Тень Радуги

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Вьюга золотой листвы

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: король — сидеть на троне, принцесса — ждать своего рыцаря, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, а ведьма...

Ведьма вышла на крылечко своего нового большого дома и с удовлетворением оглядела окрестности. Глазам ее предстал угрюмый осенний пейзаж: запущенный сад, пустой холм, лесная опушка вдалеке.

— Вот, Эвигейт, здесь никакие некроманты нас не достанут, — сказала ведьма, обращаясь к своей вороне. — Лень будет за мной в такую глушь из столицы тащиться!

Ворона внимательно посмотрела на хозяйку, но ничего не сказала. Эвигейт вообще была молчаливой вороной, хотя и прекрасно умела говорить. Видимо, сохраняя молчание, она казалась себе важной птицей.

Поправив на плечах шаль, Гортензия взялась прибивать на входную дверь табличку со своим именем.

Из четырех гвоздей, которыми следовало прикрепить табличку, два вошли в дерево косо, один погнулся, а другой вовсе потерялся, упав в щель между ступенек крыльца...

— Ой, а вы вправду ведьма?!

Вопрос этот раздался очень неожиданно.

Гортензия подскочила. Пяткой наступила на свисающий край шали, потеряла равновесие, всплеснула руками, забыв, что держит молоток. Тяжелый инструмент взлетел в воздух, прокрутившись, на мгновение повис у нее над головой... и обрушился вниз охапкой голубых незабудок.

Резко развернувшись, ведьма едва удержала на раскрытой ладони сноп разящих искр. Успела разглядеть, что к ней сзади подкрался не какой-нибудь некромант — всего лишь местная девчушка, в ярком платье и с горящими любопытством глазами.

— Ух ты! — не сдержала восхищенного возгласа девица. — Вот это фокус! Вы прямо как фея!

— Тьфу, напугала! — буркнула Гортензия с видимым облегчением. Принялась отряхивать с плеч, вытаскивать из густых каштановых кудрей взлетающие от легкого дуновения голубые лепестки. Хотя, надо сказать, сравнение с феей ей отнюдь не польстило. Ну, подумаешь, молоток цветочками взорвался! Это у нее машинально получилось... — Ну, ведьма! И что с того? Ты-то сама кто такая будешь?

— Я Лиза-Энн! Соседка ваша, — вежливо присела девица, придержав оборчатую юбку. Затараторила: — Я как дымок увидала над башней, так сразу смекнула, что к звездочету новые жильцы заселились. Вот и прибежала, чтобы сразу предупредить! На всякий случай. А то, думаю, вдруг люди приехали хорошие, а пропасть ни за грош могут. Вы дрова-то для печки откуда взяли? Уж не из лесу ли?

— Какие дрова? Какой-такой лес? — проворчала Гортензия, досадуя на надоедливость новой знакомой. Ежели тут соседи все такие говорливые окажутся, лучше уж сразу в город вернуться. Такие соседи — хуже некроманта житья не дадут...

— Из того вон леса, — кивнула Лиза-Энн в сторону темнеющей вдалеке опушки. — Из заколдованного. Там люди часто пропадают. И призраки шастают. Вот я сразу и пришла сказать: вы туда не ходите без особой надобности! Да и по надобности тоже не ходите, опасно там.

— Чтобы ведьма — заколдованного леса боялась? Глупости какие! — фыркнула Гортензия с высокомерным небрежением.

Девица воззрилась на нее с уважением. Настоящей ведьме призраков и впрямь бояться негоже!.. Невольно взгляд ее зацепился: крупная родинка над губой портила и без того не слишком привлекательное лицо женщины — точно наглый жучок уселся, да при разговоре два черных волоска как усики шевелились.

— Что глядишь? — поймала пристальный взгляд Гортензия, насупилась. — Думаешь, раз ведьма — так красавицей обязана быть? Сказки всё это! Нам, ведьмам, раскрасавицами быть без надобности. Из красавицы ведьма, что из принцессы доярка — ни молока, ни простокваши. Одно корове щекотанье.

Девица ничуть не смутилась:

— А верно люди говорят, будто у вас ноги костяные, как у куриц лапы? — и глаза загорелись любопытством пуще прежнего. — А еще хвостик есть маленький, поросячий? А в подмышках крылышки нетопыриные с перепонками?

— Глупости какие! — надулась Гортензия. — Ты что, никогда раньше ведьм не видала?

— Нет! — мотнула головой та. — А вы приворожить сумеете? А скотину вылечить?

— Вон, видишь табличку? Что написано, разумеешь?

Соседка охотно взбежала на крылечко, топоча каблучками. (Юбка оборчатая, башмачки новенькие... Гортензия хмыкнула — видно, девчушка специально приоделась понаряднее ради нового знакомства.)

Водя пальцем по выпуклым, позолоченным буквам таблички, Лиза-Энн принялась старательно разбирать:

— Гор-тен-зи-я... Гортензия! Хер... Херка... Хурма... Хурма-манда-рин...

— Гортензия Хермелин! — не выдержала чтения хозяйка дома. — Ведьма, адепт Второй ступени Гильдии чародеев и алхимиков королевства, Магистр Пятого ранга Третьего круга Посвящения, почетный член Тайного Ордена, мастер по вопросам домоводства, здоровья, красоты, быта и животноводства.

— Ой, наконец-то! Настоящая ведьма! — от радости захлопала в ладоши девушка. — Только вы зря тут это всё написали — у нас во всей округе я самая грамотная есть. К вам и без этой доски народ ходить будет, уж я постараюсь всех известить!

— Так в городе положено, — проворчала ведьма. — Ежели ты булочник — вывешивай над дверью крендель. А коли колдуешь — прибивай табличку. Чтобы клиенты знали — образование имеешь, не к фее болотной идут...

— Знаете, я по утречку собиралась сбегать к тетке в деревню, — затараторила девица. — Так я про вас всем там расскажу! То-то все обрадуются! Знаете, у нас тут в округе уж не знаю сколько лет приличной ведьмой и не пахло. Вот напасть какая случится — и не знаешь, куда бежать!

— А как же чародей, который здесь до меня жил? Разве к нему не ходили? — удивилась Гортензия.

— А вы его видали, когда дом-то купили?

— Нет, — ответила ведьма. — Он передал все дела казначею Гильдии, а сам уехал.

— Ха! Напугался и сбежал, будто ветром сдуло! — презрительно фыркнула девица. — Одно название — колдун, да колпак в звездочку... Думаете, он тут золото из головешек сочинял, аль жутких человечков в бутылях выращивал?

— Гомункулусов, — поправила ведьма, отперев дверь.

Девица не отстала, без приглашения протопала на кухню, оставляя следы на только что вымытом полу:

— Да вот фигушки! Ни тех, ни других у него отродясь не водилось. Только и делал, что сидел у себя на башне — хоть дождь, хоть ветер. Думаете, звезды считал? Как бы ни так — выглядывал, не помашут ли факелом из замка. Чтоб, значит, к принцу на обед приходил сказки рассказывать.

— Сказки? — задумчиво переспросила Гортензия, осторожно пробираясь между сундуков, коробов и узлов с вещами.

— Ну да, разные истории о страшилищах, — кивнула девица. Она уселась на край кухонного стола и, болтая ногами, бесстрашно облокотилась на обитый жестью ларец. (На нем стояла корзина, а на той возвышалась пирамида из тарелок, а на пирамиде уместились три чашки, поставленных одна в одну. Вся пирамида устойчивостью не отличалась, но гостью это не волновало.) — Порой, говорят, такие глупости нёс! Рассказывал, к слову, про страшных черных колдунов. Вроде когда-то в соседнем ущелье жил-был такой страшный колдун, что умел мертвецов из-под земли вызывать. Ну не ерунда ли, право слово? Разве ж мертвецы двигаться умеют? У них же все жилы истлели, как они костями шевелить будут!

— Мда, ерунда, — рассеянно согласилась ведьма. — Но не пора ли тебе домой?

— Нет, не пора! — мотнула головой Лиза-Энн. — Постояльцев нынче нету и вряд ли кто вскорости появится. А батюшка с маменькой еще вчера на ярмарку уехали. Ой, я ж еще не сказала! — спохватилась она. — У нас трактир тут рядом, за рощей, так что я к вам частенько заглядывать буду, чтобы не скучали! А приходите к нам завтра? — предложила она вдруг. — Матушка свежее пиво наварила, знаете, какое вкусное у нее получается! К завтрому как раз поспеет.

— Вкусное? — задумалась ведьма. — Ну ладно, раз по твоей милости без молотка осталась, всё равно делать нечего, гвоздей кулаком не забьешь...

— А я вам наш принесу! И если подсобить чем-нибудь — вы только скажите!

— Я как раз перекусить собралась, — прервала ведьма, — чем Небеса послали. Но ты наверно не станешь?

— С удовольствием! — воодушевилась девчушка. Еще бы! Попробовать ведьминской стряпни — это же так интересно! — А чем угостите? Отваром из мухоморов? Супом из жаб? Суфле из мышиных хвостиков?

— Вот ведь провинция темная! — со вздохом покачала головой Гортензия. — Ох, куда же чашки подевались-то?..

— ...Так вы слушаете дальше или как? — поторопила Лиза-Энн хозяйку, отставшую от резвой девицы на два витка лестницы.

— Да слушаю-слушаю! — отозвалась ведьма.

До чего ж тяжко взбираться по крутым ступенькам, таща в руках большую корзину! Девчонка беззаботно скакала впереди, несла полный кувшин — и оставила на ступеньках скользкие лужицы. И какой бесёнок надоумил устроить трапезу на верху башни?..

Впрочем, если уж ведьме довелось купить домик с башней — то почему бы и не воспользоваться этим нелепым архитектурным украшением, возвышавшемся над всей округой, так что из соседней деревни видать было. По правде сказать, ведьме даже приятно: с каким восторгом взирала ее новая знакомая на эту самую башню! Иметь домик с башней — это ведь почти то же самое, что обзавестись собственным замком, разве нет?

А перекусить пирожками, выпить ягодного взвара, устроившись на вершине личной башни, оказалось весьма даже приятно. У нее есть собственная башня для наблюдения за звездами и движением небесных планет... Гортензии нравилось смаковать эту мысль, пусть никогда прежде она не увлекалась ни астрономией, ни астрологией. И чашка сладкого напитка, сдобренного каплей некрепкого вина, подчеркивала вкус владения. Вот только девичья болтовня отвлекала...

— Ну, так вот! — продолжала Лиза-Энн. — А потом в этом лесу сгинул троюродный дядька моей подружки. Пошел сокровища искать — да и не вернулся. За ним его сыновья отправились, уж не сокровища, а его самого разыскать хотели. Думали, если дядьку волки слопали, так хоть кости принести схоронить по-людски. Да только и они заплутали, ни один домой не возвратился. И старосты тогда порешили сход деревенский собрать — и всем строго-настрого запретили к тем местам даже близко подходить! Куда уж хворост или грибы-ягоды собирать. Хотя какая тут земляника — с призраками-то... А да и без запрета туда ходить боязно! Я с подружками у опушки постояла ночью часик — таких загробных стонов наслушалась! Аж вспоминать страшно... Так что, считай, ровно год мы в тот лес не ходим. И вы, пожалуйста, не ходите, ладно? Леший с этими сокровищами — если призраки живым всё равно не выпустят.

Закончив рассказ, Лиза-Энн выжидающе взглянула на ведьму. Но та промолчала, не стала спрашивать, о каких сокровищах всё толкует соседка. И откуда в лесу взялись призраки, ведьме знать тоже было совершенно не интересно.

Не дождавшись вопросов, разочарованная невниманием девушка со вздохом хотела доесть пирожок, которым так долго размахивала в воздухе — но лишь пустые пальцы поднесла ко рту. Она и не заметила, как тенью промелькнула над головой серая ворона. Зажав полпирожка в лапе, довольная птица уселась на острие косой доски, торчавшей из центра площадки. Доска эта исполняла роль стрелки в солнечных часах, циферблат же и прочие астрономические символы были расчерчены прямо на деревянном полу.

Гортензия, сидевшая на краю расстеленной скатерти на секторе с полуистершимся значком "змееносца", подняла голову:

— А, это Эвигейт, познакомьтесь.

— Нет, ну это же неприличное нахальство! — возмутилась девица, взяв из корзины следующий медовый пряник. — Свистнула из-под носа и ни слова не скафала! Эй, фсиса! Я с фофой расфофарифаю! Фы сефо мол... молчишь? Она у вас немая, что ли?

— Нет, просто умная.

Но уже Лиза-Энн запихнула в рот ломтик яблочной пастилы. Зубы завязли в сладости, и поневоле пришлось промолчать на колкость.

Гортензия снова наполнила успевшие опустеть чашки, вдохнула легкий душистый парок.

Солнце не по-осеннему припекало голову и плечи. От нагретых досок поднимался запах старого пыльного дерева, смешивался с грибным ароматом промокшей от дождей земли. Ветерок шевелил верхушки яблонь и вишен. В густых, еще не облетевших кронах рассыпалось бубенцами беззаботное чириканье не спешащих улетать на юг пташек...

Ворона на стрелке часов внимательно следила, как Лиза-Энн уныло дожевала пастилу.

— А может и прав был звездочет... — проговорила девушка задумчиво. — Может, не врал он про страшного чернокнижника, повелевающего мертвецами, вдруг не сказки это были... Ведь единственный из всех выжил, когда демоны замок разнесли...

— Демоны? — удивилась ведьма.

Спросила — и тут же пожалела о невольно вырвавшемся вопросе. Глаза юной соседки сверкнули хитринкой: наконец-то ей удалось завладеть вниманием собеседницы. Теперь-то она точно домой не уйдет, покуда всё обстоятельно не расскажет!

— Ой! — встрепенулась Лиза-Энн, будто опомнившись, прикрыла рот ладошкой. — Это же тайна! Этого нельзя никому рассказывать — про то, как демоны похитили принца!

— Ну, раз не положено, — проговорила равнодушно ведьма, — тогда не рассказывай.

От такого предложения девица дар речи потеряла. Но лишь на миг — выход нашелся быстро:

— Посторонним ни за что на свете ничего бы не рассказала! — горячо заявила она. — Но вы ведь теперь здесь жить собираетесь. Так что вам-то сказать можно.

Гортензия только улыбнулась такой прямой логике.

— Вот вы думаете, госпожа Гортензия, почему звездочет дом продал? — начала Лиза-Энн издалека.

— Наверно, потому что не мог здесь дальше жить.

— А почему не мог? — допытывалась девица.

— Потому что его покровитель, наследный принц, отсюда уехал.

— Уехал он, как же! — фыркнула в сторону девица.

— Я слышала, в этих краях пронеслась ужасная буря, — равнодушно сказала Гортензия. — Замок принца пришел в негодность.

— Вот! — воздела в небо липкий палец Лиза-Энн. — А вы видите здесь поваленные деревья и разрушенные дома? А вы видели когда-нибудь такую сильную бурю, чтобы сумела снести до подземелья каменный замок?

Гортензия пожала плечами.

— Знаете, — сделав многозначительную паузу, понизила голос Лиза-Энн, — после этого события по округе проехали отряды королевских гвардейцев, заглядывали во все деревни и выселки. И под страхом смертной казни запретили чужим и приезжим людям рассказывать, что мы тогда видели!

Гортензия вопросительно выгнула бровь.

— Но... — тянула девица, хоть сама сгорала от жгучего желания поскорей поделиться страшной тайной. — Я тогда у бабки гостила и клятв никаких не давала. К тому же, своими глазами ничего не видала, только слышала от других...

— Так что же разрушило замок принца? — спросила Гортензия.

— Небо тогда и вправду потемнело, как от грозы, — замогильным голосом начала историю Лиза-Энн. — Подул жуткий ветер, и послышался вой. Так зимней полночью воет волчья стая, собираясь на охоту... На горизонте, над горами засверкали кровавые зарницы. Грянули раскаты грома, и по небосводу промчалась кавалькада: две сотни демонов на сверкающих, словно радуга, крылатых огнедышащих драконах...

— Уже балладу по этому поводу сочинить успели? — прервала ее ведьма.

— Я ничего не насочиняла! — обиделась Лиза-Энн. — Я просто всех знакомых расспросила, кто что видел, и запомнила, как красивей звучит. Так вы будете слушать?!

Девица слопала всю пастилу и взяла с ведьмы клятву, что та никогда не пойдет в заколдованный лес, окружавший развалины замка.

Выпроводив наконец соседку, Гортензия решила заняться уборкой: расчистила половину кухни, просто свалив узлы с вещами на другую половину.

Из груды выпал сверток, в котором обнаружились занавески. Как раз то что нужно, чтобы придать дому уют. Милые кружева, правда ужасно измятые, но искать утюг в бардаке переезда было бессмысленно. Поэтому ведьма решительно взгромоздилась на шаткий стол и повесила занавески как есть.

То ли колченогий стол был виноват, то ли окно оказалось кривое — вот только занавески повисли косо. Но ведьма всё равно осталась довольна. Спустившись со стола, она окинула взглядом итог трудов. И с чувством выполненного долга отправилась гулять. Хлопнула дверью, не позаботясь запереть дом на замок. Всё равно воровать нечего — да и некому.

Ненадолго выглянувшее солнце снова спряталось за белесой пеленой. Меланхолично заморосил дождик, мягкой сыростью осыпаясь с облаков. Гортензия благоразумно надела плащ и высокие сапоги с просмоленной подошвой. И конечно же взяла с собой любимый зонт. Направилась она прямиком в заколдованный лес.

Войдя под сень деревьев, немного постояла, прислушиваясь к негромкому шепоту осени. Шлепали капли по желтеющим ладошкам листьев. Мерцала бисером развешенная на еловых лапах паутина. Беззвучно плакали подвешенные на тонких нитях глазастые сережки бересклета.

Интересно, где же прячутся обещанные призраки? Или следовало дождаться ночи?

Ведьма зашагала по едва приметной тропинке, ведущей вглубь леса.

Шуршала палая листва под ногами. О купол зонта редкой дробью барабанили дождинки. Гортензия вспомнила, с каким трудом отчищала полупрозрачное, но очень плотное драгоценное кружево от тины городского рва... Уж в этой глуши, куда она поспешно перебралась жить, вряд ли ее отыщут враги. Окаянный некромант! Из-за него она лишилась не только всей городской клиентуры, но дважды чуть не порвала зонт — и когда кубарем падала со склона, и когда потом отчищала грязь...

Ворона, сопровождавшая хозяйку на прогулке, пронеслась над тропой. С ветвей посыпались золотые листья — коротко покружившись, точно стая бабочек, тихо легли на землю.

Среди пожухшей травы, прикрывшись листком, притаился статный подберезовик с глянцевой шляпкой. Неподалеку нашелся еще один. И стая лисичек возле пенька. Гортензия посетовала, что не захватила с собой корзину, и наказала вороне в следующий раз непременно напомнить. Она наклонилась, чтобы убрать со шляпки листочек... И замерла. Ей показалось, будто подберезовик жутким голосом застонал от прикосновения.

— Эвигейт! Ты это слышала? — обернулась ведьма к своей вороне.

Та уселась на низкой ветке, с интересом наклонив голову набок, разглядывала грибы.

Гортензия снова протянула руку — и стон повторился.

Но звук шел не от гриба, а из-под земли. Стоило ведьме шагнуть вперед — стон завибрировал на более высокой ноте. Еще через пару шагов стал невыносимо громким. Вдобавок, словно бы сам воздух сопротивлялся ее движениям, не желая пропускать дальше.

— Это еще что за чертовщина! — возмутилась ведьма.

Зажав уши ладонями, она рванула вперед, невзирая на нечеловеческий визг, грозящий разорвать голову. Ведьма не могла потерпеть, чтобы какие-то неведомые силы вставали у нее на пути и мешали гулять, где ей заблагорассудится!

Она ощутила, как будто с разбега прорвала некую прозрачную стену, клейкую, вязкую, словно густой кисель. Вырвавшись на другую сторону, едва устояла на ногах... И удивленно огляделась — визг оборвался, а вместе с ним пропал и окружающий лес.

Гортензия оказалась в центре серой пустоши, под чуждым свинцовым небом. Вокруг не было ни деревьев, ни домов. Пустой горизонт сливался в неясной дымке...

Невдалеке на мшистой земле лежала груда посеревших костей. И несколько человеческих черепов.

— А, троюродный дядя с сыновьями, — догадалась Гортензия.

— Морочить меня изволите? — громко осведомилась она у неведомых сил. Ответом ей было молчание.

Поразмыслив, ведьма припомнила подходящее заклятье разрыва чар. В тот же миг, едва она произнесла последнее слово, серая пустошь растаяла, как наваждение... Впрочем, это и было наваждением. Вот только посеревшие кости остались лежать у ног.

Эвигейт приветствовала вернувшуюся хозяйку гортанным коротким "Кырр!"

— А вот теперь можно и за сокровищами пойти! — заявила Гортензия. Под сапогом хрустнул череп, но ведьма не обратила на это внимания.

Она решительно двинулась напрямую через заросли, сквозь сплетение колючек. Чутье ей подсказывало, что именно там ее ждет нечто интересное...

Выдергивая застрявший в сучьях зонт, она отшатнулась — и едва не сползла по склону оврага вниз, к заболоченной топи. Длинный рукав зелени, заросший пучками пожухлой осоки. Противоположной склон оврага венчала высоченная стена из каменных глыб, по которой вверх карабкались плети увядающих роз, стелился плющ. Остатки рва, некогда неприступная крепость...

Эвигейт, любопытная птица, перелетела через стену, оставив хозяйку бродить вокруг. Впрочем, далеко идти не пришлось — вскоре обнаружилась брешь. Невероятным взрывом изнутри крепости каменные блоки были выворочены из кладки, разметены, осколки засыпали ров, образовав брод через топь. Проход вовнутрь был открыт.

Гортензия помедлила, задумавшись, стоит ли давать волю любопытству, не лучше ли вернуться назад?.. Но махнула рукой на благоразумие — и точно девчонка запрыгала по камушкам. Перелезла через пролом, огляделась.

Мда, от замка в буквальном смысле камня на камне не осталось! Такие разрушения простой непогоде устроить не под силу. Похоже, здесь и впрямь бушевал не один десяток демонов. И еще помог огонь — пожар поглотил деревянные постройки. На разоренном пепелище теперь привольно подрастали тоненькие осинки и высокий кипрей... Перекинувшись на некогда прекрасный господский дворец, пламя подточило перекрытия. Крыша обрушилась, остались лишь пустые стены, точно выеденная изнутри червем скорлупа ореха. Полосы от дыма зачернили изящные угловые башенки. Щербатые конусы их кровель напоминали гнилые клыки. Окна смотрели пустыми глазницами. Стоя у подножия стен, Гортензия видела сквозь них небо...

— Ну и погром! — проговорила ведьма, смерив взглядом останки главной башни.

Она побоялась подойти ближе к разрушенной громадине, будто смятой взбесившимся великаном. Ей и отсюда были прекрасно видны обваленные винтовые лестницы, сложившиеся одна на одну колонны, вывороченные наизнанку залы и комнаты.

Ведьма покачала головой, вздохнула — столько убытка королевской казне! Ошибались местные жители, мечтавшие отыскать здесь сокровища. Замок и без их вмешательства был разорен дочиста. Определенно, не хотела бы она встречаться с теми, кто устроил всё это. Не приведите, Небеса, таких врагов!..

Случайно прикоснувшись к одному из обломков, ведьма почувствовала, как неживой холод уколол ладонь, пронзив руку, отдался эхом в голове... Эхом не битвы, но побоища, кровавой резни, звуки которой сохранил в своей глубине камень. Она вздрогнула, услышав вопли обреченных на смерть, вдруг оказавшихся запертыми в собственной крепости. Грохот рушащихся стен, треск огня, ржание лошадей, лязг клинков, стоны... Гортензия отшатнулась, отдернула руку. Никаких сомнений — замок пал под нечеловеческим ударом!..

Она поспешила прочь, поскорей бы выбраться из развалин... Это всё случилось давно и ее не касается. Нельзя здесь задерживаться — нельзя было к этому даже прикасаться, чтобы случившееся здесь зло не вовлекло и ее в свои сети!..

Но смешавшись, ведьма не сумела найти обратный путь. Она проплутала среди руин и вышла к заросшему парку.

Аллея полыхала осенними красками, среди зарослей поздних цветов, выбравшихся за границы клумб, стояли прекрасные статуи. Гортензия невольно залюбовалась совершенно неповрежденными фигурами, застывшими в изящных позах — забытые боги древности, стройные девы из полупрозрачного мрамора. Этот прелестный уголок не коснулась трагедия гибели замка, здесь по-прежнему царил мир и спокойствие, словно ничего не случилось...

Аллея вывела к пруду. Темно-синее зеркало устилали островки разноцветных опавших листьев. Ведьма вздохнула полной грудью. Простор водной глади ласкал взор. Даже и думать не хотелось, какие ужасные тайны остались там, у нее за спиной...

Взгляд наткнулся на еще одну статую, поставленную далеко от остальных, у самого берега. Не мрамор, не гранит, но простой сероватый шершавый камень, а так искусно высечен, что видно малейшую деталь, каждую складку на одежде. Под резцом мастера безликая глыба превратилась в кожу, ткань, металл. Фигура воина, будто на миг замершего в порывистом движении — широкие плечи, чешуйчатый доспех, напряженные мускулистые руки, занесенный над головой меч. Гладко отполированный клинок, тонкий как настоящая сталь, всё еще не переломился просто каким-то чудом! Словно готов был вот-вот добить поверженного наземь противника...

Над головой? Гортензия засмотрелась на мужественную стать и не сразу заметила, что столь важной детали у статуи просто нет. Над плечами виднелся обрубок шеи с напряженными жилами — ровно срезанный, как спиленный пень.

— Мда, такой парень, а без головы! — огорчилась она. — Взглянуть бы в его милое личико...

И принялась искать, бродить, осматривать близлежащие кусты и заросли. Отчего-то в полнейшей уверенности, что голова просто должна быть! И должна быть где-то совсем рядом...

На поиски ушло немало времени. Гортензия не однажды тихо чертыхнулась, помянув свою любознательность, прежде чем недостающая часть обнаружилась в сырой канаве — под толстым слоем сгнившей листвы и грязи. Ведьма с трудом вытолкала эту ужасную тяжесть на относительно сухую кочку и кое-как протерла лопухом. Под коркой грязи показался шлем, низко надвинутый на брови, с зубчатым гребнем на макушке.

— Дай-ка посмотреть на тебя, красавец... — пробормотала Гортензия. Одной рукой придерживая голову за гребень, другой потянулась за следующим лопухом, чтобы отчистить лицо. И далось же ей, что этот истукан непременно окажется красавцем! Вот наверняка зря она тут мучается, кряхтит с этим булыжником — а смотреть-то и не на что будет... Да и какое ей, старой деве, дело до каменных мужиков? Настоящие-то за всю жизнь не понадобились! А тут вот захотелось статуей любоваться...

На нее сверкнули глаза. Она даже оторопела, едва не выронив камень обратно в канаву. Глаза совсем как живые — казалось, вот-вот моргнут под сурово сдвинутыми бровями. Всё из-за того, что мастер не поленился вставить в серую глыбу пару самоцветов. Протертые мягким листком, они засверкали, переливаясь всеми цветами радуги. Слезой по щеке скатилась крупная дождевая капля.

— Ох, мамоньки, красавец какой! — воскликнула она. Погладила изваяние по щеке, легонько щелкнула по кончику носа. — И что ж каменный-то такой попался?! Вот досада!

Ворона, забравшись ей на плечо, с любопытством уставилась на изваяние.

— Был бы натуральный, — прокряхтела ведьма, — себе бы такого взяла... Плюшками бы кормила, носки шерстяные связала...

Невзирая на немалый вес, Гортензия сумела-таки втащить голову на пригорок. Ну, а дальше было полегче — докатила до ног статуи колобком. Ну не могла же она кинуть такого мужчину, оставить дальше валяться в канаве носом в грязь!

— Вот за такого парня я бы замуж пошла! Не веришь, Эви? Да хоть сейчас бы, на старости лет! — продолжала веселиться она. — За ним жила бы, как за каменной стеной! Бросила бы ведьмовство, нарожала бы детишек, как все бабы...

Водрузить на место эту каменюку оказалось совсем непросто. Гортензия намучилась так, что сама не рада была. Но бросить дело незавершенным было ниже ее достоинства — и она всё-таки поставила упрямый камень на место! Кстати, щель на шее осталась совершенно незаметная, будто камень сам собой сросся.

Убедившись, что голова встала крепко и с плеч не свалится, для чего отвесила статуе пару хороших подзатыльников, Гортензия отряхнула руки и отошла на несколько шагов, полюбоваться воссозданным творением.

