Пленников согнали в одну кучу и оставили под охраной на площади перед дворцом. Это было самое высокое место в городе и южные ворота были видны отсюда как на ладони. Йорунн с бессильной яростью смотрела на колонны врагов, въезжающих в стены города. Рядом стоял Агейр, кровь из рассеченного виска стекала по его лицу, превращая его в жуткую маску.
Седой Лонхат тоже стоял тут, с ненавистью взирая на захватчиков. Хольдинги видели и кочевников, и союзников Талгата — высоких людей, одетых в коричневое и золотое. Они явно не были жителями Великой Степи, их одежда, оружие, да и просто внешность разительно отличались от привычной хольдингам. Воины расползались по городу, как ржавчина по металлу, начались грабежи.
Внимание Йорунн внезапно приковал небольшой отряд людей, неспешно пробирающийся от ворот ко дворцу. Их было мало, но остальные расступались перед ними, давая дорогу, склоняясь в почтительных поклонах. Всадники в вороненых кольчугах, надетых поверх темно-синей формы, черные плащи, длинные тяжелые мечи в ножнах, украшенных сложной серебряной вязью. Лица у всех скрыты под шлемами, только глаза можно рассмотреть.
Во главе отряда на вороном скакуне ехал предводитель. Его голова не была покрыта ни кольчужным капюшоном, ни шлемом. На плече его сверкал знак, напоминающий свернувшегося в кольцо дракона. В том, как этот человек сидел в седле, в каждом скупом жесте, даже во взгляде, читалась сила и привычка повелевать. Это был воин и правитель, рядом с которым многие рыцари смотрелись бы детьми.
Руки больно стягивала жесткая веревка, но Йорунн словно не замечала ничего вокруг, не в силах отвести взгляд от всадника. Вот он спешился, передал повод коня одному из охранников и внезапно поднял глаза вверх на связанных пленников, безошибочно находя ее взгляд. Всего минута, но из Йорунн словно душу выпили. Ноги стали мелко подрагивать и она почти упала, в последний момент успев опереться о стоящих за спиной товарищей.
Никто не подошел к ним, больше никто не смотрел в их сторону, будто их и вовсе не было. Охрана молча пинками загнала всех пленников в подвал рядом с конюшнями. Раньше в нем хранили запасы еды для лошадей и бочонки с водой, тут было прохладно, хорошо, что пол покрывал толстый слой соломы. Лязгнул замок на двери и пленники остались в полной темноте.
Все молчали, никто не произнес ни одного слова. С трудом, но все-таки распутали веревки на руках. Это обнадеживало, со связанными руками много не повоюешь. На ощупь пробираясь вдоль стен, измученные люди старались найти место для отдыха. Кто-то тихо стонал, кто-то, не выдержав тяжести минувшего дня, провалился в сон.
Йорунн молча села в углу на охапку сена, еще сохранившего сладкий запах горячего лета, обхватила руками колени и уткнулась в них головой. Ей было невыносимо больно от ощущения поражения и бессилия. Рядом примостился Агейр с Халой, Кит растворился в темноте, надеясь найти бочонок с водой, чтобы напоить раненых.
Старик Лонхат сохранял спокойствие, пытаясь помочь остальным хоть как-то. Его тихие приказы помогли растерянным людям на некоторое время отвлечься от горьких мыслей. Те, кто еще стоял на ногах, помогали устроить раненых. В дальнем углу действительно нашлись две бочки воды и несколько чашек, но ни чистых повязок, ни лекарств пленникам не дали, видимо, решив, что нечего расходовать на них ценные запасы снадобий.
И все же люди умылись и попили, кто-то порвал остаток плаща на тонкие бинты, чтобы перевязать кровоточащие раны. Света в подвале хватало ровно на то, чтобы не натолкнуться друг на друга. Возможно, это было и к лучшему, Йорунн не знала, как теперь смотреть в глаза людям, потерявшим свободу, а завтра, по-видимому, могущим потерять и жизнь.
Из темноты вынырнул Кит и заставил ее выпить несколько глотков воды. Руки Йорунн дрожали, а зубы стучали о деревянный край чашки. Хала молча обнял ее за плечи, пытаясь хоть немного согреть, но девушка даже не заметила. В голове ее в безумном хороводе метались мрачные мысли. Что теперь будет с ними? Как вышло так, что они потерпели столь сокрушительное поражение? Неужели Лид погиб так же, как завтра погибнет она?
