Книга вторая Оборотень

Легенда об Одном Боге

Гигант в серых одеждах сидел в каменных чертогах за пределами мира.

Гигант был благороден, и последователи его носили пурпурные одеяния, они вознеслись над другими людьми, чтобы править ими.

Гигант был жесток и развязывал войны против своих врагов, и последователи его носили красное, были горды и никогда не сомневались, выполняя свой долг.

Гигант проявлял сострадание, и последователи его носили белое, исцеляли страждущих и проповедовали мир.

Гигант стремился к знаниям, и последователи его носили синее и посвящали всю жизнь изучению мира и того, что было вне его.

Гигант стал скромным и подавал нуждающимся, и его последователи носили коричневое, признавая свое несовершенство.

Гигант жаждал богатства и стал алчным — и последователи его носили золотое, прибирая к рукам все, что только можно.

И в самом конце Гигант познал смерть, и его последователи надели черное.

Но сам Гигант оставался серым.

Пролог

Девочка родилась в каресианском городе Тракка. Самые ранние воспоминания, которые у нее сохранились, были о высоких башнях, пыльных улицах и пустынных барханах. Она помнила злобу и ненависть, но не любовь. Если у девочки когда-то и были родители, память о них стерлись. Оставшиеся же в памяти лица принадлежали другим уличным детям и преступникам, хотя и о них воспоминания стали очень далекими. Не было даже имен — она помнила только, что ею пользовались какие-то отвратительные мужчины и что ей завидовали другие девочки.

К четырнадцати годам она стала черствой и бессердечной. Она знала, как держать нож и куда его втыкать. Знала, как и кому лгать. Как воровать и, что еще важнее, — как при этом не попасться. Она видела, как дети умирают на улицах Тракки, привыкла к миру, который принадлежал только богачам. Острый ум помогал ей жить, и она твердо решила выжить. Если Каресия использовала людей до той степени, пока им уже нечего было ей дать, то девочка сама собиралась стать тем, кто использует других, а не жертвой.

Она постаралась не попасть ни в гаремы, ни в бордели, предпочитая одиночество во время жизни на дне общества Тракки. Она жертвовала деньгами и защитой, которые могли бы предоставить преступники, но никогда не жертвовала своей свободой. Если ее использовали, то на ее же условиях. Она добивалась своего где-то взяткой, а где-то — соблазнительной улыбкой. Она отличалась умом и знала, когда стоит драться, когда — сбежать, а когда — манипулировать другими. Она жила на нижнем ярусе заброшенной башни визиря, ела только то, что смогла украсть, и носила одежду тех, кого убила.

Ее звали Анасаара Валез, и ей было уготовано нечто большее, чем улицы Тракки.

На ее восемнадцатый день рождения в город прибыла процессия. Девушка смотрела на нее из своего изолированного укрытия, заложенного камнями, которые легко было сдвинуть. Об этой процессии объявляли уже давно, и гостей сопровождали две сотни Черных воинов. Семьи богатых торговцев и визирей наблюдали за ними с балконов, а каресианцы всех мастей заполонили улицы, чтобы отдать дань уважения матери-настоятельнице Орон Каа, пожилой женщине, высокой и худой, с резкими чертами лица и пронзительным взглядом. За ней шла вереница юных девушек, собранных из всех городов Каресии. Девушек выбирали для того, чтобы из них образовать высшее духовенство Джаа. Их будут испытывать и мучить, пока не останутся только семь из них. Каждая семья Тракки надеялась, что именно их дочь изберут в колдуньи, и многие швыряли монеты и дорогие подарки перед процессией, чтобы заслужить милость настоятельницы.

Монахини медленно обходили город. На каждом перекрестке мать настоятельница останавливалась и глубоко втягивала в себя воздух, будто что-то искала. Каждый раз, когда она проходила мимо лачуги Анасаары, процессия задерживалась на несколько секунд. Стоящие рядом торговцы грубо выпихивали вперед своих дочерей, надеясь, что мать их заметит. После третьего круга по Тракке на лице настоятельницы появилась улыбка — зубастый оскал без тени радости.

— Подойди ко мне, дитя, — сказала она в пространство.

Анасаара почувствовала, что должна подчиниться. Она убрала камни, закрывающие вход в ее убежище, и подошла к процессии. Сотни глаз рассматривали ее, и Черные воины расступились, пропуская ее к пожилой матери-настоятельнице.

— Знаешь ли ты, кто я такая? — спросила та.

Анасаара ничего не ответила.

— Ты можешь говорить?

Девушка снова промолчала.

— А ты упряма, девочка. Но мы в тебе это исправим.

Анасаара огляделась по сторонам. Сердитые торговцы возвращались в свои дома, раздосадованные тем, что выбрали не их дочерей.

Девушка же не удивилась. Она знала, что она избранная, задолго до того, как появилась процессия.

— Ты пойдешь с нами в Орон Каа, — сказала мать. — Теперь твоя жизнь принадлежит мне.


Все изменилось. За девушкой ухаживали и хорошо кормили. Путешествие на юг было долгим, но комфортным, они ехали в носилках, которые несли десятки мускулистых рабов. Избранницам не рассказывали об их новой жизни или о зловещей старухе, сопровождавшей их, но все девочки были счастливы. Все снова изменилось, когда они добрались до Орон Каа.

Каменный монастырь возвышался над Берегом Заката, едва не касаясь облаков. Сияющие пески Дальней Каресии искажали здание, заставляя его расплываться в душном воздухе. Затем начались пытки.

Девушка помнила боль и вопросы. Каждый новый день приносил все новую боль и новые вопросы. Мать-настоятельница не ждала ответов, она просто спрашивала. Девушка сохраняла упрямство, намереваясь в любом случае выжить. Она видела, как с других девушек заживо сдирали кожу и бросали их в Высохшее море на съедение акулам. Она видела, как с нее самой сдирали кожу — и она исцелялась, снова сдирали — и она исцелялась вновь. Снова и снова она проходила через пытки, но оставалась невредимой. Каждая новая пытка несла с собой больше боли и больше вопросов.

— Кто ты?

— Чего ты боишься?

— Что такое боль?

Ее тело ломалось сотни раз, но ни разу не был сломлен разум. Проходило время — и девушка поняла, что она не стареет. Черные воины, охранявшие их, старели и умирали, но девушкам всегда было восемнадцать. Время не имело значения. Все, что чувствовала Анасаара, — боль, до тех пор пока у нее не осталось ничего, кроме боли.

— Кто ты?

— Никто.

— Чего ты боишься?

— Ничего, кроме Джаа.

— Что такое боль?

Последний вопрос ей задавали тысячи раз, но она не знала ответа. Лица девушек начали меняться, пока все оставшиеся послушницы не стали выглядеть одинаково. Они были прекрасны, с роскошными фигурами и завораживающими глазами. Даже их голоса стали похожи. Мать-настоятельница уделяла особое внимание Анасааре, выделяя ее из остальных девушек, и лично проводила ее пытки. Она тоже не старела, оставаясь все такой же пожилой женщиной с заостренными чертами лица, хотя уже третье поколение их стражи умерло от старости.

Анасаара сжилась со своей болью. Боль заполнила весь ее мир. Сотни лет все ее чувства были заполнены болью, пока наконец она не перестала ее ощущать.

— Кто ты?

— Я одна из Семи Сестер.

— Чего ты боишься?

— Ничего, кроме Джаа.

— Что такое боль?

Она чуть помедлила, больше не сомневаясь в ответе.

— Боль — моя слуга. Я ее госпожа.

И опять ее жизнь изменилась. Пытки прекратились, и ей позволили одеться и принять ванну. Впервые за много столетий она поела и поняла, что еда не приносит удовольствия. Она говорила с другими девушками и запомнила их имена, но их компания была не более чем развлечением. Она возглавит их и никогда не будет с ними близка.

Пока ее сестры получали татуировки, Анасаара познавала мир. Она читала книги, изучала карты и впитывала знания о людях и богах. За варварскими землями Рованоко следил орден боевых жрецов, а земли под владычеством Одного Бога патрулировали армии священников. В противоположность им Джаа давал свою силу только семи своим последователям, наделяя каждого из них великой силой и доверяя их качеству, а не количеству.

Когда она покинула Орон Каа, Анасаара Валез была уже мертва. Осталась только Саара Госпожа Боли.

Часть первая

Глава первая Леди Бронвин из Канарна в городе Южный Страж

На землях Алого Отряда раскинулись прекрасные зеленые пастбища и буйные леса. На севере находился Лунный Лес, волшебное место, где фермеры молились духам земли и камня, которыми их одарил Рованоко. На востоке возвышался Насест Бритага — священный горный хребет, где предположительно обитал ворон Ледяного Гиганта, наблюдая за землями раненов.

Бронвин знала об этих местах, отец рассказывал ей сказки о рощах и оврагах, где Орден Молота услышал голос своего бога, но после стольких месяцев на Свободных Землях она начала перенимать скептицизм брата. Алый Отряд и его капитан, Йохан Длинная Тень, были стойкими воинами. Не сказать, что они совсем не привечали у себя чужаков, но Бронвин они все равно воспринимали как избалованную леди из народа ро. Она пыталась завязать с ними дружбу, рассказывала истории о своей юности в Канарне и старалась блеснуть недюжинными познаниями о жизни народа раненов. Однако этого оказалось недостаточно, и, несмотря на все усилия, Бронвин приходилось большую часть времени проводить с Аль-Хасимом, несносным негодяем-каресианцем, и уцелевшими воинами из Отряда Призраков.

Несколько недель они пробыли в Южном Страже, и, казалось, уже целая вечность прошла с тех пор, как они жили на руинах Ро Хейла или спали под открытым небом, когда убегали от Красных рыцарей. Бронвин выделили комнату в высоком деревянном доме с видом на западные укрепления. Крепость, или город, как любили называть его ранены, была плотно застроенным кольцом деревянных домов и уютных двориков, с постоянным запахом железа и дыма из сотен кузниц и печей. В Южном Страже жили несколько тысяч мужчин, женщин и детей. Сам город был меньше, чем ее родной Ро Канарн, но в нем с легкостью разместились около пятисот беженцев Отряда Призраков, и теперь их голубые плащи постоянно мелькали на улицах между алыми гербами Южного Стража.

— Еще рано, Бронвин, можно дальше спать. — Голос раздался из одеял рядом с ней, и она толкнула локтем лежащего под ними человека, чтобы он не мешал ей думать.

— Ранены, похоже, всегда просыпаются с рассветом, — ответила она, поплотнее обернув плечи одеялом.

Бронвин посмотрела на лежащего рядом Аль-Хасима и задумалась, что бы сказал ее брат, если бы узнал о ее решении принять ухаживания приятеля. Они начали согревать друг друга во время путешествия на восток. Бронвин с недавних пор приобрела фаталистический взгляд на мир, и ей казалось, что настолько неподходящий любовник соответствует ее новому мировоззрению.

— Каменный Пес постучит в двери, когда настанет время вставать, — пробормотал Хасим, уткнувшись лицом в подушку.

Она снова пихнула его локтем.

— Заткнись. Я думаю.

— О чем? — промурлыкал Хасим и повернулся к ней, подперев голову рукой. — Как я невероятно привлекателен?

В его глазах появился хищный блеск.

Бронвин не улыбнулась и не выказала никаких признаков игривого настроения. Затем резко склонилась к нему и грубо поцеловала, прикусив ему нижнюю губу, а потом отстранилась.

— Дерзкая сучка, — произнес Аль-Хасим. Коснувшись капли крови, выступившей на губе, он потянул Бронвин вниз, укладывая на простую деревянную кровать. — И все равно сейчас слишком рано для того, чтобы вставать.

Бронвин не улыбнулась. Она впилась ногтями в его спину и притянула к себе для очередного поцелуя. Аль-Хасим знал, его работа — развлекать злую, тоскующую по дому аристократку.

— Просто заткнись, — прорычала она, обхватывая его ногами, устраиваясь на постели.

— Я для вас всего лишь кусок мяса, миледи, — произнес он, специально усилив свой певучий каресианский акцент, и отстранился от нее. — Как думаешь — Бром знает, насколько необузданной соблазнительницей ты стала?

— Не думаю, что его это волнует, — солгала она. — Ему хватает забот с доккальфарами.

Хасим ухмыльнулся и склонился к ней, чтобы игриво куснуть за шею. Стук в дверь заставил их вздрогнуть от неожиданности.

— Просыпайтесь, дамы, — крикнул Мика Каменный Пес из-за дверей спальни. — Коричневый священник из Канарна хочет с вами поговорить.

Бронвин не сразу отпустила Хасима, на мгновение крепче сжав его бедрами, затем закатила ему звонкую пощечину и улыбнулась.

— Успокойся, каресианец, у нас еще есть дела, — тихо простонала она, крепче прижимаясь к нему всем телом.

В дверь постучали снова.

— Подъем. Потрахаетесь позже. Я слышал, в сутках много часов. — Ехидство и сарказм у Каменного Пса по утрам работали в полную силу. — Постарайтесь не утвердить всех остальных в их мнении насчет каресианцев и ро.

Все игривое настроение мигом испарилось. Бронвин широко зевнула, а Хасим сел, устало потирая глаза. Когда они поспешно встали с постели, солнце уже заглядывало в комнату сквозь щели в ставнях, а воздух начал быстро нагреваться.

— Как думаешь, кого они больше ненавидят — каресианцев или ро? — спросила Бронвин, натягивая простое домотканое платье.

— Я же не аристократ, милая, — ответил Хасим, — я всего лишь чужеземец. А ты заносчивая ро.

— Видимо, так и есть, — сухо ответила она. Ситуация не казалась ей забавной.

Каменный Пес еще раз устало постучал в дверь.

— В первую очередь — сегодня собрание, и брат Ланри хочет убедиться, что вы не попадете впросак, когда вас попросят высказаться.

Бронвин и Хасим обменялись встревоженными взглядами. Им говорили, что собрания следует ожидать, однако новость все равно их испугала. Капитан Хоррок из Отряда Призраков подал прошение о том, чтобы поднять все Свободные Отряды и объявить войну захватчикам — Красным рыцарям. Йохан Длинная Тень с ним согласился, но у раненов было принято давать слово всем участвующим сторонам.

Не все обрадовались такому решению, но Хоррок был уверен, они замолкнут, как только армия рыцарей покажется на горизонте. Бронвин посоветовала отправить Уильяма из Вереллиана, пленного капитана Красных рыцарей, с условиями мира, но большинство раненов высмеяли ее. Ее выслушали только благодаря уважению, которое она заработала среди воинов Отряда Призраков.


Круглое каменное здание — зал для собраний раненов из Южного Стража — стояло в самом центре города. Со времени их приезда Бронвин видела его каждый день, но только сейчас ей разрешили в него войти. Все ранены относились к собранию с чрезвычайным почтением. Даже беженцы из Отряда Призраков знали о важности Камня Рованоко и решений, принятых на собрании. Любой ранен с хорошей репутацией мог сидеть в холодном каменном зале, и каждый держал в руках небольшой топорик, с помощью которого мог проголосовать. Отец Магнус часто шутил, что политика раненов гораздо более жестока, чем войны народа ро, и решение никогда не вызовет уважения, если в процессе обсуждения не погиб хотя бы один человек.

Бронвин считала немыслимым такой метод управления страной. Даже Аль-Хасиму собрание раненов показалось пугающим, и пока они поднимались по ухабистой грунтовой дороге, которая называлась улицей, он выглядел еще более взволнованным, чем Бронвин. Каменный Пес, как всегда, казался равнодушным и спокойно шел рядом с ними, используя свой устрашающий лохаберский топор вместо трости.

Южный Страж построили на естественной возвышенности, и центральный частокол отдаленно напоминал деревянную крепость, а зал собраний раненов был единственным каменным зданием во внутреннем кольце. Семья Длинной Тени специально строила город с наибольшими возможностями для защиты, и во всех направлениях расходились частоколы и ворота, большая часть которых в настоящее время не охранялась. Бронвин не была военным стратегом, но даже она видела, что, если Алый Отряд захочет, Южный Страж может стать кошмаром для армии вторжения.

Брат Ланри ожидал их за пределами внутренних укреплений, в нескольких улицах от зала собраний. Бромви отправил его на север, чтобы сообщить о смерти Магнуса и об освобождении Канарна от засилья Красных рыцарей. Бронвин нравился старый священник, и, кроме Аль-Хасима, это был самый дружелюбный по отношению к ней человек во всем Южном Страже.

— Самое ясное и свежее раненское утро из всех, которые я видел, — бодро объявил он, когда к нему подошли аристократка из народа ро, воин из народа раненов и каресианский негодяй. — Хоррок сказал, утром будет дождь… хорошо, что сражается он гораздо лучше, чем предсказывает погоду.

— Не могу согласиться, — проворчал Каменный Пес без тени улыбки. — Он уже стар, и колени его подводят.

Ланри виновато усмехнулся.

— Ладно, юный Мика, в остальном этот день, думаю, является хорошим знаком для нашего дела.

— Какого дела? — спросила Бронвин.

— Дело о добре против зла, моя дорогая госпожа, о правде против лжи, — ответил Коричневый священник с искренней улыбкой. — Я так понимаю, наши друзья-ранены этим утром примут решение.

— И они хотят говорить с нами? — спросила Бронвин, позволив чувствам отразиться в словах.

Мика Каменный Пес повернулся к ней.

— Ты была там, Бронвин, ты видела произошедшее в Ро Хейле. Видела армию рыцарей, королевские знамена, ты знаешь, что за этим последует.

— Тогда почему мои слова будут что-то значить? — спросила она, пытаясь избежать разговора. — Там были сотни людей из Отряда Призраков.

Аль-Хасим, который молчал все время, пока они шли к собранию, произнес:

— Но мы чужеземцы. Когда человек не из народа раненов соглашается с решением собрания, это увеличивает важность принятого решения… если, конечно, это не человек ро. Тогда они скорее не обратят внимания на его мнение.

— Не в нашем случае, — сказал Каменный Пес. — Ее брат хочет стать союзником Свободных Отрядов. Это придает определенный вес ее словам.

Брат Ланри поднял руку, вежливо спрашивая разрешения на то, чтобы вмешаться в разговор.

— Но, юный Мика, лорд Бромви — хороший союзник. Лорд Канарна — благородный воин великого духа и чести.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Мика с выражением удивления на лице. Он повернулся к Бронвин и Хасиму. — Нам нужно идти… если брат Ланри уже закончил. — Он вопросительно посмотрел на священника.

— О да, я, несомненно, закончил, — спохватился Ланри, — веди же нас, юный Мика.

Язвительный юный ранен не знал, как реагировать на священника. Он обсуждал с Бронвин свое недоверие к любому человеку Одного Бога. Неважно, как бы часто она ни говорила ему, что Ланри никогда не обидит ни одну живую душу, — Каменный Пес все еще настороженно относился к нему.

Бронвин знала, что Мику выбрали неофициальным посредником между ней и Аль-Хасимом и раненами и что остальные воины Отряда Призраков не особо хотели с ними общаться после того, как попали в Южный Страж. Самый восточный город Свободных Земель построили спустя долгое время после оккупации, и он никогда не был под властью народа ро. Здесь ранены могли быть раненами, полную власть имел Рованоко, а Тор Фунвейр находился бесконечно далеко отсюда.

Спутники вошли за стены внутреннего частокола и достигли здания собраний, Мика указывал им путь. Вблизи оно казалось еще больше, и Бронвин почувствовала робость рядом с Камнем Рованоко. Здание возвышалось на пять или шесть этажей, с каменными галереями, выходящими из центрального этажа, и с большим залом посередине. Туда, похоже, могло поместиться несколько сотен людей, хотя сейчас зал был заполнен лишь частично.

Мика провел их внутрь, и ранены, сидящие перед ними, не издали ни звука. За те сто лет, которые простоял этот зал для собраний, Бронвин стала первой аристократкой ро, посетившей его, и ее прибытие сопровождал только низкий гул ветра. Она вступила на Камень Рованоко и огляделась — в зале она узнавала некоторые лица, но остальные были незнакомые и устрашающие. В центре восседал капитан Хоррок Зеленый Клинок, в пронзительном взгляде голубых глаз, направленном на нее, она видела дружелюбие и поддержку. Рядом с ним сидел Хаффен Краснолицый, воин из отряда Хоррока и его близкий друг. Он несколько раз заступался за Бронвин, когда воины из Алого Отряда ставили под сомнение ее присутствие в Южном Страже.

Самой грозной фигурой на собрании был капитан Йохан Длинная Тень, широкоплечий ранен с татуированной головой. Выцветшие темно-синие рисунки сломанных мечей и топоров на коже черепа придавали воину еще более устрашающий вид, и Бронвин чувствовала себя в его присутствии очень неуютно. Капитану Алого Отряда было около сорока пяти лет, но он все еще оставался уважаемым и мудрым лидером, чье слово было законом в Южном Страже. Он сидел на возвышении, на каменном кресле, лицом к собравшимся раненам, и половина зала принадлежала ему.

— Собрание приветствует леди Бронвин из Канарна, — объявил распорядитель собраний Йохана, низкорослый и крепкий мужчина по имени Матиас Огненный Зуб.

По залу пробежал ропот неодобрения, и Бронвин на секунду ощутила себя в центре внимания, пока Матиас не постучал древком топора по каменному полу, возвращая ее к реальности.

— Привет, — произнесла она со всей возможной скромностью. Эхо в зале собраний придало ее голосу больше силы, чем она намеревалась в него вложить.

— Тебе пока не давали слова, — сквозь зубы пробормотал Каменный Пес.

Бронвин смущенно улыбнулась и уже хотела извиниться, но Аль-Хасим нежно взял ее за руку и повел к нижнему ряду сидений.

Сотни пар глаз провожали леди из Канарна. Она рассеянно отметила, что немногие из раненов чисто выбриты и что в помещении витал запах пота.

— Садись тут и помалкивай, милая, — прошептал Аль-Хасим с нахальной улыбкой. — Помни — у них у всех есть топоры.

Бронвин огляделась и увидела, что каждый присутствующий поднял ручной топорик в качестве приветствия вновь прибывшим. Единственный ранен в Южном Страже, которому было позволено держать два топорика, был Йохан. Он положил оба топора на каменный пол перед своим креслом.

Бронвин и Аль-Хасим заняли отведенные им места, и Матиас во второй раз стукнул топором об пол и произнес ясным, низким голосом:

— Никогда аристократы ро не входили в этот зал. Я напоминаю всем собравшимся лордам, Бронвин из Канарна — гостья Хоррока Зеленого Клинка, и ей будет оказано подобающее уважение.

Несколько человек начали шепотом возмущенно переговариваться. Очевидно, Хоррок потратил много часов, пытаясь уговорить собрание раненов принять аристократку ро. Она также отметила, что у капитана Отряда Призраков не было топора — он уже потратил свой голос на решение вопроса о ее присутствии.

— Милорд Длинная Тень, — продолжил Матиас, — мы выслушаем ваши слова.

Йохан не поднялся с места — для того чтобы его услышали, ему не нужна была лишняя театральность. Он небрежно закинул ногу поперек подлокотника своего каменного кресла.

— Хоррок сказал нам, что люди ро вторглись в Травяное Море, — гортанно прогудел он. — Армия Красных рыцарей с самим королем во главе.

Несколько мужчин ответили на это рычанием, и Бронвин почувствовала великую злость раненских людей.

— Они захватили Ро Хейл и могут добраться сюда в течение месяца, — продолжил Йохан. — Вы все это знаете… и как народ Рованоко, мы не можем позволить Тирису делать на нашей земле все, что ему заблагорассудится.

Он не повышал голоса, оказавшись удивительно неразговорчивым человеком.

— Хоррок, твоя очередь, — с облегчением произнес он, будто необходимые формальности были для него тяжкой обязанностью.

Матиас Огненный Зуб снова стукнул по полу.

— Будет говорить капитан Хоррок Зеленый Клинок.

Капитан Отряда Призраков поднялся со своего места в среднем ряду каменного зала.

— У короля Тириса пять тысяч рыцарей и слуг, вычитая тех, кого мы убили в Ро Хейле, и здесь у нас недостаточно сил, чтобы выстоять против них.

Низкий несогласный ропот поднялся от людей из Южного Стража. Хоррок посмотрел на камень перед ним, вполне осознавая, что ему нечем голосовать, если дела обернутся не так хорошо, но все равно продолжил:

— В Алом Отряде пять тысяч воинов. Еще больше — если собрать все племена Лунного Леса. Но этого недостаточно.

Волна возмущения прокатилась по залу, мужчины начали стучать топорами по камням перед ними, требуя права голоса. Несколько человек заговорили о фьорланцах и о вековых убеждениях, будто северные земли раненов спасут их.

Хаффен Краснолицый, распорядитель собраний Хоррока, побагровел от ярости из-за того, что речь его друга прервали, и тоже стукнул древком топора о камень.

— Пусть говорит. Флот драккаров погиб, а верховный вождь мертв.

Матиас Огненный Зуб усмехнулся, отчего его внушительное брюхо заколыхалось, и возразил:

— Это мои слова, Хаффен. В Южном Страже всего один распорядитель собраний, и он знает свою работу.

Он оглянулся через плечо на Йохана, который кивнул ему.

— Продолжай, Хоррок, если тебе есть что сказать, — произнес распорядитель.

Бронвин хорошо знала капитана Отряда Призраков. Она видела, как он сражался с Уильямом из Вереллиана, как он бился со множеством Красных рыцарей и как он, окровавленный, тяжело дыша, вдохновлял своих людей на крепостной стене Ро Хейла. Но перед собранием раненов старый уставший воин казался скромным и осторожным.

— Нам с ними не сравниться ни в оснащении, ни в умениях, — продолжил он. — У них есть военные машины, которые сровняют с землей половину города еще до того, как у вас появится возможность сражаться.

Послышалось еще больше возмущенных возгласов, на этот раз они звучали громче и агрессивнее, несколько воинов вскочили с мест, изрыгая проклятья на Хоррока, они пытались его унизить и заявляли, что Южный Страж справится с любым врагом даже без помощи Фьорлана. Пронзительные голубые глаза капитана обшаривали зал, а кривая усмешка показывала, что внутри него нарастает ярость. Хаффен выглядел так, будто готов запустить свой топор, когда собрание разделилось на две половины — одна была согласна с Хорроком, другая же упорно отказывалась признать, что Южный Страж не способен самостоятельно защититься от врагов.

— Тишина! — проревел Матиас Огненный Зуб. Распорядитель собраний дважды ударил в пол рукоятью топора и подождал, пока толпа раненов не утихнет. — Мы это уже слышали, и один человек уже погиб, не согласившись с этим мнением. Теперь выслушаем леди Бронвин. У нее нет топора, и ее нельзя убить.

Бронвин оглядела зал и увидела те же взгляды, но сейчас они были налиты кровью. Она посмотрела на Хоррока. Он слабо улыбнулся и кивнул ей, слегка пожав плечами. На другой стороне Йохан Длинная Тень, который молчал во время речи Хоррока, выпрямился в кресле и, похоже, заинтересовался, когда леди Канарна поднялась с места.

— Приветствую вас, господа, — тихо произнесла она, сразу же подумав, что сказала какую-то глупость. — Я говорю от имени Канарна и своего брата, лорда Бромви. — Ранены слушали в молчании, рассматривая Бронвин, словно какую-то диковинку. — Я видела то же, что и капитан Хоррок, и согласна с его словами.

Атмосфера в зале мгновенно изменилась, и на Бронвин посыпались десятки оскорблений по поводу ее пола и расы, все стремились показать, как мало их заботило ее мнение. Мика Каменный Пес и Аль-Хасим поднялись с мест и гневно смотрели на кричащих раненов. Мика поднял топор и прорычал:

— Сильны же вы ругаться, когда женщина говорит вам правду. Выходите наружу — и я научу вас слушать!

С оглушающим ударом топора Матиас утихомирил собрание. Единственным оставшимся звуком был едва слышный смешок Йохана Длинной Тени. Его, очевидно, позабавил вызов Каменного Пса. Как только Матиас навел порядок, Йохан в первый раз встал с места. Стоя он казался еще больше, а плечи напряглись, когда он наклонился и поднял один из метательных топоров с Камня Рованоко.

— Ни один из сидящих здесь не поднимет топор на леди, — тихо произнес он глубоким, гортанным голосом. — Еще одно слово о ее чести или о праве быть здесь — и я позволю маленькому мужчине из Отряда Призраков немного проредить ваш строй.

Он кивнул Каменному Псу в благодарность за поддержку Бронвин. Мика и Аль-Хасим опустились на свои места. Сейчас в первый раз со времени прихода Бронвин в зале наступила тишина. Она увидела, как собравшиеся ранены медленно отстраняются от Йохана, пока не остались стоять только он и Бронвин.

— Так-то лучше, — заметил Йохан, снова усмехнувшись, на этот раз Матиасу, которому, очевидно, предназначалась какая-то понятная им одним шутка. Затем он снова сел на свое место с топором наготове. — Мы можем браниться между собой или можем договориться с людьми ро, — заключил он. — Все просто.

В зале стало оглушающе тихо. Каждый из собравшихся слушал капитана Алого Отряда. Похоже, ни один из воинов не решался оспорить его слова. Бронвин своими глазами видела, какой уровень уважения заработал Йохан за те годы, что оберегал Южный Страж.

— Можем мы им противостоять или нет — другой вопрос, — продолжил он. — Лично я думаю, что в честной битве мы по меньшей мере расквасим им наглые носы.

Из нескольких участков зала раздался тихий смех.

— Но ублюдки не бьются честно… и мы это знаем. Лично я с удовольствием пригласил бы сюда Отряд Серого Леса и показал королю: он уже не в Ро Тирисе. Если Алдженон Слеза мертв, нам придется смириться с тем, что из Фьорлана не стоит ждать помощи.

Половина собрания была с ним согласна, но другая половина упрямо отказывалась признать, что у Алого Отряда недостаточно людей.

— Могу я говорить? — спросила Бронвин так громко, как только сумела.

Матиас Огненный Зуб улыбнулся ей.

— Формально он не имел права перебивать вас, миледи, — произнес мощный распорядитель собраний, кивая на Йохана. — Но куча людей не затыкалась, поэтому мы отошли от протокола.

Йохан понимающе улыбнулся Бронвин и снова сел в кресло, выказав ей почтение, которое опять вызвало волну возмущенных возгласов. Хоррок и Хаффен остались стоять и внимательно следили за теми, кто высказывался против Бронвин.

Она отошла от своего места и остановилась перед воинами, собранными на Камне Рованоко.

— Господа, вы многого не знаете, — просто сказала она. — Я уважаю вашу уверенность и надеюсь, что она обоснована. Король может послать за подкреплением в десяток военных лагерей и сотню герцогств. Верные аристократы и рыцари Тор Фунвейра встанут под его стяг, их не волнует ваша уверенность, ваши люди или ваш образ жизни.

Сейчас она говорила достаточно громко, чтобы ее слова эхом разносились по зданию и заглушали недовольное ворчание раненов.

— У вас есть союзники, друзья мои, и глупостью будет не позвать их на помощь. Еще не слишком поздно.

Прежде чем кто-нибудь снова ее оскорбил, Матиас Огненный Зуб стукнул по камням топором.

— Тихо, братья. Пусть продолжает, — проревел он.

Бронвин несколько раз глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

— Мой брат может помочь вам, так же как и Доминик Черный Коготь и Отряд Серого Леса, но время на исходе. Ваше предложение о мире проигнорируют, а Вереллиана, скорее всего, убьют еще до того, как ваши слова дойдут до короля.

На этот раз на нее никто не кричал, может быть, из-за страха перед Матиасом, а может, к ней наконец прислушались. Она собралась с духом и продолжила:

— Сейчас не время для упрямой гордости, цветистых речей или боевых клятв. Пришел час защитить свою землю от агрессора, который видит всех вас лишь в качестве рабов. — Последнее слово специально было выбрано из-за его древнего значения. Мысль о том, что ранен станет кому-то рабом, была ненавистна Рованоко и его детям, и Бронвин знала, от такого они просто не отмахнутся.

