Теневой каганат

Глава 3. Счастливая невинность

Самые пышные празднества начинались под конец Светлости. В доме Ивана и Рады Дмитровых уже устраивали гулянье, на очереди был вечер в доме Аделаиды. Слуги с самого утра вовсю сновали по залам: одни чистили и драили, другие готовили украшения и яства. Хозяевам полагалось приложить не меньше усилий, чтобы привести себя в порядок. Утром необходимо было омыться или сходить в баню и намазаться маслами, чтобы приобрести отдохнувший вид и приятно пахнуть.

Анастасия уже закончила утренние приготовления и сидела у девичьего столика с большим трехстворчатым зеркалом, терпеливо наблюдая в отражении за тем, как матушка укладывает ее белые и уже бережно вычесанные служанкой волосы. В то же время княжна играла с бусами, пересыпая из руки в руку то с переливчатым звуком, так похожим на журчание ручья, то с глухими щелчками, когда камешек бился о камешек. Местами она ускорялась, местами замедлялась, извлекая настоящую музыку. Анастасию эта музыка радовала и успокаивала, а от блеска драгоценностей сердце ее билось чаще.

– Можно я не буду сегодня с ним танцевать? С Иваном? – спросила Ана. – Он мне совершенно не нравится… И он ужасно старый.

– Не дергайся, милая, – спокойно ответила матушка с непроницаемым лицом.

Аделаида была высокой и стройной, с роскошными волосами – такими же длинными и блестящими, как и у ее дочери. Почти каждый описывал ее как самую красивую женщину из ныне живущих, даже невзирая на совсем уж болезненную худобу. Из всех перстиек лишь ей да теперь еще Анастасии прощали этот существенный недостаток. Будучи еще малышкой, Амелия смотрела на Аду разинув рот и видела в ней прекрасную царевну из сказки. Анастасия считала, что не унаследовала красоту матери: те самые волосы не подчеркивали мягкие черты лица, скорее делали его несуразным, а серые глаза наводили на мысли о неизвестной болезни.

– Я не хочу за него замуж, – не унималась Ана, чем вызвала изумленный взгляд матери.

– С чего ты решила, что выйдешь за него? – спросила Аделаида, не отрываясь от прически.

– Ярослава сказала.

С самых ранних лет за девочками ухаживала няня – теперь уже пожилая женщина, чье осунувшееся и уставшее лицо все же не было лишено некоего обаяния. И хоть характер у няни был не сильно ласковый, она действительно очень любила своих воспитанниц, а они отвечали ей тем же. Похоронив мужа, Ярослава перебралась в дом Аделаиды, чтобы всегда быть рядом с девочками, которые стали смыслом ее жизни после гибели обоих ее сыновей в войне с кочевниками кукфатиха́. Являясь женщиной старых взглядов, она готовила девочек к браку, а в мечтах нянчила «правнуков» – детей своих подопечных, отчего отчаянно хотела поскорее выдать их замуж. И совсем не жаловала новые веяния, которые позволяли девицам самим выбирать женихов. Откуда ж им ума столько взять, чтобы жизнь свою определить?

– Ярослава… – тихо вздохнула Аделаида. – Мы должны оказать уважение каждому, кто пришел в наш дом, – начала она, но, увидев поникшее лицо дочери, скорее добавила: – Но не во зло себе, разумеется. Ты хозяйка, и тебе решать, с кем танцевать. И уж тем более только тебе решать, за кого выходить замуж. Не хочешь за Дмитрова, значит, не будет никакого Дмитрова, – мягко сказала она и посмотрела в глаза мутного отражения Анастасии. – Тем более в великий праздник не положено грустить.

Та тут же выпрямилась и улыбнулась, уже воображая, как случайно заметит юношу – непременно красивого, высокого и статного, – а он, увидев ее, тотчас влюбится.

– Кстати, Ана… – Аделаида вставила последнюю заколку. – Где Амелия? Она придет сегодня?

– Откуда мне знать? – огрызнулась дочь, но тут же пожалела об этом, поэтому поспешила исправиться и, слегка пожав плечами, добавила: – Думаю, придет.

Аделаида одобрительно улыбнулась. Закончив с прической, она с видом вдохновленного творца оглядела результат своих трудов и, убедившись, что сделала все идеально, кивнула дочери. Та встала и благодарно обняла матушку. Ада взяла лицо Анастасии в ладони и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб. Отстранившись, погладила ее по плечам, смахивая невидимые пылинки, после чего выпрямилась и тихо произнесла:

– Пусть обязательно приходит. Я люблю тебя, милая.

