесь не город, здесь до соседей из окна не докричишься...

Однако вслушавшись наконец в слова поэмы, Гортензия мгновенно изменила свое мнение о помощнике — и поспешила в спальню.

— Да что ж ты такое ребенку-то читаешь? — прошипела Гортензия, отвесив Мериану подзатыльник.

Тот опомнился, обернулся к драконессе: Эд и Рики сладко спали, причмокивая во сне. А вот Фред слушала, распахнув глаза, от переживаний жуя край одеяла.

— А он его убьет? — тихонько спросила драконесса.

— Ну конечно да! — воскликнул Мериан и снова открыл книгу. — Вот слушай!

— Я так и знала! — закричала Фред, подпрыгнув в кровати, так что Эд и Рики стукнулись об изголовье, отчего, разумеется, проснулись.

— Складно у тебя получилось, — похвалила Гортензия, забирая книгу. — А теперь вот укладывай их спать заново!

— А что было дальше?! — потребовала продолжения драконесса.

— Дальше? — смутился Мериан, почесал затылок. — Ну, думаю, дальше дракон женился на прекрасной деве. Ведь он ее не съел, а похитил просто ради шутки... Они поженились, в общем, и жили долго и счастливо.

— Фу! — сморщилась, протерев спросонья глаза, Эд. — Когда столько голов у мужа — это ж вся обцелованная-обмусоленная будешь!

— Девицам, значит, можно? — серьезно задумалась Рики. — А юноши тоже могут жениться на драконихах?

— Ну, наверно... — не стал расстраивать фантазерку Мериан.

— А когда я вырасту, ты женишься на мне?

— Зачем?!

— Чтобы мы все жили долго и счастливо! — мечтательно вздохнула Фред, укладываясь на подушку.

— Ээ... Думаю, венчаться с драконами разрешается всё-таки не любому человеку... — попытался выкрутиться Мериан. — Только настоящие принцы и принцессы могут... ээ... заключать браки...

— А ты у нас принц? — подозрительно прищурилась Фред.

— Я? — опешил Мериан. — Нет... наверное.

— А Лиза-Энн говорит, что ты на самом деле заколдованный принц! — заявила Эд.

— Не так! — поправила сестренку Рики. — Лиза-Энн говорила, что Мериан "вполне мог бы оказаться принцем, но это вряд ли!"

— А где можно найти настоящего принца? — спросила деловито Фред.

Дальше эту ерунду Гортензия слушать не стала — нужно было отнести злополучные "Рыцарские хроники" в библиотеку и спрятать подальше, чтобы воспитанница не дай бог не узнала про настоящее окончание баллады.

Гортензия обошла все комнаты, погасила оставленные свечи, подложила в камин поленьев. В доме тепло — и всё же по телу пробегала дрожь. Она то и дело рассеянно похлопывала себя по бедру, проверяя припрятанный в кармане нож — хорошо заточенный, с заговоренными рунами на клинке. Конечно, носить его всегда при себе было неудобно, но так она чувствовала себя хотя бы чуть-чуть увереннее...

Накинув на плечи тулуп, Гортензия поднялась на башню — охладить разгоряченную тревожными мыслями голову.

Метель улеглась, ветер разогнал снеговые тучи. Небо над домом усеяли частые звезды. Эх, будь она моложе лет на десять — непременно вскочила б на метлу — да хоть на грабли! — и унеслась бы в искрящуюся ночь...

Гортензия всмотрелась вдаль, безотчетно перебирая гроздь амулетов, с недавнего времени постоянно висевших у нее на груди. Пусть она и не знала, когда это случится, к возвращению демона она подготовилась...

Но он всё равно застал ее врасплох.

— Ну что, придумала себе смерть? — спросил Иризар, появляясь как всегда сзади. — В твоем распоряжении было достаточно времени.

Отпрянув, Гортензия невольно опустила руку, ища в складках подола рукоятку ножа.

— Конечно! — ответила она, лихорадочно пытаясь припомнить хоть одно из многочисленных приготовленных заклинаний. Знать имя демона и не суметь от него избавиться — позор для колдуна! И для ведьмы тоже...

— Я желаю закончить свою жизнь... Я желаю умереть долгой и мучительной смертью — от удушения. В возрасте ста лет задохнуться от страстного любовного поцелуя! — выпалила она.

Но заговоренный нож метнуть в демона не получилось. Клинок выскользнул из пальцев, точно живой, и устремился вниз, прорезав карман, раскроив юбку, со стуком упал к ногам.

Демон расхохотался:

— Ну уж нет! Я убью тебя в тот миг, когда ты меньше всего будешь готова умереть!

Гортензия не на шутку разозлилась: мало что глумится, убить обещает — так еще платье испортил! И она принялась метать в развеселившегося демона заклинания — одно за другим, все, какие только смогла найти в книгах и выучить.

Но что поделать! Видимо, даже опытной ведьме не по силам боевое колдовство. Удары получались слишком слабыми, либо отскакивали, не опалив даже плаща, либо вовсе летели мимо, врезаясь в чернеющие стволы деревьев, прожигая голые кроны, вызывая град снежных комьев... Применять традиционные ведьмовские приемы не было смысла — порча, сглаз, сухотка, лихоманка, чахотка, чесотка... — всё это действовало слишком медленно, тем более срабатывала только на живых существах. А демоны, как считалось, изначально создавались наполовину мертвецами...

— Я вспомнила, где тебя видела! — воскликнула она, быстро пробормотав очередное заклятье.

— Где же? — полюбопытствовал Иризар, в ответ взорвав на груди ведьмы очередной амулет. Гортензия подскочила — было не больно, но всё равно неприятно, когда у тебя за пазухой что-то вдруг разрывается с грохотом и вонючим дымом!

— На берегу пруда, возле разрушенного замка. Ты стоял там без головы, каменюка каменюкой!

Взорвалось еще два амулета.

— Что, прости? — не расслышал демон за грохотом.

Гортензия уже чувствовала себя праздничной хлопушкой на карнавале!

— Я говорю: кабы не я, ты б так там и остался — мордой в грязи, с тиной на ушах! И где твоя благодарность?!

— Ты уверена, что ничего не путаешь? — осведомился демон.

— Не морочь меня! — разозлилась ведьма. — Пусть ты тогда был каменным истуканом, а сейчас на мою беду полон жизни — я всё равно тебя узнала! Черта с два тебя такого забудешь!!

— Неужели? — ухмыльнулся демон. — Кажется, статуя тебе приглянулась. А меня-то ты сейчас растерзать готова! В порошок стерла бы, если бы только знала, как это сделать.

— Ты еще издеваешься?! Думаешь, если не убил меня сразу, дал отсрочку — и всё, довольно с меня? Нет, милый, не на ту напал!

— Ты требуешь благодарности от демона? — напомнил Иризар. — Лучше благодари моего хозяина, что он разрешил тебе еще пожить на этом свете! На твое счастье он понял, что такая немощная ведьма не стоит затраченного на нее времени. Есть пока в королевстве чародейки привлекательней, а для тебя и в конце списка постоять много чести!

— Немощную?! — задохнулась Гортензия.

Догадалась наконец сорвать с себя амулеты — швырнула прямо в лицо демону. В отличие от заклятий, от них-то ему пришлось защититься — прикрыл голову плащом от трещащей, сыплющей искрами связки.

Обессиленная, ведьма опустила руки.

— Значит, я правильно поняла — ты действительно служишь этому мальчишке-некроманту? Но как он смог тебя заполучить? Сомневаюсь, что он настолько гениален, что сумел тебя создать сам.

— Это комплимент? — уточнил демон.

—— Если б не твои глаза, и не догадаешься, кто ты есть на самом деле. Ты мог бы жить среди людей неузнанным! О, какой коварный замысел... Сколько лет тебя выращивал твой настоящий создатель? И как мальчишка смог тебя выкупить? — продолжала она не столько спрашивать, сколько рассуждать.

— Какая ты догадливая, моя милая фея, — усмехнулся Иризар.

— Не смей называть меня феей! — вскричала она.

И эффектно выдернув из рукава склянку, с размаха разбила пузырек, бросив под ноги ослабившему бдительность противнику. Клубами повалил ядовитый, едкий дым. Иризар закашлялся, помахал перед собой рукой в дорогой перчатке, разгоняя поднимающиеся в темном воздухе сизые завитки.

— Наглая фея, — сказал он. — Твое самомнение поражает страшнее твоих заклинаний...

Но на полуслове замолчал, прислушался:

— Что это? — спросил он с недоумением.

— Где? — не поняла с испугу Гортензия. Этот пузырек был ее последним шансом! Но и он не сработал...

— Ты держишь драконов? — удивился Иризар.

Теперь и она услышала донесшийся из глубины дома звериный рык, раскатистый, протяжный, вторящий самому себе.

— Фредерика?! — всполошилась ведьма и бросилась к лестнице.

Фред всё не спала, лежала, вздыхала, пялилась в темный потолок. Даже не верится, что в старину сочиняли такие замечательные баллады! Просто не верится!.. Подозрительно счастливый конец... Фред решительно растолкала сестричек.

Тихонько запалив от углей камина свечу, драконесса отправилась в библиотеку.

В холодной большой комнате было неуютно. Эд вздрагивала от скрипа половиц, Рики бодро уверяла, что здесь им ни в коем случае не встретится страшный призрак старого астролога, но Фред не позволила сестрам сбежать обратно и спрятаться под одеяло.

Поиски нужного томика не потребовали много времени — Гортензия добросовестно спрятала поэму, однако не учла нечеловеческого нюха воспитанницы.

Подняв облачко пыли, драконесса плюхнула книгу на стол, рядом поставила трепещущую от сквозняка свечу. Принялась с шорохом листать страницы.

— Вот тут! — обрадовалась Рики.

— Стал дра-кон той баш-ни вы-ше... — прочла Фред.

— Ага, оно! — обрадовалась Эд. — Читай дальше!

— И тог-да от-важ-ный ры-царь... — забубнила Фред, проглатывая неинтересные строчки. — Зах-ри-пел дра-кон сви-ре-пый и хвос-том за-бил, кры-ла-ми...

— Ты слишком медленно читаешь! — возмутилась Эд.

— А я вообще ничего не понимаю! — подхватила Рики. — Дай лучше я сама! Подвинься, мне не видно!.. Так... Подогнулись лапы змея. И упал он, растянувшись... Обе-обе... обезглав... вленный и... и... — Слезы задушили ее, не позволив продолжить. Рики задрала голову кверху и завыла, как обиженный волчонок.

— Да что там такое? — не поняла Эд. — Где, где это написано? Дайте мне поглядеть!

— Вот, — указала Фред. — Вот тут так и написано: обезглавленный и... и... — Она тоже не смогла выговорить это страшное слово. Подбородок мелко задрожал, по мордочке покатились крупные слезы.

— Обезглавленный и мертвый. Рыцарь выиграл сраженье!.. — с выражением прочла Эд. Чрез секунду до нее тоже дошел смысл этих слов — и она разревелась в голос.

Драконесса плюхнулась на пол и зарыдала хором. Раззадоривая друг дружку, сестрички уже не могли успокоиться. Даже стекла задребезжали в оконных ставнях.

— Что случилось?! — вскричала, вбежав, Гортензия.

Следом влетел заспанный Мериан, с ведром воды в руках:

— Пожар?!

Ведьма подбежала к прыгающему столу, под которым и нашлась зареванная Фредерика.

— Что такое? Ушиблась? Обожглась? Поранилась? — наперебой посыпались вопросы.

— Ты мне н... н... н-наврал-л, Мериан-н-н, — стуча зубами, еле выговорила Фред. — Я н-не пойду за тебя замуж! Врун!!

— Они прочитали конец поэмы, — понял, взглянув на стол, Мериан.

— Ты научил их читать? — удивилась ведьма, подав драконессе ведро с водой, откуда сестрички охотно напились, клацая клыками о бортик.

— Я?! — ошеломленно переспросил тот. — Они сами научились... А если сами умеете — зачем меня заставляли? Каждый вечер? Вслух?! — обиделся он не на шутку. — Да знаете что! Знаете, барышни, да за такое я сам на вас не женюсь!

Икающая драконесса и ведьма воззрились на него с неподдельным изумлением.

Смеркалось, угасали последние всполохи заката, окрасившие городские шпили и крыши в праздничный багрянец. Но и в вечернем сумраке столица не торопилась затихать. Горожане, ища развлечений после однообразия дневного труда, наполняли шумом кабаки, окружали любопытствующей толпой выступающих на площадях певцов и жонглеров.

Гилберт предпочитал избегать шумные скопища, направляя коня через мрачные безлюдные переулки. Отправляясь на встречу с невестой, граф никогда не брал с собой слуг, а тем более демонов. Он не боялся промышляющих под покровом тьмы грабителей — напротив, как будто даже открыто искал встречи с опасностью.

Едва покинув герцогский дворец, Гилберт приметил слежку. Как обычно, две крадущиеся тени — с самого начала зимы они сопровождали его неотступно. Нет, то были не призраки, а обычные люди, и не составляло особого труда от них отделаться, запутав или откровенно напустив морок. Если отправлялся с демонами за очередной жертвой, Гилберт так и поступал. Но если выезжал в город не как некромант, но как граф, не преследуя тайных целей, он позволял этим темным типам следить за собой. В конце концов, он пока еще не узнал, кто их нанял. А всякий раз избавляться от слежки — этим он выдал бы себя сам, усугубив чью-то и без того чрезмерную подозрительность...

А вот и они. Двое оборванцев, точно тараканы, вынырнули из какой-то черной щели и, держась на почтительном расстоянии, потрусили за одиноким всадником. Вскоре, догадавшись по привычному маршруту, куда именно направляется граф ден Ривэн, один свернул в проулок и припустил во все лопатки — не иначе доложить своему хозяину. Второй продолжил красться следом. Гилберт специально не понукал коня, спокойно ехал, словно совершенно ничего не замечал. Даже при свете солнца никто не догадался бы о том, какая злость поднялась, закипела в его сердце. Жаль лишь, что при нем только один кинжал — отправляясь в королевский дворец, он оставлял мечи и кольчугу, чтобы вид оружия лишний раз не тревожил принцессу...

— Нет, ваша милость! Нутром чую, на этот раз дело сладится! Нынче от нас никуда не денется!

— Вы мне это обещаете уже сколько времени?

— Клянусь, господин! Сейчас всё сами увидите! Замечательное местечко тут приглядели — самое оно! Лучше не бывает!

— А если щенок туда не пойдет? Если свернет в сторону? Я вам обоим тогда шеи сверну!

— А коли и свернет — не упустим! У нас на то метки особые имеются, вот полюбуйтесь! — и бродяга опустил фонарь, осветив на подмерзшей грязи конскую кучу. Один из кругляшей был нарочно расступлен, причем дважды, крестообразно.

— Какая мерзость, — скривился господин.

Потертый плащ, в который он закутался до самых глаз, не мог скрыть массивной фигуры богатого рыцаря, слишком явно отличающейся от согбенной спины и впалой груди нанятого оборванца.

— Ох, поторопиться бы! — приплясывал на месте оборванец, не столько от холода, сколько от предвкушения.

— Ты смеешь меня подгонять?! — рыкнул господин, награждая не слабым тычком в висок.

— Не смею! — заскулил тот, растирая по клочковатой бороде заструившуюся из носа кровь. — Боюсь, не опоздать бы...

— За шкуру свою бойся, червь, — сплюнул барон дир Ваден, но шаг ускорил.

Переулок вильнул в сторону, и расступившиеся строения открыли небольшой пустырь. Через него тянулась канава с нечистотами, посредством которой отбросы города сливались в опоясывающий столицу ров, для чего в величественно возвышающейся напротив городской стене было проделано отверстие. Однако по зимнему времени заполняющая желоб вонючая жижа замерзла неровным льдом. Местечко и впрямь удобное — по льду, как по горке, можно скинуть вниз тело, и его еще долго никто не увидит, не найдет.

Заблаговременно притушивший фонарь оборванец удержал хотевшего было выйти из тени домов барона. Вжал голову в плечи под гневным взглядом, но руку не опустил. Но барон уже и сам понял, что за развернувшимся на пустыре действием лучше наблюдать, оставаясь незамеченным.

Едва из поля зрения пропала одна из преследующих теней, как впереди вырисовалось еще четыре силуэта. Поджидали, не двигаясь. Гилберт успокаивающе похлопал по холке встревожившегося коня, но сдержал, не позволил перейти на быструю рысь. Он невозмутимо проехал мимо этих типов, они же тронулись следом, присоединившись к первому.

— Чертова свита, — фыркнул граф.

Жаль, очень жаль, что оставил меч...

Его не пришлось заставлять свернуть к пустырю. Не слишком большая площадка, с одной стороны огороженная мощной городской стеной, с другой — глухими стенами домов, безусловно идеальна для боя. Спешившись, он стегнул перчаткой по лошадиному крупу, конь отбежал, но недалеко, остановившись возле чернеющих строений. Обернувшись к преследователям, граф положил ладонь на рукоять кинжала. Поняв, что уже незачем скрываться, шайка приблизилась, встала полукругом. Но не выказывали спешки, чего-то выжидая.

Небо стремительно темнело, но света было еще достаточно, чтобы определить оружие в руках противников. Пятеро перед графом оказались отборными представителями уличного сброда. У них не было благородных мечей, в руках поблескивали ножи, обрывки цепей. Один достал плетку кучера, другой — топор мясника. Третий вообще пошел на дело с отточенными граблями. Право, о таких клинок марать стыдно.

Из просвета между домов донеслось короткое собачье тявканье. Оно и послужило сигналом.

Тот, что с граблями, кинулся вперед первым, размахнулся, хотел обрушить зубья на незащищенную голову. Но Гилберт уклонился, одновременно с тем ударив под колено второго нападавшего, размахивающего куском тяжелой цепи. Неуклюже поскользнувшись на обледеневшей луже нечистот, тот всплеснул руками — и цепь обвилась вокруг древка грабель. Дернул на себя — шест треснул надвое.

Не теряя ни мгновения, Гилберт, обнажив кинжал, полоснул по горлу ринувшегося на него с ножом. Развернувшись, отсек кисть вскинувшему плеть. Еще один набросился сзади, хотел пырнуть в бок, но лезвие соскользнуло, распоров одежду, оставив жгучую царапину и злость. Уклонившись, Гилберт зажал его локоть, с хрустом вывернул руку, всадил клинок под ребра, безошибочно достав сердце. Но в этот миг почувствовал, как щеку огнем перечеркнула плетка. Тот, что с граблями, догадался бросить бесполезные щепки, подхватил с земли, выдрал из отрубленной руки хлыст — и улучил удобный момент. Ослепленный болью, Гилберт вскинулся — и второй набросил на шею цепь, сдавил горло, прижав к себе спиной, пнул под ногу. Гилберт рухнул на колени, задыхаясь, под весом собственного тела еще больше затягивая петлю.

Барон шагнул вперед. Он желал самолично увидеть, как свет померкнет в глазах этого щенка, посмевшего заступить ему дорогу... Но остановился в изумлении.

Один из убитых, тот, которому клинок графа рассек горло до позвонков, пошатываясь, поднялся из лужи собственной крови. Увидев окровавленное лицо с вывалившимся языком и выпученными глазами, державший цепь заорал точно напуганная девка — и невольно выпустил жертву. Гилберт упал на четвереньки, замарав перчатки в подтаявшей жиже и крови, хватая ртом воздух.

Оживший мертвец шагнул к оцепеневшим от ужаса подельникам. И один, выронив плетку, захрипел, повалился наземь — просто не вынес подобного зрелища.

Другого же заставил упасть граф — клинок подсек под колени, вонзился под лопатку, — и оба мертвеца упали одновременно.

Вытерев кинжал о полу куртки убитого, вложив в ножны, Гилберт подозвал коня, забрался в седло...

— А щенок-то не так прост! — ошарашено произнес барон. Оборванец у его ног пришибленно подскуливал. — Пожалуй, мне стоит немного потерпеть и самому с ним разобраться. Турнир обещает быть интересным...

Он развернулся и пошел прочь. Опомнившийся оборванец запричитал вслед:

— А как же я? Вы обещали заплатить...

— Благодари небеса, что шкура цела осталась, — бросил барон.

Несмотря на поздний час принцесса Адель не помышляла об отдыхе. Напротив, пробудившись еще до рассвета и целый день проведя в радостных хлопотах, она вообще не чувствовала усталости! Удивительно, но мысли о предстоящей весной свадьбе заставили забыть хотя бы на время беспокойство о пропавшем брате. Даже надоедливые фрейлины казались теперь не столь невыносимыми, а порой даже полезными. Причем, две самых противных пригодились особенно — привели такую превосходную портниху! И сегодня задержались допоздна, обсуждая подвенечный наряд, давая вполне разумные советы и подсказки.

В покои принцессы собрали, кажется, все зеркала королевского дворца. Стоя на низенькой табуреточке, пока портниха ползала внизу, подкалывая сотнями булавок подол платья, принцесса разглядывала себя со всех сторон, отражаясь в многогранной серебряной поверхности, точно мотылек, попавший в фонарь. И восхищенное шушуканье фрейлин за спиной Адель не раздражало и не казалось, как обычно, лживым и льстивым. Ей безусловно к лицу этот искрящийся персиковый шелк, привезенный с востока, из невообразимой дали, где ей самой никогда не суждено будет побывать. Да и румянец на фарфорово-бледных щеках преобразил ее до неузнаваемости.

— Как ты хороша, Адель! Видела бы твоя мать, какой ты стала красавицей.

— Вы правда так считаете? — вспыхнув, обернулась принцесса к вошедшей герцогине Эбер.

Стянув с рук перчатки, Изабелла Эбер подошла к девушке, нежно потрепала по щечке:

— Я никогда не солгу тебе, моя девочка, — улыбнулась она.

— Вы так добры ко мне! Вы всегда относились ко мне, как к родной дочери.

— Не могу дождаться, когда же наконец назову тебя своей дочерью с полным правом! Но как же иначе, ведь я обещала о тебе заботиться твоей матери. Мы же с ней были лучшими подругами. Как жаль, что она не видит тебя сейчас, — говорила герцогиня, и никто не посмел бы заподозрить ее в откровенной лжи.

— Да... Обидно, но я совсем не помню ее. Скажите, я похожа на нее хотя бы чуть-чуть?

— Конечно! Но ты гораздо, гораздо красивее! — с чувством заверила герцогиня.

Мэриан, возлежавший на подушках перед камином, сделал знак фрейлинам и служанкам. Повинуясь любимцу госпожи, те покорно покинули свои места и, поклонившись принцессе и ее гостье, тихо удалились. Кот же, вальяжно потянувшись, лихо вспрыгнул на стол. Пройдя между игольниц и мотков кружев, перебрался на подоконник. Загораживающую окно штору чуть шевелил сквознячок, просачивающийся в душную от свечей комнату через приоткрытую ставню. Просунув в щель лапу, Мэриан чуть расширил проход, протиснулся на открытый балкон, опоясывавший угловую башенку дворца. От зимнего воздуха кот мгновенно распушился, увеличась в объеме едва ли не втрое.

— Вам нравится мое платье? — спросила Адель, счастливо сияя.

— Недурно, — пожала плечами герцогиня.

— Оно еще не закончено! — поспешила сказать принцесса. — Вот здесь и здесь пришьют оборочки. Вот тут будет лента, а здесь кружево! Посмотрите! — она подхватила со столика моток изысканно-золотистого оттенка. — Вот оно! Потрогайте, какое тоненькое! Мне оно так нравится!

— Боюсь, оно будет не слишком хорошо сочетаться с моим подарком, — произнесла герцогиня.

Принцесса подняла на нее непонимающий взгляд. Она и не заметила, что следом за гостьей вошел слуга и оставил в кресле перевязанный шнуром сверток.

— Подарок? Мне? — переспросила принцесса.

— Да, моя девочка. Пришло время, и я хочу подарить тебе свою подвенечную вуаль.

Герцогиня развернула сверток и достала тончайшею ткань холодного, серебристо-голубого цвета, сплошь расшитую изящной вышивкой.

— Эта вуаль закрывала мое лицо в самый незабываемый момент моей жизни, прятала слезы радости! Никогда не забыть мне тот миг — нас объявили мужем и женой, и маршал Эбер осторожно поднял вуаль, чтобы скрепить узы брака поцелуем, — поведала герцогиня с искусно наигранным чувством. — И я хочу, чтобы в день, когда ты поклянешься в верности моему сыну, она была бы на тебе.

— Разве я могу принять этот дар? — пролепетала принцесса. — Это такая честь для меня...

— Не говори глупости! — рассмеялась герцогиня. — Ты станешь мне дочерью и просто обязана ее надеть!

Она накинула изящное покрывало на поникшую голову девушки, расправила складки по плечам — и развернула ее к зеркалам. Принцесса увидела множество своих лиц, бледных и бескровных под сероватой тканью. Румянец пропал, сейчас она казалась себе покойницей в саване.

— Тебе очень идет! — восхитилась герцогиня, обняв ее за плечи. — Правда, платье придется шить другое. Это никуда не годится. Но еще достаточно времени, мы прекрасно успеем приготовиться к торжеству.

— Как вам угодно, — не посмела перечить принцесса.

Тем временем кот на балконе сидел, урча ругательства. В отличие от своей госпожи он был весьма памятлив, вернее сказать — злопамятен. Он-то помнил об обещании графа — и сейчас припоминал хозяйкиному жениху все обиды, накопившиеся за целую жизнь.

— Почему он опаздывает, собака нечесаная? — ворчал Мэриан сердито. — Если решил не приходить, так бы сразу и сказал. Сиди теперь его жди... Мерзни... Я вам не сторожевой пес, чтобы дверь караулить!

"Дверью" кот назвал калитку в ограждающей дворец стене, которую из-за заснеженных кустов роз было отлично видно с высоты балкона. Этим черным ходом пользовались служанки, бегая в город по поручениям. И охранял ее только один стражник — старый понятливый солдат. В общем, весьма полезная и удобная дверь.

Но наконец-то кот перестал нервно бить хвостом — чуткие ушки навострились, уловив цокот копыт. Калитка отворилась, стражник с поклоном пропустил всадника, который направил лошадь прямиком под балкон.

— Явился наконец! — мяукнул Мэриан.

Пройдясь по перилам, кот с презрительным видом развернулся, сделав задней лапой движение, будто что-то неприличное закапывает. После чего вспрыгнул на подоконник, торопясь вернуться к камину.

На самом же деле верный зверь сбросил всаднику тонкую веревочную лестницу.

— Что там за шорох? — насторожилась подозрительная герцогиня.

— Может быть, птицы? — пробормотала Адель, густо краснея. — Я иногда их подкармливаю зерном, и они повадились...

Штора перед окном и балконной дверцей раздулась парусом от порыва холодного воздуха, ворвавшегося в комнату.

— Ах, вот это что за птица, — усмехнулась герцогиня. — Сокол мой!

— Вы здесь, матушка? — сказал Гилберт. Затворил за собой балконную дверку с изящным переплетом стекол, но не сделал дальше ни шага, прислонился спиной к узкому простенку.

— Тайное свидание? — продолжала улыбаться герцогиня. — Проникнуть под покровом темноты через окно в спальню к любимой — это так... поэтично! Не ожидала от тебя подобного безрассудства. Твой отец никогда бы себе такого не позволил.

— Не выдавайте нас, пожалуйста! — взмолилась Адель.

— Выдать? — изумилась герцогиня. — Ну что ты, девочка моя, как можно... Как можно являться к даме сердца в подобном виде?! — строго нахмурилась она, заметив на одежде графа бурые пятна. — На кого ты похож! Точно в канаве выкупался.

— Вы правы, матушка, — опустил голову Гилберт. — Я имел неосторожность свалиться с лошади и немного запачкался.

Герцогиня неодобрительно покачала головой, но промолчала, сдержалась.

— Ну что ж, не буду мешать, мои птенчики, — засмеялась она. — Воркуйте, голубки! Ах, юность-юность...

Едва дверь за ней закрылась — и принцесса торопливо щелкнула замком, силы оставили графа. Он сполз по стене, сел на пол.

— Ты правда упал с лошади? — не поверила Адель.

— А ты правда всё еще хочешь выйти за меня? Даже после этого... — он махнул рукой на подвенечную вуаль.

— Конечно! — улыбнулась Адель. — Я не отступлю от своего слова, даже если тетушка Изабель нарядит меня в свои любимые страшные платья!

Она опустилась возле него и нежно провела ладонью по бледному лицу, убрала растрепавшиеся волосы. Ее глаза испуганно распахнулись:

— Что это? — Осторожно прикоснулась пальчиком к алевшей полосе, оставленной плетью на щеке. Гилберт, поморщившись, перехватил ее руку, прижал ладонь к горячим губам.

— Подожди, я сейчас... — засуетилась девушка. — Нужно промыть, и у меня есть хорошая мазь... Светлые Небеса, кто же это сделал?!

Гилберт не ответил. Расстегнул пряжку на плече, плащ тяжело упал на пол. Адель увидела расплывшееся по бархату куртки алое пятно, рваный разрез. Охнув и закусив губу, она торопливо помогла расстегнуть пуговицы куртки, рубашку стащила через голову. Рана, оставленная ножом, оказалась неглубокой, но длинной, прошла вскользь по ребрам. Но в еще больший ужас привел ее вид ожерелья наливающихся синяков на шее, она сразу же заметила их под черными завитками рассыпавшихся по плечам волос.

Протянув руку, Гилберт сдернул со спинки стула вуаль и безжалостно, с треском разорвал на ленты тонкую ткань.

— Это всё из-за меня... — поняла Адель. — Кто-то узнал о нашей помолвке и...

— Никогда! Слышишь?! Никогда больше не выходи в город без охраны! — закричала она и, заколотив по его груди кулачками, горько разрыдалась. Он притянул ее к себе, она прижалась лицом к его плечу, размазывая горячие слезы по холодной коже. Не замечая, что его кровь пачкает ее подвенечное платье...

Мэриан, прищурив глаза, прикрыл усатую мордочку плюмажем хвоста, делая вид, что давным-давно спит и не видит всех этих слез и жадных поцелуев.

— Берта, дорогуша, теперь-то ты скажешь, зачем притащил нас сюда, в такую даль? — спросил Иризар, когда над верхушками деревьев наконец показался шпиль колокольни сельской церкви.

— В этом селении живут пятеро сильных колдунов, они нужны мне, — ответил Гилберт, устало потерев виски. — И я вас не заставлял со мной ехать, вы сами увязались.

— Прогуляться захотелось! — воскликнул Дакс. — Надоело герцогский винный подвал разорять!

— Пятеро? Сильных? — переспросил Иризар. — Интересно, как ты собирался с ними справиться в одиночку?

— Хотел бы я на это поглядеть! — поддакнул Дакс.

Дэв-хан молча усмехнулся. Гилберт, ехавший впереди своей маленькой свиты, спиной чувствовал насмешливые взгляды, которыми обменялись демоны. Он, конечно, в душе был им благодарен, что составили компанию в этом малоприятном неблизком походе. Но постоянно терпеть их остроты и подначки...

— От одной-то знахарки тебя спасать пришлось, из подпола вытаскивали, можно сказать, прямо из огня... — продолжал нарочито озабоченным тоном Иризар. — А тут — пятеро! Сам себе погибель ищешь.

Гилберт поморщился, но промолчал в ответ.

