Глава 9

**

П. с обреченным видом подошел к стойке управляющего в слабой надежде на прояснение своей ситуации. Управляющий представлял собою высокого элегантного мужчину с широкими плечами, одетого со вкусом и под стать этому старинному особняку. На нем с иголочки сидели темно-бирюзовые брюки без единой складки. Сверху была заправлена белоснежная сорочка, поверх которой идеально сидел серо-синий клетчатый жилет. На жилете, в области левой груди был приколот темно-красный блестящий значок, на котором был изображен цветок с тремя чуть изгибающими лепестками.

- Добро пожаловать! -с улыбкой воскликнул управляющий. У него были каштановые волосы, слегка тронутые редкой, чуть проявляющейся сединой. Глаза игриво смотрели на П., перепрыгивая с его маски на его ноги и обратно. Про лицо управляющего нельзя было сказать что-то определенное, так как он тоже был в маске. В маске филина.

- Здравствуйте, - П. подошел к стойке поближе. - Меня направила к вам девушка по имени А. Не введете меня в курс дела? Куда я попал? Что это за место? Что мне делать дальше?

- Оооооо, ничего страшного. Сейчас я тебе все объясню! — засиял управляющий филин, будто П. только что доставил ему огромную радость своими вопросами. - Разреши представиться. Меня зовут Ю.

- Приятно познакомиться. Меня зовут...П.

- Какое прекрасное имя. П. Это место, - Ю. торжественно раскинул руки вокруг себя, - называется Промежуточным Отелем. Скромное, но весьма представительное старинное место, обеспечивающее приютом гостей со всех сторон неисчислимое количество времени.

- Странно, но я не видел никакого названия у парадной двери, да и дверь мне не сразу открыли.

- Мы не очень любим привлекать внимание и стараемся не афишировать нашу деятельность, — со скромной улыбкой ответил Ю. – Тем не менее, мы считаемся самым престижным отелем в округе на несколько десятков астрономических единиц, - добавил он с нескрываемой гордостью.

- Ого, это звучит, конечно, впечатляюще...Но как я здесь оказался?

- Не важно, как ты здесь оказался. Важно, что тебя надо зарегистрировать.

- Но я почти ничего о себе не знаю, - сказал П. Скоротечным мигом прошлая жизнь мутными экспрессивными мазками пронеслась мимо, и П. тут же отогнал эти уже ненужные образы одним лишь желанием.

- А, ничего страшного, - непринужденно махнул рукой Ю. - У нас не сложная регистрация. Запишем тебя в книгу почетных гостей и выделим номер для последующего ожидания направления.

- Направления?

- Все верно. Направления твоей новой судьбы. Итак, - Ю. начал заносить данные в большую темно-коричневую книгу учета, изредка почесывая затылок концом черной письменной ручки.

- Имя — П. Пол — мужской. Возраст — мммммм, в районе двадцати. Созвездие — Рысь. Волосы — светлые. Маска… - тут Ю. поднял свой взгляд на П. и пол минуты внимательно разглядывал его маску. - Так и запишем…

- Извините… - П. хотел спросить, какая на нем была маска, но управляющий с удовлетворением громко закрыл книгу и прервал его:

- Отлично, поселим тебя в номере «4180» на четвертом этаже. Заселение немедленно. Прошу, к лифту.

Управляющий оставил небольшую матовую табличку на стойке с надписью: «Отлучился» и повел П. дальше по коридору.

- Что мне делать после заселения? - спросил П., разглядывая немного однообразные картины с пейзажами, проходя мимо них.

- То же, что и все делают. Ждать своего часа, — улыбнулся Ю.

- А потом? Меня отправят дальше? Решат, где я больше всего пригожусь?

- Именно. Единственное — при ожидании ты должен соблюдать некоторые правила, о которых я тебе расскажу в лифте.

Коридор, по которому они шли, внезапно начало покачивать, как будто они шли по вагону трясущегося поезда, на полной скорости входящего в свой поворот. П. даже от неожиданности чуть не упал, но Ю. умелыми руками вовремя подхватил его и удержал на ногах.

- Такое бывает. Не переживай. Иногда в Промежуточном Отеле проводятся так называемые... профилактические работы. Поверь мне, находясь в номере ты не почувствуешь ни малейшего дискомфорта, — спокойно объяснял Ю., словно отгонял от них эту небольшую досадную деталь. - О! А вот и лифт!

Они подошли к шикарной, старинной железной двери, представляющей собой темно-синюю решетку, расписанную узорами в виде переходящих друг в друга различных животных. П. сходу смог различить уже знакомые ему лису, филина, а также волка, кролика, кота, быка и овцу. Остальные звери были более экзотическими, и П. не мог их в полной мере идентифицировать, да и если бы захотел, то не успел, так как Ю. уже искусным движением рук с трепетом отодвигал решетку в сторону.

- Обожаю лифты, - растрогался он. - Лифты спокойные. В них можно подумать о важных вещах. Провести интересную беседу или конструктивно обсудить вопрос. Лифт не заставляет тебя подниматься на большую высоту и преодолевать мириады расстояний. Лифт заботится о тебе. В отличие от равнодушных и грязных лестниц.

Выше решетки располагалось механическое, металлическое табло со слегка поржавевшей стрелкой, которая показывала, на каком сейчас этаже находится лифт. П. заметил, что с улицы у отеля было видно только четыре этажа, однако, на табло было показаны этажи, начиная с нулевого (возможно, обычный подвал или служебное помещение) и заканчивая седьмым.