При мысли о брате Йорунн не выдержала и разрыдалась, размазывая предательские слезы по щекам. “Соберись, дочь конунга, соберись, девочка! Люди же смотрят, ты должна быть сильной! Ты не имеешь права показывать свою слабость!” — твердила она себе, но остановить поток горя, который словно прорвавшая плотина сметал все преграды, не могла. Хала крепко прижал ее к своему плечу, стараясь утешить. Так она и уснула, обессилев от слез, но даже в забытье тихо всхлипывала сквозь сон.
Стараясь не разбудить свою госпожу, Хала аккуратно уложил девушку у стены и прикрыл плащом. А затем чуть в стороне от остальных пленников собрался небольшой советт: старый Лонхат, Хала, Кит, Агейр и еще несколько легкораненых.
— Я не знаю, чего ждать от завтрашнего дня, — тяжело вздохнул седой воин. — Возможно, уже утром нас казнят, но, возможно, у Талгата найдутся дела поважнее. Сейчас мы слишком устали, раненым надо дать отдохнуть, сколько сможем. Опыт подсказывает мне, что завтра хан устроит грандиозный праздник по случаю своей победы. Если мои надежды сбудутся, то они перепьются. И если мы будем еще живы к этому моменту, то это единственное время, когда можно будет попытаться сбежать. Сейчас темно, но утром мы сможем как следует осмотреться. Двери тут крепкие, выбить не удастся, но мы можем попробовать снять их с петель. Нам понадобится надежный рычаг, ищите все, что может пригодиться: доски, лавки, полки. Если нет, то попробуем разобрать кровлю.
— Хала, что с девочкой? Ехать сможет?
— Думаю, да, только пусть поспит, слишком много ей сегодня пришлось пережить.
— Наша основная задача — вывезти отсюда Йорунн. Пока мы не знаем, какая судьба постигла Лида, Йорунн может оказаться единственной законной наследницей конунга. А поэтому спасти ее надо любой ценой, — Лонхат обвел всех внимательным взглядом. Никто не стал возражать.
— Нужны лошади, — подал голос Агейр. — В конюшне должны быть, если нет, я смогу увести их коней, хотя они и не так быстры, как наши. Но что делать с теми, кто серьезно ранен? Оставить их тут — означает просто послать на смерть. А если заберем с собой, то не все переживут скачку.
— Мы никого не бросим, — тихо ответил Лонхат, — а кого призовут духи, уже не нам решать.
— Продовольствие и оружие? — спросил Кит. — Долго с пустым животом не проскачешь, а охотиться, думаю, будем не мы, а на нас.
— На конюшне должно быть что-то из оружия, хотя бы луки, — задумчиво протянул Агейр. — Кроме того, рядом караульня, если мне поможет пара крепких ловких парней, то я смогу пролезть в окно второго этажа и тихо забрать пару мешков с провизией.
— Сам перебьешь стражу? — даже в темноте было понятно, что Хала сомневается.
— Зачем же сам? Ты мне поможешь.
— Буду жив — помогу, — пообещал друг.
— Тогда наша главная задача — пережить завтрашний день. Будьте очень аккуратны, возможно, другого шанса у нас не будет, — тихо закончил совет Лонхат. — А теперь спать. Дежурных не оставляем, всем нужен отдых.
Все тут же разошлись по своим местам и стали устраиваться на ночь. Хала внимательно прислушался к дыханию Йорунн, и только убедившись, что она крепко спит, тихо спросил у Кита:
— Ты рассмотрел знамя у тех, кто в черном? Никогда не видел этих знаков. Кто они?
— Не знаю, — так же тихо ответил Кит. — Но это точно не подручные Талгата. Кони другие, доспехи такие в степи не носят. И не из тех пришлых, что мы видели раньше. Лонхат прав, нам надо быть осторожнее, а с теми в черном и вовсе.
— Согласен, — и помолчав немного, тихо попросил: — если меня завтра убьют, постарайся защитить Йорунн.
— Я отдам за нее жизнь, — тихо ответил Хала. — Как и каждый здесь.
Кит молча пожал его руку, и на этом друзья закончили разговор.
Утро для пленников началось с восходом солнца. Первый серый сумрак пробился в подвал через вентиляционные проходы, и хотя света было мало, мрак перестал быть совсем уж непроглядным. А вот снаружи утро наступило довольно поздно, утомленные боем и грабежами захватчики отсыпались до позднего утра. По крайней мере к тому моменту, как до хольдингов стали доноситься первые звуки просыпающегося лагеря, внутри подвала уже успели проверить все уголки и дальние помещения.
