Глава 17. На шаг глубже, на тон темнее

Шкура горела, потрескивая и распространяя едкую шерстяную вонь. С потолка сорвалась капля, с коротким шипением шлёпнулась в огонь. Веля вытянула вперёд безоружную левую руку. В правой была зажата железная таранька, поднимать её не стоило.

— Не надо, пожалуйста, — быстро сказала она, шаря глазами по бывшему начальнику охраны и, вероятно, бывшему другу, потому что та доля симпатии, которую она к нему испытывала, без остатка растворилась в страхе за Пола и остром разочаровании — ведь она была почти у цели, когда её так грубо прервали.

Веле казалось, если она посмотрит Шепану в глаза, тот догадается о её мыслях, поэтому смотрела ему в грудь, в живот, подбородок. Одет он был в свою старую кожаную безрукавку и простые штаны, заправленные в сапоги. Даже без своего меча. И так легкомысленно — без доспеха. Можно попробовать напасть, если подобраться, да вот беда, подобраться не получится, потому что подбираться её учил он.

— Послушайте, Шепан, давайте договариваться. Двое взрослых людей всегда смогут договориться, — с доброжелательной улыбкой сказала Веля, глядя ему куда-то в область рта.

— Иди вперёд, чтоб я тебя видел, — ответил охранник, не двигаясь с места и не сводя с неё глаз.

В одной его руке шипел и щёлкал, не умолкая ни на секунду, Пол. В другой он держал какое-то приспособление. Веля несколько секунд тупо присматривалась к предмету в слабом свете догоравшего отцовского плаща, затем поняла, что это нечто сродни компасу, но без магнитной стрелки. Просто лёгкая пробка с воткнутой в неё иголкой качалась в плошке воды. Иголка, видимо, поворачивалась к магниту. То есть, к гробнице первозверя. Выходит, Шепан искал не столько их с Полом, сколько то, что искали они, таким образом и встретились.

— Ну зачем вам мой зверёк? — уговаривала она. — Отпустите его, да и всё…

— О нет, детка, — Шепан покачал головой, — за эту тварь король хорошо заплатит!

— Что вам предложил мой отец? — настойчиво продолжала Веля, делая маленький шажок вперёд. — Я предложу вам больше.

— Стой на месте, или я сверну ему шею, кажется, полгода у них срок перерождения, — ответил Шепан. — Так что на полгода ваши с ним делишки и отложатся…

Веля остановилась и мотнула вбок головой. Держать себя в руках становилось всё сложнее. Опоссум сказал, в крайнем случае его убить, но это не мог быть тот самый крайний случай. Как же третья луна? Только бы её не начало потряхивать от напряжения и ненависти.

— Я предложу вам больше, — горячо повторила она. — Вы хотели смерти отца? Так давайте его убьём. Я его ненавижу больше чем вы. А когда отца не станет — править сяду я. И я дам больше.

Шепан рассмеялся, блеснув ровными белыми зубами и снова укоризненно покачал головой.

— Детка, ты, конечно, сладко поёшь, но лучше песчарка в руках, чем целый кит, в мо… Б@!!!

Брошенный без оборота снизу нож воткнулся в среднюю часть его плеча. То, что никак не получалось с топориком Фипа на заднем дворе, с ножом и от страха получилось вполне. Опоссум вывалился из руки и молнией метнулся в одну сторону, а Веля — в другую, но тут же полетела на сырой и грязный пол, потому что получила ногой по ногам.

— Ваше высочество, — сквозь стиснутые зубы преувеличенно-вежливо сказал нависший над нею Шепан, он уже вынул нож из плеча и куда-то спрятал, зажимая кровоточащую дыру. — Ты же полностью его дочка, кто бы сомневался! Я ничего в тебе от матери не вижу. Вставай, тупая сука, идём к папаше, со зверем или без.

Он снял с шеи платок и грубыми торопливыми движениями перевязал плечо. Его лицо кривилось от боли и гнева. Кажется, он был взбешён до крайности. Это и понятно, не только Велина цель безнадёжно отдалилась. Однако, её драгоценный милый Пол спасён — кое-что у неё получилось. Мысли в голове скакали, будто стёклышки, словно кто-то тряс разбитый калейдоскоп. Нужно было что-то делать с возникшей ситуацией. И срочно. Хотя бы перейти на «ты». Веля поднялась на ноги, отряхнула ладошки.