Любоваться было чем: стройная фигура в совокупности с вернувшейся головой смотрелась еще лучше. Длинные ноги... Особенно ей понравились ноги — голенища сапог от щиколотки до колена стягивали узенькие ремешки с полосой пряжек-хлястиков. Интересно, если к любовнице в таком наведаться — сколько же времени потребуется, чтобы всё расстегнуть и в постель нырнуть?.. О, Небеса, о чем она только думает! Старая ведьма — а на уме глупости! Ноги она мужские разглядывает — и не краснеет.

— Молодой, — протянула она.

— Урр, — мурлыкнула ворона, вновь усевшись на плечо хозяйки, под кружевной купол зонтика.

— Красивый... — продолжала ведьма мечтательно.

— Урр, — вновь согласилась с очевидным птица.

— Эх, была б лет на десять помоложе, наколдовала бы себе такого! — вздохнула Гортензия.

— У-урр! — фыркнула ворона.

— А что? Это по молодости я глупая была, не сумела бы, — обиделась на птицу ведьма. — А теперь наверняка смогла бы! Да вот уж не к чему.

Вздохнув, решила, что пора и домой уже возвращаться...

Гортензия неспешно двинулась вдоль берега. Каждый десяток шагов оборачивалась на приглянувшуюся статую, оставленную в одиночестве, пока деревья не заслонили обзор. Ведьма прикидывала в уме, каким способом можно доставить истукана в собственный сад... Но ход мыслей оборвал неожиданно налетевший ветер. С деревьев посыпалась листва, Гортензию закружило в яркой вьюге, ослепило солнечным блеском осеннего золота. Сильный порыв выдернул из рук зонт, подхватил, завертел, поднял до серых облаков — и бросил обратно вниз, на замутившееся рябью зеркало.

И тут же шквал утих, успокоился.

Ворона подлетела к плавающему по воде, будто игрушечный кораблик, зонту, уселась на рукоять.

— Молодец, Эви! — крикнула Гортензия, в беспокойстве за свой зонтик позабывшая обо всем на свете. — Можешь мне его принести?

Ворона, очевидно, смогла бы. Но не захотела. Сделав вид, будто ничего не слышит, принялась преспокойно чистить перышки — пока зонт сам собой не подплыл к песчаной отмели, где уже поджидала запыхавшаяся хозяйка.

— Совсем ты у меня обленилась, Эвигейт! — пожурила питомицу Гортензия.

Ворона ничего не ответила. Что-то заметив, неожиданно резко сорвалась с рукояти, коршуном набросилась на круглый булыжник, торчавший в куртине прибрежного камыша, словно яйцо в гнезде.

— Что это, еще одна голова нашлась? — пошутила ведьма. Подняла выловленный зонт в вытянутой руке, с кончиков спиц струйками полилась вода.

Ворона обстоятельно исследовала камень, даже клювом постучала в нескольких местах, прислушиваясь к отзвуку — и отчего-то пришла в волнение. В нетерпении переминалась с лапы на лапу, всем видом показывая, что не сойдет с места, пока Гортензия не осмотрит находку.

Нет, обнаруженный камень действительно очень походил на яйцо — огромное, с чешуйчато-мраморным рисунком по поверхности. И покрыт плотным налетом, похожим на зеленоватый воск.

— Ох, светлые Небеса! — всплеснула руками Гортензия, разглядывая ворону, важно нахохлившуюся на исполинском яичке. — Это когда ж ты его снесла?! Я и глазом моргнуть не успела! И осилила ведь такое здоровое! Признавайся, от кого снесла-то? От дракона?

Растопырив крылья, ворона обиженно пригнулась, взъерошив перья.

— Ладно-ладно, не сердись! — продолжала веселиться ведьма. — Заберем домой твоего птенчика, не замерзать же ему в трясине.

И действительно, вытащила булыжник из зарослей, увязала в платок — хорошо хоть оказался гораздо легче каменной головы. Удовлетворенная ворона вернулась на плечо хозяйки.

Небо хмурилось, обещая вместо надоедливой мороси нешуточный ливень. Возвратиться домой следовало поскорее. Гортензия поудобнее пристроила узел с камнем подмышку — и свернула на едва приметную тропку, поднырнув под сплетение ветвей...

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: король — сидеть на троне, принцесса — ждать своего рыцаря, ведьма — варить зелья, а чернокнижник...

Четверка вороных несла карету через ночной лес. Узкую дорогу коридором обступали деревья. Летящие навстречу стволы будто пританцовывали в свете раскачивающихся на передке кареты фонарей.

Кучер, подскакивающий на жестком сидении, едва не проглядел узкую тропку, свернувшую от дороги к внезапно открывшемуся логу. Разгоряченных лошадей невозможно было остановить сразу, пришлось сделать широкий крюк. Карету нещадно протрясло на спуске, прежде чем экипаж встал перед скромной хижиной. Не дом, а трухлявый пень с трубой в крыше, вросший в землю под сенью вековых дубов...

Кучер опустил вожжи, без лишних церемоний стукнул локтем в стенку кареты. Лошадь в передней паре устало всхрапнула, потрясла головой, грива взвилась шелковой волной.

В оконце хижины зажегся тусклый огонек.

Дверца кареты распахнулась, на мокрую от недавнего дождя траву ступил молодой человек. Нетвердым шагом отошел от экипажа, волоча подол черного балахона по высокой траве, с облегчением вдохнул полной грудью холодный воздух. Обернулся к вознице. Тот развел руками:

— А я-то что? Это дорога такая! Не в городе же. Говорил ведь — верхом езжайте! Или вон Сильг берите, она не укачает...

Но тот ворчание кучера слушать не собирался. Низко надвинул капюшон на глаза, направился к лачуге — прямиком через цветник, через бледно светящиеся в лунном свете незабудки, через ровные грядки с овощами и травами.

На требовательный стук отозвался из-за двери сиплый старческий голос:

— Слышу, слышу! Погоди чуток, добрый странник!..

Ждать пришлось долго. Кучер уселся поудобней, подперев небритую щеку кулаком. Лошади переступали с ноги на ногу, чутко прислушиваясь к шорохам ночного леса. Прибывший гость стоял, в нетерпении наматывая на палец и без того вьющийся локон, выбившийся из-под капюшона.

Наконец дверь отворилась, на порог вышел высокий старик, в засаленном ночном колпаке на голове, с чадящей масленой лампой в руках. Эту лампу он немедля сунул в лицо отшатнувшемуся гостю.

— Кто ты, добрый странник? — прищурив глаза, осведомился отшельник. — Входи, коли ночлег ищешь! — и улыбнулся радушно, во весь беззубый рот.

— Благодарю, но я не прошу твоего гостеприимства, — вежливо склонив голову, сказал ночной посетитель. — Ответь, старик, это ты — чародей Первой ступени колдовской Гильдии, магистр Второго ранга Первого круга Посвящения, по имени Гас Примус?

— Гаспар Праймус, — несколько обидевшись, поправил старик.

— Верно, — кивнул гость, подсмотрев в извлеченную из широкого рукава записку. — Прошу прощенья.

— Если вы ко мне по делу, ничем не могу помочь. Я давным-давно оставил практику...

И он собирался уж захлопнуть дверь, но гость не позволил:

— Погоди, старик, ты не дослушал! — схватил за костлявое плечо, вытолкнул на поляну.

Старик не ожидал подобного неуважения. Потоптавшись в домашних войлочных тапках по рыхлой грядке, с погасшей плошкой в руке, поежился от ночной прохлады.

— Кто вы такой, юноша? — проблеял старый чародей. — Я хоть и отошел от дел, но еще вполне способен за себя постоять!

— Кто я — не имеет значения, — ответил молодой человек. — Главное — кто ты! В свое время ты был самым сильным колдуном в Тайном совете Гильдии?

— Допустим, не отрицаю, — согласился чародей, даже несколько польщенный, что о его былой славе кто-то еще помнит. — Но учтите, юноша, я за все свои долги уже расплатился сполна, все старые обиды загладил и давно никому ничем не обязан!

— Вот и отлично. Значит, ты готов умереть.

— Что?! — старику почудилось, будто он неправильно расслышал.

— Ты готов умереть? — громче повторил парень.

— Да не орите, ваша милость! — подал голос кучер. — Он же не глухой.

— Так вы что, господа любезные, меня грабить собрались? — догадался чародей, переводя удивленный взгляд с гостя на карету и обратно. — Так я вам не позволю! У меня там и книги... и мудрость... записи... и зелья... Я всю жизнь их копил! Не позволю!..

Бросив бесполезную лампу, он быстро засучил рукава, слепил в костлявых пальцах сноп розоватого огня... Но швырнуть в непрошенного гостя не успел — захрипел, запрокинул голову, стиснул в кулак ворот, точно его душили.

Кучер отвел глаза — он уже знал, на что был способен его хозяин. Хотя молодой некромант и пальцем не шевельнул — лишь сосредоточенно буравил тяжелым взглядом старика... И едва не пропустил выпущенный исподтишка снаряд. Пламя ударило в ствол дуба позади него, рассыпалось искрами, обожгло задымившуюся кору. Но парень будто ждал этого — вовремя успел уклониться и с готовностью послал клубок молний в ответ, подпалив старику и без того клочковатую бороду.

— Пожалуйста, не сопротивляйтесь! — вежливо попросил некромант. В его ладони уже зажегся следующий разряд, а второй рукой он быстро чертил в воздухе таинственные знаки.

— Хо-хо-хо! Мал еще с дедушкой-то драться! — воскликнул чародей, жонглируя трескучими клубками огней. — Давненько я так не веселился!.. Ну-ка, поглядим, из какой ты школы... — Он махнул рукой, и на противника сверху обрушился ворох веток, толстый сук больно треснул по плечу.

— Я самоучка! — отрезал парень, мысленным приказом отослав в старика дюжину чурбашков из аккуратно сложенной под окном поленницы. Лишь один слегка задел чародея концом по заду — и не потому, что молодой колдун плохо целился, а потому что старый отлично помнил заклинания защиты. Но некромант уже мысленно отсчитывал секунды — скоро старик позабудет о защите, да и обо всем на свете. Они всегда забывают, когда видят...

— Эй! Вы это того! Глядите! — в возмущении воскликнул кучер, когда лошадей окатило дождевой водой из бочки, с громом треснувшей над крышей хижины.

Некромант, не отвлекаясь от метания молний и плетения черных чар, сделал знак рукой — и карету с четверкой загородила стена твердого, точно алмаз, воздуха.

— Другое дело, — вздохнул возница, принялся поправлять упряжь...

Очень скоро от ровных грядок и цветника не осталось следа, всё было втоптано в грязь, развалено и порушено. Деревья вокруг поляны опалились или вовсе взорвались в щепки. В дерновой кровле лачуги зазиял пролом, мутное стеклышко из оконца вылетело осколками.

Повергнув гостя лицом в огородную грязь, чародей вскричал:

— Никто не смеет безнаказанно посягать на моё имущество и покой!

— К дьяволу имущество! Я за твоей душой пришел, — прошипел парень, выведенный из себя неожиданным упорством старика.

— Черных книг начитался, мальчишка?! — воскликнул чародей. — Смотри же, добром это для тебя не кончится! Невозможно смертному заставить саму Смерть служить себе! Духи Тьмы жестоко отомстят за глупую самонадеянность!

— Спасибо, но я не нуждаюсь в пророчествах, — ответил некромант, сплюнул скрипнувшую на зубах землю. Губы его скривились в улыбке.

Он уже видел то, что старик еще не замечал. Мертвые духи, прилетевшие по его зову, уже оплели жертву тонкими щупальцами смертного холода. Они уже присосались к уставшему сердцу, выведали тайную боль прошлого...

Старик побелел, опустились руки, погасли на ладонях огни. Чародей уставился ровно перед собою, словно узрел в темноте вдруг воплотившийся призрак — борода затряслась, он зашлепал дряблыми губами, пытаясь выговорить давно позабытое имя...

Некромант усмехнулся. Неторопливо отряхнул потрепанный дуэлью балахон. У каждого в прошлом есть призраки, у каждого в глубине сердца запрятана тень. Вина перед умершими точит душу годами, десятилетиями, не унимаясь со временем, а лишь еще глубже укореняясь, так что вырвать это чувство потери из груди можно только вместе с самим сердцем.

— Это ты?.. — пробормотал чародей, протягивая руку к невидимому призраку. Некромант понятия не имел, кто именно представился старику. Духам тоже было это безразлично, они лишь высасывали наружу затаенные чувства, а жертва уже сама в своем воображении воскрешала незабываемый образ.

— Прости меня... Я не желал твоей смерти... Я сделал всё, что смог, но спасти тебя было не в моих силах... — лепетал старик, из глаз его потекли слёзы.

Некромант нахмурился. Призванные им духи сделали свое дело — теперь чародей и не думает сопротивляться, теперь его можно убить голыми руками. Собственные чувства сделали его беспомощным, связали крепче кандалов... Но парню было гадко пользоваться подобными средствами.

И всё же выбора у него не было. Некромант поднял руку, медленно и с силой сжал пальцы в кулак — и ощутимо почувствовал в ладони невидимое, но пока еще живое сердце старика. Сердце билось — в груди старика и в его руке одновременно... Вздохнув от отвращения, парень стиснул пальцы...

Вдруг нахмуренные брови удивленно приподнялись — на лице молодого чернокнижника отразилось смятение:

— Нет, только не сейчас!.. — забормотал он в смущении. — Не надо! Умоляю... Прошу, подожди!..

Но мольбам его не вняли. Всхлипнув сквозь зубы от сдерживаемой ярости, он отпустил свою задыхающуюся жертву — старик повалился на землю, — и с коротким шипением исчез в ночной тьме, будто сам был призраком...

Схватившись за грудь, чародей засипел, заглатывая воздух ртом. Оглушено помотал головой.

Занимавшийся лошадьми кучер оглянулся — ограждавшая экипаж призрачная стена тоже внезапно растаяла.

— Эй, старый! — крикнул он чародею. — Где мой господин, куда делся-то?

Тот только бессильно махнул рукой.

Возница проверил пустую карету, оглянулся на лес — пожал плечами и полез на козлы:

— Ну, прощай тогда, колдун! Видать, домой нам пора.

Проводив глазами рванувший с места экипаж, старик, кряхтя, поднялся. Потирая ушибленные конечности и охая, поковылял к хижине. Но на полпути замер, опасливо обернулся.

Сзади звонко хрустнула ветка — под сапогом. Сапог был не простецкий, не крестьянина — высокое голенище стягивало множество узких ремешков с полосой из поблескивающих пряжек... Колдун сглотнул, не ожидая для себя ничего хорошего и от этой встречи. Поднял взгляд выше. Оцепенел, встретившись глазами с новым гостем: зрачки хищно мерцали из мрака, переливаясь дьявольской радугой.

На разоренную поляну из-под сени покореженных деревьев ступил странник: на плечо взвален тяжелый меч, стальные чешуйки доспеха переливаются в свете бледнеющего месяца.

— Почтенный! — обратился он к колдуну беззаботным тоном праздного гуляки. — Чего хотел от тебя этот мальчишка?

— Не поверишь, благородный рыцарь! — откликнулся старик, пятясь назад к дому. — Он собирался меня убить!

— Вот наглец! — хмыкнул странник. — И что же ему помешало?

— Да кто ж знает! Благодарение Небесам, едва жив остался... — Спрятав руки за спиной, за широкими складками плаща, старик торопливо творил из воздуха клуб огня.

— Ты знаешь, кто это был? — поинтересовался странник.

— Если бы! Я давно ушел от мира, добрый рыцарь. Живу здесь сирота-сиротой...

Не договорил — метнул шар пламени в воина.

Тот не подумал ни уклониться, ни бежать. Стоял как ни в чем не бывало — а клуб пламени застыл в локте от его лица.

Старик затрясся — от ярости, от страха, от ненависти. В глазах невозмутимого пришельца отразились языки огня, заплясали искры, смешавшись с яркой синевой вокруг пульсирующих зрачков, разлились расплавленным золотом.

— Ты не человек... Ты демон! — понял старик.

Странник легонько дунул на клуб огня — и тот отлетел прочь, взорвавшись о стену лачуги. В считанные мгновения хижину объял пожар. Поляну и окружающий лес озарило багровыми всполохами.

Не смея отвести взгляда от смеющихся золотистых глаз, колдун суетливо зашептал:

— Заклинаю тебя, демон, тварь с земной плотью, с душой из иного мира, заклинаю тебя всеми силами Небесными, всеми духами лесными, стихиями огненными, воздушными и подземными! Повелеваю тебе, безымянный демон...

— Почему же безымянный? — оскорблено возразил тот. — У меня есть имя. Иризар, позвольте представиться! — и отвесил шутовской поклон.

— Повелеваю тебе, демон Иризар, оставить меня, Гаспара Праймуса, и удалиться из места сего на веки вечные! Именем повелителя Стихий, Старшего командора Тайного совета, да будет так!

— Закончил? — спросил демон.

Чародей молчал, тяжело дыша, растратив в несработавшем заклятье последние силы.

Клинок соскользнул с плеча, демон перехватил рукоять обеими руками.

Колдун с ужасом ощутил, как его неудержимо тащит вперед неведомая сила — швырнула с невероятной скоростью к страннику. Чародей вскинул руки, с пальцев сорвались ломанные стрелы молний — но направленный на него клинок поглотил их.

Короткий размах — и голова колдуна скатилась в дымящуюся туманом траву. Следом повалилось тело.

Демон неторопливо вытер клинок об одежду покойника, вложил меч в ножны. Взглянул на полыхающую хижину, золотые отблески в его глазах сменились яркой зеленью, выдавая заинтересованность и любопытство. Не страшась пламени, он вошел в покосившийся дверной проем. И через несколько минут вышел, совершено невредимый. Из лачуги вынес всего лишь две книги. Корешки из тисненой кожи дымились, тлея, угол одной лизал язычок пламени. Демон постучал книги одна о другую, загасив пламя — да заодно стряхнув многолетнюю пыль с корешков. Оглянулся на месяц, тающий в мутном небе, и исчез.

На следующий день, с утра пораньше, Гортензия опять отправилась в лес. На сей раз без зонта — на небе сияло солнце и не было ни тучки, — зато с большой корзиной для грибов. Но перед выходом разбудила ворону, дремавшую в кухне на раструбе дымохода:

— Пожар! Горим! — пронзительно крикнула ведьма. И неподвижно сидевшая на краешке птица без звука свалилась в подставленную над очагом корзину.

Сегодня ведьма решила не ходить к руинам замка. Хотя к берегу пруда, признаться, тянуло... Направилась к болотам и непроходимым чащам — туда, где по словам Лизы-Энн, водились дикие вепри, волки и призраки. В этих пугающих дебрях она провела всё утро до полудня, набрала маслят и боровиков, но никого из обещанных обитателей так и не встретила.

Вернулась домой с тяжелой корзиной под мышкой и с невыспавшейся вороной на плече. Уселась на ступеньках крыльца, достала из-за голенища широкий нож, которого испугалось бы любое лесное чудище, и принялась чистить грибы, прикидывая, на сколько дней должно хватить похлебки...

Денек был замечательный: погода радовала, грибы попались чистенькие, не червивые... Вот только вокруг вился назойливый комар: жужжал над ухом, норовил впиться в самый нос. Видно, положил на ведьму глаз еще в лесу и увязался следом. Полусонная ворона, гревшая перышки на солнышке, охотиться за мелким надоедой отказалась наотрез. Потому Гортензии не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться колдовскими чарами: сосредоточенно насупившись, она направила на комара указующий перст. На мгновение комар замер, зависнув в воздухе. А потом стал увеличиваться в размерах — сперва вытянулись ножки-прутики, потом вырос живот, приобретя объем пузырька для духов, острое жало распухло до знатной соломинки. Слюдяные крылышки затрепыхались, не в силах больше удерживать вес такого чудовища — и комарище свалился Гортензии на колено. Она поморщилась, брезгливо дернула ногой — и растопыренное чудище съехало вниз, подпрыгнув на носке башмака, как на горке, рухнуло на дорожку. Шелестя желтой листвой, комарище ретировался в кусты.

— И так будет со всяким! — грозно предупредила окрестности ведьма. На миг будто даже мухи замолкли...

— Вот здорово! А вы так только с комарами умеете? — спросила восхищенная Лиза-Энн.

Ведьма вздрогнула — умеет же девица подкрасться незаметно! Послали Небеса любопытную соседку...

— Я могу заставить расти всё, что может расти в принципе, — ворчливо отозвалась Гортензия, возвращаясь к чистке грибов.

— В чем? — переспросила Лиза-Энн. — А вот, скажем, волосы могут в нем расти?

— В ком? — не поняла ведьма.

— В вашем принципе. Я всегда мечтала о длинных косах! — призналась она. — Я мечтала, знаете, чтобы до колен... Нет, до пяток! И ленточки, ленточки, ленточки! И жемчужные нити — вот, крест-накрест. Ой, так бы красиво, так бы ладно было!..

Гортензия пробурчала что-то невнятное. Солнышко пригревало, грибы приятно пахли осенью, в саду стояла тишина... Отличный денек — если б не надоедливая соседка, у которой рот не закрывается. Трещит хуже сороки... У Гортензии быстро иссякло терпение.

— Хорошо! — крикнула она, бросив нож в корзину.

— Правда?! — девица радостно запрыгала и захлопала в ладоши.

— Ну, хоть постой смирно, — велела ведьма. Потерла ладони одна о другую, растопырила пальцы, направила в сторону девушки.

— Ой... — выдохнула та испуганно.

На пару минут воцарилась тишина. Слышен был шелест ветра в листве, далекий зов кукушки...

Не чувствуя в себе перемен, Лиза-Энн открыла рот:

— А можно я...

— Молчать! — оборвала ведьма.

— Но если...

— Я сказала!

— Молчу, — повела та плечом. — А вот если... А-а-а!! — закричала вдруг, ощутив, как что-то поползло по спине и по плечам. В ужасе принялась себя отряхивать, обшаривать руками — но ничего не нашла — кроме прядей волос, которые удлинялись, вытягивались то одна, то другая, проскальзывая сквозь пальцы сжатого кулака, пока не достигли земли... Вскоре девушка оказалась точно плащом окутана своими же собственными волосами.

— Ой, мамочки! — прошептала Лиза-Энн в восторге. Покрутилась на пятках, заставив пряди взлететь, счастливо рассмеялась. Вот зря она так крутится — перед кустом-то боярышника...

— Ой, спасибо большое! — кинулась к Гортензии, но та увернулась от поцелуев. — Большое-пребольшое! Я теперь как принцесса! У меня косы лучше всех в графстве! Нет, во всем королевстве! Я теперь сюда столько ленточек завью! И батюшку на ярмарку за новыми отправлю!..

Радости ее не было предела. Даже несмотря на то, что концы непослушных прядей от легкомысленного прыганья крепко запутались в ветках колючего куста.

Пока Лиза-Энн высвобождала свою новоприобретенную красу из вредных колючек, Гортензия обратила внимание на еще одного пожаловавшего посетителя: какой-то оборванец в лохмотьях, худой, точно призрак, замер перед калиткой, не решаясь войти.

— Кто это там? — указала Гортензия.

— Бродяга, — отмахнулась сосредоточенно пыхтящая девица. — Поселился тут в лесу, ходит, работу клянчит. А делать ничегошеньки не умеет.

Гортензия присмотрелась к оборванцу — что-то в нем показалось странным. Никак не понять...

— Нету у меня для тебя дела! — издалека замахала на него руками Лиза-Энн, отчего волосы к досаде еще больше запутались. — Ты нам в прошлый раз дров на месяц вперед наколол, хватит! А больше тебе поручить ничего нельзя!

— Почему? — спросила Гортензия, разглядывая понуро удаляющегося лохматого парня.

— Да говорю же — ничего больше делать не умеет! Только топором махать. Ни печь растопить, ни лошадь в телегу запрячь — я проверяла. Бестолковый. Откуда только взялся на мою голову!

— И давно он здесь появился?

— С прошлой зимы... — Лиза-Энн безуспешно пыталась совладать с прической. — Ой, а можно я домой пойду? Мне б к зеркалу...

Гортензия заверила девушку, что скучать в ее отсутствии не собирается.

Юный граф Гилберт ден Ривэн ворвался в свои покои с таким видом, будто за ним гналась дюжина демонов. С грохотом захлопнул дверь, щелкнул замком, привалился спиной к дубовой створке. Сдул со лба длинную прядку, выбившуюся из-под бархатной ленты — бант сполз по растрепанной гриве вьющихся волос, но графу было не до своей внешности. Он оглядел комнату. В таком беспорядке немудрено не то что гримуар потерять — собственную душу не найти... Пнул попавшиеся под ноги доспехи, перешагнул через разложенные на полу бумаги с чернильницей и перьями, отпихнул в угол упавшую с кровати подушку. Подойдя к высившейся на подоконнике стопе книг, выдернул самую нижнюю. Толстые тома посыпались вниз — каждый фолиант стоимостью в состояние: в кожаных тисненых переплетах, с латунными и серебряными застежками поперек покоробленных временем обрезов. Гилберт присел на подоконник, принялся листать ветхие страницы.

Конечно, никакие демоны за ним не гнались. Его личный демон уже год стоял неподвижно, как статуя. Просто в голову пришла идея, которую срочно требовалось проверить на деле...

Гилберт торопливо пролистал одну книгу, подобрал вторую, просмотрел третью. Вернулся к первой, еще раз пролистал, тихо рыча сквозь зубы от едва сдерживаемого нетерпения — нашел наконец-то нужную страницу, обрадовался, захлопнул книгу, заложив клочком бумаги. Вскочив с места, принялся что-то искать по всей спальне, наводя еще больший беспорядок. Заглянул даже в соседнюю, смежную со спальней, комнату, но на пороге вспомнил — вернулся и полез под кровать. Появился оттуда с пылью на волосах, сжимая в руке толстую свечу из глянцевого черного воска.

Захватив свечу, сунув книгу под мышку, граф ден Ривэн вновь направился в смежную комнату. В этой пышно украшенной приемной с изящной мебелью он явно избегал бывать, это подтверждал порядок, идеальный по сравнению со спальней. Подойдя к большому зеркалу из полированного серебра, Гилберт нажал на особые завитки на резной раме. Зеркало послушно утонуло в нише, открыв проход в стене. Гилберт поморщился от повеявшего запаха тлена — и торопливо спустился по крутым ступенькам узкой винтовой лестницы вниз.

Внизу лестница упиралась в глухую, обитую железом дверь. Вытянув из-за ворота за длинную цепочку заветные ключи, Гилберт отпер замки. Дверь отворил осторожно, прежде прислушался — не донесется ли с той стороны шороха. Приоткрыв, заглянул в чернеющую щель. Внутри было тихо и холодно. Отчетливей потянуло сыростью, прелой звериной шкурой.

Ступив за порог потайной каморки, Гилберт зажег черную свечу — не воспользовавшись ни трутом, ни огнивом, просто щелкнул пальцами над фитилем. От щелчка брызнули крохотные искры, которые в темноте вполне можно было бы принять за разноцветные мушки в напряженных глазах. Лениво затеплился огонек.

Дверь захлопнулась, лязгнули ржавые петли. В темной каморке не было окон, по стенам из грубо отесанного камня разрасталась пятнами плесень — сказывалась близость городского рва.

Из-за мечущихся теней и золотистых отблесков свечи казалось, будто стоявшая посреди тайника статуя, накрытая широким полотнищем бурой мешковины, украдкой шевелится, готовясь ожить. Поборов отвращение, Гилберт приподнял край покрывала, взглянул на уродливую морду, поросшую колючей шерстью. Оскаленная пасть с желтыми клыками, стеклянные глаза навыкате — застывшая ярость ничуть не изменилась со вчерашней ночи... Брезгливо скривившись, Гилберт отпустил полотнище. Выдвинул из угла деревянную стойку, положил на нее книгу, поставил свечу. Снял с пальца перстень с большим черным камнем. Вытащил из ножен ритуальный нож — занес кривое лезвие над левым запястьем. Примерился, махнув клинком над самой кожей. Помешкал, подтянул манжет, сжал-разжал кулак. Всё-таки резать себе вены было страшновато...

Но если догадка верна, сегодня он наконец-то освободится от этого постоянного кошмара, который сводит его с ума вот уже столько времени. Даже не верится, что свобода так близка...

Он раскрыл книгу на закладке, начал читать. Заклятье на мертвом языке — давно позабытом, непонятном для живых. Но теперь, когда ему подвластна смерть, понять значение этих странных рун для него просто пустяк... Голос отражался от голого камня, умножая звук — усиливая значимость слов...

Свеча разгорелась. Яркий, мигающий язычок пламени вытянулся в длинную стрелу. Оглушенный эхом собственного голоса, Гилберт читал всё громче и громче. Оставалось еще несколько строчек — и он будет свободен от этой пытки ожидания...