Они зашли в кабинку, и П. признал, что внутри лифта ему было действительно комфортно. Он был достаточно просторным, и помимо двух человек здесь могли спокойно разместиться и четверо, и даже пятеро. Четвертую часть пространства занимал симпатичный, но, очевидно, повидавший уже свое, старенький кожаный диванчик бежевого цвета, местами ободранный, но от этого не теряющий свой шарм. Под ногами располагался небольшой бордовый коврик из ворса, услужливо смягчая подошву и придавая кабинке уют. Кнопки этажей представляли собой миниатюрное дерево, пустившее свои корни в «0» и раскинув ветки по сторонам: слева располагались «1», «3», «5», справа - «2», «4», «6». Верхушку крон горделиво украшала цифра «7». Управляющий так же искусно закрыл дверь-решетку и, любовно, чуть дыша, мягким нажатием подушечки указательного пальца на правой руке прикоснулся к заветной «4». Лифт с некоторым уханьем начал подниматься вверх. П. заметил, что кнопки «0», «5», «6» и «7» как будто нарисованы, и на них нельзя нажать.

- А разве тут не четыре этажа? - спросил он у Ю., указывая на кроны.

- Отнюдь, - чуть подмигнул ему управляющий, и тут же сменил тему разговора. - Как же я обожаю лифты! Итак, присаживайся, у нас еще полно времени.

«Полно времени? - недоумевал П. - Разве нам не надо проехать несколько этажей?» Тем не менее, он даже не ожидал получить сколько-нибудь внятные ответы на эти невысказанные вопросы, и, пожав плечами, сел на уютненький диванчик.

- Несколько правил, - начал поучительно разъяснять Ю. - Во-первых, ни при каких обстоятельствах и ни в коем случае не выходи из своего номера во время отметки «Отдых» на твоих часах, которые будут ждать тебя у кровати. По коридорам могут ходить разные сущности, вид которых может вывести тебя из себя и, что не менее важно, твой вид может вывести их из себя. У нас очень разнообразный контингент, знаешь ли.

Второе — при наступлении темноты к тебе могут стучаться разные тени. Ни в коем случае не впускай их и вообще не открывай дверь. Один раз пустишь тень к себе в душу, больше никогда не будешь прежним. Они могут говорить что угодно. Притворяться твоей любимой мамой, выуживая у тебя из памяти ваши самые сокровенные с ней моменты. Рассказывать древние легенды из прошлого, усыпляя твою бдительность. Выдавать себя за твоего знакомого (или знакомую), лихорадочно стуча в дверь и прося пустить на помощь. Это все обман — запомни. Только холодный рассудок и ожидание утра тебе поможет.

Третье — не пугайся таких мрачных правил и происходящего в коридорах отеля. Как я уже говорил — здесь собирается достаточно разнообразный люд, и их надо как-то разграничивать между собой. Так вот, третье — во время отметки «Прогулка» на часах можешь спокойно выходить из своего номера и гулять по коридору. У нас есть прекрасный буфет на втором этаже, куда ты можешь добраться на этом не менее прекрасном лифте. Можно выходить на воздух, во двор, на лужайку, спокойно там проводить время. С некоторыми личностями, сообразными твоей, можно даже пересечься и пообщаться. Например, с той прекрасной девушкой А, - лукаво подмигнул управляющий. - Но помни, что на момент третьего предупреждающего звонка ты должен уже находиться в своем номере. Это аксиома.

Четвертое — не забывай номер своих апартаментов. Он тебе очень сильно понадобится, когда задумаешь возвращаться туда. Твой номер — твоя крепость. Хоть и временная. И, кстати, о времени.

Ю. достал из внутреннего кармана своего стильного клетчатого жилета круглые серебряные часы на цепочке, ловким движением открыл их и добавил, не отрывая взгляда от циферблата:

- Пятое — как только придет твое и только твое время, ты должен спуститься к стойке регистрации, получить направление и собраться в путь. Только в свое время, ни в коем случае не в чужое. Как понять, что твое время настало? Очень просто и очень сложно одновременно, - протянул Ю., не спеша отвечать на собственный вопрос, все еще разглядывая циферблат.

Прошло несколько неловких минут молчания, а управляющий все не продолжал.

- Ну так как? - нетерпеливо спросил П.

- Оооооо, как бы тебе сказать. Я этого не знаю, - признался Ю. - Ты просто поймешь и все.

- Ого, действительно, очень...запутано, - скептически заметил П.

- Ты поймешь, не переживай, — отечески похлопал ему по плечу управляющий. - Кстати, мы уже поднялись. Так быстро и надежно! И ни малейших затрат сил и энергии! Фантастика!

Они вышли в коридор, на первый взгляд абсолютно идентичный коридору на первом этаже. Он так же был тускло освещен, а каменные стены завешаны картинами, изображающими людей в масках. Только люди-маски уже не позировали: сюжеты на этих картинах были более драматическими. На одной картине девушка в маске антилопы, находясь в дымке, поднимала над собой развевающийся на ветру рваный флаг с изображением дерева и вела за собой других антилоп в неизвестные дали на известную только им борьбу. На другом полотне люди в различных масках медведей, белок, тигров, змей, коз — их было очень много — спасались в паники от извержения вулкана на заднем плане, грозившего погубить их в скором времени, залив адской лавой и покрыв похоронным пеплом. На третьем холсте и вовсе был изображен голый старик, безумные глаза которого выглядывали из-под маски седого серого волка, пожиравшего бедного бледного парня. Он откусил тому голову, и его овечья маска валялась неподалеку, никому не нужная и потерявшая всю свою суть.