— Извини, я не могла по-другому, — мягко сказала она, подходя к нему, прижалась всем телом, встала на цыпочки и чмокнула в губы.

Этот человек нёс угрозу и у него был алгоритм, согласно которого он собирался действовать. Алгоритм следовало разбить.

Шепан опешил, но не оттолкнул её и не изругал. Тогда Веля через голову сняла свитер и бросила под ноги. Она обняла его снова, взяла обеими руками за лицо и поцеловала по-настоящему, глубоко засовывая в рот язык. Он еле ощутимо вздрогнул и ответил. И обнял её здоровой рукой.

— Ты мне всегда нравился, — шепнула она в приоткрытые губы Шепану и ещё раз его поцеловала, руками оглаживая колючий подбородок, шею и грудь.

Лгать легко, особенно, когда ты хочешь, чтоб тебе поверили. И если человек, которому ты лжёшь, хочет верить. Этот, кажется, хотел, он обнял её крепче и положил руку на грудь. А у Вели был ещё один нож. Она опустила левую руку вниз, дёрнула запястьем — таранька прыгнула в ладонь.

— Да что ты говоришь! — со злостью сказал Шепан, его рука стиснула запястье с такой силой, что пальцы разжались и нож выпал. — А я и не заметил!

Он сгрёб её в охапку и так сдавил, что из горла у Вели вырвался то ли всхлип, то ли свист, а потом нажал на плечи, заставляя опуститься на колени.

— Давай, высочество, становись на четыре точки. Считай, ты меня уговорила.

И стал расстёгиваться.


Каменная крошка впивалась в ладони и колени с каждым толчком всё больнее. С такой силой она себя ещё не презирала. Чувство было новым и ярким. И так как Шепана, она ещё никого в своей жизни не ненавидела, разве что отца. Про отца она и стала думать, пока Шепан с вдохновением вколачивался в неё, сжимая руками бёдра. Она думала про второе правило: «я делаю, что должен, и ты делай, что должна», она представляла себе отцовское выражение лица, если бы он сейчас видел, как её трахает его товарищ и, по факту, слуга. О-о-о-о, как бы отец был оскорблён! И зло улыбалась. Но этого было мало, следовало качественно отыграть то животное, в которое она превратилась, и она приговаривала:

— Давай! Глубже! Засади. Сильнее!

И сама подавалась навстречу со стиснутыми в оскале зубами. Что-то в этом всём было такое, что и в самом деле заводило. Адреналин? Впрочем, голова работала.

— В меня не кончай…

Огонь догорел. Из липкой тьмы старой каменоломни, окружавшей её снаружи, выползла другая, внутренняя тьма, с одним единственным квантом света — малой жертвой ради большой цели. Ну что же, она ведь хотела стать такой, как король, и кое в чём стала! Она расхохоталась и неожиданно почувствовала, как в животе поднимается терпкая горячая волна и растекается по ногам.

На минуту она задохнулась. Её затопило этой волной.


***

— Что ты там ищешь? Твои ножи у меня.

— Здесь должна быть лампа, может, осталось немного керосину. Хотя, вряд ли, думаю, он весь выгорел.

Раздался металлический лязг — Шепан зачиркал кресалом по огниву. Высеклось несколько искр, одна из которых и подожгла сухую тряпицу в его руке.

— У меня есть факел, — мрачно сказал он, отошёл куда-то в сторону, пока Веля ползала по полу в поисках лампы, а вернулся уже с горящим факелом и стоял над ней, пока она отряхивала от налипшего мусора найденную лампу, конечно же, пустую, но, вполне пригодную как ёмкость.

— А сейчас что ты делаешь? — спросил устало.

Веля руками собирала пепел в лампу, стараясь не поднимать лица. Она не представляла, как смотреть на этого человека. Больше всего она хотела никогда в жизни больше его не видеть, но пока что так не получалось, значит, нужно было лгать дальше.

— Мне обязательно нужен этот пепел, — пояснила Веля, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал нормально. — Так что тебе обещал отец?

— Остров, — мрачно выплюнул Шепан. — Вон, левее, ещё горсть лежит. Какого дьявола я на тебя повёлся как сопляк?! Я не представляю, что теперь будет.

