Тень Миротворца

Глава 15 (Ч. 2)

Я терпеливо исполнял все те экзерциции, что заставлял нас совершать два часа до и три часа после завтрака второй батальонный офицер поручик Пряхин, блистая в новом, с иголочки мундире, ушитом на его фигуре до состояния гандона цвета хаки, форся отсутствием шинели и пуская зайчики начищенной позолоченным эфесом Аннинской сабли, стараясь, чтобы алый темляк был виден всем проходящим мимо плаца. Своё прозвище «Фазан» среди солдат этот офицер оправдывал в полной мере. И его патологической страстью была строевая подготовка.

После строевой подготовки учебный взвод до самого обеда выполнял занятия с учебными винтовками. От бесконечных «коротким — коли, длинным — коли!» я тихо зверел и потрошил в сотый раз мешок туго набитый сырой соломой ржавым штыком своей «учебки». Оружия новобранцам пока так и не выдали. Судя по моим наблюдениям, практически весь личный состав был вооружён карабинами Мосина: и штурмовики-гренадеры, и сапёры, и пулемётчики, и даже связисты с самокатчиками. За небольшим исключением. Новоприбывшего к концу второй недели отделения солдат судя по погонам и папахам, какого-то из сибирских полков. Встречал команду под начальством старшего унтер-офицера с лицом, обезображенным множественными следами ожогов, сам командир батальона штабс-капитан Крон. Одна незначительная деталь тогда бросилась мне в глаза, так как вопрос личного оружия оставался нерешённым и довольно болезненным. Сибиряки были поголовно вооружены винтовками Мосина, но при этом те были аккуратно завёрнуты в мешковину и перевязаны шпагатом. Я и о мосинках-то догадался лишь по характерной длине и игольчатому четырёхгранному штыку, почему-то постоянно примкнутому у сибиряков, будто они собирались немедленно идти в штыковую атаку.

Тогда я лишь отметил сей необычный факт, продолжая дырявить мешок с соломой. Нашлось объяснение и выданной мне кобуре. Каждый штурмовик получил на вооружение в дополнение к карабину ещё и револьвер Нагана. Похоже тот, кто разрабатывал стандарты вооружения личного состава штурмового батальона не экономил. Дай бог, чтобы эта задумка не провалилась. Я не военный, но им и не нужно быть, чтобы понимать, как заканчиваются в России провалы государственных разработок, в которые вкладываются столь значительные средства. Ещё во время путешествия с эшелоном пополнения мне бросилось в глаза довольно плачевное состояние обеспечения армии. И ведь это всего лишь полгода войны прошло. Поэтому столь явное изобилие в снабжении настораживало. Если столько вкладывают, это насколько же спросят потом?

Не забывал я и о советах моего «мозгового программного паразита», то бишь визави Ремесленника по имени Павел. Заточенные в батальонной кузне сапёрные лопатки, парочка позаимствованных топоров и кустарно изготовленная дюжина метательных ножей стали моими спутниками в ночных самоволках по изготовлению горючего коктейля. Кстати, за последние батальонный кузнец слупил с меня ту самую трёшку, оставшуюся от «пчелиных» денег, обосновав это тем, что на них пошли пусть и пришедшие в негодность остатки траншейных немецких ножей, обломков которых у него набралось прилично. Тем не менее ему удалось добиться для этих поделок главного. Остроты и смещения центра тяжести к клинку. Ну а обмотать рукоятки тонкими кожаными ремешками было уже делом техники.

Теперь после каждого испытания горючей смеси (мне уже удалось путём изменения соотношения ингредиентов и экспозиции выдержки смеси добиться стойкого горения более пяти минут) появилось время до побудки поработать с хитростями баланса и точностью броска, что, как уверял Павел, должно было произойти автоматически после определённого числа повторений. И что удивительно, несмотря на мой внутренний скепсис, количество перешло в качество уже после пары десятков пустых и бесплотных попыток. В какой-то момент я почувствовал, что во время броска рука словно сама фиксируется в определённом оптимальном положении, вне зависимости от вида замаха: снизу, сверху или сбоку. Оставалось лишь довести силу и точность броска. Уже к восьмой ночи, когда мой коктейль был доведён до оптимальных условий и неплохо прилипал как к деревянной поверхности, так и каменной, я отработал до автоматизма 90 % бросков на расстояние от пяти до десяти метров. Чем мог по праву гордиться, ибо метал уже не только сапёрные лопатки, топоры и ножи, но даже ржавый серп и старые портновские ножницы. По характеру интенсивности и моей увлечённости этим предметом универсального боя я судил хотя бы потому, что приходилось тратить у кузнеца ежевечерне двугривенный на новую заточку лопаток, ножей и топоров.