«Ну и жуть», - передернул плечами П., рассматривая процесс поедания.

- Смотри, да не засматривайся, - управляющий шутливо подтолкнул П. сбоку, чуть поторапливая идти дальше и не мешкать. - Нравятся картины? Шедевры. Их нам привозят со всех частей света. Еще одна наша гордость.

Они шли мимо таких же красивых, расписных деревянных дверей, которые были на первом этаже с той лишь разницей, что позолоченных табличек со странными фразами больше не было, вместо них располагались только блестящие серебряные номера, идентифицирующие апартаменты.

- Итак, вот твое временное жилище, - остановился Ю., открывая дверь с табличкой «4180». Они вошли в номер, и П. обвел взглядом свое новое пространство, в котором ему волею судьбы определено пожить некоторое время.

Номер представлял собою однокомнатное помещение со всем необходимым для ожидания. Слева от небольшого входного коридорчика располагалась дверь в душ, справа — в туалет. Впереди П. ждала комната с вместительной двухспальной кроватью слева, приставленной к стене. Над кроватью располагалась очередная картина с изображением очередного персонажа в маске животного: на этот раз позировал какой-то зажиточный стройный граф в маске сокола. Рядом с кроватью стояла стильная, в строгом стиле тумбочка с тремя выдвижными полками, на которой располагались часы. В центре стоял компактный, круглый сосновый столик со стеклянным графином, в котором мирно покоилась прозрачная вода, и двумя небольшими фужерами, ожидающими своего часа. За столиком находилось окно, чему П. искренне обрадовался — он боялся, что придется все время сидеть, как в какой-нибудь замкнутой кабинке без связи с открытым пространством.

Справа от центра располагалась еще одна дверь, сильно отличающаяся от входной. Эта дверь была намного меньше, будто предназначалась для маленьких детей или людей-карликов. На нее был нанесен искусной рукой мастера по дереву узор ветвистого, уходящего в разные стороны дерева, ветви и сучья которого, тем не менее, были изображены без листьев, будто наступила поздняя осень, и дерево обнажило свою крону. Маленькую дверь охранял увесистый тяжелый медный замок с несколькими отверстиями под ключи. Замок резко контрастировал с элегантной и маленькой дверью, словно его повесили здесь намеренно, предостерегая бедового жильца от неразумных действий, то есть, попыток открыть эту дверцу.

- Ну как? - просиял управляющий, ожидая вердикта П. Он выглядел таким счастливым и радостным, будто сам спроектировал этот номер, построил его собственными руками и сделал ремонт в нем. Чтобы не расстраивать Ю., П. с некоторой наигранностью сказал:

- Очень круто! Я ожидал намного меньшего размаха, но тут действительно чувствуешь себя уютно!

- А я о чем? Обживешься и не заметишь, как твое время настанет.

- А что эта за маленькая дверь? Она мне пригодится?

- О, нет, не обращай на нее внимания. Эта дверь на тот случай, если сюда заселятся жильцы несколько иного толка. Она так же ведет в коридор отеля, только с другой стороны.

П. немного прошелся по своему номеру, ради приличия приоткрыл двери, ведущие в душ и туалет, мельком глянув их убранство, наконец, обернулся к Ю., внимательно наблюдающим за ним у выхода.

- Это все? - спросил П.

- Ах да! Самое главное я чуть не забыл, - управляющий виновато постучал себя по голове и достал из широких карманов брюк неприметный металлической ключ с желтой картонной биркой «4180».

- Твой ключ.

Наступила длительная неловкая пауза. П. взял ключи и выжидающе смотрел на Ю. Тот, в свою очередь, рассматривал П. как некий диковинный экспонат, не скрывая своего любопытства.

- Ну ииии…? - наконец протянул П.

- Ну вот и все! - радостно воскликнул Ю. - До встречи на окончании ожидания, - управляющий протянул свою руку и крепко, не сказать - больно, сжал руку П.

- Ага. До встречи.

Управляющий энергично двинулся к выходу, отворил дверь, и, чуть помедлив, произнес предостерегающим тоном, резко контрастирующим с его недавним голосом:

- Я закрою тебя снаружи. Помни правила. И главное — никого не впускать.

Ю., не оглядываясь, вышел, закрыв за собой дверь. С громким щелчком провернулся дверной замок, и П. остался наедине с собой в этом странном месте. Он оглянулся, и взгляд его остановился на часах.

Часы на тумбе не были часами в привычном понимании этого слова. Они вообще не показывали время, и не понятно было, зачем вообще управляющий назвал этот прибор часами. Он представлял собой небольшой гладкий деревянный куб, на фронтальной стороне которого располагался электронный дисплей с подсветкой. На дисплее сияла четкими зелеными буквами надпись «Прогулка».

Несмотря на то, что номер отеля выглядел ухоженным и, в каком-то смысле, уютным, П. быстро понял, что заняться тут, в общем-то нечем, и убранство вселяло некоторую подспудную тоску своим интерьером. Невзрачные бежевые обои. Теплый фиолетовый ковер под ногами, покрывающий паркет. Блестящий белый унитаз. Сильный напор чистой воды в душе. Идеально выглаженное постельное белье с изображением масок животных, покоящееся на комфортной кровати. Безвкусный портрет графа. Часы, не показывающие время. Дверь, впускающая только карликов. Окно без ручки и возможности его открыть.

