Тени Ужаса (=Конан-островитянин)

Конан пробирался вниз по темному туннелю. Со сводчатых изгибов потолка свисали окаменевшие глянцевые занавеси сталактитов. Иногда то с одного, то с другого округлого конца срывалась звонкая капля известковой воды. Пол пещеры был покрыт коркой грязной накипи, влажной от известкового раствора, капающего с минеральных наростов на потолке. То тут, то там возвышались остекленевшие глыбы. Тянулись к потолку толстые колонны сталагмитов.

В холодном, пропитанном влагой воздухе носились странные неприятные запахи. Легкий чуть кисловатый ветерок мягко веял в лицо Конану. Ориентируясь по нему, киммериец шаг за шагом пробирался по черному лабиринту, который простирался на многие мили под древними улицами Птаукана.

Старый Метемфок, глава воровского мира Птаукана, решительно заявил Конану, что одному-единственному вооруженному человеку невозможно тайно проникнуть сквозь три эшелона охраны в цитадель, куда брошены барахские товарищи Конана в ожидании Дня Жертвоприношения. Этот день должен был наступить через две ночи. Бесчисленная стража, ворота и двери, замки и засовы отделяют свежий воздух улиц города от сокровенного сердца крепости жрецов.

Однако пытливый ум Конана не так легко поддавался соблазну отказаться от своих планов. После бесконечных расспросов господин и покровитель всех воров рассказал ему о древнем лабиринте пещер и туннелей под землей. Никто не знал, как они образовались. Но сам город был когда-то построен на огромной известняковой скале, и, возможно, за долгие годы эти ходы пробили подземные потоки.

Воры хорошо знали самые верхние этажи системы туннелей и часто ими пользовались. Но даже они остерегались забираться глубже, потому что о безмолвных глубинах лабиринта ходили всякие сказочные истории, от которых волосы вставали дыбом: о загадочных перешептываниях и странных вскриках, о скользящем шорохе шагов. Говорили, что люди, которые осмеливались проникнуть глубже, с пронзительным воплем исчезали навсегда.

Уступая неутомимому потоку вопросов Конана, Метемфок неохотно признался, что, вполне возможно, глубокие туннели соединяются с подземными темницами Передней Богов. И все же он настоятельно советовал Конану попытаться найти более подходящий путь в запретную крепость. Но киммериец упорно отказывался внимать его благоразумным предостережениям.

В конце концов Метемфок понял, что Конан непреклонен в своей решимости воспользоваться нижними туннелями для освобождения своих товарищей. Тогда с глубоким вздохом толстый главарь воров приказал созвать своих ближайших соратников на совещание. Они долго рылись в пыльных пергаментах архивов воровской гильдии.

Древние карты ходов лабиринта еще сохранились. Конан напряженно рассматривал их, фиксируя в памяти все изгибы и повороты системы пещер и отличительные знаки, по которым он мог бы найти дорогу.

И вот Конан здесь. Спотыкаясь и скользя, он пробирался сквозь плотную темноту нижних туннелей. В одной руке он держал фонарь, который вручил ему предводитель воров. Эта вещица — прекрасный пример технического мастерства антильцев — представляла собой маленькую бронзовую лампу с цилиндрическим бачком для масла и небольшой ручкой. Из тонкой трубки высовывался шипящий фитиль, и пламя отражалось от выгнутой бронзовой пластинки, покрытой серебром. От длительного употребления и полировки серебро кое-где стерлось, и под ним проглядывала тусклая медная поверхность. Конан был рад и этому маленькому старому светильнику. Метемфок сказал, что он будет гореть в течение нескольких часов, пока не кончится масло.

То здесь, то там среди разветвляющихся туннелей на мокром камне ярко отсвечивали белые знаки, оставленные ворами, пытавшимися освоить подземелье. Там, где ничего не было видно, необычное расположение камней давало понять, что это поверхностный ориентир; например, сложенные кучей куски известняка, напоминавшие гигантского паука.

