Темные воды

1

Это было в конце лета, ранним вечером. Мост через канал чуть покачивался под порывами ветра. По ту сторону канала старые дома хаотично стояли плечом к плечу с новыми и ветер залетал в пустоты между ними. Третий дом, если смотреть на юг с середины моста, казался совсем черным — задняя и боковая стены были как будто в подтеках сажи. Была ли это и в самом деле въевшаяся грязь, накопившаяся за многие годы, или это было сделано нарочно, для украшения, — сказать было сложно.

Два года назад третий, четвертый и пятый этажи этого здания занимала дискотека «Мефистофель». На каждый этаж был отдельный вход, и посетитель мог выбрать любой в зависимости от настроения. Чем выше этаж, тем экстремальнее были музыка, манера поведения и стиль интерьера. На пятом этаже танцевали по большей части полуобнаженные женщины в черных трико. Мужчины, не имея возможности присоединиться к их экстатическим пляскам, как правило, удовлетворялись тем, что созерцали их со стороны.

В те дни в этом районе не нужно было далеко ходить, чтобы встретить женщину в трико. Обычно они выходили на улицу в том виде, в котором танцевали. Перед тем как сесть в трамвай, они просто накидывали пальто или плащ, чтобы скрыть свою обнаженную плоть.

Эти женщины в исподнем (на общепринятый, традиционный, взгляд) исчезли, когда лопнул экономический «мыльный пузырь» и начался кризис. Но куда все они делись? По крайней мере об одной из этих женщин кое-что известно. Ее звали Норико Кикухи, и она вскоре вернулась в эти места. Опыт работы в «Мефистофеле» научил ее тому, какую радость дает человеку возможность самовыражения. Поэтому она стала актрисой в маленькой театральной труппе, и так получилось, что однажды она вернулась в то самое здание, где прежде проводила все время.

Токио — прибежище несметного количества маленьких трупп. Считается, что их тут тысячи три, а сколько в точности, подсчитать невозможно. Многие труппы создаются на один спектакль и, получив выручки, сразу же распадаются.

Часто подобные труппы — всего лишь компании единомышленников, которые время от времени собираются вместе, чтобы дать представление в маленьких залах — человек на триста и меньше.

Но некоторым удается пробиться в солидные места — такие как зал «Кинокуния» или театр «Хонда». Заветная цель этих труппок — прорваться в снискавшие известность театральные залы.

Труппа, к которой принадлежала Норико, ставила себе именно эту цель. Наименовалась она «Каирин Мару», что звучало как название рыболовного судна, и успешно продвигалась к успеху. Последний спектакль собрал полторы тысячи зрителей. Они верили, что если следующий соберет две тысячи, это будет их входным билетом в зал «Кинокуния». Члены труппы возлагали все надежды на Кенцо Кийохару, своего режиссера и администратора, человека сверхъестественной энергии. Если труппа хочет большего, необходимо привлечь к себе внимание масс-медиа — только тогда у актеров появятся возможности, которых они ищут. Таким образом, будущее членов труппы находилось в ловких руках Кийохару.

Театральный зал, который Кийохару выбрал для нового спектакля, находился как раз в этом здании между каналом и хайвеем, в котором год назад находилась дискотека «Мефистофель». Осветительная, акустическая и прочая аппаратура осталась на месте, так что зал был более или менее пригоден для театральных представлений. Когда дискотека закрылась, хозяева здания оказались в таком затруднительном положении, что стали сдавать зал под мероприятия местного масштаба. Полноценные спектакли здесь не ставились никогда; решение показать именно эту пьесу подвергало труппу немалому риску. Некоторые ведущие актеры отчаянно возражали против этого выбора. И все же, когда они прочли текст пьесы, их недоверие сменилось горячим энтузиазмом. Их восхитила многослойная структура пьесы, которая позволяла при декорировании спектакля использовать, для большего эффекта, конструкцию здания. Как соглашался каждый член труппы, хотя вытянуть это и будет трудновато, но игра стоила свеч.

