Темный Клубок

День и ночь в этом опалённом мире отличались лишь оттенками темноты. Сутки медленно, неторопливо скользили из серости в черноту на протяжении тридцати одного холодного часа. Солнца-близнецы планеты, даже вместе поднявшись в зенит, казались просто бледными пятнами на небе, двумя свечками за грязной вуалью.

И всё же четыре охотника передвигались только по ночам, покидая логово под топливными цистернами космопорта лишь в непроглядном мраке. Они не помнили, откуда пришли, но им было всё равно — создания стремились к совершенно ясной цели.

Они не нуждались в свете и находили добычу по её теплу, рыская на окраинах загнивающего города, где сами пробудились когда-то. Пойманные одиночки получали стремительный поцелуй-укол, который необратимо связывал их с ловчими кровным родством.

За три дня они полностью изучили тайные закоулки своей новой территории и собрали пару десятков рабов. При всей странности тёмного мира он стал для них просто очередными охотничьими угодьями.

Правда, для одного из ловчих — того, что первым нашёл жертву — это было не совсем верно. Существо изменилось, изменилась и манера его охоты. Оно лишь смутно осознавало происходящее, но с каждым часом мысли обретали чёткость, а из простых догм, необходимых для выживания, прорастали семена новых возможностей. Так ловчий превратился в Искателя. Его главнейшая задача оставалась прежней, однако животное чутьё быстро сменялось более интенсивным, насыщенным осознанием мира, что позволяло существу думать и планировать свободно, как никогда раньше.

Прежде всего Искатель понял, что собратья-охотники не меняются. Хотя всех четверых связывала единая цель, трое по-прежнему были созданиями чистого инстинкта, и всегда будут ими. Теперь они следовали за новым вожаком, без колебаний подчинившись ему. Став альфой стаи, этот хищник не чувствовал ни гордости, ни самодовольства. Он, как и остальные ловчие, был заложником своей природы.

Искатель многое узнал от рабов, вытянув из глубин их разума знания и концепции, что показались бы бессмысленными в его прежней, забытой жизни. Новый мир не знал недостатка в добыче, но она была разбросана по изломанному кольцу игловидных пиков, за которыми лежала только огненная смерть. Личная территория вожака включала в себя огромную базальтовую мезу; при взгляде на неё казалось, что кто-то невообразимо могучий, однако весьма аккуратный, рассек прежнюю гору в поясе и создал ровную, пустую площадку для последующих обитателей. Пленники называли эту возвышенность Плитой, а свой одинокий город, убогий и дряхлый, что съёжился возле её северного края, — Надеждой.

На окружных вершинах налипли струпья храмовых зданий, катакомбы под которыми уходили глубоко в камень, достигая недр подземного мира. Каждый из этих Шпилей являлся отдельным владением, но все они соединялись с Плитой каменными мостами. С вершины самого высокого пика всеми ими правила одна сила, которую существа-рабы в равной степени уважали и боялись.

Они называли эту власть "Сороритас".

На пятую ночь после пробуждения хищник взобрался на крутое нагорье у границы своей территории и воззрился на Шпиль, где таились в логове правители мира. В ущелье под ним дрожала алая дымка — там текла между скал бурлящая кровь планеты. Над бездной вздымалась пелена сажи и дыма, непроглядная для меньших созданий, но глаза рождённого в пустоте Искателя пронизывали её, как и тьму.

С силой, источников которой он не понимал и не задумывался о них, вожак направил сознание через теснину, к скоплению куполов и башен возле вершины горы. Будто неосязаемый змей, оно проскользнуло сквозь преграды из железа и камня, выискивая плоть, кости и разум. Извиваясь на грани восприятия, оно преследовало мысли добычи, хватало мимолётные эмоции, вцеплялось в убеждения.

Но, найдя одну только твёрдую решимость — зеркальное отражение его собственной, — Искатель понял, что Сороритас могут быть для него лишь врагами. Такими, что со временем встрепенутся и начнут охоту на охотников.

Трое обычных ловчих, что наблюдали за ущельем с валунов позади вожака, беспокойно шевелили когтями. Они чувствовали, как повелитель становится всё агрессивнее. Существа обладали эмпатией, но не разумом, однако понимали единственное, что имело значение: скоро мы будем убивать.

Покои умирающей женщины находились в центральной башне аббатства, сразу под куполом из витражного стекла, где вихри цветных узоров сливались в изображения крыльев. Эта высочайшая точка здания была острием копья чистоты, что пронзало небо Витарна, точно так же, как сестринство Терния Вечного пронзало собою духовную трясину планеты более трех веков кряду. Во время яростных бурь, когда ветра разрывали покров из смога, вялые солнечные лучи просачивались в атмосферу планеты. В такие минуты в куполе словно бы шёл радужный дождь, который равно очищал комнату от теней и скорби.

Но сегодня вечером царили безветрие и почти полная темнота. Генератор аббатства снова отказал, а от свечей, зажжённых женщиной в начале церемонии, остались только огарки. Теперь её окружала стягивающаяся петля мрака.

Она стояла на коленях, подняв глаза к бронзовому барельефу Бога-Императора, перед которым меркло всё прочее в покоях. На этой мистической реликвии, Мучении Нескончаемом, Он изображался в центре созвездий, увитых терниями. Их шипы пронзали плоть Императора, и из Его широко распахнутого рта вырывался безмолвный крик. На лице божества, расчерченном прямыми линиями шрамов, пылали, словно живые, покрытые лаком глаза. Жестокий образ для поклонения, но женщина чувствовала в нём редкую искренность.

Важнейшая опора Империума — не слава, а жертвенность.

Это было кредо её наставницы, но со временем, полным страданий, оно стало её собственным. Учительница всегда знала, что так произойдёт.

— Но насчёт моей смерти ты ошиблась, — прошептала женщина в прошлое.

— Ты умрешь хорошо, — предсказала тогда канонисса Сантанца, изучая забрызганную кровью девочку с огнём в глазах, которая стояла перед ней, истерзанная, но не сломленная Испытаниями Подтверждения. — Но смерти, даже самой хорошей, недостаточно, ведь после неё ты уже ничего не сделаешь. — Девочка замерла под ледяным взглядом, давно очищенным от доброты. — Империум ведёт бесконечную войну, и долг Адепта Сороритас так же бесконечен. Тебе ясно, послушница?

— Да, госпожа.

Но они обе понимали, что это неправда, что это не может быть правдой. Уж слишком жаркое пламя пылало в сердце тринадцатилетней девочки.

За пятьдесят пять лет служения её огонь ослабел, но не угас окончательно. Несмотря на ужасы, пережитые ею, и праведные ужасы, творимые ею во имя веры, сердце канониссы Веталы Авелин так и не обратилось в кусок льда. Только Бог-Император был вправе решать, стала она от этого лучше или хуже своей наставницы.

«Скоро узнаю», — подумала Авелин, ощутив, как медленный убийца в её легких снова сжал когти. На сей раз её потянуло кашлять, но женщина издала лишь влажный лающий звук. По чертам бронзового Императора прыгали отблески свечных огоньков, и казалось, что Он смотрит то ли с сочувствием, то ли с ухмылкой.

«Жалея или высмеивая меня за жизнь, растраченную в благочестии…»

Выйдя из транса, Ветала раздражённо нахмурилась: в покоях стоял полумрак, сбоящим машинным духом так никто и не занялся за время долгого обряда. Энергопитание отказывало в третий раз за три недели, и сёстрам приходилось полагаться на свечи и жаровни, но сейчас свет им был нужнее, чем когда-либо. Хранители аббатства уже несколько дней ощущали чьё-то мрачное присутствие, некое психическое давление, которое словно бы следовало за ними.

— Это не наш старый враг, — объявила настоятельница. Она изящно поднялась с молитвенной циновки, ничем не выдав мучительную боль. — Можешь прервать бдение, целестинка. Я осталась собой.

Из занавешенной ниши позади неё выступила высокая женщина. В отличие от канониссы, носившей простую рясу, целестинка была облачена в полный боевой доспех из элегантно сработанных пластин. Отполированный до жемчужного блеска, он мерцал в полутьме. Лицо сестры скрывалось за скошенным забралом, но Ветала без лишних подсказок чувствовала беспокойство старой соратницы.

— Знаю, Феста, ты не одобряла идею с церемонией, но я пошла на необходимый риск, — сказала Авелин. — Следовало убедиться, что демон не вырвался на свободу.

— Другая сестра могла бы взвалить такое бремя на себя, канонисса.

— Но я — сильнейшая из них.

«По крайней мере, духом, — подумала Ветала. — Я оставила душу беззащитной на долгие девять часов. Любой демон клюнул бы на подобную приманку, даже зная, что идёт в ловушку…»

— Ты думаешь, что тебе меньше всех терять, — поправила Феста. Как и всегда, целестинка видела самую суть проблемы. Они с Авелин почти три десятилетия были сёстрами по оружию и вместе преодолевали тяжелейшие испытания в подземельях мрачного мира, но иногда прозорливость Первой сестры утомляла настоятельницу.

— Чёрное Дыхание покончит со мной в течение месяца. Воздух этой планеты убил меня, чего не удалось ни одному демону, — беззлобно произнесла Ветала, — но я отвечу на его отраву очищением.

— Значит, Конвент Санкторум удовлетворил твой запрос, — догадалась Феста.

— Подтверждение пришло вчера, — холодно улыбнулась Авелин. — Витарна больше нет. Планета переродилась как Искупление.

Канониссе не хотелось упоминать, что за именем следует номер 219. К сожалению, «Искупление» было достаточно распространённым названием в Империуме, но Ветала твердо верила, что немногие миры заслуживают его больше, чем её собственный.

— Ты никогда не говорила мне, какое имя выбрала, — тихо сказала целестинка.

— А тебе оно не по душе? — спросила Авелин.

Феста помедлила перед ответом.

— Это благочестивое название, канонисса.

— Это название, которое сделает нашу планету благочестивой! — пылко заявила Ветала. — Но дело не только в нём! Конвент признал безгрешность Шпилей, моё прошение о смене категории принято.

Она положила морщинистую руку на плечо сестры.

— Витарн — Искупление — объявлен миром-святыней Империума. Такое наследие я оставляю сестринству.

«Такое наследие я оставляю тебе, моя Первая сестра, — добавила про себя Авелин, — ибо вскоре ты наденешь мою мантию».

— Это тёмная планета, при всех её храмах, — возразила Феста. — Новое имя ничего не изменит.

«Оно изменит всё! — хотела крикнуть Ветала. — Имена формируют суть вещей».

Но она знала, что целестинка никогда не согласится с таким мнением. Возможно, даже назовет его еретическим, хотя Авелин была уверена, что Бог-Император, которому служили они обе, точно понял бы эту мысль.

— Тьма под Искуплением посажена на цепь, сестра, — пошла в наступление Ветала. — Мы сковали её верой и пламенем два десятилетия назад!

— И всё же зло вновь простерлось над Шпилями. Иногда порча залегает слишком глубоко, канонисса, и её уже не вычистить.

— Ты ошибаешься, — объявила Авелин. У женщины горели лёгкие, и ей хотелось поскорее закончить спор. — Мы одолели старого врага и одолеем нового.

На шестой день внутреннего странствия в разуме Искателя выкристаллизовалось истинное самосознание. С ним явилось понимание перспектив, отдалённых во времени и пространстве, далее хлынул целый поток абстрактных идей и образов. На переднем плане мелькало настойчивое видение — спираль, которая непрерывно вращалась и медленно разворачивалась. Вожак не понимал значения этой картины до наступления сумерек, когда её суть внезапно обрела резкую чёткость. Спираль символизировала великую цель, к достижению которой стремился его род.

Сороритас назвали бы её «символом».

Охваченный ледяной страстью, Искатель быстро перебрал фрагменты суждений, которые украл у врагов, проникнув в их цитадель. Понятия, прежде бессмысленные для ничего не значившие для него, теперь озарились смыслом, и в одно из мгновений вожак назвал великую цель святой.

На седьмую ночь повелитель снизошёл с этим откровением к своим рабам, и они вырезали Священную Спираль в реальности, на дереве и камне, некоторые — на своей плоти. Последние, выказав такое поклонение, возвысились от рабов до учеников, а их благоговение, в свою очередь, вознесло Искателя в Пророки.

К девятой ночи путь вожака был ясен, но сияние Спирали омрачала тень: женщина-воин, что невольно вдохнула в неё жизнь.

Вооружившись верой, Пророк ещё раз направил свой разум в крепость врагов на неприступной скале, желая испытать новый внутренний взор. Теперь ему удалось отыскать трещины безумия в духовной броне неприятелей. Как правило, оно лишь укрепляло сплав, но в немногих случаях разъедало его, и наиболее сильно это проявлялось у существа, называемого «сестрой Этелькой». Волю её ослабляли мрачные сомнения и ещё более мрачные сожаления.

Ночь за ночью Пророк одарял воительницу нашептанными вопросами, которые она полагала своими, исподволь проникал ей в голову и направлял её взгляд, пока женщина не увидела тайные ереси сестёр. Тогда её верность рухнула, обернувшись сначала отвращением, затем ужасом и, наконец, ненавистью. Так сестра Этелька, вовлечённая в Священную Спираль, стала её первым апостолом.

На девятнадцатую ночь Пророк собрал паству и огласил приговор: «Те, кто отвергает Божественную Цель, да будут очищены».

В тот же час канонисса Ветала Авелин вырвалась из увитого шипами лабиринта лихорадочного сна и пробудилась в святилище аббатства, распростёртая перед Мучением Нескончаемым. Искажённый пыткой бронзовый лик Императора был забрызган каплями крови и чёрной мокроты из лёгких женщины.

— Что есть истина в имени? — спросил кто-то из ниоткуда.

Затем Авелин услышала крики.

Грохот стрельбы и свист пламени, что разносились по сводчатым коридорам цитадели, вплетались в какофонию рыков, гортанных песнопений и нескончаемых бессловесных шёпотов, которые словно бы сочились из воздуха.

Пылали настенные гобелены огромного нефа, озаряя всё вокруг адским сиянием, и в их свете целестинка Феста с тремя выжившими сёстрами обороняла от захватчиков алтарь аббатства. Судя по саже, въевшейся в кожу, и кроваво-красным глазам, еретики были обычными заблудшими жителями Витарна — добытчиками магмы, рабочими очистительных заводов и мелкими чиновниками, благодаря которым ещё держалась чахлая прометиевая индустрия Плиты. Столь блеклые личности всегда служили Архиврагу пушечным мясом, но Феста горько сожалела об их падении.

— Мы должны были заботиться о ваших душах, — шептала она, кося людей очередями из штурмболтера, — но глаза наши смотрели в прошлое.

Невозможно было понять, сколько проклятых ворвались в крепость, но целестинка боялась, что слишком много. Хотя их самодельные дубины и секачи не могли сравниться с благословенным оружием сестёр, еретики сражались с яростным бесстрашием одержимых.

На глазах Фесты костлявый подросток справа от неё прыгнул вперед, обхватил болтер сестры Галины и, потянув, направил ствол себе в грудь. Следующий снаряд разорвал юнца на куски, и воительницу окатило кровью, но жертва отступника принесла его товарищам несколько драгоценных секунд. Добравшись до палача юноши, они просто погребли её под своими телами. Целестинка пыталась прорубиться к Галине, но толпа оказалась непроходимо плотной.

«Нас слишком мало», — решила Феста, отступая к алтарной части храма вместе с уцелевшими соратницами. В миссии Терния Вечного насчитывалось меньше пятидесяти Сестёр Битвы, и многие умерли ещё до того, как поднялась тревога. Большинство из них зарезали во сне.

— Нас предали! — прошипел голос Авелин из вокса в горжете целестинки. Феста знала, что настоятельница сейчас в святилище, наблюдает за боем из глаз сервочерепа, который парил над ордой. — Кто-то открыл ворота еретикам. Одна из нас!

— Невероятно.

Целестинку попытался схватить старик, бледный, как мертвец. Он ещё улыбался, когда женщина размозжила ему голову прикладом болтера.

— Это единственная вероятность, — измученно прохрипела Ветала. — Не доверяй никому, сестра.

Феста представила, как сгорбленная старуха сидит во тьме, пока её воительницы истекают кровью во имя Терния. Она знала, что Авелин едва может ходить, не говоря уже о том, чтобы сражаться, но в сердце своём не чувствовала к ней жалости. Именно канонисса навлекла на них погибель.

«Следовало оставить этот мир его судьбе, Ветала», — горько подумала целестинка.

Когда её отделение поравнялось со статуей Пракседы Возносящейся, необъяснимое чутьё заставило сестру взглянуть наверх. К мраморным плечам святой приник тёмный силуэт — какая-то бесформенная, ощерившаяся горгулья, создание из одних лишь костей, клыков и слишком многих лап. Прежде чем Феста успела выкрикнуть предупреждение, существо выбросило вниз неправдоподобно длинную руку и насквозь пробило нагрудник сестры Арианны когтями, похожими на силовые косы. Тем же движением тварь вздернула женщину в воздух. Выжившие сёстры накрыли плечи изваяния огнём, но враг нырнул в укрытие. Миг спустя толпа обрушилась на них, еретики цеплялись за оружие воительниц и угрожали повалить их наземь, как несчастную убитую Галину.

— Демон! — рявкнула Феста, размахивая штурмболтером. Она пыталась вырваться из давки, не упустив при этом из виду горгулью. Чудовище перескочило на другую статую, унося в лапах Арианну, будто сломанную куклу. Испустив пронзительный вой, оно выпрямилось и прыгнуло на целестинку.

Не обращая внимания на удары еретиков, Феста нырнула в толпу и пробилась через неё, раскидывая врагов всей мощью доспеха. Горгулья врезалась в пол позади неё, снесла голову что-то распевавшему безумцу и вихрем когтей разорвала другого в клочья, преследуя воительницу. Женщина крикнула, почувствовав, как лапа твари глубоко распорола наспинную пластину и плоть под ней. Потеряв равновесие, она с такой силой рухнула на пол, что на забрале осталась вмятина.

— Еретичка! — прорычал грузный рабочий, вставая между чудовищем и целестинкой. Замахнувшись, он опустил на её шлем секач, который сжимал двуручным хватом. Удар сотряс череп Фесты и сломал ей нос, но не пробил священный керамит. Прежде чем здоровяк повторил выпад, рвущаяся к цели горгулья разодрала его в алые ошмётки. Эта мгновенная передышка позволила целестинке поднять штурмболтер и встретить тварь очередью снарядов.

— Отправляйся к Тернию! — оскалилась Феста, видя, как болты врезаются в разинутую пасть, раскалывают частокол клыков и отбрасывают существо назад. Миг спустя снаряды взорвались, распылив череп горгульи, и целестинку забрызгало чёрным ихором. Даже после смерти тварь несла гибель, дергаясь в резких судорогах. Толпа сомкнулась вокруг женщины, закрыв от неё упавшее чудовище.

— С ними пришли демоны, — выдохнула Феста в вокс, когда еретики обрушили на неё град ударов. В мире не осталось ничего, кроме боли в изрезанной спине и пьянящего, кисло-сладкого аромата крови мерзкого отродья. Смрад вызывал головокружение, но был странно привлекательным. Словно отзываясь ему, шёпоты, что звучали из стен, приобрели лукавые бархатные нотки. Они говорили без слов, но их обещание было безошибочно ясным: страдания закончатся, как только она изопьёт чудесной крови, тёмной как вино…

Феста отвергла искус первобытным рёвом, чем-то средним между смехом и плачем.

— Я — Адепта Сороритас! — выкрикнула она, заставляя себя подняться на ноги и с силой, приданной ей доспехом, пробиваясь через толпу. — Страдание — моё вино!

Прежде чем противники успели вновь навалиться на целестинку, она перебила их короткими точными очередями и продолжала стрелять, пока не осознала, что враги закончились. Видимо, штурм закончился, или же толпа отступила. Нетвёрдо стоя на ногах, Феста оглядывала следы побоища в нефе, пока её руки сами по себе вставляли в оружие новый магазин. Зал усыпали многие десятки изувеченных тел, среди которых лежала и Отокито, последняя из её сестёр, но павших быстро окутывала тьма — гобелены на стенах уже догорали. Генератор аббатства снова отказал, но на сей раз, как подозревала воительница, не просто так.

— Целестинка? — затрещал вокс. Снизившийся сервочереп уставился на Фесту бездушными глазницами, из которых торчали датчики.

Не отвечая канониссе, женщина включила нашлемный люмен-обруч и обвела помещение его узким лучом. Нечто мелькнуло среди колонн справа от неё, целестинка резко повернулась и послала вслед неприятелю скоростную очередь. Сестра не смогла как следует прицелиться в сгорбленное, многорукое, стремительное существо, и оно исчезло в тенях.

— Здесь ещё демоны, — прошипела она в вокс, — возможно, ещё много.

— Я видела их, — скованно ответила Авелин, — но не могу распознать их.

Феста представила, как настоятельница яростно роется в запретных текстах ордена, пытаясь соотнести облик живых горгулий с набросками в пагубных томах — выискивая путь к спасению её ложного Искупления.

«Ты всегда слишком глубоко всматривалась во тьму, сестра», — мысленно осудила её целестинка. В луч света попало ещё одно уродливое создание, теперь уже с левой стороны, но оно ускользнуло до того, как Феста успела выстрелить. Значит, тварей две, и они обходят её с флангов.

— Ты должна отправить сообщение, — потребовала воительница, уже понимая, чем закончится схватка. — Необходимо известить Конвент Санкторум об этом вторжении. — Ответа не последовало. — Другого выхода нет, Ветала!

— Целестинка, я…

Чудовища бросились на Фесту, и она утопила голос Авелин в грохоте очередей. Атаковав из мрака, враги двигались с идеальной синхронностью, прижимались к полу и огибали колонны, стараясь сбить прицел воительнице, которая вертелась между ними. Несмотря на размеры и странную манеру двигаться, они приближались с пугающей быстротой и уже тянули когти к целестинке.

— Ладно, заберу одного, — прошептала Феста, резко пригнулась и сосредоточилась на противнике справа. Сервочереп Веталы метнулся вниз, наперерез выбранной цели, жужжа, словно кибернетическая оса. Горгулья отбросила хрупкий автоматон с дороги, но на мгновение замедлилась, и целестинка изрешетила ей грудь. Когда враг по инерции пролетел вперед спутанной грудой конечностей, женщина точным выстрелом разнесла ему череп.

— Предупреди их! — крикнула она в вокс.

Зная, что уже слишком поздно, Феста развернулась ко второму существу. Очередью навскидку сестра вспорола ему левый бок и отстрелила пару рук перед тем, как оказаться в когтистых объятиях.

Гололитический передатчик зазвенел, подтверждая, что сообщение Авелин получено орбитальной станцией-ретранслятором. Оттуда голосигнал будет переправлен агентам тайной разведывательной сети Конвента. Но Искупление было захолустным миром, и даже с выставленным приоритетом "Диаболус Экстремис" послание Веталы достигнет адресата лишь через несколько месяцев.

Безвольно откинувшись в кресле, канонисса не сводила глаз со светящихся рун на пульте управления передатчиком, будто искала в них ответы. Как и остальные древние машины в святилище, устройство связи обладало собственным источником энергии. Наверное, этому следовало порадоваться.

— Искушала ли я судьбу? — обратилась Авелин к передатчику.

Такой вопрос лучше следовало задать Мучению Бесконечному, что наблюдало за настоятельницей со стены позади неё, но Ветала ещё не была готова к разговору со своим богом. Кроме того, она сомневалась, что сумеет подняться с кресла. За прошлую неделю её состояние ухудшилось, и дыхание женщины превратилось в удушливый хрип — ей едва хватало воздуха.

— Давно надо было передать командование Фесте, — покаялась Авелин терпеливой машине. Пожертвовав сервочерепом, она больше не видела целестинку, но всё было ясно по молчанию сестры.

— Я последняя…

— И по счёту, и по важности, — довершил мысль чей-то голос. Непонятно, то ли её собственный, то ли Мучение Бесконечное вынесло канониссе приговор.

— А есть ли разница, Ветала?

Женщина усмехнулась, и смешок перерос в кашель, который едва не прикончил её. Спазмы ослабели до глухих, сотрясающих тело толчков в груди, и Авелин поняла, что в действительности кто-то пытается высадить дверь святилища. Она не уделила происходящему внимания. Ничто, кроме тяжёлого оружия Астра Милитарум, не могло пробить цельные титановые врата, и настоятельница сомневалась, что у захватчиков найдётся таковое. К счастью, в аббатстве тоже ничего подобного не имелось, иначе еретики уже воспользовались бы его арсеналом. Стены покоев были армированными, и Ветала привела в действие щиты купола, что накрыли витражное стекло перекрывающимися металлическими панелями. Никто не войдет сюда.

— И никто не выйдет отсюда, Авелин.

Зашипел вокс, установленный рядом с передатчиком:

— Канонисса, как слышите меня?

С неземной прозорливостью умирающей Ветала уловила нотки измены в голосе собеседницы.

— Враг изгнан, — доложила сестра Этелька, — но погибли многие Сёстры. Вы нужны нам, госпожа.

Авелин не отвечала ей. Она ничего не могла поделать с предательницей, и у неё не осталось сил на пустые обвинения. Со временем Император принесёт воздаяние отступникам.

— «Воздаяние…», — прошептала она. — Да, такое имя подошло бы лучше.

Этелька то требовала, то умоляла канониссу, затем перешла к лести, сменявшейся угрозами, но, наконец, оставила её наедине с тем голосом, что имел значение.

— Посмотри на меня, Ветала, — настаивал он из теней внутри и снаружи.

— Скоро, — пообещала она.

Пророк убрал щупальца своего сознания из аббатства и возвратился в тело, ждавшее за тесниной. Древняя, животная часть его разума жаждала сражаться рядом с последователями, но предназначение запретило ему рисковать. И это было мудрым решением, ведь враг оказался опасным. В ходе штурма вожак лишился большей части своей армии, включая двух сородичей-охотников, но не сожалел о потерях. Пожертвовав собой, они расчистили путь для Священной Спирали, и скоро на их место придут другие. Многие другие.

«Все едины в Священной Спирали, — изрек Пророк в жаждущие умы уцелевших рабов, — и Спираль есть Всё».

Голодную отбрасывает тень

Пока трое спасителей взбирались на гору, шквал, что терзал их на протяжении всего странствия, усилился и сгустился до черной метели, угрожавшей сбросить путников с узкой тропы. Сажевые бури были привычны для обитателей этого опаленного скалистого шара, но в нынешней жила такая свирепость, какой Эфрас, рожденный (и перерожденный) на Искуплении, никогда не видел за двадцать один год жизни. Она гневалась.

— Нам ниспослано испытание, — пробормотал юный миссионер в дыхательную маску, пробираясь вперед наперекор ветру. — Отсеченный Шпиль возроптал на учение Спирального Отца и хочет отвратить нас от нашего долга!

Высказанная вслух мысль придала ему сил и обновила клятву — нести просвещение этим грешным землям. Уже почти пятьдесят лет, с момента пришествия великого пророка, прячущееся глубоко в крови благословление Священной Спирали распространялось по единственному раздробленному континенту Искупления. Шпиль Вигиланс , однако же, до сих пор оставался в стороне, отсеченный от собратьев как физически, так и духовно. Семь шпилей Кольца Коронатус выступали из расплавленного моря подобно гигантским обсидиановым копьям, окружая столовую гору, лежащую в центре, с симметрией, отрицающей естественный порядок вещей. Словно спицы у колеса, огромные подвесные мосты соединяли шпили и плоскогорье, но тот, что отделял (или же связывал?) Вигиланс, был испещрен трещинами и сильно деформирован. Только отчаявшиеся или безумные могли избрать такой путь.

Или же истинно верующие.

«Мы перебрались там, где отступились столь многие, — пылко подумал Эфрас. — Ни ветер, ни огонь не в силах отвратить нас от священной цели. Нам…»

— Нужно укрыться! — раздался позади грубый возглас, и чья-то ладонь ухватила его за руку. Обернувшись, Эфрас уставился на заговорившего аколита, не в силах различить, Жужек перед ним или Гуржах. Оба его спутника носили грубые коричневые рясы и прятали лица за глубокими капюшонами, ибо доставшиеся им дары пугали непосвященных. В здешней глуши не было нужды для подобных ухищрений, но осторожность аколитов была врожденной, и они всегда соблюдали её. И, если Эфрас был всего лишь человеком, то его спутники — истинно спиралерожденными. Оба принадлежали ко Второй святой парадигме формы. Когда-нибудь их потомки смогут открыто разгуливать по Искуплению, но этого восхитительного дня придется ждать десятилетиями, а то и веками.

— Сюда смотри! — прошипел аколит, указывая на скалистый утес позади них. Эфрас протер измазанные сажей очки и прищурился. В горном склоне зияла выемка, угловатая и обрамленная мозаичными блоками. Святилище. За почти два дня путешествия им попались только шесть таких, что являлось еще одной особенностью Вигиланса, поскольку другие шпили были просто усыпаны местами для поклонения. Само Кольцо Коронатуса было сетью из веры, высеченной в грубом камне гор — по слухам, более старым, чем Империум Человечества.

— Укрыться! — настаивал аколит. Как и у большинства сородичей, его челюсти не подходили для речи, поэтому он экономил слова.

Эфрас колебался, не желая уступать буре, но было бы глупо упустить такой шанс и рисковать падением. Он улыбнулся спутнику:

— Твои глаза острее моих, брат!

«И не только глаза», — подумал он, содрогаясь от благоговения.

Спуск, начинавшийся сразу за входом, оказался тесным и заваленным обломками барельефов, что некогда украшали стены. Эфрас нахмурился, разглядев при свете люмен-фонаря, насколько велик ущерб. В разгроме ощущалась основательность, чуждая естественному разрушению. Кто-то ободрал эти стены дочиста и разбил резные картины на куски, искореняя их посыл. Это было надругательство. И, хотя Эфрас нисколько не почитал имперских воинов-богов, которым поклонялись обитатели Вигиланса , у него вызвало отвращение само деяние.

«Уж не Кредо ли это? — тревожно подумал путник. — Неужели они здесь?»

Подобное кощунство было вполне в духе этого варварского культа, но его последователи всегда оставляли за собой знак своего мессии, а Эфрас не заметил на стенах ни одного символа Опаленной Руки.

— Старый разор, — хрипло произнес один из аколитов. — Много лет .

Эфрас кивнул. Он понятия не имел, как собрат узнал это, но безоглядно доверял его инстинктам. Если обращенные вроде самого путника несли слово Спирального Отца, то аколиты, подобные Жужеку и Гуржаху, были Его святыми воителями. Без их защиты Эфрас никогда бы не добрался живым так далеко.

«Можно переждать бурю здесь», — подумал он, пытаясь рассмотреть проход впереди. Визг бури здесь звучал приглушенно, но вулканические раскаты усилились и струились из глубин, словно призрачная кровь по жилам окаменевшей твари.

И даже смерть не могла смирить ее ярость.

«Спускайся глубже, Эфрас», — воззвала его вера, ибо она обладала собственным голосом, хотя говорила редко и только шепотом. Сердце миссионера воспарило, он ощутил новую решимость исполнить приказ. Он должен был явиться в Вигиланс и найти тех, кто сбежал туда от гонений в темные дни, предшествующие возвышению Спирального Отца, но к заданию карты не прилагалось. Лишь вера была ему проводником, и она заговорила с ним!

— Туда, где лишь тьма, мы принесем свет, братья! — продекламировал Эфрас, шагая вглубь подземелья.

Она давно позабыла имя, данное ей при рождении, но потерянные звали ее Вещуньей .

Это было истинное имя женщины, ибо слова её, как и тяжесть гор, были неоспоримы, хотя ей больше и не приходилось говорить вслух, чтобы быть услышанной. Нужда в этом пропала, как и души потерянных. Вещунья не помнила, как давно это произошло или сколько лет она провела среди них, но никак не могла забыть ужас, загнавший ее сюда: бесконечно острый, воплощенный в блеске тысячи факелов и острых лезвий, в суровом осуждении женщин-воительниц, что держали их. Но крепче всего Вещунья помнила предостережение умершей матери: «Если тебя найдут, Сороритас изгонят тебя на Черные Корабли».

Что такое «Черные Корабли» и зачем она им нужна, женщина знать не желала, но стоило ей задуматься о будущем, как она видела ждущие ее суда — алчущих хищников, что обещали одну лишь боль. В будущем для Вещуньи не было места, поэтому она выбрала это чистилище — для себя и для своих подданных. Сломленные, лишенные всех потребностей, кроме желания служить, они заботились о нуждах госпожи, пока она взирала в пустоту. В правлении женщина ставила перед собой только одну цель: не допустить перемен и ужасов, что последуют за ними.

Но перемены сами пришли в ее владения.

Стоя среди толпы живых мертвецов, Вещунья смотрела, как трое нарушителей входят в ее ветхое убежище. В свете их фонарей померкло румяное свечение озера лавы, что лежало посередине укрытия. Она знала, что чужаки не смогут заметить ее главенство, ведь она выглядела такой же изможденной и грязной, как и её поданные. Благодаря этому она могла безнаказанно оценить вошедших, пока те замешкались на пороге. Главным у них был высокий юнец с честным лицом, что осматривал её народ с отвратительной жалостью и невежественной добротой во взгляде, от которой почему-то становилось только хуже. Его Вещунья сразу же возненавидела, но двое других были… иными. И, пусть из-за ряс они выглядели ссутулившимися и безликими, от них исходил ледяной и непреклонный голод, не ведающий ужаса — тот был не в силах даже коснуться незнакомцев. Осознание этого очаровало ее, поскольку давало надежду, но и отталкивало, потому что надежда, разумеется, была ложью.

Нарушители, судя по всему, решили, что потерянные для них не опасны, и приблизились к толпе. Юнец на ходу произносил какие-то банальные фразы. Подданные Вещуньи, не способные испытывать страх или любопытство, безвольно уступали дорогу чужакам, пока госпожа наблюдала с дальнего берега лавового озера. Она была так уверена в никчемности юноши, что поразилась до глубины души, когда он взглянул на нее –заглянул прямо в нее. Нечто иное скрывалось за его взглядом — столь же ледяное, как и его спутники, но гораздо более сильное. И этот разум понял, кто она такая!

Как только юнец раскрыл рот, собираясь что-то сказать, свернутый в клубок страх Вещуньи в ярости распрямился, и она атаковала чужака своей волей, будто эфирная кобра. Тот закричал — его тело разрывало в сотне противоположных направлений, раскалывая его сухожилия, кости и даже рассудок, превратив его в абстрактную пародию на человека. Женщина еще держала дергающиеся останки в воздухе, когда создания в капюшонах медленно подняли вверх руки, но она ощутила ложь в их признании поражения. За этим что-то скрывалось.

— Мы предлагаем… — начал один из них, но Вещунья бросила его в стену, высоко над входом, размазывая его между скалой и волей, пока он не был смят. Будто бы признавая ошибку, последний незнакомец поднял третью руку с острым, как бритва, когтем в оболочке из жестких шипастых пластин, напоминающих панцирь насекомого.

— Покой, — прохрипело создание, выдавливая слова. — Мы несем… покой.

— Покой? И конец ужасу? — даже охваченная яростью, Вещунья мечтала поверить ему.

— Будь сильной, — настаивал чужак.

Женщина смутно осознавала, что теперь говорит его хозяин — сокрытый разум, что она видела за глазами того юнца. Он ускользнул в новое тело. Возможно, нечто настолько могущественное и вправду может исполнить свое обещание. Вещунья страстно желала выслушать его, но не могла одолеть гнев. Сдерживаемый слишком долго, он проголодался.

— Подожди! — прошипело создание.

Ярость Вещуньи с диким воплем метнулась вперед и разорвала говорившего. На миг под капюшоном мелькнул удлиненный череп с зубастой пастью, но в следующее мгновение его разнесло на части, и звериный лик исчез в брызгах крови. Но гнев женщины еще не насытился. Движением глаз она разорвала на куски одного из своих последователей, затем другого и третьего — ее воля вгрызалась в безучастную толпу, словно буря из лезвий.

Дрожа от напряжения, Вещунья смотала гнев обратно в клубок — связала за крошечное мгновение до того, как он пожрал её целиком. Женщина держала ярость в узде со дня побега, но та лишь набиралась сил в тенях безразличия. Опустошенная колдунья вновь отступила в пустоту, отвергая соблазны и покоя, и гнева. Поблекшими глазами она видела, как её подопечные подходят к кровавым цветам, распустившимся среди них. Их желудки были пусты, как и их разум, но, в отличие от невежества, голод хорошо знал, что нужно делать.

Мертвая Скала содрогнулась, и глубокие трещины разбежались по гладкой поверхности от человека, что преклонил колени на её ровной вершине. Затем расщелины вспыхнули злобным алым сиянием, видел которое только он, хотя и не имел глаз . Оба лопнули, словно перезрелые плоды, когда заразу Спирали выжгли из его плоти — а вместе с ней ложь, которой он жил прежде, как старую, так и новую.

Уже десять лет минуло с тех пор, и человек прошел долгий путь с момента своего очищения. Его взор, избавленный от посредников, стал честным, как и он сам. Исцеленный не мог видеть чужими глазами — таким трюком пользовался его враг, — но умел читать этот мир как никто другой, ведь тот служил его богу холстом.

«Кто-то только что пробудился, — разобрал человек. — Достаточно рассерженный, чтобы разбить оковы. Женщина? Девочка?»

— Кто ты? — спросил он. Его голос казался бормотанием опаленного трупа, но разносился даже сквозь шторм, бушующий вокруг него. — Где ты?

Кроме обугленного, но прочного комбинезона, от прошлой жизни у него осталось лишь имя: Гхарз. В мире, где все было определено — и проклято — именами, исполненными значений, где каждый Шпиль был связан с добродетелью, которой никогда не будет достоин, человек цеплялся за прозвище, которое имело значение лишь для него самого. Разумеется, братья Опаленного Кредо выдумали другие, более темные титулы для своего мессии — Слепой Паломник… Горящий Человек… Несущий Огонь — но им хватало ума не называть его так в лицо. Для него правда всегда была сильнее любой сказки.

«Вигиланс» — прошептал он, когда расселины потемнели.

Гхарз встал, скрипя сочленениями прорезиненного комбинезона, и выпрямился. Он всегда был рослым человеком, чуть-чуть не дотягивая до семи футов росту, с мускулами, выпестованными за сорок лет, проведенных в шахтах на Искуплении, но его бог выковал из него нечто, выходящее далеко за пределы сил человеческих: укрепил кости и покрыл кожу чешуйками оникса, от которых рикошетили пули. Его волосы полностью сгорели, и на оголенной коже головы было выжжено клеймо в виде растопыренной пятерни, пальцы которой соединялись цепями. Маслянистый дым сочился из его рта и прижженных провалов на месте глаз, указывая на нестерпимый жар внутри. В перевязи за спиной он носил секиру , двуглавое лезвие которой высекли из обсидиана Мертвой Скалы, крепостью не уступавшего алмазу.

— Я освобожу тебя, друг, — пообещал он потерянной девочке.

Натянув на глазницы выпуклые очки, Гхарз спрыгнул с Мертвой Скалы и пролетел почти двадцать метров, отделявших его от равнины. Врезавшись в землю, он остался стоять прямо, едва заметив удар, который должен был расколоть ему спину. Восемнадцать Искупленных, его поклявшихся–на–огне товарищей, ждали на страже рядом с боевыми мотоциклами — они не двигались с тех пор, как их вождь отправился на священную гору. Некоторые из них были почти такими же гигантами, как и их лидер, вышедшими из того же промышленного ада, что и он, остальные же были просто потерянными из числа тех, кто возроптал и все проклял. Каждый из них выковал свою собственную броню (и даже Каэль смастерила себе одну), вплетая в ткань своих костюмов куски промышленного мусора и колючую проволоку со священным, пусть и неуклюжим тщанием. Их банда получилась пестрой, но их связывала озлобленность — нечто более прочное, чем даже кровь.

«Мы — те, кого бросили».

— Вигиланс, — сказал им Гхарз, седлая мотоцикл. Это было гигантское угольно-черное чудовище в броне из усыпанных заклепками пластин. Возле рулевой дуги они расходились веером, образуя лобовой щит. Машина, как и её наездник, обладала благосклонностью божества, и так же имела много имен, ноистинное её имя знал один только Гхарз. Этот клубок из восьми слогов намекал на скорее демоническое, чем механическое происхождение.

— Будет ли пылать пламя? — пророкотали Искупленные в унисон.

— До тех пор, пока нечему будет гореть! — завершил литанию их мессия. Его мотоцикл зарычал в ответ на поворот ключа зажигания, словно выпущенный на волю зверь. Выхлопные трубы изрыгнули брызги огня, машина ринулась в вихрь сажи, и стая последовала за ней, жаждая добычи.

Стоя в галерее над Залом Перерождения, Азайя, избранный коготь Шпиля Каритас, смотрел на толпу кандидатов внизу. У большинства были изможденные, перемазанные сажей физиономии сервов Искупления — фабричных крыс, сборщиков магмы и церковных рабов. Нашлись, впрочем, и несколько лучше отмытых — скорее всего, городских чиновников или стражей. С каждым месяцем они всё чаще примыкали к культу Спиральной Зари, или в надежде исцелиться от «Черного Дыхания», или из страха перед Опаленным Кредо. Легочная гниль была давним бичом Искупления, а вот культ огнепоклонников стал ужасом новым. Их первые зверства случились меньше десятилетия назад.

«Не заблуждайся, корни Кредо уходят глубоко, — однажды предупредила избранного когтя Святая Этелька. — Он черпает силы из зла, что лежит в глубинах под шпилями, более древнего, чем сам Империум и бесконечно более жестокого».

«И оно чувствует себя все увереннее», — подумал Азайя, изучая толпу в поисках угрозы. Последнее время налеты и акции устрашения Кредо участились, вышли за пределы отдаленных шпилей и проникли в сердце Спиральной Зари. Культ убийц готова была развязать войну.

— Ты чуешь опасность, брат, — прорычал голос за плечом Азайи, и тот взглянул на мускулистого аколита, подкравшегося к нему. Это было создание второй парадигмы, третья рука которого оканчивалась зубчатым костяным лезвием — редкий дар, почитаемый среди посвященных. Азайя не мог вспомнить время, когда Бхарбаз не был с ним рядом, сначала как защитник, затем как брат-по-когтю, а теперь, после его вознесения в число избранных когтей культа, в качестве помощника.

— Кредо, — произнес Бхарбаз. Это не было вопросом. Существо было способно попробовать на вкус разум своего командира, что беспокоило Азайю, ведь его мысли зачастую были горьки.

«Ты чище меня, брат», — размышлял он, выискивая опасность в море людей. Как и у всех кандидатов, выражения их лиц метались между отчаянием и надеждой, благоговеньем и страхом, подчас усиленным прикосновеньем «Черного Дыхания». Между этими крайностями лежали все людские страстишки и весь позор человеческого существования, столь презираемого Азайей.

«Я ненавижу их, потому что понимаю их», — признался себе избранный коготь.

Подавив чувство стыда, он сосредоточился на своих обязанностях и начал искать источник беспокойства. Каждого кандидата обыскивали на входе в храм и выдавали ему простую тунику, под которой невозможно было пронести оружие, и все же инстинкты Азайи просто вопили. Что-то не складывалось…

— Священная Спираль озаряет вечность! — прогремел голос, раскатистый и дружелюбно властный. — В ее развертывающихся объятьях все мы перерождаемся, возносимся над замкнутым кругом пороков и мучений смертного бытия!

Засмотревшись на толпу, Азайя не заметил, как в залу под ним вошел Хелифос. Верховный жрец поднялся на кафедру перед серебряными воротами святилища. Широко раскинув руки, он начал церемонию посвящения. Несмотря на свой значительный возраст, Хелифос все еще мог похвастаться крепкими мускулами и гордой осанкой, ведь его здоровье хранило благословление спирали в крови. На его выбритой тонзуре также была вытатуирована извилистая спираль, отмечая его принадлежность к апостолам круга — обращенным, вознесшимся в объятиях Самого пророка. Старейшина бился подле Спирального Отца в самые первые дни и был вознагражден властью над шпилем Каритас, где происходил отбор кандидатов.

«И мне доверили его безопасность», — сощурившись, подумал Азайя.

— Наш мир раскалывается от насилия и болезней, — произнес Хелифос, — но вы уже сделали первый шаг из юдоли скорби к свету звездных божеств, среди которых Бог–Император лишь один меж многих.

Именно в тот момент Азайя нашел ассасина. Он был из числа кандидатов более высокого происхождения, но при этом тощим как трость, с иссохшим вытянутым лицом, пятнистым из-за легочной гнили. Выдали его глаза: если у всех остальных во взгляде было лишь религиозное рвение, то взор убийцы светился от ярости. Ярости и чего–то еще…

«Дикий огонь», — догадался Азайя, узнав свечение нечестивого наркотика Кредо. Черный кристалл, сформированный в пропитанном магмой аду, лежащем у самого основания шпилей, куда решались ступать лишь проклятые. При раскусывании он сгорал, вызывая приступ ярости, при этом временно увеличивая силу и скорость. Лишь самая малая доза не была смертельна, но «запальщики» Кредо с охотой платили эту цену за те мгновения божественной резни, что она даровала. Наркотик действовал быстро, а значит, лазутчик должен был разгрызть кристалл сразу же после того, как Хелифос вошел в зал. И, судя по тому, как горели глаза убийцы, кристалл был большим.

— Черная Игла бытие расплетает! — дребезжащим голосом взревел фанатик, обрывая проповедь жреца.

А затем слова стали ему недоступны. Из его рта брызнула кровь и повалил дым, а тело его задергалось, словно марионетка, пляшущая по прихоти какого-то безумного божества. Женщина перед ним обернулась, и поток раскаленного дыма ударил ей прямо в лицо. Пока она падала на колени, ассассин с быстротой плети взмахнул руками и его ногти — длинные, закаленные до остроты кинжала — вспороли глотки стоящих по сторонам от него, окатив всех вокруг кровью. С хриплым бульканьем в горле он бросился на Хелифоса, прорубаясь через застывшую в ужасе паству.

— Запальщик! –крикнул Азайя. Выхватив костяной меч, он прыгнул в зал с галереи. Спираль молчала в его крови, поэтому в его распоряжении было лишь две руки, и не одна из них не могла похвастаться когтем, но его оружие, выращенное из выделений самого пророка, в той же мере являлось частью его тела, что и убийственная третья лапа Бхарбаза. Это был дар, призванный отметить явление третьей парадигмы, и Азайя был в ней первенцем. Они впервые убили вдвоем, когда ему исполнилось девять.

— За Спираль! — прорычал избранный коготь, чувствуя, как рукоять меча пульсирует в ладони. Приземлившись на корточки, он ринулся вперед, проталкиваясь сквозь сжавшуюся, вопящую толпу. Кандидаты утратили значение после еретического вторжения, и он небрежно раскидывал их в стороны, стремясь быстрее добраться до ассасина. Кто-то из будущих посвященных набросился на Азайю и принялся исступленно кусать его и молотить кулаками. Широко распахнутые, налитые кровью глаза и неподвижно растянутый рот складывались в гримасу, лишенную всех признаков разума. Это была та женщина, что пала под дыханием запальщика.

— Мы горим, — прохрипела она. Жирный дым вздымался от ее обожженных губ.

Избранный коготь вогнал клинок между её челюстей, но, когда стал вытаскивать оружие обратно, на него накинулись еще двое «испорченных» кандидатов: один схватил его за грудки, второй вцепился в руку, сжимавшую меч. Затем помешанные впились зубами в стеганую броню Азайи — истекая кровью и дымом, они пытались добраться до его плоти. Верующий видел подобных им среди толпы; эти создания буйствовали и бросались на товарищей, словно волки. Оправдывая свое имя, «Дикий огонь» быстро распространялся в толпе, заражая безумством через дым. Наркотик всегда был опасен, но Азиа никогда не видел, чтобы инфекция передавалась столь быстро. Это было нечто новое. Нечто более темное.

Высвободив руку с мечом, он бросил одного из противников в гущу толпы и впился клыками в голову того, что схватил его. И хотя у Азайи не было когтей, его удлиненные челюсти были полны острых зубов, мгновенно прокусивших кожу и вонзившихся в кости черепа. Но его враг не замечал боли и не отступал до тех пор, пока шип на конце языка Азийи не пробил ему мозг. Вредоносная струя газа, вырвавшись из трещины, сбросила капюшон с головы Азайи и впилась ему в лицо. Запах серы и горелой плоти был нестерпимым. Избранный коготь с рыком вырвал покрывшийся волдырями язык из вражьего черепа и отшатнулся. Разбрызгивая ихор, он отгонял «порченых» широкими взмахами меча. Красная пелена застилала ему глаза. Он не мог отличить чистых от запятнанных…

«Это не важно» — осознание было таким волнительным. Радостным! Оно заглушило непрерывный психический шепот пророка, таившийся среди мыслей Азайи с самого его рождения. — «Ничто не важно!»

Сдернув тлеющий капюшон , он ощутил, как «Дикий огонь» струится по жилам всплесками агонии и блаженства, побуждая убивать снова и снова, снова и снова, потому что ничто не важно и все иллюзорно. Очередной безумец бросился на него, и Азайя, зарычав, встретил его ударом меча, почти развалившим врага на две половины.

— Я перерожден! — взревел он, разрубив еще одного нападавшего таким же ударом.

«Опомнись, избранный коготь!» — прошипел Спиральный Отец в его разум. Для Азайи бормотание пророка редко складывалось в слова, поэтому фраза почти осязаемо врезалась в него, смывая гнев потоком стыда. Он понял, что Бхарбаз все это время сражался подле него: все три руки собрата метались вокруг, создавая иллюзию вихря, в которой клинок на конечности сплетался с когтями и ятаганом в смертельной гармонии. Это было идеальное воплощение Священной Спирали…

— Я среди братьев! — прошипел Азайя. Стиснув клыки, он подавил ярость и оценил ситуацию.

Полный хаос. В зале были заперты больше сотни кандидатов в культ вместе с горсткой обращенных людей. Все они перемешались, вопили и избивали друг друга. По большей части прихожане скопились у выхода и стучали в массивные двери, запертые с начала церемонии. Кое-кто пытался забраться на галереи, и многие в спешке лезли по головам остальных, но невозможно было понять, гонит их страх или ярость. Хелифоса не было видно, но кафедра, у которой он стоял прежде, была пуста. Может, убежал в святилище?

«Они потеряны», — провозгласил Спиральный Отец.

— Очистить всех! — рявкнул Азайя аколитам, собравшимся на галерее, и обернулся к Бхарбазу. — Мы должны найти апостола!

Вместе они нырнули в толпу, повергая на землю каждого, кто вставал у них на пути, пока аколиты расстреливали зал с галереи.

— Спаси нас, брат! — взмолился задыхающийся человек, вцепившись в край рясы Азайи. Избранный коготь зарубил его без колебаний — в борьбе с обрушившейся на них чумой доверять можно было только спиралерожденным.

Бесформенный силуэт вырвался из толпы и, врезавшись в стену справа от Азайи, запустил кривые когти глубоко в камень. Это была изуродованная пародия на человека, с руками, вытянутыми вдвое против естественной длины, но тело при этом скрючилось и усохло, как будто перетекло в конечности. Голова твари безвольно свисала на спину и покачивалась, словно маятник на длинной и тонкой шее, сломанной или же вовсе лишенной костей. Глаза давно лопнули, челюсти разворотило, но без сомнения, это был ассасин, посеявший всеобщее безумие.

— Стена! — прокричал избранный коготь аколитам, когда тварь двуногим пауком поползла на галерею. — Следите за стеной!

Один гибрид перегнулся через перила, но не успел прицелиться — чудовище взмахнуло рукой и распороло ему горло настежь. Слепая голова монстра, свисавшая на спину, радостно завизжала, когда её окропила свежая кровь. Внезапно ускорившись, существо втянуло себя внутрь галереи. Череда дульных вспышек озарила тени, когда защитники обратили автоганы против убийцы, но через пару секунд тот оказался уже среди них.

— Берегись, брат! — воскликнул Бхарбаз. Скулящий безумец прыгнул на Азайю, пытаясь достать его когтями обгоревших до костей рук. Уже занося клинок, избранный коготь узнал нападавшего: Хелифос. Волосы апостола пылали, застывшее лицо напоминало посмертную маску, всю в трещинах от пылающего под ней жара.

— Я не справился, — прошипел Азайя и одним взмахом снес голову апостола с плеч. Она улетела в толпу, распространяя по пути дым, словно большая кадильница.

Повсюду в зале жертвы горения начали воспламеняться — воздействие «Дикого огня» достигло своего пика. В последние минуты перед гибелью безумцы были опаснее всего. Они не нуждались в оружии, ведь само их прикосновение несло гибель. Стоя спина к спине, два родича сдерживали врагов, пока помещение затягивало дымом.

«Храм осквернен навечно», — горько рассудил Азайя. Затем в его мире осталась лишь безжалостное уравнение парирований и выпадов, где любой просчет стал бы фатальным. Даже на расстоянии вытянутой руки, исходящий от проклятых жар был нестерпимым.

Наконец противники кончились. На зал обрушилась тишина, прерываемая лишь шипением опаленной плоти. Избранный коготь понял, что прекратилась и стрельба. Он покосился на галерею, пытаясь разглядеть что-нибудь за клубами отвратительного дыма.

— Братья? — позвал он, но не получил ответа. — Братья!

Откуда-то сверху донеслось раскаленное дыхание, переросшее в смех.

— Ассасин ещё жив, — прошипел Азайя, и Бхарбаз встал рядом с ним, направив оружие на галерею.

— Покажись! — вызвал убийцу на бой избранной коготь. — Именем Священной Спирали…

Чудовище вырвалось из галереи клубком обугленных костей и когтей. Оно двигалось быстрее, чем когда-либо мог представить себе Азайя. Длинное лицо ассасина ещё удавалось различить в бурлящем круговороте очертаний, хотя его черты и растянулось до поистине монструозных пропорций. Адское пламя вспыхнуло в глазницах порожденной варпом твари, когда оно обрушилось на воинов культа, вытянув вперед множество лап.

«Оно слепо, но видит», — осознал Азайя.

Взрывное стаккато выстрелов оборвало рев существа — болтерная очередь сбила его прямо в воздухе, разнесла туловище на куски и отбросила в дальний конец зала. Обернувшись, Азайя увидел движущийся в дыму неясный силуэт: оружие его спасителя извергало огонь, отслеживая движения «запальщика». Тварь рухнула грудой ошметков, затем попыталась подняться, сотрясаемая изнутри разрывами масс-реактивных снарядов. Ее голова взметнулась на червеподобной шее, мерно раскачиваясь в поисках своего мучителя, затем снова повернулась к Азайе. С воплем ненависти избранный коготь набросился на чудовище с высоко воздетым мечом.

— Предатель, — прохрипел убийца за мгновение до того, как Азайя рассек ему череп.

Верующего охватил новый приступ ярости, и он принялся неистово рубить останки врага, будто пытаясь изгнать ядовитое слово.

«Предатель». Почему обвинение задело его?

— Довольно, избранный коготь! — прозвучал женский голос, холодный и непреклонный.

Азиа резко развернулся, когда сказавшая это приблизилась. Она была облачена в силовую броню, под стать ее тонкой фигуре, с пластинами керамита, натертыми добела — казалось, что они излучают свет. Фиолетовый табард с вышитой на нем серебряной спиралью прикрывал нагрудник доспеха и свисал дальше, меж ног. Изящный вариант символа культа разительно отличался от грубой метки, которую носил избранный коготь и его аколиты. Лицо женщины было скрыто забралом скошенного назад шлема, но спутать ее с кем-то другим было невозможно, ведь из всего ее рода на Искуплении осталась только она.

«Но я узнал бы её среди тысяч её сестер, — подумал Азайя. — Даже среди десятков тысяч».

— Священная Спираль оберегает тебя, святая, — хрипло поприветствовал он.

— Кажется, это тебя нужно оберегать, избранный коготь, — заметила Этелька Арканто. Пока Святая-из-Каститаса убирала штурмболтер, двое аколитов из Первой парадигмы подошли и остановились возле нее. Они были весьма крупного сложения, и каждый был одарен четырьмя руками: верхняя пара, начиная от лопаток, перерастала в зазубренные клинки, нижняя же заканчивалась ладонями с длинными пальцами — выглядели они почти что изящно. Под скинутыми капюшонами открылись украшенные гребнями черепа и благородные лица с зубастыми пастями и татуировками в форме завитков. Аколиты, вооруженные громоздкими плазменными винтовками, носили бронежилеты с геральдическими знаками хозяйки. Спиральный Отец подарил ей Сияющих Когтей в благодарность за службу во время Реформации , ведь подвиг Этельки затмевал даже деяния Хелифоса.

«Хелифос…»

— Апостол Каритаса мертв, — произнес Азайя, склонив голову.

— Весьма прискорбно, — женщина потянулась к забралу шлема.

— Воздух отравлен! — предупредил верующий, но она не стала колебаться.

— Моя кровь не настолько жидкая, избранный коготь.

С шипением разгерметизации забрало откинулось верх. Показалось лицо Этельки, бледное с глубокими морщинами, но высокие скулы и плотные губы справлялись с разрушительным воздействием времени на удивление хорошо. Как и Хелифос, она побывала в объятиях Спирального Отца, и Его благословение ещё имело силу. Остановив на Азайе взгляд фиалковых глаз, женщина глубоко вдохнула сгустившийся дым.

«Она же не спиралерожденная!» — избранный коготь крепче сжал рукоять меча, хотя прекрасно знал, что не сумеет поднять на нее оружие. Только не на неё.

Святая медленно выдохнула струйки дыма и улыбнулась. Эта гримаса, холодная и лукавая, всегда его беспокоила. «Песня Спирали в моей крови громче, чем в твоей», — дразнила она Азайю. Его гнев опять вскипел, к старому примешался новый.

«Предатель…»

— Как ты узнала? — прошипел верующий. Каждый член секты был связан вездесущностью Спирального Отца, но запальщик атаковал всего лишь пару минут назад. Как она могла проделать весь этот путь из Шпиля Каститас и успеть вовремя?

— Я не знала, — ответила Этелька, — но Спираль соединяет.

— Вина лежит на мне…

Женщина оборвала его резким взмахом руки, отмахиваясь и от его возражений, и от мертвого жреца разом.

— Я отправилась в Каститас не из-за этой резни.

— Не понимаю.

— Пришли темные времена, но надежда осталась. — Этелька положила руку Азайе на плечо, и тому пришлось подавить дрожь. — Наконец обнаружен божественный сосуд, способный понести нашего первого магуса.

От чудесной новости избранный коготь прикрыл глаза.

— Плетельщица варпа? Где?

— Вот тут начинаются трудности, — святая ровно взглянула на него. — Я направляюсь к Отсеченному Шпилю.

Этелька улыбнулась снова.

— И ты будешь сопровождать меня, сынок .

Зловещий ветер обрушился на Азайю, когда тот подошел к трейлеру в хвосте конвоя святой: шестиколесной стальной коробке без окон. На герметичной двери в задней части красовалась резная серебряная спираль Каститаса. Со священным трепетом избранный коготь приложил руку к символу и закрыл глаза.

— Давно не виделись, брат, — пробормотал он. Изнутри раздался низкий стон — Цикатрикс ощутил присутствие родного брата. Второй сын святой был благословенным уродом, редким и почитаемым отклонением от формы Четырех парадигм. Такие вырожденцы обладали невероятной силой, но были слишком заметными, поэтому их прятали вдали от посторонних, в самых темных местах, до тех пор, пока их мощь не понадобится культу.

— Будет война? — спросил Азайя, когда Этелька присоединилась к нему.

— Возможно, — ответила святая, положив тонкую ладонь на стенку рядом с его трехпалой лапой. — Кредо серьезно прижало нас, и наша завеса истончилась. Без магуса, способного сплести ее заново, чужаки скоро обратятся на нас.

— Тогда мы раздавим их!

Тут же изнутри трейлера зарычал Цикатрикс, поддерживая гнев младшего брата.

— А затем Империум раздавит нас. — Этелька тряхнула головой. — Нет, пока ещё рано. Наш род еще слишком мал.

— Значит, ты проведешь нас по этой узкой тропе! — яростно произнес Азайя. — Как и всегда.

— Сын мой, я не магус, — в ее голос вплелась частичка горечи. — И я стара.

Этелька отступила от фургона и взглянула на бурлящее, затянутое сажей небо.

— Надвигается буря.

— И жестокая, — согласился Азайя, проследив за ее взглядом. Хотя у планеты было целых два солнца, на Искуплении практически не существовало разницы между ночью и днем. Бури — другое дело, именно они здесь приносили тьму и возвращали свет. — Было бы разумнее дать ей пройти.

— Кредо не станет ждать, — ответила святая.

— Они узнали о плетельщице? Но как?

— Я уже говорила тебе: сам этот мир — предатель. Они знают. — Этелька сплюнула, не заботясь о приличиях. — Нам нельзя терять время.

Цикатрикс снова зарычал и начал царапаться в клетке, когда его мать зашагала к своей машине.

— Успокойся, брат, — попытался усмирить его Азайя. Но, следуя за святой, думал он только о выбранном ею слове: предатель.

Пока конвой пересекал плато, шторм набрал силу, вздымая вихри «сажевых дьяволов» и раскачивая машины, но всю полноту своей ярости он приберегал на потом.