И за минуту до разрешения он почувствовал, что его призывают. Нет, не может быть! Только не сейчас, не в этот момент!.. Напрягся каждый мускул, по виску пробежала капля холодного пота. Он пытался удержаться изо всех сил. Но зов не прекращался, выворачивая душу из тела, и он не мог противиться. Сорвавшееся с губ проклятье застыло в душном воздухе камеры. Клинок выпал из руки, упал на книгу, смахнув куда-то в темноту перстень. Огонь потревоженной свечи мигнул.

Гилберт исчез.

Герцогиня Изабелла Эбер поднялась с постели в скверном расположении духа. Ей приснился дурной сон. И хоть она тут же забыла, о чем он собственно был, герцогиню не покидала твердая уверенность, что ничего хорошего сон этот не предвещает.

Другой причиной ее неудовольствия стало полуденное солнце. Яркие лучи назойливо искрились в мелком оконном переплете, через разноцветные стекла раскрашивая пестрыми пятнами фрески на стенах и потолке. Герцогиня назначила на сегодня множество важных дел, но никто не посмел ее разбудить пораньше. Поэтому на горничных, поспешивших помочь хозяйке с утренним туалетом, щедро посыпались тычки, подзатыльники и щипки. Служанки ойкали, сокрушенно кланялись — но будто нарочно продолжали дергать за волосы, расчесывая и заплетая роскошные косы госпожи.

Герцогине нужно было срочно переговорить с сыном. Можно было, конечно, послать за ним слуг — но ждать, пока эти бездельники доковыляют от ее покоев до дальней башни дворца... Расставив локти над головами горничных, которые, опустившись на колени, надевали на нее чулки, Изабелла Эбер дважды повернула вокруг пальца перстень с квадратным фиолетовым камнем.

Младшая горничная, поступившая на службу недавно, не успела приноровиться к привычкам хозяйки. Когда вдруг из ниоткуда появился сын герцогини, девушка испуганно шарахнулась, неловко упала на зад и стукнулась макушкой об угол туалетного столика.

— Мама, ну сколько можно! — в досаде воскликнул граф ден Ривэн.

— Я оторвала тебя от важных дел? — насмешливо приподняла бровь герцогиня.

Гилберт отвел глаза.

— Нет, — буркнул он. Отошел к окну, уселся на подоконник, скрестив руки на груди.

— Я просто хотела сообщить тебе, что собираюсь к старику Стефану, — сообщила герцогиня, любуясь на свое отражение: волосы без следа седины, толстые косы перевиты золотой сеткой и уложены в два тугих кренделя. — И ты едешь со мной.

Старшая горничная принесла платья и, держа на вытянутых руках, с поклоном представила на выбор хозяйке. Герцогиня указала на темно-фиолетовое, с широкой серебристой каймой по подолу. И снова обернулась к сыну, который сумрачно ждал распоряжений:

— Нужно старику еще раз напомнить о его обещании. Заодно узнаю, не сболтнул ли уже кто-нибудь о пропаже принца. Ну, а ты, как послушный мальчик, лишний раз намекнешь о своих сердечных муках и страданиях, состоишь жалкую рожицу, у тебя это превосходно получается в последнее время. Потребуешь у Адель свидания, падешь к ногам принцессы, попросишь ее руки.

— Сегодня?! — ужаснулся Гилберт. — Но почему так скоро? Мы же решили подождать...

— Сегодня! — цыкнула на сына герцогиня. — У меня появилось плохое предчувствие. И поэтому ты поторопишься с объяснениями. И в твоих же интересах хорошенько обдумать свои слова, чтобы Адель не расхохоталась и не выставила тебя сразу же за дверь.

— Но что мне ей сказать? — в отчаянье воскликнул Гилберт.

— Откуда мне знать? Мне никогда никто не признавался в любви, уж тем более твой солдафон отец! Это ты у нас любитель поэзии — вот и сочини что-нибудь чувствительное. И кстати, тебе не мешало бы переодеться. Такого жениха даже к нашей косой принцессе привести стыдно.

Гилберт нахмурился. Как всегда, матушка не спрашивает его мнения, она раздает указания — и не желает замечать, что сын уже не маленький ребенок, которым можно помыкать. "Переодеться"? Хочет, чтобы и он вырядился в какой-нибудь нелепый наряд — лишь бы угодить ее вкусам? Не передать словами, как его раздражало пристрастие матери к старым фасонам. Такие платья вышли из обихода еще во времена ее детства. При дворе все смеются над этой приверженностью к костюмам эпохи правления ее отца — но никто не смеет сказать об этом ей в лицо. Взять хоть ее пояс, украшенный на конце кистью с граненой аметистовой бусиной. Почему-то именно эта бусина сегодня больше всего нервировала Гилберта, он не сводил с нее ненавидящего взгляда.

— Ну, что тебе еще непонятно? — поторопила сына герцогиня. Гилберт мотнул головой, поднялся с места.

Дверь со стуком распахнулась, в покои вперед спиной ввалился камердинер:

— Не пущу без доклада! — истошно орал он на напирающего гостя.

— Кого там демоны принесли?! — крикнула, вырвавшись из рук горничных, герцогиня.

— Ваше чудище явилось, вас спрашивает, госпожа! — дрогнувшим голосом доложил, загораживая собой проход, слуга.

— Какое еще чудище? Что за бред! Говори толком!

— Василиск ваш там...

Гилберт вскинулся, по лицу его скользнула тень страха, изумления. Он шагнул вперед, но остановился в растерянности.

— Василиск? — переспросила герцогиня с недоумением. Отошла от зеркала, встала посреди комнаты, положив руку на бедро.

— И правда, что за бред ты несешь?! — разнесся звучный голос. — Пошел прочь, дурак! Проспись прежде!

Показавшийся в дверях визитер от души наградил слугу пинком под зад.

— Не убивайте, господин! — заскулил слуга, прикрыв глаза ладонями. — Не смотрите на меня, пожалуйста!

— Как есть дурак, — согласилась герцогиня с презрением. — Вон отсюда! Пока не приказала казнить.

Слугу точно ветром сдуло.

— Неужели сам Иризар наконец пожаловал? Соизволил навестить нас после года разлуки! — едким голосом осведомилась герцогиня, обращаясь к вошедшему.

В ответ тот легко поклонился госпоже. Он вправду выглядел так, словно только что вернулся из дальнего похода: доспехи с пятнами сажи, сапоги по колено покрыты грязью.

В дверях за его спиной маячили, но не решались переступить порог еще двое — не то рыцари, не то разбойники, оба широкоплечие и ростом даже повыше первого. И оба крайне заинтересованно внимали словам госпожи.

— Явился? Наконец-то вспомнил о своем долге и обязанностях, — протянула герцогиня, окинув взглядом вошедшего.

— Приношу свои нижайшие извинения, моя госпожа, — смиренно произнес тот, опустившись на одно колено и преклонив голову. — Я пришел, как только сумел освободиться.

— Слышать не желаю оправданий! — отрезала герцогиня. — Меня не интересует, где ты был целый год и чем занимался! Хоть в плену, хоть на том свете — мне всё равно! Я не обязана заботиться о каждой принадлежащей мне вещи. Полагаю, это вы должны мне служить, для этого я вас и купила. Надеюсь, Иризар, за это время ты не забыл, что всё еще принадлежишь мне?

— Вас невозможно забыть, госпожа! — покачал головой тот.

— Твое внезапное исчезновение дало повод усомниться в твоей преданности. Потрудись поклониться своей госпоже, как подобает рабу! — велела она.

Иризар послушно снял шлем, пригнул голову ниже. Волосы, свитые во множество колючих косиц, рассыпались по плечам, свесились до пола. Две косицы ожили, соскользнули вниз, обвившись по руке — освободившиеся от шлема тонкие черные змейки быстро проползли по ковру, извиваясь, между туфель герцогини — и забились в щель под мебелью. При виде змей молоденькая горничная взвизгнула, спряталась за спиной графа.

— Твоими шутками только детей пугать, — процедила герцогиня. — Год назад, когда я велела тебе избавиться от одного человека, что ты сделал?

— Одного? — хмыкнул Иризар, сверкнув из-под колючих прядей пронзительно синими глазами. — Тогда я убил по вашему приказу тысячу человек, не меньше.

— И мы десяток сотен добавили! — подтвердил с порога один из верзил.

Гилберт не сдержал кривой усмешки — демоны нагло привирали. В уничтоженном ими замке не набралось бы и трех сотен человек.

— Но я просила одного! — повысила голос герцогиня. — И душа его не присоединилась к сонму мертвецов!

— Но и среди живых, должно быть, его никто не встречал? — возразил Иризар.

— Так ты убил его? — допытывалась госпожа.

— Никто и никогда больше его не увидит, — твердо ответил он, поведя закованным в доспех плечом.

Герцогиня со злостью смотрела на склонившегося перед ней воина. Демона. Убийцу...

— С сегодняшнего дня ты будешь служить графу ден Ривэну, — решила она. — Глупости и ребячества в вас поровну, так что споетесь.

Она сорвала с пальца перстень с черным камнем — и швырнула его сыну. Тот поймал, растерянно зажал в кулак, опасаясь надеть. Знает он эти камни — обагренные кровью, обручающие демона воле повелителя... Надеть на свою руку? Его передернуло.

— Это наказание? — уточнил Иризар, взглянув на нового хозяина искрящимися золотом глазами.

— Это честь для тебя! — парировала герцогиня, с высокомерием вернулась к зеркалу.

Аудиенция была окончена. Поклонившись матери, Гилберт первым покинул покои. Следом вышел Иризар.

— Погоди! — крикнул вдогонку демону один из приятелей.

— А вы куда? — остановила этих двоих герцогиня.

— Ну... Мы же с ним, — ответил, замешкавшись, верзила.

— У меня есть для вас поручение... — начала герцогиня. Но ее перебили:

— Обойдетесь! Раз вы, госпожа, Иризара к Гилберту отправили — так мы тоже у него теперь будем. Пускай мальчишка нами и командует, а вы обойдетесь.

— Как вы смеете мне перечить?!

— У вас перстня на нас не имеется, мы демоны свободные — так что хватит приказывать! Скажите спасибо, этот год вообще вам задаром служили! — ответил наглец, а второй согласно кивнул.

— Как знаете, — вздохнув, махнула рукой хозяйка. Спорить с этими убийцами даже она не имела достаточной смелости.

В узкой галерее Иризар нагнал своего нового господина, остановил, преградив дорогу, упер в стену ладони, так что тот оказался зажат в ловушке:

— Ну, что скажешь, хозяин, какие будут указания?

— Отстань, не до тебя сейчас! — огрызнулся Гилберт. С раздражением сунул демону перстень и поднырнул под руку.

— Как прикажете! Охотно повинуюсь! — крикнул демон вслед. Взвесил перстень в ладони, подкинул и поймал, сжал в кулаке. Странно было держать собственную удавку в своих руках... Иризар на миг задумался: демоны на многое шли, лишь бы заполучить свой перстень и обрести свободу. А ему этот шанс дался так просто?..

— Пошли к Сильг, отметим твое возвращение! — предложили подоспевшие приятели. — То-то она обрадуется!.. Но сперва хоть умойся, а то вон уже змей развел!

Заросшие грубой щетиной лица сияли неподдельными улыбками. Медвежьи объятия, дружеские тычки, шутливая затрещина за долгое отсутствие — но Иризар незаметно сунул перстень в карман.

Гилберт едва сдерживал шаг, чувствуя спиной взгляды троих демонов — но по лестнице спустился бегом. Пронесся через анфиладу залов, по извилистым коридорам и галереям. Мать могла вызвать его к себе в любое время и где бы он ни находился, но возвращаться назад приходилось обычным способом, что отнимало слишком много драгоценного времени.

Дернул за ручку — но вспомнил, что сам же запер дверь изнутри. Переведя дух, сообразил — вынул из шейного платка длинную серебряную булавку. Легко согнул пальцами мягкий метал, попробовал открыть замок. Тщетно! Второпях булавка сломалась, и половина застряла в замочной скважине, где-то глубоко внутри. Чертыхнувшись, Гилберт с разбега врезался плечом в дверь. Не с его весом и силой меряться с дубовыми сворками — но подстегивали упрямство и безвыходность.

С четвертой попытки створки поддались, и он влетел в комнату. Перевернув попавшую под ноги чернильницу, бросился к тайнику.

Как он и боялся — свеча прогорела до основания. Кусочек фитиля с ноготь длиной потрескивал в растекшейся черной луже. Расплавленным воском залило страницы раскрытой книги, тоненький ручеёк стекал вниз, корешок обуглился.

Недолго думая, Гилберт прихлопнул огонек ладонью, зашипел — горячий воск ожег руку.

Стало темно. В кромешном мраке, наедине с неподвижным чудовищем его неизменно оглушал безотчетный ужас... Он опрокинул стойку, с шорохом упала книга. Попытался вновь высечь огонь — торопливо щелкал пальцами, но руки дрожали, и искры если и вылетали, то только слепили, ничего не осветив. Наконец брызнул целый сноп искр, больно, точно тонкими иглами, исколов ладонь. Вспышка озарила коморку — выхватила из темноты клыки, ощеренную морду — прямо перед глазами. Гилберт вскрикнул, отпрянул назад. Еще вспышка — и он перевел дух. Чудовище не ожило, это всего лишь подставка, упав, зацепила и сорвала покрывало. Нервно рассмеявшись собственному малодушию, Гилберт на ощупь нашел мешковину, накинул на чудовище, стараясь не прикасаться к колючей шкуре. Подобрал книгу, а выйдя, запер дверь каморки не только на три засова, но сверх того и на пару навесных замков.

Поднявшись в комнаты, Гилберт не обратил внимания на растекшуюся по полу чернильную лужу. Прошел к окну, оставляя синие следы, осмотрел книгу. Так и есть! Хуже и быть не может. Застывший на страницах книги черный воск невозможно отчистить, не повредив тонкий пергамент. И на просвет тоже нельзя ничего увидеть. Скорей всего воск превратил рукописные строчки в кляксы... А ведь оставалось произнести всего несколько фраз!.. Проклятая привычка матери выдергивать его к себе, где бы он ни был, в любое время — она бесила его до глубины души!..

Это был последний шанс — и всё пошло крахом из-за какой-то нелепости... Гилберт чувствовал себя опустошенным и раздавленным. Он сам создал своего убийцу — по собственной глупости. И теперь не может ничего исправить — из-за случайных помех. Просто смешно... Он всего лишь хотел доказать миру, на что способен! Какое ребячество... Хотел получить могущественную силу — и едва не погиб. Хотя, если бы знал, на что придется согласиться ради жизни, выбрал бы смерть...

Нет, конечно, выход был, и Гилберт о нем помнил. Верный способ подчинить безымянную тварь — это завершить прерванный ритуал сотворения демона, позволить чудовищу испить крови хозяина. Но для этого нужно было, во-первых, освободить чудовище от сдерживающих оков заклятья, а этого Гилберт не умел. А во-вторых, он был более чем уверен, что если пойдет на этот шаг — чудовище выпустит всю кровь из своего создателя прежде, чем тот успеет произнести хоть слово.

Гилберт бросил ставшую бесполезной книгу в зев камина, невесело усмехнулся. Что ж, он проклял себя сам — он не имеет права жаловаться на свою участь.

В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: ведьма — варить зелья, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, принцесса — ждать своего рыцаря, а король...

Король Стефан Шестой не любил шумных балов и многолюдных сборищ. Пышным празднествам и придворным развлечениям он предпочитал общество немногих приближенных. Проведя молодость в победоносных военных походах, а зрелость — в поездках по завоеванным землям, в неустанных заботах о благе королевства, на старости лет Стефан мог позволить себе заслуженный покой, размеренные дни и по-домашнему уютные вечера.

Перед обедом, например, король любил сыграть в карты. Обычно компанию ему составляли канцлер, который удачно совмещал игру и доклад о государственных делах, и старшая фрейлина принцессы, которая, в свою очередь, пользовалась возможностью выпросить у короля дополнительные средства из казны, якобы на нужды принцессы, на что король, увлеченный партией, всегда соглашался и немедленно отдавал распоряжение недовольно сопевшему канцлеру.

— В этом году собран отличный урожай фруктов, — сообщал канцлер, методично сортируя доставшиеся карты по мастям. — Значительная часть яблок, вишен и, разумеется, винограда отправлена для переработки цеху виноделов. Около четверти урожая продали нашим северным соседям. Князь Вильгельм лично благодарит за высокое качество поставленного товара и в ответ обещает прислать весной дюжину возов пушнины и столько ж шерсти...

— Шерсть? Хорошо... — Король Стефан кивал, вполуха внимая словам канцлера. Задумчиво почесал затылок под шапочкой, разглядывая выпавшие карты.

В одежде короля не имелось ничего, что выдало бы титул монарха, — кроме тонкого золотого обруча на голове. Этот единственный символ власти король носил поверх бархатной шапочки, из-под которой виднелись совершенно уж седые волосы — в то время как окладистая борода было лишь чуть тронута серебром. Любивший простоту походной жизни, он и сейчас не изменял давним привычкам, отдавая предпочтение не парадным туалетам, а удобной одежде.

Канцлер, напротив, как всегда явился во дворец в кафтане, расшитом золотом и каменьями. На крутой груди, спускаясь на круглый живот, красовались тяжелые узорчатые цепи с орденами, коих председатель министров удостоился за долгие годы службы.

Не отставала от него и старшая фрейлина. Прочие придворные дамы не смели соревноваться с нею в роскоши нарядов.

— В общем, коротко говоря, ваше величество, собранного урожая зерна, овощей и прочих припасов должно хватить на две зимы, — подвел итог канцлер, вновь забирая банк себе.

— Это хорошо, — сказал король, со вздохом сгребая карты, тасуя колоду. — Лишь бы сохранить всё сумели... А что от Лорена, нет вестей? На прошлой неделе прислал сестрёнке записку, мол, жив-здоров. А отцу письмо написать недосуг! Где сам, чем занят, куда еще собирается — непонятно!

— Нет, ваше величество, его высочество пока не изволил о себе дать знать, — беззаботно откликнулась старшая фрейлина. — Однако насколько помню, принц решил изменить маршрут. Думаю, раньше весны его не дождемся. А то и раньше осени. Вы же знаете, ваше величество, эта молодежь... — она неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Всё им надо путешествовать, везде побывать, мир посмотреть. А по мне — так и пусть, ума наберется. Пока государственными делами не обременен, можно и погулять по свету.

— Да что ж, сам такой был в молодые годы, — вздохнул король. — Только я тогда больше по военным походам разъезжал... Да, уж коли про войну вспомнили. Как там наш вояка Леопольд, взял свою крепость?

— Никак нет, ваше величество, — покачал головой канцлер.

— Сколько тянуть-то можно? — удивилась фрейлина.

— Герцог Эбер решил брать цитадель измором, — напомнил канцлер. — Ни к чему солдатами рисковать без необходимости. Раз весь порт взят, то крепость может и подождать. Горожане ведут себя доброжелательно, бунтов не устраивают. Провизию подвозим исправно. А упрямцы со своим султаном пускай зимуют, померзнут — а к весне, глядишь, сами ворота откроют.

— Ну как знает, ему видней, на то он и маршал, — согласился король, раздавая карты.

Слуга доложил о приходе герцогини Эбер.

— А вот и Изабелла! — воскликнул король. — Только мужа твоего вспоминали!

Герцогиня величественно вплыла в зал, с достоинством поклонилась королю. Ее сын следовал за ней безмолвной хмурой тенью.

— Могу ли расценивать это как добрый знак? — улыбнулась герцогиня.

Завязалась дружеская беседа. Герцогиня участливо расспросила короля о здоровье, осведомилась о самочувствии принцессы, вспомнила о многочисленной семье старшего министра, не обделила вниманием фрейлину. Гилберт старательно прятал раздражение — слова герцогини лились точно мед, сторонний взгляд не смог бы обнаружить ни капли фальши. Но ему-то было хорошо известно — на самом деле она их всех презирает. А Стефана — просто ненавидит. Она с наслаждением подвергла бы их всех адским пыткам — но ради достижения своих целей вынуждена сейчас ластиться точно кошка... Как он и ожидал, вскоре речь зашла о нем самом.

— ...Совсем истосковался, ночами не спит! — герцогиня повела рукой на сына.

— И то правда, похудел как, — сочувственно покивал король.

Гилберт дернул бровью — он действительно перестал спать по ночам. Но совсем не из-за романтического томления.

— Ваше величество, вы обещали поговорить с принцессой о помолвке! — впрямую атаковала герцогиня.

— Эх, женщины, у вас только свадьбы на уме! — ворчливо отозвался король. — Да я разве против? Женитесь хоть завтра! Только что толку мне с ней говорить? Она у меня послушная, только и скажет — как вам угодно, батюшка! И что тут поделаешь? Как поймешь ее?.. Вон пускай Гилберт сам с ней поговорит. Коли между собой поладят — пускай, я буду только рад. Ну, а уж если Адель не захочет... — Король выразительно развел руками.

Поднявшись из-за стола, король предложил герцогине доиграть партию за него. Стефану сегодня отчаянно не везло — а Изабелла, как он прекрасно знал, никогда не проигрывала.

Герцогиня ответила милой улыбкой на хитрый прищур Стефана. Знал бы он, как на самом деле она желает занять его место! И не в карточной игре — а на троне...

Когда король покинул зал, захватив с собой мрачного жениха, игра возобновилась. Но тон беседы значительно изменился. Канцлер стер с усталого лица дежурную маску оптимизма, принялся жаловаться герцогине на потерю сна и аппетита. Герцогиня слушала и сочувственно кивала: причин для бессонницы у несчастного канцлера было предостаточно! Во-первых, поиски пропавшего принца так и не увенчались успехом — никаких следов, никаких догадок о том, кто посмел сотворить такое преступление и чего эти таинственные враги добиваются. Да и жив ли принц еще — тоже неизвестно, что тяготит больше всего... По столице уже поползли слухи о его гибели — несмотря на все принятые меры предосторожности такую новость утаить всё равно невозможно! И так уже целый год доверенный круг придворных лжет королю в глаза, пытаясь уберечь старика от губительной вести... И будто этого мало — в столице объявился некий чернокнижник! Убийца-душегуб по ночам нападает на мирных жителей — на ведьм и колдунов, жестоко расправляется с жертвами и похищает истерзанные тела. Горожане в панике, члены колдовской Гильдии попросту бегут из столицы, бросая дома, имущество, должности — лишь бы спасти себя и свои семьи. Учитывая, что и армия во главе с маршалом всё еще не вернулась из похода — столица остается совершенно беззащитна перед неведомыми врагами королевства!..

У старшей фрейлины тоже было на что жаловаться — на ее плечи легла обязанность следить, чтобы король оставался в неведении относительно исчезновения сына. До недавнего времени приходилось лгать и принцессе — но девочка каким-то образом узнала правду. Фрейлина едва не поседела раньше времени, опасаясь за рассудок своей подопечной! Но слава Небесам, принцесса оказалась сильна духом, и теперь она помогает ограждать отца, сочиняет письма, будто бы полученные от путешествующего брата. Фрейлина едва удерживала слезы, когда видела, как спокойно и легко эта крошка утешает скучающего по любимому сыну отца!.. А ведь теперь на ее хрупкие плечи легло бремя ответственности за всё королевство! Малютке приходится заботиться о будущем страны — потеряв брата, она обязана как можно скорее выйти замуж, чтобы у государства появился законный наследник престола, который сможет в необходимое время принять власть из рук стареющего Стефана. Рано или поздно — но король узнает о страшной потере и вряд ли сможет пережить такое горе...

Внешне герцогиня разделяла печаль своих собеседников. Однако поддерживая для вида — в душе ликовала. Всё шло так, как она задумывала — и даже еще лучше! Некий чернокнижник своими бесчинствами играл ей на руку. Известно дело — напуганный народ имеет обыкновение во всех бедах обвинять правителя. Старик Стефан ничего не предпринимает, хуже того — он не уберег и собственного сына. Нового короля, кем бы тот ни оказался, люди встретят с надеждой на избавление от всех несчастий... Нет сомнений, за руку принцессы уже развернулась настоящая война — невидимая для непосвященных, без взрывов и пушечной пальбы, творящаяся не на полях сражений, а в будуарах придворных дам... Но уж герцогиня позаботится, чтобы на трон взошел именно законный наследник — ее сын. И, разумеется, первое время ей придется самой взять власть в свои руки... Герцогиня мило улыбнулась фрейлине:

— Прошу прощения, ваша карта бита.

Фрейлина вздохнула. Свадьба принцессы должна непременно состояться не позже будущей весны. Но вот кто будет женихом — это еще неизвестно, пусть госпожа Эбер заранее не радуется. У первой дамы двора тоже есть на примете достойные кандидаты на руку принцессы. А уж повлиять на свою воспитанницу, чтобы та сделала правильный выбор, фрейлина просто обязана!..

Занятая своими мыслями, фрейлина обнаружила к досаде, что бесславно проиграла партию. Король Стефан будет доволен — герцогиня отыграла всё упущенные им ставки...

— Милый мой Гилберт, — разглагольствовал на ходу король Стефан. — Твоя матушка ведь росла на моих глазах. Она мне как родная дочка. А ты мне как внук! Если Адель даст согласие — я буду только счастлив!.. Постой, это получится, мой названный внучок женится на моей дочке? Вот так шутка! — рассмеялся король. — Знаешь, мне кажется, твоя матушка до сих пор на меня обиду держит. Ведь если б не я — она сейчас бы сидела на троне полновластной королевой. Но война, сам понимаешь, такое это дело — либо ты победишь, либо тебя разобьют...

— Вы поступили с моим дедом, как подобает благородному воину, — возразил Гилберт. — Он сам решил покончить с войной и сложить оружие. И вы приняли его как друга, как равного. Объединившись в одно, два королевства превратились в процветающее, влиятельное государство. Вам не в чем себя упрекать, не ваша вина в том, что короне наскучило быть на голове моего деда.

— Да, из-за короны он и сложил оружие... Но нет, мальчик мой, не верю я в эти легенды. Не могу поверить, будто бы в куске золота, да в каменьях этих заключена какая-то колдовская сила. Глупости это, сказки! И куда как легче мне поверить в то, что не сама она волшебным образом перенеслась в мой лагерь из осажденного города, а нашлись в стане твоего деда предатели. Они и устроили это чудесное явление, дабы подорвать дух защитников. И в первую очередь — дух своего правителя. Раз уж корона выбрала себе нового хозяина — какой был смысл воевать дальше...

Гилберт не стал перечить, хотя и был совершенно не согласен с этим объяснением. Корона, о которой зашла речь, была древней реликвией. Она, как часто повторяла герцогиня сыну, многие века принадлежала его предкам — и должна была по праву перейти к нему. Если б не завоеватель Стефан... Гилберт видел ее множество раз — на торжествах и празднествах, когда король надевал парадное облачение, и в сокровищнице, куда в детстве принц Лорен из чистого озорства тайком водил играть сестрицу и друга. Он часто оставлял детские забавы, завороженный игрой бликов и искр, подолгу смотрел, не смея отвести глаз. Нет, не прав король Стефан! Заключена в короне какая-то сила, недобрая и могущественная, заставляющая биться насмерть за право ею обладать. И он ее чувствовал...

— Но если ты и Адель обвенчаетесь — сольются в одно крепкое древо два королевских рода! — Стефан воодушевленно потряс кулаком, ускорил шаг. — Мне не в чем будет себя упрекать на смертном одре, да и стране это пойдет только на благо.

Коридоры и переходы вывели наконец-то ко внутреннему дворику, где был устроен любимый сад принцессы. Каменные стены и своды уступили место ажурным шпалерам и аркам, густо увитым виноградными лозами. Спелые гроздья из мелких ягод свешивались сверху забавным украшением.

Перед выходом в сад король остановился, обернулся к молодому графу:

— Знаешь, Гилберт, — отбросив шутливый тон, признался Стефан. — Неспокойно у меня на душе последнее время отчего-то... И это путешествие Лорена, сорвался вдруг куда-то за тридевять земель... Вот и не верится, что ты старше его всего на два года! У Лорена ветер в голове гуляет, взбалмошный мальчишка — а ты вон уже совсем взрослый, разумный парень!.. Я что сказать-то хочу... Если вдруг с Лореном что-то случится, не дай бог... Ну, вздумается ему сбежать от обязанностей королевских, податься в морские разбойники, — засмеялся король, но как-то невесело, не скрывая озабоченность, — тогда ты единственный, кого я хотел бы видеть своим наследником. Учти это. Ты один, на кого я спокойно могу оставить заботу о стране... и Адель.

Гилберт выслушал это признание с гулко стучащим сердцем. Если бы старик догадывался, насколько он не заслуживает этого доверия!.. Но Стефан и не требовал ответа. Развернувшись, вышел в сад. Гилберт последовал за ним, хотя на душе было настолько скверно, что хотелось убежать куда угодно — лишь бы не видеть принцессу. Врать ей было особенно больно...