Кийохару всегда делал упор на новую и оригинальную постановку. Он полагал, что текст пьесы можно изменять с учетом особенностей зрительного зала, а значит, и мизансцены тоже. Постановки многих трупп после десятка спектаклей бледнеют, игра становится стереотипной. Особенностью «Каирин Мару» было то, что этот театр стремился избежать этой ловушки. Главным для Кийохару была постоянная погоня за обновлением. И все же театральное дело — дело рискованное. Пока спектакль не состоялся, никогда не скажешь, как все сложится. Кийохару и актеры одновременно с тревогой и надеждой ждали начала представления. Согласно их плану, если все пройдет успешно, им откроется дорога в зал «Кинокунья». Напротив, если спектакль пройдет плохо, их общая цель на некоторое время останется недостижимой.

2

Третий этаж здания находился как раз на высоте проходящего мимо хайвея. В часы пик здание вибрировало. Шум от проносящихся машин пронизывал все здание и был слышен в зале, но не настолько, чтобы отвлечь внимание публики от спектакля.

Как режиссер, Кийохару всегда во время спектакля находился в зале. Ему важно было видеть сцену именно отсюда. Он запоминал все недочеты игры актеров и немилосердно ставил им на вид, как только занавес опускался. Актеры должны были заново переосмыслить свою игру и внести в нее уточнение к следующему вечеру. Таким образом, их спектакли видоизменялись каждый раз, от одного представления к другому, до завершающего показа. Спектакль, который доводили до совершенства в течение двух месяцев репетиций, после первого же публичного представления часто модифицировался до неузнаваемости. Это была манера Кийохару — наблюдать за спектаклем из зала и заново его оценивать.

Быстро окинув взглядом зал перед премьерой, Кийохару заметил, что пустых мест нет. Пол дискотеки был плоским, и пришлось надстраивать ярусы, что потребовало немалых усилий. Однако все-труды и затраты окупились с избытком, когда зал под завязку заполнился публикой. Если так пойдет и дальше, желанные две тысячи зрителей обеспечены. Кийохару издал долгий вздох облегчения.

На сцене зазвонил телефон. Молодая женщина (ее играла Норико Кикухи) потянулась, чтобы взять трубку. На ней было обычное платье, голова обмотана шарфом — в прежние дни, когда она танцевала в дискотеке, она ни за что не позволила бы себе так одеться. Прежде чем он взяла трубку, она услышала из-за спины мужской голос и обернулась. В это мгновение Кийохару заметил нечто, чего на репетициях не случалось: Норико и ее партнер как будто отвлеклись от роли. Норико поднесла руку к щеке и посмотрела в некую точку на потолке. Актер тоже стал смотреть на эту точку. Потрясенный Кийохару чуть не вскочил со своего места. С потолка падала вода. Капли попали на щеку Норико. Именно это и отвлекло актеров от роли.

Юхи Камийа сидел как оплеванный в будке звукорежиссера. Этот актер выразил несогласие с Кийохару и был заменен в последнюю минуту.

Он все еще переживал, что его отстранили от роли и определили по другой части. Но он сам пошел на это, добровольно отказавшись от роли. Его заменили молодым актером, который был его дублером. Конечно, все и раньше к тому шло — этот конфликт только укорил дело. Настоящую причину знали все в труппе. Произошедшее с Камийа стало просто последним подтверждением — с деспотичным режиссером лучше не спорить, если хочешь остаться при своих ролях.

Репетировать два месяца только затем, чтобы твои усилия оказались тщетны — худшее, что может случиться с актером. Если ты не занят на сцене, то выполняешь подсобные работы, у тебя нет процента от реализации билетов и ты получаешь вместо этого твердое жалованье — правда, небольшое. Камийа утешал себя тем, что, потеряв роль, он выиграл в деньгах, и пытался не зацикливаться на ситуации. Но сидение в этой будке в качестве прислуги вконец его достало.

Камийа сонно высунулся из будки, находившейся за спиной у зрителей. Будка располагалась выше голов зрителей, поскольку, чтобы вовремя выдавать звуковые эффекты, необходимо было наблюдать за сценой и залом. Поэтому он хорошо видел сейчас спину Кийохару. Режиссер был ростом метр восемьдесят сантиметров с лишним, и у него была широкая грудь борца; длинные осветленные волосы были уложены в узел на затылке. Даже при тусклом освещении Камийа мгновенно узнал Кийохару. При взгляде на этого человека в глазах Камийа вспыхнула ненависть — ненависть к тому, кто лишил его роли, кто подверг его унижению. И все же Камийа не мог освободиться от чар этого человека.