«Выжидает», — рассудила Этелька Арканто, вглядываясь в горизонт. Вдали маячил покосившийся клык Отсеченного Шпиля, черный даже на фоне мрачного неба. Его громаду испещряли алые жилы. В отличие от остальных шпилей, Вигиланс был действующим вулканом, склонным к внезапным вспышкам жестокости.

«Это чистая злоба получившая форму, — заявила однажды давно покойная канонисса Авелин, матриарх Этельки. — Он похож на отколотый кусок варпа».

«И где бы еще в этом мире укрылась ведьма?» — подумала святая. Ее бывшие сестры управляли Искуплением на протяжении уже почти трех веков, стоя на страже Сожжённого Бога и искореняя тех, кто мог стать для демонов проводником. По странной иронии, это самое очищение стало своеобразным возмездием, постигнувшим скинувшую их секту, поскольку Спиральная Заря не могла породить своего первого магоса без чувствительной к варпу крови.

— А без магуса мы погибнем, — прошептала она.

Этелька стояла в открытом кузове боевого грузовика, ехавшего впереди колонны, и держалась за поручень на его клиновидной носовой площадке. Родство «Серебряного круга» с промышленной техникой скрывалось за элегантными белыми панелями, но шипастые колеса и комплекты циркулярных пил на проходческом щите никто скрыть не пытался. Эти лезвия были созданы преодолевать нагромождения скал под плато, а корпус машины мог выдержать выброс магмы. Добывающая промышленность Искупления была в упадке уже много столетий, но подобные грузовики строили на века, поэтому секта забрала и освятила их.

«Так же, как она забрала и освятила меня».

Последнее время Этельку вновь посещали воспоминания о темных днях, предшествующих Реформации, и с ними вернулось чувство вины. Первые годы после перерождения оно было неизменным спутником женщины, щедрым на угрозы о неизбежном проклятии. Впрочем, со временем и с помощью пророка, святая нашла умиротворение. Она не предала сестер, но освободила их.

— Я дала им покой! — бросила Этелька ветру, но слова ее прозвучали пусто, неуверенно. Так звучало теперь и псионическое бормотание пророка, слабевшее по мере того, как конвой подъезжал к ущелью.

«Опалённый Бог здесь особенно силен», — мрачно решила святая.

— Вижу мост, «Серебряный круг», — раздался голос из вокс–бусины ее шлема.

— Принято, — ответила она и прищурилась, выискивая задние огни мотоциклов в авангарде конвоя. Разведчики были всего в двадцати метрах, но почти терялись в бурлящей впереди темени. Этелька переключилась на командную частоту. — Приготовьтесь пересечь мост, — сообщила она конвою. — Медленно, постепенно и внимательно.

«Здесь мы уязвимее всего».

Почуяв беспокойство хозяйки, Сияющие Когти по сторонам от нее включили плазменные винтовки. Оглянувшись вокруг, она увидела, как завращалась открытая стабберная турель грузовика, из-за которой выглядывали плечи и голова стрелка. Другой боец взял на себя управление сервосистемой машины, массивной многосоставной лапой с установленным на ней тяжелым лазером и прожектором. Оба стрелка были неофитами Третьей парадигмы. Как и у Азиа, их затронутое Спиралью происхождение было заглушено. И хотя безволосая кожа верующих сохранила фиолетовый оттенок, их лобовые гребни сгладились, а рук осталось лишь две, обе вполне обычные. Как и все существа их поколения, они были совсем юны, но лучше управлялись с машинами, чем старшие братья, и, казалось, более походили на людей.

«Но их спокойствие безупречно», — отметила Этелька, размышляя о тьме, угнездившейся в Азайе. Её тьме.

Приблизившись к мосту, конвой замедлился и еле полз. По бокам мощеного булыжником въезда располагались громадные базальтовые пилоны, каждый из которых охранялся каменным великаном. Разрушенные фигуры были слишком абстрактными, поэтому не удавалось понять, кого они изображают, но их батальные позы не оставляли сомнений: кем бы ни были герои, они восхваляли войну. Кроме того, сами пилоны имели форму перевернутых мечей. В рукоять каждой пары были продеты стальные тросы, соединявшие их со следующими столпами. Другая сторона моста, на отдалении примерно в две тысячи метров, скрывалась в дыму и тьме.

— Это дорога воинов, — сказал Азайя Бхарбазу, — и шпиль воинов.

Помощник ничего не ответил, но уже выискивал опасность, когда их машина загромыхала по каменному въезду, таща за собой фургон с Цикатриксом. Они двигались в хвосте колонны, и их грузовик был последним из трех. Четыре легкобронированных багги «Коготь » прикрывали тяжелые машины, как и разведывательные мотоциклы впереди. В общей сложности, экспедиция насчитывала почти шестьдесят братьев.

— Однажды настанет день, когда мы выйдем на войну тысячами, брат! — прорычал Азайя.

Мост был достаточно широк, чтобы по нему борт к борту прошли все грузовики, но братия предпочла не рисковать. Вигиланс забросили столетия назад, и переправа сильно деформировалась, накренившись под острым углом влево, где боковая стенка обрушилась в пропасть. Стальной каркас большинства пилонов выступил из-под осыпавшейся каменной облицовки, но на самой дороге завалов не было.

— Все, что упадет здесь, рухнет в бездну, — сказал Азиа, вглядываясь в красное марево над пропастью. Оно обещало судьбу намного худшую, чем смерть в огне.

Как и боялась Этелька, буря нанесла удар, когда конвой не добрался и до середины моста. Завывающий боковой ветер обрушился на кузов «Серебряного круга» и видимость упала до нескольких метров, заставив водителей сбросить скорость почти до нуля.

— «Круговой-один», повтори! — Прошипела святая в вокс–бусину, но вновь получила в ответ лишь мешанину помех, которая могла быть голосом. Буря издевалась над устройствами связи, и разведчиков не было видно уже несколько минут.

«Отпустила их слишком далеко вперед», — отчитала себя Этелька.

— Вижу их! — Крикнул сквозь шквал неофит у прожектора.

Женщина наклонилась вперед, следя глазами за лучом. Два огня приближались, но она не могла различить силуэты за ними.

— «Круговой-один?» — воксировала она. — Назовитесь!

Тени сгустились в небольшие мотоциклы, а затем… третий огонь зажегся у них за спиной. Следом — четвертый…

— Я сдеру кающуюся плоть с костей самообмана, — проскрипел из вокса Этельки голос, настолько пронзительный и свободный от помех, будто говоривший стоял у нее за спиной. — Ибо ложь уничтожает самое себя.

— Кредо! — прокричала святая на командной частоте. — Сжечь еретиков!

Как и всегда, Сияющие Когти мгновенно исполнили её повеление: их орудия изрыгнули перегретую плазму еще до того, как приказ слетел с губ Этельки. Сдвоенный залп перечеркнул идущий впереди мотоцикл и тот взорвался шаром огня, кувыркаясь прочь и оставляя за собой потеки расплавленного металла. Взревев движками, другие машины рванули вперед, яростно маневрируя при сближении, будто бы окружающая тьма им ничем не мешала. Их силуэты осветились дульными вспышками — культисты окатили «Серебряный круг» дождем из свинца.

В основном залп пришелся на лобовую броню грузовика, но досталось и кузову. Бхезай пригнулся, когда прожектор разлетелся осколками, засыпая его стеклом. Случайная пуля угодила внутрь турели стаббера: прожужжав мимо головы стрелка, она срикошетила верующему в затылок. Тот рухнул на пульт управления и орудия дернулись вверх, выплевывая снаряды в небо.

— «Когти Круга», в авангард! — воксировала Этелька на багги. — Всем машинам, полный вперед!

— Но буря… — возразил водитель из кабины под ней.

— Доверься Спирали! — огрызнулась Этелька, выхватывая штурмболтер. — Мы должны убраться с этого моста!

Когда Серебряный Круг рванулся вперед, она открыла ответный огонь, выпрямив спину и приняв широкую стойку. Пули свистели рядом, несколько даже оцарапали ее броню, но не смогли пробить керамит. Женщина не обращала на них внимания, смакуя начавшееся сражение.

«Я — освободитель!»

Её телохранители укрывались за бронелистами «Серебряного круга», стреляя поочередно, чтобы дать плазменным винтовкам остыть. За ее спиной Бхезай орудовал серворукой и посылал во тьму толстые лазерные лучи, охотясь за всадниками. Последовала яркая вспышка: один из выстрелов отыскал цель, буквально испепелив мотоцикл вместе с наездником.

— Говорит Азайя, — раздалось в воксе Этельки. — Сзади их еще больше, святая!

Женщина проигнорировала новость. Содрогаясь из-за отдачи, она непрерывно палила вслед мотоциклу, пока на том не раскололся фонарь. Затем что-то взорвалось. Извергая огонь, мотоцикл кувыркнулся вперед и перебросил облаченного в броню седока через руль. Тот, ударившись о передний бампер «Серебряного круга», соскользнул под рычащий проходческий щит. Этелька ощутила всплеск грубого наслаждения, когда кровь брызнула на её белую броню.

— Я спасла тебя, — выдохнула женщина.

— Они ждали нас! — прошипел Азайя. — Как Кредо узна…

— Я вижу тебя, Сестра, — прервал его другой голос, когда крупный мотоцикл пронесся мимо «Серебряного Круга», словно размытое пятно черного железа и дыма.— Я вижу, чем ты стала.

— …ловушка! — вновь донесся голос сына.

Где–то позади Этельки раздался визг терзаемого металла, и на том месте, где секунду назад был мотоцикл, перевернулся багги — его искореженный корпус был охвачен огнем. Обломки машины вынесло на дорогу перед «Серебряным кругом», и зубья пил распотрошили их. Святая пригнулась под шквалом горящих частиц металла, что усыпали кузов, вонзаясь в корпус, будто силовые кинжалы. Крупный фрагмент разрубил поперек груди аколита, высунувшегося из кабины грузовика. Ноги воина упали назад в кабину, а верхнюю половину унесло прочь в вихре разматывающихся кишок. Другой кусок железа врезался в лицо Бхезаю, пришпилив того к металлической стойке.

— Их ведет злоба Опалённого Бога! — в ярости крикнула Этелька. Низко пригнувшись, она вцепилась в поручень, чтобы не вылететь из грузовика, который резко подпрыгнул на остове багги. Женщина выругалась, заметив, что Сияющий Коготь справа от нее мертв: верхняя часть черепа охранника была аккуратно срублена.

— Берегись, дочь моя! — неожиданно четко услышала она Спирального Отца.

Вскинув глаза, Этелька увидела, что на нее надвигается плосконосый колосс. Это был гигантский тягач с громадными вздутыми шинами, вдвое больше тех, что стояли на «Серебряном круге». На опалённой кабине виднелось клеймо Кредо, растопыренная ладонь. Открытый грузовой отсек позади кабины заполняли металлические бочки…

— Всё сгорит, — прохрипел ее вокс.

— Я… — начала Этелька. Затем выживший телохранитель обхватил ее и скинул с грузовика. Они упали на землю за считанные секунды до того, как машины столкнулись.

Грохот взрыва перекрыл рёв бури, и колонна огня вздыбилась на пути Азайи. Избранный коготь вцепился в ограждение — грузовик резко взял вправо, виляя трейлером Цикатрикса и высекая искры ударами бортов о стенку моста. Машина впереди свернула, чтобы не попасть в разверзшийся на переправе ад, но было уже слишком поздно.

Сородичи выпрыгнули из кузова грузовика, который вспахал клубок из покорёженного металла и горящего прометия. Рясы братьев тут же воспламенились, и они слепо заковыляли в стороны, упрямо отказываясь умирать, пока пара еретиков на мотоциклах не изрубила их, пронесшись мимо. Разогнавшийся багги метнулся влево, но его колеса загорелись, коснувшись пылающей лужи, и машина вышла из–под контроля. Взвизгнув тормозами, она врезалась в проезжающий мотоцикл, сцепилась с ним и, кружась, рухнула в пропасть, увлекая за собой неприятеля.

— «Серебряный Круг»! — рявкнул Азайя в вокс, заранее зная, что не получит ответа. Командный грузовик ещё виднелся среди пожарища, но его изящная передняя часть быстро плавилась. Когда машина избранного когтя поравнялась с эпицентром взрыва, второй люк в кабине грузовика открылся и из него выбрался аколит, немедленно сгоревший в неистовом жаре.

— Предательство честно! — прошипел вокс, каким–то образом притягивая взгляд Азайи к громоздкому объекту на другой стороне пылающего ада. Хотя тот и не двигался, его контуры размывались в раскаленном мареве, и видение походило то на угловатый мотоцикл, то на рогатую железную тварь. Гигант, что восседал на металлической химере, не менялся, оставаясь едва различимой тенью, но избранный коготь чувствовал, что незнакомец наблюдает за ним.

— Сожги оковы лжи, друг, — сказала ему тень.

— Берегись! — крикнул Бхарбаз одновременно с тем, как шальная пуля оцарапала Азайе голову. Обернувшись, избранный коготь увидел еще один мотоцикл, летящий навстречу грузовику. Его наездница выпрямилась в седле, держа в каждой руке по пистолету. Длинные волосы развевались за спиной женщины, которая обрушивала на верующих пулевой град. Она была легкой мишенью, но ответные очереди с грузовика пролетали мимо, огибали ее, будто сам ветер сбивал наводку стаббера.

«Сам этот мир — предатель», — вспомнил Азайя слова матери.

Еретичка прыгнула за миг до того, как мотоцикл врезался в грузовик и взорвался. Ударная волна швырнула её в небо, словно ядро из пушки. Женщина приземлилась в задней части кузова на согнутые ноги, с объятой пламенем спиной. Когда братия Спирали кинулась на неё, еретичка, кружась на месте, открыла беглый огонь и затянула псалом гортанным легато.

«Она тоже великанша», — понял избранный коготь, когда мотоциклистка выпрямилась в полный рост. Неплотно скрепленные фрагменты брони расходились в стороны над её вздувшимися мышцами. Голову женщины защищала стальная коробка, усеянная заклепками, с прорезью, из которой смотрели налитые кровью глаза. То, что он поначалу принял за волосы, оказалось мотками колючей проволоки с вплетенными в них талисманами из обсидиана.

— Неверная! — взревел Бхарбаз, пролетев мимо Азайа и не обращая внимания на попадающие ему в грудь пули. Костяная коса аколита рванулась вперед и отсекла правую руку берсеркера, а другая когтистая лапа схватила ее за запястье левой. Они были одинаково сильны, но у женщины было только две руки. Она зарычала, когда ее враг вогнал ей в грудь ятаган своей третьей. Его клинок легко прошел сквозь сбитую из лоскутов кирасу. Азайа увидел, как ее глаза расширились в экстазе, их зрачки полыхнули, а из-под шлема дым повалил.

— «Дикий огонь»! — завопил он, но опоздал. Забрало неверной взорвалось, и она выплюнула поток огня — исходящий, казалось, из самой ее души, — прямо в лицо Бхарбаза. С черепа аколита потекла плоть.

— Избранный коготь! — Прошипел вокс, словно откуда-то издалека. — Азайя…

Труп Бхарбаса рухнул на спину, обугленный череп сорвался с шеи в момент удара о пол кузова. В следующий миг тело мотоциклистки рассыпалось углями под тяжестью собственного доспеха. Сквозь красную пелену Азайя услышал, как в клетке беснуется Цикатрикс, а затем до него снова донесся вокс-призыв, настойчивый и полный боли.

— Помоги мне, сынок.

Достигнув дальней стороны моста, Гхарз сбросил скорость, развернул мотоцикл и остановился. Машина взревела, объятая жаждой продолжить резню, но он усмирил ее хлестким щелчком презрения.

— Успокойся.

Обратив на мост пустые глазницы, Гхарз оглядел внутренним взором запятнанных Спиралью дегенератов. Они собирали жалкие остатки отряда вокруг последнего уцелевшего грузовика — восстанавливали порядок и с нечеловеческим упорством готовились отразить следующую атаку. В них не было страха — вообще никаких эмоций, за исключением смердящих мук павшей Сестры и ее отродья. Кое-кто мог увидеть иронию в том, что столь бездушных созданий возглавляют такие пропащие души, но Гхарз был слеп к подобному, как был он слеп и к радостному возбуждению товарищей-Искупленных.

Всадники, подъезжая ближе к вождю, просто светились от упоения битвой — но и обидой на приказ отступать. Выжили только семеро, но он не жалел о потерях, даже о гибели Каэли, которая помогала Гхарзу мстить с самого пробуждения и любила его задолго до этого. Как и остальные, она приняла смерть с наслаждением, которого он не мог разделить. Единственным, что осталось в нем, была ненависть, настолько всеобъемлющая, что она затмевала все остальное.

«Ты должен проснуться холодным пеплом, — повелел когда-то одноглазый вестник его божества,— очищенным от заразы Спирали, отрешённым от тщетности и иллюзий собственного бытия».

«Но я хочу помнить, — воспротивился Гхарз, глядя на испепеляющий источник, к которому привел его древний. Он чувствовал, как ксеноотрава Спиральной Зари распространяется по телу, распуская его сплетение с каждым ударом сердца, но все же колебался. — Я хочу помнить, что они сотворили со мной… со всеми нами».

«Ты не забудешь. Уж точно не это, — пообещал проводник, — но твоей ненависти следует уподобиться льду. И из этого льда ты призовешь испепеляющий поток огня, не ведающего преград».

Первое прикосновение обещанного огня вычистило из Гхарза порчу, как чужую, так и человеческую. Мучение было неописуемо, но он принимал его со всей страстью, до тех пор, пока страсть тоже не выжгли прочь.

«Не все погибели одинаковы». — Выйдя из пламени, сгоревший человек не успел понять, кто произнес эти слова: его бог, проводник или же он сам. Потом он осознал, что вопрос лишен смысла.

Гхарз развернул мотоцикл навстречу Отсеченному Шпилю. Этот задумчивый, непокорный пик не видел разницы между последователями Кредо и Спиралерожденными. К обоим он относился с равным презрением.

— Устрой нам ад, друг, — сказал ему Гхарз, заводя мотоцикл.

Потрепанный конвой протащился через мост ползком. Два уцелевших багги в плотном строю следовали по бокам грузовика Азайи. Никто больше не встретился им ни на переправе, ни на другой стороне теснины.

— Почему они прекратили атаку? — спросил избранный коготь у Бхарбаза, щурясь на терзаемый бурей хребет впереди. — Мы были у них в руках.

Опаленный череп у его ног не удостоил Азайю ответом, как и выживший Сияющий Коготь , Хезракх, что занял место убитого помощника. Одну из рук создания оторвало взрывом, как и половину лица, но братья из Первой Парадигмы были почти так же живучи, как и Чистокровные дети звёзд, зачавшие их.

«Из них отличные воины, но плохие советники, Бхарбаз», — грустно подумал Азайя. Он отбросил эмоцию, стыдясь своей слабости. Брат-по-когтю умер во имя Священной Спирали. Остальное не имело значения.

— Мы нужны еретикам живыми, — предположил он вслух. — Ослабленными, но живыми.

Это был единственный разумный вариант. Неужели враг насмехался над ними?

Затем мысли Азайи спутались: воля Спирального Отца излилась на него, направляя в сторону гор. Дорога к плетельщице варпа развернулась перед глазами, а развалины святилища вспыхнули, словно маяк, усиливая необходимость снова двигаться дальше, следовать…

«Наш враг не знает пути, — с неожиданной убежденностью осознал избранный коготь. Дрожа от усилия, он освободился от воли пророка. — Нет».

Хезракх зарычал и указал когтем в направлении пика.

— Мы идём, — хором произнесли два неофита–стрелка позади Азайи.

— Нет! — повторил избранный коготь, говоря в полный голос, чтобы противостоять псионической волне. — Враг пощадил нас, чтобы мы привели его к плетельщице варпа. — Голова Азайи начала раскалываться от боли, как только он стал возражать. — Они не знают пути.

Давление на череп уменьшилось. Избранный коготь ощутил, как пророк изучает эту вероятность.

— Буря укрывает их, словно плащ, — настаивал Азайя. — Прячет, но не ослепляет их. Нужно дождаться её окончания.

Хезракх глядел на него хищными, пустыми глазами, словно его разум находился где-то в другом месте. Избранный коготь знал, что сейчас у каждого создания в конвое подобное выражение лица. Такое же носил бы и Бхарбаз.

«Добровольные рабы!» — Промелькнула мысль, полная отвращения. Она была почти еретической. Затем волна одобрения захлестнула разум Азайи.

— Веди их, как считаешь нужным, избранный коготь, — выдохнул Спиральный Отец, когда она отступила.

Присутствие пророка исчезло, но Его благословение осталось.

«Так вот почему ты хотела, чтобы я сопровождал тебя, мама, — подумал Азайя. — Мы с тобой тоже служим Спирали, но не как рабы».

— Оставайтесь настороже, братья, — приказал он на командной частоте. — Продолжим путь, когда буря стихнет.

Успокоенный тем, что непосредственной опасности нет, избранный коготь взобрался в кабину, где лежала святая. Хезракх прикрыл её от взрыва собственным телом, но длинный осколок металла прошил насквозь его спину, приколов обоих к земле. Сам телохранитель освободился, но удалять обломок из раны Этельки было слишком опасно, к тому же их лекарь погиб в сражении. Зазубренный осколок торчал из её живота, будто застывшая молния, а броня вокруг него треснула и почернела. Казалось, что по керамиту расползается гангрена.

— Святая, — шепотом позвал Азайя, садясь рядом с ней. — Мама?

Глаза Этельки были широко открыты, но зрачки сузились до крохотных точек — такой её нашёл избранный коготь.

«Помоги мне, сынок».

Должно быть, она передала это сообщение за миг до того, как провалилась в забытье.

— Тебя исцелят, — пообещал Азайя, проведя рукой над ее челом. — Спираль соединяет.

Святая тащила свое израненное тело по каменной гладкой поверхности. Пропитанный серой воздух дрожал с громыханием, обещая огонь, но тьма оставалась настолько плотной, что отрицала само существование света.

— У тебя нет ни света, ни глаз, чтобы увидеть его, — произнес кто–то, будто вторя мыслям Этельки. — Ты ослепила себя ложью. Только безумный будет мечтать о таком богохульстве. Только глупец прислушается к её бреду. — А затем слова хлестнули, словно плеть. — И только еретик станет ради него убивать.

— Ты давно мертва, — прошипела Этелька, узнав голос бывшей наставницы. — Убирайся к своему богу–трупу, Авелин!

— Я всегда с Ним, — ответила Ветала Авелин, канонисса Терния Вечного. — Те, кто служат с верою в сердце, не знают конца служению. А чему служишь ты, сестра?

— Ты мне не сестра.

— Мы всегда были сестрами, еретичка. — Спокойно произнесла Авелин. — Почему ты предала нас?

— Вы сами себя предали, — прорычала Этелька, вспоминая все былые обряды, посты и бичевания, постоянные бессмысленные проповеди и церемонии, но, горше всех жгучих воспоминаний — мучения, что её орден принес тем, кого должен был защищать. — Мы служили лжи!

Когда буря, наконец, утихла, солнца-близнецы Искупления уже взошли. Омывая горы потоками бледно–желтого и фиолетового света, они хмуро глядели с ободранного ветром неба на братию, что начала подъем к цели. Как и все Шпили, Вигиланс опоясывала мощеная дорога, взбирающаяся серпантином на вершину. Но вскоре путь сузился, и экспедиции пришлось оставить грузовики на нижних витках.

Азайя оставил их на попечение стрелков-неофитов, но больше охранников выделить не мог. За исключением Сияющего Когтя, все одиннадцать выживших были аколитами Второй парадигмы, имеющими при себе автоганы, ятаганы и дары собственной крови.

— Этого хватит, — прошептал он. — Этого должно хватить.

Пока подчинённые собирали припасы, Азайя подошел к трейлеру кровного брата и, положив руку на дверь, прошептал распоряжения. Убедившись, что Цикатрикс все понял, он открыл дверь и принялся ждать, но благословленный урод не шелохнулся во тьме.

— Твое время скоро придет, брат мой, — пообещал избранный коготь.

Когда Азайя вернулся к остальным, Хезракх поднял Этельку, прижав её безвольное тело к груди. Состояние женщины не изменилось, но избранный коготь не позволил оставить ее. Он сомневался, что неофиты сумеют дать отпор еретикам, если те нападут на машины.

«Но они не нападут. Они последуют за нами».

Азайя оценил лежащую впереди дорогу. Даже за время их короткого подъема она уже породила несколько побочных троп, каждая из которых, без сомнения, будет ветвиться дальше, связывая разбросанные по шпилю храмы и монументы. Как и все шпили, за исключением аскетичной колонны Хумилитаса, Вигиланс был лабиринтом, способным поглотить неосторожного путешественника.

Азиа закрыл глаза и представил путь, открытый ему Спиральным Отцом.

Тьма была бесконечной, но не неизменной. Ползком пробираясь вперед, Этелька Арканто ощутила глухие удары, настолько слабые, что воспринимались они скорее как дрожь, нежели звук. Но, даже отдаленные, они всё равно ужасали, словно сердцебиение дремлющего левиафана. Чем бы это ни было, женщина не хотела иметь с ним дела. Она повернула вправо, наугад.

— Жертвенность — единственный путь через лабиринт терний, — заметила канонисса Авелин. — Все остальные ведут к проклятью. Ты понимаешь это, сестра. Всегда понимала.

— Это ложь, — прошипела Этелька, прекрасно зная, что это правда.

— Без жертвы невозможно спасение, — провозгласила Авелин. — Ты неспособна верить в иное. Даже погрязнув в кощунстве, ты остаешься Адепта Сороритас.

— Спиральная Заря освободила меня!

— Ты впустила её порчу в свою душу и тело. Зачем?

Этелька взмолилась Спиральному Отцу, но даже тихие отголоски его воли давно исчезли.

— Почему ты предала нас, сестра?

Как и повелел родной брат, Цикатрикс дождался, пока лиловое солнце закатится за гору, и только тогда покинул клетку. Избегая дороги, он прокрался по склону горы, двигаясь с жутким изяществом, поразительным для создания таких размеров. Жидкокровные сородичи, охранявшие грузовик , даже не обернулись в его сторону, когда урод полез по скалам: коса, затем коготь, снова коса…

Добравшись до уступа вверху, Цикатрикс пригнулся и попробовал воздух длинным языком. Ничего. Ничего и на следующем… Но, подбираясь к третьему, вырожденец почуял доносившийся сверху запах серы и плоти. Он замер, прижимаясь к отвесному утесу, пока отряд чужаков проходил мимо. Враги двигались тихо, но их смрад казался Цикатриксу воплем.

Вот его добыча. Он не подведет брата.

Вещунья замерла, свернувшись клубком у себя в убежище, когда посторонние переступили границу ее владений. Они прокрались через ворота святилища, как будто надеялись спрятаться от нее. Большинство из них напоминали тех зверей в капюшонах, что приходили раньше — с холодными, преисполненными спокойствия душами. Но их лидер был совершенно другим, его безмятежность пронизывали трещины, в которые мог рухнуть он сам.

Когда чужаки продвинулись глубже в туннели, Вещунья поняла, что среди них есть и ещё одна — женщина, мысли которой укутаны тьмой. Когда госпожа потерянных попыталась взглянуть, что кроется за этой завесой, та вздыбилась, желая поглотить её, расширяясь в такт собственному бешеному пульсу. Вещунья вырвалась, но её сердце забилось в унисон с этим страшным ритмом.

«Чёрные Корабли! Неужели они явились за мной?»

Учуяв волнение хозяйки, потерянные, что сбились вокруг нее, заскулили и принялись носиться по залу, иногда даже оступаясь и падая в ямы с лавой.

— Страх можно приручить, друг, — сказал вдруг кто–то. — Можно подчинить его себе.

Быстро окинув подопечных взглядом, Вещунья не нашла среди них чужаков. В ее убежище еще не проникли. Усилием воли она вновь направила сознание на самую границу своих владений. Пока ее внимание было направлено на ту темную женщину, еще одна группа чужих подошла к вратам святилища. Их было восемь, и они следовали за тварями. Семеро, пылавшие факелами страстей, изголодались по насилию, но восьмой… За огнём вожака скрывался лёд, бесконечно более холодный, чем у его добычи.

— Ужас — левая рука ярости, — сказал восьмой. Казалось, что его закрытые очками глаза глядят прямо на Вещунью. — Его можно испытать, но можно и напустить.

Стоя в воротах святилища, куда они проследовали за дегенератами, Гхарз почувствовал, как бестелесное внимание ведьмы коснулось его, ощетинившись удивлением и угрозой.

— Искупление — ложь, друг мой, — сказал ей исцеленный, — но тебе не обязательно слушать. — Он поднял руки, протягивая к ней дымящиеся ладони. — Я могу показать…

За его спиной раздался зычный рев. Большинство людей тут же машинально бы обернулись, но чем бы Гхарз теперь ни был, он больше ни имел ничего общего с человеком. Он рухнул вперед и когти, готовые обезглавить его, пронеслись через пустоту. Приземлившись на расставленные ладони, вождь перекатился в сторону, и громадная трехпалая ступня врезалась в пол там, где он был мгновение назад. Затем Искупленные окружили нападавшего и набросились на него с кинжалами и пистолетами, визжа от восторга.

«Спиралерожденные расставили западню, — рассудил Гхарз, плавно вставая на ноги. — Мы охотились, но охотились и на нас».

Выхватив секиру, он оценил тварь, что выбралась из-за уступа, противоположного святилищу. Без сомнений, она принадлежала к числу этих ксенодегенератов, но не походила на чужаков, которых вождь видел раньше. Даже сгорбленное, существо возвышалось над воинами Гхарза, а его покрытое хитином тело бугрилось от уродливых мускулов. Лицо, проступавшее на костяном шаре черепа, было насмешкой над человеческим. Глубоко посаженные глаза косили по сторонам, под ними зияла усыпанная зубами слюнявая пасть. Мерзкие брызги летели по сторонам, когда чудовище размахивало тремя руками. Правая заканчивалась трехпалой когтистой лапой, а пара конечностей слева перерастала в кривые косы. И гигант был быстрым, он наносил удары и рассекал тела в бешенстве, затмевающим ярость Искупленных. Один боец уже был повержен, тут же когти твари зацепили другого, и его голова оказалась в тисках чудовищных челюстей. Ноги жертвы болтались в воздухе, пока монстр вгрызался в её шлем.

— Смотри и учись, — сказал Гхарз невидимой ведьме, но в тот же миг услышал шаги за спиной. Широко взмахнув секирой, он обезглавил трехрукого убийцу, что выполз из храма. Пока вождь оборачивался к воротам, еще больше укрытых капюшонами ксеносов высыпало наружу, выкрикивая свои ядовитые мантры и поливая все пулями.

«Ждали внутри, чтобы захлопнуть ловушку», — осознал Гхарз, готовясь встретить их. Исцеленный не обращал внимания на пули, раздиравшие его защитный костюм. Большинство зарядов расплющились о его укрепленную кожу, остальные же беспомощно застряли в костях и плоти. В нем не осталось ничего, что можно было ранить подобным оружием.

«Воздам им должное позже».

Двигаясь в неестественной тишине, Гхарз вращал секирой в правой руке, левой же чертил в воздухе дымящиеся символы. Обсидиановое лезвие раскалывало выставленные навстречу ему ятаганы и когти, а затем одним взмахом и с равной лёгкостью разрубало плоть, металл и хитин.

— Огонь, иди во мне! — прохрипел он. Восприятие Гхарза на секунду расплылось, когда его внутренний взор охватил всё вокруг на 360 градусов, а а затем заострилось снова, когда мир вокруг него пал перед его распаленным варпом метаболизмом.

Враги, замедлившиеся относительно него, словно бы ползли. Гхарз вытянул свободную руку и коснулся головы одного из них.

— Гори, — сказал он.

Капюшон существа загорелся, и пальцы вождя прочертили оплавленные борозды на его черепе. В тот же миг секира Гхарза рухнула вниз, разрубая и голову, и тело очередного дегенерата. Прижженные половинки мягко упали на землю, при этом разделенные глаза существа удивленно моргнули.

— Во имя Спирали! — растянуто и глухо взревел один из ксеносов. Это был их двурукий вожак — тот, которого Гхарз не имел права убивать. Так повелел его бог.

— Мы все здесь еретики, друг, — сказал вождь, отражая замедленный выпад существа и отбрасывая его в сторону. К удивлению Гхарза, костяной меч не сломался от удара о секиру.

«Это живое оружие», — почувствовал он.

Он услышал нарастающий гул, когда тварь с обгоревшим лицом выступила из храма. Дуло её винтовки, наведённой на Гхарза, охватило сияние. Затем из вентиляционных отверстий лениво повалил дым, и оружие выплюнуло комок плазмы. Заряд понесся к нему, словно сгусток жидкого света — медленно, но все же слишком быстро, чтобы успеть увернуться.

— Правда опаляет холодом , — сказал Гхарз Вещунье за секунду до того, как миниатюрное солнце поцеловало его прямо в грудь.

–Ты лжешь! — Прокричала Этелька во тьму. — Я освободила себя!

Стук, поначалу едва заметный, теперь оглушал её. Женщина вновь свернула, затем ещё раз, стремясь уползти куда угодно, лишь бы отсюда… или оттуда… или не сюда… где бы ни лежало это всепожирающее сердце, но каждое движение только приближало Этельку к нему. Она хотела замереть, но обнаружила, что конечности больше не подчиняются ей.

— Каждый из нас — горн, в котором мы выковываем собственную судьбу, — сказала канонисса Авелин. Она говорила тихо, но ее голос легко перекрывал окружающую какофонию. — Нельзя сбежать от себя.

И, в последний миг перед тем, как соскользнуть в небытие, Этелька Арканто поняла, что канонисса не лжет — и также поняла, что пошла против своих сестер не ради надежды и не из ненависти.

— Почему ты предала нас, сестра? — настаивала Авелин.

— Потому что могла и сейчас могу! — злобно крикнула Этелька, а затем рухнула, вопящая, и тень Искупления ринулась заполнить пустоту в ее теле, неся с собой не избавление, но проклятье.

Хоть это было и невозможно, Опалённый Человек остался на ногах. Заряд плазмы пронзил его грудь и вырвался из спины, оставив за собой дымящуюся дыру там, где должна была быть большая часть его грудной клетки. Края дыры все еще светились, озаряя оставшийся нетронутым позвоночник. Азайе показалось, что эта кривая колонна высечена из черного хрусталя. Все остальное, включая сердце и легкие, обратилось в пепел, но враг стоял неподвижно, крепко сжимая секиру.

«Почему он не умирает?» — оторопело подумал верующией.

Еретик повернул к нему скрытое под очками лицо, не обращая внимания на выживших аколитов и торжествующего, залитого кровью Цикатрикса.

— Предатель, — прохрипел Опалённый Человек, словно давая обещание. Затем его взгляд упал на ворота храма, где стоял Сияющий Коготь с дымящимся плазмометом. Звериным чутьем Азайя ощутил, что враг смотрит сквозь Хезракха, в туннель за его спиной.

— Прими свою правду, сестра, — сказал еретик кому-то невидимому. Внезапно алые трещины прорезали его черную кожу, распространяясь быстро, словно какая–то тектоническая чума, поразившая плоть. Обгорелый позвоночник с хрустом разлетелся на части, туловище сложилось внутрь самого себя. Топор выпал из пальцев Опалённого Человека, затем он повалился вперед и, ударившись о землю, разлетелся облаком праха. Словно его и в самом деле вылепили из пепла.

С нижних витков серпантина донеслось эхо грубого машинного рёва, за которым последовал рокот набирающего обороты двигателя. Азайя застыл, вспомнив адский мотоцикл, на котором Опалённый Человек сидел у моста. Он представил, как машина нарезает круги у подножия горы, словно железный хищник, разъяренный смертью хозяина. Было ли сумасшествием воображать подобное?

«Нет, избранный коготь, это не сумасшествие, — шепнул в его сознании Спиральный Отец. — Безумства порченых варпом не знают границ».

Будто бы подчеркивая слова пророка, из глубин храма раздался крик — вопль, полный отчаяния.

— Святая! — прошипел Азайя. Братия оставила Этельку у входа, под присмотром одного из аколитов. — Сияющий Коготь, скорее!

Хезракх еще только подходил к воротам, когда вопль обратился в вой, и из темноты вырвалось чудовище. Оно набросилось на Хезракха в вихре покрытых шипами когтей и разорвало воина на куски еще до того, как они упали на землю. Нескладный, наполненный алым силуэт дергался и мерцал, пылая неистовым внутренним пламенем. Он перемещался резкими рывками, за которыми не успевали глаза — буквально проскальзывая между мгновений — и продолжал терзать Хезракха. И, хотя из-за быстроты движений монстр казался размытым пятном, Азайя разглядел вытянутый череп, обрамленный изогнутыми рогами, которые вздымались над согнутой шипастой спиной. Враг выглядел, как извращение праведных Парадигм Формы.

— Демон, — прошептал Азайя, вспомнив предупреждения святой о Тьме-под-Шпилями. Искупление было усеяно вратами для этих варпом рожденных крыс. Голова чудовища дернулась в ответ на его слова, хотя его язык остался глубоко погруженным в грудь Хезракха. Внутренности выскользнули из обрамленной иглами пасти, когда оно смерило его своими глазами, черными словно уголь.

«Оно знает меня», — Азайя подавился стоном, заметив кусочек брони, прицепившийся к шкуре зверя. Тот был безупречно белым.

С воплем ярости демон ринулся на него, прянув на выгнутых назад ногах, словно огромная саранча. Когда монстр взмыл над Азайей, верующий заметил, что осколок металла все ещё держится на его животе. Её животе.

— Нет! — Зарычал избранный коготь, вскидывая клинок. Но Цикатрикс отбросил его в сторону, пронесшись мимо с ответным воплем. Костяные косы его брата взметнулись навстречу алому мареву, но демон снова прыгнул, оставаясь в воздухе — будто танцуя между двух разных миров, — пронесся мимо воздетых когтей и приземлился на плечи гиганта. Вырожденец взревел и яростно затопал, когда дух варпа вцепился в его голову и начал грызть, крепко впившись в спину Цикатрикса шипастыми ступнями.

— Назад! — Крикнул Азайя выжившим аколитам, когда одного из них задело взмахом косы. Он почти чувствовал досаду брата — костяные клинки Цикатрикса не могли согнуться и достать атакующего, а правая, человеческая рука безвольно повисла, поврежденная в бою с Искупленными. Но избранный коготь знал, что за разочарованием нет ни страха, ни даже истинной злости: ничего, за исключением необходимости служить Священной Спирали. Цикатрикс был уродом лишь внешне.

«Я один несу изъян святой, — с горечью осознал Азайя. — Её заразу».

Раздался невыносимый треск: когтистые лапы демона почти раскололи череп жертвы.

— Брат, прыгай! — рявкнул избранный коготь.

«Это единственный выход».

Цикатрикс без колебаний развернулся и кинулся к обрыву, но как только он бросился в бездну, демон подскочил, а затем подскочил вновь, каким–то образом находя опору и в воздухе. Уставившись на Азайю, тварь понеслась обратно к краю скалы.

«Ты тоже можешь, сынок!» — обещала она все вообразимое, но не значащее ничего.

«НЕТ!» — прогремело чужое сознание, и Азайя отшатнулся: волна ненависти, пронесшись сквозь него и отбросила искусителя прочь. Рыча и вырываясь, он висел над обрывом в невидимой и нерушимой хватке.

«Чёрные Корабли», — вдруг подумал Азайя. Он понятия не имел, что это означает.

Воздух затрещал от высвобожденной энергии, и чудовище отбросило прочь с такой силой, что оно унеслось далеко за подножие шпиля, в расплавленное море за ним.

— Оно сгорит? — тупо спросил избранный коготь.

— Нет, — снова сказало уничтожающее присутствие, но его громыхание теперь доносилось издалека. — Нет. Нет. Нет…

— Нет, — отозвался эхом Азайя. Затем, шагнув к обрыву, он прорычал свой собственный отказ вослед демону: — Нет!

Трясясь от ярости, верующий повернулся и увидел, что позади него стоит женщина. Она была голой, за исключением въевшейся грязи , что покрывала её словно вторая кожа. Тело незнакомки страшно иссохло, и явно не от обычного голода. Её конечности казались узловатыми палочками, а кости черепа чуть ли не выпирали наружу, словно женщину запытали до смерти. На секунду Азайя решил, что перед ним старуха, давно уже не способная совершить наиболее почитаемое таинство культа, но затем встретил взгляд её глаз, пылающий яростью и надеждой, и понял, что ошибался. Незнакомка не была юной, но не была и старой. Под мантией лишений, обтянувшей скелет, ей было не больше тридцати лет. Какие бы страдания и какой бы ужас ни пережила женщина, опека Спиральной Зари исправит это.

«Мы исцелим тебя, — подумал Азайя с благоговением. — А ты, в свою очередь, сделаешь нас цельными».

Вещунья ждала, наблюдая за вожаком ледяных душ, пока тот изучал её. Трещины, что она видела в его душе, углубились, но при этом он каким–то образом стал сильнее — ближе к безмятежности своих рабов. Двое из них уцелели в резне, но ничего не значили для нее. Их гармония напоминала цепи, она происходила из их крови, сковывала волю и не имела смыла. Но их вожак был другим. Если он сумеет обрести покой, то, возможно, сможет и поделится с ней. Если же нет, Вещунья швырнет его вслед за тем, тёмным, что восстал из Подшпилья. Чёрные Корабли ее не получат!

— Нет… — прохрипела она вслух.

— Нет, — согласился вожак, и его клыкастое лицо омрачилось. — Я никогда не предам свой род. — Он медленно шагнул ей навстречу. — Священная Спираль соединяет нас, плетельщица варпа. Совпадений не бывает — тебе предначертано понести нашего магуса.

Вожак протянул ей трехпалую ладонь.

— Присоединись к нам, сестра.

Глава первая

До того, как на борт «Железной Каллиопы» поднялась целая толпа путешественников в белых одеяниях, фантом почти три месяца просидел в одиночестве внутри грузового трюма. Это громадное, словно пещера, пространство было его личным королевством — страной опломбированных ящиков, забытого кем-то барахла и привидений погибших матросов. Он заплатил за еду и проезд на транспортнике из остатков денег, заработанных на крови в бандитских войнах на Тетрактисе. Тогда дух почти не сомневался, что его обдирают как липку, но слишком устал, чтобы торговаться. Билеты на межзвёздные рейсы стоили дорого, однако многие из капитанов, бороздивших торговые маршруты Империума, соглашались на разные теневые схемы. В общем, грузовой космолёт был не первым из кораблей, где поселился призрак, и не будет последним. Каждый из них становился лишь очередным шагом на долгом пути домой.

«Иду почти семь лет, — тускло подумал фантом, — и даже не на полдороге».

После вторжения он затаился на пару дней, изучая незнакомцев, пока те раскидывали палатки между складских стеллажей и неторопливо колонизировали его владения. В последние годы незаметность стала хлебом призрака, так что он играючи ускользал от безыскусных, болтливых и многочисленных соседей. Дух насчитал больше четырёхсот человек: примерно поровну мужчин и женщин, причём только молодых, но ни одного ребёнка.

Все они, несомненно, были людьми религиозными, но ничем не походили на фанатиков Имперского Кредо, с которыми порой доводилось иметь дело призраку. Значит, какая-то гражданская секта, наверняка довольно стандартный вариант единой веры — хотя почитаемый ими символ спирали он не распознал. Этот знак встречался везде, нарисованный на белых комбинезонах, вырезанный на хрустальных брелках пассажиров, вытатуированный на тыльных сторонах их кистей. Самые рьяные из них носили рясы и выбривали тонзуры; на лысых макушках виднелись нанесённые по трафарету изображения спирали. Фантому они казались нелепыми — впрочем, он давно уже утратил веру в веру.

«Паломники, — решил призрак, — тупые и безобидные».

К сожалению, он не мог скрываться бесконечно — разве что залег бы на дно до отбытия захватчиков, то есть ещё на пять месяцев. Из их разговоров фантом понял, что они направляются на какой-то малозначимый мир-святыню дальше по маршруту «Железной Каллиопы». Разумеется, призраку не улыбалось провести пару десятков недель, играя в прятки с дураками.

Нет, пришло время отмежевать себе участок.

— Но оно было таким настоящим, — испуганно произнесла Офель, — вообще как не во сне.

— Не волнуйся, — посоветовала Арикен. — Ты просто по дому скучаешь.

— Я ненавижу наш дом, — изящное, вытянутое лицо Офели осунулось, под красными глазами темнели круги. Как и многие паломники, девушка уже несколько дней плохо спала.

«С тех пор, как корабль вошёл в варп», — прикинула Арикен.

Большая часть её спутников не обращали внимания на подобные вещи, но медике со всей тщательностью изучила опасности космического перелёта до того, как пуститься в странствие. Хотя полученные знания были отрывочными, она понимала, что звездолёт проходит через реальность, которая настолько же гибельна для души, как немудрёный межпланетный вакуум — для тела. Помимо Офель, ещё кое-кто в пастве ощущал злобную, насмешливую неправильность, которая словно бы сдавливала транспортник.

— Перемены всегда пугают, — мягко сказала Арикен, — даже если ты искренне ждешь их.

Или нуждаешься в них.

Медике достала из ящичка с лекарствами пузырёк и протянула девушке. Офель была немногим моложе собеседницы, но всё равно казалась ей ребёнком.

— Принимай по одной таблетке перед каждым ночным циклом. Если через пару суток не станет лучше, опять обращайся ко мне.

Проводив Офель из палатки, Арикен заметила, что песнопения общины сменились глухим бормотанием.

— Что случилось? — спросила она стоявшего рядом брата.

— Незнакомец, — ответил паломник, указывая в дальний конец лагеря. — Появился из ниоткуда.

«Из ниоткуда… или кое-откуда?» — поёжилась медике, вспомнив о кошмарах пациентов.

Любопытство заставило её прочесть не только одобренные тексты о космических путешествиях, но и мрачные истории, в которых имелись намеки на то, что священные щиты звездолётов не застрахованы от сбоев. Порой из внешней тьмы сквозь них проскальзывало нечто…

«Нет, — мрачно решила Арикен, — если бы произошло такое, люди уже начали бы вопить».

Борясь со страхом, она протолкнулась через толпу и увидела человека, ждущего на границе палаточного городка. Он стоял неподвижно, изучая паломников через густую завесу седеющих волос, которые выбивались из-под банданы. Правый глаз незнакомца закрывала повязка, а нижнюю часть лица — пышная борода, спадавшая на грудь. Непросто было определить его возраст сквозь такие дебри, но медике решила, что мужчине где-то ближе к пятидесяти.

«Он будто провёл здесь целые годы», — подумала Арикен.

Незнакомец, облачённый в солдатскую одежду мышиного цвета, также носил на плечах, сгибах локтей и коленях отдельные фрагменты брони, а на левой кисти — кожаную перчатку. Лоскутная униформа придавала ему воинственный облик, но он казался невооруженным, если не считать заткнутого за пояс кинжала.

— Это привидение? — прошептала Офель. Медике и не заметила, что девушка следовала за ней.

— Просто человек, сестра, — ответил звучный голос позади неё. — Не беспокойся.

Арикен и Офель расступились перед духовным вождём паломников. Тот, миновав их, подошёл к незнакомцу.

— Меня зовут Бхарло, друг, — с тёплой улыбкой заговорил пастырь. — Я — поводырь Сорок второй конгрегации Развёртывания.

Хотя ему было лишь немного за тридцать, Бхарло изъяснялся с непринуждённой уверенностью человека, который привык, что его слушают. Он обладал могучим телосложением, а на обнажённых руках виднелись поблекшие татуировки, намекавшие на тёмное прошлое — калейдоскоп пылающих черепов, пронзённых клинками, останки дракона… Рясу наставник стягивал на талии шнуром из пурпурного шёлка, а спираль, украшавшая эбеновую кожу бритой головы, сверкала позолотой. Она спускалась по щёкам Бхарло, обвивая лицо подобно змее.

— Прости нас, друг, — продолжал пастырь, — но мы не знали, что делим сей ковчег с другим путником. — Он вскинул руки ладонями к гостю, показав ещё две золочёные спирали. — Преломишь ли ты с нами хлеб?

Видение нехорошо уставилось на Бхарло, но это словно бы не обеспокоило наставника. Через несколько долгих секунд незнакомец ткнул рукой в дальний угол трюма, покачал головой и демонстративно чиркнул пальцем себе по горлу.

— Думаю, нам всё понятно, друг, — с прежней улыбкой заявил пастырь, — но знай, что мы всегда примем тебя, если передумаешь.

Когда человек с кинжалом развернулся и зашагал прочь, Арикен поняла, что боялась вздохнуть.

— Он точно призрак, — убеждённо произнесла Офель.

Фантом знал, что проще было бы выразить предупреждение словами, но решил, что паломники лучше воспримут знак.

«И ещё мне понравилось, какие у них стали физиономии, — признался себе дух. — Теперь они скорее выпрыгнут из корабля, чем подойдут сюда».

Вот только их лидер — их пастырь… Он может стать проблемой. Судя по мышцам и сплетению из черепов и клинков на руках, когда-то святоша был бандитом, скорее всего — вышибалой или даже мелким бригадиром в клане. Возможно, такие люди способны меняться, но в них всегда остаётся часть прежней жёсткости. Призрак достаточно часто убивал их и вполне разбирался в вопросе. Честно говоря, раньше, когда долг требовал от фантома участвовать в боях, боец из него получался невеликий, но он быстро научился драться на долгом пути домой.

На протяжении нескольких последующих недель дух строил себе укрытие — оттаскивал контейнеры и оторванные панели на свою территорию, где возводил некое подобие хижины. Он отступил в самый дальний конец трюма, вплотную к корпусу звездолёта. Там было холодно, большая часть потолочных люменов не работала, и призрак вынужденно обходился свечами, которые умыкал из ящиков. Впрочем, это была приемлемая плата за возможность держаться подальше от спиралеголовых.

В начале каждого ночного цикла он сидел во мраке, скрестив ноги, и пытался не обращать внимания на приглушённые молитвы паломников. Фантом почти не сомневался, что их вообще никто не слышит.

Однажды, когда дух возвращался с очередной мародёрской вылазки, еле удерживая неустойчивую колонну картонных коробок из-под продуктов, сзади раздался чей-то голос:

— Привет, призрак.

Удивлённый, он резко повернулся, и несколько коробок свалились с вершины башни. Перед фантомом стояла девушка, с откровенным любопытством изучавшая его. Носила она белый комбинезон, как и все паломники, однако призрак заметил только одну спираль, вышитую на нагрудном кармане. Стриглась коротко, но не выбривала тонзуру в тёмно-русых волосах.

— Не знала, что призраков так легко напугать, — добавила девушка.

Словно не замечая, что мужчина нахмурился, она подобрала упавшие коробки и бережно водрузила их обратно.

— Зачем? — спросила паломница, когда дух повернулся уходить.

— Что? — машинально ответил он.

Это было первое слово, произнесённое им за несколько месяцев, и собственный голос показался фантому чуждым хрипом.

— Зачем собираешь барахло?

— Если его использовать, это уже не барахло.

Девушка кивнула, как будто ответ заставил её серьезно призадуматься. Призрак решил, что ей около двадцати пяти, и она наделена тихой, аккуратной красотой, но по-настоящему его поразили внимательные серые глаза паломницы. В них жило спокойствие, непривычное для молодых женщин.

— Арикен, — назвалась она.

— Крест, — произнёс он, сам не зная почему.

Девушка вновь кивнула, обдумав этот ответ столь же сосредоточенно, что и предыдущий.

— Ты опасен, Крест? — увидев, что мужчина сдвинул брови, паломница быстро продолжила: — Я спрашиваю, потому что ты пугаешь других, а большинство из них и так уже достаточно напуганы.

Фантом зашагал прочь, но девушка с посуровевшим лицом заступила ему дорогу.

— Они хорошие люди, — заявила Арикен.

Хороший человек — мёртвый человек…

Призрак едва не произнёс присловье вслух, но удержался.

— От меня проблем не будет, — сказал он вместо этого.

— Спасибо, мне это и нужно было услышать, — улыбнулась паломница. — Увидимся, Крест.

Через пару дней фантом ещё раз столкнулся с Арикен, и они снова поговорили, так же кратко и скованно, но в течение последующих недель эти случайные беседы становились всё более уверенными и тёплыми. В какой-то момент Крест внезапно осознал, что ищет встреч с девушкой. Нехотя он признал, что у него появился друг. Дух не понимал, как ему поступить с этой дружбой, но не мог просто отказаться от неё. Возможно, он слишком долго был призраком.

Или недостаточно долго.

Следуя молчаливому уговору, паломница никогда не вторгалась в убежище фантома или в его прошлое. Он сказал, что держит путь домой, и Арикен не стала расспрашивать, как будто знала: любопытство разрушит возникшее доверие.

Сама она, напротив, совершенно открыто рассказывала о своём прошлом и пути. Как и все остальные пассажиры, девушка родилась на Хостаксе IV, планете-улье, задыхающейся под тяжестью собственной промышленности. Медике по профессии, Арикен хотела увидеть что-нибудь кроме искусственного неба и миллиарда серых лиц, отражений её собственного, но, прежде всего, искала цель в жизни.

Кресту была знакома эта история; древняя, как человеческая душа, она разветвлялась бесконечным множеством дорог. В случае с девушкой конечным пунктом оказалась Спиральная Заря.

— Как по мне, звучит еретически, — заметил Крест, когда в разговоре всплыла тема секты. Когда он заставил её всплыть.

— Только потому, что ты ничего не слушаешь, — сердито ответила Арикен. — И вообще, какое тебе дело до ересей? Ты ведь ни во что не веришь, призрак.

— Неважно, во что я верю, — он перестал отдирать от стены неподатливую панель и строго посмотрел на паломницу. — Важно, во что верит остальной Империум.

— Спиральная Заря — разрешённая секта Имперского Культа, — казалось, что медике цитирует какой-то одобренный текст. — Бог-Император есть центр Священной Спирали. Он — Единый-во-Всём, и из него разворачивается всяческая истина.

— Тогда чего вы ищете в космосе?

— Развёртывание открылось Спиральному Отцу на Искуплении, — зловеще объявила Арикен. — Все верные искатели перерождаются в Спирали на сей планете-колыбели.

— Ты же и в половину этой чуши не веришь, правда?

— В половину — пожалуй, верю, — она ухмыльнулась. — В ту, где есть Император, уж точно.

— Девочка, это не игра. Скажи, кто оплачивает вашу святую поездочку?

Помедлив, она поджала губы.

— Ты не знаешь, ведь так, Арикен?

— Пастырь договорился обо всём, — осторожно произнесла паломница.

— Договорился перевезти четыре сотни людей через семь систем? — фантом покачал головой. — Что-то здесь не так.

— Как и с тобой, Крест.

В тот момент она ближе всего подошла к прямому вопросу о его прошлом, и оба отвернулись, неожиданно испытав смущение. Левая рука призрака заныла под перчаткой, что случалось каждый раз, когда он злился.

— Им нельзя доверять, — тихо произнёс он.

— Кому?

Всем!

— Жрецам! — злобно выговорил Крест. — Чем выше они забираются, тем хуже становятся.

— Вот это точно ересь. Видно, придётся указать на тебя ведьмознатцу, призрак.

Он покачал головой.

— Надо было тебе оставаться дома, девочка.

— Там для нас ничего нет.

— А здесь есть нечто намного худшее, чем ничего.

«Тени вроде меня», — подумал Крест.

Через несколько дней Арикен посетил пастырь Бхарло. Она ждала его визита.

— Ты веришь, что наш призрак — добрый человек? — наставник терпеливо ждал, пока медике обдумывала вопрос.

— Он думает иначе, — наконец ответила она.

— С хорошими людьми часто так бывает, — заметил пастырь, — но, хороший или плохой, он опасен. — Бхарло положил девушке руку на плечо. — Ты исполнила долг бдительности перед паствой, сестра. У тебя нет никаких обязанностей перед незнакомцем.

Медике помолчала.

— А если он — мой друг?

Наставник печально взглянул на неё.

— Не всякого человека можно изменить, Арикен.

«Люди меняются. Ты изменился», — подумала она. Но это был банальный, избитый довод, тем более девушка не считала, что он подходит к Кресту.

— Мы с ним разгадали истину друг друга при первой же встрече, — продолжил Бхарло. — По какому бы пути ни ступал наш призрак, он зашёл слишком далеко и уже не свернёт.

Вскоре Крест разорвал дружбу с Арикен. Поначалу он избегал её, затем, когда это стало невозможным, ответил на все вопросы паломницы жестокой ложью, которую назвал суровой правдой. Фантом разрушил их доверие с такой же расчётливостью, какую проявлял в сражениях, выставил девушку невежественной, обманутой, обречённой дурой. Она встретила его удары с полным достоинством, из-за чего предательство далось призраку тяжелее, чем он ожидал.

— Надеюсь, ты вернешься домой, Крест, — сказала Арикен напоследок. — Где бы он ни был.

— Мне жаль, — произнёс дух, когда медике ушла, не зная, кому предназначены извинения — ей или ему самому.

Левая рука фантома словно пылала. Скривившись, он стянул перчатку и изучил омертвелую клешню, прицепленную к запястью. Бескровную кожу испещряли струпья, но Крест знал, что это всего лишь поверхностные шрамы над очень глубокими ранами. Из-за паразитов, вгрызшихся в плоть, он едва не погиб на той серой, щедрой на заразу планете, что поглотила его товарищей семь лет назад. Порой бойцу казалось, что он умер вместе с ними, а бесконечный, бесцельный путь домой — просто его личное чистилище.

«Я был ползучим мертвецом, — вспомнил Крест. — Я не мог выжить».

В последующие месяцы перелёта он пытался сбежать от себя и вновь стать тенью. Но пустота, в которой обитал фантом, уже исчезла.

Искупление-219 выглядело как полосатый шар серых тонов, покрытый воспалённо-багровыми шрамами в тех местах, где ветра разгоняли покров из пепельных облаков. На фоне колоссальной планеты огромный корпус «Железной Каллиопы» казался белым пятнышком, а челнок, извергнутый ею — лишь крохотной яркой пылинкой.

Десантное судно спикировало к тёмному миру и выровнялось, коснувшись его мутной экзосферы. Несколько мгновений оно скользило над дугой планеты, затем включившиеся ускорители швырнули челнок вперед, и он понесся на огромной высоте над пылающими океанами в поисках аномалии, которую забытый философ или безумная женщина назвали «Кольцом Коронатус».

Расплавленную поверхность мира пронзали шипы обсидиановых островов, что торчали из магмы наподобие обугленных костлявых пальцев. Хрупкие существа в десантном судне не нашли бы там тихой гавани: единственным убежищем для людей служили Семь Шпилей и плоская гора, окружённая ими.

Приблизившись к цели, челнок резко опустил нос и прорвался через внешние слои атмосферы в бурлящие облака планеты.

Спуск на Искупление ощущался бесконечно хуже, чем взлёт с Хостакса. Сгорбившись в литом кресле, Арикен цеплялась за привязные ремни, пытаясь удержаться во время содроганий и взбрыкиваний десантного судна, которое словно бы попало в шторм. Офель, съёжившаяся слева от неё, неистово шептала какую-то молитву и сжимала в правой руке ладонь медике. За время путешествия бледная девушка стала второй тенью Арикен — следовала за ней, как потерявшийся ребёнок, пока та не сжалилась и не «удочерила» Офель в качестве усердной, но совершенно бесталанной ассистентки.

«Видимо, я привыкла к потерянным душам», — подумала медике.

За пять месяцев, прошедших со дня необъяснимого предательства, они с Крестом порой сталкивались, но расходились, не говоря ни слова. Ближе к концу странствия Арикен подумала, не стоит ли попрощаться с призраком, но что бы она сказала ему? Пастырь был прав: для Креста нет пути назад.

Челнок резко тряхнуло, и паломники, набитые в пассажирский отсек плотными рядами по двадцать, одновременно вздрогнули на сиденьях. Здесь была вся конгрегация, все четыреста сорок четыре души, что покинули Хостакс в поисках просветления, надежды или просто перемен. Медике знала, что многие из них не были искренними апологетами Развёртывания. Хотя Арикен и сама верила не слишком рьяно, это не мешало ей молиться вместе с остальными, пока судно боролось с турбулентностью. Ей удалось занять место у иллюминатора, однако за стеклом царила кромешная тьма, словно транспортник погружался в бездну.

«Если мы погибнем при высадке, я так и не узнаю, истинно ли Развёртывание», — поняла девушка.

С другой стороны, если оно истинно, то Арикен в любом случае узнает об этом после смерти. Несомненно, её душа просто вольётся по спирали в великий замысел Бога-Императора, и всё обретет смысл. А в таком случае, какая разница?

«О, разница есть!» — свирепо подумала медике. Ни вера, ни логика не могли опровергнуть простой факт, который она чувствовала всеми клетками своего существа:

Я хочу жить.

Сначала Арикен прошептала эти слова, тут же убедилась, что никто не услышит её за рёвом турбин, и прокричала их. Затем ещё раз, уже громче.

— Я хочу жить!

Возможно, её молитва была самой искренней из всех.

Глава вторая

— Слышишь это? — спросил Бенедек.

Его почти заглушила буря, что выла снаружи и царапала стены заставы.

— Помрачение же, ничего не слышу, кроме твоего нытья, — не оборачиваясь, отозвался капрал Энцио Кридд, который возводил карточный домик на крышке вокс-станции.