Под ворчание демонов въехали в деревню.

Граф натянул поводья, вороная кобыла остановилась, встревожено косясь в сторону домов, переступая в глубокой дорожной колее копытами, меся и без того жидкую грязь. Как назло зима уступила эти дни почти весенней оттепели, сделав неблизкий путь еще трудней.

— Странно, — произнес Гилберт. — Дома пустые...

Однако гадать о причинах неожиданного запустения не пришлось — из-за угла выскочил паренек в бесформенной меховой куртке, не боясь поскользнуться, он бежал сломя голову, не глядя вокруг, явно куда-то страшно опаздывал. Наверняка даже чужаков не заметил бы посреди улицы — если б не Иризар. Он повелительно протянул руку — и паренек, испуганно замотав вихрастой головой, внезапно свернул в их сторону, двигаясь безусловно против собственной воли. Подбежал, встал точно вкопанный и изумленно вытаращил глаза.

— Скажи-ка, малец, — дружелюбно обратился к нему Иризар, — куда это у вас весь народ подевался?

— А все в церкви! — выкрикнул мальчишка.

— У вас праздник?

— Не! Наоборот! Тетка одна нагадала, что нынче к нам бесы прилетят, и всех нас резать будут. Вот все и спрятались. Поди, в церкви не достанут.

— Долго ли прятаться думаете? — уточнил Гилберт.

— Да сколько надо! — с вызовом ответил мальчишка. — Там родник есть святой, еды притащили!

— Ясно, — сказал Гилберт, поглаживая кобылу по холке. — Отпусти его, Иризар, пусть идет к своим.

Демон пожал плечами. И мальчишка тут же сорвался с места и рванул вперед, вопя во всю глотку:

— Бесы приехали! Они уже тута!..

Гилберт тронул поводья и махнул спутникам следовать за пареньком. Под звонкие выкрики, точно под горны герольдов, они прибыли к церкви.

Граф издалека заметил, как обитые железом врата приоткрылись, высунулся чей-то любопытствующий нос. Но едва прячущиеся расслышали страшную весть, створы с лязгом захлопнулись. Подбежавшему пареньку с минуту пришлось отчаянно колотить в двери, чтобы его наконец впустили.

Гилберт приказал остановиться поодаль, но так, чтобы жители селения могли их видеть. Через узкие оконца на них уставилась сотня внимательных глаз...

Зарядил мелкий, леденящий кожу дождик. Спешившись, молодой некромант и три демона подвели лошадей к колодцу-водопою, расположенному в центре небольшой сельской площади. Лошади потянулись мордами к низким, вырубленным из камня поилкам, отходящим от устья колодца. Соломенный навес на столбах, прикрывающий круглую купель источника, отчасти защищал от дождя, но не от холодного ветра.

— Ну и что будем делать? — спросил Дакс, в нетерпении ударяя кулаком в ладонь. — Высадим двери и перебьем их всех зараз?

Дэв-хан, как обычно разделяя настроение воинственного приятеля, выразительно положил руку в кольчужной перчатке на крестовину меча.

Гилберт не ответил. Вкруг устья колодца была устроена каменная скамья, а темную воду покрывала тончайшая корочка хрусткого льда. Забравшись коленями на скамью, граф дотянулся до ледяной воды, зачерпнул горсть, плеснул себе в лицо. Резко выпрямившись, откинул волосы назад, сел, задумчиво взглянул на церковь. Иризар прищурился, ледяная капля, сорвавшаяся с вьющейся пряди, скользнула по его щеке.

— Я не хочу убивать крестьян, — устало выдохнув, произнес Гилберт. — Лучше подождать. Отдохнем немного.

— Чего ждать-то? — в недоумении хлопнул себя ладонью по бедру Дакс.

— Сколько времени ждать? — уточнил Иризар.

Гилберт, прикрыв глаза, едва заметно пожал плечами.

Иризар не стал возражать, и двоим демонам тоже пришлось смириться. Чтобы как-то себя занять, взялись проверять упряжь на лошадях.

Сложив руки на груди, Иризар не спускал глаз с врат церквушки. Сквозь фырканье коней и недовольное сопение рвущегося в драку Дакса, чуткий нечеловеческий слух уловил странный шум. В запертой церкви раздались скрежет, крики. Хруст ломаемых досок, грохот, визг...

Не прошло и четверти часа, а врата настежь распахнулись. Обезумевшие от ужаса люди, отталкивая друг друга, бросились врассыпную, спотыкаясь и падая на ступенях церкви. Точно за ними кто-то гнался, поспешили укрыться не в домах — бежали из родного селения в лес.

Иризар хмыкнул и обернулся к как будто задремавшему господину:

— И что это значит? Кто их там покусал?

Гилберт вздрогнул, точно очнувшись, взглянул на разбегающийся народ.

— Одна важная персона, за заслуги погребенная вместе с супругой под алтарем, — с улыбкой ответил некромант.

Они подождали еще немного. И лишь когда мимо проковыляла, охая и причитая, последняя старуха — вошли в церковь.

На грязном, истоптанном крестьянскими башмаками полу лежали шесть мертвых тел. На серых лицах застыли маски смертельного ужаса. Им было отчего испугаться — на горле одной из жертв повисла, стиснув шею тощими пальцами, костяная рука с обрывками сухожилий. Остальными конечностями скелет расправился с другой жертвой, после рухнул сверху грудой костей. Второй скелет, чуть поменьше и поизящнее первого, сумел умертвить еще троих мужчин — одного придушил, другого проткнул собственной костью, третьему перекусил горло. Эти пятеро несчастных жертв были одеты в обычные для деревенских колдунов балахоны с меховой подбивкой.

Но Гилберт приблизился к еще одному мертвецу — крестьянину, на голову которого обрушилась деревянная балка.

— Этот не колдун, — сказал он с сожалением. — Случайно погиб, я не хотел его смерти.

Иризар подошел к зияющей в полу за алтарем дыре, заглянул вниз. Каменные плиты выворочены наружу, стоят дыбом, будто льдины в ледоход. Глубоко внутри виднелись полуистлевшие открытые гробы с остатками богатой отделки, лоскутами позеленевшей парчи.

— Грузите колдунов на лошадей, их заберем с собой, — распорядился граф. Поймав на себе удивленный взгляд Иризара, чуть смутился, добавил: — Скелеты голыми руками лучше не трогать.

— Так это что же? Драться ни с кем не придется? — разочарованно протянул Дакс. Тяжко вздохнув, за ноги поволок мертвеца к выходу.

Гортензия не любила ветер — тем более когда он завывал в печную трубу, дергал снаружи створки оконных ставень, и чудилось, будто некто из темной ночи хочет пробраться в дом. Ведьме наконец надоело прислушиваться, вздрагивать от очередного скрипа-стона — сотворив заклинание погоды, она заставила вьюгу угомониться. Ну и пусть где-то в другом месте теперь из-за нее разыграется буран, зато наконец-то огонек масляной лампы перестал дрожать от сквозняка, и в воцарившейся тишине можно было спокойно вернуться к расчетам. Устроившись удобней в кровати, поправив покрывало в ногах, Гортензия вновь взяла квадратную дощечку, исписанную цифрами и символами, и уголек, заменившие дорогие бумагу и чернила. Ведьме нужно было кое-что подсчитать...

Ее волновало не то, сколько и каких ингредиентов следовало положить в очередное заказанное зелье, а куда более насущный вопрос. Фредерика росла, словно на дрожжах. Своим поведением она напоминала уже не ребенка, но девочку подростка. Вернее, девочек. Кто знает, когда взрослеют драконы?.. Гортензия хотела бы знать, хоть примерно, что ее ждет в ближайшем будущем. Если воспитанница станет и дальше расти с прежней скоростью, когда она превратится в огромное чудище вроде тех, которыми пугают обожаемые Фредерикой рыцарские баллады? При рождении, вылупившись из яйца, она умещалась на ладони. Теперь же, спустя всего несколько месяцев, может сравниться весом с Лизой-Энн! А через год, например, сколько ведер творога и булочек ей потребуется на завтрак?..

Круглая луна серебристо просвечивала сквозь рваные лоскутки бегущих туч. Пусть ветер внизу послушно утих, в вышине продолжалась чехарда. Казалось, еще чуть-чуть — и свезенная очередной снежной тучей луна тоже покатится кувырком по небосводу...

В убаюкивающей тишине неожиданно раздался вой:

— У-у-у! — уныло затянул вначале один, потом подхватили еще два голоса. Рука Гортензии непроизвольно дернулась, прочертив на дощечке лишнюю кривую.

— Что такое? — спросонья не понял Мериан, выскочивший из своей коморки в одних подштанниках и толстых вязаных носках.

— Это Фредерика, — угадала Гортензия. — Деточки, что вы воете?

— Ску-у-учно! — протянула из своей комнатки драконесса.

— Ну так займитесь чем-нибудь, почитайте.

— Неохота!

— Это тогда не скука, а хандра называется, — сказала Гортензия, озабоченно стирая, послюнив палец, лишнюю черту.

Мериан махнул рукой и побрел обратно к себе, почесываясь и зевая.

Через две минуты вновь раздалось унылое трио.

— Что вы там опять воете? Опять скучно?

— Нет, хандрово!..

— Так! — строго прикрикнула ведьма. — Раз вам всё равно нечем заняться, ложитесь-ка спать! Идите умываться, и не мешало бы Рики после таких слов рот с мылом помыть!

— Будет сделано! — с готовностью откликнулись радостные Эд и Фред, предвкушая дозволенную потасовку.

Краем уха ведьма слышала, как драконесса унеслась наводить чистоту. Гремя тазом и кувшинами, подралась между собой, помирилась, поругалась, залезла мылом в глаза, поревела. Сама себя утешила, почистила клыки мятным порошком. Наконец, вернулась к себе, улеглась в постель. Однако не забыла стащить с кухни пирожки с малиной — пронесла мимо комнаты ведьмы, пряча за растопыренными крыльями.

Но ведьме было не до пирожков — вычисления никак не желали складываться. Да еще палец занозила... Накинув на плечи шаль и захватив лампу, она спустилась вниз. Прежде заглянула к Фредерике — подоткнуть одеяльце и пожелать спокойной ночи. Драконесса притворилась спящей, но по хитрому выражению на жмурящихся мордочках нетрудно было догадаться, что в царство сновидений сестрички собираются еще не скоро...

Гортензия отперла дверь библиотеки, и из темноты дохнуло сырым холодом. Эту часть дома не отапливали, чтобы не тратить попусту и без того не слишком большой запас дров. От принесенной лампы ведьма затеплила еще две свечи, янтарные отблески осветили плотные ряды пыльных корешков.

— Ох, старею, старею... — бормотала она себе под нос, обследуя полки. — Раньше б все сообразила в минуту, без всяких справочников.

Но с другой стороны, грех не воспользоваться имеющимися под рукой книгами — раньше-то у нее такой роскоши не было...

— Что ищешь, фея? — поинтересовался Иризар, шагнув из сумрака в неяркий свет.

Гортензия едва удержалась на лесенке, приставленной к верхней полке. Едва — но одну книгу всё-таки выронила из рук, и та шлепнулась на пол. Нагнувшись, демон подобрал томик:

— "Сказание о змее, жившем в колодце с живою водой, и об огненном рыцаре, сиречь заколдованном принце", — прочел он заглавие. — Алхимические аллегории? Зашифрованный трактат о выгонке спирта?

— Сказка для Фредерики, почитать перед сном, — проворчала Гортензия, спускаясь.

— Твой дракон обучен грамоте? — удивился демон. — Не каждый благородный дворянин утруждает себя подобным грузом знаний.

Бросив томик на стол, заглянул в записи:

— А, высчитываешь, когда твой дракон потребует на обед деревенское стадо, — хмыкнул он. — Но у тебя закралась ошибка вот здесь: драконы растут с умопомрачительной скоростью лишь первые полгода. Потом рост постепенно замедляется. Взрослого размера эти твари достигают годам к пятидесяти. Представь, фея — полвека юности! Тебе не завидно?

— Намекаешь, что я старуха? — буркнула ведьма. — Сам, поди, специалист драконий, от зависти трескаешься. У демонов-то детства не бывает, полагаю? Мертвые тела, которые вам выдают ваши создатели, ни расти и взрослеть, ни стариться не способны...

На Гортензию нашло какое-то умиротворенное безразличие. Ей бы снова попытаться сразиться с демоном — но какой смысл? Он уже успел доказать, что все ее жалкие потуги ни к чему не приведут. Так может, если этот демон настроен поговорить, почему бы не попытаться выяснить хотя бы причину собственного смертного приговора?

— Зачем явился? Снова пришел меня убивать?

— Пожалуй, не сегодня, — ответил демон. — Или, может быть, ты торопишься? Тогда не смею отказать.

Гортензия невольно покосилась на сверкнувшую в полумраке улыбку. Он еще шутит! Ну да, отчего бы не пошутить — для него-то жизнь очередной жертвы ничего не стоит.

— Я пришел к тебе по делу, фея. Будь добра, можешь сварить такое зелье?

— Какое еще зелье? — проворчала она. — Отравиться решил?

Вот это новость! Поднеся к свету, Гортензия пробежала глазами поданный клочок бумаги, исписанный мелким, колючим подчерком.

— Светлые Небеса! — изумленно протянула она. — Разве демоны страдают бессонницей и нервным истощением?

— Твое дело варить зелье, а не задавать вопросы, — парировал он невозмутимо.

— Нашел аптекаря! Я, между прочим, бесплатно не работаю.

— Потребуешь взамен этой пустяковой услуги оставить тебя в живых? — улыбнулся Иризар.

— А можно? — уточнила Гортензия ехидно. — Ну, раз нет, то хоть перестань называть меня феей! Не желаю иметь ничего общего с этими болотными шлюшками!

— Хорошо, — согласился покладисто демон. — Как скажешь, фея.

Гортензия раздраженно фыркнула. Плюнула на свечи, затушив, зазвенела ключами:

— Я иду на кухню, варить тебе зелье! А ты здесь, что ли, останешься ждать?

— Не хотелось бы, — зябко повел плечами Иризар. — Здесь холодновато.

— Демоны еще и простуде подвержены? — хмыкнула Гортензия. — Отчего ж вас так убить сложно, коли вы такие нежные создания?

— Как видишь, я лично не из тех чудовищ, что явились в этот мир в обличие зверя, — развел он руками, извиняясь. — Нет у меня грубой шкуры с толстым мехом, как и рогов-копыт-когтей...

— Да уж, ты и для человека чересчур хорош, — проворчала ведьма. — Видала я твоего хозяина — прелестен, как принц из сказки. Милая же из вас парочка вышла, просто загляденье, умереть можно.

— Вот не думал, что старые девы имеют вкус к красавцам, — поймал ее на слове Иризар. — Отчего же ты, фея, такая пылкая и влюбчивая, на одинокую безмужнюю жизнь себя обрекла?

— Это ты себя к красавцам причисляешь? — хмыкнула Гортензия. Взглянула искоса, оценивающе. А ведь правда, если он и в виде статуи ей приглянулся, что ж, теперь вовсе влюбиться можно. Если забыть, конечно, что перед ней демон-убийца.

— Признайся, ведь и ты когда-то мечтала, как прочие барышни, о счастливом замужестве? Но вместо обычной женской доли избрала судьбу чародейки, сурово отринув радости семейной жизни и любовные утехи...

— Никогда не была вертихвосткой! — перебила его Гортензия, невольно смутившись. — Думать о всяких глупостях? Вот еще ерунда! Любовь? Не бывает любви в нашем мире! Сказки это! Пустые фантазии для принцесс и наивных девочек.

Гортензия рассерженно гремела горшками, торопливо обыскивала шкафчики и поставцы в поисках нужных для зелья ингредиентов, а демон не сводил глаз с хлопочущей хозяйки. То ли ему нравилось нервировать ее своим тяжелым взглядом, то ли просто следил, чтобы не насыпала в котел чего лишнего.

— Скажи, фея, почему тебе нравится выглядеть старше своего возраста? — вдруг спросил он. — Ты ведь еще вполне молода...

— По сравнению с тобой — вообще юная девочка! — хмыкнула ведьма. — Тебе-то самому сколько столетий?

— Если тебя приодеть, — продолжал демон, словно не слышав, — смотреть на тебя будет не так больно. Или ты специально из себя страшную колдунью изображаешь? Неприступную? Отпугиваешь всех, чтобы не смели приближаться? Боишься, что тебя может кто-нибудь полюбить? Ах нет! Ты боишься, что сама можешь кого-то полюбить?

— Старой девой жила! Старой девой и помру! — отрезала излишне вспыльчиво ведьма. Отвернулась, чтобы скрыть румянец, пробормотала: — Что-то ты завел речи о любви? Что вообще демонам о любви известно-то? Подозрительно! Замышляешь гадость какую-нибудь, а мне лапшу на уши вешаешь...

Отчего-то сегодня драконессе и спать было скучно. Она повозилась в постели, поворочалась. И хотя Фред сразу засопела, едва коснувшись ухом подушки, Эд и Рики угомониться не желали. Рики придвинула подсвечник и тихонько дунула. Изо рта вырвалась тоненькая струйка огня — кончик фитиля заалел, вспыхнул огонек, осветив комнатку.

Из-под кровати драконесса достала ветхий томик с пряжками на переплете, положила себе на пузо, принялась перелистывать. Заинтересовалась поэмой о прекрасной принцессе и злом колдуне, зачиталась.

Эд заглядывать в развернутые к огню страницы было несподручно. Ей надоело выворачивать шею, и она решила перекусить, благо было чем — на сундуке возле кровати стояло блюдечко с пирожками. Пока Рики одной лапкой держала книгу, другой лапой Эд переставила блюдце на свою сторону кровати, поставив прямо на одеяло.

Пока Эд выбирала, с какого бы пирожка начать, Рики перевернула страницу правой лапкой. Нахмурившись, Эд вернула себе контроль над конечностью — и нарочито долго держала двумя коготками пирожок, принюхиваясь, облизываясь — в общем, наслаждаясь предстоящим удовольствием.

Но Рики уже дочитала разворот. Подождав немножко, она быстро запихнула пирожок в рот растерявшейся Эд — и перевернула наконец страницу.

Та стерпела, промолчала. Но следующий пирожок стала специально обкусывать по гребешку маленькими кусочками.

— Не чавкай! — сделала замечание сестре Рики.

Та принялась чавкать еще громче. И облизала перепачканные в начинке пальцы. Сладкие пальцы липли к страницам книги, Рики это совсем не нравилось.

— Прекрати чавкать, тут тебе не столовая!

— А ты не читай, это тебе не библиотека.

— А ты не ори, Фред разбудишь!

— А нечего спать в столовой!

— Тут кровать — значит тут спальня!

— А я думала — это библиотека! — ехидно заметила Эд. — И вообще, не честно читать в одиночку! Могла бы завтра почитать вслух.

— А уплетать пирожки в одиночку честно?

— Ну так у нас же животик общий. Значит, что я съем, что ты — никакой разницы.

— Ах так! Отдавай тогда пирожки, я сама всё съем! Какая тебе разница?

— Вот хитренькая нашлась! И книжка ей, и пироги ей! Вот возьму и наемся завтра лука! Будешь целый день икать.

— Можно подумать, ты не будешь.

— Ничего, я потерплю.

— Вредина!

— Злючка!..

Проснувшаяся Фред тоже хотела присоединиться к ссоре и обругать сестриц. Но вдруг заметила краем глаза, как за окном что-то блеснуло... Она зачарованно замерла, вытянув шею. Только нежданная оплеуха заставила ее опомниться.

— Дурынды, хватит лапами махать! — воскликнула она. — Вон посмотрите, что там!..

— Кто тут дурында?! — начала Рики, но обернувшись, тоже замерла, захлопала глазами.

За окном в тишине опять шел снег. Снежинки, словно покачиваясь на невидимых качелях, медленно падали вниз. На белеющей во мраке полянке, в круге садовых деревьев, сверкало нечто огромное, крылатое — переливалось всеми оттенками весенней радуги, будто бы светясь изнутри... Крылья существа распахнулись — в узоре тысяч перьев, рассыпавшись искрами, отразился свет затененной облаками луны. Яркие отсветы, словно зеркальные зайчики, ворвались через переплет окна в комнату, заполнив от пола до потолка сказочным разноцветьем.

Драконесса, не отрывая глаз от чудесного видения, выбралась из-под одеял, подошла, открыла окно. В распахнутые створки ворвался морозный воздух. Фредерика не долго думая залезла на подоконник — и спрыгнула на козырек крыши. Драконесса не заметила, что нечаянно смахнула краем одеяла на пол подсвечник...

С трудом пробравшись по крыше, где снега намело выше колена, поскальзываясь через шаг, Фредерика добралась до ската над крыльцом. Драконесса собиралась съехать как с горки и плюхнуться в большой сугроб внизу...

Но внизу ее поймали в мягкие, сильные объятья. Осторожно поставили на землю...

Фредерика, задрав головы, в восхищении смотрела на склонившуюся над ней огромную дракониху. Голова на длинной лебединой шее, украшенной сверкающим изумрудным гребнем, приблизилась к ней низко-низко. Драконесса ощутила тепло дыхания, вырывающееся из узких прорезей ноздрей, видела собственное отражение в огромных глазах... Как же прекрасна, эта явившаяся к ней незнакомка! О, как бы она желала вырасти, стать такой же блистательной, ослепительной, сильной, изящной!..

Но почему-то в глазах драконихи засверкали слезы. Не зная отчего, Фредерика тоже готова была расплакаться! Она зажмурилась, помотала головами, прогоняя мешавшие видеть жгучие капли...

И в этот миг дракониха выпрямилась, вознеся гордую голову высоко ввысь, едва ли не выше деревьев, как показалось восхищенной Фредерике. Распахнула искрящиеся крылья — и, оттолкнувшись лапами, взлетела в небо.

— Нет, подожди! — крикнула вслед Фредерика. — Мне нужно... многое у тебя спросить!.. — договорила уже совсем тихо.

Совершив круг над домом, незнакомка, подняв вьюгу взмахами могучих крыльев, взмыла ввысь, в черноту небес. Сверкающей точкой затерялась в снежинках...

За разговором ведьма сварила заказанное зелье, нашептала сопутствующие заклятья. Перелила снадобье в бутылочку, залепила горлышко воском. Иризар пристально наблюдал за каждым действием.

— Ты, должно быть, достаточно разумен, раз сумел прожить столько лет, — продолжала Гортензия. — Поэтому давай говорить прямо?

— Какое многообещающее начало!

— Я предлагаю тебе сделку, демон.

— Чем ты можешь меня подкупить, фея? Твое тело и жизнь и так в моих руках. Хочешь продать мне свою душу? Прости, но став демоном, я покинул ряды голодных духов и, знаешь ли, потерял вкус к поглощению человеческих душ. А от твоей кислой души, пожалуй, меня и вовсе изжога замучает.

— Выдай мне своего господина — и я сделаю так, чтобы ты получил свободу. Полную свободу от всех обязанностей, приказов, помыканий. Ты будешь сам, только сам всё решать, сам себе станешь господином и хозяином. Делай, что пожелаешь, поступай как вздумается! Только представь себе...

— Искушаешь, фея? — хмыкнул Иризар. — Ты предлагаешь мне совершить ужаснейшую из подлостей — предать моего господина? Чтобы самой сделаться моей хозяйкой?

— Я сразу освобожу тебя!

— Освободишь? Но мне всё равно придется убить тебя — ведь ты знаешь мое истинное имя. Без этого ни о какой свободе не может быть речи. Неужели ты согласишься на это? Неужели ты настолько обезумела на старости лет, что хочешь отпустить на волю такого убийцу как я? Не боишься, что разнесу всё королевство точно так, как не оставил камня на камне от замка принца?

— Значит, всё-таки замок разрушил ты? — подловила на слове Гортензия.

— Я и не отрицал, — пожал тот плечами. — Да, если тебе интересно знать, замок разрушил я и двое моих друзей. Кстати, они оба совершенно свободные демоны — и что-то я не замечал за ними желания уйти от моего хозяина, ему они служат добровольно. Скажи, какое удовольствие в свободной, но бесконечно скучной жизни? Даже если б я мог заключить с тобой сделку — в чем смысл? Мы, демоны, не имеем собственных желаний. Нас призывают в этот мир лишь для того, чтобы исполнять волю хозяина. Демон с собственными мечтами — бесполезен для некроманта.

— Э, да ты не дикий волк, — поняла Гортензия. — Ты просто старый пёс. Ты привык слушаться приказов и набрасываться на жертву по команде. И вечно ждать, когда тебя наконец почешут за ухом и бросят кость?

Она всмотрелась в его лицо, озаренное теплыми отсветами очага. Казалось, ни один мускул не дрогнул, губы сжаты, в глазах играет насмешливый огонек. Но что-то между ними протянулось в тот миг, между демоном и ведьмой. Нить понимания?

— Пусть ты права, — произнес он. Забрал со стола приготовленную бутылочку с зельем, повертел в пальцах, сунул за пазуху. — Но быть псом при хозяине всё же лучше, чем скитаться, не зная, чем занять вечность.

Гортензию поразил тон, каким он произнес эти слова. Неужели этот демон — не просто чудовище, создание некроманта, впустившего духа из иного мира в тело принесенного в жертву существа? Неужели он не просто похож на человека, но...

Демон, вслушавшись в тишину, с удивлением сказал:

— Ведьма, у тебя дом горит.

По лестнице с топотом слетел Мериан, ворвался в кухню.

— И этот здесь?.. — увидев его, не сдержал возгласа Иризар.

— Пожар! Там огонь!! — выкрикнул парень, суматошно хватая ведра с водой.

Гортензия уже не видела, как исчез демон, не до него стало.

В мгновение ока огонь охватил верхние комнаты. На нижнем этаже с потолка сыпались искры, перекрытия трещали. Поняв, что залить пламя не получится, Гортензия уцепилась за рукав метавшегося от колодца и обратно Мериана:

— Всё бесполезно! Нужно спасти хоть что-нибудь!

Она велела просто выкидывать в окна всё самое ценное. И первым делом Мериан схватил ларец с зельями, экстрактами и прочими склянками, которым так дорожила ведьма.

— Нет, только не это! — взвизгнула Гортензия и бросилась спасать испуганно звякнувший бесценный ларчик.

Мериан кинулся к другим вещам...

— Где мой зонт? Где Фредерика? Эвигейт где? Где мой кошелек?.. — металась из угла в угол ведьма, уворачиваясь от опаляющих языков и падающих на голову горящих досок.

Подбежав к последнему оставшемуся сундуку, самому тяжелому, Мериан хотел попытаться и его вытолкать к оконному проему. Но тот прямо под руками провалился сквозь прогоревший пол, точно в преисподнюю, подняв столб искр.

— Всё! Нужно выбираться! — потащил Мериан ведьму к выходу.

— Но это!.. Но то!.. — бессильно протягивала она руки.

Но путь к выходу уже отрезала стена огня. Пришлось последовать за вещами — выпрыгнуть в окно.

Очутившись в холодном, мокром сугробе, Гортензия чуть пришла в себя. Зареванная Фредерика бросилась было к ней — но обглоданные огнем стены угрожающе затрещали, и драконесса испуганно отпрянула. Ведьма забарахталась в вязком, подтаявшем снегу, но никак не получалось встать на ноги. Если б не помощь — ее буквально вытащили за шиворот! — замешательство обернулось бы смертью. Спину лизнула горячая волна, оглушил грохот — и сзади рухнул кусок кровли, рассыпав осколки черепицы.

— Спасибо, Мериан! — выдохнула Гортензия.

Но оглянувшись назад, никого рядом с собой не увидела. Мериан и Фредерика оказались в другом углу двора, завороженные ужасом, смотрели, как оседает прогорающая крыша.

И дом сложился, со всеми этажами и комнатами, с чердаком — в один большой костер. Среди почерневшего от хлопьев сажи сада возвышалась обожженным скелетом башня астролога.

Эвигейт, сидящая на плече Мериана, обернулась к прихрамывающей хозяйке. Ворона догадалась спасти от огня любимый зонт Гортензии, да подцепила на крюк рукояти кошель с монетами, спрятанными за печной трубой — все сбережения ведьмы.

— Это я виновата! — всхлипнула Фред. Следом дружно заревели Эд и Рики, уткнулись чумазыми носами в перепачканный передник Гортензии, уцепились за подол.

— Вы не виноваты, что огонь горит, а дерево сгорает... — рассеянно погладила макушки ведьма.

Сверху, из озаренных всполохами низких туч, медленно посыпался снежок. Ведьма раскрыла над головой зонт и из-под бахромы с бусинами смотрела, как кружатся снежинки, не долетая до раскаленных углей, превращаются в пар...

Пожар не остался незамеченным — но помощь соседей подоспела слишком поздно, ничего уже нельзя было сделать.

Родители Лизы-Энн вызвались приютить погорельцев на своем постоялом дворе.

Гортензия, скоротав остаток ночи в обществе сочувственно вздыхающей хозяйки трактира — они вместе пытались отмыть от сажи хлюпающую носами драконессу, — рано поутру вернулась на пожарище. Эвигейт, разумеется, составила ей компанию. Ведьме всё не давало покоя это ощущение твердой руки, поддержавшей ее тогда...

Обследовав почерневшие сугробы, за ночь покрывшиеся крепкой ледяной коркой, Гортензия нашла то место. И хоть всё вокруг было затоптано, здесь, под поломанными досками кровли и грудой разбитых черепков, никаких других следов, кроме цепочки ее собственных, она не увидела, сколько не искала.

— Почудилось? — она готова была уже поверить и в эту возможность.

Внимание привлекла Эвигейт, копавшаяся среди головешек. Поднявшаяся туча золы сделала серую ворону черной.

— Что там, Эви? — спросила, подобравшись ближе, ведьма.

Пришлось поломать голову, прежде чем она сообразила, что же такое обнаружила ворона. Вернее — что она пыталась найти. От сгоревшей библиотеки должно было остаться хоть что-то — но не осталось ни корешка, ни обрывка пергамента. Неужели всё до последнего клочка поглотил огонь? Но хотя бы пара застежек от переплетов должна сохраниться? Просто невероятно...

— Без заклинаний здесь точно не обошлось, — рассудила ведьма.

Гортензия еще осенью пообещала родителям Лизы-Энн поколдовать над прибыльностью заведения, чтобы обычно пустующие номера наполнились постояльцами и в трактире не было свободных лавок за столами. Но она и представить себе не могла, что всё так обернется! Еще до наступления весны по тракту уже потянулись вереницы обозов — один за другим, словно половина населения столицы решила разом сняться с насиженных мест и навсегда перебраться в соседнее княжество! Впрочем, вскоре выяснилось, что так оно и есть...

К каждым днем путешествующих становилось всё больше и больше. Такого столпотворения здешние края не видали со времен сотворения мира! И хоть далеко не все могли позволить себе снять номер или хоть угол в сарае, чтобы спрятаться от непогоды, в трактире стоял неумолчный радостно-суетливый бардак: хозяева вскакивали до рассвета, крутились весь день без отдыха и без сил падали на постель глубокой ночью. Даже пришлось нанять работников из деревни и скупить все излишки запасов, какие только согласились продать в соседних селениях. Гортензия предложила съехать, чтобы освободить предоставленные ей комнаты. Но родители Лизы-Энн и слушать не хотели — лишь благодарили матушку-ведьму за навороженную удачу. Все были довольны. Даже Фредерика сумела немного заработать, по вечерам распевая в зале для гостей баллады. Одна Гортензия ходила мрачная, терзаемая скверными предчувствиями.