Конан настойчиво двигался вперед, хотя ему не особо по душе был этот холодный влажный ветерок, сквозивший из неведомых темных глубин. Он медленно шел по черному туннелю, и в его голове помимо воли возникали странные картины, вызванные носящимися во тьме таинственными звуками, которые то выли, отдаваясь эхом, то вкрадчиво шептались в окружающей его темноте. Время от времени он слышал приглушенный всхлипывающий плач, который изредка поднимался до истерически звенящего крика душераздирающей агонии и затем, вновь затихая, превращался в едва слышные рыдания, похожие на шум ветра в далеких соснах.

Временами Конану казалось, что он различает крадущуюся поступь легких шагов за спиной в черной дыре бокового прохода или в непроглядном мраке, обступившем его. Временами свистящий шепот или холодный всплеск издевающегося смеха поднимали в его варварской душе древний страх перед сверхъестественными силами — страх, который тут же подминала под себя его железная воля.

Вскоре до его взвинченного до предела слуха долетел мягкий шорох скользящего по камням тела, словно какой-то гигантский червь или слизняк, извиваясь, полз по шершавому каменному полу. Даже у Конана, этого старого, воспетого в морских балладах воина, по телу невольно прошла дрожь отвращения, когда он представил себе, что за существа могли поселиться в этих лишенных солнечного света глубинах, под забытым городом Времен Зари Цивилизации.

Все эти рыдания и завывания, — упрямо повторял он себе, — просто шум ветра в искусственном лесу известняковых наростов. Смех — это журчание подземных вод, искаженное гулким эхом многочисленных туннелей. Звуки ползущих тел вполне могут быть вызваны медленным оседанием растрескавшихся пород старых пещер. Но суеверный страх неумолимо закрадывался в его сердце и распалял воображение.

Внезапно его охватил озноб. Конану показалось, что за ним пристально следят невидимые глаза. По его подсчетам, он бродил по подземным пещерам уже больше двух часов. Конан скользил и петлял, среди мокрых камней, спотыкался о выступы, перепрыгивал через ямы и глубокие трещины, преграждавшие дорогу, ударялся головой о низкие наросты свода, протискивался на животе сквозь узкие проходы, карабкался вверх и вниз по крутым склонам. Временами он невольно вспугивал колонии летучих мышей, которые пучками свисали вниз головой с потолка, и те со злобным писком шуршали крыльями и уносились во мрак. В его голову постоянно закрадывалась мысль, насколько еще хватит топлива в этом тусклом светильнике. Конану казалось, что огонь в лампе уже ослабел, и фитилек то разгорался, то затухал, как будто масло поступало неравномерно и запасы его уже подходили к концу. А сейчас, вдобавок ко всему, чуткое восприятие варвара, лишь немного притупившееся и утратившее свою остроту за годы городской жизни, явственно подсказывало, что за ним пристально наблюдают невидимые глаза.

Конан замедлил шаг и теперь продвигался вперед тихо и осторожно. Он напрягал зрение, вглядываясь в черные отверстия в стенах соседних пещер в поисках скрытых там шпионов антильских жрецов, но нигде не замечал следов присутствия человека. И все же натренированные в диких просторах чувства подсказывали киммерийцу, что невидимые глаза не оставляют его ни на минуту. Конан задумался, не обладают ли, в самом деле, жрецы магическими кристаллическими шарами, унаследованными от их предков с Атлантиды, вроде тех, что ему доводилось видеть в хайборийских землях. С помощью такого шара посвященный в тайну чародей мог видеть то, что происходило вдалеке от его глаз. Может быть, как раз в этот момент холодные антильские глаза следят за каждым его движением?

Мороз пробежал по коже Конана, и он, вслушиваясь, задержал дыхание. Где-то далеко позади послышался металлический лязг, как будто открывались ворота. Но, может, это только показалось ему?

Однако шум сзади нарастал. Пот выступил на теле Конана, ибо он уже явственно различал писк и шорох множества снующих конечностей. Словно невидимый наблюдатель выпустил на него орду маленьких отвратительных созданий, чтобы гнать его сквозь подземный мир и в конце концов разорвать на клочки тысячами когтей и зубов.

Звуки неотвратимо приближались и становились все отчетливее. Конан пробормотал имя Крома в короткой полумолитве, полупроклятии. Теперь он верил, что эти туннели действительно перегорожены невидимыми решетками и некий внимательный страж заметил его осторожное приближение и спустил скользкую стаю каких-то тварей, желая разом покончить с ним.