П. подошел поближе к окну, чтобы хоть как-то развлечь себя от стремительно надвигающейся скуки. Ему открылась залитая солнцем опушка, откуда он пришел к отелю. На опушке играли в мяч, перекидывая его из одних рук в другие, две девушки. Величавый и угрюмый лес за забором на заднем фоне возвышался над ними и наблюдал за игрой. Одну из девушек П. узнал без труда по ярко рыжим волосам и красивому желтому платью.

От вида безмятежно играющей А., у П. стало спокойно на душе, и нарастающее до этого чувство тревоги от ожидания неизвестности стало отходить на второй план. Другую девушку, находящуюся чуть поодаль от А., П. не знал и никогда ее не видел. Он не смог толком рассмотреть ее маску и одежду, лишь понял, что волосы у девушки были темного цвета, и что она довольно умело обращается с мячом.

Резко и громко ножом по слуху прозвучала бьющая тревогу сирена. Одновременно с ее громогласным воем затрясло всю комнату так, что П. от неожиданности упал навзничь на гостеприимный, подстраховывающий ковер.

«Это и есть так называемый...первый звонок? - подумал П., поднимаясь с некоторым усилием: комнату все еще продолжало трясти. - Тогда это слишком мягкое слово для такого шума».

Зеленая надпись на кубических «часах» пропала, и на ее месте предостерегающе светила уже желтыми буквами: «Переход». Сирена все еще выла, но тряска улеглась, и каким-то чудом графин с фужерами на столе оставлялись невозмутимо целыми, не сдвинувшись ни на миллиметр.

П. взглянул в окно и обнаружил, что девушки пропали с лужайки - на ней оставался лишь одинокий и безразличный ко всем красный мяч. Солнце начало стремительно садиться, и на отель надвигались сумерки. Звук сирены сменился с воющего на лязгающий, более тихий, но не менее противный и режущий слух.

П. все еще смотрел в окно, в котором красный мяч со сменой «звонка» начал постепенно скатываться с лужайки в сторону П. Лес начал угрожающе покачивать своими деревьями из стороны в сторону словно в такт рваного ритма лязгающей сирены. Густое, темно-оранжевое зарево от уходящего солнца напоследок освещало вид на опушку перед тем, как темная ночь вступит в свои владения.

Что-то слева затрещало, и П. испуганно повернулся, но увидел лишь все ту же кровать с постельным бельем, над которыми висела картина. Картина изменилась. С уходом солнца ушел и естественный свет, и было тяжело разглядеть, что было изображено на холсте. П. посмотрел на потолок и увидел лаконичную, но не лишенную вкуса, небольшую висящую люстру с тремя маленькими шарообразными лампочками, ждущих своего включения. Найдя выключатель недалеко от маленькой двери, он включил теплые, но не слишком ярко светящие лампочки-шарики, однако этого было достаточно для того, чтобы разглядеть картину.

На полотне вместо напыщенно позирующего графа-сокола на этот раз была изображена небольшая лодка, плывущая в бескрайнем море навстречу зрителю. На ней стояла фигура в светлых одеждах, позади которой в более темных тонах был изображен гребец. Однако П. не мог разглядеть их лица и какие-либо детали внешности более точно — отчасти на нервы действовал лязгающий звук, отчасти лампочки светили достаточно тускло, и глаза П. начинали постепенно уставать от надвигающихся на него образов. Что он точно смог разглядеть, так это огромный, возвышающийся над лодкой силуэт огромной тени, черные руки которой, казалось, вот-вот обрушатся со всей силой на маленькую лодочку и людей в ней, однако несчастные пассажиры не видели, какая опасность подкралась к ним на бескрайней водной глади.

Трескающий лязг сменился на низкий глухой гул. Не успел П. вдоволь рассмотреть тревожную картину, как в его окно раздался удар. П. медленно и осторожно приблизился к окну, однако было уже практически невозможно разглядеть, что там происходит: ночь практически полностью окутала двор, и лишь кроны деревьев несколько различались во тьме.

Горящий красный мяч возник из ниоткуда и с огромной силой впечатался в стекло. От испуга П. в очередной раз упал, но тут же встал, ошеломленно смотря, как с яростным остервенением огненный шар, который был буквально пару минут (как тут движется время?) назад обычным мячиком, долбил по окну.

- Что за…? - пробормотал П., пятясь назад и чуть не задев графин на столе, которому было не интересно все происходящее вокруг.

Под нарастающий гул сирены огненный шар и не думал останавливаться, с той же неимоверной яростью пытаясь пробить окно и добраться до жильца номера «4180». У П. сложилось ощущение, что стекло у его окна было сделано из абсолютно непробиваемого материала, название которого где-то крутилось на задворках его памяти, но все это было далеко позади, в той жизни…Как бы напрасно шар не старался пробить защиту, на стекле не было ни трещинки, ни малейшей вмятины от, без сомнения, мощных ударов, наносимых яростным духом взбесившегося предмета. П. подумал сначала подойти и закрыть шторами этот нервирующий, «бьющий» по глазам и нервам вид, но вскоре передумал, решив лишний раз не провоцировать этот объект одержимости.

Сирена смолкла так же внезапно, как и начиналась. Одновременно с этим прекратил свои попытки добраться до П. огненно-красный мяч-шар, куда-то укатившись из зоны видимости. П. стоял некоторое время неподвижно и смотрел в окно, боясь шевельнуться, чтобы быть готовым к новым неожиданностям и в очередной раз не упасть на услужливый ковер. Не успел он приглядеться к ночи за стеклом, как вид из окна с характерным шелестяще-щелкающим звуком закрыла с наружной стороны черная, непроглядная заслонка, будто номер решили законсервировать снаружи. Одна из лампочек-шариков на люстре погасла — только два источника света остались на страже комнаты. На кубических часах сменилась надпись. Теперь там стояло красными мерцающими буквами: «Отдых».