Пленникам удалось обнаружить немало полезного, видимо, в спешке кочевники не очень внимательно обошли помещение. Нашлось несколько крепких длинных досок, чтобы сделать рычаг, три бочонка с водой, начатый мешок зерна, мука, корзина с яблоками, даже несколько комплектов упряжи для коней, заготовки факелов и кремень. Ножей или оружия, правда, тут не хранилось. Однако люди все равно воспряли духом.
Кит, с самого утра стоявший под дверью, дал знак своим товарищам как только услышал шаги снаружи. Суета внутри подвала в секунды сменилась тишиной, люди внутри замерли, чтобы не выдать себя раньше времени. Но в подвал никто так и не зашел.
Йорунн проснулась чуть позже остальных. Она чувствовала, что силы понемногу возвращаются к ней, но глаза немилосердно резало после долгих слез. Стараясь ни на кого не смотреть, она подошла к бочке с водой и, зачерпнув немного кружкой, с наслаждением умылась, смывая следы прошедшей слабости. Затем переплела длинные волосы, выбрав из них по возможности траву и прочий мусор. Когда лагерь наверху уже начал просыпаться, седой Лонхат отвел ее в сторону и они долго о чем-то шептались, причем щеки девушки иногда вспыхивали румянцем гнева. Но слушала она внимательно, приняв доводы умудренного воина полностью.
А затем потянулись долгие часы ожидания. Несколько раз пленникам казалось, что они слышат чьи-то шаги у дверей, но каждый раз шаги стихали или уходили в сторону и снова наступала тишина. Люди встревоженно молчали, никто не решался прервать тишину разговором. Когда солнце поднялось в зенит, с улицы начали доноситься хриплые звуки рожков, радостные крики, возгласы на незнакомом языке, затем кто-то начал бить мечами в щиты, ударили барабаны. Начался праздник победы.
А во дворце конунга у окна стоял высокий человек в черном плаще. Он задумчиво смотрел вниз, на улицы, запруженные кочевниками. Лохматые люди, в одеждах из шкур, многие уже пьяны, хотя солнце едва добралось до зенита, бурно праздновали свою победу. Из подвалов выкатили на улицы бочки с вином, которое черпали даже руками, если рядом не находилось подходящей посуды. Повсюду разложили костры, жарили мясо.
Кочевники почти не признавали крытых жилищ, потому мебель и убранство домов вытаскивали прямо на улицу, бросая в дорожную пыль. Хольдинги никогда не были богатым народом, но в домашнем уюте понимали толк, как никто другой. В их домах было много красиво выточенных из дерева вещей, ковров и вышитых тканей. Какой-то кочевник завернулся в белую льняную скатерть, укрытую витиеватой вязью узоров, словно в плащ, и теперь плясал безумный, дикий танец под одобрительные вопли товарищей. По лицу человека в черном скользнула мимолетная презрительная улыбка и тут же погасла.
В глубине дома раздались тяжелые шаги, и в комнату ввалился великий победитель племени хольдингов, сам Талгат, великий хан степей, своей собственной персоной. Он был очень широкоплечим, одна щека и шея были густо покрыты татуировками, крепкое тело его напоминало камень, мощные руки заканчивались огромными ладонями, ноги повелителя кочевников, наоборот, были короткими и словно искривленными постоянной ездой в седле. Одежда по случаю праздника была чистой и относительно новой, но все равно грубой. Ростом Талгат сильно уступал человеку в черном, но вот бахвальство его было поистине безмерным. Он слегка поклонился, однако в черных глазах его не было ни грамма почтения.
— Я вижу, милорд, вы уже любуетесь праздником, — он с удовольствием рассматривал картину за окном. — Уверяю вас, к вечеру будет еще веселее. Мои славные воины заслужили награду, а в городах хольдингов нам удалось поймать много женщин, — глаза его стали маслянистыми, и по губам пробежала гаденькая улыбочка. — Пришлю вам одну посимпатичнее.
— Ни к чему беспокоиться, — по лицу человека в плаще пробежало нескрываемое отвращение. — Мне не было нужды проделывать столь длинный путь ради подобного развлечения, — он отвернулся от окна. — К делу! Ты знаешь, что мне нужно.