Конан качнул фонарь, чтобы осветить главный туннель позади себя. Свет услужливо вырвал из мрака тысячи пар маленьких глазок у самой земли. Когда передний край неудержимого живого потока вырвался на освещенное место, Конан от изумления чуть не выронил светильник. Его преследователями были крысы. Но какие крысы!

За годы скитаний он привык к маленьким серым крысам хайборийских земель, проворным черным крысам Вендии, большим и неуклюжим коричневым крысам Гиркании. Но эти животные превосходили всех известных грызунов его мира так же, как крыса превосходит мышь. Они были размером с большую кошку или маленькую собаку, и в каждой было не меньше нескольких фунтов веса. Крысы были огромные и к тому же отощавшие, вероятно, от долгого воздержания в пище. Белые острые зубы щелкали в нетерпеливой жажде вкусить человеческой крови и мяса.

Конан резко повернулся и ринулся вперед. Его тяжелые сапоги грохотали в такт отдающемуся в висках пульсу. Огромный меч был плохой защитой против такой жадной до крови орды. Величайший боец того времени за считанные секунды был бы погребен под бешеным валом пищавших, лязгавших зубами грызунов. И потому Конан несся вперед, как не бегал еще никогда в жизни, — даже в тот незабываемый день почти пятьдесят лет назад, когда он вырвался из рабского барака в Гиперборее, пробив себе дорогу к свободе куском разорванной цепи, и потом мчался всю ночь сквозь дождь и снег, преследуемый по пятам стаей изголодавшихся волков.

Каждый глоток воздуха сухим огнем обжигал его легкие, будто он втягивал в себя раскаленные пары из горнила. Сердце бешено колотилось в груди. Казалось, механически двигавшиеся ноги налились свинцом. Мускулы ныли, словно дьяволы втыкали в голени множество тонких раскаленных иголок. Но он, пошатываясь, стиснув зубы, все же несся вперед. От быстрого бега встречный воздух грозил совсем погасить маленький огонек фонаря.

За спиной Конана крысы стремительно шуршали по камням, перескакивали друг через друга, неслись вприпрыжку, не отставая от него ни на шаг. Время от времени одно из бегущих впереди животных наступало на соседа и раздавался резкий писк, за которым следовал обмен укусами. Но остальная масса продолжала преследование, почти не задерживаясь из-за этих коротких стычек.

Вскоре глаза Конана уловили что-то вроде слабого отблеска впереди, и ропот журчащей воды подсказал ему, что он приближается к реке. Уже совсем близко он разглядел стремительно несущийся поток черных вод. На мгновение в голове промелькнула мысль, что река, может быть, достаточно узка, чтобы ее можно было одолеть прыжком, и тогда бы между Конаном и стаей преследователей образовалась надежная естественная преграда. Однако он тут же обнаружил, что по крайней мере в этом месте поток достигал не менее двадцати футов в ширину — слишком большое расстояние для одного прыжка. В годы своей буйной юности, не измотанный долгим бегом и не отягощенный оружием и доспехами, Конан легко одолел бы и такую преграду. Но сейчас…

Широко расставив ноги, киммериец обернулся лицом к орде покрытых шерстью безжалостных врагов. Его грудь шумно вздымалась и натруженные легкие всасывали холодный сырой воздух, в котором распространялось отвратительное крысиное зловоние. После стремительной гонки по подземным ходам в ушах еще отдавался гулкий стук сердца и кровь бешено мчалась по жилам. Кровь еще билась в ушах, притупляя слух, но Конан уже вытащил свой широкий меч для последнего сражения.

Ничто живое не могло выдержать бой с этой ордой грызунов, возбужденных запахом плоти и крови. Всю жизнь Конан молил богов дать ему хотя бы один только шанс на победу, но сейчас не было смысла просить даже об этом. Если даже ему суждено умереть всего через несколько секунд, он все же полнокровно проживет эти мгновения и погибнет, сражаясь. Несмотря на свои годы, Конан все еще находился в великолепной форме и мог сломать хребет человеку вдвое моложе его. И если ни одному смертному не удастся стать свидетелем последней схватки Конана из Киммерии, то по крайней мере всевидящие боги насладятся этим зрелищем, если, конечно, они иногда обращают свои взоры вниз и наблюдают за людьми, как утверждают эти лживые жрецы.