В один из редких теперь дней, когда постояльцев в трактире было не много, во двор въехала крытая повозка. Ее хозяин слез с облучка и с высокомерной миной оглядел двор. Но так как выбирать не приходилось, ибо других заведений поблизости не имелось — помог выбраться из недр повозки жене и отправился заказывать обед.

Безошибочно определив в приезжем столичного чародея, трактирщик поспешил встретить гостя на пороге. Проводил, усадил за лучший стол и приготовился изо всех сил расхваливать стряпню своей хозяйки. Принимая обращение как должное, посетитель скроил еще более взыскательную физиономию, в чем его поддержала жена. Окинул неодобрительным взглядом зал и прочих посетителей, покосился на собравшуюся возле камина веселую компанию: немолодая ведьма гремела мешочком с гадательными костяшками, отлынивающая от работы дочка трактирщика повизгивала от восторга, а рыжеватый парень, похожий на слугу, уверял, будто девчоночьи забавы ему ничуть не интересны.

Гортензия, не обращая внимания на посторонних, поддалась наконец-то уговорам Лизы-Энн — взялась обучить старинному способу гадания на женихов. (Причем, если девушка была согласна на кандидатуру зажиточного землевладельца, то Фредерику интересовали исключительно принцы!)

— ...А та руна, которая укатилась, — продолжала объяснять Гортензия, — означает Дорогу.

— Я нашла! Вот! — крикнула Фредерика, выскакивая из-под стола с зажатой в лапке потерянной костяшкой.

— А-а-а!!! — узрев возникшие перед ней три драконьих головы, завопила жена колдуна, поджав ноги. — Выгоните животное вон!! Прочь!..

— Где животное? — заинтересовалась Рики, оглядываясь по сторонам.

Гостья не унималась, орала во всю глотку:

— Прочь!! Уберите!..

Поднявшись с места, — костяшки посыпались на пол, — Гортензия повелительно протянула руку и оскорблено проговорила:

— Да как ты смеешь, чучело!..

И на глазах у всех присутствующих нос вмиг умолкшей посетительницы дернулся, набух. И медленно вытянулся в сосиску, толстую, розовую, уныло свесившись на грудь.

Фредерика весело захихикала.

Опешивший супруг икнул. Гнусаво замычав, жена в ответ дернула колдуна за уши, разложившиеся у того на плечах красивыми волнами. Колдун в ужасе схватился за голову и взвыл:

— Умоляю, не губите! Госпожа ведьма, будьте милосердны! У меня жена, дети!..

— Нет у тебя никаких детей, идиот! — накинулась на него супруга. — И жены скоро не будет! Дура я, что пошла за тебя, урода такого! Нужен ты этому некроманту, коли с ведьмой справиться не можешь?! Зачем я тебя только послушала, зачем уехать согласилась! Теперь вот ни дома, ни носа — из-за тебя, идиота!..

— Тетя Тень, а где животное-то? — дернула за рукав Гортензию Фредерика...

Через некоторое время, когда эмоции поутихли, а колдун успел залить нежданное горе парой стаканов смородиновой наливки, завязался уже вполне человеческий разговор.

— А ведь вы — госпожа Хермелин? — узнал ее приезжий.

— А, вы господин... Э-э... Как вас там? — отозвалась Гортензия.

Чародей с готовностью подсказал свое имя — и Гортензия могла поклясться, что никогда раньше его не слышала, почему и не смогла вспомнить. Хотя возможно, видела этого колдуна несколько раз на собраниях Гильдии.

И всё же она вежливо расспросила его о здоровье, о семье, о делах. Поговорили о столичных новостях, об общих знакомых. А пропустив еще пару стаканчиков наливки, колдун решился заговорить о главном, что сейчас занимало его больше всего:

— Госпожа Гортензия, а почему вы до сих пор здесь? — поинтересовался он, доверительно понизив голос. — Вы ведь, как я слышал, давно оставили город? Я полагал, вы тоже обосновались где-нибудь...

— Я и обосновалась! — возразила Гортензия. — Я купила здесь землю и... собираюсь построить дом. Но почему "тоже"? Что вы имеете в виду? Вы хотите сказать, что собираетесь навсегда покинуть столицу?

Колдун опасливо оглянулся по сторонам, точно где-то под столами или в темных углах могли спрятаться подслушивающие враги. Придвинувшись ближе и обдав собеседницу кисловатым смородиновым духом, зачастил полушепотом:

— Вы конечно знаете, я состою при военном отделе, — сообщил он. Гортензия, разумеется, не знала, но кивнула. — И я должен был оставаться в городе, в свете грядущих событий...

Супруга под столом пнула мужнину ногу, но тот отмахнулся и продолжил:

— Я понимаю, в военных действиях, для обороны отчизны дорог каждый солдат, а уж тем более мы — магистры тайных наук. По чести мне следовало остаться и ждать королевского распоряжения, призывающего встать под знамена... Но по совести — вы же меня понимаете? У меня жена, дети... может быть, потом родятся... И потому я собрал, что под руку попалось...

Гортензия покивала с задумчивым видом. "Под руку попалось" много добра — всё, что он сумел скопить и заработать. Разве что за исключением дома — его в телегу не погрузишь.

— О каких событиях вы говорите? — уточнила она. — Ожидается война или еще что похуже?

— А вы разве не слышали? — удивился собеседник, уже заметно косящий. И охотно просветил касательно бурлящих в столице слухов:

— Война будет! — заявил он свистящим шепотом. — Народ потому и бежит из столицы. Король у нас дряхлый. Наследный принц, трус проклятый, первый из страны сбежал. Принцессу за молокососа-хлюпика замуж отдают. Маршал осаду никак довести не может, скоро с войском назад ни с чем вернется. Вот пока он не пришел, говорят, враги попытаются трон захватить! Короля убьют, бедный старик... — сочувственно застонал чародей.

— Новости не первой свежести, — пожала плечами ведьма. — Похоже, с осени мало что изменилось.

Колдун обиженно заморгал, осушил еще стакан.

— Ну почему все думают, что принц сбежал?! — вклинился в разговор незаметно присевший на краешек скамьи Мериан. — Может быть, его похитили, пленили враги? Эти самые, которые хотят на трон?

— А суть разницы? — хмыкнул чародей. — Раз пленили — то убили. А коль убили — всё одно домой не вернется.

— Вполне вероятно, — согласилась Гортензия, жестом велев насупившемуся Мериану помолчать. — А что там в столице о некроманте слышно? Поймали его?

Прошмыгнувший было мимо стола трактирщик заинтересовался, вернулся и тихонько сел с другого края скамьи.

— Как же! — стукнул кулаком по столу чародей. — Сейчас, несите цепи... Лютует пуще прежнего! С закатом на улицу даже мышь боится нос высунуть. И не один он на нашего брата охотится — обзавелся дюжиной демонов! Каждую ноченьку не по одному магистру пропадает. Хоть в собственном доме, в своей постели загрызут — и тело с собой утащат. От таких чудищ разве спасешься... — всхлипнул он, вконец захмелев.

— Ужас-то какой! — вполголоса возмутился трактирщик.

— Демонов только трое, а вся наша славная Гильдия по углам попряталась, — с горечью вздохнула Гортензия.

— А давайте уж я извинюсь перед вашим драконом! — вновь принялся настаивать колдун. — А то как же теперь так буду...

— Не стоит, — возразила Гортензия. — Уши этим всё равно не исправить. А Фредерика, если поймет как ее оскорбили, еще пожалуй обидится.

— Как — не исправить? — упавшим голосом спросил чародей. — Совсем?

— Да нет, неделю-две походите — а там сами отвалятся, — махнула рукой Гортензия.

Колдун судорожно проглотил вставший поперек гора кусок ветчины. Его супруга ела молча, аккуратно придерживая двумя пальчиками нос, чтобы не стучал о ложку.

Грязь, смешанная с талой водой и снегом, уныло чавкала под копытами коней. День был сумрачный, застилающие небо тучи, казалось, серыми брюхами скребли по верхушкам чернеющих сосен. Гилберт поежился. Похоже, он успел простудиться в этом походе. Шмыгая носом, представлял, какую сцену устроит ему мать по возвращении. Еще бы! Пропадает неизвестно где, возвращается вымотанный, ни на что не способный, кроме как молчать в ответ. Забьется к себе, как зверь в нору. А нужно ведь готовиться к турниру, к венчанию, и еще черт знает к чему...

Гилберт хмуро оглянулся на свою свиту. Им всё нипочем, будто и не трясутся четвертый день в седлах без нормального отдыха и ночлега. Хотя, они же не люди. Между прочим, могли бы и не утруждать себя дорогой — просто махнули бы в нужное место за мгновение ока. Но от скуки решили составить компанию своему непутевому хозяину... Дэв-хан тихонько мурлычет себе под нос песенку, Дакс дремлет, уронив голову на могучую грудь, но держит руку на крестовине меча. Сзади плетутся сменные лошади и две с поклажей — с длинными свертками грубой мешковины, перекинутыми поперек хребта. Которая это была вылазка, Гилберт уже сбился со счета.

Как всегда свежий, не ведающий усталости Иризар ехал впереди. Разумеется, он первым заметил показавшуюся вдалеке повозку. Придержав коня, поравнялся с Гилбертом:

— На ловца и зверь бежит! — кивнул он в ту сторону. — Дичь сама в руки идет. Подстережем — и вернемся с двойным уловом?

— Брат, не пойму! Ты о рыбалке или охоте толкуешь? — вмиг пробудившись, бодро окликнул Дакс.

— Думаешь, там есть то, что нам нужно? — спросил Гилберт.

— Не нам, а тебе, Берт. Конечно, магистры первой ступени в такую погоду не шастают. Но, чую, и эта птица немногим хуже вчерашней твоей бабульки. Так будем брать?

Гилберт пожал плечами.

— Ну конечно возьмем! — воскликнул Дакс, с хрустом потягиваясь. — Военный колдун — это вам не лесная шептунья, всяко поинтересней будет. А можно мне? Больно хочется косточки поразмять.

— Валяй, — разрешил Иризар. — Что-то нынче чародеев развелось — из каждой щели как тараканы лезут. Так что не грех и поубавить численность поголовья... Не обижайся, Берт, я не тебя имел в виду. Ты же у нас редкая особь, черной масти! — дурачась, потрепал он хозяина по щеке. Отметил нешуточный жар простуды, прежде чем получил за это по руке.

Между тем, повозка приближалась.

— Это что, бродячий цирк?! — изумился Дакс, рассмотрев сидящую на облучке пару: мужчина тщетно пытался спрятать под шляпой огромные уши, напоминающие расплывшиеся лепешки из рскисшего теста, а лицо женщины украшал длинный отросток на месте носа, конец которого она скромно заправила в высокий воротник.

— И кто из этих двоих военный колдун? — с сомнением спросил Гилберт.

— Проклятьем от них смердит, как дерьмом от выгребной ямы, — сказал Иризар. — Но наложил его кто-то совсем недавно...

— Да что тут гадать? — спешился в нетерпении Дакс. — Сейчас спросим!

Он встал посреди дороги, и путникам поневоле пришлось придержать лошадей.

— Э, чем-то могу быть полезен? — с опаской осведомился ушастый.

А его неблагоразумная жена с вызовом прогнусавила:

— Коли собрались нас грабить, то ничего не выйдет! Мой супруг — военный колдун!

— Ну вот и разобрались, — прорычал Дакс. И сдернул горе-чародея с повозки, тряхнув за шиворот, бросил наземь.

— Умоляю, почтенные рыцари! Не погубите! У меня жена, дети!.. — рухнул на четвереньки колдун, принялся кланяться, распластывая уши по грязи.

— У них еще и дети... — едва представив несчастных уродцев, скривился Гилберт.

— Вставай! Дерись как мужчина! — в азарте воскликнул Дакс.

— Не мужик он! — закричала с облучка носатая. — Нету у него детей! И жены отныне нету!

И презрительно сплюнув, она подстегнула лошадей. Повозка, покачиваясь, прогрохотала прочь, окатив брызгами кинутого хозяина, но никто и не подумал ее остановить.

Колдун поглядел вслед, охнул — и вновь упал в грязь.

— Что это с ним? — спросил Иризар.

Дакс осторожно поддел ушастого сапогом.

— Помер! От страха, — раздосадовано вздохнул он, вкладывая в ножны клинок, вновь не отведавший крови.

— Смотри-ка, Берт, совсем целый мертвец! Сойдет тебе для занятий? — усмехнулся Иризар.

Гилберт только рукой махнул, его уже мутило от всех этих покойников.

— Заверни, — велел Иризар приятелю. — Не пропадать же добру.

Четверка быстроногих коней несла карету по узкому серпантину дороги, извивающейся среди скал. На карете не было ни знаков, ни гербов. Плотные занавески закрывали маленькие окошки.

Ее утомило долгое путешествие, бесчисленные кочки и канавы, от которых кидало из стороны в сторону по широкому сидению. Следовало лететь на драконе, думала она. Хотя болтаться в вышине, среди всех ветров, тоже малоприятно...

Наконец-то крутые извивы-повороты закончились, и осыпающаяся прямо под копытами лошадей дорога свернула в узкий просвет меж нагроможденных друг на друга скал. Впереди показался контур высокого горного пика, осененный ореолом солнечного марева. Хотя нет, то не гора... Из оконца кареты герцогиня увидела возвышающуюся на фоне небес крепость, словно наполовину вросшую в скалу...

— Что такое? — спросила она, недовольная внезапной остановкой. Тряхнуло так, что едва с сиденья не скинуло.

— Дальше ходу нет, госпожа! — сокрушенно откликнулся кучер.

— Как это нет?! — Герцогиня распахнула дверцу и спрыгнула на землю. Кучер указал вперед.

Кони остановились перед глубокой пропастью, перерезавшей путь. Крепость возвышалась на другой стороне расщелины, мрачная и неприступная, ощерившаяся в безмятежную гладь неба острыми крышами многочисленных башенок. Через обрыв был переброшен мост, подвешенный на массивных цепях, полотно пути набрано из длинных бревен такой ширины, что могла свободно проехать карета. Однако кони будто не желали его видеть. Как ни подгонял возница кнутом, как ни подстегивал — четверка вороных стояла словно вкопанная.

Прищурившись против солнца, герцогиня окинула взглядом внушительные зубчатые стены, испещренные червоточинками щелей-бойниц. Крепость встречала гостью недоброжелательным, настороженным молчанием...

— Пропусти-ка, — коротко кинула она кучеру, тот посторонился.

Приблизившись к двум каменным столбам, к которым крепились цепи моста, герцогиня ощутила странное волнение, легкое покалывание в кончиках пальцев. Вытянув руку, шагнула ближе — ладонь натолкнулась на стену. От невидимой преграды к пальцам заструились змейки голубоватых молний. Они больно жалили кожу и сыпали искрами. Но герцогиня сделала еще один шаг. И шипящие ленточки мгновенно свернулись в трещащий клубок — и ударили так, что незваную гостью отбросило к карете.

Кучер кинулся на помощь госпоже. Но герцогиня, стиснув зубы, остановила его движением руки. Вытащила из головного убора длинную золотую шпильку, увенчанную ярким сапфиром, и вновь подошла к мосту. Выставила тонкое жало перед собой, резко взмахнула — как будто распоров занавес, так что в воздухе на мгновение осталась косая полоса из переплетенных стрекочущих молний. На кончике шпильки собрался сверкающий, часто пульсирующий шар — и герцогиня ловко пробила им невидимую стену. Кучер зажмурился от полыхнувшей вспышки, лошади, отпрянув, замотали головами.

Она глубоко вогнала шпильку в щель между первым брусом моста и землей, еще и каблуком притоптала. Вернулась к карете, хлопнув дверцей, приказала трогать. Поклонившись, кучер занял свое место, подхлестнул лошадей.

Экипаж беспрепятственно проехал по мосту. Лошади тревожно всхрапывали, словно чувствуя под шатким настилом пропасть, но беспрекословно слушались вожжей.

Как ни странно, ни одного стражника между зубцов по верху стен или за щелями бойниц не было видно. Однако решетка, заграждающая арку въездных ворот, со скрежетом поднялась, пропуская карету во внутренний двор.

Прежде чем выйти, герцогиня настороженно выглянула, окинув взглядом пустое пространство двора, обнесенное со всех сторон камнем стен. Как склеп — ни одной живой души, никто не вышел встретить... Даже птичьих голосов не слышно.

Герцогиня спрыгнула на землю — здесь и трава не росла, ни единого деревца. Гиблое место. Но она проделала этот путь, столько дней тряслась по ужасной дороге — и неужели напрасно?.. Придержав шляпу, запрокинула голову. Башня, у подножия которой она стояла, упиралась шипастой крышей в тусклое небо. Фасад башни был выложен из камня, но дальше она и вправду срасталась с нависающей позади скалой. Как и скалу, высеченные из единой глыбы колонны, грубые карнизы и внешние лестницы покрывал ковер сизого лишайника. Маленькие узкие оконца чернели ранами в теле горы.

Сделав знак кучеру дожидаться ее возвращения, герцогиня решительно направилась к входу. Взбежав по щербатым ступеням, сама открыла тяжелую дверь и вошла внутрь.

Дневной свет сюда едва просачивался, было темно и очень холодно. Однако герцогиня Эбер уверено пересекла зал — стук каблуков гулко отозвался под мрачными сводами. Прошла по галерее, поднялась по лестнице — и оказалась в центральном зале.

Зал этот никогда не был парадным, в нем никогда не устраивались балы и торжества, никогда не звучала музыка. Он больше походил на пещеру, выщербленную в недрах горы — без резных колонн и расписных потолков, без гобеленов, без мягких скамей — голые стены, пол из черного камня, растворяющиеся в густом сумраке высокие своды. Единственное указание на то, что это всё-таки человеческое жилище — развешенные в стенных нишах светильники и огромных размеров камин. Возле самого жерла, в котором уныло дотлевали среди горы пепла два бревна длинной в человеческий рост, стояло грубое, тяжеловесное кресло.

Герцогиня приблизилась к этому трону. Высокий прямоугольник спинки загораживал сидящего там человека. Однако, человека ли?.. Герцогиня вздрогнула, вспомнив, к кому же пришла, но немедленно отогнала от себя постыдный страх. Напрягая зрение, она различила в полумраке, среди груды выцветших тканей костлявые руки: запястья обтянуты коричневой кожей — такие худые, точно мышцы на костях давно истлели. Пальцы оканчивались длинными, загнутыми черными ногтями. Голову сидящего покрывал капюшон, ниспадающие из-под него седые волосы закрывали лицо и грудь, змейками сбегали вниз на колени, и еще ниже — обвивая ножки кресла...

Существо не шевелилось. Не дышало. Казалось, оно давно умерло в своем огромном склепе.

— Госпожа Исвирт? — в сомнении позвала герцогиня.

Ответа не последовало.

Изабелла Эбер нахмурилась. Потратить столько сил и времени — и вернуться ни с чем?..

На поясе у хозяйки крепости герцогиня заметила сумочку — кошель из некогда пунцового бархата, расшитый изъеденным временем жемчугом. Большинство бусин выпало из узора, оставив после себя протертые дыры и торчащие нитки стежков. Гостья протянула руку, чтобы посмотреть, нет ли там нужного ей перстня, ибо на таких пальцах ни одно кольцо удержаться не смогло бы...

— Изабелла Эбер, зачем потревожила ты мой покой? — прошелестел скрипучий старушечий голос. Герцогиня от неожиданности отпрянула, шагнула назад.

Хозяйка башни подняла голову, сквозь седые пряди блеснули чернотой глаза.

— Прошу извинить, что нарушила ваше уединение, — опомнившись, учтиво поклонилась герцогиня. — Но смею предположить, вы будете рады моему визиту.

— С чего бы это? — грубо перебила старуха.

Герцогиня взглянула на ее тощую шейку: позвонки выпирали шипами, челюсть казалась подвешенной на пару жил.

— Я приготовила для вас подарок, от которого вы не сможете отказаться, — уверенно заявила герцогиня.

— Мне уже давно ничего не надо... — хмыкнула Исвирт. Но ввалившимися глазами так и впилась в округлый сверток, который принесла гостья.

— Уверена, вы много лет мечтали об этом, — сладко улыбнулась герцогиня.

Она бережно развернула шелковую тряпицу — и в слабых отсветах огня засверкал усыпанный алмазами обруч с четырьмя зубцами в форме трилистников, украшенных крупными, сочными изумрудами.

— Королевский венец? — не поверив своим глазам, выдохнула старуха.

Она протянула к короне затрясшиеся руки, вцепилась, сжав когтястыми пальцами, прижала к впалой груди.

— Главная реликвия королевства, — просипела она. — Ты украла ее для меня...

— Украла?! — оскорбилась герцогиня. — Она принадлежит мне по праву! Это — корона моих предков, она принадлежала моему отцу! Это Стефан украл ее у меня!

— Вместе с королевством и престолом, — скрипуче рассмеялась старуха. — Но что ты хочешь получить взамен? Одну мою благодарность?

— Ваша благодарность, конечно, великая честь, — кивнула гостья. — Но кроме нее я не отказалась бы от ваших демонов. Полагаю, они больше не нужны вам? А у меня много задумок, но моих скромных сил не достаточно для их осуществления. Демоны очень бы мне пригодились.

— Считаешь, мне недолго осталось и я скоро издохну здесь, в своей тюрьме? — вновь рассмеялась хозяйка башни. — Ну что ж, твоя правда. Демоны мне действительно больше не нужны. Забирай их себе, на здоровье. Они мне даже надоели...

Она небрежно махнула рукой. И требовательно потянулась к короне. Герцогиня помедлила, не спеша делать первый шаг в этом обмене. Старуха будто не сразу поняла, отчего та медлит. Но спохватившись, с досадливой гримасой открыла кошель. Порывшись среди наполнявшей его трухи, нашла перстень с мерцающим черным опалом — и протянула герцогине. Та сглотнула, с волнением взяла дар — не простое украшение, а печать обрученного демона. На этот камень пролилась кровь жертвы, связавшая навеки дух из иного мира, жертвенное тело и волю повелителя.

— Вот только из троих мне принадлежит лишь один! — ухмыльнулась некромантка. — Двое других — вольные твари, приказам подчиняться не желают. Просто привязались к моему, как бездомные псы, вот он и привел их за собой из странствий. Что они в нем нашли, в толк не возьму. А ведь не прогонишь, себе дороже встанет с ними связываться.

— Разберусь, — отмахнулась герцогиня. — Позвольте, я помогу?

Она забрала из тощих рук венец и с торжественным видом, точь-в-точь как на коронации, подошла к креслу. Хозяйка башни выпрямилась, замерла... Но только за короткий миг за спиной старухи герцогиня успела подменить драгоценный обруч, вынув совершенно такой же из широкого рукава дорожного плаща. И возложила на седую голову неотличимую подделку.

Старуха вскинула руку, пробежала пальцами по каменьям, кокетливо завела жидкую прядь за ухо. Черный рот расплылся в довольной ухмылке, обнажив пустые десны. Она суетливо полезла в кошель, покопавшись, вытащила маленькое мутное зеркальце.

— Как его имя? — напомнила герцогиня главное.

— Иризар. Я его отпускаю, отныне ты его хозяйка, — милостиво ответила старуха, тщетно пытаясь разглядеть в зеркальце свое отражение. — Будь с ним поласковей. Я избаловала его своей любовью.

— Позабочусь, как о родном сыне, — поклонилась гостья. — Прощайте!

Старуха махнула рукой.

Герцогиня поспешила к выходу. Но не дойдя до дверей зала, сжалась от прогремевшего вдруг крика:

— Лгунья!! Это подделка! Ты продала мне подделку?!

Старуха, сняв с головы венец, сумела разглядеть, отличить подлог — и, вскочив с трона, запустила золотым обручем в герцогиню. Сверкнув, корона упала на каменные плиты, со звоном покрутилась волчком у ног гостьи.

— Да как ты посмела?! — кричала хозяйка башни все себя от ярости. — Ты за это поплатишься!..

Она воздела руки над головой — широкие рукава упали складками на плечи, обнажив бурые кости. Над ладонями с хищно растопыренными пальцами стало собираться сиреневое сияние, стекалось из ниоткуда, наматывалось клубками.

Герцогиня застыла на месте как вкопанная. Поднялся рыльный вихрь, волосы старухи взвились в воздухе, открыв лицо — больше похожее на оскаленный череп. У герцогини леденящий озноб пробежал по спине. Она успела выхватить и выставить перед собой настоящую корону — в тот самый миг, когда с рук старухи сорвались молнии. Двойной разряд с потрясшим башню треском столкнулся с венцом — и отразившись от обруча, метнулся назад в старуху. Удар впечатал ее в трон, рассыпался искрами, разбежался яркими змейками по полу...

Хозяйка башни погибла от собственных рук.

В том, что на сей раз она мертва, у герцогини Эбер не было ни малейших сомнений. Подхватив с пола драгоценную подделку, она выбежала из зала.

— Уезжаем! Быстро! — крикнула с порога.

Кучер хлестнул плеткой, лошади, заржав, развернули карету. Сбежав вниз по ступеням, герцогиня нырнула в темноту экипажа, хлопнула дверцей — и лошади сорвались вскачь.

— Скорее! — торопила герцогиня.

Оглушительно заскрипели лебедки подъемника, перекрывающая ворота решетка начала опускаться. Герцогиня содрогнулась, услышав, как окованные железом колья вскользь задели крышу повозки...

Пронеслись через мост. Кучер охаживал лошадей, колеса дробно стучали о каменистую дорогу. Герцогиню трясло и подкидывало на сиденье.

Ей показалось, они отъехали достаточно далеко, она выглянула в окошечко, сдвинув занавеску. И волосы зашевелились на голове: всё это время они ни на локоть не сдвинулись с места! Лошади выбивались из сил, фыркая пеной, щелкал кнут, колеса крутились с бешеной скоростью — но карета стояла...

Герцогиня приоткрыла дверцу, выглянула. Крик неподдельного ужаса сорвался с губ. Дорога под ними оказалась длинным языком, покрытым бородавками и наростами, которые она приняла за камни. И язык этот, извиваясь змеей, медленно тянул их назад, к башне.

Переведя взгляд, герцогиня увидела, как и сама башня изменилась. Теперь это был высеченный в скале череп. Он скалился разинутым ртом-воротами, втягивал в себя ленту языка. В черных глазницах-провалах плясали огни...

Карету подкинуло над землей... Исполинский язык обвил экипаж и ржущих лошадей, потащил назад, в разинутую пасть... Кинул вниз... Карета с четверкой проскользнула через лишенную плоти каменную челюсть, из зияющей дыры провалились ниже, еще ниже, в пустоту бездонного ущелья...

Герцогиня, вздрогнув, резко очнулась. Вскинувшись, огляделась вокруг. Это всего лишь сон, она просто задремала... Изабелла Эбер отпустила подлокотник кресла со следами царапин на кожаной обивке, оставленных ногтями. Поднявшись, она прошла в спальню. Взглянула в зеркало, поправила выбившуюся прядь, спрятала под замысловатый головной убор из сплетения золотых цепочек и розового жемчуга. Герцогиня нахмурилась, заметив седой волосок, с досадой вытянула его из прически и выдернула.

Подойдя к роскошно вышитому гобелену на стене, отогнула край, нажала на неприметный бугорок между каменных блоков. Фальшивая панель отъехала на скрытых пружинах в сторону, открыв глубокую нишу. Герцогиня вынула оттуда небольшой ларец из темного дуба, поставила на столик. Отомкнула замочек ключом, прятавшимся среди подвесок браслета.

В ларце лежал сверток, в лоскут шелковой ткани был завернут королевский венец — золотой обруч с лепестками-трилистниками...

Изабелла Эбер скривила губы в улыбке. Сон был лишь отчасти сном...

Под первым свертком покоился другой — точно такая же корона. Которая из них настоящая — отличить не сумел бы сам король.

Полюбовавшись с минуту, герцогиня спрятала ларец обратно в тайник. После чего вызвала служанку, распорядиться на счет ужина.

— А что граф? Он у себя? — спросила она в конце.

— Да, ваше высочество! — присела в поклоне девушка. — Его светлость изволит принимать мастера — примеряют доспехи к турниру.

— Любопытно взглянуть, — улыбнулась герцогиня.

Гилберт уже изнывал под тяжестью лат, а старый оружейник с помощью мальчишки-подмастерья увлеченно навешивал на него всё новые щитки и детали, застегивал на множество хитроумных пряжек, ремешков, привязывал шнурами, затягивал узлы...

— Нужно всё хорошенько проверить, — приговаривал мастер. — Чтобы ничто не мешало вашей милости бить соперников!

Чертов турнир — какой из него рыцарь?! Даже со всеми этими доспехами он не чувствовал себя рыцарем — он уже свое тело не чувствовал под панцирем да под стеганой поддевкой! Рыцарь? — как же! — не то туго спеленатый младенец, не то обморочная барышня в тесном корсете. Гилберт привык к легкой короткой кольчуге — теперь же на его плечи лег груз в добрую половину от собственного веса. Да шлем для турнира весил втрое против привычного...

Иризар, конечно, присутствовал при примерке — возлежал, растянувшись на хозяйской постели, с интересом следя за бойким стариком. Из сумки оружейника демон выудил маленький напильник — и подправив зазубрину на своем мече, теперь с увлечением шлифовал ногти.

Наконец-то последняя деталь: мастер нахлобучил на голову графу вязаную шапочку из колючей пряжи и торжественно надел шлем. Опустил забрало и отошел на шаг — полюбоваться работой.

— Еще чуток подправить, — сказал оружейник, — и отдам дочке. Она у меня мастерица узорочье наводить!

Гилберт тихо застонал — только золоченой насечки на доспехах не хватало!

— Будешь сиять ярче фальшивой монетки, — со вкусом изрек Иризар.

Дверь распахнулась. Стуча каблуками, в покои вошла матушка.

— Мой мальчик, ты настоящий рыцарь!! — всплеснула она руками, не успев даже толком посмотреть на сына. — Прекрасное облачение, достойное будущего короля!

Польщенный старик поклонился в пояс — и мальчишке-подмастерью голову пригнул.

Герцогиня неодобрительно покосилась на демона — он даже не подумал встать при ее появлении. Напротив, на ее дежурную натянутую улыбку ответил сияющей самодовольной ухмылкой — резкий контраст к мрачному взгляду сына. Но кажется, она верно поступила, определив демона к графу, у этих двоих определенно есть нечто общее. Не к месту ей вдруг вспомнилось, как при первой их встрече объявила демону, что прежняя повелительница продала его. Вот тогда в этих удивительных глазах — единственный раз ей довелось это увидеть! — не скрываясь полыхнула растерянность и обида, почти детская беспомощность. И нечто похожее затаенной искрой мерцало сейчас в глазах ее собственного сына.

— Матушка, турнир не закончится для меня добром, — выдавил глухо Гилберт. — Я не смогу...

— Глупости! — отмахнулась герцогиня. — Что ты несешь! Ты сын герцога Эбера и должен быть достоин этого имени! Отец в твои годы уже стал маршалом и помогал королю Стефану управлять войсками, сражался на равных против твоего деда! И на турнире ты просто обязан показать себя настоящим воином — не опозориться перед памятью твоих царственных предков!