Проверил я и длительность максимального периода без сна. Он составил без малого шесть суток. Хорошо, что резко навалившаяся слабость не была катастрофической. В конце концов я ожидал чего-либо подобного. Пришлось седьмую ночь провести, как положено, в расположении карантинной палатки вместе с остальными новобранцами.

Минуло весеннее равноденствие. Всё чаще земля на полигоне к полудню превращалась в грязевую кашу, а нам приходилось по вечерам чистить обмундирование, всего за две недели приобретшее все черты длительной носки и эксплуатации.

Наступил день, когда меня вызвали к штабс-капитану и он оповестил меня о том, что санитарный отряд, относившийся к технической команде батальона, будет поручен мне в дополнительную организацию. Так и сказал: «В дополнительную организацию!» Особенности языка и речевых оборотов до сих пор не переставали меня удивлять. Манера излишней многословности и, порой, даже велеречивости даже бесила. Но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Так как состоял санитарный отряд из тех же гренадер, которым помимо боевой службы в приоритет вменялась теперь функция эвакуации раненых бойцов батальона и доставка их, сообразно новому положению, до фронтового лазарета или перевязочного пункта первой очереди.

«Поручен в дополнительную организацию», как оказалось, было громко сказано. Инициатива, как всегда, натолкнулась на перегибы на местах. И если тебя жалует штабс-капитан, не значит, что малый местечковый начальник склонен с ним согласиться.

Командиром санитарного отряда числился унтер-офицер Федько, военный фельдшер, призванный из запаса второй очереди. Не знаю, какими ходами он пролез в штурмовой батальон, но, похоже, я нарвался на случайного малопонимающего задачи спецподразделения человека. Человек исполнительный, но недалёкий в своём упрямстве и всезнании, он никак не мог не смириться с тем, что его авторитет вынужден пододвинуться ради какого-то юнца, без году неделя, как попавшего в армию. Пусть и протеже самого командира. Но приказ был озвучен штабс-капитаном не только устно. Опытный командир, он направил через батальонного писаря для Федько бумагу с расписанием моих занятий с личным составом. Распоряжение санитарного отряда также были доставлены две дюжины сшитых и пропитанных по образцу лазаретных безосновных носилок, слаженных с высокой добротностью в батальонной швальне. При этом носилки были оснащены и пристяжными ремнями для фиксации раненых, Семёна явно расспросили в подробностях знающие предмет люди. Отсюда и высокое качество получившегося продукта.

В полученной конструкции кожаные ремни были без потерь функциональности заменены на брезентовые. Когда же я поинтересовался, откуда такая прелесть, то санитар, разгружавший всё это хозяйство, уставился на меня с удивлением.

— Да ты что, Гавр, это ж оружейные ремни, разве не видишь? Вот ремень, вот тренчики! — он указал на кожаные кольца с пряжкой и стопором, которыми ремень крепился к прикладу и ложу винтовки.

— Бли-и-ин! — почесал я затылок.

— Чего блин-то, Гавр? Чай не Масленица, — недоумённо посмотрел на меня солдат.

— Да это я так, — спохватился я, — присказка такая в моей деревне была.

— А-а-а… — протянул солдат.

— Слышь, браток, как там тебя?

— Лука.

— А не знаешь, Лука, где таких ремней ещё раздобыть можно?

— Так известно где. На складе, в цейхгаузе. В оружейной у фельдфебеля Арченко.

— А где это?

— Третья и четвёртая палатки от командирской в сторону оврага. Там ещё дровяной склад под навесом.

— Ага, спасибо браток.

— Не за что.

Поскольку я сегодня с утра уже был откомандирован приказом штабс-капитана в расположение санитарного отряда, утреннее построение и завтрак давно миновали, а моего формального начальства, то есть унтера Федько на горизонте не наблюдается, значит, я могу позволить себе наведаться в этот самый цейхгауз.