Небольшой сад как в колодец заключали высокие стены дворца. В центре, где пересекались крестом дорожки, возвышался весело журчащий фонтан. Скованный мрамором источник изливался в круглую чашу, а оттуда вода стекала по ступенчатым порожкам в узкие желоба и, разбегаясь по саду, питала фруктовые деревья и грядки с лекарственными травами.

На скамьях, установленных вокруг фонтана, расположилась юная принцесса со своей маленькой свитой: в сторонке служанка с вязанием в руках клевала носом, а толстый кот принцессы развалился перед хозяйкой, всячески стараясь изящными позами привлечь ее внимание. От досады он пинал задней лапой шкатулку, наполненную баночками с красками и палочками цветного мела. Но хозяйка была безнадежно увлечена рисованием — на листке картона алел контур яркой ветки рябины... И уже не в первый раз ревнивая лапка в белом носочке подло скинула ветку, которой оказывалась слишком много внимания.

— Мэриан, прекрати грызть мою натуру! — возмутилась Адель. — Ты ничего не понимаешь в искусстве!

Но Мэриан и ухом не повел. Закусив ветку поперек, он перевернулся на спину и принялся в ожесточении бить задними лапами по спелым кистям. Точно кровь, брызнул сок — и довольный зверь, празднуя победу, выбросил ветку в кусты. Внимательно поглядев вслед и удостоверившись, что поверженный враг и не думает шевельнуться, кот с чувством исполненного долга растянулся на скамье, подложив под круглую голову мягкий кулачок и свесив хвост.

Поневоле пришлось принцессе перевернуть лист и взяться за угольный стержень, совершенно не обращая внимания на приближающиеся голоса...

Мимоходом сорвав с грядки пучок поздних астр, король поспешил к дочери:

— Вот! — издалека закричал он, размахивая букетом. — Жениха тебе веду! Требует от меня твоей руки и сердца.

— Руки? — улыбнулась принцесса, протягивая ладонь графу.

Гилберт поклонился, намереваясь галантно запечатлеть поцелуй на руке принцессы. Но король предупредил:

— Не вздумай! Гляди — опять у нее все пальцы в красках! Еще отравишься.

Адель весело рассмеялась, вытерла руки о расцветающий всеми цветами радуги платок, лукаво поглядывая из-под ресниц на жениха:

— Так значит, требует руки и сердца? И что же вы ответили, отец, этому смелому кавалеру?

— Я?! Я такой ответственности на себя брать не желаю. Вам вместе жить, вот вы и разбирайтесь! — заявил король. Положил букет на бортик фонтана, потрепал дочь по завитой голове — и пошел назад, заложив руки за спину, напевая в бороду боевой марш.

— Мэриан, прояви уважение к гостю, подвинься! — попросила Адель, вновь возвращаясь к работе.

Кот, приоткрыв один глаз, покосился на пришедшего и неохотно подтянул ноги.

Гилберт сел, не зная, с чего начать, какие слова должен произнести.

Адель молчала. Торопливо, в несколько касаний закончив набросок, она взяла чистый лист и, с прищуром поглядывая на графа, принялась уверенно и размашисто заштриховывать бежевый картон. Ей понравилось, как солнечный луч, пройдя сквозь крону деревьев, бросил тень от резного листка на лоб, а тени ресниц тонкими стрелками длинно прочеркивали скулы. Она быстро перенесла на лист контуры завитков, длинные, вечно растрепанные вьющиеся волосы ложились на плечи, на воротник. Складываясь, пересекаясь, линии рисунка обозначили узкий овал лица, угловатый подбородок, высокий лоб, прорезанный хмурой морщинкой, появившейся недавно, но уже ставшей постоянной. Принцесса густо зачернила линию век, аккуратно округлила, едва затенив по верхнему краешку, серебристую радужку глаз, ввинтила, кроша мягкий стержень, точку зрачка. Рисунок сжатых губ тщательно обвела, подчеркнула штрихами линию прямого носа. Испачкав палец, размазала тень по щекам. И уверенно воткнула маленькую родинку под правым глазом.

— Я не уверен... Боюсь, тебе это покажется смешным... — несмело начал Гилберт, поглаживая кота по округлой спинке.

— Нет, что ты! Обещаю, смеяться не буду! — замотала головой Адель. А сама тут же прыснула, закусив губу. Спряталась, пригнувшись, за большим листом картона.

— Понимаешь, я... — произнес Гилберт. И снова не придумал, как продолжить.

— На, съешь ягодку! — весело прищурившись, протянула принцесса наполовину ощипанную виноградную гроздь. Гилберт послушно оторвал ягоду, раскусил, не поморщась — будто он с детства не знал, какие они кислые на вкус. Но с любопытством следившая за ним Адель всё равно не сдержала смеха.

Под ласкающей рукой Мэриан развернулся, подставил вместо дымчатой спины белый живот, замурлыкал, жеманно прикрыв глаза лапкой.

— Как я поняла, ты хочешь пригласить меня с тобой повенчаться? — предположила Адель.

Гилберт быстро взглянул ей в глаза. Принцесса, едва отложив в сторону черный стержень, еще раз схватилась подвести линию ресниц.

— Да, я пришел, чтобы сделать тебе предложение, объясниться в любви и попросить твоей руки, — сглотнув, перечислил он.

— Ну давай, — согласилась принцесса, — объясняйся, предлагай.

Не дождавшись должного внимания, Мэриан открыл глаза и, пнув задней ногой в бок, строго велел:

— Почеши пузико!

Граф покорно протянул руку, запустил пальцы в нежный пух. Кот зажмурился, приоткрыв рот, заурчал с прихрапыванием.

— Но ведь ты не захочешь? — спросил Гилберт обреченно.

— Почему нет? — тряхнула круто завитыми кудряшками принцесса. — Я согласна.

— Как?.. — Рука замерла, и Мэриану пришлось еще разок наградить жениха пинком, чтобы не забывался.

— Ты мне подходишь, — ответила принцесса. — Ты знатного рода, твой дедушка был королем. Ты умный, вежливый, тихий. Я знаю тебя всю жизнь. Уверена, когда я стану твоей женой, ты не будешь меня колотить из-за пустяков, как, я слышала, делают многие рыцари. Или заставлять чистить сапоги — надеюсь, для этого у нас будут слуги.

— Значит...

— Да-да-да! Давайте, ваша светлость, готовьте мне свадебные подарки.

Не замечая, Гилберт неосторожно сжал кота, за что тот, тихо ругнувшись, не преминул укусить за руку.

Потирая запястье, молодой граф наконец улыбнулся:

— А знаешь, я понять не мог, как нужно делать тебе предложение. Думал, придется, как в балладах, встать на колени и битый час читать стихи.

— Правда? — обрадовалась Адель. — Ну-ка, немедленно на колени! — и пальцем указала вниз, на пробивающуюся меж камней траву.

Гилберт уставился на траву, покраснел, побледнел. Кашлянул, приготовившись к позору...

Но принцесса не стала его мучить. Расхохотавшись, взъерошила ему волосы:

— Я тоже давно тебя люблю! Ты же мне как второй брат!

Но от этих слов короткая искра веселья быстро угасла. Точно устыдившись, Адель притихла.

— Ты тоже ничего не знаешь о Лорене? — спросила она, и тень давней печали омрачила ее взор. Гилберт покачал головой.

— Я знаю точно, он жив, — уверенно сказала принцесса. — Ведь мы с ним близнецы. В детстве я всегда ощущала его боль как свою... Канцлер не хочет мне говорить, но я знаю, что произошло с замком Лорена. Я подслушала однажды его разговор с твоей матушкой. И в тот день, когда это случилось, я помню — я проснулась от страха, ужас сжимал сердце... Но потом вдруг наступило спокойствие, точно ничего не было. И весь минувший год я ничего не чувствовала, жила словно во сне... Но теперь иногда мне кажется... Ах, этого не выразить словами!.. Но он жив!

— Его обязательно найдут, — сказал Гилберт.

— Но если с ним вдруг и вправду что-то случится, — сказала Адель, — а ты возьмешь меня в жены... Тогда ведь ты станешь наследником престола?

Гилберт промолчал, опустил голову.

— Если так, из тебя выйдет хороший правитель, — сказала принцесса. — Уж получше этих дураков! Знаешь, с тех пор, как по городу поползли слухи, — продолжила она, вновь оживившись, — женихи ко мне свататься чуть не толпами стали ходить! Не лично, конечно, где ж им смелости набраться — сестер с мамашами присылают. А те стараются, расписывают во всех красках! Послушать, так точно в меду вымажут, не отмоешься. Будто я не видела эти рожи на балах! — передернуло ее от всплывшей в памяти картинки.

— Только папе не рассказывай, а то он всерьез поверит, что его дочь наконец-то стала красавицей, — добавила она, засмеявшись. — Обрадуется да и откажет тебе — а позовет женихов заграничных, чтобы еще новых земель к королевству прибавить!

Гилберт улыбнулся.

Принцесса прекрасно сознавала, что ее никак нельзя назвать хорошенькой. Удивительно, она совершенно не походила внешностью на своего миловидного братца. Нарядные платья, тщательно завитые кудряшки лишь отчасти скрадывали внешние недостатки. Вздернутый носик, тонкая шея с просвечивающими сквозь бледную кожу голубыми жилками. Искрящиеся глаза под короткими белесыми бровками в минуты волнения сильно косили, чем частенько приводили молоденьких фрейлин в замешательство. Она напоминала ему хрупкую куклу — неправильно слепленную, непохожую на остальных, но по-своему милую.

Он помог собрать в шкатулку разбросанные мелки и краски, сложил листы с набросками. Потянулся за последним рисунком — но Адель спешно спрятала картон за спину:

— Не покажу! Еще не готово, не смотри. А если не получится — вообще порву и выброшу!

Так и не дала, спрятав лист между остальными. Поднялась с места — и сразу стало заметно, что принцесса прихрамывает.

— Пойдем, суженный мой, обрадуем его величество! — позвала она, с благодарностью оперлась о предложенную руку.

Разбуженная служанка понесла листы и краски в покои принцессы...

Очнувшись в одиночестве, Мэриан вскинулся — свалился со скамьи на землю. Бросившись через кусты вприпрыжку, закричал:

— Хозяйка! Ты меня забыла! Погоди!..

— Эй ты! Как там тебя!.. — догнав, окликнула ведьма бродягу.

— Чего нужно, старуха? — весьма нелюбезно отозвался тот.

— Старуха?! — задохнулась и без того запыхавшаяся Гортензия. — Да я тебя в жабу превращу!.. Подойди, оборванец. Или на всю округу орать прикажешь?

— Вам надо, вы и подходите, — фыркнул бродяга, но тон сбавил.

— Ох, зря я такая добрая... — пробормотала Гортензия с запоздавшим раскаяньем.

Но отказываться от затеи было уже нельзя — раз решилась, не отступать же в первый момент!

— Послушай, парень, — начала она, окинув взглядом коренастую фигуру, рябое лицо с грязной щетиной, немытые космы, настороженные глаза. Просто щенок одичавший! — Дело у меня к тебе, предложение. Я поселилась тут недавно, помощь по хозяйству нужна...

— В прислугу я не пойду! — высокомерно задрал нос бродяга.

— Мне прислуга не нужна, мне помощник нужен, — терпеливо повторила ведьма.

— Я бесплатно не работаю!

Ведьма хмыкнула, но продолжила "торг":

— Одежда, еда, кров — это тебя устроит?

— А хозяйство у вас большое? — чуток подумав, спросил парень. — Сколько живности?

— Из хозяйства — дом и сад, из живности — одна ворона, — перечислила ведьма.

— Значит, коров-свиней нет? — обрадовался парень. Ведьма покачала головой.

По рукам бить не стали — ведьма решила, что сперва нового помощника нужно хорошенько отмыть с щелоком...

Потом парень признался — ему часто приходилось за краюху хлеба чистить в деревне свинарники и конюшни. Но хитрые крестьянские мужики нередко выгоняли беднягу со двора, вознаграждая за труд тумаками. Еще ведьме удалось выяснить, что парень устроил себе жилище в лесу, в убогом шалаше — и не появись она, несчастный в подступающую зиму совсем бы околел от голода и холода.

Ей приходилось каждое слово вытягивать почти что клещами — на вопросы парень отвечал крайне неохотно, а то и вовсе молчал, насупившись. Как позже оказалось — просто не знал, что ответить. Он не помнил ни своего имени, ни как здесь очутился. Всё, что сохранилось в его памяти — прошлую зиму он провел в подземелье разрушенного замка, где дрался за оставшиеся съестные припасы с обнаглевшими крысами.

— Ладно, разберемся, — уверенно сказала ведьма. Всё-таки предчувствие ее не обмануло — бродяга каким-то образом связан с пропавшим принцем. Может, память к нему еще вернется и он расскажет, от чего пал замок наследника...

Оставив парня отмываться от слоя грязи под пристальным вниманием вороны, Гортензия нашла свой тощий кошелек и отправилась в деревню.

Уже наслышанные о новой ведьме деревенские бабы встретили ее с осторожностью, но вполне благожелательно. Одна с готовностью продала "неодёванные" штаны сына, другая предложила добротную куртку, третья отдала пару рубашек, поношенную шапку, башмаки да рваный на рукаве кафтан. На названные цены Гортензия лишь молча улыбалась и платила, не торгуясь. Ничего, скоро сами к ней придут со своими нуждами, все монеты назад принесут, да еще в долгу останутся... А недальновидные деревенские жительницы пока искренне радовались и не забыли снабдить добрую ведьму разной снедью: овощами, мукой, крупами. Даже зайца притащили, якобы только из капкана вынутого — и спросили как за кабана. Домой ведьма явилась в сопровождении мальчишек, впряженных в небольшую огородную тачку.

После еды бывший бродяга принялся откровенно клевать носом. Но неумолимая ведьма посадила его на табурет и, вооружившись ножницами, взялась подстригать. Светлые непокорные вихры от стрижки приличнее выглядеть не стали — торчали в разные стороны, как солома на голове огородного пугала. Не добившись особого результата, ведьма отпустила его спать.

Но не только ради приличного вида Гортензия взялась за ножницы. Была у нее одна мысль...

Оставив метлу и собранные в совок волосы, ведьма направилась в зал, отведенный прежним хозяином дома под библиотеку.

Звездочет в спешке не забрал с собой и половины из драгоценного собрания книг, сделав ведьме поистине роскошный подарок. Полистав увесистые тома, Гортензия нашла нужный раздел. Вот оно: "Как узнать имя и прозвище неизвестной персоны"... "Чтобы узнать имя покойника, отделите череп от тела..." — прочитала Гортензия. Нет, это некромантия — порядочные ведьмы таким не занимаются... Но следующее — подходит!

Ведьма быстро просмотрела предлагаемый рецепт, прилагающееся заклятье... Ага, волосы! Есть, как же, имеются! Она сбегала на кухню и вернулась с совком. Зажгла свечи, еще раз пробежала глазами формулу заклинания. Тут главное — не ошибиться. Лишнее слово, и владельцу волос не поздоровится.

Гортензия сделала всё, как полагалось: громко и внятно продекламировала заклятье, сожгла на свече прядь волос и бросила черный пепел на скатерть. Как было указано в книге, пепел должен сложиться в руны истинного имени. Многоопытной ведьме, какой считала себя Гортензия, прочитать эти тайные колдовские знаки не составит труда...

Но сейчас многоопытная ведьма пребывала в смущении. Она сделала всё правильно — и тайные знаки сложились... в грязное ругательство на священном колдовском языке. Гортензия даже покраснела, прочтя.

Она не сдалась — пробовала еще и еще, пока не закончились волосы. В библиотеке повис удушающий запах палятины. Но на скатерти неизменно складывались оскорбления — всякий раз новые...

Следующий день порадовал теплом. Гортензия устроилась на крыльце с миской сырой моркови, которую нужно было почистить для заячьего рагу. Ее новый помощник старательно рубил дрова во дворе. Гортензия то и дело опускала нож, наблюдая, как он орудует колуном. Точно это не простой топор, а какая-нибудь алебарда с кисточкой! И не поленья колет, а вражеские доспехи сечет...

— Эдак он долго может упражняться, — сказала Лиза-Энн, усаживаясь на перила крыльца. Ведьма опять не заметила, когда девица успела проскользнуть в калитку. — У вас хоть есть чем печку на вечер топить? — спросила участливо.

— Правда? — откликнулась задумавшаяся ведьма. — Посмотри, ведь он совсем не похож на простолюдина. Его воспитывали точно не в крестьянской семье, из него растили воина...

— Еще скажите рыцаря! — фыркнула Лиза-Энн.

Да, выглядел бывший бродяга совсем не по-дворянски, скорее по-дворницки: подвязанные веревкой широкие штаны с куцыми штанинами, рубашка с рукавами вдвое длинней нужного, вышитая душегрейка на овчине, одолженная ведьмой...

— Может быть, он служил в замке оруженосцем? — в который раз предположила Гортензия.

— Ага, или конюхом, — закивала девица. — Или мальчиком для битья. Вы хоть имя его узнали? А то пускаете в дом невесть кого!

— Он не помнит. Его, наверное, по голове чем-то тяжелым стукнуло.

— Ну, так пускай вспоминает! Или может, его еще разок стукнуть? Чтобы ум за разум обратно заправился.

— А это верная мысль! — вдруг обрадовалась ведьма. — Подожди, сейчас книгу принесу...

— Да книгой зачем? Книгу жалко! — крикнула ей вслед девица. — Вон давайте лучше поленом, оно тяжелее!

— Вы о чем? — подошел полюбопытствовать парень.

— О тебе, конечно! — ехидно отозвалась Лиза-Энн. — Ну чего встал? Устал фехтовать — садись морковь чистить!

Когда ведьма вернулась назад с книгой, то застала на крыльце милую сценку — бродяга старательно чистил морковку, а Лиза-Энн нависала над ним и занудно зудела:

— Да кто так чистит? Ты ж весь овощ в помои выкинешь! Тоньше режь, тоньше! Госпожа Гортензия, вы поглядите, какие он очистки оставляет!

— Пускай учится, — отмахнулась ведьма, раскрывая на коленях толстый том. — А ты чисти, продолжай, не отвлекайся. Просто слушай и вспоминай. Я сейчас буду имена перечислять, а ты думай, которое тебе знакомым покажется. Понял?

— Ага, — кивнул парень. Большая книга отвлекла внимание — и нож соскользнул на палец. Ойкнув, он сунул палец в рот и приготовился сосредоточенно слушать.

— Алинард. Алукард. Ананасий. Апупей... — с расстановкой монотонно читала Гортензия.

Парень слушал, добросовестно размышлял и отрицательно мотал головой.

Лиза-Энн слушала не менее внимательно, хихикала в кулачок, а особо забавные старалась запомнить:

— Как-как? Апупей? — переспрашивала, давясь смехом. — Надо так следующего поросенка прозвать!

— Гастон. Гаспар. Гарфилд. Гильдеберт. Готфрид...

— Гильдеберт?.. — переспросил он рассеянно.

— Тебя звали Гильдеберт? — обрадовалась Лиза-Энн.

— Нет, — покачал тот головой. — Точно не меня...

— ...Ксандр. Кассиан. Конрад. Каллист... Лабрентиус. Люциус. Лодвиг... Эх, демоны! — выругалась ведьма. Следующая страница оказалась одной расплывшейся кляксой — видимо прежний владелец книги именно на это место умудрился вылить свое зелье. От букв остались лишь темные дорожки.

— Ну ладно, — пожала плечами Гортензия. — Будем надеяться, что твое имя начиналось не на "Л", а на какую-нибудь другую хорошую букву... Матиас. Марвин. Мартин. Мериан...

— Мериан? — задумчиво повторил парень. — Я вспомнил! Я часто слышал это имя.

— Да ну?! — подскочила Лиза-Энн. — Так часто, чтобы каждый день по многу раз? Или так, чтобы только по праздникам?

— Каждый день, — кивнул парень. И даже сам обрадовался своему озарению: — Я помню... Помню, кто-то кричал всё время, звал: "Мериан! Ме-е-ериан!.." Кто-то, кто был мне очень дорог...

— Мать? — подсказала Лиза-Энн. Он пожал плечами.

— Вот видите! — возликовала торопливая девица. — Это была его матушка! А всем известно, что мать нашего принца скончалась во младенчестве. Так что ты не принц, и давай чисти морковку! — сделала она вывод, снова поразив незаурядной осведомленностью касательно всего на свете.

— Ну так у нас же в трактире полно народа бывает! Время от времени... — пояснила она в ответ на невысказанный ведьмой вопрос.

— Мы опоздали, Дакс! — воскликнул Иризар. — Нашего дракона убили. Половником.

Второй демон выглянул из-за плеча приятеля, хмыкнул.

Подземелье под дворцовой кухней напоминало огромную пещеру: сводчатые потолки с пересекающимися ребрами, скудный свет дюжины факелов не мог разогнать полумрак, сырость и холод наполняли застоявшийся воздух. Вход в подземелье был устроен высоко под сводами — а сойти вниз можно было по длинной крутой лестнице. Иризар остановился на верху лестницы, облокотился о перила, любуясь разворачивающимся внизу представлением.

Посреди подземелья был устроен колодец — небесполезная предосторожность на случай осады, — и вокруг широкого каменного устья обвивался кольцом дракон. Увенчанный шипами хвост игриво бил по земляному полу. Шкура сверкала в свете факелов — будто сплошь покрытая горящими самоцветами: на спине темнее малахита, а ближе к животу светлее, с золотистыми искрами. Именно брюхо сейчас сияло, разбрасывая отсветы на всё подземелье, слепя блеском. Дракон, лежа на спине, подергивал всеми четырьмя лапами, хлопал кончиками крыльев по земле. Из приоткрытой пасти, полной внушительных клыков, вырывалось урчание.

На широкой груди поверженного дракона стоял маленький мальчик — воинственно размахивал украденным с кухни половником, словно мечом. На "доблестного рыцаря" с восхищением взирали две девчушки, не осмелившиеся забраться на чудовище. "Поверженного и зарезанного" дракон изображал с явным удовольствием.

— Сильг, ты решила сделаться нянькой или просто забавляешься с десертом? — громко спросил Иризар.

Дракониха вскинулась, быстро перевернулась, придержав мальчугана когтистой лапой и аккуратно поставив на ноги рядом с девочками.

— О, Иризар! Как я рада тебя видеть, — чуть смутившись, сказала огромная ящерица мелодичным женским голосом, слегка упирая на раскатистое "Р". — Уж даже не надеялась живым увидеть... Это детишки нашей кухарки, — добавила она, легонько подтолкнув оторопевшую ребятню к выходу. — Иногда приходят меня развлечь. Без тебя здесь было скучно.

— А теперь начнется веселье! — возвестил второй демон, носивший кличку Дакс. Снова взвалил на плечо бочонок вина и затопал вниз по лестнице.

— Не сомневаюсь, скоро весь город с ног на голову перевернется, — заметила дракониха. И в ее словах Иризар услышал не столько шутку, а тревожное предчувствие.

— Если нам захочется, мы и королевство вверх тормашками поставим, — пообещал он, приветственно приобняв подругу за мощную шею. Дракониха была гораздо выше его ростом — не поднимаясь на лапы, она пригнула голову, чтобы ласково коснуться шершавой щекой его плеча.

Через минуту к компании присоединился и третий демон. Дэв-хан подгонял слугу с полным подносом закусок...

Когда бочонок и блюда наполовину опустели, дракониха первая решилась заговорить о главном.

— Ты исчез на долгий год, Иризар, — произнесла Сильг, прихлебывая вино из глубокого котелка, точно восточная красавица из миниатюрной пиалы. — Хозяйка послала вас избавиться от принца, но представь себе наше смущение, когда Дакс и Дэв-хан вернулись, а тебя всё нет и нет.

— Представляю, — хмыкнул демон. — С герцогиней нервный припадок приключился?

— Метала громы и молнии! — хохотнул Дакс. — Но всё-таки — где ты пропадал? Мы с Дэв-ханом видели тебя в последний раз, когда ты погнался за мальчишкой. А когда закончили дела — тебя позвали, да ты не откликался. Ну, мы и подумали, что ты наследничка к хозяйке потащил. Поставили замок на замок — и сюда вернулись.

Дэв-хан, слушая, согласно кивал, каламбур одобрил смешком.

— Вот меня и заперли, — вздохнул Иризар. — Видимо, слишком увлекся охотой... Я догнал, разумеется, принца и был так зол от этой беготни, что стер его в порошок! Только собрался развеять прах по ветру, как почувствовал удар, будто...

— Как бревном по голове? — подсказал Дакс.

— Удар в спину? — уточнила дракониха.

— Огненный залп? — не удержался даже Дэв-хан.

Иризар покачал головой, улыбнулся:

— Всё это, вместе взятое. Будто вдруг в ледяную прорубь ночью нырнул — темнота и холод... Когда очнулся — ничего понять не могу! Сразу бросился сюда. Больше я ничего не помню...

— Каков подлец! — возмутился Дакс. — Кто-то напал на тебя с тыла, братец. Хотел бы я знать, кто этот презренный трус!

— Может, это сделал чародей из свиты принца? — предположила Сильг. — Подкрался и наложил заклятье...

— Такое мощное, что я простоял, как каменный столб, целый год? — недоверчиво выгнул бровь демон. — В нашем королевстве нет таких умельцев.

— И должен быть еще кто-то, кто это заклятье снял... — продолжала размышлять Сильг.

— А как этот кто-то туда проник, мимо нашей-то с Дэв-ханом печати?! — не унимался Дакс.

— Не расстраивайся, дружище, — улыбнулась ему Сильг. — Иризару еще повезло! Если бы ваша печать оказалась безупречна...

— Я простоял бы столбом до скончания веков, — продолжил за нее демон.

Нахохлившаяся Эвигейт сидела на кухонном подоконнике между горшками и стопкой тарелок — глубоко задумавшись о чем-то своем, птичьем, уставившись в темноту шуршащего сада. Дождь барабанил по крыше, по распахнутым ставням. Несколько крупных капель упало на вздернутый к черному небу клюв вороны. Эвигейт вздрогнула, поежилась, еще больше взъерошила перья, став похожей на метелку для уборки пыли, но с места не сдвинулась.

— Если напустишь мух с комарами, ловить сама будешь! — недовольным голосом предупредила Гортензия, гремевшая у очага посудой.

Ворона по своему обыкновению прикинулась глухой.

Когда невесть откуда взявшийся мотылек впорхнул в кухню и закружил вокруг лампы, ворона и носом не повела. Гортензии пришлось самой взяться за полотенце — махая им в воздухе, точно ветряная мельница, бесчувственно выгнала непрошенного гостя в дождливую темень.

Встав над вороной, ведьма выглянула наружу, передернула плечами под теплым платком — и взялась уж закрыть ставни, как приметила вдалеке маленький огонек. Огонек приближался — то скрываясь среди зарослей, то поднимаясь на пригорок.

— Кто это к нам в такую непогоду? — в недоумении спросила Гортензия. Запахнувшись в платок, пошла открывать.

А ворона, по-прежнему не собиравшаяся покидать своего места, любопытно вытянула шею, прислушиваясь. Вот робко постучали, вот звякнул засов, дверь скрипнула... От порыва сквозняка ставня захлопнулась — сшибла ворону с подоконника на пол.

Поздний визит не явился для Гортензии особой неожиданностью. Ведьма давно привыкла, что нуждающиеся в помощи частенько предпочитают посещать ее втайне от соседей или даже от домочадцев. Без лишних вопросов она впустила топтавшуюся на пороге женщину.

Но расспрашивать посетительницу не было нужды. То ли от страха — не каждый день к ведьме ходить приходится! — то ли от горя та затараторила-зачастила так, что не остановишь. В минуту выяснилось, что дочка у нее — первая красавица на деревне, что замуж собралась. А парень хороший попался, работящий. Да только он деньги всю жизнь в тайник прятал, а куда — никому не говорил. А потом взял да помер! А без приданного дочку никто замуж не возьмет, а у него ведь на примете еще есть — так кабы не увела!..

— Куда уведет, если помер? — спросила Гортензия. Поток излишних слов, слез и жалоб она благоразумно пропустила мимо ушей, вслушиваясь не более, чем в шум дождя.

— Как это — помер? — замерла посетительница. — С утра ж жив был! Когда?!

— Ты ж сама сказала, — повторила ведьма, — собрался жениться, деньги спрятал и помер.

— Да это дед мой — деньги спрятал и помер! — всплеснула руками на непонятливую чародейку баба. — А теперь дочку не могу замуж отдать честь по чести. Мне в глаза этому старому дурню поглядеть охота! О чем он только думал, когда от собственной кровиночки монетку утаивал! Я ведь и пришла, потому как слыхала, что ваша братия умеет мертвецов с того света вызывать.