— У меня скверное предчувствие, матушка, меня убьют на этом турнире, — пересилив себя, признался граф.

— С чего ты взял? — нахмурила брови герцогиня. — Что за нелепость! Никто не посмеет проявить подлость или намеренно причинить вред будущему родственнику самого короля.

— Кроме, разве что, отвергнутых женихов принцессы, — в полголоса вставил Иризар.

— Об этом тоже можете не беспокоиться, — высокомерно дернула плечом герцогиня, бросив на демона испепеляющий взгляд. — Вряд ли какой-нибудь наглый выскочка решится пойти против меня. Или маршала. Поверь, мой мальчик, уж я об этом позабочусь. К слову сказать, — продолжала она, — вместо того, чтобы сейчас жаловаться, тебе следовало самому следить за приготовлениями. Но ты предпочитаешь где-то развлекаться!.. Не забывай также, на турнире будет присутствовать твоя невеста. Надеюсь, ты не заставишь принцессу пожалеть о своем согласии? — напомнила герцогиня, перед тем как их покинуть.

Гилберт подошел к зеркалу, чувствуя себе неуклюжей игрушкой с ярмарочных представлений — куклой, которую дергают за веревочки...

Оружейник почтительно притих, ожидая, что теперь-то юный граф оценит его старания по достоинству. Гилберт же, с тоской рассматривая отразившуюся в зеркале груду стали, молчал. Расценив молчание не в свою пользу, мастер решительно выдвинул встречные претензии:

— Где-то жмет? А что вы хотите! Это вам не кафтан для танцев! Не из шелков шьем. Да и кабы ходили ко мне примерять почаще, а не дважды только за всё время! Сразу подогнал бы по фигурке, как перчатку. К тому же портняжке господа чуть не каждый день на примерку ходят!

— Ну, обычно это портные да белошвейки к господам приходят, — протянул демон.

— Да? Им-то хорошо! Нитки-иголки с ножницами взял — и иди. А мне прикажите сюда наковальню тащить?

Мастер обиделся и отошел, зарывшись в свою объемистую сумку с инструментами.

Гилберт глубоко вздохнул, закрыл глаза — нужно постараться хоть как-нибудь сделать этот пыточный костюм пригодным для движения. Объяснять оружейнику, где именно жмет, натирает и давит, у него просто не было сил.

Внимательно наблюдающий за хозяином Иризар заметил:

— Клепка вылетела.

— Где? — обернулся в изумлении мастер.

— Вот, — любезно указал демон, вытянув руку и кончиком меча прикоснувшись к подвижной чешуйке на сгибе локтя.

— Не может такого быть, — усомнился мастер.

Хотел потрогать — но тут же отдернул руку. Металл обжигал, будто только что вынутый из горна. Гилберт перехватил руку мастера. Тот вздрогнул — пальцы графа оказались холоднее льда.

— Прошу вас, — сказал граф, — оставьте всё как есть.

Он кивнул демону. Взвесив на ладони кошель с монетами, тот кинул его мастеру. Оружейник поймал на лету и вмиг повеселел.

— Получишь еще, — пообещал Гилберт, — если запретишь своей дочке наводить золочение.

— Как вашей милости будет угодно, — поклонился привыкший к капризам заказчиков оружейник.

Чтобы немного остыть после примерки, Гилберт спустился в сад. Наплевать на непогоду — на душе у него тоже было отнюдь не солнечно.

Стемнело. Не по-весеннему холодный ветер приятно остудил лицо, мазнули по коже частые снежинки. Припозднившаяся пурга заново выбеливала едва успевшую избавиться от холодного покрывала землю, хлопья прилипали к мокрым ветвям, рисуя белый узор на фоне неба. Зима будто навсегда решила остаться в этом уединенном уголке, забившись между дворцовой стеной и башней.

Гилберт затворил за собой дверь и медленно спустился вниз по крутой лестнице, прижимавшейся в стене. В голове гудело — слишком много сил он сегодня потратил на эти чертовы латы. А ведь испытания даже и не начинались! Что ждет его впереди — сейчас не хотелось об этом и думать...

Тихий шорох заставил очнуться от мыслей. Серая тень кралась позади ряда кустарников. Гилберт остановился — и тень замерла тоже. Он двинулся дальше — тень подпрыгнула. И исчезла из вида. Гилберт оглянулся вокруг, вглядываясь в сумрачные силуэты сада, смазанные снегопадом...

— Кого-то потерял, ваша светлость? — над головой мурлыкнул вкрадчивый голос.

Гилберт вздрогнул, поднял глаза — и с облегчением рассмеялся. В развилке ветвей пристроился серым пушистым облачком кот принцессы. Свесив лапку и обмахиваясь пышным хвостом, Мэриан свысока взирал на жениха хозяйки, прищурив мерцающие глаза.

— Как ты здесь оказался? — спросил Гилберт.

— Смею заверить, кошки умеют проникать всюду, куда нам только вздумается, — сообщил преисполненный достоинства зверь. — Я к тебе с поручением. Хозяйка велела узнать, как ты поживаешь, почему к нам давно не приходил? Ей скучно.

— Передавай мои извинения, — попросил Гилберт. — Я постараюсь... Я приду завтра.

— Завтра? Хорошо. — Кот потянулся, скрутив хвост вопросительным знаком и прогнув спину, мимоходом подточил когти о сыроватую кору. — Тогда пускай завтра всё сама тебе и скажет. А то наговорила всяких глупостей-нежностей... Говорит: непременно передай в точности, слово в слово! А как же я передам, ежели половину слов не понял, половину забыл? Тут записывать надо, а лапы в чернилах пачкать не хочу.

Махнув на прощанье хвостом, кот ловко пробежал по веткам — и вскочил на стену дворцовой ограды.

— Так ты не забудь! — обернулся Мэриан, прежде чем спрыгнуть вниз. — Не вздумай ее расстроить, иначе поцарапаю!

И только ветви остались качаться.

Гилберт стряхнул с волос снежинки, застегнул ворот — подступающая ночь обещала быть холодной...

В двух шагах от лестницы он замер. По спине, от затылка к лопаткам пробежала дрожь — но не от холода. Тысячи ледяных иголок вонзились глубоко под кожу, будто сама смерть рукой провела. Сердце забилось чаще, слух обострился, ловя каждый шорох. Опасность? Но откуда? Гилберт настороженно оглянулся — кто-то наблюдал за ним...

Верхушки деревьев пригнулись под внезапным порывом ветра. В шуме ветвей почудился колючий смешок. Кто-то незримый прятался в снежной синеве, кружил по крошечному саду.

— Кто ты? Покажись! — приказал Гилберт, вглядываясь в темноту.

И шум стих. Воцарилась тишина.

Гилберта бил озноб — некто невидимый приближался, медленно, неотвратимо... Он отвел руку назад, на ладони завился клубок из змеек-молний...

В лицо вдруг ударил ледяной поток воздуха. На глаза навернулись слезы, он закашлялся — и выпустил снаряд вперед, наугад. Темнота впереди словно расступилась, пропуская сквозь себя. Клубок рассыпался о чернеющие стволы искрами, с шипением упавшими в снег.

— Кто я? Угадай!.. — без голоса выдохнул силуэт из клочков тумана и теней, на краткий миг сложившийся перед глазами Гилберта.

Граф отшатнулся, споткнувшись, упал на ступени. Невидимые пальцы, обжигающе ледяные, схватили за горло, сдавили с нечеловеческой силой. Задыхаясь, Гилберт сумел поднять придавленную призраком руку — и ожег его снопом бесцветного пламени. Этого хватило, чтобы хватка чуть ослабла. Граф вырвался из ледяных рук и, взбежав по лестнице, скрылся за дверью, задвинул засов и торопливо наложил заклятье, которое должно было помешать призраку проникнуть во дворец.

В небольшом пустом зале с низким сводчатым потолком гулко отдавались удары, посыпавшиеся на дверь снаружи. Крепкие доски сотрясались и прогибались, силы призрака были велики.

Бежать бессмысленно — несомненно, этот призрак явился сюда именно за Гилбертом. Прятаться бесполезно, если разнесут дворец, графу легче тоже не станет. Он попытался собраться, приготовился встретить дух мертвеца самым сильным заклятием, которое смогла подсказать в этот миг память. Сосредоточившись, он сотворил между дрожащими от напряжения ладонями пламя, пульсирующее в такт бешеному биению сердца...

Засов не выдержал натиска, сломался — осколки железа разлетелись по залу, чиркнув искрами по камням. Дверь с грохотом распахнулась.

Против ожидания, призрак не влетел внутрь вихрем. Притихнув, он вполз невидимкой, исподволь заполнив собой всё пространство под низкими сводами. Гилберт всматривался в темноту, пытаясь угадать, откуда последует атака. Но противник подкрался сзади — напал, выбив клуб огня из рук. Ударившись о пол, шар вспыхнул ярким светом, на мгновение заполнив нестерпимым сиянием всю комнату, ослепив самого Гилберта. Взвившись от боли, призрак выпустил графа из ледяных объятий. Воспользовавшись этим, Гилберт вслепую наложил заклятье. Беззвучный, безголосый вой перешел в раздирающий душу визг, всхлип — и выдох-стон...

Среди пляшущих всполохов, оставленных в ослепленных глазах взрывом, Гилберт различил забившийся в угол сгусток клубящейся черноты.

— Кто ты? Назови свое имя! — потребовал граф.

Не призрак лишь сжался в комок, по комнате прокатился судорожный вдох.

— Назови себя, мертвый дух! — осторожно сделал шаг вперед Гилберт. — Если хочешь освободиться, говори!

Но еще один шаг — и сгусток развернулся бестелесными щупальцами. В мгновение призрак плотным коконом обвил собою жертву. Гилберт не мог двинуть ни пальцем, адская боль пронзила от затылка до живота, он захрипел, не в силах сопротивляться.

— ...если хочешь освободиться... — свистящим эхом отозвался призрак в насмешку.

И сквозь боль Гилберт понял, что именно нужно этому духу. Пришелец из иного мира собирается просто убить его и завладеть телом. Проникая в легкие, пронзая ребра, сжимая сердце, призрак пытается вынудить его сдаться, отказаться продолжать битву — и уступить свою жизнь.

— Ты мертвец, ты — никто! — прошептал Гилберт одними губами.

Единственное оружие, которое дух мог использовать против него — страх и боль, одно превращая в другое. Вернее — ощущение боли, ведь призраку было невыгодно портить настоящими ранами желанное тело. Вот именно — эта боль была иллюзией... Гилберт собрал все крохи оставшейся силы — и изгнал из мутившегося сознания леденящий ужас смерти. Он сумел отгородиться от кипящего в жилах огня — и разлепив веки, взглянул в лицо призраку.

— Назови свое имя! — выговорил он. — Приказываю!

Клочья тьмы взметнулись под своды, сковывающие объятья распались. Гилберт рухнул на пол.

— Я вернусь... — выдохнул призрак обещанье.

Гилберт обвел глазами колышущиеся, будто вода, стены и своды. И позволил опуститься на разум пустой темноте, окутать себя нежным покрывалом обморока. Словно из другого мира донеслись до него шум быстрых шагов и голос...

Иризар опоздал — хозяин был без сознания. Демон торопливо скинул свой плащ, подложил под спину. Но юного некроманта била дрожь явно не от холода.

— Чертовы колдуны, чертовы призраки... — зло процедил сквозь зубы Иризар.

Почувствовали вторжение духа и двое других демонов. Вихрь искажений, вызванных призраком, не позволил им перенестись сюда моментально — потеряв драгоценные минуты, они не смогли защитить хозяина.

— Что стряслось? — спросил Дакс, пряча клинок в ножны.

— Похоже, голодный дух, — сказал Иризар. — Все силы из него выпил...

Дэв-хан опустился на колени, дотронулся до слабо бьющейся жилки на шее графа. Взглянув в глаза Иризара, покачал головой.

— Точно! — оживился Дакс. — Поделись с ним, Иризар! Ты же это умеешь!

— Умел! — подчеркнул Иризар. — Но не с ним...

— Давай, попробуй! — поторопил Дакс. — А то ведь неровен час мальчишка сдастся. А он ведь нам еще живой пригодится!

Иризар хмуро посмотрел на приятелей. Предложенный способ вовсе не казался ему подходящим:

— Да в нем душа еле теплится! Я просто добью его! — возразил он.

— У него и так немного шансов выжить, — пожал плечами Дакс. — Без тебя он точно не жилец.

Выбор был невелик. Иризар обязан был хотя бы попытаться...

Он приподнял графа за плечи, нагнулся над побелевшими губами. Дыхание почти не улавливалось... Иризару было непросто заставить себя сделать это. Когда-то он легко отдавал своему создателю энергию, сливаясь с трепещущей душой своим духом, насыщая уставшую сущность новыми силами. Но это было давно — и не с этим мальчишкой...

Если тело человека оживляла душа, то в теле демона жил голодный дух, призванный колдуном из иного мира. Иризар не был исключением. Где-то в глубине его по-прежнему таилась жажда — жажда, позволившая ему пересилить сомнения и невольно потянуться навстречу душе хозяина. Он осторожно нащупал грани соприкосновения — и потянул эту дрожащую искру к себе, окутал собственным сиянием энергии. На мгновения потоки объединили их сущности в одно пульсирующее целое, потоки струились и сплетались, проходя сквозь одного, пронзая другого, возвращаясь, насыщая, наполняя, неся с собой неизведанный вкус чужого естества...

Иризар отлетел к стене от удара. Не сознавая себя, он ринулся вперед, желая немедленно отомстить, убить посмевшего напасть, отобрать добычу... Но сознание прояснилось, и он понял, что сжимает горло Дакса, а Дэв-хан пытается оттащить его от приятеля.

— Ты увлекся! — просипел Дакс, потирая шею. — Ты чуть не сожрал мальчишку.

Иризар оглянулся — так и есть, он забылся. Соприкоснувшись, он не смог удержаться от соблазна. Но благодаря бдительным приятелям не зашел слишком далеко. Переданная им сила подпитала ослабевшую от нападения призрака душу: на бледном лице проявились живые краски, дыхание стало глубже и сердце теперь билось ровнее. Благодаря ему жизнь хозяина уже не висела на волоске.

Перенести Гилберта в его покои — причем так, чтобы их никто не увидел, — оказалось не так-то просто. Дакс нес хозяина на спине, точно ребенка. Иризар отдал довольно много энергии, ему и самому понадобилось плечо друга для опоры.

Но как нарочно, почти что у дверей спальни их поджидала сама герцогиня. Приметив ее через анфиладу залов, Дакс неожиданно заорал кабацкую песню дурным, как будто пьяным голосом. Иризар и Дэв-хан, поняв, в чем дело, нестройно подхватили немудреный мотив.

— Что с ним такое?! — воззрилась госпожа Эбер на сына, безвольно уронившего голову на плечо Дакса.

Но Иризар спиной заслонил приятелей и, как бы заплетающимся языком, радостно доложил:

— Госпожа ваше высочество! Всё в полнейшем порядке!

— Что вы себе позволяете? Мой сын в таком виде! Это безобразие!!

— Господин его светлость просто немного переволновался в связи с предстоящими важнейшими событиями. Пожелал развеяться, отдохнуть... И с непривычки немного утомился.

— Вы его опоили? — ужаснулась герцогиня.

— Совсем напротив! Смею заверить — если б не мы, ему досталось бы больше!

— Ужасно! Чтобы мой сын запятнал честь семьи... Надеюсь, вас никто не видел? Позор! О чем он только думал, когда позволил себе подобную выходку!.. Видеть его не желаю!

Раздосадованная непозволительным поведением наследника, госпожа Эбер поспешила удалиться.

Ему пригрезился рыцарь — в пылающих костром доспехах. Ярко-алое пламя играло на панцире, на полированных щитках, облизывало малиновыми языками шлем...

Открыв глаза, Гилберт увидел алого рыцаря наяву. Красновато-золотистые блики играют на стали, отсвечивают лучистыми звездами в глаза... Гилберт зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Взглянул снова — рыцарь остался на месте.

— Забавное зрелище, правда? — услышал он голос Иризара. — Это твоя турнирная сбруя, Берт. Оружейник приволок, пока ты спал.

Для представительности мастер напялил латы на соломенное чучело — кое-где из щелей торчали пучки ломких желтоватых стеблей.

Гилберт обвел взглядом комнату. Его спальня, косые лучи вечернего солнца играют всполохами на предметах, отчерчивают на стенах тень от решетки оконного переплета.

— Я не стал ему доплачивать, как ты пообещал, — продолжал демон. Он сидел, развалившись в кресле, по привычке закинув ноги на стопку книг. — Старик всё-таки не удержался — или за дочуркой не углядел. Вытравили золотую гирлянду, вот здесь по краю, видишь? Так что решай сам с оплатой.

Гилберт сел в постели. Перед глазами всё поплыло, голова заболела, как будто вдруг оказалась внутри звенящего колокола. И всё тело ныло ужасно.

— Я попал под карету? — спросил он.

— Ты ничего не помнишь? — удивился демон.

— Нет... — ответил Гилберт. Качать головой было мучительно.

— ...и ты проспал почти сутки, — добавил Иризар, коротко рассказав о нападении. Однако умолчал о собственном участии в возвращении хозяина к жизни.

— Я был в саду... — попытался припомнить Гилберт. — Потом... О, Небо!

— Ну, что там у тебя еще? — спросил Иризар. Но граф стушевался под внимательным взглядом, чуть покраснел. — Не мнись, Берта, выкладывай! Я демон, а не гадалка.

— Я обещал Адель придти сегодня...

— Конечно, — хмыкнул демон. — Из объятий призрака — в объятия любимой!

— Она ждет... — потер виски граф. — Иризар, умоляю! Предупреди ее...

— О чем? Что ты заболел? Чтобы она примчалась сюда со свитой фрейлин? Уволь меня от службы быть вестником в столь опасном деле! Отправь к ней голубя с запиской, пусть ему шею свернут.

Граф только еще гуще покраснел, запылали мочки ушей.

— Если птичку по дороге не подстрелят, донесет в сохранности твои извинения, — продолжал потешаться демон. Иризара забавляло, что о свидании с невестой его юный некромант думает с куда большим волнением, нежели о едва не убившем его призраке.

— Хорошо, можешь идти, — тихо проговорил Гилберт.

Хмыкнув, демон удалился, гремя сапогами будто нарочно.

Гилберт выбрался из постели, заткнул подол длинной рубашки за пояс штанов, подошел к окну. Сквозь частый переплет он видел грязноватый внутренний дворик. От чахлых деревьев, высаженных у внешней стены, по земле протянулись наискосок длинные полосы лиловых теней. Он заметил покинувшего башню Иризара. Но демон устремился не к воротам, ведущим в город, а направился к узкой арке — проходу в маленький сад. Гилберт улыбнулся, будто прочтя его мысли — оказывается, суровый демон непреклонен на словах, но и его каменное сердце можно разжалобить...

— У тебя верные слуги, — прошелестел сзади тусклый, безжизненный голос.

От неожиданности Гилберт шарахнулся в сторону, случайно столкнул с подоконника кувшин с водой — вода выплеснулась на брошеные на полу книги и записки, чернила поплыли по листам.

— Вы... как всегда неожиданны, учитель, — произнес Гилберт.

По вкрадчивому шепоту невозможно было разобрать с уверенностью, но под туманными складками капюшона ему почудилась ухмылка.

— Мой мальчик, на тебя напал дух мертвеца?

— Да, я смутно помню...

— Я ощущаю, какой сильный пришелся на тебя удар, — точно принюхиваясь, повел головой призрак. — Но ты достойно прошел это испытание. Я могу гордиться таким смелым учеником.

— Благодарю, учитель.

— Ты превзошел мои ожидания. Похоже, ты уже не нуждаешься в наставлениях. Мне больше нечему тебя учить.

— Но... — осекся в замешательстве Гилберт.

— Я передал тебе мои знания. Но решать, как и когда ими воспользоваться на деле, ты способен понять только самостоятельно.

— Но, учитель, вы оставляете меня? Как же наш договор? В списке осталось еще много имен...

— Не заботься об этом, — перебил призрак. Полупрозрачный рукав потянулся к нему, Гилберт едва сдержался, чтобы не отшатнуться, почувствовав холодное, скользящее прикосновение к щеке, шее, плечу. — Ты свой долг исполнил сполна, более чем. Остальное не имеет значения.

— Вы обещали избавить меня от того чудовища, когда я соберу для вас достаточно мертвецов! — с тревогой напомнил Гилберт.

— Разумеется, — ответил призрак. — Я сдержу слово. Прояви терпение, ведь мне тоже пришлось подождать, пока ты выполнишь свое обещание. Будь спокоен, ибо важное событие ожидает тебя впереди...

За дверью послышался шум, топот.

— Я не прощаюсь с тобой, мой мальчик. Мы еще увидимся. Я приду к тебе после...

И сложив рукава на груди, призрачный учитель мгновенно отплыл назад, втянулся в стену, исчез без следа...

Пытаясь отдышаться, Гилберт схватился за спинку кресла.

Ввалившийся без стука Дакс круглыми глазами уставился на графа:

— Что, опять призраки?!

Гилберт отрицательно помотал головой, через силу скривил губы в улыбке.

Поддразнить хозяина было одно удовольствие. Однако, покинув апартаменты графа, Иризар помедлил. Окинул взглядом прищуренных глаз заключенный в колодец стен дворик. И направился не к воротам в город, а к входу в сад. Там, в тени крепостных стен, нашли себе местечко чахлые кустики шиповника.

Присев на корточки, демон запустил руку в сплетение голых веток, пошарил позади кустиков — на голову посыпались тоненькие сосульки, комки подтаявшего снега — и извлек на свет упирающегося, машущего когтистыми лапами Мэриана.

— Следишь, лазутчик? — Демон поднял кота повыше, держа за шкирку. Оказавшись на высоте, зверь притих. Только злобно пыхтел, сверкая глазами, и бил по воздуху распушенным хвостом. — Как кстати ты мне попался!

— Отпусти! — взвыл кот, вновь забившись, силясь достать когтями до лица.

— Хорошо. Выбирай, куда тебя отпустить — в ров, в колодец или на псарню?

— Ты не посмеешь! — зашипел Мэриан. — Я придворный кот ее высочества принцессы Адель! Меня подарил ей сам король!!

— Будто я не знаю, — усмехнулся Иризар. — Раз не желаешь на псарню, будь добр сбегать к своей принцессе с посланием от моего графа.

— Нашел мальчика на посылках, — проворчал кот. — Что ей передать-то? Только покороче, у меня на изящную словесность память плохая...

Демон перехватил покорно обвисшего кота одной рукой, крепко прижал локтем к боку, чтобы не думал рыпаться. Мэриан вцепился когтями в рукав, хвостом обметая головку меча.

— Передай, что наш граф нижайше простит извинения за то, что не оправдал ожиданий и не явился в условленное время в назначенное место. Его задержали... непреодолимые преграды! Его мама не отпустила.

Сочиняя сию извинительную речь, демон склонился над колючим кустиком, свободной от кота рукой накрыл торчащую вверх веточку. Кот с интересом наблюдал, как за считанные мгновения свершилось волшебство: безжизненный прутик быстро выпрямился, налился весенними соками. Набухли почки — и сразу же лопнули, вмиг развернувшись изумрудными листьями, над которыми вознесся бутон. Бледно-зеленые, туго скрученные лепестки сперва побелели, после окрасились в нежно-розовый цвет утренней зари.

— Вообще-то хозяйка предпочитает ландыши, — заметил Мэриан.

— Обойдется розой, — ответил Иризар.

Но начавшие приоткрываться лепестки приобрели причудливую кайму с зубчиками, а в воздухе разнесся тонкий аромат весны.

Одним взмахом кинжала демон срезал чудесный цветок — и успел подхватить прежде, чем подарок упал на черные мокрые ветки, нежные лепестки не коснулись грубых колючек.

— Запомнил, что я тебе сказал? — строго спросил, отпуская кота, демон. — Передай своей принцессе!

И сунул в зубы коту стебель цветка. Мэриан от такой грубости только мяукнул.

— Поживей! — повысил голос Иризар. Замахнулся, будто собираясь дать пинка.

Дожидаться напутствия кот не стал — и подпрыгивая точно мячик, бросился прочь.

— Лети, голубь сизый! — со смехом крикнул вслед демон.

Гортензия сидела в своей комнатке, при свете пары сальных свечек подшивала нижние панталоны. "Я убью тебя в тот миг, когда ты меньше всего будешь готова умереть..." — беспрестанно стучали слова демона в ее голове. Строчки на ткань ложились неровные. Если ему приказали ее убить, почему он медлит? Почему в первую их встречу он ослушался приказа хозяина? Почему позволяет ей жить дальше? Хотя какая это жизнь, в постоянном ожидании смерти. Вроде бы и весна наконец-то настала, зазеленела травка, светит солнце — а как тут будешь радоваться жизни?.. Может, ему что-то от нее нужно? Но у него есть хозяин. Что она может такого, что было бы не под силу некроманту! Смешно даже сравнивать их возможности. На вид совершенно мальчишка, а ведь держит в страхе всё королевство... Все собратья по колдовству вон бегут из столицы — а ей и бежать нет смысла. Демон в любом уголке мира ее найдет, ему не трудно... Даже от Луизы и Эрики пришла сегодня весточка — одновременно два письма, и в обоих прощальные слова. Подруги тоже решили уехать — одна на юг, другая на запад... Доведется ли еще когда-нибудь свидеться?..

Вдруг по шее и вниз по позвонкам побежали колючие лапки предчувствия... Гортензия воткнула иглу и прислушалась: в доме все давно спали, тишина полнейшая. Только за окном, где-то вдалеке, устав дожидаться рассвета, робко чирикала ранняя пташка...

Из густой тени коридора в комнату шагнул демон. С вежливой ухмылкой тихонько стукнул костяшками пальцев по открытой двери. Тусклый золотистый огонь высветил лицо, заиграл на пряжке плаща, отразился в ярких глазах.

Гортензия вздрогнула и мигом спрятала штопку за спину. Еще не хватало, чтобы этот демон ее панталоны разглядел.

— Не спишь, фея? — негромко произнес Иризар.

— Да вот, тебя ждала! — ответила Гортензия. — Всё гадала, что-то ты давненько ко мне за зельями не являлся! Или не нуждаешься больше?

— Скучала без меня? — еще больше растянул губы в улыбке демон. — Неужели наши с тобой свидания растопили черствое девственное сердце? Неужели ты влюбилась?

— В тебя?! — фыркнула ведьма шепотом. — Размечтался!

Но под пристальным взглядом смутилась, отвернулась. Вытащила из-под стола ларец с ведьмовскими снадобьями, ворчливо спросила:

— Тебе как обычно?

— Ты первая призналась, что я тебе приглянулся, — понизил голос Иризар.

— Что?! Когда это было?! — поперхнулась гневом Гортензия.

— При нашей первой встрече, — притворно вздохнул демон. — Разве ты забыла? На берегу пруда... Я слышал каждое твое слово.

— Ты был статуей! — зашипела в возмущении ведьма. — И тогда ты молчал! За мраморной внешностью я не подозревала такое ядовитое нутро!

Она принялась за работу — быстрее смешает зелье, быстрее сможет от него отвязаться! Торопливо влила в воду содержимое нескольких склянок, добавила крупинки разных порошков, взболтала, нагрела флакончик над пламенем свечи — и снова взялась перебирать порошки...

Он внимательно следил за ее руками. Присел рядышком на кровать — в тесной комнатке кроме кровати и стола другой мебели не было, — и придвинувшись поближе, мягко принялся допытываться:

— Признайся, неужели тебе никогда не хотелось на самом деле влюбиться? Тебе не жаль будет расстаться с жизнью, так и не познав страсти?

— Опять угрожаешь меня убить? — хмыкнула ведьма. От его вкрадчивого голоса у нее по телу мурашки бегали. — Мало вам в столице бесчинствовать, так и бедную провинциальную ведьму никак не желаете оставить в покое.

— Мы уже месяц никого не убиваем, — ласково произнес демон. — Я чувствую на тебе заклятье воздержания... Зачем ты заклеймила себя им?

— Не убиваете? — проигнорировала Гортензия щекотливый вопрос. — Выходит, колдунам и ведьмам бояться больше нечего?

— Отчего же. Кто знает, что может случиться завтра? — загадочно улыбнулся Иризар. — Но даже если мой господин отменил охоту, это вовсе не значит, что я не могу убить кого-нибудь просто так, из прихоти. Но ты не ответила!

— У тебя же нет собственной воли и желаний? Прихотей, следовательно, тоже. Ты же демон! — со смешком напомнила Гортензия.

— Ты наложила на себя заклятье, чтобы уберечь девичью честь? — продолжал выведывать он, явно наслаждаясь ее сердитыми взглядами. — Но даже теперь, спустя годы, ты не пожелала развеять эти охраняющие чары. Неужели тебе за всю жизнь не посчастливилось встретить того, кого ты захотела бы полюбить? Кому захотела бы отдаться в порыве чувств?

— Одинокой девушке в большом городе и без того сложно выжить! — проворчала Гортензия. — Приходится крутиться, как белка в колесе. А еще при этом отбиваться от похотливых лап, лезущих под юбку, от пьяных насильников и от распущенных дворянских сынков!..

— В юные годы ты была настолько хороша? — недоверчиво изогнул бровь Иризар.

— Я была девушкой, и этого им всем было более чем достаточно! — отрезала Гортензия, пунцовая от смущения и гнева. — Да и сейчас, как погляжу, вниманием не обделена!

Иризар рассмеялся:

— Значит, ты согласишься только на принца! Хочешь, чтобы на твоей могилке порядочной девственницы чудесным образом расцвели белые фиалки?

Гортензия сунула ему приготовленный флакон — но прежде чем спрятать его в карман, демон предусмотрительно попробовал зелье на кончик языка, не отравлено ли.

— Доволен? — спросила она. — Теперь можешь мне ответить, раз уж всё равно собираешься меня убивать? Что задумал твой хозяин? Вы не просто хотите уничтожить Гильдию, избавившись от всех колдунов и ведьм, иначе не остановились бы на полпути. У твоего хозяина более изощренные планы? Что у него на уме?

— Увы, — поднялся с места Иризар, легко поклонился с издевательской улыбкой. — Хотел бы я помучить тебя специально, фея. Говорят, женщины от неудовлетворенного любопытства страдают хуже, чем от зубной боли. Да вот жаль, сам не знаю, что он задумал!

И он исчез.

Но она и не надеялась на ответ, разумеется.

Вернув ларец на место, Гортензия села, вновь взялась за шитье. Но игла непослушно прыгала в пальцах. Больно уколовшись, она опустила руки и всмотрелась в огонек свечи. Грядет нечто ужасное. Нечто более ужасное, чем все предыдущие убийства... А самое ужасное, что, похоже, она единственный человек, который может во всем этом разобраться! По крайней мере, она до сих пор жива — который уже раз мило беседует с этим чудовищем, и ничего... Возможно, она одна могла бы спасти целое королевство! Хотя представить такое Гортензии было сложно. Она улыбнулась своим невероятным мыслям, этим несбыточным фантазиям. Куда простой ведьме тягаться с некромантом и демонами?..