Ибо мысль ценная, возбуждённая видом ремней, требовала тщательной обработки и внедрения. Если сегодня вечером, когда солдатские посиделки после ужина создадут мне нормальную неформальную атмосферу, я не использую шанса завоевать доверие личного состава отряда, то чувствую Федько из своей природной вредности потом просто не позволит мне этого сделать.

Его многозначительная ухмылочка, когда унтер читал приказ Крона, мне о-оч-чень не понравилась.

Турникетных жгутов, конечно, я для наших солдат сделать не смогу. Нет таких материалов и технологий. Со жгутами, вшитыми в штаны и рукава и вовсе не буду позориться. Мало того что не поймут и, скорее, засмеют. Так ещё и в такую копеечку встанет… Нет, слава прожектёра мне сейчас совсем ни к чему. Не стоит овчинка выделки. Резиновых жгутов сейчас такой же дефицит, как и хороших инструментов, несмотря на то, что Эсмарх давно его придумал и внедрил.

А вот используя оружейные ремни сварганить в местной швальне достаточно много жгутов-закруток с картонкой для указания времени остановки кровотечения вполне реально. Оно ведь как, не нужно быть военно-полевым хирургом, чтобы понять, что из перспективных к выживанию раненых, то есть тех, кого в первую очередь следует эвакуировать, большинство будет ранено в конечности. И кровотечение, то есть, его остановка, будет основной проблемой. Хорошо, будет у санитара один жгут, а если потребуется два, три, четыре?

В-о-от! Уже складываются в общих чертах темы вечерней лекции для санитаров отряда. И штабс-капитана не худо туда будет пригласить. Оно ведь как: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Если моя задача максимально передать за короткое время главные практические принципы оказания помощи и военно-полевой транспортировки санитарам, то их функция — довести простейшие требования до бойцов штурмбата. Чтобы каждый из солдат мог грамотно остановить кровотечение не только у товарища, но и у себя самого. Так, что ещё. Кузнец. Лёгкие проволочные шины для транспортировки бойцов с переломами. Проволоки в лагере завались. Сможет ли спаять? Спросим. Дальше. Проинспектировать запасы морфия. Помнится, его тут готовят, как принято называть, extempore, от времени. Что если, перед боевой операцией санитарам раздавать во флаконах тёмного стекла свежеприготовленный раствор и шприцы? Закрыть пробкой и залить сургучом. Сейчас ещё только весна. Жары нет. Ну и применять как противошоковое для особо тяжёлых. Несложно, не особенно громоздко. Но со стерильностью беда. Хотя кто думает о стерильности, когда раненый умирает от шока? Или когда применяет препарат для облегчения страданий безнадёжному больному? Этот вопрос, пожалуй, стоит обсудить на общей лекции. Тем более что достать побольше морфия без вмешательства командира батальона не получится. Надо же, цепляет меня прошлая жизнь. Даже в новой ипостаси. «Лекции» вот решил почитать. Ну а как ещё выполнить обещание, данное штабс-капитану. Даёшь медицинскую культуру в солдатские массы! Чую, ох, и тяжёлая это работа: из болота тянуть бегемота. Так, что на повестке ещё? Гигиена, голод, профилактика холеры и дизентерии.

Эти темы я, пожалуй, для завтрашней лекции оставлю. Мало напоминать солдатам о необходимости пить кипячёную воду во фронтовых условиях и мыть руки после туалета с мылом. Нужно, чтобы эта тема их до печёнок проняла. Кстати, а не рассказать ли мне про турецкий эшелон? Вето на эту информацию никто не накладывал. Такие вещи ох как хорошо мозги прочищают. Даже неграмотным в эпидемиологической культуре индивидуумам. Просто и доходчиво. Решено, так и сделаю. Хотя все мои потуги — капля в море. Систему надо менять, а не ликбезы устраивать! Но я здесь не для этого.

Подхлёстнутый энтузиазмом вороха идей, я заспешил в указанный мне цейхгауз. Новобранцев, с которыми я проходил местный курс молодого бойца, давно разобрали по взводам, где они и должны были продолжать службу. Я же даже ещё не перетащил свои вещи в расположение санитарного отряда, две палатки которого располагались на противоположной стороне лагеря, рядом со связистами и сапёрами.