— За такие дела нашего брата на костер сажают, — возразила Гортензия. — Заодно с заказчиком сего безобразия.

— Да мне ж с ним только словом перемолвиться! — запричитала женщина. И добавила тихо: — Какой костер, матушка ведьма, коли никто не увидит, никто не узнает?

— Как могилу раскапывать станешь — никто не увидит? — хмыкнула Гортензия.

— Зачем могилу тревожить? — поперхнулась баба. — Я там цветиков насадила. Да и мертвяк, поди, уж совсем плох... Нельзя ли как-нибудь с душенькой его поговорить? Ведь ежли ему сызнова туловище дать, опять чего доброго драться полезет.

Гортензия скривила губы — осведомленные какие клиенты пошли нынче! Есть, конечно, способ, где нет необходимости поднимать покойников из гроба. Правда, давно она не баловалась теми заклятьями — в городе некромантия не могла остаться незамеченной. Но здесь, в глуши — и впрямь, кто ее услышит?..

— Принесла что-нибудь из вещей своего деда? — спросила она.

— Ага! Вот его подпояска, вот шапка, — обрадовавшись, принялась вытаскивать из-за пазухи баба.

Гортензия брезгливо взяла в руки засаленный пояс, украшенный простенькой вышивкой.

— Подходит. Чем платить будешь?

— Мы люди бедные, — немедля поджала губы посетительница. — Золота, матушка ведьма, не имеем. Куры, свиньи, коровы — вот всё наше богатство. Уж не побрезгуй, прими в благодарность хоть гусями, хоть цыплятами.

— Мериан! — кликнула Гортензия помощника.— Закрой все окна ставнями, да принеси из спальни зеркало.

— Оно же тяжелое! — возмутился парень, явившийся отнюдь не по первому зову. — Еще по лестнице тащить — точно разобью!

— Делай, что велено, не то в жабу превращу, — пригрозила лентяю ведьма.

Она уже не впервые пожалела, что приютила такого бесполезного помощника.

Стеная и сокрушаясь, Мериан всё-таки приволок из верхних комнат большое зеркало. Гортензия приставила зеркало к стене, приперла скамеечкой. Заглянула в мутноватое отражение, поплевала на стекло, протерла тряпочкой. Послала Мериана за водой, сама принесла нужную книгу. Полистала ветхие страницы, пошептала на холодную колодезную водицу.

Посетительница сидела ни жива ни мертва, следила за приготовлениями выпученными глазами, боясь слово молвить.

И вот Гортензия встала перед зеркалом — пояс покойника в одной руке, книга с заклятьями в другой. Пошептав, побормотав, вдруг закричала страшным голосом — да так, что Мериан едва с табурета не рухнул от неожиданности:

— Мертвая душа! Узнай свою вещь, покажись здесь! — и наотмашь пару раз стегнула зеркало пояском.

Зеркало замутилось еще сильнее. Мериан раззявил рот, увидав, как другой конец пояса прошел сквозь стекло, точно сквозь дым.

На третий замах пояс натянулся струной, как будто с той стороны кто-то за него ухватился. Гортензия, продолжая взывать, потянула на себя... В зеркале проявилось лицо мужчины. Показалась вся голова целиком, появилась рука — кулак с зажатым поясом.

Гортензия услышала клацанье зубов у себя за спиной.

— Ну, тот ли, твой? — поторопила она вдову. — Задавай скорей вопросы-то!

— Ох, матушка ведьма, это ж и впрямь он! — запричитала баба. — Прям как живой...

— Опять ты, дура старая? — висевшая в зеркале голова увидала вдову. — Думал, помру, на ином свете от тебя отдохну. Так нет же — и тут умудрилась достать!

— Ох, будто мне радостно тебя видеть! — вмиг осушила слезы вдова. — Как помер, только ведь и вздохнули вольно. Вон, дочка замуж собралась...

— Вот дура! Вся в мать! — только и ответил на новость покойник. Вдруг с нежностью спросил: — А котик-то как мой поживает? Поди, рыбки лишней не дашь, метлой лупишь?

— Жив-здоров твой котяра! — отмахнулась вдова. — Такой же блудня, как ты... был. Только ты мне зубы не заговаривай! Признавайся, где деньги спрятал?

— Не тебе, дура, знать! — рыкнул покойник. Вдруг схватил веник, оказавшийся поблизости от зеркала, и замахнулся на супругу: — Не тебе, дура, тратить!..

Он высунулся из зеркала, собираясь достать женщину! Вдова завизжала от страха. Но в тот же миг сам покойник с загробным воем втянулся обратно в зазеркалье. А оттолкнуло и вместо него ухватилось за поясок какое-то другое существо — невероятно страшное чудище. На расплывающейся нечеткой морде, будто слепленной из черного дыма, сверкали совершенно реальные оскаленные клыки. Чудовище сделало стремительный выпад, целясь достать клыками руку ведьмы, цепляясь за раму призрачными конечностями, стараясь пролезть сюда...

Но Гортензия схватила ведро и окатила пришельца холодной водицей. Чудовище отпрянуло назад — зеркало немедленно застыло, покрывшись узорами изморози. Еще мгновение было видно, как чудовище бьется о стекло в бессильной ярости. Потом всё развеялось, растаяло — и в зеркале вновь восстановилось привычное отражение.

— Кто это был?! — выдохнул Мериан.

— Едва голодного духа на свет не выпустили, — с досадой вздохнула Гортензия. Внешне она старалась сохранять спокойствие — но внутри всё обмерло от страха, сердце неистово колотилось. Даже думать было страшно, какой опасности она сейчас едва сумела избежать! — Потому-то я и не люблю туда соваться...

— А про деньги так ничего и не сказал! — выругалась посетительница, присовокупив пару крепких словечек в адрес покойника. Явление безымянного демона ее мало взволновало по сравнению с собственными проблемами.

— Ошибаешься! — возразила Гортензия.

И хотя проливной дождь не прекращался, они немедленно отправились в деревню...

Догадка ведьмы оказалась верной — покойник никому не доверил тайну своего клада. Никому — кроме пушистого любимца. Упитанный котяра верно исполнял роль сторожа — и согласился раскрыть тайну лишь на выгодных для себя условиях. Увидав монеты, не то что дочка покойника, бывшая бесприданница — сама хозяйка порывалась расцеловать усатую морду, хотя прежде зверя не жаловала...

Чтобы добраться от королевского до герцогского дворца, в карете нужно было проехать через весь город. Но это путь для людей. Кот мог позволить себе другую дорогу. Пробежать там, проскользнуть здесь, перепрыгнуть, перебраться, проскочить, забраться, перелезть... Осталось лишь залезть на дерево, цепляясь острыми когтями за кору, и перепрыгнуть на стену ограды. И вот он уже оказался во внутреннем дворике позади конюшен. Справа шелестела золотой листвой аллея, слева сыпал листопадом сад.

Шустро перебирая лапками, кот легким пушистым облачком пробежался по широкой каменной кладке, соскочил на крышу каретного сарая, а оттуда спустился на землю — утонув в ворохе палых листьев.

Этот уединенный уголок, куда по целым дням никто не заглядывал, избрал для упражнений молодой граф ден Ривэн. Здесь, вдали от посторонних глаз, Гилберт пытался освоить искусство владения мечом.

— Локоть выше!.. Шире размах!.. Не поворачивайтесь спиной к врагу, ваша милость!.. Ну вот. Сынок, подай меч господину...

На пустой бочке восседал наставник — старый солдат, из-за потери руки и глаза не годный к другой службе. В помощниках у него был младший конюх — коренастый паренек, снаряженный в помятые доспехи.

Несмотря на прохладную погоду Гилберт сбросил подбитую конским волосом защитную куртку и размахивал мечом в тонкой рубашке. Паренек же давно весь взмок, большой шлем съезжал на глаза — но это не мешало ловко уклоняться от выпадов, принимать удары на деревянный щит, легко и привычно бегать в тяжелых латах по дворику от вечно злящегося хозяина. Кривой вояка за этим подобием поединка наблюдал с удручающим спокойствием.

Наконец, молодой граф сумел совладать с длинным клинком — плашмя ударил юркого противника по голове, оставив в металле очередную вмятину. Паренек обиженно охнул, потер макушку, подсунув ладонь под шлем.

Гилберт опустил меч, отер рукавом со лба пот, убрал прилипшую к щеке прядь. Нет, сколько бы он ни старался, всё бесполезно. Дед его был королем-полководцем, отец — маршал. А он...

Он уже собирался прекратить тренировку, но вдруг заметил приближающуюся к ним троицу и приказал:

— Продолжаем!

Разумеется, только демоны имели наглость мешать занятиям господина.

Поглядывая на нелепое сражение, перебрасываясь шуточками, Иризар с приятелями уселись в сторонке — на бортик каменной поилки для лошадей. Верзила по кличке Дакс вытащил из-за пазухи холщевый мешочек с лесными орешками, стал щелкать в пальцах — твердые скорлупки брызгами летели на землю.

— Нашли представление! — прошипел Гилберт. И зазевавшийся паренек схлопотал по макушке.

Уйти сейчас — значит дать повод насмешкам...

Кот решил поиграть — зарылся в палую листву, точно под покрывало нырнул. Стараясь особо не шуршать, подкрался к каменной поилке. От поилки жутко несло конским духом, кот яростно потер лапкой нос, чтобы не выдать себя чиханием.

Эти трое были мало похожи на благородных рыцарей — наёмники-убийцы, искатели приключений и легкой наживы...

Один из них, этот Дакс, показался Мэриану похожим на кабана: крепкий, плотный, тупорылая морда заросла черной щетиной. Могучие плечи в любую погоду покрывала потертая медвежья шкура, от нее за сотню шагов несло звериным духом и кислым пивом.

Второго — вечно молчащего, жилистого, с тонкими сомовьями усами на вытянутой физиономии — звали Дэв-хан. На голове у него сидела мягкая войлочная шляпа, глубоко надвинутая на глаза. Спереди поля были завернуты наверх углом, напоминая птичий клюв. Шляпу украшали длинные фазаньи перья, падающие сзади на спину. При каждом повороте головы кончики перьев легко взлетали в воздух, точно специально дразнили Мэриана...

Третий напомнил своей черной гривой дикого льва. Своего собрата кот видал, когда бродячие жонглеры привозили в город зверинец. Большая кошка лежала в клетке, с непередаваемым презрением смотрела на глазеющих зрителей, и колтуны, свалявшиеся за ушами, были один в один как эти грубые колючие косицы, длинными паучьими щупальцами падающие на затянутую в дубленую куртку спину.

Совсем не к месту припомнились Мэриану шелковые косы хозяйки. Сегодня он пропустил утренний туалет и не помог их хорошенько расчесать...

А пахло от этого не едой и потом, как от остальных, а чем-то странным, опасным. Мэриан где-то встречал подобный запах, вот только где...

Мэриану дорого обошлась беспечность! Иризар сразу заметил копошение в листве — и когда кот подобрался слишком близко — одним движением выхватил за шкирку из засады. Ошарашенным зверьком, его пуховым пузом, почистил от грязи, точно щеткой, свой сапог, резко потерев вверх-вниз по голенищу. И небрежно выкинул за спину. Оглушенный, онемевший от возмущения кот улетел в кусты, кипя от гнева и позора.

— Какая интересная идея, — заметил как бы между прочим Иризар, — обучаться фехтованию у калеки-оруженосца, который в первой же своей битве потерял глаз, руку, честь и надежду стать когда-нибудь рыцарем.

— А вдруг он особые приемы знает? — хмыкнул Дакс, протянув приятелю на широкой ладони горсть очищенных ядрышек.

— Особые приемы мой господин и сам знает, — сказал Иризар. — Но боюсь, на турнире они ему не пригодятся. Не совсем же он у нас глупый, чтобы против рыцарей колдовством идти?

— А против соломенного чучела? — поддакнул Дакс.

— Не удобно. На коне, на всём скаку... Нет, копьем всё ж сподручней.

— А можно промахнуться и сразу в короля попасть. То-то герцогине радость будет.

— Нельзя, иначе кто же нашего повелителя в рыцари посвятит! А без этого свадьбе не бывать.

— Ну и пусть бы! Принцессе нужен в мужья мужчина, а не вторая принцесса.

— На турнире его светлость в пылу сражения не удержится — проявит свои способности, пару-тройку рыцарей развеет в прах одним испепеляющим взглядом... Но боюсь, чернь его талант не оценит — схватят и отправят на костер.

— Убьет пару-тройку, говоришь? — усомнился Дакс. — Но ведь на празднике наверняка будут и колдуны из Гильдии. Они сразу учуют некроманта.

— Праздник обещает быть интересным! — усмехнулся Иризар, и Дэв-хан хлопнул его по плечу. — Сначала турнир, потом драка со светопреставлением, а к ночи — костер с запеченным некро...

— Довольно! — не выдержал Гилберт, в сердцах ударив паренька так, что тот отлетел, взбороздив носом листву. Закашлявшись от поднятой пыли, граф выкрикнул: — Позабавиться явились? Больше не придумали занятия?

— Нет, господин, — нарочито подобострастно ответил Иризар. — Я жду твоих распоряжений. Или ты забыл, что теперь я принадлежу тебе? Твоя матушка так решила, я не виноват, уж извини.

— Убирайтесь! Я не нуждаюсь в ваших услугах!

Кривой наставник и паренек приняли эти слова на свой счет: как будто только ждали возможности откланяться.

— Глядя на тебя, повелитель, и мне что-то захотелось размяться, — заявил Иризар. Поднялся с места, обнажил клинок. Гилберт невольно сделал шаг назад.

Двое демонов отложили орешки и приготовились наслаждаться зрелищем.

— Чего ты от меня хочешь? — процедил Гилберт, принимая удар на клинок.

— Хотеть и желать — занятие господ. Я, твой покорный раб, могу лишь исполнять и...

— И выводить меня из себя!

— Какой ты, мой господин, чувствительный, просто как девушка! Пожалуй, я буду звать тебя Бертой. Ты не против? — И он с размаха рубанул понизу — графу пришлось высоко подпрыгнуть, чтобы не остаться без ног.

Два демона под деревьями дружно заржали.

— Представить боюсь, как ты стерпишь унижения от взрослых дяденек-рыцарей на турнире, — сочувственно продолжал Иризар. — Как бы руки на себя не наложил после такого позора!

— Какой еще турнир? — пробормотал Гилберт, поглощенный парированием молниеносных нападений.

— Обычный, где мужики в железках друг другу зубы и глаза вышибают. Такая потеха устраивается при дворе, когда народу хочется праздника, а король как раз новых дураков в рыцари посвящает. По весне тебе предстоит стать одним из них, забыл?

— Я не думал о турнире...

Конечно, слуга не мог ранить своего господина, но какое же удовольствие светилось в переливающихся радугой глазах, когда демон удерживал клинок в самый последний момент. И вместо того, чтобы разрубить с хрустом и брызгами, кончик острия лишь больно жалил, точно пчела. До слез обидный и унизительный урок. Стиснув зубы, Гилберт изо всех сил старался парировать выпады. Но не успевал ответить на большинство, почти на все! И злился, и всё чаще впустую рассекал воздух клинком, махал без толку, будто деревенский мальчишка палкой на бабочек...

— Ну, разумеется, девочки не любят драться, Берта, — продолжал соболезнующим тоном демон. — Только тебе придется, тебя заставят. Как ты справишься со всеми этими традиционными испытаниями мужества, ума не приложу! Разве что колдовством? С дряхлым кудесником у тебя неплохо получалось. Загвоздка лишь в том, что раскрывших себя прилюдно чернокнижников обычно сажают на костер. Представь, что за веселье будет городу! Ты станешь героем! Всех сплетен.

— Постой, так ты знаешь? — опешил Гилберт.

Сердце замерло, пропустив удар — неужели его тайну раскрыли?

— Ты следил за мной?.. — прошептал он потерянно. Иризар улыбнулся этому беспомощному взгляду.

— А как же! Вдруг, думаю, маленькая Берта ночью в лесу заблудится, плакать станет...

Гилберт отчетливо видел, как Иризар нарочно медленно обводит его клинок своим, заставляя вывернуть запястье и выпустить рукоять. Видел — но ничего не мог сделать. Подхватив выпавший меч второй рукой за клинок, демон ухмыльнулся и, проведя крестовину между ног противника, подсек перекладиной под колени — словно в пируэте танца сделал шаг в сторону. Пораженный более морально, чем физически, Гилберт неловко упал — и, получив вдобавок сзади тычок между лопаток, рухнул на четвереньки, ударившись ладонями о жесткую землю.

— Вот я и проследил за тобой, — продолжал Иризар, вложив свой клинок в ножны. Протянул руку, помогая подняться, любезно вернул отобранное оружие. — И уж так я удивился! Даже пожалел, что не удалось тебе это представление закончить. Всего-то чуть-чуть оставалось! Право, жаль. Решил за тебя колдуну голову оторвать, что ж он стал бы недобитый мучиться. Куда тебе ее, кстати, голову-то? В зелье вскипятишь каком-нибудь или запечешь с капустой?

— Ты — что сделал? — переспросил Гилберт, побледнев.

— Отрубил голову, — пояснил тот, заботливо отряхнув с рукава хозяина соринку. — Отделил от туловища посредством перерубания шеи мечом. Что непонятного?

— Светлые Небеса! Какой бес надоумил тебя это сделать?!

— А что, безголовый тебе не подойдет?

— Нет!!

— Ну хорошо, значит, можно выбросить, — пожал плечами Иризар.

В покоях принцессы, как обычно в это время дня, собралось блестящее общество придворных дам. Они делали вид, будто заняты рукоделием — шьют изысканные узоры, нижут жемчуга или вяжут мужьям теплые чулки к зиме. Но на самом деле, — и это был не секрет, — приходили сюда лишь за свежими темами для разговоров.

— Душечка маркиза, какое на вас платье! Могу ли я прислать к вашей портнихе свою за выкройкой?

— Обратите внимание, какое покрывало нахлобучила графиня. Оно ее старит, не правда ли!

— Она и без того морщиниста, что мои туфли. Ее уже ничем не украсишь.

— Но почему же вы не закажете новые башмачки?

— Милочка, мой муж вместе с вашим уехал в поход, знаете ли! И запретил домашнему казначею давать мне ключи от сокровищницы.

— Ну так закажите в долг! Как моя кузина — она уж все сундуки новыми платьями набила.

— Вот вернется ейный муж, кхе-кхе... И продаст ее за долги язычнику султану. Вместе со всеми нарядами...

— Велика беда! — заливисто засмеялись дамы.

Фрейлинам ничуть не мешали попытки принцессы и милой юной баронессы разучить дуэт для лютни и свирели. В гомоне голосов музыкальные инструменты едва были слышны.

— Интересно, а какое платье выберет ее высочество для своей помолвки с графом ден Ривэном?

— Я считаю, ей к лицу будут золотые кружева.

— И фестончики на рукавах!

— Глупости! Всё нужно отделать воланами! И по рукавам, по лифу вот тут, по подолу...

— Светлые Небеса, какой вздор вы говорите, дорогие мои. Ее высочество пойдет за Гилберта? Он, конечно, милый мальчик, не спорю...

— Он такой хорошенький!

— Ах, кудри!..

— Ах, ресницы!..

— Он паж!! Дамы, наша Адель заслуживает достойного супруга. А смею вам напомнить — граф всё еще состоит пажом при собственной матери!

— Ему уж скоро двадцать лет исполнится, а в рыцари не посвящен.

— Мой старшенький стал рыцарем в пятнадцать лет, его сам король удостоил на поле брани...

— Позвольте, вы путаете — Гилберт состоит оруженосцем при маршале!

— И герцог уехал на войну, а его оруженосец остался дома?

— Ну да, его матушка не отпустила.

— Право, это смешно!

Дамы и благородные барышни вновь зашлись в неудержимом веселье.

— Хватит! — воскликнула Адель, бросив листок с нотами и свирель.

Все разом примолкли, с искренним удивлением обернувшись к госпоже.

— Довольно на сегодня! — обратилась принцесса к испуганно застывшей в обнимку с лютней девушке. — Я утомилась. Мы продолжим разбирать мотив завтра. Прошу всех меня покинуть.

Оскорбленные проявленным принцессой небрежением, фрейлины неспешно удалились — поджимая подкрашенные губы, шипяще перешептываясь между собой.

Оставшись в одиночестве, принцесса забралась в кресло с ногами, обняла колени — и, уткнувшись лицом в подол, разрыдалась.

— Дуры! Да Гилберт, он же... А вы... Курицы! Раскудахтались... — невнятно слышалось сквозь всхлипывания. — Вот узнаете, когда он королем станет!.. Если брат не вернется... Бра-а-ат!.. — и слезы вновь потекли потоком.

Выплакавшись, принцесса наконец-то заметила, что в оконные ставни кто-то скребется. И наверное, уж давно скребется — потому как уже тихонько и безнадежно.

Адель бросилась, распахнула окно.

На подоконнике сидел грустный дымчатый кот, нахохлившийся, распушивший и без того пушистую шубку. Принцесса ахнула и, прижав этот комок меха к груди, понесла скорей греться к камину.

— Я понимаю, тебе пореветь хочется, — проворчал Мэриан, устраиваясь на бархатной подушке на скамеечке перед камином. — Но мне на ветру тоже было не слишком весело. Осень на дворе, между прочим!

— Прости, Мэриан, — шмыгнув носом, быстро вытерла глаза принцесса. — Но эти проклятущие фрейлины такого опять наговорили!..

— Не ругайся, тебе не пристало, — урезонил хозяйку кот. — Выгони их всех к демонам собачьим — и дело с концом!

Голос у кота был приятный и мягкий, как он сам.

— Я бы рада... — вздохнула Адель. — Может, мне в монастырь податься?

— А кто за королевством присмотрит? — вскинулся кот. — Окно закрой, так и простудиться недолго. И позвони, пусть принесут чего-нибудь поесть! С утра ни рыбного хвостика во рту не было.

— Я справлялась на кухне, меня заверили, что перед уходом ты плотно отобедал. Где ты был, кстати?

— Кому ты веришь — мне или кухаркам?! Я голоден как зверь! Целый день ради тебя по холоду бегаю, босиком! А ты будешь куском хлеба попрекать?

— Ты не ешь хлеб, — улыбнулась принцесса. Опустившись подле скамеечки на колени, погладила любимца по выгнувшейся спинке. Задрав хвост развесистым страусиным пером, Мэриан заурчал, но пререкаться не закончил:

— Лапы все отморозил, брюхо... мррр... испачкал, чуть под лошадь не попал... Мррр... И всё ведь не угодишь!.. Угу, еще вот здесь почеши...

— Так ты мне расскажешь, где сегодня был?

Этот вопрос заставил Мэриана очнуться, стряхнуть накрывшее теплой волной блаженство. С некоторым неудовольствием он осознал себя в неприличной позе — раскинувшимся на подушке кверху пузом, свесив хвост и растопырив лапы. Притворно зевнув, будто нечаянно задремал, он быстро перевернулся. Завернул лапки под грудкой калачиком, прикрыл хвостом бок, округлил честные янтарные глаза:

— А что мне за это будет?

Гилберт не мог спать. В общем-то, это уже вошло в привычку. Безумно хотелось забраться под одеяло — и заснуть, забыть о всех проблемах, о всех ужасах, причиной которых был он сам... Но это всё пустые желания. Даже если ему удастся каким-то чудом справиться с собой, перестать тревожно вслушиваться в каждый шорох, отогнать стискивающий сердце ледяными пальцами полуночный страх, кошмары дня просто сменятся кошмарными сновидениями, от которых просыпаешься в холодном поту, в слезах, со смертельным чувством вины... Не было смысла раздеваться, ложиться — так хотя бы он может сесть над книгами и сделать вид, что занят чтением.

Герцогский дворец давно погрузился в тишину, лишь время от времени нарушаемую перекличкой ночной стражи. В камине догорал огонь, багряное пламя придавало густому сумраку кровавый оттенок, но не защищало комнату от осеннего холода.

Но пробегающая по телу дрожь была не от холода. Гилберт вглядывался в глянцевую тьму зеркала. Он старался заставить себя думать о том, что скрывалось за этой чернотой. Он сам создал этот кошмар — и он сам должен понять, как от него избавиться. Не может быть, выход наверняка есть, что-то можно сделать... Но от усталости разум словно заволокло серой пеленой тумана, все мысли стер тупой страх... Безразличие навалились на грудь, мешало дышать. Сколько он еще может выдержать? Ему всё надоело, он готов сдаться...

Гилберт подошел к зеркалу, провел рукой по тусклому отражению...

— И что такое интересное ты там прячешь?

От чернеющей полосы простенка между окон отделилась высокая фигура.

— Иризар? — дрогнувшим голосом сказал Гилберт. — Как ты сюда проник?.. Нет, какого дьявола ты здесь делаешь? Я тебя не звал!

— Я — делаю? Ничего, потому что так и не дождался твоих указаний, — насмешливо сверкнул глазами демон. — Ну, так что за секреты ты там прячешь, Берта?

И оттеснив господина, он потянулся к потайному рычагу на раме.

Гилберт не задумываясь выхватил кинжал — из ножен у пояса демона — и приставил клинок к запястью:

— Не смей. Не твое собачье дело.

— Не доверяешь? — прищурился Иризар. — Мне просто любопытно взглянуть на твое детище, из-за которого ты готов пожертвовать собственной жизнью. А ты просто-таки горишь желанием сгореть на костре!

Иризар перехватил лезвие ладонью и сжал в кулаке. По клинку вниз, на руку Гилберта, стекла струйка теплой крови. Граф отшатнулся, отпустил рукоять:

— У тебя кровь красная?.. — воскликнул он в смятении.

— А ты думал, будет зеленая? — хмыкнул демон, отбросив кинжал. — Нет, такая же, как и твоя. Мой создатель поступил несказанно умней тебя, наградив демона человеческой плотью.

— Ради твоего воплощения в жертву принесли человека? — в голосе Гилберта звучало неприкрытое отвращение.

— А что пожертвовал безымянным духам ты? Медведя? Волка? — насмешливо спросил Иризар. — Зато, в отличие от тебя, мой творец не забыл снабдить меня разумом. Благодаря чему мне до сих пор удается сохранять свою уязвимую человеческую шкуру.

— Как ты можешь сравнивать... — с досадой произнес Гилберт.

— Тебя с моим создателем? Или твое чудище с тобой? — подхватил демон. — По-моему, твое творение получилось очень похожим на тебя! Стоит, бессмысленно выпучив глаза, и слушать ничего не желает.

— Ты его видел? — Гилберт устало опустился на край постели.

— Я же должен знать, из-за чего рискую собственной шкурой, — заявил Иризар. Сделал паузу, позволяя задать напрашивающийся вопрос. Но не дождавшись, продолжил:

— Думаешь, ты поставил на кон только собственную жизнь? Как бы ни так! Если ты решишься на новую глупость, и твое чудовище вырвется из чулана, примется жрать горожан, как долго ты сможешь скрываться? Ах, нет же! Ты ведь у нас благородный — ты сам явишься с повинной! И внимательные судьи охотно выслушают все твои вопли под пытками. Конечно, ты будешь отчаянно держаться до последнего, но долго вряд ли протянешь — и выдашь с головой и твою матушку-интриганку, и меня заодно, твоего покорного слугу.

Гилберт не отвечал. Он просто проваливался в черноту, голос Иризара звучал будто издалека, то приближаясь волнами, то отдаляясь, то глуше, то громче...

— Но если тебя отправят на костер, то мне такой легкой смерти не дождаться. Колдуны Гильдии боятся некромантии хуже чумы. Меня они отправят монахам — а ты не представляешь, до чего это любопытные твари! Мне уже доводилось бывать в монастырских подземельях, приятного в этом мало. И я отнюдь не горю желанием туда вернуться, чтобы и дальше просвещать их касательно сути моей дьявольской природы...

Красноречие демона осталось неоцененным. Гилберт свернулся поверх покрывала, обхватив себя за плечи, вздрагивая, погрузился в тревожный сон. С сожалением посмотрев на молодого хозяина, Иризар разжег в камине затухающее пламя. Мальчишка не знает, во что ввязался. Так нелепо, так глупо рискует собственной жизнью, не понимает истинную цену бьющегося сердца, горячей крови. Не ценит то, за отдаленное подобие чего безымянные духи готовы заплатить неимоверную цену, согласны становиться демонами, слугами...

Иризар достал из-за пазухи перстень — тот самый, с мерцающим черным опалом. Тот самый, который вот уже столетия держит его в этом мире. Тот самый, который герцогиня передала сегодня сыну, но он легкомысленно отверг... Демон осторожно взял руку графа и надел перстень на палец. Лишь после этого бесшумно исчез в густом сумраке.