То, что ощущал Камийа в отношении Кийохару, было смесью ненависти и восхищения. Если бы ему хватило смелости отрицать режиссерский талант Кийохару, Камийя покинул бы труппу много лет назад. Терпеть властное и бесчеловечное поведение Кийохару теперь уже не было сил. Камийа оставался с ним, потому что от того исходило почти физически осязаемое ощущение таланта.

Юхи присоединился к труппе пять лет назад, вскоре после того, как она сложилась. Все нынешние члены труппы признавали его ведущим актером. Если бы он покинул их и присоединился к какому-то другому коллективу, ему пришлось бы начинать сначала, с более низкого уровня. Тем более ему не хотелось уходить из труппы, когда перед ним замаячила перспектива выступить в зале «Кинокуния». Может, Кийохару и наорал на него, и отнял у него роль, но Камийа мало что мог в этой ситуации поделать — только с ухмылкой сносить выволочку. Но все это не умоляло его обиды: с каждым часом она все больше росла.

В соответствии с инструкцией звукорежиссера, сидевшего рядом с ним, Камийа нажал кнопку. Телефон на сцене зазвонил. Норико потянулась к трубке. Ей удалось выразить мимикой и жестами смесь отчаяния и надежды, как полагалось по роли. Камийа восхищался тонкими нюансами ее сценических движений. Она была миниатюрной женщиной, худощавой, с кокетливым выражением лица. Костюм, который она носила в этом спектакле, скрывал контуры ее фигуры, но прежде ей приходилось играть другие роли, в которых она показывалась на сцене полуобнаженной, демонстрируя публике свое великолепное телосложение.

Камийа не мог себе представить, что из Норико получится такая успешная актриса, хотя он сыграл свою роль в том, что ее приняли в «Каирин Мару». Именно он, встретив ее в «Мефистофеле», познакомил ее с Кийохару. Когда «Мефистофель» закрылся, Норико оказалась без работы; видя ее отчаянное положение, Камийа между делом посоветовал ей попытать счастья в их труппе. Это приглашение в его устах было обычной уловкой, которой он приманивал понравившихся ему девушек. Едва ли он воображал, что через два года она станет ведущей актрисой их труппы. Сейчас он относился к ней со смешанным чувством, потому что она знала себе цену и самоутверждалась в труппе благодаря ему. Было время, когда Камийа казалось, что он влюбляется в Норико. Он оставил эти глупости, когда до него дошло, что Кийохару и Норико связывают не совсем платонические отношения.

Кийохару не был беспристрастен к участникам труппы. Некоторые играли так себе, а он не говорил ни слова, другим после отличных спектаклей он устраивал выволочку. Кийохару был сам себе закон, и никто не мог постичь критериев, по которым он оценивал работу актеров и раздавал похвалы. Очевидно, что это был не просто фаворитизм. Но к Норико отношение было своеобразным. Во время репетиций он особо ее выделял. Это не значит, что он был с ней мягче. Он, напротив, был наиболее груб.

Хотя словесные выволочки актерам случались постоянно, обходилось в основном без рукоприкладства. Однако было время, когда Норико становилась жертвой самых диких припадков его ярости. Он вопил на нее: «Мать твою, ты что такое творишь? Ты не актриса и никогда ей не станешь! Иди-ка и работай по прежней профессии и не рыпайся! Ничего хорошего тебе не светит! Сколько раз надо говорить? Иди и танцуй себе стриптиз, шлюшка, только на это ты и годна! Забудь навсегда — не будет тебе никакой роли!»

Не ограничиваясь оскорбительными словами, он бросался к ней, сбивал ее с ног и бил по лицу. Она падала на пол, проливала слезинку-другую, но никогда не плакала в голос. Ясными глазами глядя на него, она исправляла что-то в сцене, меняла какие-то нюансы, а он снова кричал, что все это никуда не годится и опять избивал ее... Он обращался с ней так сурово, что другим смотреть было больно. До Камийа все доходило медленно, но даже он понял природу их отношений, когда шесть месяцев подряд наблюдал за этими сценами. Так не могло бы продолжаться, если бы их не связывали плотские узы и сильные узы взаимного доверия. Такое положение вещей было свидетельством крепости союза — одновременно и физического, и духовного.

