Тень ищет своё место

Глава 27

Лежанка остыла, хорошо бы протопить очаг, но не хочется лишний раз шевелиться. Вильяра смотрит в потолок Латириного логова и тихонечко, бессильно плачет. Она не сказала Ромиге, что она нагадала для своего второго наставника. Вильяра — никудышная гадалка, она могла ошибиться. Она вытянула «добычу в котле», и чёрный камушек подтвердил, что добыча — именно тот, на кого она гадала. Пусть гадание не действенно, пусть убийственный расклад — всего лишь игра случайностей!

Легко это проверить: вложить побольше колдовской силы и повторить гадание. Но ей так безнадёжно тоскливо и страшно, что кровь стынет в жилах, и сердце замедляет ход, и разум соскальзывает обратно в небытие глухого сна. И воли совсем не осталось — стряхнуть эту одурь. Вильяра чувствует себя безнадёжно больной, смертельно усталой, разбитой…

— Вильяра, мудрая, просыпайся! Эй!

Её долго-долго теребили и тормошили, а когда она с трудом разлепила веки, сразу же запечатали губы поцелуем.

— Нимрин, пусти! Ну, что ты делаешь?

— Бужу тебя и грею, по твоему же рецепту. Не знаю, что с тобой стряслось, но ты совсем, как ледышка… Вильяра, не спать! Вильяра, посмотри на меня! А ну-ка, собери взгляд.

Нимрин навис над ней, и в чёрных глазах его — тревоги больше, чем мужского желания. А Вильяре — не до удовольствий, совсем. Да, кажется, она сейчас сама не своя.

— Нимрин, слезь с меня, — вяло барахтается она под навалившимся сверху чужаком, который из полудохлого кожа-кости отъелся уже до своего обычного вида.

— Ни за что! — он крепко обнимает её, прямо поверх кокона шкур.

— Затопи очаг, погрей воды. Или дай, я сама.

У колдуньи всё же достало сил, чтобы вывернуться из нежеланных объятий и с головой замотать в шкуры самого Нимрина. Конечно, ненадолго, но возня её чуточку взбодрила. А уж как забавно Нимрин отфыркивался от шерсти…

Выпутался, проморгался. Смотрит — беспокойство из его взгляда никуда не ушло.

— Вильяра, ты пробовала ещё раз позвать Латиру?

— Он пропал, но он жив. Эта пещерка вся зачарована им. Чары не осыпались, значит, мудрый Латира жив! — убеждает колдунья сама себя. И тут же срывается, всхлипывает. — Я гадала на него, и выпала «добыча в котле».

— «Добыча в котле»? Истолкуй? — переспрашивает Нимрин.

У Вильяры челюсти сводит от нежелания говорить об этом, объяснять то, что известно любому охотнику. Не может быть, чтобы она не вложила чужаку толкование простых гаданий, он и более сложные вещи у неё перенял. Или желает полнейшей ясности?

— Если гадание верно, старый уже пропал. Совсем. Помогать ему поздно, — оглашает колдунья приговор судьбы, и тут же спохватывается. — Но он жив, точно жив!

— Возможно, пока жив, — сурово поправляет её Нимрин, всё сильнее хмуря брови и выделяя голосом слово «пока». — Я не желаю такого Латире, однако смерть бывает долгой. Когда приносят жертву или… Вильяра, пожалуйста, погадай на него ещё раз.

Дорога от Пещеры Совета до логова Латиры отняла у Ромиги не много времени, хотя нав и не рискнул преодолеть её одним порталом, а большую часть пробежал. Он очень спешил к Вильяре. Дурное предчувствие никак не отпускало. Вернее, уже не предчувствие — ощущение свершившейся беды, непоправимой. Но и предчувствие тоже: бед грядущих.