— По шуму похоже на корабль, — не отступал боец.

— Бартал, у тебя корабли в голове шумят с тех пор, как стаббер выстрелил над ухом, — затаив дыхание, Кридд установил очередную карту на вершину башенки. Видя, что постройка держится, капрал улыбнулся. — Это не значит, что они настоящие.

— Лейтенант сказал, что сегодня прилетит один.

— Значит, гости выбрали паршивую ночку для посадки! — Энцио откинулся на спинку стула, решив начать следующий этаж после того, как сослуживец заткнется. — Несчастные ублюдки.

Обернувшись, он ухмыльнулся:

— Добро пожаловать на Искупление! Здесь вы можете замерзнуть, сгореть и задохнуться во имя Трона — всё за один вечер!

— Мы же в дозоре, — серьёзно заметил Бенедек. Долговязый боец стоял у смотровой щели тесного бункера и вглядывался в ураган, как будто от его бдительности что-то зависело.

— Тут не за чем наблюдать, друг, — вскинул руки Кридд. — Надо просто высидеть смену.

Бартал был неплохим напарником, но становился дёрганым во время помрачений, и, честно говоря, Энцио не сильно винил парня в этом. Сажевые бури сами по себе были скверными, даже если ты скрывался от них за стенами Кладовки, вместе со всем остальным полком, но снаружи, на Ободе, от них становилось реально не по себе. А уж на Ободе внутри Заставы-шесть… Ну, это нечто совсем неописуемое.

Застава-шесть. Дозор Призраков, как её называли солдаты.

Формально бункер являлся обычным звеном в цепи постов прослушивания, установленных полком на периметре Плиты, но все знали, что это нехорошее место. Аванпост ютился у входа на осыпающийся мост, который вёл к Шпилю Каститас, где находилось старое аббатство Адепта Сороритас. Даже Спиралюбы, верховодившие на остальных горах, избегали подходить к Каститасу и мрачным развалинам крепости.

— Как считаешь, в аббатстве водятся привидения? — спросил рядовой, который явно думал о том же.

— Считаю, Бартал, ты многовато треплешься.

— Говорят, Сёстры обезумели и накинулись друг на друга.

— Накинулись, да? — Энцио сально подмигнул Бенедеку, и явно ошеломлённый боец тут же осенил себя аквилой. — Расслабься, друг. Просто прикалываюсь над тобой.

— Капрал, о таком не шутят, — неожиданно строго произнёс боец.

«Особенно когда аббатство под боком», — решил Кридд, которому столь же внезапно расхотелось веселиться. Интересно, как там остальные гвардейцы, оставшиеся в Кладовке? Даже самые крепкие ублюдки ненавидели тяжёлые смены на Ободе. Тут ничего не было, кроме ветра и темноты, а во время помрачений ты ещё и утопал в сажевых барханах.

— Ты когда-нибудь задумывался, зачем мы здесь? — спросил Бартал.

— В жрецы Спирали записался? — с беззлобной усмешкой откликнулся Энцио.

Рядовой мрачно покачал головой.

— Нет, я имею в виду, зачем мы тут, на этом обгорелом булыжнике?

— Мы идём, куда прикажут, — пожал плечами капрал. — Так устроена Гвардия, друг.

— Но мы здесь уже шесть… почти семь месяцев, — возразил Бенедек. — Тут ничего не происходит. И сержант Грихальва, он сказал, что нас поставили в очередь на кладбище.

Так в Гвардии говорили о полках, которым предстояло вымереть в гарнизоне какой-нибудь планеты. Убогий способ завершить служение Трону, но после мясорубки последней кампании Кридд считал, что бывают и намного более скверные. К тому же, Энцио уже слышал всё это раньше, — у каждого солдата в Восьмом имелась собственная теория насчёт Искупления — и сомневался, что хотя бы командованию известно, зачем их разместили здесь. Тем более полковник был сам не свой с тех пор, как вторая рота целиком погибла на Облазти…

— Вот я думаю, мы тут из-за Спиралей, — мрачно произнёс рядовой. — Что-то с ними не так.

— Они просто жрецы, Бартал. И покладистее других, должен сказать.

— Тогда почему на Шпили не пускают тронобоязненных людей? — Бенедек вновь сложил руки в знаке аквилы. — Они что-то скрывают. Проповедник говорит…

Со стороны входного люка донесся скрежет, долгий и скрипучий, словно кто-то провёл ногтями по металлу. Гвардейцы застыли, у Бартала глаза полезли на лоб. Кридд, выхватив лазпистолет, указал на смотровую щель. Товарищ уставился на капрала, и тот резко кивнул. Нехотя, будто подбираясь к змее, Бенедек выглянул наружу.

— Ничего не вижу, — наконец сказал он.

«Здесь нет привидений, — твердил себе Энцио. — Их вообще не бывает».

Но он понимал, что это ложь. Каждый гвардеец из Бездны Вассаго знал это. Призраки жили в их крови.

Нечто ударилось в дверь.

— Наверное, кусок скалы, — с надеждой проговорил Бартал. — Ветер очень сильный, верно?

От второго толчка люк содрогнулся на петлях. Удары продолжились, и Кридд крепче сжал лазпистолет, хотя и сомневался, что из него удастся застрелить неизвестного агрессора.

«Можно ли вообще застрелить привидение? — ворочались мысли в голове у капрала. — Но если там призрак, почему он просто не прошёл сквозь стену?»

Нападение закончилось так же внезапно, как и началось. Энцио заметил, что домик на вокс-установке рухнул, и карты рассыпались по полу. Нелепо, но Кридду захотелось поскорее собрать их, однако Бенедек первым сбросил оцепенение. Действуя крайне осторожно, долговязый гвардеец снова посмотрел наружу.

«Оно не может попасть внутрь, значит, там не призрак», — решил Энцио.

Это лучший вариант? А какой у нас другой вариант?

Капрал взглянул на вокс, но в сажевую бурю устройства связи всегда работали паршиво, доставали только на пару тысяч шагов. Нет, придётся ждать следующего прохода патрульных «Часовых». До него, самое меньшее, два-три часа, но, если просто затаиться в бункере, то…

— Там кто-то есть, — сообщил Бартал. — Мне… мне кажется, это женщина.

Мгновением позже Кридд услышал её голос. Внутри своей головы.

Выйдя из челнока, Арикен угодила в леденящий чёрный буран. Пока медике ковыляла по десантной рампе, прищуривая глаза от пылевых вихрей, порывистый ветер трепал на ней одежду. Тухлый смрад серы в воздухе был таким же невыносимым, как и мороз.

Что за…?

Девушка чуть не упала из-за перевесившего ранца, но коснулась рукой канатного ограждения посадочной площадки и ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Паломник, что шаркал ногами в нескольких шагах перед ней, казался лишь неясным силуэтом во тьме. Позади Арикен кто-то зарыдал от страха.

Медике обернулась и поймала размахивавшую руками Офель, которую чуть не снесло ветром с платформы. Подруга открыла рот, собираясь что-то сказать, и тут же набрала полные лёгкие пыли.

«Почему нам не выдали дыхательные маски? — гневно думала Арикен, пытаясь успокоить задыхающуюся девчонку. — Или хотя бы защитные очки?»

Сунув Офели в руку страховочный канат, медике указала ей на красную дымку впереди. Ассистенка кивнула, и девушки вместе зашагали к цели, следуя за веревкой по узкому выступу возле края площадки. Вскоре алое пятно превратилось в сигнальный фонарь на высокой стойке. Через десять шагов им попалась такая же конструкция, и Арикен поняла, что огоньки пилонов указывают вновь прибывшим дорогу во тьме.

«Надежнее ничего не могли придумать? Почему никто не вышел встретить нас? Предупредить нас?!»

Оглянувшись, она не увидела позади Офель. Стиснув зубы, медике двинулась обратно, растолкала по пути нескольких паломников и отыскала подругу, которая безвольно лежала возле направляющего каната. Какой-то мужчина неуклюже прошёл мимо, не обращая внимания на упавшую девушку, и Арикен набросилась на него с руганью, но тот не остановился.

«Трусы!» — охваченная гневом медике опустилась на колени рядом с Офель. Её крепко зажмурившуюся ассистентку сотрясали судороги. Арикен попыталась поднять девушку, но та, пусть и хрупкая, оказалась слишком тяжёлой.

«Нет, нельзя, чтобы всё началось вот так! Я не допущу…!»

Внезапно подругу выхватили из её объятий. Подняв глаза, медике разглядела паломника в рясе, который теперь держал Офель на руках. Лицо вновь прибывшего скрывал глубокий капюшон, но, судя по росту, над ней стоял Бхарло. Арикен казалось, что он первым покинул челнок, но, возможно, пастырь вернулся, желая проверить, все ли в порядке с его подопечными. Это было бы в его духе.

Паломник прошёл чуть вперед, подождал, пока медике поднимется на ноги, и зашагал дальше со своей ношей, низко пригибаясь от встречного ветра. Следуя за ним, Арикен пыталась забыть обо всём, кроме путеводного каната в руках и покачивающейся спины пастыря.

«Здесь нет ни тьмы, ни холода, ни ветра, ни тьмы, ни холода…»

Кошмарный переход закончился так же неожиданно, как и начался. Над девушкой вдруг нависла стена, в которой открылись врата из ослепительного света. Чуть позже она оказалась внутри, а метель осталась снаружи.

— Мы умерли, — прохрипела Офель, — все мы. — Глаза ассистентки напоминали рваные белые раны на перепачканном сажей лице. — Наш корабль разбился в бурю, и…

— У мертвецов ноги не болят, — перебила Арикен. Она слишком устала, чтобы мягко успокаивать подругу. — Прости, Офель, но мы живы.

Привалившись к стене ангара, они сидели в толпе паломников, что сбились вместе в поисках тепла. Все хостаксцы дрожали и выглядели скверно — в изодранной, почти чёрной от грязи одежде, с лицами, обмякшими от шока. Даже пастырь казался сломленным. Он сидел чуть поодаль от девушек, склонив голову и сомкнув веки. На лбу Бхарло засохли потёки крови.

«Мне так и не удалось его поблагодарить», — вспомнила Арикен.

Когда глаза девушки привыкли к свету, наставник уже ушёл, оставив Офель лежать возле входа. Довольно скоро появились солдаты в чёрной форме и загнали паломников вглубь ангара, как стадо скота. Один из них закинул подругу медике на плечо, перенёс её туда же и бросил на пол рядом с остальными. Другой врезал пастырю прикладом, когда тот потребовал объяснений, после чего оттолкнул Арикен, попытавшуюся обработать рану.

Девушка осторожно разглядывала захватчиков — поскольку, несомненно, таковыми они и являлись. Спасителями их назвать было никак нельзя.

В ангаре находились не меньше тридцати солдат, рассредоточенных по группам из двух-трёх человек. Они были облачены в угольно-чёрные мундиры и угловатые нагрудники, которые переходили в зубчатые наплечники. Броня, окрашенная в цвет чугуна, соединялась заклёпками, отчего выглядела прочной и грубой, словно бы собранной на каком-то заводе. Большинство бойцов носили шлемы без визоров, хотя некоторые предпочли им кепи или банданы. У одних на обнаженных руках виднелись татуировки на тему войны или железные браслеты выше локтей, другие целиком прикрывали конечности латами, собранными из перекрывающихся пластин. Лица у незнакомцев, как правило, были постными и небритыми, а взгляды — жёсткими.

«Они — нехорошие люди», — подумала девушка, вспомнив разговор с Бхарло. Казалось, что беседовали они целую жизнь тому назад.

На шлемах и нагрудниках солдат имелись рельефные изображения гордого двуглавого орла, герба Империума, но с ними соседствовал иной символ: ухмыляющийся скелет в широкополой шляпе и скрещенными саблями в руках. Жуткая эмблема, нанесённая по трафарету на наплечники, восседала над стилизованной цифрой «8». Тот же самый костяк служил главным мотивом для татуировок бойцов.

«Этот фантом ближе их сердцам, чем Имперская Аквила», — почувствовала Арикен.

Приглушённый рёв бури ненадолго усилился — распахнулась дверь, и в ангар вошли двое. Когда они приблизились к паломникам, медике поняла, что невозможно было бы представить менее похожих друг на друга людей. Вокруг лысины одного из незнакомцев, крупного и приземистого, торчал шипастый венчик медно-рыжих волос, совпадавших по цвету с бородой клинышком. Носил он рясу из грубой ткани и кольчужный фартук с вплетёнными в него благочестивыми образками. В его взгляде из-под кустистых бровей сверкала та же напористость, что и в размашистой походке.

Второй, намного более высокий и поджарый, облачался в чёрный плащ с подбоем, что спускался до голенищ сапог. Подойдя к хостаксцам, он надел высокую фуражку и поправил её плавным, отработанным движением. Светлые глаза мужчины, чисто выбритого и сдержанно-красивого, были такими же невыразительными, как и его черты. Медике решила, что перед ней офицер, хотя он почти ничем не походил на подчинённых.

— Они пришли помочь нам, Ари? — пробормотала Офель.

«Сомневаюсь, — тускло подумала Арикен, пока вновь прибывшие рассматривали паломников. — Сомневаюсь, что нам здесь хоть кто-нибудь поможет».

— Меня зовут Шандор Лазаро, — объявил коротышка. — Я несу слово всевышнего Бога-Императора. — При этом он яростно оскалился, словно призывал кого-нибудь возразить. — Граждане Священного Империума, благословлены вы в день сегодняшний! Хотя сбились вы с истинного пути Императора, ваш Спаситель великодушен.

Проповедник изъяснялся рокочущим баритоном прирождённого оратора, но медике уловила в его голосе надломленные, отчаянные нотки.

— Ложные пророки завели вас в дебри, но я стою перед вами и говорю… что… ещё… — речь Лазаро сменилась влажным хрипом. — Ещё не… поздно… — Он скрипнул зубами, пытаясь справиться с нарастающим кашлем. — Не поздно…

«Он болен, — осознала Арикен, изучая покрасневшее лицо Шандора. — Серьёзно болен».

— Раскаяться… — Лазаро почти захлебнулся на этом слове.

— Воинская служба дарует искупление, — ловко подхватил человек в высокой фуражке. Он говорил мягче товарища, но с той же властностью. — И воинскую службу мы предлагаем вам, граждане.

— Какие милые люди, — отрешённо прошептала Офель. Глаза девушки будто остекленели, дышала она учащённо.

— На этой планете идёт война, — продолжил худощавый офицер. — Мы просим вас встать рядом с нами против врагов Трона.

Сначала путники ответили ему ошарашенным молчанием, затем, понемногу осознав суть предложения, глухо и недовольно забормотали. Арикен заметила, что ропот не беспокоит высокого незнакомца — он словно бы ждал недовольства. Внутри девушки пробудился ледяной ужас.

Сейчас кого-нибудь прикончат для устрашения.

— Мы верны Трону, — пронзил гул толпы чей-то ясный голос, — но мы не бойцы, сэр.

Повернувшись, Арикен увидела, как поднимается на ноги паломник в капюшоне. Солдаты тут же взяли его на прицел, но говоривший медленно развёл руками, показывая, что безоружен.

— Мы ничего не знали о войне на Искуплении, — добавил он.

— Это холодная война, — ответил светлоглазый офицер. — Неприятель таится в тенях.

— Тогда прошу вас позволить нам отбыть на следующем корабле, — не опуская рук, человек в капюшоне вышел из толчеи. — Уверен, что Астра Милитарум не наделена правом насильно рекрутировать честных имперских граждан, сэр.

Паства неразборчиво зашумела, выражая согласие, но не слишком открыто. Никому не хотелось, чтобы на него обратили внимание. Медике взглянула на Бхарло: наставник по-прежнему сидел, опустив голову, словно не желал верить в происходящее. В тот миг Арикен вдруг осознала, что снаружи на помощь Офели пришёл вовсе не пастырь.

«Это был ты», — решила девушка, исподлобья посмотрев на загадочного незнакомца, который остановился в нескольких шагах от офицера.

— Мы вне вашей юрисдикции, комиссар, — сказал он.

— В чрезвычайных обстоятельствах всё меняется, — парировал военный, — и здесь у нас определённо чрезвычайные обстоятельства. — Он вскинул бровь. — Кажется, паломник, ты знаком с уставом Астра Милитарум.

— Похоже, не слишком хорошо.

— Покажи мне своё лицо.

Арикен поняла, кто встал на защиту путников, ещё до того, как он снял капюшон.

«Они оба опасны, — прикинул Крест, стоя напротив комиссара, — но главная угроза исходит от него».

Проповедника он раскусил сразу, — загнанный в угол зверь, разъярённый собственный слабостью — но комиссары были людьми особого толка. В большинстве своём, они не обладали всеми человеческими эмоциями. Во время обучения из них изгоняли всё лишнее, оставляя только полезные для войны чувства вроде отваги, презрения и ледяной ярости. Крест довольно долго сражался рядом с политофицерами и разбирался в их методах.

И всё же в этом человеке имелось нечто особенное, его отличало от других…

«Ничего», — понял фантом. Именно это он увидел в прозрачных глазах офицера: ничего. Полное отсутствие эмоций, и даже, возможно, собственных убеждений.

— Эти люди бесполезны для вас, комиссар, — осторожно произнёс Крест. — Они не бойцы.

— В отличие от тебя.

Дух промолчал, не видя смысла отрицать очевидное. После обучения комиссары улавливали такие черты с той же лёгкостью, как обычные люди распознавали юмор или красоту.

— Покажи запястье, гражданин, — резко скомандовал офицер.

Крест безропотно поднял правую руку и оттянул рукав. Знаки, нанесённые ниже ладони, не поблекли — идентификационные метки делали на совесть. Призрак мог бы удалить их на Тетрактисе, но решил, что и так уже совершил достаточно предательств.

— Астра Милитарум, — подтвердил комиссар.

— И, подозреваю, не просто рядовой гвардеец, — вставил Лазаро. Говорил он хрипло, но кашель пока прекратился. — Истина Тронная, я не думал, что мы найдем кого-то стоящего в этом отребье, но Император… помогает.

«А ты не просто слепой фанатик, — решил фантом, пока Шандор проницательно изучал его. — Высокопарная речь предназначалась толпе».

— В каком ты был звании, солдат? — требовательно спросил проповедник.

— Капитан, — тихо ответил Крест. — Отпустите остальных.

— Выбор за ними, — лучезарно улыбнулся Лазаро. — Чёрные Флаги Вассаго принимают лишь достойных!

Товарищи по оружию стали чужими для лейтенанта Казимира Сенки. Моторизованные соединения полка всегда были плотно спаянным кланом, их бойцы так же мало походили на простых солдат, как и ветераны-Висельники из третьей роты, но за последние месяцы Сенка постепенно отдалился и от танкистов, и даже от собратьев по «Акулам», подразделению «Часовых». Конечно, Казимир держал недовольство при себе, поскольку воины Бездны Вассаго не славились добросердечностью. Продолжал усердно напиваться и ещё усерднее играть в карты с товарищами, но с одинаковым безразличием относился к их шумным загулам и глубокому уважению, с которым они смотрели на лейтенанта.

«Убийство разрушило мою любовь ко лжи, — уныло подумал Сенка, — как ложь разрушила часовни».

Оборвав тёмную нить рассуждений, он сосредоточился на управлении «Часовым», который огибал валуны, усыпавшие дорогу. Высокие двуногие шагоходы идеально подходили для условий пустоши на внешнем краю мезы. Благодаря широкой «походке» они обладали плавностью движений, недоступной для колёсной или гусеничной техники, и потому являлись отличными разведывательными машинами. Наезднику-ветерану вроде Казимира двухзвенные ноги «Часового» казались продолжением его собственных конечностей. Восседая в закрытой кабине скакуна, лейтенант возвышался над обычными людьми не только в буквальном смысле.

В отличие от других пилотов, он стремился в обходы, не желая сидеть в Кладовке. Во время долгих, одиноких патрулей по окружности Плиты офицер забывался в управлении шагоходом. Хотя Сенка и не находил ответов в своём искусстве, оно хотя бы помогало отрешиться от вопросов. Недавно, впрочем, его мысли стали блуждать и во время дозоров, неизбежно возвращаясь к той судьбоносной четвертой часовне.

— По настоящему-то я в этом не участвовал, — вслух произнёс Казимир, которому вдруг нестерпимо захотелось услышать человеческий голос, пусть даже собственный. Даже если он изрёк лишь очередную ложь.

Лейтенант наклонился вперёд, заметив, что лучи прожектора выхватили нечто из полумрака. Через несколько шагов среди теней возник приземистый бункер — Застава-шесть, следующий порт назначения на круговом маршруте.

Дозор Призраков, как его называли простые солдаты.

Замедлив ход, Сенка приблизился к аванпосту. Он располагался вблизи от края Плиты, где попадались опасные участки рельефа. Чёрные Флаги уже потеряли одного «Часового», свалившегося в бездну, и Казимиру не улыбалось стать вторым наездником, рухнувшим в Провал Простака. Кроме того, после жестоких потерь на Облазти в полку осталось крайне мало боевых машин. Недопустимо, чтобы Восьмой лишался техники из-за безответственных пилотов, и, чего бы ни лишился лейтенант, гордость всадника оставалась при нём.

— Говорит Акула Сенка, — передал он на заставу. — Совершаю обход по периметру «Дельта», на радаре чисто. Докладывайте, Шестая.

Казимиру ответило шипение белого шума.

— Застава-шесть, как слышите? — повторил наездник. — Доложите о ситуации, Шестая.

Наконец в воксе прозвучало:

— Говорит Застава-шесть.

Сенка взглянул на расписание, приклеенное скотчем к пульту управления.

— Кридд? — уточнил он. — Это ты, капрал?

Последовала пауза, словно человек на той стороне задумался над вопросом, и затем:

— Мы ждали тебя, лейтенант.

Голос собеседника казался апатичным. Растерянным.

— Ждали? — Казимир нахмурился.

Конечно, ждали. Они же несли дозорную вахту.

— Она велела нам подождать… чтобы потом сказать тебе… — мучительное молчание. — Что они знают.

— Повторите, Шестая, — запросил пилот.

— Они знают тебя, Сенка.

— Вас не понял…

— Нет, ты понял меня, — настойчиво возразил голос. Заметно тише, словно собеседник обращался к кому-то другому, он добавил: — Я закончил, Бенедек.

— Кридд? — повысил тон лейтенант. — Капрал, что…

Его оборвал сдвоенный треск лазразрядов — выстрелы разделила доля секунды.

— Кридд? — позвал Казимир. — Бенедек?

Он переключил каналы, пытаясь достучаться до Кладовки, хотя и знал, что во время помрачения связь бесполезна. Осознав, что просто откладывает следующий шаг, Сенка нехотя перевёл «Часового» в неподвижную стойку. Пока ноги машины сгибались, опуская кабину, пилот натянул дыхательную маску.

«Они знают», — сказал Кридд.

Боясь передумать, лейтенант поспешно откинул фонарь. Внутрь тут же ворвался песчаный шквал, жаждущий загрязнять и обдирать всё подряд. Выбираясь наружу, Казимир подумал, что на базе наверняка наслушается крепких словечек от машиновидца Тарканте. До земли оставалось больше полутора метров, но Сенка знал порядок высадки лучше, чем свои пять пальцев.

«Зря я всё-таки вылез», — подумал всадник, сжимая зацепы на корпусе машины. Выпустив их, лейтенант ловко приземлился на согнутые ноги. В бункер, находившийся примерно в двадцати шагах от него, по-прежнему упиралось копьё света из прожектора «Часового». Казимир направился к аванпосту, словно бы излучавшему угрозу. Оказалось, что люк заперт, но у Сенки были при себе коды для всех застав. Он уже поднял руку, но вдруг замер, глядя на металлическую дверь, покрытую вмятинами и глубокими параллельными бороздами.

«Вали отсюда. Беги и не останавливайся».

Сражаясь с растущим страхом, лейтенант вбил код в панель доступа и поднял пистолет. Зашипела пневматическая система, разомкнулись запирающие сцепки, и люк распахнулся.

— Кридд! — рявкнул пилот, перекрикивая бурю. — Бенедек!

Изнутри донесся булькающий, мучительный стон.

«Они знают тебя».

— Ничего они не знают! — прошипел Сенка, заходя внутрь.

Дозорные распластались у противоположных стен тесного бункера. Капрал, во лбу которого зияла обугленная дыра, сжимал в руке разряженный лазпистолет. Ещё живой Бенедек с хрипом втягивал воздух, судорожно зажимая дымящуюся рану в горле. Всадник опустился на колени рядом с умирающим, и тот уставился на Казимира расширенными от ужаса глазами.

— Зачем? — спросил лейтенант. Больше ничего не приходило в голову.

— Тижерук, — просипел рядовой, выдавив три слога на последнем издыхании.

Сенка замер, пытаясь отогнать это древнее, гибельное слово.

«Тижерук»… Ночные Плетельщики…

По пятам за страхом явилась вина, и Казимир вновь оказался среди часовен Спирали, которые он сжигал до основания вместе с товарищами-пуританами. Эти рейды по всей Плите не были разрешены официально, но приказ совершить их, несомненно, пришёл откуда-то сверху. Вначале обходилось почти без насилия: сектанты с пустыми глазами просто стояли вокруг осквернённых знаком спирали храмов, переосвящаемых огнём. У четвертого святилища всё изменилось…

«Мы убили жреца, — взволнованно подумал лейтенант. — А что, если Спираль не была ересью? Неужели мы накликали Ночных Плетельщиков на свои головы?»

— Казимир, — прошептал чей-то голос. — Казимир Сенка…

Резко обернувшись, пилот заметил, как нечто огромное и темное выскальзывает из луча прожектора и пропадает в буре.

— Кто здесь? — заорал он, целясь из пистолета в тени за люком.

— Не бойся, Казимир, — ответил голос, ласковый и определённо женский.

«Почему я слышу её сквозь ураган?» — поразился Сенка, но осознание странности происходящего почему-то не сменилось ужасом. Напротив, его страх ослабевал — таял, словно лёд под палящим солнцем.

«Но здесь же нет ни солнца, ни света», — смутно удивился всадник

Затем Казимир осознал, что в дверном проходе кто-то стоит. Длинная ряса, что окутывала создание, как будто распускала лепестки вокруг его головы и скрывала лицо. В существе таилась загадка, и всё же лейтенант знал, что не должен бояться его — её. Решив опустить пистолет, Сенка обнаружил, что оружие уже в кобуре. Женщина сняла капюшон, и пилот увидел, что она даже прекраснее, чем образ, вставший перед ним при звуках её голоса.

— Моё имя — Ксифаули, — назвалась незнакомка, — и я знаю тебя, Казимир Сенка.

Лейтенант понял, что она впервые заговорила вслух.

Всякий раз, когда ярилась сажевая буря, — как нынешней ночью — Собиратель поднимался на высочайшую башню Кладовки и закрывался в комнате, запретной для всех, даже для проповедника, который возвысил его от ничтожного солдата до святого крестоносца.

Полк возвёл свою крепость вокруг космопорта, защитив тем самым наиболее важный объект на планете. Что более важно, её построили в соответствии с благословенными видениями Собирателя. Главным из его требований стало наличие высокой, ничем не украшенной башни. В округлой комнате у вершины башни не было ничего, кроме грёз самого крестоносца, ящичка с автоперьями, которыми он записывал содержание снов, и лестницы, ведущей на мансарду. Голые стены изначально покрывала белая краска, но эта безразличная пустота вскоре сдала позиции.

На протяжении месяцев великий труд Собирателя обретал форму, обвивая помещение чёрной паутиной неразборчиво-бредовых фраз. В её диковинные сплетения попадались бесчисленные символы: ангелы и орлы, звёзды и черепа, шестерни и освящённые клинки — и множество безымянных явлений, жаждавших обрести бытие.

Корпя над грандиозным узором, сновидец менял одно автоперо за другим, яростно пытаясь облечь свои грёзы в чернильные кружева реальности до того, как они ускользнут в ничто, и старался сохранить их смысл, хотя пока ещё не мог расшифровать его. Порой, когда чернила заканчивались, Собиратель вонзал острый кончик стила в запястье и выводил вязь кровью. В такие часы крестоносец трудился с ещё большим жаром, но ощущал, как в его сердце с воплем пробуждается леденящая ярость: он словно бы раскалывал цепи, что связывали губительную правду. Тогда бывший рядовой понимал, что может узреть — по-настоящему узреть — замысел Бога-Императора, но всегда отступал, страшась, что откровение ослепит его.

— Я не готов, — вновь поклялся сновидец, отбросил перо и опустошённо упал на колени — в нём не осталось ничего, кроме благоговения. Собиратель знал, что на самом деле письмена не принадлежали ему. Он был просто орудием Бога-Императора, бродячей душой на службе величайшей из сил. Эта истина одновременно принижала и возвышала крестоносца.

Чуть позже он осознал, что сажевая буря закончилась, и через потолочное окно сочатся лучики серого света. Пришло время вернуться к убогим реалиям войны за душу Искупления.

— Ложь крепка лишь настолько, насколько крепок последний человек, принявший её, — сказал сновидец божественному клубку на стенах.

После этого полковник Кангре Таласка, командир Восьмого полка Чёрных Флагов Вассаго и Собиратель Веры, встал на ноги и спустился из башни к своим бойцам.

Глава третья

Крест не узнал человека, представшего ему в зеркале. Он казался таким же чужим, как и имя, принятое фантомом на борту «Железной Каллиопы». Под сбритой бородой и волосами, собранными в хвостик на затылке, обнаружилось вытянутое, педантичное лицо, скорее принадлежащее ученому книжнику, нежели солдату. Призрак вспомнил, что когда-то носил очки, любовно храня приобретенную в юности близорукость. В зрелые годы преподаватели академии требовали от него исправить зрение, но дух отказывался. Какая нелепая претенциозность для офицера Астра Милитарум…

— Ты даже в мир смерти отправился, нацепив очки, — высмеял он незнакомца, который, разумеется, тут же передразнил Креста в ответ. — Дураком ты был, Эмброуз.

Глаза ему вылечили на Тетрактисе, и, по иронии судьбы, всего лишь через пару недель фантом лишился одного из них, попав в засаду. Тот, что уцелел, по-прежнему видел острее, чем два близоруких вместе, но не замечал ничего важного. Крест понял это лишь после того, как сдружился с Арикен.

— Теперь не забывай, — предупредил он двойника.

Надев чёрное кепи, полученное от проповедника Лазаро, Эмброуз вышел из кельи, которую выделили ему в церковной обители. Помещение не охраняли, но Креста это почти не удивило. Куда бы он сбежал, в конце концов?

«Кораблей больше не будет, — сказал ему прошлой ночью комиссар Клавель, когда гвардейцы уходили из ангара. — Мы одни встретим то, что надвигается на нас».

Политофицер говорил тихо, так тихо, что даже проповедник не расслышал его слов. Крест не желал секретничать с этим белоглазым убийцей, но ощутил, что Клавель не лжёт. Значит, единственный способ спастись от этого, чем бы оно ни было — пройти путь до конца. Эмброуз принял свою судьбу в тот час, когда украл паломническую рясу и сел на челнок до Искупления.

«Искупление… Всё дело в этом чёртовом имени, — подумал Крест. — Я не мог доверить твою жизнь такой планете, Арикен. В её названии мне всегда виделась ловушка».

Шандор ждал его в алтарной части храма. Как и остальное здание, сопрестолие было собрано из модульных панелей, но жрец украсил его символикой Имперского Кредо: молитвословами, дешёвыми гобеленами и массово производимыми иконами, замаскированными под реликвии. Бывший капитан не ожидал увидеть столь убогие безделушки в церкви мира-святыни.

— Так-то лучше, — заметил Лазаро, взглянув на бритое лицо и чёрный мундир Креста. — Теперь ты похож на солдата.

— Где мои друзья? — спросил Эмброуз. Когда офицеры уводили его из ангара, сгрудившихся вместе паломников по-прежнему держали внутри.

— Я же говорил, с ними всё будет в порядке. Может, мы и кажемся жестокими, но мы — полк Астра Милитарум, а не банда пиратов или отступников, мистер Крест, — Шандор не повышал голос, явно опасаясь очередного приступа кашля. — Скажи, какое тебе дело до них? Ни на секунду не поверю, что ты из этой паствы.

Эмброуз замешкался, понимая, что у него нет ответа — даже для себя самого.

— Они приличные люди, — произнес Крест.

— Невинные, — подтвердил Лазаро, — беспутные души, заплутавшие в диком краю! — в голосе священника послышался хрип, и он продолжил уже тише. — Невинность ничего не доказывает, но отвага… о, это совсем другое дело.

Шандор пристально изучил собеседника.

— Ты рисковал жизнью ради толпы глупцов. Или у тебя сердце героя, или ты тоже глупец, Крест. Кто-то из этих двоих да пригодится Чёрным Флагам.

Подняв тяжелый, зазубренный клинок, который лежал возле алтаря, жрец повесил оружие себе за спину.

— Идём, пора тебе увидеть Кладовку!

Гвардейцы вышли наружу, в пыльную зарю. Снаружи храм оказался всего лишь очередной блочной постройкой в скоплении грубых, покрытых сажей зданий, что прятались за стенами крепости. Выделялся он только вырезанной на дверях эмблемой Адептус Министорум, стилизованной колонной с черепом в шипастом ореоле ближе к вершине.

— Удивляешься, почему у нас такой скромный молельный дом? — спросил Лазаро, заметив выражение лица Креста.

— Я думал, что Искупление — мир-святыня, — признался тот.

— Да, и уникальный, но здесь, на Плите, храмов нет. Святилища находятся за великой бездной, они вырублены в горах, что окружают мезу наподобие зубцов короны.

Помолчав, священник сердито добавил:

— А горы нам не принадлежат.

Сощурившись, Крест попытался разглядеть что-нибудь за окружными стенами форта, но свинцово-серый воздух становился непроницаемым уже на расстоянии в пару сотен шагов.

— Позже небо прояснится? — спросил он.

Проповедник фыркнул.

— Буря унесла большую часть взвеси, но ярче, чем сейчас, на Искуплении не бывает. И даже такой денёк долго не продержится.

Пока гвардейцы пробирались через лагерь, Крест почти машинально изучал его с военной точки зрения. Небрежная планировка казарм, хозяйственных построек и складских помещений не соответствовала стандартам его прежнего полка, однако внешняя стена, сложенная из прочных блоков скалобетона, имела больше шести метров в высоту. На равных расстояниях друг от друга её укрепляли наблюдательные вышки, где несли дозор Чёрные Флаги в усеянных заклёпками бронежилетах, окрашенных «под металл». Часовые на парапете были снаряжены лазганами, однако на башенках призрак заметил и более тяжёлое оружие. Все солдаты выглядели угрюмо и настороженно, как будто не могли выбрать между скукой и нервозностью.

«Бойцы не понимают, зачем они здесь», — определил Крест, разглядывая их осунувшиеся лица. Для профессиональных солдат почти не было худшей неприятности.

Из форта вели только одни ворота, с двумя тяжёлыми цельнометаллическими створками.

— Железо? — уточнил бывший капитан.

— Сталь, — поправил Лазаро.

— Техники у вас немного, — отважился заявить Крест, изучая уродливую «Адскую гончую», которая стояла носом к воротам. Раскуроченный корпус БОМ залатали явно некачественно. Кроме неё, Эмброуз увидел несколько легких бронетранспортёров, горстку шагоходов «Часовой» и припаркованную возле ремонтной мастерской БМП «Таврокс» с характерно угловатыми очертаниями корпуса, но ничего более.

— Нам жутко досталось в прошлой кампании, — признал Шандор, когда гвардейцы направились дальше. — В том замерзшем, опоганенном ксеносами аду под названием Облазть. — Он почти выплюнул имя. — Самые тяжелые потери пришлись на бронетехнику.

— А как с пехотой?

— Выжили чуть меньше тысячи бойцов. Этого хватит.

— Для защиты планеты?

— Для спасения Кольца Коронатус, — ответил проповедник. — Кольцо и есть планета.

— Мне всё ещё неясно, какое у вас тут задание.

«Или зачем ты устроил мне экскурсию», — беспокойно подумал Крест.

— Нам приказали закрепиться на Плите и оборонять её.

— От кого?

— От врага… что не выходит из тени, — лицо Шандора блестело от пота, дышал он с трудом. Священник не сбавлял шаг, но прогулка, очевидно, утомляла его. — Мы прибыли почти семь месяцев назад, но…

— Эта прошлая кампания… — осторожно начал Эмброуз. — Она не завершилась победой, так?

— Нас предали, — помрачнел Лазаро. — Другой полк Чёрных Флагов.

«Значит, вас просто определили на гарнизонную службу, — понял бывший капитан. — Вы слишком горды, чтобы признать это, но здесь нет никакой войны».

— Я предлагаю вам выбор, — произнесла женщина с лицом-черепом, всё же нарушив зловещую тишину, которая царила в ангаре с момента её появления.

«Прошли минуты или часы? — безразлично подумала Арикен. — Сколько нас уже держат в этом убогом месте?»

Она уже ни в чём не была уверена. Медике как раз ухаживала за Офель, когда паломники внезапно замерли, а остекленевшие глаза подруги вдруг расширились.

— Говорила же, что мы умерли, — прошептала девушка, глядя куда-то над плечом Арикен.

Обернувшись, медике тут же поняла, в чём дело. Пока она сидела спиной к входу, в ангар вошло недоброе создание, напоминающее ходячий костяк. Сначала Арикен показалось, что перед ней воплощение самого Жнеца, но вместо смерти гостья принесла лишь молчание — стоя неподвижно, она изучала перепуганную толпу. Даже охранники застыли, словно не желая привлекать к себе безглазый взор существа. Лишь собрав всю отвагу в кулак, медике сумела проникнуть под завесу обмана и разглядеть в пришелице женщину из плоти и крови, облачённую в полночно-чёрный доспех. Её броню покрывали изображения грудной клетки и костей рук и ног, нанесённые белой глянцевой краской. Бледный череп, вытатуированный на тёмной коже лица, довершал иллюзию цельного скелета.

— Ваш выбор несложен, — продолжила гостья с необычным гортанным акцентом. — Служите под Чёрным Флагом… — Она улыбнулась, словно какой-то понятной лишь ей шутке. — Или уходите.

Арикен ждала, что их пастырь примет брошенный вызов, — поскольку это, несомненно, был вызов — но Бхарло даже не шевельнулся. Медике подозревала, что наставник так и не открывал глаз после того, как солдат ударил его.

«Он сломлен, — печально решила Арикен, — и здесь уже нет Креста, который выступил бы за нас».

«Это не игра, девочка», — словно бы укорил её потерянный друг, когда медике поднялась на ноги. Ни одно движение в жизни не давалось ей тяжелее.

Цитадель полка целиком поглотила космопорт. Увидев, как бойцы тренируются в рукопашном бою рядом с взлётными площадками, Крест предположил, что открытые участки комплекса также используются Чёрными Флагами в качестве плаца. На одной из платформ стоял корабль, большой и тупоносый. Эмброуз украдкой изучил его, стараясь не выдать интереса к летающей машине. Она напоминала транспортный челнок, скорее всего, грузовой, но бывший капитан решил, что в трюме можно перевозить и пассажиров. Ас из Креста был невеликий, но он выучил основы пилотирования во время воздушных рейдов на Тетрактисе.

«До орбиты я доберусь, — прикинул Эмброуз, — но не дальше. Это просто планетарный челнок, в космосе нам понадобится что-то более серьёзное…»

Но проблемы нужно решать по мере поступления. Впрочем, корабль почти наверняка станет кусочком головоломки, из которой сложится план бегства.

Заметив на посадочном поле ещё кое-что, Крест насупился.

— Лазаро, ты загнал нас в лабиринт, словно крыс, — произнёс он.

Проповедник вздохнул, глядя на путеводный канат, вдоль которого паломники следовали сквозь ночную бурю. Он тянулся вовсе не напрямую, а извивался туда-сюда по взлётной площадке, что удлиняло дорогу почти втрое.

— Это была идея капитана Омазет, — сказал Шандор. — Своего рода испытание.

— Из-за его идиотизма чуть не погибли люди!

— Её. Адеола Омазет, командир третьей роты. Она весьма… своеобразный офицер. — Лазаро явно было не по себе. — Надзирает за новобранцами.

Крест ухватил его за руку.

— Мне нужно увидеть моих друзей.

— Я же сказал тебе…

— Ты только что сказал мне, что их жизни в руках садистки!

— Их жизни в руках полковника, — сверкнул глазами проповедник. — Как и твоя.

Гвардейцы неотрывно смотрели друг на друга. Наконец, Эмброуз вздохнул, устав от этой игры.

— Чего тебе от меня надо? — спросил он.

Ярость Шандора угасла так же быстро, как и вспыхнула. Без неё жрец казался почти хрупким.

— У Чёрных Флагов много отличных бойцов, Крест, но острых умов… — Лазаро покачал головой. — Мы потеряли на Облазти наших лучших офицеров.

— Ты хочешь, чтобы я служил у вас? — с явным недоверием уточнил Эмброуз. — Я, посторонний?

— Крест, ты верующий человек?

— Я не еретик.

— Вопрос был в ином, — Шандор с укором поднял руку. — Ты веришь, что оказался здесь просто по совпадению? Нечаянно встал на тот же путь, что и эти слепые глупцы, случайно связался с ними узами преданности?

Проповедник ухмыльнулся, к нему вернулась толика прежней свирепости.

— Я не верю в совпадения, Крест. Идём, мы и так заставили полковника ждать!

— Ты медике, — сказала череполикая женщина. Это не было вопросом, но Арикен знала, что незнакомка ждёт ответа.

— Я… — у девушки пересохло в горле, и она сглотнула слюну.

Слабость, охватившая Арикен, выводила её из себя, заставляла дерзко противостоять жуткой гостье. Вблизи медике видела, что пустые глазницы женщины — просто обман, фокус с тёмными линзами. Весь её облик был создан, чтобы пробуждать в людях ужас, но в нём не имелось ничего настоящего.

— Я знаю достаточно, чтобы сказать вам: мои спутники измождены, — начала девушка. — Мы не хотим записываться в вашу армию, но нам нужна помощь — вода, пища, лекарства.

— Такой вариант я не предлагаю.

— Значит, вы ничего не предлагаете! — рявкнула Арикен, которую подпитывал гнев, растущий внутри неё с начала мытарств на Искуплении. — Вы просто играете с нами.

— Мы заботимся о своих людях, — незнакомка не обратила внимания на её вспышку. — Те, кто встанут под Чёрный Флаг, получат всё необходимое.

— Значит, мы попытаем счастья в одиночку.

Повернувшись спиной к ненавистному созданию, медике увидела, что остальные паломники смотрят на неё широко раскрытыми глазами.

«Они не пойдут за мной, — осознала она. — Никто из них».

— Я предложу тебе третий вариант, Арикен, — прошептала женщина.

Опорный пункт форта представлял собой восьмиугольное здание, укрепленное железными бронелистами по окружности центральной башни, что придавало бастиону вид громадного нелепого танка. Из него выступал барбакан с орудийной площадкой над двойными дверями, но внимание Креста привлекла пара существ, стоявших перед входом.

«Недолюди, — с тревогой подумал он. — Разрешённые мутанты».

Охранники, увитые мышцами великаны, обладали глубоко посаженными глазами и выступающими челюстями, по виду способными разгрызать камни. Их мускулистые туловища прикрывали белые доспехи, а головы — шлемы без забрал, с чёрными плюмажами. Оба создания имели при себе щиты, похожие на плиты, и увесистые булавы, но, при всей внешней дикости, они обладали степенностью, удивившей призрака. Стражи уверенно стояли навытяжку, а выражения их лиц, скорее суровых, чем тупых, казались почти благородными.

— Безмолвные Паладины, — гордо сообщил Шандор. — Элитные телохранители полковника.

Священник осенил себя аквилой, и недолюди в ответ ударили булавами о щиты.

— Они дали обет молчания, чтобы не оскорблять своей грубой речью Бога-Императора, — чуть ли не излучая благоговение, объяснил проповедник. — Происходят они с Ктолла, глубочайшего из Затонувших Миров Вассаго. Это проклятая, неразвитая планета, но её жители — непоколебимые хранители веры.

Створки дверей барбакана разъехались в стороны, пропуская молодого солдата. Вместо бронежилета он носил поверх полевой формы кожаную безрукавку с железной отделкой.

— Акула Сенка, — поприветствовал его Лазаро, но парень лишь безучастно взглянул на жреца. — Лейтенант, ты в порядке?

— Виноват, проповедник, — тут же пришёл в себя Сенка. — Я только что докладывал полковнику. Вчерашний патруль… скверно закончился.

Офицер неуверенно взглянул на Креста.

— Кридд и Бенедек… убили друг друга. Слышал по воксу, как они ругались. Играли в кости и поссорились, — он покачал головой. — Простите, мне нужно заняться «Часовым».

— Трон их раздери! — выругался Шандор, когда молодой лейтенант поспешил прочь. — Мы уже столько бойцов из-за такой тупости потеряли!

Эмброуз не слушал его. Что-то в истории Сенки обеспокоило бывшего капитана.

«Нет, дело не в истории, — понял Крест. — Дело в его глазах».

В отрешённом взгляде лейтенанта не было ужаса. При всей своей измождённости, Сенка выглядел почти счастливым.

— Солдаты согласились проводить паству к нашим друзьям в Спиральной Заре, — сообщила Арикен паломникам и подняла руку, обрывая их разрозненные крики радости. — Взамен капитан Омазет потребовала, чтобы некоторые из нас остались здесь. Ей нужны добровольцы.

Медике запнулась, ощутив спиной взгляд череполикой женщины.

— Сотня добровольцев.

«Мне жаль, — подумала девушка, — но лучшего я добиться не сумела».

— Я согласилась остаться, — продолжила Арикен, — но меня одной не хватит.

Офель попробовала встать, но ей не хватило сил. Медике подавила прилив сочувствия: даже если подруга и сможет подняться, ей долго не протянуть среди этих чудовищ в чёрных мундирах. Единственный шанс для неё — добраться до Спиральной Зари.

— Капитан не примет больных, — строго добавила Арикен, — но, если мы не наберём сотню, то будем предоставлены сами себе.

«Она сказала, что я не соберу достаточно людей, — девушка оглядела море бледных лиц. — Пожалуйста, разочаруйте эту сучку».

Первым встал Коннант. Отставной боец СПО, он был старше и крепче остальных. За ним поднялась Хайке, деловая и решительная бригадирша с мануфакторума, потом сдержанный и скучный Жерем, писец Администратума, который за всё путешествие не произнёс почти ни слова, затем Джей, слишком молодой, чтобы иметь профессию… Так и продолжалось, пока из толпы не вышло около тридцати человек. Намного меньше объявленной квоты.

Арикен машинально взглянула на Бхарло. К удивлению медике, пастырь встретил её взгляд, мрачно кивнул и выпрямился. Как и всегда, люди последовали за наставником, и число добровольцев выросло до сорока, затем шестидесяти, а после девушка потеряла счёт. Когда поток «рекрутов» иссяк, перед ней стояло заметно больше сотни паломников.

— Забирайте вашу кровавую оплату, — с ожесточённой гордостью сказала Арикен капитану.

— Я возьму только сто человек, — ответила Омазет. — Только самых достойных.

— Оставь нас, друг мой, — велел полковник.

Склонив голову, Лазаро вышел из комнаты для совещаний. Эмброуз остался наедине с командиром полка.

— Меня зовут Кангре Таласка, — произнёс офицер, ходивший по залу, — а тебя — Крест.

Полковник носил траурно-чёрную шинель с вплетёнными в ткань серебряными чешуйками, что сверкали в такт его шагам. На гладкой оливковой коже Таласки не имелось пятен и шрамов, но она туго обтягивала бритый череп, словно на свежем трупе. Офицеру вполне могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет.

— Крест, — задумчиво повторил Кангре. — Это твое настоящее имя?

Он говорил беспечно, почти мимоходом, но Эмброуз не сомневался: в высоком худощавом человеке, что бродил по комнате, не было ничего беспечного.

— Нет, — ответил бывший капитан, — не настоящее.

— Имена, данные при рождении, не важны, — одобрил командир. — Значение имеют лишь те, которые мы выбираем сами.

— А ты — действительно Кангре Таласка?

Остановившись, полковник оглянулся через плечо. Он улыбался, но это почему-то лишь подчеркивало серебряную холодность его взгляда. Глаза офицера представляли собой изящные аугментические имплантаты, куда более совершенные, чем органы зрения, грубо пересаженные Кресту.

— Если я не Кангре Таласка, то кто же я?

— Ты — полковник, — рискнул предположить Эмброуз. — Твой долг перед бойцами определяет твою личность.

Улыбка командира расширилась, но глаза остались холодными.

— Хороший ответ, — сказал Таласка, — но мой долг гораздо значительнее. Я — Собиратель Веры и верных, и я не по совпадению оказался на Искуплении. Понимаешь меня?

«Не по совпадению», — Крест услышал в этом отголосок доводов Лазаро. Нет, не просто отголосок. Кем бы ни был полковник, — или кем бы ни считал себя — таковым его сделал проповедник.

— Я спросил, понимаешь ли ты? — надавил Кангре.

— Я готов учиться.

Таласка зашагал к нему с грациозностью хищника.

— Комиссар Клавель сказал, что когда-то ты был офицером. Теперь ты дезертир?

Крест помедлил — его собеседника как будто распирал изнутри туго скрученный клубок жестокости.

— Не знаю, — покаялся Эмброуз, чувствуя, что устал до глубины души. — Я был ранен. Болен…

Повинуясь необъяснимому чутью, бывший капитан снял перчатку и поднял левую руку. Он подавил дрожь, заметив отражение омертвелой клешни в глазах полковника.

— Думал, что умру там, но, похоже… совпадений не бывает, Собиратель.

«Если я ошибся в нём — мне конец».

— Кажется, ты выбрал себе правильное имя, — наконец решил Таласка. Резко повернувшись, он вновь заходил по комнате. — Скажи, что думаешь о нашей бронетехнике?

Проверка только началась, но Крест чувствовал, что преодолел важнейший барьер.

После того, как капитан Омазет указала на подходящих рекрутов, они собрались у ворот, чтобы попрощаться с собратьями. Верная данному слову, женщина подготовила колонну легкобронированных машин, — она назвала их «Химерами» — в которых паломников должны были отправить на Шпиль Каритас и передать там Спиральной Заре.

— Я хочу остаться, Ари, — прохрипела Офель, цепляясь за руки медике. Девушка пылала от жара, воспалённые глаза слезились. Она настолько ослабла, что товарищам пришлось на руках поднять её в бронетранспортёр.

— Скоро ты будешь в безопасности, — пообещала Арикен, осторожно освободилась из хватки подруги и отошла. — В Шпилях за тобой приглядят, Офель.

— Нет… нет… так неправильно… Подожди…

Люк «Химеры» захлопнулся, обрубив нить лихорадочного взгляда девушки.

— Всё будет хорошо, — прошептала медике вслед удаляющейся машине.

— Мне жаль, Арикен, — сказал Бхарло, стоявший у её плеча. Лицо наставника словно бы сжалось, как и он сам.

— Ты ничего не мог сделать, пастырь.

— Наверное, но кому нужен незрячий поводырь?

— Так что сказала тебе капитан? — спросила медике.

Выбрав свою десятину, Омазет отозвала Бхарло в сторону и о чём-то тихо переговорила с ним.

— Она разглядела человека, которым я был, и посоветовала мне вновь отыскать его.

— Этот человек — не тот, кто нужен тебе сейчас.

— Возможно, — пастырь сверкнул привычной грустной улыбкой. Затем он отвернулся и забрался в последний БТР. — Удачи, друг мой.

«Почему капитан не взяла его? — удивлялась Арикен, глядя на отбывающий конвой. — Если кто из нас и умеет драться, так это Бхарло».

Исповедник Лазаро ждал за дверью комнаты для совещаний, пока Крест и Таласка наконец не завершили разговор. Втроём гвардейцы отправились в скромную офицерскую столовую, где к ним присоединились комиссар и другие высокие чины полка.

— К сожалению, капитан Омазет не появится, — сказал Клавель. — Прислала сообщение, что будет занята с новобранцами.

Полковник коротко кивнул. Эмброуз почувствовал, что отсутствие Омазет не стало для остальных неожиданностью.

— Капитан Ведьма думает, что слишком хороша для компании тронобоязненных солдат, — заметил один из офицеров. Аккуратно подстриженные волосы с проседью и эспаньолка обрамляли его ястребиное лицо, словно бы заостряя хищные черты.

— Она всех людей одинаково ненавидит, товарищ, — отозвался другой гвардеец и сердито оскалился. В спутанной чёрной бороде мелькнули зубы с железными коронками. На вытянутой, словно пуля, бритой голове офицера сражались за территорию железные кольца и татуировки. Он возвышался над сослуживцами, и его громадному телу было тесно в отороченной мехом шинели.

— Майор Шаваль Казан, пехотный командир, — представил великана Шандор, затем кивнул в сторону седеющего офицера: — И майор Маркел Ростик, командир моторизованных соединений.

— Квезада, — назвался третий гвардеец, когда священник повернулся к нему. — Капитан Висельников.

— Ветеранский взвод полка, — пояснил Лазаро. — Чрезвычайно исключительные бойцы.

— По милости Императора, — согласился Квезада.

Он был старше остальных и носил простой мундир, на котором выделялся лишь алый кушак. Белые, как снег, волосы офицер зачесывал назад и собирал в высокий чуб на макушке, открывая морщинистое лицо. Если Ростик и Казан пристально изучали незнакомца, Квезада просто наблюдал за ним.

— Капитан Крест будет служить в отделе тылового обеспечения, — сообщил комиссар Клавель. — Предполагаю, господа, что вы окажете ему всяческую поддержку.

— Он принёс клятву? — требовательно спросил Маркел.

— Да, сэр, — Эмброуз поднял правую руку, показывая символ, который полковник Таласка нанёс ему на ладонь иглой и чернилами. — Я встаю с вами под Чёрным Флагом.

«Таков обычай Вассаго, Крест, — сказал ему командир. — Полки Чёрных Флагов собирают с пяти Затонувших Миров, — Верзанта, Леты, Шилара, Кантико и Ктолла — но мы всегда вливаем себе свежую кровь со стороны. Находим выживших бойцов разбитых армий, воинов без надежды и цели, порой даже отступников, что ищут второй шанс. Все они перерождаются под Чёрным Флагом Вассаго».

— Странная метка, — Ростик хмуро смотрел на татуировку Креста, стилизованную восьмерку с недремлющим глазом в центре.

— Но верная для этого человека, — рассудил Квезада.

Повинуясь жесту полковника, офицеры сели. Эмброуз ждал, что они начнутся интересоваться его прошлым, но гвардейцы обедали почти в полном молчании, словно вопросы нарушили бы какой-то неписаный кодекс поведения.

«Возможно, им достаточно метки», — решил Крест.

Угощение Таласки оказалось таким же непритязательным, как и сам офицер. В меню входила вода и стандартные пайки, выложенные на жестяные тарелки, но никто из гвардейцев не жаловался, и уважение Эмброуза к Чёрным Флагам несколько возросло. Восьмой полк, возможно, был странноватым, однако его командиры не пользовались привилегиями своих званий — по крайней мере, в присутствии полковника.

«И над всеми ними висит тень, — ощутил Крест. — Облазть нанесла Чёрным Флагам тяжёлую рану, быть может, даже смертельную. — Охваченный приступом стыда, Эмброуз вспомнил свой прежний полк. — Неужели от него остался только я?»

Три офицера отбыли вскоре после трапезы, и Крест вдруг осознал, что полковник за всё это время не произнёс ни слова. Даже после их ухода Кангре не прервал мрачных раздумий. Капитан посмотрел на Лазаро и Клавеля, но и тот, и другой прятали глаза.

— Что думаешь о них, Крест? — неожиданно спросил Таласка.

— Ростик не так смышлён, как считает сам, — ответил Эмброуз, которому показалось, что это очередная проверка, — но Казан сообразительнее, чем пытается представить. Квезада… Ничего не могу сказать о Квезаде.

— Я никому из них не доверяю, — объявил полковник. — Я вообще никому не доверяю, кроме людей в этой комнате и моих Безмолвных Паладинов.

«Зреет мятеж?» — подумал Крест. Такое нередко случалось в деморализованных полках, особенно если солдаты утрачивали веру в командующего офицера.

— Завтра я встречаюсь с круговым магусом Спиральной Зари, — сменил тему Кангре. — Он наверняка опротестует задержание паломников.

— Не могу сказать, что удивлен. Вы применили силу к верующим из секты Имперского Кредо, — заметил Эмброуз.

— Ты будешь присутствовать, — сказал ему Таласка, — и наблюдать.

Полковник взглянул на своих советников, и все трое безмолвно с чем-то согласились.

— Но сначала, — добавил Кангре, — ты должен кое-что увидеть.

Уже стемнело, когда офицеры покинули опорный пункт. В полной тишине Таласка провел небольшой отряд через лагерь. Они подошли к лазарету, и Крест услышал изнутри приглушённый кашель, но полковник свернул вбок, к небольшой пристройке. Возле массивной двери стоял один из Безмолвных Паладинов.

— Держи, пригодится, — Шандор протянул Эмброузу дыхательную маску. — На Искуплении их выдают всем, для защиты при помрачениях, но и сейчас без неё не обойтись.

Остальные уже надевали респираторы, и Крест быстро последовал их примеру, путаясь в незнакомом снаряжении.

— Трон, избави нас от мрака, — пробормотал Лазаро, входя в пристройку.

Эмброуз оступился на пороге — даже сквозь маску его накрыло жуткое зловоние в замкнутом пространстве.

— Тело я забрал из хранилища сегодня утром, — Клавель показал на прикрытую брезентом каталку в дальнем конце помещения. — Оно почти трехмесячной давности, но, как мне кажется, подойдёт.

«Подойдёт для чего?» — подумал Крест, подходя вместе со всеми к каталке.

— Покажи ему, — приказал Таласка.

Комиссар постепенно стянул брезент, стараясь не повредить разлагающийся труп под ним. Кое-где гнилая плоть пристала к ткани, и её приходилось осторожно отлеплять, но Клавеля как будто не воротило от столь омерзительного занятия.

— Его нашли на уступе сразу за Ободом, — произнёс комиссар, полностью раскрыв обнажённое тело. — Сломал себе шею. Вероятно, свалился во время помрачения.

Борясь с отвращением, Эмброуз заставлял себя разглядывать мёртвое существо. По размеру и очертаниям оно в целом напоминало рослого человека, но его облик искажали витки жилистых мышц над суставами и возле шеи. Левая нога была совершенно обычной, но правая заканчивалась зазубренным когтём, сгибавшимся назад. Левая рука также казалась нормальной, однако правую ниже локтя покрывал мерцающий голубой хитин, а на месте кисти присутствовала раздутая клешня с грозными костистыми шипами на кончиках чётырех пальцев. Третья рука была ещё хуже. Сражаясь за место с левой, она разрослась в зазубренные крюки, похожие на ножницы и, судя по виду, способные разрывать броню.

Но настоящее омерзение у Креста вызвало лицо чудовища.

Ярко-синие глаза, нетронутые разложением, смотрели из гнили запавших глазниц. Они казались человеческими, но их разделял костистый гребень, идущий от макушки вытянутого черепа до переносицы плоского звериного рыла. Нижняя часть морды представляла собой запутанное скопление щупалец, оканчивавшихся шипами. Отростки покачивались над краем каталки, сочась чёрным ихором.

— Мы нашли его лишь по милости Императора, — тяжёлым от ненависти голосом сказал проповедник. Вынув что-то из кисета на поясе, он протянул вещицу Эмброузу. — Тварь носила это.

Взяв точёный обсидиановый брелок на шнурке из сухожилий, Крест увидел на нём зазубренную спираль — грубый вариант эмблемы хостакских паломников.

— Вы доложили о находке? — спросил Эмброуз, думая об Арикен.

— Да, следуя стандартному протоколу, — подтвердил Клавель. — Ответа не получили. Как я уже говорил, с тёх пор минуло почти три месяца.

Помолчав, комиссар взглянул на Таласку, и тот кивнул.

— Есть ещё кое-что, — продолжил политофицер. — Сегодня один из пилотов «Часовых» явился ко мне с докладом…

— Сенка? — перебил Шандор. — О придурках, что убили друг друга из-за партии в кости?

— Это я велел ему придерживаться данной версии, — ответил Клавель. — Верно, дозорные убили друг друга, но не из-за азартной игры. Мы считаем, что на них… повлияли. Перед смертью гвардейцы написали на стене собственной кровью одно слово. Нам кажется, что это предупреждение… или, быть может, вызов.

— Тижерук, — произнёс Таласка, блеснув серебряными глазами под маской.

— Не понимаю… — выговорил Крест. Слово вонзилось в его разум, словно шип, и головокружение вернулось с новой силой. Эмброуз машинально отступил от порченого трупа.

— Капитан, это имя относится к самой тёмной эпохе Затонувших Миров, — прохрипел Лазаро. — Той, что предшествовала появлению Империума и нашему спасению. Оно означает «Ночные Плетельщики», «Похитители душ»… демоны.

Глава четвертая

Казимир Сенка терпеть не мог Надежду. Единственный город планеты, казавшийся пятном промышленных отходов на Плите, уныло умирал, но ещё не скончался. Снаружи он напоминал убогий лабиринт узких проходов и покосившихся домов, в котором быстро заблудился бы невнимательный чужак. В первые дни оккупации, до того, как командование полка закрутило гайки, несколько гвардейцев пропали на запутанных улочках поселения.