Были и другие доказательства Как только репетиция заканчивалась, они начинали добродушно болтать друг с другом — воплощенные мир и согласие. Женщина, которую Кийохару несколько минут назад прилюдно избивал, заливалась радостным смехом, слыша его замечания, и ловила каждое слово, когда он начинал излагать свои театральные теории. Окружающие знали, что за этим стоит. Это безгласно подразумевалось и не обсуждалось вслух. Никто в труппе не сплетничал о Кийохару и Норико — все понимали и принимали их особые отношения.

Кийохару долго школил Норико для сегодняшнего спектакля. И сейчас она показывала публике результат... Однако от взгляда Камийа не ускользнуло, что внезапно Норико застыла на месте. Из будки потолок над сценой виден не был. И все же по жестам Норико Камийа понял, что происходит. Он понял, что с потолка сочится вода, и несколько капель упали Норико на щеку.

3

Камийа сразу заметил, как массивная фигура Кийохару поднялась со своего места. Кийохару украдкой бросил взгляд на будку, в которой сидел Камийа. Несмотря на разделявшее их расстояние и стеклянную стенку будки, взгляды их встретились. Кийохару пытался незаметно для публики дать понять Камийа знаками, что что-то не так с потолком над сценой. Уже заметивший проблему Камийа сразу же понял, на что именно пытается Кийохиру намекнуть, указывая вверх. Кивнув, он перевел взгляд на сцену. Там по-прежнему царила растерянность. Камийа теперь был уверен, что правильно истолковал Кийохару.

Поскольку будка находилась ближе всего к следующему этажу, в данных обстоятельствах естественней всего было обратиться именно к Камийа.

«Сходи туда, посмотри, что там у них протекло, и реши вопрос» — вот что означали жесты режиссера.

Каждая минута была на счету. Любой член маленькой театральной труппы должен был быть готов исполнять обязанности осветителя, рабочего сцены — кого угодно. Камийа понимал серьезность ситуации. Последствия протечки в таком месте недооценивать нельзя. По всей сцене, незаметно для публики, идут электрические провода, обеспечивающие освещение в зале. Как только контакты промокнут, произойдет короткое замыкание. Неприятно, если погаснет свет, сорвав спектакль.

Камийа быстро выбежал из будки, но лишь для того, чтобы остановиться немедленно у выхода. Он понятия не имел, как выбраться на следующий этаж. Они попали в этот дом два дня назад, чтобы установить декорации, места для публики, осветительную и акустическую аппаратуру. Хотя Камийа участвовал во всех этих операциях, необходимости подниматься на следующий этаж у него еще не возникало. Он даже не знал, где находится ведущая туда лестница. Ближайшая дверь выходила на улицу и на пожарную лестницу. Камийа открыл тяжелую железную дверь и оказался на одной из лестничных площадок. Как только он открыл дверь, он ощутил доносяшиеся с хайвея порывы ветра. Как будто он попал в другое измерение. Между восьмью-девятью часами вечера движение на шоссе замедлялось, почти останавливалось — и вдруг пробка мгновенно рассасывалась, и машины мчались неудержимым потоком. Камийа поразило, как близко проносятся фары. Казалось, можно дотянуться и потрогать машины. Он опять и опять погружался бы в этот чужой и странный мир, но в его помощи нуждалась труппа.

Мост сверкал всеми огнями радуги над Токийским заливом — скорее светилась Токийская телебашня, чем сам мост. Темные воды под мостом были почти не видны на фоне ярко освещенных берегов, но ветер доносил их запахи.

Камийа карабкался по пожарной лестнице на следующий этаж. Добравшись, он дернул за ручку двери. Она была не заперта и легко поддалась. Слабый свет, льющийся в дверной проем, помог ему нащупать стенки коридора. Для того чтобы двинуться вперед, ему придется опустить дверь — она захлопнется, и тут станет совсем темно. Где-то здесь должен быть выключатель. Пока электричество не вырубилось, он должен действовать. Камийа напрягал глаза, пытаясь рассмотреть хоть пятнышко.

Как только он шевельнулся, дверь за спиной на самом деле захлопнулась, оставив его в полной темноте. Он вытянул руку и пошел вдоль стены, неуверенно делая шаг за шагом. Однако в сердце его не было страха — так был он преисполнен решимости сделать эту работу ради своих товарищей. Не выполняй он такую важную миссию, он не действовал бы, конечно, так безоглядно.