Изабелла Эбер не могла заснуть. Во-первых, сердце теснила какая-то непонятная тревога, разум был смущен сомнениями и скверными предчувствиями. Во-вторых, ужасно раздражал супруг. За три долгих года непрерывной осады приморской крепости герцогиня успела отвыкнуть от постоянно отсутствующего мужа. А теперь, вернувшись домой с победой, маршал королевства храпел, развалившись у нее в постели. Герцогиня со злостью пихнула локтем Леопольда Эбера, и герцог послушно, не просыпаясь, прекратил издавать ужасные звуки и перевалился на другой бок. Изабеллу Эбер это отчего-то привело в еще большее раздражение. В злости спихнув на пол попавшуюся под руку подушку, она вскочила с постели. Накинула поверх сорочки оборчатый пеньюар, подвязала под подбородком ленты пышного чепца и, взяв со столика подсвечник, покинула спальню.

Словно почуяв свободу, маршал шумно вздохнул и повернулся на спину, вольно раскинувшись на огромной кровати...

Герцогиня, заслоняя ладонью трепетные огоньки свечей от бушующих сквозняков, пересекла темные залы и галереи, будто шуршащее шелками белое привидение. Она направилась к отдаленным покоям своего сына. Почему-то у нее возникло странное ощущение, что ей непременно нужно увидеть его — прямо сейчас, немедленно, не откладывая до утра...

Час был поздний, слуги спали или предпочли отсиживаться в теплой кухне. Ей не встретилась ни одна живая душа.

Но у дверей зала, смежного с личными комнатами графа, дорогу неожиданно заступил молчаливый демон.

— Эй, как тебя, Дэв-хан? Пропусти немедленно! — подняла канделябр повыше, осветив свое лицо, приказала герцогиня. Она подумала, что демон просто не узнал ее в темноте, в ночном наряде.

Однако Дэв-хан не двинулся с места.

— Ты что, не слышал? — повысила голос герцогиня.

В слабо синеющем проеме высокого окна она заметила широкоплечий силуэт второго демона. А через миг на шум вышел и третий, тихо притворив за собой дверь.

— В чем дело, Дэв-хан? — спросил Иризар. Но заметив герцогиню, понял без лишних объяснений: — Ваше высочество? Зачем вы здесь?

— Это я должна спросить, в чем дело! — закипела от гнева, тряхнув оборками чепца, произнесла герцогиня. Он даже не потрудился ей поклониться! — Я желаю видеть своего сына!

— В такой час? — удивившись, уточнил наглец. — Случилось что-то настолько ужасное, что ваш разговор не потерпит до утра?

— Как вы смеете не пропускать мать к собственному сыну? — перешла на уничижительное шипение взбешенная герцогиня.

— Прошу прощения, — развел руками демон. — Не сочтите за дерзость, госпожа. Но как любящей матери я крайне не советую вам настаивать. Не всякой матери, знаете ли, хочется увидеть любимое чадо в подобном... гм... нетрезвом состоянии.

— Что, он снова?.. — герцогиню передернуло в отвращении.

— К тому же он не один, — доверительно понизил голос Иризар. — Вы наверняка знаете этих прелестниц, они довольно известны при дворе. Но я думаю, вам вряд ли стоит с ними знакомиться лично...

Вспыхнув так, что даже лоб под оборками чепца залился румянцем, герцогиня резко развернулась и под чеканный стук каблуков удалилась в темноту анфилады.

— Что поделать, госпожа! — негромко бросил ей вслед демон. — Молодая кровь жаждет удовольствий в предчувствии тяжких оков брака!..

— Ну что там? Зелье подействовало? — подойдя вплотную, шепотом спросил у приятеля Дакс.

— Да, только что уснул. Какого лешего ей понадобилось?.. — с раздражением спросил Иризар. Дэв-хан только пожал плечами.

Демон неспроста наговаривал на хозяина. Разумеется, Гилберт не развлекался со столичными прелестницами, в таком случае демоны не стали бы щадить чувств щепетильной матушки. Напротив, нападение призрака не прошло бесследно, серьезно подорвав его дух и здоровье. Днем он держался, но по ночам нередко накатывали приступы безотчетного леденящего ужаса, от которых он делался совершенно болен. Гилберт упрямо молчал и отрицал всё, утверждая, что он в полном порядке и не нуждается ни в лекарствах, ни в надоедливых няньках. Но нервный озноб и затравленный взгляд было не спрятать. Если бы герцогиня застала его в подобном состоянии, он более не смог бы скрываться и лгать... Иризар отпускал колкие шутки, что такова расплата за убийства, чернокнижие, грязное ремесло некроманта. Но как верный пес сторожил у двери.

Герцогиня передумала возвращаться в спальню, вспомнив о муже. Она резко развернулась и отправилась на дворцовую кухню, оттуда спустилась в подземелье.

Сильг крепко спала, наполняя своды теплом горячего дыхания. Герцогиня поморщилась от запаха кислого молока, вырывающегося из драконьих ноздрей. Но бесстрашно постучала по широкому носу ладонью:

— Сильг, проснись! Ты должна отнести меня в ущелье.

Разлепив опушенные густыми ресницами веки, дракониха зевнула во всю пасть. Так что едва не заглотила замигавшие огоньки слишком близко поднесенных свечей.

— Прямо сейчас? — уточнила дракониха.

— И ты мне будешь перечить? — грозно спросила герцогиня.

— Ну... — протянула Сильг. — Надо открывать люк, поднимать решетку... Слуги разошлись по углам, пока их дождемся, уже рассветет...

— Что ты мне рассказываешь! — прервала ее герцогиня. — Думаешь, я не знаю о тайном ходе? Думаешь, мне неизвестно, что ты им пользуешься по своему собственному усмотрению?

Сильг огорченно вздохнула.

— В конце концов это же мой дворец, — хмыкнула герцогиня. — Здесь от меня не может быть никаких тайн. К тому же я видела, как ты летала к замку Лорена — в тот самый день, — произнесла она с особенным выражением. — Не думаю, чтобы ты рассказала об этом демонам, хоть вы и приятели.

— Зачем вам в ущелье? — сладко зевнула дракониха. — Хотите еще раз удостовериться, что Исвирт мертва? Но вы же сами убили ее, чего же вам еще нужно?

— Ты знаешь?.. — Герцогиня была поражена, она не предполагала, что драконихе это известно. — Надеюсь, ты вполне разумна, чтобы держать это в тайне от Иризара?

— Иризар и не подозревает, как много ему неизвестно! — вздохнула Сильг, думая о своем. — В небе сейчас прохладно. Будет дуть... — добавила она, косо взглянув на оборчатый пеньюар госпожи.

— Подожди меня, — велела герцогиня, поджав губы.

Когда она поднялась по лестнице, и тени от свечей перестали причудливо отплясывать по стенам и сводам, дракониха со вздохом спрятала голову обратно под крыло.

Любопытство действительно было пыткой.

Гортензии едва хватило терпения дождаться, когда утихнет гомон и постоялый двор уляжется спать. Наконец-то и Фредерика, которая из-за наплыва посетителей и недостатка места ночевала теперь с ней в одной комнатке, ровно засопела в три носа.

Тихо поднявшись с постели, ведьма запалила лампу, прикрыв слабый огонек, чтобы свет не потревожил сон драконессы. Запустила руку в корзину с рукоделием, порывшись среди чулок и требующего штопки белья, вытащила завернутый в лоскут обрубок косицы. Сунула книгу с заклинаниями подмышку и, захватив лампу, тихонько покинула комнатку.

Стараясь ступать как можно тише, чтобы предательски не заскрипели половицы и ступени лестницы под ногой, ведьма пробралась на кухню.

В воздухе еще витали аппетитные ароматы, очаг не успел остыть. Расчистив местечко на столе, Гортензия поставила перед собой глубокое блюдо с чистой водой, раскрыла книгу на одной из многочисленных закладок. Из баночек с приправами, из развешенных сушиться под потолком пучков позаимствовала немного пряных трав. Выдернула из косицы прядку, шепча заклинание, перевязала шерстяной красной ниткой вместе с сушеными стебельками и листьями, поднесла к огоньку лампы.

— Где сейчас находится тот, кому принадлежит власть над демоном Иризаром? — задала огню вопрос ведьма.

И бросила пылающий сверток в воду. Зашипев, над блюдом поднялся пар — и сразу же рассеялся, открыв руны, сложившиеся на дне из пепла и остатков трав и волос.

— Проклятое ущелье Верлис? — прошептала Гортензия.

Провела рукой над блюдом, шепнула еще заклинание: горелый мусор в воде пришел в движение, завертелся в круговороте, точно в блюде быстро помешали ложкой. Блестящее металлическое дно помутнело, но через миг стало зеркальным. И в нем отразился пейзаж — горные вершины, неприступные скалы. Прилепившаяся к скалистому пику высокая мрачная башня, обнесенная многоярусным поясом зубчатых стен, отделенная от мира глубоким ущельем...

— Так близко? — изумилась Гортензия.

Горная гряда, за которой располагалось это легендарное ущелье, была видна из окна ее комнатки! Пожалуй, при желании туда можно наведаться — на метле лететь несколько часов...

О чем она думает! Неужели она действительно воображает, будто сможет в одиночку справиться с некромантом и его демонами?! Избавит королевство от напасти — и заслужит почетный титул придворной ведьмы? Что за нелепые мечты!.. Гортензия азартно принялась обрывать из пучков сухие листики — и бросала всё в огонь, торопливо шепча заговоры.

Определенно в башне не было ни единой живой души. Никого. А Гортензия была совершенно уверена, что молодой хозяин Иризара — вполне живой, точно не призрак. Она видела его, она даже готовит для него зелья! Не было никаких сомнений — в башне ее не будут поджидать ни некромант, ни демоны.

Но отчего же заклятье показало башню, а не какое-то другое укрытие некроманта, где он находится сейчас? Странно... Гортензия принялась медленно прощупывать пространство внутри и вокруг башни. Было немного страшно — и очень волнительно. Ее могли засечь, но любопытство пересиливало страх.

Раньше башню окутывали охранительные чары — направленные не столько на внешние попытки проникновения, сколько на удержание чего-то, что находилось внутри стен. Но теперь от этих чар остались лишь обрывки, не позволяющие ветхим стенам осыпаться...

Кажется, там не осталось ничего ценного... Но что-то там должно быть — что отозвалось на вопрос Гортензии, что достаточно сильно притянуло ее заклинание поиска? Возможно, это что-то может оказаться чрезвычайно важным для некроманта... или для Иризара? Во всяком случае, это определенно шанс. И этот шанс грешно упускать — ведь в руках Гортензии судьба королевства!

Неужели она действительно собралась спасать королевство?! Ребячество! Самонадеянная глупость!.. Но в конце концов Иризар всё равно может убить ее в любой момент — так почему бы не рискнуть жизнью ради поистине героического поступка?..

— Тетя Тень! — дверь с грохотом распахнулась, в кухню ворвалась возбужденная Фредерика. — Там дракон! Я видела дракона!! Он летел к горам! Тетя Тень! Скорее! Мы можем его еще догнать!..

— Что вы тут кричите?

Лиза-Энн сошла вниз за глотком воды, но сонливость мигом исчезла, приступ зевоты не смог перебороть приступа любопытства.

Фредерика кинулась к девушке, бессвязно, перебивая саму себя, принялась рассказывать о примерещившемся драконе. Они отвлеклись — и Гортензия успела незаметно прибрать свой колдовской беспорядок, спрятала косицу за пазуху.

— Вообще-то я тоже видел дракона, — заявил Мериан. И неуверенно покосился на ведьму, запоздало поняв, что ему не следовало поддерживать Фредерику в ее чересчур нервном восторге.

Им втроем пришлось приложить немало усилий, чтобы отговорить драконессу от идеи немедленно отправиться в горы искать увиденного в небе дракона. Фредерика едва согласилась дождаться утра — и Гортензия стало ясно, что одной полететь в ущелье на метле ей не суждено.

Утром Гортензию растолкала нетерпеливая драконесса:

— Идем скорее! Ты обещала!

Гортензия принялась заново объяснять Фредерике, что до ущелья добираться долго и тяжко. Что из-за начала посевных работ они не смогут себе купить лошадей в деревне, идти придется пешком, да еще нести на себе разные нужные вещи и запас еды — и так далее в том же русле. Но каково же было ее удивление, когда драконесса вытолкала ее во двор и с гордостью показала тележку, нагруженную всяческой всячиной, которую та посчитала просто необходимой в дороге. Более того, драконесса сама впряглась вместо ослика — и легко провезла круг по двору! Ведьма с сомнением смотрела на воспитанницу. Хотя... Удивительно, но она и не заметила, как выросла драконесса за зиму! Ростом Фредерика стала чуть меньше Мериана, а телом — не считая хвост! — размером сравнялась с ослом. И упрямство, к слову сказать, такое же.

— Ну что ж, раз вы сами захотели, — разрешила ведьма, понимая, что эта игра драконессе очень скоро наскучит и сестрички запросятся обратно к Лизе-Энн, не осилив и половины пути. Вот тогда она отправит их с Мерианом назад — а сама воспользуется заветной мазью для полетов, благо в лесах наверняка найдется подходящая коряга, которая заменит ей метлу...

К слову сказать, Мериана перспектива пешего похода в горы вовсе не вдохновляла. Но его мнение никого не интересовало. И парень, горестно вздыхая, принялся помогать со сборами — ибо Фредерика подошла к выбору багажа весьма своеобразно:

— Нет, только не мое лоскутное одеяло! — противилась драконесса. — Ты не выкинешь его! И не твои книги, тетя Тень!.. И не трогай сладости!!..

Если при прощании Лиза-Энн не смогла сдержать слезу — очень уж она привязалась к драконессе, — то Фредерика, окрыленная мечтой встретить настоящего дракона, сияла ярче солнышка. Радостно повизгивая, с огромным удовольствием нацепила сбрую и легко покатила тележку по грязной, размытой весенней слякотью колее.

— Вот вырастем и научимся летать! — мечтала Рики, задрав нос и разглядывая легкие облачка в синем небе (всё равно под ноги Эд и Фред смотрели.) — Научимся летать — и путешествовать будет гораздо приятней. Посадим тебя, тетя Тень, с Мерианом на плечи — и вперед! Выше облаков! А Эвигейт рядом полетит.

Ворона, по своему обыкновению дремавшая на плече хозяйки, приоткрыла один глаз, взглянула на драконессу, кашлянула негромко, и снова зажмурилась.

Гортензия шагала рядом с тележкой, раскрыв над головой любимый зонт. Узорчатый кружевной купол отбрасывал на лицо мозаику теней и солнечных зайчиков. По другую сторону экипажа шел унылый Мериан. Он-то не считал этот поход приятной прогулкой, справедливо ожидая сомнительные удовольствия странствий вроде грязи на одежде, песка в башмаках, натертых ног, плохо приготовленной пищи на костре и прочих радостей.

Часто их опережали всевозможные возы и телеги — народ продолжал покидать королевство. Приходилось тесниться к обочине. Сидевший в повозках люд без стеснения таращился на странного трехголового коня, временами выкрикивали грубые шуточки и в адрес самой Гортензии и ее зонта. На душе у ведьмы сделалось скверно и тревожно. Да еще Фредерика затянула хором унылую балладу о несчастной любви, привлекая к себе еще больше внимания.

— Цветё-ёт ви-иишня!

— Оо-ой!

— Цветё-ёт ви-иишня! А я зелё-ооная сижу-у!..

— А я вся гру-уустная сижу-у!..

— Да не грустная и зеленая, а печальная!

— "Вся печальная" не поется!

— Да не "вся"!

— А как, местами что ли?

— Давай сначала!

— Пожалуй, нам лучше свернуть здесь, — прервав пение, указала на ответвляющуюся от дороги тропинку Гортензия. — Фредерика, вы сможете тут проехать?

— Да запросто! — заявила Рики.

И драконесса потащила свою колесницу прямо по ломающимся кустам.

— Не зря мы им всё варенье скормили! — глядя на драконессу с уважением, сказал Мериан. Гортензия, хмыкнув, двинулась следом.

Всё же предпочтительнее держаться подальше от многолюдного тракта, мало ли что за народ может им встретится...

Дорога до ущелья оказалась неблизкая. То, что в полете на метле отняло бы несколько часов — в пешем путешествии растянулось на три дня. Им пришлось дважды заночевать в лесу — под открытым небом, на жесткой влажной земле, укрываясь лишь парой одеял — но настроению драконессы это ничуть не повредило. В отличие от Гортензии и Мериана, силы которых уже были на исходе.

Гортензия всё еще надеялась отговорить Фредерику от посещения башни некроманта. На привалах, когда Мериан тихо ругался над котелком или мыл в ручье плошки, а драконесса практиковалась в разжигании костров собственным дыханием, ведьма рассказывала своим подопечным ужасные истории о легендарном некроманте. Причем ярких красок она не жалела!

Но все ее старания оказались тщетны. Мериан бледнел и трясся от страха — а у Фредерики глаза разгорались пуще прежнего от желания поскорее заявиться в таинственное логово чародея и обследовать там все темные закоулки!

Впрочем, особо привирать в своих ужасных рассказах ведьме не приходилось. История легендарного некроманта была поистине кровавой и страшной.

Исвирт — так прозвали проклятого колдуна, которого никто из живых никогда не видел. Но который два века назад, в смутную эпоху кровавых междоусобиц между графствами, попытался в одиночку захватить королевство. Он поднимал из земли мертвецов, коих в военные времена было огромное множество, и направлял своих ужасных слуг на деревни и города, изгоняя в панике жителей из собственных домов. Этот чернокнижник был умен и хитер. Стремясь заполучить королевский венец, по поверью обладающий неистощимой волшебной силой, он никогда не шел в бой с открытым забралом, предпочитая действовать чужими руками, высылая сражаться за себя всевозможную нечисть и созданных им демонов. Лишь объединив силы и организовав Гильдию, колдуны королевства сумели противостоять его атакам. В конце концов, ценой невероятных усилий и потерь, они загнали некроманта в горы, в мрачное ущелье Верлис.

Однако уничтожить повелителя смерти было нельзя — никто толком не знал, какими знаниями он сумел овладеть, заглянув по ту сторону жизни. Убив его смертное тело, они выпустили бы его дух на волю — попросту позволили бы ему ускользнуть прямо у них из рук. Смерть не была помехой для этого колдуна, наоборот — это была его родная стихия, дающая ему неисчерпаемые силы. Поэтому Гильдия поступила иначе: они заточили некроманта дважды — наложили заклятье не только на ущелье, где он захватил для своего логова крепостную башню на вершине скалы. Но и заковали чарами его тело, не позволяя умереть естественным образом. Даже спустя столетия, в сгнившем и иссохшемся теле билась в заключении его проклятая душа — и не могла вырваться из оков изношенной плоти и найти успокоение...

Так гласила легенда.

Ведьма не понимала, как колдунам Гильдии удалось наложить чары подобной силы, не видя некроманта и не зная его истинного имени. Тем более она даже не пыталась гадать, отчего башня теперь пустовала. Кроме древних легенд, записанных в хрониках Гильдии, о некроманте не было известно ничего. Желающих посмотреть на башню вблизи не находилось, а жители ближайших селений и раньше предпочитали обходить гиблое ущелье стороной, а уж после того как там заточили колдуна, и вовсе забыли туда дорогу...

Кстати сказать, Гортензии и ее спутникам пришлось изрядно проплутать по лесам и кручам, прежде чем им удалось найти верный путь.

Крепость Верлис оказалась грандиозным сооружением. Она была построена на высокой скале и вонзалась в яркое весеннее небо, точно каменный клык.

— Ничего себе домик! — разинула рты драконесса.

Гортензия тоже подивилась бы открывшемуся виду — если б не пришлось проделать столь утомительный подъем, да еще почти бегом — чтобы поспеть за нетерпеливой драконессой, скакавшей вприпрыжку. Потому любоваться на башню у нее попросту не осталось сил. А все эти противоосадные сооружения и пояса крепостных стен, которые еще предстояло преодолеть, вызывали в ней глухое раздражение.

Чтобы перевести дух после многочасового марша, ведьма решила сделать привал. Да и перекусить не мешало, ибо солнце стояло уже высоко. Они расположились в тени деревьев, лепившихся к крутому склону на узкой скальной терраске — обедали и любовались видом, будто на пикнике, а почти у самых ног обрывалась глубокая расщелина, разрубавшая вершину горы на два неравных пика. Их и возвышающуюся удручающей громадой крепость разделяла пропасть.

Два края расщелины соединял подвесной мост. Достаточно широкий, чтобы проехала повозка — но Гортензия и представить не могла, кто осмелился бы на подобный риск. Пусть над страшной высотой мост удерживали не веревки, а внушительные железные цепи, и полотно из толстых бревен сковывали между собой стальные обручи, однако предчувствие твердило ведьме, что стоит сделать шаг — и всё это сооружение полетит прямиком в преисподнюю.

На этой стороне расщелины мост крепился к двум массивным каменным столбам, а другим концом упирался в просвет между двумя высокими башенками, чуть ли не висящими над обрывом. За башенками моста, как отсюда разглядела Гортензия, шел коридор, ведущий к воротам крепости. Ворота были устроены между следующей парой башен, соединенных по верху аркой крытого перехода. И над этими башнями возвышалась пара угловых башен крепостной стены. А позади тех — вдвое большая! — башня, чье основание было вырублено прямо в монолите скалы. Но и эту твердыню с четырех сторон венчали башенки-контрфорсы.

Всё это безусловно должно было навести страх на врагов, кабы оные осмелились приблизиться с безрассудным желанием устроить осаду цитадели. Однако от Гортензии не ускользнуло и то, что у всех этих грозных на первый взгляд сооружений провалились островерхие конусные крыши и прогнили деревянные кровли над галереями по верху крепостных стен. Ворота были не заперты и даже решетки не опущены.

— Дымом не пахнет, — втянув носом ветерок, сказал Мериан. — Значит, никто не топит печей, не готовит...

— И не греется у огня, — добавила ведьма. — Хотя сидеть в недрах скалы, надо думать, холодновато.

— Выходит, раз огня нет, то драконов там тоже нет, — огорчилась Фредерика.

— Вот и отлично! — сказала ведьма. — Вы можете поворачивать обратно. А я быстренько туда схожу, погляжу — и вас догоню!

— Вот уж нет! — хором откликнулись четыре голоса.

Гортензия только вздохнула. Спорить было бесполезно.

Но хоть крепость и казалась покинутой, осторожность никогда не помешает. Еще четверть часа ведьма потратила на уговоры — убеждала Эвигейт выполнить обычную для помощника ведьмы работу. Положив ладонь на голову нахохлившейся птицы, произнеся особое заклинание, Гортензия получила возможность видеть глазами вороны. Неохотно поднявшись на крыло, Эвигейт перелетела через пропасть, покружила над стенами, над внутренним двором крепости. Заглянула в узкие окна-бойницы.

— И впрямь никого нет! — констатировала Гортензия, отняв от глаз ладони. — Ни единой живой души, мертвая земля... Не прикасайся!!

От этого крика драконесса, крутившаяся вокруг столбов, чуть не подпрыгнула на месте. Пока Гортензия при помощи вороны обследовала цитадель изнутри, любопытная Фредерика при помощи походного ножа изучала щель между крайних бревен моста и каменистой землей. Ее очень заинтересовала заманчиво мерцающая искорка — маленький ограненный камушек, кем-то забытый среди пыли и песка.

— Да мы только посмотреть, — пробормотала Фред, отступив.

Гортензия опустилась на корточки, осторожно смела с камушка пыль пучком травы. Нагнулась еще ниже, присмотрелась, принюхалась...

— Это шпилька из женской шляпки, — определила ведьма.

— Да? Какая прелесть! — обрадовалась Рики. — Можно я ее возьму себе?

— Почему это тебе? — мигом обиделись Фред и Эд.

— Если вы ее хоть пальцем тронете!.. — возвысила голос Гортензия. — Эта шпилька с заговоренным камнем, который держит открытым проход в крепость. На нее даже наступать нельзя — иначе мост обрушится!

— Да ну? — распахнула все глаза драконесса. — Интересно было бы посмотреть!

И никого не дожидаясь, Фредерика, — осторожными шажками почтительно обойдя шпильку, — бегом кинулась на мост.

— Это значит, мост держит колдовство? — крикнула она весело, добежав до середины моста. — Выходит, пока заклятье действует, мост не рухнет? На нем и попрыгать можно?! Ой, да он раскачивается! Вот здорово!!

Мериан опасливо вжал голову в плечи. Но на радостные визги драконессы крепость по-прежнему отвечала гробовым молчанием.

— Подождите, неугомонные! Не убегайте далеко!

— А вы догоняйте!

Мост дрожал и трясся, трещало под ногами истлевшее от времени и погоды дерево, щепки сыпались вниз, крошилась рыжей крошкой ржавчина с натужно скрежещущих цепей. Но шпилька скрепляла чарами древнее сооружение, не позволяя обрушиться в пропасть...

Гортензия хотела бы вздохнуть с облегчением, ступив на твердую землю. Но разве это возможно, когда по спине бегают колючие мурашки — от вида грозно возвышающихся стен, изрезанных черными щелями бойниц.

Драконессе же всё было в радость:

— Затаились. Выжидают. Заряжают арбалеты, натягивают луки. Ждут, когда мы повернемся спиной, — шептались Рики, Фред и Эд между собой, но так что у ведьмы и Мериана волосы невольно вставали дыбом.

— Вот сейчас Мериан наступит на скрытый в земле рычаг... — зловеще зашептала Рики, едва вошли под арку ворот. — ...И сработает потайной механизм. Из стен выскочат копья и пронзят нас насквозь. А сверху на головы выльют кипящую смолу. И подожгут...

Ведьма остановилась в нерешительности перед наполовину опущенной решеткой. Можно было бы пригнуться и пройти под окованными железом кольями. Но кто мог ручаться, что подъемные механизмы не развалятся в любую минуту — и решетка не размозжит головы любопытным посетителям?..

И снова ведьма не успела остановить воспитанницу! Пока она размышляла, Фредерика примерилась проскользнуть под хищно ощеренными кольями — но неосторожно задела крылом решетку. От малейшего прикосновения сработал спусковой механизм, лязгнули цепи — и решетка упала вниз, колья плотно вошли в выдолбленные в земле ямы-пазы.

— А-а-а! Мамочки! — заорала драконесса.

И было от чего заорать: Фредерика успела проскочить в ворота, а вот хвост ее остался под решеткой.

Гортензия страшно побледнела. Не доставало к их неприятностям членовредительства...

Но захлопнув рты, драконесса неуверенно дернула хвостом — и тот свободно скользнул из-под поперечного бруса.

— Ну, я пойду? — засияла клыками драконесса. — Я вы тут пока подождете. А я вам всё-всё расскажу!

— Шустрая какая, — хмыкнула ведьма, протиснувшись между кольями, благо худощавая фигура это позволяла.

Мериан тоже оказался достаточно тощим — или же ему очень не захотелось остаться в одиночестве.

Против опасений Гортензии, в огромных пустых залах непрошенных гостей не ждали потайные ловушки. Или же им просто повезло на них не наткнуться.

Крепость Верлис была мертва. В залах и запутанных переходах царил мрак, прорезаемый узкими лучами скупого света, льющегося из щелеподобных окон высоко под сводами. Могильный холод разливался в затхлом воздухе.

В залах не было ничего — ни единой вещи, только голые камни, одинаково серые под ногами и над головой. Гортензия надеялась найти здесь хотя бы что-то, что можно было бы использовать против Иризара и его некроманта. Но надежды ее не оправдались.

Фредерика тоже была огорчена — она-то ожидала увидеть в логове страшного колдуна залежи сокровищ. Или хотя бы встретить дракона... Не желая смириться с подобным разочарованием, она была готова обежать всю цитадель, лишь бы найти хоть что-нибудь интересное.

Но сколько бы залов они не обошли, в какие бы двери не заглядывали — везде их ждало одно и то же, безжизненное запустение...

Только одна галерея отличалась от прочих помещений. Она спиралью опоясывала южную угловую башню, делая ее отдаленно похожей на фонарь. Просторная и светлая, с вереницей колон, с округлыми арками широких окон. На внутренней стене рисунок аркады повторялся высокими нишами. Каждую из ниш заполняла живописная фреска, выполненная рукой искусного мастера. На первой, ближайшей к входу, была изображена молодая женщина в королевской богатой одежде, с младенцем на руках. Юная, совсем еще девушка, ее можно было бы назвать красивой, если б не темные тени под огромными печальными глазами, жесткая складка у губ и усталый, изможденный вид. Младенец, мальчик, напротив был радостен — пухлые щечки, довольная улыбка, толстые ручки с крохотными пальчиками, выбившиеся из разметенных пеленок.

— Как мило! — хором воскликнула драконесса.

Гортензия кивнула. Неожиданная находка в подобном месте...

Следующие ниши содержали изображения без сомнения той же самой женщины. И с тем же ребенком — но от фрески к фреске мальчик менялся, рос — уже не сидел у нее на руках, а стоял рядом, держась за подол. Наряд женщины каждый раз был другим: сначала королевская роскошь, потом богатая отделка и золотое шитье становились всё менее пышными, понемногу уступали простым тканям, а затем платья вовсе сделались похожими на крестьянские. Однако лицо ее, становясь старше, светлело. В глазах уже светилась не грусть, но спокойная уверенность.

Гортензия сбилась со счета, насчитав четыре дюжины ниш — но они не прошли и четверти бесконечно длинной галереи.

Достигнув зрелости, женщина на фресках как будто перестала стареть, на изображениях изменялись лишь позы и одежда. Мальчик же постепенно превращался в юношу — высокий, с длинными черными, мягко вьющимися волосами. Становясь старше, он смотрел с картин на зрителей выразительными серьезными глазами. И хоть на губах по-прежнему играла мальчишеская улыбка, взгляд не был детским...

Гортензия подошла поближе, привстала на цыпочках. Неужели не показалось? Она вернулась к предыдущей росписи, всмотрелась внимательней, отбежала к следующей... Так и есть! Цвет глаз юноши постоянно менялся — то ярко-голубой, то зеленый, золотисто-охристый, светло-карий, серо-стальной — и любые оттенки радуги...

Гортензия поспешила вперед, пропустив три десятка ниш. Оступилась на ступенях, разделяющих галерею на уровни, упала, ударившись коленом. Но не обратила внимания на подбежавших Мериана и Фредерику, подняла голову — и замерла... Она увидела перед собой знакомые глаза с насмешливым прищуром, свитые в косы черные волосы, широкие плечи, могучую грудь воина, затянутую в мерцающую чешую брони... Иризар. Демон стоял в полный рост, возвышаясь над креслом, где сидела всё та же женщина — но уже старуха. Морщины изрезали ее лицо, руки покрывали сплетения вен. Она неизбежно старела — а он оставался молод...

Торопливо поднявшись, Гортензия добежала до конца галереи — это были последние арки, дальше только распахнутые двери, ведущие из угловой башни в залы главной.

Предпоследняя в череде ниша была завешана побуревшей от солнца тканью. Гортензия без колебаний сдернула покрывало. Под ним оказался незаконченный портрет. Тщательно выписанное лицо демона, хмуро сдвинутые брови, сжатые точно от боли губы. Выписана его фигура и спинка высокого кресла, одежда женщины — многочисленные складки почти монашеской, жемчужно-серой рясы. Но на месте лица и рук женщины — белые пятна...