«Блайра так и не нашли», — вспомнил лейтенант, подъезжая к городу на монорельсе. Через грязные окна вагона Надежда казалась неправильно собранной головоломкой, которую переделывали вновь и вновь, но каждый раз получали всё более запутанный узор. В таких городках не стоило появляться после заката, но Казимир дал слово жрице Спирали.

«И мне нужно увидеть её снова», — признался себе Сенка.

Древний поезд, скрипя и содрогаясь, скользил по ржавому рельсу. Железную дорогу изначально построили для доставки прометия в космопорт с южного края столовой горы, но последнее время по ней также перевозили припасы в Кладовку. Обратными рейсами отправлялись в увольнительную солдаты, которых ждала Зелёная Зона — единственный район Надежды, одобренный для «отдыха и развлечений бойцов».

За окном пронеслась чёрная волна очистительных заводов и складских хранилищ: состав прибыл в окрестности города. Казимир угрюмо представил себе толпы людей-муравьёв, что трудились на фабриках, словно бы не замечая перемен. Спад в прометиевой индустрии Плиты начался задолго до прибытия Чёрных Флагов, но установленная ими блокада космопорта окончательно задушила торговлю. Тем не менее, каждую неделю жители Искупления выгружали за стенами Кладовки новую гору бочек с топливом, словно у них не было другой цели в жизни.

«Скорее всего, примерно так и есть», — решил Сенка.

Для уроженца Леты, самого организованного из Затонувших Миров, подобная вялость духа была немыслима. До недавних пор Казимир испытывал лишь презрение к здешним работягам с их бесцельными жизнями. Возможно, поэтому он с такой охотой уничтожал их жалкие, помеченные спиралью храмы. Лейтенант не вникал в суть своих действий, даже после осквернения четвёртой часовни, которое пробудило в нём чувство вины.

«Я никогда по-настоящему не вникал в суть чего-либо, — подумал офицер, — пока она не открыла мне глаза».

— Просыпайся, Акула, — чей-то голос пробудил Сенку от раздумий. На него смотрел дюжий гвардеец с неописуемо косыми глазами и в шинели с сержантскими лычками. — Мы в Зелёнке.

Всадник осознал, что состав уже втянулся на вокзал одобренного района. Другие пассажиры — группа солдат в увольнительной — направлялись к дверям. Как и большинство рядовых Восьмого, они были шиларцами, грубыми и прагматичными людьми, больше любившими напиваться, чем соблюдать устав.

— Иди, развлекайся, — просто ответил Казимир. Он не собирался выдумывать легенду для прикрытия и расстилаться перед этим громилой, который, наверное, через час накачается до потери сознания.

Шиларец несколько секунд изучал лейтенанта взглядом, совершенно нечитаемым из-за косоглазия. Затем, незаметно для сослуживцев шевеля пальцами левой руки, он нарисовал в воздухе некий знак. Прежде чем Сенка успел остановить сержанта, тот вышел из вагона на платформу вслед за товарищами.

Здоровяк изобразил спираль.

«Ты не первый из солдат, кто принял Развёртывание, — говорила ему жрица. — Истина — действенное оружие, Казимир».

Пока монорельс вёз лейтенанта в глубину лабиринта Надежды, опустилась ночь. Сенка знал, что от темноты никуда не деться, пока следующая буря не очистит воздух. Хотя железную дорогу освещали фонари, полумрак города казался более гнетущим, чем тьма на столовой горе.

Более голодным…

Через две станции в вагон шаркающей походкой заползли несколько работяг. Их исхудалые, отсутствующие лица были такими же серыми, как и спецодежда. Безвольно опустившись на скамейки, пассажиры молча уставились в пустоту. Похоже, они или слишком устали для дружеской болтовни, или забыли, что это такое. Никто из них не обращал внимания на постороннего человека. Самому Казимиру соседи по вагону в мелькающем свете фонарей показались трупами на последнем переходе к Чёрной Впадине, которая принимала всех в конце бытия.

«Если Она заберёт искупленцев сейчас, они расстроятся, что умерли? Хотя бы заметят это?» — спросил себя лейтенант.

Повинуясь какому-то чутью, он обернулся и увидел ещё двоих работяг, сидевших в конце вагона. Оба носили прочные прорезиненные комбинезоны с капюшонами, спецодежду добытчиков магмы, которые влачили жалкое существование у подножия Шпилей. Несмотря на сутулость, типчики были заметно крупнее других пассажиров, и на их длинных руках вздувались тугие мышцы. Сенке упорно казалось, что соседи наблюдают за ним из-под тяжёлых век, а их выступающие вперед челюсти заполнены острыми зубами.

«Что я вообще здесь делаю?» — подумал Казимир, уже зная ответ.

Как и было оговорено, жрица ждала его на противоположной стороне города. Всадник затаил дыхание, когда Ксифаули вошла в поезд: полы её одеяния словно бы скользили над полом, как у мантии призрака. Ни грязь, ни темнота не омрачали лазурного сияния ткани, но, стоило женщине откинуть капюшон, как очарование платья поблекло в сравнении с её диковинной красотой. Все работяги вышли где-то на предыдущих станциях, и Сенка остался наедине со жрицей, но она околдовала бы гвардейца и в толпе. Мир лейтенанта сузился до мерцающих сапфирных глаз Ксифаули. Они казались невероятно яркими в тусклом свете вагона.

«Как у змеи!» — вскрикнула далекая, гибнущая часть Казимира. Внезапно пилот вспомнил жуткий приказ, который жрица отдала ему прошлой ночью. То, что он написал на стене кровью мертвеца.

Тижерук.

— Казимир Сенка, — прошелестела Ксифаули, ласково удушив вопящую тень гвардейца, — ты не подвел меня.

Женщина погладила летийца по щеке, и он вздрогнул от лёгкого прикосновения длинных острых ногтей. Попытался встать, но жрица удержала его на сиденье.

— Не двигайся, любовь моя, мы ещё не в конце пути.

«Любовь моя…»

Сердце лейтенанта запело, как у пылающего от страсти юнца, но Казимир знал, что взволнован не из-за томления или молодости, даже не из-за банальной похоти. Впрочем, Сенка не мог отрицать, что похоть отчасти влияла на его состояние, но главной причиной возбуждения была дивная таинственность Ксифаули.

«Наконец-то я разгадаю её».

Летиец и сейчас не мог ухватить суть вопросов, на которые жаждал ответить, поскольку она ускользала, не давая заключить себя в слова. Непознаваемость, однако, лишь сильнее влекла пилота к жрице, как будто силой притяжения.

На её орбиту.

— Лишь ответы помогут тебе понять суть вопросов, Казимир, — посоветовала Ксифаули.

Прежний Сенка только фыркнул бы, услышав подобное, но сейчас он преисполнился благоговейного трепета — во многом потому, что фраза прозвучала прямо в его мыслях, как и минувшей ночью. Улыбнувшись, женщина села напротив лейтенанта.

— Куда мы направляемся? — спросил тот, когда поезд выехал за пределы города и набрал скорость. Голос Казимира утонул в скрипе и лязге, но он знал, что жрица услышит всё.

— На Веритас, — ответила она. — Дорога ведёт через ущелье к Шпилю Истины.

Веритас? Высочайший из Семи Шпилей, главный анклав Спиральной Зари. Истина… Сенку пронзил осколок воспоминаний — во время помрачения Ксифаули сопровождало отродье громадных размеров. На миг летиец заметил его и сейчас.

— Это было оно? — прошипел Казимир, пытаясь обрести ясность взгляда. — Прошлой ночью… монстр рядом с тобой… другой…

— Нет никакого «другого», любовь моя, — утешила женщина. — Только ты и я.

Она улыбнулась, и лейтенант забыл обо всём.

— О, какие чудеса я покажу тебе, Казимир Сенка…

Жрецы Спиральной Зари назвали его Хрисаором. Ему ещё не исполнилось тридцати лет, но его с младенчества почитали, как святого, ибо растворённая в крови мудрость Спирали вылепила для Хрисаора тело истинного поборника веры. Облик могучего воина, в отличие от большинства Её детей, не определяли Пять Парадигм формы. Как и магусы культа, он был рождён повелевать, но, если колдуны правили обманом и хитростью, чемпион появился на свет военачальником. Последняя битва на Искуплении произошла в ранние дни Спирального Отца, поэтому Хрисаор безропотно ждал, готовя разум и плоть к грядущим походам. Ему предстояло возглавить братство, когда придёт час нести веру в новые миры. Дети Спирали всегда отличались терпеливостью, но появление еретиков всколыхнуло в полководце нечто срочное, неотступное — холодную ярость, требовавшую познать его врага.

В поисках сведений Хрисаор часто выбирался на мезу и в город, иногда подходил даже к стенам бастиона неверных, откуда наблюдал, изучал и планировал, утоляя жажду к пониманию неприятеля. Он следил из теней, как еретики совершали всё более страшные грехи, от мелкого осквернения до поругания святынь. Когда они уничтожали храмы культа по всей Плите, военачальник, охваченный порывом к возмездию, едва не выступил против них — но враг пока ещё не пересёк какую-то важнейшую, почти незаметную черту.

Сегодня поход за знанием вновь привёл Хрисаора в город.

Следуя по улицам Надежды за тремя солдатами, он держался ближе к стенам и перебегал из одной тени в другую. Люди не заходили в притоны, обычно посещаемые их собратьями — возможно, желали утолить свои страсти иными, более скверными развлечениями. Хрисаор вспомнил, что во время сожжения святилищ видел их вожака, покрытого шрамами дикаря по имени Хайнал, и сел еретикам на хвост, когда они забрели за пределы района унылых кабаков Зелёной Зоны.

— Мы ходим кругами, — пробурчал один из них.

— Только слепцу покажется так, — огрызнулся Хайнал.

— Всё равно за Зеленкой ничего интересного нет.

Чемпион культа чуть отстал, когда началась перебранка. Казалось даже, что люди сейчас подерутся. Поразительная тупость посторонних не переставала удивлять…

«А где третий солдат?»

Чья-то рука обхватила Хрисаора за шею, и ему приставили к горлу клинок.

— Спокойно, работяга, — прошептал человек позади него. — Видишь ли, в темноте я становлюсь дёрганым. Если двинешься, могу и напугаться.

Затем говоривший повысил голос:

— Взял его, товарищи!

Хайнал и его спутник немедленно прекратили ругаться и прогулочным шагом направились в закоулок, где скрывался военачальник. Видимо, третий гвардеец проскользнул туда, пока они отвлекали Хрисаора фальшивым спором.

«Я недооценил врагов, — осознал чемпион, — их коварство и умение скрываться в тенях. Меня ослепило презрение к их роду».

Он не стыдился промашки, но знал, что не повторит её.

— Молодец, Маклар, — похвалил Хайнал обладателя ножа и тут же пристально уставился на пленника, стараясь разглядеть его лицо под капюшоном. — Зачем следил за нами, работяга?

— Ты ошибаешься.

— Да неужели? — маска наглого придурка слетела с Хайнала, обнажив черты хладнокровного убийцы. На лбу у него была вытатуирована аквила, ещё одна — брелок — висела на шеё. Обе выглядели такими же грубыми, как и сам фанатик.

— У меня нет оружия, — произнёс Хрисаор, медленно поднимая руки.

— Я бы так не сказал, работяга, — проворчал гвардеец, изучая его зазубренные ногти. — Давай-ка полюбуемся на тебя. У человека с такими ноготками наверняка интересная харя.

Протянув руку, он сдёрнул с пленника капюшон.

— Что…?

Военачальник ощутил дрожь освобождения при виде ошеломлённого лица вырожденца — впервые кто-то посторонний узрел его благословенный облик.

— Веритас! — прошипел Хрисаор, выплевывая сгусток яда в глаза Хайналу. В тот же миг из-под рясы вырвалась его третья лапа — закованная в хитин клешня, увенчанная когтями-кинжалами. Резким выпадом чемпион отсёк солдату с ножом руку ниже локтя; тот завопил и отшатнулся, сжимая хлещущий кровью обрубок. Третий гвардеец, действуя неожиданно быстро, одним плавным движением выхватил лазпистолет и открыл огонь, держа оружие обеими руками. Культист, однако же, крутнулся в сторону, и лазразряды вонзились точно в грудь раненого бойца. Проворно подхватив труп, военачальник толкнул его на стрелка. Тот успел отскочить, но отвлекся и позволил Хрисаору подобраться вплотную.

«За мёртвых и осквернённых», — подумал чемпион, сжимая руки солдата в своих. Он надавил сильнее, чувствуя, как хрупкие пальцы и твёрдый пистолет сминаются в один бесформенный комок. Гвардеец закричал, но культист взмахом клешни оторвал ему лицо.

— Ээ… рэ… тэк… — заклокотал голос позади Хрисаора.

Отбросив изуродованное тело, военачальник повернулся к Хайналу. Фанатика, привалившегося к стене, сотрясали жестокие спазмы: яд обратил против врага его собственную кровь. Распухшее лицо солдата напоминало огромный бесформенный кровоподтёк, из глотки вытекал тёмный ихор. Боец задыхался, цепочка с аквилой лопнула под напором раздувшейся шеи.

— Истина прекрасна, — изрёк Хрисаор.

Глава пятая

Всякий раз, покидая извилистое подземное лоно Мандиры Веритас, Вирунас испытывал столь жестокое чувство разобщённости, что буквально заставлял себя преодолевать последние ступени по пути наверх. Внизу, в Круговом святилище, обитал живой бог Спиральной Зари, погружённый в глубокие раздумья о Развёртывающемся Пути. Всех отпрысков тайного братства соединяли с Ним узы крови и духа, но связь между Отцом-со-звёзд и Вирунасом была намного прочнее. Он, магус династии, больше века служил своему божеству, обвивая планету невидимой, но неразрывной паутиной влияния культа.

«Я стар, — безразлично подумал Вирунас, взбираясь по лестнице. — Почти так же стар, как и сама Спиральная Заря».

Благодаря наследию прародителя в культисте ещё теплилась жизнь, но и разум, и тело уже подводили его, изнурённые тяжким служением. В отличие от Спирального Отца, он был гибридным созданием — в жилах Вирунаса текла смесь из Его святой крови и красной водицы простых обитателей Искупления. При всей психической мощи, магус не обладал бессмертием.

— Как внутри, так и снаружи, — нараспев произнёс он.

Золотые завитки Недремлющих Врат повернулись и разошлись над ним, открывая проход в головокружительно высокий купол храма. Следуя обычаю, Вирунас закрыл глаза перед тем, как выбраться из мрачного колодца в громадный амфитеатр под крышей. Мандира Веритас, главный молельный дом секты, был пересоздан из древнего языческого капища ещё в первые десятилетия владычества Спирального Отца. Каждая его грань сгладилась, обрела плавность линий живого организма. Все поверхности гладко блестели, как тёмные зеркала.

«В нашем святилище отражается душа, а не тело», — рассудил магус.

Завитки врат сомкнулись у него под ногами. Потайной проход располагался на вершине широкого обсидианового конуса, что поднимался из амфитеатра. Этот бугор, образованный закрученным возвышением породы, напоминал свернувшуюся клубком змею. Его верхняя точка находилась точно между круглым проёмом в центре купола и подземным святилищем Спирального Отца.

— Наш владыка обеспокоен, — сказал Вирунас ожидавшей его жрице. Женщина лишь слегка поклонилась в ответ — несомненно, она чувствовала волнение прародителя. Как и старый псайкер, жрица являлась гибридом Четвёртой парадигмы, а значит, внешне почти не отличалась от посторонних, с которыми культ делил Искупление. Что более важно, она также являлась магусом, которых в поцелованном звёздами братстве было всего трое.

— Как долго я отсутствовал, Ксифаули? — спросил Вирунас.

— Три дня, круговой магус.

«Три», — мысленно повторил он. С каждым спуском, после которого Вирунас воссоединялся с божеством, внутреннее странствие псайкера всё удлинялось. Изменения начались около года назад, но теперь явно происходили быстрее. Уже очень скоро приливная волна снов Спирального Отца захлестнёт тонущий разум старика. Такой финал не огорчал его, поскольку являлся естественным, но, к сожалению, перемены нахлынули в крайне неподходящее время.

— Скоро ты станешь круговым магусом, Ксифаули.

— Да, — спокойно ответила его наследница.

«Она — истинная копия меня, только молодая и женского пола», — решил Вирунас.

Оба магуса, по прямой кровной линии происходившие от высокочтимой святой Этельки, излучали ледяную властность, но Ксифаули вдобавок обладала нездешней красотой, что нередко ошеломляла посторонних. Шелковые одеяния женщины распускались у неё над головой ребристым капюшоном, а тонкую шею охватывали серебристые браслеты, из-за которых она казалась вытянутой, почти змеиной. Жрица, как и все прочие члены династии, была совершенно безволосой, и кожа её чуточку отливала фиолетовым. Несведущие думали, что она пудрит лицо, дополняя изощрённый макияж из кобальтовой помады и тёмной сурьмы. Точно так же и костистый гребень, что поднимался от переносицы, был искусно выложен аметистовой крошкой и казался диковинным украшением.

— Ответил ли командир еретиков на мой призыв? — поинтересовался старик. Он мог бы вытянуть ответ из мыслей ученицы, но не желал проявлять невежливость.

— Он ждёт вас у моста, круговой магус, — сказала Ксифаули. — Дальше идти отказывается.

Помолчав, женщина добавила:

— Я снова вкусила его мыслей.

— Неразумно.

— Не по своей воле! — лицо жрицы исказилось в отвращении. — Его разум испускает злобу, словно чёрный маяк. Стоять рядом с ним — всё равно что лежать в одной могиле с мертвецом.

— Полковник затерян в собственной тьме. Посторонние часто попадают в такие ловушки.

— С ним пришёл другой, — произнесла Ксифаули. — Его разум был закрыт для меня.

— Белоглазый? — уточнил Вирунас. — Комиссар?

— Нет, кто-то новый. Похоже, его шрамы даже более глубоки.

«Он похож на застывший осколок космоса», — решил Крест, изучая нависший над ним колоссальный шип обсидиана. Гору испещряли багровые огоньки, мерцавшие подобно звёздам на фоне тёмной громадины. Проповедник Лазаро объяснил, что это ритуальные костры, зажжённые возле каждой из часовен вдоль дороги к вершине.

— Должно быть, их там больше сотни, — выдохнул капитан. Зрелище восхитило его, несмотря на все сомнения.

— Сто сорок четыре, — ответил Шандор, — и это только один из Семи Шпилей.

Гвардейцы ждали у основания пика, в круге стоячих камней — первом святилище на Пути Истины. Находилось оно сразу за краем подвесного моста, соединявшего Веритас с Плитой. Имперская делегация пересекла теснину в колонне «Химер» с эскортом из «Часовых», двигаясь вдоль монорельса, проложенного по осевой линии переправы.

Кресту мост показался чем-то вроде памятника культуры. Высокие каменные поручни были вырезаны в форме сцепленных между собою открытых ладоней с бдительным оком Истины. Полковой священник рассказал, что все семь переправ по-своему уникальны, но две из них пришли в упадок, так как вели к заброшенным Шпилям — Каститасу, которого сторонились из-за дурной славы аббатства Сороритас, и Вигилансу, что несколько веков назад превратился в действующий вулкан.

«Веритас — высочайший пик, — поведал Лазаро, — но я уверен, что корни Вигиланса залегают глубже».

Проехав по мосту, бронемашины окружили кромлех и высадили несколько пехотных отделений. Капитан не знал, опасается ли Таласка чего-то или просто показывает силу, но после вчерашнего осмотра разлагающейся твари его порадовало столь внушительное прикрытие. От смотрителей круга потребовали убраться прочь, и сектанты в белых рясах беспрекословно повиновались, не выказывая ни страха, ни враждебности к захватчикам. Крест не заметил у них явных признаков мутаций — больше того, верующие показались ему заметно благообразнее неряшливых обитателей Плиты, что трудились за стенами форта.

— Сложно поверить… — неуверенно начал офицер.

— Что такие люди разводят чудовищ? — закончил Шандор. — Крест, я сражался против целой кучи разных еретиков, всех и не упомню. Попадались мне и безумные фанатики, и немыслимо коварные типы, но их всегда выдавало одно и то же: высокомерие во взгляде.

Проповедник покачал головой.

— У Развёрнутых такого нет.

— Ты считаешь их невинными? — удивился капитан.

— Не знаю я, кто они такие, — отозвался Лазаро. — От их Троном проклятой Спирали у меня мурашки по коже, но верующие утверждают, что она угодна Богу-Императору. Кроме того, кто-то помудрее меня санкционировал эту секту.

Шандор вздохнул.

— Надо убедиться, что Развёрнутые и есть наши враги, прежде чем идти в атаку.

— Я ошибался в тебе, священник. Думал, что из вас двоих Клавель — голос разума.

— Клавель? Он призывает к войне против сектантов с тех пор, как появился здесь.

— Комиссар с вами недавно? — оглянувшись, Крест увидел, что политофицер беседует с Талаской возле очага кромлеха.

— Прежнего мы потеряли на Облазти. Клавель притащился пару месяцев назад. — Лазаро нахмурился. — Полковник привязался к нему.

Сверху донеслось жужжание, и капитан заметил, как с горы спускается изящный винтолёт. Машина ловко порхала между опасных воздушных потоков, словно крылатое насекомое, и свистящий стрёкот лопастей звучал всё громче, пока вдруг не затих — аппарат приземлился совсем рядом с камнями.

— А вот и круговой магус, — сообщил Шандор. — Идём к полковнику.

Посланник секты Спиральной Зари прибыл один и без оружия, не считая серебряного посоха с навершием из переплетённых витков обсидиана. Подойдя ближе, Крест с изумлением увидел, насколько похож этот человек на обворожительную жрицу, что первой встретила гвардейцев у моста. Хотя переговорщик был намного старше неё, оба выделялись резкими скулами и пронзительными голубыми глазами, грациозной походкой и царственным видом. Возможно, отец и дочь?

— Полковник Таласка, — начал посланник, — я польщён тем, как высоко вы цените мою безопасность, если привели сюда целую армию.

Как и его предполагаемая дочь, старик говорил ритмично и плавно, почти нараспев.

— Магус Вирунас, вся эта планета под защитой Астра Милитарум, — холодно ответил Кангре. — В том числе и Спиральная Заря.

— Что ж, полковник, все мы служим развёртывающемуся замыслу Бога-Императора, — заметил сектант.

— Проповедника Лазаро и комиссара Клавеля вы знаете, — продолжил Таласка, — но позвольте представить вам капитана Креста.

Как только взгляд посланника упал на него, офицер ощутил нечто, почти незаметно коснувшееся его мыслей, словно дыхание призрака. Гвардеец не обратил бы на это внимания, если бы не слегка исказившиеся черты Вирунаса.

«Он пытается заглянуть внутрь меня…»

— Спираль охватывает всех, — с неискренней кротостью произнес жрец. — Возможно, капитан Крест, вы найдёте свою истину на Искуплении.

— Я так понимаю, что паломники успешно добрались до вас, круговой магус? — уточнил Шандор.

— Не все, проповедник.

— Мы предложили им убежище во время помрачения, — вставил Клавель. — В ответ некоторые из паломников предложили свои услуги Астра Милитарум.

— Нашли себе истинное призвание, — сверкнул полковник безжизненной улыбкой.

— Хорошо, что с ними не случилось ничего дурного, — ответил магус. — Какие новости по другому вопросу?

— Часовни на Плите? — Кангре покачал головой. — Пока ничего, но, уверяю вас, мы очень серьезно относимся к этим осквернениям.

— Полковник, во время последнего нападения были жестоко убиты одиннадцать человек, — надавил Вирунас. — Вы говорите, что прибыли защищать нас, однако преступления начались после вашего появления.

Улыбка исчезла с лица Таласки.

— Я не позволю так…

— Круговой магус, расследование провожу лично я, — снова вмешался комиссар. — Если окажется, что среди виновных есть наши солдаты, они понесут наказание.

— Имеется и третий вопрос, — блеснул глазами полковник. — Трое моих бойцов вчера не вернулись из Надежды.

Тут словесный поединок закипел по-настоящему. Но и до этого, пока дуэлянты обменивались выпадами, Крест внимательно наблюдал за Вирунасом. Казалось, что посланник действительно заботится о паломниках, даже искренне переживает за них, но в его поведении мелькало нечто трудноуловимое — словно не хватало какой-то мелочи.

«А чувствует ли он хоть что-нибудь?» — на такой мысли поймал себя Крест.

Расстались переговорщики мирно, уверяя друг друга во всяческом уважении и взаимной поддержке, но любой не вчера родившийся человек ощутил бы фальшь.

— Что думаешь, капитан? — поинтересовался Таласка после ухода магуса.

Крест ждал такого вопроса. Именно ради ответа его привели сюда, и, быть может, вообще оставили в живых.

— Я не знаю, кто он такой или что означает его Спираль, — произнес капитан.

Он говорил правду, но это не имело значения, поскольку её вытесняла иная, более грандиозная правда, которую Крест осознавал, не обращаясь к фактам или даже рассудку. Она произрастала из чутья беглеца, благодаря которому он до сих пор оставался в живых, несмотря ни на что.

— Но ты считаешь, что Вирунас опасен, — докончил за него полковник.

Крест взглянул на Лазаро и Клавеля. Один поступал осторожно, возможно, даже благородно, другой жаждал войны…

«Хочу ли я стать тем, кто склонит чашу весов?»

Капитан вспомнил об Арикен и других паломниках, которых заманили сюда. Да, именно заманили. На планете их ждала ловушка, но не в обличье Чёрных Флагов.

— Думаю, он смертельно опасен, — сказал Крест.

Посланник вернулся к шпилекоптеру, где его ждала Ксифаули.

— Они отпустят других паломников? — спросила ученица.

— Нет. Военные пытаются спровоцировать нас, чтобы завладеть Шпилями.

— Так пусть приходят! — женщина блеснула острыми зубами.

— Ты хочешь войны?

— Я хочу только служить Развёртыванию, круговой магус, — ответила жрица, словно бы озадаченная вопросом.

«И мой вопрос действительно странный», — мысленно признал Вирунас. Родичей всегда связывала общая цель, — по сути, иное было просто немыслимо для них — но теперь, по вине захватчиков, настали беспокойные времена. Культисты, разумеется, общались с гвардейцами и сумели переманить нескольких на свою сторону, но бойцы полковника отличались глубоко укоренившейся неприязнью к окружающим. Такая черта делала их особенно невосприимчивыми к Спиральному Завету. На то, чтобы расправить столько исковерканных душ, требовались годы терпеливой работы.

«Которых у меня нет», — понял магус, вспомнив о Хрисаоре. Тот ещё не вошел в полную силу, но Вирунас чувствовал неминуемость его возвышения в том, как росла агрессивность сородичей. К тому же чемпион только что совершил новое убийство, а смерть трёх гвардейцев не так легко выдать за случайность.

«Если я не приму срочные меры, Хрисаор неизбежно возьмет власть, — осознал старик, — и поставит тем самым под угрозу всё, чего мы здесь достигли».

Круговой магус и полководец не соперничали между собой, поскольку являлись двумя гранями одного клинка, направленного в цель, но чрезвычайно разнились характерами. Там, где Вирунас видел беспорядок, Хрисаор предвидел войну. Один ткал судьбу из теней, другой — из огня. Лишь грядущие события определят, какой из аспектов Спирали окажется выше. Пока что перевес оставался на стороне теней, но, быть может, ненадолго…

«Посторонние не оставили мне выбора, — решил магус. — Я и так уже слишком долго сдерживался».

— Нашла ли ты подходящую тварь среди вырожденцев Шпиля Каститас? — спросил он у Ксифаули.

Вырожденцами назывались благословенные уроды, живые кошмары, облик которых нарушал все положения Пяти Святых парадигм. Создания обладали неимоверной силой, но не разумом, поэтому Вирунас держал их взаперти в старом аббастве Сороритас — до того дня, когда чудовища понадобятся братству.

— Я отыскала уникального воина, круговой магус, — ответила женщина. — Его коснулась Тьма-под-Шпилями.

Жрица раскинула руки, повернув ладони к старику.

— Еретики получат своего «тижерука».

Вирунаса обеспокоило искажённое слово, слетевшее с губ ученицы. Подобной отраве души не было места в Развёртывании, но, впрочем, Ксифаули хватало сил, чтобы противостоять искушению. В самом деле, она даже без дурных последствий для себя изучила нечестивые книги, обнаруженные культом в подземельях Шпиля Веритас. Умиротворённость, охватывающая всех представителей братства, сделала их неуязвимыми для тёмной порчи. Несомненно, это было самым неоспоримым доказательством превосходства сектантов над несведущими.

— Тогда приступим, — объявил магус. — Обратим против наших врагов их собственные страхи.

Первый день Арикен в Астра Милитарум превратился в урок о разнообразии страдания. Всем новобранцам, включая её, выдали полевую форму, стеганую коричневую куртку и дыхательную маску, после чего приказали выстроиться в шеренгу для получения «полковой отметины» от самой госпожи капитана. Череполикая женщина, внимательно посмотрев в глаза каждому рекруту, что-то шептала ему и татуировала знак на правой ладони. С иглой Омазет обращалась проворно и умело, но нисколько не щадила солдат.

Вслед за раздачей «Чёрных меток» новобранцами занялся плотный, тихо говоривший безумец по имени Нюлаши. Он почти дружелюбно известил бывших паломников, что станет их нож-сержантом и, по совместительству, худшим кошмаром. Далее Нюлаши подтвердил слова делом, прогнав рекрутов через множество упражнений, испытаний и унижений, которые, несомненно, будут продолжаться ещё целые недели или даже месяцы.

«Плавняк», — окрестил их нож-сержант. Арикен не знала, называют ли так всех новобранцев Чёрных Флагов, или он специально подобрал словечко для паломников, но признавала, что прозвище им подходит. Потерянные хостаксцы, словно брёвна, дрейфовали в никуда.

«Офель, наверное, умерла бы от первого укола», — подумала медике, изучая татуировку на ладони. Отметины рекрутов немного различались между собой, как будто Омазет следовала каким-то неясным порывам или велениям интуиции. В случае Арикен общая для всех цифра «8» походила на угловатую спираль с расправленными крыльями, символ лекарского искусства.

«Ничего так», — неохотно признала девушка.

Медике сидела на ступенях ветхой казармы, выделенной для новобранцев. Холод и тьма снаружи были приятнее несчастных взглядов её товарищей внутри.

— Значит, теперь ты солдат, — произнёс знакомый голос. Подняв глаза, Арикен увидела мужчину, стоявшего у основания лестницы.

— Я бы тебя не узнала, призрак, если бы не… — она указала на свой правый глаз, имея в виду повязку.

— Сам себя не узнаю, — Крест уныло потёр бритый подбородок. — Думал, выйдет приличнее…

— Рада, что тебя не расстреляли.

— Кажется, они собирались.

Девушка покачала головой.

— Итак, ты был прав насчёт Искупления.

— Лучше бы я ошибся, Арикен.

— По крайней мере, Офель выбралась, — сказала она, — как и большинство остальных. Это уже кое-что.

Капитану явно стало не по себе.

— Крест, ты от меня что-то скрываешь?

Он поднял руку.

— Постой, Арикен, у меня мало времени. Мне здесь не слишком доверяют — пока что. — Крест внимательно посмотрел на неё. — Я хотел сказать, чтобы ты была готова.

— К чему? — осторожно спросила медике.

— К тому, что я найду способ сбежать, — капитан почёсывал руку в перчатке. — До тех пор оставайся настороже и никому не доверяй. Сумеешь?

Она сдержала поток вопросов, готовый хлынуть наружу.

— Да.

— Из тебя выйдет хороший солдат, Арикен Скарт, — Крест повернулся уходить, затем помедлил. — И ещё одно: научись драться.

Показав ему татуированную ладонь, девушка слегка улыбнулась.

— Я же теперь Чёрный Флаг, видишь?

— Нет, — ответил капитан. — И, думаю, никогда им не станешь.

К О Н Е Ц__П Е Р В О Й__Ч А С Т И

Глава шестая

— Ты отмечен и станешь орудием божественного гнева, дитя, — нараспев произнесла жрица. — Пройди по моим следам, развернись в Священной Спирали.

Вырожденец не понимал слов женщины, ведь его разум был так же изуродован, как и тело, но ощущения, передаваемые гостьей вместе с речью, блистали в сознании чудовища с неведомой прежде яркостью. Его избрали — выделили из множества других, чтобы он повергнул в ужас врагов братства.

До прихода жрицы вырожденец вёл тусклую жизнь в тенях, скованный с родичами кровными узами, но и отделённый от них. После мучительного появления на свет его бросили в тёмный лабиринт, где дрались между собой такие же создания, и сильные убивали слабых, повинуясь велениям инстинктов. Урод смутно осознавал, что его близкие собратья — отклонения от естественного цикла Спирали, но отклонения благословленные. И в первую очередь это касалось самого чудовища, поскольку его избрали для отмщения.

Однажды женщина вывела своего подопечного из лабиринта и направила по обветшалому мосту через тайные тропы, известные только посвящённым культистам. На той стороне бездны вырожденец утратил самообладание, взбешённый запахом существ, что прятались в твёрдой коробке возле переправы. Он молотил кулаками по их логову, пока госпожа не усмирила его ярость. Затем жрица уничтожила этих всеобщих врагов, против которых не помогла сила, одними лишь ласковыми словами. Тогда же монстр узнал, что её зовут «Зи-фаали» .

Много дней и ночей после этого спасительница чудовища молилась вместе с ним в своём храме, вплетая новые узоры в его тело и душу. Зи-фаали вырезала в его плоти спирали и другие, более мрачные и непонятные символы, после чего могучие мышцы создания изменились и обрели удивительную гибкость. Разум вырожденца словно бы прояснился, и коварство хищника вытеснило из него тупую свирепость. Наконец, он был готов получить собственное прозвание.

— Тижерук, — провозгласила жрица, впечатывая слоги в первобытный дух существа, — таково отныне твоё имя и твоя суть, дитя.

«Тижерук…» — повторил монстр, принимая тернистое слово.

— Ужас намного действеннее простого смертоубийства, — продолжила женщина, — поэтому ты должен быть для посторонних кошмаром из крови и теней.

Потом аколиты Спирали втащили металлический цилиндр, от которого воняло неживым огнём, и Зи-Фаали велела вырожденцу забраться внутрь. Чтобы поместиться целиком, Тижеруку пришлось вывихнуть себе конечности и напрячь всё мускулы, но он не ведал боли и потому не медлил. После этого емкость плотно закрыли, и чудовище ждало во мраке, пока его переносили из одного неизвестного места в другое. От затянувшегося неподвижного пребывания во тьме гибрид впал в спячку, грезя ужасами, которые он сотворит во имя Священной Спирали…

«Скверный будет денёк», — решил сержант Алонсо Грихальва, изучая беспокойное небо. Буря набирала силу, поднялся сильный ветер, и хлопья сажи уже залетали под крышу наблюдательной вышки, осыпая бойца чёрным снегом. Во время помрачений стены Кладовки почти не защищали от вихрей, но сержант всё равно предпочитал их дозорным постам на Ободе — особенно учитывая слухи, ходившие последнее время в части.

«Если упадешь за край, сгорит не только твоё тело, — мрачно заявил Иболья, полковой повар и гадатель по костям. — Говорю вам, морские бродяги, там внизу варповый огонь».

— Ладно, давай прикроем старушку, — повернулся Грихальва к Джею. — Потом можешь заварить рекафу. И респиратор натяни, придурок!

Видя, как юноша возится с маской, Алонсо покачал головой. Его напарник был одним из рекрутов-плавняков, совершенно зелёным новичком, но не ленился и готовил приличный рекаф. Неплохой парень.

— Вдохнешь и сдохнешь, — недовольно напомнил ему сержант, цитируя нового военврача. Медике советовала выходящим наружу гвардейцам носить респираторы всегда, а не только при помрачениях, но на такое никто не был готов.

«Лучше бы сюда направили грёбаный Корпус Смерти, — подумал Грихальва. — Криговцы рождены для таких поганых местечек».

Вдвоем взявшись за брезент, гвардейцы прикрыли им стаббер на треноге. Если бы сажа попала оружию в нутро, машиновидец Тарканте спустил бы шкуры с обоих бойцов.

— Как думашь, скока ещё темнота простоит? — спросил Джей с характерным сварливым говором нижних уровней улья.

— Может, всю ночь, может, несколько дней. Худший случай на моей памяти — неделя.

Снизу донёсся рокот мотора. Мимо вышки проехала «Химера», следовавшая по дуге вдоль внутренней стены.

— Куда ето они собрались в помрачение, шеф? — удивился Джей.

— Не наше дело, сынок, — отозвался Алонсо. — Просто благодари Утонувшую Звезду, что тебе не нужно ехать с ними.

Первый удар бури сотряс храмовое здание, и окна в келье Шандора задребезжали.

— Мне пора идти, — сказал Крест, глядя, как сажевые снежинки бьются в стекло. — Мы отправляемся, как только начнётся ураган.

Он изучил позицию на доске для регицида, что стояла на столике между гвардейцами.

— Тем более партия за тобой.

— Всё равно, нехорошо заканчивать вот так, Эмброуз, — измученно прохрипел Лазаро, дрожащей рукой поднимая мраморного кардинала. Фигура выскользнула, повалив несколько других, и священник ругнулся.

— Позволь мне, — капитан потянулся к доске, но Шандор раздражённо ударил его по ладони.

— Я ещё не умер, чтоб тебя!

Пока Лазаро наводил порядок на клетчатом поле, Крест внимательно рассматривал своего друга. Тот превратился в тень удалого проповедника, с которым капитан столкнулся всего три месяца назад. Ряса обвисла на исхудавшем теле, белки глаз заметно пожелтели. Да, когти Чёрного Дыхания проникли очень глубоко.

— Эмброуз, я подвёл тебя, — произнёс священник, не отрываясь от доски. — Надеялся, что успею вновь разжечь в тебе веру перед тем, как отправлюсь во Впадину, но…

— Шандор, я сомневаюсь, что вообще когда-либо верил. Кроме того, дружба для меня в любом случае важнее религии.

— Тогда расскажи мне о своём прошлом, мужик, — потребовал Лазаро. — Может, Трон подери, я отпущу твои грехи — неважно, веришь ты в святые обряды или нет!

— Или прикажешь сжечь меня за ересь, проповедник?

Оба на мгновение умолкли, после чего Шандор сцепил пальцы и пристально взглянул на капитана.

— Как считаешь, Эмброуз, что вы найдёте в аббатстве?

— Честно говоря, не знаю. В архивах Искупления множество противоречивых записей. Есть даже легенда, что за Шпилями когда-то надзирали космодесантники, — Крест устало вздохнул. — Но из найденных мною сведений, хоть и обрывочных, понятно, что Спиральная Заря вознеслась после падения Терния Вечного. Возможно, культ просто заполнил пустоту, оставленную исчезновением Сороритас…

— Но ты думаешь иначе, — закончил Лазаро. — Есть ещё кое-что, о чём я не хотел говорить при Клавеле. Я и сам ему не доверяю, и полковник не хотел, чтобы мы распространялись на эту тему…

Капитан ждал, пока его друг примет решение.

— Все мои запросы главному командованию о доступе к архивам субсектора остались без ответа, — произнёс Шандор, — как и требования полковника о новых распоряжениях. Мы вообще ничего не получали с момента развёртывания на Плите. Иногда спрашиваю себя, доходят ли наши послания до адресатов.

— «Кораблей больше не будет», — нахмурившись, сказал Крест.

— Что?

— Эти слова я услышал от Клавеля в первую ночь здесь. Он заявил, что мы предоставлены сами себе. Не понимаю, к чему это всё.

— Следи за ним, Эмброуз.

— Обязательно.

Капитану меньше всего хотелось, чтобы в запланированной экспедиции его сопровождал комиссар, но тот настоял на посещении аббатства.

— Шандор, перед уходом я хочу кое о чём спросить тебя. Эти нападения на святилища Спирали…

— Я не приказывал совершать их, и не верю, что полковник мог пойти на такое.

— Спасибо тебе, друг, — Крест поднялся. — И, не знаю, стоит ли, но после задания я расскажу тебе о моём прошлом.

«По крайней мере, о том, что помню».

— Значит, буду цепляться за жизнь, пока ты не вернешься, — мрачно ответил проповедник.

Дыхание Жерема превратилось в измученный хрип и бульканье мокроты.

«До утра не доживёт», — печально подумала Арикен, вытирая больному лоб марлевым тампоном. Застенчивый писец был одним из первых паломников, которые вызвались добровольцами в ответ на предложение Омазет. И он станет седьмым из хостаксцев, умерших на Искуплении. Двое рекрутов погибли из-за несчастных случаев ещё в самом начале обучения, но остальных унесла болезнь, таящаяся в воздухе планеты. Иногда заражённые угасали за две-три недели, порой держались месяцами, но лечения от недуга не существовало.

«Вот наш истинный враг», — решила медике, окинув взглядом ряды коек в лазарете. На них лежали семнадцать умирающих солдат, а первые симптомы наблюдались ещё у нескольких десятков. Такими темпами Восьмой за год превратится в полк мертвецов.

— Я ищу военврача, — произнёс кто-то позади неё. Вздрогнув, Арикен обернулась и увидела в нескольких шагах молодого мужчину. Он был одет в полевую форму офицера отряда «Часовых», но взгляд девушки приковало к себе лицо незнакомца. Его приятные, точёные черты светились жизнью, а в глазах мелькали искорки веселья.

— Я не слышала, как вы вошли, — медике надеялась, что в тусклом свете гость не заметит, как она покраснела. Как смутно осознавала Арикен, кроме неё, умирающих и нежданного гостя в лазарете никого не было.

— Простите, не хотел вас напугать, — офицер улыбнулся, отчего девушка покраснела ещё сильнее. — Лейтенант Сенка. Казимир, если угодно.

— Скарт, — сухо представилась медике, обеспокоенная подобным флиртом. — Я и есть военврач, сэр.

— Мне казалось, что этот пост занимает лейтенант Копра?

— Он умер от Дыхалки три недели назад, — ответила Арикен. — На меня возложили его обязанности после прохождения общей боевой подготовки.

— Так вы из паломников! — радостно объявил Сенка, окончательно расплывшись в улыбке. — Арикен! Да, да, слышал о тебе. Ты — та девушка, что не спасовала перед Капитаном Ведьмой!

Медике уже слышала это прозвище раньше, но обычно его произносили вполголоса.

— Не думаю, сэр, что капитан Омазет одобряет подобный титул.

— О, не будь так уверена, Арикен, — заговорщицки произнёс лейтенант. — У тебя весьма необычный командир. Мы, знаешь ли, встретили её на Облазти — последнюю выжившую из своего полка. Адеола, полумертвая от обморожения, в одиночку вела партизанскую войну против мятежников. Они прозвали её Снежной Ведьмой.

Сенка ухмыльнулся.

— Как страшилку из детской сказки, но с настоящими зубами!

— Сэр, вы же искали военврача. Плохо себя чувствуете?

— А я что, плохо выгляжу, капрал? — Казимир подошёл ближе, словно бы заперев девушку между койками и стеной. Медике слышала, как ветер скребётся в окна — что лейтенант делал на улице в разгар помрачения?

— Тогда зачем… — начала она, но Сенка поднял руку, призывая к молчанию.

— Я пришёл с предложением. Поговаривают, что в рядах Спиральной Зари имеются весьма одарённые лекари. Учитывая наше тяжелое положение… — Офицер показал на умирающих. — Мне подумалось, что, возможно, стоит обратиться к ним за советом.

— Развёрнутым запрещён вход в Кладовку, сэр.

— Именно поэтому предложение должно исходить от военврача, согласна? — Он придвинулся к девушке. — Кроме того, ты по-прежнему веришь в Священную Спираль, не так ли, Арикен?

Сенка смотрел на неё пристальным, почти хищным взглядом, но медике чувствовала, что где-то глубоко внутри лейтенант вопит. Ладонь девушки коснулась ножа с костяной рукоятью, который Омазет вручила ей после обучения.

«Если тронешь меня, прирежу на месте, — решила паломница, — и пошло оно всё в варп».

Но Казимир отступил, всё так же сверкая улыбкой.

— Пожалуйста, подумай над этим, Арикен. Уверен, мы ещё поболтаем.

Когда лейтенант ушёл из палаты, медике обнаружила, что до крови распорола себе ногтями кожу на ладонях.

Спящий Ужас пробудился, услышав резкий скрежет. Мгновением позже с его «карцера» сняли крышку, и нутро бочки озарил луч света.

— Как внутри, так и снаружи, — нараспев произнёс грубый голос, перекрывая шум ветра. Человек с косыми глазами, заглянувший в емкость, был посторонним по рождению, но Тижерук учуял в его крови аромат Спирали. Чужака благословили, и теперь он стал родичем.

Незнакомец отступил, позволяя Ужасу выбраться из бочки, которая так долго стесняла его. Тело вырожденца словно бы всколыхнулось, содрогаясь в жестоких спазмах — мышцы сокращались, суставы и кости с хрустом занимали прежние места. Окончательно пробудившись, Тижерук почувствовал грызущий, неотступный голод.

— Мы приготовили для вас убежище, праведник, — почтительно сообщил культист. Лицо другого, стоявшего рядом с ним, исказилось от страха при виде чудесного облика вырожденца. В этом человеке также жило благословение, но слабое из-за его трусости.

Ужас встал на дыбы, и впивающиеся крючья, свёрнутые внутри огромной полости в его грудной клетке, стремительно метнулись вперед. Живые гарпуны пробили нагрудник выкреста, непрочного в вере. Человек не успел даже вскрикнуть, когда крючья резко дернулись обратно к Тижеруку, и ротовые отростки праведника впились солдату в лицо. Щупальца пронзили ему глаза, протиснулись в глотку и дальше, ближе к сердцу. Товарищ убитого в восторженном молчании наблюдал за тем, как насыщается вырожденец. Когда тот закончил, от головы труса ничего не осталось. Утолив на время свои потребности, Ужас закинул мёртвеца себе на плечи и посмотрел на оставшегося сектанта.

— Меня зовут Тразго, — назвался гвардеец со странными глазами. Он откинул голову, подставляя горло. — Я послужу вам моей силой или кровью.

Тижерук не сдвинулся с места, и человек торжественно поклонился ему.

— Это спокойный район форта, но задерживаться тут неразумно. Последуете ли вы за мной, праведник?

Вырожденец не понимал ни единого слова, но осознавал их смысл. С удивительным изяществом подняв когтистую лапу, он начертил спираль.

«Никогда не видел такой жуткой бури», — думал Крест, пока их «Химера» неслась сквозь взбесившуюся тьму. Впрочем, ничто лучше урагана не скрыло бы экспедицию от любопытных глаз. Чёрные Флаги несколько недель ждали помрачения, но оно едва не оказалось слишком сильным.

Бронетранспортёр, выделенный для задания, ожидал их у ворот крепости и урчал мотором. Возле боевой машины стоял гвардеец в респираторе, который стукнул кулаком по люку, увидев подошедшего капитана.

— Опаздываете! — гаркнул он, и Крест узнал под маской Клавеля. Комиссар предусмотрительно сменил шинель и фуражку на стандартное обмундирование.

— Снабжение! — крикнул в ответ капитан, он же начальник службы тыла. Весьма размытый ответ, но Кресту было плевать, как отнесётся к этому политофицер.

Люк распахнулся, и имперцы забрались внутрь.

— Можно ехать, — сообщил рядовой в багровой бандане, плотно закрывая дверцу. В глазницах у него пучились оптические имплантаты, а на обнажённых бицепсах виднелись татуировки с шестерней — символом Адептус Механикус.

«Не сам машиновидец, но, возможно, его помощник», — предположил капитан.

Стянув респиратор, он вытер пот с лица. Кроме них с комиссаром, в БТР набились восемь солдат, необычных даже по завышенным нормам Чёрных Флагов. Все бойцы одевались по-разному и украшали снаряжение различными талисманами и амулетами, о значении которых Крест мог только гадать. Самым экстравагантным оказался аугментированный рядовой, но и остальные были яркими личностями.

— Привратник, говорит «Химера-семь», — произнёс мехвод в вокс-рожок. — Слушай пароль: «Морской прилив». Повторяю: «Морской прилив». Открывай ворота, друг.

— Понял тебя, «Химера-семь», — прокрякал в ответ динамик.

— Вы опоздали, Крест, — заметил беловолосый офицер, расположившийся рядом с водителем.

— Снабжение, — прибег тот к прежнему оправданию. — Простите, капитан Квезада.

— До моста мы доберемся лишь через несколько часов, — сухо ответил командир ветеранов. — Советую отдохнуть, пока есть время, мистер Крест.

Прозвучало это как почти неприкрытое оскорбление.

— Вот-вот, сэр, лучше вам заснуть сейчас, а не у меня на линии огня, — вмешалась женщина, которая сидела напротив Эмброуза. На её покрытые шрамами скулы и квадратный подбородок свисали немытые светлые дреды. В руках боец держала громоздкий плазмомёт, кожух которого целыми рядами покрывали отметки убийств.

— С каких пор ты стреляешь по прямой линии, Рахель? — лениво протянул мужчина с продолговатым лицом, втиснувшийся возле неё. Затем он кивнул Кресту. — Это вы прикрыли Зелёную зону, так?

— Полковник действовал по моей рекомендации, — ровным тоном ответил капитан. — С момента прибытия полка на Искупление там исчезли шестеро солдат.

«И в городке есть что-то неправильное, — подумал он, с отвращением вспоминая редкие, связанные с расследованием поездки в Надежду. — Что-то, залегающее глубже обычной порочности и разложения».

— Он правильно сделал, Трухильо, — заявила женщина с дредами. — Местечко было паршивое.

— Конкуренток боишься, а, Рахель? — поддразнил её Трухильо.

Крест не стал прислушиваться к их разговору. За время службы он повидал достаточно много ветеранских отделений и сразу распознавал взаимные ритуальные подколки. Бойцы могли посмеиваться друг над другом в промежутках между заданиями, однако легкомысленность была им чужда. Как только положение становилось серьёзным, то же самое происходило и с гвардейцами. Любой из восьмёрки, начиная с их замкнутого офицера и заканчивая водителем, что ни разу не повысил голоса, был опытнейшим убийцей. Когда-то Эмброуз обеспокоился бы, узнав, что ему придётся ехать в одной машине с такими солдатами, но Крест находил их просто утомительными.

— Ворота открыты, можете отправляться, — передал привратник. — Сохрани вас Трон, Висельники.

Рокот мотора усилился до гортанного рёва, и «Химера» устремилась вперёд. Капитан заметил, что комиссар прислушался к совету Квезады: сомкнул веки и, кажется, задремал.

«Никак не могу тебя раскусить, Клавель, — подумал Крест, — но сейчас, думаю, ты прав».

Он закрыл оставшийся глаз.

Когда закончилась смена Арикен, помрачение уже окончательно захватило форт и превратило его узкие улочки в аэродинамические трубы, но медике знала, что ветер не помешает её наставнице, а значит, не должен помешать и ей. Кроме того, девушка всё ещё злилась на Сенку, и сна у неё не было ни в одном глазу.

«Научи меня драться, — попросила Арикен у Омазет на второй вечер пребывания среди Чёрных Флагов. — Я не хочу быть «плавняком».

Тогда она едва держалась на ногах после долгих часов тренировок, но чувствовала, что даже за сотню таких дней не подготовится к опасному предприятию, на которое намекал Крест. Капитан приняла вызов девушки, и их «кровавые встречи» начались той же ночью. Условия обучения оказались намного более жестокими, чем у нож-сержанта, и Арикен осознавала, что Омазет спокойно убьёт её, если девушка даст слабину. Впрочем, медике согласилась на такие правила.

За три месяца военврач Скарт получила больше шрамов, чем все остальные рекруты вместе взятые, но теперь могла одолеть в рукопашной противника вдвое крупнее себя и стреляла из лазвинтовки не хуже ветеранов. Когда Плавняковая Сотня завершила подготовку, никто не оспаривал ни производство Арикен в капралы, ни прозвище, которым её наградил Нюлаши: «Чёрный Пастырь».

Но и этого было мало, поэтому кровавые встречи продолжались.

Распахнув дверь ангара, где ждала Капитан Ведьма, медике поклонилась ей. Омазет зашагала навстречу девушке с клинками в руках.

— Посторонние никогда не заходят сюда, праведник, — сказал культист по имени Тразго. — Обломки уже были здесь, когда мы строили форт. Скорее всего, корабль упал больше века назад, во время помрачения.

Не обращая внимания на болтовню человека, Тижерук изучал бесформенную стальную пещеру. Они стояли глубоко внутри громадного металлического чудища, наполовину зарывшегося в грунт неподалеку от центра владений чужаков. В каверну вёл только один путь, но весьма извилистый и с множеством укромных местечек. Необычное рукотворное подземелье казалось Ужасу странно знакомым, словно он уже бродил здесь когда-то — чего, конечно, быть не могло. Холодные стены покрывали узоры из многократно повторяющихся диковинных символов.

— Судно называлось «Обариён», — подсказал Тразго, который усердно следил за взглядом господина.

Любопытство Тижерука быстро угасло. Его создавали не затем, чтобы разгадывать тайны. Логово вполне подходило, но пока что вырожденец не мог залечь в укрытие — слишком уж яростной была жажда крови и убийств.

Собравшись с ограниченными мыслями, Ужас посмотрел на сектанта и начертил в воздухе второй знак, которому научила его госпожа.

— Понимаю, праведник, — отозвался гвардеец, опознав рассечённую спираль отмщения. — Я отведу вас к проповеднику еретиков.

Клинки Арикен вновь с лязгом ударились о пол, и девушка замерла, признавая поражение.

— Тобой управлял гнев, — пожурила её Омазет и провела собственным оружием по горлу медике, так ловко, что почти не порезала кожу. Отскочив в сторону ловким пируэтом, капитан заняла низкую стойку: один изогнутый мачете занесён над головой, будто скорпионье жало, другой, используемый для защиты, описывает перед ней круги.

— И я стала его рабыней, — согласилась Арикен, подбирая клинки.

«Ярость скованная помогает, ярость вольная предаёт». Так звучал первый урок, который преподала ей Омазет.

Сосредоточив свою злость в ледяной шип, медике снова подскочила к наставнице. Они сошлись в вихре парных мачете, танцуя в круге света, что указывал границы тренировочной арены. Искусство подобной пляски заключалось в том, чтобы постоянно перебирать клинками, прокладывая одним дорогу для второго. Каждый атакующий выпад становился оборонительным, каждый защитный приём давал возможность для нового удара.

«Мы ещё поболтаем», — заигрывал с ней Сенка. Или угрожал?

Оседлав волну гнева, девушка рубила и парировала в неразрывном ритме жестокости и безмятежности, становясь единой со своими мачете. Капитан Ведьма сражалась в лёгкой безрукавке, но на её руках были вытатуированы те же самые кости, что и на доспехе, поэтому казалось, что Арикен фехтует с самой Смертью.

«Ты по-прежнему веришь в Священную Спираль, не так ли?» — издевался над ней Сенка.

На этот раз медике продержалась почти минуту перед тем, как Адеола круговым движением выбила у неё клинки и вновь добралась до её горла. У Арикен ни разу не возникало сомнений в исходе поединков, но порой она почти наглядно представляла собственную победу. Умом девушка понимала, что никогда не одолеет капитана, однако усомниться в себе значило опозорить учителя.

— Теперь ярость придавала тебе сил, — одобрительно заметила Омазет, шагнув в сторону. — Где её корни, Арикен?

В таком обращении не было теплоты: капитан называла по имени всех бойцов, и в её устах подобная неофициальность звучала как глубоко личная угроза.

«Эта женщина мне не подруга, — поняла медике, — но не дружба поможет мне выжить».

Она рассказала Адеоле о случае с Сенкой и сама удивилась тому, с каким отвращением вспоминает разговор в палате. Омазет очень долго молчала, и последующий ответ вышел неожиданным.

— Отправилась бы ты на Шпили, Арикен, предложи я тебе такую возможность?

— Не понимаю…

— Развёрнутые — наши враги. Пока что полковник только пляшет вокруг этой истины, но я осознаю её так же чётко, как ритм крови в моих жилах. И не сомневаюсь, что ты также чувствуешь правду.

— Тогда зачем бы мне отправляться туда? — спросила медике, думая об Офели, и Бхарло, и всех прочих паломниках, которых передали секте.

— Действительно, зачем?

«Омазет превращает меня в чудовище? — задалась вопросом Арикен и тут же подумала: — Хочу ли я стать такой, как она?»

Спящий вновь бился в пасти старого, жуткого кошмара, что тащил его вдоль дикой кавалькады бесконечных грехов юности, искушал всем, отринутым в зрелости ради служения Трону. Аристократу с Верзанта, этой тёмной жемчужины Затонувших Миров, жизнь предлагала бескрайнее множество удовольствий — зачастую пустяковых, иногда непроизносимых. Если бы не прихотливые совпадения, он не выбрался бы из золотой клетки до самой смерти.

Совпадения…

«Их не бывает!» — возразил Шандор Лазаро.

— Нет ничего, кроме совпадений, — насмешливо ответил призрак из снов. — Всё, что рассказывали тебе миссионеры, было…

— Обманщик! — прошипел Шандор и вырвался из лап завопившего мучителя.

— Обманщик… — пробудившись, повторил он во тьму. Смятые простыни под ним вымокли от пота. Пересохшая глотка пылала. Морщась от боли, Лазаро потянулся за кувшином с водой, стоявшим возле кровати…

Новый вопль прорезал стон ветра за окнами. Звук был приглушённым, но в нём явно слышались ужас и нестерпимая мука.

«Кричал не мой кошмар, — понял охваченный лихорадкой проповедник, — это крик пробудил меня».

Холодная длань смерти тяжко опустилась ему на грудь, выдавливая веру, огонь и жизнь из высохшего полутрупа.

— Император хранит! — прохрипел Шандор, борясь с убийственным страхом.

Пытаясь вдохнуть, священник с трудом поднялся и обхватил рукоять эвисцератора, лежащего на подставке рядом с постелью. Обмякшие бицепсы Лазаро задрожали, когда он поднял тяжёлый меч, но верзантец нашарил пальцами пусковой шпенёк и тут же ощутил прилив веры. Вспомнив о праведном очищении Облазти и о том, как огромный зубчатый клинок проливал там кровь бессчётных предателей, проповедник вновь преисполнился жизненных сил. Он почти уступил желанию запустить эвисцератор, но сдержался.

— Ещё рано, друг мой, — выдохнул Шандор.

Хотя в коридоре, ведущем к его келье, стоял полумрак, спрятаться там никто не мог — разве что в опочивальнях, но все двери были закрыты. Так поздно ночью здесь ходили только церковные сторожа.

«Боюсь, Владислав и Лохматый отправились в Чёрную Впадину», — мрачно подумал священник.

Пробираясь дальше по коридору, он помолился за души своих усердных служек. Впереди находилась пустая лестничная клетка, и Лазаро увидел, что люмен-шары в нижнем зале по-прежнему горят. Начав спуск, проповедник ощутил, как усиливаются его мрачные предчувствия. Шандор словно бы не шёл по ступеням, а погружался в какие-то невидимые, вытягивающие силы миазмы, но его свирепая ярость сияла и сквозь них.

«Если я умру сегодня, то стоя на ногах и с клинком в руке», — почувствовал священник.

Зло ждало верзантца возле алтаря, в чём он и не сомневался. Там горели свечи, от жаровен тянуло благовонным дымом, но ничто не могло скрыть мускусной вони, окутавшей храм. У смрада был горько-сладкий привкус, то притягивающий, то отталкивающий.

Вечерню посетили четверо прихожан. Трое из них сидели на скамьях лицами к алтарю — точнее, спинами от него, поскольку у верующих отсутствовали головы. На двоих были надеты белые рясы служек, потемневшие от крови, на третьем — обычная полевая форма. Последний гость обернулся навстречу вошедшему Лазаро. Проповедник не разобрал выражения скошенных глаз, но казалось, что их хозяин только что плакал.

— Что здесь произошло? — требовательно спросил Шандор, придушив отвращение.

— Искупление, жрец, — прихожанин по-детски озорно улыбнулся.

«Он или безумен, или одержим», — рассудил Лазаро. Он шагнул вперёд, и создание, пригибавшееся за алтарём, развернулось в полный рост.

— Трон Святой… — задохнулся Шандор, пытаясь понять, что за отродье выросло перед ним. Демон — несомненно, он мог быть только демоном — выглядел как громадная уродливая пародия на человека, и наготу его прикрывал лишь широкий кусок грязной ткани, свисающий с пояса. На ярко окрашенной коже твари здесь и там виднелись хитиновые наросты, которые срастались в твёрдые пластины вокруг плеч и шеи. Правая рука существа разделялась возле локтя, причём одна из «ветвей» оканчивалась трехпалой клешней, а другая — совершенно обычной человеческой ладонью. Левая, низко свисавшая рука, сужалась в длинный изогнутый крюк. Также Лазаро рассмотрел безволосую луковицеобразную голову, глубоко посаженные глаза и разинутую пасть, с которой свисали щупальца с наконечниками-шипами.

— Тизз-а-рукк, — простонал демон, неловко шевеля челюстями и пуская слюни. Каким-то образом Шандор понял, что тварь ухмыляется, глядя на него. Вдавив большим пальцем пусковой шпенёк, проповедник услышал рык ожившего эвисцератора. Оружие дернулось в хвате Лазаро, словно живое создание, жаждущее мести.