Рука его нащупала что-то на стене — нечто пластмассовое. Убедившись, что это выключатель, Камийа нажал на него. Яркий свет залил коридор.

В конце коридора был вход в помещение, по виду напоминавшее пещеру. Камийа показалось, что он уже бывал здесь. Это чувство дежа-вю объяснилось очень просто, когда он вспомнил, что прежде здесь была дискотека «Мефистофель». Он что-то пробормотал вслух, как будто журя себя самого за глупость, ведь он часто бывал здесь, здесь он и повстречал Норико Кикухи. То, что казалось пещерой, и было собственно помещением диско-бара.

Там же, где сейчас стоял Камийа, прежде была раздевалка Он подошел ко входу и повернул еще один выключатель. Внутри помещения дискотеки зажегся свет. Сцена, представшая глазам Камийа, трудно поддавалась описанию — интерьер космического корабля, или в самом деле пещера, или станция метро конца XIX века... На стенах какие-то выпуклости из кусочков зеркал, сверкающих как бриллианты. Этот безвкусный интерьер тогда, два года назад, выглядел так фантастично в разноцветном освещении. При белых лампах дневного света он выглядел просто нелепо.

С потолка, немного вогнутого, свисал зеркальный шар. Сиденья вдоль стен были в пыли. Маленькая танцевальная площадка, чуть возвышавшаяся в середине, была той же формы, что и зал, который сейчас был совершенно пуст. Он мысленно представил, как здесь, на этом подиуме, танцует Норико, как ее полуобнаженное тело ритмично двигается в такт музыке. Норико никогда не приходила сюда с друзьями. Она танцевала для себя самой. Он думал о том, какой она была тогда и как она танцевала здесь перед ним.

Камийа покачал головой, обрывая ход своих мыслей. Не время для сантиментов. Он напомнил себе, что пришел сюда выяснить, откуда льется вода прямо на голову Норико. Если не решить эту проблему немедленно, страшно сказать, какой хаос может начаться. Единственные места на этом этаже, откуда может капать вода, — это кухня и туалеты. Камийа в уме нарисовал для себя план этого и нижнего этажей, чтобы представить в уме, что находится непосредственно над сценой. Он помнил, что туалеты были напротив танцевальной площадки. То есть прямо над сценой.

Он наскоро осмотрел то место, где была кухня. Убедившись, что здесь ничего не течет, он бросился в туалеты. Коридор, ведущий к ним, был покрыт плюшевым ковром, в то время как в других местах на полу было плотное покрытие для танцев.

Камийа еще раньше, чем открыл дверь, подозревал, что источником неприятностей является туалет — он слышал, как где-то там шумит вода. Взявшись за ручку, он увидел, что вода сочится на ковер. Он был уверен, что весь пол туалета залит водой, и потому не был поражен представшей картиной.

Как и ожидалось, вода слоем в несколько дюймов стояла на полу. На ее поверхности видна была мелкая рябь. Вода натекла из раковины. Рябь на полу была в том месте, откуда вода просачивалась вниз, на четвертый этаж.

Не думая о том, что можно промочить ноги, Камийа бросился к раковине. Это была, собственно, не раковина для умывания, а глубокая мойка, предназначенная для того, чтобы мыть щетки и швабры.

Камийа склонился над ней, чтобы осмотреть. Кран-букса на смесителе была плохо закреплена, и через зазор сочилась вода. Все бы не беда — вода стекала бы в раковину, и та не успевала бы наполниться. Проблема заключалась в том, что слив раковины был чем-то забит.

Камийа думал о том, как побыстрее уменьшить количество воды, выливающейся из раковины. Он не знал, что эффективнее: сначала закрутить кран-буксу, потом прочистить слив, или наоборот. Он попытался руками закрутить кран-буксу. Ничего не получилось: зазор в результате только увеличился. В конце концов кран-буксу просто сорвало потоком воды.

Блин!

Сейчас перед Камийа была не протечка, а перспектива настоящего потопа. Он попытался заткнуть образовавшееся отверстие, из которого хлестала вода, пальцем, но напор был слишком силен. Струи воды били в щели между его пальцами. Брызги летели на лицо и на стены туалета.