Бронвин задержала дыхание, ожидая новый поток брани. Когда никто не отреагировал, она продолжила в полной тишине зала:

— У нас есть месяц. Даже если мы сейчас пошлем за помощью, нам все равно придется удерживать Южный Страж против войск короля, пока не прибудет подкрепление. Предстоит много работы, и мы не можем себе позволить впиваться друг другу в глотки.

Участники собрания отвернулись от Бронвин и обменивались вопросительными взглядами. Хоррок и Хаффен вызывающе встали, безмолвно поддерживая слова благородной леди. Матиас секунду помедлил, позволив собравшимся переговариваться, затем призвал к тишине ударом топора.

Йохан снова поднялся.

— Я с радостью брошу топор, чтобы поддержать это предложение. — Его серые глаза следили за лицами собрания. — Вопрос в том, бросите ли вы топоры против него.

Матиас снова ударил по полу.

— Было сделано предложение. Кто из вас выступит против него, словом или топором?

Многие из тех, кто громче всего возражали, замешкались, когда собрание обратилось к ним, чтобы задать тон дальнейшему обсуждению. Если кто-то возразит, Йохан метнет топор, заставив оппонента метнуть свой. Вопрос, поднятый капитаном Алого Отряда, был справедливым. Кто готов бросить топор в Йохана Длинную Тень?

— Время дорого, господа, — не подумав, заметила Бронвин. Огненный Зуб бросил на нее укоряющий взгляд.

— Я буду говорить, — прозвучал голос с левой стороны зала.

Бронвин подняла взгляд и увидела жилистого ранена с белыми волосами и хитрым взглядом. Он не присоединился к предыдущим выкрикам и оскорблениям. Несколько союзников, кто хорошо его знал, обменялись озадаченными взглядами.

— Собрание выслушает слово Драгнила Темного Гребня, воина из Насеста Бритага, — объявил Матиас.

Бронвин о нем не слышала, но знала, что Насест Бритага — древнее загадочное место для последователен Рованоко. Самый высокий горный пик считался тем насестом, на котором восседал ворон Ледяного Гиганта, наблюдая за Свободными Землями, и каждый жрец Ордена Молота во времена своей юности должен был взобраться на вершину хотя бы раз.

Мировой Ворон также являлся покровителем дома Канарн, и Бронвин выросла на легендах о любви Бритага к удаче и мудрости. Она не знала, был Бритаг действительно богом или просто каким-то старым тотемом, но Бромви всегда уверял, что ворон — и вправду домашний питомец Рованоко.

— Я никогда не выступал перед собранием, — произнес Драгнил удивительно звучным голосом. — Никогда не чувствовал в этом нужды. — Он поднялся, и стало видно, что у него только одна нога. — Но я хочу предложить третий вариант.

Низкий рокот заинтересованных разговоров прокатился по залу, а несколько человек в передних рядах стали насмехаться над Драгнилом, говорить, что его топор годится только для горных пиков, а не для города. Однако одноногий воин не оскорбился на насмешки и не выказал гнева, а просто помахал рукой, показывая, что хотел бы тишины.

— Я мог бы оскорбить вас в ответ, но предпочитаю так не поступать, — сказал Драгнил. — Я продолжу говорить и надеюсь, что те, у кого, кроме топоров, остался еще и разум, меня выслушают.

Фраза была похожа на утонченное оскорбление, и несколько человек сразу заткнулись.

— Вы говорите о том, чтобы остаться и сражаться. Вместе с другими Свободными Отрядами или без них — но я предлагаю отступить, — просто сказал он, и не все ранены сразу поняли, что именно он предложил.

— Ворону здесь не место! — выкрикнул человек из переднего ряда, угрожающе потрясая топором. — Это Камень Рованоко, а не насест для вашей птички.

Воин из Насеста Бритага не обратил внимания на оскорбление. Он просто сел на место и, прищурившись, обвел помещение взглядом.

— Вы простите меня за то, что я сяду, — сказал он. — Моя левая нога еще не отросла, а правой не нравится в одиночку выполнять всю работу.

Еще несколько насмешек — и Матиас Огненный Зуб ударил по каменному полу.

— Драгнил, твое замечание мы учтем, но сдать врагам Южный Страж — не вариант, — произнес толстый распорядитель собрания.

— Если слово Бритага здесь не приветствуется, я зажгу свечу за всех вас, когда вернусь на свою гору, — ответил Драгнил, криво усмехнувшись. — Но упрямство заведет вас далеко, а затем приведет к смерти… помните об этом.


Ранены высмеяли совет воина из Насеста Бритага, но несколько часов спустя Бронвин все еще обдумывала его слова. Она не была трусихой и понимала возмущение жителей Южного Стража, но что-то в поведении Драгнила заставило ее думать, будто он знал такое, о чем не готов был сказать перед собранием.

Она подождала, пока полуденное солнце не начнет клониться к закату. Длинная Тень приказал своему отряду готовить оборонительные сооружения города. Пока капитан Алого Отряда был занят тем, что проверял, как укреплены многочисленные частоколы и ворота города, Бронвин ускользнула от Ланри и Аль-Хасима и снова пришла к залу собраний раненов. Она знала, что за ней следует Мика Каменный Пес, но юный воин из Отряда Призраков не пытался ее остановить, поэтому она позволила ему красться за ней следом.

Ей говорили, у Драгнила есть привычка сидеть возле бюста Бритага Мирового Ворона внутри центральных укреплений. В большинстве раненских городов тоже был такой памятник, но для верующих в Ледяного Гиганта ворон Рованоко никогда не имел первостепенной важности. Она легко могла представить, что воин из Насеста Бритага привык к постоянным насмешкам, но его поведение на собрании показывало: он обладал и честью, и умом.

— Ты сильно задержалась, — произнес Драгнил, когда Бронвин завернула за угол и увидела его лежащим на спине на продуваемой всеми ветрами траве.

— Ты знал, что я приду? — спросила она, стараясь произнести это формальным и властным тоном.

— Я ждал, что кто-то придет… В том, что это оказалась ты, есть определенный смысл.

Воин Бритага улыбался, и Бронвин поразилась его молодости. Он не носил бороду, а его светлые волосы, собранные в хвост, спускались до середины спины. Ручные топорики, украшавшие его кожаные доспехи, были слишком малы для рукопашной схватки, и она предположила, что Драгнил предпочитает бой на расстоянии. Скорее всего, еще и по этой причине его высмеивали другие воины.

— Ты принес в собрание долю здравого смысла, — произнесла она, — а здравого смысла здесь, похоже, недостаток.

— Они все умрут, — ответил воин Бритага. Его улыбка пропала, он нахмурился, рассеянно обрывая травинки. — Но насчет тебя я не уверен… тяжело определить по знакам.

Его слова ее позабавили. Она не была наивной, и пророческий характер слов, которые она от него услышала, показался ей немного банальным.

— Я уверена, ты знаешь толк во всех мудрых знамениях, — ответила она со снисходительной улыбкой.

— Знамения? — смущенно переспросил воин. — Я не мудрая женщина. Я использую другие методы. Это называется логикой.

Бронвин поразилась его ответу и поняла — ей нужно собраться с мыслями. Она не привыкла к людям, которые принимают решения с помощью разума, — только не среди страстных и импульсивных раненов.

— Ты же еще не встречалась с последователями Бритага? — спросил он с искренней улыбкой.

— Нет, похоже, не встречалась — но я родом из Ро Канарна, — ответила смущенная аристократка. — Я знаю о Мировом Вороне.

Драгнил поморщился.

— На самом деле не знаешь… но ты считаешь, будто знаешь, поэтому свои сомнения я истолкую в твою пользу.

Она не привыкла, что с ней общаются в такой манере, и запнулась, когда попыталась ответить. Воин ухмыльнулся и похлопал по траве рядом с собой.

— Присаживайтесь, миледи. Нам скоро предстоит вместе отправиться в небольшое путешествие, поэтому, наверное, стоит получше узнать друг друга.

Она нерешительно опустилась на траву и подозрительно уставилась на Драгнила.

— И куда мы собираемся пойти? — спросила она.

— В Лунный Лес. Путешествие будет долгим и болезненным. — Он усмехнулся. — Должно быть весело, правда?

— И мы отправимся в это путешествие… по какой причине? — спросила она, надеясь обозначить хотя бы номинальную власть над странным человеком с Насеста Бритага.

— Может, тебе стоит попросить своего друга с большим топором присоединиться к нам, вместо того чтобы прятаться за вон тем деревом? — Драгнил улыбнулся и махнул рукой в ту сторону, где скрывался Каменный Пес в малодушном стремлении остаться незамеченным. Его кривой лохаберский топор довольно комично торчал из укрытия.

— Мика, — произнесла Бронвин, помахав ему рукой, — мы оба знаем, что ты там. Пожалуйста, выходи.

Юный воин из Отряда Призраков высунул голову из-за дерева и, прищурившись, смерил Драгнила подозрительным взглядом. Затем неторопливо подошел к тому месту, где сидели собеседники.

— Чтоб ты знал, воин, — произнес Каменный Пес, — я не отойду от этой женщины. Хоррок попросил меня следить за ней — вот этим я и занимаюсь.

— Тогда ты отправишься с нами, — ответил Драгнил с еще одной мальчишеской улыбкой.

— Нет, — сказал Мика со своим обычным бесстрастным выражением, — это ты пойдешь с нами.

Драгнил рассеянно постучал по своему деревянному костылю и смерил взглядом юного воина.

— Ты вообще умеешь пользоваться этим топором, паренек?

Каменный Пес не дрогнул ни одним мускулом на лице и плюхнулся на траву.

— Однажды я срубил дерево… сойдет?

— Это было агрессивное дерево? — Драгнил не отводил взгляд от Мики. Бронвин показалось, что мужчины сразу невзлюбили друг друга.

— Нет, — мотнул головой Каменный Пес. — Просто дерево. А теперь перестань задавать глупые вопросы и сам дай несколько ответов. — Он вытащил топор из перевязи и положил себе на колени. — Правда, что ты двоюродный брат Доминика Черного Когтя?

Бронвин слышала о Черном Когте. Он был капитаном Отряда Серого Леса и могучим воином Ранен Гара, великой крепости Свободных Отрядов. Из всех вождей южных земель раненов он был ближе всего к статусу короля и вторым по значимости после верховного вождя Фьорлана.

— Нет, неправда, — ответил Драгнил. — Меня приняли в его семью, когда я был еще совсем юным. Вроде бы я ему почти брат, хотя и не видел его с тех пор, как услышал зов Бритага.

Мика повернулся к Бронвин.

— Хоррок хочет, чтобы мы отправились на север. Он пытается собрать достойную силу и не может пожертвовать ни одним из воинов, так что поедем только я, ты и этот идиот.

— А как же Хасим? — спросила леди Канарна, неожиданно почувствовав себя неуютно при мысли о разлуке с бесшабашным каресианцем.

— Он нужен здесь. Хасим — крепкий ублюдок, а крепкие ублюдки будут очень нужны, когда появятся рыцари. — Мику явно расстраивало, что он не присоединится к защитникам Южного Стража, но прежде всего он имел чувство долга, а его преданность и готовность выполнить приказ своего капитана были несомненны.

— Первые, кого мы позовем на помощь, — племена Лунного Леса. Мужчины и женщины — воины полумесяца — страшны в гневе, и они нам понадобятся, чтобы сдержать рыцарей, — сказал Драгнил, театрально жестикулируя.

— Ты мне не нравишься, — ответил Мика с каменным лицом. — Ты меня раздражаешь.

Воин Бритага надулся, приняв обиженный вид, хотя Бронвин не могла точно сказать, действительно ли он обижается.

— Вот почему ты нам нужен, юный Каменный Пес, — произнес Драгнил с несколько самодовольной усмешкой. — Я не могу раздражать наших врагов до смерти.

— А ты пробовал? — сухо ответил Мика. — Думаю, ты сам удивишься тому, насколько сильно раздражаешь.

— Прошу вас, господа, — вмешалась Бронвин, — это не самое продуктивное начало.

Она опечаленно нахмурилась и повернулась к Мике.

— Получается, в ближайшее время я не попаду обратно в Канарн?

Он покачал головой:

— Нет. Боюсь, что нет. Помни — ты аристократка. Твое слово имеет вес, а твой брат — предположительно наш союзник.

Драгнил возбужденно хлопнул в ладоши.

— Я с нетерпением жду, когда мы отправимся. Это будет замечательное приключение в диких дебрях страны раненов.

— Если ты не заткнешься, то не выберешься даже из Южного Стража, — терпеливо заметил Мика. — Этот чудак из гнезда Бритага меня утомляет.

— Тебе стоило бы относиться к Мировому Ворону с большим уважением, юноша, — ответил воин. — Он отнимает так же легко, как и дает.

Бронвин нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.

— А что же дает Бритаг, мастер Драгнил?

— Удачу, моя дорогая леди, — нахально ответил он. — Он дает удачу.

— Человек сам создает себе удачу, — вмешался Мика, — и мне не нужна птица, чтобы направлять мой топор.

— Но тебе нужно, чтобы Лунные племена и Отряд Серого Леса отправились на юг, правда же? — Ответ одноногого воина прозвучал резко, и Бронвин уловила в его голосе серьезность, словно он пытался оказать какое-то влияние на Каменного Пса.

— Твоя птица сможет отнести нас на север? — спросил Мика. — Если нет — тогда заткнись.

Драгнил улыбнулся, возвращаясь к своему беспечному поведению, и снова повернулся к Бронвин.

— Неужели мне придется сносить оскорбления всю дорогу до Ранен Гара?

— Не думай, будто он будет делать то, что я ему прикажу. Он из Отряда Призраков. Как мне показалось, они очень упрямы. — Бронвин улыбнулась Мике, принимая его сторону в споре.

— Очень хорошо — пока я знаю, на чьей я стороне, — весело ответил воин из Насеста Бритага.

— Ну так что — две лошади и тачка? — спросил Мика с непроницаемым выражением лица.

Глава вторая Халла Летняя Волчица во владениях Медведя

Воительница из Тиргартена была в бодром расположении духа, когда они перебрались через последний фьорд Хаммерфолла и вошли в длинное скалистое ущелье, ведущее к Медвежьей Пасти. За прошедшую неделю пути местность стала более неровной и труднопроходимой, и Падающее Облако начал указывать отряду точное направление на Джарвик. В ближайшие несколько дней им предстояло выйти к развилке реки, обозначавшей южную границу города, и все воины отряда Халлы начали готовиться к битве.

Медвежью Пасть удерживал Грамма Черные Глаза, и у него было огромное преимущество перед любой военной силой, которая пожелала бы прорваться через ущелье. Пастью назывался самый узкий проход ущелья, с естественными уступами, поднимавшимися по ледяным стенам от поверхности замерзшей реки к бесплодным равнинам наверху. Не существовало надежного способа обойти это место, и Грамме для защиты нужна лишь малая часть своих воинов, чтобы удержать ущелье, ведь сверху можно метать топоры и кидать камни на всех, кто проходит внизу, причем защитники при этом остаются в надежных укрытиях.

За последний месяц отряд Халлы увеличился — к раненам присоединялось все больше простых жителей Хаммерфолла, а также несколько разрозненных групп братьев по оружию, которые сумели выжить и пробраться вглубь страны после гибели флота драккаров. Рексель и Олефф стали еще более ценными помощниками, когда мужчины и женщины, чьи дома и деревни сгорели, спрашивали, что им теперь делать и есть ли хоть какая-то надежда. На такие вопросы Летняя Волчица предпочитала не отвечать — ведь все они медленно, но неуклонно приближались к битве, в которой погибнут очень многие.

Отряд сейчас насчитывал почти пять сотен человек, хотя некоторые из них были слишком старые или слишком юные, или им не хватало опыта, чтобы стать настоящими братьями по оружию. К ним прибилось несколько женщин, но они были простыми крестьянками — их смущал вид грозной воительницы так же, как и их мужчин. Дочь Летнего Волка оставалась единственной женщиной с топором и пыталась не мешать своим капитанам разбираться с теми, кто ставил под сомнение ее лидерство.

— Халла! — прокричал Олефф из головы их колонны. — Тебе стоит на это посмотреть.

— Почему стоим?! — крикнула она, когда Олефф вновь показался в тесном проходе.

— Тут… на пути препятствие, — сказал он со странной неуверенностью в голосе.

За плечом Халлы возник Вульфрик.

— Ну, попробуй убрать его с дороги… становится холоднее, и мы не можем разбить лагерь в этом ущелье.

Халла послала вперед Падающее Облако и еще несколько человек, чтобы найти участок с ровной поверхностью, укрытый от ветра, где они могли бы поставить лагерь на ночь. Сейчас отряд растянулся длинной цепью, держась поближе к ледяным скалам, чтобы не сорваться на лед замерзшей реки на дне ущелья.

— Я пытался его убрать, — ответил Олефф, его голос звучал все так же странно, — но оно не хочет.

Халла покачала головой и начала быстро продвигаться вперед мимо мужчин и женщин к началу колонны. Каждый третий человек принадлежал к ее отряду, и многие из них бурно приветствовали ее. Новички стали понимать, что, какие бы проблемы ни несла женщина во главе отряда, более опытные воины беспрекословно слушались ее приказов, а это что-нибудь да значило.

Вульфрик следовал за предводительницей, добавляя внушительности присутствию Халлы, пока они шли до места, где стоял Олефф.

С оружейником было еще несколько воинов, все они смотрели на что-то за поворотом ущелья. Колонна остановилась, и, насколько поняла Халла, препятствием оказался человек. Он сидел посреди тропы, скрестив ноги и сгорбившись.

— Что происходит? — спросила она.

Олефф нахмурился, его лицо исказилось в гримасе растерянности и досады.

— Она просто сидит посреди тропы, — сказал он, — и не двигается.

— Она? — переспросил Вульфрик. Он вышел вперед, чтобы посмотреть на сидящего спиной к ним человека.

Халла присоединилась к нему, они осторожно обошли препятствие и увидели, что это старая женщина. Она съежилась на снегу, но не похоже было, будто она терпит бедствие: она завернулась в несколько слоев толстого меха, а на ноги надела тяжелые кожаные сапоги. Женщина плотно стиснула ладони и, казалось, что-то крепко в них сжимала. Когда Халла наклонилась, стараясь получше ее рассмотреть, женщина резко вскинула голову и уставилась на воительницу странно пронзительным взглядом темных глаз.

— Они всегда говорят одно и то же, — скрипуче пробормотала старуха.

Олефф крякнул.

— Вот и все, что она твердит. Женщина совсем выжила из ума, если просто вот так сидит на снегу.

Старуха разжала кулак, и на ее ладони оказалась кучка небольших костей серо-коричневого цвета, к которым были привязаны мелкие камешки. Она потрясла ладонью из стороны в сторону, и кости издали глухой перестук. Халла уже встречала мудрых женщин, которые по костям могли узнать волю Рованоко.

— Послушай меня, женщина, — попросила Халла, опускаясь перед ней на колени, — если у тебя есть мудрость, мы выслушаем тебя… если же нет, пожалуйста, освободи нам путь.

Женщина потрясла кости и кинула их на снег. Затем посмотрела на них.

— Они всегда говорят одно и то же, — повторила она.

Олефф изумленно фыркнул.

— Никогда не видел, чтобы в Ордене Молота бросали кости для предсказания будущего. Она сошла с ума, просто вышвырни ее с дороги.

Воительница отмахнулась от него и снова повернулась к старухе.

— Что они говорят? — спросила она.

Ответ прозвучал неразборчиво. Вульфрику, Олеффу и Халле пришлось наклониться ближе к ней, чтобы его расслышать.

— Ледяной Гигант больше не может говорить с нами… кровь почти растрачена… кровь почти растрачена… но грядут тени.

Она снова и снова повторяла несколько коротких фраз, пока Халла не встала и не повернулась к Вульфрику.

— О чем она говорит?

Воин покачал головой.

— Понятия не имею. Но звучит зловеще.

— Эй, женщина, — рявкнул Олефф, — прочь с нашего пути!

— Хватит! — оборвала его Халла. — Эта дорога принадлежит ей в той же степени, что и нам.

Она снова опустилась на колени перед женщиной.

— Брось их еще раз, — попросила она.

Женщина еще раз посмотрела на нее странно пронзительным взглядом и кивнула. Она подняла церемониальные кости, потрясла их и снова бросила на землю.

— Они всегда говорят одно и то же, — повторила она визгливо.

Халла удивленно подняла брови, глядя на кости. Они действительно легли в точно таком же порядке, что и в первый раз.

— А вот это уже жутковато, — заметил Вульфрик Олеффу. — Алдженон рассказывал, будто некоторые женщины могут предсказать будущее по рыбьим потрохам или по птичьему полету… хотя не думаю, что он доверял предсказаниям на костях.

— Все зависит от того, кто предсказывает, — раздался над ними громкий голос.

Халла и ее капитаны посмотрели вверх и увидели приметную фигуру Рекселя Падающее Облако. Воин Хаммерфолла стоял на плато на высоте в десять футов над узкой, покрытой льдом тропой.

— Не стоит так подкрадываться к людям, — укорил его Олефф. — Вульфрик мог обосраться от страха.

— Смотри, как бы я тебя за это в реку не столкнул, болван, — ответил Вульфрик с хохотом.

Халла посмотрела вверх, прикрыв глаза от сияния снега.

— Как там земля, наверху?

Падающее Облако огляделся с высоты и надул щеки.

— Ну, здесь можно найти укрытие, но пяти сотням человек будет тесновато. Нам лучше начать поднимать всех наверх из ущелья.

— Верно, — согласилась воительница. — И еще, Рексель…

— Да, госпожа? — откликнулся тот.

— Ты знаешь эту женщину?

Он кивнул.

— Ее зовут Ания Колдбейн. Мы называли ее Колыбельная… из-за того напитка, который она готовила, — он помогал заснуть.

Он ненадолго замолчал и улыбнулся женщине. Услышав свое имя, она подняла голову и сощурила глаза от света, чтобы увидеть, кто говорит.

— Она была стара, еще когда мой отец бегал мальчишкой, — сказал Рексель. — Хотя я не поручусь за ее здравый рассудок.

Ания нахмурилась и сварливым тоном произнесла что-то неразборчивое.

— Большая наглость с вашей стороны, господин Падающее Облако.

Это был первый признак сознательности: оказалось, женщина понимала, кто она такая и что ее окружает. Она собрала кости и поднялась с места. В спине у нее что-то скрипнуло. Выпрямившись, она едва доставала Халле до плеча.

— Ты знаешь Рекселя?

— Конечно! — рявкнула она. — Глупая девчонка.

Олефф и Вульфрик приглушенно рассмеялись.

Халла скрестила на груди руки.

— Какая дорога привела тебя сюда… старуха? — спросила она, разозлившись, что ее назвали девчонкой — неважно, глупой или еще какой-нибудь.

Ания уставилась на нее, похоже, не замечая, как за ее спиной в нетерпении ожидают пять сотен фьорланцев.

— Где твой отец, юная госпожа? Мне нужно серьезно поговорить с ним о твоем воспитании.

Вульфрик и Олефф перестали смеяться. На долю секунды им показалось, что Халла придет в ярость при упоминании Алефа Летнего Волка.

— Мой отец мертв… как и мать, — ответила Халла. — Если хочешь поругать кого-то — ругай меня.

— Я знала юного Рекселя, когда он еще был плачущим розовым комочком на руках матери, — отрезала Ания, уставившись на Халлу черными бусинками глаз.

Все трое посмотрели на Рекселя, который смущенно притоптывал ногами.

— Она была советником Орека Красноречивого еще в те времена, когда на месте верховного вождя сидел Рагнар Слеза, — пояснил Падающее Облако.

— Хорошо, она идет с нами, — сдалась Халла. — Мы не можем оставить ее сидеть на снегу так близко к Медвежьей Пасти.

Ания Колыбельная окинула хмурым взглядом окружающих воинов. Вульфрик и Олефф исполинами возвышались над ветхой старухой, но она, похоже, не придавала этому никакого значения и смотрела на воинов как на непослушных детей.

— Где мы находимся, молодые люди? — спросила она.

Они переглянулись, и Олефф, который из них двоих был немного старше, заметил Вульфрику:

— Думаю, она тебя спрашивает.

— Это Медвежья Пасть, матушка, — сказал помощник вождя из Фредериксэнда. — Плато Медведя.

Ания скривилась и посмотрела на небо.

— Хм-м, похоже, я забрела дальше, чем хотела.

Солнце катилось к закату, и Халла знала: в ближайшие несколько часов станет еще холоднее. Она посмотрела на Рекселя, но не увидела легкий путь, каким можно было бы подняться наверх.

— Можем обсудить это позже, госпожа Колыбельная, — сказала она. — Нам нужно вытащить всех из ущелья и разжечь костры.

С удивительной резвостью Ания залепила Халле пощечину.

— Ты не будешь обращаться ко мне по этому имени… мой чай очень питательный и полезный!

Все застыли на месте. Халла замерла, ощущая привкус крови на нижней губе.

— О да, еще она сварливая старая сука, — рассмеялся Рексель. — Халла, не принимай близко к сердцу.

— Я и тебя могу ударить, господин Падающее Облако, — огрызнулась Ания, потрясая кулаком в сторону воина из Хаммерфолла. — Я в вас, молодых, вобью немного уважения!

— Мне уже почти пятьдесят, жалкая старая карга, — прорычал Олефф. — Не думай, будто я не смогу ударить тебя в ответ, женщина. — Оружейник возмущенно фыркнул и зашагал прочь обратно к колонне. — Я скажу остальным пошевеливаться.

Рексель кивнул:

— А я организую костры.

Он исчез из виду и отправился к лежащему выше Плато Медведя.

Вульфрик остался с Халлой и Анией. Огромного воина из Фредериксэнда, в отличие от Олеффа, старуха скорее позабавила, и он мягко обнял ее за плечи.

— Не волнуйтесь, матушка, мы научим их уважению. А сейчас давайте уйдем от этой непогоды и погреемся у замечательного теплого огня.

— Да, благодарю вас, молодой человек, — ответила Ания, прижавшись к могучему воину.

Вульфрик вел старушку, и вместе они смотрелись забавно. Халла дотронулась до капли крови на губе.

— Ну, по крайней мере, она не называла меня одноглазой.


Мудрая женщина из Фьорлана была настолько странной, насколько это вообще возможно. Старый отец Кроу заявлял, будто мудрых женщин слишком много, поэтому связь их с Ледяным Гигантом слаба и они узнают его волю через знамения и неясные знаки. Они были полной противоположностью жрецов Ордена Молота, малых числом, но несравненно более могущественных.

Старый жрец из Тиргартена думал, что если Ледяной Гигант одаривал силой большее число своих последователей, то эта сила становилась меньше. За свою жизнь Халла встречала несколько мудрых женщин и считала их в равной мере как полезными, так и надоедливыми. Кем бы они ни были на самом деле, они разбирались в травах и часто лечили больных и применяли свои настои для помощи при рождении и смерти. Тяжелее оказывалось уважать их страсть к рыбьим кишкам и чтению костей. Как говорил Вульфрик, к старым языческим верованиям раненов, зародившимся до появления Ордена Молота, в основном относились с пренебрежением.

Анию, казалось, нисколько не заботило, что остальные фьорланцы считают ее выжившей из ума старухой. Она держалась поближе к Вульфрику. Они быстро нашли общий язык, и старуха удобно устроилась возле костра рядом с его огромной фигурой. Остальные люди из отряда Халлы расположились вокруг костров, усеявших невысокую равнину. Они были недалеко от ущелья, спинами к небольшой и неровной линии скал. Пришлось потесниться, зато равнина оказалась хорошим укрытием для всех пяти сотен человек. Они расположились довольно высоко над замерзшей рекой, которая шла по дну ущелья. Плато Медведя было одной из самых высоких точек Фьорлана. Только горы страны троллей и несколько вершин Глубокого Перевала превосходили эти горы по высоте. Хорошо, что на подобной земле с отрядом был Падающее Облако, ведь его воспитание и путешествия по диким местам Хаммерфолла и Волчьего леса выработали у него навыки выживания в дикой природе — искусство, давно утерянное в городах и среди живущих там фьорланцев.

— Как думаешь, сколько? — спросил Вульфрик, возвращая Халлу к реальности.

— Что? — переспросила она, плотнее завернувшись в толстый плащ и потирая ладони перед огнем.

— Сколько наших новых спутников сможет сражаться? — повторил он вопрос. — У некоторых из них есть топоры, но я не думаю, будто в Медвежьей Пасти от них будет толк. Две сотни воинов из нашего отряда да еще, может, сотня из жителей долины реки, но что нам делать с женщинами и детьми?

Они старались не слишком задумываться о простых людях, что присоединились к отряду. Их спасли из горящих деревень, или они сами примыкали к отряду, когда тот проходил мимо их мертвого скота и сгоревших посевов. Шансов на выживание в Хаммерфолле у них почти не было, но и путь через Медвежью Пасть сулил не меньше опасностей.

— Если мы с тремя сотнями воинов выбьем из ущелья Грамму Черные Глаза и его людей, то они смогут последовать за нами, когда им не будет угрожать опасность, — ответила она.

Вульфрик недоверчиво поднял бровь и передал ей деревянную миску с дымящейся похлебкой. Падающее Облако соорудил что-то съедобное из сушеных овощей и лап Горланских пауков — ужасное на вкус, но горячее и относительно питательное.

— Я понимаю, нами движет страсть и желание отмстить, но они не помогут, когда Грамма Черные Глаза начнет закидывать нас камнями. — Вульфрик нечасто проявлял свою мудрость, и Халле время от времени приходилось напоминать себе, что распорядитель собраний Фредериксэнда не был шальным берсерком. — Медвежья Пасть — как крепость, и у нас недостаточно людей для ее штурма… со страстью или без, — продолжил Вульфрик, прихлебывая из миски.

Халла думала. У нее не хватало свободного времени, чтобы продумать план, она никогда не видела Медвежью Пасть и чувствовала: ее возможности исчерпаны. Вульфрик и другие капитаны смотрели на нее с доверием и преданностью, и ей не хотелось признать, что из нее плохой тактик. Еще ей было немного страшно. Она стала предводителем смешанного отряда из братьев по оружию, женщин, детей и стариков. Когда ее вынесло на берег после столкновения с кракенами Фьорланского моря, она и подумать не могла о таком будущем.

— Как думаешь, сколько людей у Граммы? — спросила Халла у Вульфрика. Она помешивала похлебку деревянной ложкой и пыталась опознать коренья и овощи, которые плавали на поверхности. — Рулаг не знает, что мы выжили, полагаю, он вряд ли направил туда много воинов.

Надежда на это была слабой.

Вульфрик выплюнул что-то похожее на кость из ноги Горланского паука.

— Это южная граница Джарвика… где еще он может разместить своих людей?

— Мы пробудем здесь несколько дней — думаю, мы это узнаем, — ответила она. — Может быть, Рексель сможет подобраться достаточно близко и выяснить численность их гарнизона.

Вульфрик поднял бровь и кивнул, хотя в его поведении чувствовалась доля сарказма.

— И может, нас не убьют, — ответил он, бросив взгляд в ту сторону, где рядом с Олеффом и Генрихом Кровавым, послушником Ордена Молота, сидел Рексель.

— Пессимизм — вот что нам поможет, — произнесла Халла с улыбкой.

— Маленькая глупышка, — заметила Ания с гортанным смехом. Мудрая женщина до этого молчала, наслаждаясь похлебкой Рекселя.

Сейчас Халлу не обидели ее слова. Вместо этого она с трудом подавила смех. Действительно, она — маленькая глупышка, с мудрой старухой нельзя было не согласиться.