«Совпадений не бывает, — признал священник, — мне был предначертан такой конец».

— За Императора! — вскричал он, бросаясь вперёд.

Увидев что из груди вырожденного чудовища к нему рванулись хищные отростки, Шандор взмахнул мечом по широкой дуге. Клинок начисто отсек два щупальца, но остальные метнулись в сторону и втянулись обратно. С булькающим рёвом демон сделал выпад изогнутой клешней, рассекая ею воздух, будто косой. Лазаро парировал могучий удар, хотя едва устоял на ногах. Рокот эвисцератора перешёл в вой — его цепные зубья пытались прогрызть окостеневшую конечность. Из-под кожуха благословенной машины, свирепо терзающей нечестивца, повалил дым.

— Тизз-а-рукк! — вновь простонала тварь, оплевав проповедника мерзкой слюной.

Стиснув зубы, Шандор вонзил клинок глубже, хотя его тело сотрясалось от вибраций оружия. С мучительным визгом приводной ремень меча лопнул и отлетел в сторону, словно немыслимо острое лассо, отрубив по пути левую руку Лазаро чуть ниже плеча. Бесполезное теперь оружие выпало из пальцев священника и лязгнуло о пол, подвывая мотором. Отведя клешню-косу, демон выбросил её вперед, пробил верзантцу грудь и продолжал давить, пока костяное острие не вышло из спины. Изо рта проповедника хлынула кровь, отродье тут же дернуло его вверх и поднесло к себе. Наклонив голову, тварь внимательно посмотрела на Шандора, и тот почувствовал, как нечто иное изучает его сквозь эти бессмысленные глаза — какое-то неумолимое, совершенно нечеловеческое сознание.

«Верно, — передал Лазаро потаённый разум, — совпадений не бывает».

И ротовые отростки чудовища метнулись вперёд.

«У клубка нет начала и нет конца, — лихорадочно думал полковник Кангре Таласка, — поскольку всё в нем сплетено — сохранено в едином запутанном мгновении».

За стенами донжона ярилась чёрная буря, приманивая своим гневом видения из ран, оставленных Облазтью на душе Таласки. Его вера почти сгинула в бою с кошмарами того замёрзшего мира, но на Искуплении полковник увидел благословление под коростой проклятия. Через муки он пришёл к откровению.

— Ко мне никого не пускать, — велел он командиру Безмолвных Паладинов. — Бог-Император зовёт меня, Каролус.

Воин-недочеловек степенно склонил голову, и Кангре положил ему руку на нагрудник.

— Нам с тобой предначертана слава, друг мой, — пообещал Таласка.

Отвернувшись, он направился в башню — продолжать свой великий труд.

Глава седьмая[22]

Сквозь пелену лихорадки, ползущую из заражённой руки, фантом услышал, как нечто шепчет, манит его к призрачным развалинам, что поджидают в джунглях — и дальше, к скрытым путям среди звёзд. , — подумал он.

«Похоже, меня какое-то время не будет»

— Крест? — позвал чей-то настойчивый голос. — Крест!

«Кто…?»

— Мы добрались до моста, — духа тряхнули за плечо.

— Клавель? — пробормотал он, с трудом вырываясь из сна.

— Вы ни на что не реагировали, — сообщил комиссар. — Хотя потом заговорили о чём-то…

— Хорошо поспали, сэр? — спросила женщина со шрамами, сидевшая напротив Креста, занятая финальной проверкой плазмомёта. Все ветераны в десантном отсеке проводили тот же самый обряд — ухаживали за оружием так заботливо, что это граничило с поклонением.

— Очень хорошо, спасибо, — мягко ответил капитан. — Теперь не попадусь вам на линию огня, рядовой Рахель.

Женщина расплылась в щербатой улыбке, явно удивлённая тем, что офицер запомнил её имя.

«Химера» дергано затормозила, и мехвод выключил двигатель.

— Ближе к Ободу подходить не рискну, — сказал он. — Только не в помрачение.

— Понял, Вергилио, — ответил капитан Квезада, похлопав его по спине. Повернувшись к остальным, офицер скомандовал: — Надеть маски, Висельники! Дальше идём пешком.

На Заставу-шесть больше не отправляли дозорных. Хотя мертвецов убрали из бункера, на стене осталось слово, начертанное их кровью:

ТИЖЕРУК

Крест заставил себя изучить выцветшие буквы цвета ржавчины. Они были зазубренными, как по форме, так и по ощущениям, что возникали при взгляде на них. Нечистыми.

— Куда же я веду моих солдат? — спросил Квезада, подойдя к однополчанину.

— Я уже проинструктировал вас, капитан, — отозвался Клавель. — Мы считаем, что на Искуплении укоренился еретический культ.

— Об этом вы мне не говорили, комиссар, — командир ветеранов указал на богохульное слово. Кроме трёх офицеров, в помещении заставы никого не было — гвардейцы ждали снаружи, разведчик отряда проводил рекогносцировку моста.

— И чем бы вам помогли такие сведения? — поинтересовался Клавель.

— Нам неизвестно, что именно здесь происходит, — Крест посмотрел Квезаде в глаза, — но Висельников не случайно выбрали для этого задания. Здесь нужны лучшие бойцы полка.

В шлеме ветерана затрещал вокс.

— Квезада, приём, — ответил он.

— Говорит Галантай, — произнёс чёткий голос с сильным акцентом. — Капитан, мост совсем никакой. По большей части обвалился в ущелье, а остальное скоро рухнет следом.

— Сможешь провести нас на ту сторону?

— Если будем смотреть под ноги, всё получится.

— Понял тебя, выдвигаемся, — капитан переключился на канал связи с «Химерой». —Вергилио, займи позицию в двух километрах от моста и жди моего сигнала.

— Есть, капитан, — подтвердил мехвод.

Квезада холодно оглядел других офицеров.

— Знайте, если моё отделение пострадает из-за того, что вы умолчали о чём-то…

— Понятно, капитан, — огрызнулся Клавель. — Идёмте уже.

Они воссоединились с Висельниками у входа на переправу. Лучи нашлемных фонарей метались в неистовых вихрях сажи: возле теснины ветер окончательно рассвирепел.

— Держитесь рядом со мной, не сходите с помеченного пути! — предупредил Галантай по общему каналу отделения. Ему приходилось орать, чтобы перекрыть рёв бури. — Смотрите, чтобы вас не снесло! На мосту порывы ещё сильнее!

Казалось, что невысокий и худощавый разведчик всё время пригибается. Вместо стандартного бронежилета он носил кожаную броню и скуфейку, отороченную мехом. Судя по висевшей на плече лазвинтовке с необычно длинным стволом, боец также был снайпером отряда.

— Держись меня, старичок! — крикнула Кресту Рахель. — Поймаю, если навернешься!

Мост к Шпилю Каститас покрывала резьба в виде стилизованных цветов с широкими лепестками по обеим сторонам чашечки. Эмброуз вспомнил, что так выглядит древний символ целомудрия, но в осыпающейся каменной громаде не было ничего невинного. Она походила на искажённого двойника переправы к Веритасу.

«Целомудрие на Искуплении больше не приветствуется», — решил капитан, сам не зная почему.

Группа из девяти гвардейцев передвигалась плотной колонной, следуя за разведчиком. Галантай не преувеличивал — над тесниной условия намного ухудшились. Боковые стенки почти целиком развалились, и отряд оказался беззащитен перед ураганными ветрами, что налетали с обеих сторон. Кое-где фрагменты кладки рухнули на полотно моста и раскололись, поэтому бойцам приходилось огибать обломки размером с хороший валун. По самому покрытию шли трещины, которые порой расширялись до настоящих провалов, подсвеченных снизу адским пламенем бездны. Оттуда по ущелью разносился какой-то глубокий, первобытный ропот и серная вонь, напоминающая смрад тухлых яиц. Она проникала даже под дыхательные маски.

— Мы словно шагаем в Третью Преисподнюю, — прошептал Крест, вспомнив мифы родного мира.

— Стоп! — скомандовал Галантай, падая на колени. Остальные мгновенно повиновались и замерли, а разведчик тем временем взял в руки лазвинтовку и приник глазом к светящемуся прицелу.

— Противники, — доложил он. — Двое… нет, трое.

«Противники? — обеспокоенно подумал Эмброуз. — Мы уже называем так сектантов?»

— Вооружены? — уточнил Квезада.

— Оружия не вижу.

— Сможем проскользнуть мимо?

— Нет, у них лагерь на нашем маршруте. Видимо, наблюдатели.

— Вали их.

«Постой…!»

Шум ветра пронзил резкий треск лазразряда. Через пару секунд последовал второй.

— Снял двоих. Третья цель залегла, — доложил Галантай. — Сейчас побежит…

Гвардейцы ждали.

— Засек его, — прозвучал выстрел. — Готов.

Несколько минут спустя Висельники добрались до убитых — двух мужчин и женщины. На всех троих были прорезиненные чёрные комбинезоны и грубые белые накидки, украшенные спиральными узорами. В безволосой голове каждого трупа имелось отверстие с прижжёнными краями, свидетельство меткости снайпера. Присев рядом с женщиной, разведчик стянул с неё маску, под которой обнаружилось грубая, почти звериная харя.

— Уродливая сукa, — вынесла вердикт Рахель.

Галантай провёл пальцем по лбу культистки, вдоль выступающего подкожного гребня.

— Видел такое раньше, в городе… — сообщил он, — но никогда вблизи. Сектанты стараются прятать подобное.

— Она вооружена? — спросил Крест, подошедший к бойцам.

Снайпер вынул из-за пояса с инструментами на талии женщины нечто увесистое и тупоносое.

— Автопистолет.

Это было заурядное и дешёвое оружие, но с элегантной инкрустацией из резной кости на рукояти.

— Качественная работа, — одобрил разведчик, убирая пистолет за собственный пояс.

Квезада повернулся к политофицеру:

— Что думаете?

— Очевидно, на Каститасе находится то, что от нас хотят утаить.

— Получается, вы хотите начать войну, комиссар?

— Возможно, у нас уже нет выбора, капитан Квезада, — пробормотал Крест, который изучал гребень на лбу мёртвой сектантки. Ему вспомнился замысловатый грим, украшавший посланника Вирунаса.

«Он это пытался прикрыть?»

Морда культистки напоминала карикатуру на изящное лицо жреца, но её глаза, изумлённо распахнувшиеся в миг внезапной гибели, были того же поразительного сапфирного оттенка.

«Все они мутанты?» — задался вопросом Эмброуз.

— Скиньте их в ущелье, — приказал Клавель. — Пора двигаться дальше.

Крест не услышал его, ошеломлённый ещё одним сходством — у трёхрукого отродья в покойницкой имелся такой же гребень.

На длинном извилистом пути к вершине Шпиля, где лежало аббатство, гвардейцам больше никто не встретился. Ближе к пику стало меньше обломков скал, в проходах между которыми усиливался ветер, и подъем сквозь помрачение несколько облегчился.

Чёрные Флаги добрались до самого верха Каститаса на заре, когда за пеленой облаков показались Избавление и Проклятие, солнца-близнецы Искупления. Впереди угрюмо вздымалась к небу цитадель Терния Вечного, коронующая гору крестообразным венцом зубчатых стен и башен со шпилями. Железные врата, к которым осторожно подобрались бойцы, никто не охранял.

— Кажется, недавно поставили, — Галантай указал на кодовую панель возле входа.

— Регев, — позвал Квезада, — сможешь взломать?

Солдат в багровой бандане изучил устройство, сверкая зелёными аугментическими линзами из-под дыхательной маски.

— Похоже на стандартный инфозамок.

Вытащив из ранца компактный прибор, гвардеец приложил его к панели и начал крутить верньеры. По маленькому дисплею побежали какие-то цифры.

— Техник-специалист Регев помогает нашему машиновидцу со времён Облазти, — с ноткой гордости пояснил Кресту командир ветеранов. — Бойцы Вассаго не страшатся плыть по волнам перемен.

Следом он повернулся к разведчику:

— Галантай, следи за горной дорогой. Мне не нужны сюрпризы с тыла.

Кивнув, снайпер отполз в сторону.

Устройство Регева издало писк, и ворота тут же вздрогнули: где-то внутри них разъехались задвижки. Пробормотав молитву Машинному богу, специалист надавил ладонями на обе створки. За тихо раскрывшимися вратами обнаружился длинный атриум с чередой колонн, идущей вдоль его осевой линии.

— Войти и захватить, — скомандовал Квезада.

Развернувшись веером, шестеро ветеранов слаженно метнулись внутрь открытого дворика. Пока они занимались давно знакомой работой, посторонние — Крест и Клавель — держались позади.

— Чисто, — один за другим доложили все Висельники.

— И воздух чистый, — добавил Регев, сверившись с ауспиком.

— Снять маски, — приказал Квезада.

Облегчение на лицах гвардейцев быстро сменилось отвращением, стоило им почуять жуткий смрад внутри цитадели.

— Шестернутый, ты же сказал, что воздух чистый! — Рахель нехорошо посмотрела на специалиста.

— Ну да, неядовитый.

— Гыбзан, веди отделение, — распорядился капитан ветеранов. — Твой пыл нужен нам впереди.

— Есть, сэр, — крупный приземистый мужчина с огнемётом занял указанную позицию. Его шлем и броню покрывали криво выведенные священные образы и отрывки псалмов, на заплечном топливном баке была закреплена массивная аквила с крыльями в форме языков пламени.

«Благочестивый пироманьяк, — предположил Крест, — как и очень многие огнемётчики».

Следуя за Висельниками вдоль колоннады, капитан подмечал на каменной кладке пятна гари, пулевые отверстия и глубокие борозды.

— Здесь была драка, — мрачно сообщил Гыбзан, будто раскрыв величайшую тайну. — Серьёзная.

— Сёстры Битвы иначе и не могли погибнуть, — проворчала Рахель.

— По слухам, они обезумели, — заметил боец с продолговатым лицом. — Работяги в городе болтают, что их канониссой овладел демон.

— Работяги фрагню несут, Трухильо! — прошипела женщина. — Адепта Сороритас неподвластны злу. Вот почему кто-то перебил их.

Впереди находился дверной проход, но сама дверь, сорванная с петель, валялась в противоположном конце атриума.

— Трон Святой, — пробормотал огнемётчик, остановившись на пороге. Затем он шагнул вбок, пропуская трёх офицеров.

Им предстал огромный неф аббатства. Витражные стёкла притвора уцелели, как и столпы, поддерживающие потолок, но огромная часть пола рухнула, так что сразу за дверным проходом начинался глубокий провал. Опустив глаза, Крест увидел нижний этаж, кельи которого превратились в засыпанные обломками руины. Разбитые статуи, выступавшие из завалов, в тусклых лучах звёзд-близнецов казались падшими ангелами. Но по-настоящему ошеломили капитана кости, лежавшие повсюду — останки многих тысяч мертвецов. Кто-то превратил убежище святости в огромную погребальную яму.

— Нам повезло, — рассудил Клавель. — При солнечном свете пробираться будет заметно легче.

Видимо, подобный разор не смутил комиссара.

— Вы хотите провести моё отделение по этому кладбищу? — с каменным лицом спросил Квезада.

— Другого пути нет, капитан.

— Что именно мы здесь ищем?

— Улики… возможно, записи, — политофицер покачал головой. — Если они уцелели после нападения, искать их нужно в святилище аббатства. Нам необходимо попасть туда.

Некоторое время Квезада молча изучал провал.

— Они обрушили пол зарядами направленного действия, — наконец произнёс капитан. — Неясно только, зачем.

— Осквернить храм! — злобно проговорил огнемётчик с потемневшим от ярости лицом.

— Но окна остались целыми… и фрески тоже, — нахмурился Крест. — Думаю, нет, причина тут… в чём-то другом.

— Верно, — согласился командир ветеранов, — это меня и тревожит.

Он повернулся к товарищам.

— Надеть маски, Висельники. Подтвердим наше прозвище!

Глубина ямы достигала почти десяти метров. Кто-то — вероятно, те же создания, что взорвали пол — установил возле двери металлическую лестницу, но болты, которыми она крепилась к стене, насквозь проржавели.

— Ненадёжная, — заявил Регев после быстрого осмотра. — Наверное, ей долгие годы не пользовались.

— Тросы, — скомандовал Квезада, вытаскивая из ранца моток веревки с крюком.

Ветераны мастерски десантировались в провал — каждый из них, только коснувшись земли, вскидывал оружие и вглядывался в тени. Рахель и Гыбзан спустили на тросах своё тяжёлое снаряжение и лишь затем присоединились к сослуживцам. Казалось, что оба больше заботятся о пушках, чем о собственной безопасности.

Проблемы возникли только у Креста, который в последний момент сорвался с верёвки и рухнул на груду костей. Оказалось, что останки покрыты слизью и чем-то, неприятно похожим на дерьмо. Пока капитан поднимался на ноги, некоторые ветераны качали головами, но никто не смеялся над его падением. На этом кладбище всем было не до шуток.

Чёрные Флаги двинулись вперёд, огибая завалы и ещё стоявшие участки стен. По обеим сторонам ямы зияли широкие трещины, за которыми спускались во тьму неровные туннели. Снаружи казалось, что их прорыли какие-то звери, но Кресту не хотелось представлять себе существо, живущее в подобной норе. По молчаливому уговору бойцы держались подальше от таких щелей — куда бы они ни вели, люди туда попадать не желали.

— Все скелеты тут старые, — пробормотал Трухильо, когда отделение перебиралось через курган из забытых мертвецов. — Вонь идёт не от них.

«Он прав, — подумал Эмброуз, — плоть, что связывала эти кости, давно истлела. Несчастные умерли, самое меньшее, несколько десятилетий назад».

— И тут не только гниль, — добавила Рахель, — а ещё что-то…

— Стоп! — крикнул Гыбзан откуда-то спереди. — У нас проблема.

Дорогу Висельникам преградил длинный участок стены.

— Перелезать её не стоит, — указал Регев. — Может рассыпаться под нами.

— Тогда насквозь пробьёмся, — плазмомётчица занесла ногу для пинка.

— Возможно, тут весь этаж неустойчивый, — возразил специалист. — Не нужно рисковать…

Аугментированный боец осекся, услышав низкий и влажный стон, который будто бы вытекал из трещин по обеим сторонам провала и разносился по склепу. Казалось, что вдруг задышали сами катакомбы. Потом раздался отдалённый грохот, сменившийся тишиной. Гвардейцы ждали, но больше ничего не происходило.

— Рассредоточиться и искать проход, — приказал Квезада.

— Вероятно, туннели… — начал Регев.

— Никаких туннелей, — отрезал капитан.

Восемь непрошеных гостей ходили вдоль длинной стены, пытаясь найти в ней брешь, но то и дело оглядывались на входы в «норы».

«Мы здесь не одни», — со зловещей уверенностью понял Крест.

Заметив, как нечто блеснуло в куче останков, капитан опустился на колени и смахнул грязные кости в сторону. Под ними обнаружился изящный шлем с наклонным забралом, который лучился перламутровым сиянием. Погань могильной ямы словно бы не коснулась него.

— Похоже на боевой шлем Адепта Сороритас, — прошептала стоявшая сзади Рахель. Крест уловил меланхоличную нотку в её голосе.

— Сюда! — громко прошептал Трухильо, что копался дальше возле стены. Когда остальные подошли к нему, ветеран указал на узкую трещину в кладке: — Может, здесь протиснемся.

Пригнувшись, солдат заглянул внутрь.

— Хотя тут полно костей…

— Вытащить сумеем? — спросил Квезада.

— Быстрее выйдет проползти по ним, капитан.

— Я туда не пойду, — объявил Гыбзан, как будто закрывая вопрос.

Эмброуз краем глаза заметил какое-то движение. Обернувшись влево, он прищурился и внимательно посмотрел в один из туннелей. Где они заканчивались? В подземных часовнях аббатства или гораздо глубже? Чуть ли не преодолевая себя, Крест посветил в щель фонарём.

Оттуда на него посмотрело громадное уродливое создание, прятавшееся в нише.

— Капитан… — начал было Эмброуз.

Вскрикнув, Трухильо отскочил от трещины, из которой метнулась острая клешня. Боец упал на спину и немедленно открыл огонь, всаживая в проход лазразряды. Изнутри донеслось яростное шипение, и появилась вторая когтистая лапа, за которой последовала третья. Их хозяин, ухватившись за края разлома, потянул своё искажённое тело к свету.

— Огнемёт! — взревел Квезада, включая силовой меч.

Гыбзан шагнул вперёд, наводя оружие на цель. Из дула вырвался шумный поток пламени, заливший трещину. Тварь внутри забилась и взвыла — её укрытие превратилось в огненный ад.

— Туннели! — рявкнул Крест, видя, что замеченный им монстр неуклюже бежит к гвардейцам. По трём рукам богомерзкого отродья с раздутым, удлинённым черепом вились могучие мышцы. Его лицо, лишённое всех эмоций, кроме тупой ярости, казалось гадкой пародией на человеческое. Слюна, что стекала из широко распахнутой пасти по бочкообразной груди чудовища, капала на хрустевшие под его ногами скелеты.

«Мутанты, — решил Эмброуз. — Иначе и быть не может».

Он открыл огонь, держа болт-пистолет двумя руками для надёжности. Снаряды вонзились в туловище великана, детонировали внутри, и входные отверстия распустились мясистыми алыми цветками. Противника это даже не замедлило.

— Вассаго сжигает! — крикнула Рахель, вставая рядом с Крестом. Подобравшись, она нажала на спуск плазмомёта. После краткой заминки — оружие набирало заряд — на тварь обрушилась очередь раскалённых сгустков материи. Плазма испепелила монстру правое плечо и оставила глубокую дымящуюся борозду поперёк груди. Урод повалился наземь с расплавленным хребтом, но тут же пополз к имперцам, отталкиваясь уцелевшими лапами.

— Прикончи его! — зарычала женщина, оружие которой охлаждалось, испуская пар. Только через несколько секунд она смогла бы выстрелить, не слишком рискуя перегревом. Зашагав к умирающему мутанту, Крест всадил ему несколько снарядов в череп и посмотрел прямо в глаза.

«Синие», — успел понять Эмброуз за миг до того, как череп твари взорвался.

Участок непроходимой стены рухнул с грохотом горного обвала, засыпав Регева фрагментами кладки, и через брешь проковылял ещё один громадный вырожденец. Шипя, словно колоссальная змея, чудовище протянуло к обездвиженному специалисту великанскую лапу.

— За Императора! — комиссар, заслонив собой гвардейца, отбил клешню мутанта цепным мечом. Быстро вращающиеся зубья вгрызлись в плоть врага, разбрызгивая чёрный ихор. Клавель, который с трудом удерживал могучую тварь, выхватил правой рукой плазменный пистолет. Монстр замахнулся на него свободными лапами, но политофицер воткнул ствол оружия между клыкастых челюстей и нажал на спуск. Раскалённый добела сгусток спалил морду гиганта и насквозь прожёг голову. Тот упал ничком, мимо отпрыгнувшего вбок комиссара — прямо на Регева, что так и не успел выбраться из-под обломков. Из пробитого черепа вырвался фонтан испаренной плоти и костей; конденсируясь, он разлился по нагруднику Чёрного Флага и за считанные секунды проел броню. В груди завизжавшего от боли гвардейца появилась тлеющая воронка.

— Сюда! — воззвал Клавель к однополчанам, указывая на пролом в стене.

Свирепый рёв отродий уже доносился со всех сторон. Всё новые твари выступали из туннелей, тогда как менее крупные уродцы — видимо, молодые особи — выползали из-за груд щебня или трещин в скалистом грунте. Невозможно было понять, сколько ещё таких созданий обитали в погребальной яме.

«Они скрывались от солнечного света, — внезапно подумал Крест. — Твари не любят его, однако и не боятся».

— Ложись! — рыкнула Рахель, заметив, что очередной великан навис над капитаном и замахнулся жилистыми лапами с немыслимо острыми когтями, целясь тому в голову. Эмброуз бросился на пол, но клешни всё равно задели его по верхушке шлема. Каска отлетела в сторону, ошеломлённый гвардеец перекатился вбок, уходя от нового удара. Вонзившись в камень, когти чудовища раскололи его, будто отбойные молотки. Тут же над Крестом с воем пронёсся плазменный шквал, за которым последовал вихрь огня — на его противника наступал и Гыбзан. Распевая боевые псалмы, ветеран заставил монстра ретироваться.

Неловко поднявшись на ноги, капитан столкнулся с другим Висельником. Обе руки парня были оторваны в плечах, из ран торчали только расщеплённые, окровавленные обломки костей. Дыхательная маска слетела с его лица, обнажив расширенные от шока глаза. Боец пытался что-то сказать.

«Я не знаю, как его зовут», — пришла в голову Креста абсурдная мысль. Он увидел, что Квезада подходит к ним, наводя болт-пистолет.

— Думаю… — начал Эмброуз и осекся.

Голова безымянного гвардейца резко мотнулась назад в брызгах крови. Командир ветеранов толкнул труп на пару мелких отродий, что подползали к Чёрным Флагам. Ствол его оружия ещё дымился после милосердного убийства.

— Висельной благодати тебе, брат, — нараспев произнёс Квезада. Затем он ткнул мечом в сторону Клавеля и рухнувшего участка стены: — На ту сторону!

Офицеры двинулись вперёд, а Гыбзан пристроился к ним, на ходу отгоняя преследователей широкими дугами пламени.

— Топливо на исходе! — предупредил огнемётчик.

У бреши Трухильо и Рахель прикрывали комиссара с боков. Все трое вели огонь по чудовищам, причём женщина и политофицер стреляли поочерёдно, давая плазменному оружию охладиться. Возле них лежал Регев, наполовину погребённый под тушей великана, проломившего стену. Аугментические линзы мёртвого специалиста до сих пор светились из-под дыхательной маски.

— Они сильные, но медленные! — крикнул Квезада. — Если будем так же…

Мелкий мутант выпрыгнул из груды костей рядом с ним, хныкая и плюясь. Невысокое существо, казалось, состояло только из переплетённых мускулов, и, хотя бугристая голова твари доставала капитану лишь до запястья, одна из «рук» отродья разрослась в клешню-косу длиной в два его роста. Одновременно с тем, как Квезада рассек уроду череп, тот взмахнул лапой и начисто отрубил ветерану левую ногу в бедре. Гвардеец с воплем повалился наземь, но Крест подхватил его и усадил возле стены, пока остальные прикрывали их огнём. Из короткого обрубка неудержимо хлестала кровь.

— Уходите, — приказал Квезада. Никто из бойцов не стал спорить.

«Слишком хорошо знают своё ремесло, — подумал Эмброуз. — Если мы замедлимся, то погибнем. Почести павшим они воздадут позже».

— Дать вам Милость Императора, капитан? — спросил Клавель, не отрываясь от стрельбы и не оборачиваясь.

— У Висельников своё милосердие, комиссар, — Квезада снял с пояса гранату. — Крест, забери меч, — указал ветеран на лежащий рядом силовой клинок. — Он слишком хорош для этого кладбища…

Лицо раненого побелело от кровопотери.

— Уходите!

Квезада принял собственную милость через считанные секунды после того, как гвардейцы скрылись за преградой. Мощная ударная волна сотрясла пол и стены погребальной ямы, через которую мчались Чёрные Флаги. Никто бы не огорчился, если бы жуткий котлован засыпало целиком.

— Почти выбрались на ту сторону! — крикнула Рахель.

Неуклюжий мутант ростом с человека преградил ей путь, но плазмомётчица лишь отскочила в сторону, сохраняя драгоценные заряды для более опасных врагов. Крест замахнулся на тварь клинком Квезады. Фехтование не было коньком Эмброуза, однако в академии он научился основам владения мечом, а силовое оружие оставалось смертоносным даже в руках новичка. Изогнутый клинок, будто самостоятельно отыскав цель, почти напополам рассёк чудовище пониже груди.

— Спасибо, капитан, — поблагодарил Крест мертвеца.

Справа донёсся зычный рёв, вслед за которым в имперцев швырнули статую. Изваяние разбилось в паре шагов Рахель, осыпав женщину осколками камня и костей. Резко повернувшись, она увидела метателя и весьма красочно выругалась.

— Семь Преисподних… — прошептал Крест.

Даже среди громадных тварей этот урод выглядел гигантом. Его звериная башка уходила глубоко в разбухшие плечи, покрытые хитиновыми пластинами. Обе руки разделялись в локтях на множество отростков, каждый из которых расширялся к концу в трехпалую когтистую лапу. Зарычав, чудовище затопало в направлении Висельников. На ходу оно сгибалось почти вдвое и волокло за собой длинные конечности.

— Шевелись! — заорал Клавель.

Гвардейцы ринулись вперед, окончательно забыв об осторожности. Когда они добрались до дальнего края ямы, Трухильо метнул трос, пытаясь зацепиться за что-нибудь на верхнем этаже, но крюк с лязгом упал обратно.

— Слишком высоко! — крикнул боец.

— Выстреливаемый трос был у Регева! — прорычала Рахель, яростно тряхнув головой.

— Ищите лестницу! — скомандовал Крест, который и так сомневался, что сможет подняться по верёвке на десять метров.

— Догоняет! — предупредил комиссар. Великанский мутант не отставал от них.

«Нужно прикончить его», — осознал капитан. Убрав пистолет в кобуру, он перехватил меч двумя руками. — Висельники… — начал Крест, но огнемётчик уже пошёл в наступление.

— Трон Пылающий! — издал боевой клич Гыбзан, шагая навстречу преследователю. Расходуя остатки топлива, он окатил атакующую тварь тугой струей прометия. Колосс ворвался в горящий поток и бешено завыл, охваченный огнём. Миг спустя чудовище, обожжённое и ослепшее, врезалось в своего мучителя и сдавило его в безжалостных объятиях. Пробитый резервуар гвардейца взорвался, испепеляющий вихрь пламени охватил обоих противников. Гыбзан погиб мгновенно, мутанту разорвало в клочья руки и грудь.

Висельники окружили горящее отродье, которое кружилось на месте с обугленным трупом огнемётчика, прикипевшим к туловищу. Вызывающе рыча, тварь замахнулась на людей ошмётками лап, но плазменные сгустки, куда более жаркие, чем любое обычное пламя, тут же выжгли в её боку глубокие воронки. Подойдя ближе к ослабевшему врагу, Крест несколько раз ударил его мечом по толстым, словно древесные стволы, ногам. Наконец, плоть уступила блистающему силовому полю и колосс рухнул.

— Отправляйся на Виселицу! — прорычал капитан, вонзая меч в растекающееся лицо монстра. Тот задергался, но Эмброуз крепко держал клинок, наслаждаясь странной опустошённостью внутри. Он смутно осознавал, что скучает по такому чувству.

— Готово! — заорал кто-то. — Крест, оно сдохло!

Капитан уставился на женщину в дыхательной маске.

— Тут ещё куча других уродов, — настойчиво добавила Рахель. — Пора валить, Крест!

Вскоре гвардейцы отыскали лестницу. Ступеньки её покрывала слизь, а крепежные болты явно ослабли. Клавель осторожно подергал трап и нахмурился — тот подался в его хватке.

— Взбираться можно только по одному, — сказал он.

Первым пошёл Трухильо. Пока он поднимался, Висельники укрылись за статуей погружённого в мрачные раздумья кардинала. Бойцы прислушивались к тому, как обитатели ямы ковыляют по лабиринту развалин. Казалось, что теперь существа бранятся между собой.

«Ссорятся из-за мертвых, — предположил капитан. — И наших, и сородичей».

— Залез, — воксировал Трухильо. — Лестница совсем плохая. Забирайтесь медленно.

Политофицер решил идти следом. Первый боец проверил состояние трапа, каждый следующий подъём становился опаснее предыдущего… Тот, кто поднимался вторым, рисковал меньше всех.

«Да что ты за комиссар вообще, Клавель?» — удивился Крест, и отнюдь не впервые.

— Так кто же ходит по твоей могиле? — спросила Рахель, когда они с капитаном остались наедине. Женщина говорила тихо, не сводя глаз с лабиринта.

— Моей могиле?

— У нас на Затонувших Мирах есть такая поговорка, — Рахель покачала головой. — Я имела в виду, что за дух преследует тебя? Не отрицай, это же очевидно.

— Дух, преследующий меня? — Эмброуз задумался. — Наверное, речь обо мне самом.

— Это понятно, работа у нас такая, — фыркнула женщина. — Нет, я же видела, как ты дрался за стеной. К тебе, друг, прицепился ещё один призрак.

Она показала на глазную повязку Креста.

— Может, дух как-то связан с этим?

— Нет, Рахель, глаз тут ни при чём, — покачал головой офицер. Его рука под перчаткой жутко чесалась, словно паразиты вернулись довершить начатое. — Я…

— Залез, — воксировал Клавель. — Следующий — капитан Крест.

— Вас поняла, — отозвалась Рахель. — Давай, Крест.

Эмброуз хотел возразить, но понял, что лишь зря потратит время, а сочащийся сверху унылый солнечный свет быстро тускнел. Утро ещё не закончилось, но на Искуплении это почти ничего не значило. Тучи понемногу сгущались, погружая гору в извечный сумрак.

— Потом расскажешь мне свою историю, — сказал капитан, забираясь наверх. — Только призрак может узнать другого призрака, рядовой.

Подъём продолжался долго. Ступеньки, перемазанные скользкой слизью, то и дело начинали дрожать, вынуждая остановиться. Крест уже ловил ртом воздух, когда Трухильо помог ему перевалиться через край. Яма под ними окончательно погрузилась во тьму.

— Залез, — передал Крест. — Выбирайся оттуда, Рахель.

— Поняла тебя. Поднимаюсь.

Женщина была уже в паре метров от вершины, когда лестница громко заскрипела и сильно покачнулась. Плазмомётчица замерла. Бросившись ничком, Эмброуз и Трухильо протянули ей руки.

— Хватайся, боец! — потребовал капитан.

— Трап выдержит, — отозвалась Рахель. — Мне просто надо…

С визгом раздираемого металла лестница оторвалась от стены и слегка накренилась. Покачавшись, она замерла на мгновение — и плавно унеслась по дуге во тьму вместе с живым грузом. Через несколько долгих секунд гвардейцы услышали, как трап с грохотом обрушился на развалины, и отродья шумно завопили в ответ.

— Рахель! — крикнул Крест.

Ответа он не ждал и не получил.

Последние лучи света уже угасли, когда трое выживших продолжили путь. Клавель, судя по всему, имёл четкое представление о планировке аббатства, поэтому двое других молча следовали за ним. Эмброуз решил, что комиссар изучил схему помещений перед заданием, но, если и так, сведениями он ни с кем не поделился. Политофицер уверенно направлял бойцов всё выше и выше, на самые верхние этажи монастыря. За исключением погребальной ямы, здание было практически целым и, видимо, необитаемым, но в нём везде чувствовалась давящая атмосфера.

— Здесь, — произнёс Клавель, останавливаясь в конце коридора с чередой колонн. В стене перед гвардейцами находилась круглая металлическая дверь с рельефным гербом ордена, которому принадлежало аббатство: кинжаловидного терния, окружённого цепями. Поверхность заслонки покрывали царапины и следы гари, но урон явно был несущественным. Большую часть кладки возле люка разбили, однако под ней находился тот же непробиваемый металл.

— Не смогли войти, — заметил Трухильо, — и свихнулись от злости.

— Я не понимаю, как нам добиться большего, — Крест похлопал по двери ладонью. — Похоже на сплошную сталь.

Он огляделся.

— Даже кодовой панели не вижу.

— Механизмы Святой Гавани сокрыты от глаз, — сказал комиссар, — и врата её откованы из адамантия. Отойдите в сторону, капитан.

«Теперь ты даже не притворяешься, — подумал Эмброуз, пропуская Клавеля. — Наверное, маскарад больше не нужен, потому что мы на месте?»

Политофицер коснулся вершины терния, подождал несколько секунд, затем провел пальцами вдоль шипа, вновь остановился, сдвинул ладонь влево и описал дугу вдоль цепей до наивысшей точки окружности. Помедлив, комиссар убрал руку и начал последовательность заново.

— Чем он занялся? — хмуро спросил Трухильо.

— Наверное, в люк встроён какой-нибудь гаптический сенсор, — несмотря на подозрения в адрес Клавеля, происходящее заинтриговало капитана. До того, как пойти в солдаты, Эмброуз был ученым, и любознательность по-прежнему жила в нём. — Вероятно, он запрограммирован распознавать определённые тактильные шаблоны.

Висельник непонимающе взглянул на Креста.

— Открывается жестами, — пояснил тот и добавил, когда политофицер в очередной раз сбился: — Хотя не уверен, что он знает верный шифр.

Множество попыток спустя раздался благозвучный перезвон, и заслонка начала вращаться по часовой стрелке, медленно ввинчиваясь вглубь стены. Задвинувшись почти на метр, люк резко отъехал вправо и скрылся в специальной нише.

— Ничего не трогать, — предупредил комиссар и шагнул внутрь.

Имперцы зашли в маленькую комнату с потолочным куполом чуть больше четырёх метров высотой. У дальней стены находился каменный столик, поверхность которого покрывали встроенные панели какого-то устройства. Хотя в помещении целый век никто не появлялся, циферблаты и экранчики на них по-прежнему светились. Рядом лежало перевёрнутое кресло с высокой спинкой, окружённое грудой книг и размотанных свитков; очевидно, они рассыпались при падении мебели. Слева, в глубоком алькове, располагались пустая койка и базовые удобства. Справа бойцы увидели алтарь.

— Семь Преисподних, — выдохнул Крест, изучая реликвию в его центре — округлый барельеф из тёмной бронзы, прибитый к стене тяжёлыми железными шипами. На нём изображалось сплетение созвездий, опутанных терниями, а из середины его смотрело крупное лицо, расчерченное прямыми линиями шрамов. Плоть мученика пронзали колючки, глаза его были зажмурены, а челюсти стиснуты, будто он пытался сдержать болезненный вопль. Невыразимый ужас и жестокая пытка искажали орлиные черты создания, но его узнал бы каждый из людей. Подобные иконы сотни раз встречались Эмброузу во время странствий.

Перед ними был Бог-Император Человечества.

— Тут никого нет, — пробормотал Трухильо. — Это как понимать?

«Никак, — обеспокоенно подумал Крест. — Здесь явно кто-то заперся. Куда они делись потом?»

Сверху донесся механический скрежет, с которым раздвинулись щиты, закрывавшие купол. За витражным стеклом царила почти такая же темнота, как и внутри, хотя на часах был полдень.

— Источник энергии ещё действует, — сообщил Клавель от пульта управления. — Они рассчитаны на столетия работы, но нужно было попасть сюда, чтобы убедиться.

Вытащив из гнезда на панели кристалл с голозаписью, политофицер убрал его в ранец вместе с несколькими инфокубами, после чего опустился на колени и начал перебирать рассыпанные книги.

— Ты не комиссар, — сказал Крест, подходя к нему.

— Я много лет провёл в этой должности, — отозвался Клавель, не прерывая поисков, — но Империум потребовал сменить её на более важную службу.

Обнаружив том в лазурной кожаной обложке, он кивнул, засунул книгу в ранец и вернулся к пульту.

— Здесь никого нет, — указал Эмброуз. — Тебе такое не кажется странным?

— Это не имеет отношения к заданию, — Клавель покрутил несколько верньеров, в ответ на что вокс-передатчик, встроенный в стол, с треском вернулся к жизни. Столь мощная станция, вероятно, могла отправлять сообщения по всему Кольцу Коронатус, а то и на орбиту Искупления.

— Наше задание… — начал капитан, но «политофицер» оборвал его резким жестом.

— Война — не дискретное понятие, — произнёс Клавель в решётку микрофона ровным и официальным тоном.

— Ничего не изменилось, — почти сразу же ответил спокойный голос, словно его обладатель ждал вызова из аббатства.

— Изменилось всё.

«Условная фраза», — понял Крест.

— Подтверждаю авторизацию, «Калавера-пять», — отозвался незнакомец. — Доложите обстановку.

— Основная и вторичная цели задания достигнуты, — сообщил Клавель, — но моё вторжение в аббатство, вероятно, активировало событие «Дикий огонь».

Последовала пауза.

— Приемлемо. Все имперские силы и средства подготовлены для стратегического полевого исследования. Продолжая задерживать «Дикий огонь», мы вряд ли получим важные дополнительные сведения.

— Запрашиваю эвакуацию.

— Подтверждаю. Определяем ваши координаты.

Вокс-станция умолкла.

— Кто ты такой? — требовательно спросил Крест, наводя болт-пистолет на человека с прозрачными глазами. Трухильо мгновенно последовал его примеру и вскинул лазвинтовку.

При виде оружия Клавель изогнул бровь, но сохранил полное спокойствие.

— Я — тот, кто может помочь вам спастись.

— Как ты до этого помог Висельникам? — горько произнёс ветеран.

— Они погибли на службе Богу-Императору, рядовой, — Клавель медленно потянулся к воротнику. — Я не ищу неприятностей, — предупредил он, вытягивая из-под мундира простой серебряный амулет.

По нажатию его большого пальца вещица раскрылась, и внутри обнаружилась маленькая рубиновая розетта. В центре её виднелась стилизованная серебряная колонна с изображением одноглазого черепа.

— Оперативник Клавель, конклав Калаверы, — представился вовсе-не-комиссар. — Ордо Ксенос.

— Колыбель Вырожденцев осквернена, круговой магус, — доложила Ксифаули, не открывая глаз. — Многие из Благословенных жестоко убиты.

Вирунас пристально взглянул на ученицу. Разряды пси-энергии обвивались вокруг её стройного тела, рисуя мерцающие узоры-мандалы, очертания которых указывали на недовольство женщины. Объединившись с гештальтным духом Спиральной Зари, она превратилась в психический маяк, пылающий на вершине Мандиры Веритас.

— Не видел этого, — признался магус. По правде говоря, он уже очень мало что замечал. Жизненные силы Вирунаса быстро угасали, как и острота его восприятия.

— Я направила в аббатство бригаду аколитов, — сказала жрица, разомкнув веки. — Еретики не уйдут живыми из Шпиля Каститас.

— Согласен.

— Но, круговой магус, даже если мы заткнем им глотки, войны не избежать.

«И ты жаждешь её, — почувствовал Вирунас, — как и все наши собратья».

Влияние Хрисаора возрастало, и Пожирание уже стучалось в сердца его родичей по династии, вливая им в кровь жажду праведного насилия. Даже магус слышал зов к войне, пусть и смутно, как отголосок далекого эха.

«Пора Ксифаули облачиться в мою мантию, — решил он. — Как магус, она более чем готова возглавить нас вместе с Хрисаором».

— Я отправляюсь в оплот посторонних, — сказал Вирунас вслух. — Жрец еретиков мёртв, их оживший ужас бродит на свободе. Нужно предложить чужакам избавление.

— Уже слишком поздно.

— Возможно, но я должен попытаться, — он поднял посох горизонтально, поперек груди, и протянул Ксифаули.

— Прошу вашего благословения, круговой магус, — добавил Вирунас.

Женщина долго молчала, глядя на учителя. Медлила она из уважения к нему, а не от неуверенности в себе. Ксифаули знала, что пришло её время.

— Так вечно движется Спираль, — наконец произнесла жрица нараспев и приняла посох. — Благословляю тебя, Вирунас.

Глава восьмая

Уже близился вечер, но помрачение так и не разошлось. Впрочем, оно было лишь жалкой тенью в сравнении с той глубокой тьмой, что нависла над Кладовой. Солдаты молча выполняли свои обязанности, будто бы ничего не произошло, пытаясь забыться в обманчиво спокойной рутине. В других обстоятельствах командование попробовало бы скрыть жестокое осквернение алтаря, но набралось слишком много свидетелей — вся паства собралась на утреннюю молитву. Нет, никто и не пытался заглушить слухи, пока ужас сам не сделал то, что не удалось офицерам. Стоило всем бойцам узнать о случившемся, как у них тут же пропало желание говорить на эту тему, по крайней мере, до конца помрачения. Пока что Черным Флагам оставалось лишь хранить стойкость и бдительность.

Сержант Алонсо Грихальва хорошо понимал это, но у новобранца-плавняка, делившего с ним пост на обзорной башне, ещё не выработалось подобное чутье. Мальчишке хотелось только трепаться.

— Девять человек, серж, — проговорил Джей, заваривая свежий рекаф, — как можно убить девятерых так, чтобы никто ничего не заметил? — Он протянул Грихальве дымящуюся кружку. — И всех за одну ночь. — Юнец тряхнул головой, пытаясь принять мрачный вид.

«Он не в силах представить себя на месте одного из тех девяти, — понял Алонсо. — Смерть для него пока еще нечто невозможное, что случается только с другими людьми».

Они сидели в маленькой караулке наблюдательной вышки. Люк на верхний уровень был закрыт, как и двери, что вели к стенам бастиона. Не было никакого смысла оставаться снаружи во время помрачения. Кроме того, одного из убитых как раз сдернули с дозорной площадки, и Грихальва не собирался испытывать судьбу без нужды.

— Коннант сказал, что их головы пропали, — все тараторил парень, — что их прям оторвали, даже священнику…

Вдруг в западную дверь заколотили, и Алонсо чуть не разлил рекаф. Следующий патруль должен был объявиться лишь через пятнадцать минут.

— Пароль спроси! — рявкнул он, когда Джей стал отодвигать засов. Юнец козырнул ему и, наклонившись к решетке в двери, повторил требование.

— «Небесные тени», — откликнулся грубый голос.

Грихальва кивнул, и Джей открыл дверь. Дородный гвардеец ввалился к ним вместе с ветром. Парень захлопнул люк, гость тут же стянул дыхательную маску. Его шинель была грязной, и несло от него чем-то похуже серы.

— Погано там, — сказал вошедший. — Говорят, не утихнет еще несколько дней.

У него был настолько сильный акцент, что слова чуть ли не сливались вместе.

— Видали и хуже, — ответил Алонсо, нахмурившись. Он узнал косоглазого шиларского сержанта. От него всегда были одни проблемы. — Что ты тут забыл, Тразго? По расписанию нарядов тебя на стенах быть не должно.

— Я в увольнении, — пожал плечами шиларец. — Найдется немного рекафа, товарищ?

— Наш рекаф для патрульных.

— Ну и ладно, все равно не могу здесь задерживаться. Я обхожу весь форт.

— Ты же сказал, что в увольнении?

— По другой службе, — серьезно сказал Тразго. — Священной, я бы сказал.

— Что ж, зато наша вполне обычная, так что…

— Я разношу слово. Прошлая ночь была знамением, предупреждением для неверных.

Грихальва нахмурился:

— Хочешь сказать, ты что-то знаешь об этой резне?

— Я знаю, что будет хуже, — произнес сержант. — Восьмой испорчен, товарищ. Еще с Облазти. У полковника не все в порядке с головой … или даже с душой.

— Я слышал, он рисует, — вклинился Джей, — но ничё никому не показывает.

— И ты, пацан, не задумывался, почему? — Зловеще спросил Тразго. — Он и его священник-марионетка нас всех затащили на дорогу к проклятью. — Шиларец поперхнулся и сплюнул. — Возмездие Императора уже настигло Лазаро прошлой ночью, потом оно придет за остальными.

— Так, ты все сказал, — отрезал Грихальва. — Я обязательно передам твои соображения майору Казану. Теперь выметайся из моей вышки.

— Полегче, товарищ. — Тразго поднял руки. — Я лишь выполняю свой долг перед Богом-Императором… пытаюсь спасти хоть несколько душ. — Он кивнул в сторону Джея. — У тебя еще при себе спиральная аквила, плавняк?

— Я…

— Я ношу ее, мальчик. — Тразго на секунду замолк и направился к двери напротив. — Обдумайте это, товарищи. И помните: возмездие приходит ночью.

— О чем это он, серж? — Спросил Джей, когда шиларец ушел.

— Ни о чем хорошем, парень, — ответил Грихальва. Похоже, денек выйдет долгим.

«А ночь — ещё дольше», — тревожно подумал он. Во время помрачения его глаза не могли отличить день от ночи, но взор души становился острее.

В пятне света перед входом в храм стоял один из недолюдей-телохранителей полковника, его лицо закрывала громадная дыхательная маска. Когда к нему приблизились две силуэта, великан поднял булаву.

— Полковник посылал за мной, — сказала капитан Омазет, решительно встретив взгляд стража в доспехе. Тот махнул булавой в сторону фигуры поменьше. — Медике, — пояснила Одеола. — Она со мной. Пропусти нас, паладин.

Арикен представила, как медлительный разум телохранителя раздумывает над головоломкой: он ожидал одного человека, а пришли двое. Наконец, гигант решил, что первый дает право прохода второму, и отступил в сторону.

— Мужайся, — предупредила Омазет, когда женщины вошли внутрь.

Полковник Таласка ждал у амвона, спиной к двери, и рассматривал алтарь. Он был один, за исключением мертвых, которых оказалось в достатке.

«Нет…» — медике застыла у порога. Искупление сделало ее более черствой к страданию и смерти, но ничто не могло подготовить девушку к настолько жуткому зверству. Восемь трупов валялись на скамьях, безголовые, покрытые коркой засохшей крови. Еще один висел над алтарем, подвешенный за ноги к стропилам, так, чтобы его кровь излилась на священный камень. Арикен застонала, узнав коричневую рясу на висящем трупе. Таласка развернулся на звук, его рука метнулась к рукояти меча.

— Вы требовали моего присутствия, Собиратель, — произнесла Омазет.

Медике знала, что ее капитан уже видела эту бойню, как и все старшие офицеры. Но даже при этом хладнокровие Адеолы потрясало. Ничто бы не заставило девушку вернуться на место подобной резни.

— Я просил, чтобы ты пришла одна, капитан, — сказал Таласка.

— Арикен — моя помощница, — ответила Омазет. — Ее клинок — мой клинок. И у нее острый ум.

Кангре оглядел медике, его глаза сузились, стали двумя серебряными щелками, блестящими во мраке.

— Скажи мне, девочка, как умер священник?

«Когда имеешь дело с Собирателем, все становится испытанием, — не раз и не два предупреждала ее Адеола. — Когда он будет проверять тебя — а однажды он обязательно это сделает, — вдумайся в суть его вопроса».

Арикен заметила сломанный эвисцератор, лежащий у алтаря.

— Он умер воином, — ответила она со свирепостью, которой сама не испытывала, — с огнем в сердце и с мечом в руке.

— Сказано, как подобает Черному Флагу, — одобрил полконик. Он снова перевел взгляд на подвешенный труп. — Машиновидец Тарканте утверждает, что мясник часто возвращался сюда в эту ночь, каждый раз принося все новые… подношения. Я не знаю, когда умер священник, но уверен, что убийца вкусил его презрения.

— Он был великим бойцом, — согласилась Омазет.

— Он был душой Восьмого, капитан! Это святотатство ударило по всему полку. Оно оскорбило саму нашу суть! — Таласка отошел от алтаря, и Арикен увидела выбоины на его поверхности. У нее ушло несколько мгновений, чтобы понять: острые линии складываются в слово. Кровь затекла в углубления, затемнив их на фоне белого камня, но медике все еще не могла прочитать буквы.

— Не надо, — прошептала Адеола, будто бы угадав ее мысли. — Останется шрам на душе.

— Но тебе же знакомо это имя, не так ли, капитан? — Спросил Таласка.

— Я офицер Черных Флагов. Я изучила Баллады Вассаго, когда давала клятву командира. — Женщина умолкла, затем прошипела сквозь зубы: — Это обвинение, Собиратель?

— Нет, капитан Омазет, это священный долг. Я считаю, что Ночной Плетельщик среди нас. — Таласка улыбнулся, выдавая собственное безумие. — И я хочу, чтобы ты его отыскала.

— Акула Сенка запрашивает разрешение на выход, — Воксировал Казимир Сенка на воротный пост. — Пароль — «ледяной огонь». Прошу пропустить.

— Подтверждаю, — отозвался кто-то. — Не завидую тебе, Сенка. Сегодня там словно Впадина разверзлась.

— Видали и похуже, друг.

Ворота открылись, и Казимир вырвался на плато, разогнав «Часового» до предела, несмотря на окружавшую тьму. Он слишком давно не выбирался за пределы Кладовки, поэтому глубоко наслаждался скоростью. После тех смертей на Заставе-шесть с многих бункеров по периметру сняли посты, да и патрулей стало меньше. Хотя командование и пыталось скрыть то, что произошло с Бенедеком и Криддом, слухи все же просочились, как всегда случалось в полку Черных Флагов.

«Конечно, в этот раз я им немного помог», — с улыбкой подумал Сенка.

Он свернул с назначенного маршрута и отправился в Надежду. На это уйдет пара часов, но теперь, когда так много точек охранения опустели, у него было достаточно времени. Никто не заметит задержки.

— Теперь мы свободны, — прошептал он «Часовому», пока тот шагал через плато.

Казимир испытывал отвращение при мысли, что он так долго оставался рабом, даже считал остальных Акул братьями. Все они были слеплены из одного теста. Все происходили из числа мелких дворянчиков Леты, все были рассудительными, лишенными воображения людьми, которые любили своих «Часовых» даже сильнее, чем жен и детей, которых оставили, вступив в Астра Милитарум. И Казимир Сенка, будучи одним из них, так же слепо подчинился банальной традиции — женился в восемнадцать, произвел на свет двух сыновей-близнецов и покинул их, чтобы служить Трону, успокоенный знанием, что богатство его семьи обеспечит детей в отсутствие отца.

«Я был слеп, но сейчас я вижу, — подумал он с болезненной радостью. — Моя Ксифаули даровала мне свет!»

Сенка не видел жрицу уже несколько месяцев, но они воссоединятся, когда Искупление будет освобождено, и этот день скоро настанет. Казимир гадал, она ли послала сегодняшний вызов. Как и всегда, сообщение принес Тразго — шиларец сказал, что нынешней ночью во время патруля Сенке нужно будет остановиться в городе. Сержант также велел ему доставить туда небольшую сумку.

— Будь осторожен, — предупредил косоглазый здоровяк. — Если попадешься с этим, командование с тебя шкуру спустит.

— Что это?

— Генератор отражающего поля. — ухмыльнулся Тразго. — Самого полковника.

— Но откуда…?

— От брата в донжоне.

Казимир увидел пару огней в темноте впереди. Опасаясь столкновения, он замедлил ход и свернул в сторону, хотя приближавшаяся машина двигалась медленно. Спустя мгновение из тьмы появилось багги для езды по плато. Его узкий фюзеляж утопал между больших шипастых колес, капот украшала серебряная спираль.

«Выехало из Надежды, — прикинул Сенка, когда они разминулись, — и направляется в Кладовку»

— Да хранит вас Спираль, братья, — произнес он машинально. А затем снова ускорился, стремясь к огням города и прекрасной женщине, которая наверняка ждала его там.

Как только багги приблизилось к воротам форта, в него впились лучи прожекторов.

— Кто здесь? — раздался из вокса машины требовательный голос.

— Со мной почтенный круговой магус, — ответил культист в капюшоне, что сидел за баранкой машины. Он затормозил и остановился. — Ваш командир ожидает нас.

— Оставайтесь на месте, ждите инструкций.

— Мой магус? — обратился водитель к пассажиру, сидевшему за его спиной.

— Подчинись, — ответил Вирунас. — Они примут нас.

— Как скажете, круговой магус.

«Круговой магус», — мысленно повторил старик. Пусть Ксифаули и позволила ему сохранить титул на время последнего испытания, в нем уже чувствовалось притворство. Несомненно, они оба являлись магами по праву крови, но круговой магус мог быть только один.

«Я больше не увижу Спирального Отца, — рассудил Вирунас, ожидая. — Что бы ни случилось сегодня ночью, моя служба Ему завершится».

Когда старик последний раз спускался в Круговое Святилище, воля пророка почти поглотила его, затянула в водоворот снов наяву, даже толику смысла которых он не в силах был осознать. Он воскрес на пятый день, с телом, что раскалывалось от боли, и сознанием, вывернутым наизнанку. Из-за еретиков видения его повелителя стали дикими и жестокими, но все же, когда Вирунас взглянул в глаза пращура, то нашел в них лишь мудрость и бесконечное снисхождение.

«Наш род на Искуплении лишь часть чего-то намного большего, — прошептал Спиральный Отец ему прямо в сознание. — Истина вьется в нашей крови, словно нить серебра, соединяя с вознесшимися братьями среди звезд. Однажды они придут за нами, и мы снова станем едиными».

— Я не увижу этого, — прошептал старик, ища внутри себя грусть, что так часто посещала чужаков, но находя лишь безмятежность. Он знал, что Ксифаули презирала подобное самокопание, но Вирунас верил, что оно помогает ему лучше понять чужаков, усиливает его способность притягивать их в лоно Спирали.

«Мы с ней оба маги, но разные, — решил он. — Я рожден, чтобы идти в тенях, а она — в крови. Возможно, именно поэтому мое время безвозвратно ушло».

Кангре Таласка сидел на скамье среди безголовых трупов, неотрывно глядя на висящее тело священника. Он как будто решил, что сможет увидеть то, что видели мертвецы, став частью «паствы». Майор Ростик настаивал, чтобы тела убрали и похоронили как должно, но полковник отказал.

— Вам еще многое предстоит рассказать, — прошептал трупам Собиратель.

Говорили, что безумцы не сомневаются в собственном рассудке, а значит, подозревать в себе безумие было доказательством здравомыслия, но Таласка знал, что это полнейшая чушь. Он никогда не сомневался, что сошел с ума, но осознавал божественную природу сумасшествия и полностью отдавался ему, ибо оно даровало полковнику озарения.

Одно из таких озарений подсказало Кангре натравить Капитана Ведьму на след демона, рыскающего в Кладовке. Адеола оставалось загадкой в полку — она была одаренным тактиком и умелым бойцом, но вместо души у нее зияла тень. Однако же, не будь она их проводником, Восьмой никогда бы не выбрался с ледяных полей Облазти. Каждый боец полка знал это, и потому ненавидел ее, но Черные Флаги чтили долг крови. Иногда Таласка боялся, что безумие Омазет даже более свято, чем то, что преследовало его.

«Ночной Плетельщик станет её испытанием, — решил полковник. — Если она действительно благословлена Богом-Императором, то преуспеет».

Тут затрещал вокс:

— Посол уже здесь, сэр.

— Приведите его в храм, — ответил Таласка. Другое озарение подтолкнуло его к решению принять кругового магуса на месте бойни. Кангре хотел увидеть лицо Вирунаса, когда тот войдет. Его выражение скажет больше, чем тысяча слов.

— Вам разрешен вход в Кладовку, круговой магус, — воксировала охрана ворот. — Полковник кого-нибудь пришлет за вами.

— Проезжай, — сказал Вирунас водителю, когда стальные двери раздвинулись.

За воротами машину уже ждал отряд солдат.

— Мне проводить вас, круговой магус? — спросил водитель, поглядывая на Вирунаса в зеркало заднего вида. Лицо магуса выглядело невероятно истощенным, явно не из-за обычной усталости…

Водитель не стал выстраивать цепочку дальше. Пассажир мог почуять сомнение в его мыслях.

— Нет, оставайся здесь, — произнес магус, натягивая капюшон рясы. — Исполни свой долг перед Спиралью, брат.

Водитель ощутил дуновение воли старика, но то было лишь легкое касание, лишенное интереса. В конце концов, он ведь был просто культистом-человеком.

— Да охранит тебя Спираль, круговой магус, — сказал он Вирунасу, когда тот выкарабкался из машины. Водитель дождался, пока солдаты отведут его подопечного подальше, и только затем сбросил маску истинной веры. У него тут же затряслись руки, и спазмы быстро охватили все тело — пришлось даже стиснуть зубы, чтобы унять их стук. Поддержание ментальной маскировки на протяжении всего пути чуть не сокрушило его. В Шпилях он приучился надежно оберегать свои мысли, но рядом с самим круговым магусом…

«Я бы и секунды не продержался, взгляни мне ублюдок прямо в лицо», — осознал водитель. Он по-прежнему не мог поверить, что успешно скрыл от Вирунаса свое задание, но подобраться так близко к магусу было огромным риском. Он положился на высокомерие пассажира, но спасла его скорее усталость Вирунаса.

«Этот человек уже стар, он умирает, — подумал водитель. — Нет! Не человек! — он тут же злобно поправил себя. — Подобная ошибка недопустима!»

Набравшись мужества, водитель вылез из багги и поднял руки, когда его окружили часовые.

— Мне нужно увидеть Адеолу Омазет, — произнес он.

Капитан Ведьма сидела на молельном коврике. Замерев в позе лотоса, она выпрямила спину и скрестила ноги. Взгляд женщины был обращен на имперскую мандалу, что висела на стене ее личной комнаты. Это всегда помогало ей обрести ясность мысли.

В прежнем полку Адеолу Омазет называли «Ла-Маль-Кальфу». Она была не только офицером, но и кем-то вроде священника, хотя ее кредо основывалось на почитании Императора только в самом жестоком аспекте, как судии народа Его. Как и ее бог, Омазет не давала пощады сбившимся с пути. Её бывшие подопечные боялись Адеолу сильнее, чем любого комиссара, ибо она умела выискивать малейшие следы сомнений в их лицах и голосах, но и чтили её, словно темную святую.

Черные Флаги поступали так же.