– И я тебя, матушка, – голос Анастасии грел нежностью, но вдруг она замешкалась и спросила вслед уходящей матери: – Можно я кое-кого приглашу?

– Конечно, – не без изумления ответила та, ведь прежде Ана никого в дом не приводила.

Ада уже стояла у двери, когда ее едва не сбила с ног запыхавшаяся Амелия. Княгиня чуть не вскрикнула от изумления, но тут же взяла себя в руки.

– Увидимся вечером. – Аделаида кинула взгляд, укоризненный и ласковый одновременно, на виновато потупившуюся Амелию и вышла прочь.

Когда ее шаги стихли, Амелия бесцеремонно забралась на кровать, закидывая в рот маленькие печенья. Они лежали на подносе достаточно долго и подсохли, отчего стали приятно хрустящими.

– Пойдем приоденем тебя, – предложила Анастасия. – Только помойся сначала, – добавила она без капли укора, а лишь потому, что это предписывали правила.

Амелии пришлось вернуться в свои покои, где в одной из комнат ждала наполненная водой бадья. Разумеется, она уже остыла, и потому девица не стала залезать туда, а обтерлась полотенцем, расплескивая по всей омовальной воду и оставляя большие лужи. Спасаясь от холода, Амелия накинула теплый бархатный халат, полученный от Аделаиды на свой последний день рождения.

Она босиком выскочила из своих комнат и с шумом вбежала в покои напротив, влезла в чужую постель, как в собственную, и почти с головой накрылась одеялом, клацая зубами от холода, чем вызвала недоумевающий взгляд подруги.

Анастасия уже ждала ее, выбирая наряды: к этому она всегда подходила ответственно, а потому была очень важной и сосредоточенной и напоминала матушку. Ана уговорами вытащила Амелию из-под одеяла и приступила к работе, подобно художнику, наносящему мазок за мазком на чистое полотно: рубаха, сарафан, украшения, башмачки… Ей нравилось держать все в секрете настолько, насколько это возможно, поэтому Ана запрещала Амелии смотреться в любые поверхности, которые могли отразить ее облик, пока они не завершат все приготовления. Все было ради восхищенного вздоха подруги, который всегда следовал за первым взглядом в зеркало.

Сегодня Ана подготовила светлый, почти белый сарафан, достаточно просторный, но подпоясанный широкой лентой, серебрившийся и переливавшийся то голубыми, то желтыми бликами, подобно снегу на солнце. Легкое кружево, расшитое серебристым бисером, было накинуто на атласную основу юбки, напоминая морозные узоры на заледеневшем окне, и выглядело настолько тонким, что она не солгала бы, назвав его настоящей паутиной. Лишь затейливый узор выдавал в этом чуде творение человеческих рук.

Вьющиеся пряди и тоненькие косички подруги Ана уложила в мягкий пучок. Голову увенчала серебряная заколка, украшенная бесцветными сапфирами. Пышущая здоровьем, с очаровательными пухлыми щечками Амелия походила на вылепленную из снега и ожившую красавицу.

Сама Анастасия, по обыкновению, была одета достаточно просто, но выглядела не менее величаво. На ней был бархатный наряд розового цвета, свободный сверху и перетянутый под грудью лентой, украшенной бисером. Пышные рукава, как и у Амелии, прикрывали запястья.

Ее статус выдавала лишь маленькая розовая коруна, украшенная жемчугом и рубинами. От нее же шли три нити бус из тех же камней. Они поблескивали в волосах, собранных в тугой колосок.

Последней черточкой любого образа были духи. Амелии достались хуршидские масляные, источавшие запах ванили и черного перца. Анастасия же предпочла жасмин и лилии. Благоухание, окутавшее комнату, дурманило так, что головы девушек шли кругом.

Они позволили себе еще немного покрасоваться у зеркала, после чего направились в сторону зала.

Широкая лестница вела в просторное помещение, где были расставлены столы с горячими и холодными закусками и напитками на любой вкус. На второй день празднования полагалось не баловать себя излишне обильными яствами, а поберечь силы для ужина у государя. Он должен был состояться через несколько дней и затмить все предыдущие пиршества, тем самым показывая великому Отцу, что царь более остальных благодарен и жертвенен.