Едва демон растворился в темноте, воздух над кроватью сжался в плотный сизый туман. Проступил силуэт человека, облаченного в серебристую мантию с низко опущенным капюшоном. Словно существо это было здесь всё это время, оставаясь невидимым даже для глаз демона. Сидело на краю постели и задумчиво проводило своей бесплотной, прозрачной ладонью по волосам графа, голова которого покоилась у него на коленях.

Только первые лучи солнца, пронзившие разноцветную мозаику оконных стекол, заставили этот безмолвный силуэт растаять...

Старшая фрейлина сидела как на иголках. Вообще-то она делала вид, что занята вышиванием, но от нетерпения не следила, куда втыкает иглу — и уже раз пять попадала себе в пальцы.

Наконец-то маленький паж прибежал доложить о долгожданном госте.

Грохоча сапогами, вошел статный рыцарь с надменным взглядом, широкой нижней челюстью и жесткими, как щетки, усами.

— Ах, барон дир Ваден! — подхватилась с кресла фрейлина. — Вы опоздали!

— Ничего, час можете и подождать, — отмахнулся барон, забыв поклониться даме.

Фрейлина кокетливо засмеялась, и звук этого деланного смеха был мало приятен.

— Итак, вы обещали мне свидание с принцессой наедине! — напомнил барон.

— Да-да! — взмахнула руками дама. — Она сейчас как раз в саду, мечтает...

— В саду? — поморщился барон. — Там же холодно. Ну да ладно, ведите!

Фрейлина вновь мелко захихикала и жестом пригласила следовать за ней.

Принцесса Адель любила подолгу оставаться в саду, даже несмотря далеко не солнечную, ветреную погоду. Сегодня ей не хотелось заниматься ни рисованием, ни музыкой. Отложив свирель, Адель задумчиво скользила взглядом по переплетающимся побегам винограда, ползущим вверх по решетчатой шпалере. Голые, цепляющиеся за деревянные рейки так, что не сорвет никакой ветер, эти стебли казались ей чем-то, заслуживающим уважения. Один-единственный листок, совершенно высохший и сморщенный, упрямо болтался на поломанном черешке под порывами ветра...

Вышедший из галереи человек случайно задел листок рукавом. Сорвавшись с плети, кувыркаясь в воздухе, листок пролетел над головой принцессы — и та, к собственному удивлению, ловко его поймала, осторожно зажала хрупкий черешок в тонких пальцах. Так странно — листок выдержал испытания сезонами и погодой, но оборвался от такой малости... Адель почудился в этом наблюдении глубокий философский символ.

Но полно раздумывать — гость выжидающе замер перед принцессой.

— Барон дир Ваден? Какая неожиданность. Вы сегодня сверкаете золотым шитьем ярче, чем епископ на праздник, — весело заметила она. — Какие неотложные дела вас сюда привели?

Барон приосанился, маслянистым взглядом обвел маленькую принцессу, ростом едва достигавшую ему до середины плеча. Низко поклонился, стянув с головы пышный бархатный берет, шаркнув пером по песчаной дорожке.

— Путеводной звездой мне светила ваша улыбка! — изрек он затверженную фразу. А пожалуй и не заметно, что невеста хромая. Если сидит — так тем более нет разницы. Да и косящего глаза не видно, коли эдак взглянуть...

— Барон, если вы думаете начать снова, то прошу уволить меня от ваших притязаний! — нахмурилась Адель. — Я ответила вам в прошлый раз. Вам мало?

— Ваше высочество, вы разумная девушка! — начал барон вкрадчиво, но в глазах сверкнуло раздражение. — Вы должны понять, что наш брачный союз взаимовыгоден!

— Вы мне деньги, я вам — титул? — фыркнула Адель. — Я дочь короля! Неужели вы вправду верите, будто я соглашусь? Выйти за вас — рыцаря, сделавшего себе имя и состояние на турнирах, на торговле отобранными у соперников лошадьми и оружием?!

— Не только! Я сражался в военных походах под знаменами вашего отца! И мое имя и состояние будут для вас лучшей поддержкой, когда вы взойдете на престол! — веско заявил барон. Его уже начинало бесить то, как принцесса крутит в пальцах пожухлый лист. — Королевская казна истощена! На что вы думаете снарядить армию против соседей?

— Небеса благословенны! Зачем мне воевать с соседями? — изумилась Адель.

Барон, не выдержав, выхватил наконец из ее рук листок и, смяв в кулаке в труху, взревел:

— Затем! Когда вы станете королевой, только ленивый не захочет завладеть страной! Девка на троне — как упустить такой шанс?!

— Во-первых, как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне? — побледнела принцесса, в то время как у барона физиономия налилась багрянцем. — Во-вторых, как вы вообще сюда прошли, кто вас впустил? В-третьих, наследник престола — мой брат, принц Лорен! И никто не вправе оспаривать его право!

— Ну и где же он, ваш драгоценный братец? — ядовито поинтересовался барон.

— Путешествует!

— И долго еще собирается? Не глупите, принцесса, выгодней меня вам жениха не сыскать!

— Даже если б вы остались единственным мужчиной во всем королевстве, я не дала бы вам согласия! — выпалила принцесса.

В пылу распри никто не замечал украдкой пробиравшегося между ног кота. Мэриан сразу приметил берет, брошенный бароном на скамью. Аккуратно потянув за перо, стащил роскошный головной убор на землю, на пожухлую бурую траву. Там, в тени, кот с удовольствием потоптался на бархате, задрав хвост... А от души отомстив за хозяйку — выпихнул оскверненный головной убор обратно на дорожку, к сапогам настырного гостя.

— И не смейте приходить впредь! — дрожащим от возмущения голосом говорила принцесса. — Довольно! Ваши уговоры не возымеют успеха! Я никогда вас не полюблю, даже если бы мое сердце было свободно! Я помолвлена, и закончим с этим!

— Когда? — разом побледнел барон. — Мне никто не сказал!

— Годы назад! — отрезала Адель.

— Вы лжете?

— Да как вы смеете... Стража!!

Барон понял, что свидание окончено. Подхватил берет — и ушел с оскорбленным видом.

— Ну, как всё прошло? — кинулась к нему фрейлина. Но вместо обещанной награды за пособничество рыцарь крайне невежливо отшвырнул ее с пути.

— Помолвлена она! — рыкнул он. — Когда только успела?!

— Когда? — семенила следом фрейлина. — Ничего не понимаю! Это недоразумение!

— Это недоразумение уже кому-то обещалась! — вскричал он, резко развернувшись, так что дама едва успела остановиться. — Кто-то у нее был на днях?

— Только герцогиня Эбер, — пролепетала фрейлина. — С сыном...

У барона неприятно сузились зрачки:

— Как его там, Готфрид?

— Гилберт, — подсказала фрейлина.

Кивнув, барон нахлобучил на голову берет. Но сморщившись, сдернул, поднес к носу — и забористо чертыхнувшись, швырнул наземь и бросился вон.

Одним осенним ветреным утром Эвигейт покинула излюбленный насест возле теплой печной трубы и забралась на крышу, откуда, оседлав флюгер в виде дракона, принялась внимательно озирать окрестности. Гортензию тоже посетило какое-то странное беспокойство — она то и дело выходила на крыльцо и всматривалась вдаль, на видневшуюся за рощицей дорогу. А накануне ведьма вдруг занялась готовкой — парила-варила-жарила так, будто созвала гостей на праздник. У помощника аж слюнки текли от заманчивых запахов — но под хмурым взглядом ведьмы бедный парень не смел и кусочка отщипнуть, покорно относил все копчения-печености в подпол на ледник.

— Вы кого-то ждете? — допытывался Мериан.

— С чего ты взял! С какой стати? — отмахивалась та. — Только гостей мне тут не хватало! И так на зиму никаких припасов не скопила.

Но после полудня ворона вдруг слетела вниз и уселась на кухонный стол.

Гремевшая посудой ведьма обернулась:

— Что?

В ответ ворона молча указала клювом в сторону дороги.

— А то просто сказать нельзя!.. — проворчала Гортензия, торопливо вытерев руки о передник, и поспешила на крыльцо.

— Значит, всё-таки гости! — уличил хозяйку Мериан, который тем временем пытался залатать прохудившуюся корзину. И за неуважение к старшим немедля получил по носу отскочившим прутком.

Гортензия остановилась на ступеньках в недоумении. От рощи к дому двигалась странная процессия. Впереди вприпрыжку торопилась Лиза-Энн, рукавом прикрывая себе нос, точно собиралась расчихаться. За ней, несколько на отдалении, ехала маленькая повозка, запряженная рыжим осликом. Правила женщина, закутанная в теплый дорожный плащ. Лицо ее скрывала ужасная повязка из порванной тряпки, намотанная вокруг головы прямо поверх шляпки с пестрыми перьями. Из щели только настороженно блестели острые глазки.

За повозкой семенила гнедая кобылка. В седле, пружинисто подскакивая в такт шагам, сидела еще одна путешественница. И так же как у спутницы, лицо ее пряталось под повязкой из большого платка. И даже морду лошади украшал перевязанный крест-накрест шарфик.

Первой подбежала к дому Лиза-Энн, страшно косясь на путешественниц, громко зашептала:

— Госпожа Гортензия, тут к вам эти! Дорогу спрашивали, вот я и довела. Только они больные какие-то, вы б с ними осторожней... — предостерегла девица. И поспешила убраться восвояси.

Проводив девицу настороженными взглядами, путешественницы с явным облегчением сняли повязки.

— Уф! — вздохнула пухлая ведьмочка средних лет, вылезая из возка. — Насилу тебя отыскали, Хермелин! Ну ты и забралась в дремучую глухомань!

— Лаура? Эрика? — узнала Гортензия подруг. — Зачем пожаловали?

— Проведать, не поймал ли тебя некромант. А то переловит всех по очереди — так и не придется больше свидеться, — улыбнулась высокая худощавая ведьма, слезая с лошадки. — Так соскучилась — ради встречи с тобой два дня по колдобинам тряслась!

— До столицы же от силы день пути! — удивилась Гортензия.

— Да это что! — отмахнулась пухлая Лаура. — Я вот почти три дня ехала! Пришлось сделать крюк, чтобы дозорный пункт обогнуть.

— И не говори! — обернулась к толстушке Эрика. — Эти стражники, с ними совершенно невозможно договориться. Упрямы, как бараны! Но и тупы, кстати, тоже — им глаза отвести, что чихнуть. Теперь, поди, так и будут всю жизнь считать, что если лошади под хвост правильно плюнуть, она летать сможет! — Ведьма не удержалась от смешка, вспомнив выражение лиц этих стражников.

— Какие стражники? — вмешалась Гортензия. — О чем вы толкуете? И почему явились в таком виде? Вы что, заразу какую подцепили?

— Мы? Мы совершенно здоровы. Это у вас тут чума свирепствует!

— Моровое поветрие! Вон, и поселянки бегают чумные какие-то.

— Оттого и заставы вкруг графства на дорогах расставлены — чтобы по всему королевству болезнь не разнесли, особенно в столицу.

— Никого не пускают и не выпускают. Ты-то как сама, Хермелин, не хвораешь?

— Я-то в полном здравии и в своем уме! — проворчала Гортензия. — В отличие от вас. Никакой чумы с мором в здешних краях нет и в помине. И как вы могли поверить в эти глупости! Старые ведьмы, а позволяете себе голову морочить, ну точно девчонки!

— Да ты сама эти заставы не видала, разве? Когда сюда ехала? — удивилась Эрика.

— Я что, по-вашему, со всем своим скарбом должна была на телегах добираться? — хмыкнула Гортензия. — Я себе в Гильдии прямой портал заказала, сразу от старого дома — сюда. Дорого, но не трястись же по грязи!

— Ну, вещи-то понятно. А сама как доехала?

— И я следом, через тот же портал и перепрыгнула! — ответила Гортензия. — Что, я тут всё хозяйство без присмотра должна была оставлять?

— Какая ты смелая, оказывается! — обомлела от удивления Лаура. — Через портал... Не помню, чтобы кто-нибудь на такое отваживался! Так только демоны скачут, туда-обратно...

— На то они нелюди и есть, — пожала плечами Эрика. — Я, кстати, слыхала, в соседнем княжестве порталы для военных целей разрабатывают...

— Ох, хорошо так уметь, конечно, да больно опасно. Боязно... — сказала Лаура. — Куда как лучше на метелке верхом! Вот была б я помоложе — так за полдня сюда б долетела! А сейчас уж годы не те на метле кататься.

— Обломится под тобой метелка-то, — хихикнула Эрика. — Так как, Хермелин, ты нас в дом пустишь иль и дальше болтать тут будем?

— Это вы что же, у меня ночевать собрались? — подняла бровь Гортензия. — Поди и обедом вас кормить придется? У самой есть нечего — так нате, гости нагрянули! Тут вам не столица, в деревнях люди бедные да жадные, лишней морковки за зелье не выпросишь. Ума не приложу, чем вас потчевать...

— Какой у тебя домик, Хермелин! — восхищались подруги. — Говоришь, за сколько ты его купила?

— Недорого, — отмахнулась Гортензия. — Откуда у меня деньги-то? Да и не дала бы много за такую лачугу. Не знаю, где вас бы и разместить, в такой тесноте...

После застолья разговор подруг продолжился перед огоньком камина. Сдвинули обложенные подушками кресла, разлили по кружкам пенистое терпкое рябиновое пиво. По десятому кругу обсудили здоровье, уже не позволяющее, как в годы юности, носиться над полями и лесами в чем мама родила, оседлав метлу или даже любую попавшуюся под руку мало-мальски подходящую корягу. Обсудили будоражащие столицу слухи о пропавшем принце. Поговорили о некроманте, призраком носящемся по улицам города и безжалостно убивающем честных колдунов и чародеев. Вспомнили и погрустили о пропавших знакомых, чьи души он унес...

— Ты ведь из-за некроманта уехала, да? — спросила Эрика.

— Да, — призналась Гортензия. — Он почему-то счел меня достойной своего внимания.

— Так ты его видела? — оживилась, заерзала в кресле Лаура.

— Привелось, — кивнула Гортензия. — Девчонки, просто подумать смешно, всю нашу братию запугал безбородый юнец! Ему лет, наверно, столько же, сколько Мериану.

— Но этот мальчишка обладает знанием и силой, — возразила Эрика.

— Да, тут не поспоришь.

— Я поняла! — воскликнула Лаура. — Должно быть, чернокнижник просто вселился в своего ученика! Он, наверно, стал очень старый, дряхлый, вот и решил взять себе молодое тело. Они, некроманты, это умеют.

— Полезное умение, — вздохнула Гортензия. — Я б тоже, если подумать, не отказалась заполучить в свое распоряжение тело какого-нибудь молодого красавчика!

— Размечталась, старая ведьма! — расхохотались подруги.

— Да уж, куда мне, — вынужденно согласилась она. — Я свой шанс упустила без возврата... Что думать о мужчинах, коль вся рожа в морщинах. Вон, на лбу три, да под носом, да у глаз...

— А ты мои посчитай! — подхватила Эрика. — У тебя хоть три, а у меня — вот! Всё в мелкую складочку!

— Да где?

— Да вот!

— Полно, это ты специально так скуксилась. А если вот так сделаешь — то ничего и не видно.

— Ну не могу же я "вот так" на люди выйти! Меня же тогда не за ведьму, меня же тогда за демона примут!.. Лаура, а ты что молчишь?

— А что мне сказать? — с невинным видом переспросила толстушка. — Это на вас шкурка обвисла, потому что больно худые стали. А у меня щечки-яблочки — где морщинить?..

За это решили выпить. Снова наполнили кружки.

Красноватое солнце склонилось к горизонту, просвечивая золотисто-черными полосами рощицу за окном...

Эрика напомнила, что они так и не услышали историю покупки дома.

— Да что тут рассказывать? — притворно скромничала хозяйка. — Ну, пришла в Гильдию уведомить о срочном отъезде. Про некроманта я там конечно не распространялась, а то бы еще заставили подключиться к его поимке-розыску. Подумала, лучше уж сбежать по-тихому, без лишнего шума. Ну, а заодно поспрашивала, нет ли где в провинции свободного места для квалифицированной ведьмы. И секретарь-казначей вспомнил, что год назад в Гильдию заявился один сумасшедший с бегающими глазками, с волосами дыбом — поручил подыскать замену на свою должность, потому что самому надобно-де срочно отбыть по важному делу, далеко и надолго. Это и оказался бывший придворный астролог принца Лорена.

— Того самого пропавшего принца? — ахнула Лаура.

Гортензия кивнула, отхлебнула ароматного пива и продолжила:

— Астролог так торопился убраться из королевства, что велел соглашаться на любую цену, лишь бы нашлись охотники. Но желающих не было — место не прибыльное, одни крестьяне вокруг, с такими клиентами много не заработаешь. Да и высокий покровитель якобы отправился в кругосветное путешествие — какой смысл в придворной должности, если двор распущен? Потому мне и отдали этот шалаш за бесценок.

— Хороший шалаш! — улыбнулась Эрика. — Конюшня, винный погреб, библиотека. И башня, чтобы звезды наблюдать!.. Но почему этот астролог так спешил сбежать?

— Да? — поддакнула Лаура в нетерпении.

— Хм, — протянула Гортензия, как бы раздумывая, стоит ли посвящать подруг в эту историю. — Очевидно, он стал свидетелем того, как был разрушен замок принца. Возможно, он увидел, кто это сделал, и узнал, что случилось с самим принцем. Думаю, если бы он задержался в королевстве, его бы схватила стража, упекли бы в самое темное подземелье столицы, провели бы дознание со всем пристрастием. Когда он явился в Гильдию, казначей еще подивился, отчего тот так трясется и заикается на каждом слове.

— И что же случилось? — пролепетала Лаура.

— Нечто ужасное, из-за чего королевская стража и расставила вокруг графства посты и придумала сказку о моровом поветрии. Чтобы ни одна душа не могла проникнуть в столицу и рассказать о случившемся.

— Замок лежит в руинах, а до столицы до сих пор не дошла весть об этом? — не поверила Эрика.

— Хочешь лично убедиться? — предложила Гортензия.

— Ну разумеется!

И Лаура тоже решительно вскочила с места.

— Возьмем мою повозку? — предложила она. — Я пешком никуда не пойду!

На это Гортензия улыбнулась, хитро прищурившись. И достала с полки горшочек с пахучей мазью.

— Эх, была не была! — махнула кулачком Лаура.

Смущаясь, краснея, но веселясь с каждой минутой всё пуще, ведьмы поскидывали одежки и торопливо натерлись сами и помогли друг дружке намазаться горячащим кожу снадобьем.

— Ох, девчонки! Ну прямо как в золотые времена!..

Но так как на дворе всё-таки стояла осень, а не жаркое лето, подруги не рискнули отправлять в полет нагишом — накинули сорочки, а поверх еще повязались теплыми шерстяными косынками: баловство баловством, но и поберечься не помешает.

Мериан, не вовремя выглянувший из окна своей каморки, ошеломленным взглядом проводил унесшихся к горизонту, в дымку золотых лучей, трех счастливо вопящих ведьм. Одна оседлала метлу, другая ухват, а третья зажала босыми пятками пустой бочонок. Следом едва поспевала, часто махая крыльями, ворона.

С высоты птичьего полета земля казалась разноцветным лоскутным ковром — смешением всех оттенков зелени, золота и багрянца. Долина пряталась от холодных ветров за горной грядой, и потому осень здесь гостила долго. Горы издалека казались неровными сахарными кексами с обсыпанными пудрой вершинами.

— И как ты тут осмелилась поселиться? — закричала, пролетая рядом, Эрика. — Ведь от этих мест до Проклятого ущелья Верлис всего несколько дней пути!

— Что мне старые сказки о некромантах, если демоны шалят под боком! — смеясь, ответила беззаботная Гортензия.

Купаясь в косых лучах солнца, кувыркаясь, едва не задевая босыми ногами верхушки деревьев, ведьмы пронеслись над рощей, над лугом, над заболоченным рвом, заброшенным садом, темным зеркалом пруда.

— Стойте! Стойте! — закричала, захлёбываясь ветром, Гортензия. — Мимо! Пролетели!..

И резко развернувшись, по косой рухнула вниз.

Приземление получилось не столь мягким, как, помнится, случалось в молодости. Выставив вперед ноги, она пробежала по траве через лужайку, но споткнулась и кувырком, в обнимку с ухватом, скатилась под куст терновника. Как опустились на землю подруги, не видела. Но кажется, никто не пострадал.

— Надо почаще практиковать, а то так скоро совсем разучимся, — заметила Эрика.

— О, терновник! — заметила Лаура и бросилась обдирать с колючего куста круглые черные ягоды.

— Фу, кислятина! — сообщила она с набитым ртом. — Девочки, даже не пробуйте!

— А ты зачем ешь?

— Вот наемся — и буду летать с ускорением. Ну, то есть похудею немножко и стану легче на подъем...

Заброшенный сад в свете заката выглядел очаровательно. Огромный куст шиповника блистал россыпями ярко-алых ягод. Яблони низко опустили ветви под тяжестью переспевших плодов. То здесь, то там вспыхивали среди буйной растительности последние звездочки роз, поздних лилий, стрелы ирисов, искры мелких гвоздик.

Гортензия указала Эрике на возвышающиеся за кружевом листвы стены, окрашенные светом садящегося солнца в рыжину, горящую на фоне сиреневых облаков. Оторвав Лауру от полюбившегося куста, они отправились осматривать руины замка.

Хаос вывороченных каменных блоков и нагромождение осколков произвели на ведьм сильное впечатление. Даже Гортензия, прежде здесь уже бывавшая, ходила среди камней, между ярких вспышек медовых пятен света и глубоких фиолетово-сизых теней, молча. Страшно было представить, сколько людей здесь сгинуло в одночасье...

— Никакая буря не оставит столько разрухи, — поежилась Лаура.

— Чую, не обошлось без демонов, — кивнула Эрика.

Гортензия присела на невысокий постамент у подножия изуродованной статуи, ранее украшавшей источник-фонтан, окруженный цветником. Цветы давно покинули отведенный предел и обвили статую, взобрались на ближайшие камни.

— Лиза-Энн, та девушка, что проводила вас к моему дому, поведала занятную историю, — начала Гортензия. — Историю о том, как на замок напал легион демонов. Уж не знаю, насколько это правда...

— Ну же, не томи! — поторопила Лаура, присела рядышком.

Солнце опустилось за горизонт. Земля постепенно погрузилась в прозрачный сумрак. Руины возвышались в величественном скорбном молчании, словно даже птицы не смели нарушить тишину своими голосами... Вот только мошка жужжала над ухом! Гортензия прихлопнула назойливое создание и закончила свой рассказ:

— ...И всего этих всадников было то ли десять, то ли тысяча. И все — верхом на огнедышащих драконах, крыльями застилающих небо. И никто от них не мог скрыться, все обитатели замка сгинули — то ли демоны их сами сожрали, то ли драконам своим скормили. То ли сожгли в пепел. Только и сумел спастись один астролог — но и тот, как вы уже знаете, сразу в столицу сбежал. То, что целью демонов был наследный принц, я нисколько не сомневаюсь. Может, и его съели-сожгли, а может, похитили.

— Ох, приключится же! — передернула плечами Лаура.

— Это я коротко пересказала, — хмыкнула Гортензия. — Вот кабы послушали, как Лиза-Энн расписывает — ночь бы не заснули.

— Я и так теперь не засну! — заверила Лаура.

— Может, конечно, народ и приврал, — рассудила Эрика. — Тысяча демонов, да на драконах... Многовато это. Скорей всего какой-нибудь наглый колдун решил захватить королевскую корону. И для начала избавился от наследника престола.

— Очень может быть, — согласилась Гортензия. — Помнишь легенду, будто бы королевская корона обладает чудесными свойствами? Дает своему обладателю власть над миром живых и мертвых, кажется? Похоже, кто-то соблазнился проверить старинное поверье.

— Да! Ведь корону уже когда-то пытался заполучить твой сосед, легендарный чернокнижник из ущелья Верлис, — шепотом напомнила Эрика, кивнув в сторону гор.

Гортензия машинально оглянулась на окутанный вечерней дымкой горизонт, по спине пробежал неприятный холодок.

— Нет. Нет! — горячо возразила она. — Этот колдун давным-давно сгинул в своих пещерах. О нем тысячу лет никто не слышал.

— Двести, — поправила подруга. — А может быть, принца убил тот же некромант, который выгнал тебя из столицы?

— Если наших братьев по Гильдии убивает одного за другим, что ему стоит создать себе демонов и убить принца? — переспросила Гортензия. — Ты права! Ведь это как раз по его части — повелевать мертвыми духами.

— Сначала избавился от принца, потом перебьет всех нас, всю Гильдию, — представила Эрика, распахнув глаза. — Что ему помешает убить короля и сесть на трон?..

И сама от такой догадки села на обломок стены.

— А вдруг принц всё-таки остался жив? — похоже, совсем не слушала их Лаура. — Вон ведь, твой астролог сбежал... Говоришь, у Мериана память отшибло?

— Не выдумывай-ка! — скривилась Эрика. — Я однажды удостоилась чести побывать на королевском балу и видела его высочество, как сейчас вас. Принц Лорен высокий красавец с белокурыми локонами и большими глазами. А этот парнишка скорей похож на рыжего конопатого гнома, чем на сына короля.

— Хотя в хозяйстве разбирается не лучше первой фрейлины, — заметила Гортензия.

— Ну а вдруг! — не желала сдаваться Лаура. — Вдруг в последний момент чернокнижника замучила совесть, и он решил пощадить принца? И превратил в это чучело! Это даже лучше, чем спрятать в какой-нибудь темнице — ведь никто ни за что не догадается, что он — это он!

— Совесть замучила? — рассмеялась Эрика. — Что за глупости ты несешь!

— Я? Глупости?! — в возмущении подпрыгнула Лаура. И так как сидела у подножия статуи, то стукнулась макушкой об опущенную руку изваяния, о крепкий гранитный кулак.

Взглянув на лишенную головы и второй руки статую, Гортензия вдруг вспомнила о другой скульптуре... Махнув рукой на вопросы государственной важности, потащила подруг на берег пруда. Там, уверяла она, они увидят самое прекрасное произведение искусства, лучше которого не найти ни в одном дворце мира!

Воодушевленные соблазнительными обещаниями, ведьмы оставили разговоры о политике. В сгущающихся сумерках обошли пруд кругом, обыскали берег, но обещанного шедевра так и не обнаружили.

Подружки принялись подтрунивать над огорчившейся Гортензией, что на старости лет удосужилась влюбиться в каменного истукана! Но и тот, хоть булыжник, а понял свое счастье — и сбежал пока не поздно. На шутки ведьма не обижалась, клялась, что статуя действительно стояла где-то здесь, призналась, что с удовольствием утащила бы ее к себе, поставила б в саду под вишнями, любовалась бы... Но кто-то, видно, опередил, увез из-под носа! И если только она узнает, кто это сделал — несдобровать похитителю.

Меж тем стемнело. Вновь оседлав метлы-ухваты, три ведьмы и ворона поднялись в небо, под искрящиеся созвездия, мерцающие сквозь лоскуты прозрачных облаков...

— Я в трубу! — крикнула Гортензия, не сбавляя скорости, нырнула вниз, ввинтившись в дымоход.

— Я за тобой! — вторила Эрика, скользнув следом.

— И я с вами! — не отставала Лаура. Она уже разбила в щепки свой летательный бочонок и догнала подруг, оседлав длинную корягу.

Ведьмы с воплями вылетели из дымохода, обдав всё кухню хлопьями сажи. Сшибая с крючков и засовов двери, пронеслись сквозь дом — и выскочили обратно в ночь.

Хлопотавшая над ужином хозяйка оторопело застыла в согбенной позе, уставившись на доселе мирный очаг и боясь выпрямиться. На выскобленный дочиста пол медленно оседал черный снег сажи.

На крылечко вышел почтенный отец семейства. Поглядел на небо, прикидывая, какой завтра ждать погоды. Всмотрелся вдаль, на расстилающееся за околицей поле. Охнул, выпучив глаза, сбежал во двор, взялся было открывать калитку, да помедлил.

Вышла жена с полотенцем через плечо, притворив дверь, окликнула мужа. Но тот досадливо отмахнулся. Жена поглядела, на что уставился супруг, да только руками всплеснула:

— Да что ж они там, ведьмы, делают! Ячмень путают! Колдуют, окаянные, чтобы мы тут все с голоду померли?!

— Вот дура баба! — презрительно сплюнул муженек. — Не смыслишь ни черта в ворожбе, так помолчи! Наоборот стараются для плодородия. Вон, видишь, как летают? Эдак с вывертом да с петлями! На следующий год колосья ух как поднимутся!..

— А, ну тогда пускай себе летают, — успокоилась женщина. — Лишь бы не повытоптали. А ты давай-ка, иди в дом! А то заметят да придут, плату за работу спросят.

— Нет уж, вперед платить — это как же можно! — возмутился крестьянин. — А коли не помогут их заклятья? Или град приключится? Что тогда?..