Конан стоял на выдвинутом над подземной рекой выступе скалы формы почти треугольной. Опора под ногами напоминала миниатюрный полуостров или мыс. И хотя его преследователи не имели возможности напасть на него сбоку или со спины, они все же могли атаковать широким фронтом.

Гигантские черно-серые крысы грязным, смрадным потоком хлынули из туннеля. В оранжевом свете лампы их глаза вспыхивали красными искорками, словно кровавые звезды адской вселенной. Писк, глухое скрипение и щелканье зубов заглушали ропот текущей воды, а скрежет когтей по камням казался шорохом сухих мертвых листьев, влекомых по земле порывами осеннего ветра.

Конан быстро нагнулся, чтобы отодвинуть маленький светильник назад, за ногу, и крепко сжал обеими руками меч. Голос киммерийца взвился ввысь в мерной и гулкой боевой песне его варварского народа. Мгновение — и крысы набросились на него.

Как только первое животное оказалось в пределах досягаемости, свистящий взмах меча рассек его пополам, отбросив ошметки плоти назад, на головы собратьев. Затем в течение нескольких долгих минут тяжелый меч разрезал воздух, словно лопасти ветряной мельницы, разя направо и налево и чертя в воздухе смертоносные девятиугольные фигуры. Но каждый взмах отточенного острия лишь успевал очистить землю перед Конаном. И после каждого взмаха одна-две крысы взлетали в воздух, иногда целиком, иногда — одни только головы, туловища, конечности и внутренности. Кровь забрызгала руки и ноги Конана. Время от времени он неточно рассчитывал усилия и кончик меча скрипел о камни пола и выбивал бледные искры.

Однако стая рвалась вперед, задние животные толкали бегущих впереди, которые тут же становились добычей вихрем носящегося клинка. Ненадолго давление нападающих слегка ослабло, так как часть крыс развернулась, чтобы полакомиться останками своих мертвых и искалеченных собратьев. А Конан между тем взмах за взмахом все посылал тела убитых животных в воздух. Его меч уже был наполовину в крови, и камни под ногами стали скользкими и липкими. С каждым ударом клинка красные брызги разлетались в разные стороны.

Крысы снова усилили атаку, и, несмотря на производимое в их рядах опустошение, Конан не мог сдержать их натиска. Несколько крыс вонзили свои острые, как бритва, зубы в толстую кожу его сапога. Конан яростно взмахнул ногой и ударил сапогом в землю, давя сгрудившихся поблизости, но их место тут же заняли другие.

Одна крыса забралась вверх по сапогу Конана и прокусила острыми зубами штанину у колена, оставив на коже неглубокий порез. Секущий удар меча разбросал по сторонам вращающиеся в воздухе половинки животного. Другие уже добрались до его пояса и груди, но все попытки крыс растерзать свою жертву наталкивались на упругую сталь рубашки-кольчуги. Неожиданно какая-то крыса в отчаянном прыжке вцепилась в грудь Конана, устремляясь к его горлу. Конан сбросил ее как раз в тот момент, когда усатая морда уже коснулась его кожи. Свободной рукой он хватал тех тварей, что успели облепить его тело, и швырял их о стены или в реку позади себя.

Но крысы одолевали. Кучами падали они, громоздились вокруг, а сам воин утопал сапогами в зыбкой трясине скользких от крови шкур и внутренностей. И хотя сапоги и кольчуга пока еще защищали его от укусов и Конан получил лишь несколько незначительных ран, но колени его уже кровоточили, и из руки, которой он хватал взбирающихся на него грызунов, в нескольких местах обильно текла кровь.

На мгновение крысы отпрянули. Тяжело дыша, Конан быстро оглянулся уже почти без надежды. И тут он заметил то, что должен был бы увидеть раньше, если бы преследователи не были так близко. На расстоянии полета стрелы от места, где он сейчас стоял, через несущиеся вниз черные воды перекинулся естественный каменный мост. Конан тотчас же понял, что если достигнет этой узкой арки, то крысы смогут атаковать его лишь по две или по три одновременно. В таком узком переходе ему удастся долго сдерживать все это необъятное полчище.