Девы легко скользили по ступеням, и с каждым шагом плотный всеобъемлющий дух праздника окутывал их все больше. Они прошли к деревянному столу, отмечая изумленные взгляды, прикованные к Амелии и ее наряду. Анастасия была совершенно по-матерински горда за подругу и за результат своих трудов.

Едва добравшись до угощений, голодная Амелия набивала рот едой, будто это был последний ужин в ее жизни. Чтобы не выглядеть нелепо, она старалась скорее прожевать и проглотить закуски, не поворачиваясь к гостям. И когда уже почти справилась, услышала за спиной смутно знакомый голос:

– Добрый вечер. – Александр улыбнулся.

Амелия едва не поперхнулась. Пытаясь запить свой позор ягодным морсом, она не спеша сделала несколько глотков, оттягивая начало беседы. Неизвестно откуда рядом возникла Аделаида – с беспечным видом веселой хозяйки, в своем излюбленном голубом сарафане, с внушительным венцом. Она выдала несколько заученных вежливых фраз, развеивая неловкость. Однако Ада была напряжена донельзя, и Ана, знавшая матушку достаточно хорошо, видела это невооруженным глазом. Должно быть, появление новых лиц выбивало из колеи всех.

– Госпожа, доброго вам вечера. Меня зовут Александр, я прибыл с поручением от владыки королевства, что на западе отсюда. – Молодой человек учтиво поклонился. – Прошу прощения за вторжение, сам удивился приглашению. Госпожа, – обратился он к Анастасии, – премного благодарен.

– Ну что вы, мы всегда рады гостям и новым друзьям, – отмахнулась Ада, но, видимо, все еще просчитывала возможные сложности из-за непрошеного визита чужестранца. – Откуда вы? Признаться, Ана нечасто приглашает гостей. А иноземцы нас посещают и того реже. – Аделаида старалась вести светскую беседу и очень много усилий прилагала для того, чтобы это не было похоже на допрос. – Какими судьбами прибыли к нам?

Дружелюбная улыбка не сходила с лица Александра, и он с видом человека, которому оказана большая честь, ответил:

– До некоторых пор мы были уверены, что одни на несколько десятков миль, а наши ближайшие соседи – эйфра́сы, но случайно выяснили, что это не так. – Он оглядел зал. – Мне стало ужасно интересно, кто столько лет жил рядом, а мы и не догадывались. Вот я и вызвался послом. Тем более, – он напустил на себя важный вид, – наш король ратует за налаживание дружеских отношений между странами. – Помолчав, он добавил, говоря скорее в кубок, нежели собеседникам: – Хотя многие боялись выезжать за границу. Видите ли, в лесах живут аджаха… – Александр задумчиво повернул голову в сторону гостей, запустив пятерню в волосы. Однако взгляд его был прикован к маленькой темноволосой деве, стоявшей позади Аделаиды.

Сердце Амелии подпрыгнуло, и она едва удержалась на ногах от этого, казалось бы, небольшого знака внимания.

– Аджаха? – вздрогнув, переспросила Аделаида.

– О, не берите в голову, это всего лишь наши сказки, которыми пугают деток на ночь. – Он вновь повеселел и, лукаво сощурившись, подмигнул. – Я бы хотел пригласить на танец прекрасную деву, если вы не возражаете.

– Что ж, весьма недурно. Как это говорят на западном языке? Дипломатия? Вы, стало быть, дипломат? – Иноземное слово давалось Аделаиде с трудом, но, приложив усилие, она произнесла его довольно четко.

– Вы правы, госпожа. Дипломатический визит, если позволите. – Александр слегка поклонился, но тут же вздрогнул.

Подкравшийся князь Иван Дмитров всем своим видом – запахом перегара и раскрасневшимися щеками – показывал, что уже успел отдать дань традициям и, как истинно верующий, набил желудок если не едой, то горячительным. Несмотря на глубокий проницательный взгляд темно-голубых глаз и скрытое под заросшей бородой скуластое лицо, Иван не производил впечатление человека особо приятного – напротив, словно имел намерение отвадить всякого, кому он мог прийтись по сердцу. Он закинул руку на плечи Александру и пробубнил:

– Так вот что за гарип, о котором весь город судачит… – голос болезненно хрипел, а язык предательски заплетался. Князь Дмитров оглядел гостя с головы до пят и заключил: – Смазливый какой-то.