Последняя, крайняя ниша оказалась пуста.

— Тетя Тень, ты его знаешь? — спросила догадливая Рики.

— Я точно где-то видел этого парня... — почесал затылок Мериан, с напряжением всматриваясь в изображение. — Я помню, что встречал его, этого подлого гада. Но забыл, где...

Гортензия кивнула. Но не стала напоминать, что они столкнулись на кухне в ночь, когда сгорел их дом. Мериан всё равно ничего не вспомнит, он тогда был слишком взбудоражен, чтобы кого-то заметить...

— Пойдемте, пора уходить отсюда, — произнесла Гортензия. Она увидела достаточно.

Но в большом зале ожидало еще одно потрясение.

Перед огромным зевом давно погасшего камина стояло единственное, похоже, на всю крепость кресло — точно сошедшее с росписей галереи. Высокая спинка загораживала сидящего в нем...

Сделав остальным знак не подходить, Гортензия осторожно приблизилась к креслу. Сердце часто и тревожно билось... Неужели это и есть легендарный некромант?..

В кресле сидел мертвец — высохший и почерневший. От тела остались лишь кости, обтянутые обугленным пергаментом кожи, разлезшейся на клочки. Остатки истрепленной в тлен одежды опалены огнем. Седые длинные волосы паутиной ниспадали с облезшего черепа.

— Это была та самая дама с картин! — выдохнула Рики. Драконесса разумеется не могла усмирить свое любопытство, подобралась по пятам за ведьмой.

От ее слов, от легкого дуновения воздуха чуть шевельнулась седая прядь. И тотчас мертвец обратился в прах — мелкой пылью осыпались иссохшиеся останки. Пыль с шорохом осела на кресле, струйками потекла с сидения на пол.

— Ой, я нечаянно! — прошептала драконесса, брезгливо отступая назад.

Они поспешно покинули Верлис, в молчании. Никому не хотелось задерживаться здесь хоть на лишнюю минуту, и без того мрачная угрюмость этих стен стала казаться невыносимой.

Но несмотря на увиденное, Фредерика не забыла и о приглянувшейся вещице. На конце моста, пропустив вперед себя ведьму и Мериана, драконесса быстро нагнулась и выдернула из-под крайних бревен драгоценную шпильку.

В то же мгновение раздался оглушительный треск. Фредерика отпрыгнула назад, пугливо спряталась за спинами Мериана и ведьмы. Те обернулись и застыли, завороженные впечатляющим зрелищем: каменные столбы моста и две башенки-опоры заваливались в расщелину пропасти, сползая по отвесным скалам. Цепи порвались на обрывки, звенья лопнули с режущим слух звоном. Бревна настила распались веером, на секунду провиснув над пропастью — сорвались вниз. Следом обрушились башенки и столбы. Земля под ногами вздрогнула от донесшихся со дна ущелья ударов. Крепостные стены сложились, завалив проход к воротам. Надвратные башни повалились одна на другую, столкнувшись, рассыпались на каменные блоки...

Гортензия не без сожаления смотрела, как южная угловая башня крепости оседает вниз, загромождая осколками внутренний двор. Галерея фресок, как и ее владелица, отныне была погребена безвозвратно. Больше никто не сможет проникнуть в крепость и нарушить покой усопшей.

Лишь главная, могучая башня, опираясь на скалу, пусть и пострадала, но всё же осталась стоять, неприступная как никогда ранее.

С приходом весны и тепла пробудилась не только природа. Казалось, под лучами яркого солнца очнулось от зимнего оцепенения всё королевство, жизнь потекла быстрее, как соки в расцветающих деревьях.

Как и предрекала герцогиня, с окончанием зимы наконец-то завершилась и долгая осада — и маршал Эбер в сопровождении знатных рыцарей вернулся в столицу гордым победителем. Прибытие остального войска с обозами и военными трофеями, двигавшегося куда медленнее всадников, ожидалось еще не скоро. Военачальник не оставил бы своих солдат, если б не дело исключительной важности — он спешил успеть к весеннему королевскому турниру, на котором должно состояться посвящение в рыцари его единственного сына.

Горожане встречали маршала с ликованием, устроив на площадях праздничные гуляния в честь победоносного возвращения. (Толпы на улицах были на удивление многолюдны — что было даже неожиданно, учитывая, сколько горожан покинули родные дома из-за бесчинств некроманта.)

В отличие от народа, герцогиня приветствовала супруга весьма сдержанно, если не сказать холодно. Но Леопольд Эбер давно привык к подобному обращению. Расцеловав поморщившуюся жену, обняв почтительно молчаливого сына, маршал лишь принял ванну, переночевал в супружеской постели — а на следующее утро отбыл с докладом к королю. Визит затянулся на сутки, ибо его величество и герцог были старинными приятелями, а в прошлом — боевыми соратниками, плечом к плечу сражались и завоевывали новые земли, объединяя под один стяг разрозненные княжества, графства, поместья...

Отсутствие мужа герцогиню вполне устраивало. Она уже который день прибывала в большей чем обычно раздражительности — из-за досадного опоздания особого гостя. Гость этот был настолько для нее важен, что, когда слуга наконец-то доложил о прибытии экипажа, она немедленно покинула постель и спустилась встречать его лично, хоть время было позднее, далеко за полночь.

Гость оказался немолодым грузным мужчиной в строгом монашеском одеянии. Его одутловатое лицо и небольшие, глубоко посаженные глаза под белесыми бровями хранили выражение смирения и сдержанности. Полные же губы широкого рта то растягивались в добрейшей, сердечной улыбке, но чаще складывались в гримасу брезгливой презрительности.

Его свита состояла лишь из четверых слуг, тоже монахов. Один из них ни на шаг не отходил от господина, с придирчивым вниманием разглядывая всё вокруг, едва ли не обнюхивая. Этот проныра крайне не понравился герцогине.

Но впрочем, какое ей дело до прислужника — она с распростертыми объятиями приветствовала долгожданного гостя. Казалось, она не находит слов, чтобы выразить свою признательность за ту честь, что такой почитаемый отец церкви оказал ей, внял ее письму с нижайшей просьбой и освятил наконец своим присутствием ее скромное жилище.

Гость же, которого герцогиня именовала аббатом Хорником, в ответ со смешком заметил, что не заслуживает всех этих восхвалений и слов благодарности. Ибо проделал столь долгий путь не из пустого желания ей угодить, но преследуя собственные интересы.

Не нужно было повторять дважды. Герцогине ясно дали понять, что лесть и славословие мало что дадут. Поэтому она с облегчением сбросила маску смиренной женщины и радушной хозяйки, и пожелав приятного отдыха, велела препроводить гостей в приготовленные комнаты для отдыха.

— Мы служители духа и не нуждаемся в роскошествах и особых удобствах, — ответил аббат жестко. Герцогиня остановилась в удивлении. — Я не намерен у вас гостить дольше, чем будет то необходимо. Завтра же я отбуду в монастырь наших братьев по вере. И потому, если вы не возражаете, я не хотел бы откладывать нашу беседу.

— Буду только рада, — легко поклонилась герцогиня.

Короткое время спустя они встретились в трапезной зале. Аббат привел себя в порядок после дороги, облачился в богатую мантию, сплошь расшитую сложным золотым шитьем. Его помощник, этот мерзкий монах с бегающими глазками, будто тень прилепившийся к своему господину, похоже, не счел нужным даже умыться.

Стол был накрыт на двоих. Но монах без стеснения уселся по правую руку от хозяина, с вожделением разглядывая роскошные кушанья. Пришлось заспанной служанке поставить прибор и для него. (Обычно аббат не позволял ему подобных вольностей, и привыкший пресмыкаться прислужник довольствовался объедками, не смея и помыслить о большем. Однако на сей раз Хорник, любуясь выражением на лице герцогини, изменил привычке ради забавы и не стал напоминать зарвавшемуся прислужнику его место.)

Герцогиня не могла не отметить, что в отношении еды, по-видимому, аббат не считал необходимым придерживаться умеренности. Он потреблял всё с большим аппетитом. Его помощник вообще ел как животное, чавкая и жадно заглатывая огромные куски. Герцогиня не притронулась к еде, только пригубила вино. Даже при желании она не смогла бы что-то взять в рот при виде подобного отвратительного зрелища.

Когда блюда на столе были основательно разорены, а гости наконец утолили голод, герцогиня отослала слуг.

— Так о чем вы желали поговорить со мной, ваше высочество? — осведомился аббат, утирая тончайшей салфеткой жирные пальцы и остатки соуса с мясистых губ.

— Наедине, ваше преосвященство, — стрельнула глазами в громко чавкающего монаха герцогиня.

Тот исподлобья перехватил взгляд, оторвался от тарелки. Аббат поднял ладонь:

— Будьте спокойны, дочь моя, всё сказанное здесь, останется в строжайшей тайне. Мой личный помощник, брат Мораст, не расскажет ни слова из услышанного, хоть пытайте его каленым железом.

Монах закивал, радостно оскалив гнилые зубы.

— Покажи язык, Мораст, — велел аббат, не глядя в его сторону, сминая в пальцах салфетку.

Тот гоготнул и с готовностью раззявил челюсти, вскочив с места и перегнувшись через стол, наклонился к герцогине. Та с омерзением скривилась, отшатнулась, сраженная зловонием из пасти монаха. Но не отвела взгляда, нахмурилась — между почерневших зубов шевелился короткий раздвоенный обрубок вместо языка.

— Светлые Небеса! — пробормотала герцогиня с отвращением. — Кто это с ним сделал?

— Он сам, — сказал аббат. — Брат Мораст дал обет молчания. И дабы не нарушить священную клятву случайным словом, отрезал себе язык. Так что можете говорить свободно, он не выдаст ни чьих тайн, даже если сам захочет.

Счастливый, монах поклонился, сел на место и, ухватив руку хозяина, отметил жирный поцелуй на драгоценном перстне, прежде чем вновь принялся за еду.

— Собственно, — произнесла герцогиня, собираясь с мыслями. — То, что я хотела бы с вами обсудить, и секретом не назовешь! — уклончиво начала она. — Всем в королевстве известно, что наш почтенный правитель уже далеко не молод...

— Он сед и стар, — понимающе закивал аббат. — И хоть мы все без исключения желаем ему доброго здравия и долголетия, нелишне проявить осмотрительность и подумать о том, кто унаследует трон в будущем.

Герцогиня улыбнулась, показывая, что священник будто читает ее собственные мысли.

— У короля ведь есть и дочь, и сын?

— Да, они близнецы. Но вот уже больше года принц не появлялся при дворе. Юный искатель приключений отправился путешествовать и давно не давал о себе вестей.

— Как неосмотрительно с его стороны. Мир так велик и опасен...

— Я давала поручение чародеям и астрологам, — продолжала герцогиня, хоть аббат с презрением поморщился при упоминании ненавистного ему племени. — Но никто не смог ответить, жив ли еще принц.

— Вы знаете, ваше высочество, я не доверил бы колдунам рассчитывать погоду на завтра, — заявил аббат. — Ибо неведомы сплетения нитей судьбы простым смертным. Но так, и эдак только две возможности. Либо случится чудо и принц вернется раньше кончины короля и займет свое законное место. Либо внезапная смерть владыки заставит нас искать ему замену.

Герцогиня многозначительно промолчала, ожидая дальнейших слов.

— По здравому размышлению, — помедлив, как будто взвешивая заново, решил аббат, — я не вижу более подходящего претендента на королевский венец, чем ваш сын.

— Вы так считаете?

— Да.

— Мне известно, какое огромное влияние вы имеете на священный собор отцов церкви... — заговорила герцогиня, но ее перебили:

— Я с полной ответственностью готов вам заявить, что Святая Церковь непременно поддержит решение вашего сына занять престол, буде таковое последует после кончины его величества Стефана Шестого.

— Но... — герцогиня положила локти на стол и, сплетя пальцы перед лицом, наклонилась вперед, чуть ближе к собеседнику. — Но я уверена, как только горестная весть разнесется по королевству, объявятся и другие наследники?

— Не увижу в том ничего странного, — пожал плечами под отороченной мехом мантией аббат. — В трудные времена всегда готовы проявить себя всевозможные лжецы и стяжатели. Предвижу, в столицу пожалует не менее дюжины принцев Лоренов — на любой вкус и масть. Но проверить правдивость их утверждений и правомерность притязаний, я уверен, труда не составит.

Герцогиня казалась довольной услышанным. Улыбаясь, спросила:

— Вы просто не представляете, ваше преосвященство, как я вам благодарна. Беседа с вами бальзамом пролилась на мою душу. Даже не представляю, какой дар смог бы выразить мою признательность!

— О, полноте. Я всего лишь простой служитель церкви, — тщетно попытался изобразить смирение аббат. — Я не заслуживаю богатых даров и сокровищ...

В них у него не было недостатка — невольно подумалось герцогине, но она продолжала настаивать.

— Признаюсь, имеется у вас кое-что, чем мне хотелось бы обладать, — сломался после недолгих уговоров аббат. — Есть у меня одна давняя страсть... — повинился он, а монах подтвердил радостным гоготом. — Я изучаю разных нечестивых гадов и тварей, беспокоящих род людской, уродливые порождения слияния миров этого и иного... Дошли до меня слухи, будто держите вы редкостное чудовище.

— Вы о драконе? — уточнила герцогиня. — Что ж, я уступлю его вам.

— Нет, не о нем. Дракон, он, конечно, тварь занятная. Но мало чем отличается от прочего зверья. Сущность его мне известна и не интересна... Я говорю о так называемом демоне.

— Неужели они раньше вам не встречались? — удивилась герцогиня.

Запрошенная аббатом цена не обрадовала — не слишком ли дорого просит за простое, по сути, молчаливое согласие не мешать ее планам?

— Да, не скрою. Попадали мне в руки разные колдовские создания. Но ваш демон, как я слышал, совершенно особый.

— Уж поверьте мне, не лучше остальных, — со смешком заявила герцогиня. — Но что ж, коли на то ваша воля — отдам его вам. Сразу же после венчания. Извините, но до того времени он мне самой еще пригодится, всякое может произойти, знаете ли.

— Понимаю, — недовольно протянул Хорник. — Ну, я подожду, разумеется, сколь вам будет угодно...

— Ну что, теперь можно вернуться домой? — спросила драконесса.

Ведьма кинула на воспитанницу мрачный взгляд, от которого у той мурашки пробежали от макушки до кончика хвоста.

— Нет у нас дома, если вы забыли, — буркнула она. От вида крушения крепости у нее окончательно испортилось настроение.

Проделать такой долгий и утомительный путь — и не узнать ничего полезного, ничего, что могло бы пригодиться, помочь против наглого демона и его некроманта... Оставалось одно — последовать примеру большинства и бежать из королевства. Гортензия решила не возвращаться. Они пойдут вперед, спустятся по другую сторону горной гряды и окажутся уже на землях соседнего княжества. Конечно, там они не будут в безопасности, границы не способны остановить демона. Но и возвращаться назад ни с чем тоже не имело никакого смысла.

— Старая дура, о чем я только думала, — бормотала про себя Гортензия всю дорогу. — Заявиться в логово легендарного некроманта в сопровождении бестолкового мальчишки и еще более бестолкового дракона...

— А спускаться под горку гораздо веселее, чем подниматься! — выкрикнула Фредерика, проносясь мимо ведьмы верхом на громыхающей тележке.

Под грузом тяжких мыслей Гортензия не заметила, что сильно отстала от своих юных спутников. Пришлось прибавить шагу. Догнала только на повороте, где едва приметная среди свежей зелени тропка круто разворачивалась над отвесным обрывом, далее сбегая вниз, петляя меж скал, трещин и корявых от ветров деревьев.

— Тетя Тень! Ты только глянь! — обернулась Рики. — Красота какая!..

Драконесса с восторгом озирала горизонт — для лучшего обзора даже забралась на нависающее над обрывом дерево, обхватив кривой ствол лапами, обвив хвостом и изо всех сил вытянув шеи.

— Что это там? Снег? — указал пальцем Мериан, не менее восхищенный красотой пейзажа, однако на дерево не полезший.

Перед ними как на ладони раскинулась долина, разрезанная надвое неровной лентой реки, в зеркале которой отражалась синева неба и пятна кудрявых облаков. Холмы и ложбины, среди которых извивалось русло, покрывала нежная зелень весенних рощ, перемежающаяся черными полосами хвойных чащ и лоскутами травных прогалин. Речные же берега словно были отчерчены волнистой белой линией — белоснежная пена заливала все луговины.

— Нет, это цветы, — ответила, присмотревшись, ведьма.

— Ну почему мы не умеем летать! — заныла Эд.

— Ага, сейчас бы раскинуть крылья — и вперед! — поддакнула Рики.

— Все б цветы сразу обнюхали, — вздохнула Фред.

— Обнюхаете еще, — проворчал Мериан, прикидывая, как бы удобней спустить тележку вниз и самим при этом не скатиться кубарем.

У подножия гор тропинка стала шире и заметнее — видно, в долине всё-таки бывали люди, хотя, спускаясь с вершин, они не заметили ни одной крыши или возделанных земель. Скорей всего охотники, решила ведьма. И предупредила Фредерику, чтоб, отлучаясь по надобности, не забывала об осторожности и смотрела под ноги, дабы ненароком не угодить в какой-нибудь капкан, поставленный на крупную дичь.

— Ага! — беззаботно откликнулась драконесса, словно лось ломясь через кустарник.

Мериан и Гортензия — они-то не соблазнились попробовать на вкус встретившиеся по дороге пахучие травы — остались при тележке. Зная характер воспитанницы и способность отвлекаться по любому поводу, ведьма пристроилась к тележке и принялась с кряхтением перешнуровывать башмак, чтобы вытряхнуть из чулка надоевший до ужаса мелкий камешек...

— Ты слышишь? — вдруг насторожился Мериан.

— Да, у Рики ужасно противный голос, — пробурчала ведьма. — Распелись! Значит, еще долго ждать придется.

— Нет, я про другое, — отмахнулся Мериан. — Охотничий рог! Я уже слышал его, издалека. А теперь трубят громко и совсем близко.

Он был прав — теперь и ведьма услышала доносящиеся из чащи раскатистые рулады охотничьих горнов, лай собак, зычные выкрики, конский топот.

Неожиданно прямо перед ними на тропинку выскочил тонконогий олень с королевской короной рогов. Взглянул на обомлевших путешественников умными карими глазами -.и молнией метнулся в заросли, только ветки хлестнули.

В следующее мгновение среди колоннады замшелых стволов, взрывая копытами рыхлый ковер прошлогодней листвы, появился серый с подпалинами конь под роскошно расшитым чепраком. Он гордо нес на спине лучника в богатых одеждах: бархатный плащ опушен белым мехом, шпоры на высоких сапогах сверкают золотом. Ленту на шапочке с небольшими, загнутыми кверху, как клюв, полями украшала пряжка с драгоценным камнем размером со сливу! Даже не удостоив путников взглядом, всадник поискал глазами скрывшегося оленя. И пришпорив скакуна, бросился догонять добычу — правда, избрав совершенно противоположное направление.

Гортензия не успела даже глазом моргнуть — а следом за первым всадником появилось еще полсотни охотников. Шумным вихрем кавалькада из пышно одетых всадниц, статных кавалеров, трубящих в рога пажей, важных егерей с притороченной к седлам подстреленной дичью — все пронеслись мимо них праздничной вьюгой, оглушив, едва не перескакивая через скромную тележку, едва не сметя с пути, не затоптав...

— Королевская охота, — глядя в спины удаляющимся всадникам, неодобрительно произнесла ведьма. — Похоже, первый и есть местный принц. Красавчик, влюбиться можно...

— Принц? Где принц? — с надеждой спросила драконесса, наконец-то вернувшаяся из зарослей.

— Красивый? Настоящий? — кинулась выспрашивать Рики.

— Влюбиться? А мне можно? — не отставала Эд.

— Если б поторопились — успели бы, — хмыкнул Мериан.

— Ну вот, из-за тебя принца проворонили! — с досады напустилась Фред на Эд.

— А из-за тебя бабочку упустили!

— Сама виновата — топаешь как тролль!

— А ты орешь как гарпия! Тут не то что принцы — глухие разбегутся.

— Вот и ищи своего глухого принца! А я нормального хочу!

Сестрички разошлись не на шутку и еще долго не могли успокоиться.

— Да ни один принц на такую, как ты, замарашку не взглянет! — продолжала торговаться между собой драконесса, катя тележку и на ходу пытаясь почесать задней лапой под крылом.

— Можно подумать, будто ты чище...

— Да, не мешает вас помыть, — согласилась Гортензия, поглядев на уже давно не сверкающую чешую воспитанницы.

— Её помой!

— Нет, ее!

— Их помой, а меня не надо! Я простужусь, чихать буду, подожгу что-нибудь — сама же ругаться станешь!

— Да и все мы изрядно пропылились в дороге... — не слушая их, решила Гортензия.

Они уже совсем близко подошли к реке — осталось только подыскать удобное местечко! Прошли еще немного вдоль крутого берега, и перед ними раскрылась красивая панорама: сбегавшие с гор ручьи с хрустально-прозрачной водой, соединяясь в один поток, шумным водопадом вливались в реку.

— Я туда не полезу! — объявила Рики, заметив взгляд ведьмы, задумчиво устремленный на водопад. — Там холодно!

— Чихнешь огнем пару раз — и согреешься! — завопила Фред.

И драконесса прямо со скалы ласточкой сиганула в омут. Причем Рики и Эд визжали от ужаса, а Фред — от восторга.

Убедившись, что Фредерика вынырнула из бурлящего водоворота целой и невредимой и принялась бурно выяснять отношения между собой, Гортензия и Мериан подхватили оглобли тележки и без лишней спешки сошли к воде.

То, что издалека показалось нерастаявшим снегом, оказалось и впрямь цветами. Все берега, все луга над рекой покрывал сплошной ковер ароматных белых ирисов. Их тонкий, сладко-карамельный запах в мгновение вскружил голову, как легкое вино. Оборчатые бутоны грациозно покачивались на длинных стеблях. Узкие и острые, как клинки мечей, глянцевые листья были полной противоположностью изящно изогнутым нежным лепесткам.

— Как на облаке! Точно в рай попал, — вздохнув полной грудью, сказал Мериан.

— Да, но водица могла бы быть и потеплей, — попробовав, проворчала Гортензия.

В тележке отыскалась сменная одежда, прозорливо припасенные банные принадлежности — даже пузырек со снадобьем для волос, придающий блеск и пышность... Снабдив Мериана мылом и мочалкой, ведьма отправила его оттирать от дорожной пыли драконессу. Впрочем, это был лишь предлог. На самом деле она знала, что Фредерика не упустит случая и тоже хорошенько намылит ему шею в отместку.

Для себя же Гортензия присмотрела укромное местечко чуть поодаль: неглубокое песчаное дно, подмытый водой крутой берег, с которого удобно стекал маленьким водопадом ручеек — и вывороченное дерево, нависающее горизонтально над рекой, так что ветвистая крона ширмой прикроет купальщицу.

Повесив на сучок полотенце и свежую сорочку, положила на ствол кусочек душистого мыла. Быстро разделась — и ринулась в реку, пока не передумала. Вошла по пояс — дыхание перехватило от холода. Поспешно пробралась под мягкие струи ручья — там было чуть теплее, вода успела прогреться на мелководье под солнцем. А вот Мериана Фредерика топит в ледяной...

Выстукивая зубами дробь, Гортензия принялась торопливо мыть голову. Она наклонилась низко к воде, распустила волосы по быстрому течению, густо намылила, фыркая и отплевываясь, ругаясь сквозь зубы на зверский холод, зажмурив глаза...

Поэтому не видела, как он появился. Ее длинные волосы, рассеявшись по поверхности воды, дотянулись до ствола дерева — и он не смог преодолеть искушение, принялся ловить пряди, пропускать сквозь пальцы с потоками. Дурачась, провел, едва касаясь влажной кожи кончиками пальцев, по ее спине вдоль позвонков, от шеи до пояса... Гортензия не обратила внимания, посчитав, что задела торчащую ветку дерева, поежилась, поведя плечами.

Когда она нагибалась, ладонь его замирала над самой шеей, но чуть поворачивалась — ловко отдергивалась...

Он любовался изгибами ее тела. Да, юность ее уже прошла. Будь на ее месте простая женщина — смотреть было бы не на что, тем более любоваться. Но она — ведьма, к тому же не обремененная материнством. А ведьмы с возрастом только хорошеют. На то они и ведьмы — кому же знать секреты красоты, как не им? Сбросив поношенную одежду и распустив волосы, она оказалась далеко не так дурна собой, как ей самой мнилось...

— Вот черт... — шипела Гортензия. Терла глаза, плескала водой в лицо — но никак не могла промыть. Ужасно щипало и слезы лились сами собой. Вслепую она потянулась взять полотенце — и неловко задела рукой, ткань соскользнула с сучка, норовя упасть в реку. Но он подхватил вовремя, не позволив намокнуть, подал ведьме. Нашарив наконец-то полотенце, Гортензия вытерла лицо, открыла глаза, проморгалась. Обернулась и тихо вскрикнула, на мгновенье лишившись дара речи.

Прямо перед нею, растянувшись по стволу вывороченного дерева во весь рост, опершись на локоть и подперев кулаком щеку...

— Т-т-ты от-т-тврати-ти-тельный ти-тип! — едва сумела проговорить Гортензия, прижав к груди полотенце и неловко присев.

— Купаешься... — протянул Иризар, жмурясь от отраженных водой солнечных бликов. — Не боишься, что тебя кто-нибудь тут увидит? Например, здешний князь... Слышишь, сигналят его егеря? Где-то здесь, рядом. Охотится на стройных длинноногих ланей.

— Кня-нязь н-на меня и не взглянет! — гневно тряхнула мокрой головой ведьма.

— Хочешь сказать, ты слишком стара и некрасива? Что ты недостойна этого молодого щеголя? — поинтересовался Иризар, укладываясь на живот и положив одну руку под подбородок, другую свесил, рисуя пальцем круги по воде.

— Меня не интересуют ни щеголи, ни... — возвысила дрожащий голос Гортензия.

— Да полно врать! — плеснул ей в лицо демон. — Признайся, ведь тебе хочется, чтобы хоть раз в жизни такой парнишка, как князь, потерял от тебя разум? Ему бы ты позволила похитить свою девичью честь?

— Чушь! Никогда этого не будет! — выпалила ведьма. Схватив мыло и отвернувшись, она замотала волосы полотенцем, с яростью принялась быстро домываться — пусть смотрит, если ему нравится, ее это нисколько не волнует! Тело ее бросало в жар — и от этого она почти не ощущала холода. Хоть какая-то польза...

— Представь только, если бы на моем месте оказался молодой красавец — разве ты повернулась бы к нему спиной? Думаю, ты с визгом побежала бы прятаться в кусты, — продолжал забавляться демон. Ответом ему было раздраженное плескание и пыхтение. — Хотел бы я на это посмотреть...

— Не дождешься, — фыркнула ведьма.

— Почему ты на меня так не реагируешь? Ты не воспринимаешь меня как мужчину? Или понимаешь, что от меня прятаться бессмысленно? Надеюсь, что второе, — изобразил обиду демон.

— А хорошо, что ты сам объявился! — заявила вдруг ведьма. — Я как раз хочу тебя спросить! В крепости в ущелье я видела твои портреты. Множество портретов! С одной и той же женщиной...

— Даже помечтать о красавцах не смеешь? — с жалостью вздохнул демон. И быстро прикрылся от полетевшего в лицо мыла. — А позволь спросить, за каким чертом тебя понесло в Верлис? Что ты там забыла?

— Хотела удостовериться!

— В чем? В том, что легендарный некромант умер? Да никто не живет двести лет!

— Ты — живешь!

— Я — другое дело, я же демон, — ухмыльнулся он. И ведьма, спохватившись, нырнула в воду по плечи.

— Чернокнижник из легенд — и есть та женщина с фресок?

— Удивлена, что это не мужчина? Женщины тоже бывают жестоки. И тоже способны сеять смерть.

— И она сама тебя создала?

— Если ты знаешь ответ, зачем спрашивать?

— Она похитила невинного младенца — и сама убила его?! Принесла в жертву, чтобы вызвать из иного мира твой дух? Ты завладел телом ребенка, и она тебя вырастила? Убийцу, чудовище для своих коварных целей?

— Похитила... — повторил с улыбкой демон. — Ну, в целом ты права.

— А все эти портреты? Кто их писал? Нежели она похищала художников ради своих прихотей?

— Исвирт писала их сама. Нужно же было чем-то занять время!

— Она правда не могла умереть, как обычный человек?

— Ее не смогли уничтожить — все твои чародеи и колдуны королевства вместе взятые! Они не смогли справиться с одной женщиной!

— Она погубила столько неповинных людей — ради одной лишь королевской короны?!

— Ее загнали в собственный замок, как зверя в нору! И запечатали так, чтобы она никогда не смогла выбраться, чтобы ее собственный дом стал ей склепом, где она тлела заживо!

— Но она не сдалась? — наступала Гортензия, позабыв о своей наготе. — Она каким-то образом заполучила младенца — и создала тебя! Ради мести?!

— Она каждый год писала новый портрет, — произнес Иризар, будто не слыша вопроса. — В один и тот же день весны... В такой же день, как сегодня. Она часто отсылала меня прочь, я надоедал ей. И я уходил, на меня не действовало заклятье печати. Но в этот день я всегда возвращался. Я знал, что она ждет меня.

— Каждый год? Но их так много, — тихо переспросила Гортензия. — Значит, она умерла совсем недавно? Сколько же ей было лет...

— Некроманты повелевают смертью, — кивнул Иризар. — Но сама она не желала этого бессмертия.

— Кем же она была для тебя? — прошептала Гортензия. — Госпожой? Матерью? Любовницей?..

— Она была всем для меня! — отрезал демон с горечью. — Я жил ради нее, я с готовностью отдавал ей свою жизнь. Много долгих десятилетий мы были только вдвоем! Но видимо, слишком ей наскучил своей настырностью... Она вышвырнула меня из своей жизни, как надоевшую собаку, предпочтя смерть моему обществу.

Он резко сел. Гортензия отшатнулась, поскользнулась и едва не упала.

— Ты еще не замерзла? — спросил демон.

Сорвав с ветки сорочку, швырнул ведьме в лицо. Подхватив ее, Гортензия... увидела перед собой опустевший ствол, даже ни одна ветка не качалась.

— Опять сбежал?! Гад! Подлец!.. — зашипела она, на окоченевших, не гнущихся ногах выбираясь наконец из ледяного плена реки. — Ну, если заболею! Ну если прострел согнет!..

Но подняв голову, она думать забыла о простуде. Ее опять бросило в жар, тело покрылось липкой испариной — хоть обратно в воду лезь. Она шагнула назад.

Сверху, с края обрывистого берега, на нее смотрел тот самый первый всадник из кавалькады охотников — с каким-то странным выражением на лице, не отводя глаз. И конь его стоял рядом, и тоже пялился. И похоже, они там не только что появились. Кажется, оттуда отлично было видно, как она мылась. Но журчание ручья и плеск воды заглушал голоса, а густые ветви загораживали ствол дерева...