— Ты нашла свое потерянное чувство юмора, моя госпожа Летняя Волчица, — произнес Вульфрик, удивившись ее реакции.

— Может быть, она права, — ответила Халла, широко улыбаясь. — Я понятия не имею, что нам делать, куда идти, кого искать… ничего не знаю. Знаю только, как махать топором.

Вульфрик улыбнулся в ответ, и на мгновение атмосфера стала такой умиротворяющей, какой не была со времени отплытия флота драккаров из Фредериксэнда. Время мало что значило, и Халла не знала точно, как долго они шли на север или сколько дней минуло с тех пор, как они отпустили короля. Осознание удивило ее еще больше, и пока они развлекались печальными шутками возле костра, Халла размышляла о том, что не создана быть лидером.

— Ты лучше, чем думаешь, — сказала Ания, не отворачиваясь от костра. — Эти люди тебе верны. — Она посмотрела на Халлу необычно пристальным взглядом. — Верь в Ледяного Отца, юная леди.

Воительница медленно повернулась и уставилась на старуху. Вульфрик нависал над ней, защищая от холодного ветра, и на его фоне она казалась совсем крохотной.

— Ты что-то знаешь, Колыбельная, — с подозрением заметила Халла. — То, чего тебе знать не положено.

Ания занесла руку, желая дать Халле пощечину, но воительница ухватила ее за запястье, удерживая руку.

— Полегче. — Вульфрик встал на ее защиту. — Она просто немного вспыльчивая, не нужно ее обижать.

— Она знала, о чем я думаю, — ответила Халла, не отводя взгляд от Ании.

Мудрая женщина улыбнулась — неприятный оскал, из-за которого на ее лице, казалось, стало еще больше морщин.

— Я знала… и знаю… если ты хочешь знать как… или почему, — ответила она загадочно. И с озорством прищурилась: — Ты же последуешь моему совету, Халла Летняя Волчица?

Вульфрик посмотрел на воительницу, и в его глазах вдруг отразилась тревога. Он отстранился от мудрой женщины.

— Объяснитесь, матушка.

— Не нужно страха, воин. — Ания неожиданно напряглась. — Я говорю только то, что появляется у меня в голове, что говорит мне Ледяной Отец. — Взгляд ее метался между Халлой и Вульфриком. — Он больше не может говорить с нами, поэтому распространяет свои мысли, чтобы они дошли до мужчины, женщины или ранена.

Ее лицо смягчилось. Вульфрик и Халла, увидев, как подобрело выражение ее лица, тоже расслабились.

— Я слышу очень мало, но вы, молодежь, должны меня послушаться. Я знаю путь.

Халлу вдруг перестал тревожить холод. Она нахмурилась, и ее разум невольно успокоился. Слова старой женщины превратились из непонятных причитаний в мудрые рассуждения. Неожиданно к ней стали прислушиваться. С другого конца лагеря юный послушник Рованоко, Генрих Кровавый, широко распахнув глаза, посмотрел в их сторону. Он все еще учился на жреца, но уже несколько раз продемонстрировал свою глубокую преданность Ледяному Гиганту.

— Мы знаем наш путь, матушка, — сказал Вульфрик, все еще настороженно, но стараясь мягко произносить слова. — К добру или к худу, но мы атакуем Медвежью Пасть.

Ания покачала головой, удовлетворенно улыбнувшись на мягкость Вульфрика.

— Нет, нет, нет. Ваш путь лежит под ней, молодой человек. — Она протянула руки и потерла ладони перед огнем. — В ледяных пещерах вы потеряете многих, но в Медвежьей Пасти вы потеряете всех.

— Люди не возвращаются из ледяных пещер, матушка, — возразил Вульфрик.

Халла никогда не слышала о пути, лежащем под Медвежьей Пастью. Она склонилась к мудрой женщине и внимательно ее слушала.

— Ты почти такой же глупенький, как и девчонка, молодой человек, — огрызнулась Ания. Она снова повернулась к Халле и лукаво улыбнулась. — Ваш путь лежит ниже. Послушай старую женщину, кто знает больше, чем ты можешь себе представить, воительница Рованоко.

Халла на секунду задержала взгляд на старухе, затем посмотрела на лагерь и крикнула Рекселю, чтобы тот подошел к ним. Падающее Облако резко вскинул голову и направился к их костру. Он не отрывал взгляда от старухи. Что бы ни сказал им Генрих — это его явно насторожило.

— Холодная ночь, — произнес он, чтобы завязать разговор, и присел у огня, согревая руки. — При первых лучах рассвета я возьму с собой десять воинов и посмотрю, что мы сможем найти.

Ания захихикала и крепче прижалась к груди Вульфрика, чтобы защититься от холода.

— Я не поведусь на игры мудрой старухи, Колыбельная… и даже не думай ударить меня, — рявкнул Падающее Облако.

Ания ухмыльнулась.

— Не позволяй тому, чего ты не понимаешь, доводить тебя до глупостей.

— Держи свое мнение при себе, — ответил Рексель, затем повернулся к Халле и спросил более уважительно: — Вы что-то хотели, госпожа?

Она кивнула и отмахнулась от возражений, которые Вульфрик собирался сделать на замечание Рекселя. Несмотря на мудрость женщины, он имел право на подозрения, и она ценила в нем это качество.

— Ледяные пещеры — что ты о них знаешь? — неожиданно спросила она.

Рексель наморщил лоб в раздумьях.

— Ты имеешь в виду паучьи пещеры?

— А я их имею в виду? — спросила она у Ании, которая радостно кивнула.

— Дерьмо, — просто сказал Рексель. — Только безумец или дурак посчитает их более легким путем, чем Медвежью Пасть.

— Я не дура и не безумная, юный Рексель. — Ания не смотрела на него, все так же протягивая слабые руки к огню. — У вас недостаточно воинов, чтобы пройти через Медвежью Пасть. Вы все умрете.

Она говорила так, будто это само собой разумелось.

— Давайте не будем торопиться, — вмешался Вульфрик. — Нас тяжело убить. — Он произнес это с гордостью, которую, очевидно, разделял и Рексель.

Ания снова захихикала.

— Вы убьете многих и умрете с честью.

Воины промолчали и поглядели на Халлу. Она рассмотрела все варианты. Один лишь боевой пыл не поможет их отряду победить Грамму Черные Глаза и неизвестное число воинов. К тому же ей стоило побеспокоиться и о женщинах с детьми. Если воинов убьют — то они, несомненно, вскоре тоже погибнут. Но она доверяла Падающему Облаку и надеялась, что он сможет дать какой-нибудь мудрый совет насчет ледяных пещер.

— Ледяные пещеры, — настойчиво напомнила она. — Ты знаешь о них хоть что-нибудь полезное?

Рексель кивнул и слегка нахмурился.

— Их легко найти — если ты это имела в виду. — Он ненадолго замолк и посерьезнел. — Да. Ледяные пещеры. Они идут от Джарвика до… не знаю, возможно, до самого моря. Там полчища Горланских пауков — я имею в виду огромных, которые действительно опасны. Даже тролли туда не спускаются — а это о чем-то говорит.

По дороге на север им часто встречались гнезда Горланских пауков, но Халла еще никогда не видела огромных чудовищ, которых так боялись простые жители Фьорлана. Говорили, будто они мгновенно выскакивают из своих ловушек и утаскивают в них людей.

— Через них можно пройти? — спросила она.

— Можно, но я предпочту прорываться с боем через Медвежью Пасть, — ответил он, губа у него слегка подергивалась от нетерпения: так он хотел ринуться в драку.

— У вас нет выбора! — фыркнула Ания, хлопнув в ладоши и подпрыгнув на месте от переполнявшего ее возбуждения.

— Заткнись, Колыбельная, — огрызнулся Падающее Облако.

— Рексель, держи себя в руках, — прорычал Вульфрик.

— Ты не знаешь эту старую каргу. Когда я был еще мальчишкой, она уже наполовину спятила… — Рексель с вызовом поднялся. — Халла, если ты прикажешь — я последую за тобой даже в ледяные пещеры, но скажи мне, что ты идешь не только из-за слов сумасшедшей старухи.

За плечом Рекселя вдруг возник Генрих Кровавый, и воин вздрогнул от неожиданности.

— Вам нужно внять ее совету, — произнес послушник. — Она может показаться безумной, но ее устами говорит Потрясатель Земли.

Ания снова улыбнулась — и все расслабились, даже Рексель, чье вызывающее поведение быстро испарилось. Кем бы ни была старуха, Халла знала: она не враг.

— Генрих, — спросила предводительница юного послушника, — ты доверяешь ее словам?

Он посмотрел на огонь, глубоко задумавшись.

— Я недостоин называться жрецом Ордена Молота — пока еще недостоин, а может быть, и никогда им не стану, — но я чувствую следы Ледяных Гигантов, я посвятил свою жизнь Рованоко. — Он ненадолго замолк и чуть ли не благоговейно посмотрел на Анию. — Кровь почти растрачена, матушка. Самсон Лжец мертв, пал последний из потомков древней крови Ледяных Гигантов, и грядут тени.

Генрих повторил слова Ании, хотя у него не было костей, по которым он мог это прочесть, — два последователя Рованоко просто обменялись взглядами.

— Да, — уверенно произнес Генрих. — Я верю ее словам, и вы тоже должны ей поверить.

— Значит, ледяные пещеры, — с неохотой проговорил Падающее Облако. — В любом случае мы закончим только тем, что положим больше раненов, если пойдем через Медвежью Пасть.

— Наша цель не изменилась, — сказала Халла. — Нам нужен Джарвик и туманный камень — мы всего лишь пойдем туда другим путем.

— И не все при этом умрут, — с хихиканьем добавила Ания, так тесно прижимаясь к Вульфрику, что гигантский воин выглядел смущенным.


По отряду быстро прошла весть о том, что дорога пойдет под Медвежьей Пастью, а не через само ущелье. Халла слышала разное мнение об этом как от братьев по оружию, так и от простых людей, которые путешествовали вместе с ними. Большинство радовалось: не нужно будет скрещивать топоры с Граммой Черные Глаза, но Вульфрик считал радость преждевременной: ведь на самом деле они не знали, что ждет их в ледяных пещерах. Халла тоже не знала, когда повела свой отряд в темную, зловещую пещеру, открывшуюся перед ними.

Ее капитаны шагали во главе колонны, и все, кроме Вульфрика, держали оружие наготове. Колыбельная тащилась позади, и они шли вперед тесной группой.

Следуя указаниям Рекселя, небольшой исследовательский отряд покинул ущелье; ранены шагали почти весь день, пока не нашли узкий каньон, уходящий в глубину ледяных плато Медведя. Большая часть колонны, простые люди из Хаммерфолла, ждала наверху на равнине, пока опытные воины исследовали внизу вход в пещеры. Как только путь был свободен, Халла повела всех людей сквозь ледяные пещеры, надеясь, что их будут атаковать лишь в таком месте, где они смогут защитить себя.

Олефф Твердолобый и еще несколько воинов держали пылающие факелы, они сделали первые шаги вглубь пещеры. Халла и Вульфрик шли на шаг позади и видели открывавшийся перед ними во льдах простор. Пещера была похожа на лес из сталактитов, они свисали с потолка, на пол пещеры с них капала теплая вода. Проходы неправильной формы разбегались от основного коридора во все стороны, заканчиваясь темными пещерами, куда уже не доходил свет факелов. Если здесь и жили Горланские пауки, они находились глубже под землей. У Халлы по коже поползли мурашки, когда она представила себе безмолвную атаку ледяных чудищ.

— Вперед, — тихо приказала она, свободно помахивая топором.

Олефф глубоко вздохнул и повел первую группу людей в пещеры. Огонь от факелов освещал путь, и медленно за предводителями последовала вся колонна. Халла убедилась, что она идет рядом с Олеффом. Вульфрик, который еще не вытащил топор, шел следом за ней.

В течение нескольких минут первая сотня братьев по оружию вошла в ледяные пещеры, и Халла могла различить за собой их напуганные взгляды. Она стала свидетельницей их великой храбрости и силы с тех пор, как они спаслись от морских кракенов, но никогда еще не видела у них на лицах такой страх.

— Держимся вместе. Нам нужно найти место, где мы могли бы разместить пятьсот человек, и нас при этом бы не съели. — Халла старалась, чтобы ее слова прозвучали легкомысленно, но ей было известно: с каждым шагом в глубь пещер все ощущали только страх.

Процесс оказался очень медленным. Когда сотни простых жителей вошли в пещеру, их шаги замедлились настолько, что колонна буквально поползла по тоннелям. Поначалу определить направление на север не составляло труда, и Халла с опаской шагала по волнистой поверхности скользкого льда. По обеим сторонам с потолка пещеры свисали сталактиты разной длины. Чем дальше по тоннелю уходили фьорланцы, тем больше удлинялась колонна, иначе было не миновать самые узкие участки.

Пещеры вскоре перестали отличаться друг от друга, и через несколько часов лишь безошибочное чувство направления Колыбельной вело их на север и только факелы Олеффа позволяли видеть дорогу. Халла расставила людей с факелами на равных интервалах колонны, и тот, кто оглядывался назад, мог увидеть, как сквозь ледяную тьму медленно ползет светящаяся змея.

Халла не заметила признаков Горланских пауков. Падающее Облако заверил их, что они минуют Медвежью Пасть за день, а затем выйдут к наружному водопаду, который обозначает северную границу ледяных пещер. Если они смогут идти быстрее и потратят на сон всего несколько часов. Халла же надеялась увидеть небо в ближайшие два или три дня.

Когда то там, то тут в колонне уже стали раздаваться жалобы на усталость, ранены спустились в обширную пещеру. Халла скомандовала остановиться, увидев размеры пещеры и паутину, которая покрывала все поверхности. Со времени спуска они еще ни разу не видели настолько огромного помещения, и несколько факелов не в силах были разогнать тьму ледяных просторов.

— Что за… — произнес Олефф. Он поднял факел — и все увидели сотни наполненных паутиной туннелей, расходящихся в разных направлениях. Вход в каждый туннель закрывала странная, похожая на кислоту, жидкость, и хотя они не видели ни одного паука, Халла знала, что те должны быть близко.

— Мы разве не туда повернули? — спросила она Анию, которая стояла в тени Вульфрика.

— Нет, все верно, юная леди, нам вперед и наверх. — Голос старухи стал дрожащим и хриплым.

— Нужно соблюдать тишину, — заметил Падающее Облако, пригибаясь к земле. — Старайтесь ступать так тихо, как только сможете.

— Рексель, я тебе, знаешь ли, не мотылек, — ответил Вульфрик. — Еще тише я стать не смогу.

Бойцы посмотрели на свои металлические доспехи и тяжелое оружие. За ними сотня воинов переговаривалась тревожным шепотом, следуя в пещеры за Халлой и ее капитанами.

— Они чувствуют вибрацию и никогда не издают никаких звуков, — прошептал Падающее Облако.

— Ледяной Отец говорит, что многие погибнут, — серьезно заметила Ания. — Но в Медвежьей Пасти погибли бы все. Помни об этом, юная леди.

За их спинами прозвучал тревожный вскрик.

Рядом с выходом из туннеля, из которого люди все еще выбирались на открытое пространство. Халла увидела, как голова одного из мужчин быстро скрылась в одном из густо оплетенных паутиной боковых проходов. Две нелепые, похожие на лезвия лапы обхватили голову ранена и заглушили его крик, струя крови брызнула на факел. Лапы чудовища были кипенно-белыми и раздутыми, при виде их у Халлы по коже поползли мурашки и пересохло во рту. Остальные туннели над и под пещерой словно зашевелились, и все больше и больше ледяных пауков стало выскакивать из своих убежищ и утаскивать к себе ближайших людей.

Халла подняла топор и, больше не пытаясь вести себя тихо, прокричала:

— Все вперед! Бегом!

Вульфрик встал рядом с ней, глядя вперед, и судорожно вздохнул.

— Нам нужно выбираться отсюда! — произнес он дрогнувшим голосом. — Смотри! — последнее слово он пробормотал гробовым шепотом, и Олефф, Рексель, Ания и Халла уставились вперед, в том направлении, куда им нужно было идти.

Сверху, из почти вертикального туннеля, густо заплетенного паутиной, спускался гигантский белый паук. Горлан растопырил зазубренные, раздутые лапы, опустил их на пол пещеры и приподнял свое гротескное брюхо. На фоне льда его бледное тело выглядело почти матовым. Слово «паук», казалось, совсем ему не подходило — липкая, вязкая жидкость, которая капала с его огромных клыков, растворяла лед под чудовищем.

На мгновение все застыли в невыразимом ужасе. Со времени встречи с кракенами Халла никогда не чувствовала себя столь ничтожной перед лицом врага, и все ее братья по оружию крепче обхватили рукояти топоров.

Горланский паук вселял панический страх, но Халла набралась решимости и закричала:

— Освободим дорогу!

Она побежала к ледяному пауку, за ней с ревом бросились Вульфрик и остальные капитаны.

Чудовище, очевидно, было слепым, и розовые шары глаз вращались на клейкой поверхности его головы. Халле пришлось двигаться медленнее, чтобы не упасть на льду, и она почти въехала в массивного паука, используя топор как боевой таран.

Зарычав от напряжения, воительница ударила паука топором между двух из его восьми глаз. Он пошатнулся и выпустил клейкие, студенистые щупальца. Одно из них немедленно отсек Вульфрик своим двуручным топором, а Падающее Облако ухватился за второе.

— Насадим на топоры эту тварь! — проревел Рексель, а Олефф прыгнул вперед и вогнал топор в брюхо чудовища.

Халла вытащила свой топор и снова ударила им по голове паука. Лезвие покрылось вязкой кровью, которая выплеснулась на лед. Горланский паук мерзко забулькал и встал на дыбы, оскалив клыки.

— Халла! — раздался голос позади нее. — Уходи влево!

Она убрала топор и отшатнулась в сторону, когда Генрих Кровавый выстрелил из-за ее плеча и попал Горланскому пауку стрелой между его огромных клыков. Тварь упала, издала еще одно шипящее бульканье и начала бешено перебирать лапами. Олефф, Вульфрик и Халла все как один выступили вперед и погрузили оружие в тело паука.

Падающее Облако пробежал мимо мертвого паука и метнул пылающий факел в сторону выхода.

— Проход освободился ненадолго. Подгоняйте людей! — крикнул он, присел на корточки и стал изучать пещеру перед ними.

Халла тяжело дышала, она еще не совсем отошла от потрясения. Но теперь она убедилась, что ледяных пауков Фьорлана можно убить, и быстро обернулась, желая узнать, как обстоят дела у ее людей.

Мертвые пауки, такие же нелепые, как и первый, но намного мельче, усеивали пещеру. Не хватало нескольких воинов, но остальные стояли на страже рядом с пустыми туннелями и ранеными соратниками. Часть из них покусали пауки, они казались очень бледными, почти при смерти. Глубокие отверстия от клыков напоминали раны от кинжала или стрелы. По крайней мере двести их лучших воинов уже находились в пещере, и Халла видела, что остальные в ужасе столпились у ее входа.

В пещере стало тихо, и ни один паук больше не показывался. Мертвые пауки съежились, словно уродливые карикатуры на смерть, а воздух рядом с ними наполнило ядовитое зловоние.

— Быстрее! — торопил их Падающее Облако. — Они снова будут нападать.

Халла утерла с лица пот и паучью кровь.

— Рексель, Генрих — ведите колонну вперед. Поторопитесь. Вульфрик, ты и Олефф остаетесь со мной.

Она махнула первым нескольким рядам воинов, и те стали быстро тянуть за собой остальных. Ее братья по оружию стояли на страже по обеим сторонам пещеры, пока простые жители Хаммерфолла торопливо пробирались по устланному паутиной полу, следуя за Рекселем и Генрихом.

— Ания, иди с Падающим Облаком. — Старуха съежилась, стараясь держаться как можно дальше от боковых туннелей.

Колонна продвигалась медленно, и Халла оставалась в напряжении, пока они с Вульфриком и Олеффом стояли над самым большим из паучьих туннелей. Раненых несли следом за остальными. Рексель и Колыбельная уже не были видны в начале колонны, которую через несколько минут можно было различить только по призрачному шару света внутри ледяной пещеры. Генрих вскоре тоже скрылся из виду.

Когда на входе в пещеру показались женщины и дети и вступили на паутину, Халла задержала дыхание. Как только первый ребенок пошел через пещеру, появилась белая паучья лапа, а Вульфрик чуть запоздал с предупреждающим криком.

— Назад! — заревел он, но ребенка не старше десяти лет уже схватил большой паук, бесшумно выпрыгнувший из бокового туннеля.

За ним выбежали еще пауки, и пещеру наполнили щелкающие звуки, когда чудовища начали сбиваться в стаю.

— Бегите! — крикнула Халла, когда уже десятки тварей размером с собаку наводнили пещеру. За ними вскоре последовали другие, еще крупнее, и множество крошечных паучков. Она метнулась через ледяную гладь туда, где паук схватил ребенка, и пинками отбросила двух тварей поменьше с дороги. Олефф поспешил за ней, пока Вульфрик прикрывал их отход.

— Она сказала «бегите», глухие ублюдки! — повторил Олефф.

Остальные братья по оружию помогали людям из хвоста колонны войти в пещеру и по льду толкали их к Вульфрику. Один из пауков схватил пожилую женщину, затем появился монстр еще крупнее и поймал двух воинов, такая же участь постигла юношу, завывающего от ужаса — все его тело ковром покрывали мелкие пауки.

Мужчины и женщины умирали от боли, а пауки вгрызались в неожиданный обед. Халла вращала топор, она держала лезвие поближе к себе, отрезая чудовищам лапы и сокрушая их тела. Рев Вульфрика раздавался возле выхода, его гортанные крики эхом разносились по пещере, пока он убивал всех пауков, которые пытались помешать им уйти.

Еще больше людей погибло, пока последние несколько рядов вышли на ковер из ядовитых пауков, а те, кто был в передних рядах, отчаянно сражались, чтобы добраться до Вульфрика и живыми вырваться из пещеры.

— Халла, пора уходить! — проворчал слева от нее Олефф. — Нас одолевают числом.

При этих словах в пещеру вошел последний из их отряда. Халла повернулась, чтобы уйти, — и увидела, как Олеффа внезапно пригвоздил к земле одинокий большой паук. Твердолобый яростно заревел, пытаясь побороть раздутое, белое чудовище, но у него не было возможности ударить его топором. Халла бросилась к нему и пнула тварь в глаза, чтобы Олефф сумел встать на ноги — и тут два больших клыка пронзили ей плечо.

Она издала резкий, сдавленный крик. Горланский паук, укусивший ее, обхватил ее лапами за туловище и потянул за собой.

— Ни один проклятый паук не убьет эту женщину! — Голос, казалось, доносился откуда-то издалека, и все, что она чувствовала, когда теряла сознание, а яд паука парализовал ее, — обжигающую боль.


Халла проснулась от боли, не чувствуя ни рук, ни ног. Ей было холодно — но она выжила. Глаза не могли сфокусироваться, и она понятия не имела, где находится и что за неясные формы ее окружают. Она вспомнила Горланского паука и как он ее укусил. Боль в груди напоминала о клыках чудовища, а туман в голове — о его яде.

— Вульфрик, она открыла глаза, — глухо прозвучало рядом с ней.

Всё вокруг потемнело, и она ощутила присутствие огромного воина, склонившегося над ней.

— Не чувствую ни рук, ни ног, — пробормотала она. В горле саднило. — И ничего не вижу.

— Ты жива, моя госпожа Летняя Волчица, — ответил Вульфрик. — На зрение все равно сильно полагаться нельзя, а юный Рексель с радостью станет твоими руками и ногами.

— Он прав, — подтвердил Рексель. — Ты не настолько тяжелая, как я думал.

— Где мы? — пробормотала она. — Мы в безопасности… мы вышли из пещер?

— Ты что, не видишь небо? — спросил Падающее Облако, хотя Халла все еще не могла различить его лицо.

— Дай ей время, — проворчал Вульфрик, на этот раз более мягко. — Генрих и Колыбельная сказали, уже через несколько дней ты встанешь и снова будешь на нас орать.

— Пауки… сколько наших людей выжило? — Халле казалось, она до сих пор видит раздутых белых чудовищ. Их ядовитое зловоние останется с ней надолго.

На секунду повисло молчание, и она почувствовала, что Вульфрик и Падающее Облако о чем-то безмолвно переговариваются. Колыбельная предупреждала о гибели многих в ледяных пещерах, но Халла надеялась, что большая часть воинов ее отряда выберется из них живыми.

— Сто пятьдесят человек остались в паучьих пещерах, — сухо ответил Падающее Облако тихим голосом. — Возможно, один или двое отставших еще выберутся наружу, но большинство из них мертвы.

— Но вместе с тем есть и хорошие новости, — быстро добавил Вульфрик. — Мы миновали Медвежью Пасть и через день или два доберемся до Джарвика.

Глава третья Алахан Алджессон Слеза в городе Тиргартен

Алахану стало легче на душе, когда он увидел город Летнего Волка. Их путешествие было трудным, холодным, несколько раз даже угрожало их жизням. После встречи с троллем Алахан убедился, что чудовища Фьорлана стали более активными, чем раньше. Возможно, они разделяли боль Рованоко, ведь его земля оказалась в руках предателя.

Тимон Мясник, странный спутник Алахана, не стал более разговорчивым и отказался объяснять, каким образом и почему его обнял один из Ледяных Людей Рованоко. Загадочные кристаллы, которые он хранил в мешочке на поясе, тоже были запретной темой, и Алахан больше не пытался узнать, что же именно там лежит.

— Примут ли меня в человеческом городе? — спросил берсерк, когда они подошли к высоким монолитным стенам Тиргартена. — Я не хочу никого напугать.

Алахан посмотрел на него и улыбнулся. Берсерк снова обмотал свою огромную, непропорциональную голову кожей и выглядел скорее необычно, чем пугающе.

— Все будет хорошо, друг. Я дам пощечину любому, кто косо на тебя посмотрит, — ответил он.

— Ты поступишь так ради меня, друг Алахан? — Губы Тимона скривились в странной пародии на улыбку. В глазах его светилось ликование: он нашел друга, который может за него заступиться. Алахан снова порадовался, что встретил такого спутника.

— Ты в этом мире мой единственный друг, дорогой Тимон, — ответил юный вождь, — хотя я могу обрести еще друга или двух в Тиргартене.

Берсерк снова улыбнулся и прибавил шаг, почти вприпрыжку помчавшись по заснеженной дороге в сторону Тиргартена. Город Летнего Волка — самый древний во Фьорлане или даже в землях раненов и, возможно, — во всех землях, населенных людьми. Его воздвигли преимущественно из камня на склоне горы с учетом ее высоты. Низкие гавани были меньше, чем в родном для Алахана Фредериксэнде, они располагались прямо перед тремя низкими входами, хотя сейчас они пустовали: если драккары где и стояли, то их спрятали от любопытных глаз.

Поднимаясь от медленных волн Фьорланского моря на равнины, покрытые льдом и снегом, город следовал естественной кривизне отвесных скал. Толстые каменные стены, предположительно, построили самые первые ранены Фьорлана. Скалы выравнивались, и город разрастался все больше, а на самой высокой каменной платформе стояли чертоги Летнего Волка и часовня Рованоко. Алахан мог разглядеть Ступени Калалла, широкую лестницу, которая пересекала все уровни, с нее можно было попасть во все районы города, несмотря на его вертикальное устройство. На самом верху виднелась Башня Орека — укрепленная сторожевая башня, которая смотрела на почти бесконечные южные равнины земель Летнего Волка.

— Выглядит как гора, — заметил Тимон. — Ее построили люди?

— Вероятно, да, — ответил Алахан. — Хотя мой дядя часто говорил, что его в качестве подарка раненам оставили последние Ледяные Гиганты.

— Варорг — самый щедрый отец, — с искренней верой произнес Тимон.

— Тогда будем надеяться, что его щедрость распространяется и на помощь свергнутому верховному вождю, — ответил Алахан, шуткой пытаясь смягчить благоговейную серьезность друга.

Они хорошо оторвались от Калага Медведя и воинов, которых послал за ними его отец, и Алахан надеялся, что в Тиргартене хватит братьев по оружию отразить их атаку. Наследник вождя не был уверен, сколько преследователей за ними гонится, но знал людей из Джарвика достаточно хорошо, чтобы понимать: они пошлют значительное войско за сыном Алдженона Слезы и будут готовы приступом взять любое место, где он найдет укрытие.

Он не знал, в каком состоянии город, что с ним случилось после потери флота драккаров — оказался ли он полностью в упадке, или в нем остался могучий воин, способный возглавить людей. В любом случае лучше всего было начать со старого отца Бриндона Кроу, жреца Ордена Молота. Старый жрец из Тиргартена не отправился в поход на драккарах и, разумеется, взял на себя руководство и закрыл город, когда узнал о действиях Рулага Предателя.

Ни одного путешественника не было на дороге, которая протянулась вдоль побережья с севера на юг. В действительности Алахан не встречал других людей с тех пор, как почти месяц назад убил воинов Медведя. Путешествовать по землям Фьорлана было нелегко, но все равно удивительно, что никто не бродил по землям Летнего Волка. Если старый отец Кроу созвал простой люд за стены Тиргартена, Алахан был уверен, они останутся преданными дому Слезы и по своей воле не подчинятся Рулагу и его мерзкому сыну.

— У них есть дозорные на скале, — сказал он Тимону, когда они достигли самой пологой части тропы, которая вела прямо к северным воротам Тиргартена.

Путники сильно выделялись на фоне белых снегов Фьорлана, и вблизи не было ни одного укрытия. Алахан не питал иллюзий по поводу того, чтобы незаметно проникнуть в город, но он чувствовал себя как-то глупо, рассеянно шагая по дороге, когда его преследовало столько врагов.

— Нужно ли мне подать им сигнал? — спросил берсерк из Нижнего Каста. — Чтобы они не подумали, что мы пришли с дурными намерениями.

— Мы же не армия. Я уверен, их не слишком обеспокоит наша прямая атака. — Алахан прикрыл глаза от слепящего блеска и оглядел поверхность скалы над ними. Он не мог рассмотреть людей, но если они там и были — они очень хорошо укрывались от чужих глаз.

Он замедлил шаг, чтобы те, кто следит за ними, смогли хорошо разглядеть его и Тимона, и они пошли дальше по дороге вдоль низкой береговой линии к плоским равнинам и самому нижнему уровню Тиргартена. Ворота были закрыты, и баллисты, установленные по обеим сторонам от входа, прикрывали большую часть заснеженной равнины. Если на город соберутся напасть, то люди Тиргартена узнают об этом заблаговременно, и у них есть все основания верить в свою способность продержаться достаточно долгое время.

Открывшаяся панорама города поразила Алахана. Внешние здания странной, неправильной конструкции были построены из камня. Жилые деревянные дома, крытые соломой, стояли ближе к середине каждого уровня, и на всех ранены изобразили герб города — воющего волка на фоне восходящего солнца. Ступени Калалла были хорошо различимы, и Алахан увидел сновавшие по ним вверх и вниз крохотные фигурки. Люди вовсе не забросили город, хоть и закрыли ворота, отгородившись от остального мира.

— Эй, внизу! — раздался крик над массивными деревянными воротами.

Вход в крепость был единственной его частью, сделанной не из камня.

Ранены укрепили ворота огромными стальными балками, а дерево казалось толще самых больших бревен.

— Кто идет? — прокричал голос.

— Друг Тиргартена, — ответил Алахан. — Я ищу отца Бриндона Кроу.

Пока стражник негромко переговаривался с кем-то позади него, спутники достигли подножия ворот и остановились.

— Кто ты такой? И кто твой друг? — Голос звучал настороженно, но не враждебно.

Алахан повернул голову и тихо сказал Тимону:

— По тому, как они отреагируют на мои слова, можно будет судить, есть у нас тут друзья или нет. — Он криво усмехнулся. — Мое имя — Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана и наследник чертогов Фредериксэнда.