— Королевская кровь? — Талгат изобразил на лице нечто, что должно было выглядеть, как насмешка, но в глазах его промелькнул тщательно скрываемый страх. — Я отдам вам ее, как и обещал. Но сперва я хочу показать всем, кто теперь правит степью. Пусть строптивая девчонка перед смертью полюбуется короной своего брата на моей голове, — в голосе его сочилась ненависть. — Хольдинги заслужили свою судьбу, они лишили мой род власти и величия, вытеснив в безводные пустоши, хотя в нас течет родственная кровь. Мы более трехсот лет скитаемся от одной реки к другой, надеясь вернуть то, что принадлежит нам по праву. Но теперь справедливость восторжествовала, больше им не править этими землями. А ваша империя получит проход к морю и мою вечную благодарность, — он издевательски поклонился. — Если хотите видеть мой триумф, то до начала осталось меньше получаса. Мне надо готовиться к коронации, поэтому я оставлю вас. Но жду вас в тронном зале, чтобы вы сами могли засвидетельствовать императору это историческое событие.
Человек в плаще резко развернулся и глаза его замерли, мгновенно приковав Талгата к месту.
— Не твое дело решать, где мне следует быть и что именно я скажу императору, — сказал он тихо, но так, что у кочевника холод по спине пробежал. — Мне нет дела ни до твоих амбиций, ни до ваших распрей. Я пришел сюда за тем, что нужно мне, а вовсе не тебе, твоим подданным или императору.
Талгат смолчал, явно не желая провоцировать собеседника еще больше. Пробормотав что-то невнятное, он поспешил вон из комнаты.
А через несколько минут он вышел на ступени дома конунга, и люди приветствовали его громкими криками:
— Слава Талгату! Да правит он вечно!
— Слава кочевникам!
— Долой коневодов! Сжечь хольдингов! В пламя их!
— Слава победителю!
Пьяные люди кричали и били в щиты и барабаны, кто-то дул в визгливые рожки, кто-то просто кричал, создавая поистине неописуемый шум и гомон. Талгат наслаждался славой и любовью своего народа, принял из чьих-то рук огромный кубок и, осушив его до дна, разбил о ступени дворца. А затем поднял правую руку вверх, показывая, что желает говорить. Толпа начала стихать, почтительно внимая своему лидеру.
— Вчера, друзья мои, мы одержали великую победу. Более трехсот лет прошло с тех пор, как проклятый бродяга без роду и племени, захватчик и разрушитель Хольд пришел в эти земли, прогнав наших предков от моря до гор. Из-за него и его потомства, которого он наплодил, как бродячий пес, мы остались один на один с жестокой судьбой. Из-за хольдингов мы лишились домов и своих богатств, скитались по безлюдным землям, добывая пищу там, где другие сдохли бы от голода. Пока коневоды нежились на зеленых травах Великой Степи, мы, отвергнутые всеми, прозябали в беззвестности и нищете. Но это не сломило нас, наоборот, сделало сильнее, чем корни деревьев, — в толпе послышался одобрительный рокот.
— Мы стали непредсказуемее ветра! — повысил голос Талгат, кто-то в толпе закричал и вскинул вверх меч. — Злее зимней бури в степи! Наши руки — тяжелее меча, наши стрелы — быстрее молнии. Наш приход — сила моря, наша кара — страшнее пожара! Мы отомстили за триста лет унижений, оскорблений и бедности! — толпа уже ревела, почти заглушая его слова. Талгат вновь поднял руку, призывая к тишине.
— Мы уничтожили или рассеяли всех хольдингов, не оставив жизни ни юнцу конунгу, ни его сестре! Сегодня вы увидите, как я завершу дело, начатое моим отцом! Я уничтожу последнюю кровь дома Хольда и стану единственным владыкой Великой Степи! Приведите пленницу, — бросил он стражам у ступеней.
Повинуясь знаку Талгата, люди двинулись внутрь дворца конунга. Захватчиков было так много, что все желающие, разумеется, в сам зал не поместились, но те, кто остался на улице толкали более удачливых товарищей, стремясь протиснуться поближе к главному залу.
Сам Талгат уже восседал на троне конунга. В зале оборвали все штандарты и знамена конунгов, заменив их на пестрые ленты кочевников. Однако сам резной трон, украшенный золотом, остался на своем месте в дальнем углу зала. Сейчас он был застелен лохматыми шкурами, а перед ним были свалены в кучу изломанные копья, порванные стяги и иссеченные доспехи воинов конунга.