— О, прекрасная фея! — заговорил молодой охотник в крайнем воодушевлении. — Прошу простить мою нескромность. Я нарушил ваше уединение — но лишь ваша ослепительная красота тому виной!

— Что вы такое несете, юноша?! — Гортензия чувствовала, что заливается краской до ушей — и оттого разозлилась еще пуще. — Какая красота? Какая я вам фея?!

— Кем же вы еще можете быть, если не феей, с такими... — он скользнул взглядом по ее фигуре, возбужденно сглотнул. — Волшебное создание! Вы зачаруете любого одним только своим видом! В вашем присутствии меркнут ярчайшие звезды! Само солнце кажется тусклым по сравнению с вашими... достоинствами!

— Вы в своем уме? — спросила Гортензия раздраженно.

— Не уверен, — признался он. — Кажется, я потерял рассудок от внезапно вспыхнувшей в моем сердце любви к вам. Позвольте же, о прекраснейшая из фей, припасть к вашим ногам и умолять о взаимности!..

С этими словами он ловко соскользнул по склону вниз, а по пути, выхватив кинжал, успел срезать охапку белых ирисов.

Гортензия тоже проявила редкую сноровку — и не только торопливо влезла в сорочку, с недоумением отметив, что та отчего-то вдруг стала очень тесна в груди и коротковата. Но заодно, пробормотав заклинание, вырастила на пути князя "забор" из исполинской травы — мелкая поросль манжетки взвилась ввысь огромными вывернутыми зонтами, щавель вздыбился спицами-шипами. Но князя это не остановило. Он прорубался с настойчивостью кабана через все преграды.

С сияющими влюбленными глазами молодой охотник бросил белые цветы ей под ноги. Набрал в легкие воздуха, собираясь выпалить еще что-нибудь особо возвышенное, сотню восторженных комплиментов. Но не сумел подобрать достойных слов и вздохнул, смущенно улыбаясь. Хотел шагнуть к ней, кинуться перед ней на колени. Но рухнул, растянувшись — щиколотки незаметно оплели крепкие усы вьюна. Это дало Гортензии шанс на побег...

Однако дорогу к отступлению ведьме отрезали всадники, появившиеся на пригорке перед лесом.

— Ваше высочество? Вот вы где!

На берег высыпала вся свита. Благородные всадники и всадницы, егеря чуть поодаль, пажи и слуги — берег, и дальше склон холма, оказались полны зрителями. И все с любопытством, точь-в-точь как чуть раньше конь князя, уставились на Гортензию.

— А я думаю, куда наш государь делся! — воскликнула первая из дам, одетая роскошнее прочих. — А он тут дичь загнал!

По толпе прокатился смешок.

— Ваше высочество, да у вас нюх лучше, чем у любой гончей из вашей своры! — нашелся еще один остроумец. — Учуять такую стройную лань с того берега!

— У нашего князя особый дар выслеживать дичь любезной ему породы. Погнался за оленем, а настиг аппетитную куропатку!

— Приятное разнообразие. Не всё же придворным куропаткам преследовать ловца, — заметил кавалер. Этой шутке рассмеялись уже все, даже кони заржали, нисколько не стесняясь господ. А дама обиженно надула губки.

Гортензия заметила, что из зарослей ивняка на нее с тревогой и удивлением поглядывают Фредерика и Мериан. Но напуганные многолюдностью великолепной свиты, приблизиться не решаются.

— Пожалуйста, прекратите! — прервал перепалку князь, успевший подняться с земли и выпутаться из бесполезных пут вьюна. — Разве не стыдно — совершенно смутили прекрасную деву!

— Ваше высочество, — с укоризной откликнулась всадница. — Вы первый начали смущать эту девицу пылкими взглядами. Ваши очи, конечно, горячи, но позвольте же несчастной одеться! Иначе, боюсь, столь восхитившие вас прелести покроются гусиной кожей, а пышность форм под весенним ветром осядет, как крем на заветревшем пирожном.

— О, дорогая! Я вижу, охота возбудила в тебе аппетит? — со смешком вставил кавалер.

— Я просто проголодалась, — капризно откликнулась дама. — Возбудилась не я.

И повинуясь движению затянутой в вышитую перчатку ручки, державшиеся поодаль служанки спрыгнули с лошадей и, подбежав к оцепеневшей Гортензии, окружили, помогли натянуть дожидавшиеся на земле вещи. Гортензии вновь показалось, будто одежда сделалась ей мала. Но она не обратила на это внимания. В голове не укладывалась мысль: неужели эти господа говорят о ней?! Они подшучивают, но не смеются, искренне признавая ее красавицей! Определенно без коварного колдовства здесь не обошлось...

Между тем князь, которому спины служанок к досаде загородили весь вид, вскочил в седло — и велел привести свободную лошадь для "речной девы".

— О, прекрасная незнакомка! — обратился он к ведьме, сдерживая в нетерпении гарцующего скакуна. — Позвольте пригласить вас в Лавендель, отдохнуть под кровом нашей скромной обители! Окажите честь?

— Вы не можете отказать князю, красавица, — заметила дама. — Это приказ.

— Нет, что вы, это просьба! — не терпящим возражений тоном заявил молодой государь.

При дворе правителей северного княжества царили какие-то варварские вкусы. Господские чертоги в мрачном замке Лавендель, построенном с размахом, словно жилище великанов, были расписаны фресками слишком густо, да еще кричащими красками и фривольными сценками. Центральное место в главном зале, куда стража втолкнула путешественников, занимал огромный камин — где на огромном вертеле запекалась целиковая туша быка! Такому великанскому жаркому безусловно были рады воины и рыцари — шумная компания хлебала вино за общим длинным столом, один конец которого начинался возле камина, другой же терялся где-то в полумраке за колоннами. В Лавенделе, похоже, не в чести была умеренность, здесь отдавали предпочтение всему огромному и яркому.

По другую сторону от камина расположилась женская половина двора. Там было куда уютнее, чем у мужчин — пол выстилали ковры, а дамы из свиты княжны сидели на низеньких табуретах или на грудах подушек, развлекая друг дружку оживленной беседой, а заодно стараясь перещеголять роскошью одежд и украшений. Жемчуга и самоцветы переливались огнями, сияло золото, шитье и парча. Двусмысленные шутки и пикантные остроты в адрес собеседниц поощрялись громким смехом.

Возглавляющая этот пестрый цветник княжна возлежала на троне, больше похожем своей исключительной шириной на скамью. Она томно прислушивалась к щебету фрейлин, вольно откинувшись на низкую спинку с изящной резьбой и со вставками из слоновой кости, локотком опираясь на точеный подлокотник, закутав ноги подолом горностаевой мантии. По всей видимости, княжне давно наскучила эта дикая провинция, надоела охота, ради которой сюда приехал брат, потащив следом весь двор, осточертела холодная весна в горах и уже не слишком забавляют глупые фрейлины.

Стоявший за троном паж аккуратно очищал сверкающим каменьями кинжалом заморский фрукт с острым, свежим ароматом. Очищенные золотистые дольки он подавал на золоченом блюде госпоже, а кожуру и семечки бросал прямо на пол. Их с интересом расклевывали свободно вышагивавшие по залу фазаны — гордые глупые птицы с роскошным оперением и длинными хвостами.

Ворвавшись в круг дам — все тут же повскакивали со своих мест и присели в поклоне, склонив усыпанные драгоценностями головы, — юный князь подбежал к сестре. Порывисто обняв за плечи, чмокнул в беломраморную щеку:

— Сестренка, я привел гостей! — объявил он, небрежным взмахом руки разрешив фрейлинам усаживаться.

Лишь после этого присутствующие обратили внимание на путешественников.

— Кто это? — с ленцой спросила княжна, поглаживая по головке вынырнувшую из меховых складок мантии пучеглазую собачку, тоже уставившуюся на гостей.

Привычно отодвинув ноги сестры, князь уселся рядышком на трон.

— Думаю, это фея! — заявил он.

— Фея? — скривила губы княжна. — Лучше бы нового барда нашел... Ну, садись, путница, гостьей будешь, — указала княжна на подставленный расторопным пажом табурет. — Рассказывай, куда путь держишь, что в дороге повидать успела, что на свете творится...

— Не взыщи, госпожа, — ответила ведьма, поджав пухлые губки. — Но мастерица сказки складывать из меня плохая.

— Ну, о себе-то рассказать сумеешь? — возразила княжна. — О себе все говорить мастера, иного и не остановишь. Сама понимаешь, не могу я под кров пускать неизвестно кого, недобрые ныне времена.

— Я под кров не просилась. Недосуг нам отдыхать в княжеских замках, в путь надо...

— Когда тебе в путь двинуться, я сама решу, — нестрого прервала княжна. — А пока у меня погостите. Коли только вы сами не разбойники и не воры какие, — добавила она, с интересом блеснув глазами из-под густых ресниц.

— Я не воровка, но и не фея, — с достоинством возразила Гортензия. — Я простая ведьма, но меня заколдовал... один гнусный мерзавец.

— Любопытно, — сказала княжна. И Гортензия поняла, что здесь она допустила ошибку — теперь ее точно не скоро отпустят.

Но делать нечего — и ведьма сдернула дорожный плащ с Фредерики. Блеск вымытой в реке драконьей шкуры затмил сверкание драгоценностей всех фрейлин вместе взятых.

— А это мои племянницы! Три дорогих моих девочки, их тоже заколдовал тот гад, которому я спешу отомстить. И еще с нами наш старый пес и моя матушка, — указала она поочередно на Мериана и Эвигейт. — Как видите, ваше высочество, от действия чар они тоже сделались совершенно на себя не похожи!

— Забавно, — благосклонно проговорила правительница, окинув взглядом "заколдованную" компанию. А венценосный брат не уставал делать ей настойчивые знаки бровями. — Ну хорошо! Отдохните у нас недельку-другую от ваших странствий. Ты доволен? — обернулась она к князю. И не дожидаясь ответа, велела младшим фрейлинам: — Эй, распорядитесь на счет комнат для наших гостей! И скажите наконец подавать ужин.

Маленький шустрый паж, проведя — нет, точнее — пробежав по запутанным переходам и галереям, привел их к темному чуланчику.

— Это не комната, а кладовка, — сказала Гортензия. — Хорошо же княжеское гостеприимство.

— Это для вашего пса и дракона, — пояснил паж. — Госпоже фее отведена особая опочивальня.

И ухватив за руку, мальчик потащил ведьму дальше. Этажом выше втолкнул в двери роскошно убранной спальни. Там была не просто кровать — а стопа перин на постаменте с бархатным балдахином и полуопущенным пологом из тончайшего шелка, собранного воланами. Кроме того там имелось настоящее стеклянное зеркало, большой камин, серебряный умывальный прибор и огромное окно с видом на зеленеющий сад. А на стенах — очень фривольные росписи и гобелены со еще более откровенными сценками. Гортензия даже покраснела, лишь скользнув по ним взглядом.

Паж незаметно исчез, но вместо него появилась горничная. Слегка растерявшуюся ведьму она заставила умыться и принялась торопливо причесывать, сообщив, что гостье велено явиться на ужин. А опаздывать к княжескому столу просто нельзя.

— А как же мои... — заикнулась Гортензия.

— Ваши племянницы и собачка покушают на кухне, — сообщила девушка. — Не извольте беспокоиться, я сама прослежу, чтобы их хорошо накормили! Бедняжки! Как же их так заколдовали?..

Гортензия поняла, что беспокоиться ей нынче придется за себя саму...

Меньше чем через четверть часа тот же нетерпеливый маленький паж настойчиво постучал в дверь. Гортензия едва успела сменить дорожную одежду на найденную на дне сумки шелковую тунику. Взглянув в зеркало, Гортензия невольно густо покраснела. Иризар, мерзавец, постарался от души — вместо немолодой худощавой женщины в зеркале отразилась юная прелестница с пышными формами. Ее старое платье не пришлось отглаживать от мятых складок — оно нескромно обтянуло соблазнительные округлости, нигде не морщиня. Выйти в таком наряде к столу? Какой стыд... Но другого варианта просто не было. Выхватив из рук служанки гребень, она распустила только что уложенные косы и, пышно растрепав волосы, пустила локоны свободно виться по груди и спине. Ну что ж, если она теперь юная девица, то вполне может позволить себе ходить простоволосой. Тем более хотя бы волосы у ведьмы остались прежние, густые, сочного каштанового цвета, за них краснеть не придется...

Ужинали обитатели замка Лавендель в другом, еще более огромном зале. В отличие от предыдущего, виденного Гортензией, в пиршественном зале было светло от высоких окон, за которыми только начинало вечереть, и жарко от множества свечей, усеивающих массивные обручи люстр, подвешенных над столом. Сам стол был составлен из нескольких в форме вытянутой буквы П. С внешней стороны стола тянулись лавки, а с внутренней сновали с блюдами и подносами слуги и пажи. Посредине зала нашли себе место для выступления жонглеры и шуты.

Во главе стола, на возвышении, сидели венценосные правители — княжна Беатрикс и князь Вильгельм. По правую руку от князя располагались бородатые военачальники, казначеи и советники, по левую руку от княжны — по старшинству фрейлины.

Паж подвел Гортензию к скамье, к месту не особо почетному, но на виду у князя. Причем чтобы усадить гостью, мальчишка с явным удовольствием шепнул какую-то гадость на ухо уже устроившейся там высокородной девице. От его слов барышня побагровела и собралась влепить нахальному пажу подзатыльник. Но взглянув в сторону князя, вдруг сморщилась личиком и, запричитав, убежала прочь.

Видеть всё это Гортензии, сказать по правде, было не слишком приятно. Но она утешала себя надеждой, что завтра же отсюда уедет, и всё в замке вернется на круги своя.

Однако взгляды князя, не слушающего разглагольствования бородатых сотрапезников, словно жгли огнем висок и щеку. Такое обращение для Гортензии было в новинку. И она, опытная ведьма, с искренним удивлением для себя поняла, что робеет. Стесняется поднять глаза от тарелки! Интересно, стал бы он так смотреть, если б вдруг узрел ее в истинном облике? Эта мысль показалась смешной.

Постаравшись стряхнуть с себя девичью робость, просто неприемлемую для ведьмы ее лет, Гортензия стала исподволь присматриваться к собравшемуся обществу. Однако оборачиваться к княжескому столу всё же остерегалась.

Вскоре наблюдения принесли ей неожиданное открытие — если князь не сводил глаз с нее, то большинство присутствующих дам беззастенчиво пожирали глазами самого князя. Гортензию это покоробило. Что это значит? Неужели ее, ведьму из Гильдии чародеев и алхимиков королевства, почетного магистра Тайного Ордена — хотят сделать одной из многих? Очередной игрушкой капризного, избалованного правителя, глупой дурочкой?.. Не бывать этому! Прислуживавший у стола паж предложил ей ножку жирного гуся — и Гортензия впилась в окорочок зубами, кипя от негодования, словно вымещая ярость на бедной зажаренной птице.

Иризар сотворил с нею нечто непотребное! Надругался, превратив в черте что! И при этом подсунул идеально подходящему на роль соблазнителя принцу! Красавчику, не пропускающему ни единого подола! Вот к чему были все те проникновенные речи демона о любви! Он просто надсмеялся над нею! Он не желает просто забрать ее жизнь — сперва он хочет заставить ее расстаться с честью и добрым именем?! И для этого он устроил весь этот балаган с превращениями?! Так пусть же он не празднует победу раньше времени! Она ему не доставит удовольствия увидеть себя обесчещенной! Не позволит появиться поводу для мерзких шуточек!..

От щедро сдобренного специями гуся во рту разгорелся пожар. Гортензия схватила свой кубок, уже кем-то незаметно наполненный — и осушила одним глотком. Однако вино оказалось очень крепким и сразу ударило в ноги. Она ощутила, как разгорелись щеки, стало даже жарко. Наплевав на приличия, Гортензия откинула назад прикрывавшие грудь кудри, и, прищурившись, чтобы сосредоточить расплывающийся взгляд, критически изучила угощения. Жаренные на вертелах бараны, поросята, гуси, куры, фазаны, лебеди, дичь и разные куропатки... Если чем-нибудь сейчас же не набьет желудок, непременно опьянеет с непривычки... Оленина под грибным соусом, разложенная на добрых ломтях хлеба. Зайчатина, целиком закопченный кабан. Всё это наверняка одинаково переперчено и пересолено! А она очень сомневалась, что, омолодив ее внешне, демон позаботился и о ее чувствительном немолодом желудке... Между тем паж вновь наполнил ее кубок — и за столами шумно объявили общий тост за здоровье соправителей. Пришлось выпить до дна — и настроение ведьмы невольно начало улучшаться, хотя это уже само по себе настораживало...

Спасение пришло неожиданно — княжна Беатрикс в знак особой благосклонности распорядилась прислать гостье блюдо с запеченными в хрустящем тесте грушами, начиненными миндалем и медом. Гортензия приняла дар с благодарностью и, поймав взгляд хозяйки, подняла кубок и вежливо склонила голову, как того требовал этикет. Хотя десерт оказался невероятно переслащен, но по крайней мере теперь она не захмелеет.

Неожиданно Гортензия почувствовала, как кто-то царапает коготками ее ногу под столом. Приподняв край скатерти, с удивлением увидела у своих туфель собачку княжны. В зубах она держала свернутую в трубочку записку. В голову ведьмы закрались подозрения, но послание всё же пришлось взять.

Освободившимся ртом собачка коротко, но требовательно тявкнула: "Дай!" Пришлось вознаградить вестницу сочным кусочком. Довольная собачонка схватила угощение и засеменила прочь вдоль стола, скрывшись за лесом ног. Будто не она несколько минут назад, сидя на руках хозяйки, уплела полпоросенка.

Развернув записку, Гортензия нашла всего две небрежно начертанные строчки: "Сегодня ночью! Жди! Твой безумно влюбленный князь."

— Вот еще! — презрительно фыркнула Гортензия. Скомкала надушенную бумажку и выбросила через плечо.

Так получилось, но выброшенная записка, взлетев в воздух, плавно опустилась на колени к одной из фрейлин. Ознакомившись с неожиданным посланием, дама коротко взвизгнула и забормотала в смущении: "Неужели свершится?! Небеса, за что такое счастье!.."

Гортензия покосилась на фрейлину, как на буйную сумасшедшую.

Итак, следовало признать, за всю жизнь на более странном ужине ведьме бывать не приходилось. Ее хотели подпоить — некто приказал пажу подливать в ее кубок неразбавленное вино. Ее хотели одурманить — в сладких грушах, судя по специфическому привкусу от разыгравшейся изжоги, содержался полный состав откровенного приворотного средства: вымоченный корень хрена, ботва моркови, петрушка, шафран. (Впрочем, приворота опасаться не было нужды — этот некогда популярный рецепт давным-давно вышел из обихода в королевской столице, за годы практики полностью подтвердив свою бесполезность. При княжеском дворе, видимо, еще наивно верили в его чудодейственную силу.) И вот теперь еще ей прислали любовную записку! Какая нелепость! Неужели противный демон всерьез надеется, что она не устоит перед этим балаганом и кинется в горнило страсти без оглядки? Что за чушь!..

Между тем шумных циркачей и жонглеров, развлекавших пирующих господ, сменили придворные музыканты. Юноша-менестрель с завитыми кудрями ударил по струнам лютни и запел — ничуть не смущаясь тем, что лирика не соответствовала его полу:

Четвертинка груши застряла у Гортензии в горле. Мало зелья, вина и записки — теперь ее хотят очаровать серенадами и смутить до икоты?! Менестрель явно обращался к ней, к ней одной! Он глазел на нее, подмигивал, всячески намекая, что эту песню заказали исполнить лично для нее!

Воровато оглядевшись, Гортензия поняла, что взгляды всех присутствующих направлены исключительно на нее. Не переставая жевать и отхлебывать из кубков, рыцари и дамы оценивающе ее разглядывали — точно так же, как до того акробатов... Хотя нет. В глазах мужчин явно разгорался определенный интерес к таинственной гостье, а во взорах дам отчетливо читалась зависть, граничащая с ненавистью! Князь Вильгельм — тот вообще не скрываясь не сводил с нее глаз, положил локоть на стол и мечтательно подпер щеку ладонью, позабыв об ужине.

Гортензии было не по себе от такого внимания. Ей вовсе не нравилось быть диковинкой на этом пиру! Но пожалуй единственно, что она сейчас могла, так это напустить на себя высокомерный и холодный вид. Хотя с удовольствием бы провалилась сквозь землю. В мыслях бились изощренные, но бесполезные проклятия глумливому демону, по вине которого она должна терпеть эти мучения.

Горделивая мина и опущенные ресницы выгодно подчеркнули ее новоприобретенную красу — и теперь все присутствующие оказались покорены и восхищены. (Даже та дама, которую ведьма случайно осчастливила запиской, прекратила наконец пожирать глазами князя. Взглянув искоса на надменную "фею", барышня сдалась без боя — плюнула и обратила свои чары соблазнительницы на чавкающего соседа.)

Когда пытка ужином наконец-то закончилась и можно было выйти из-за стола, Гортензию вдруг обступили молодые вельможи и седеющие рыцари. Их масляные взоры и цветастые комплименты едва не заставили поддаться панике! Направившегося же к ней князя на полпути оттеснили фрейлины...

И снова спасла растерявшуюся ведьму сама хозяйка Лавенделя. Взяв под локоток, княжна вывела ее из толпы того гляди превратящихся в хищников кавалеров:

— Почему вы не сообщили, что у вас нет приличного платья? — недовольно спросила Беатрикс, окинув осуждающим взглядом тесную тунику. Но ответа не ждала: — Завтра я пришлю вам что-нибудь из своего старого. Полагаю, сегодня вы слишком утомлены и не сможете развлечь нас своим искусством? Наверное, вам лучше сейчас же отправиться спать. А завтра, надеюсь, вы покажете нам какие-нибудь волшебные трюки. Я люблю чудеса и всегда рада заезжим кудесникам.

Гортензия не нашла, что ответить. Пробормотав несколько вежливых слов, позволила пажу себя увести.

В спальне у нее хватило сил, лишь чтобы раздеться и лечь в постель. Невероятный сегодня выдался денек! Карабкалась по скалам, бродила по замку легендарной колдуньи, разрушила этот самый замок, поругалась с демоном, против воли очаровала юного князя — чем обозлила половину княжеского двора... Половина придворных желала испепелить ее взглядом — другая половина откровенно раздевала глазами. До чего же она докатилась в свои-то годы!

От вина в голове неприятно гудело, от приворотных груш разошлась икота... Нужно было найти Мериана и Фредерику, проверить, накормили ли их, как обещала горничная, посмотреть, как они устроились на ночь... Может быть, ей следовало бы остаться с ними — так она обезопасила бы себя от возможных посягательств со стороны чересчур пылкого князя...

За ужином князь всерьез желал ее очаровать! Ее, немолодую ведьму — всеми доступными способами желал завоевать прекрасный юный князь?! Гортензию так рассмешила эта невероятная мысль, что еще с четверть часа не могла унять икоту.

Так, мелко подскакивая на подушках, она вслушивалась в шумы и шорохи, свидетельствовавшие о бурной ночной жизни княжеского двора. Казалось бы с наступлением темноты должно всё успокоиться, стихнуть, погрузиться в глубокий сон. Но только не здесь. Гортензия уже слишком привыкла к деревенской тиши, ей не давали заснуть все эти скрипы дверей, крадущиеся шаги по коридорам и внешним галереям, перешептывания, щелчки отпираемых замков, робкие или требовательные стуки — особые, условленные... Как будто половина придворных только и ждала, когда же уляжется другая половина, чтобы нанести тайный визит! Судя по очередной мелкой пробежке каблучков мимо дверей спальни — в ночных вояжах проявляли отвагу равно и кавалеры, и дамы.

И будто мало для прогулок коридоров и переходов! Гортензия вздрогнула и сразу прекратила икать, заметив в светлеющем проеме высокого стрельчатого окна болтающиеся мужские ноги. Заметив и длинную веревку, она перевела дух — не призрак и не самоубийца. Просто чей-то отчаянный ухажер решил блеснуть перед возлюбленной и проникнуть в альковы страсти не как все нормальные люди.

Спустившись с балюстрады ярусом выше на крохотный балкончик, запыхавшийся кавалер заглянул в комнату. Увидел устремленные на него удивленные глаза — поклонился Гортензии и в свое извинение смущено пробормотал:

— Ошибся окном, госпожа. Я в первый раз вот так...

И покряхтывая, продолжил спуск.

Порадовавшись, что несчастный любовник столь своевременным появлением избавил ее от икоты, Гортензия сладко потянулась. И повернувшись на бок, подложив ладонь под щеку, собиралась отправиться в царство сновидений...

Как тут и о ее скромной персоне вспомнили!

В дверь тихонько, но настойчиво поскреблись. Встрепенувшись от неожиданности, Гортензия крикнула:

— Вы ошиблись дверью! Я никого не жду.

Но заслышав голос, стучаться стали только громче.

— Идите к лешему! — сказала Гортензия и не подумав отпереть.

Она была уверена, что это ни Мериан и ни Фредерика. Те не стали бы проявлять галантность, а сразу бы забарабанили в дверь ногами и заголосили бы — ибо только нечто исключительное и срочное заставило бы их подняться с постели в такую пору. Скорей всего это был какой-нибудь посланец князя — с требованием привести гостью на тайное свидание. Как же! Никуда она не пойдет, ждите хоть всю ночь!

Видимо, осознав ошибку, неизвестный наглец удалился восвояси. Вздохнув с облегчением, Гортензия блаженно растянулась под меховыми покрывалами и сладко засопела...

Ведьма успела задремать, когда вдруг тусклый свет окна загородил силуэт. Вздрогнув всем телом, так что весь сон немедля улетучился, она распахнула глаза. Ей не привиделось — вправду за просвечивающим шелком полога кто-то стоял и смотрел на нее. Причем дышал с волнением, глубоко и порывисто.

Гортензия вскочила, натянув простыню до горла, барахтаясь ногами, отодвинулась, вжавшись в угол между изголовьем и бархатной портьерой балдахина.

— Иризар?.. — прошептала она.

Но фигура за шелковой пеленой была тоньше, изящней и чуть выше. Приблизился, несмело отведя разделяющую их прозрачную невесомую ткань. И Гортензия различила в полумраке аристократичные черты и огромные, умоляющие глаза, в лунном свете сверкнула дрожащая на ресницах влага.

— Чье имя вы сейчас назвали? — спросил князь. — Нет! Я не смею требовать ответа... Значит, ваше сердце уже занято, и мне не на что надеяться?

Произнесено это было таким тоном, что Гортензия всерьез побоялась, как бы этот обиженный мальчик не разрыдался у нее на руках.

— Ваше высочество! — строго заговорила она тоном воспитательницы. — Позвольте заметить, что своим вторжением вы не только тревожите мой покой, но и подрываете мою репутацию порядочной незамужней женщины! Как вы вообще сюда проникли?

— Там потайной ход, — вяло махнул рукой князь на завешанную гобеленом стену. И судорожно вздохнув, рухнул перед постелью на колени: — Молю вас, если ваше сердце создано Небесами не изо льда или камня! Выслушайте меня, не отвергая мои чувства с презрением!..

И вдохновенно понес такую околесицу, что Гортензия только диву давалась. Что ни слово — поэзия! Менестрелям и не выдумать ничего подобного. И ведь не пьян, она бы сразу учуяла... Будто бы полюбил ее князь с первого взгляда, и теперь жизнь без предмета страсти ему не мила. Только она, ее чудесный образ стоит перед мысленным взором, застилая собою серую, безрадостную явь, она лишь грезится наяву... Если несвободно ее сердце, если обещана любовь другому счастливцу — смеет ли он уповать, что найдется в ее душе хоть капля жалости? Не соизволит ли она одарить высочайшим счастьем — не протянет ли ему с милосердием руку свою, дабы он мог припасть с целомудренным поцелуем к нежнейшей длани?.. И прочее, в том же духе.

Гортензию, что скрывать, растрогала эта мальчишеская горячность. А сорвавшихся с мокрых ресниц, покатившихся по щекам, крупных точно жемчужины, слез вовсе не сумело выдержать ее сердце. В ответ принялась она уверять князя, что по возрасту годится ему в матери. Да если б увидел он ее в истинном обличии — вовсе лишился бы чувств, причем всех — не только любовных. И конечно подала руку неверящему, не желающему слышать этих слов поклоннику — будто ей руки подать жалко!.. Он принял ее руку, точно драгоценнейшее, хрупкое сокровище. Приник горячими губами к пальцам, сплошь покрыл страстными поцелуями — и ладонь, и каждый пальчик в отдельности, и кисть. И подбираясь к запястью, между делом кидал столь опаляющие, жаждущие взгляды, что Гортензия не нашла в себе жестокости для сопротивления. И поцелуи стали осторожно, робко подниматься вверх к локтю, к плечу... Пока не достигли щекочущим, обжигающим дыханием нежной ложбинки над ключицей. И здесь он замер, покорно ожидая ее решения, тяжело дыша в шею, уткнувшись в завиток волос.

Гортензия пылала в смятении. В жизни такого с ней не приключалось! Так б и провела век старой девой, не печалясь о своей доле — но тут подарок судьбы! И не кто-нибудь — а великолепный молодой князь! Могла ли она мечтать о подобном даже в самых смелых девичьих грезах?! Совесть же зудела черной осенней мухой — нельзя, неправильно обманывать мальчишку демоническим мороком. Всё это минутное наваждение, после она очнется и ей станет стыдно. И если уступит — значит проиграет демону, даст повод к насмешкам и унижениям. Но в то же время настойчивый внутренний голос отчетливо твердил — другого такого случая больше не представится и глупо упускать свой шанс...

— Потом ты очень пожалеешь! — предостерегла князя ведьма.

Тот вмиг просиял, точно яркое летнее солнце после короткого дождя. Не теряя ни минуты драгоценного времени, скинул со стуком башмаки — и нырнул под покрывала с головой. Гортензия ахнула, возмутившись. Но через мгновение, не в силах сдержаться, захихикала как от щекотки:

— Ваше высочество?! Нет... Что ты делаешь?! Не смей!.. Не трогай!.. О, светлые Небеса, продолжай...

Приподнявшись на руках, взлохмаченный князь выглянул из-под простыни. Качнувшись к ней, звонко чмокнул в смеющиеся губы:

— Где же ты прячешь свой хвостик, ведьма? Я хочу его найти!

— Так ты только из любопытства меня соблазнил?! — привстала Гортензия на подушках. Но от неожиданно сильного рывка съехала по шелку и оборкам вниз, под темное тепло покрывал, в объятья хохочущего князя.

Сомкнуть глаз ей не пришлось до самого рассвета...

Лишь когда бледное сияние зари протянуло тускло-радужные переливы над горизонтом, чуть рассеяв ночной сумрак, неутомимый молодой возлюбленный наконец сдался в плен сновидений и уснул у нее на плече. Гортензия потихоньку высвободилась из объятий, вновь устроилась на подушках, с пуховых высот любуясь на свое нежданное, мимолетное счастье, которое сейчас, с растрепавшимися волосами, приоткрыв губы и тихонько сопя, казалось еще более юным и милым.

— Не можешь насмотреться на похитителя своей застарелой невинности? — поинтересовался Иризар.