Сверху стало тихо, и юный ранен исчез за зубцами стены. Можно было расслышать неясный шепот. Алахан услышал, как кто-то произнес:

— Приведи сюда Ледяного Клыка, он захочет на него посмотреть.

— Ждите… вы, внизу, подождите, — прозвенел юношеский голос со стены, хотя человека видно не было.

— Ну, топоры в нас еще не летят, — заметил Алахан, лениво рассматривая грубые зубцы крепостной стены.

Тимон поморщился и выпятил губу.

— Не хочу, чтобы в меня метали топоры, — сказал он. — Они острые.

Алахан рассмеялся.

— Да, да, так и есть… тупые топоры не слишком-то полезны.

Они ждали до тех пор, пока за стеной не раздались шаги. Появление Алахана вызвало небольшой переполох внутри крепости. Кто бы ни был этот Ледяной Клык, он шумно жаловался, пока поднимался на крепостную стену.

— Да уж, Алахан Слеза здесь… ну конечно, это он, — раздался сверху скрипучий голос.

Тимон улыбнулся и радостно воззрился на стену, из-за зубцов которой высунулась чья-то рыжая голова. Ее обладателю было около сорока пяти лет, хотя точно рассмотреть черты лица мешала большая окладистая борода. Приподняв бровь, он разглядывал двух мужчин, стоявших перед воротами.

— И кто ты? — спросил он.

— Твой человек не сказал тебе? — ответил вопросом на вопрос Алахан.

Рыжего ранена по прозванию Ледяной Клык, видимо, возмутил такой ответ.

— Не отвечай вопросом на вопрос… так ты становишься похож на болвана. Ты кто такой?

Алахан решил, что пора отбросить излишнюю настороженность.

— Я Алахан Слеза, и я ищу союзников против Рулага Предателя.

Ледяной Клык медленно кивнул и прищурился, глядя на молодого вождя. У него на груди висела массивная цепь, обозначающая звание оружейника, ответственного за защиту поселения. Эта должность считалась очень уважаемой — второй после распорядителя собраний, значит, этот человек был одним из лидеров Тиргартена.

— А ты? — спросил Алахан, пытаясь быть более нахальным и установить контакт с незнакомцем.

— Я Трикен Ледяной Клык, оружейник Тиргартена и верный брат по оружию Летнего Волка! — рявкнул ранен, очевидно рассердившись из-за наглости Алахана. — Я верен Фьорлану и честно служу ему, но именно я решаю, кто пройдет через ворота, юнец.

Тимон нахмурился, пока Алахан боролся с желанием бросить вызов собеседнику.

— Поосторожнее, Трикен Ледяной Клык, я не в том настроении, чтобы спорить с союзником… — Алахан помедлил, губы искривились от возмущения: его назвали юнцом! — Если хочешь, я докажу свою мужественность. Вытащи топор — и я убью тебя.

Ледяной Клык неожиданно улыбнулся и помахал кому-то за своей спиной.

— Откройте ворота! — прокричал он. — К нам прибыл верховный вождь, и ему нужно согреться.

Подъем с нижнего уровня города по Ступеням Калалла оказался таким же изматывающим, как и побег из земель Слезы, но Алахан радовался ревущему огню очага перед ним и кружке медовухи, которая как раз была на пути к нему. Они сидели в дальнем конце зала Алефа Летнего Волка, единственный очаг грел им спины, а Трикен Ледяной Клык в две большие кружки набирал медовуху, бочки с которой стояли у стены огромного здания. Зал собраний был меньше, чем во Фредериксэнде, но не намного, и похожие украшения висели на деревянных стенах. На стальных крюках красовались тролльи черепа и массивные боевые топоры, а по всей длине зала в два параллельных ряда были выставлены деревянные столы.

Тимон восторгался городом и постоянно повторял, что не знал даже о существовании таких мест на землях людей. Нижний Каст мог похвастаться несколькими впечатляющими зданиями и большим необычным поселением, но у них не было городов, подобных Тиргартену. Берсерк удивился, что камень — такой полезный в строительстве материал, и отметил, что его трудно сжечь. Алахан принял его замечание за шутку, но не знал, действительно ли берсерк решил пошутить.

Их появление в городе вызвало небольшой переполох. Трикен настоял, что им нет нужды волновать и без того запуганное население новостями о том, что сын Алдженона Слезы жив. Они быстро шагали по вздымающимся к вершине каменным ступенькам, не задерживаясь на нижних уровнях. В любом случае внимание, которое они привлекли, относилось больше к чудовищному берсерку, чем к сыну Слезы.

— Этот зал в последнее время не видел громких праздников, — сказал Трикен Ледяной Клык и поднес им две огромные кружки с медовухой. — С тех пор как погиб флот драккаров, почти все люди сидят по домам. Напряжение витает в воздухе.

— Вас можно понять, — согласился Алахан. — Как много братьев по оружию осталось в городе?

Он окинул взглядом пустой зал и не заметил признаков того, что его недавно использовали. Сейчас в зале находились лишь они трое.

Трикен поднял бровь и почесал окладистую рыжую бороду.

— Ты подобрался к самой сути… почему бы нам сейчас не выпить, мой вождь? — Алахану показалось странным, что Трикен обратился к нему с таким почтением.

— Это не вождь, — прогудел низкий голос из задней части зала. — Это сын вождя.

Говоривший был высоким и широкоплечим, но ходил слегка вразвалку из-за старой раны на ноге. Его седые волосы уже редели на висках, а резкие черты лица придавали ему суровый вид. На боку у него висел старый боевой молот с грубыми, истертыми от частого употребления краями и изношенной кожаной рукоятью.

Старый отец Бриндон Кроу прошел к ним от конца зала и остановился рядом с Алаханом, глядя на него сверху вниз, как учитель на трудного ученика.

— Ты вырос, мальчик, — сказал он без тени юмора, — и ты носишь топор мужчины. Становишься ли ты от этого мужчиной?

Алахан знал Бриндона Кроу с тех пор, как сам был еще мальчишкой. Отец отправил его в Тиргартен узнать об учении Рованоко. Магнус путешествовал по Тор Фунвейру со своими друзьями и не мог обучить племянника, поэтому обучение у старого отца Кроу заняло существенную часть юности Алахана.

— Я им убивал и защищал свою жизнь, — ответил Алахан честно. Он ничего не имел против, когда именно этот человек называл его мальчиком.

Кроу никак не отреагировал на эту фразу, а продолжил:

— И если ты мужчина — ты можешь стать вождем, так?

— Могу, — просто ответил Алахан.

— Ты дурак, мальчик. — Кроу отвернулся от них и быстрым шагом направился к бочкам с медовухой.

Тимон кашлянул, чтобы уведомить Алахана, что хочет высказаться.

Молодой воин улыбнулся.

— Если ты желаешь спросить, ведет ли он себя так все время… да, да, он всегда такой. — Он старался говорить тихо, чтобы Кроу его не услышал, и снова почувствовал себя ребенком.

— Сожалею о твоем дяде, — сказал Кроу через плечо, набрав большую кружку медовухи. — Туманный камень из Южного Стража поведал нам о том, что произошло в Канарне… грязное дело. Похоже, Рованоко испытывает всех истинно верующих… Ро Хейл, Фредериксэнд… даже Южный Страж готовится к тому, что Красные рыцари сотрут его с лица земли. — Он повернулся и еще раз пристально посмотрел на Алахана, затем продолжил: — Возможно, самым лучшим решением будет сесть в этом зале и выпить.

Отец Кроу тяжело опустился на конец скамьи и охнул, когда что-то щелкнуло у него в спине. Он вздрогнул от боли и сделал большой глоток из кружки, прежде чем разогнул спину и проворчал:

— Нечего сказать, мальчик?

— Для меня важным было добраться до Тиргартена. — Алахан не составлял далеко идущих планов, он просто надеялся, у Тиргартена хватит воинов, чтобы продержаться против сил Медведя. — Как ты и сказал — я не вождь. Я всего лишь сын вождя.

Алахан не пытался острить, но получил от жреца уничтожающий взгляд. Он отхлебнул медовухи, чтобы успокоиться.

— Как надежно защищен Тиргартен? — спросил он, не глядя на старого жреца.

Трикен Ледяной Клык кашлянул.

— Стены такие же крепкие, как и в других городах Фьорлана. А вот людей нам не хватает.

— Может, пара сотен воинов наберется, — сказал отец Кроу, осушил свою кружку и поднялся, чтобы набрать другую. — Двести воинов и еще два после того, как пришел мальчик со своим питомцем.

Тимон Мясник, возможно, был простоват, но он понимал, когда его оскорбляют. Берсерк опустил голову и надулся, будто его отчитали.

— Я могу уйти, если так будет проще, — сказал он Алахану.

— Останься, берсерк Варорга, — возразил Кроу своим громовым голосом. — Вы сказали, что вы — друзья Тиргартена… а Тиргартену нужны друзья, кем бы они ни были.

Он повернулся к Алахану.

— Рад тебя видеть, юный Алахан, — произнес он, протягивая руку.

Молодой вождь не знал, что на это ответить, но, когда увидел, как Трикен кивает и подмигивает ему, пожал руку старого жреца. Отец Бриндон Кроу чуть улыбнулся — в первый раз с тех пор, как они вошли в зал, и снова сел на скамью с очередной кружкой медовухи. Он произнес на этот раз более спокойно:

— Я боялся, тебя взяли в плен, когда Рулаг захватил Фредериксэнд… об Ингрид что-нибудь известно?

Алахан пытался не зацикливаться на мыслях о сестре и о том, где она сейчас может быть. Он просто ничего о ней не знал.

— Она может быть мертва или в плену, — тихо произнес он. — Она хитрая девчонка, но когда я видел ее в последний раз — ее утащили в сетях.

— Не грусти, парень, — сказал Кроу. — Рованоко любит умненьких детишек, он позаботится о ее безопасности. В ней, как и в тебе, течет кровь Алдженона. Она делает вас сильными.

— Не настолько, чтобы отстоять свои чертоги перед захватчиками. Ублюдок в эту минуту восседает на троне моего отца! — рявкнул Алахан, неожиданно позволив вырваться накопленной месяцами злости. — Он продал свою честь колдунье, а сейчас провозглашает, якобы превыше всего Рованоко ценит силу.

— Он ошибается, — сказал жрец, — и ты это знаешь. Его люди наверняка тоже знают, но они продали свою честь за богатство и власть… Ну а мы с тобой повыше ее ценим, разве не так?

Трикен грохнул кружкой по деревянному столу и громко заявил:

— Предатель никогда не получит Тиргартен. К тому времени, как он сюда доберется, мы мобилизуем всех воинов с наших земель, и каждый фермер и кузнец с топором будут стоять на этих стенах.

Алахан встревоженно посмотрел на него.

— Калаг Медведь скоро будет здесь… возможно, в течение нескольких недель.

— Гонится за тобой? — спросил Кроу. — Сколько людей у сына Предателя?

— Этого я тоже не знаю. У лорденыша во Фредериксэнде была пара тысяч воинов. Я понятия не имею, взял ли он их всех с собой.

Молодой вождь устал, у него начала болеть голова. Первый раз за последние месяцы он находился в тепле, внутри нормального дома, и только перспектива наконец снять с себя броню из плотных шкур не давала ему уснуть.

Он потер глаза и увидел, как Трикен и Кроу обеспокоенно переглянулись.

Жрец отхлебнул из кружки и произнес:

— Мы не сможем продержаться против такой армии. У нас есть люди, но среди них нет опытных воинов. Они смелые, они умрут за Тиргартен, но против армии они не выстоят. Нам нужно время, чтобы укрепить защиту.

— Лучше бы ты бежал дальше — лорденыш приведет армию Предателя под стены города раньше, чем мы сможем приготовиться к защите. Это последняя свободная земля Фьорлана… мой вождь.

Оружейник внимательно смотрел на Алахана и почесывал густо заросший подбородок.

— Полегче, Трикен, ты же говоришь с сыном Слезы, — произнес Кроу, допивая вторую кружку медовухи. — У меня для тебя хорошие новости, мальчик.

Жрец снова слабо улыбнулся.

— Халла Летняя Волчица и Вульфрик Взбешенный выжили в море кракенов.

Алахан резко выпрямился и заулыбался. Распорядитель собраний Фредериксэнда жив — лучшей новости Алахан не слышал с тех пор, как покинул дом. Лицо Тимона заметно просветлело, когда он узнал о Халле.

— Дочь Волка жива? — нетерпеливо спросил берсерк.

— Ты уже вручил свою судьбу, берсерк? — ответил вопросом на вопрос жрец. Сразу было видно, что он знает больше о традициях Нижнего Каста, чем Алахан.

— Да, при благословении Варорга, — ответил Тимон.

Кроу засмеялся — самое живое выражение, которое они увидели у него на лице со времени встречи.

— Это имя Гиганта не из тех, что я часто слышу. Скажи мне, как тебя зовут, человек из Нижнего Каста, — спросил он, наливая очередную кружку медовухи.

Берсерк выпрямился на стуле, возвышаясь над сидящими рядом мужчинами. Даже Кроу, который снова сел около кружки с выпивкой, казался маленьким по сравнению с другом Алахана.

— Я Тимон по прозванию Мясник, и я вручил свою судьбу дому Летнего Волка.

Отец Кроу чуть наклонился и посмотрел на пояс берсерка. Увидев странный мешочек, который так оберегал Тимон, он снова улыбнулся.

— Так ты из этих берсерков, — произнес он загадочно. — Я слышал, голова у вас не прекращает расти, как только вы начинаете пробовать этот порошок.

Тимон, казалось, смутился.

— Я очень редко его нюхаю. Только когда без этого не обойтись, — сказал он с легким сожалением.

Он посмотрел на Алахана. Они молча переглянулись, вспоминая встречу с троллем. Что бы ни было в мешочке у берсерка, оно несомненно увеличивало его привлекательность для Ледяных Людей Рованоко.

— Тебе нужно поспать, Алахан, — произнес Кроу. — У тебя есть один дом, который нужно вернуть, и другой, который нужно защищать. Тебе необходим хороший отдых.


Сын вождя видел более яркие сны, чем обычно. Алахану выделили уютную комнату и кровать с меховыми одеялами, но когда его голова коснулась подушки, его разум заполнили образы. Он чувствовал присутствие своего отца. Алдженон стоял, гордый и высокий, в окружении Ледяных Гигантов, но лицо его оставалось таким же грустным. Алахан ожидал, что в его сне возникнет темная женщина, но не думал, что именно в это время появится его дядя. Присутствие отца Магнуса Вилобородого из Ордена Молота, жреца Рованоко, казалось более ощутимым, чем обычно.

Он стоял за гирляндой щупалец, вывалившихся изо рта темной женщины, и после его появления злобное видение уже не так сильно тревожило Алахана. Он услышал, как низкий, гулкий голос зовет его по имени. Он не знал, кто говорит, но был уверен, что источник голоса — Ледяной Гигант. Воплощение Рованоко, Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана, внезапно проснулся.

По луне, ярко светившей в окно, он понял, что проспал не больше двух часов. Он лежал в скромно обставленной комнате, но горящий очаг и толстые меховые одеяла казались приятной переменой после сна под открытым небом, и впервые за долгие месяцы он чувствовал приятное тепло, разливающееся по телу. Перед тем как добраться до постели, он помылся и очистил усталое тело от дорожного пота.

Воздух был свежим и холодным, и он быстро оделся, чувствуя странную и непреодолимую тягу к часовне Рованоко. Что-то проснулось на задворках его разума, и теперь он сосредоточился на Ледяном Гиганте и своем долге перед раненами. Что бы ни предстояло ему сделать, он знал, в первую очередь нужно посетить Камень Рованоко.

Тимон отказался от отдельной комнаты и лежал, свернувшись калачиком как верный пес, на полу комнаты Алахана. Судя по всему, он чувствовал себя неуютно, когда с ним хорошо обращались, и он настоял на том, чтобы остаться рядом с другом. Тимон быстро уснул и даже не проснулся, когда Алахан покинул комнату. Он закрыл за собой дверь и оглядел каменный коридор. В чертогах Тиргартена было тихо, и только свист ветра сопровождал Алахана, пока он шел до главной двери. Как и во Фредериксэнде, чертоги состояли из множества уровней и бесчисленного количества спален, готовых принять свободных людей города. Большинство пустовали — молчаливое свидетельство потери флота драккаров. Кроу не сказал, сколько людей из Тиргартена погибло, когда Рулаг Медведь предал Алдженона Слезу, но судя по тому, что осталось всего двести опытных воинов, город потерял несколько тысяч братьев по оружию.

Алахан прошел в главный зал и согрел руки возле единственного горящего очага. Многие жены и дети остались без мужей и отцов. Скорее всего, залы Летнего Волка будут пустовать еще долго. По крайней мере, если Рованоко им поможет, город останется свободным и верным дому Слезы, даже если сам Алахан пока не чувствовал себя достойным занять место отца. Странное ощущение несоответствия своих притязаний возникло у него только после встречи с отцом Кроу. До этого он был слишком зол и сосредоточен на выживании, чтобы задуматься над своим новым положением, ведь теперь он стал верховным вождем Фьорлана.

— Ты более чем вождь, — произнес голос у него в голове.

Алахан упал на колени и с трудом подавил крик боли — его череп разрывался от давления. Кто бы ни говорил, голос не был громким, но, казалось, шел сразу со всех сторон.

— Тебя ждали, избранник. Камень Рованоко ожидает тебя. — Как только утихла боль, Алахан подумал, что глубокий голос кажется ему смутно знакомым.

Шатаясь, он поднялся на ноги и сосредоточился на деревянной двери, ведущей из зала к верхнему уровню города. В несколько больших шагов, нетвердо держась на ногах, он дошел до дверей и распахнул их. Заскрипели стальные петли. Снаружи он едва заметил пронизывающий ветер, а резкая боль в голове утихла до терпимой. Он инстинктивно повернул направо и увидел низкий купол часовни Рованоко. Как и все часовни Ледяного Гиганта, она была построена из камня и частично уходила под землю, из-за чего увенчанное куполом здание казалось едва различимым по сравнению с массивными чертогами рядом с ним.

Алахан приостановился и постарался держаться как можно более прямо, не желая входить в часовню, обхватив голову руками. Он чуть не упал на спину, когда массивная каменная дверь, частично скрытая за ступенями лестницы, неожиданно распахнулась. Вряд ли это сделал ветер, и все, о чем Алахан мог подумать, когда голос позвал его внутрь, — что он напоминает голос его дяди, Магнуса Вилобородого.

Оказавшись в укрытии от холодного ветра, Алахан прислонился к каменной стене коридора, затем начал медленно спускаться по ступеням во тьму. У подножия лестницы горел светильник.

— Алахан Алджессон Слеза, верховный вождь Фьорлана и избранник Рованоко, — прогремел голос снизу, — войди в Камень.

Даже если бы он захотел воспротивиться, то не смог бы, он был вынужден повиноваться голосу. Алахан спустился к подножию лестницы, вошел в часовню и остолбенел. Перед ним, гордо выпрямившись, над пылающей стальной жаровней стояла призрачная фигура. Ее формы расплывались, но общие контуры и неясные черты принадлежали его дяде Магнусу. Массивный боевой молот, висевший у того на боку, — Скельд, любимое оружие его дяди. Но тень не обладала твердым физическим телом, и сквозь призрак можно было увидеть камни часовни.

— Добро пожаловать, избранник, — сказала тень. В голосе почти не слышалось эмоций, в них не было ни следа характерных интонаций Магнуса. Призрак выглядел как бывший жрец Ордена Молота, но голос только отдаленно напоминал его.

— Что ты такое? — выпалил Алахан.

— Тот, кем я был, застрял между мирами, без тела, в которое можно вселиться, и без пути, который привел бы в ледяные чертоги за пределами мира. Я не более чем воспоминание. — Алахан чувствовал слова всем телом не слабее, чем слышал их, и вздрагивал от боли каждый раз, когда тень заговаривала.

— Ты Магнус? — спросил он, не зная, что еще сказать.

— Я тень Магнуса, хоть я его и не помню. Кровь почти растрачена, и я нужен здесь. — Призрак облетел пылающую жаровню и встал перед Алаханом. — Ты — воплощение Рованоко. Слуга Ледяного Гиганта в Долгой Войне. Я здесь для того, чтобы помочь тебе советом.

Алахан тяжело прислонился к каменной стене и уставился на призрака. Он никогда не слышал о людях, после смерти снова появлявшихся таким образом. Но что бы ни происходило в часовне Рованоко, Алахан знал: Ледяной Гигант пытается дотянуться до него, простирая руку из своих чертогов за пределами мира, чтобы защитить народ раненов.

— У нас высокие стены, но мало людей, — произнес молодой вождь, чувствуя необходимость высказать свои тревоги. — Силы, которые собрались против нас, слишком многочисленны, чтобы этот город выстоял. Предатель хорошо сделал свою работу.

Призрак неожиданно взвился в воздух, а его глаза засверкали холодной как лед яростью, из-за чего стены покрылись инеем, а по часовне пронесся порыв пронзительного ветра.

— Это была ведьма Шаб-Ниллурата, — пророкотал призрак, от его голоса сотряслись камни, и Алахан отшатнулся, прижавшись спиной к стене. — Лесной Гигант пробудился, и Долгая Война стала яростней и жестче.

— Я всего лишь человек, — сказал Алахан, когда ледяной ветер от призрака покрыл его снегом и инеем. — Я с радостью отдам свою жизнь за Рованоко, но мне нужны десять тысяч воинов, готовые на такую же жертву…

Тень отступила, и температура быстро вернулась к прежней. Борода Алахана заиндевела, а руки тряслись, хотя он и стоял вызывающе прямо.

— Ты не твой отец, — сказал призрак, его слова эхом разносились по каменной комнате. — Ты думаешь только о людях.

От этих слов стало больнее, чем от всего остального, что вызывал призрак, и молодой вождь склонил голову и стиснул зубы.

— Мой отец мертв… твой брат мертв, помнишь ты его или нет. — Алахан больше не был ребенком и пытался сохранить достоинство перед всеобъемлющим присутствием призрака. — Я могу никогда не стать таким, как он, но мое имя — Слеза.

Призрак Магнуса попятился, пока не оказался по другую сторону очага. Его взгляд становился все мягче, пока он снова не стал похож на дядю Алахана.

— Ты справишься, — просто сказал он. — Но тебе нужен совет.

— Я с радостью выслушаю, каким образом смогу победить.

— У Ледяного Гиганта много слуг, не только люди. Тебе стоит обратить внимание на других ледяных чудовищ.

Алахан пристально смотрел в сияющие глаза призрака. Волна печали прокатилась по нему, когда он вспомнил своего дядю. Из всех, кого он знал, Магнус Рагнарссон Вилобородый был одним из лучших людей, жрецом Ордена Молота, никогда не поступался своими принципами, не отступал и не отказывался от того, что считал верным. Но призрак — не его дядя. Голос тени был гораздо более глубоким и более древним.

— Колдуньи почти победили. Их планы претворялись в жизнь быстрее, чем наши, — заявил призрак. В первый раз в его голосе промелькнули признаки гнева. — Но мы не беспомощны. На всех землях, населенных людьми, верующие все еще сражаются. У Одного Бога тоже есть верные последователи, как и у Джаа… три Гиганта еще не побеждены, и приходят тени.

Волосы на руках Алахана встали дыбом, а по спине пробежала дрожь — он ощутил уверенность в глубокой преданности Ледяному Гиганту и землям раненов.

— Что ты прикажешь мне сделать? — спросил он, шагнув к тени.

Тень торжественно подняла свой призрачный молот к туманному лицу. Жест, казалось, нес в себе нечто большее, чем простую демонстрацию силы. Голова Алахана снова начала пульсировать, когда он почувствовал чудовищное, непознаваемое время, текущее от призрака его дяди.

— Ты удержишь Фьорлан… ты дашь отпор силам Лесного Гиганта… ты будешь служить Рованоко до последнего вздоха, избранник.


Он не вернулся в постель и остался сидеть на каменной скамье на верхнем уровне Тиргартена, на холодном ветру, наблюдая за Фьорланским морем. За его спиной находились Чертоги Летнего Волка, а слева — часовня Рованоко. Перед Алаханом расстилались просторы города, поля с пшеницей и пастбища на южных равнинах земель Летнего Волка. В прозрачной утренней дымке он мог различить западную кромку Волчьего леса.

Море тихо катило свои волны от берега, и он задумался, где же на тех серых просторах погиб его отец. Пучина Калалла была дальше на юг, а море кракенов располагалось возле островов Самнии, но с вершины Тиргартена все воды выглядели одинаково. Где-то там мог найтись способ отомстить за Алдженона Слезу. Возможно, однажды Алахан почувствует себя достойным его имени.

— Ты так рано проснулся или засиделся допоздна? — спросил отец Бриндон Кроу позади него.

Хмурое утро отбрасывало тени и туман на каменные очертания Тиргартена. Алахан удивился: он совсем не чувствовал усталости. Он повернулся и оперся на каменную скамью, чтобы лучше видеть жреца.

— Полагаю, я испытал что-то вроде духовного пробуждения, — ответил он.

Отец Кроу остановился перед молодым вождем и зловеще нахмурился, плотно сжав губы. Он очевидно протрезвел, и, как следствие, настроение его было мрачным.

— Ну, как жрец я прекрасно подхожу в качестве того, с кем можно обсудить подобные события.

— Мне нужно узнать одну вещь, Бриндон, — сказал Алахан, слишком взволнованный, чтобы правильно к нему обратиться. — Она должна быть тебе известна.

— Я прощу тебе невежливость, парень, — ответил Кроу и присел рядом с бывшим учеником. — После духовного пробуждения у тебя остались вопросы?

— Пока только один… думаю, другие появятся позже, — сказал Алахан. — Что это за порошок, который вдыхает Тимон? Почему тролли на него не напали?

Кроу удивленно хмыкнул и бросил непроницаемый взгляд на город. Он не выказал больше никаких эмоций и признаков интереса и ответил тоже не сразу.

В конце концов старый отец Кроу сказал:

— У берсерков Нижнего Каста… свои способы воевать. Они входят в состояние такой боевой ярости, которую ты никогда не видел.

— Я видел, как один жрец из вашего Ордена впадал в боевую ярость Рованоко… вообще-то это был мой дядя. — Молодой вождь невольно взглянул на часовню Ледяного Гиганта и вспомнил призрак Магнуса.

— Юный Вилобородый по сравнению с берсерками Варорга — сопливый младенец, — ответил Кроу. — Берсерки используют кристаллы, найденные в глубинных льдах Нижнего Каста. Когда их вдыхаешь, они… изменяют твое тело.

— Это не ответ на мой вопрос, отец, — заметил Алахан. — Что это такое и как оно действует на троллей?

Отец Кроу прищурился и пристально посмотрел на юношу.

— Почему ты так хочешь узнать? — спросил он. — Тимон не захотел тебе рассказывать — почему же я должен это делать?

— Потому что из всех, кто у тебя есть, я больше всего похож на своего отца. Он мертв — а я жив. Смирись с этим… — Алахан примолк и опустил взгляд на камни под ногами. — Я же смирился… — сказал он, больше не опасаясь своего бывшего учителя.

— Хорошо, мой вождь, я отвечу на твой вопрос, — ответил Кроу с легкой тенью улыбки. — Ледяные Люди Рованоко производят кристаллическую субстанцию. Все, что они едят, — камни, деревья, люди — все выходит наружу в виде этих прекрасных белых кристаллов.

Алахан поднял бровь.

— Моча троллей? Они нюхают мочу троллей?

— Я даже не знаю, есть ли у них для нее какое-то имя, — ответил Кроу, — но она воняет хуже, чем мертвые Горланские пауки, и оказывает странное влияние на других обитателей льдов. Я слышал истории о том, как тролли месяцами ходили вместе с отрядами воинов, потому что принимали раненов из Нижнего Каста за семью Ледяных Людей.

Алахану показалось это забавным.

— И их это не смущало?

— Я не думаю, что их это заботит, парень. Полагаю, они используют порошок, чтобы впасть в безумие, чтобы у них лопнули головы. На все остальное — воля Варорга. — Он закашлялся и сплюнул мокроту себе под ноги. — Можешь использовать это знание, но Тимон тебе спасибо не скажет.

— Если у тебя есть более верный способ защитить Тиргартен, я тебя выслушаю… — Алахан обрел решимость. Если для того, чтобы вернуть Фьорлан, можно использовать других ледяных чудовищ — он так и сделает, и Рованоко это одобрит.

Кроу повернулся и с размаху залепил Алахану пощечину. Кровь выступила у того на губе, а щеку пронзило сильной болью.

— Ты не твой отец, мальчишка. Ты храбрый дурак… в лучшем случае. В худшем — ты обуза, и я не собираюсь тебе потворствовать.

Алахан покраснел от гнева. Не раздумывая, он протянул руку и взял старого жреца за горло.

— Тот, кто ударит меня, — пожалеет, и мне неважно, жрец это будет, король или мудрая женщина. Я Слеза — и прошу прощения, если мое имя не Алдженон.

Кроу почти никак не отреагировал на то, что его пригвоздили к каменной скамье. Старый жрец не отводил взгляда от Алахана, но в нем было больше любопытства, чем досады. Он поднял руку и похлопал по запястью Алахана, чтобы успокоить разгневанного молодого вождя.

— Наши стены не так-то легко сломать, — произнес он, когда Алахан ослабил хватку. — Но с имеющимся числом защитников мы не сможем держаться бесконечно.

— Как я уже сказал, если ты можешь предложить что-то получше… — Алахану не нравилась идея отправлять Тимона за семьей троллей и звать их в Тиргартен, но слова призрака все еще гремели у него в ушах, и он почувствовал: выбора нет.

— Если у лорденыша Джарвика несколько тысяч воинов и осадные тараны… — Кроу не стал договаривать, но в его глазах было сомнение: вряд ли Тиргартен сможет выстоять против Калага.

Алахан вернулся к своему стулу. Он пытался успокоиться и не воспринимать слова старого жреца слишком серьезно. Кроу многие годы оттачивал свою язвительную манеру общения, от которой съеживались даже смелые воины. Юный вождь решил, что больше не даст ему себя запугать.

— Ты жрец Ордена Молота, отец. Из всех людей в тебе должно быть больше всего веры в мудрость Рованоко, — убежденно произнес Алахан. — Или хотя бы доверься мне в том, что я собираюсь сделать.

Глава четвертая Рэндалл из Дарквальда в лесу Фелл

— Мы будем терпеть, — сказал Витар Ксарис в семьдесят пятый раз с тех пор, как солнце скрылось за горизонтом. — Ваше желание ускорить наш поход на юг не изменит неизбежного.

Доккальфар преувеличенно резко склонил голову набок, и Рэндаллу показалось, что хозяин с трудом держит себя в руках, пытаясь не натворить глупостей.

— Вы ведь понимаете, что за нами идет погоня? — спросил священник, прикусив губу от разочарования. — Или это понятие, которое вы не можете принять?

Витар медленно повернул голову, но больше не сделал никаких движений. Глаза смотрели прямо, лицо ничего не выражало.

— Я понимаю больше, чем ты можешь познать за всю жизнь, Ута Тень, — ответил обитатель леса.

— Возможно, нам стоит повременить с разговором, пока вы не сможете сказать что-нибудь дельное, — вмешался Рэндалл. Он потянул Уту прочь и адресовал тупому шаману ехидную гримасу.

Когда к их компании прибавилось еще двадцать доккальфаров, путешествовать легче не стало, да и настойчивость Ксариса, который убеждал их не спешить с походом к Феллу, отнюдь не улучшала настроение Черного священника.

Опушка леса показалась на горизонте еще несколько дней назад, но до Фелла было всё равно далеко. К утру они, скорее всего, дойдут до самых крайних деревьев и в ближайшее время окажутся в безопасности внутри поселения доккальфаров.