Но, при всех своих талантах, Омазет не была псайкером. Она не имела врожденного дара видеть следы демонов. Но опять же, Адеола еще не уверилась, что среди них рыскает именно демон. Осквернение храма выглядело слишком уж показушным. «Настолько показушным, что почти…»

Раздался стук в дверь.

— Войдите. — произнесла Омазет. Она ждала Арикен, но это оказался Нюлаши. Нож-сержант застыл на пороге. Никто из роты Адеолы не решался входить в ее покои, даже бойцы, которым она благоволила.

— Капитан, к вам посетитель, — произнес Нюлаши. — Один из спиралеголовых. Говорит, что порвал с культом. Говорит, вы его знаете.

— Бхарло, — догадалась Омазет, не отрывая глаз от мандалы.

Отделение Арикен захватило Тразго перед сумерками — бойцы окружили шиларца, когда тот ввалился в лазарет. Он посетил уже практически все места в форте, поэтому медике рещила, что настанет и ее черед. Косоглазый сержант оглядел солдат и тряхнул головой, будто разочарованный стволами, направленными на него.

— Вы собираетесь хладнокровно убить тронобоязненного человека? — спросил он.

— Вопросы здесь задаю я, — отрезала Арикен, глядя ему прямо в лицо.

— Это тебя череполикая сучка надоумила? — спросил Тразго, уставившись на эмблему ее роты.

— Ты подходил сегодня к моему отделению… и к другим тоже, по всему форту, — надавила медике. — Мы поспрашивали в округе.

— Просто совершал обход. Я же сержант, капрал.

— Нам ты сказал, что в увольнении, — произнесла Хайке, коренастая бритоголовая женщина. Бывшая бригадирша с мануфакторума была жестче всех остальных бойцов отделения, вместе взятых.

— Настоящий солдат никогда не бывает в увольнении, плавняк, — подначил Тразго.

— Ты что-то знаешь об убийствах, — произнесла Арикен.

— Неужели, девчонка?

— Ты сказал, что свершилось правосудие Императора, — прошипела Хайке, ткнув в него дробовиком. — Будто бы угрожал всем остальным!

Арикен почувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Ее друзья — ее бойцы — были в ужасе. Как и почти все в форте, но этих ребят совсем недавно забрили в солдаты. В любой момент кто-нибудь из них мог пристрелить засранца.

— Мы не хотим умирать, — уже мягче сказала медике. — Ты знаешь что-то, сержант. Мы просто хотим стать частью этого. — Она подошла ближе к шиларцу, безуспешно пытаясь поймать взгляд косящих глаз. Его шинель воняла так, что Арикен замутило. — Когда-то и мы поклялись в верности Развертыванию.

Похоже, она попала в цель. Правый глаз Тразго дернулся в сторону металлической спирали в руке девушки, хотя левый продолжил смотреть ей в лоб.

— Ты можешь спасти нас, сержант? — нетерпеливо спросила Арикен.

— Я могу показать вам чудо. — Тразго улыбнулся, обнажив желтые зубы.

Круговой магус безмолвно осматривал место резни. Таласка, что ждал возле оскверненного алтаря, вглядывался в лицо древнего жреца, улавливая аугментированным зрением все движения крошечных мышц. Он не видел в нем ни ужаса, ни отвращения. Возможно, неодобрение, но даже оно было легким, мимолетным. Полковник чувствовал, что лишь учиненный кавардак обеспокоил Вирунаса. Картина резни была противна врожденному стремлению магуса к порядку. Это была именно та бесчувственная, бездушная реакция, которой ждал Кангре, но, когда магус наконец заговорил, слова его оказались неожиданными.

— Наше время на исходе, Собиратель. Демон набирается сил.

— Круговой магус, вы считаете, что это вторжение демонической природы? — Таласка не смог скрыть удивления.

— Как и ты сам, — ответил Вирунас. — Мы оба достаточно долго противостояли скверне, чтобы изучить ее признаки. Поэтому я и пришел к тебе, Собиратель.

— Честно говоря, ваша просьба о встрече была неожиданной.

— Когда я услышал об этом непотребстве… — старик обвел рукой картину бойни, — то понял, что не могу больше ждать. — Он направился к полковнику вдоль прохода между скамей, касаясь подолом мантии потеков засохшей крови. — Спиральная Заря тоже страдает от подобных зверств. Враг осквернил много наших святилищ, убил немало жрецов. Меня печалит, что это зло постигло и вас. Мы так старались оградить вас от его жажды…

— Оградить нас? — спросил Кангре словно в дремоте, пытаясь разобраться в словах старейшины. Его мысли вдруг стали вялыми, их оплели тени.

— Собиратель, в этом мире есть и благость, и скверна. Кольцо Коронатуса суть божественное оружие: Шпили — его семиклинковый меч, святилища — его живое сердце. Мы же, что приглядываем за ним, связаны с Богом-Императором таинствами, пережившими уже много эпох.

Вирунас придвинулся ближе, глаза его вспыхнули, и мир вокруг Таласки потускнел, а тени в его сознании уплотнились.

— До прихода Спиральной Зари это бремя несли сестры Святого Терния, — продолжил магус, — а прежде них Ангелы Сияющие. Неисчислимое множество иных сил противостояли тьме, что вопит, рыдает и жаждет в глубинах этого мира. — Он встал перед полковником и протянув к нему руки ладонями вверх. — Теперь я взываю к тебе, Кангре Таласка — встань рядом с нами во имя Бога-Императора!

Полковник уставился на Вирунаса, его разум пылал от мучительного великолепия слов старика.

«Я хочу верить, — осознал он. — Это все, чего я когда-либо хотел».

— Внутри вы найдете то, что ищете, — произнес Тразго, указывая на смутный серебряный силуэт впереди. Разбитый корабль лежал в западном углу взлетного поля, там же, где рухнул больше века тому назад. Большая часть его огромного корпуса ушла глубоко в землю, но хвостовая секция все еще торчала наружу. И в серебряной поверхности корпуса зиял темный провал.

— Я не понимаю, — ответила Арикен.

— Поэтому вы все и пришли учиться, — осклабился шиларец. — Не бойся, я знаю дорогу. — Он направился к останкам корабля, но Хайке преградила ему путь.

— Мне это не нравится, — заявила она, и отделение хором поддержало ее. — Я туда не пойду. По крайней мере, ночью.

Арикен сверилась с хроном. Ее подруга была права — уже опустилась истинная ночь.

— Что там? — надавила она на Тразго.

— Истина, — ответил тот. — Если ты, конечно, хочешь ее узнать.

— Прими Священную Спираль Бога-Императора, — умолял Вирунас. — Исполни свое предназначение, Собиратель!

Магус дрожал всем телом от напряжения псионической сети, которой оплетал Таласку — и от безумия, которое он расплетал в душе человека. Полковник уже рыдал, слезы его окрасились алым от полученного откровения и под давлением воли старика, что тянул его к Спирали. Процесс был невероятно тонким и деликатным, но терзал Вирунаса сам Кангре. Душа Таласки была шипастым лабиринтом ярости и ненависти к себе. Пробираться сквозь его мысли было все равно что плыть по грязной, сворачивающейся бесконечными кольцами реке, которая текла в никуда. Вскоре разум самого магуса начал растворяться в ее темных водах, утопая в непостижимых, необъяснимых сомнениях и приступах бреда.

«Разум чужака ядовит, — понял Вирунас. — Его коснулась Тьма-под-Шпилями. Он…»

Вдруг что-то пронзило ему спину. Опустив взгляд, магус увидел острие меча, торчащее между ребер. Он еще глядел на него, когда клинок рванулся вперед, пробил ему грудь вспышкой невероятной боли и окатил Таласку потоком крови. Потом меч выдернули, но мука лишь усилилась. Задыхаясь, Вирунас отшатнулся в сторону, с трудом обернулся к противнику и увидел женщину с черепом вместо лица. Прежде чем она успела атаковать снова, магус хлестнул ее плетью псионической силы и отбросил через весь зал.

— Да обдерет тебя Спираль! — прошипел Вирунас.

Кашляя, отхаркивая сгустки крови и псионической энергии, магус повернулся к Таласке, но меч полковника уже несся к нему. Последовал спазм боли, а затем мир вывернулся у магуса из-под ног, он закружился в воздухе, и все перед глазами завертелось так быстро, что слилось в единое пятно. Собрав остатки сил, он замедлил восприятие времени и увидел облаченный в рясу труп, стоящий перед Кангре. Кровь вялым фонтанчиком брызгала из грубой раны на месте шеи магуса. Когда безголовое тело рухнуло, Вирунас осознал, что не справился.

«Ну что ж, пусть начнется Пожирание».

Затем он сдался и провалился в ничто.

Из пролома в разбитом корабле донеслось эхо дикого рёва. В нем не было ничего человеческого, но всё же ясно слышались ярость и боль. Товарищи Арикен уставились друг на друга широко раскрытыми глазами из-под дыхательных масок. Раздался еще один рык, уже ближе к ним.

— Занять позиции! — приказала Арикен, целясь из лазпистолета в пролом. — Мы ради этого и пришли!

Отделение неохотно подчинилось, бойцы с лазвинтовками припали на одно колено и навели оружие в темный проход. Тразго тихо хихикнул, наблюдая за ними.

Медике попыталась выйти на связь по вокс-бусине.

— Мостик, здесь отделение три-один. Прием. — Голос отвечавшего утонул в помехах. Даже на столь малом расстоянии помрачение глушило все передачи. — Мостик, у нас проблема на взлетном поле.

— Вы можете сбежать, — предложил шиларец.

— Заткнись, козел! — огрызнулась Хайке.

— Нельзя заткнуть рот истине.

— Я сказала… — Но ее прервал третий рык, с которым нечто огромное и темное вырвалось из разлома.

— О, Благословенный! — воззвал Тразго. — Я привел к тебе покаянников!

Уродливый гигант метнулся на его голос и помчался к цели на лапах, сгибающихся назад. К чести солдат, все они остались на месте и открыли огонь. Град лазерных зарядов, пронзивший тьму, прожег шкуру твари в сотне мест, но та даже не замедлилась и прорвалась сквозь залп, прикрыв морду двумя лапами.

«Пресвятой Трон, защити нас», — взмолилась Арикен, мельком увидев за когтями клубок щупалец.

Когда чудовищное создание было уже совсем близко, к товарищам присоединилась Хайке, проделавшая в плоти монстра глубокие воронки выстрелами из дробовика. Вскричав от ярости, Тразго кинулся на нее и вцепился в оружие женшины, но чудище уже нависло над ними.

— Врассыпную! — Крикнула медике, отпрыгивая от летящего к ней зазубренного крюка. Тот пронесся мимо и пробил грудь солдату, стоявшему за спиной медике, а затем дернул его вверх, разбрызгивая кровь по сторонам. Еще один хватательный коготь поймал другого солдата за голову и хлестнул по земле его телом, словно толстой плетью из мяса и жил. Хайке отбросила шиларца и перекатилась в сторону; миг спустя гигант промчался мимо нее, на бегу растоптав предателя. Еще через пару секунд монстр скрылся вдали.

«Он шел не за нами, — осознала Арикен, глядя, как враг исчезает в основном комплексе зданий. — Мы просто оказались у него на пути».

Но, даже стремясь к другой цели, чудовище оставило за собой ужасную просеку. Вокруг медике валялись изломанные тела, как минимум трое были мертвы. Остальные стонали, страдая от глубоких порезов и переломов. Подвывал и Тразго, но Арикен с первого взгляда поняла, что он обречен. Живот шиларца напоминал кровавую лепешку, конечности изогнулись под неестественными углами. Когда девушка подошла ближе, изменник взглянул на нее.

— Они лгали всем нам, — сказала ему Арикен.

Тразго зашевелил губами, пытаясь выдавить слова из разорванной глотки, но оттуда лишь забулькала кровь. Когда сержант забился в конвульсиях, медике всадила ему лазразряд между косых глаз.

— Дала бы скотине подрыгаться хорошенько, — произнесла Хайке, ковыляя к ней. Бывшая бригадирша, одна из немногих в отделении, не получила серьезных ранений.

— Мы выше этого, — ответила Арикен, бросая кулон со спиралью на тело предателя. — Нужно поднять тревогу.

Ужас прорывался сквозь цитадель в поисках еретиков, посягнувших на Святую Спираль. Сокрытый бог, что наблюдал из-за его глаз, освободил Тижерука от всех оков. Не сдерживаемый больше доктриной скрытности, полный неистовства зверь рычал и вонзал когти в стены еретиков. Иногда враги выбегали из этих нор-коробок, носились вокруг и тыкали его в шкуру своим жалким оружием, пока великан не сокрушал их.

— Тииж-арр-рукк! — взревело чудище, когда высокая металлическая тварь на тонких ногах затопала в его сторону, вырвавшись из темноты. Шагатель ответил на вызов Ужаса ревом двигателя и изрыгнул поток огней из единственной короткой руки. Он напоминал горящие плевки маленьких еретиков, только попадал чаще и жег горячее. Тижерук отшатнулся и попятился прочь от нападающего, прикрывая глаза от жгучих вспышек, что вгрызались в его плоть. Металлическая гадина последовала за ним, но атаки прекратилась, будто бы она переводила дыхание.

Не теряя времени, Ужас ринулся вперед, обхватил ногу шагателя разделенной правой рукой и начал рвать стальные жилы когтями левой. Противник затопал, пытаясь сбросить мучителя, но Тижерук держался надежно и продолжал терзать его ногу. Наконец великан задел что-то жизненно важное и конечность согнулась. Ужас отпрыгнул в сторону, враг закачался и опрокинулся, объятый пламенем. Из железного брюха выполз неверный, но праведник схватил его и тряс, пока тот не развалился на куски.

Схватка задержала Тижерука, и теперь резкие вопли доносились со всех сторон — все новые еретики сбегались к нему. Он смутно ощущал, как сила покидает его израненное тело. Ловчий крюк треснул, одна из ног едва волочилась, но бог великана понуждал его идти вперед. Ужас издал хриплый рык и захромал дальше, повинуясь руке хозяина, что направляла его в совместной охоте за настоящей жертвой.

— Как ты узнала? — спросил Таласка, ища что-то между скамей.

— Я отправила к ним шпиона, — ответила Омазет. — Но, если честно, не рассчитывала, что он вернется. — Капитан по-прежнему прислонялась к стене, в которую ее впечатал псионический выпад. Панцирная броня поглотила большую часть удара, но ее тело теперь напоминало один сплошной синяк. — Он сказал, что магус пришел увидеть тебя. Меня это обеспокоило.

— Я снова в долгу перед тобой, капитан. — Нагнувшись, Кангре подобрал какой-то шар. Адеола увидела, что это обугленные останки головы Вирунаса, сожженной последним напряжением его ментальных сил.

— Еретик пытался меня обратить, — прошипел Таласка, держа череп жреца двумя руками и вглядываясь в пустые, выгоревшие глазницы. — Он пробирался ко мне в разум, полуправдами обращал мое чувство долга против меня!

— Нам нужно выслушать моего шпиона, полковник. — Адеола с болью поднялась на ноги. — Он говорит, в городе что-то происходит.

— Ему можно доверять?

В этот момент нечто ударилось в стену за алтарем — барельеф аквилы на ней раскололся, часовню застлали клубы пыли. Отбросив голову Вирунаса, Кангре выхватил меч и болт-пистолет.

— Каролус, ко мне! — произнес он в вокс на лацкане, призывая паладина, что стоял на страже снаружи храма.

Когда часовню сотряс очередной удар, Омазет выхватила парные силовые мачете и встала рядом с Талаской. От следующего удара по стене расползлись глубокие трещины.

— Разумнее было бы уйти, полковник, — произнесла женщина.

— Точно, — согласился Кангре, стоя на месте. Капитан видела, как Таласка улыбается, алча возмездия за насилие над своим сознанием. Она полностью его понимала.

Стена рухнула, град обломков завалил алтарь, а висящее тело священника закачалось, как жуткий маятник. Мерзкий урод перевалился через останки стены, волоча за собой безжизненную правую ногу. Его шкура пестрила порезами и ожогами, часть из них еще дымилась, но голубые глаза чудовища смотрели цепко.

— Тижжж-аррр-рукк, — прохрипело оно.

Когда гигант поплелся в сторону офицеров, они разошлись в стороны, надеясь запутать его, но тварь тут же последовала за Кангре, будто он изначально был ее целью. Таласка ловко отступал, беспрерывно стреляя и парируя взмахи когтей мечом; монстр ломился следом за ним через скамьи, отбрасывая трупы с дороги. Омазет следовала за чудовищем, рубя и рассекая хитиновые пластины на спине, пока не обнажила плоть. Зашипев, урод развернулся и взмахнул раздутой рукой с двумя звериными лапами вместо кистей. Когти глубоко пробороздили панцирь капитана, она отшатнулась, но из груди великана выхлестнули шипастые щупальца, что вцепились в ее броню и не позволили упасть. Нетерпеливо сипя, чудовище потянуло Адеолу к увитой отростками пасти.

«Я умру не здесь», — спокойно подумала Омазет.

И тут крюки, впившиеся в ее панцирь, оторвало напрочь. Громадный недочеловек врезался в монстра, держа перед собой стальной щит-плиту. По инерции оба гиганта отлетели в сторону заваленного обломками алтаря, но вся тяжесть удара досталась твари. Сдавленная между металлом и камнем, она взревела и попыталась ударить паладина поверх щита, но уцелевшая рука оказалась зажатой. Пыхтя от натуги, телохранитель Таласки размазывал врага по груде скалобетона, пока не был вознагражден ритмичным треском лопнувшего панциря. Отступив на шаг, он атаковал снова — впечатал силовую булаву в дергающиеся останки урода. Крича от ярости, Адеола встала рядом с ним, и к взмахам палицы добавились выпады мачете. Секундой позже к ним присоединился Таласка, начавший рубить врага силовым мечом.

Чудовище умирало долго.

К моменту, когда по вызову Клавеля прибыло эвакуационное судно, аббатство укрыла истинная ночь. Неожиданно до Креста донесся рев двигателей, а на купол святилища упала тень.

— «Валькирия Альфа» на позиции, — прошипел голос из вокс-установки на столе. — Проламываем купол через шестьдесят секунд. Как поняли, Калавера-пять?

— Вас понял, «Альфа», — ответил Клавель. Он повернулся к Эмброузу и Трухильо. — Нам нужно покинуть святилище.

Гвардейцы не стали возражать.

«Валькирия» открыла огонь вскоре после того, как они вышли в коридор. Что интересно, армированное стекло продержалось несколько секунд, прежде чем расколоться с чудовищным звоном.

— Зачем вы тащили нас в эту дьявольскую дыру? — потребовал объяснений капитан. — Почему нельзя было сразу вломиться через гребаный купол?

— Насильственно вторгнувшись в святилище, мы запустили бы механизм уничтожения данных, — пояснил оперативник. — Недопустимый исход.

Когда они вернулись, от купола не осталось и следа. Помещение засыпали осколки стекла, почти все предметы обстановки разнесло в щепки. Пульт управления был уничтожен, но Крест заметил, что жестокий образ-барельеф на стене остался нетронутым. Почему-то он не удивился этому.

Капитан уставился в гигантское лицо. Оно посмотрело на него в ответ широко распахнутыми нарисованными глазами.

«Прежде они были закрыты», — осознал Эмброуз, и кровь застыла у него в жилах.

С зависшей наверху «Валькирии» спустили трос, и Крест мельком заметил в открытом люке силуэты людей в броне. Клавель молча ухватился за канат, и его тут же потянули внутрь.

— Что будем делать, капитан? — спросил Трухильо.

— Думаю, выбора у нас нет, — ответил Крест, снова поворачиваясь к бронзовому идолу. — Мы не можем вернуться, и будь я проклят, если останусь здесь.

Когда его начали вытаскивать из святилища, внизу кто-то зашептал. Капитан услышал женский голос, настолько слабый, что он казался скорее памятью о звуке: «Посмотри на меня, Эмброуз Темплтон…»

Это был голос старухи, сломленной болезнью и дряхлостью, но разум, стоящий за ним, смог разглядеть его настоящее имя. Крест боялся, что, если он обернется, то с бронзового лица на него взглянут ее глаза.

Он не оглянулся.

Глава девятая

Казимир Сенка обожал Надежду. Верный своему имени, город оставался бастионом свободы под тенью имперского гнета. Пока что он прятал свое истинное лицо за маской ничтожности, но вскоре это изменится.

«Ещё немного, и нам не нужно будет скрываться!» — Свирепо подумал Сенка.

На подъезде к городским предместьям, ему навстречу рванул громадный грузовик, меся колесами дорожную грязь. Кузов машины был укреплен стальными панелями, а из проходческого щита спереди выступали тяжелые циркулярные пилы, собранные вертикальными рядами.

«Такие мощные штуковины способны прогрызть скалу» — рассудил Казимир.

На торчащей из кузова грузовика серворуке была установлена массивная лазерная пушка, незнакомая Сенке. Летиец решил, что она предназначена скорее для промышленных работ, нежели для боя, как и сам грузовик, но глупо было бы сомневаться в убойной силе оружия.

— Назови себя! — Потребовал голос из вокса, и ствол лазера повернулся в сторону «Часового» лейтенанта.

— Шагающий-По-Спирали, — ответил Казимир. — Пароль — «Восставшая истина».

— Добро пожаловать, брат!

Грузовик пристроился рядом с шагоходом Сенки, бритый неофит за серворукой отсалютовал ему символом Спирали. Священный знак также был грубо намалёван на корпусе машины, причем в незнакомой Казимиру манере: линии выглядели неровными, спираль словно бы ощетинилась гребнями. Он оказался совсем не похож на тот изящный символ, что Ксифаули вытатуировала между лопаток лейтенанта.

«Больше напоминает шипастого червя…»

Сенка отбросил вцепившийся в него ужас. Разумеется, секта отправится на войну под стягом более грозного вида, оставив Священную Спираль незапятнанной.

— Близок час расплаты, — промурлыкал он «Часовому».

Надежды бойца полностью оправдались, когда он достиг площади Открытой Ладони, где была назначена встреча. Мощные прожекторы освещали плазу, и в их свете Казимир увидел, что она стала местом сбора для целой армии. По периметру были припаркованы ещё три бронированных грузовика, а также несколько багги, на капоты которых установили оружие. От машин разносилась музыка, сотрясавшая воздух неровным биением запутанного животного ритма. Множество горожан в серой спецодежде сновали между машинами, разнося канистры с топливом и ящики с боеприпасами под присмотром безволосых и гладкокожих культистов-неофитов. Эти создания носили прорезиненные защитные комбинезоны, украшенные изображением Спирального Змия, и некоторые укрепили облачение фрагментами брони. Все были вооружены, как правило — автоганами, но Сенка то и дело замечал более серьезное оружие — лазвинтовки, дробовики, огнеметы и даже плазмомет. Двое культистов тащили массивную пушку с коническим носом. Казимир не опознал установку, но заподозрил, что, как и грузовики, она использовалась для нужд прометиевой индустрии Искупления.

«Все станет оружием в руках праведных, — говорила ему Ксифаули. — Ничто не пропадет зря!»

Аколиты Спирального Огня, облаченные в белые рясы, открыто разгуливали среди толпы, откинутые капюшоны уже не скрывали фиолетовую кожу и вытянутые костяные гребни на черепах. Они передвигались короткими прыжками, будто бы выслеживая невидимую жертву. Большинство могло похвастаться искаженными, покрытыми хитином руками в дополнении к обычным двум, а их выступающие вперед челюсти были полны клыков. Эти создания являлись гибридами, и их родство с дикими четверорукими монстрами порой становилось для Сенки слишком уж очевидным.

«Они воистину благословлены Спиралью, — объяснила Ксифаули, когда Казимир впервые встретился с одним из аколитов. — Их набирают из Первой и Второй парадигм братства, они — герои, рожденные для священной войны! Почитай их, ибо Спираль сильна в их крови».

Но, несмотря на ее уверения, эти существа беспокоили Сенку. В них чувствовалась едва сдерживаемая жестокость, от которой его бакенбарды вставали дыбом. Казимир понимал, что аколиты — его братья, но всякий раз, когда они смотрели на летийца, тот чувствовал их ледяной голод и ощущал себя их жертвой.

Четыре гибрида встретили бойца, когда он выбрался из «Часового». Их лидер носил нагрудник Вассаго, на черной стали, окрашенной в зловещий пурпур, был вычеканен герб Спирального Змия. Третья лапа аколита оканчивалась когтем, похожим на лезвие косы, но в его руках корчилась еще и шипастая, мясистая плеть, что будто бы жила собственной жизнью.

-Брат! — хрипло проговорил лидер. Его длинный язык скользил меж клыков. — Я — Яогуай, знаменщик бригады Спирального Огня. Примас ожидает тебя.

— Примас? — переспросил Сенка, пытаясь скрыть тревогу.

— Ты знал его как Хрисаора, но вознесение нашего повелителя наконец завершилось.

Страх Казимира усилился. До этого он лишь однажды встречал таинственного военачальника культа, но этого ему хватило на всю жизнь. Тот неустанно расспрашивал Сенку о возможностях полка, непрерывно сверлил взглядом, а голос его сочился угрозой. Говорить с ним было все равно что пробираться через лабиринт лезвий.

«Ксифаули», — лейтенант вновь и вновь мысленно повторял ее имя, словно мантру для самоуспокоения, пока аколиты вели его к палатке в центре площади. Казимир едва не споткнулся, увидев водруженный перед ней штандарт. Это была колышущаяся полоса бархата, которая превышала высотой рост человека. Чтобы полотно не сорвалось, его закрепили серебряными шипами. Стяг украшал вышитый золотом Спиральный Змий на тёмно-фиолетовом поле. С кромки ткани свисали острые завитки обсидиана, венчал флаг вытянутый гребнистый череп, инкрустированный аметистами. В целом знамя ощущалось невероятно чуждым.

— Священный штандарт Спирального Змия, — с гордостью произнес Яогуай. — Мне выпадет честь нести его в этой священной войне. — Он ввел ошеломленного пилота «Часового» в палатку.

Примас Хрисаор стоял за раскладным столом, застланным картой, в которой Сенка тут же узнал план Кладовки — как-никак, большинство деталей там появились благодаря нему. Военачальник сменил рясу на кожаную шинель с широким, расшитым золотом воротником, что поднимался к затылку безволосой головы. Под распахнутым плащом виднелась кираса, как будто созданная из сросшихся костей. Человеческие руки Примаса были сложены на груди, но многосуставная третья беспрестанно дергалась и вспарывала воздух когтями трехпалой лапы.

«Он даже хуже аколитов», — с мгновенным ужасом подумал Казимир.

Военачальник оторвал взгляд от карты, будто почуяв его страх. Лицо Хрисаора напоминало звериную морду, но было в нем и некое жуткое достоинство, что возвышало примаса над другими гибридами — в точности как космодесантников над простыми смертными.

— Шагающий-По-Спирали, — поприветствовал он Сенку шипящим, но глубоким голосом. — Ты принес щит?

— Да, мой повелитель, — лейтенант передал ему ранец, полученный от Тразго.

Примас улыбнулся. Зрелище было чудовищным. И чудесным….

«У него глаза, как у Ксифаули», — осознал летиец. Как же он раньше этого не замечал? Под этим непреклонным властным взглядом сомнения Казимира испарились.

— Нам многое нужно обсудить, брат, — произнес военачальник.

— Жду ваших приказаний, мой примас!

Спускаясь в святилище повелителя, Ксифаули распевала заупокойную умершему предшественнику. Это был знак уважения, но при этом песня была полностью лишена каких-либо чувств, ибо жрица не умела скорбеть и даже не могла гордиться собственным вознесением. Вирунас требовал от нее изучать эмоции, терзающие посторонних, но Ксифаули никогда не видела в этом нужды. Весь ее опыт подтверждал, что чужаками до смешного легко управлять при помощи их пороков, и она никогда не разделяла любопытства прежнего магуса.

«Возможно, к старости Вирунас понемногу утратил чистоту суждений» — решила жрица.

Спустившись по лестнице, Ксифаули оказалась в коническом вестибюле святилища. Она подождала, пока затаившийся у кривых стен страж покоев развернется к ней. Нескладная, покрытая хитином туша нависла над жрицей. Охранник вопросительно склонил голову набок. Его ярко-синий панцирь был расписан золотыми спиралями с хищными, угловатыми линиями, что соответствовало аспекту войны.

— Как внутри, так и снаружи, — произнесла нараспев Ксифаули, склонив голову перед древним апостолом.

Терзающий Охотник был последним из Чистокровных, что охотились вместе со Спиральным Отцом в Первые Дни. Он потерял обе левые руки во время очищения аббатства Сороритас, но ни один Чистокровный из более поздних циклов не мог сравниться с ним в проворстве или же хитрости. В иерархии культа создание уступало лишь Самому Отцу.

«Входи же, мой круговой магус», — беззвучно прошептал голос из провала в центре покоев. — «Настало время Пожирания, и я поделюсь с тобою моими снами».

Ксифаули закрыла глаза, как того требовал ритуал, и шагнула в яму. Замедлив падение напряжением воли, она спустилась в затопленную пещеру внизу. Традиции Спиральной Зари запрещали входить в святилище кому-либо, кроме кругового магуса, так что Ксифаули предстояло впервые увидеть своего четверорукого бога.

«Затянувшийся век скрытности и тайной войны подходит к своему завершению… — размышлял Спиральный Отец. Его мысли текли медленно, словно Он с большим трудом облекал свои откровения во фразы. — Развернутые ткали полотно громкими словами… и когтями в тиши… уже больше столетия… но Спираль раскручивается… и путь развертывается в сторону новых обрядов».

«Явилось Пожирание, — почувствовала Ксифаули, как только ее обнаженные ступни коснулись теплой воды внизу. — Война взывает к Его крови, столь же сильно, как и к моей. Его мысли застилает божественный гнев».

Она остановила падение, и застыла на поверхности мелкого пруда, залившего пол святилища.

«Посмотри на меня, круговой магус».

Ксифаули открыла глаза и увидела, что Он стал богом войны.

К О Н Е Ц__В Т О Р О Й__Ч А С Т И

Глава десятая

«Оно приближается, — думала Арикен, следуя за капитаном Омазет в штаб полка. — Чего бы ни боялся Крест, оно началось».

Все старшие офицеры полка собрались вокруг длинного стола, во главе которого сидел полковник, но внимание капрала привлек не Таласка, а человек по левую руку от него, облаченный в рясу. Заметив медике, он торжественно кивнул, приветствуя ее.

«Бхарло».

Майор Ростик нахмурился, когда Арикен села рядом с Омазет, по-видимому, гадая, что здесь делает жалкий капрал, но остальные не обратили на нее внимания. На самом деле медике было плевать, что там кто из них думает. Кошмарная схватка у разбитого корабля закончилась меньше часа назад, и ей следовало быть со своим отделением — ну, или тем, что от него осталось, — но Омазет настояла на своем.

— Ты — моя тень, — сказала капитан. — Я хочу, чтобы ты прикрывала мне спину.

Все расселись и обратили на полковника выжидающие взгляды. Кангре навалился на стол, сложив руки перед лицом, словно в молитве. Глаза он не открывал.

— Капитан Омазет, — тихо произнес он.

— Началась война, — Адеола не утруждала себя предисловиями. — Наш враг — Спиральная Заря. — Она кивнула Бхарло. — Говори, что знаешь, паломник.

— Они скапливаются в городе, — произнес бывший пастырь. — Собирают армию. — Его лицо иссохло, словно он был на грани истощения, а взгляд налитых кровью глаз казался затравленным.

— Насколько большую? — спросила Омазет.

— Их тысячи, — ответил Бхарло. — в основном городские работяги и неофиты, но остальные… это Благословленные — аколиты, и кое-кто похуже.

— Они демонопоклонники? — напряженно спросил майор Казан, бородатый гигант. Похоже, новости его не удивили.

«Он ожидал этого, — почувствовала Арикен. — Просто дождаться не мог!»

— Я не знаю, что они такое, — ответил Бхарло. — Может быть, нечто худшее…

— Господа, мы не можем брать на веру слова этого гражданского, — возразил Ростик. — Если между нами и сектой возникло недопонимание, мы должны начать переговоры.

— Не о чем тут болтать, — прошипел Бхарло. — Они покончили с разговорами.

— Спиральная Заря — неортодоксальный культ, — настаивал Ростик, — но они поклоняются Императору.

— Четырехрукому императору, — произнес Таласка, открыв, наконец, глаза. — Их магус заглянул в мой разум, и я взглянул на него в ответ. И я увидел тварь внутри. Все они чудовища.

— Я всегда это знал, — сказал Казан, кивая.

Серебряный взгляд Таласки пал на него. — Те атаки на их святилища, — произнес полковник. — Это твоих рук дело, Казан?

— И я готов за это ответить, полковник. — Гигант ухмыльнулся, показав металлические коронки на месте зубов. — Честный шиларский воин всегда чует скверну.

«Вот только не среди своих людей», — с горечью подумала Арикен, вспомнив Тразго.

— Мы зря теряем время, — надавил Бхарло. — Они придут за нами. Мы должны ударить первыми.

— Что ты предлагаешь? — уточнила Омазет, внимательно следя за ним.

— Я могу провести вас прямо к ним, — нетерпеливо ответил Бхарло. — Я знаю тайные пути и пароли.

— А что с Офель? — Неожиданно спросила Арикен. Она проигнорировала устремившиеся на нее взгляды. Среди них были как озадаченные, так и рассерженные ее дерзостью. — Что случилось с ней, пастырь? И с остальными?

Бхарло вздохнул. — Последний раз, когда я видел Офель, она была на втором месяце беременности, но выглядела так, словно на шестом. Их отродья растут очень быстро. — Бывший пастырь тряхнул головой. — Она просто сияла от счастья, поскольку к ней снизошел сам знаменщик культа — великая честь.

— А остальные?

— Их больше нет, Арикен. Их всех приняли… заразили через пару дней после нашего прибытия. Если бы капитан не предупредила меня, и я не вспомнил свои старые навыки, меня бы тоже забрали. — Он повернулся к Таласке. — Я проведу вас к ним, но позвольте мне сражаться с вами рядом.

По столу в сторону Бхарло скользнул пистолет.

— Держи, пастырь, — произнесла девушка. — Ты заслужил его.

Бхарло улыбнулся своей прежней, грустной улыбкой.

— Спасибо, сестра. — Он поднял оружие, и улыбка исчезла, как пропал и свет его глаз.

— Так пламенеет Спираль! — Рявкнул он, быстро прицелившись в голову Таласке. Щелкнул спуск, но ничего не произошло. В ту же секунду мачете Арикен вонзилось пастырю в грудь. Бхарло уставился на нее пустыми глазами.

— Я вытащила из него батарею, — произнесла медике.

Пистолет выскользнул из пальцев Бхарло, и он осел на клинке, пришпиленный к креслу.

— Думаю, он не знал, что уже принадлежит им, — произнесла Арикен. — Понял только в конце. Но это отражалось в его глазах.

Солдаты из экипажа «Валькирии», несомненно, были элитными бойцами, но ничем не походили на лихих ветеранов, которые сопровождали Креста в аббатство. Все незнакомцы носили черную панцирную броню и шлемы с металлическими масками. Их линзы были настолько темными, что полностью скрывали глаза. Лазерные винтовки чужаков были более громоздкими, чем стандартные модели, и к их прикладам тянулись кабели из наспинных ранцев. Командир отряда вместо шлема носил багровый берет, но был таким же безликим, как и его подчиненные. Все они сидели тихо и так неподвижно, что казались автоматонами.

«Или просто людьми, но пустыми внутри, как Клавель», — решил капитан.

Он повернулся к светлоглазому оперативнику Инквизиции, сидевшему рядом: — Куда мы направляемся?

— К шпилю Вигиланс, — ответил Клавель. — У конклава там база.

— Я слышал, что Вигиланс — активный вулкан.

— Так и есть. Поэтому Выводок и избегает его.

— Выводок?

— Это наше обозначение для дегенератов Спиральной Зари, — сказал Клавель. — Они — разновидность ксеносов. И очень опасная.

— И вы здесь, чтобы их уничтожить?

— Мы — Ордо Ксенос.

«Я спрашивал не об этом», — настороженно подумал Эмброуз. — Как долго вы о них знаете? — снова спросил он.

— Они находятся под наблюдением некоторое время.

— Но вы нас не предупредили. Даже когда мы отправились в ту проклятую яму. — Тут Креста посетила другая мысль. — Ты и сейчас не собираешься никого предупреждать, не так ли?

Клавель смерил его холодным взглядом.

— Капитан, ваши боевые навыки в лучшем случае посредственны, но вы показали себя живучим и находчивым человеком. Вы можете быть полезны конклаву, но, если поставите мое задание под угрозу, вас устранят.

Эмброуз в этом не сомневался. Он заметил, что Трухильо пристально наблюдает за ними. Выживший ветеран слышал каждое слово. Они обменялись взглядами, подтвердив негласный союз, что возник между ними в святилище аббатства.

«Мы чужие здесь, — подумал Крест, — и нас предали».

— Есть и другие вроде Бхарло, — сказала Арикен полковнику, — Черные Флаги, обращенные врагом. — Глаза человека, приколотого к креслу рядом с Талаской, смотрели на нее, обвиняя в убийстве. — Я видела их.

— Предатели и еретики, — проворчал Казан.

— Я думаю это нечто более сложное, — нахмурившись, произнесла медике. — Скорее, что-то вроде болезни…

— Демоническая чума скверны! — Глубокомысленно кивнул офицер. — Я слышал о таком. — Он ухмыльнулся Арикен. — Ты здорово вывела убийцу на чистую воду, капрал.

— Он был жертвой, — ответила медике с грустью. — Все они.

«И я чуть не оказалась среди них, — подумала она. — Прости, Офель».

— Если знаешь имена, назови их, — сказала Омазет.

— Сенка, — мгновенно ответила Арикен.

— Нет, все мои «Акулы-Часовые» тронобоязненные люди, — возразил Ростик, но без особой уверенности. Он выглядел сбитым с толку и очень старым, как будто стремительное развитие событий измотало его. В других обстоятельствах медике посочувствовала бы ему. — Они все хорошие парни.

— Каким был и Бхарло! — Сорвалась Арикен. — Возможно, до самого последнего мига… Развернутые используют нашу веру против нас, майор.

— Поднять в Кладовке общую тревогу, — произнес Таласка, вставая с кресла. — Среди всего, что наговорил убийца, одно было правдой — они идут за нами.

Полет длился чуть дольше часа. Ближе к концу «Валькирия» резко задрала нос, набирая высоту, после чего села под рев турбин. Выйдя наружу, Крест увидел, что летательный аппарат приземлился на узком откосе вблизи вершины другого шпиля — судя по всему, Вигиланса.

— Темпестор Эйкман, за мной, — велел Клавель командиру отделения.

Вчетвером они пересекли скальный выступ, оставив солдат у «Валькирии». Целью их пути была монолитная постройка с фасадом, вырубленным в виде богато украшенного широколезвийного меча.

«Это храм воинов», — рассудил Крест, когда они вошли в здание через проход, расположенный на «острие» клинка. Открывшийся за ним туннель был погружен во тьму, но их фонари высветили облаченных в броню гигантов, высеченных в обсидиане. Похоже, мифы Кольца Коронатус все же имели под собой некое основание, ибо эти статуи определенно изображали Адептус Астартес. Постчеловеческих воителей изваяли в натуральную величину, отчего идущие через их строй люди выглядели карликами, но облик их казался скорее стилизованным, нежели слепо скопированным. Великаны стояли в суровых и сдержанных позах, но при этом излучали достоинство и элегантность, будто были не только воинами, но и творцами.

«Неужели они сами высекли статуи?» — гадал Крест, восхищаясь работой.

Их путь оборвался перед простой металлической дверью, выглядевшей неуместно в этом древнем храме. Клавель положил ладонь на её поверхность, и она скользнула в сторону. На пороге обнаружился еще один солдат в маске.

— «Неупокоенный прах», — произнес оперативник. Опустив оружие, часовой освободил проход. Обстановка помещений за дверью выглядела потертой, изношенной — по-видимому, их использовали годами, если не десятилетиями. Стены были обиты гофрированным металлом, на потолке мерцали люмен-трубки, освещающие сеть коридоров с рядами дверей.

Клавель повел четверку дальше внутрь, но, хотя в комплексе могла поместиться целая армия, по дороге они никого не встретили.

— Вы сворачиваете этот объект, — предположил капитан.

— Вигиланс — вспомогательная база, — ответил оперативник. — Наши основные силы всегда были на орбите.

— Но вы уходите. Бросаете Черных Флагов на произвол судьбы.

Клавель ответил молчанием.

Вскоре они добрались до еще одной запертой двери и еще одного часового. За порогом обнаружился полутемный зал, главными источниками света в котором были пикт-экраны, рядами размещенные на стенах. Вдоль пяти граней зала располагались блоки машин, за каждой из которых наблюдал техноадепт в красной рясе. Операторы неподвижно замерли на постах, соединенные с консолями при помощи серебряных механодендритов, что тянулись из-под их мантий. Под их капюшонами мерцали зеленые оптические сенсоры, работники обменивались тихим, почти неслышимым электронным бормотанием.

В центре комнаты располагался помост, на котором стоял командный трон с высокой спинкой и подлокотниками, где находились панели управления. Кресло развернулось в сторону вошедших, и они увидели человека в элегантном алом камзоле, расшитом золотом. Его длинные, подернутые сединой волосы были зачесаны назад, обрамляя красивое лицо с, несомненно, аристократическими чертами. Выглядел он лет на сорок, но Крест знал, что возраст людей из правящей элиты Империума нельзя определить наверняка. Все они имели доступ к бесчисленным омолаживающим процедурам. Незнакомец перед капитаном вполне мог прожить век, а то и больше.

— Инквизитор, — произнес Клавель, осенив себя аквилой.

— Искомые объекты при тебе, Калавера-пять? — спросил человек на троне. У него был хорошо поставленный голос, с нотками сдержанной властности — именно таким Крест его себе и представлял.

— Как основные, так и дополнительные, — подтвердил Клавель, снимая ранец. — Прикажете возобновить операцию в Кладовой?

— Нет, ты возглавишь группу «Иссекатели».

— Но я полагал, что Калавера-два…

— Калавера-два не вернулся из экспедиции в Подшпилье, как и его команда, — произнес Инквизитор. — Мы считаем, что они потеряны.

— Вас понял, — ответил Клавель. — Но я советую немедленно эвакуироваться с планеты, инквизитор. Как только вспыхнет «Дикий огонь», Вигиланс окажется под угрозой.

Эмброуз не мог больше сдерживаться.

— Слушайте, чем бы ни был этот ваш «Дикий огонь», мы должны предупредить полк о том, что он надвигается.

— «Дикий огонь» означает войну, капитан Крест, — ровно ответил инквизитор. — И он уже разгорелся.

Боевую тревогу в Кладовке объявили ещё несколько часов назад. Командование наконец вырубило сирены, но прожекторы до сих пор сияли на вершинах сторожевых башен и крышах казарм, пронзая тьму мощными лучами. Всех гвардейцев расставили по постам, направили на стены или же приписали к дополнительным патрулям. Причины знали немногие.

Рядового Орисса, впрочем, это не касалось. Он точно знал, в чем дело.

Тайный дар, живущий в его крови, разбудил бойца до того, как взвыли сирены, и теперь этот зов разжигал праведное пламя в его жилах. Рывком он поднялся с койки и увидел, что его брат во Спирали, Палмар, наблюдает за ним с другого конца спальни. Они молча вытащили кинжалы и двинулись вдоль комнаты — Орисс справа, а Палмар слева, быстро и бесшумно отправляя своих бывших товарищей спать навечно.

Орисс не чувствовал вины, ибо все они были еретиками.

После они поспешили к главному складу боеприпасов, захватив по дороге еще трех культистов Спирали. Здание было прочным, а его единственная дверь — крепкой, и вскрыть её удалось бы только мощной взрывчаткой. Один из недолюдей-рабов полковника стоял у входа, еще трое стражей находились внутри. Несомненно, они были из доверенных ветеранов этого мясника, Казана.

Пятеро культистов затаились за убогим зданием ближайшего склада.

Через некоторое время к арсеналу промаршировал сержант во главе отделения. Как только он назвал пароль и дверь отворилась, Палмар радостно ворвался в группу еретиков, сжимая в каждой руке по взведенной гранате. Взрыв был слишком слаб, чтобы повредить ворота, но он внес беспорядок в ряды охранников и сбил недочеловека с ног.

— Спиральный Огонь! — проорали четыре оставшихся культиста, бросаясь вперед.

Нелюдь пытался подняться, но взрывом ему по локоть оторвало руку, и он не мог как следует опереться. Гигант протянул окровавленную культю окружившим его спиральным братьям, видимо, надеясь на помощь.

— За четырехрукого Спасителя! — пропел Орисс, вбивая дробовик в глаз создания и нажимая на спуск.

Дверь склада покачивалась на петлях, целая, но настежь распахнутая. Двое Спиралитов кинулись ко входу, но рухнули под огнем охранников. Орисс махнул рукой другому выжившему собрату, и они аккуратно обошли дверь с разных сторон. Двигаясь с идеальной синхронностью, они выдернули чеки и закинули гранаты внутрь, а затем, услышав вопли, забросили еще пару. Верующий тянулся за третьей бомбой, когда первая взорвалась, запустив цепную реакцию внутри склада. Спустя мгновение все здание затряслось и взлетело на воздух, испепелив всё вокруг себя.

Спиралит Орисс умер счастливым.

Грохот взрыва перекрыл рев бури, дрожь от ударной волны прокатилась по всей вышке связи. Стоявший у окна капитан Игнасио Гарис увидел столб огня, взметнувшийся на другом конце базы.

— Трон святой, что это было? — поразился рядовой Виндос, сидевший на посту у главной вокс-станции. Его тощее, бородатое лицо побледнело. Даже в лучшие времена бойца в дрожь бросало от малейшей опасности. Игнасио, бывалый офицер, презирал таких олухов, но не мог отрицать, что парень умело обращается с воксом.

— Просто делай свою работу, — ответил Гарис, пытаясь разглядеть в дыму, что там взорвалось. «Помоги им трон, если это был арсенал» — подумал он и закончил: — Ты слышал, что сказало командование. Нам нужно предупредить посты наблюдения.

— Помрачение глушит сигнал…

— Значит, усиль его!

— И так уже накачал её под завязку, — возразил оператор, возясь с шипящим прибором. — Если ещё чуть поднажму, она расплавится! — Виндос зашептал молитву утешения страдающему машинному духу, будто бы извиняясь за неуважение.

Гарис повернулся, увидев, что дверь отворилась, и вошел Эдуардо.

«Смена же не его», — подумалось капитану.

Его инстинкты отметили пушку в руках вошедшего гораздо быстрее, чем за ними поспело сознание. Игнасио выхватил пистолет одновременно с тем, как Эдуардо выстрелил. Лазерный разряд прошил капитану живот, но в ответ тот пальнул от бедра, попав изменнику точно между глаз. Тот упал на колени и повалился наземь, но Гарис заметил, что за предателем стоит еще кто-то. Не колеблясь, он тут же послал через дверь лазерный луч и второй нападавший скатился по лестнице.

— Запри… дверь! — Прохрипел Игнасио застывшему вокс-оператору. — Предупреди… командование…

Тут он потерял сознание и сполз на пол.

Оперативный штаб представлял собой небольшой узел связи из нескольких передающих постов и станций наблюдения, расположенный в самом центре донжона Кладовки. Из этого комплекса можно было подключиться к любому вокс-каналу полка, что теоретически позволяло командованию давать каждому солдату индивидуальные приказы, даже во время помрачения. Это была самая охраняемая комната в Кладовой и последняя в списке мест, где сейчас хотела бы быть Омазет.

— На нас напали! — взвыла одна из вокс-станций.— Гарис мертв! — Сквозь паникующий голос слышались удары.— Они прямо за дверью…

— Этот — твой, — сказала Омазет Арикен. — Вперед!

Ее помощница кивнула и выбежала из комнаты.

— Подкрепления на подходе, Виндос, — воксировала лейтенант Мелье. Когда офицер повернулась к Адеоле, её слегка трясло. — Мы же направили отделение к вышке связи двадцать минут назад.

— Быть может, оно их и атакует, — кисло ответила Адеола.

— Я не понимаю… — бледное красивое лицо Мелье выглядело измученным. Она казалось слишком юной, чтобы управлять оперативным штабом.

«Именно поэтому я здесь», — признала Омазет. Казан и Ростик отправились возглавить собственные подразделения, а Таласка исчез в личной башне, не обратив внимания на ее протесты. Адеоле очень хотелось вернуться в свою роту, но она доверяла своим лейтенантам, и кто-то должен был управлять оперативным штабом в отсутствие полковника.

Сквозь шипение вокса пробился ещё один сигнал:

— Говорит отделение Нюлаши. Мы у казармы «Г».

— Вас поняла, сержант Нюлаши, — ответила Мелье. — Вы связались с восемнадцатой ротой? Они так и не откликаются.

— Потому что все они лежат мертвыми в своих койках, — проговорил Нюлаши дрожащим от ярости голосом.— Похоже, это «ночная жатва».

Мелье непонимающе уставилась на Омазет.

— Их убили во сне, — объяснила Адеола. Затем она наклонилась к воксу. — Нюлаши, отправляйся к вышке связи. Арикен может понадобиться поддержка.

— Вас понял, мой капитан.

«Как глубоко укоренилось предательство?» — гадала Омазет.

И в этот момент началась музыка, она вырвалась из всех передающих станций разом и сотрясла комнату. Это была тошнотворная симфония неритмичных ударов и текучих созвучий, которым было не место в ушах вменяемого человека. Низкий булькающий голос начал распевать на фоне звуковой трясины, будто тонущий мертвец, что благословляет свою судьбу.

— Заглуши это! — рявкнула Омазет.

Мелье вырубила звук и взглянула на приборы.

— Это на каждом канале, трансляция идёт по всему форту. — Она взглянула на Омазет. — Сигнал передают из вышки связи, мэм.

Майор Маркел Ростик гнал «Часового» сквозь непроглядно-черный буран, освещая прожекторами дорогу впереди. Машины Антонова и Бродски двигались по бокам от него, пилоты держались на расстоянии двадцати шагов, что позволяло поддерживать надежную связь по воксу. Они удалились от Кладовки где-то на тридцать километров, патрулируя дорогу к Надежде и идущий параллельно ей монорельс. Ростик понимал, что выходить на плато было безумным риском, но после того безумия в зале совещаний ему просто требовалось оседлать «Часового» — сделать что-то понятное.

Маркел редко позволял себе заниматься самокопанием, но сумасшествие Облазти задело какую-то тонкую струнку в его душе, а Искупление, похоже, готово было оборвать её. На снежной планете разные части Черных Флагов пошли друг на друга, здесь же единственный полк — его собственный полк — намеревался пожрать сам себя. «Чума измены», как сказала та девчонка. Нечто, способное соблазнить даже тронобоязненного человека. Офицер не мог этого понять…

— Вижу огни на путях, майор, — доложил Бродски.— Кажется, поезд.

Его «Часовой» двигался по правому флангу и находился ближе всех к монорельсу.

— Антонов, останься на дороге, — приказал Ростик, сворачивая в сторону Бродски и пересекая рельсы. Они остановили шагоходы по обеим сторонам трассы и принялись ждать грохочущий состав. Вскоре бойцам удалось разглядеть машиниста в ярко освещенной кабине. Им оказалась женщина, но лысая, как и большинство городских работяг. Когда она заметила «Часовых», то требовательно замахала руками в явном волнении.

— У неё неприятности, сэр, — произнес Бродски, как обычно сообщая очевидное.

— Ничему не доверяй, — предупредил Ростик.

«Теперь это единственная истина», — подумал он горько.

Оба «Часовых» повернулись к поезду, когда он понесся мимо них по монорельсу. Первый вагон был полон работяг, забит унылым смешением лысых голов, бледных лиц и серых защитных комбинезонов. Как и машинист, все они махали руками, беззвучно моля о чем-то, как будто упрашивали пилотов бежать, пока не поздно. Следующий вагон был точно таким же. И следующий за ним.

— Они валят из города, — высказал догадку Бродски.

Ростик не ответил ему. Что-то в этой серой массе было не так.

«Среди них нет детей, — понял он. — И стариков тоже».

— Они не бегут, — прошипел он. — Это армия.

И состав везет её прямо под стены Кладовки.

— Антонов, — требовательно воксировал Маркел, — оттянись назад и уничтожь пути.

— Вас понял, товарищ майор. — Голос третьего пилота уже заглушали помехи, хотя он был никак не дальше полусотни метров.

— Товарищ майор, они же не вооружены, — возразил Бродски.

«Как я могу быть в этом уверенным? — усомнился Ростик. — Я уже ошибался прежде…»

Но в этот миг перед офицером мелькнул последний вагон, и он был полон чудовищ. Их оскаленные звериные морды казались пародиями на человеческие лица, с острыми клыками и зубчатыми гребнями. Они напоминали горгулий, вырезанных из плоти и кости. Заметив «Часовых», твари зарычали и разбили окна громадными когтистыми лапами.

— Огонь! — Крикнул Маркел, вдавливая гашетку мультилазера. Веер лазерных импульсов накрыл вагон и, пронзив тонкие стены, спалил его нечестивый груз. Монстры бросились к задней двери, спасаясь от губительного потока пламени, в который тащил их поезд. Некоторые пытались отстреливаться из окон, но их оружие не могло пробить броню «Часового».

— За Утонувший Трон! — взревел Ростик, преисполнившись отвращения при виде горбатых мельтешащих гибридов. Они воплощали весь тот немыслимый кошмар, в который превратилась его жизнь.

«Надо было остаться на Лете, — с неожиданной ясностью осознал майор. — Моей дочери скоро исполнится двадцать два, а сыну восемнадцать…»

Что-то ударило в его кабину, вспыхнули тревожные сигналы. Развернув машину в поясе, Маркел увидел гибрида, который целился в него из тяжелой конической пушки, установленной в окне ближе к концу вагона.

— Забери тебя Впадина! — Прорычал Ростик и испепелил врага, не дав тому выстрелить. Через пару секунд последний вагон унесся вдаль.

— Что они такое? — воксировал Бродски с другой стороны путей. Голос бойца звучал вяло, будто он безуспешно силился осознать весь ужас увиденного.

— Мы должны зачистить от них поезд, — ответил офицер.

— Я… — голос Бродски распался треском помех: бронированный грузовик на полном ходу снес его «Часового». Раздался визг раздираемого металла, и воющие пилы проходческого щита разорвали шагатель на части. Пока машина прогрызалась сквозь «Часового», установленная на её кузове серворука направила пушку на Ростика.

— Обдери тебя Трон! — взревел Маркел, накрыв залпом управлявшего ей культиста в очках-консервах. Тот пригнулся и выпустил в ответ копье палящего света. Ростик качнул своего «Часового» в сторону, но разряд все же задел корпус, оставив оплавленную просеку на бронелисте.

«Прямым попаданием меня бы распылило» — осознал майор.

Когда грузовик снова набрал скорость, Маркел рванулся вперед и, петляя, погнался за ним. Стрелок снова повернул орудие в сторону «Часового», стараясь взять его на мушку.

— Слишком медленно, мразь, — прошептал Ростик, выцеливая типа в очках.

В борт «Часового» застучали пули. Не сбавляя скорости, майор развернул кабину и увидел, что с ним поравнялся вытянутый багги. Стаббер на его крыше трясся, выплевывая длинные очереди. Первым же ответным выстрелом Маркел пробил легкобронированную машину насквозь, и она закувыркалась во тьму, объятая пламенем. Когда Ростик снова повернулся к грузовику, мимо него пронесся очередной энергетический луч. Неясно было, сколько ещё здесь вражеских машин.

«Пора бежать, — решил Маркел. — Надо предупредить Кладовку».

Но он не мог оставить смерть Бродски неотомщенной. Не жалея мотор «Часового», он ускорился и зашел на цель сбоку. Когда пушка грузовика повернулась ему навстречу, Ростик резко затормозил, застигнув стрелка врасплох. Прежде чем тот смог пригнуться, майор открыл огонь и испепелил дегенерата. Не отпуская гашетку, Маркел наклонил шагоход вперед, и поразил меткими выстрелами орудие на серворуке. Кузов грузовика разлетелся на куски в ослепительной вспышке, набившиеся в него создания сгорели заживо. Уже неуправляемую машину повело, она перевернулась и отлетела в сторону. Затем последовал взрыв.

— Антонов? — воксировал Ростик, разгоняясь. — «Акула» Антонов, как слышишь меня?

Но третий боец эскадрона не отвечал. Опасаясь худшего, Маркел направился к монорельсу и увидел вдалеке хвостовые огни поезда. Тот по-прежнему вез свой злобный груз в сторону Кладовки.

«Надо зайти со стороны кабины».

Из тьмы впереди вынырнул «Часовой», несясь прямо на Ростика. Повинуясь чутью, тот резко дернул машину в сторону, и это спасло майора от убийственного потока снарядов. Неизвестный шагатель наводился на него, не сбавляя скорости, и ствол его орудия извергал пламя.

«Автопушка» — сообразил Ростик, зигзагами приближаясь к вражескому «Часовому». В нем ещё можно было узнать машину Черных Флагов, но кабину уже покрасили в фиолетовый цвет и вывели на ней кривую спираль. Что важнее, его противопехотную пушку заменили на более тяжелое вооружение, превратив шагоход в охотника на бронетехнику.

«Сенка», — несмотря на все изменения, Маркел опознал врага. У каждого из «Акул-Часовых» был свой стиль вождения, и Ростик помнил их всех.

— Предатель! — Воксировал майор на всех частотах, проскакивая мимо него.

— Освободитель! — Бросил в ответ Казимир, устремляясь в погоню.

Ростик выругался, увидев обломки «Часового» Антонова. Тот был искусным пилотом, но не отличался острым чутьем.

«И я не предупредил его о Сенке, — признался себе Маркел. — Я и верить в это не желал, не то, что произносить вслух».

Теперь это не имело значения. Главное — уничтожить поезд. Маневрируя, чтобы избежать выстрелов изменника, Ростик держался путей и не выпускал из виду состав впереди. Он довольно быстро нагонял цель.

— Вы служите лжи! — Прокричал Сенка. — Вы все рабы…

Маркел выключил вокс. Не осталось в живых никого, с кем стоило бы говорить. Он догнал поезд меньше чем за минуту. Когда «Часовой» понесся вдоль вагонов, из окон на него обрушился шквальный огонь. По большей части серая толпа внутри была скверно вооружена, но порой в сторону Ростика неслись и мощные разряды. Майор игнорировал их всех, стараясь добраться до локомотива.

«Я их не остановлю, но смогу хотя бы замедлить»

Когда от головы состава его отделял лишь один вагон, Маркел заметил скрючившуюся фигуру, что подбиралась к нему по крыше. Четыре ее руки были расставлены в стороны, будто существо пыталось удержать равновесие. Его синий шипастый панцирь лоснился в свете фар, из широко распахнутой пасти торчали кинжалы зубов. Наведя мультилазер, Ростик разнес крышу вихрем лучей, но тварь метнулась ввысь и приземлилась на корпус «Часового». Майор резко свернул, пытаясь сбросить чудовище, которое царапало корпус над ним, но тут когтистая лапа пробила броню и едва не снесла ему голову. Затем тварь ухватилась за рваный край металлического листа и начала вскрывать кабину, словно консервную банку.

«Мне конец», — спокойно подумал Ростик.

— Лета превозмогает! — взревел он, вдавливая газ до упора. «Часовой» рванулся вперед, молотя ногами о землю с силой кузничных молотов, и понес майора к локомотиву. На приборной панели вспыхнули тревожные огни, машину дико затрясло, плавящийся двигатель мучительно завизжал. И когда тварь окончательно сорвала крышу и потянулась к Маркелу, он бросил шагоход наперерез поезду.

— Ни фига ни вижу, серж! — крикнул сквозь ветер Джей, который рыскал по земле за стеной лучом прожектора.

— Молись, чтобы так и осталось! — отозвался Грихальва, водя стволом тяжелого стаббера на треноге вслед за пятном света. По всей Кладовке бойцы на других вышках делали то же самое, исполняя последний отданный им приказ. Получен он был больше часа назад, а с тех пор из вокса хлестала только проклятая музыка. Алонсо ещё раз попробовал включить комм-бусину и скривился от мерзкого шума, бьющего по ушам. В этой мелодии всё было неправильно.

«Она голодна», — с содроганием подумал Грихальва.

Оглядевшись вокруг, сержант увидел, что маячок на вышке связи ещё сияет. Это было высочайшее строение базы, возведенное как ретранслятор и усилитель для воксов. Попади она в руки врага, то же самое произойдет со связью.

— И она больше нам не принадлежит, — пробормотал Грихальва.

— Восстань со Спиралью! — прокричала Арикен в лестничный пролет вышки. Ответа не последовало. Помедлив лишь секунду, она вошла и осторожно переступила тело, лежащее у основания ступеней. — Тразго отправил меня вам на помощь, братья!

Ступив на винтовую лестницу, медике высоко подняла руки и запела Мантру Вьющегося Единения. Она рисковала, но полку нужно было вернуть станцию, а другие планы капралу в голову не приходили. Если злость сделала её безрассудной, то пусть так и будет.

«Я отправила тебя к ним, Офель, — подумала Арикен. — И они погубили тебя».

На полпути вверх медике нашла еще одно тело с переплетенными, как у сломанной куклы, ногами. Она стянула спиральный амулет с шеи мертвеца и надела на себя, стиснув зубы.