Дьявол!

Камийа осыпал оскорблениями эту чертову кран-буксу, как будто это было какое-то зловредное живое существо. Вода хлестала все сильнее, и Камийа охватывала дрожь с головы до пят от одной только мысли о том, что сейчас происходит на сцене. Больше всего ему хотелось убежать и бросить все на произвол судьбы.

Затыкая одной рукой отверстие, Камийа другой пытался прочистить слив. Это был теперь единственный способ как-то переломить ситуацию — вытащить грязь, которой забит слив. Он засунул туда палец и попытался извлечь содержимое. Длинная прядь осветленных волос зацепилась за палец. Так это были волосы?! Волосы заткнули его и не давали стекать воде. Камийа попытался стряхнуть эту прядь. Но как бы он ни тряс рукой, она не падала. Волосы оплели пальцы и липли к ним — они казались живыми.

Поняв тщетность усилий, Камийа снова засунул палец в слив и продолжил извлекать оттуда волосы. Но сколько бы раз не повторял он эту процедуру, вода в раковине никак не хотела убывать. Он остановился на мгновение, чтобы вновь стряхнуть волосы. При этом он обернулся, посмотрел на пол — и вздрогнул от удивления. Покрыв весь пол, волосы, извлеченные из раковины, извивались в воде, как морские водоросли. Их было столько, что не разглядеть было, какого цвета пол под ними. Поражало не только количество волос, но и их цвет. Масса переплетенных между собой прядей поражала невероятным разнообразием оттенков: черные, желтые, каштановые, рыжие, розовые — все они перепутались между собой, образуя довольно неприятного вида месиво. Эффект был настолько отталкивающим, что Камийа старался не касаться волос ногами, приплясывая то на одной ноге, то на другой.

В конце концов он примостился на краю раковины, хотя при этом его штаны промокли. Сидя так, он продолжал прочищать раковину. Он не мог понять, как такое количество волос могло оказаться в раковине для мытья швабр, щеток и тому подобного инвентаря для уборки помещения. Но хотя его воображения не хватало, чтобы представить, как подобное могло произойти, это было, в общем-то, совершенно не важно. Единственное, чего он хотел, — это как-то совладать с ситуацией и спасти положение. Пусть даже он не получил в этот раз роли, Камийа слишком долго был в этом коллективе, чтобы желать ему голодной смерти. Он просто хотел свести к минимуму тот ущерб, который эта протечка может нанести труппе.

Удастся ли? Внезапно он услышал булькающий звук. Вода в середине раковины запузырилась, и там образовалась небольшая воронка. Вода начала просачиваться в нее. Хотя он видел, что кое-чего достиг, он не расслаблялся. Во всяком случае, он удвоил свои усилия. Тоненькой струйки воды было явно недостаточно, чтобы устранить протечку. Сначала надо было добиться, чтобы вода стекала в достаточных количествах, а затем установить на место слетевшую кран-буксу. Только тогда можно будет сказать, что он справился с ситуацией.

Окончательно очистив раковину, он переключил внимание на кран-буксу. Сначала он замер, решая, как сделать это получше. Напор воды был слишком силен, чтобы ему удалось как следует закрыть отверстие. Ему пришло в голову, что самое правильное — вставить кран-буксу в отверстие и вогнать ее поглубже проволокой или чем-то в этом роде.

Камийа окинул взглядом уборную в поисках проволоки или чего-либо подобного, и обнаружил, что это женская уборная. До сих пор он не замечал, что здесь нет писсуаров. Ему редко приходилось бывать в женских туалетах, но сейчас не было времени для праздных фантазий. Он открыл дверцу находившегося слева от него хозяйственного шкафчика. На полке он нашел запас туалетной бумаги, а внизу, на полу, несколько швабр и мусорных ведер. Он искал чего-нибудь вроде куска веревки, достаточно крепкой, чтобы удержать кран-буксу на месте. Согнувшись, он шарил по шкафчику в надежде найти хоть один обрывок. Рядом с мусорной корзиной он обнаружил свернутую в кольцо зеленую трубку, которая использовалась как шланг. Сперва он решил, что она слишком толстая и неудобная, чтобы удержать кран-буксу.