«Что ему говорить? — с ужасом подумала Веля. — Надо лгать по максимуму»

— У тебя буду я, — сказала она. — Ты всегда можешь оставаться при мне советником или даже консортом…

Шепан хмыкнул.

— Ты что, замуж просишься? — с сарказмом спросил он. — Тебя не разберёшь.

Однако, Веля собрала весь пепел, больше не осталось, следовало подниматься, и она встала на ноги. Её переполняло напряжение, которое всё копилось, как пепел в лампе, пока, наконец, не вылилось истерикой. Она решила больше не сдерживать слёзы и разрыдалась. Правильно — через некоторое время Шепан начал утешать её. Мужчины инстинктивно пытаются утешить расстроенных бедняжек. Чаще всего, перед сексом, но иногда и после.

— Я так несчастна, — плакала Веля и была совершено искренна в своём горе, разве что причины его утаивала. — Я так ненавижу отца, — и снова не лгала, — он не даёт мне ни жить, ни дышать. Чем ему мешает мой бедный зверёк? Чем?! Я вообще не хотела сюда, в Трейнт, жила б себе… на Гане, варила керосин и никого не трогала. У меня всё было хо-ро-шо!

— Ну-ну, детка, перестань… — Шепан обнял её и погладил по спине. От него пахло свежим потом и тем унижением, которое она прощать не собиралась.

— Это же какой-то узурпатор, — жалобно говорила Веля, всхлипывая в кожаную жилетку и стараясь не отстраняться инстинктивно, — А как он потребительски относится к людям? Вот это постоянно — повесить каждого третьего? Просто тиранозавр, как его земля носит…

Шепан вдохнул воздух, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Её ножи этот человек забрал, пока что с ним проститься не выйдет. Но можно было попытаться его использовать. Значит, следовало лгать ещё. Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

— Отравить отца не получится, он либо с нами питается, либо королевский повар первым пробует, когда отец ест один, — продолжала Веля. — Я же не могу отравить вместе с ним обеих моих дам и васарского принца? Надо организовать толковое покушение, а лучше несчастный случай. На празднике. Он собирается устроить праздник в мой день рождения и даже отменил казни.

На самом деле, она и не думала о смерти отца, просто молола, что первое приходило в голову.

— И что ты планируешь сделать?

— Вот это давай и обсудим. Шепан, мне, если честно, этот Трейнт вообще никуда не упёрся. Мне с головой хватит моей Ганы, буду там себе жить спокойно, а ты бы со всем остальным разбирался как хотел, что скажешь?

— Я одного не понимаю, — произнёс Шепан, — ладно мои с ним тёрки. Но чем он так тебе досадил?

Веля обняла его за шею одной рукой, во второй была лампа с пеплом.

— Он хочет убить моего зверя и убьёт, если я его не остановлю, — тихо сказала она, отстраняясь. — Запомни, для меня сначала есть мой зверь. Потом всё остальное.

И это тоже было правдой и потому прозвучало так убедительно, что он поверил. Между своим милым Полом и отцом, которого никогда раньше не было и непонятно, насколько он нужен, она, не задумываясь, выбирала зверя.

— Ну, уж тут ты меня ничем не удивила, — произнёс Шепан, нагнулся и поцеловал её, отчего по спине побежали мурашки а волосы на затылке встали бы дыбом, не будь они увязаны в хвост.

Веля улыбнулась и ответила на поцелуй.


Они вернулись, ориентируясь на пробку с иглой в плошке. Веля хотела и дальше искать гробницу, но Шепан утверждал, что уже слишком поздно, вернее, слишком рано. И что следует вернуться, пока король не встал, а просыпается он засветло, а Велю хватился ещё с вечера.

Дрожащий свет факела выхватил из темноты наскальную надпись: «Тебе конец, выродок» и схематическое изображение вагины.

— А как ты, кстати, узнал, что я тут? — спросила Веля.

— Я заныкался на террасе и видел, как ты выбралась из окна, как зверь к тебе пришёл и как ты полезла в кабинет короля, — нехотя ответил он после недолгого раздумья, — Я слушал под окном, думал, там перехвачу. Но когда твой папашка вернулся, понятно стало, что ты ушла так, что он тебя и не застал и не заметил. Я знал, что в кабинете есть ход и знал, кто им ходит. Впрочем, я допускал, что ошибся и вас не найду. Он же у тебя ночной, мало ли, куда вы отправились. Я и пошёл в катакомбы только из-за того, что чайка королю говорила о каких-то магнитных полях у зверей, а то, что компасы тут сбоят — знают все. Ну я и решил проверить, чего они сбоят. А там ты костёр из его воротника палишь.