Но уж поздно. Ведьмы, вдоволь накувыркавшись над полем, вдруг ринулись к дому — страшные, с развевающимися волосами, громко вопящие на лету. Супруги едва успели присесть за низкий забор — чародейки с хохотом и свистом пронеслись ровно над головами. Сверкнули голые ляжки под задравшейся скудной одежкой. Вытянув шею, крестьянин загляделся вслед.

— На что это ты там уставился, старый кобелина? — разъярилась супруга, хлестнув замершего муженька полотенцем.

— Ох, заворожили, чертовки! — опомнясь, вымолвил он в свое оправдание.

— Конечно! — не поверила она. — Из всей деревни тебя одного, самого раскрасавца, втроем окрутить решили! Иди в дом, пес шелудивый.

Домой ведьмы явились не сказать чтобы поздно ночью — скорее уж рано, перед рассветом. Все вымазанные с головы до пят сажей из дымоходов, грязные, потные, уставшие — но до чрезвычайности довольные.

— Мериан, согрей воду для мытья! — крикнула с порога Гортензия.

Но подруги на нее зашикали:

— Сами поставим, не рассыплемся. Парень спит давно!

И они были правы. Разумеется, Мериан досматривал десятый сон, не помышляя дожидаться возвращения хозяйки с гостьями. Утомившись после воздержания, когда по кухне витали восхитительные, щекочущие нос, аппетитные ароматы, а довольствоваться приходилось простой похлебкой, — оставшийся без присмотра паренек вознаградил себя за терпение, единолично умяв жареного поросенка.

— Какой милый мальчик! — умилилась чумазая Лаура, когда они вместе поднялись наверх его проведать. Проснись он вдруг в эту минуту — заорал бы от страха, узрев обступивших кровать лохматых ведьм.

— Очень, — фыркнула недовольная Гортензия. — Объелся — и сопит довольный. А посуду за него кто будет мыть?

— Нет, не похож он на принца. Ничуточки, — вспомнив о разговоре, пристально всмотрелась в спящего Эрика.

— А давайте проверим? На всякий случай? — Лаура умоляюще взглянула на подруг.

— Только если тебе так хочется поверить в чудеса... — ворчливо согласилась Гортензия. — Хотя лично я не вижу в этом никакого смысла.

Они взялись за руки и хором прочли заклинание. Перед мысленным взором в обратном порядке стали проноситься картины событий сегодняшнего дня, последних недель в доме Гортензии...

— Ты строга с ним, — мимоходом заметила Эрика.

Они увидели месяц за месяцем жизнь бродяги, плутающего по лесу, работающего за миску еды и поношенную одежду, мерзнущего в продуваемом всеми ветрами шалаше... За несколько минут подруги проследили жизнь Мериана вплоть до прошлой зимы — но заглянуть дальше не смогли. Не получилось переступить через некий рубеж — точно парень только год назад родился на свет. Всё остальное время его жизни было сокрыто черной завесой.

— Я же говорила — без толку! — воскликнула Гортензия, когда они расцепили руки.

— Наверное, тогда-то он и потерял память, — рассудила Эрика.

— Мы слишком много сил потратили сегодня, потому и не получилось! — решила Лаура. — Знаете ли, в нашем возрасте столько летать уже утомительно. Надо попробовать завтра!

— Ты права, — согласилась Эрика. — Надо отдохнуть, мы слишком устали.

— Как знаете, — пожала плечами Гортензия, всем своим видом утверждая, что и завтра вряд ли что-то выйдет.

Лаура захихикала, окинув взглядом подруг:

— Мы точь-в-точь три сказочные феи у колыбели крестника! Только очень бедные феи — без подарков и даже без башмаков.

Чуть позже, хорошенько отмывшись, расчесав волосы и заплетя косички, ведьмы опять устроились у камина, завернувшись в одеяла. Несмотря на усталость, в эту ночь они спать не собирались. На столе возникли кувшинчик терпкой черносмородиновой наливочки, крохотные, с наперсток, стопочки, блюдце с ореховыми пряничками, пузатая чашка, полная янтарно-прозрачной, моченой в меду морошки, другая — с вишневым вареньем на патоке... Да много чего еще!

— Нет, хороший ты себе домик прикупила, — вздохнула Лаура. — Уютный, просторный. Можешь теперь мужа и детей ораву заводить.

Гортензия поперхнулась морошкой, закашлялась в ладошку. Ей только этого счастья не хватало!

— Но от столицы далековато, — продолжала подруга, протянув пятки в вязанных чулках поближе к огню.

— Вот и хорошо, что далеко, — лениво возразила Эрика. Вместо скамеечки она закинула ноги на камень, по форме напоминающий яйцо. — Зато здесь вон какое небо чистое! Незакопченое. Сама, наверно, заметила — весь вечер летала и ни разу не кашлянула. Не то что в городе, от печного дыма метлы за собой не видно. Горизонт с сизой полосой, облака с каемкой — тьфу!.. А тут — благодать!

Гортензия слушала молча, тихонько постукивала ложечкой, гоняя по чашке с медовые ягоды.

За окном шелестел осенний сад, протяжно вздыхал ветер. Где-то в подполе стрекотали сверчки.

— Ну у тебя и сверчки трещат! — заметила Эрика. — Будто камни перемалывают.

— Это не сверчки, — прислушавшись, поняла Гортензия.

Ведьмы переглянулись.

За потрескиванием огня послышался странный шум — глухое постукивание, тихий скрежет маленьких коготков. Резкий скрип.

— Ой, это камень! — воскликнула Эрика, поджав ноги. — Он подскакивает!

Гортензия наклонилась, приложила ухо к нагревшемуся камню: внутри и вправду кто-то скребся и попискивал! Быстро сдвинув чашки-тарелки в сторону, она водрузила оживший булыжник на стол.

Эвигейт, встревоженная происходящим, слетела из своего гнездышка за трубой, стала в волнении мерить скатерть шагами, кружить вокруг.

Эрика легонько постучала по камню:

— Яйцо! — сообщила она. — И там явно кто-то есть.

На стук Эрики раздалось постукивание в ответ.

— Василиск какой-нибудь! — всхлипнула Лаура, боязливо сжавшись в кресле, обняв коленки.

Вновь раздался треск, громкий и отчетливый, по каменной скорлупе пробежала изломанная линия — трещина. Эвигейт попыталась сунуть туда клюв, движимая желанием помочь неведомому птенчику. Гортензия сняла ворону с яйца, осторожно вставила в щель кончик ножа — поднажала на рукоятку. Раздался "бздиньк" — и крепкий клинок лопнул.

— Мда... — сказала Гортензия. Теперь и ей стало жаль птенчика.

Тем временем птенец продолжал неустанно трудиться, колупал скорлупу изнутри, и трещина поползла дальше, опоясав яйцо кругом. Раздался оглушительный треск, точно рухнула полка с кухонной утварью, — и верхняя скорлупка отскочила, как крышка отпертого ларца.

— Можно красивое блюдо сделать, — предложила Лаура. Она подобрала отскочившую скорлупку, с уважением смерила невероятную толщину стенок, потрогала зубчатую кромку. Шершавое снаружи, невзрачное как булыжник, изнутри яйцо оказалось радужно-перламутровым, и впрямь хоть ювелиру отдавай...

На столе оставалась вторая, большая половинка яйца. Из-за зубцов настороженно выглянула головка "птенчика": курносая мордочка с кругленькими щечками, глазами-черничками. Головка неуверенно покачивалась на длинной шейке, нежная кожица сверкала точно россыпь алмазов, переливаясь разноцветными всполохами. Висячие ушки прикрывал капюшон из пестрых пёрышек и пуха, переходящий в гребешок на шее.

— И впрямь змей-василиск! — выдохнула Лаура в восхищении. Однако не зажмурилась от смертоносного взгляда, а напротив, подалась ближе.

— Если и змей, то не один, — заметила Эрика.

Рядом с первой головкой робко поднялись еще две, точно такие же.

— Близнецы, — подумала Лаура.

Отрывисто пискнув, одна из голов уставилась на ворону. Подняла капюшончик-гребень, и над скорлупкой растопырились два узких крылышка. И хвост с колючкой на кончике, нервно подрагивая, встал торчком.

— Украшением праздничного стола это сияющее чудо смотрится в своем горшке просто восхитительно! — сказала Гортензия.

Расстелив на столешнице мягкое полотенце, она осторожно вытряхнула на него "всё содержимое" скорлупки, дабы покончить с догадками и предположениями. Одной из головок это не понравилось, и она клацнула мелкими зубками на пронесшийся мимо носа палец — однако же промахнулась из-за недостатка опыта и неточности движений.

Ведьмы уставились на то, что лежало на полотенце: кругленькое пузо, четыре растопыренные лапы, три головы, хвост и пара крыльев.

— Одна, две... Шесть! — сосчитала Лаура. — Ни у одного зверя не видела шести конечностей! Значит, это жук.

— Ни у одного на свете жука я не видела перьев... точнее, пуха, — возразила Эрика. — Наверно это птица.

— Ни у одной птицы я не видела трех голов, — продолжала Лаура.

— Можно подумать, вы когда-нибудь видели драконов, — проворчала Гортензия.

— Ну вот, порассуждать не дала! — обиделись подруги.

— Ну, рассуждайте-рассуждайте, — разрешила Гортензия. — Пойду молочка подогрею, что ли... Интересно, что едят драконы?

— Надо в книгах посмотреть! — предложила ей вслед Лаура.

— Насколько я знаю, большинство трактатов сходятся на том, что драконы питаются рыцарями, — хихикнула Эрика. — Не думаю, что наш малыш способен переварить столь грубую пищу.

— Не всегда! — возразила Лаура. — Слышала баллады, где скушанными оказываются прекрасные юные девы.

— Пока что я вижу поблизости только старых дев. Вряд ли мы придемся ему по вкусу, — буркнула Гортензия, вернувшись с миской козьего молока.

Поставив миску на стол перед дракончиком, вытащила чавкающие мордашки из блюдца с медовой морошкой и ткнула тупенькими носами в молоко. Одна голова фыркнула и отпрянула, упорно воспротивившись. Другая немедленно принялась лакать, точно котенок. Третья под шумок вернулась к сладкой морошке.

— Ну прямо как мой братец Фредерик! — всплеснула руками Эрика. — Вечно сам не знает, чего хочет.

— Значит, так и назовем — Фредериком, — решила Гортензия. — Этот будет Фред, этот — Эд, а этот — Рики, — сказала она, поочередно дотронувшись до трех перепачканных медом носов.

Наевшись, дракончик быстро утомился. Шесть глаз сонно моргали. Потоптавшись на полотенце, Фредерик свернулся клубком, сунув пыхтящие мордочки подмышку, подобрав хвост и накрывшись крылом.

— Спит! — умилилась Лаура.

— Вот теперь мы определенно три крестные феи, — улыбнулась Эрика.

Гортензия же пошла искать подходящую большую корзину и одеяла для подстилки.

Гилберт прислушался, вжавшись всем телом в поросшую мхом стену. Кажется, нет причин таиться — дворец давно спит, на небе нет луны, лучше времени для тайных дел не найти. Но даже пересекая двор, где знаком каждый камень под каблуком, где он мог бы пройти хоть с завязанными глазами и не оказаться на виду у стражников, даже здесь — тем более здесь! — приходится быть вдвойне осторожным.

Раздались шаги. Заплясали рыжие отблески пламени. Это по галерее, тянущейся по верху крепостной стены, прошли двое дозорных, факелы вспыхнули в проемах арок.

Прокравшись к воротам, Гилберт хотел проскользнуть в узкую калитку для прислуги, но вдруг замер.

— И долго ли нам тут прохлаждаться? — донесся приглушенный голос с той стороны. Гилберт затаил дыхание, отступил за деревья, точно кто-то его мог увидеть сквозь толщу каменной стены. — Я-то думал, будет драка.

— Терпение, друзья. Представьте, что мы на охоте и выслеживаем крупную дичь.

— Это ты своего нового хозяина крупным назвал? — хохотнул Дакс. Дэв-хан поддержал шутку коротким смешком. — По мне, так больше чем на котенка он не тянет.

Разговор оборвался. Возле ворот поднялась суета, замелькали факелы. Со скрежетом поднялась решетка. Под щелканье кнута четверка вороных вынесла со двора черную карету. На дверце тускло блеснул герцогский герб.

— Он еще глупее, чем я думал? — в недоумении произнес Иризар. — Ехать на темное дело — с гербом на карете?

Трое демонов вскочили в седла — и под дробный перестук копыт унеслись следом за каретой.

Гилберт усмехнулся — матушкино пристрастие к придворным интригам и поздним званым ужинам сыграло наконец-то добрую службу и для него. Он открыл замок на калитке своим ключом и выскользнул наружу. Оглянувшись по сторонам, накинул на голову капюшон плаща и, слившись с темнотой улицы, поспешил прочь от дворца.

Ночью город менялся неузнаваемо — совсем не такой, как шумным днем, без толп, без гомона людских голосов, без оживленной торговли на площадях. Мрачные дома стояли без огней, пустынные улицы казались лабиринтом — до восхода солнца столица словно вымерла.

Лишь одно окошко тускло светилось всю ночь напролет. В этом домишке на окраине города сегодня не спали.

Перед домом остановилась черная карета, запряженная четверкой вороных. Хотя на дверцах ее не было ни гербов, ни других знаков, было странно видеть дорогой экипаж и породистых лошадей перед столь убогим жилищем.

— Не к добру вернулись, ваша милость, — вздохнул мрачный кучер, сидевший на облучке. — Кто их знает, что они там за эти два дня успели придумать! Может, не пойдете?..

Но вышедший из кареты некромант отмахнулся от скверных предчувствий и решительно направился к входу.

В комнате было светло от множества свечей, их расставили повсюду — на полу, на столе, на ступенях ведущей наверх лестницы. И только одна женщина в платье из грубого сукна сидела за столом в ожидании.

— Я пришел за вами. Вы готовы?

— Да, господин некромант, благодарю вас за эти два дня отсрочки, что вы мне пожаловали. С вашего позволения я успела проститься с семьей, с детьми своими, с мужем...

— Я рад, — сухо сказал Гилберт.

— Не представляю, как они проживут без меня, — будто не слыша, продолжала она.— Кто же будет о них заботиться, кто же будет им стряпать еду, шить одежду, лечить, когда они заболеют...

— Довольно! — прервал ее Гилберт.— Извольте приготовиться умереть.

— Да почему же ты пришел ко мне?! — вскрикнула она резко.

Крик был сигналом. Раздался треск перерезаемой веревки — и с потолочных балок на Гилберта упала сеть. Но он вскинул руку — и крепкие шнуры вспыхнули, горячий пепел опустился хлопьями.

— Ах, вот как вы умеете, господин некромант! — злобно прошипел ворвавшийся в комнату мужчина. Судя по короткой мантии на плечах — колдун Третьей ступени. Даже значок магистра нацепил, отметил Гилберт. За спиной магистра выстроились еще шесть человек разного возраста.

— Семейство чародеев? — усмехнулся некромант. — Но все вы не нужны, я пришел только за ней.

— Ты не получишь нашу сестру, чудовище! — выпалил решительный юнец, сжимавший садовые грабли.

— Вы намерены мне помешать? — с улыбкой спросил Гилберт.

Зарычав, магистр со значком выпустил в незваного гостя всю свою злость — вложив ее в рой черных жалящих искр. Но темный поток разбился о невидимый щит, искры рикошетом отлетели в стороны, не задев некроманта, зато иссекли в кровь ноги стоявших за магистром людей.

Не ослабляя защиту, Гилберт завладел сознанием ведьмы, этой обманщицы, что так слезно умоляла, ползала на коленях, заставив дать отсрочку, чтобы проститься с семьей. И теперь ее родня наперебой осыпает его заклятьями. Будто он по собственной воле пришел убивать!.. Он заставил ведьму полностью подчиниться. С безумными от ужаса глазами она открыла окно — проход к двери преграждало ощетинившееся семейство — и приготовилась по первому приказу чернокнижника вылезти наружу. Гилберт собирался уйти тихо, без лишних жертв. И хотя тащить на себе убитую ведьму не смог бы — остаться сегодня с пустыми руками тоже не желал.

Признаться, было немного забавно — осознавать, насколько он стал силен с полученными знаниями. Даже объединившись, три поколения прирожденных чародеев не могли ему сопротивляться.

— Мама! — вдруг перекрыл шум детский крик.

Наверху лестницы стоял и смотрел вниз маленький ребенок.

Воспользовавшись тем, что некромант на секунду отвлекся, магистр обрушил на противника самый мощный удар, на какой был способен. Защита отразила и его — но сгусток пламени отлетел к лестнице. Дерево брызнуло в щепки, лестница обрушилась, и ребенка сбросило вниз. Не мешкая Гилберт подхватил его — невидимые силы удержали малыша в воздухе, не позволив разбиться.

— А господин некромант оказался из благородных! — выкрикнул магистр. — Давайте сдадим его королю! Интересно, сколько нам заплатят за его голову?!

Кто-то быстро забрал визжащего ребенка, а остальные сосредоточились на заклятьях. Предвкушение награды словно придало им духа — поток ударов усилился.

Секундная оплошность стоила дорого. Гилберт не успевал выстроить защиту заново. И над ведьмой он тоже потерял контроль.

— Сестрица, открой-ка подпол! — скомандовал магистр.

Ведьма с грохотом сдвинула стол — дюжина свечей опрокинулась и с шипением потухла, — торопливо подняла за кольцо дощатый люк, распахнув сырой зев вырытой в земле кладовки — в двух шагах позади Гилберта.

Удары магистра и остальных были слабы, но многочисленны, не давали сосредоточиться. Отражать каждый удар в отдельности — мало толка. Выставить общий "щит" не получалось в спешке. Он легко мог бы убить их всех разом — но ему нужна была лишь одна из них, но не вся семья. К тому же не хотел рисковать — дом загорится, начнется неукротимый пожар, пострадают соседние постройки, выгорит вся улица... Нужно было уничтожить магистра, и остальные бы сами разбежались — но тот посадил себе на плечи этого ребенка. Малыш радостно стучал пятками по груди и крепко держался за уши деда... Гилберт отражал удары и делал выпады, но держаться против стольких противников одновременно было для него непривычно.

— Давай, некромант, еще один шаг назад!.. — кричал магистр, отправляя удар за ударом.

— И что это за цирк вы здесь устроили? — вдруг, перекрыв шум и грохот, раздался властный голос.

От неожиданности Гилберт отпрянул, оступился — и полетел вниз, в могильный холод...

— Крепкая голова у нашего некроманта!.. — услышал он голос, прорезавшийся сквозь навязчивый гул.

Перед глазами плясали кровавые всполохи... Гилберт с трудом разобрал, что это: по внутренней обивке кареты мечутся отблески огня. Закусив губу, чтобы не застонать, он сел, осторожно потрогал затылок — среди растрепанных кудрей пульсировала изрядная шишка...

Иризар, поддерживавший его за плечи, чуть отстранился.

— Забавное занятие ты себе нашел, Берт, — заметил он не без доли ехидства. — И зачем тебе вдруг средь ночи понадобились эти простолюдины?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся Гилберт. — Я мог бы с ними сам справиться.

— Да неужели? А о чем так долго размышлял — выбирал способ казни? — усмехнулся демон. — Еще немного бы поразмышлял — и отправился бы к королю не в лучшем виде. Вот бы он удивился, узнав в славном некроманте будущего зятя!

Гилберт выглянул в оконце: карета по-прежнему стояла перед домом. Но дом был охвачен огнем. Трещала крыша, окна и двери дразнились высокими языками пламени. Лошади в упряжке боязливо переступали, косились на пожар.

— Вы всех убили? — спросил Гилберт.

— Разумеется, — кивнул Иризар. — Если тебе нужны их бренные тела...

— Да, нужны!

— Мы специально спрятали их в укромном месте, — ласково продолжил демон. — Что касается дома, он загорелся без нашей помощи.

— Я не хочу, чтобы огонь перекинулся на соседние дома, — сказал Гилберт.

— Это приказ? — уточнил Иризар.

— Да! И поедем уже отсюда, скажи кучеру...

— Твоего кучера зарезали. Сразу же, как только ты ушел в дом. Вот интересно, он ведь был человеком — а согласился тебе помогать. Почему?

— Он говорил, колдуны убили его жену и сыновей. И Гильдия выгородила убийц... — помедлив, ответил Гилберт.

— Похоже, с тобой он успел хорошо отомстить Гильдии! — предположил Иризар. — Скольких колдунов и ведьм ты уже отправил к предкам? Десяток? Сотню?

— Поехали, — приказал Гилберт.

— Дэв-хан, трогай! — передал Дакс и тоже влез в карету. Своих лошадей демоны привязали сзади к запяткам экипажа.

— Отличный костерок получился, просто глаз радуется! — сказал Дакс, с удовольствием потирая руки.

Ведьмы думали погостить всего недельку, но из-за нежданного прибавления в семействе у подруги задержались — до первого снега. Как радушная хозяйка, Гортензия настойчиво приглашала их остаться зимовать, благо места в доме предостаточно, да и скучать не придется. Однако в гостях хорошо, а работу бросать нельзя, и ведьмы засобирались в столицу.

Зима в городе — горячее время для чародеек. Знатные дамы возвращаются из поместий, где провели всё лето, и с ужасом обнаруживают, что растолстели, подурнели, что мужья к ним охладели — в общем, без помощи хорошей ведьмы дела никак не поправить! Да что говорить, обо всём этом Гортензия знала не понаслышке.

Признаться честно, ее втайне охватывали противоположные чувства — зависть к подругам, что у тех будет зимой приличная клиентура, а не как у нее — крестьянки с простуженной животиной. Но с другой стороны, который год летать по вызовам по задымленной по столице, без устали крутиться, словно белка в колесе... То еще удовольствие. Размеренная деревенская жизнь без истерик нервных дамочек тоже по-своему приятна.

Выбрав прекрасное ясное утро, три ведьмы отправились в путь. Три — потому что Гортензия решила проводить подруг, для чего одолжила у родителей Лизы-Энн славную кобылу под седло. Они решили, что распрощаются у заставы, и Гортензия к ночи успеет вернуться домой.

Однако за болтовней подруги не заметили, как погода вдруг резко испортилась. Сменился ветер, нагнал грозовых туч, застеливших небо. Сумерки опустились на замерзшую землю гораздо раньше положенного. С низкого сизого неба посыпалась противная морось с крупинками колючего льда. На поля с раскисшей землей, с торчащими пучками соломы, из лесных оврагов наползал туман. Черные стволы деревьев стояли точно в мутном молоке...

Вильнув, дорога сбежала с пригорка в ельник. Сделались совершенные сумерки. Высокие верхушки сомкнувшихся плотным строем елей, словно острые зубцы пилы, распороли тучи. Посыпались крупные хлопья снега.

Разговор, давно потерявший живость, постепенно вовсе увял. В обволакивающей снежной тишине голоса звучали неестественно громко, пугая самих ведьм.

Отчего-то Гортензии сделалось не по себе. Она нервно вздрагивала, когда нижние ветви елей вдруг выпрямлялись, сбрасывая накопившийся снег. Вжав голову в плечи, ведьма сидела в седле, точно нахохлившаяся птица, настороженно оглядываясь вокруг из-под своего зонта. На серебристое кружево уже лег порядочный слой пушистого снега...

Гортензия едва сдержалась, чтобы не шарахнуться в придорожный овраг, когда мимо пронеслась черная карета. Экипаж без гербов и знаков сопровождали трое всадников. Пролетели с топотом, разбрасывая из-под копыт грязь — и скрылись за стеной деревьев, оставив в воздухе тающий шлейф запахов конского пота и вымокших от снегопада меховых плащей.

Подруги на экипаж не обратили внимания. А вот у Гортензии по спине пробежал нехороший холодок. Она потянула за поводья, придержав кобылу, обернулась назад.

Ей показалось или впрямь за поворотом, за еловыми лапами мелькнул силуэт всадника? Отстал, чтобы взглянуть на них сквозь вуаль снежных хлопьев, и снова припустил вперед?

Гортензия замерзшими пальцами сложила зонт, сунула под мышку. Понукая лошадь пятками башмаков, нагнала уехавших вперед спутниц.

— Лаура! Нам нужно поменяться местами! — потребовала она.

— Что? — из-под обвисших капюшонов удивленно подняли глаза ведьмы.

— Я... Я не хочу вас пугать, — проговорила Гортензия, спрыгнув с лошади. — Но придется нам проститься здесь.

Вынув из повозки сумки подруги, она быстро пристроила их у седла своей кобылы.

— Почему? — недоумевала Эрика.

— Скачите вперед, — велела Гортензия, — и поживей! Сойдите с дороги, продвигайтесь по тропинкам. И лучше вам разделиться.

— А ты как же? — всё не могла сообразить Лаура.

— Давайте! А я попробую их отвлечь.

Она стегнула лошадей — и те бросились вскачь, унося растерянных ведьм в снежный сумрак.

Оставшись одна, Гортензия принялась бормотать заклинания защиты, которые должны укрыть ее, сделать невидимой для посторонних глаз. Распрягать тележку не было времени, она просто обрезала упряжь и увела ослика за собой, с дороги в овражек, за стену кустарника. Ветви пружинно качнулись, замкнувшись за спиной.

Чтобы перегородить дорогу и избавить подруг от погони, она на ходу сочинила заклятье — и две старых ели покорно пустились в рост. Верхушки отяжелели, ветви невероятно раскинулись, корни не выдержали — деревья, качнувшись навстречу друг другу, ломая сучья, рухнули поперек дороги крестом.

Снегопад сыграл дурную шутку — каждый след отпечатывался черным на выбеленной земле. Но вызванный ведьмой ветер должен поднять вьюгу. С каждой минутой порывы крепчали, косые штрихи несущихся хлопьев заполняли все пространство. Ветер свистел поверху, в то время как в чаще стояла тишина, было слышно собственное напряженное дыхание, под ногами громко шуршала палая листва под рыхлым снегом, хрустели льдинки. Весь мир будто сжался — до расстояния вытянутой руки, остальное отрезало белой пеленой...

Гортензия продиралась вперед, ведя на поводу ослика, поминутно прислушиваясь, оглядываясь, нет ли погони. Однако со стороны дороги не доносилось ни звука... Может, ей померещилось? Может быть, зря она напугала подруг? Погубила деревья, прячется здесь...

Заросли оборвались — овражек с тихо журчащим под ледовыми стекляшками ручьем. Дальше простиралась пустошь с чахлыми кустарничками и побуревшими высокими травами.

Вдали, по самому краю пустоши, за вьюгой Гортензия увидела двоих: Лаура мчалась вперед, пытаясь сдержать напуганную лошадь. Ее уверенно настигал всадник — казавшийся с конем одним черным пятном тьмы, летящим над заснеженным полем.

— Я не успела! — прошептала Гортензия, в ужасе следя за погоней.

Ослик мотнул головой, вырвал из рук поводья, убежал обратно в чащу.

Гортензия обернулась. Промокший насквозь капюшон упал с головы.

В пяти шагах от нее застыл всадник, взирая на нее сверху вниз. Конь под ним, опустив длинную морду, раздраженно поводил ушами и пускал из ноздрей струйки пара.

Гортензия кинулась прочь, не разбирая дороги. Перескочила через ручей, увязая по щиколотку в чавкающей земле, выбралась из оврага, бросилась бежать что было духу — через мокрую, путающуюся в ногах траву, колючие кусты, бьющий в лицо колкий ветер...

Тяжелая поступь копыт не частила, но не отставала.

Лаура оставила тщетные попытки справиться с понесшей лошадью. Она выпустила поводья и беспомощно закрыла голову руками. Приближающийся сзади разбойничьего вида рыцарь с азартным гиканьем, привстав на стременах, размахивал треххвостым кистенем на длинных цепях. Лаура, которую от ужаса била дрожь, не увидела перегородивший тропинку поваленный ствол — хотя всё равно не смогла бы удержать лошадь. Кобыла с разбега перемахнула через препятствие и унеслась в запорошенную даль. А ведьма с вскриком опрокинулась, вылетела из седла, рухнув на переплетение голых сучьев.

Резко осадив коня, воин с медвежьей шкурой на плечах спрыгнул на землю и рывком поднял за шиворот трясущуюся жертву...

Эрика, низко склонившись, прижалась к шее лошади, нашептывая ласковые слова вперемешку с заклинаниями, сделавшими быстроногую кобылу почти что крылатой. Но преследователь снова щелкнул кнутом — и захлестнул петлей шею лошади. От обжигающей боли кобыла взвилась на дыбы, но Эрика сумела удержаться в седле. Рванув на себя, он заставил лошадь развернуться на скаку. Двое всадников описали дугу, закружились, точно пара в танце.