На бегу нав послал зов Стурши. Тень откликнулся и даже не стал отпираться, что приглядывает за Ромигой по поручению Онги. Да, с самого начала приглядывал, но потерял из виду после песни, которую спели Латира с Ромигой. Потом Стурши кое-как вынюхал след на изнанке сна и по следу нашёл одного лишь Ромигу. Да, конечно, Стурши вернул своего подопечного в Пещеру Совета. А что ещё делать с не сновидцем, заплутавшим на сонных тропах? Неизвестно, куда, когда, и в каком виде он оттуда выберется! А где Латира? Да кто же знает! Может затащил Ромигу и бросил, а сам драпанул. Может, перехватил их кто-то, кому нужен был только мудрый. Или ловушка, на одного Латиру заговоренная.

Стурши болтал легко и охотно, сыпал версиями и сведениями. Поймать его на малейших неувязках не удавалось. А Онге Ромига зов посылать не стал. Перед сородичем Ромиге было отчаянно стыдно: пошёл искать Иули, полшага не сделал — уже потерял проводника и основного свидетеля. Нет, вряд ли Латира — единственный из мудрых, кто знает дом того нава. Но когда ещё других найдёшь, выспросишь, уговоришь показать — или отыщешь сам? А пока известно лишь с точностью до материка: дом на Арха Голкья. Искать, не переискать!

Вид Вильяры напугал Ромигу. Мудрая страшно осунулась, грива её пошла клочьями, глаза опухли и покраснели от нездорового сна и близких слёз. На поцелуй она не ответила, стала вяло отбиваться. И яснее ясного: не ради игры отбивается, а именно, не хочет. Насильничать Ромига никогда не любил, потому просто устроил небольшую потасовку в куче шкур, и даже позволил взять над собою верх, лишь бы пришибленная колдунья чуточку ожила… Ожила. Достиг результата, и ладно. На самом деле, ему сейчас тоже не до Вильяриных поблекших прелестей. Он по следу идёт, а след раздвоился. Поможет ли мудрая, или никакого с неё толку?

Толк… Ну, некоторую пользу из услышанного всё же можно извлечь. Вильяра подтвердила наихудшие Ромигины подозрения. Латира пока жив, однако он — «добыча в котле». Поистине, хуже был бы только «навозный колодец».

Повторное гадание выдало тот же безнадёжный расклад, а Вильяру пришлось выводить из истерики пощёчинами. С брезгливой жалостью смотрел Ромига на ту, в ком ещё недавно находил источник жизни. Теперь весь жар её потух. И всё, что Ромига в колдунье уважал, чем восхищался, к чему испытывал нежность, рассыпалось пылью. Осталась встрёпанная, кисло пахнущая нездоровьем мохнатая тварь, которая прежде властвовала над навом самым унизительным образом, но теперь воля её надломилась, а нет воли — нет власти.

Он просто плюнул бы напоследок и ушёл, но они всё ещё крепко связаны. И, сверх того, эта женщина кое-что обещала Ромиге. Нет, Вильяра ему нужна, и не мёртвым грузом! Колдунья что-то говорила про сон и про их связь. Если её доконала именно эта окаянная связь — может, пора разорвать колдовские узы, оставив данное друг другу обещание?

— Вильяра, скажи, тебе плохо от того, что мы связаны?

— Я не знаю, Нимрин. После того, как я искала тебя во сне, меня будто Тени выпили. Мне кажется, скоро они допьют меня до дна, и я умру. Латира долго расплетал на мне какие-то странные чужие чары, но не расплёл. Он ругался и повторял, что я должна разорвать связь с тобой, тогда, возможно, меня отпустит. А я боюсь, что ты останешься без защиты от твоего врага-душекрада. И стихии Голкья перестанет принимать тебя, как моего близнеца по духу.

— Но если ты умрёшь, мне будет ещё хуже? Я правильно понимаю, Вильяра?

— Уже не знаю, Нимрин. Вдруг, Тени, которые меня сосут, питают тебя? Вдруг, Иули Онга навёл эти чары на нас обоих, чтобы тебя вылечить? Он же вылечил тебя?

— Вылечил. Но если ты права, при встрече я крепко набью ему морду!

Сказать — проще, чем сделать, однако предположение Вильяры, довольно логичное, привело Ромигу в ярость. Что бы Онга над ними ни творил, прежде мог спросить согласия! Хотя бы у сородича!