«Нет позора в том, чтобы обратить их трюки против них самих», — сказала себе капрал, но эти слова не уняли отвращения, пробужденного в ней витым кусочком обсидиана. Арикен продолжила восхождение, ярость укрепляла её с каждым шагом.

В дверном проеме на конце лестницы стоял солдат, целившийся в нее из лазгана. Сердце медике замерло в миг узнавания. «Коннант». Первый из паломников, кто встал рядом с ней, когда Омазет собирала живую десятину. Бывший боец СПО быстро показал себя умелым солдатом и получил под командование отделение плавняка.

«Он мой друг, — подумала Арикен. — Один из немногих, что у меня еще остались».

— Арикен? — удивленно произнес Коннант. — Ты с нами?

— Где же мне ещё быть, брат? — ответила она свирепо. — Еретики украли наши жизни, но они не в силах погубить правду!

— Тразго никогда мне не говорил…

— Ну, он же обожает секреты, — криво улыбнулась медике.

Услышав это, Коннант просиял, словно сбросив тяжкий груз с плеч.

— Ага, точно! Мне не стоило в тебе сомневаться, сестра. Ты всегда была лучшей из нас.

Он махнул рукой, подзывая её.

— Заходи! Мне надо снова запереть дверь.

Внутри оказались еще двое солдат, мужчина и женщина, оба бывшие паломники. Они улыбнулись, увидев Арикен и их радость была заразительна. Еще один боец скрючился возле главной вокс-станции, на затылке у него кровоточила рана.

— А это кто? — спросила капрал.

— Вокс-оператор, — ответил Коннант, — слишком полезный, чтобы убивать. Кроме того, мы наверняка сможем уговорить его перейти к нам, когда все это закончится. — Он устало покачал головой. — И так уже чересчур много убитых.

— Ты хороший человек, Коннант, — сказала Арикен, неожиданно для бойца обнимая его. — И всегда таким был.

«Я не смогу, — подумала медике, выхватывая пистолет. — Это уже слишком».

Но рефлексы, которые выпестовала в ней Омазет, были сильнее всех чувств и сомнений. Арикен выстрелила Коннанту ниже затылка и толкнула его в сторону остальных. Когда труп врезался в культистов, медике уже падала на пол. Пока враги пытались понять, что происходит, она вновь нажала на спуск. Первый лазерный луч ударил мужчину в грудь, второй пробил дыру в щеке женщины. Бронежилет первого поглотил большую часть разряда, и он уставился на опалину в месте попадания.

— Арикен, что…

— Прости, — ответила капрал, стреляя ему в голову. Она повернулась к сжавшемуся в комок связисту. — Выруби музыку и восстанови связь.

«Ты ошибся, Крест, — подумала девушка. — Теперь я Чёрный Флаг. Больше во мне ничего не осталось»

Казимир обходил сошедший с рельс поезд, глядя, как его собратья выбираются из перевернутых вагонов. Жертва бывшего командира Сенки окупилась сторицей. Поезд врезался в «Часового», словно пуля, отчего и шагоход, и локомотив испарились в неистовом взрыве. Летиец в ужасе смотрел, как остальной состав слетает с путей и несется по камням. Посыпались искры, вагоны охватили языки пламени, а затем поезд опрокинулся. Первый вагон оторвался от сцепки и перевернулся на крышу, после чего внутри детонировала граната, или какое-то тяжелое оружие. Загремели вторичные взрывы, и никто не выбрался из разверзшегося ада.

«Должно быть, там сотни погибших», — с тяжелым сердцем прикинул Казимир.

Грузовики «Голиаф» и равнинные багги подтянулись к составу, а затем, когда в кузова и кабины набились уцелевшие из других вагонов, устремились к крепости. Тут Сенка ощутил приступ кровожадности — появился грузовик, везущий примаса. Фиолетовый корпус машины был украшен размашистыми спиралями, над кузовом развивалось знамя культа. С обеих сторон от флага горбились покрытые хитином твари, царапая пол когтистыми лапами. Их удлиненные головы дергались, словно змеиные. Сам военачальник стоял над проходческим щитом, обозревая разрушенный поезд с хмурым выражением лица.

— Мы заставим их заплатить за это! — подумал Казимир вслух. Он увидел, как ещё одна четверорукая тварь выбежала из ближайшего вагона и помчалась к нему. Её панцирь был расписан золотыми спиралями, а левой пары верхних лап недоставало.

«Терзающий Охотник», — понял Сенка, узнав святое создание из притч Ксифаули. Когда оно взобралось на «Часового» и устроилось на крыше, летиец раздулся от гордости. Он был избран нести праведника в битву!

— Я благословлен, — торжественно произнес Казимир.

Он запел «Режущие псалмы» Спирального Змия и продолжил путь, объятый жаждой низвергнуть еретиков.

Затворившись в святилище донжона, полковник Кангре Таласка лихорадочно чертил поверх тёмного клубка, созданного им ранее. Лишь малой капли не хватило Спиральному еретику, чтобы отвратить его от света Бога-Императора, и Таласка пылал от стыда. Но ярость в нём всё же горела ярче и понуждала вглядываться в сеть, которой обманщик оплел его душу. Она была обрывочной и истончившейся, но ее нити проникали повсюду, и Кангре заставил себя следовать за ними. Когда Вирунас вторгся в его мысли, то обнажил собственные, и среди его лжи были рассыпаны зерна истины.

— Мое божество спит… пробуждается… — шептал Таласка, выцарапывая на стене обвитый спиралью глаз, — связанный плотью… погребенный под истиной. Истина…

«Веритас! — прозрел Кангре. — Их бог заперт под шпилем Веритас, и он создание из плоти и крови. Тварь, которую можно убить огнем и мечом…»

Его руки кружились, действуя синхронно, вплетая всё новые узоры между старых. Вменяемому человеку творение Таласки показалось бы бессмысленным, но для Собирателя оно воплощало порядок среди хаоса, великолепие на фоне ничтожности. Из горнила чернил выплыло лицо, злобное и благородное, возносимое и мучимое морем терний, которым оно владело и о котором оно скорбело. Кангре закрыл глаза, но его руки продолжали безумную пляску.

«Посмотри на меня, Собиратель, — потребовала расколотая тень, заговорив сплетением чужих голосов. — Посмотри на меня и познай ложь».

«Встань рядом с нами во имя Бога-Императора», — отозвалось в голове Таласки эхо полуправды, предложенной ему Вирунасом.

Он распахнул глаза и заглянул внутрь темного клубка.

Со временем он понял, что должен сделать.

Глава одиннадцатая

Старший техножрец прекратил бормотать на двоичном коде и обратился к человеку на командном троне:

— Ограничение «Экстремис» снято, инквизитор Мордайн.

— Запускайте гололит, логис Хеопс.

— Принято.

Воздух перед троном задрожал, и в нем возникло призрачное изображение женщины, которая словно бы парила в сфере бледно-голубого света. Она сидела, ссутулившись, изможденное лицо окаймляло строгое каре белых волос. Невозможно было сказать, что сразило её: возраст или болезнь, но Кресту на миг показалось, что он смотрит на мертвеца. Затем глаза женщины распахнулись, и она начала говорить. Голос был сухим, но все еще сохранившим властность.

— Я — Ветала Персис Авелин, канонисса Третьей миссии Терния Вечного. Имею честь уже почти тридцать лет управлять планетой Искупление-219, ранее известной как Витарн, в секторе Икирю. Мои идент-коды вплетены в шифры этого послания, поэтому я не стану зря сотрясать воздух, произнося их вслух. Скорее всего, сигнал продержится не слишком долго, поэтому речь моя будет краткой, но я прикладываю голопикт-записи, которые придадут ей вес.

— Как вы уже знаете, Искупление было недавно признано миром-святыней Империума. И этот статус оно, несомненно, заслуживает, не в последнюю очередь по вине чудовищного проклятья, заточенного под благословенными шпилями. Храмы Искупления — не бессмысленные монументы, но живые примеры силы веры и пламени — оружия против Долгой Ночи. Но, как и любым оружием, ими должен кто-то владеть. Выполняя нерушимую клятву перед Ангелами Сияющими, наша миссия более трех столетий несла стражу над злом, запертым под Кольцом Коронатуса, но наше служение закончится этой ночью.

— Аббатство было захвачено и мои сестры пали: большинство в битве и одна — в бездну позора. Я осталась одна, и ненадолго переживу их.

Наша судьба была предрешена еще в тот момент, когда мы связали себя с этим миром, ибо таков удел всех его стражей на протяжении тысячелетий. Но мы добровольно пошли на эту жертву, хоть я и считаю, что погибель нам принес не тот враг, с которым мы связаны данной клятвой.

— Другое зло пробудилось на Искуплении — нечто новое и необычное. Влияние его неизмеримо пагубно и то, как оно воздействует на слабые души, говорит о том, что оно, несомненно, потусторонней природы, но при этом я не нашла упоминаний этих четырехруких, тёмно-синих демонов в «Апокрифе Демоника» нашего Ордена. Я должна передать эту ношу вам, мои досточтимые сестры, как и власть над моим благословленным, укрытым тьмой миром.

Изучите изображения, что я вложила в это послание, и дайте имя новому врагу, но не тяните с возмездием. Ибо, хоть наша миссия и погибла, тёмное бдение нельзя прерывать. За Искуплением необходимо присматривать, сёстры!

Остаюсь вечной слугой Трона Терний.

Гололит замер, дрогнул и затем растворился в воздухе. Какое-то время собравшиеся в командном зале люди молчали.

— Ее предупреждение так и не было получено, — наконец произнес капитан.

— О нет, оно было получено, — возразил инквизитор Мордайн, — но стоит признать, не изначальным его адресатом. Мой предшественник перехватил передачу и опознал в «демонах» канониссы инопланетные организмы. Ордо Ксенос уже сталкивался с этим видом. Этот вопрос был вне юрисдикции Конвента Санкторум.

— Я не понимаю… — нахмурился Крест. — Если вы знали о сообщении, зачем было посылать нас за кристаллом?

Мордайн пренебрежительно махнул рукой.

— Кристалл для гололита был второстепенной задачей… мы просто подчищали хвосты. Было бы прискорбно, если бы он попал не в те руки.

«Где-то ты уже пересек черту. А может, и несколько» — осознал Эмброуз.

— Как давно было отправлено это сообщение? — Спросил он, следуя подсказке интуиции.

— Его записали больше столетия назад, капитан.

— Вы с самого начала знали о чудовищах, — потрясенно произнес Крест. — Вы всё это время были на Искуплении.

Этой ночью культ воевал на два фронта. Если гнев примаса Хрисаора пал на неверных, то воля магуса Ксифаули вознеслась на вершину оплетенного спиральной дорогой конуса Мандиры Веритас, чтобы помочь Спиральному Отцу в битве против более древнего и тёмного врага.

— Как внутри, так и снаружи, — пропела жрица, занимая место на вершине высокой колонны. Она воздела руки к далекому куполу, и когда между ладонями затрещали потоки энергии, начала читать мантру Обуздания. Семь псионически одаренных неофитов стояли вокруг нее на площадке уровнем ниже, подпитывая жрицу своими силами. Под ними располагался ковен самых надежных аколитов Спирального Огня храма, которым нечего было предложить, кроме собственной веры.

И еще ниже, в круговом святилище, в самом сердце зарождавшегося псионического вихря, сидел Спиральный Отец. Пожирание жгло его разум, но Он противился его зову. Поступить иначе означало бы рискнуть всем, ведь этой ночью требовалось исполнить иной долг — соглашение, которое Он невольно принял, свергнув предыдущих хранителей Шпилей.

Ибо в глубинах под троном, на котором восседал Спиральный Отец, прикованный к метафизическому сердцу Кольца Коронатус, пребывал Посторонний, и он тоже чувствовал Пожирание. Для родичей резня была финальным этапом пути, но для Тьмы-под-Шпилями — концом всему. Возбужденный кровопролитием, бушующим на плато, узник яростно метался в клетке, но Спиральный Отец сдерживал его своей стальной волей. В храме один из неофитов рухнул на пол, отдав все силы без остатка, чтобы поддержать повелителя в борьбе.

«Галактика полна ужасов, — рассудила Ксифаули, глядя, как умирает культист. — Лишь единение в Спирали может сохранить свет».

— Угроза, которую этот вид ксеносов представляет для Империума, совершенно уникальна, — произнес инквизитор Мордайн. — Их величайшее оружие — обман, как разума, так и тела, и терпение их безгранично. Заражение может длиться несколько поколений, прежде чем станет явным.

— Вы говорите так, словно это болезнь, — сказал Крест.

— Это и есть болезнь, пускай и с когтями. — Мордайн нажал кнопку на троне, и в воздухе возникла голограмма пригнувшегося четырехрукого чудовища. — Вот они, «демоны» канониссы, — добавил он. — Логис Хеопс, будьте любезны…

— Ордо Ксенос обозначил данных организмов как «чистокровных», — монотонно затянул техножрец механическим голосом. — Эти высшие хищники демонстрируют необычайную силу и талант к скрытности, но, судя по всему, их основная задача — тайное проникновение и распространение заразы. Встретив другие формы жизни, они стремятся имплантировать в них ксеносемя, которое быстро перехватывает контроль над телом носителя.

— Культ называет это «объятием», — произнес Мордайн с ноткой неудовольствия. — Внешне жертвы не меняются, но глубоко в крови они уже не совсем люди. Их потомки становятся чудовищными гибридами людей и чужаков.

— Обман углубляется с каждым последующим поколением, — сказал Хеопс. — Наши наблюдения показывают, что к четвертому поколению гибриды становятся внешне эквивалентными стандартной человеческой форме.

«Безволосые, с гребнями и сапфировыми глазами…» — у Креста закружилась голова, когда безжалостный факт подтвердил его неуверенные домыслы.

— Но на этом все не заканчивается, ведь так? — Тихо произнес он. — Ну, после четвертого поколения?

— Нет, напротив, цикл начинается снова, — ответил Мордайн. — Наши наблюдения показывают, что в пятом поколении всегда рождаются чистокровные.

«И все это длится больше столетия, — подумал Крест. — Как часто повторялся цикл? Сколько их уже здесь?»

Зал вдруг содрогнулся, пикт-экраны замерцали.

— Трон, это еще что за дела? — спросил Трухильо с тревогой в голосе.

— Кольцо Коронатус сейчас испытывает высокий уровень сейсмической нестабильности, — ответил Хеопс так спокойно, будто бы рассуждал о прошедшем дождике. — Столь резкие колебания случаются редко, но уже регистрировались ранее. Не следует беспокоиться.

— Мы сидим на вершине вулкана, шестеренка!

— Вероятность того, что последует значительное извержение, минимальна.

Посторонний сильнее забился в клетке, и Мандира Веритас задрожала в приступе подземных спазмов. Ксифаули ощутила, как напрягается разум Спирального Отца — тот усилил хватку, используя Шпили, чтобы сфокусировать свою волю и превратить ее в оружие. Возле жрицы рухнул еще один неофит — силы его погасшего разума напитали псионическую контратаку повелителя. В живых осталось лишь пять учеников, но Ксифаули чувствовала, что битва продлится всю ночь, отзываясь потокам крови и огня, что лились на равнине.

«Наш повелитель тоже заточен здесь, — осознала жрица. — Он придавлен бременем непрестанного бдения и поиском путей к нашему спасению».

«Такова судьба всех настоящих императоров и богов, — прошептал далекий безымянный голос из потока противоречивых страстей. — И неважно, четырехрукие они или нет».

— И как эти ксеносы попали на Искупление? — Спросил Крест.

— Чистокровные — не технологическая раса, — ответил техножрец. — Наиболее часто они совершают путешествия, тайно пробираясь на имперские корабли.

— Мы сами переносим их между мирами, — сказал Мордайн. — Судя по всему, до Искупления они добрались на грузовом судне «Обарион». Почти наверняка это было всего лишь случайностью.

«Случайностей не бывает», — мгновенно подумал Крест.

— Благодаря предупреждению канониссы мы получили уникальную возможность изучить эту извращенную заразу с момента её зарождения, — прогудел логис Хеопс. — Более того, изолированность планеты позволила нам установить строгий и при этом незаметный карантин.

— Но торговля прометием…

— Велась с нами, капитан, — перебил Мордайн. — Наши оперативники скупали все, что Искупление собиралось продать, и уничтожали.

— Конклав соблюдал максимально строгие протоколы безопасности на всем протяжении операции, — добавил Хеопс, каким-то образом подпустив в механический голос чопорные нотки, — однако основная доктрина этого вида ксеносов — распространение, поэтому спорадически допускалось нарушение карантина и миссионерам культа позволялось отбывать с планеты. Разумеется, их устраняли сразу же после выхода на орбиту.

— Тогда как они распространили свое проклятое учение? — усомнился Крест.

— Они и не распространили.

— Ты ошибаешься, шестеренка! Паломники то и дело прилетают на этот Троном забытый… — Капитан замолк, осознав правду. — Это все ваш конклав. Вы заманивали сюда паломников.

— Дополнительные субъекты были необходимы для поддержания целостности эксперимента, — подтвердил Хеопс. — При их ассимиляции Выводком мы получали существенные объемы информации о жизненном цикле ксеносов.

— Вы бросали гражданских в паутину и смотрели, как чужаки жрут их живьем.

— С точки зрения генетики, вы формально правы, однако…

— А Черные Флаги? — Влез Трухильо. — Мы тоже нужны, чтобы кормить пауков?

— Нет, гвардеец, — произнес инквизитор, — твой полк был избран за агрессивность и склонность к паранойе. Весьма похвальные качества в нынешних обстоятельствах. — Он посмотрел Кресту в глаза. — Вы согласны со мной, капитан?

— О чем это он? — требовательно спросил запутавшийся боец.

— Они знали, что Черные Флаги выступят против культа, — ответил Крест. — Вас послали сюда сражаться с пауками, капрал.

А затем он задал самый важный вопрос:

— Инквизитор, почему мы еще живы?

Глава двенадцатая

Отделение Арикен ждало её в лазарете. Западню, устроенную Тразго, пережили пятеро, но двое были уже не в состоянии драться.

— Я сделала, что могла, — сказала ей Хайке, — но я не медике. Саул умер от кровопотери по дороге. — Скуластое лицо бывшей бригадирши было перемазано грязью и кровью.

— Та тварь оторвала ему руку, — ответила Скарт. — Ты ничем не могла помочь.

Медике взглянула на ряды коек в лазарете. Некоторые были заняты только что раненными солдатами, но на большинстве из них лежали мужчины и женщины с последней стадией «чёрного дыхания». Самые крепкие ещё продержатся пару недель, но Арикен подозревала, что самой Кладовой осталось гораздо меньше.

«Всё решится сегодняшней ночью, — подумала медике. — Нам понадобятся все бойцы».

— Выдать оружие каждому, — приказала она, направляясь к складу медикаментов.

— Каждому? — Переспросила Хайке ей вслед.

— Я собираюсь поднять их на ноги.

«По крайней мере, они умрут более достойно».

— Склада боеприпасов больше нет! — заорал Казан, перекрикивая ветер.

— Можно оттуда хоть что-то вынести, майор? — Спросил голос Омазет из вокс-бусины.

Шаваль взглянул на развалины строения:

— Если нас оставят в покое на сутки!

— Думаю, это вряд ли.

— Что-нибудь слышно от Ростика?

— После того, как он вышел в патруль — ничего.

— Ему нельзя доверять, — предупредил Казан. — Он защищал еретиков.

— Майор Ростик не любит перемены. Он… Секунду, майор. — Шаваль насупился, ожидая. Затем Адеола заговорила вновь, уже более настойчиво:

— Что-то происходит у ворот. Там толпа из города.

— Выдвигаюсь, — прорычал Казан в ответ.

— Майор Казан в пути, — передала Омазет по полковой вокс-сети. — Ожидайте.

— Принято, капитан. Привратник, конец связи.

После освобождения вышки связи вокс-сеть восстановилась по всему форту, и оперативный штаб захлестнул поток докладов.

— Вышка-Двенадцать не отвечает, — доложила лейтенант Мелье. — Тринадцатая использует старый пароль.

— Двенадцатая и Тринадцатая, — прошипела капитан. — Целый участок стены на западе остается без наблюдения.

— Я отправила отделение Терзиу проверить, — ответила юная лейтенант.

«Мелье действует эффективно, — рассудила Омазет, — и умеет думать самостоятельно, а вот капрал Терзиу, к сожалению, нет. Здесь нужен кто-то из моих».

— Отправь отделение Карцеля им в поддержку.

— Карцель связан боем с предателями у складов, — выпалила Мелье. А затем, будто бы прочитав мысли капитана, добавила:

— Нюлаши удерживает вышку связи, а Арикен — лазарет.

«А больше я никому не доверяю» — подумала капитан, впечатленная проницательностью координатора. У девочки был талант к подобным вещам.

— Что у нас рядом с Двенадцатой и Тринадцатой? — хмуро спросила Омазет.

— Там обрывается старый монорельс, мэм, — тут же ответила Мелье. — Конечная станция где-то в пятнадцати метрах от стен.

— Справишься со связью, лейтенант?

Мелье задержалась с ответом, но взятая ею пауза лишь показывала, что она серьезно его обдумала.

— Так точно, мэм.

— Тогда оперативный штаб на тебе. — Адеола поднялась. — Передай Терзиу, что я скоро буду.

— Огни на Двенадцатой погасли! — прокричал Джей.

Прищурившись, сержант Грихальва вгляделся в сажевую бурю и убедился, что парень прав. Сторожевую вышку справа от них окутала темнота.

— Освети её! — рявкнул сержант в ответ.

Джей развернул прожектор к соседнему посту, и что-то тут же скользнуло прочь от луча, спрятавшись за стенкой с бойницами, прежде чем Грихальва успел четко разглядеть его. Нервы сержанта звенели, как натянутая струна, и в такие моменты Алонсо Грихальва всегда прислушивался к своему чутью.

— Покажи мне стену! — заорал он, и, пока Джей выполнял приказ, крутанул стаббер так, чтобы в сектор обстрела попал участок вала, соединявший вышки.

— От чорт! — Со страху паренек вспомнил привычное по жизни в улье ругательство.

По парапету от соседнего поста на них бежало чудовище. Оно по-звериному припадало к стене на бегу, резво перебирая шестью конечностями, словно накачанное боевыми наркотиками насекомое. Дернув вверх змееподобной головой, тварь оскалилась на свет прожектора. В ту же секунду Грихальва открыл огонь, но, хотя его очередь расколола панцирь монстра, тот продолжил нестись вперед. Стараясь держать себя в руках, сержант вел стаббер вслед за целью, пытаясь взять упреждение и попасть в голову. В считанных метрах от вышки создание все же рухнуло, дрыгая перепутавшимися лапами.

— Штаб, говорит Вышка-Одиннадцать, — сказал Алонсо в вокс-бусину. — У нас тут…

Боец резко пригнулся — над головой у него засвистели пули, явно выпущенные с затемненного поста.

— Свет! — гаркнул он Джею. — И не высовывайся!

К чести плавняка, тот не оплошал, несмотря на летящие в его сторону очереди. Грихальва уже отстреливался вслепую, когда свет прожектора выхватил лысую сутулую фигуру, стоявшую за стаббером Двенадцатой. Двумя руками враг наводил оружие, а уродливой третьей подтягивал патронную ленту.

— Ето человек? — вякнул Джей, но тут же ойкнул, когда его прожектор разлетелся осколками.

— Штаб, говорит Одиннадцатая, — воксировал Грихальва. — Нас атакуют с Двенадцатой.

— Они говорят, что сбежали из Надежды, сэр, — доложил лейтенант, старший по посту у ворот, протягивая майору магнокуляры.

— Кладовка закрыта для всех, — ответил Казан. Приняв бинокль, он оглядел территорию перед укреплениями. Толпа городских работяг собралась где-то в двадцати метрах от ворот. По ней скользили лучи множества прожекторов, высвечивая серое море защитных комбинезонов и лысых голов. Оружия не было видно, но здесь собралось не меньше тысячи человек, а значит, за первыми рядами могло скрываться всё что угодно.

Шаваль схватил мегафон.

— Граждане, — провозгласил он. — Вам здесь не место!

— Господин, умоляю! — закричал кто-то из толпы. — Надежда захвачена демонами! Они уже близко!

— Убирайтесь немедленно!

Приближаясь к восточной стене, Омазет услышала звуки стрельбы. Две вышки перед ней сверкали вспышками залпов, решетя друг друга.

— Грихальва из Одиннадцатой докладывает о нападении со стороны Двенадцатой, мэм , — воксировала Мелье.

— Уже вижу их, лейтенант.

Пробегая мимо хлипкого складского здания, Адеола врезалась в дородного мужика. Тот развернулся, и капитан увидела, что мужиком он вовсе и не был. Звериное рыло существа казалось пародией на человеческое лицо, его правая рука разделялась на пару серповидных крюков. Чудовище замахнулась на Омазет, но та отпрыгнула, выхватывая парные силовые мачете.

— Ииерэ-тээээкх! — прошипел гибрид, поднимая левую руку с автопистолетом. Одним взмахом перерубив её в локте, Адеола ушла вбок от ответного выпада. Тварь бросилась за ней, распевая неразборчивые молитвы и размахивая крюками во все стороны. Капитан подметила, что в темноте впереди сражаются между собой другие фигуры, вокруг которых пляшут вспышки лазвыстрелов.

«Отделение Терзиу, — подумала Омазет. — Ну, или то, что от него осталось»

Один из гвардейцев отвлекся от драки и рванул в направлении Адеолы. Противник капитана тут же рефлекторно проткнул его на обратном взмахе. Провыв боевой клич, Омазет прыгнула вперед с мачете, развернутыми для колющего удара. Не успел гибрид выдернуть крюки из тела бойца, как Ведьма вонзила клинки в грудь монстра, дернула оружие вниз и вспорола ему живот. Умирающее создание взвыло, его длинный язык метнулся вслед отскочившей Адеоле.

«Что это за твари?» — гадала капитан.

Незаметно подкравшись со спины к очередному лазутчику, Омазет расколола ему череп. Когда его товарищ обернулся на звук, женщина вбила второе мачете в челюсть монстра и провернула клинок. Создание рухнуло, присоединяясь к завалившим округу трупам людей и гибридов. Увидев Адеолу, выжившие гвардейцы собрались с духом, покинули укрытия и атаковали врагов.

— Штаб, мне нужны подкрепления к Двенадцатой и Тринадцатой! — воксировала Омазет.

— Вас поняла, капитан. Отделение Карцеля выдвигается к вашей позиции.

В этот момент к Адеоле вприпрыжку помчался культист, распевавший нечеловеческие псалмы. Враг сжимал в руках промышленный инструмент с громадной циркулярной пилой на конце. Осознав, что этот вращающийся, заляпанный кровью диск с легкостью перепилит ее мачете, Омазет начала отступать. Ухмыльнувшись, гибрид провел языком по кривым зубам.

— Спиральный Змий обернулся на тебя, еретик! — пропела тварь человеческим и на удивление женственным голосом.

Затем чудовище с неожиданным проворством бросилось на Омазет. Та отпрыгнула назад, но гудящее лезвие процарапало ей правый наплечник, срезав слой керамита. Едва удержав равновесие, капитан метнулась вбок и врезалась в стену здания. Гибрид взмахнул лезвием снова, но Адеола дернулась в сторону, и диск ударился в стену там, где мгновение назад была её голова. Рассыпая искры, пила вгрызлась в металлическую панель, и на пару решающих секунд её зубья прочно застряли. Противник ещё пытался освободить пилу, когда Омазет вогнала мачете ему в затылок. Не выпуская оружия, монстр рухнул на колени, прорезав в стене вертикальную линию.

Это был последний из нападавших.

— Нужно удержать сторожевые вышки! — крикнула Адеола уцелевшим солдатам. — Думаю…

Стена между Двенадцатой и Тринадцатой разлетелась с оглушительным грохотом.

Майор Казан проигнорировал взрыв. Шум донесся из восточного сектора — слишком далеко, чтобы Шаваль мог чем-то помочь. Казану оставалось надеяться, что Капитан Ведьма разберется с этим. Кроме того, сейчас его заботили собственные проблемы. Собравшиеся у ворот работяги вдруг завыли, и голоса их слились в какофонии ужаса.

— Это последнее предупреждение! — заорал Казан на толпу, что двинулась к воротам, словно единое целое. Он оттолкнул солдата, стоявшего за турелью караульного поста, и выхватил у него рукояти автопушки.

— Сэр, но они же гражданские… — начал лейтенант, шагнув к майору. Щелкнул выстрел, и лицо офицера исчезло в кровавых брызгах.

— Снайперы! — злобно крикнул Шаваль, прячась за бронещиток орудия.

Страх толпы мгновенно сменился неистовой яростью, словно кто-то щелкнул переключателем. Люди бросились вперед, собираясь у ворот в единый, полный ненависти клубок. Как и подозревал майор, задние ряды были вооружены, но человеческая масса скрывала не только оружие: четырехрукие чудовища вынырнули из неё и рванулись к стенам, перескакивая через своих вассалов, словно гигантская саранча.

— Ворота атакуют! — рявкнул по воксу Казан, открывая огонь. — Демоны!

Ближайшие к караульному посту сторожевые вышки расцвели выстрелами, очереди их тяжелых болтеров поддерживали стрельбу незамолкающей автопушки майора. Солдаты на стенах обрушили на противников шквал лазвыстрелов, пронзая ночь копьями света. Яростный обстрел буквально разорвал толпу гражданских — люди гибли сотнями, но убить тварей в хитиновых панцирях было гораздо труднее. Они проносились меж залпов, словно в безумном водовороте, и лишь сосредоточенный огонь нескольких орудий мог свалить их. Подобравшись ближе, монстры метнулись от ворот и запрыгнули на стены по бокам от них. Шаваль заметил, как одно из них вбило когти в скалобетон западной вышки и начало карабкаться вверх, перебирая лапами.

— Цельтесь в демонов! — рявкнул майор. Лезущая вверх тварь оказалась в слепой зоне его орудия, поэтому он снял автопушку с опоры. Упрямо рыча, Казан повернул ствол и разнес тварь в клочья одной очередью. Тут же по его голове скользнула пуля снайпера, оторвав правое ухо.

— Трусы! — рассвирепел Шаваль. Он знал, что не сможет сейчас отомстить снайперам. Наверняка они залегли где-то там, в темноте, и безнаказанно делают свою грязную работу. Майор считал таких стрелков жалкими воришками, что крадут на войне чужие жизни, не рискуя своей.

— Перезаряди! — крикнул Казан, когда его орудие опустело. Миг спустя он выругался, осознав, что кроме него на караульном посте остались лишь раненные и мертвые — об этом позаботились снайперы. Шаваль опустился на одно колено, напрягая мышцы, поднял барабанный магазин и вставил снарядную ленту в казённик.

— Мне нужна подмога! — гаркнул майор во двор за воротами.

Ревя двигателями, из тьмы вынырнули два грузовика. Подпрыгивая на громадных колесах, они устремились к воротам. Энергетический луч с передней машины метнулся к западной вышке и испепелил расчет тяжелого болтера. Когда грузовики подъехали ближе, орудия на их турелях разразились очередями, осыпая стены свинцовым дождем.

«Их техника лучше, чем наша», — с горечью осознал Казан. Он поднялся на ноги и загнал ствол пушки между зубцов стены. Пропев про себя мольбу машинному духу, майор прицелился в передовой грузовик и открыл огонь по его верхней платформе. Стрелок в открытой турели отлетел на сиденье с почти оторванной головой. Миг спустя очередь сбросила наземь культиста, что управлял энергетической пушкой. Казан продолжал стрелять по развороченному грузовику, пока не пробил что-то важное внутри корпуса. Потеряв управление, машина резко задергалась и врезалась в стену, испуская дым.

— Вассаго превозмогает! — прорычал майор, когда его цель взорвалась.

Грихальва увидел, что над захваченной сторожевой вышкой вздымается столб пламени. Стрелявший по ним лазутчик зарычал в экстазе, падая вместе с платформой. Алонсо прекратил огонь, ошеломленной картиной разрушения, которая открылась за упавшей вышкой.

«Мы потеряли весь участок стены между Двенадцатой и Тринадцатой, — понял он. — Кладовка теперь настежь открыта».

Обломки покрывала горящая жидкость, которая озаряла окрестности потусторонним сиянием. Из-за клубов дыма сажевая буря стала ещё непрогляднее.

— Кажись, склад прометия подзорвали, — заметил Джей.

Пацан не ошибался. Именно к сектору Двенадцать-Тринадцать городские работяги стаскивали бочки прометия со дня основания Кладовки. Возле стен скопились не меньше десяти рядов топливных емкостей, но никто не волновался по этому поводу. Если местные настолько тупы, что непрерывно снабжают полк халявным топливом, то зачем отказываться?

«Вот только тупыми они никогда не были, — осознал Грихальва. — В отличие от нас».

— Серж, они приближаются, — предупредил Джей, указывая на плато за стеной.

— Пресвятой Трон Затонувший, — прошипел Алонсо, увидев, что к пролому марширует целая армия. Возглавлял ее грузовик с проходческим щитом перед кабиной, его окованные железом колеса уверенно месили грязь вперемешку с жидким огнем. В кузов набилось множество сутулых чудовищ, но одно из них стояло прямо и гордо на высокой площадке в корме грузовика. Алые полы его шинели развевались на ветру.

«Это их командир, — тут же догадался Грихальва, — И понтов у скотины больше, чем у всех знакомых мне офицеров, вместе взятых».

Два громадных уродливых великана брели за грузовиком, сжимая промышленные молоты. Ноги тварей были толщиной с бревна. За гигантами полз целый рой горбатых нелюдей в белых рясах. И хотя все они были одинаково уродливы, ни один не был похож на другого. Алонсо видел мешанину крюков, когтей и прочих извращенных придатков, названий которых не знал. У большинства гибридных созданий было по три руки, но у некоторых четыре и даже пять. Иногда они разделялись от плеча, порой в локте. Костяные гребни торчали в их лбах. Лица существ были по-змеиному безобразными, с вытянутыми, полными клыков челюстями, но при этом мерзостно выразительными.

Когда враги достигли обломков стен, вращающиеся диски во лбу передового грузовика ускорились. Разбрасывая искры вперемешку с кусками скалобетона, они вгрызлись в завалы, быстро расчищая дорогу для орды позади.

— Кажись, нам хана, серж, — произнес Джей.

— Кажись, ты прав, парень, — согласился Грихальва.

— Штаб, у нас тут пролом на Двенадцать-Тринадцать, — воксировала Омазет, наблюдая, как вражеский грузовик продирается внутрь. Капитан засела за развалинами склада, неподалеку от обломков стены, вместе с выжившими из отделения Терзиу. — Мне нужны все свободные силы.

— Но ворота…

— Мелье, это приманка! — прошипела ей Адеола. — Настоящая атака здесь. Достань мне технику или Кладовке конец!

«Похоже, мы побеждаем», — решил Шаваль. Штурм ворот захлебнулся. Широкие просеки в рядах нападавших не заполнялись подкреплениями, большая часть четвероруких тварей уже погибла. И это было весьма кстати, поскольку у майора остался последний барабанный магазин.

«Майор Казан, — просипел вокс. — Возник прорыв между Двенадцатой и Тринадцатой. Я направляю туда вашу технику»

— Забирайте, — ответил Шаваль. — Внутри стен от нее мало толку.

Все новые солдаты поднимались на караульный пост со двора. Пока они выстраивались вдоль парапета, мимо пронесся фиолетовый «Часовой» и окатил укрепление фонтаном снарядов. Троих бойцов унесло обратно во двор, все остальные пригнулись, пытаясь укрыться. Не обращая внимания на разрывы снарядов вокруг, Казан остался на ногах и дал очередь по шагоходу.

— Отродье Тижерука! — крикнул майор ему вслед.

Когда «Часовой» приблизился к другой стороне караульного поста, с крыши машины спрыгнул монстр и приземлился рядом с укрывшимся бойцом. Вытянутый череп твари венчал шипастый гребень, черные глаза блестели хитроумием охотника. Боец ещё не понял, в чем дело, когда создание вытянуло руку и мгновенно раздавило ему череп гигантскими когтями. Шаваль навел автопушку на чудовище, и оно тут же бросилось на майора, заваливаясь на одну сторону. Впрочем, это не замедляло врага, сносящего всё на своем пути. От его левой пары лап остались жалкие обрубки, но Казан чувствовал, что противник не был убогим калекой.

«Раны сделали его сильнее», — подумал Шаваль, открывая огонь, не заботясь о тех солдатах, что оказались между ним и целью. Они и так были обречены, но снаряды были милосерднее когтей. Первая очередь растерзала бойцов, но тварь с ужасающей ловкостью проскользнула сквозь град выстрелов. Пули проносились справа и слева от монстра, который перепрыгивал между бойницами и парапетом так проворно, что за ним не удавалось уследить.

— Нечестивая крыса! — свирепо гаркнул Казан, выцеливая тварь и дрожа всем телом из-за отдачи орудия.

В следующий миг чудовище добралось до майора: прыгнув сверху, оно протянуло к Шавалю когтистые лапы. Казан отшатнулся назад, и мечевидные когти разрубили вращающийся ствол автопушки. Во все стороны разлетелись высвобожденные снаряды. Майор замахнулся на монстра обломками орудия, но противник вырвал их и отшвырнул в сторону. Хрустя суставами, тварь выпрямилась во весь рост. Хотя Шаваль и сам был великаном по человеческим меркам, тварь оказалась на голову выше него. Только вблизи Казан разглядел, что её панцирь украшен какими-то дурацкими амулетами, а на шее висят осколки белой брони.

«Трофеи» — догадался майор. Такое святотатство вновь разожгло его ярость. Шаваль метнулся вперед, застав противника врасплох. Обхватив чудовище руками, он бросился вниз с платформы и увлек врага за собой.

Они рухнули во двор единым клубком , но Казан оказался сверху. Майор придавил руки чудовища своим телом, но они врезались в него, словно толстые стальные канаты. Понимая, что долго не удержит лапы, Шаваль выхватил кинжал. Но перед тем, как вонзить клинок в морду создания, майор посмотрел ему прямо в глаза.

«Истинная красота суть многозубый змий, что развертывается меж дрожащих звезд, — прочел Казан во взгляде твари,— и песнь истины проливает свет на обильные миры, зреющие в пустоте до сбора урожая…»

Поток чуждых образов и впечатлений хлынул из глаз твари, завораживая майора своей безупречной бессмысленностью.

— Нет… — простонал Шаваль, пытаясь стряхнуть чары.

Раздалось глухое шипение, и из челюстей существа выдвинулся костистый придаток. Казан не сразу понял, что это склизкое шипастое нечто — язык твари. Орган метнулся вперед, словно распрямившаяся пружина, и воткнулся острием под челюсть майора.

— Убейте… — прохрипел Казан ошеломленным гвардейцам, что собрались вокруг. — Убейте…

Нечто ледяное влилось ему под кожу лица, и жуткий холод начал сковывать тело. Затем Шаваль ощутил горько-сладкий привкус во рту, и его мысли подернулись болотной тиной, гнев обернулся грустью, а ненависть превратилась в надежду .

«Словно болезнь…» — так говорила девчонка-медике.

В следующий миг тварь вскочила, сбросив Казана. Он сполз по створке ворот, будто сломанная кукла. Беспомощный офицер смотрел, как бойцы стреляют по живому кошмару. Его панцирь испещрили рытвины ожогов, но монстр стерпел все раны и ринулся в толпу солдат, будто яростный вихрь клыков и когтей.

— Трон Святой, спаси меня… — взмолился Шаваль, борясь с апатией, которая расползалась по его разуму, телу и даже душе. Двинуть рукой было так же сложно, как и взбираться по отвесной скале — полузабытый навык из какой-то другой, прошлой жизни, — но майор заставил свою руку преодолеть нужное расстояние сантиметр за сантиметром и достать болт-пистолет.

Но, когда Шаваль вскинул оружие, то уже не помнил, зачем достал его.

Сгорбившись среди кучи искалеченных тел, покрытый хитином избавитель майора обернулся и смерил новообращенного взглядом. Его залитый кровью панцирь почернел от копоти, однако своим новым зрением Шаваль Казан увидел, что глаза создания воистину прекрасны.

Грузовик еретиков уже почти преодолел завал на месте рухнувшей стены. Его пилам потребовалось каких-то пару минут, чтобы расчистить путь.

— Штаб, где бронетехника? — зашипела Омазет в вокс. Отделение Карцеля уже присоединилось к ней, но даже при этом в распоряжении капитана было менее двух десятков солдат и всего несколько орудий, способных нанести врагу заметный урон. Также уцелел стабберный расчёт в Вышке-Одиннадцать, но без поддержки ни они, ни отряд Адеолы долго не протянут в бою с ордой, что ворвётся в пролом.

— Машины на подходе, капитан, — сообщила Мелье.

Финальным рывком грузовик прорвался сквозь руины и въехал во двор. Пара гигантов зашагала следом, размахивая молотами на ходу.

— Нельзя больше ждать, — решила Омазет. — Вышка-Одиннадцать? — воксировала она.

— Слышу вас, капитан, — ответил грубоватый голос.

— Толпа на тебе, Грихальва, — приказала капитан. — Ты должен их задержать.

— Да мы ими Впадину закидаем, — пообещал сержант. По отвращению, что звучало в его голосе, Адеола поняла — Алонсо сдержит слово.

Вскинув лазган, Омазет навела его на культиста в красной шинели, стоящего в кузове грузовика. Остальные солдаты последовали её примеру.

— Мы не в силах остановить эту армию, — сказала Ведьма солдатам, — но мы можем её обезглавить.

— Пустим ему кровь! — прокричала она.

Бойцы Адеолы, укрывшиеся за развалинами склада и кучами щебня, открыли огонь. Все они метили в пафосную фигуру, возвышавшуюся над кормой грузовика. Когда лазерные залпы накрыли цель со всех сторон, лидер культистов вспыхнул переливающимся сиянием, превратился в застывший силуэт, окруженный блистающим ореолом, но уцелел.

«У него какое-то отражающее поле» — догадалась Омазет. Подобное оборудование было редким и весьма дорогим. Как этот еретик его раздобыл? Но сейчас этот вопрос не имел значения, и Адеола отбросила его. Нужно было думать о том, как пробить оболочку. Такие устройства не давали абсолютной защиты, а конкретно это сейчас находилось под неслабой нагрузкой. Но, несмотря на шквал огня, вражеский командир стоял неподвижно, будто и вправду был неуязвим.

«Интересно, это проявление храбрость или слепой веры?» — подумала капитан.

Военачальник воздел клинок, и грузовик рванулся вперед, с рыком приближаясь к позиции Адеолы. Его орудия полыхнули огнем, посылая вперед град пуль. Омазет кинулась в укрытие, но солдат за её спиной рухнул вопящей грудой окровавленного мяса. Капитан хотела затащить бойца в безопасное место, но вторая очередь добила его.

— Продолжайте стрелять! — воксировала Ведьма солдатам, нажимая на спуск. — Нужно вскрыть защиту этого еретика!

Орудие сержанта Карцеля, засевшего на крыше ближайшей лачуги, окатило неприятельского вожака раскалённой плазмой. Отражающее поле засветилось и, моргнув, пропало — залпы наконец-то перегрузили щит. Следующий выстрел Омазет попал еретику точно в грудь, но не пробил ребристую кирасу. Оторвавшись от прицела, капитан заметила, что вражеский лидер смотрит прямо на неё, и в его взгляде отражается презрение самой Омазет.

«Спираль для них — не какое-то притворство, — поняла Ведьма. — Они вышли на священную войну».

А затем грузовик врезался в её баррикаду, прогрызая пилами металлические ящики и рассыпая пучки искр. Машина развернулась, поливая всё вокруг стабберными очередями, но Адеола перекатом ушла из-под огня. Поднявшись на ноги, капитан бросилась к следующему укрытию, и орудие грузовика повернулось за ней. Доверившись чутью, Омазет резко метнулась в сторону, а затем прыгнула под защиту кучи обломков.

Со сторожевой вышки донесся хриплый рёв стаббера — в схватку вступил Грихальва, превратив брешь в огневой мешок, но чудовища все равно прорывались во двор. На каждого врага, уложенного сержантом, приходились двое проскочивших внутрь. Навстречу им отовсюду сбегались гвардейцы, привлеченные взрывом или направленные из оперативного штаба. Занимая первые попавшиеся укрытия, они обстреливали тварей, пытаясь удержать их на расстоянии.

— Капитан, мне сообщили, что полковник покинул донжон, — доложила Мелье.— Он не отвечает на мои…

— Не сейчас, лейтенант! — сорвалась Адеола, вырубая связь.

Она поднялась на корточки, пытаясь вновь отыскать командира неприятелей. Грузовик уже разделался с баррикадой и мчался на Омазет. Один из гвардейцев кинул в него гранату, когда машина проносилась мимо, но лидер культистов перехватил заряд на лету и отбросил, прежде чем тот взорвался. Тут же мимо существа пронесся сгусток плазмы, и Омазет заметила, что Карцель все еще на крыше с дымящимся орудием в руках.

Одна из четвероруких тварей, ехавших в грузовике, с почти кошачьей грацией прыгнула и приземлилась на крышу позади сержанта. Карцель тут же выстрелил, снеся созданию голову, прежде чем оно успело атаковать. Когда гвардеец обернулся к грузовику, длинная игла-снаряд вонзилась ему в щеку. По-видимому, осознав, что он всё равно уже мертвец, Карцель рискнул выстрелить третий раз, и перегревшееся орудие взорвалось у него в руках, испарив сержанта во вспышке плазмы.

«Это была легкая смерть, — рассудила Омазет, заметив вытянутый игольник в руке вожака культистов. — Какой бы яд этот еретик туда не залил, он наверняка убивает мучительно».

С металлическим клацаньем мимо Адеолы прошагали три «Часовых», два из которых направились к грузовику, а последний развернулся к стене. За ними ползла уродливая туша «Старой Зажигалки», последней из тяжёлых бронемашин полка. Пока «Адская гончая» тащилась к пролому, её поврежденная башня проворачивалась туда-сюда.

«Слава Отцу Терре, — подумала Омазет. — Наконец-то!»

Тем временем на вершине смотровой вышки Грихальва водил грохочущим стаббером по короткой дуге, поливая огнём внутреннюю часть пролома. Если враги прорывались, он тут же скашивал их точной очередью, не обращая внимания на разрозненный ответный огонь. Гибриды уже карабкались по телам убитых собратьев, но это почти не замедляло их.

«Похоже, за жизнь они не держатся, — догадался сержант. — Быть может, даже стремятся к гибели…»

Помрачение наконец разошлось, и в свете горящего прометия Алонсо сумел оглядеть поле битвы с высоты птичьего полета. Он ухмыльнулся, отметив появление полковой техники. Конечно, она мало что изменила, но сейчас для Алонсо Грихальвы это было невероятно приятным зрелищем!

Один из «Часовых» устремился к пролому, паля из мультилазера в преградивших ему путь чудовищ. Два великана широко замахнулись молотами, но шагоход начал пятиться назад, оставаясь вне зоны досягаемости их оружия и продолжая атаковать. Из ближайшего укрытия к «Часовому» бросились гибриды, стреляя навскидку из автоганов. Один из них метнул самодельную гранату, но она отскочила от корпуса машины и улетела прочь.

Через секунду в поле зрения Грихальвы вкатилась «Старая Зажигалка». Сокрушив гусеницами дикаря с когтистыми клешнями, она проехала мимо «Часового». Толстый ствол пушки «Инферно» затрясся и выплюнул поток огня; орудие, вихля в разные стороны, окатывало нападавших широкой струёй пламени. Культисты толпами умирали в пылающем море — от них за считанные мгновения оставались только обугленные скелеты, однако гиганты продолжали наступать. Твари превратились в груды плавящихся костей и мяса, но подбирались всё ближе к цели.

— Назад! — выпалил Грихальва, осознавая, что уже поздно.

Кинувшись вперед, один из гигантов врезался в пушку «Адской гончей» кучей оплавленной плоти. Обхватив ствол тремя руками, урод прижался к дулу орудия и закупорил его массой горелой плоти. Башня неуклюже развернулась, придавленная весом прикипевшей к ней туши.

«Часовой» бросился наперерез второму великану и накрыл его градом выстрелов, целясь в обугленное месиво на месте головы. Другие еретики тут же прыгнули в ноги шагоходу — враги, цепляясь за опоры руками, разрывали их когтистыми лапами и костяными косами. Грихальва сметал их очередями из стаббера, но вдруг оружие бессильно щелкнуло.

— Перезаряди! — крикнул Алонсо.

— Пусто, серж, — ответил Джей, беспомощно разведя руками.

Грихальва выругался. Даже если бы склад боеприпасов не взорвали, им всё равно не удалось бы восполнить боекомплект.

— Тащи снизу мою винтовку, парень, — прорычал сержант. — Ту, длинноствольную.

Из-за кучи обломков вылетела ракета и взорвалась, попав в левую ногу «Часового». Шагоход зашатался на разбитой конечности и рухнул. Присмотревшись, Алонсо заметил культиста в защитных очках, который притаился в руинах Вышки-Двенадцать. Враг сидел, согнувшись под весом ракетной установки, и уже перезаряжался.

«Это же оружие Астра Милитарум, — сообразил Грихальва, — одно из наших!»

Он со злостью надавил на спуск бесполезного стаббера, словно посылая в вора очередь несуществующих пуль.

Уцелевший гигант приблизился к павшему «Часовому» и воздел молот, сжимая оружие всеми тремя руками. Грихальва вздрогнул, увидев, как оголовье молота устремилось вниз, и могучий удар вскрыл кабину шагателя. За спиной великана разорвалась граната; тот качнулся назад, вслепую размахивая оружием. Неожиданная атака, по-видимому, сбила урода с толку. Проехавшая мимо «Химера» прошила грудь великана очередью, оставившей в плоти череду глубоких воронок. Тяжелый болтер БТР ещё извергал огонь, когда из открывшегося заднего люка высадилось отделение гвардейцев. Перекатываясь, солдаты вставали на одно колено и без промедления начинали стрелять. Почти тут же в их машину попали из ракетной установки, и «Химера» загорелась.

«Там внизу настоящая бойня», — подумал Алонсо, оборачиваясь на звук ударов из комнаты внизу.

— Они ломятся в вышку! — простонал Джей, забираясь вверх по лестнице и закрывая за собой люк.

— Дверца на тебе, парень, — сказал Грихальва. — Убей любого, кто попытается сюда влезть.

Он забрал у мальчишки снайперскую винтовку и снял ее с предохранителя.

— Чем, серж? — уточнил Джей, демонстративно помахав лазпистолетом. — Ето же чортовы монстры!

— Целься в глаза. Даже этим фонариком можно кое-что сделать, если направить верно. — Алонсо опёр ствол винтовки на стену и приник к прицелу, ища того вора с ракетной установкой. — Теперь нам терять нечего.

— Мы принесем войну на земли врага, — произнес Таласка, обращаясь к нелюдям-паладинам, что стояли перед ним в гараже. — Это задание послано нам свыше, братья мои.

Четверо великанов ударили силовыми булавами по своим белым кирасам, их грубые лица засияли от восторга.

— Пока скверна еретиков осаждает наши врата, мы проскользнем сквозь их двери. Мы останемся незамеченными и не вступим в бой, пока наш гнев не падет на их ложного пророка. Этой ночью мы станем палачами Императора!

От бронемашины, находящейся позади отряда, отделилась невысокая фигура, скрытая под красной мантией. Создание приблизилось, звеня металлическими подошвами ступней. Лицо его пряталось за чёрной железной маской, которую делил надвое горизонтальный визор, а из-под мантии выглядывала угловатая броня.

— Я завершил Девять благословлений Зажигания, Собиратель, — произнес машиновидец, — и пробудил двигатель вашего боевого экипажа.

У него был низкий и хриплый голос.

— Ты хорошо потрудился, Тарканте, — ответил Кангре, оглядывая расширенный люк «Таврокса».

— Дух машины рад принять этих благородных воинов, Собиратель, — добавил Тарканте, указывая на огринов. — Но изменения потребовали многих недель труда.

«Как я вообще узнал, что понадобится переделка?» — гадал Таласка. Но в глубине души всегда знал, ведь так? Как и все остальное, это понимание жило в Тёмном Клубке. Ничто не происходило случайно.

— Пора, братья, — сказал он паладинам.

Кангре наблюдал, как недолюди влезают в БМП, ища на их лицах признаки сомнений. Огрины были печально известны клаустрофобией, но ни один из четырех не стал колебаться. Сердце Таласки наполнилось гордостью.

— Полковник, Шпиль Веритас в девятистах километрах отсюда, — предупредил Тарканте. — Даже на максимальной скорости путешествие займет немало часов. Вы уверены, что обойдетесь без моей помощи?

— Благодарю, машиновидец, но этот путь мы должны преодолеть сами. — Кангре загадочно улыбнулся. — И Шпили направят нас.

— Скончался, — тихо произнесла Арикен. Она закрыла глаза мертвеца, но это был напрасный жест. Он никак не скрыл следы предсмертной агонии. Тело бойца жутко извернулось в муках убившего его припадка.

«Припадка, который вызвала я», — подумала медике, отвернувшись. Умерший был последним из пациентов её лазарета. Одиннадцать больных положительно отреагировали на вколотые им стимуляторы — по крайней мере, смогли встать на ноги. Трое других задергались и впали в глубокую кому, а этот, Марк Хильдаго, погиб. В мучениях.

«Они уже были мертвы», — Арикен прибегла к логике Чёрных Флагов, с которой Таласка или Казан, да и её наставница, конечно, согласились бы не задумываясь.

Капрал обернулась к разношёрстному отряду, который ей удалось собрать. Всего восемнадцать гвардейцев: остатки её отделения, вставшие с коек раненые и умирающие, поставленные ею на ноги. Все бойцы были призраками себя прежних, и сама медике — в первую очередь.

— Полк нуждается в нас, — сказала она. — Если мы не станем сражаться — умрем.

Не самая эпическая речь, но Арикен больше нечего было им сказать.

— Слова настоящего солдата, капрал, — произнес седой офицер с коротко стрижеными волосами. Медике вспомнила, что мужчину зовут Гарис. Она нашла его прислоненным к стене вышки связи, с лазерной раной в животе. Разряд прижег отверстие, поэтому он не истек кровью, но все же состояние офицера было тяжелым. И хотя сейчас глаза Гариса блестели от введенных стимуляторов, он был мертвецки бледен. И двигаться ему сейчас точно не стоило.

— Конечно же, вы поведете нас, капитан, — предложила Скарт.

— Мы оба знаем, что сейчас от Впадины меня отделяет один неудачный вдох, капрал. — Он слабо улыбнулся. — Да и, как говорится, этого призрака нести тебе.

Медике кивнула, принимая его доводы.

— Штаб, — произнесла она в вокс-бусину. — Это отделение Арикен. Где мы нужны?

«Это неправильно», — подумал Шаваль Казан, и его рука замерла на последнем рычаге. Да, неправильно. Но майор чувствовал, что занят совершенно верным делом.

Казан огляделся вокруг. Караульный пост был завален трупами, разорванными болтерным огнем. Как же так вышло? Затем Шаваль вспомнил: они все были еретиками. Он улыбнулся. «Или нет?» Он нахмурился.

— Майор! — кто-то окликнул Казана со спины. — Мы потеряли связь с… — голос затих.

Шаваль повернулся и увидел гвардейца, который застыл у входа на караульный пост, ошеломленный картиной бойни.

— Они были еретиками, — произнес Казан.

— Еретиками, сэр?

— Еретики, они повсюду, солдат. — Застрелив его, майор потянул за рычаг.

Сенка улыбнулся, поняв, что ворота Кладовки начинают открываться. Со стен еще огрызались лазвыстрелами, но все тяжёлые орудия уже заткнули, и путь был свободен. Спираль повернулась вновь, как всегда знал Казимир.

Сзади подъехал «Голиаф». Над кузовом грузовика развевался стяг культа, удерживаемый знаменщиком Яогуаем. Первый аколит повернулся и махнул шагоходу Сенки костяной косой, но его благородное лицо было мрачным. Казимир тоже помахал ему из кабины, хотя и знал, что брат не увидит этого. Их родичи валялись на земле у стен: еретики-имперцы жестоко убили тысячи братьев, но павшие будут отомщены.

По команде Яогуая «Голиаф» двинулся вперед. Воодушевленный Сенка последовал за ним.

«Этой ночью мы покончим с тенью, павшей на Искупление!» — пылко подумал он.

Когда «Часовой» Казимира пробегал через ворота, пилота ослепил яркий свет, и что-то врезалось в шагоход, будто стенобитный таран. Кабину резко развернуло, и по рухнувшей навзничь машине проехало что-то тяжелое. Сенка закричал от боли в ногах, раздавленных приборной панелью.

Во время столкновения Терзающий Охотник прятался на стенах караульного поста, ожидая знаменщика. Пока его родичи пробирались в крепость, какая-то бронемашина вырвалась им навстречу и снесла шагатель. Едва замедлившись, вражеский транспорт пронесся через ворота и устремился на плато.

В ту же секунду Охотник бросился с парапета на крышу машины. Ухватившись за ребристую поверхность крыши своей «человеческой» рукой, создание глубоко всадило раздирающий коготь в бронелист. Небольшая турель, установленная на крыше, повернулась к нему, но Охотник толкнул её ногой, сбив прицел. Пока пушка беспомощно посылала снаряды над плато, Чистокровный продолжал вскрывать корпус.

Кабина Сенки открылась, но он не мог вытащить ноги из смятого металла. Пытаясь освободиться, он заметил, как неподалеку разворачивается грузовик Яогуая.

— Брат! — прокричал Казимир. — Помоги мне!

Яогуай едва взглянул на него. Когда «Голиаф» развернулся в сторону ворот, в кузов забрался бритоголовый гигант. Казан.

— Пожалуйста… — взмолился Сенка, когда грузовик рванулся прочь, преследуя машину, которая сокрушила шагоход. Пилот закашлялся, вдохнув полные лёгкие дыма, потом закричал, когда дым сменился пламенем. Кабина горела вокруг него.

«Ксифаули!» — Казимир вспомнил дорогой его сердцу образ, но в последние мгновения жизни обман развеялся, и Сенка не нашёл в нем утешения.

Бронированная крыша добычи Терзающего Охотника наконец уступила, и его когти пробили кабину. Ухватившись за края неровной бреши, создание вырвало кусок металла, чтобы расширить проход. Объятая жаждой начать резню, тварь сунулась в разлом, словно большая ящерица. Но, стоило Чистокровному нагнуться чуть ниже, как широкие, словно плиты, руки облапали его и затащили внутрь. Удивленный хищник задергался в их хватке и перевернулся на спину.

— Искоренить нечистого! — Рявнул кто-то.

Охотник заметил перед собой серебряный блеск чьих-то глаз. Миг спустя втиснувшиеся в кабину великаны надвинулись на него и с треском обрушили на его хитиновый панцирь дубины, от ударов которых по всему телу расходились волны боли. Их было четверо, все в белых доспехах и шлемах с открытыми наличниками. И, хотя грубые черты великанов искажала ненависть, атаковали они в абсолютной тишине.

Загнанный в ловушку между этих дикарей, Терзающий Охотник бился и вертелся, пытаясь избежать их ударов, но в закаленной битвами душе понимал, что спасения нет. После ста тридцати лет на Искуплении и неизмеримо более долгого срока, проведенного в межзвёздных странствиях, путь древней твари наконец завершился.

Казан стоял в носовой части грузовика, держась за передний бронелист, и вглядывался в горизонт, выискивая неприятеля. Недавно появились долгожданные солнца. Помрачение разогнало небесную муть и приглушенный свет пал на плато, освещая гладкую базальтовую равнину.

— Новая заря для новой истины, — пробормотал Шаваль, но его мысли были также смутны, как и солнечный свет. Они метались от уверенности к сомнению с каждым ударом сердца.

Наконец майор заметил впереди темный силуэт «Таврокса». Бронемашина направлялась к Шпилю Веритас, как и подозревал святой знаменщик. Казан оглянулся на избранного гибрида, несущего стяг Спирального Змия, и нахмурился. На секунду тот показался ему монстром.

Стрекот орудия на грузовике привел майора в чувство, и он пригнулся, когда пушка «Таврокса» заговорила в ответ. «Голиаф» приблизился к неприятелю, однако взгляд Шаваля приковал серебряный орел, украшавший задний люк цели. Символ блистал чистотой, выжигавшей муть лжи из его головы.

«Они словно болезнь, — вспомнил Казан. — Чума проклятия…»

Майор снова взглянул на знамёнщика. На этот раз чудовище осталось чудовищем.

— Я заражен, — прошептал Шаваль. Он поддался ужасу, позволяя ему удерживать ложь на расстоянии. Но она вновь пробуждалась в Казане, словно бы омывая его сознание нечестивой кровью. Гвардеец понял, что через пару часов сдастся окончательно.

«Я убил своих же товарищей…»

Не высовываясь, Шаваль прокрался к турели и встал за спиной у стрелка. Удерживая в мыслях образ серебряного орла, он сомкнул руки на голове культиста и свернул ему шею.

— За Императора! — взревел Казан.