Изловчившись, Эрика спрыгнула с лошади и рванула в перелесок, пересекавший пустошь. Ломая ветки, за ней последовал спешившийся воин. Отбросив полы тяжелого плаща за спину, чтобы не мешал, он достал кривой меч и стал прорубаться сквозь заросли. Размашисто летал, сверкая в сумраке, клинок.

Эрика оступилась — подвернулась нога. Закусив губу, чтобы не закричать, сползла под валежник в какую-то яму, прижалась к вылезающим из земли корням, надеясь, что если затаится, этот демон пройдет мимо, не заметит.

Но треск разрубаемых ветвей подбирался всё ближе и ближе...

Проклиная всё на свете, Гортензия не желала смириться с постыдной участью загнанной дичи. Не останавливаясь, срывающимся дыханием шептала заклятья — и за спиной вырастали, взрывая окаменелую почву, невероятные заросли, переплетения превращенного в крепкий тростник разнотравья, живые частоколы из рванувших к темному небу кустарников.

Преследователь без суеты спешился, расстегнув пряжку на плече, сбросил дорожный плащ. Тонко прозвенев, освободился из ножен меч. Но он не стал, подобно своему спутнику, прорубать себе путь. Держа клинок наизготове, всадник лишь движением прищуренных глаз, сверкнувших ярче полированной стали, заставил наколдованные преграды пасть. Стебли исполинского тростника увядали и тлели, надламываясь, падали пустотелыми бревнами в снег.

— Стой, ведьма! — услышала Гортензия сквозь грохот и треск. — Нам не велено вас калечить! Дай убью по-хорошему?

Это насмешливое предложение еще больше распалило ведьму. Обернувшись, она забормотала новые заклинания. Земля задрожала...

Всадник ринулся вперед — под сапогами выстреливали щупальцами белесые корни, каждый оставленный след вмиг оплетали деревенеющие узлы., из которых было бы сложно освободиться, не переломав ноги.

Но противник оказался быстр — Гортензия не успела опомниться, а он уже подле нее. Занятая заклятьями, не заметила, что сама оказалась во власти его чар — насланный вихрь обнес по пояс снегом, она угодила, точно в саван, в оковы крепкого наста, не в силах сдвинуться с места.

Он уже занес меч, чтобы пронзить грудь ведьмы. Гортензия отчетливо увидела его лицо, скривившиеся губы в торжествующей, но в тоже время снисходительной улыбке. На непокрытой голове, почудилось ведьме, под порывами вьюги клубились черные змеи. Она не зажмурилась, не отвела в страхе взгляда...

Но клинок вдруг остановился — острый кончик ровно напротив замершего сердца.

Решительно сдвинутые брови изумленно поползли вверх, он узнал эту ведьму...

За этот короткий миг Гортензия сумела выхватить нож — и полоснула, целясь в незащищенную доспехом шею. Он отшатнулся, и лезвие скользнуло от подбородка к щеке, оставив алый след и срезав одну из взметнувшихся косиц. Гортензия увидела, как капля крови стекла по его щеке, а глубокая царапина исчезла, точно не бывало. Не обратив на это внимания, незнакомец несколько мгновений всматривался в ее лицо. Словно пытался решить нечто невероятно важное...

Вложил меч в ножны. Подозвав коня, вскочил в седло. Топоча тяжелыми копытами по мерзлой земле, конь развернулся на месте, и всадник еще раз бросил пристальный взгляд на оставленную жертву. Но ни произнес ни слова. Подхлестнул скакуна и скрылся в мглистых сумерках.

Гортензия упала бы без сил, если бы ее не держали снежные оковы. В бессильной злости она принялась колотить руками по твердому насту.

Эрика замерла, боясь дышать. Преследователь стоял ровно над ней. Еще секунда — и заметит крохотное облачко пара от ее дыхания... Вот начал спускаться по скользкой земле... Но сделав несколько шагов, вдруг остановился. И двинулся прочь?..

Он ушел, оставив ведьму, сжавшуюся в клубок, пытающуюся унять заполошно колотящееся сердце.

Лаура прощалась с жизнью. Это чудовище в медвежьей шкуре разглядывал ее точно мясник гусыню, держа за шиворот, прикидывая, как бы ловчее свернуть ей шею. Но уже взявшись за горло — вдруг громко чертыхнулся. Отпустил. Отошел, в досаде саданул кулаком в кольчужной перчатке по попавшемуся на пути стволу дерева, так что кора полетела трухой. И ушел к своему коню.

Лаура проводила взглядом удаляющегося всадника, после закатила глаза и лишилась чувств, рухнув на груду поломанного хвороста.

Гортензия опомнилась, перестала бессмысленно колотить по снегу, заметив в корке обледенелого наста прожженное отверстие. Срезанная ножом косица, упав в снег, провалилась глубоко вниз, оставив дыру с оплавленными краями. Пришлось немало постараться, чтобы достать этот боевой трофей. Туго переплетенные пряди оказались неожиданно мягкими на ощупь. Человеческие волосы... Хотя чего она ждала? Щетину зверя?

Ведьма спрятала косицу за пазуху — сердце подсказывало, что им еще доведется встретиться...

Гилберт опустился в кресло. Надо бы после дороги привести себя в порядок, но нет сил... Суетившаяся вокруг служанка шустро стянула покрытые грязью сапоги, захватила заляпанный плащ, убежала чистить.

Он протянул руку, взял со стола книгу. Вынул вложенный между страниц листок, пробежал глазами список имен с только ему понятными отметками. Половина имен была уже вычеркнута. Обмакнув перо в чернильницу, Гилберт со вздохом зачеркнул еще три имени.

Шеи и затылка коснулся колючий холодок, легкое дуновение взъерошило волосы. Гилберт замер, не смея повернуть головы. Перо, брызнув чернилами, сломалось в напряженно сжавшихся пальцах. Он крепко зажмурился, словно от предчувствия боли. Хоть шагов не было слышно, Гилберт почувствовал, как некое существо приблизилось к креслу. Вздрогнул — на плечо опустилась рука, от которой исходил леденящий холод, мгновенно проникший сквозь одежду.

— Ты доверяешь этим демонам? — раздался шелестящий голос, ровный и невыразительный, но обволакивающий, проникающий в глубины мозга, точно бред горячечной простуды. — Ты считаешь, на них можно положиться?

— У меня не было выбора, учитель, — ответил Гилберт, не поднимая глаз. — К тому же... Похоже, им вообще безразлично, кого убивать.

Призрачный собеседник убрал руку, переместился к столу. Он плавно двигался, не касаясь пола. Складки длинной, отливающей перламутром мантии книзу становились совершенно прозрачными. Глубоко надвинутый капюшон полностью закрывал лицо — но Гилберт вовсе не испытывал желания заглянуть в глаза собеседника.

— Надеюсь, ты не открыл им тайну нашего с тобой договора?

— Нет, клянусь вам, учитель, — поспешно проговорил граф, вскочив с места и застыв в почтительном полупоклоне.

— Хорошо. Ты умный мальчик и, полагаю, сумеешь отличить друга от врага.

Призрак поднял руку — точнее пустой рукав мантии, заполненный дымкой, — и листок со списком вырвался из побелевших пальцев графа, подлетев, повис перед складками капюшона.

— Эти три ведьмы живы, — прошелестел призрак. Свежие чернила, перечеркивающие три имени, вскипели на бумаге и с шипением испарились, не оставив следа. — Твои демоны оказались либо слишком ленивы, чтобы угнаться за ними. Или же решили тебя провести. Впредь ты должен быть осмотрительней, не позволяй себя обмануть.

— Да, учитель, — низко склонил голову Гилберт.

Призрак выпустил список, лист плавно опустился на стол, покачиваясь, как будто был всего лишь подхвачен порывом сквозняка.

— Не допускай глупых промахов, — напутствовал на прощанье призрак.

И бесшумно исчез — просочился сквозь камни стен, точно вода сквозь пальцы.

— И долго ты намерен так стоять столбом? Точно монах перед постригом. Или лучше сказать — школяр перед розгами?

Гилберт распахнул глаза. Странно, но он не услышал, как в комнату вошел Иризар.

— Прости, задумался, — произнес он. — Что тебе?..

Иризар развалился в кресле напротив, закинув ногу в грязном сапоге на стопку лежащих на полу книг.

— Ничего, — мотнул он головой. — Просто зашел спросить, какие будут дальнейшие приказания.

— Пока ничего не нужно, спасибо...

Плечо всё еще жгло от ледяного прикосновения. Он сцепил руки, чтобы унять дрожь в пальцах.

— То есть я могу уйти, — сделал вывод Иризар, собираясь встать.

— Нет!

Демон удивленно поднял голову. Но Гилберт погасил мгновенную вспышку паники, едва не выдавшую его, и добавил с холодным спокойствием, тоном принца крови:

— Пожалуйста, останься.

— Как прикажешь, — пожал плечами демон, вновь откинулся на мягкую спинку кресла. Окинул подозрительным взглядом хозяина, отметив большую обычного бледность, но расспрашивать ни о чем не стал.

Гилберт же молчал, вновь погрузившись в задумчивость, подошел к окну, уставился невидящими глазами на мерцающие вдалеке городские огни.

Повисшую тишину нарушило появление двух молоденьких служанок. Их прислали узнать, явится ли граф разделить с герцогиней ужин.

— Нет! — отрезал он, так что испуганные неожиданной яростью в голосе господина девушки пугливо отшатнулись назад.

— Его светлость утомился после охоты и желает ужинать здесь, в моем обществе, — усмехнувшись, заявил Иризар. — Ну, слышали, что я сказал? Быстро исполнять!

Девушки поспешно отвесили поклоны и кинулись выполнять распоряжение.

Но Гилберт не притронулся к принесенной еде. Оцепенелая задумчивость сменилась какой-то лихорадочной деятельностью. Он принялся суетливо листать пыльные тома, просматривая страницу за страницей, словно пытаясь найти что-то жизненно важное...

Иризар отсутствием аппетита не страдал. Да и жажду распаляла прислуживавшая за столом хорошенькая служанка, рискнувшая остаться на свою беду. Глупышка засмотрелась в чудесные, переливающиеся радугой глаза демона — и всё подливала и подливала вина в чарку. Он разглядывал ее, этот манящий десерт, прищурившись, предвкушая. Но девица осмелела, не отвела взгляда — и неожиданно прыснула смешком. Иризар в недоумении вскинул брови.

— Вас демоном кличут, а вы совсем и не страшный! — не удержавшись, шепнула на ухо.

— Неужели?

— Нисколечко! — заверила бойкая девица, игриво поведя плечиком. — И на голове вон у вас черте что. Точно заместо метлы двор волосьями подметали. Одна косица короче другой. Нешто так рыцарю можно!

— Хочешь попытаться распутать?

— А почему не попробовать? — опрометчиво вызвалась служанка. — Дело-то нехитрое, волосы чесать. Самое девичье занятие.

Она достала из кармана передника ножницы и гребень, встала позади кресла и деловито занялась черной гривой демона.

Вскользь обернувшись на них, Гилберт рассеянно улыбнулся по-домашнему мирной сценке. А Иризар и не думал скрывать довольного выражения на своем лице. Девушка проворно щелкала ножницами, выстригая безнадежные колтуны, расплетала свалявшиеся косицы, расчесывала волнистые пряди, подравнивала... Демон вовсе расслабился, прикрыл глаза, лениво потягивая вино.

Чтобы привести гриву в порядок, потребовалось немало времени. Но под конец, потеряв бдительность, чересчур осмелевшая девица неосторожно прищемила ножницами прядку, слишком сильно дернула за волосы. В полудреме, не помня себя, демон вмиг вскочил — и схватил служанку за горло. Она охнуть не успела, сип вырвался из глотки, задергались ноги. Со звоном выпали ножницы.

Выдохнув, Иризар разжал пальцы. Тело кулем осело на пол.

— Ты убил ее? — поднялся с места Гилберт.

— Похоже на то, — кивнул демон.

Подойдя к зеркалу, он придирчиво оглядел свое отражение. Три косицы слева над виском, оставшиеся нетронутыми, свисали на грудь — на целый локоть длиннее тщательно разобранных и расчесанных волос, волной ложащихся на широкие плечи.

— Вот зараза! — с досадой сплюнул он, поддев носком сапога одну из собственных косиц, валявшихся в беспорядке возле ножек кресла.

— Она мертва... — произнес Гилберт. Он отдернул руку от девушки, тщетно попытавшись найти признаки жизни, и голова ее под неестественным углом запрокинулась набок.

— Ну и что? — отмахнулся Иризар. — Ты же некромант, вот и прояви искусство, воскреси ее.

Гилберт поднялся с колен и смерил демона горящим от негодования взглядом:

— Как ты смеешь говорить это?! Ты искалечил ее тело, а теперь предлагаешь мне погубить ее душу?

Но ссора пресеклась, не успев вспыхнуть. Оба смолкли на полуслове.

За дверями послышался шум шагов, голоса.

— Твоя мать, — подсказал чуткий слух демона.

— ...Позвольте доложить о вас, ваше высочество? — умолял тонкий голос служанки. — Его светлость будет в крайнем раздражении, если...

— Не перечь мне! — Раздался звонкий шлепок пощечины. — Не смей вставать у меня на пути! Я — мать! И у моего сына не может быть от меня никаких секретов. Не забывайся, с кем говоришь, тупица...

Через мгновение двери распахнулись. На пороге появилась герцогиня Эбер, из-за ее спины выглядывала до смерти напуганная служанка.

Окинув пристальным взглядом комнату, герцогиня брезгливо поджала губы:

— Какой свинарник. Завтра же позови прислугу, давно пора навести здесь порядок!

Она величественной поступью подошла к склонившемуся в поклоне сыну, взявшись тонкими пальцами за подбородок, заставила выпрямиться, поднять голову.

— Полно, Гилберт, дай на тебя посмотрю, — сказала она нежно. Заглянув внизу вверх, впилась глазами в бледное лицо. Точно маленькому ребенку, пригладила ладонью волосы.

— Да... — протянула она с озабоченным видом. — Я ночей не сплю, пекусь изо всех сил о твоем будущем, о благе нашего королевства. А моему неблагодарному, недостойному отпрыску до того и дела нет!

И к своему удивлению, Гилберт получил пощечину.

— За что, матушка? — растерялся он.

— За глупость! — ответила герцогиня жестко. — Вместо того чтобы быть подле меня, как подобает почтительному сыну, ты пропадаешь неизвестно где! А после являешься в таком виде, точно тебя упыри сосали. Как, скажи на милость, ты собираешься удержать власть? Ты сам с собой совладать не способен! Весь в своего разгильдяя-отца пошел, тот тоже третий год какую-то жалкую крепость взять не может. Видел бы тебя твой дед!.. — сокрушалась она. — Неужели нашему древнему, славному роду суждено прерваться по вине такого бездельника и труса... Отвечай, когда в последний раз бывал у своей невесты? Хочешь отдать ее другому? Чтобы кто-то другой, более расторопный, отбил ее у тебя и торжествуя повел под венец?.. Где ты пропадаешь всё время? Чем занимаешься вот уже второй год тайком от матери, хотела бы я знать? Знай же, если хоть тень позора по твоей вине падет на наш герб... — предостерегающе подняла она указательный палец со сверкающим перстнем.

Но вдруг осеклась, оглянулась на бархатную портьеру, чьи широкие складки украшали столбы у изголовья кровати. Материя чуть приметно шелохнулась, и герцогиня изменилась в лице, заметив носок женского башмачка, виднеющийся в щели между тяжелой бахромой и ковром на полу.

— Значит, вот так... — произнесла она ледяным тоном. — Мой сын оказался ничуть не умнее прочих молодых повес? Печально. Ты становишься всё больше похож на своего никчемного отца... Разумеется, можешь развлекаться сколько душе угодно — что ж с тобой поделать. Но помни о чести рода! И о любящем сердце несчастной матери. Оно разорвется от горя, если я буду вынуждена от тебя отречься.

Гилберт, чтобы скрыть краску раздражения на своем лице, снова склонился в поклоне. Герцогиня же, печально улыбнувшись, тяжко вздохнула и нежно похлопала его по щеке.

Едва двери закрылись, Иризар выглянул из-за портьеры:

— Ах, прости! Я вовсе не желал подслушивать ваши семейные разговоры! — с ухмылкой воскликнул он, бросив тело служанки на пол. Гилберт поморщился — голова с глухим стуком ударилась о резную ножку стола.

— Немедленно убери ее... это отсюда.

— Куда прикажешь, Берта?

— Куда угодно!

— Как пожелаешь, — вздохнул Иризар. И подхватив тело за руки, поволок вон из покоев хозяина, будто намеренно стуча головой несчастной о все попадающиеся на пути углы и косяки.

Подземелье сотрясал гулкий, напоминающий рычание храп. Иризар сбросил с плеча тело служанки, перегнулся через перила:

— Сильг, ты спишь? — крикнул он вниз.

Храп пресекся на присвисте, из темной глубины послышалось ворчание, сонный вздох.

— Ты удивишься, Иризар, но как раз собиралась уснуть. Что мне еще прикажешь тут делать в столь поздний час? — раздался недовольный голос.

— Я мог бы предложить тебе поздний ужин. Давно ты лакомилась человечинкой?

— Уж право и не припомню, — оживилась дракониха, заворочалась на подстилке. Шумно выдохнув через одну ноздрю, запалила своим дыханием ряд факелов на стене. — Ты хочешь угостить меня чем-то вкусненьким, Иризар?

— Да вот, принес гостинец. — Демон пинком отправил и без того избитое тело катиться вниз по лестнице. Изломанное, точно марионетка, у которой кукловод обрезал нитки, оно кубарем упало перед драконихой. Та брезгливо подобрала хвост.

— Фу! — скривилась Сильг. — Это не человечина, а мертвечина. Нет, благодарю, я нынче плотно поужинала.

— Почему? Посмотри только — совсем молодая, не костлявая!

— Да, я знала ее, — кивнула дракониха. — Бедовая была девка. То и дело ссоры на кухне затевала. А пару раз, пока я спала, пыталась отковырять с меня чешую на бусы... Но во-первых, тело уже успело остыть, — зевнув, добавила она. — А во-вторых... Ты же сам знаешь, какой злой я становлюсь, отведав человечины. И тебя, приятель, проглочу — не замечу!

— Заметишь, — усмехнувшись, заверил Иризар.

— А что она тебе сделала? — поинтересовалась Сильг.

— Видишь — волосы расчесала!

— Давно было пора. Слыхала, у тебя в голове уже змеи селились...

— Всё-таки не хочешь перекусить?

— Неаа... — снова распахнув огромную пасть в сладком зевке, помотала головой Сильг. Потушила одним вздохом все факелы и, укладываясь, пробурчала из темноты: — Если тебе тело деть некуда — скинь в ров. Будто впервой, право слово! Все ж так делают... А я тебе не помойная яма, чтобы во мне мертвецов прятать...

Через четверть часа драконий сон опять потревожили. На сей раз поваренку понадобилось набрать воды. Драконихе было жаль этого тощего, запуганного кухаркой заморыша. Сладко зевнув, Сильг принялась помогать — крутила тяжелый ворот, держа рукоять когтистым пальчиком.

Когда наполнили второе ведро, дракониха вдруг ойкнула и от неожиданности выпустила рукоять. Звякнув цепью, расплескавшись, бадья унеслась вниз.

— Извини, малыш, сейчас достану, — улыбнулась рядом клыков Сильг.

Она снова ощутила удар — кто-то настойчиво толкал ее в бок, которым она привалилась к прохладной стене. Дракониха предупреждающе стукнула хвостом по камням — и полезла доставать бадью.

Пришлось по самые плечи засунуть голову в колодец, благо длинная шея позволяла, нужно только плотно прижать гребень. Паренек с любопытством нагнулся над чернеющей дырой жерла, откуда доносилось бульканье и глухое ворчание, ужаснейшим образом усиленное и искаженное эхом. И тут же отпрыгнул, окаченный волной брызг. Дракониха выдернула мокрую голову из колодца, сжимая в зубах ручку бадьи.

— Всё, — сказала она, сплюнув. — Вода мутная, приходи завтра поутру!

Едва поваренок убежал, и эту-то воду расплескивая по дороге, Сильг обернулась к стене и осторожно поддела когтем щель между каменными блоками. Отъехала панель, открыв довольно широкий проем, откуда в подземелье ворвался холодный ветер.

— Я и не знал, что здесь есть потайной ход, — заметил Иризар. Демон терпеливо ожидал ее, сложив руки на груди.

— Не вздумай никому сказать! — предостерегла Сильг. — Это мой любимый секрет. Могу хотя бы по ночам вылезти воздухом подышать, а то в этом подвале совсем мхом зарасту.

— Думаю, это не единственный твой секрет, — заметил Иризар.

— Разумеется, — дракониха обнажила клыки в впечатляющей улыбке. — Но, конечно же, моим маленьким секретам не сравниться с тайнами, которые есть у тебя.

— Маленьким секретам не удержать взаперти такого большого дракона, — продолжал Иризар. — У тебя есть удобная возможность, но ты до сих пор не сбежала на волю. Отнюдь не пустяк или прихоть привязывает тебя к этому месту.

Сильг отвела глаза, в голосе не слышалось ни капли фальши, но взгляд погрустнел.

— Зачем мне бежать, сам посуди? — со смешком откликнулась она. — Убежать и поселиться в горах? Ловить себе оленей на пропитание или нападать на деревенские стада? Чтобы потом на меня объявили охоту местные бароны? Или безумные смельчаки пытались бы забраться ко мне в логово — а потом торговали бы на базаре драконятиной, а голову засушили бы и повесили в трактире над камином? Зачем, когда меня здесь содержат при кухне, заботятся и охраняют как диковинную зверушку. Посмотри, я даже растолстела! И невероятно обленилась от такой жизни.

Дракониха по-кошачьи грациозно потянулась, свернулась, так что Иризар оказался в кольце из лап и хвоста.

— Сам-то ведь тоже не торопишься получить свободу? Уверена, ты легко мог бы избавиться от своего нового господина! — с ехидцей заметила она. — Но ведь нет, терпишь этого капризного мальчишку. Боишься, что без хозяина заскучаешь?

— Ты права, — усмехнулся Иризар, — с ним довольно весело.

— Угу, догадываюсь, какие у вас развлечения. Вон, служанок тебе разрешает убивать. Кстати, ты спрятал девчонку-то?

— Похоронил. Даже если спохватятся — не найдут.

— Как принца Лорена?

Сильг и в темноте заметила, как сверкнули глаза демона.

— К чему ты клонишь? — уточнил демон.

— Слыхала, что принцесса втайне призвала лучших колдунов Гильдии и разрешила им... нет, даже приказала им использовать запрещенное черное колдовство — лишь бы они сумели отыскать в безднах иного мира душу убитого принца. И что ты думаешь? — Сильг положила голову на лапы, ее золотистые глаза с вертикальными полосками зрачков оказались напротив его лица. — Они так и не дозвались принца.

— Может, плохо искали? — хмыкнул демон.

— У них на это был целый год, — напомнила Сильг. — А может, его душа так и не пересекла границу смерти?

— Намекаешь, будто бы я не выполнил приказ? — переспросил он. — С какой стати?

— Может быть, ты не успел? — предположила дракониха. — Может быть, тебе кто-то помешал прикончить его — напал сзади, превратил в статую и оставил стоять в одиночестве на берегу пруда, обезглавленного...

— Разве я говорил, что меня обезглавили? — вскинул бровь демон. Он прислонился к гладкому, чешуйчатому боку драконихи плечом, с интересом вслушиваясь в певучую речь подруги.

— Ну разумеется, говорил! Иначе как бы я узнала, — дернула хвостом Сильг.

— Хм, неужели теперь вино стало так на меня действовать? — усомнился демон. — Я совершенно не помню, чтобы рассказывал об этом... Надеюсь, Дакс или Дэв-хан этого не слышали? Они изведут меня шуточками.

— Не волнуйся, они не слышали, — с улыбкой заверила дракониха. Она чуть подвинулась, выпуская демона.

Но он не спешил уйти.

— Или... — он с недоверием всмотрелся ей в глаза. — Или герцогиня решила проследить за нами, и ты отнесла ее к замку? Ей хотелось собственными глазами увидеть, как я убью принца?

— О чем ты говоришь! — возразила дракониха. — Изабелла ни за что не приблизилась бы к замку! Она не потерпела бы, чтобы хоть тень подозрения коснулась ее! В тот день она не отходила от принцессы, изображая самую нежную тетушку на свете. Неужели она позволила бы себе глупость заявиться к замку на драконе среди дня, рискуя быть замеченной хоть одним крестьянином?!

— Значит, нет?

— Конечно, нет!

— Прости меня, — произнес Иризар. — Я знаю, ты никогда не стала бы мне лгать.

— Разумеется, ты же мой друг, — мягко улыбнулась дракониха.

— Знаешь, Сильг, — подумав, признался он, — на самом деле я помню ясно, как стоял там, не в силах пошевелить хоть пальцем... Я почти ничего не видел. Но слышал каждый шорох, ощущал ветер, капли дождя... Чувствовал, когда по мне пробегал жук или садились птицы... Поначалу я сходил с ума! Но потом остыл, вправду превратился в камень... — Он невесело усмехнулся. — Вначале я хотел растерзать того, кто заставил меня всё это вынести. Теперь же... Просто хочу знать — зачем?

— Хотела бы я тебе ответить... — вздохнула дракониха, она развела бы руками, если бы могла.

Лошади топтались на месте, не желая сделать дальше ни шагу. Пришлось спешиться и повести их под уздцы. Благородные животные и так были напуганы взваленным им на спины, завернутым в мешковину грузом, а тут еще под ногами зачавкало, захлюпало, и обманчивая земля податливо уходила вниз под копытами, выдавливая в глубокие следы коричневатую мутную воду.

Иризар шел впереди, спокойно щуря яркие бирюзовые глаза на яркое чистое небо с редкими белыми облачками. Солнечные лучи, свободно пронизывая голые кроны готовых к зиме деревьев, напоследок слегка пригревали стальные наплечники легких доспехов.

Следовавший попятам Гилберт выглядел далеко не столь умиротворенно, зябко кутался в плащ из грубой шерсти.

— Ты их всех сюда перетащил? — наконец решился он спросить.

— Всех, — кивнул Иризар, не оборачиваясь.

— Так далеко от города...

— Зато сохраннее, — хмыкнул демон. — Не хнычь, Берта! Уже пришли.

Дальше идти стало совершенно невозможно. Гилберт боялся и шаг сделать, чтобы не увязнуть в трясине.

Иризар привязал лошадей, снял один из длинных свертков, лежавших поперек седел. Взвалив себе на плечо, сноровисто запрыгал с кочки на кочку. Гилберт проводил его взглядом до группы чахлых елочек. Он не менее тревожно, чем лошади, вслушивался в шорохи осеннего леса...

— Ах, дьявол!.. — раздалось за елками.

Ни мгновения не задумываясь, Гилберт выхватил меч и бросился вперед.

— Что такое? — выдохнул он, увидев стоявшего на полоске твердой земли демона — аккуратно складывавшего мешковину, как ни в чем ни бывало.

— Да вот, штаны обрызгал, гад, — с досадой поделился Иризар. Сунул мешковину в руки растерявшегося графа: — Подержи пока, еще пригодится. Я за вторым схожу.

Гилберт послушно взял опустевшие мешки, огляделся по сторонам. Елочки полумесяцем обступали болотце, заросшее по краям осокой. Обманчивая зелень затягивала гладь плотным ковром, и только в середине блистало оконце черной воды. Ледяной омут с неизвестной глубиной...

Гилберт дернулся точно ужаленный, распахнул глаза: на той стороне омута, на изумрудном ковре под сенью высокого кустарника, лежал, вытянувшись во весь рост, мертвец. Солнечные зайчики радостно золотили лилово-коричневую кожу, ветерок шевелил прилипший ко лбу пучок сухой травы.

Мертвец громко всхрапнул. Распухшие от болотной воды щеки сильно раздувались и опускались, а непомерно толстые губы громко шлепали, выпуская зловонное дыхание.

— Он... он... — пролепетал Гилберт, указав вернувшемуся с ношей Иризару на спящего на воде мертвеца.

— Струсил? — хохотнул демон. — Плохой из тебя некромант. Это из-за оттепели покойник всплыл и теперь гниет себе на солнышке.

Свалив мешок на землю, Иризар подобрал палку и, подцепив мертвеца, подтащил поближе. Гилберт не сообразил отвернуться, только прикрыл нос рукавом. На "храпящего" демон положил другого мертвеца, которого вытряхнул из мешков — поперек, вниз лицом. И новый покойник своей тяжестью увлек шумного мертвеца под воду. Гилберт отчетливо увидел, как сизая рука с раздутыми жилами задралась вверх — и медленно ушла в черную глубину, словно поманив раздувшимися пальцами за собой...

...Очнулся он от безжалостных звонких пощечин.