— Вильяра, скажи, а если ты сейчас разорвёшь связь, ты сможешь её потом восстановить? — уточнил Ромига.

— Должно пройти не меньше луны, и нам будет труднее, чем в первый раз.

— Но всё-таки, сможешь?

— Да, вдвоём мы сможем.

— Тогда рви скорее, к щуровой матери!

— Нимрин… Ромига, ты уверен?

— Да!

— Пой со мной.

Короткая песнь оглушила, будто «навский аркан». Так же беспощадно выдрала нечто из самого средоточия силы, породив головокружение и болезненную пустоту в груди… Гарку учили мигом оклемываться от подобных «плюх»!

Нет, магическая энергия не ушла, по крайней мере, не вся. Самочувствие не изменилось, сознание — даже малость прояснело. Зато Вильяре полегчало резко, на глазах…

«Что ты творишь, сопляк!?» — зов Онги, внезапный, как драконий помёт на голову. Не речь, а безмолвный гневный вопль!

«Что я творю?» — тут же переспросил Ромига, нарочито спокойно.

«Зачем ты позволил своей голки разорвать узы духа?» — Онга своей мысленной речью Ромиге будто гвозди в темя заколачивал, но просьбы сбавить напор — не дождётся!

«Эээ… Ну, например, чтобы ты больше не упрекал меня за грязную ауру. Или я просто решил, что мне пора освободиться от этого. Тебе-то что?»

«Мохнатая тварь посмела просочиться в моё убежище через тебя. Я наказал её. Моим Теням по вкусу пришлась её жизнь и сила. Ты не должен был нам мешать, перерезать пуповину.»

Ах, вот оно что!

«Онга, запомни раз и навсегда, это моя голки! Не смей посягать на неё!»

«Я вылечил тебя, а ты жалеешь для меня, нава, какое-то животное?»

«Голки — не животные.»

«Да что ты говоришь, маленький нав!? Или неудачники привыкли равнять себя с красной кровью?»

«У нас… Да пусть бы она была хоть вовсе — вещь! Всё равно, моя, и точка! Не тяни лапы к чужому, Онга!»

«А то что, Ромига? Собственность принадлежит тому, кто готов её защищать вооружённой рукой. Ты готов?»

«Да, я готов. Поединок?»

«Поединок. До первой крови, с тебя хватит. Знал бы ты, малявка, как я соскучился по хорошей драке! Сейчас открою портал, приходи ко мне, помашемся.»

«В твою нору? Да ни за что! Чтобы вы с Камнем опять навесили на меня поганые приворотные чары? Чьё это было? А, Онга?»

«Это мой Камень хочет, чтобы меня все любили. Он глуп, но предан, в отличие от двуногих. А ты, Ромига, маленький трус. Сам предлагал поединок, теперь отказываешься.»

«Я не отказываюсь! Но кто же дерётся дома? Выходи на снег, и я выйду. Или трусишь — ты? Не можешь сойти со своего любимого эшафота? Приклеился?»

Мгновение заминки, и короткий злой ответ:

«Выходи на снег, Ромига, я жду тебя под твоей норой! Чтоб потом за моей голки мне далеко не ходить.»

Вильяра окликнула Ромигу, когда он уже отодвигал крышку колодца:

— Нимирин, ты куда? Что происходит?

— Иду бить морду! Ну, или, как уж там получится… Жди меня, Вильяра! Будь готова по первому зову бежать на изнанку сна. Пошли зов Нельмаре, другим мудрым, кому доверяешь. Ищите Латиру, а у меня пока — свои дела.

Нав прыгнул в колодец, предпочитая полёт — пресмыканию узким извилистым ходом. Затормозил, мягко встал на ноги. Выглянул из устья грота — Онга уже здесь, даже странно… Разминается, красуясь отменной выучкой и мощной статью, плавно скользит по-над снегом.