«Прекрасно. Теперь то уж точно можно отдохнуть и поскучать», - саркастически подумал про себя П., устало потирая глаза и смотря на графин. Что-то было притягательное и одновременно отталкивающее в нем. Казалось, вода в сосуде была хоть и кристально чистой, но предназначалась не для обитателя номера, а для кого-то другого, просто ее не куда было девать, вот и оставили для более благоприятных времен.

П. начал стелить постель, периодически разглядывая маски животных на простынях. В них не было ничего такого, чего он еще не видел здесь. Те же маски. Те же животные. Единственное отличие было в том, что маски эти показывали свою усталость, как бы приглашая ко сну. Или же это П. просто самому начало уже видеться, и он решил больше не забивать себе голову, наскоро приняв душ под горячей водой и сходив в туалет на ночь.

Проходя к кровати мимо столика, П. на секунду задумался: не выпить ли немного этой воды из графина? «Пожалуй, откажусь. Кто знает, что в ней содержится, и какой это эффект окажет на меня? Не известно сколько времени мне здесь придется ожидать. Еще успеется», - зевнул П., забираясь в кровать.

Две оставшиеся лампочки-шарика на люстре погасли сами собой, давая П. поскорее уснуть крепким сном, навалившемся своей тяжестью на него после многочисленных волшебных открытий и потрясений, испытанным им за весь прошедший день в этом удивительном месте.

**

- Ну и бред, — зевнул Исаак и откинул в сторону последний номер желто-зеленого журнала «ДЕРБ», который ему любезно принесла медсестра, чтобы скрасить его неспешное и вялотекущее выздоровление. Поискав глазами стоящий рядом с кроватью на небольшой подставке стакан с водой, Исаак, с некоторым усилием приподнялся и сделал несколько больших освежающих глотков.

Стояло ясное холодное утро. В широкие и ухоженные окна расслабленно приходил солнечный свет. На подоконниках располагались стройными рядами маленькие горшочки с карликовыми комнатными растениями. Исаак был очень плох в ботанике и садоводстве (как и во многих других предметах), чтобы дать какую-либо любительскую оценку этим растениям, поэтому он просто смотрел на их зеленые стволы и причудливые формы и радовался некоторому небольшому уюту и разнообразию вида, которые обеспечивала эта растительность.

Палата была достаточно большая, но других пациентов здесь не лежало — возможно, потому что мало кого и очень редко избивали до такого предсмертного состояния, что даже М-регенератора было недостаточно, и приходилось прибегать к помощи высших специалистов-профессионалов по лечению и экстренному спасению. Здесь было чисто, пахло приятным ароматом мяты, и едва уловимое веяние морского берега проносилось через всю комнату. Исаак ощутил острое желание встать, одеться, ускользнуть из лазарета на Тихое море, наконец сесть на свою излюбленную лавочку и по-настоящему отдохнуть от всего мира, избавиться полностью от тех негативных эмоций и впечатлений, которые он получил за прошедший октябрь, и, возможно, забыть то, что хотел забыть? Нет, для начала нужно было разобраться со своими мыслями, да и в заключительной части осени бежать на ветряный берег моря в больничной пижаме было, мягко скажем, не очень блестящей идеей.

«Прошла уже неделя, как я здесь, - прикрыл глаза Исаак и откинулся на мягкие, как руки его матери в далеком детстве, светло-голубые подушки. - Недолго мне еще находиться в этой обители спокойствия и умиротворения. Недолго мне еще пребывать в бездействии и безопасности. Недолго еще осталось до конца».

Когда Исаак проснулся в первый раз в палате, он испугался, так как подумал, что попал в ту черную комнату, куда его изначально везли по ужасным коридорам лазарета. Однако, это была всего лишь заживляющая М-повязка на глаза для более быстрого восстановления отеков и синяков после драки. Все тело Исаака шипело жгучей и щиплющей болью: судя по всему, после операции его обильно обработали различными мазями и бальзамами.

Не успел Исаак как следует закричать, что у него навряд ли бы получилось, так как он начал задыхаться от паники и отсутствия света, повязку тут же сняли нежные, тонкие руки, и спокойный ласковый голос медсестры Миры произнес:

- Все в порядке. Не переживай. Свет никуда от тебя не уйдет.

Мира была низкой, худой женщиной возрастом между сорока пяти и пятидесяти с уже седыми короткими волосами. У нее были карие, глубоко посаженные глаза, которые, тем не менее лучились такой добротой и заботой, что поневоле начинаешь забывать про их цвет, обращая внимание на совсем другое. Узкие продолговатые скулы вкупе с бледной кожей, изредка покрытой в области под глазами россыпью маленьких светло-желтых веснушек, придавали медсестре Мире немного болезненный вид. Однако ее постоянная, чуть заметная умиротворяющая улыбка на губах быстро успокаивала, как бы говоря, что беспокоиться не о чем, и сейчас тебя быстро и качественно вылечат, чтобы ты смог дальше совершать свои великие дела, будучи полностью здоровым.

- У тебя очень серьезные ушибы и травмы, — сказала, вздохнув медсестра Мира, аккуратно обследовав Исаака. - Хоть сейчас твоей жизни ничего не угрожает, спасибо нашим чудесным врачам, вытащившим тебя с того света, но на полное физическое, и самое главное — на душевное восстановление понадобится не менее недели. Но ничего, — добрая улыбка снова замелькала на уставшем лице. - Сейчас я принесу тебе поесть, и скоро почувствуешь себя новым человеком.