С тех пор как они покинули Козз, за ними по пятам шел отряд каресианских Псов и ублюдков Певайна, и только необходимость опережать преследователей вынуждала доккальфаров поторопиться.

— Псы отстают от нас не больше чем на день, — произнес Ута, когда они отошли от костра и присоединились к Тир Васиру.

— Значит, завтра нам рано или поздно придется повернуть назад и сражаться, — ответил Рэндалл. — Думаю, здесь осталось немного похлебки Васира.

Оруженосец показал на небольшой костер с медленно булькающим котлом.

Доккальфары были немногословны и не проявляли эмоций. Рэндаллу они казались не самыми лучшими спутниками, а его попытки подружиться с ними остались решительно отвергнутыми. Хотя Васир не изменился и по-прежнему предпочитал находиться с людьми, чем со своими сородичами.

— Он Витар, — сказал Васир, когда Ута и Рэндалл сели рядом с котлом. — Он не привык разговаривать с людьми… хотя большинству Тиров вы тоже кажетесь утомительными.

Он продолжил помешивать похлебку, и от костра поплыл чарующий аромат.

— Если я еще раз услышу «мы будем терпеть», я вернусь к своей работе крестоносца, — заявил Ута, сжимая и разжимая кулаки.

— Прошу — не надо такого говорить! — вскинулся Тир, невольно наклоняя голову в характерном жесте доккальфаров. — Витару Ксарису двести лет. Я уверен, ты можешь простить небольшую туманность его речей при разговоре с теми, чья жизнь так коротка.

Ута и оруженосец обменялись вопросительными взглядами.

— Если он живет уже двести лет, мог бы и научиться готовить за столь продолжительное время, а не заставлять тебя постоянно этим заниматься, — заметил Рэндалл.

Васир, очевидно, не понимал, в чем тут проблема.

— Он же Витар, — сказал он, будто это все объясняло.

Рэндалл начал постепенно постигать странную иерархию доккальфаров. Тир — похож на воина, но определение слова у доккальфаров было более сложное. Витар — кто-то вроде священника или жреца, но почти не обладающие властью, и, по словам Васира, к ним обращались в основном за советом. Рэндалл слышал о том, что у доккальфаров есть и другие специализации, но им не нравилось их обсуждать.

Все немного посидели в тишине, пока Васир помешивал похлебку из кролика и Горланского паука, Ута тряхнул головой и попытался успокоиться, а Рэндалл задавался вопросом, сколько еще ему суждено прожить. Что бы ни произошло и где бы они ни оказались, за последние месяцы юный оруженосец принял несколько важных решений. Он знал: он привязан к Уте, скорее всего, до его смерти, и понимал всю глупость доброго и светлого отношения к миру, но хорошие намерения и дружелюбие — это все, что ему оставалось.

Он больше не юноша, чьи взгляды на мир проходят через призму наивного оптимизма, но у него не получалось стать таким же пресыщенным и циничным, как его хозяин. Рэндалл улыбнулся, когда понял, что его предназначение — по большему счету уравновешивать своим оптимизмом сурового Уту Призрака.

— Они ударят по нам еще до того, как мы доберемся до деревьев, — сказал Ута после того, как Васир дал ему миску с похлебкой. — И по моим предположениям, вскоре после этого мы будем мертвы.

— Какова вероятность, что ваши люди выбегут из леса и спасут нас? — спросил Рэндалл, улыбнувшись Васиру.

Доккальфар не понял шутку.

— Я считаю, вероятность очень мала, Рэндалл из Дарквальда, но за нами уже два дня следует черный ястреб.

Ута почти не обращал внимания на их разговор и прилег на походную постель, глядя через южные равнины на относительно безопасный Фелл.

— Ну, если только у ястреба нет отряда крепких друзей, я бы назвал скорость нашим лучшим оружием, — заметил Рэндалл, надеясь, что они смогут поднять доккальфаров после всего нескольких часов отдыха.

Спутники уже почти неделю отводили на сон всего по два часа в день, и каждый раз, когда Витара Ксариса будили ото сна, он заявлял, он не спит, но нуждается в дальнейшем отдыхе. Что доккальфары делали вместо сна, оставалось для Рэндалла загадкой, но он чувствовал: останавливаясь на ночлег в конце дня, они устраивали что-то вроде медитаций.

— Ястреб наблюдает за нами… мы не одиноки. — Васир посмотрел на небо и изо всех сил попытался изобразить человеческую улыбку.

— Меня это радует, — сухо ответил Рэндалл.

Ута растянулся на одеяле и подложил руки под голову. Солнце уже зашло, и они могли успешно спрятаться посреди равнины — темные тени среди других темных теней, они добавляли к местности дополнительную фактуру, но наблюдатель не различил бы их на общем фоне.

Рэндалл перестал чувствовать усталость, он уже действовал в странном состоянии настороженного изнеможения, появившегося у него после побега из Козза. Он не жаловался, не требовал дольше спать, но каким-то образом стал разумным центром их причудливой компании. Он помог доккальфарам освоить ятаганы, которые они забрали при побеге, и постоянно заверял их, что теперь они свободны и в относительной безопасности. Неизвестно, оценили они по достоинству его старания или нет, он даже не знал, понимают ли они его. Если бы не необычайное почтение, с которым доккальфары относились к Уте, они бы с еще большей неохотой следовали на юг. Рэндалл не знал, что такое древняя кровь Теневых Гигантов, но, похоже, для доккальфаров это было очень важное понятие. Он слышал, как они с грустью говорили о тех, кого любили, и смотрели на Уту так, будто он был гораздо больше, чем человек.

— Рэндалл, — обратился к нему Черный священник, которого еще не совсем сморил сон, — завтра тебе разрешается убить любого, кто поднимет на тебя оружие. Понятно?

Оруженосец вымученно улыбнулся.

— Но Васир говорит, что за нами следует ястреб! Все будет в порядке.

Они рассмеялись, и на секунду все вернулось на свои места. Рэндалл надеялся, ему удастся выжить и сохранить жизнь хозяину, чтобы узнать, какие еще приключения приготовила для них судьба.

Когда Ута уснул, Рэндалл повернулся к Васиру и улыбнулся.

— Я признателен тебе за то, что ты остался с нами, — сказал он их странному спутнику.

Доккальфар выпрямился и ответил на улыбку Рэндалла.

— Мне не слишком нравятся Стражи Фелла — доккальфары южных лесов.

Рэндалл нахмурился.

— А ты сам откуда? — Странно было осознавать, что он никогда не спрашивал Васира ни о чем, относившемся к нему самому.

Обитатель леса попытался улыбнуться.

— Я был рожден за пределами Земель Тишины, рядом с Темными Глубинами.

— Я не слышал об этих местах, — заметил Рэндалл. — Полагаю, в тех краях не очень много людей?

— Насколько я знаю — ни одного. Я родился в клане погонщиков верблюдов. Простая жизнь — но мой путь лежал дальше, и я прошел на север до Нарланда. В Жутком лесу меня захватили Пурпурные священники… вот тогда я впервые столкнулся с людьми.

— Думаю, это было не самое приятное знакомство с нашей расой, — ответил Рэндалл, усаживаясь на постели. — Хотя я когда-то знал Пурпурного священника, который мне очень понравился.

— Ты и Ута — гораздо более приятная компания. Каким-то образом вы привели в равновесие мое мнение о людях. — Сейчас, разговаривая с юным оруженосцем, Васир начал выражаться понятнее, но Рэндалл все еще не мог определить, шутит он или нет. В любом случае, замечание Васира его рассмешило.

— Мне нужно поспать… если я не проснусь раньше хозяина, он, скорее всего, отчитает меня за лень, — произнес Рэндалл. Учитывая обстоятельства, он чувствовал себя удивительно мирно.

— Спокойного сна, Рэндалл из Дарквальда, — ответил доккальфар.

— Я уверен, что усну, друг мой, но сомневаюсь, что сон будет спокойным, — заметил Рэндалл.


Утренний свет не давал хорошо рассмотреть открывающийся перед ним вид, но Рэндалл был уверен, что различает в отдалении горящий Фелл. Доккальфары никак не отреагировали на панораму пылающего леса, они просто стояли на травяной возвышенности, с непроницаемым видом глядя на юг. Тяжело было сказать точно, что происходит на южных равнинах, но множество безликих солдат, построившихся примерно в миле от Фелла, заставляли думать о войне, объявленной кем-то лесу доккальфаров. Нападающие были одеты в черные доспехи, сияющие на утреннем солнце.

— Псы, — сообщил Ута, когда их маленькая компания затаилась за небольшой возвышенностью в пределах видимости опушки леса, — их там целые полчища.

Рэндалл был уверен: воины Каресии их не заметили, ведь они пока еще далеко, хотя столько иноземных войск в Тор Фунвейре — необычное зрелище. Силы, которые захватили Козз, были лишь малой частью развернувшейся здесь армии, черные пятна усеивали равнину до самого горизонта, а катапульты, вместо того чтобы рушить крепостные стены, метали горящие валуны в лес Фелл. Пламя распространялось по деревьям на опушке леса между гигантскими дубами, которые отмечали его западную границу. Множество мелких трупов усеивали ландшафт, но Псы их не трогали — вместо этого они выставили вокруг них охрану. Рэндалл не видел ни одного защитника-доккальфара, готового сражаться за свои деревья.

— Почему они решили напасть на лес? — спросил он, ошеломленно глядя на толпу людей, построенную на равнинах Вейра.

— Может, им просто не нравятся деревья, — ответил Ута, окинув взглядом развернувшуюся перед ними сцену. — Ну, или им не нравятся обитатели леса.

И Уте, и Рэндаллу рассказывали об участи доккальфаров после смерти превращаться в темные деревья, и они видели, как Псы перевозят с собой пленных обитателей леса. Однако оруженосец не мог себе даже представить нападение на лес размером с Фелл только для того, чтобы набрать пленников. Он не знал, сколько доккальфаров в нем живет, но от одной мысли о подобном количестве темных деревьев его пробрал озноб.

Их нечеловеческие спутники рассыпались за ними, скрывшись за естественной возвышенностью в остальном достаточно плоской равнины. Если они и почувствовали что-то при виде горящих деревьев, то не показали, их серые лица и черные глаза оставались такими же бесстрастными.

Кроме того, Тир Васир заметил, что их преследователи быстро приближаются. Отряду Уты было негде спрятаться, и получалось, они застряли между молотом и наковальней. Певайн и его люди доберутся до них раньше, чем они добегут до деревьев. К счастью, они находились достаточно далеко от Псов, и звуки неминуемой битвы те не услышат. Жалкое утешение — если это вообще можно было считать утешением, — но сражаться с пятьюдесятью воинами будет легче, чем с десятком тысяч.

— Фелл не беспомощен, — сказал Ута, оценивая их положение. — Чаща леса — это не замок и не город… это не Козз… но доккальфары не смогут держаться вечно, особенно с их проклятым терпением.

Черный ястреб пролетел над их головами, и все доккальфары посмотрели на небо. К ним на передний край подошел Тир Васир.

— Мы не одиноки, — сказал он.

— Вот только не надо про ястреба, — заметил Рэндалл. Он повернулся к Уте: — Мы останемся здесь или сразимся с Певайном в лесу?

— Мы не сможем добраться до леса, а в тех рощах нам никак не укрыться, — ответил Ута, когда с высоты раздался громкий птичий крик.

— Они идут, — сказал Васир, когда с равнины послышались звуки приближающихся шагов.

— Как вы управляетесь с ятаганами? — спросил Ута у Васира.

— Они тяжелее, чем клинки в форме листьев, и не так хорошо сделаны, но вполне подойдут.

У Васира по-прежнему были два коротких лезвия, но остальные вооружились ятаганами, отобранными у Псов. Вместе их было двадцать три человека и обитателя леса, и Рэндалл очень сомневался, что они долго продержатся против пятидесяти воинов.

— Спорим, я умру раньше тебя, парень, — сказал Ута, криво ухмыльнувшись оруженосцу, — и если я скажу тебе «беги» — ты побежишь.

Рэндалл улыбнулся в ответ и обнажил меч Большой Клык. Руки у него не дрожали, и он чувствовал себя сосредоточенным, каким ни разу не был за прошедшие месяцы. Он устал, но оставался настороже и собирался как можно дольше быть среди живых. Руки у него окрепли, он чувствовал себя сильнее, чем когда-либо прежде. Рэндалл даже начал считать себя обычным воином с мечом, а не мальчишкой с оружием, который смутно представляет, как им махать.

— Эй, вы там! — крикнул Ута на Васира и остальных доккальфаров. — Не будете ли вы так любезны перебраться к другой стороне холма и достать оружие? — Его язвительные слова никак не тронули обитателей леса. Они просто остались стоять, равнодушно глядя на Черного священника.

— Васир, заставь их двигаться, — тихо произнес Ута доккальфару.

За пять минут звук приближающихся людей стал гораздо громче, и обитатели леса хоть и медленно, но все же собрались за травяным холмиком. Они пригнулись к земле, и их тяжело было разглядеть. Ута, Рэндалл и Васир с оружием наготове встали на пути у наемников и Псов, их силуэты чернели в свете утреннего солнца. Ута держал меч и булаву, Васир взял на изготовку два своих клинка в форме листьев.

— Не трогайте Певайна, — низким голосом прорычал Ута. — Он мой.

— Можно я убью одного из этих белобрысых близнецов? — спросил Рэндалл, на что хозяин ответил ему озадаченным взглядом.

— Я вижу перед собой мужчину, мой оруженосец, — произнес Ута с оттенком гордости в голосе. — И ты можешь убить любого, кто поднимет на тебя оружие… кроме Певайна.

Черный ястреб сделал круг над их головами, и Васир проследил за его полетом на север, к приближающимся противникам. Среди них не было всадников — похоже, именно из-за этого Псы не сразу их догнали, — но уже получалось различить самого Певайна и с десяток его ублюдков. Каресианские Псы шли с флангов их отряда, и из центра их построения слышались боевые кличи.

Рыцарь наемников собрал волосы в хвост, а его аккуратно подстриженная борода говорила о том, что человек старается выглядеть более благородно, чем позволяет его происхождение. В одной руке он держал обшитый металлом щит, в другой — раненский боевой молот, которым он взмахнул над головой, подавая сигнал для атаки.

— Призрак — мой! — проревел наемник.

Псы обнажили ятаганы и ринулись в атаку.

— Мы не одиноки, — повторил Васир, глядя на черного ястреба. Он откинул голову назад и звучным голосом, который отдавался эхом, прокричал: — Тир Нанон! Нам нужна твоя помощь.

Ута и Рэндалл посмотрели на него, на мгновение отвернувшись от наступающих Псов. Они быстро перевели взгляд на небо. Черный ястреб стал снижаться и, все еще высоко в воздухе, превратился в фигуру, напоминающую человеческую, затем снова стал ястребом и взмыл вверх.

Три взрыва в гуще наступающих врагов чуть не сбили Рэндалла с ног, а с десяток Псов разорвало на части. Остальные воины неопрятными кучами повалились на землю, у многих из них не хватало рук или ног.

— Это черная бородавка, — с изумленной улыбкой заметил Ута. — Похоже, что мы действительно не одиноки.

Громкий, почти насмешливый крик, раздавшийся в высоте, заставил их снова посмотреть на небо. Ястреб кружил над их головами, и доккальфары взирали на него с понимающим благоговением.

Псы так и не оправились от взрыва черной бородавки, хотя нескольких из них Певайн с наемниками волокли вперед, возглавив атаку. После того как большая часть отряда из тридцати Псов оказалась убита либо выведена из строя, шансы уравнялись, и Рэндалл почувствовал изменения в настрое Уты. Черный священник больше не собирался оставаться в глухой обороне, и на его лице появилось выражение жестокого предвкушения.

Мощная фигура Певайна выделялась среди остального сброда, а его взгляд сосредоточился на Уте. Некоторые из ублюдков посматривали на небо в страхе, что ястреб может снова на них напасть.

Птица приземлилась рядом с Васиром. И снова превращение оказалось быстрым. В одну секунду на траве сидел черный ястреб, уже в следующую — рядом с ними стоял низкорослый доккальфар с длинным мечом народа ро в руках. Обитатель леса был ниже ростом, чем доккальфары, которых видел Рэндалл, и улыбка на его лице походила на человеческую гораздо больше, чем у Васира.

— Привет! — радостно воскликнул он. — Ты Ута Тень… очень приятно познакомиться. — Доккальфар по имени Нанон с энтузиазмом протянул ладонь Уте.

— Возможно, стоит отложить рукопожатие на потом, но спасибо за помощь, — сухо ответил священник.

— Ты здесь главный, — послушно кивнул новичок и пригнулся к земле, готовый к битве.

— Давайте убьем немного наемников, — произнес Рэндалл более храбро, чем на самом деле себя чувствовал.

Время будто замедлилось, когда два отряда бросились друг на друга. Больше не скрываясь, Витар Ксарис и остальные доккальфары стояли на травяной возвышенности в пределах видимости своих врагов.

Рэндалл увидел в толпе наемников знакомые лица. Светловолосые близнецы, Параг и Брут, и еще один наемник, которого избил Ута. Сэр Халлам Певайн среди них выглядел самым опасным. Ростом больше шести футов, он бежал к ним, напрягая мускулы на мощных руках.

Ута двумя большими прыжками приблизился к противнику — и два отряда сошлись, булава Черного священника просвистела первой. Певайн принял его удар на щит, но попятился из-за вложенной Утой силы. Рэндалл оказался лицом к лицу с Парагом, и, если бы не шаг в сторону, наемник врезался бы в него.

— Пришло время умереть, Призрак! — выплюнул Певайн, его боевой молот просвистел над головой Уты. Тот выставил щит, пытаясь при этом продвинуться вперед.

С помощью длинного меча Рэндалл старался держать Парага на расстоянии, хотя он и не привык сражаться против воина с двумя короткими мечами и вынужден был понемногу отступать. Вокруг него доккальфары бились с людьми, грациозно и быстро взмахивая ятаганами. Им не хватало силы, но их ошеломляющие движения сбивали с толку наемников. Васир был по-прежнему опасен, низко пригнувшись к земле, он молниеносно уклонялся от многочисленных атак и резко наносил удары своими клинками, оставляя глубокие порезы и рассекая артерии. Настоящим же сюрпризом оказался Тир Нанон, и Рэндалл с трудом отвел взгляд от того, как их новый знакомый виртуозно косит ряды наемников длинным мечом.

Рэндалл получил глубокий порез на предплечье и с напряженным рычанием ринулся на Парага. Длинный меч сошелся с коротким, и сила удара отбросила наемника назад. Оруженосец кинулся на него и сделал ложный выпад в бок, а затем неожиданно пнул противника в пах.

Только Рэндалл подумал, что побеждает, как брат-близнец наемника, Брут, обхватил его сбоку и заставил выронить меч, когда они покатились вниз с травяной возвышенности. При падении Рэндалл успел заметить, что Ута получил серьезный удар в грудь боевым молотом Певайна. Ута ответил мощным выпадом, но было видно: он едва держится против наемника.

— Это мой брат, мальчишка! — рявкнул Брут, ударив Рэндалла кулаком по лицу, другой рукой он пытался пригвоздить его к земле. Рэндалл вырывался, ощутив зловонное дыхание наемника на своем лице, но Брут снова его ударил и дал локтем по ребрам. Рэндалл яростно пинался, но не мог одержать верх и чувствовал, как его покидают силы, когда тяжелый кулак в третий раз опустился ему на челюсть.

По обеим сторонам от себя Рэндалл видел, как мертвые люди и обитатели леса скатываются с возвышенности, и слышал рев Певайна и Уты. Брут продолжал избивать его, и картина перед глазами начала расплываться. Только ускользающая мысль о последней надежде на спасение или проявление новоприобретенного инстинкта выживания помогли Рэндаллу вытащить небольшой кинжал, который он носил на поясе, и вонзить его Бруту в шею.

Давление на его тело ослабло, Рэндалл тряхнул головой и спихнул тело наемника на землю. Брут широко раскрытыми глазами смотрел на него, сжимая горло в тщетных попытках остановить кровь. Рэндалл не стал медлить и вытащил длинный меч. Голова у него кружилась, но ему хватило сил погрузить меч в грудь Брута.

Пошатываясь, Рэндалл поднялся обратно на холм и увидел сцену отвратительной бойни. Все притязания на культурный поединок исчезли, оставшиеся воины яростно рубились, пытаясь нанести удар до того, как противник нанесет свой. Псы и наемники привыкли сражаться с нелюдями, а недостаток силы у доккальфаров был слишком очевиден. Одной скоростью не одержать верх над опытным воином. Рэндалл тяжело дышал и утер кровь с лица. Они проигрывали.

Ута потерял булаву, но не уступал ни дюйма в яростной схватке с сэром Певайном. Оба воина были покрыты кровью и сражались с мрачной решимостью на лицах. Ута согнул руки и плечом поддел Певайна под ребра, пользуясь своей силой, чтобы сбить его с ног.

Рэндалл не мог разглядеть Васира, хотя рядом с тем местом, где он сражался, лежали два мертвых доккальфара. Нанон был жив, но в бедственном положении — его окружали трое Псов, а число остальных обитателей леса неуклонно сокращалось. Он снова повернулся к Уте и увидел, что Певайн выронил молот и получил удар коленом в лицо. Черный священник не стал церемониться и лезвием меча провел по горлу наемника. Певайн забился в конвульсиях, схватившись за глубокий порез на горле, но был все еще жив. Ута поспешил к другим противникам, и это позволило рыцарю наемников выжить.

— Рэндалл, беги к деревьям! — проревел Ута, в горле у него пересохло. — Ты… Нанон! — Он показал на низкорослого доккальфара. — Отступай!

Рэндалл устал, у него кружилась голова и текла кровь из раны, но он ухватился за ближайшего обитателя леса и повернул прочь от поля боя. К ним присоединились остальные, и через считаные секунды их отряд бежал на юг. Шаман потерял руку ниже локтя. Он стискивал зубы и прижимал обрубок к груди, но больше не выказал ни единого признака боли, уводя прочь своих товарищей.

Нанон и Ута прикрывали отступление, когда оставшиеся наемники и Псы сообща набросились на них. Приказы отдавал Параг. Нанон подобрал короткий меч и вращал вокруг себя оба лезвия, удерживая врагов от стремительной атаки. Ута на пределе своих легких выкрикивал оскорбления и вызовы на бой и грубо отшвыривал в сторону любого из воинов, кто осмеливался к нему приблизиться.

— Я Ута Призрак! — ревел он. — Ты запомнишь это или умрешь… тебе решать!

Его голос все больше отдалялся. Рэндалл, спотыкаясь, петлял по траве, пытаясь сосредоточиться на ближайшей роще у лесной опушки. Он чувствовал, что остальные бегут вместе с ним, но сознание уплывало, и он не мог различить их лица. Звуки битвы все еще звенели в его ушах, когда он увидел смутные силуэты деревьев, возникшие перед ним на равнине.

— Рэндалл, стой! — крикнул кто-то позади него дрожащим голосом. Он добежал до дерева и повернулся.

Оглянувшись, он ожидал увидеть, что доккальфары торопятся присоединиться к нему, а остатки отряда Певайна пустились за ними в погоню. Вместо этого он увидел, как два десятка людей и доккальфаров застыли словно вкопанные и широко распахнутыми от ужаса глазами смотрели туда, где стоял Рэндалл. Они больше не сражались, и даже раненые остолбенели на месте. Несколько обитателей леса упали на колени и шептали что-то неразборчивое.

— Жрец и алтарь, жрец и алтарь, — начал повторять Витар Ксарис, а остальные доккальфары подхватили его слова вслед за ним.

Дерево рядом с Рэндаллом шевельнулось.

Он медленно поднял взгляд. Казалось, что все звуки исчезли, когда больше десятка Темных Отпрысков вырвалось из земли. Роща до этого момента выглядела совершенно обычной, а сейчас он стоял между темных деревьев, которые оперлись самыми толстыми ветвями на землю и медленно вытягивали из нее корни.

— Беги! — проревел Нанон.

Наемники и Псы побежали на север, забыв о стремлении убить Уту.

Рэндалл попытался шагнуть, только ноги не слушались. Все, что ему оставалось, — смотреть на ближайшее чудовище: оно отряхнуло землю с пасти, наполненной острыми, будто иглы, зубами, и наклонило вперед ствол. Остальные деревья сделали то же самое, и, стряхнув с себя оцепенение, Темные Отпрыски стремительно побежали вперед, используя отдельные ветви как ноги, а другие — как хватательные щупальца. Кора у них не была такой грубой, как у существа, которое Рэндалл видел в подземной темнице Ро Тириса, и он предположил, что эти чудовища только недавно родились из тел погибших доккальфаров.

Ута застыл на месте, а обитатели леса простерлись ниц перед чудовищами, хотя Тир Нанон, похоже, испугался меньше других своих сородичей.

— Не двигайся, парень, — крикнул Нанон, устремляясь в сторону Темных Отпрысков.

Только твари начали понимать, что в их гуще стоит почти парализованный человек, Тир Нанон издал глубокий, отдающийся эхом крик, и понесся вперед на четвереньках. На этот раз доккальфар обратился в другое существо, большее по размеру. Крик не прекращался, но перешел в рев крупного животного. Существо, в которое превратился Нанон, было одновременно восхищающим и ужасающим, с телом льва и головой, когтями и крыльями гигантского орла. В легендах оно называлось грифоном, но Рэндалл даже не думал, будто они действительно существуют.

Нанон, продолжая реветь, взмыл в воздух, направляясь прямо на Темных Отпрысков, он хлопал гигантскими крыльями и обнажил на каждой из лап огромные когти. Чудовища забили по воздуху ветвями, когда грифон атаковал их и начал яростно клевать ближайшее дерево, пригибая его к земле. Его когти рвали темное дерево, бешеная атака грифона оставила Отпрыска без щупалец, и тот не смог подняться над землей. Грифон издал оглушающий рев и взлетел, оказавшись вне досягаемости остальных Темных Отпрысков.

Рэндалл закрыл глаза. Его яростно толкали монстры, пытаясь догнать Нанона, они тянулись в небо черными щупальцами и пастями со множеством игл-зубов. Спустя мгновение смертельного ужаса он открыл глаза и обнаружил, что в одиночестве лежит на траве, а роща из Темных Отпрысков пустилась в погоню за раздразнившим их грифоном.

— Вставай! — крикнул Ута, подбегая к Рэндаллу. Он поднял его на ноги и потащил за собой на юг.

Никто из них не оглядывался. Только по продолжающемуся пению Витар Ксариса они могли сказать, что оставшиеся обитатели леса тоже бегут в Фелл.


В лесу было темно. Редких проблесков дневного света едва хватало Рэндаллу, чтобы разглядеть тех, кто сбился в кучу рядом с ним. Ута только отдышался и сейчас смотрел назад сквозь деревья, напрягая слух.

Шесть оставшихся доккальфаров, без Нанона и Васира, притаились в зарослях недалеко от них. Они вели себя тихо, и их тяжело было различить в наступающих сумерках. Витар Ксарис увел их в самую чащу Фелла, подальше от горящего леса, оцепеневших темных деревьев и Псов.

Похоже, Тир Васир погиб, хотя никто не мог с уверенностью заявить, что видел его мертвым, и у Рэндалла оставалась слабая надежда: может, их спутник все же нашел способ ускользнуть в общей суматохе. Если он ранен и остался на земле, когда наемники убегали от Темных Отпрысков, то, возможно, он до сих пор жив.

Все тихо ждали чего-то, лихорадочно обмениваясь возбужденными, взволнованными взглядами. Разум Рэндалла прояснился. Хотя его трясло и болела челюсть, он все еще был жив и очень надеялся, что таким и останется, по крайней мере, в ближайшее время.

— Ксарис, — прошептал Ута, оглянувшись через плечо. — Похоже, мы никуда не идем. Почему ты не расскажешь нам о своем друге… невысоком, который умеет превращаться в животных?

Шаман доккальфаров наклонил голову, но, похоже, решил, что это справедливый вопрос.

— Он из Сердца нашего народа, с ваших северных земель.

— А ястреб и грифон? — напирал Ута. Он произнес название второго животного с недоверчивостью в голосе. — Я льстил себя надеждой, что много знаю о вашем народе, но о таком я никогда не слышал.

Ксарис и остальные обитатели леса обменялись настороженными взглядами. Рэндалл почувствовал, что им, вероятно, нельзя об этом рассказывать, даже если хочется.

— Тир Нанон, Оборотень, очень стар… возможно, он один из древнейших доккальфаров, которые дожили до этого дня, — сказал Ксарис. — Он провел большую часть своего всегда в путешествиях. Он видел дальние восточные земли, по которым все еще бродят джекканы. Он советовался с Волком Северных Льдов и летал с всадниками грифонов Имрии.

Рэндалл ничего не понял. Витар Ксарис заставлял людей чувствовать себя несмышлеными детьми, и оруженосец подозревал, что он делает это специально. Однако Витар говорил о Наноне с уважением и смущением, словно Оборотень и для него был загадкой.

— Способность принимать форму чудовищ — древняя, древняя магия… она редко практикуется, — продолжит шаман, — и часто рассматривается как оскорбление того, кого мы любили. — Он помедлил, глядя в глаза своим соплеменникам. — Но никто из нас даже не подумает усомниться в Тир Наноне.

— Почему? — спросил Ута. — Что в нем такого особенного?

— Он солдат Долгой Войны и потомок последнего избранника Теневых Гигантов. — Шаман говорил с истовой убежденностью. — Если Тир Нанон говорит, вам следует слушать… его слова исходят из таких глубин времени, которых ваш вид даже не может себе представить.

— Давайте не будем преувеличивать, — раздался голос из темноты.

Ута от неожиданности вздрогнул и выхватил меч.

— Спокойно, мой дорогой Ута, — произнес Нанон и вышел из-за дерева. Похоже, он стоял там уже некоторое время, и удивительно, как никто из них не заметил его приближения. — Я бы раньше к вам вернулся, но требовалось сжечь погибших. Меньше всего нам нужно, чтобы появились еще Темные Отпрыски.

Рэндалл вскочил с места.

— Ты видел Васира? Он жив? — выпалил он.

Нанон улыбнулся и вытащил из-за дерева обмякшее тело Тир Васира.

— Его здорово ударило по голове, но он жив.

Рэндалл подбежал к своему другу, который растянулся на земле без сознания. На левой стороне головы виднелась серьезная рана, и сквозь кожу сочилась черная кровь, но в целом он казался невредимым.

— Он поправится, парень. Мы быстро исцеляемся. Просто дай ему отдохнуть, — жизнерадостно сказал Нанон, более искусно подражая людям, чем оруженосец считал возможным для доккальфаров.

Витар Ксарис и другие доккальфары не поднялись с места, почтительно глядя на низкорослого Тира. Рэндалл удивился, что никто из них не помог ему тащить Васира, и вспомнил, что обитатели леса так же настороженно относятся друг к другу, как и обычные люди.

Ута вложил меч в ножны и с опаской разглядывал Нанона.

— Ты объяснишь, что произошло? — спросил он.

— Что тебе объяснить? — весело ответил Нанон. — У меня в запасе много впечатляющих объяснений. Какое ты хочешь услышать первым?

Ута нахмурился, качая головой. Рэндалл почувствовал нарастающее раздражение хозяина и решил вмешаться.

— Думаю, он хочет знать, откуда ты, как ты узнал, что мы здесь, и почему ты нам помог, — пояснил оруженосец. Он приподнял Васира и придал ему более достойное положение, усадив его спиной к дереву.

— Не спрашивай! — рявкнул Ксарис. — Просто поблагодари его.

Нанон поднял брови в совершенно человеческом выражении легкой досады.

— Стражи Фелла, — сказал он, будто это все объясняло. — Не волнуйся, парень, вот что случается с теми, кто никогда не покидает дерево, под которым был зачат.