Он помолчал. Веле тоже нечего было сказать, и она таращилась на стены. Порой попадались интересные надписи, к примеру: «Отомсти себе — не плати налоги», «Дьявол уехал к бабушке», «Ты слишком добр, п@ц тебе, Зорис».

— Слушай, детка, зверь у тебя такой урод, как тебе его в руки брать не гадко. — произнёс Шепан. — Лис хоть красивым был.

— Мне плевать, какой он, — отрезала Веля. — Пусть он хоть монстром вам всем выглядит. Это мой зверь и я пойду за ним. Есть другие ходы в подземелье?

— Я через кухню прошёл в винный подвал, а оттуда в катакомбы. Чёрт, детка. Не нравится мне всё это. Твой папаша не дурак, что мне ему говорить?

— А ничего, — с отчаянием сказала Веля и мотнула головой.

— Ты же шкуру украла!

— Пусть докажет, что это я.


В своих покоях она спрятала лампу с пеплом в глубине шкафа с рукоделием матери, быстро вымыла холодной водой самые грязные места, распустила волосы и облилась духами, чтоб не вонять гарью. За окном только начинало сереть. Возможно, она успеет вздремнуть, пока не придут звать к завтраку? Она ужасно устала, будто, она невесело ухмыльнулась, — всю ночь бродила по каменоломням и отдалась прислуге. Веля юркнула в кровать и с изумлением обнаружила, что её постель занята. Там спала тёплая староземская владычица Эвелин, которая, стоило Веле лишь прикоснуться к ней, проснулась и заплакала.

— Ах, дорогая, — сквозь слёзы сказала она, — похоже, я надоела королю, он сказал больше не приходить. Я не могла спать, не знала, куда мне деваться и пришла к тебе, но тебя не было… Я так несчастна!

Кажется, эта фраза была кодовой, глаза сразу защипало.

— Мне жаль, — сказала Веля сдавленно.

Она не уточняла, чего именно ей жаль, просто обняла тёзку и тоже заплакала. Она думала о том, что сегодня сделала, и о всём том, что сделать только предстоит, и слёзы катились сами по себе. Веля слушала жалобы тёзки на равнодушие отца, с ужасом представляла вероятные финалы собственной истории и душераздирающе всхлипывала.

Так, наплакавшись, в обнимку, обе и уснули. Утром было неловко, горничные невесть что подумали, впрочем, виду не подали, а подали одеваться: блузку, лёгкую юбку, жакет — день был приёмный и Веле предстояло сидеть с собственноручно разведённой бюрократией у подножья лестницы в тронном зале. Волосы она заплетать не стала, а просто расчесала и надела одну из жемчужных корон матери с длинными цепочками, свисавшими по бокам и сзади, чтоб отцу было приятно.

За завтраком король выглядел задумчивым. Он никак не прокомментировал то, что она в короне, ни слова не спросил о пропавшей шкуре, словно ничего не произошло, даже не спросил, где она была ночью, хотя служанки сказали о его позднем визите.

— Начинайте трапезу, — сказал король, скользнув взглядом по её бледному, не выспавшемуся лицу, и налил себе отвара реса из парующего медного кувшина. На секунду Веле стало жаль отца. «Вот встать бы сейчас и сказать: что мы делаем? — с горечью подумала она. — Неужели нельзя, чтобы всё стало нормально? Чтобы мой милый Пол остался со мной и ни о чём не беспокоился, кроме времени третьей луны и своих хождений по дорогам ночи? Если бы отец разрешил мне оставить зверька, как бы я его полюбила!»

За еду принялся один принц Фиппол, да его мать положила в свою тарелку кусок пирога с голубями. «Надо же, вот и аппетит появился!» — некстати мелькнуло в мыслях. Король заметил пристальный Велин взгляд.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил он, щурясь так, будто силился что-то рассмотреть за её спиной.

Веля открыла рот.

— Возможно, ты наконец-то решилась отдать своего никчемного зверя? — с усмешкой продолжил король.

— У меня нет зверя, папочка, — улыбнулась Веля, — Ты не мог бы подать мне ресу?

Загрузка...