Так начались дни восстановления. У Исаака настолько сильно болел левый бок, что первые несколько дней он не мог нормально лежать — видимо, основные удары приходили именно в эту часть тела. Правое предплечье кололо непонятной спонтанной болью, как будто невидимый мучитель по своему желанию подбегал, наотмашь долбил своим стальным молотком в несколько точек и убегал, заставляя жертву дергаться от внезапных ударов, хмуриться и потирать эти места, чтобы хоть как-то облегчить себе страдания. Синяки, отеки и фонари на лице довольно быстро ушли, и Исаак уже на следующий день удовлетворенно разглядывал в маленькое зеркальце Миры свое целое, но ужасно осунувшееся и бледное, как тень, лицо.

- Это все отсутствие витаминов и солнечного света, - назидательно сказала Мира, наблюдая, как Исаак ощупывает свою побелевшую кожу. - В течение нескольких дней мы исправим это недоразумение.

- Прекрасно, я уже практически похож на мертвеца, - тихо пробормотал Исаак, осторожно ложась на правый здоровый бок, когда медсестра ушла.

Тем не менее, Мира не бросала слов на ветер. На следующее утро она, как могла, открыла занавески у нескольких окон, смотрящих на койку Исаака, перевезла его чуть поближе к бездельничающему солнцу, чтобы свет падал на его лицо, и принесла большую тарелку с россыпью фруктов, едва умещающимися на ней. Здесь были и разрезанные на дольки красно-желтые спелые яблоки, и очищенные кружки бананов, и мандарины, освободившиеся от своей защитной кожуры — в целом, серьезный отряд из фруктов.

- Чтобы к вечеру, когда я принесу ужин, тарелка была пустой, - строго произнесла Мира, и глаза ее заблестели опасным огоньком.

Исаак не был каким-то бунтарем и, в целом, делал, что от него просила (иногда требовала) медсестра. Он хотел поскорее выздороветь, да и не сказать, что здешние процедуры как-то сильно были ему противны. Кормили Исаака хорошо. Блюда были в меру разнообразны, питательны и полезны. Давали, как и супы, например, тыквенный, грибной или чечевичный, так и сытные вторые блюда, такие, как рис с вареной курицей, жареный картофель с грибами, запеченные овощи под острым соусом. По выбору предлагались чай, кофе или какао. Иногда, обычно после ужина сестра Мира баловала Исаака десертом в виде мороженого или горячего шоколада.

Раз в день происходила обработка всего тела специальными мазями и растворами. В первые четыре дня это была ужасная боль, и Исаак не понимал, почему до этого его избивали, и помогал обычный М-регенератор, восстанавливающий все за час, а сейчас целый левый бок, весь красный, в различных ушибах и побоях, сопротивлялся восстановлению, и тупая боль от невидимых ударов в правое предплечье все никак не отпускала.

- Потому что некоторые раны так просто не восстанавливаются, - лаконично ответила Мира на вопрос Исаака, натирая его слабое, все еще набирающее силы тело пахучей мазью.

После того, как боль в боку наконец начала сходить на нет, и Исаак мог спокойно лежать и даже с комфортом спать, медсестра начала постепенно, под свою руку, водить его на прогулки по палате. Шел он медленно, едва передвигая ноги, сгорая от стыда и своей немощности. Иногда Мира оставляла Исаака одного у окна, предварительно надежно закрывая раму и уходя ненадолго. Тогда Исаак с наслаждением рассматривал Тихое море и волны, которые, казалось, уже скучали по Исааку и звали его к себе, но это только казалось — волнам было абсолютно все равно.

Когда Исаак достаточно окреп, чтобы твердо стоять на ногах и неторопливо прохаживаться по палате самому, его отвели в кабинет напротив, где стояла М-установка по «сканированию и устранению неестественно полученных дефектов и повреждений». Там Исаак впервые увидел одного из врачей, которые оперировали его и что-то с ним делали — он не помнил ничего, кроме проезда к черной комнате. Седоволосый врач был в медицинской маске и очках, через блеск которых на пациента Исаака смотрели равнодушно уставшие от нескончаемой работы темно-серые глаза. Полностью его внешность Исаак не смог рассмотреть так, как медсестра Мира тут же попросила лечь под установку, закрыть глаза, не двигаться и не думать вообще ни о чем. После этого так же быстро она его увела подальше от врача и его заключения. К вечеру того же дня бок и рука полностью прошли, и физически, за исключением некоторой слабости в ногах и все еще легкой бледности на лице, Исаак был полностью здоров.

Однако, сославшись на его неокрепшее состояние, медсестра Мира сказала, что еще слишком рано выписывать пациента, к тому же, заключение доктора будет готово не менее, чем через несколько дней. Исааку нравилась медсестра Мира. Она ему напоминала чем-то мать, но только более приземленную и активную. Он видел в ней очень чуткого человека, который на шаг вперед предугадывал его мысли, маленькие желания и побуждения, будь то вид на море, горячий кофе утром или менее приятные вещи, как внезапный порыв в туалет ночью или рвотные позывы в первые ночи в палате. Неизменно, в эти часы сестра Мира появлялась рядом и оказывала Исааку помощь, после этого молча удалялась со всей своей добротой и спокойным выражением лица. Исаак стыдился того, что он стал такой обузой, что обременяет своим присутствием такого добрейшего человека, и что он даже толком не может поговорить с ней о чем-нибудь, потому что у него не возникало желания, и потому что он даже не знает нормальные темы для разговоров. О чем может идти речь, если его два основных близких человека в прошлом, Петр и Алиса, и то сами всегда заводили с ним диалог и раскручивали те темы, которые их конкретно интересовали, а Исаак лишь подключался в роли оппонента и собеседника.