Александр изумленно вытаращил глаза и слегка нахмурил брови, но постарался сохранить невозмутимость.

Амелия сделала глубокий вдох, жалея, что так набрасывалась на еду. От запаха, исходящего от непрошеного собеседника, тошнота подкатила к горлу, но ее удалось сдержать.

Овладев собой, Александр весело отозвался:

– Простите, вы, должно быть, ошиблись. Меня зовут Александр.

Он вывернулся из хватки Дмитрова и встал напротив него, протянув руку.

К ним подошла женщина в горчичном сарафане, голову которой венчала коруна в цвет ее наряда. На вид Раде Дмитровой было не больше тридцати, она казалась значительно младше своего брата, которому уже успело перевалить за сорок, и всегда отличалась своеобразным вкусом в одежде. Она почтительно поклонилась Аделаиде. Та ответила коротким кивком.

Иван же несколько мгновений не сводил хмельного взора с Александра, а затем очень неприятно рассмеялся.

– Эти ваши башмаки на голове такие чудны́е. Того и гляди начнут рассаду на головах выращивать, – съязвил князь, не обратив внимания на протянутую руку Александра, и удалился к столам на другом конце зала – в поисках то ли другой жертвы для издевок, то ли спиртного.

– Ох, прошу простить моего брата!.. – воскликнула Рада, еле слышно добавив пару недобрых слов. – Аделаида, благодарю за теплый прием: все, как всегда, великолепно. Пойду прослежу за этим чудищем в кафтане, – улыбнулась она, не оборачиваясь на брата, – чтобы он не натворил еще каких бед. – Рада снова поклонилась и спешно скрылась в толпе.

Удивленный Александр проводил ее взглядом и вопросительно посмотрел на хозяйку дома.

– Гарипом в наших краях называют иноземцев, это совершенно безобидное прозвище. – Она по-матерински взяла его руки в свои и слегка похлопала по ним. – Что касается вашего вопроса, то вы можете потанцевать, если только Анастасия будет не против. – Ада бросила на дочь многозначительный взгляд.

– Я должен просить разрешения у другой прекрасной девы, чтобы пригласить на танец ее сестру? До чего же поразительно!

Аделаида одарила его несколько обескураженной улыбкой. Этот иноземец предпочел Амелию ее дочери? Впрочем, ее это даже позабавило, так что, не подавая виду, Ада ответила:

– Ну что вы! Я лишь подумала, что вы просите у меня разрешения потанцевать с моей дочерью. Амелия – это ее лучшая подруга, почти сестра, и моя подопечная. Хоть она и предоставлена самой себе в этих щепетильных вопросах, я даю свое позволение пригласить ее, если вы найдете отклик друг в друге. – И она с выражением бесконечного счастья осмотрела молодых людей.

– Амелия… – Но не успел он договорить, как та схватила его за руку и увлекла в середину зала и гущу толпы, подальше от воцарившейся неловкости, так что закончил он чуть позже: – Что ж, как насчет того, чтобы продолжить наше знакомство?

Девица была так смущена, что избегала смотреть ему в глаза и, уставившись на его правое плечо, чтобы не опускать голову, буркнула что-то вроде «да, конечно».

– Расскажите мне побольше о себе, прошу, – произнес Александр, не отрывая взгляд от партнерши. Ему хотелось увидеть ее глаза, но та упорно продолжала смотреть ему в плечо, краснея от смущения и стараясь сосредоточиться на музыке, которую играли три струнника.

Родители Амелии были ховежа. До ее рождения они перебрались в город и через несколько лет погибли, оставив дочь круглой сиротой. Аделаида забрала ее из опустевшего дома, где не было ничего, кроме стопки потрепанных одеял. В память о помощи, которую добрые люди оказали княгине, когда та осталась совсем одна с новорожденной малышкой на руках, Ада не взяла Амелию в услужение, а окружила такой же заботой, как и собственную дочь. Даже прислуга обращалась к ней как к госпоже. Несмотря на это, Амелия никогда не чувствовала себя полноправным членом княжеской семьи и старалась жить скромно, как ей и полагалось по рождению: выделенные средства тратила редко, всю одежду занашивала до дыр и никому не признавалась, если в ее покоях что-то нуждалось в починке. Она тосковала по прежней жизни, скучала по родителям, жизни которых унесла война с кочевниками.