Он перевел взгляд черных глаз на шамана.

— Ксарис, ты этим не поможешь.

— Как скажешь, самый почитаемый Тир, — ответил Витар.

Ута потер глаза и издал разочарованный стон.

— Хочу выпить, — устало заявил он. — Сойдет что угодно.

Нанон тепло улыбнулся.

— Как насчет крапивного чая?

— Как насчет отвалить от меня? — огрызнулся Черный священник.

Доккальфары дружно застонали в ответ на оскорбление Уты, но Нанон поднял руку — и они умолкли. Старый Тир улыбнулся и шагнул к Уте.

— Знаешь, а ведь твое желание исполнится, Ута Тень… довольно скоро мне нужно будет отправиться на восток.

— Он просто злится, — сказал Рэндалл, он поднялся от Васира и встал между Утой и Наноном. — Он всегда ругается, когда злится.

— Ты мне не мамочка, Рэндалл, — рявкнул Черный священник. — Но спасибо.

Последние слова прозвучали искренне, он с благодарностью смотрел на оруженосца, радуясь, что у него все еще есть человек, с которым можно общаться.

— Я не обижаюсь, — произнес Нанон. — Ругательства — любопытная особенность людей… у нас нет для нее равноценной замены.

Ута резко отвернулся от него.

— Куда ты пойдешь? — спросил Рэндалл у обитателя леса.

Нанон ободряюще положил ладонь на его плечо.

— Темная Кровь нуждается во мне, — сказал он загадочно.

— Что? — переспросил Рэндалл.

— Среди людей он известен как Рам Джас Рами.

Рэндалл зарычал от гнева. Кирин, убивший брата Ториана!

— Без Темной Крови мы проиграем, — сказал Нанон. — У вас есть свои обязанности, у меня — свои.

Затем он повернулся к доккальфарам.

— Витар Ксарис, отведи Тень и его оруженосца на Тропу Фелла и оберегай его. Я встречусь с вами там, когда спасу Рам Джаса Рами, Темную Кровь.

Глава пятая Кейл Гленвуд в городе Ро Лейт

Шесть холмов Лейта оставались такими же, какими их помнил Гленвуд, а настолько свежий воздух он не вдыхал уже много лет. Тирис пах деньгами и потом, Арнон — высокомерием и жадностью, а Лейт словно лучился радушием.

Вокруг города не было ни стен, ни сторожевых башен, ни частокола, чтобы следить за жителями герцогства, кто въезжает и выезжает из города. Фермеры и землевладельцы, работавшие на южных плодородных равнинах Лейта, не слишком заботились о безопасности, но разделяли чувства общей необходимости и коллективного духа, который взращивался здесь долгие годы. Жители Лейта гордились своим городом и герцогством. Город выделялся из множества других не большим собором или значительной армией, но любовью своих обитателей к природе и чувством смены ее сезонов. Даже Гленвуд, который уже давно покинул свой дом, ощутил странную наполненность, когда снова увидел шесть холмов.

— Откуда родом твоя семья? — спросил Рам Джас, по всей видимости, наслаждаясь теплой погодой южной части Тор Фунвейра. — Где-нибудь поблизости есть родовой замок Гленвудов?

Пока они ехали от Арнона на юг через предгорья Когтей, киринский наемный убийца находился в относительно хорошем расположении духа. На малонаселенных землях, которые они проезжали, редко приходилось избегать людей, зато дичи там водилось много. Гленвуд следил за тем, чтобы не приближаться к горам чересчур и при этом оставаться как можно дальше от Джекканских пустошей, и путешествие выдалось на удивление спокойным.

— Последний страж долины был всего лишь нашим дальним родственником, — ответил Гленвуд. — Сомневаюсь, что он ухаживал за домом моего отца… когда я уехал, дом уже разрушался.

Рам Джас снял плащ и остался только в кожаном жилете без рукавов, прочие свои пожитки он завязал в узел и перекинул через плечо. Солнце ярко светило в последние несколько недель их путешествия, и, хотя свежесть в воздухе говорила о начале зимы, все равно здесь было гораздо теплее, чем в Тирисе или Арноне.

Очень жаль, — произнес кирин, добродушно улыбаясь. — Я бы с удовольствием познакомился с твоими родными.

Гленвуд удивленно поднял брови.

— Может быть, как-нибудь в другой раз.

Они добрались до первого холма Лейта уже после полудня, и Кейл был рад, что ничего не изменилось. На самом холме и у его подножия беспорядочно располагались небольшие, уютные домики, разделенные садами и цветниками.

Гленвуд глубоко вдохнул чистый воздух. Лейт был далек от идеала, зато преступники считались здесь редким сортом людей, и убийства случались нечасто. Шагая по булыжным мостовым, соединяющим холмы Лейта, даже Рам Джас впечатлился безмятежностью города. В отличие от других великих городов Тор Фунвейра, Лейт уберегла его изоляция от влияния священников.

— Посмотри-ка туда, — произнес Рам Джас.

Пятый холм подозрительно хорошо охранялся. У его подножия со старинными деревянными зданиями и аллеями, обсаженными деревьями, они увидели патрули городской стражи и каресианцев в странной броне. Охрана стояла у всех четырех лестниц, ведущих от подножия холма к его вершине. Людей пропускали наверх, но каждого при этом обыскивали.

— Что это за каресианцы? — спросил Гленвуд. — Я никогда раньше не видел таких доспехов и кинжалов с волнистым лезвием.

— Это Черные воины Каресии, — ответил Рам Джас, глубоко задумавшись. — Верные последователи Джаа.

Гленвуду во время его жизни в Лейте ни разу не выпадала возможность посетить пятый холм, и он его побаивался. Леди Аннабель пользовалась славой великодушной герцогини, но она все равно чувствовала потребность в том, чтобы ее богато украшенная резиденция находилась выше, чем остальной город. Здание, которое она называла домом, на самом деле было настоящим дворцом со шпилями и арочными окнами, и оно придавало холму сказочный вид.

Канцелярия рыцаря-маршала и дом Аннабель стояли рядом на ровном участке почвы с фундаментами, глубоко вкопанными в холм. Вокруг двух огромных зданий располагались богатые особняки и часовни. Гленвуд про себя усмехнулся: они напомнили ему о том, что он может сколько угодно играть в благородного господина и даже претендовать на благородный титул, но в действительности он такое же дерьмо, как и Рам Джас.

— Вон то здание с высоким шпилем, — сказал Рам Джас, указывая на дом леди Аннабель, — там живет герцогиня?

— Ага… а оно ничего так, да? — спросил Гленвуд, ухмыльнувшись.

Убийца внимательно изучал лестницу, ведущую к вершине холма.

— Тяжело, — произнес он спустя несколько секунд.

— Ты шутишь? — недоверчиво спросил Гленвуд. — Я видел, как в Арноне ты забрался на гладкую золотую колонну. Эта лестница для тебя — пустяк.

— Что только я не отдал бы за гладкую золотую колонну, чтобы забраться на холм… — Рам Джас не улыбался, а взгляд его беспокойно метался из стороны в сторону, выдавая напряженную работу ума.

— Эти Черные воины все усложняют, — произнес он наконец.

— Испугался? — спросил Гленвуд с ехидной усмешкой.

Кирин устало надул щеки.

— Каждую секунду каждого дня я чего-то боюсь. Но сейчас вопрос не в этом. Вопрос в том, почему в Тирисе или Арноне не было Черных воинов? Насколько я знаю, Госпожа Боли никогда особо не выделяла ни одну из своих сестер — почему же именно эту так охраняют? И не похоже, чтобы Лейт был жемчужиной Тор Фунвейра или чем-то в этом роде.

— Я уверен, у тебя есть кое-какие мысли по этому поводу, — произнес Гленвуд, покосившись на ближайшую таверну.

— Я все еще на ранних этапах планирования, дорогой мой Кейл, — ответил Рам Джас. — Однако самая вероятная причина — они ищут нас… а точнее — меня.

— Может, пойдем, пропустим стаканчик и забудем об убийствах на часок-другой? — спросил мошенник. — За это время сучка никуда оттуда не денется.

Рам Джас обдумал его предложение, не отрывая взгляда от Черных воинов у подножия пятого холма.

— Хорошо, выпивка будет как раз кстати. — Он снова улыбался. — У них есть дарквальдское красное?

Гленвуд скривился в притворно оскорбленной гримасе.

— Это Лейт, мой дорогой Рам Джас. За дарквальдское красное тебя могут арестовать… ты что, не слышал о виноградных войнах?

Убийца покачал головой и на этот раз выглядел растерянным.

— Семья Коркосон, аристократы, которые производят твое любимое вино, отказались поставлять его в Лейт. Видимо, у них произошла ссора из-за какого-то сорта винограда, используемого в Резерве Шестого Холма. В Ро Лейте виноделие — очень серьезный бизнес.

Рам Джас пожал плечами и неспешно направился в сторону гостеприимных объятий таверны.


Присутствие кирина не беспокоило местных жителей, и спутники присели в углу тихой таверны и заказали бутылку Резерва. Бармен, общительный мужчина среднего возраста, заметил, что давно уже не видел киринов и какое же это удовольствие — снова повстречать одного из них. Рам Джаса смутила его реакция: обычно в Тор Фунвейре ему приходилось скрывать лицо от окружающих, но он быстро успокоился, когда на столе появилась бутылка вина с насыщенным фруктовым вкусом.

— С тобой гораздо легче путешествовать, если ты перестаешь волноваться из-за всего на свете, — произнес кирин после того, как на столе появилась вторая бутылка красного вина. — Разве не лучше просто позволить жизни нести тебя на волнах случая и неопределенности?

— Я, безусловно, предпочту сидеть в таверне, чем прятаться по темным закоулкам, — ответил Гленвуд, наполняя вином два больших кубка.

Убийца пожал плечами.

— Боюсь, это часть работы.

— Твоей работы, — поправил Гленвуд. — Для меня такая работа похожа на своеобразное передвижное тюремное заключение с тобой в качестве стражника.

Рам Джас рассмеялся.

— Я… хм, в общем, благодарен за твою помощь, — сказал он неуклюже.

Гленвуд разразился хохотом и стукнул ладонью по столу.

— Чтоб тебя, Рам Джас! — произнес он, широко улыбаясь. — Могу поспорить, тебе тяжело дались эти слова.

Кирин съежился в кресле. По привычке он оглянулся по сторонам, чтобы посмотреть, не привлекло ли поведение Гленвуда к ним излишнее внимание.

— Мне нелегко заводить друзей, — сказал он.

— Да ладно? Ты один из самых неприятных людей, которых я встречал в своей жизни… но, по крайней мере, ты не пытаешься скрыть, что ты ублюдок. — Мошенник осмотрел таверну. Несколько насмешливых взглядов было направлено в их сторону, а остальные люди занимались своими делами. Гленвуд про себя порадовался этому. — И тебе не стоит слишком беспокоиться о простолюдинах, которые могут тебя узнать. Насколько я помню, леди Аннабель не славится исполнением королевских декретов, и вряд ли плакаты «Разыскивается…» добрались так далеко на юг.

Рам Джас снова ухмыльнулся и откинулся на спинку деревянного стула.

— Меня беспокоят именно Черные воины, — сказал он. — Саара не идиотка, она могла вычислить, что наша будущая цель здесь. Тирис, Арнон… Логично выходит, Лейт — следующая остановка.

Гленвуд мало знал о последователях Джаа, кроме их легендарной жестокости, и его беспокоило, как Рам Джас на них отреагировал.

Что особенного в Черных воинах? — спросил он.

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть, — ответил убийца. — Отец Аль-Хасима был Черным воином — наверное, величайшим среди них — и в то же время одним из самых отвратительных людей, кого я знаю.

— Они хуже Пурпурных священников? — Гленвуд считал, что человек вряд ли может стать противней аристократа-священника.

— Есть черта, которую не пересекают даже Пурпурные. Ошибочно или нет, но они верят в благородство своего бога. А Черные воины понимают наставления Джаа буквально — это означает, они любят вызывать страх. Если они здесь, чтобы охранять Изабель Соблазнительницу, мне придется действовать изобретательно.

— Может, мой вопрос покажется глупым, — начал Гленвуд, — но они выбирали себе имена только для того, чтобы их боялись, или нам стоит ожидать от Изабель какого-то… ну не знаю… соблазнения?

— Трудно сказать, — ответил убийца. — Я точно не видел рядом с Повелительницей Пауков никаких пауков.

Он задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Хотя, когда я в последний раз видел Госпожу Смерти, она действительно была мертва.

Они одновременно рассмеялись, и на секунду Гленвуд даже перестал так сильно ненавидеть Рам Джаса. Более того, он ненадолго позабыл, что нужно выдать кирина властям. Странно — Гленвуд не испытывал угрызений совести, мечтая сдать своего спутника стражникам или священникам, но ему казалось неправильным предать кирина в руки Черным воинам. Кем бы ни был Гленвуд — он прежде всего из народа ро, и ему подсознательно не нравилось присутствие в Ро Лейте каресианцев.

Краем глаза он уловил какое-то движение, и Рам Джас мгновенно насторожился. В дальнем конце таверны из-за барной стойки вышли двое мужчин и сели возле двери. Они были хорошо одеты и старались выглядеть непринужденно, но едва уловимо изменившееся поведение остальных посетителей таверны подсказывало, что вряд ли те двое здесь завсегдатаи. И еще они зашли в таверну не через главный вход.

— Ты их видишь? — спросил Гленвуд, понизив голос.

Рам Джас кивнул и поставил кубок с вином подальше, чтобы, не оборачиваясь, рассмотреть в отражении двоих мужчин.

— Вижу, — ответил он. — Они оба вооружены, но пытаются изобразить, будто оружия у них нет… вот что, мой дорогой Кейл, мы в нашей профессии называем подозрительным.

Гленвуд сидел лицом к вошедшим. Он отхлебнул вина, исподтишка наблюдая за ними. У обоих мужчин на ногах были прочные кожаные сапоги военного покроя, одежда — самая обычная, но, несмотря на это, она явно сидела очень плохо.

Оба мужчины были из народа ро, а их оружие скрывалось под длинными дорожными плащами — чистыми и без малейших признаков износа.

— Они священники? — спросил он шепотом.

— Один из них, — ответил Рам Джас, возвращаясь к своей спокойной профессиональной манере разговора. — Другой — стражник… возможно, сержант — если судить по рукам.

Гленвуд нахмурился.

— По рукам? Как ты это определил?

— Забавы с мечом не для нежных рук, Кейл. Священники носят перчатки или латные рукавицы, но такая роскошь недоступна простолюдинам. У этого мужчины руки все в шрамах, значит, чем бы он ни занимался, он не новичок в этом деле, поэтому — сержант.

Мошенник кивнул, его невольно впечатлили способности наемного убийцы. Он пытался выглядеть расслабленным, улыбнулся и налил себе и Рам Джасу еще вина. Он поставил бутылку обратно на стол, и тут дверь таверны отворилась, и внутрь вошли еще трое мужчин.

— Я глупец, — буркнул Рам Джас, рассматривая новоприбывших в отражении на кубке. — Разумеется, у нее есть свои люди в городе.

Он улучил момент и оглянулся через плечо на заднюю часть таверны, пытаясь найти другой выход.

— Кто-то сообщил, что видел кирина.

Трое мужчин сели за стол напротив священника и сержанта, прикрыв обе стороны главного входа. Ни один из них не выказал явных признаков того, что они пришли за Рам Джасом, но даже Гленвуд мог сразу сказать: это не просто посетители таверны заглянули за выпивкой. Постоянные клиенты таверны были совершенно другими — около двадцати человек, они потягивали вино и рассуждали о погоде, даже не подозревая об ожидающей их в скором времени заварушке.

Один из вошедших был каресианцем, хотя капюшон скрывал половину его лица. У двух других руки были тоже в шрамах, как и у сержанта, но не настолько сильно — Гленвуд подумал, что они, вероятно, простые стражники.

— Я полагаю, здесь трое стражников, священник и каресианец, — проговорил он сквозь зубы.

— Снаружи их должно быть больше, — ответил Рам Джас, все еще не поворачиваясь, чтобы посмотреть на вошедших. — Скорее всего, сторожат оба выхода.

Гленвуд сглотнул и глянул вниз, желая удостовериться, что его меч все еще при нем. Шансы уйти из этой западни и получить награду быстро улетучивались.

— У тебя есть план? — спросил он.

Рам Джас держал одну руку под плащом на рукояти катаны, но внешне казался спокойным.

— Здесь мы не сможем с ними драться, — сказал он, обшаривая взглядом таверну.

— Что ты имеешь в виду под «мы»?

— Мой дорогой Кейл, — произнес убийца и снова улыбнулся, — в лучшем случае — ты мое орудие, в худшем — соучастник преступления. Если бы я был тобой, то обнажил бы меч тогда, когда я обнажаю свой, а если я побегу — бежал бы вместе со мной.

Гленвуд отрицательно помотал головой и утер пот, заливавший глаза.

— Ты сможешь побить пятерых? — Он готовился услышать в ответ «нет», но смутно надеялся, что способности убийцы настолько сильны.

— Мы в переполненной таверне. Из-за чего возникают некоторые технические сложности. Снаружи… не знаю, возможно. Но нам все еще нужно найти путь к отступлению. — Кирин нахально поднял брови. — Давай вообразим, будто у воинов снаружи нет арбалетов.

— Звучит неутешительно, — проворчал Гленвуд.

Только Рам Джас напрягся всем телом, готовясь к какому-то — несомненно, впечатляющему — боевому маневру, каресианец поднялся из-за стола и подошел к ним. Убийца и мошенник посмотрели на него, и подошедший приветствовал их не внушающей доверия улыбкой. Он посмотрел на пустой стул рядом с Гленвудом.

— Можно к вам подсесть? — Сильный акцент указывал на то, что мужчина недолго пробыл в Тор Фунвейре.

— Вне всякого сомнения, — непринужденно ответил кирин, краем глаза продолжая следить за остальными в отражении на кубке.

— Вы — Рам Джас Рами? — спросил каресианец, усевшись рядом.

Гленвуд заметил два кинжала с изогнутыми лезвиями, закрепленных в ножнах на груди, и предположил, что собеседник из Черных воинов.

— Нет, я король Себастьян Тирис, идиот, — язвительно ответил убийца. Он не стал понижать голос, и остальные четверо поднялись и направились к их столу.

— Я спрошу еще раз, — сказал Черный воин. — И от твоего ответа будет зависеть, как мы с тобой обойдемся.

Рам Джас широко улыбнулся каресианцу и внимательно осмотрел таверну — на этот раз более нагло. За ним встали четверо мужчин, и они больше не прятали оружие. Священник — может быть, Черный, а может, и Пурпурный, высокий мужчина чуть старше тридцати лет — небрежно держал на плечах длинный меч. Трое стражников вытащили тяжелые булавы.

Гленвуд вытянул шею, пытаясь выглянуть наружу из окна таверны. Его дыхание участилось: он увидел на улице отряд стражников с арбалетами наготове. Еще несколько Черных воинов стояло возле главного входа.

— Как твое имя, Черный воин? — спросил наемный убийца, рука его все еще лежала на рукояти меча.

— Меня называют Кэл Вараз, и я — правая рука Саары Госпожи Боли. — Каресианец произнес это с гордостью, и в его глазах мелькнул проблеск безумия.

Рам Джас захихикал — Черного воина это, похоже, оскорбило. Затем убийца сделал большой глоток вина.

— Ну, если когда-нибудь вернешься в Вейр, скажи этой суке, что я собираюсь ее убить. — Он швырнул кубок прямо в лицо каресианцу.

Кэл Вараз схватился за нос и упал на спину. Рам Джас оттолкнулся от стола, и два стражника за его спиной оступились и неопрятной кучей повалились на пол. Кирин перекатился и встал на ноги, со свистом выхватив из ножен катану.

Обычные клиенты таверны замолкли и со страхом наблюдали за тем, как кирин с молниеносной скоростью орудует катаной. Он раскроил мечом голову одному из стражников, а правой ногой с размаху ударил священника между ног.

— Пришла пора вытаскивать свой меч, Кейл, — задыхаясь, произнес Рам Джас, пока Кэл Вараз поднимался на ноги.

Двое оставшихся стражников атаковали разом, полагаясь больше на силу, чем на умение, и нацелили булавы на голову кирина. Рам Джас поднырнул под неуклюжую атаку и полоснул клинком по груди одного из мужчин, затем перекувырнулся вперед до двери.

Двое из стражников были мертвы, а священник катался по земле, держась за промежность. Кэл Вараз быстро оправился, но кубком ему сломало нос, и каресианца качнуло, когда он выхватил из ножен кинжалы.

Гленвуд обнажил длинный меч и двинулся к Рам Джасу, пока оставшиеся стражники попытались изобразить что-то вроде контратаки. Уже много лет мошенник не использовал в бою меч, и ему здорово не хватало практики. Рам Джас взял на себя Кэл Вараза, а Гленвуду достался стражник.

Он парировал первый удар, но отдача от оружия прошила ему руку и чуть не заставила согнуться от боли. Второй удар он отбил скорее благодаря удаче, чем умению. Гленвуд увидел, как Рам Джас заехал Кэл Варазу ногой по лицу, и почувствовал спиной дверь таверны.

— Стража! — крикнул Черный воин, сплевывая кровь. — Ко мне!

Снаружи таверны остальные стражники и каресианцы выдвинулись к ним.

Гленвуд крутанулся на месте, и булава стражника врезалась в пол. Вспомнив несколько уроков Рам Джаса, мошенник с размаху ударил противника в бок. Струя крови стала для него удивительно приятным зрелищем, когда меч глубоко врезался в уязвимую часть туловища стражника.

Однако Кейл Гленвуд не успел даже порадоваться победе, как дверь распахнулась настежь и в проеме возник тяжелый арбалет. Справа Рам Джас продолжал уклоняться от кинжалов Кэл Вараза и уже нанес тому серию быстрых, но неглубоких порезов на груди и животе. Арбалетчик скоро сориентировался в ситуации и переместил прицел с Гленвуда на кирина. Не особо задумываясь, Гленвуд оттолкнул мужчину, и болт ушел в сторону.

Затем в таверну ринулись остальные воины. Гленвуд метнулся назад и перепрыгнул через барную стойку, чтобы укрыться за деревянной перегородкой, потом и Рам Джас освободился и попытался сделать то же самое. Но мошенник был ближе к бару, а кирина быстро окружили.

Арбалеты — не самое лучшее оружие против Рам Джаса, однако тем не менее два болта в него попали. Убийца вздрогнул, когда болты пробили бедро и плечо, но раны не стесняли его движений. Изящным выпадом он убил еще одного стражника, крутанулся на месте и нанес впечатляющий удар ногой с разворота в голову Черному воину. Гленвуд подумал было перебежать в заднюю часть таверны, но, быстро оглядевшись, понял, что на подходе еще десять человек и его, скорее всего, смогут загнать в угол так же, как и кирина.

Кэл Вараз отступил в сторону, позволив своим людям окружить Рам Джаса. Как бы ни был силен убийца, ему не удалось победить двенадцать противников в тесном помещении. Он пригнулся, свободно удерживая в руках катану, но бежать ему было некуда, и на ловкость он тоже положиться не мог. Вместо этого он сосредоточился на защите. Гленвуд изумленно наблюдал, как кирин парировал выпады, уклонялся, отступал в сторону, будто догадываясь заранее, откуда на него нападут, и избегал таких ударов, которые уже прикончили бы любого нормального человека.

Большинство клиентов таверны сбились в угол общего зала и укрылись за перевернутыми столами. Бармен притаился недалеко от Гленвуда, в руках он держал дубинку в защитном жесте, прикрывая коробку с наличностью, словно его пытались ограбить. Гленвуд выглянул из-за бара и увидел, как со всех сторон в таверну заходят вооруженные люди в зеленых рыцарских плащах с гербом Лейта поверх кольчуги. Они заняли такие позиции, чтобы отсечь любую возможность побега. Как ни странно, они вовсе не обратили внимания на перепуганного мошенника за барной стойкой. Совсем рядом он увидел крышку винного погреба таверны, а его самого пока никто не замечал.

— Он просто человек… взять его! — крикнул Кэл Вараз, когда Рам Джас обдуманно упал на пол и перекатился, подсекая трем воинам ноги под коленями. Была секунда — казалось, убийце удастся уйти, но затем появился священник. Гленвуд не знал, кто это и почему он сражается вместе с Черными воинами, но как только боль от удара в пах начала проходить, священник оттолкнул со своего пути двух стражников и атаковал Рам Джаса. Сейчас стало очевидным, что он священник Смерти — его глаза горели злой яростью.

— Элиас, он нужен нам живым, — приказал Кэл Вараз, когда священник сверху вниз замахнулся на кирина.

Рам Джас поднял катану и парировал удар, но получил сильный пинок в грудь мгновение спустя и еще один арбалетный болт в спину, когда упал на сломанный стол. Стражники кинулись на него, пинками и ударами кулаков вымещая свой гнев.

Когда Гленвуд пробрался к люку и тихо ускользнул из таверны, он был уверен, что Рам Джас еще жив. Как долго он будет пребывать в таком состоянии — этот вопрос оставался открытым.


У Гленвуда не получалось напиться, сколько бы вина ни заливал он себе в глотку. Он хотел освободиться от Рам Джаса, он хотел, чтобы тот страдал, но желудок заворачивался в узел, и Гленвуд не мог выкинуть из головы окровавленное лицо наемного убийцы. Кейл смыл кровь с меча в фонтане и несколько часов бесцельно бродил вокруг пятого холма Лейта. Никто из тех, кто пытался схватить Рам Джаса, не заинтересовался мошенником. Черный воин, Кэл Вараз, всего лишь бегло осмотрелся возле таверны и потащил прочь бесчувственное тело кирина. Гленвуд видел их, когда был на задворках таверны — он выбрался туда из винного погреба.

Он пытался успокоиться, но даже сейчас, сидя на покрытой травой обочине дороги с бутылкой Резерва Шестого Холма в руках, он чувствовал головокружение. Темнело, ему негде было переночевать, и он не мог даже подумать, что же делать дальше. Свидетельствовало о растерянности Гленвуда и его решение напиться в пределах видимости четвертого холма, где находились темницы Лейта.

Четвертый холм — самый маленький из всех, а каменное строение на его вершине — одно из самых уродливых зданий в Ро Лейте. Его построил особенно воинственный лорд-маршал, который пытался повторить внешний вид казармы Красной церкви. Он замечательно преуспел в этом деле, и здание получилось похоже на приземистую глыбу с зубчатыми стенами снаружи и сотнями тюремных камер внутри.

Гленвуд как бы невзначай несколько раз обошел вокруг холма и уже нашел камеру, куда поместили Рам Джаса, и желоб для кормления, ведущий к ней. Мошенник никак не мог воспользоваться этими сведениями, но ему казалось, что, когда он смотрит на слабый свет, исходящий из камеры Рам Джаса, он каким-то образом сочувствует печальному положению своего спутника. Но если отбросить сентиментальное дерьмо, на самом деле единственным его желанием было собраться с духом и вернуться в Ро Тирис.

Когда Гленвуд выпил последнюю бутылку вина и сел спиной к дереву, он подумал, что нервозность кирина может сказываться и на нем. Он видел с десяток Черных воинов, дежурящих у подножия холма, и заметил небольшое слепое пятно в движении их патрулей. Если бы кому-то захотелось, этот кто-то мог бы дождаться, пока один патруль скроется из виду и не появится другой, и просто дойти до желоба для кормления. Более того, последователи Джаа, похоже, следили только за дорогой, и вряд ли они заметят того, кто укроется в самом желобе.

Мошенник из Лейта улыбнулся про себя и посмотрел на пустую бутылку в руках. Он прекрасно понимал, что обострению своих криминальных наклонностей он обязан легкому притуплению чувств под действием алкоголя и, если он соберется претворить свой глупый план в жизнь, ему понадобится опрокинуть в себя еще бутылку. К несчастью, еще одной бутылки у него не было, и мошенник мысленно обругал себя: зачем он обдумывает такой идиотский план, вместо того чтобы возблагодарить судьбу и как можно быстрее убраться из Ро Лейта.

Черные воины продолжали патрулировать холм. Когда один из воинов исчез с подножия четвертого холма, Гленвуд начал обратный отсчет от десяти. Почти бездумно он встал с травяного газона и медленно направился к улице.

— Восемь, семь, — прошептал он про себя, когда вышел на темную мощеную улицу.

— Шесть, пять, — продолжил он, сворачивая с дороги к каменным стенам темницы.

— Четыре, три, — пробормотал он, уповая на верный расчет и надеясь, что в тени его будет не видно.

— Два, один, ноль, — с этими словами он дошел до верхней части желоба для кормления. Он прижался к каменной стене, которая являлась продолжением внешней стены темницы и разделяла разные желоба. Шаги людей в латных доспехах снова приблизились, и он увидел, как второй Черный воин вышел с другой стороны холма и продолжил дозор. Волна страха и эйфории захлестнула чуть пьяного мошенника. Последователи Джаа продолжали патрулировать улицу, не замечая того, что Гленвуд прячется в верхней части наклонного желоба.

В нижней части наклонного желоба было окошко, закрытое решеткой из толстых стальных прутьев, из которого пробивался тусклый свет от факела. Желоба остались от тех времен, когда таким образом кормили пленников — сбрасывали еду им в камеры. Лорд-маршал, построивший темницу, подошел к ее конструкции с великим вниманием к деталям и бесчисленным ненужным мелочам. Из-под крыши здания выступал большой навес, под которым в прошлом вешали преступников. В эти дни осужденные на смерть встречали чуть более достойный конец.

Снизу доносились голоса. Отдельных слов Гленвуд различить не мог, и ему пришлось спуститься ниже, ведь требовалось выяснить, что происходит внутри камеры кирина. Медленно спускаясь по наклонному желобу, мошенник все еще чувствовал привкус вина на губах. Освещения здесь не было, слабый свет шел только снизу, а навес над камерами хорошо скрывал Гленвуда.

Он несколько раз споткнулся, но не упал, ухватившись за стены желоба. Присев на корточки, он притаился сбоку от зарешеченного окошка. Рам Джас висел в центре тюремной камеры с каменными стенами, его руки цепью приковали к потолку, а кандалы на ногах — к полу. Рядом с ним в углу камеры стояло кресло с кожаными и металлическими удерживающими устройствами. Гленвуд решил, что это какое-то орудие пыток, не слишком распространенное в Тор Фунвейре. Рядом с креслом пылала жаровня, и в ней сквозь пламя лезвием вверх торчал хорошо закаленный нож.

Раны кирина совершенно исчезли, но и ухмылка исчезла тоже, он был почти полностью обнажен, и только небольшой кусок ткани прикрывал область паха. Единственный шрам, который у него остался, проходил через левое плечо и напоминал старую рану от арбалетного болта. Рам Джас был мускулистым, но худощавым, и сейчас, когда он беспомощно висел посреди тюремной камеры, он выглядел жалко. Вместе с ним в помещении находились двое людей, они разговаривали между собой в отдалении от него.

Один — Черный священник, облаченный в черные доспехи, он носил длинный меч в простых ножнах. Во взгляде служителя смерти читалась тревога, но он не проявлял ни единого признака эйфории, которая отмечала заколдованных. Хотя рядом с ним в облегающем фигуру красном платье стояла Изабель Соблазнительница. Гленвуд никогда раньше ее не видел, но внешне она достаточно напоминала Катью, чтобы он сразу узнал в ней одну из Семи Сестер. Прекрасно выполненная татуировка на ее щеке изображала змею, свернувшуюся кольцами, хотя красота женщины как-то терялась из-за гневного выражения лица.

Преступник отвернулся от зарешеченного окна, вспомнив совет наемного убийцы: не смотреть долго ни на одну из Сестер.