Оружейный склад с мастерской охранялись и для того, чтобы переговорить с его начальником мне пришлось пообщаться для начала с караульным. Который, едва я приблизился к палатке, буквально встретил меня в штыки, начиная недвусмысленно опускать винтовку и хмурясь. Причём делал он это почему-то молча, без всяких там: «Стой! Кто идёт? Стрелять буду!»

— Эй, эй! Браток. Спокойно! Мне лишь парой слов с господином фельдфебелем перемолвиться. Дело у меня до него. Важное.

— У командира он, — немного успокоился караульный, — хочешь переговорить, подожди вона, у дровяного склада. А здесь не положено.

— Понял. Не дурак. Бывай! — я постарался побыстрее ретироваться от рьяного служаки. Пальнёт ещё от избытка энтузиазма суровый дяденька, и закончится моя великая миссия в этом мире глупо и бесславно.

Что-то часто я иронизировать стал над собой. Верный признак раздражения и недовольства своими действиями. Да и то, с чего бы фонтанировать оптимизмом? Уж скоро шестая неделя в этой реальности, а я всё ещё на пути к вероятной локации местонахождения Демиурга. И всё погряз по самые уши в каких-то доморощенных проектах. Кем, вообще, себя возомнил? Миротворец? И как это вяжется с тем, что я только и делаю днём и ночью всё возможное, чтобы научить это тело эффективно убивать себе подобных?

— Рядовой! — присев на колоду, на которой рубили дрова и призадумавшись, я пропустил явление искомого фельдфебеля Арченко.

— Я! — как положено вскочил я, оправляя полы шинели и замирая по стойке смирно. Вот это я удачно зашёл. А фельдфебель-то с самим штабс-капитаном, собственной персоной.

— Ты чего тут забыл, Пронькин? — Август Карлович выглядел озабоченным.

— Виноват, ваше благородие, с просьбой пришёл к господину фельдфебелю, — я стрельнул взглядом в сторону Арченко. А это, без сомнений, был начальник цейхгауза. Невысокого роста, руки с неистребимыми въевшимися следами ружейного масла и множеством мелких ссадин и заусениц, крепкие, жилистые.

— Давай выкладывай, что у тебя?

Пришлось вкратце рассказать о задумке с индивидуальным кровоостанавливающими жгутами. Заодно и о морфии заикнулся.

— Так, Гаврила, понятно, — штабс-капитан повернулся к фельдфебелю, — что думаешь, Мефодий Фомич?

— Насчёт ремней-то? Ежели надо, так можно и сообразить. Только нет у нас столько. Новые-то для действующих винтовок в комплекте я не дам. Не положено. А запасных сотни полторы наберётся всего. Но я ж так понимаю, полной длины не требуется, а, Пронькин?

— Так точно, господин фельдфебель. С аршин достаточно. Главное, чтобы затягивать можно было и фиксировать пряжкой или закруткой с пряжкой.

— Ты вот что, паря, нарисуй с размерами. А в швальне сообразят. Пряжек-то у меня по более будет. Глядишь, с одного ремня два, а то и три твоих жгута выйдет. А на позициях мы и трофейных ремней наберём. У австрияк да немчуры этого добра богато не только на оружии, — обстоятельный и спокойный начальник оружейки начинал мне нравиться всё больше и больше. Как же удачно я всё же и с ним, и с командиром пересёкся.

— А ты почему до сих пор оружие не получил, Пронькин? — огорошил меня вопросом штабс-капитан.

— Так я, это, вроде как ещё и в расположение санитарного отряда не перебрался. А что, остальным новобранцам выдали?

— Эх ты, тетеря! — улыбнулся Август Карлович, — так, Мефодий Фомич, выдай рядовому Пронькину положенное. Карабин же ещё пристрелять надо? Вот пусть рядовой Пронькин и идёт с нами на стрельбище. Мы же всё равно сибиряков собирались смотреть.

— А как же… — Арченко хотел что-то возразить штабс-капитану.

— Ничего, Мефодий Фомич, Гавриле полезно будет поглядеть. Как его земляки стреляют. Ну и себя покажет. Он же, вроде, охотник…