– Мне нечего о себе рассказывать: в моей жизни нет ничего любопытного, – Амелия неловко пожала плечами, бросив смущенный взгляд на Александра. – Но я буду рада выслушать вашу историю. – Багровея пуще прежнего, она хотела бы скорее скрыться, но путей к отступлению не наблюдалось.

Александр хмыкнул: очевидно, узнать Амелию лучше – задача не из легких, но ведь и он не робкого десятка, а сложности его никогда не пугали, наоборот, вдохновляли!

Беседу прервала Аделаида, стоявшая во главе стола, где обычно размещались хозяева дома. Она постучала по кубку ложечкой, чтобы привлечь внимание. Когда прекратилась и песнь ябудеек, она выждала еще немного, чтобы все остановились, перевели дыхание и, наконец, смолкли.

– Дорогие гости, я благодарна за то, что вы почтили мой дом своим присутствием. – Она оглядела зал: девы, женщины, юноши и мужчины почтительно поклонились как один человек. – На нашем пороге новое восшествие солнца. Я желаю, чтобы у каждого из вас этот год был наполнен благоденствием. Позвольте пригласить вас к столу и преподнести небольшие подарки.

Когда гости послушно расселись по местам, прислуга с подносами обошла всю залу, раздавая гостям маленькие деревянные ларчики. Когда очередь дошла до Александра, он одарил служанку самой лучезарной из своих улыбок и взял один. Выражение его лица стало почти смешным, застыв между восторгом и удивлением.

– Что это?

Хотя ответ и так был очевиден, ему все же хотелось получить какое-то объяснение.

– Свечки, – коротко отозвалась Амелия.

Она сидела опустив голову и разглядывала полы сарафана, теребя кружево. Это должно было успокаивать, но почти не помогало.

Недоумевающий, но не разочарованный, Александр, казалось, был искренне поражен необычным подарком: тонкая изящная свеча, украшенная резными замысловатыми символами, хрупкая на вид, но не ломкая.

– Почему вы дарите свечки?

На расписной коробочке были изображены ледяной змей и мужчина в белом одеянии на фоне рассвета. Солнечные лучи сияли сусальным золотом, а одежды человека и глаза змея украшали маленькие драгоценные камни.

– Такова традиция. Мы считаем, что огонь – это один из подарков великого создателя – Отца. А то, что он позволил нам его приручить, – это высшая благодать. Поэтому мы дарим свечки – вещь, которая поможет удержать искру и получить огонь, а он согреет и позволит приготовить священный ужин. Огонь наполняет дом теплом. Как-то так, – протараторила Амелия объяснение, выученное на уроках истории, и, пожав плечами, взглянула в лицо Александру. – Полагаю, смысла в этом немного, – продолжила она, хотя мечты унесли ее совершенно в другом направлении: она тонула в его глазах. – А еще на них можно гадать.

– Вы сказали больше двух слов! Неужто лед между нами тает? – иронично заметил он, игриво улыбнулся и подмигнул Амелии. Она одарила его изумленным взглядом: ей казалось, что они только что болтали без умолку, смеялись и танцевали. Но все это происходило только в ее голове, тогда как в жизни ничто не выдавало ее чувств, кроме пылающего на щеках румянца.

– Простите меня, я не каждый день знакомлюсь с новыми людьми, – ответила Амелия.

– А расскажите еще, прошу. Все это до помутнения разума интересно!

– Ну… Если вы посещали Канве́рден, могли наблюдать похожую традицию. Мы до сих пор спорим, кто у кого украл… Довольно глупо.

– Вероятно, так! Мне предстоит много узнать о вашей стране, но мне хотелось бы узнать больше и о вас, Амелия.

– Благодарю. Я тоже хотела бы, – последнее было произнесено так тихо, что едва ли Александр мог разобрать хоть что-то. – А сейчас я должна идти, простите.

– До встречи…

Едва договорив, девица подскочила, неуклюже поклонилась и поспешила удалиться. Она подошла к Ане и с шумом опустилась на свободное место подле княжны.

– Я безнадежна.

– Вовсе нет, – заявила Анастасия. Отставив стакан и наплевав на правила благопристойности, она крепко обняла подругу.

– И зачем только ты его позвала…