— Ты ответишь на ее вопрос, кирин, — равнодушно прогудел Черный священник. — Или ты испытаешь такую боль, которую не сможешь вынести.

Рам Джас издал страдальческий смешок.

— Почему бы этой дряни просто не заколдовать меня? Ах, да, верно — она же не сможет!

Раздался серебристый смех колдуньи. Гленвуд тряхнул головой, отчаянно пытаясь сохранить в памяти, что она была настолько же злобной, насколько прекрасной.

— Мой дорогой Рам Джас, — произнесла Изабель, — тебе незнакомы настоящие страдания… пока незнакомы.

На секунду повисло молчание. Убийца с яростью смотрел на колдунью. Как видно, она к такому не привыкла — другие мужчины никогда не смотрели на нее прямо, опасаясь, что она проникнет к ним в разум.

— Мне нечего сказать тебе, сучка. — Убийца сплюнул на пол. — Просто убей меня. Если сможешь.

Еще одна трель мелодичного смеха, и Изабель шагнула ближе.

— Госпожа, — предостерег ее Черный священник, — будьте осторожны, он очень коварен.

— Я не боюсь его, — ответила она и провела пальцем по груди кирина. — Как и он не боится меня.

Она казалась воплощением чувственности. «Вполне соответствует имени Соблазнительница», — подумал Гленвуд.

— Ты склонишься перед моей волей, Темная Кровь, займет это час, день или год. Ты станешь моим верным слугой, ты не будешь способен мыслить самостоятельно. Ты будешь думать только о том, как доставить мне удовольствие… Я буду называть тебя своей зверюшкой. — Она прикусила нижнюю губу, и Гленвуд почувствовал, что ему стало жарко. — Я спрашиваю еще раз — где потомок древней крови?

Рам Джас сузил глаза и огрызнулся:

— Пошла ты!

Священник выступил вперед и кулаком в латной рукавице ударил кирина в челюсть. Из угла рта у того брызнула кровь.

— Ударь меня еще раз, трусливый подлец, — прорычал Рам Джас. — Давай… ударь так сильно, как только сможешь… ответ будет тем же — пошла ты!

Упорство кирина не имело себе равных, но даже знаменитый Рам Джас Рами сломается под пытками. Гленвуд не знал, кто такой потомок древней крови или почему колдунья называла Рам Джаса Темной Кровью, но он все больше укреплялся во мнении, что кирин — самый сильный человек из всех, кого он знал.

Черный священник вытащил меч и прижал к шее пленника.

— Знаешь, а ведь я могу тебя убить, — произнес он равнодушно. — Это будет легко… медленно вспороть тебе шею — и оставить тебя истекать кровью.

Рам Джас улыбнулся мощному священнику.

— Ты же Элиас, так?

Священник кивнул.

— Я брат Элиас из Дю Бана, Черный священник Одного Бога, — ответил он официально.

— Так скажи мне, брат Элиас, ты насовсем перешел в последователи Мертвого Бога или только на время? — Ухмылка стала дерзкой.

— Молчи! — прорычала Изабель, первый раз показав свое волнение.

— Почему? — возразил убийца. — А если не послушаюсь — что ты со мной сделаешь?

Элиас ударил его еще раз, уже сильнее, и кирин выплюнул полный рот крови.

— Ой, — произнес он уголком рта.

— Где Ута Призрак?! — провизжала колдунья.

— Пошла ты! — ответил Рам Джас.

Брат Элиас с размаху пнул убийцу в пах. Удар вышиб из кирина дух, заставив его корчиться в подвешенном состоянии, стиснув зубы от боли.

— Ну что ж, значит, в ближайшее время мне не удастся позабавиться с твоей матерью, — рявкнул он, страдальчески усмехнувшись.

Еще один удар в пах, и Рам Джас взвыл от боли.

— Сильнее, грязная сука! — крикнул он, хотя глаза у него наполнились слезами, а по ноге стекала струйка крови.

Только когда Элиас поднял ногу в третий раз, Изабель выступила вперед и мягко положила руку на его плечо.

— Довольно, мой дорогой Элиас, — сказала она нежным девичьим голосом.

Кровь быстро прекратила течь, и она недобро прищурилась.

— Все твои раны заживают так же быстро? — спросила она.

— Воткни мне в лицо нож — и мы узнаем об этом, — язвительно ответил пленник.

Она усмехнулась и оглянулась через плечо на кресло в углу тюремной камеры.

— Ты знаешь, что такое «дюймовка», мой дорогой Рам Джас Рами?

Убийца явно знал, хотя Гленвуду это слово и было неизвестно, но ничем не выказал испуга.

— Я видел, как пытали так одного человека в Кессии, — ответил кирин. — Пока меня не выкинули оттуда за то, что я пустил стрелу в лицо одной из твоих сестер.

— Ты убил четырех моих сестер, Темная Кровь. — Угол рта у Изабель хищно скривился, свидетельствуя, что она вовсе не так спокойна, как пытается показать.

— Верно, — равнодушно согласился Рам Джас. — Одну из них уже очень давно… Вообще говоря, мне сейчас пришло в голову, что я убил двух разных женщин по имени Лиллиан Госпожа Смерти. Это имя им действительно подошло.

Выражение лица Изабель не изменилось, но она дала кирину пощечину. Удар не был сильным и не принес значительных повреждений, но Гленвуд улыбнулся. Рам Джас мог вывести из себя даже самых сдержанных людей.

— Элиас, прошу тебя, переведи пленника на кресло, — произнесла Изабель, в глазах у нее плескалось подчиняющее безумие.

Черный священник освободил цепь, которая приковывала Рам Джаса к потолку. Руки у него все еще были закованы, и Элиас потянул за цепь, чтобы удержать его, пока соединял ручные и ножные кандалы. Убийца упал лицом вперед и охнул от боли, ударившись о каменный пол. За мгновение его согнули пополам, не давая возможности двигаться, потащили по полу и бросили на большое металлическое кресло. Руки и ноги поместили в удерживающие оковы из кожи и стали, надежно прикрепленные к креслу, голову оттянули назад и привязали прочным кожаным ремнем, заставив сесть прямо.

— За последние несколько часов мне ни разу не было настолько удобно, — сказал Рам Джас, пытаясь размять шею — он долго висел в цепях, и все тело затекло.

Изабель обошла его, скромно постукивая пальцами по своей груди.

— Знаешь, что мы нашли твою дочь? — тихо произнесла она, и убийца сразу насторожился.

— Юная Кейша была рабыней для удовольствий в Рикаре. До того как моя сестра ее купила, она обслуживала жестокого богатого торговца. — Колдунья глубоко вздохнула и закрыла глаза. На ее лице появилось выражение наслаждения, и она начала раскачиваться из стороны в сторону в чувственном танце.

Рам Джас сжал кулаки и напрягся всем телом. В первый раз Гленвуд увидел настоящее сомнение на его лице, будто новости о дочери — единственное, чего кирин на самом деле боялся. Скорчившись на дне желоба для кормления, Гленвуд внимательно слушал разговор — и обнаружил, что очень удивился тому, что у Рам Джаса были дети.

— Она жива? — спросил кирин без дальнейшей бравады.

— Да… и останется в живых, пока ты будешь послушным, — ответила Изабель, снова открывая глаза и улыбаясь с выражением глубокого удовлетворения. — Мы можем стать… замечательными союзниками.

Она обошла кресло, встала перед убийцей и соблазнительно провела пальцем по его голым плечам и груди.

— Возможно, тебе даже понравится быть моим… союзником.

— У меня хватает друзей, — ответил Рам Джас.

— Но дочь всего одна, — парировала Изабель. — Не позволяй ей умереть — как позволил своему сыну. Знаешь, я ведь видела смерть Зелдантора.

Кирин склонил голову, насколько позволяли его оковы, и слезы появились у него на глазах. Напускная бравада исчезла, сменившись горем отца, которому рассказали о смерти сына. Он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь сохранить спокойствие. Гленвуд подумал, что убийца скоро сломается. К наилучшим результатам приводили чувства, а не боль.

— Зелдантор и Кейша поймут меня, — произнес кирин, закрывая глаза.

Изабель снова рассмеялась: прекрасные звуки глубоко проникали в разум Гленвуда. Он на секунду отвернулся, пытаясь собраться с мыслями.

— Знаешь ли ты, Рам Джас, что в Кессии опытный мастер пыток за такую работу получает громадное жалованье. Хитрость в том, чтобы за один раз отрезать дюйм, и только дюйм.

Мошенник снова повернулся к ним и увидел, как Элиас вытащил из жаровни рядом с креслом раскаленный докрасна нож. Жаровня была устроена особым образом: нож погружался в пламя и нагревался равномерно. Черному священнику пришлось запустить руку под пламя, чтобы забрать нож из держателя.

— Мне довелось это делать только однажды, — холодно произнес священник.

— Я собираюсь убить вас обоих, — ответил кирин, не открывая глаз. Он стиснул зубы.

Дымящееся лезвие опустилось на кончики его пальцев. Рам Джас завыл в муках, когда одним плавным движением нож отделил от его левой руки дюйм живой плоти. Он потерял кончики трех пальцев, но Гленвуд полагал, что после первого дюйма пытка не остановится.

— Думаешь, они снова отрастут? — спросила Изабель, радостно хлопая в ладоши, пока кирин пытался вырваться из пут. — Уверена, у тебя не было достаточно времени, чтобы проверить свои способности к исцелению.

Рам Джас дрожал, все его тело напряглось. Элиас из Дю Бана отрезал второй дюйм от его пальцев, выравнивая первый удар. Кончики пальцев упали на пол в небольшую лужу крови. Нож раскалился недостаточно, чтобы раны запеклись, и тлеющая плоть прилипла к лезвию.

— Гораздо лучше, чем во время первой попытки, — довольно равнодушно произнес Элиас.

— У тебя получается так хорошо! — сказала Изабель, зловеще посмеиваясь. — А теперь третий дюйм — большинство ломается именно на нем.

Элиас крепко прижал запястье убийцы к креслу. Рам Джас закрыл глаза. Лезвие прошло по тыльной стороне пальцев и отрезало третий дюйм, но на этот раз кирин не закричал. Вместо этого он яростно забился в оковах, и пот заливал его лицо и покрывал все тело.

— В этот раз даже больно не было, — сказал Рам Джас, открыв налитые кровью глаза.

Элиас засунул нож обратно в жаровню, оставив лезвие торчать из горящих углей, и повернулся к колдунье.

— Наверное, нам стоит на время освободить кирина… от своего общества. Посмотрим, сможет ли он вылечить отрезанные пальцы, — произнес он безо всякого удовольствия.

— Замечательная мысль! — ответила Изабель, взмахнув ресницами. Они взглянули на дрожащего пленника. И Элиас, и Изабель пытались посмотреть ему прямо в глаза, но Рам Джас упрямо отводил взгляд, и палачи покинули камеру.

Гленвуд сидел на дне желоба для кормления, сбоку от зарешеченного окна, и, тяжело опершись о каменную стену, чувствовал: его сейчас стошнит. Одержимость колдуньи, равнодушие священника, не говоря уже о запахе горящей человеческой плоти, — его желудок будто завязался узлом, и ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы его не вырвало.

Сквозь решетку на окне Кейл видел Рам Джаса — человека, которого, как он думал, он ненавидит больше всего на свете. Но теперь, когда он узнал о его детях и увидел, как жестоко его пытают, мошенник начал сомневаться в своей ненависти.

Рам Джаса трясло, пот струился по его почти обнаженному телу. Он не знал, что за ним наблюдают, и неудержимо разрыдался.

— Мне жаль, Кейша… Мне так жаль, — шептал он сквозь слезы.

Глава шестая Фэллон из Лейта во владениях Алого Отряда

Пленника держали в палатке на восточном краю лагеря. С того времени, как прибыли Тристрам, Мобиус и король, Фэллону было запрещено покидать его импровизированную тюрьму, и общаться он мог только с тремя слугами.

Брат Джакан чрезвычайно настойчиво требовал, чтобы пленника казнили при первой же возможности. Командующий Тристрам не стал слушать нытье идиота-священника и решил разобраться с Фэллоном после того, как они захватят Южный Страж. Его обвинили в богохульстве — в этом обвиняли тех, кто разозлил Пурпурных священников. Свидетелей было много, а вероятность избежать наказания — мизерная, даже с учетом поддержки воинов его отряда, да и сам Тристрам не хотел казнить Фэллона. Терон и Омс оставались верны своему капитану и настаивали, что Джакан начал первый и вывел его из себя, но Мобиус отмахнулся от их слов и встал на сторону друга-священника.

Фэллон вместе с армией дошел до крепости Южный Страж. Его посадили на лошадь под охраной отряда из слуг, и вслед за громыхающей доспехами массой воинов они продвигались по владениям Алого Отряда. Как только на горизонте показался Лес Волка, Тристрам приказал добровольцам Дарквальда выставить стражу на поросшей травой равнине, пока механики сооружают требушеты, а рыцари готовятся к осаде.

Фэллону этого никто не рассказывал, он почерпнул сведения из своих познаний в тактике боя. Рыцарям из его отряда запретили с ним общаться, и только подслушанные разговоры и интуиция подсказывали ему, что происходит.

С него сняли доспехи, сковали руки за спиной, и он сидел и через развевающийся полог палатки смотрел на раскинувшийся вокруг военный лагерь. Десять тысяч добровольцев и пять тысяч рыцарей. Такая сила могла справиться с любым противником на землях, населенных людьми, — одна из крупнейших армий, в составе которых воевал Фэллон. Он даже слышал разговоры о том, что к ним из Арнона направляется Красный кардинал, генерал рыцарей Малаки Фрит. Если это правда, то король Себастьян стягивает сюда почти все военные силы Тор Фунвейра, оставив для поддержания порядка в стране только местные гарнизоны. Городские стражники и армия Ро Хейрана не придут сюда, но их не хватит на противостояние Псам Каресии, которые, по-видимому, сейчас бесчинствуют на землях Ро.

Странным образом Фэллон совсем не усомнился в своих действиях с тех пор, как его взяли под стражу. Наоборот, сейчас его гораздо больше занимали вопросы собственной чести. Будто бы после первого шага — как выразился Джакан, после пересечения черты — дальнейшее неповиновение дается легче. Он со всей серьезностью решил, что больше не будет убивать людей, не причинивших ему вреда. Ранены — простые люди, они не заслужили той смерти, которая к ним приближалась. Фэллон больше не хотел слепо выполнять приказы, и его не волновало, что благородство может привести его к смерти.

Полог палатки распахнулся, и вошел командующий рыцарей Тристрам с гневным взглядом и стиснутыми зубами. Он махнул рукой, отсылая прочь слуг.

— Идите, поешьте. Мне нужно поговорить с этим дурнем.

Они убедились, что оковы Фэллона достаточно надежны, затем отсалютовали и вышли наружу.

Тристрам сел напротив рыцаря и подался вперед, оперев подбородок на кулак.

— Как один человек, который даже никого не убил, может вызвать столько проблем? — спросил он. — Большинству из тех, кого я казнил, хотя бы хватило здравого смысла сделать что-нибудь жестокое. А ты всего лишь спас предателя от смерти.

— Я разошелся во мнениях с Пурпурным священником — неужели это настолько плохо? — спросил Фэллон, не торопясь отыскать для себя способ избежать наказания. — Я убил тысячи людей, но вы арестовали меня за то, что я спас чью-то жизнь… Вам не кажется это глуповатым?

— Да какая муха тебя укусила? Вереллиан был хорошим человеком, но не настолько, чтобы за него умирать. — Тристраму в подробностях рассказали о произошедшем до и после дуэли, но от рассуждений о чести он отмахнулся как от наивных и глупых. — Значит, в Ро Хейле у него случилось духовное перерождение… как бы ты это ни называл, он предал свои обеты. Ты помог ему бежать — значит, помог клятвопреступнику.

— Ну так казните меня, — с вызовом заявил Фэллон.

— Ты же знаешь, я не могу, — рявкнул командующий. — Если я казню сэра Фэллона из Лейта — как отнесутся к этому остальные рыцари? Они и так злятся на то, что находятся далеко от дома, и большинство из них тебя уважает… как и Вереллиана.

— Месяц назад вы говорили мне, будто Мобиус может убить меня, если захочет. Положение изменилось? — Фэллон знал: что-то важное произошло после их ухода из Ро Хейла. Он слышал, как в лагере приглушенно перешептываются насчет сумасшествия короля.

Тристрам опустил взгляд на траву под ногами и нахмурился.

— Я просто хочу завершить эту кампанию и вернуть своих людей домой.

— А ранены? — спросил Фэллон.

— Если, для того чтобы как можно быстрее убраться из Свободных Земель, мне нужно будет закидать их большими камнями — я так и сделаю. — Тристрам потянулся рукой за спину и открыл полог палатки, намекая Фэллону посмотреть налево. — Двадцать требушетов в боевой готовности, наведены на цель, — пояснил командующий. — Мы начнем обстрел с заходом солнца, и я надеюсь, в ближайшие несколько недель мы сможем вернуться в Тор Фунвейр… вероятно, оставив часть добровольцев в качестве оккупационных сил.

Фэллон поднял бровь и повел плечами, пытаясь сесть поудобнее с закованными в кандалы руками.

— Ты действительно в это веришь? — спросил он. — Что на Южном Страже все закончится?

— Не тебе задавать такие вопросы, — огрызнулся Тристрам. — Ты Красный рыцарь.

Фэллон склонил голову и глубоко вздохнул. Он говорил то же самое Уильяму из Вереллиана. Как и его прежний командир, молодой рыцарь знал ответ.

— Больше нет… не думаю, что я смогу им остаться, — тихо сказал он.

Командующий рыцарей поднялся и гневно уставился на своего подчиненного. Он несколько раз открывал и закрывал рот, будто пытаясь что-то сказать, но, только подумав полминуты, решился заговорить:

— Тебя вздернут на виселице, капитан Фэллон. Когда мы захватим Южный Страж, у меня не будет иного выхода.

Он не стал дожидаться ответа, стукнул кулаком в нагрудник и вышел из палатки.

Фэллон следил за тем, как Тристрам уходит, и, когда командующий исчез в океане красных знамен, ему на глаза снова попались требушеты. Фэллон не был уверен, что же беспокоит его больше — неминуемая казнь или предстоящая атака на Южный Страж.

Он сочувствовал Владимиру Коркосону и добровольцам из Дарквальда, людям, которых заставили служить и кто наверняка еще меньше заботился о выполнении приказов, чем Фэллон. Капитану нравился Владыка Топей, и он надеялся, что тот будет держать язык за зубами, выполнять приказы и вернется в Дарквальд с небольшими потерями. По крайней мере, у Красных рыцарей имелось преимущество — они могли опираться на слепое повиновение приказам, чего были лишены простолюдины из добровольческой армии.

Фэллону никогда не нравилась мысль о том, что людей принуждают воевать по команде их лорда. Те простолюдины, кто поступал на службу к отрядам Красных рыцарей, как правило, были жестокими идиотами, кому нравилось играть в войну и задирать других. Но добровольцы из Дарквальда и Охотничьего Перевала — обычные люди, которых заставили служить под угрозой того, что король заберет их дома и разрушит привычный жизненный уклад. По крайней мере, им не нужно было находиться в войсках постоянно, и после войны они могли вернуться домой к своим фермам и виноградникам и забыть о Тор Фунвейре до того времени, пока их снова не призовут на службу.

Фэллону хотелось изменить ситуацию. Он страстно желал, чтобы Тристрам услышал голос разума, чтобы храбрых людей, собравшихся снаружи, не заставляли убивать врагов, которые не сделали им ничего плохого. Это была его единственная мечта, и пока он пытался устроиться поудобнее в своей палатке-тюрьме, ему совсем не хотелось молиться Одному Богу. Только не после всего, что произошло.

Фэллон нечасто видел сны. Вереллиан говорил, будто после того, как человек убьет больше сотни врагов, его разум больше не пускает их в его сон. Рыцарь из Лейта никогда особо не задумывался над этой теорией. С годами он стал практичен до той степени, когда неясные сны и знамения превратились в давно забытые слабости. Однако за несколько часов, выдавшихся на отдых перед бомбардировкой Южного Стража, Фэллон успел погрузиться в глубокий и полный раздумий сон, который увлек его в мир видений.

Капитан снова оказался в Ро Арноне, он шагал по пыльным учебным площадкам Красного собора и смотрел на ржавый черный скипетр аристократии, возвышавшийся над городом. Он был не одинок, хотя безликие рыцари вокруг него не узнавали Фэллона. Судя по солнцу, день только перевалил за середину, но воздух уже хорошо прогрелся. Фэллон был в полном парадном облачении: чистый красный рыцарский плащ, нетронутый плюмаж на шлеме, доспехи без единого пятнышка.

Он быстрым шагом шел к статуе, которая возвышалась над окрестными землями — Красный рыцарь лицом к лицу с Пурпурным священником. Фэллон хорошо ее помнил. Он смотрел на две каменные фигуры, каждая из которых сжимала предплечье другой в воинском приветствии, и чувствовал странную опустошенность.

На постаменте была выбита надпись: «Честь рождается там, где встречаются воинское искусство и благородство». Старый девиз Пурпурных священников, еще с тех времен, когда душевное благородство было важнее благородного происхождения. За много лет Фэллон ни разу не видел Пурпурного священника хотя бы с зачатками благородства. Люди чести среди них встречались еще реже.

— Почему ты не молишься? — спросил голос, идущий откуда-то издалека. Он был похож на наречие ро, но отдавался эхом, и в нем ощущались глубина и настойчивость, от которых Фэллон заворочался во сне. — Конец твой близок — в такое время разве ты не должен обратиться к Богу?

Сон сменился, и тренировочные площадки исчезли, Фэллон стоял на траве. Он огляделся вокруг и увидел перед собой армию Красных рыцарей, а за спиной — внешние укрепления Южного Стража. Больше на нем не было рыцарских доспехов, меч в руке тоже ему не принадлежал.

Однако Фэллон чувствовал, что говоривший все еще здесь.

— От молитвы мне еще горше. Хорошие люди умирают, дураки — благоденствуют… а Одному Богу не осталось тут места.

При этих словах сотряслась земля, и армия рыцарей понеслась к нему. Фэллон не чувствовал опасности, но ощущал гнев того, кто говорил с ним. Он смотрел на множество красных рыцарских плащей, которое надвигается на него, но не дрогнул, пока в самое последнее мгновение они не замерли на месте. Перед ним, выстроенные на равнинах земель Алого Отряда, застыли тысячи воинов, каждый из них был неподвижен, словно статуя, лица искажены яростью.

— Скажи мне, рыцарь, — произнес голос, — ты знаешь, почему появились Пурпурные священники?

От каждого его слова голова Фэллона пульсировала.

— Аристократы Одного Бога, — ответил он, вздрогнув. — Верховный орден священников… тех, кто станет править всеми остальными.

— Нет! — проревел голос, и Фэллон упал на колени и закричал от боли. — Такими их сделали люди!

Фантастический пейзаж снова сдвинулся — и Фэллон оказался в Ро Канарне. Город только что пал, и внутренняя территория наполнилась рыцарями и их слугами. Уильям из Вереллиана сопровождал Магнуса Вилобородого в главный зал, готовясь присутствовать на казни герцога Эктора. Фэллон не видел самого себя, но знал, что он где-то неподалеку, возможно, возмущается тем, как наемники обходятся с населением захваченного города.

— Что тебе от меня нужно? — спросил он небеса, глядя на знамя с перекрещенными длинными мечами, развевающееся над Канарном. — Я всего лишь человек.

— Ты Красный рыцарь, — ответил говоривший.

Фэллон не мог возразить или даже кивнуть, его голова горела от непостижимости голоса, который с ним говорил.

— Ты следуешь приказам тех, кто облечен благородством и честью. Пурпурные священники должны были обладать этими качествами.

— Кто ты? — Капитан исторг из себя слова и увидел отдаленный образ священника в полном доспехе и рыцарском пурпурном плаще.

— Я призрак брата Ториана из Арнона, — ответил голос, — а ты — избранник Одного Бога.


Фэллон проснулся с головной болью, во рту пересохло. Он совсем не чувствовал себя отдохнувшим, а его сон сохранился в памяти до мельчайших деталей — Фэллон даже не думал, что такое возможно. Имя, которое он услышал во сне, было ему знакомо, но он не видел брата Ториана со времен юности в Ро Арноне и очень смутно помнил его лицо. Они никогда не разговаривали, и Фэллон не знал, каким стал Ториан.

Приближалась ночь, и, вспоминая свой сон, Фэллон еще больше укреплялся в правильности своего решения — спасти Вереллиана и бросить вызов Джакану. Ему позволили сесть на входе в палатку и наблюдать за сценой сражения. Как только зашло солнце, требушеты начали обстрел города, и с наступлением темноты они три часа подряд метали большие валуны в Южный Страж. Боевой дух армии был на высоте, обязанностей у них осталось немного, и солдаты наблюдали за тем, как механики разрушают деревянные укрепления города. Добровольцы Дарквальда добродушно перешучивались, предвкушая скорую победу.

Фэллон видел, как Владимир Коркосон расхаживает туда-сюда вдоль рядов своих воинов, и несколько раз пытался привлечь его внимание. Капитан чувствовал: из всех присутствующих лучше всего будет поговорить о его сне с низшим аристократом из Дарквальда. Он не мог посоветоваться с Вереллианом, но новообращенный в веру рыцарь нуждался в чьем-то совете. Это был всего лишь сон — но Фэллон не мог избавиться от ощущения: что-то изменилось. Теперь, Фэллон знал, он является земным воплощением Одного Бога, но не понимал значения свершившегося — чувствовал только его величие и знал, что единственная его защита — честь.

Он снова повернулся к Южному Стражу и заметил, что ранены хорошо укрепили город. Устроили ворота и зоны для обстрела, назначением которых было загнать наступающую армию в ловушку. Издалека не получалось различить защитников города, но Фэллон подозревал, что они, конечно, не смогли подготовиться к дальности осадных орудий народа ро и предпочли остаться в укрытии, надеясь встретить захватчиков лицом к лицу.

Люди Алого Отряда были известны как грозные воины, и, если им дадут возможность помахать топорами, они точно смогут проредить королевскую армию. К несчастью, по стратегии кардинала Мобиуса армия ро не должна позволить раненам найти цель для атаки или в открытом бою скрестить оружие с врагом. На западных укреплениях города установили катапульты, но дальность стрельбы оружия раненов была недостаточной, чтобы преодолеть расстояние до армии, разбившей лагерь на равнинах владений Алого Отряда. В итоге им пришлось просто пережидать бомбардировку.

Отряда Фэллона не было видно поблизости, и он заключил, что их разместили на другом конце построения, подальше от прежнего капитана. Хотя он стал больше уважать своего адъютанта, он сомневался, будто верность Терона настолько велика, что тот поможет ему бежать. У рыцарей было крепкое братство, и люди Фэллона будут верны своему капитану до конца, вот только этот конец очень быстро приближался. Если ему и удалось бы сбежать, он чувствовал, его рыцари не должны пятнать свою репутацию из-за него — хотя сама возможность побега была призрачной, и он недоумевал, почему тень Ториана обратилась к нему именно сейчас, когда он мог принести Одному Богу так мало пользы.

В сторону города полетели еще камни, и Фэллон очнулся от раздумий. Он слышал отдаленные вопли и видел ликующих рыцарей, выкрикивающих смертельные угрозы раненам. Требушеты сломали внешнюю стену города и убили какое-то количество защитников крепости. Пурпурные священники возносили шумные молитвы, а сам Мобиус стоял на помосте, обращенном к полю боя. Кардинал казался слегка безумным и севшим голосом призывал своих священников к молитве. Короля нигде не было видно, но его телохранитель, Клеот Монтегю, стоял рядом с Мобиусом, присоединившись к молитве. Фэллон чувствовал себя неуютно, слушая аристократов Одного Бога, в их словах присутствовал тот же оттенок опустошенности, который он ощутил в своем сне.

Голова снова начала пульсировать, и в его разуме возник брат Ториан. Фэллон не спал, а лицо тени появилось будто сразу со всех сторон, но большей частью в реальном мире.

— Я должен просто наблюдать? — спросил Фэллон, не отрывая взгляда от Пурпурного священника.

— Ты должен следовать голосу чести, — ответил призрак Ториана. — Ты не одинок, и умереть в палатке — не твоя судьба.

Фэллон усмехнулся.

— Не может быть, что ты Пурпурный священник — ты сумел меня рассмешить, — сказал он.

— Я только воспоминание о Пурпурном священнике, и ты — первый из служителей церкви Одного Бога, кто смог взглянуть на давно позабытую истину — благородство без чести бессмысленно.

— Ты это ему скажи, — ответил Фэллон, кивая в сторону Мобиуса.

— Его воля ему не принадлежит. Кардинал следует чужим приказам. — В голосе призрака слышались ярость и глубокое сожаление.

— Семь Сестер, — прорычал Фэллон.

— Эта армия выступает не под знаменем Одного, — ответил призрак. — Они, сами того не ведая, следуют за другим богом — Лесным Гигантом наслаждений и крови.

— А я — один в палатке и без меча, — сухо добавил Фэллон, глядя на пятнадцать тысяч вооруженных воинов. — Может быть, мне стоит просто выждать. И потом застать их врасплох.

Командующий рыцарей Тристрам не присоединился к бурным молитвам, он стоял со старшими рыцарями снаружи командного шатра и руководил бомбардировкой города, направляя ее на ключевые точки защиты. Внешние ворота лежали в развалинах, обломки дерева усеивали первую площадку между укреплениями. Требушеты сосредоточили огонь на вторых воротах.

Отдаленные крики становились громче. Люди выли от боли и страданий, мертвых и раненых уносили от разрушенных ворот. Несколько раненских катапульт безрезультатно стреляли по равнинам — жест чистого отчаяния со стороны защитников города. После нескольких залпов, сосредоточенных на вторых воротах, Южный Страж стал выглядеть угрожающе открытым. Два деревянных частокола превратились в груду обломков, оставляя незащищенным широкий проход. По открытому пространству сновали люди. Поднимались щиты, и проход пытались спешно забаррикадировать повозками и деревянными балками.

Люди Алого Отряда были далеко, но Красные рыцари все равно насмехались над ними и выкрикивали проклятья через темные равнины земель раненов. По рядам рыцарей передавали горящие факелы, создавая эффектный вид армии, предвкушающей победу. Через несколько мгновений обстрел прекратился. Брешь в защите Южного Стража, по мнению Фэллона, была вполне достаточной для лобовой атаки.

В центре построения проревел горн, Фэллон резко повернулся и увидел, что король Себастьян Тирис вышел из своего шатра. Крики в рядах рыцарей прекратились. Клеот Монтегю и отряд королевских гвардейцев сопроводили монарха на помост, где стоял кардинал Мобиус.

Владимир Коркосон находился недалеко от палатки Фэллона, и капитану показалось, будто Владыка Топей с беспокойством и раздражением наблюдает за происходящим. Каким бы ни был приказ, который Джакан отдал добровольцам, их командиру он не понравился. Простые люди из Дарквальда по приказу Пурпурного священника встали в шеренги перед помостом, за линией требушетов. Их выстроили перед рыцарями, и Фэллону стало нехорошо — он узнал характерные признаки приготовлений к наступлению.

— Мои рыцари… Мои добровольцы! — прокричал король хриплым, полубезумным голосом.

Пурпурные священники ударили кулаками по стальным нагрудникам и громко поприветствовали короля. Красные рыцари отреагировали с гораздо меньшим энтузиазмом, и Фэллон снова услышал перешептывания о том, что король не в своем уме.

Рядом с ним возник призрак Ториана. В ореоле тусклого света костров священник был в полных доспехах, окутанный величием регалий аристократии. Призрак сиял ярче, чем остальные Пурпурные священники, вот только его никто не видел, кроме Фэллона.

— Нужно ли мне просто пойти и убить его? — спросил Фэллон. Шутил он только отчасти.