Но когда Камийа взялся за трубку, она оказалась эластичнее, чем он думал. Он заключил, что, может, и это сгодится, и достал трубку из шкафчика.

Кран-буксу унесло водой на дно раковины. Он выловил ее оттуда. Она напоминала отрезанную голову дракона с открытой пастью. Он вогнал ее в отверстие, из которого хлестала вода, и несколько раз обмотал резиновой трубкой, завязав тугим узлом. Убедившись, что кран-букса прочно сидит в отверстии, он стал заталкивать ее поглубже. Напор воды начал ослабевать. Больше ни капли не просачивалось ниоткуда. Поток иссяк.

Камийа издал глубокий вздох облегчения. Хотя это едва ли можно было назвать творческим достижением, он испытывал чувство выполненного долга.

Если бы это был спектакль... Он подумал о том, как он мог бы выразить свое удовлетворение на сцене. Прыгать от радости — это было бы глупо и банально. Но и просто улыбнуться он бы не смог. Если бы он посмотрел сейчас на себя в зеркало, то увидел бы мужское лицо без всякого выражения. Если на то пошло, он все еще в совершенном изнеможении.

В сущности, ему просто необходимо было отыскать зеркало, чтобы понять, как его внутреннее состояние отразилось на его лице. Он, как актер, должен знать, каково естественное выражение человеческого лица в таких ситуациях!

Двумя швабрами убрав воду с пола, Камийа расчистил себе дорогу к зеркалу. Он посмотрелся в него, и холодок прошел по спине. Он сам не мог сначала сказать, что именно вызвало такую реакцию. Это было на уровне не столько разума, сколько чувств, которые говорили ему, что здесь происходит нечто сверхъестественное. Никого не могло быть здесь, в помещении, где когда-то был диско-бар, уже два года как закрытый. И все же здесь чувствовалось какое-то не до конца осмысленное колдовство.

Он удивился тому, что сам не замечал этого прежде. Конечно, его голова была настолько занята насущной проблемой, что он, видя, не замечал этого. Но как только он закончил заниматься протечкой, это само собой всплыло на поверхность.

В зеркале он увидел двери пяти туалетных кабинок. Две слева и две справа были открыты. Дверь кабинки посередине была заперта Но дверь кабинки запирается изнутри, и кабинка может быть закрыта, только если она занята.

Другими словами...

Камийа обернулся и бросил долгий взгляд на закрытую кабинку. Казалось невероятным, что там кто-то есть.

Свет был повсюду выключен, когда Камийа вошел в помещение. В туалетах тоже была полная темнота. Камийа пришлось зажигать свет.

Ну и что же теперь делать? Он не хотел быть вовлеченным в какую-то необычную историю. Он уже сделал здесь все, что должен был. Он дважды слышал голос, приказывавший ему возвращаться на свой пост. И все же любопытство брало верх, и он не мог ему сопротивляться. В конце концов, любознательность для актера — свойство в высшей степени желательное. Разве Кийохару всегда не твердил им это?

Камийа подошел поближе и ткнул в дверь ручкой швабры.

Дверь не поддалась.

Тогда он толкнул дверь рукой. Она была заперта изнутри.

Он собрался спросить, есть ли там кто, но одумался. Это был бы глупый вопрос, а если кто-то в самом деле откликнется, его же удар хватит от ужаса.

Решив обуздать свое любопытство, Камийа начал понемногу отступать прочь от двери. Он говорил себе, что самое время возвращаться в звукорежиссерскую будку.

Всякий раз, когда он делал шаг, пряди волос, которые он вынул из раковины, поднимаясь с пола, оплетали ноги, взбираясь по бедрам. Он до сих пор не замечал, что вода, которая запрудила туалет текла. Она лилась под дверь закрытой кабинки — и оттуда куда-то еще, в неизвестность.

Из кабинки раздался шум спускаемой воды. И при этом звуке вся вода, еще остававшаяся на полу, убежала в эту кабинку, журча за запертой дверью.

Камийа замер, его тело напряглось с головы до пят. Кто бы ни был тот, в кабинке, он закончил свои дела Камийа услышал металлический звук: это звякнула защелка, и дверь начала открываться. В проеме показалось что-то извивающееся — какое-то неопределенное, бесформенное, змеящееся черное существо.