Нет, бросая вызов этому «живому ископаемому», Ромига не рассчитывал на лёгкую победу! Случись между навами полноценный бой, Онга снёс бы Ромигу одной магией, даже не подпустив на расстояние удара. И в смертельной схватке на оружии — маловато шансов против такого матёрого. Зато уловок, чтобы оцарапать противника в поединке до первой крови, навы со времён Империи изобрели предостаточно. Ромига знает большинство. Много тренировался, и Терга хвалил его…

Нет, никаких порталов! Пеший путь по снегу даёт время, чтобы приглядеться к чужой сноровке и оценить противника. Очевидно: легко не будет. С половины пути Ромига начал свою «дорожку», чтобы завершить её точно напротив места, куда каноническая последовательность движений приведёт Онгу. Два нава как бы не обращали внимания друг на друга, но замерли в стойке — одновременно. Ближе, чем Ромига рассчитывал, но так даже лучше. Говорить не о чем, всё сказано. Призвали клинки, отсалютовали… Однако!

Правая катана Онги — с обсидиановыми зубьями-вставками по лезвию. Такая рубит, колет — и оставляет зубцы в теле, а после боя, или казни, легко вставить на их место новые. Говорят, третий князь Нави запретил делать клинки-братоубийцы, а все существующие изъял и скрыл во Тьме. Ромига слышал это от старого кузнеца…

Не время удивляться, ужасаться — Онга атаковал.

Поединок навов — всегда вихрь, и снег выше колена не способен их замедлить. Как правило, первую кровь пускают с одного-двух ударов…

Ромига угадал атаку Онги. Уклоняясь, пустил в ход одну из любимых уловок. Успел, достал! Чиркнул противника по костяшкам пальцев на левой руке. Звонко выкрикнул, будто на тренировке:

— Касание!

Несколько тягучих чёрных капель канули в снег — Онга взревел:

— Ах ты, мелкая, кусачая дрянь!

И едва не нанизал Ромигу на свой жуткий клинок! Да, он имел право взять вторую, ответную кровь: в знак того, что спор завершён раз и навсегда. Только Ромига не захотел подставиться, а потом выковыривать обсидиан из кишок!

Град ударов, ни одного смертельного, но оплошай Ромига, каждый грозит серьёзной раной. И ясно уже, что вечно уклоняться и парировать он не сможет, а ударит на поражение сам — переведёт поединок в новое качество, даст противнику право раскатать себя.

Поединки между навами кончаются быстро: кроме тех, где один поединщик заведомо сильнее и растягивает удовольствие. Онга весело, азартно гонял Ромигу по снегу. Молодой нав начал выдыхаться, Онга — даже не вспотел. В смеющихся глазах его плясали искры. А ещё он безмолвно подзуживал Ромигу: «Ну, подставься! Выбери, какой удар нанесёт тебе наименьший урон. Или я решу сам…»

Да, пора заканчивать, но уж больно незавиден выбор! Левый клинок хотя бы чистый, без обсидиана, но и удары им Онга наносит более опасные… Кочка подвернулась, сбила шаг — всё решилось само. Братоубийца чиркнула по предплечью, и вот уже Ромига густо кропит снег из обрубка правой руки, а кисть с клинком — у ног.

Онга сразу отступил, опуская оружие: признал поединок завершённым.

— Вот так, маленький нав. Мы в расчёте. Мохнатая тварь того стоила?

Ромига с усилием оторвал взгляд от того, что ещё жило, но уже не с ним. Примерился — полоснул по культе, разом отсекая все поражённые обсидианом ткани. Скорее, пока распад не зашёл далеко. С запасом, чтобы, уж точно, начисто. Да, пожалуй, он сможет зачистить второй срез и приживить кисть. Будет коряво, зато быстрее, чем целиком её регенерировать. Эрли восстановили бы руку идеально за день-другой, но где те эрли?

Кровь густеет, схватывается коркой. Скоро придёт боль — он вытерпит. Смотрит Онге в глаза: тот доволен, как сытый дракон.

Ромига цедит сквозь зубы:

— Не одна голки — принцип. Стоили.

— Ладно, ценю стойкость. Приращу твою руку обратно. Будет совсем, как новая. Идём ко мне домой.

— Нет, Онга, мне нечего там делать, — отвечает Ромига, наклоняясь за обрубком и своей катаной.

Распрямиться он не успел: Тьма накрыла внезапно, мгновенно.