- Все в порядке, - сказала как-то сестра Мира, видя немое смущение и злость Исаака на самого себя. - У каждого человека наступают такие моменты, когда ему надо разобраться в себе, и лишние разговоры тут лишь помеха. Я вижу твои чистые намерения, и мне их достаточно. Мы и так общаемся с тобой. Просто не словами, а действиями. А сейчас, отдыхай.

Исаак отдыхал. За исключением моментов лечения и приема пищи, а также восстановительных прогулок и чтения странных желто-зеленых журналов, Исаак все время лежал и думал. Думать было о чем. Он рылся в себе, рефлексировал, пытался анализировать произошедшие с ним события. Анализ происходил с нескрываемым трудом и трещал во всех направлениях. Исаак беспокойно ерзал в кровати, отметал одни мысли, принимал другие, затем делал все наоборот, пытался совладать с эмоциями, чувствами, с самим собой, и наконец, он начал относительно спокойно размышлять и планировать. Исаак приходил в себя.

«Почему Петр выпрыгнул в окно? Почему я побежал, сломя голову? И самое главное — почему я это позабыл?» - думал Исаак целые ночи, и капли слез, едва заметно, чтобы никто не видел, скатывались по его щекам и там же засыхали, останавливаясь на пол пути. Исаака всерьез беспокоила эта избирательная амнезия. Чуть погодя он припомнил, лежа на больничной кровати и смотря в потолок, что после столкновения с чудиками в мантиях, на следующий день он действительно вернулся в аудиторию за рюкзаком. Тот валялся под тем же столом, где был оставлен, но был весь вывернут на изнанку, а немногочисленные письменные принадлежности и тетради Исаака раскидали по всему помещению и истоптали ботинками (на некоторых отчетливо были видны следы подошв). Тем не менее, рюкзак был не порван и цел, хотя его изрядно помяли и испачкали. Ни людям-мантиям, ни уж тем более Исааку не было понятно, какую он может представлять ценность, тем не менее Исаак забрал его, почистил, и по сей день он служит своему обладателю верой и правдой.

«Интересно, сейчас то он цел?» - подумал Исаак, вспоминая, что оставил его где-то в библиотеке и так и не забрал, поспешно покинув Фриду и Готфрида. Такое ощущение, что это происходило месяцы назад.

Мысли о прыжке Петра не давали покоя Исааку, поначалу задвигая на второй план даже переживания о Смотрящем во мраке. «А ведь именно после этого случая Петр перестал со мной нормально общаться, - горько размышлял Исаак. - Я предал его. Почему я не стал его тут же разыскивать, узнавать, что с ним, справляться о его здоровье? Он просто ринулся в снежные потемки. Я должен был первым же делом бежать туда и оказать помощь. Черт, но я ничего такого не помню...Возможно, та нахлынувшая потеря памяти была связана с моими впечатлениями от увиденного в октаэдре и последующей засадой этих сектантов. Нет, это не оправдание. Я просто психически болен и не устойчив. Пусть так. Но это не служит мне смягчающим фактором того, что я бросил Петра одного на произвол судьбы».

Из-за размышлений о Петре и поглощающего душу Исаака чувства вины, он не мог долго засыпать в первые ночи в палате, а если и засыпал, во сне ему снова представлялись эти темно-синие металлические двери. На этот раз сон оброс новыми деталями. Тот, кто стоял перед дверями, смог их открыть, и они с лязгающим звуком разъехались в разные стороны, выпустив яркий и мерцающий свет наружу, заполоняя собой все пространство. Одновременно с этим фигура человека торжествующе оборачивалась, чтобы позвать Исаака с собой, однако на этом моменте сон всегда обрывался, и Исаак резко просыпался, будто по нажатию рубильника в щитке.

«Эта фигура Петра, - мрачно думал Исаак, просыпаясь и лежа на правом боку, упершись в занавески койки. - Он всегда выручал меня и спас тогда, теперь настало время и мне помочь ему. Даже если Петр давно в этом междумирье, лежит поверженный, или прошел этого Аласпеса, я все равно должен узнать, что с ним случилось».

Исаак пытался вспомнить, когда он видел Петра в последний раз, но помимо встречи в туалете перед лабораторной работой ему ничего не приходило в голову. Да и то, он сомневался, не имело ли место очередная амнезия, либо же та встреча и вовсе была галлюцинацией и плодом его больного воображения.

«Даже если Петр разочаровался во мне и решил действовать в одиночку, я уверен, что он напоследок оставил мне шанс исправиться и двинуться по следу, чтобы догнать его. Либо же найти то, что от него осталось, - с замиранием сердца размышлял Исаак. - Но где же тогда октаэдр? Петр смог провести всех и, спрыгнув в окно, унести его с собой? Что же он увидел у себя в нем? Не способ ли победить Аласпеса?»

Постепенно, с физическим выздоровлением Исаак начал восстанавливаться ментально. Он уже прочно укрепился в мысли отправиться в обитель Смотрящего во мраке, чего бы это ему не стоило. Только лишь бы узнать, что случилось с Петром или даже, как бы громко это не звучало, попробовать его оттуда вызволить. Ведь, как Исаак понял, время там течет совершенно по-другому сценарию. Если вообще течет, а не застывает между пространствами.