Гортензия едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть. Цветасто заругалась, шипя сквозь стиснутые зубы. Как всегда по своей привычке демон подобрал самый удачный момент для появления. Выйдя из тени оконного простенка, без стыда и совести приблизился к сбитой постели любовников, разглядывая спящего князя.

— Измучился, спит? Хотел бы я увидеть его лицо, когда он узнает, с кем на самом деле разделил ложе страсти.

— Мерзавец!! — прошипела ведьма. — Ты знал, что так случится! Ты специально всё подстроил!

— Да-да, — покачал головой Иризар. — Теперь ты с полным правом можешь винить меня в том, что на твоей одинокой могилке не расцветут беспорочные белые фиалки. Какая жалость.

В глазах его с молниеносной быстротой сменялись все оттенки пламени и радуги, в уголках губ играла насмешливая ухмылка.

— Не смей! Даже не думай, мерзавец! — шепотом вскричала ведьма.

Но ее возмущенный писк, разумеется, не остановил подлеца. Подобравшись вплотную, с ленивой грацией, точно сытый кот, легко забрался на постель, даже не скрипнув, нагло улегся на широкую кровать за спиной ничего не подозревающего князя. Даже сапог не снял, вытянулся, опершись на локоть, подпер щеку ладонью.

— Что ты в нем нашла, почему разрешила ему пробиться сквозь свою броню добродетели? — спросил он, скривив губы. Брезгливо мизинцем убрал упавшую прядь с безмятежного лица князя. — Соблазнилась этими ресницами? Этими пухлыми губами? Вот язык у него подвешен превосходно, признаю. Не удивительно, что народ его обожает — люди любят, когда им врут столь вдохновенно и красиво. У него будет большое будущее — если конечно сестра допустит к власти. Если в политике он будет столь же красноречив, как в постели, его определенно ждет успех.

— Ты подслушивал? — вновь задохнулась от возмущения ведьма.

— И подглядывал, — хохотнул демон. — Да-да, не повторяйся — я мерзавец, я знаю.

Потревоженный князь заворочался, перевернулся на другой бок и вновь затих, глубоко вздохнув. Иризар воспользовался этим моментом — и сумел ловко переместиться, вклинившись между парой, растянулся во весь рост поверх мехового покрывала. Смотрел он теперь исключительно на Гортензию. Как кот на мышь, пристально и терпеливо.

— Признайся, фея, тебе ведь понравилось?

В фосфоресцирующих глазах ярко пылали все цвета радуги, сменяясь, пульсируя, мерцая, завораживая игрой переливов. Кажется, демон был в приподнятом настроении?

— Прекрати, меня от тебя уже мутит, — недовольно сказала ведьма. Но первой отвести взгляд было боязно — мало ли что он выкинет!

Демон послушно опустил глаза. Уперся невозмутимым взором в взволнованно вздымающийся бюст, едва прикрытый кружевом сорочки. Вспыхнув, Гортензия натянула край простыни, заворчала:

— Позор на мою седую голову. Единственный раз в жизни поддалась искушению — так теперь до смерти нечисть не отвяжется. В постели не то что блохи — покрупнее паразиты завелись...

— И это твоя благодарность? — обиженно протянул демон.

— А что ты хотел? Я спасла тебя, вернув на место твою каменную башку. Ты для меня свел с ума этого мальчишку. Можешь считать, что отныне мы квиты! — отвернулась она, уставившись на луну в окне.

— Кажется, ты опять забыла, что я сохранил тебе жизнь, — сухо напомнил демон. — И твоим подругам. Так что ты у меня всё еще в долгу, причем в тройном. Но я ничего не требую от тебя, фея, даже напротив — подарил тебе принца, о котором ты так давно мечтала. Просто признай, тебе понравилось быть первой красавицей при дворе?

— Ничуть! — отрезала ведьма. — Я всю жизнь проходила в своей собственной шкуре и на старости лет ни на какую другую ее менять не собираюсь! Кстати, это твое заклятье ты не навечно на меня налепил? — обернулась она к демону, с тревогой всмотрелась в обманчивые, переливающиеся глаза.

Но тот промолчал, лишь подло растянув рот в улыбке. И внезапно провалился сквозь покрывала и постель, точно призрак. Только остался след на примятой локтем подушке, но и шелк через миг разгладился, распрямились складки.

Гортензия проснулась поздним утром. В теле разливалась приятная тяжесть, хотелось подольше понежиться в ласковых объятиях покрывал и подушек... Потянувшись и перевернувшись на спину, она обнаружила, что была в постели одна. Почему-то это нисколько ее не удивило. Она даже представить не могла, как нужно было бы себя вести, если бы князь остался у нее... Она даже подумать о случившемся не смела! — краска жгучего стыда залила ее лицо. Она натянула простыню на голову, спрятавшись от яркого солнца, и глухо застонала. Как же она могла такое допустить?! Как же она поддалась чарам этого прекрасного принца? Как же позволила ему так повлиять на себя, окрутить, заморочить, заставить покориться?.. Она замотала головой, отгоняя возникшие перед внутренним взглядом картины вчерашнего позора. Позор, позор на ее голову...

И ведь нельзя во всем обвинить проклятого демона! Он лишь подгадал с обстоятельствами — а в грешный разврат она кинулась сама, очертя голову. По собственной воле... Ах, если б она отказала князю с самого начала! Если бы она нашла в себе силы противиться его обаянию! Если б не позволила привести себя в замок. Если бы не тронули душу его жалобные вздохи, нежные мольбы и не заставили бы дрогнуть сердце жаркие поцелуи...

Нет, конечно, она сама во всем виновата, обвинять больше некого. Если бы она была крепче духом, никакие соблазны не заставили бы ее позабыть обо всем на свете, и не сгорала бы она сейчас от стыда за собственную слабость.

А самое ужасное в том, что на самом деле она ничуть не жалела о случившемся. Да, она может притворяться рассерженной и возмущаться, она может лгать себе сколько угодно! Она была смущена и растеряна, как юная глупышка... Но в то же время мир вокруг словно засиял новыми красками. Она сама будто помолодела — не только внешне! Словно дремавшие в ней доселе неведомые энергии пробудились и наполнили ее тело легкостью и силой!

Нет, она нисколько не жалела о том, что было. Осталось только как-то справиться с пылающими щеками и научиться не вести себя, как влюбленная девчонка. Ведь она-то на самом деле не влюблена — она ведь умная опытная ведьма и прекрасно понимает, что увлечение князя долго продлиться не может. Но интересно всё же, насколько ночей его хватит?.. Гортензия засмеялась собственным мыслям.

Княжна не забыла обещания — прислала платье со своего плеча, тяжелое от обильного золотого шитья, от драгоценных каменьев. Наряд идеально подходил гостье по фигуре, был роскошен, но... Гортензия принюхалась к ткани под рукавом и поморщилась. Драгоценное шитье бесспорно прекрасно, но если из-за него одежду нельзя стирать!..

Порывшись у себя в дорожном ларце, ведьма извлекла на свет зловещего вида ножницы.

Когда в комнату вошла служанка, которая и принесла княжеский подарок, она глазам своим не поверила. Как только у этой ведьмы рука поднялась надругаться над высочайшим даром! Ниже пояса ведьма платье не тронула. Но воротник, вкупе с кокеткой и рукавами срезала подчистую! Напялила поверх простой белой сорочки, растянув глубокий вырез, отороченный мелкими кружавчиками, так что до бесстыдства оголилась шея и верх полной груди. А широкие рукава сорочки из тонкого, крепко накрахмаленного полотна перехватила яркими, в тон платью лентами, завязав бантики на запястьях и повыше локтей, так что получились пышные, как облака, буфы.

— Государыня вас к себе требуют, безотлагательно, — сглотнув, доложила служанка.

Гортензия рассеянно кивнула. Заколола волосы парой шпилек высоко на затылке — получился очаровательный каскад ниспадающих локонов, — и спокойно отправилась в покои правительницы.

Как оказалось, княжна вызвала ведьму, чтобы уладить возможные претензии гостьи.

— Разумеется, похищенную девичью честь нельзя ничем возместить, — говорила княжна таким тоном, будто ей приходилось произносить подобные слова по три раза на дню, что не могло не покоробить. — Но я надеюсь, вы проявите благоразумие и согласитесь принять от нас соответствующий вашей потере дар.

Княжна наконец-то оторвалась от игры со своей собачкой и подняла глаза на стоявшую перед троном гостью. Окинула удивленным взглядом переделанное платье, недоуменно выгнула бровь. Но ничего не сказала по этому поводу, вновь принялась тормошить ленивую собачонку.

— Что бы вы хотели получить? — продолжала переговоры правительница. — Золото? Драгоценности? Земельный надел?

— Больше всего мне хотелось бы вернуть мою истинную внешность, — заявила уязвленная небрежением Гортензия. Всё-таки ее сделали одной из многих! Она не просто очередная возлюбленная князя — она пополнила армию осчастливленных его вниманием девиц, по собственной глупости возмечтавших о несбыточном! Осознавать свою наивность было еще более горько, чем просто оказаться игрушкой на одну ночь.

— Но боюсь, развеять заклятье не в ваших силах, государыня, — добавила Гортензия.

Княжна смерила ее оценивающим взглядом.

— Отчего же? — протянула она с ленцой. — У меня при дворе есть много талантливых колдунов. Я сама являюсь патроном Ордена магов, и порой мне всерьез кажется, что для моих подопечных нет ничего невозможного.

Она распорядилась позвать одного из придворных чародеев.

Сердце ведьмы невольно забилось с надеждой — сколь ни была ее новая внешность прекрасна, но собственный облик ей куда дороже. Тем более с ним бы не возникло таких позорных недоразумений... Гортензия вспомнила, что не раз слышала в Гильдии разговоры о том, что в северном княжестве правители серьезно относятся к колдовским изысканиям и практикам. Будто бы маги княжны настолько сильны, что могут заклинаниями переносить с места на место целые армии — со всадниками и лошадьми, с обозами и пехотинцами. Гортензия испытала подобное заклинание на себе лишь раз — когда переселялась со всем своим имуществом из столицы в новый дом. Тогда-то она на деле узнала, сколько сил нужно затратить на перемещения на подобие тех, которыми владеют демоны. Если чародеи княжны действительно умеют справляться с целыми армиями — то и вправду почему бы им не совладать с чарами, наложенными на нее?

Явившийся по приказанию правительницы колдун не обманул надежд. Внимательно поглядев на ведьму, суровый бородач в военном сюртуке произнес:

— Снять заклятье не смогу. Но перекрыть сумею. Могу амулет сделать. К завтрашнему дню, не раньше.

Вопросительно взглянув на ведьму, княжна кивнула. Велела не жалеть для амулета ни золота, ни каменьев из княжеской сокровищницы.

После обеда по приказанию княжны была устроена колдовская дуэль между гостьей и еще одним придворным чародеем. Ведьме пришлось состязаться в умении создавать иллюзии ради увеселения вельмож и правителей. В огромном пиршественном зале под восхищенный шепот собравшихся в воздухе расцветали невиданные растения, взлетали под сводчатые потолки стаи райских птиц, по стенам скакали кавалькады призрачных всадников, пролетали невероятных размеров огненные драконы, возникали прекрасные картины неведомых земель. Но если придворный чародей поднаторел в этих фокусах, то Гортензии подобные пустые забавы давались нелегко. Поэтому не удивительно, что в итоге победителем в состязании был признан чародей.

Второй раз за день публичного унижения Гортензия снести не могла. Ну и пусть она не сильна в бездарных фокусах! Она ведьма, она не училась развлекать причудливыми картинками зевак. Зато ее знания куда более полезны для жизни.

Одарив победителя чарующей улыбкой, словно ее нисколько не волновало поражение, Гортензия подсела к компании молоденьких фрейлин. Девушки не посмели отказать гостье в разговоре — и Гортензия вскоре смогла повернуть беседу в нужное ей русло.

Как она уже догадалась, придворный Орден магов состоял в основном из мужчин и изучал колдовство, пригодное для армии, для дел государственной важности — но в отношении женских нужд совершенно бесполезное. Ведьма же виртуозно владела секретами женской привлекательности — о некоторых ненавязчиво и поведала юным фрейлинам.

Как она и ожидала, девушки пришли в восторг от приоткрывающихся перед ними тайнами — а вскоре к разговору стали прислушиваться и остальные члены свиты. И самой княжне не замедлили поведать на ушко, о чем это толкует приезжая ведьма.

— Что?! — вскричала княжна, покраснев. — А почему мой придворный аптекарь до сих пор не разработал подобные снадобья? А куда смотрит наш алхимик? Звездочет, астролог — всех выгнать к чертям собачьим!

— Пусть аптекари занимаются лекарствами, — успокоила правительницу Гортензия. — А секретами женской красоты испокон веку ведаем мы, ведьмы.

Этот раунд битвы Гортензия без сомнения выиграла. Фрейлины слушали ее советы и рекомендации с затаенным дыханием, и ведьма вновь почувствовала себя в своей стихии — как в лучшие времена службы в столице. Вскоре она настолько освоилась, что даже самой титулованной фрейлине смело говорила "ты" и без стеснения могла присоветовать чудодейственный эликсир от бородавок или приворотное зелье, которое действительно заставит упасть на колени молодого любовника.

— Ты самая толковая из всех возлюбленных моего братца! — под конец воскликнула княжна Беатрикс искренне, нетерпеливым жестом отсылая погрустневшего чародея прочь.

За целый день Гортензии не довелось и словом обмолвиться с князем. Впрочем, она и не искала встречи. Только после ужина — вернее, после обычного вечернего пиршества, — застала его в шумном обществе дам. Он тоже увидел ее, на мгновение их взгляды встретились. Князь, как показалось Гортензии, чуть виновато ей улыбнулся — но тут же обернулся к какой-то радостной девице. Сердце кольнуло... нет, не ревность или обида, так — легкое разочарование. Не думалось, что ветреное увлечение окажется столь скоротечным.

Она легла в огромную, пустую постель, твердо понимая, что этой ночью ее сон никто не потревожит.

Полная луна, холодно голубая, точно кусок льда, медленно прокатилась через оконный проем, спряталась за острым конусом крыши башни. Гортензия спала, изредка вздыхая во сне... Вдруг легкое прикосновение заставило ее пробудиться. Вздрогнув, она открыла глаза. И тут же к губам прильнули губы в страстном, жаждущем поцелуе. Едва оторвавшись, она засмеялась:

— Я думала, ты не придешь! Думала, ты уже забыл меня.

Но князь не ответил. Не похожий на себя самого вчерашнего, без смешков и шуток, прижал к себе, впиваясь поцелуями в шею, плечи, грудь... Сегодня он был порывист и смел, не тратил время на слова и шутки. Будто изголодавшийся зверь, измученный жаждой путник, приникший к водам ручья, не в силах оторваться... Гортензия смеялась и плакала, не стыдясь слез. В эту ночь она поняла, что значит — любить, всем сердцем, всей душой, без остатка, без оговорок, без сожалений и мыслей о будущем...

В одно из мгновений, когда он заставил ее забыть, где небо, где земля, а в ушах точно хрустальные бубенцы звенели не переставая — она взглянула в его лицо, прекрасное, бледнеющее в предрассветном сумраке, словно призрачное воплощение давней сокровенной мечты. Угадав ее взгляд, он приоткрыл глаза, сквозь густую пелену ресниц ожег вспыхнувшим огненным блеском. Гортензия изумилась, не понимая, всполохи какого пламени отразили его глаза. Но мысль эта и удивление тут же стерлись из сознания и памяти — разум умолк, ее с головой захлестнула волна тепла, страсти и безграничной нежности...

Очнулась Гортензия лишь на рассвете. Сладко потянувшись, с улыбкой разгладила ладонью складочки, оставленные на примятых подушках.

На шелке простыни лежал цветок ириса. Она бережно взяла за длинный стебель, поднесла к лицу, с упоением вдохнула сладкий аромат. Белоснежные, с тонкими золотистыми прожилками лепестки были нежнее шелка. Но не нежнее ласк любимого.

Днем княжна Беатрикс пригласила ведьму на прогулку по саду, разбитому за стенами замка. Предмет их разговора был деликатен и не нуждался в лишних свидетелях.

— Вот, сударыня, ваша награда за потакание прихотям моего несносного братца.

Княжна подала Гортензии амулет — серебряную подвеску из разноцветных сверкающих каменьев на длинной цепочке. Подала — и буквально впилась взглядом в лицо собеседницы.

Гортензия с сомнением поглядела на кажущееся безобидным украшение. Но стоило ей протянуть руку и взять его, как княжна разразилась неудержимым хохотом. Гортензия даже немного обиделась на подобную реакцию.

— Светлые Небеса! — всхлипнула княжна, отсмеявшись всласть. — Ты самая удивительная из всех возлюбленный моего братца! Хотела бы я поглядеть на его лицо, когда он увидит тебя настоящую! О, боги...

Взяв гостью под руку, княжна предложила прогуляться по аллеям, полюбоваться благоухающими весенним духом цветниками.

— А теперь, прошу, поведай мне о том, что в действительности творится в твоем родном королевстве, — попросила княжна. — Правдивы ли все эти пугающие слухи?

Наедине княжна уже не казалась высокомерной и грубоватой девицей, какой была в окружении своих приближенных. Сейчас она выглядела умной и рассудительной, озабоченной многими проблемами и заботами — какой и должна быть правительница. Гортензия посчитала, что нет смысла утаивать от Беатрикс вести — которые на деле оказались куда хуже, чем могла догадываться княжна. Она рассказала и о бесчинствах некроманта, заставивших народ без оглядки бежать из столицы, и о разрушенном замке, и о пропаже наследного принца.

Известие о принце не произвело особого впечатления на княжну.

— Значит, это всё-таки правда? — вздохнула она. — Жаль, очень жаль. А я ведь в свое время всерьез собиралась замуж за Лорена, хоть он и младше меня почти на десяток лет.

Но после визита к соседям, княжна пришла к заключению, что не потерпит такого избалованного и пустоголового жениха даже ради блага своей страны. Масштабным политическим планам молодой княжны по объединению двух государств было не суждено сбыться, принц просто не приглянулся взыскательной невесте — избалованный мальчишка, которому стареющий отец не мог ни в чем отказать.

— Чувства старика Стефана понятны, конечно, — повела плечом Беатрикс. — Он души не чает в своих близняшках. Считает их появление просто чудом, даром Небес. Еще бы — на старости лет родить двойню! Пусть даже королева заплатила за это чудо собственной жизнью. Но чтобы так баловать!.. Потакать каждому капризу!..

Гортензия благоразумно промолчала, не стала указывать собеседнице, что та сама любимого братишку избаловала ничуть не меньше.

Княжна даже по секрету со смехом призналась, что скорее бы согласилась — причем охотно! — выйти за графа ден Ривера, но к несчастью этот красавчик оказался всего лишь внуком предыдущего свергнутого короля. О возможности венчания своего брата с принцессой Адель княжна даже думать не стала, заранее зная, что на косоглазую, хромую скромницу ветреный князь и не взглянет.

— Бедняжка, — вздыхала княжна. — Ей не повезло родиться под несчастливой звездой. Будто еще до рождения прокляли! Впрочем, теперь-то у нее не будет недостатка в женихах.

Откровенные рассуждения княжны о собственном замужестве совершенно расположили к ней Гортензию. Она даже рассказала ей об истинной природе драконессы, и вот эта история, в отличие от вестей о принце, не оставила княжну равнодушной:

— Настоящий дракон? — ахнула Беатрикс.

И хотя она уже не раз видела Фредерику — драконесса даже имела честь спеть несколько баллад вчера за ужином, — княжна немедленно послала пажа за чудной зверушкой.

— Ты правильно сделала, скрыв суть своей подопечной, — кивнула княжна Гортензии. — Если б мои рыцари только услышали о драконе, их и без того не особо блистающий разум затмило бы желание сравниться доблестью с легендарными героями древности, которые истребляли драконов как только могли.

Незамедлившая явиться Фредерика была еще раз представлена хозяйке замка. И драконесса, и княжна с равным любопытством принялись разглядывать друг друга.

— Чудесное создание! — проговорила Беатрикс. — А про своего помощника ты тоже наговорила небылиц? — указала она на Мериана, явившегося вместе с воспитанницей.

— В некотором роде, — улыбнулась Гортензия.

— Мэриан? — переспросила княжна. — Забавно, так же зовут любимого кота принцессы Адель. Она его просто обожает! Пока я жила во дворце, только и слышала со всех сторон с утра до ночи: "Мэриан, пожалуйте кушать! Мэриан, вас ждут завтракать! Мэриан, вас зовут ужинать! Мэриан, вы забыли второй раз отобедать, вы похудеете, принцесса расстроится!" Просто какой-то кошмар!! Фрейлины только и делали, что носились за ним гурьбой и орали на все лады. Пожалуй, этот жирный котяра еще более избалованное существо, чем их принц.

Мериан, с непонятным вниманием вслушивавшийся в слова княжны, страшно побледнел и сжал виски ладонями, словно от приступа резкой головной боли.

— Ты чего? — шепотом спросила Рики, удивленно на него глядя.

— Я вспомнил... — пробормотал он. — Всё так и было... Каждое утро кот прятался от фрейлин на конной статуе в саду, сидел в тени, сам такого же цвета, как серый дымчатый камень...

— Да, так и было, — подтвердила княжна. — Я-то его там сразу замечала, по хитрым оранжевым глазам. А эти дуры не догадывались голову поднять!

Но княжна вдруг изменилась в лице. Она с недоумением воззрилась на Мериана, точно увидела привидение.

— Постой-ка! — сказала княжна, забрав из рук ведьмы амулет — и поднесла к растерянно замершему парню.

Гортензия по примеру Беатрикс всмотрелась в испуганную физиономию Мериана.

— Светлые Небеса! — только смогла выговорить она.

Вечером придворные дамы решили развлечь себя и свою госпожу музыцированием и пением. Большинство кавалеров также присоединилось. А когда песни сменились танцами, стекла в оконных переплетах задребезжали от громкого топота. (Причем многие рыцари специально не стали снимать с сапог тяжелые звенящие шпоры, производя нарочно больше грохота и рискуя подпортить подолы партнерш.)

Фредерика, теперь ни на шаг не отходившая от княжны, угощавшей драконессу разнообразными вкусными лакомствами на зависть любимым собачкам, охотно исполняла хором на три голоса героические и любовные баллады, с завистью поглядывая на танцующих.

Среди последних были и князь с Гортензией. Согласно фигурам танца, они то сближались, то расходились, то встречались лицом к лицу, то бывали разделены проносящимися меж ними вереницами разрумянившихся пар, либо кружились в кольце хоровода, подхваченные случайными партнерами. Но время от времени, то и дело прерываясь на полуслове, удавалось всё же перекинуться парой фраз:

— Вы сегодня просто обворожительны!

— Благодарю вас, ваше высочество.

— Прошу простить меня, но прошедшей ночью я не смог...

— Что вы, вам не за что извиняться!

— Вы на меня не сердитесь?

— Нет, за что? Я провела чудесную, просто незабываемую ночь!

На лице князя отразилось замешательство. Но сияющая восхитительным румянцем Гортензия ничего не заметила, увлеченная уже цепочкой танцующих.

— Вы можете счесть меня легкомысленной, — спохватилась Гортензия, когда танец представил удобный случай, наконец опять столкнув их вместе. — И будете безусловно правы. Я сама себе удивлена! Но мои искренние чувства, моя любовь послужат мне извинением!

— Я рад, — пробормотал растерянно князь. — Я надеялся этой ночью навестить вас, но раз так...

— Конечно ж, я буду ждать вас! — выдохнула Гортензия, потупив взор.

Танец как раз закончился. Согласно последней фигуре она легко прикоснулась пальцами к его руке, присела в поклоне. Грудь ее, взволнованно вздымаясь, теснилась в оковах платья. Невольно засмотревшись, князь кивнул:

— Я приду, прекраснейшая из фей!

Она не раздевалась и не ложилась. Не спешила гасить свечи. Смотрела в окно на медленно поднимающуюся по темно-синему небу луну в серых клочьях изорванных ветром облаков. Ожидание было долгим, но не мучительным. Скорее наоборот — каждый миг предвкушения сладостен и волнителен.

Тем более ей нужно было многое обдумать. Сегодняшнее открытие, свершившееся благодаря наблюдательности княжны Беатрикс, могло буквально перевернуть всю жизнь Гортензии. Теперь мечты о спасении королевства и о должности главной придворной чародейки уже не казались несбыточными! Этот амулет послужит не просто доказательством — он вознесет ее на головокружительную вершину карьеры! И всё благодаря неожиданной благосклонности князя — всё благодаря сумасбродным прихотям демона!.. Светлые Небеса, кажется, если бы Иризар появился сейчас перед ней, она готова была бы его расцеловать — даже несмотря на извечную его противную ухмылку!

Наконец-то в тишине раздался робкий стук. Вошел князь — на сей раз в дверь, а не через потайной ход.

— Вы еще не спите? — зачем-то спросил он, хотя это было очевидно.

Гортензия расцвела в улыбке, взяв его за руку, усадила на постель. Сегодня князь выглядел как-то неуверенно, заговорил сбивчиво, не глядя в глаза:

— Я знаю, сестра рассказала мне, скоро вы покинете Лавендель, отправитесь назад в королевство...

Гортензия вздохнула:

— Ваша сестра обещала отправить в столицу чародеев из Ордена. Я уверена, они смогут справиться с некромантом. Но прежде я должна привести ей официальное прошение о помощи от члена королевской семьи, иначе это может быть расценено как попытка военного вторжения.

— Как жаль, — произнес князь. — Мне действительно будет жаль с вами расстаться.

— Напрасно, — возразила Гортензия, но голос ее прозвучал неуверенно. — Между нами не может быть ничего серьезного. Наше чувство вспыхнуло столь внезапно... Но я знаю, и сгорит оно тоже слишком быстро.

— Да, вы правы, — согласился князь. — Меня точно ослепило, когда я увидел вас там, у водопада. Вы были столь прелестны! Точно небесный дух, спустившийся на землю. Как будто колдовство, наваждение, чары затмили мой разум...

Наконец-то он осмелился поднять глаза на внимавшую с затаенным дыханием Гортензию.

— Ваши волосы тогда были влажны и темны. Ваша одежда... — прошептал он, потянувшись к ней, теряя самообладание от вновь вспыхнувшей страсти.

— Я была без одежды... — напомнила она тихо, одним дыханием, отодвигаясь назад, но одновременно с тем складывая губы для поцелуя.

Еще мгновение — и он снова не сможет совладать с собой, с нахлынувшим желанием. Еще чуть-чуть, и расстояние, разделяющее их, исчезнет, уста сольются в поцелуе...

— О, светлые Небеса!! — вдруг вскрикнул князь, резко отскочив назад, буквально скатился с кровати.

— Что случилось? — испугалась Гортензия, бросившись к нему.

Но князь уже вскочил на ноги и, выставив руку, точно защищаясь, не позволил приблизиться.

— Нет, право же, глупости, — ответил он, хоть тон дрожащего голоса говорил об обратном.

— Что? — недоумевала Гортензия.

Она шагнула к нему. Оказавшись как в ловушке — в углу между стеной, кроватью и ею, князь вынужден был признаться:

— Мне на миг почудилось, что вместо вас я собирался поцеловать какую-то старуху! Просто кошмар...

Гортензия обернулась: на подушке в изголовье постели лежал амулет. Похоже, она случайно коснулась его рукой — так не вовремя!.. Горько вздохнула, отступила, понурив голову. Старуху? Не так уж она и стара на самом-то деле... Но, конечно, не в глазах юного князя, вдвое ее младшего. Для этого мальчишки она, конечно, представляется древней каргой.

Подойдя к постели, взяла в руки амулет, обернулась к князю, так чтобы он видел ее лицо. Напряженно следивший за ней князь не смог сдержать сдавленно возгласа.

— Ваше высочество! — сказала она.— Помните, что я вам говорила? О том, что лицо, которое вы видите — не мое? Я вам не лгала! Я заколдована, на меня наложены чары. Наконец-то вы увидели меня настоящую.

— Вы... — начал он, но осекся, сглотнул. — Вы, признаю, несколько старше, чем я полагал.

Она сжалилась, бросила амулет на столик. Князь с облегчением перевел дух.

— Прошу прощение за свое возмутительное поведение, — повинился он, всё-таки придворное воспитание с детства прививало привычку к лицемерию. — Просто такая резкая перемена застала меня врасплох, это было слишком неожиданное превращение. Вы на самом деле довольно милы... для своих лет. Но я...

— Простите, что разочаровала вас, — произнесла она. — Я надеялась, что этого не случится. Я действительно надеялась, что заклинание не рассеется прежде, чем мы с вами попрощаемся, и тем более не хотела пользоваться при вас амулетом. Однако я сама забыла об осторожности. Но что ж поделать!.. Благодарю вас, ваше высочество, вы подарили мне прекрасные воспоминания.

— Я тоже вас никогда не забуду, — с чувством признался он. Поклонился. И уже в дверях бросил на ведьму прощальный, полный искреннего непонимания взгляд...

Подойдя к умывальнику, ведьма вынула из серебряного кувшина с водой белый ирис, вдохнула сладкий запах в последний раз. Обломила стебель и, достав из походного ларца свою колдовскую книгу с записями и рецептами, вложила цветок между страниц. Нежные гофрированные лепестки, ломая, сжал грубый пергамент. Ведьма захлопнула книгу и защелкнула застежки переплета.

— Вот и всё, кончилась чудесная сказка... — прошептала она, наклонившись, чтобы задуть свечи. Подняв голову, прислушалась к безмолвию — не раздастся ли вдруг из темноты язвительно-насмешливый смех. Но нет, кроме нее в комнате больше никого не было.

Гортензия так и не сомкнула глаз до восхода солнца. На рассвете она собрала свою дорожную сумку — и отправилась искать в лабиринте замка каморку подопечных. Ворчание невыспавшегося Мериана и категорический отказ просыпаться со стороны драконессы настроения ведьме не прибавил, пришлось повозиться — пустить в ход угрозы, объяснения и уговоры.

Видимо, шум из коморки гостей разбудил прислугу — а те в свою очередь доложили фрейлинам княжны. Поэтому Гортензия не особо удивилась, когда во дворе их нагнали две полуодетые придворные дамы, которые, зевая во весь рот, сообщили, что княжна-де распорядилась одарить ведьму — лошадьми из личной конюшни и кошельком золота. Гортензия не стала отказываться, ложная скромность ей была не к лицу. К тому же дары были от имени Беатрикс, а не от ее ветреного брата.

Решетка ворот со скрипом поднялась, выпуская из замка двух всадников и сверкающее чудище, правящее тележкой. Фрейлины махали вслед гостям широкими рукавами. Обернувшись в седле, Гортензия помахала рукой в ответ. И увидела, как лица девушек перекосило от неприятного удивления. Но как истинные придворные, они мгновенно справились с собой — и заулыбались еще шире и еще радостней.

Пощупав свой нос, Гортензия поняла, что за воротами замка с нее спало заклятье демона. Из красавицы она снова превратилась в саму себя, немолодую ведьму. Признаться, немного жаль, что это маленькое приключение закончилось, и амулет теперь ей был не нужен... Хотя нет, теперь, когда она держит путь обратно в столицу королевства, амулет ей терять никак нельзя! Она сунула руку в карман и крепко стиснула тяжелое волшебное украшение. Если она сумеет распорядиться им верно, амулет ей всю жизнь перевернет!