Мысль послужила сигналом к действию. Он ощутил мощный прилив сил и рванулся к мосту, продираясь сквозь бурлящую закручивающуюся водоворотами массу крыс, и при каждом прыжке под его подошвами хрустели кости грызунов. Крысы прыгали на него, карабкались по ногам и кусали, и кровь уже обильно струилась по его бедрам, и широкие штаны обвисли лохмотьями. Но этот всплеск энергии позволил Конану достичь моста прежде, чем грызуны сумели свалить его.

Хватая воздух открытым ртом, он шагнул на каменную арку и занял позицию посреди прохода в фут шириной, там, где мост сужался. Конан пожалел, что в спешке у него не было времени прихватить с собой и маленький светильник, но запасы масла все равно уже должны были подходить к концу. Издалека фонарик еще заливал сцену битвы слабым мерцающим светом.

Крысам потребовалось всего несколько мгновений, чтобы снова настигнуть его, но этой паузы было достаточно, чтобы немного отдышаться и прочистить мозги. В затрудненном дыхании, ноющих мышцах и стучавшем молотом сердце ощущалась тяжесть прошедших лет.

Крысы снова подходили. Передние животные достигли подъема моста. Конан приготовился встретить их согнувшись, с мечом в обеих руках. Когда крысы были уже совсем близко, он стал мерно работать палашом: направо-налево, направо-налево. При каждом взмахе несколько вертящихся в воздухе тел слетало с узкого моста. Они умирали десятками и сотнями. Иные падали в бегущий черный поток, который тут же подхватывал тела животных. Маленькие головки поплавками всплывали из воды, кружились, пытаясь сориентироваться, и затем плыли против течения до ближайшего берега, пока не исчезали в темноте.

Никогда за все годы многочисленных войн и кровопролитных сражений его меч не уносил так много жизней. Если бы это были не крысы, а люди, то над этой подземной рекой, сопротивляясь их натиску, Конан истребил бы целую нацию. Он работал без устали, как машина…

Но тут огромная черная крыса — видимо, вожак — отделилась от визжащей стаи и прыгнула к его горлу. У Конана было чувство, что все это происходит где-то далеко в прошлом. Его руки онемели и налились свинцом, а расставленные ноги, казалось, превратились в холодные железные колонны. Левой рукой он ухватил этот мерзкий комок шерсти и плоти, вцепившийся острыми когтями в звенья кольчуги и рвавшийся к сонной артерии. Но силы покидали Конана, и казалось, он уже не может оторвать от себя это отвратительное существо, хотя ясно чувствовал, как острые бритвы зубов оцарапали кожу за его бородой.

Тут же другая крыса вцепилась в носок его сапога. Конан пнул ее ногой, промахнулся и, покачнувшись, отступил назад, преследуемый ордой кровожадных грызунов. Когда он тяжело отпрыгнул, чтобы удержать равновесие, раздался зловещий треск и весь центральный блок, на котором стоял киммериец, с оглушительным всплеском внезапно рухнул от сотрясения и непосильного веса в стремительный поток.

Конан обнаружил, что находится в воде и железная кольчуга быстро увлекает его ко дну. Гигантская крыса, угрожавшая разорвать ему горло, куда-то исчезла, но теперь, после смертельной битвы на суше, Конану грозила опасность захлебнуться в подземной реке.

Он оттолкнулся ногами от неровного дна и, вынырнув на поверхность, успел набрать полные легкие воздуха, прежде чем вес доспехов снова увлек его вниз. Быстрое течение бросало и било его о неровности дна, закручивало и переворачивало в водоворотах. Еще раз он с большим трудом хватил глоток воздуха Конан был великолепным пловцом, но судьба распорядилась так, что кольчуга, которую он пронес сквозь это смертельное испытание, защитившая его торс от тысяч укусов, сейчас тянула его на дно, навстречу гибели.

Снова удалось ему достичь поверхности воды. Еще раз он до отказа наполнил легкие воздухом, и снова тяжесть доспехов неумолимо увлекла его вниз. Сознание ускользало от Конана, он словно проваливался в глубокую дремоту без сновидений.