Когда в зал под конвоем ввели Йорунн, толпа взорвалась улюлюканиями, проклятиями и оскорблениями. Йорунн была бледной, в изорванной одежде, но шла с ровной спиной, не опуская головы, будто и не было вокруг толпы, готовой разорвать ее голыми руками. Однако, увидев на полу оскверненные знамена, всего на одну секунду маска безразличия дала трещину и глаза ее вспыхнули нескрываемой ненавистью. Кто-то бросил в девушку объедками, но Йорунн вновь овладела собой и даже не повернула головы.
Ее схватили за руки, кто-то больно ударил сзади под колени, и ей пришлось опуститься на пол. Стража тут же приставила к ее горлу копья, не давая возможности подняться. Толпа бесновалась.
Затем Талгату поднесли венец. Красивый витой обруч, украшенный по центру зелеными камнями. Золото и изумруды, как степные травы на закате. Талгат взял обруч и поднял его над собой:
— Узрите все! Настал конец эпохи народа Хольда, отныне провозглашаю себя, Талгата из рода Арвай, Великого Хана, единственным полноправным правителем Великой Степи.
С этими словами он опустил корону себе на голову. Кочевники взорвались одобрительными криками. Кто-то топал, кто-то бил в ладоши. Йорунн сохраняла молчание, ни жестом, ни словом не выдав свои чувства.
Новоявленный правитель степи спустился с трона и подошел к ней вплотную.
— Что касается тебя, то я хочу, чтобы сегодня ты веселилась вместе с моими людьми. Тебе выпала честь быть здесь, так что милости прошу к столу.
Все остальное походило на дурной сон: ее выволокли на улицу, где уже стояли накрытые длинные столы и усадили напротив Талгата. На руках и ногах тут же защелкнули кандалы, лишающие возможности не только встать, но и почти не оставившие шанса пошевелиться. Стол ломился от еды, от запаха жаренного мяса сводило желудок, но Йорунн даже не взглянула на стол. Ее взгляд был направлен куда-то вдаль, словно сквозь всех этих людей. Кто-то плеснул в нее вином, по одежде растеклось алое пятно. Над столом раздался громогласный хохот.
— Угощайте нашу гостью, пусть наестся досыта, — крикнул хан.
И в Йорунн полетели объедки, вино, кто-то кинул даже вилкой, поцарапав ей щеку. Но девушка сидела, словно высеченная из мрамора статуя.
Пир длился несколько часов, и лишь когда небо окрасилось в розовый, Талгат милостиво позволил Йорунн покинуть стол и вернуться в подвал. Уже с трудом стоя на ногах, он сам приковылял к ее краю стола и попытался ухватить ее за подбородок. И хотя девушка сидела не шелохнувшись, удалось это ему только со второго раза. Вздернув ее голову кверху, он прошипел прямо в лицо Йорунн, обдав ту запахом перегара:
— Я б оставил тебя себе, строптивая девка, будь ты не такой холодной ледышкой. Сохранила бы жизнь, возможно, стала бы законной женой, если б родила мне здорового наследника. Но ты не заслужила такой чести, чтоб делить со мной постель. Насладись этим закатом, он последний в твоей жизни. Завтра я предам тебя одному очень интересному человеку. Ты уже видела его сегодня, но не знала, на кого смотришь. Он маг, истинный маг, а не ярмарочный заклинатель. Его называют Носящим пламя и Повелевающим тенями, и не зря. Под его рукой — сотни людей и земли таких размеров, что ты и вообразить не можешь. Но все это ничто в сравнении с тем, что ему покорны Огонь и Тьма. Знаешь, а ведь магам тоже иногда что-то нужно для своих…ритуалов. У нас говорят, что королевская кровь обладает особыми силами. Похоже, что не врут, ибо сам сумеречный лорд прибыл сюда, чтобы получить тебя.
Йорунн молчала, никак не показывая этому человеку свой страх. Талгат пришел в ярость и добавил:
— Ты не королева, но, может, последняя в роду конунга сгодится для кровавой жертвы на алтаре тьмы.
Йорунн не выдержала и плюнула ему прямо в лицо. И тут же полетела кубарем на землю, сбитая тяжелым ударом огромной руки.
— В подвал ее, — утираясь приказал Талгат.
Как только за ее спиной щелкнули замки двери, девушка без сил сползла на пол. Никто не решился подойти к ней, но это и не понадобилось. Не прошло и минуты, как Йорунн подняла голову, и твердым голосом произнесла:
— Еще через пару часов они будут мертвецки пьяны. Готовьтесь выступать.