Напряженная тишина... Резкий крик вернул сознание Камийа к реальности. Он был настолько погружен в свою игру, что не понимал, почему все до единого взгляды публики направлены на него. Он дышал своей атмосферой — атмосферой собственного спектакля.

4

Через месяц после того, как труппа «Каирин Мару» выпустила «Акварели» — свой тринадцатый спектакль, рецензии на него появились во всех ведущих театральных обозрениях. В целом они были хвалебные, но некоторые критики жаловались на слишком сложную структуру пьесы.

Вот отрывки из нескольких наиболее значимых.

Из ноябрьского номера «Ежемесячного театрального путеводителя»:

Я все еще не могу с уверенностью сказать, в какой мере это было сознательным ходом режиссера Кенцо Кийохару — ввести в спектакль как его составную часть здание, в котором он ставится. Я все еще поражен уникальной техникой, которая позволила ему превратить все помещение в театральную сцену.

Главный герой пьесы — конечно же, вода, хотя как раз в этом оригинального мало. Сам режиссер должен, видимо, признать, что он просто вынужден был ввести воду в спектакль, отдавая дань уникальной конструкции здания, известного в свое время как дискотека «Мефистофель».

При всем том, это великолепно задумано. Спектакль проходит одновременно на третьем, четвертом и пятом этажах, причем вода стекает сверху вниз, создавая для спектакля уникальный вертикальный стержень. Вероятно, непросто было небольшой труппе собрать на сцене такое количество воды, особенно если учесть, что воде этой, по соображениям технического характера, должен быть обеспечен полный и стопроцентный сток. Но это отличительная черта Кенцо Кийохару — принимать на себя такой вызов, ставить себе на первый взгляд невыполнимые условия.

Кульминация пьесы — перформанс Камийа, который в одиночку ведет битву, пытаясь совладать с протечкой. Как пример моноспектакля, его перформанс содержит потрясающие моменты. И все же непонятно, зачем он был выдержан в стиле ужастиков. В этом отношении сцена Камийа скорее озадачивает...

Из октябрьского номера «Сценической галереи»:

Идея использовать свойства сцены сама по себе не нова. Разумеется, многие, если не все, независимые труппы могут воспользоваться подобным приемом. И все же идея, использованная Кенцо Кийохару, более сложна. Дискотека, известная как «Мефистофель», была расположена на трех этажах, предназначенных для клиентов с различными вкусами. Каждый этаж имел особый стиль, привычный для постоянных посетителей. Кийохару ставит одновременно три спектакля на трех этажах — третьем, четвертом и пятом. Объединяет три этажа один посредник — вода. Вода течет сверху вниз под воздействием силы тяжести. Даже в бетонном здании, она находит свой путь, просачиваясь через тончайшую щель. Умелое использование воды в этом спектакле связывает три этажа одной цепочкой.

То, что характеризует Кийохару не только как режиссера, но и как умелого бизнесмена, — это что цена билета зависит от этажа. У тех, кто посмотрел спектакль на третьем этаже, разыгрывается аппетит, и они хотят подняться на четвертый, а это подстегивает их посмотреть спектакль на пятом. Таким образом, чтобы понять, что случилось с человеком, появляющимся из залитого водой туалета, приходится купить билет на пятый этаж. Вот и получается, что каждый зритель вынужден посещать спектакль три раза подряд.

Из зимнего выпуска ежеквартального журнала «Театральное искусство»:

Одна сцена почти превращена в бассейн, и вода брызжет и льется во все стороны. Осушать ее потом — это наверняка сопряжено с большими трудностями. И все же результат стоит затраченных усилий. Я нахожу сцену с крашеными волосами, плавающими в воде, великолепной. Эффектное освещение придает их трепещущей плоти оттенок подлинно красочный и волшебный.

Разноцветные волосы символизируют девушек, которые когда-то здесь танцевали. Хотя волосы знаменуют собой переход к сцене групповых танцев, нельзя не заметить, что публике не вполне дают понять, что, собственно, происходит. Спектакль, идущий на четвертом этаже — это явно недостаточное объяснение. А впрочем, изумительный контраст между тихим течением воды и мощными волнами танца отметает всякую нужду в объяснении. Если цель этого спектакля — просто-напросто красота, мы признаем, что задача выполнена. Отметая все теории, я нахожу красоту в самой ненормальности этого мира.