Несмотря на всю кажущуюся бредовость прочитанной книги в библиотеке, что-то внутри Исаака зловещим голосом убеждало его в том, что и Смотрящий во мраке, и место его обитания существуют, несмотря на все заверения по поводу мифов и легенд. И существуют они где-то на территории института. Как бы Исаак не напрягал свои мыслительные процессы, вспомнить или предположить, где в здании института или в его окрестностях располагается хоть какое-нибудь, подходящее под критерии в книге, заброшенное место, у него не выходило. Институт был так причудливо спроектирован и построен, что каждое второе место в один день выглядело пустым и заброшенным, будто его не посещали годами, а в другой день это же место набивалось массой людей, по воли расписания стремившиеся попасть именно сюда.

«Думаю, часть определенных условий по нахождению священного места Аласпеса я выполнил. Осталось только найти заключительную последовательность действий и ключ», - думал Исаак, разглядывая далекий бескрайний лес, напрасно скрывающийся за легкой дымкой осеннего тумана.

Исаак не был безрассудным дураком и храбрецом, идущим на самоубийственную миссию. Конечно, миссия была самоубийственная, но Исаак не мог остановиться в поисках и сдаться. Он понимал, что здесь оставаться ему тоже нельзя — рано или поздно окружающая действительность и персональное безумие сольются в один единый вихрь, который унесет его в черную воронку и погубит в бездне отчаяния и злобы.

- Нет уж, лучше я встречусь лицом к лицу с этим существом и рискну, — сказал вслух Исаак, обращаясь к зеркалу в туалете палаты.

- Лицом к лицу? - усмехнулось его отражение. - У тебя даже нет тени. Ты одномерен и жалок. Твой лучший друг выпрыгнул в окно, потому что ты немощный, а объект твоих желаний использовал тебя и выкинул в мусорку, лишь поняв, насколько ты жалок. Думаю, Аласпес оценит по достоинству такого собеседника.

- Говори, что хочешь. Как бы я не сошел с ума, сила воли у меня еще присутствует. Как и желание докопаться до истины.

- Истина? Тебе она уже была показана. И как она? Сильно помогла? Можешь обернуться и узнаешь ей цену.

- Ну уж нет, больше я на эти уловки не поведусь, - сказал Исаак, твердо смотря в свое отражение, в котором сзади него нарастала огромная темная тень. - Иди сам оборачивайся, а меня пора выписывать.

- Исаак, ты там с зеркалом разговариваешь? Могу я тебя немного прервать? - раздался мягкий голос Миры за дверью.

- Уже иду. Просто долго мыл руки, - ответил Исаак, выпрямив спину и выдвинулся к двери, не оборачиваясь и не смотря назад.

- Врачи сказали, что ты полностью выздоровел. Как физически, так и ментально, - сказала сестра Мира, показав легким жестом своей мягкой руки Исааку присесть на кровать.

- Можно я постою у окна? Погода сегодня особенно умиротворяет.

- Хорошо, как тебе угодно, - улыбнулась Мира. - Тебя выписывают завтра утром. Можешь не переживать из-за учебы.

- Да не сказать, чтобы я когда-либо из-за нее переживал.

- И все же. Тебе сделали выписку. Передаю ее тебе. В ней сказано, что ты еще неделю после выздоровления волен не посещать практические занятия и лекции. Профессоров и старших специалистов уведомили. Так же была сделана специальная отметка касательно тебя, и на экзамене твой случай при сдачи «примут во внимание».

- Примут во внимание? Мой случай?

- То, что с тобой произошло, - коротко ответила сестра Мира. - Сделают некоторые послабления при зачетах, сдачах лабораторных работ и экзаменов.

- Ага, - только и сказал Исаак. «Достаточно того факта, что меня чуть не избили до смерти, чтобы я смог получить преференции и поблажки на экзаменах. Ну хоть какая-то польза», - подумал он и добавил. - Я приму это к сведению. Ведь что нас не убивает, делает сильнее, не так ли? - попытался улыбнуться Исаак.

- Хорошая мысль, - проронила сестра Мира, пристально смотря на Исаака. На ее всегда добром лице в этот раз не наблюдалось никакой улыбки. - Послушай, Исаак. Я хочу, чтобы ты знал. Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь прийти сюда. Однако...я понимаю, что ты навряд ли сюда придешь по своей воли, поэтому лишь хочу пожелать тебе удачи в твоих начинаниях и выразить свою искреннюю поддержку.

У Исаака перехватило дыхание, и тяжелый ком подкатил к горлу. Он не ожидал услышать таких теплых слов. Более того, ему никто их и не говорил еще в этом институте. Даже Петр с Алисой, когда поддерживали его, были более холодны и использовали юмор, чтобы разрядить атмосферу.

«Ладно, что ты в самом деле размяк? - у Исаака зачесались глаза. - Тебе еще идти за Петром за девять кругов ада».

- Спасибо вам большое, - от всего сердца поблагодарил Исаак, отворачиваясь к окну и напряженно разглядывая вид за стеклом. - Вы не представляете, как сейчас мне важна ваша поддержка.

- Много не сиди в свое жилой комнате. Лучше прогуляйся. Развейся вне здания института. Найди какого-нибудь друга или подругу, - наконец улыбнулась сестра Мира, подходя поближе к Исааку и тоже взглянув в окно. - Есть интересные места для посещения?

- Думаю, есть, - улыбнулся Исаак в ответ. - Наконец снова смогу посетить Тихое Море. А потом? А потом двинусь к лесу.

Загрузка...