Позади него раздался яростный вой, но майор уже стаскивал обмякшее тело с сидения и перехватывал управление стаббером. Давя на спуск, Шаваль крутанул грохочущее орудие и встретил кинувшегося на него знаменщика потоком пуль. Заостренное древко стяга вонзилось Казану в грудь, но длинная очередь выпотрошила избранного аколита. Кашляя кровью, гвардеец продолжал стрелять, и пули в конце концов сбросили гибрида с грузовика. Потом майор навел орудие на знамя, торчащее у него из груди…

И замер, пойманный в шипастую, когтистую спираль, что повисла перед его взором.

«Все мы Едины в свете Спирали, — пропела его кровь. — Восстань во имя Четверорукого Бога!»

Пробитые легкие Шаваля отказали, и он резко дернулся. От этого судорожного движения древко знамени переломилось. Казан вновь открыл огонь, разрывая нечестивый штандарт в мелкие клочья. Когда свет в глазах майора начал гаснуть, он огляделся вокруг, надеясь еще раз увидеть блеск серебряного орла, принесшего искупление его душе.

Но горизонт был пуст.

«Он исчез, — устало понял Шаваль. — Но как…»

Казан умер, не успев завершить свою мысль.

— Путь чист, — хрипло прорычал Учжхав Четыре Когтя, изучая опустевшее взлетное поле. — Охрана ушла.

Учжхав, гибрид Второй парадигмы, был благословлен четырьмя руками, а лицом больше походил на Чистокровного, чем на человека. Голый торс лидера аколитов покрывали хитиновые пластины, а изо лба торчал закрученный винтом рог. Речь давалась Учжхаву почти так же тяжело, как ходьба — старику, жавшемуся позади него.

Матиасу, который не был ни родичем в полном смысле слова, ни тем более воином, гибрид представлялся ужасающим и величественным созданием — воплощением мечты самого человека. И все же, несмотря на хрупкое тело, Матиас знал, что он гораздо более ценен, чем Четыре Когтя, и будущее культа за пределами Искупления лежит в его руках — его и трех Чистокровных, что следовали за ними.

— А они не вернутся, когда услышат рёв двигателей? — спросил он нервно, оглядывая грузовоз на центральной площадке взлетного поля. — К этому судну годами никто не подходил. Чтобы пробудить его дух потребуется время.

— Посторонние заняты, брат, — прошипел Учжхав. Выскочив из укрытия за грудой ящиков, аколит направился к кораблю. — За мной.

Матиас подчинился, хотя ноги и прострелило болью, пока он вставал. Один из Чистокровных поднял его, аккуратно стиснул длинными когтистыми пальцами и понес. Точно так же они пробрались в крепость, воспользовавшись неразберихой сражения. Без помощи этого создания Матиас не протянул бы и десяти минут. Когда культ принял мужчину, он давно уже оставил позади большую часть своей жизни, а случилось это более тридцати лет назад. Только благословление в крови теперь спасало старика от смерти. Он прибыл на Искупление с Девятнадцатой конгрегацией — всего лишь очередной паломник, ищущий ответы, которых Империум не мог ему предложить, но круговой магус отметил его, назвав особенным.

Когда-то Матиас был пилотом.

«Что, если коды доступа, раздобытые Тразго, не сработают? — терзался старик, пока они приближались к судну. — Или машинный дух корабля не подчинится моим заклятиям? Что, если я потерял сноровку?»

Он отбросил сомнения — эти пятна грязи из прошлой жизни, все еще цеплявшиеся к нему. Но теперь Матиас был выше таких колебаний. Спираль довела его сюда, и он не подведет её.

— Я понесу Благословление среди звезд! — поклялся старик.

«Валькирия» взмыла в воздух под рокот турбин и рванулась вперед. Борясь с тошнотой, Крест оценивающе разглядывал солдат, которые набились вместе с ним в десантный отсек. Клавель назвал их «Отпрысками Темпестус». Он утверждал, что все эти люди — бесстрашные машины для убийства, живущие только ради служения Императору, и капитан не видел причин сомневаться в словах агента. Солдаты сидели в прежней неестественной тишине, словно летели на обыкновенный патруль, а не на самоубийственное — как подозревал Крест — задание.

«Почему мы еще живы?» — спросил он инквизитора.

«Если вы не можете ответить на этот вопрос самостоятельно, значит, я переоценил вас, капитан», — со всей серьезностью ответил Мордайн.

«Вы решили, что я могу быть полезен».

Это был единственный возможный ответ, но, учитывая направление, в котором двигалась «Валькирия», полезен Крест будет недолго. Мандира Веритас был главным святилищем Спиральной Зари, нервным центром всей организации. Даже если основная часть армии культа стянута к Кладовке, база всё равно будет хорошо охраняться.

«Считайте это обрядом посвящения, — сказал Мордайн, пока команда «Иссекатели» готовилась к заданию. — Если вы и вправду тот человек, каким я вас считаю, вы уцелеете».

— Всегда хотел опробовать штуки помощнее, — произнес сидевший рядом Трухильо, хлопнув себя по кирасе панцирной брони, — но в этой хреновине зудит всё, чисто траншейную гниль подхватил. А вот эта тема… — он взвесил в руках винтовку. — Эта тема мне нравится. Говорят, хеллган жжёт в два раза сильней обычного фонарика.

— Это оружие называется «пробивной лазган», — заметил один из солдат напротив. Голос его звучал механически из-за маски.

— А для меня останется хеллганом, браток, — отрезал Трухильо.

Как и панцирная броня, выданная им Клавелем, хеллганы были снаряжением элиты Астра Милитарум, но Крест отказался от своего в пользу верного болт-пистолета и силового меча Квезады.

«Квезада… Гыбзан… Регев… Рахиль…» — имена погибших ветеранов снова пронеслись в его сознании. Всеми ими пожертвовали ради эксперимента Мордайна. И, скорее всего, этой ночью за ними последует остальной полк.

«Почему вы их не предупредили? — требовательно спросил Крест в самом конце. — Если вы решили покончить с культом, зачем использовать Чёрных Флагов вслепую?»

«Неведение — неотъемлемая часть плана, — ответил Мордайн. — Здешнее заражение не отдельный инцидент, Крест. Я уверен, что Выводок распространился по всему Империуму и поглощает наше общество изнутри. — Впервые капитан ощутил в его голосе намек на эмоции, но так и не решил, можно ли считать холодную, рациональную враждебность проявлением чувств. — Враги кормятся нашим невежеством. Вопрос в том, смогут ли несведущие устоять против них».

«Тогда покончите с ложью, — взмолился капитан. — Предупредите всех!»

Мордайн посмотрел на него, как на безумца.

«Таласка… Лазаро… Арикен…»

— В тебе есть хоть капля верности? — спросил Крест человека с пустыми глазами, сидящего напротив него. — Верности Черным Флагам?

Клавель ответил не задумываясь.

— Я верен Империуму.

— И поэтому ты следил за нами и подставил нас, — обвинил его Трухильо. — Или это не все? Может, напихал жучков по всей Кладовке, чтобы твои шестернутые зырили, как мы там пляшем?

Клавель не ответил. Закрыв глаза, он начал глубоко дышать.

— Напомни, какого хрена мы деремся за них, Крест? — спросил Трухильо.

— Потому что все остальные гораздо хуже, друг мой.

«И в этих печальных словах — вся история нашего Империума» — решил Эмброуз.

Глава тринадцатая

Череполикая женщина брела по снежной равнине, не уступая ни боли, ни отчаянию. Она не думала о предательстве и сломанных костях, ведь это отвлекло бы её от ясной цели — выжить. Всё, что сейчас имело значение — следующий шаг, и хотя бы ещё один за ним, и ещё, и ещё. Так она обманывала себя крошечными победами, заставляла продолжать бесконечный, безнадежный переход.

Иногда за женщиной следовала тень, хотя свет в тундре был для этого слишком тусклым. Она никогда не смотрела на фантом, боясь, что он исчезнет под её взглядом, или, хуже того, обретет плоть, но порой замечала детали его истерзанного силуэта.

«Он — тёмный спутник, как и я», — рассудила женщина.

— Чего тебе от меня надо? — наконец спросила она.

— Ты идешь по полю битвы из прошлого, Ла-Маль-Кальфу, — ответила тень, обращаясь к ней по истинному имени, — но всё равно можешь погибнуть здесь.

«Облазть, — вспомнила женщина, — мир холодных пустошей и ледяных измен».

— Я превозмогла, — свирепо произнесла она. — Я превозмогаю…

Метель почернела, обернувшись сажевыми вихрями, лёд превратился в обсидиан.

Искупление, мир, пылающий новыми предательствами…

Адеола Омазет очнулась на поле битвы из настоящего.

Она увидела, как грузовик культа вновь ускоряется и несется к ней, пережевывая лобовыми дробилками «Часового», неосторожно преградившего ему путь. Военачальник в алой шинели опять смотрел прямо на Адеолу. Капитан понятия не имела, как он посреди сражения распознал в ней главного врага, но такая проницательность не удивила её: лидер культистов был создан для войны и обладал инстинктами, отточенными до бритвенной остроты. Теперь, если Омазет выбежит из укрытия, стабберные очереди разорвут её на куски; если же она останется на месте, через несколько секунд то же самое проделают циркулярные пилы.

«Выбор, где не из чего выбирать, — с горечью подумала Адеола. — Пора».

Языком она подцепила таблетку, которую зажала между верхней губой и десной, когда выходила из донжона. Прежние сослуживцы Омазет часто принимали стимы перед боем, но дары чёрных пилюль обходились недешево, поэтому капитан редко прибегала к ним. Сейчас она без колебаний раскусила облатку и глубоко вздохнула, чувствуя, как разгорается пожар в крови.

«Я умру здесь!»

Грузовик приближался к ней, но время словно бы обмякло и поползло чередой размытых мгновений. Мышцы ног, раздувшиеся от стимуляторов, взметнули Адеолу на груду обломков — в неё тут же вгрызся проходческий щит, и Омазет прыгнула вновь. Непокорно взвыв, она высоко подтянула ноги и перелетела через лобовой бронелист машины. На протяжении растянутого мига по доспеху капитана барабанил град пуль, движущихся в замедленном темпе. Адеола рухнула на ствол стаббера, который согнулся под её весом; женщина свалилась на палубу, орудие взорвалось в лицо стрелку.

Страдая от боли, Омазет поднялась на колени и выхватила мачете. Её броню испещряли вмятины, несколько ребер наверняка треснули, но стимулятор заставлял мускулы работать.

«Пока сердце не остановится».

Вскочив на ноги, Адеола обогнула турель и атаковала вожака, стоявшего на задней площадке грузовика. Тот выстрелил из иглопистолета, но металлические дротики лязгнули о клинки Омазет, которыми она со свистом закрутила перед своим лицом. Капитан подобралась вплотную, и звериные черты врага растянулись в оскале.

— Еретик! — с одинаковой яростью взревели оба воина.

Мачете столкнулись с длинным мечом из узловатой кости и хитиновой клешней, заменявшей гибриду третью руку. Противник не уступал в ловкости Адеоле с её химически ускоренными рефлексами, все его конечности метались в чуждом ритме, который за несколько секунд поставил бы в тупик менее умелого бойца. Омазет отвечала своим ритмом, который выпестовала за десятилетия плясок с ножами — в танце, убыстренном стимами, она забывала о боли и сомнениях.

«Я вознеслась!»

Воины безупречно наносили и парировали удары в вихре клинков и кости, выискивая бреши в обороне друг друга, но любой просвет закрывался в тот же миг, как его находили. Порой гибрид коварно стрелял из иглопистолета, но Адеола каждый раз замечала и отбивала дротики. При всем мастерстве вожака, он ещё не постиг искусство скрытности в рукопашной.

«Вот его единственное слабое место», — ощутила Омазет.

Адеола как раз пыталась воспользоваться этой догадкой, когда в грузовик попала на удивление меткая ракета, и палуба вздыбилась под ногами Ведьмы. С визгом раздираемого железа машина опрокинулась на плоский нос, подбросив капитана в воздух. Тут же «Голиаф» взорвался, ударная волна швырнула женщину в хлипкую стену склада. Пробив её насквозь, Омазет с хрустом костей врезалась в груду ящиков.

Память о сотрясении пробудила Адеолу. Она поняла, что ступала по ещё одному полю битвы из прошлого.

«Сколько я пробыла в отключке?» — спросила себя Омазет, глядя в потолок. Её поединок с вожаком завершился несколько секунд, минут или же часов назад? Снаружи по-прежнему бушевало сражение, но его грохот быстро утопал в набирающем силу шипении белого шума.

«Выжил ли враг?» — Адеола попробовала встать, но мускулы не слушались. Тело, измученное ранами и стимуляторами, бессильно содрогалось под расколотым доспехом.

— Я должна прикончить его!

Омазет уже видела белый шум, который носился вокруг неё шквалами снега, будто ненасытная вьюга. Затем капитан поняла, что это настоящая метель — она снова вернулась в тундру, в замерзшее чистилище Призрачных Земель на Облазти, где брела по пустой равнине.

Пустой? Нет, не совсем…

— Я умру не здесь, — прошипела Адеола тени, что сопровождала её.

В отвратном свете зари Кладовка напоминала оскверненный погост, сбросивший своих мертвецов в преисподнюю. Крепость заполнило безграничное месиво из убитых и умирающих — людей и тварей, одинаково разорванных на куски, обугленных и раздавленных. Среди них виднелись остовы машин; одни ещё изрыгали дым и языки пламени, другие давно уже выгорели дотла.

Поток нечестивцев, хлеставший сквозь пролом, незадолго до рассвета сменился тонкой струйкой. Затем, когда гибриды наконец выдохлись, пересохла и она. Подкрепления, которые нерегулярно прибывали к защитникам стены, наутро также сократились до пары-тройки заплутавших солдат.

Машиновидец Тарканте ответил на призыв последним из Чёрных Флагов. Шагая сквозь хаос битвы в сопровождении пары боевых сервиторов, приземистый техножрец в красной рясе истреблял нападавших ударами топора. Охранники поддерживали его огнём из встроенных в руки тяжёлых болтеров. Отчаявшиеся было гвардейцы сплотились за полумеханической троицей, прорвались к зданию напротив бреши и закрепились там. Киборги расположились слева и справа от постройки, бойцы рассредоточились вдоль стен или заняли позиции на крыше.

На помощь к ним двинулась «Старая зажигалка», давя захватчиков траками и расстреливая их из стаббера на вертлюге. Хотя пушку БОМ безнадёжно забила плоть великана, буйный дух машины оставался непокорным. Она не случайно пережила резню на Облазти.

Уцелевшие «Химеры» и «Часовые» также выдвинулись к отряду Тарканте: бронетранспортеры окружили здание неровным строем, высокие шагоходы рыскали позади них. Орду как магнитом притянуло к импровизированному бастиону, закипела жестокая схватка, но оборона техножреца была столь же крепка, сколь и незамысловата.

«Вот ради такого командира стоит постараться», — решил Грихальва. Он, насколько мог, поддерживал силы машиновидца со сторожевой вышки, снимая меткими выстрелами самых тяжеловооружённых или чудовищных врагов. Алонсо уже давно перешёл в отстраненное состояние идеальной сосредоточенности, где повторял один и тот же смертоносный цикл: навести, выстрелить, зарядить… навести, выстрелить, зарядить…

Занятый этим, сержант не слышал яростных ударов снизу, пока не распахнулся люк на площадку. Резко обернувшись, он увидел гибрида, который протискивался в дверцу. Джей ткнул монстру лазпистолетом в глаз и нажал на спуск. Взвизгнув, урод рухнул в нижнее помещение, но на его место почти тут же забрался другой. Паля очередями и матерясь, как ополоумевший, рядовой нашпиговал ему морду лазразрядами. Когда тварь свалилась в проём, Джей встал над ним, расставив ноги, и начал стрелять в темноту, держа оружие обеими руками.

— За зарядом следи! — предупредил Грихальва, но уже через пару секунд лазпистолет его товарища запнулся и умолк. Пока Джей ковырялся с батареей питания, из люка метнулось нечто вроде связки сухожилий и захлестнуло ногу бойца. Ошеломленный плавняк взглянул на Алонсо.

— Серж…

Кнут дернул паренька вниз, сержант бросился вперед. Ничком упав на площадку, он поймал Джея за руку и уперся во что-то.

— Держись! — рявкнул Грихальва, напрягая все силы.

Рядовой с расширенными от ужаса глазами висел над столпившимися у лестницы тварями, которые что-то пели и верещали. Схватившая его плеть вдруг порвалась, и Алонсо потянул товарища наверх. Он почти вытащил Джея, когда монстр с шипами на спине подпрыгнул к люку и сомкнул цепкие клешни на болтающихся ногах паренька. Тот вскрикнул напоследок, и гибрид сдернул его вниз, к кровожадному рою.

Грихальва откатился вбок и подхватил упавшую винтовку. Из люка тем временем понеслись вопли — к счастью, недолгие. Повинуясь чутью, сержант развернулся и выстрелил навскидку. Пробивной разряд вышиб мозги залезшему наверх врагу, труп камнем рухнул в темноту.

«Комиссара бы сейчас убил за гранату», — подумал Алонсо, вытаскивая лазпистолет. Если и дальше палить из длинностволки, батарея разрядится в два счёта. Единственный выход — менять оружие и не тратить выстрелы зря. Если удастся завалить всех скотов, что оторвали по куску от Джея, уже выйдет неплохо.

Не думая больше ни о чём, Грихальва прижался спиной к стене и начал убивать тварей.

Поднажав в последний раз, группа аколитов отвалила в сторону искорежённый остов грузовика, и примас сумел выбраться из металлической ловушки. Левый глаз Хрисаора заплыл, одна из «человеческих» рук безвольно висела, сломанная как минимум в трёх местах. Игольник расплющился, но, к радости вожака, высокочтимый костяной меч уцелел. Спиральный Клык был создан из выделений самого повелителя, и утрата его стала бы чем-то вроде святотатства. Рукоять живого оружия задрожала в хватке военачальника, призывая закончить дуэль с женщиной-еретичкой.

«Мы связаны с нею в священной войне», — подумал Хрисаор, разглядывая заваленный обломками двор в поисках неприятеля.

— Примас, ваши раны… — начал один из аколитов. Спиральный Клык почти своевольно метнулся к говорившему и пронзил его. Верующий умирал с блаженной улыбкой, пока костяной меч вытягивал из него жизненную силу, передавая долю собранного своему владельцу.

Хрисаор вздрогнул, чувствуя приток святого экстракта в жилах.

— Вали их! — донесся откуда-то крик.

К ногам военачальника подкатилась граната. Он отскочил назад, один из аколитов накрыл бомбу своим телом и тут же разлетелся алыми ошмётками. Из-за окружающих развалин появились гвардейцы, осыпавшие сородичей примаса лазразрядами. Здоровая баба-солдат выпалила в примаса из дробовика, но тот увернулся, и в груди верующего позади него возникла глубокая воронка. Хрисаора забрызгало кровью.

— Дерьмоед! — рявкнула женщина, передергивая затвор.

Разинув пасть, вожак плюнул ей в лицо сгустком отравы. Падая, еретичка судорожно нажала на спуск, и дробь пробила закрытое хитином левое плечо примаса, однако он почти не ощутил боли.

— За Спирального Змия! — взревел Хрисаор, атакуя своих несостоявшихся убийц.

Увидев, что Хайке валится на колени, Арикен пришла в ярость. Лицо её подруги уже раздулось от ядов военачальника, тело бешено содрогалось.

— Нет! — вскрикнула медике. Отрицание было пустым и бессмысленным, но она не смогла бы подавить вопль даже под угрозой смерти.

«Этого призрака тебе нести…»

Отделение капрала выдвигалось к пролому, когда мимо них промчалась машина еретиков. Узнав женщину, бившуюся с вожаком, гвардейцы бросились следом, но догнали уже не грузовик, а его пылающий остов. Затем появились монстры, которые с воем подняли исковерканную груду металла. Бойцы Арикен залегли и ждали, поскольку в западне могла оказаться их капитан, но наружу вылез только командир гибридов.

«Ты убил её, выродок!» — медике охватил гнев, сила которого удивила её саму.

Звероподобный вожак бросился на них, сопровождаемый последними из слуг в белых рясах, и капрал вместе с товарищами открыла огонь. Лазразряды дождём изливались на атакующих гибридов, сметая подручных командира и прожигая дыры в его шинели, но он двигался слишком проворно и выскальзывал из прицелов. Никому не удавалось ранить военачальника.

— Ярость вольная предаёт! — прошипела Арикен, пытаясь успокоиться для точного выстрела, но было уже слишком поздно.

— Спираль пылает! — рыкнул вожак, влетая в гущу солдат.

«Нас девятнадцать, но нужно гораздо больше», — осознала капрал.

Тварь в алом одеянии широко размахивала мечом и лапой с тремя когтями, прорубая кровавую просеку в рядах солдат. Медике отразила один из выпадов лазвинтовкой, но оружие разломилось напополам. Отшатнувшись, Арикен выхватила мачете и попыталась отыскать прореху в защите врага, хоть какое-нибудь уязвимое место.

«Омазет нашла бы его! — лихорадочно подумала девушка. — Никто не идеален».

Но её наставницы здесь не было, и медике видела лишь мучения людей, приведённых ею на бойню.

— Беги, девочка! — заорал капитан Гарис. Клешня военачальника вспорола ему грудь, хлынул фонтан крови. Свалившись, офицер успел выпустить очередь в упор и поразил чудовище в шею. Еретик оступился и покачнулся, его обугленная глотка задымилась.

«Вот мой шанс», — решила Арикен.

Она прыгнула на раненого монстра, заранее представив смерть недруга во всех деталях, пока мачете неслось к его горлу.

— За…

Вожак заблокировал её удар, выбросив лапу навстречу клинку. Медике надавила на прочный хитин, но вдруг поняла, что у неё не осталось сил. В животе Арикен вспыхнула мучительная боль, которую быстро вытеснило онемение, почему-то оказавшееся более жутким.

— Так развёртывается Спираль, — прорычал военачальник. Он выкрутил девушке запястье, мачете с лязгом упало наземь.

Где-то вблизи загрохотали очереди, и чудовище быстро огляделось в поисках источника шума. Отступив, оно на ходу выдернуло зазубренный меч из тела медике. Падая, Арикен увидела, что вожак ускользает обратно за остов грузовика.

«Здесь есть нечто намного худшее», — когда-то предупреждал её Крест.

— Что с тобой сталось, призрак? — подумала вслух девушка, пока тьма заволакивала ей глаза.

— Ты хочешь жить? — отозвался кто-то. Казалось, что спрашивает какая-то старуха, но затем послышалось эхо другого голоса позади неё, за ним — ещё одного…

— Ты хочешь жить? — настойчиво повторила вереница голосов.

— Да, — тихо ответила медике.

— Тогда посмотри на меня, Арикен Скарт.

— Кто ты?

— Искупление.

Глава четырнадцатая

Рокот турбин «Валькирии» изменил тональность: машина замедлилась и повисла над землей. В десантном отсеке вспыхнули зелёные огни, хвостовой люк откинулся с шипением гидравлики. Внутрь ворвался ледяной ветер, навстречу ему рядами по трое шагнули бойцы. Они занимали позиции для выброски, протаскивая металлические петли на концах своих тросов по верхнему поручню.

Крест, стоявший в четвёртом и последнем ряду, посмотрел на громадную дугу храмового купола. Облепленную сажей стеклянную крышу колоссального здания укрепляли железные полосы, которые выглядели почти органическими. Из вершины купола выступала монолитная обсидиановая спираль, шипы меньшего размера росли на ребрах жёсткости, также идущих витками.

«Его возвели культисты? — задумался капитан. — Или они просто извратили нечто, построенное до них?»

С гулким двойным вздохом «Валькирия» выпустила ракеты. Они унеслись к храму, расчерчивая грязное небо белыми инверсионными следами. Миг спустя в куполе вспыхнуло адское пламя, его вершина раскололась и спираль разлетелась на куски.

— Начинаем высадку, — объявил пилот.

Лампы в отсеке загорелись красным, самолёт подобно нетерпеливому хищнику рванулся к проделанной им рваной ране в теле храма. Первая шеренга Отпрысков Темпестус выпрыгнула из люка, хотя в бреши ещё пылал яростный огонь.

Отголоски громоподобного взрыва раскатились по всему зданию. Услышав их, Ксифаули подняла голову. Вверху бушевало пламя, на скрученную пирамиду под куполом сыпались оплавленные обломки металла и стекла. Вырванная из псионических объятий Спирального Отца, магус отшатнулась в омерзении.

— Гелика Веритас потеряна, — простонала она.

Один из осколков полоснул её по щеке, рассекая и опаляя плоть. Придя в себя от боли, женщина подняла телекинетический щит и укрылась от острых, как бритва, горящих градин. Глаза магуса вспыхнули — её повелитель взглянул ими на разорение.

— Еретики пришли за мной! — взревел Спиральный Отец из глотки Ксифаули.

Темные силуэты скользнули в пробитый купол на тросах, выпуская стрелы лазерного огня. Сердце женщины заколотилось в ритме солдатского барабана — она пыталась удержать в себе негодующий дух господина. Потом Он исчез, но его дары остались, и психическая мощь магуса возросла.

— Так пылает Спираль! — пропела она, воспаряя над вершиной пирамиды с раскинутыми руками и воздетым посохом. Сбросив отказывающий щит, Ксифаули произнесла мантру обмана и окружила себя мириадом зеркальных образов, иллюзий, что оберегали её от шквала жгучих лазразрядов.

Бормоча благословения, она сосредоточилась на группе аколитов, которые бежали с нижних уровней. Шёпот магуса перешел в визг, и воины завыли от наслаждения: их мышцы вздулись, черпая неестественную силу из её молитв. Глаза бойцов засияли фиолетовым светом, и они ринулись вверх по пирамиде, стреляя на ходу, но ни вера, ни оружие не могли противостоять гибельному мастерству захватчиков. Хотя враги спускались быстро и держали лазвинтовки одной рукой, их удивительно меткие очереди сражали культистов во множестве.

Зарычав, Ксифаули ментально атаковала подобравшихся к ней солдат. Её первая цель судорожно забилась на веревке, словно терзаемая марионетка. Через пару секунд очки-консервы еретика раскололись, его череп лопнул под шлемом.

Двое уцелевших неприятелей приземлились на вершину пирамиды и отстегнули тросы. С безупречной синхронностью они бросили гранаты в толпу внизу, развернулись и атаковали магуса, накрывая мириад её отражений лазерным огнём. Разряд опалил ей ляжку, другой насквозь пробил бедро, и всё тело сотрясли аккорды мучительной боли.

— Как внутри, так и снаружи, — нараспев произнесла женщина, принимая страдание и используя его для ответного удара. Она впилась разумом в мысли ближайшего врага, выискивая слабые места. Его личность оказалась железной стеной, лишенной зацепов из сомнений или пороков, поэтому магус вмешалась в двигательные функции солдата. Невольно дернувшись, он застрелил своего товарища. Когда тот рухнул, добыча сумела вырваться и посмотрела прямо на Ксифаули. Женщина с ужасом поняла, что потратила слишком много сил и её иллюзия развеялась. Быстро прошипев новое заклятье, она раскрутила посох перед собой и вызвала из его центра новый щит. Это усилие едва не прикончило магуса, но лазерная очередь бессильно разбилась о преграду. Посох раскалился докрасна, однако Ксифаули сдержала вопль.

— Боль — заблуждение плоти! — провозгласила она с опалёнными ладонями.

Гневно вереща, последние из благословленных ею аколитов взмыли на вершину конуса и бросились на мучителя женщины. Пока они повергали недруга когтём и клинком, магус упала наземь и безвольно повалилась возле родичей. Почти теряя сознание, она перекатилась на спину и заметила, что в храм спускаются ещё трое ненавистных солдат.

— Прости меня, Отец, — прошептала Ксифаули, видя, что враги истребляют её верующих.

Услышав, как разворачиваются золотые завитки Недремлющих Врат, магус обернулась. Вершина пирамиды раскрылась, обнажив тёмный проход в центре. Сердце женщины вновь яростно забилось, ускоряясь в ритме приближающихся шагов её яростного бога.

«Он прервал ритуал Обуздания, — осознала Ксифаули. — Если Узнику суждено вырваться из-под Шпилей, да будет так».

— Вот эта ещё жива, сэр, — заявил солдат в шлем-маске, глядя на неё. Другой мужчина, возникший рядом с ним, изучил магуса бледными глазами и направил плазменный пистолет ей в голову.

— Где твой хозяин, вырожденка? — Голос человека был таким же пустым, как и его взгляд.

— Я приду, посторонний, — пообещал Спиральный Отец голосом Ксифаули. — Я пожру твою душу.

Жгучий сгусток плазмы заставил замолчать обоих.

Крест добрался до пирамиды последним. Когда он высвободился из страховочных ремней, Трухильо и выжившие бойцы уже окружили вершину защитным кольцом. Они посменно палили из хеллганов в культистов, атакующих по винтовому склону конуса. Клавель стоял над трупом женщины в рясе; голова и плечи убитой сгорели дотла.

«Жрица», — предположил капитан, вспомнив странную красавицу, которую видел при первом посещении Веритаса. Красавицу, бывшую чудовищем…

— Вирунаса не видно? — поинтересовался Крест.

— Вирунас не так давно был убит в Кладовке, — ответил агент. — Здесь лежит их новый круговой магус.

Капитан не стал уточнять, откуда Клавелю это известно. Вне сомнений, Трухильо был прав насчёт шпионских устройств, разбросанных по базе — без них эксперимент инквизитора вышел бы почти бессмысленным. Кто знает, может, «жучки» конклава находились и в Шпилях. Интересно, не следит ли Мордайн за Чёрными Флагами даже сейчас? Не делает ли он пометок, касающихся их последнего боя?

«Прости меня, Арикен», — подумал Крест. Он не попрощался с девушкой, отправляясь в аббатство — не думал, что это понадобится.

— Так что теперь? — спросил капитан. — Их лидер мёртв.

— Круговой магус — не лидер культа, — возразил агент, подходя к раззявленному проёму в центре площадки. Крест увидел ступеньки, уходящие во тьму от края отверстия. — Необходимо найти организм-переносчик заразы.

— Противник сражается на два фронта, сэр, — доложил офицер Отпрысков, который оглядывал далекий пол храма через магнокуляры. — Кто-то ещё напал на них внизу.

— Интересно, но в данный момент неважно, — отозвался Клавель. — Наша главная задача…

Нечто огромное вырвалось из проёма клубком хитина и громадных мышц, схватило агента лапой с длинными когтями и уселось на пирамиде. На вытянутом черепе монстра начиналась череда шипов, уходившая вниз по сгорбленной спине до конца загнутого хвоста. Тварь раскинула в стороны вторую пару многосуставных рук, оканчивавшихся громадными зазубренными клинками. Большую часть её тела прикрывали сцепленные между собой пластины синеватой брони, но раздутая голова казалась желеобразной. На ней слегка пульсировала розоватая, сильно сморщенная кожа. Под золотой спиралью, выведенной на покатом лбу, светились хищным и чужим разумом глаза, чёрные как бездна.

«На что нам надеяться в Галактике, рождающей столь богохульных созданий? — подумал Крест, который понемногу терял рассудок, глядя на Спирального Отца. — Межзвёздная пустота — их выгребная яма…»

Утробно зашипев, чудовище вложило голову Клавеля в огромную клыкастую пасть. Оно вгрызлось в череп агента, почти игриво убивая его, и, пока тот дрыгал ногами, осмотрело захватчиков.

Кто-то пронзительно вскрикнул, потерянный и сломленный. На миг капитану показалось, что в безумии завопил он сам, но затем гвардеец увидел, как Трухильо бросается с пирамиды. Крик несчастного словно бы пробудил Отпрысков, и они открыли огонь, выжигая хеллганами дыры в панцире монстра. Несколько секунд оно презрительно игнорировало солдат, не сводя глаз с Креста.

«Я могу открыть тебе правду, которую ты забыл, — пообещал Спиральный Отец, говоря прямо в сознании капитана, — если тебе хватит отваги, чтобы увидеть её, Эмброуз Темплтон».

Миг спустя великан сорвался с места, изворачиваясь, невероятно стремительно орудуя всеми четырьмя руками. В его разинутой пасти болтался труп Клавеля, убитого без покаяния.

«Я умер, — вспомнил Крест, — но не поверил в это».

Он застыл, парализованный отчаянием, хотя вокруг бушевала схватка. Шестеро Отпрысков сражались с четко контролируемой свирепостью, что было бы невозможно для обычных людей. Бойцы пригибались, перекатывались, отпрыгивали и стреляли в зловещий живой кошмар, охотившийся за ними на вершине конуса. Тварь получила десятки ран, но они были недостаточно глубоки, чтобы замедлить её, и с жуткой неизбежностью люди начали умирать.

Первый, пронзённый зазубренным когтём-клинком, на долю секунды запоздал с уходом от размашистого выпада. Второй поскользнулся в луже крови и чуть замедлился, но этого хватило, чтобы великан схватил его и швырнул с пирамиды. Третьего враг разорвал напополам широким взмахом лапы, когда боец кратко отвлекся на засбоивший хеллган.

Четвёртым погиб офицер, но он сам выбрал свою смерть. Ринувшись на чудовище, темпестор подорвал мелта-гранату в руке. В огненном шаре обуглилась грудная клетка звёздного бога, почти целиком сгорел труп агента. Издав вопль из глубин ада, тварь выплюнула останки Клавеля и встала на дыбы, окутанная мерцающими всполохами пси-энергии.

«Мышцы и когти не главное его оружие, — с ужасом осознал Крест. — Магусы — всего лишь ученики этого создания».

Монстр кинулся на одного из солдат. Тот ускользнул от мечевидных когтей врага, но теперь главная опасность крылась во взоре, и его боец избежать не смог. Спазматически дергаясь, Отпрыск упал на колени. Великан тут же подскочил к жертве и снес ей голову взмахом когтей.

Последний солдат даже не вздрогнул. Несомненно, он понимал неизбежность гибели, но продолжал увёртываться от твари, словно лишняя секунда жизни могла принести ему победу. Следя за бесстрашным Отпрыском, капитан наконец вспомнил освобождающие слова, когда-то сказанные ему пустотой.

Всё вокруг — просто ложь или ещё не полученная рана.

Без колебаний Крест принял объятия бездны, и отчаяние, сковывавшее его, развеялось как дым. Включив силовой меч Квезады, гвардеец воздел загудевший клинок… и заметил новых участников боя. Они молча окружили площадку — четыре гиганта с грубыми, но благородными лицами, и бритоголовый безумец с серебряными глазами, что возглавлял их. Измятые белые доспехи недолюдей-паладинов были залиты кровью.

«Они с боем прорвались на вершину, — сообразил капитан. — Именно их атаку видел темпестор».

— Реальность — всего лишь одна из иллюзий, одолевшая все остальные, — поведал голос Клубка полковнику Таласке, когда тот решился заглянуть в его глубины и узреть правду. Вновь обретенным взором Кангре различил прежде невидимые — невообразимые — картины и отыскал тайные пути, пронизывающие двойственную реальность Кольца Коронатус.

— Мысль, а не материя, суть фундамент бытия. Сила воли превыше силы тела.

Проведя «Таврокс» по тонкой грани между безумием и откровением, Таласка доставил свой отряд к самому порогу неприятеля. Кангре обманул не только пространство и время, но и стражей, расставленных врагами у него на пути. Теперь ему оставалось только исполнить предназначение — сразить бога-зверя чужаков, опоганившего священный мир.

— Совпадений не бывает! — провозгласил Таласка, изучая мерзость на вершине пирамиды. — Мы были рождены для этого, братья!

Увидев паладинов Кангре, ложный пророк зашипел. Он мимоходом обездвижил уцелевшего Отпрыска ментальным выпадом и неторопливо повернулся, осматривая по очереди каждого из новых противников. Последним оказался Таласка.

— Твоё откровение — просто очередная ложь, — прошептал ему Спиральный Отец.

Тут же чёрные глаза монстра вспыхнули багряным пламенем, и он атаковал полковника всей мощью своей воли, стремясь разорвать душу Собирателя в клочья. Кангре отступил под натиском врага, но вера оградила его на несколько драгоценных секунд, а братья Таласки не медлили. Все как один, паладины рванулись на чудовище, с разбега врезались в него воздетыми щитами-плитами, обрушили на хитиновый панцирь силовые булавы. Крест мгновенно присоединился к огринам, и Собиратель понял, что капитан стал частью их священного круга. Держа силовой меч двуручным хватом, он рубил и пронзал тварь, нанося ей глубокие раны.

Спиральный Отец, осажденный со всех сторон, выпустил Кангре из пси-тисков. Давая отпор врагам, монстр бился об окружившую его стену щитов. Освобожденный полковник издал бессловесный боевой клич и ринулся в сражение на помощь братьям. Изящными, кружевными движениями тонкой силовой сабли Таласка разрубал сухожилия между пластинами, всякий раз находя достойную цель, как будто сам клинок алкал возмездия.

В ответ звёздный повелитель рвал преграду когтями и вцеплялся клыками в броню паладинов. Сорвав с одного из них шлем, чудовище вонзило в череп злополучного воина шипастый язык, пробившийся к мягкой плоти внутри. Недочеловек, стоически перенося муку, продолжал избивать тварь булавой, пока не свалился подрагивающей грудой конечностей. Орган-зонд превратил его мозг в кашу.

— Сжать круг! — заорал Кангре. Уцелевшие огрины сомкнулись, возникший было просвет исчез. Монстр не мог сбежать. — Искоренить нечистого!

Они понемногу убивали бога-зверя: паладины постепенно разламывали его панцирь, раны от клинков Таласки и Креста ослабляли лапы.

— За Искупление! — взревел Собиратель, когда одна из когтистых рук наконец отвалилась, срубленная у локтя.

Тут же умер второй огрин — чудовищу удалось прорвать щит и затянуть его хозяина в смертельные объятия. Ещё один недочеловек рухнул, когда шипастый хвост звёздной твари, скользнув под преградой, вонзился ему в пах и дошел до брюшной полости. Круг распался, но Спиральный Отец уже слишком ослаб, чтобы спастись. Он заковылял к двери в пирамиду, однако выживший паладин перекрыл монстру путь и начал теснить его щитом, помогая офицерам, которые по-прежнему вонзали в гиганта клинки.

В конце концов одна из ног живой мерзости треснула. Повелитель культа рухнул бесформенной массой сломанных конечностей и дымящегося хитина. Он ещё извивался и пробовал атаковать врагов, пока гвардейцы отрубали ему оставшиеся лапы. Когда Таласка занес саблю для смертельного удара, чудовище впилось в него чёрными глазами.

— Тебя обманывают, — вымолвило оно в сознании Кангре.

— За Трон Терниев! — вскричал Собиратель, пробивая сияющей саблей знак спирали во лбу монстра.

Никто больше не выползал из люка. Грихальва, обеспокоенный тишиной, держал пистолет наготове. Перед этим весь мир сержанта сузился до вершины Вышки-одиннадцать, где он целую вечность нёс мрачный дозор — убивал монстров, прижавшись спиной к стене. Алонсо давно уже потерял счёт застреленным врагам, но их всё равно не хватало, чтобы расплатиться за смерть Джея.

«Такой шикарный рекаф, как у паренька, я пил только на пьяццах Верзанта», — пришла ему в голову абсурдная мысль.

Прошло несколько минут, из дверцы так никто и не появился. Наконец Грихальва сообразил, что из комнаты внизу больше не доносятся песни и урчание тварей. По сути, Алонсо вообще почти ничего не слышал.

«Стрельба прекратилась, — дошло до него. — Может, Кладовку захватили и теперь скоты играют со мной?»

Устав от всего этого, сержант кое-как поднялся и выглянул над стенкой. В тусклом свете он увидел, что сражение закончилось. Остатки орды беспорядочно отступали через пролом. Среди гибридов Алонсо заметил их вожака в рваной, тлеющей шинели. Грихальва машинально потянулся за длинностволкой, но вспомнил, что давно посадил батарею. Поняв, что с гадом он ничего не сделает, сержант обернулся к позиции Тарканте.

Импровизированный оплот стоял непоколебимо.

— Благослови тебя Трон, жрец-шестеренка, — выдохнул Алонсо.

Над центром базы с раскатистым грохотом поднялся огромный угловатый силуэт. Грихальва не сразу понял, что это древнее грузовое судно, которое полк «унаследовал» вместе с захваченным космопортом. Как и большинство гвардейцев, сержант считал, что корабль бесполезен и давно уже вышел из строя.

«Кто управляет чёртовой штуковиной?» — поразился боец, глядя, как судно набирает высоту. Затем его поглотили бурлящие облака, озарённые вспышками молний, и Алонсо забыл о нём. Что бы ни происходило с кораблём, Грихальва никак не мог на это повлиять.

— Готов, — воксировал Крест на «Валькирию».

Он отступил на шаг, и экипаж начал втягивать наверх Отпрыска, безвольно повисшего на ремнях. Из носа солдата текла кровь, но он ещё дышал. Капитан не знал, какой вред нанёс тому скользящий пси-удар Спирального Отца, но, если кто-нибудь и мог оправиться после такой травмы, то именно воин Темпестус.

«Наверное, он попробует убить меня за то, что я снял с него маску, — решил Крест. — Или за то, что я стоял как вкопанный, пока истребляли его товарищей».

Трухильо тоже выжил, хотя, пожалуй, лучше бы ему было умереть. После битвы капитан услышал стоны ветерана и отыскал его несколькими уровнями ниже, сжавшимся в клубок, со сломанными ногами и сломленным разумом. Пока Крест закреплял страховочную обвязку, боец смотрел на него отсутствующим взглядом.

Стены вновь содрогнулись, по храму прокатился рокот подземных недр. Толчки начались во время схватки и заметно усилились за последние несколько минут.

«Как будто всё здание собирается рухнуть», — с тревогой подумал капитан.

— Готов, — передал он.

Трухильо потащили вверх, Крест отвернулся и зашагал к Таласке и выжившему паладину, которые стояли на краю площадки. Они высматривали культистов, но нижние уровни пока что пустовали.

«Чужаки ошеломлены, — предположил капитан. — Убив их бога, мы ранили каждого из мерзавцев, но это ненадолго».

— Огрин не поместится в «Валькирию», — предупредил он Кангре. — Нам придётся самим пробиваться наружу.

— Ты ошибаешься, Крест, — возразил полковник. — Мы с Каролусом не будем сопровождать тебя.

— Мужик, это безумие. Скоро тут будет полно ксеносов.

«Если храм не развалится раньше …»

— Мы уйдем отсюда, — Таласка указал на проход, из которого появился Спиральный Отец. — Спустимся глубже в Шпиль.

«Это безумие», — хотел повторить капитан, но выражение лица Кангре остановило его. Повседневные понятия вроде «рассудка» больше не касались полковника. Отныне Собирателем полностью управлял путь, по которому он ступал. Возможно, так было всегда. Неизвестно, добром это закончится или худом, но Крест не мог помешать Таласке.

«Да и кто я такой, чтобы судить его?»

Пирамида затряслась в спазмах очередного толчка, более свирепого, чем все предыдущие.

— Ступай с Императором, Собиратель, — произнес капитан.

— Он уже со мной, Крест. — Улыбка полковника впервые показалась искренней. — Идём, Каролус.

Когда оба скрылись в тёмном проёме, капитан потянул за последний трос.

— Готов, — воксировал он в третий раз.

Пока воины спускались, Эмброуз поднимался и смотрел на осквернённый храм — храм, который почти наверняка возвели на руинах чего-то гораздо более древнего.

«Ложь на лжи — и снаружи она, и внутри. Проклят ты или нет… — капитан вновь обратился к поэзии, определявшей его прежнюю жизнь. — Умер ты или нет, всё едино…»

— Крест, — зажужжал вокс, — говорит Мордайн.

Голос инквизитора искажали сильные помехи.

— Ваш «организм-переносчик» мёртв, — ровно ответил капитан. — Как и Клавель, и почти все остальные.

Последовала кратчайшая пауза.

— Приемлемо.

— Что с Чёрными Флагами?

— У нас проблема, Крест.

— Я спросил о моих однополчанах, инквизитор.

— Они выжили, — Мордайн вновь помедлил. — Но, к сожалению, понесли значительные потери.

«Нет, ты не сожалеешь, — подумал Крест. — Ни о ком из них».

Но он слишком устал, чтобы разозлиться по-настоящему. Несомненно, позже у него получится.

— Мой сигнал ретранслирует «Валькирия», — продолжил инквизитор. — Перебои связи отмечены на всём Кольце, но помехи вне экзосферы планеты ещё сильнее. Намного сильнее.

— Этого не может быть.

— Искупление — неестественный мир, Крест. Здесь всё… изменчиво. Мы потеряли орбитальную станцию. И мои корабли тоже.

— Вы хотите сказать, потеряли контакт?

— Нет… связь сохранилась, однако оперативники на борту мне не подчиняются. — Новая пауза, куда более долгая. — Я не уверен, что они… остались людьми.

— Выводок добрался до них? — поражённо спросил капитан. — Но, Семь Преисподних, как…

— Не Выводок, — перебил Мордайн. — Искупление.

— Чёрная Игла бытие расплетает в лихорадочных снах грешников, что стали слепыми святыми! — разносился по кабине визг, полный безумия. — Огнём, и льдом, и отравленной водой, и каждым вдохом ядовитого воздуха Мир обращён будет в Пустоту и…

Трясущимися руками Матиас отключил вокс, но не сумел заглушить послание, придававшее сил жуткому голосу. Пока старик таращился на приборную панель, искажённая загадка царапала его мысли, словно злобное семя, укоренившееся в черепе.

«Послание в самой материи космоса, — понял пилот, — оно окутывает планету, будто ещё один слой атмосферы. Отравленный слой…»

Голос вырвался из вокса, когда грузовое судно преодолевало истерзанную бурями стратосферу Искупления. Матиас определил, что передатчик находится на большой орбитальной платформе, и даже при поверхностном сканировании обнаружил, что станция вооружена до зубов. Это стало первым ошеломительным фактом.

Вторым оказалось само коварное сообщение.

— Так идеальные линии недоверий раскроят общепринятый горизонт рассудка и смысла, — забормотал сам пилот, — чтобы нарастить иную странную плоть на кости самообмана…

Когтистая рука схватила Матиаса за плечо, оборвав поток бессмыслицы, что лился изо рта старика. Он испуганно взглянул на аколита, сгорбившегося в соседнем кресле, но увидел на грубом рыле только дружескую заботу.

— Бери силу в Спирали, брат! — велел Учжхав.

— Ты не слышишь этого… — простонал Матиас.

— Слышу, но пустые слова есть! — верующий надавил сильнее. — Ничего есть!

«Ничего», — подумал старик. Боль от когтей аколита не мучила его, но наполняла ясностью, вытеснявшей тёмную абракадабру.

— Ничего! — яростно подтвердил пилот.

Матиас вернулся к управлению судном, и Святая Спираль завращалась перед его глазами, разворачивая спокойствие в душе. Старик с улыбкой направил корабль прочь от мучимой демонами планеты, унося драгоценный груз к более вменяемым звёздам.

Глава пятнадцатая

Спиральный Отец погиб. Примас осознал это в тот же миг, когда умолкло непрерывное телепатическое бормотание владыки, но надеялся, что молчание окажется временным, что связь родичей с их прародителем просто оборвалась из-за какого-то непостижимого события. Возможно, думал он, благое единство ещё восстановится…

Но теперь сомнения исчезли.

Бог Хрисаора лежал распростёртым на вершине Мандиры Веритас, его священный панцирь обуглился до черноты, конечности были отрублены. Завершало картину осквернения то, что у Спирального Отца отсутствовала голова — еретики или сбросили её с пирамиды, или забрали с собой. Хотя никто из верующих, за исключением круговых магусов, прежде не взирал на звёздного повелителя, все они узнали его дивный облик, даже опоганенный и изуродованный. Аколиты, что сопровождали примаса до самого верха, гортанно стонали, глядя на труп расширенными глазами. Военачальник понимал, что их мучит не скорбь, но смятение — смятение из-за немыслимого убийства праотца и тишины, порождённой его гибелью. Тишины, которая не прервется никогда.

— Неразумно задерживаться здесь, примас, — донесся сзади высокий, переливчатый голос. — Этот Шпиль больше нам не принадлежит.

Хрисаор обернулся к юноше в рясе, стоявшему возле него. Гуаличу был последним из магусов Искупления. Парню ещё не исполнилось шестнадцати, но он уже обладал авторитетом и повадками лидера. Его, родившегося в Шпиле Каритас, держали в резерве во время Пожирания, как и остальной кабал того братства. Теперь они стали наиболее многочисленной ячейкой верующих, а Каритас — самым надежным бастионом культа.

— Что здесь произошло, магус? — спросил военачальник.

В ходе штурма крепости еретиков погибли тысячи родичей, включая многих лучших воинов Спирали, но Хрисаор чувствовал, что защитников Шпиля Веритас постигла даже худшая судьба. Когда остатки армии примаса вернулись к горе, то никого не обнаружили ни на мосту, ни на длинной дороге к пику. Внутри самой Мандиры Веритас лежали сотни окровавленных и размозжённых тел — свидетельство безжалостной схватки. Почти все мертвецы были из числа культистов, но их всё равно не хватало: до боя в Шпиле находились тысячи верующих.

— Куда они ушли? — надавил Хрисаор, обратив внимание на разинутую пасть тёмного прохода в центре площадки.

— Нам туда идти не следует, примас, — подчеркнул Гуаличу, проследив за взглядом военачальника. Закрыв глаза, он проверил разумом запятнанный эфир храма. — Чистота нашего Кругового Святилища нарушена. Ритуал Обуздания не был завершён.

— Значит, Тьма-под-Шпилями раскована?

— Нет… — магус помедлил. — Не раскована, но развёрнута.

По зданию прокатился сердитый рокот. Гуаличу резко открыл глаза.

— Нам нужно сейчас же убраться из Шпиля! — прошипел он.

— Мы вернём Мандиру Веритас, — поклялся Хрисаор, злобно глядя на проход, словно на заклятого врага. — Спиральный Змий восстанет вновь!

«Но главная надежда заключена в тех, кто бежал с этого злобного мира», — признал военачальник.

Хотя после атаки прошло уже трое суток, Кладовкой по-прежнему командовала лейтенант Мелье. От полковника не было вестей, все старшие офицеры погибли или считались убитыми.

Выжили два капитана, однако принять руководство они были не в состоянии. Гарис потерял руку и слишком много крови, но машиновидец Тарканте, который вроде как заменял медике, считал, что офицер-ветеран выкарабкается.

С капитаном Омазет дела обстояли совершенно иначе. Спасательная команда нашла её в разрушенном здании склада, избитую и лежащую в коме. Тарканте, как мог, поддерживал в ней жизнь, но не знал, очнётся ли Адеола вообще. Повреждения её тела были неопасными, однако машиновидец подозревал серьёзную психическую или душевную травму. Здесь ничего нельзя было предсказать.

Считая Мелье, уцелели три лейтенанта, но двое других немедленно подчинились девушке. Хотя она так и не разобралась, как чувствует себя в новой роли, у неё было слишком много забот, чтобы беспокоиться ещё и об этом. В целом, Мелье просто старалась делать свою работу и поддерживать полк на плаву.

«Такой приказ дала бы мне капитан Омазет», — твердо решила она.

Штурм пережили восемьдесят два Чёрных Флага, включая техников, однако больше половины гвардейцев получили ранения, в том числе тяжёлые. Ещё девятнадцать во время помрачения несли дозор на периметре Плиты, оставаясь в блаженном неведении о более тёмной буре, что ярилась на базе. Кроме того, вчера одна из «Химер» подобрала пару ветеранов — судя по всему, единственных выживших из злосчастной экспедиции, в которой полк лишился двух офицеров и комиссара.

«Сигнал капитана Квезады оборвался, — доложил измождённый скаут, Галантай, говоря с тяжёлым шиларским акцентом. — Потом спиралеголовые навалились, несколько десятков. Пришлось рвать когти оттуда, чтобы предупредить Кладовку. — Боец горестно покачал головой. — Вижу, запоздал я с этим».

Из бронетехники сохранились «Старая зажигалка», три «Часовых» и пара «Химер», но этого и близко не хватало для обороны базы, поэтому Мелье отозвала всех в донжон и приказала закрепиться в ожидании осады. Пусть это мало походило на план, ничего лучшего она изобрести не могла. Оставалось ждать новых приказов, которые, видимо, поступят ещё нескоро.

Орбитальная станция связи не отвечала: с неё транслировали нечто вроде непрерывного потока бредней, произносимых страстно, как божественное откровение. Пока Мелье слушала лихорадочный трёп, из углов комнаты к ней поползли тени, словно услышавшие призыв к восстанию. Быстро выключив приёмник, девушка обнаружила, что из носа у неё течёт кровь.

«Оттуда нам помощь не придёт», — вздрогнув, подумала лейтенант.

Она подскочила, услышав писк главного вокса. Сигнал шёл из-за пределов столовой горы, и Мелье нахмурилась: наверняка это были враги.

— Кладовка, — бросила она, ожидая в ответ ультиматум или угрозу.

— Говорит Крест, — произнёс едва слышимый голос. — Капитан Эмброуз Крест. — Он быстро назвал личный код. — Кто на связи?

— Лейтенант Мелье, — она помедлила, — сэр.

— Где там Ростик или Казан?

— Сейчас я являюсь старшим офицером полка, капитан.

— Тогда вызовите мне исповедника Лазаро.

— Исповедник Лазаро мёртв, сэр. — В воксе повисло молчание. — Капитан Крест, я сказала, что…

— Я вас слышал, — теперь голос Эмброуза звучал настойчиво. — Слушайте меня, Мелье: вы все должны уходить из Кладовки. Берите, что сможете, но убирайтесь оттуда поскорее.

— Простите, сэр, но…

— Культ явится за вами, Мелье. У вас мало времени.

— Мы закрепились в донжоне.

— Полк сидит в западне, и, если вы настоящий Чёрный Флаг, то уже поняли это.

Лейтенант вздохнула. Ей очень бы хотелось, чтобы решения принимал кто-то — кто-нибудь — другой.

— И куда именно нам идти, капитан Крест?

— На Вигиланс. У нас тут база.

— «Нас»?

— Союзников… Я всё объясню, когда вы прибудете сюда.

— Откуда мне знать, что это не ловушка?

— Какая разница? — надавил офицер. — Это ваш единственный шанс, Мелье.

— Я поразмыслю над вашим предложением, капитан.

— Не думайте слишком долго. — Крест помолчал. — Ещё одно… Наша медике, Арикен… Скарт. Она выжила?

— Её тело не нашли, — ответила Мелье, — но нет, она не с нами, капитан.

— Понимаю. Спасибо вам, лейтенант. — Показалось, что он ждал такого ответа. — Отправляйтесь на Вигиланс.

Сигнал оборвался.

Откинувшись на спинку кресла, Крест неосознанно потёр руку в перчатке.

— Вам стоит встретить их на мосту, — сказал инквизитор Мордайн, стоявший за плечом Эмброуза.

— Не уверен, что она поверила мне.

— Вы же сами говорили — какая разница? Мелье сообразительна. Они придут.

«У тебя, наверное, есть психологические портреты всех офицеров, — предположил Крест. — Знал ли ты, что я появлюсь на этой позабытой планете?»

Капитан отбросил параноидную мысль. Даже такое расчётливое создание, как Мордайн, не могло бы предугадать подобного.

«Но случайностей не бывает…»

Вздохнув, он повернулся к инквизитору.

— Что произошло с вашими людьми наверху?

Орбитальную станцию так и не удалось вернуть. Она продолжала свою бесконечную тираду, изрыгая в пространство необъяснимые послания, а корабли, находившиеся рядом с ней, просто исчезли.

— И что происходит с Искуплением? — добавил Крест.

— Не знаю, — признал Мордайн. Пожалуй, это был самый честный ответ из всех, что инквизитор давал капитану. — Возможно, в словах Авелин крылось нечто большее, чем я предполагал.

«Вот здесь ты лжешь, — решил Эмброуз. — Ты никогда не сомневался в её истории».

В выражении лица Мордайна притаилось что-то, похожее на тревогу, но поручиться за это Крест не мог. Он ощущал, что инквизитор иссек подобные эмоции гораздо надежнее, чем Клавель или Отпрыски — такая глубина бесчувственности вообще была им недоступна. С каждым взглядом на собеседника капитан убеждался в правильности своего первого впечатления: Ганиил был старше, чем выглядел. Вероятно, намного старше…

«Ты лучше меня понимаешь пустоту, инквизитор».

— Как скоро Ордо Ксенос направит нам подкрепления? — спросил Эмброуз, уже подозревая, каким будет ответ.

— Наши исследования носили крайне деликатный характер, — ровно посмотрел на него Мордайн. — Всё замыкалось на конклаве Калаверы.

— Значит, мы предоставлены сами себе.

— Не совсем… У меня есть другие оперативники, но они действуют в иных точках. Отреагируют они лишь через некоторое время.

«Некоторое время» прозвучало так неопределённо, что могло означать «годы».

«Я не попаду домой», — осознал Крест и удивился испытанному облегчению. На родине его ждали только горести, а Эмброуз и так уже сгибался под их тяжестью.

— Наш приоритет — Выводок, — объявил инквизитор. — Главная задача — удержать Вигиланс.

— А потом?

— Потом мы взглянем на Шпили и увидим, кто придёт за нами, капитан Крест.

Арикен не знала, что бывает настолько непроглядная тьма. Очнувшись, она почувствовала, что раскалённый воздух дрожит от низкого гула, похожего на дыхание спящего вулкана. Эти непрерывные, воняющие серой выдохи были очень горячими, но гладкий камень, на котором лежала девушка, казался ледяным.

— Где я? — прошептала она.

— Под Шпилями, — ответила темнота голосом старухи.

— Под каким именно?

— Есть лишь одно Подшпилье.

— Как я попала сюда? — требовательно спросила медике, узнав эти хриплые, задыхающиеся нотки.

— Провалилась в трещину бытия. Такие щели пересекают всё Искупление.

— Трещину в земле?

— В душе, девочка.

— Не понимаю, — Арикен попробовала встать, но тело не слушалось. — Я что, мертва?

— Зависит от того, как определять это понятие. Открой глаза.

— Они открыты! — возразила медике, вглядываясь в ничто.

— Нет. Попробуй ещё раз, Чёрный Флаг.

— Я… — девушка запнулась. Арикен то опускала, то поднимала веки, но и закрытые, и открытые глаза видели только тьму. — Здесь ничего нет!

— Посмотри внутрь!

Зажмурившись, медике начала размеренно дышать, стремясь к безмятежности, которая порой — очень редко — приходила к ней в поединках с Омазет. В таком состоянии тело пребывало в движении, но разум оставался совершенно спокойным.

«Свеча в сердце бури», — так называла это её наставница.

Пятнышки серых теней распустились во тьме, словно цветы из пепла. Раскрывая лепестки, они неторопливо кружили по спирали, пока не свились во впечатление о женщине. Возникший фантом не поддавался описанию, но его окружал ореол старости и безжалостной суровости. Дух каким-то образом оказался именно таким, как представляла его себе Арикен, воображая хозяйку голоса из темноты. За ней плавно уходила вдаль череда других призрачных силуэтов, понемногу теряющихся в забытье.

Первый — великан, возвышенный благородством, но приниженный скорбью…

Второй — человек, смердящий голодными мечтами, что прокисли от злобы…

Третий… третий был непостижимым и абсолютно чуждым…

Сквозь вулканический рокот Подшпилья пробился громогласный механический тик, словно во мраке пошли колоссальные часы. Звук перемежался скрежетом вращающихся частей какой-то немыслимо гигантской машины.

— Восстань в Мучении Бесконечном, Арикен Скарт, — произнёс фантом женщины. — Те, кто присматривают за Искуплением, несут бдение не в одиночестве.

На лице умершего в пилотском кресле Матиаса застыла блаженная улыбка, которая не покидала его после бегства с планеты. Учжхав Четыре Когтя не мог точно вспомнить, когда скончался старик, но с тех пор прошло уже много часов. Похищенное судно было древним, его системы начали отказывать через пару дней странствия. Воздух стал обжигающе холодным и настолько спёртым, что гибрид почти задыхался. Дети Первой и Второй парадигм были крепкими созданиями, но они наследовали человеческое несовершенство, поэтому Учжхаву предстояло вскоре присоединиться к Матиасу в объятиях Спирали. Это уже не имело значения: аколит, как и пилот, выполнил свою задачу.

«Важны лишь благословенные родичи», — подумал гибрид, оборачиваясь к трём сидящим на корточках Чистокровным, которые не нуждались ни в воздухе, ни в тепле. Если понадобится, они выдержат даже космический вакуум, но Четыре Когтя считал, что до этого не дойдёт. Корабль сейчас летел по инерции, и когитатор будет использовать сохранённое топливо для манёвров уклонения от опасностей. Путешествие вслепую может продлиться годы, а то и десятилетия, однако Учжхав верил — Спираль направит своих детей в новые охотничьи угодья.

— Спите, братья, — прошипел аколит. — Спите до прихода Посторонних.

Даже он ничего не мог прочесть в чёрных глазах родичей. Все они разом склонили головы и замерли, изучая гибрида. После долгой паузы Чистокровные покинули кабину, отправляясь на поиски укрытия. Следом за ними ушёл и Учжхав, но его цель была совершенно иной. Тяжело дыша, гибрид вприпрыжку побежал по коридору к воздушному шлюзу. Нельзя, чтобы посторонние нашли на борту труп «чудовища».

Учжхав Четыре Когтя собирался исполнить последний долг перед Спиральным Змием.