— Этим ты почти ничего не добьешься, кроме своей смерти, избранник. — Ответ снова отдался сильным эхом, и Фэллон вздрогнул от боли. — Ты должен ждать.

— Я теряю терпение, а без меча от меня мало пользы для тебя… или для Одного Бога. — Фэллон начинал злиться. За надменные речи и жажду крови, которые он сейчас видел перед собой, множество людей — и ро, и раненов — заплатят своими жизнями.

Король вышел к передней части помоста в сопровождении Мобиуса и Тристрама и вытащил богато украшенный длинный меч.

— Этой ночью мы отобьем нашу землю у этих жалких невежд и плебеев!

Он жестом указал на брата Джакана, который стоял в стороне с Владимиром Коркосоном. Пурпурный священник с истовой верностью смотрел на короля, когда его самого вызвали вперед. Он был в полном облачении, а его плащ с пурпурным скипетром заменили на новые после дуэли с Вереллианом.

— Вашим силам предоставляется честь нанести первый удар по врагу, брат Джакан! — почти провизжал король. — Перед вами пролом в стене — пусть же люди Дарквальда прольют первую кровь!

— Так и будет, мой король, — ответил брат Джакан. — Во имя короля мы убьем этих жалких невежд и плебеев.

— …И во имя Одного Бога. — Король выпучил налитые кровью глаза.

Добровольческая армия Дарквальда насчитывала десять тысяч человек и делилась на отряды по пять сотен воинов. Из оружия они использовали копья и булавы, реже — арбалеты и мечи. Из доспехов они носили кольчуги гораздо худшего качества, чем латные нагрудники рыцарей. Странно, что именно их кинут на брешь в защите, и еще более странно — что в первую атаку посылают всего четыре отряда.

Две тысячи солдат дрожали от волнения, когда брат Джакан приказал им встать смирно перед остальной армией. Владыка Топей находился в чрезвычайном волнении и гневно настаивал, чтобы ему разрешили поговорить с командующим Тристрамом. Его возражения были отклонены, и Коркосону оставалось только стоять рядом, пока его капитанам отдали команду на штурм.

— Среди них есть несколько опытных военачальников, — сказал Фэллон призраку Ториана. — Так почему они позволяют слабоумному детине вроде Себастьяна Тириса разрабатывать стратегию?

— Ты полагаешь, будто у них есть выбор, — беспомощно ответил призрак.

— В таком проломе в стенах у вспомогательных двух тысяч воинов нет шансов. Им нужно медленное наступление, чтобы дюйм за дюймом захватывать землю, а не лобовая атака.

Фэллон отметил, что Джакан не собирается лично вести отряды добровольцев к Южному Стражу. Благородный священник не седлал коня, он произносил пустые воодушевляющие слова своим новым солдатам — плохо подобранные речи об их служении Одному Богу и ответственности перед Тор Фунвейром.

Сквозь толпу рыцарей, добровольцев и священников Фэллон мельком увидел лейтенанта рыцарей Терона. Он стоял на страже в хвосте колонны. Они вместе с сержантом Омсом охраняли небольшую палатку — там держали нескольких добровольцев, которых застали за выпивкой, и тех, кто уснул на дежурстве. Рыцари Фэллона, похоже, скучали, они явно не были в восторге от такой обыденной работы.

— По крайней мере, Терону не придется смотреть, как вырезают воинов из Дарквальда, — произнес пленный рыцарь по большей части самому себе.

— Этой ночью будет много убитых, избранник, — ответил призрак Ториана, — и тебе придется на это смотреть.

Фэллон только хотел ответить, но тут протрубил горн, и четыре отряда добровольцев пошли к городу. Они торопились, стремясь как можно быстрее пересечь земли Алого Отряда, чтобы избежать снарядов из катапульт Южного Стража. Добровольцы были плохо организованы, копьеносцы смешались с арбалетчиками и знаменосцами без какого-либо очевидного построения. Как только они пересекли радиус действия раненских катапульт, несколько залпов попали в плотные ряды добровольцев, и многие воины пали, даже не достигнув внешней стены города. Когда остальные прошли через первые разрушенные ворота в узкий пролом, звуки их армии стали почти неразличимы.

После секунды относительной тишины оглушительный рев раздался со стороны раненов. Защитники города выбежали из укрытий и атаковали добровольцев с трех сторон разом. Жестокая, но эффективная тактика, которая заставила простолюдинов Дарквальда попасть в бутылочное горлышко, где их порубили на куски топоры воинов Алого Отряда. За считаные секунды раздробленные отряды атакующих отошли назад. Отход был нелегким, большинство просто натолкнулись на воинов собственного отряда. Они встретили быструю смерть, когда ранены продолжили свою атаку с флангов, отрезая путь неорганизованным добровольцам и запирая их внутри.

— Отзовите их! — крикнул Владимир Коркосон, его лицо побледнело от ярости. Он бешено махал руками на брата Джакана и распихивал стоящих вокруг Пурпурных священников, чтобы добраться до командного помоста.

— Тише, милорд, — ответил кардинал Мобиус. Он поднял руку, отмахнулся от Владыки Топей и повернул безумный взгляд к стенам Южного Стража. — Они предстанут перед лицом Одного Бога.

— Пусть Один Бог идет в задницу! — проревел Владимир. — Это мои люди, я не хочу, чтобы они погибали вот так! — Он не слишком тщательно выбирал слова, и с десяток Пурпурных священников окружили его с обнаженными мечами.

Фэллон повернулся к городу и увидел, как из разлома ковыляют всего несколько добровольцев. Ранены не преследовали отступающих, но вновь разбежались по своим укрытиям.

— Лорд Коркосон, мы не потерпим вашего богохульства! — закричал кардинал Мобиус, его лицо стало зловеще похоже на лицо короля. — Священники, арестуйте Владыку Топей!

Владимир подумал о сопротивлении, но он не был профессиональным воином, и при встрече с гвардией Пурпурных священников ему осталось только подчиниться. Толпа добровольцев возмущенно загудела, когда у Владимира отобрали меч и заковали ему руки, но несколько строгих замечаний от брата Джакана их утихомирили. Командиры отрядов обменялись взглядами со своим лордом, но Владимир взмахом руки успокоил их.

— Терпение, избранник… еще не пришло твое время, — сказал призрак Ториана.

— Они его убьют, — ответил Фэллон.

— Собираются твои союзники, — загадочно промолвил призрак.

С Владимира сорвали доспехи и подтащили к помосту. Кардинал Мобиус и король с высокомерием смотрели на низшего аристократа. Клеот Монтегю вытащил длинный меч и вышел на траву. Крякнув, он пнул Коркосона по ноге, и тот упал на колени.

— Ты преклонишь колени перед теми, кто выше тебя! — крикнул королевский телохранитель.

— Выше меня? — недоверчиво спросил Владимир. — Часу не прошло, как они отправили на смерть сотни моих людей… что мне теперь делать? — Ему явно было больно, он потирал ногу.

Когда отступающая колонна добровольцев вернулась в строй, король приказал Клеоту избить Владыку Топей. Пурпурный священник стал бить Коркосона по голове и груди рукояткой длинного меча, и, казалось, он наслаждается своим делом все больше с каждым ударом. Тех из добровольцев, кто попытался вмешаться, остановили вооруженные священники.

— Я не потерплю неповиновения ни от одного из моих лордов! — провизжал король. — Это моя земля! Я отберу ее у любого, кто думает, будто может бросить мне вызов! — Он вел себя как обиженный ребенок.

Коркосон, весь в крови, лежал лицом вниз на траве. Клеот Монтегю прекратил его избивать и вернулся к королю на помост, а другие священники подняли Владыку Топей на ноги.

— Кто еще посмеет бросить мне вызов? — крикнул король Себастьян с диким и безумным взглядом. — Я смешаю с землей ваши дома и вырежу всех ваших людей, если вы поднимете руку, пытаясь остановить мою справедливую кампанию! Я — король!

Слова были обращены к добровольцам из Дарквальда. Они находились далеко от дома и без лорда, который смог бы их защитить, люди оказались во власти сумасшедшего монарха. Если бы они попытались протестовать и не выполнять приказы Джакана, их бы казнили без суда и следствия или вернули домой — только для того, чтобы вместо Дарквальда они увидели дымящиеся руины.

Командующий рыцарей Тристрам, который стоял на дальнем конце построения и руководил бомбардировкой города, приблизился к помосту вместе с несколькими капитанами рыцарей. Остальные Красные рыцари следовали за ним к Владыке Топей с предвкушением на лицах.

— Расступитесь, — приказал Тристрам священникам, окружившим Владимира.

— Что это значит, мой рыцарь? — возмутился король Себастьян.

— Я всегда буду вашим скромным слугой, ваше величество, но лорд Коркосон должен быть заключен под стражу до вынесения приговора. — Тристрам подошел к монарху и заговорил громче, чтобы его услышали все: — Суд над ним и казнь должны состояться после того, как мы захватим город, так все убедятся в правосудии Одного Бога… и в вашей мудрости, которая предаст его смерти за богохульство.

Тристрам повел себя очень умно.

Себастьян Тирис обдумал его слова, положив руку на плечо рыцаря.

— Конечно же, мой рыцарь, ты, как и всегда, дал мудрый совет. Брат Клеот Монтегю, уведи Владыку Топей в палатку для заключенных, пусть ждет нашего справедливого суда.

— Пожалуйста, позвольте мне, мой король, — произнес Тристрам.

Командующий рыцарей приказал своим людям поднять Владимира и увести его от помоста.

— Отведите его к Фэллону — у них будет довольно времени, чтобы жаловаться друг другу на недостаток чести и мудрости. — Сквозь толпу воинов Фэллону показалось, что его бывший командующий слегка ему кивнул.

— Представление окончено, парни! — крикнул Тристрам собравшимся рыцарям и добровольцам.

Оставшиеся воины четырех отрядов уже смешались с остальной армией, а раненым начали оказывать помощь. Многие из них лишились рук или ног, другие в спешке побросали оружие, убегая от защитников крепости. Остальные добровольцы выглядели испуганными, но Фэллон не чувствовал в их рядах непосредственной угрозы бунта. Слова короля, по всей видимости, еще звенели у них в ушах.

Красный рыцарь швырнул Владимира возле входа в палатку, там его подобрал один из слуг и затащил внутрь.

— Дай ему хоть немного воды и ткань, чтобы вытереться, — сказал Фэллон. — Он ужасно выглядит.

— Потому что, наверное, стоило держать язык за зубами? — ехидно заметил охранник.

Призрак Ториана исчез. Привидение выглядело поразительно реальным, и пленный рыцарь подумал, что это странно — он ни на секунду не усомнился в словах призрака. Он доверял Ториану, и, когда помог Владимиру принять сидячее положение, Фэллон почувствовал себя в согласии со своей честью.

— Все с тобой будет в порядке, — обнадеживающе заметил Фэллон.

— Правда? — прохрипел Владыка Топей. — Ведь мерзавец, похоже, подпортил мне то, что я предпочел бы сохранить в неизменном виде… нос, челюсть… уши. Как он меня стукнул, что у меня теперь так болят уши?

— Он ударил тебя сбоку по голове рукоятью меча, и теперь в ушах какое-то время будет звенеть. — Фэллон пережил множество всяких ран и знал, что побои, нанесенные Владимиру, не оставят долговременных повреждений — если только несколько некрасивых шрамов.

— Этот королевский ублюдок уничтожит всех моих людей, да? — спросил Владимир, морщась от боли.

Фэллон поразмыслил над ответом.

— Не знаю. Зависит от того, как долго ранены смогут удерживать крепость и когда Тристраму дадут применить правильную тактику. Вся беда в Джакане. Он идиот. Он даже на свой хрен не смог бы организовать атаку.

Владимир сплюнул и пощупал языком шатающиеся зубы.

— Больно мне, — устало сказал он. — Не думаю, будто здесь найдется чего-нибудь выпить…

— Полагаю, тебе не повезло — если только ты не можешь напиться праведностью этих святош, — ответил Фэллон.

Владыка Топей усмехнулся.

— Не смеши меня, сэр Фэллон, это больно. — Он еще немного приподнялся и выглянул из палатки. — Войска снова готовятся к атаке, да?

— Похоже на то, — ответил бывший Красный рыцарь, — и не называй меня «сэр».

— Да, точно, мы же с тобой два предателя… ну теперь тебе хотя бы можно напиться… слава Одному Богу и все такое.

Даже после побоев, весь в синяках, в плену у короля Владимир сохранял философский взгляд на мир, который Фэллону казался занятным. К несчастью, язвительный юмор не спасет жизни его людей, да и его шею не сбережет от петли сразу после захвата Южного Стража.

— И что нам делать? — спросил Владимир.

Фэллон подался к нему и постарался улыбнуться.

— Ждать, — тихо ответил он. — Боюсь, ничего лучше я предложить не могу.

Владимир вглядывался в ряды дарквальдских добровольцев. Еще четыре отряда построились в боевом порядке, и снова брат Джакан произносил напыщенную речь о долге перед домом Тириса и честью умереть за Одного Бога.

— Я могу сделать что-нибудь и заодно избежать неминуемой казни? — спросил Владимир. — Лучше бы ты сказал мне об этом сейчас, пока я не напился до такой степени, что попытаюсь помочиться на короля.

— Можешь ждать… как и я, — ответил Фэллон.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что для того, кто осужден за богохульство, ты не самая подходящая компания? — сказал Владимир.

— Тяжело вообразить, как реагировать, если отворачиваешься от того единственного, что составляло смысл всей жизни, — ответил Фэллон. — Думаю, я стал немногословным и жалким.

— Да, тебе это подходит, — согласился Владыка Топей, — но если тебе все равно, то моей реакцией будет напиться. — Он огляделся в палатке и задрал нос. — В этом лагере где-то должен быть алкоголь… Ты! — рявкнул он на одного из стражников. — Достань мне спиртное.

Слуга не знал, что на это ответить. Он нахмурился и посмотрел на второго стражника.

— Не думаю, будто нам позволено…

— На вашем месте я бы достал выпивку, — вмешался Фэллон. — Он все еще аристократ, и ему явно нужно выпить.

— А это сэр Фэллон из Лейта, — добавил Владимир. — Наверное, крепкий парень… может освежевать вас обоих голыми руками.

Стражники переглянулись.

— Выпить! — крикнул Владыка Топей. — Быстро!

Неожиданные командные ноты в голосе Владимира заставили их выполнить его приказ. Первый стражник обыскал обозы с продовольствием и наткнулся на ящик с бутылками, пока его друг утащил бочку от входа в шатер.

— Ты что, волшебник? — спросил Фэллон. — Или просто врожденная способность получить выпивку, когда она тебе понадобится?

— Они идиоты. Легко слушаются, когда кто-нибудь рядом им прикажет. — Владимир нахмурился, ощупывая те части тела, которые приняли на себя худшие удары Монтегю. Тощий аристократ, похоже, не привык к боли, а его челюсть и шея сильно распухли. — Я бы хотел сейчас сделать какое-нибудь смелое заявление о вассальной верности, мой друг, но в голову мне приходит только одно — сказать, что я хочу вернуться домой, — произнес Владимир. Он размял шею и зашелся в утробном кашле.

— Еще никогда я не чувствовал себя так далеко от дома, — устало ответил Фэллон. Он запоздало попытался показаться спокойным и сдержанным, хотя его мир рушился на глазах. Сейчас, как и второй узник, Фэллон чувствовал просто усталость.

— Ты же из Лейта, да? — спросил Владимир.

— Я уже давно там не был, но да, я оттуда родом… — Ему не нравилось вспоминать родной город, и уже давно он решил думать только о том, что он принадлежит Красной церкви. — Я помню только деревья… много деревьев.

— Я там однажды побывал, — сказал Владыка Топей. — Посетил пару виноделен. Они хотели узнать, почему на почвах Дарквальда у нас получается самое лучшее вино, и предлагали тележку с монетами, если я выдам им наш секрет.

Он улыбнулся.

— Я не знаю, поняли ли они меня, когда я сказал, что все дело в удаче.

Фэллон прищурился.

— Твое вино сделало тебя лордом… немногие из людей могут похвастаться таким путем в аристократию.

— А твоя рука, которая держит меч, сделала тебя рыцарем. Разве не то же самое? В любом случае, это удача… или жизненные обстоятельства, называй как хочешь.

Владимир вытянул шею и кивком подозвал одного из слуг. Тот принес с собой две бутылки медовухи и нерешительно сунул их в палатку. Владыка Топей зубами вытащил пробку и предложил бутылку Фэллону.

— Твое первое пойло за… сколько времени?

Он взял бутылку.

— Это было ночью в Арноне, около четырех лет назад, сразу после того, как Вереллиана сделали капитаном. Мы ускользнули из казармы и раздобыли спиртное во дворе рядом с борделем. — Фэллон улыбнулся, вспомнив тот случай. — Самый бунтарский поступок, который он совершил на моей памяти.

Он облизнулся и сделал большой глоток медовухи.

— Хорошо, — сказал он, передавая бутылку обратно.

— Сойдет, — ответил Владимир, тоже отхлебнув из бутылки.

Снаружи прозвучал горн, и пленники выглянули из палатки на темнеющие равнины земель Алого Отряда. Добровольцы Дарквальда двигались за остальной армией, построившись в боевом порядке. Они шли неохотно, подгоняемые братом Джаканом, и спотыкались о свое оружие.

— Так что же нам делать? — спросил Владыка Топей.

Фэллон потер глаза. У него заболела голова. Призрак Ториана исчез, и усталый рыцарь подумал, что у него просто начались головные боли. После всего случившегося с ними на Свободных Землях раненов единственное, чего он хотел, — выспаться.

— Мы — армия всего из двух человек, — ответил он. — Пока будем наблюдать.

Часть вторая

Глава седьмая Брат Ланри из Канарна в городе Южный Страж

Коричневый священник нестяжательства не должен на такое смотреть. Брат Ланри стоял рядом с Аль-Хасимом за третьими воротами Южного Стража и видел, как целая армия его соотечественников осаждает город, который он изо всех сил помогал защитить.

Сейчас, когда леди Бронвин, Мика Каменный Пес и Драгнил Темный Гребень уехали на север, он остался единственным представителем народа ро в крепости. Он изо всех сил старался не замечать косые взгляды и плохо скрытую неприязнь воинов Алого Отряда. Он хорошо их понимал. Ланри мечтал о том, чтобы можно было просто выйти к священникам и Красным рыцарям и открыть им существование лучшего пути, более мирного, такого, который не будет противоречить его строгим моральным принципам.

В ту же секунду, как требушеты уничтожили вторые ворота, к внутренним стенам послали в атаку первую волну бестолково организованных солдат, которых наголову разбили опытные воины Отряда Призраков и Алого Отряда. Брат Ланри узнал герб Дарквальда и предположил, что король Себастьян был готов бросить на штурм все вспомогательные войска, лишь бы обеспечить быструю победу.

— Почему рыцари не атакуют? — спросил стоящий рядом с ним каресианец.

Ланри знал, что Аль-Хасим — друг лорда Канарна, и Бромви посоветовал священнику доверять этому человеку. Каресианец не сразу присоединился к защитникам крепости, оставаясь в тени с их основными силами. Йохан Длинная Тень вызвал ровно столько воинов, сколько было необходимо для отражения штурма.

— Потому что, как я понимаю, их нельзя так просто заменить, — ответил Ланри. — Они используют добровольцев с целью ослабить нас перед наступлением элитных войск.

Аль-Хасим осуждающе покачал головой.

— Получается, простых людей обрекли на верную смерть? Ваш король ведет войну очень странным образом. Ро твердят всем и каждому о своих замечательных военных умениях, но, когда доходит до битвы, они швыряют в нас камни и отправляют на штурм необученных ополченцев.

Собеседники посмотрели вниз на поле боя между первой и второй крепостными стенами города. Трава покраснела от крови, и сотни мертвых добровольцев из Дарквальда лежали среди обломков деревянных стен Южного Стража. Для отражения их атаки понадобилось относительно небольшое число воинов из Свободных Отрядов, и у вспомогательных войск народа ро были очень сомнительные шансы на выживание, если они так и будут прорываться в узкий пролом в стене.

— Атаковать в этом проломе — самоубийство, — сказал Аль-Хасим.

Ланри постарался улыбнуться и пригладил седые волосы.

— Эти люди отправились к Одному Богу. Они получат теплую постель и выпивку в каменных чертогах за пределами мира. Их земные тела закончили существование, и теперь они могут отдохнуть.

Каресианец поднял бровь. Слова Ланри казались неуместными. Он был священником Одного Бога, но религиозное изложение событий не подходило его спутникам.

— Ладно, — устало сказал Аль-Хасим. — Я уверен, они перестроят боевой порядок и снова атакуют. Обучены они или нет — но их очень много.

Ланри выглянул из-за частокола и посмотрел на равнины Алого Отряда. Все пространство до горизонта занимал огромный военный лагерь. В темноте можно было разглядеть море солдат, факелов и требушетов.

— Почему они напали ночью? — спросил он.

— Это их привилегия, — ответил Аль-Хасим, — они нападают ночью, потому что думают, будто враг в это время не ожидает их атаки.

— Они, наверное, правы, — ответил Ланри. — Я бы с удовольствием сейчас лежал в постели.

Хасим рассмеялся и дружески похлопал священника по плечу.

— Воспрянь духом, мой дорогой Ланри. Ты, должно быть, видел Ро Хейл — и там было гораздо хуже, чем здесь… по крайней мере, тут мы можем укрыться за приличной стеной.

Каресианец указал на третьи ворота — усиленной конструкции, толще и прочнее, чем на внешних двух стенах.

— Пока держится эта стена, войска не смогут совершить полноценную атаку на город.

Ланри оглянулся назад, на внутреннюю часть крепости Южный Страж с залом для собраний в центре. Большинство мужчин Свободных Отрядов стянулись к самой укрепленной части города, пока женщины и дети благополучно укрывались в Камне Рованоко.

— Они снова наступают! — прокричали снизу. — Хасим, тащи сюда свою задницу.

Говорил капитан Хоррок Зеленый Клинок из Отряда Призраков. Он с топором в руках стоял сбоку от поля боя.

Аль-Хасим слабо улыбнулся брату Ланри и обнажил ятаган.

— Никуда не уходи, брат, — сказал он с напускной бодростью.

— Не… не дай себя убить… или сделать подобную глупость, — бессвязно пробормотал Ланри.

Хасим сбежал вниз по лестнице, чтобы присоединиться к большой группе воинов.

Никто не убрал мертвые тела после предыдущей атаки. Ранены, очевидно, планировали зажать с флангов любой отряд, вошедший в крепость, и устроить солдатам кровавую баню. Во время первой атаки ни один доброволец не добрался до вторых разрушенных ворот — всех порубили топорами защитники крепости. Ланри пришлось отвернуться, чтобы не видеть, насколько эффективно бьются ранены Свободных Отрядов. Они были готовы умереть за свою землю и свой народ и бились с жестокостью, которая выражалась в каждом взмахе топора, в каждой отрубленной части тела противника. Добровольцы из Дарквальда, в противоположность им, были обычными людьми, чьи жизни ставили под удар другие ради достижения сомнительных военных целей.

Добровольцы неохотно собирались атаковать брешь в защите во второй раз. Пурпурные священники раздавали приказы. Один из них особенно яростно гнал свои войска вперед, и две тысячи воинов, хоть и менее ретиво, чем раньше, начали приближаться к крепости. Они были вооружены длинными копьями и арбалетами и носили кольчужную броню низкого качества и простые легкие шлемы. Некоторые воины в передних рядах неуклюже держали в руках двуручные мечи. Возможно, их совсем не учили обходиться с таким оружием.

Брат Ланри видел, как внизу по обеим сторонам пролома в засаде затаились воины народа раненов. С одной стороны стояли капитан Хоррок, Аль-Хасим, Хаффен Краснолицый и люди Отряда Призраков. С другой — Матиас Огненный Зуб, толстый распорядитель собраний Южного Стража, руководил воинами Алого Отряда, пока Йохан Длинная Тень стоял на самом виду с небольшой группой сильнейших воинов. План был прост: заманить атакующих на площадку внутри стен и зажать их между тремя отрядами защитников. Как и сказал Хасим, пока стоят третьи ворота, ро вряд ли пробьют защиту города и будут вынуждены начать затяжную осаду, что сыграет на руку Свободным Отрядам, и Бронвин и Драгнил успеют поднять кланы Лунного Леса.

От армии ро послышались звуки горна. Ряды добровольцев ускорили свой шаг, когда оказались в радиусе действия катапульт Южного Стража. Как и в прошлый раз, несколько снарядов шлепнулось в толпу вооруженных людей.

Длинная Тень стоял внизу, его татуированная голова резко выделялась среди лохматых и спутанных грив товарищей. Он вышел вперед — одинокий воин перед наступающей массой ополченцев — и прокричал:

— Это наша земля… наша страна… наш город. Эти люди хотят отобрать их… они хотят забрать то, что принадлежит нам. Никакой пощады — ведь их хозяева не желают для нас иной судьбы, кроме плена!

Ранены сжали рукояти топоров и приготовились еще раз обагрить их кровью, защищая свои дома. Ланри нахмурился и снова почувствовал, как его разрывают противоречия. Он верил в то, что король ошибается, а ранены вершат правое дело, но он никогда не ставил под сомнение клятвы, данные в юности, или то направление, которому следовала его жизнь. Сейчас он находился в городе, осажденном его земляками. Что бы ни говорил лорд Бромви, выбор был гораздо сложнее, чем «правильно» и «неправильно».

Брат Ланри был уверен: если город падет — к нему отнесутся лучше, чем к раненам. Ро не станут убивать Коричневого священника. Вообще говоря, Пурпурные священники обычно игнорировали аспект нестяжательства и наверняка отнеслись бы к Ланри как к непутевому брату, которого нужно перенаправить на верную стезю. Отчасти его это возмущало. Он также понимал, что, будь он помоложе, он бы нашел себе посох и присоединился к защитникам. Но Ланри был стар, и ему оставалось только наблюдать за битвой с укреплений за третьими воротами.

За спиной Коричневого священника находилось здание для собраний раненов и часовня Рованоко — последняя линия обороны, окончательная позиция отступления, если враги прорвутся за третью стену. Он слышал рассказы о временах, когда защита Южного Стража позволяла людям сражаться и отступать, сражаться и отступать — пока они не прижмутся спинами к Камню Рованоко. Ланри надеялся, что до этого не дойдет.

Нестройные крики раздались от наступающей колонны, наконец достигшей внешних укреплений крепости. Ранены оставались на местах и ждали, когда добровольцы продвинутся в проломе настолько далеко, насколько возможно, чтобы потом выскочить из засады. Добровольцы замедлились, пробираясь через брешь в стенах, заваленную обломками дерева и мертвыми телами. Они вытянулись в узкую колонну, чтобы пройти в пролом. Многие из них увидели Йохана Длинную Тень, который не пытался скрыться из виду. Он не двинулся им навстречу и просто стоял перед последними воротами, подзывая их ближе яростным взглядом. По обеим сторонам от него ранены ждали возможности сокрушить захватчиков.

Хоррок Зеленый Клинок выглядел очень впечатляюще: он стоял во главе своих воинов с поднятой рукой, утихомиривая их до подходящего момента. Рядом с ним Аль-Хасим казался лишним. Каресианец вел себя спокойно и сдержанно, он низко пригнулся к земле и рисовал сложные узоры в воздухе лезвием своего ятагана. В бою он не опирался на силу, но Ланри подозревал, что Аль-Хасим может оказаться опаснее многих раненских воинов.

Из-за мертвых тел, оставшихся после предыдущей атаки, земля в проломе стала труднопроходимой. Добровольцы помчались к Длинной Тени и его людям, несколько воинов споткнулись, и движение толпы замедлилось, позволив раненам тщательно выбирать свои цели.

— Отрежьте их! — проревел Длинная Тень, когда большинство добровольцев вступило в пролом.

Свободные Отряды неожиданно выбежали из укрытий, их боевые кличи казались оглушительными, когда они напали на захватчиков с трех сторон. Люди Хоррока атаковали первыми, используя потрясение воинов ро, и погнали авангард нападающих прямо на топоры Матиаса Огненного Зуба и его людей. Йохан Длинная Тень помчался вперед и разрубил человека надвое мощным ударом топора. Добровольцы быстро нарушили строй, зажатые между тремя отрядами могучих воинов с топорами. Они превосходили защитников числом, но не могли сравняться с ними в умении и свирепости.

Зловещая сцена развернулась перед его глазами, когда мясорубка завершила свою работу. Задние ряды добровольцев пытались напирать на передние, чтобы пробиться к воротам, но им удалось только подтолкнуть своих земляков ближе к топорам защитников Южного Стража. В считаные секунды десятки чужеземцев погибли или стали калеками.

Хоррок и Длинная Тень построили своих людей углом, загоняя основную массу добровольцев на топоры Матиаса и его людей. Аль-Хасим и Хаффен сражались на левом фланге, где не было места поединкам — только бойня, и в ней жестоко рубили людей, которым некуда было бежать, не стоило даже надеяться защитить себя.

— Позвольте им отступить! — прокричал Ланри, понимая, что его слова вряд ли услышат за шумом битвы. Несколько солдат ро действительно сумели проскользнуть через груды тел и в панике устремились прочь от поля боя, но большинство добровольцев оказались просто порублены на куски.

Ланри вынужден был снова отвернуться, почувствовав, как содержимое желудка стремится наружу. Добровольцам Дарквальда совсем не хотелось захватывать Южный Страж, но король поставил их в такое положение, что они шли под топоры раненов, а раненам приходилось их убивать — у них не оставалось другого выхода.

— Удерживайте крепость! — крикнул Длинная Тень, когда защитники крепости сошлись в центре поля боя. — Не преследуйте их.

Основная резня уже завершилась. Всего несколько сотен воинов смогли выйти из пролома. Ранены хриплыми криками ободряли друг друга.

Ланри не присоединился к радостным крикам, и в глазах его появились слезы.


Ночь, казалось, будет тянуться вечно. Ланри часто вызывали вниз, и он торопливо спускался с деревянных укреплений, чтобы залечить раны. Добровольцам четыре раза приказывали атаковать брешь в защите. Каждый раз атаку отбивали, несколько раненов встречали свою смерть, и пролом в стене все больше заваливался трупами погибших. Аль-Хасим, который не отдыхал со времени первого штурма, резко осел возле стены, пот градом катился с его лица, на левой стороне груди была неглубокая рана.

— Долго ли еще до рассвета, брат? — спросил он у священника.

— Час или, может быть, два… тебе нужно отдохнуть, мой дорогой мальчик, — ответил Ланри, опустился на колени рядом с ним и осмотрел рану. — Я видел прошлую битву, и ты едва стоял на ногах и держал это… оружие, меч… что-то подобное.

Каресианец устало улыбнулся.

— Это ятаган. Я стащил его из коллекции Хоррока в Ро Хейле. Мне никогда не нравились длинные мечи и топоры — слишком тяжелые для долгого боя.

Хаффен Краснолицый, распорядитель собраний Ро Хейла, стоял неподалеку от них и поливал себе голову водой из ведра.

— Можешь ли ты держать в руках меч, брат? Нам не помешала бы еще одна пара рук.

— Кто-то из людей создан для сражений, а кто-то — нет. На мне лежит благословение прожитых лет и проклятие брезгливости. Боюсь, я слишком стар и слишком слаб желудком, чтобы кого-то убить.

— Полагаю, ты из народа ро, — заметил ранен, будто это все объясняло. Хаффен плюхнулся рядом с Аль-Хасимом. Они оба были измотаны, и Ланри сомневался, что они смогут и дальше сражаться так же эффективно. Враги значительно превосходили численностью защитников Южного Стража, и готовность короля так легко бросать добровольческую армию Дарквальда на тщетные попытки штурма наконец начинала приносить плоды. Хоррок Зеленый Клинок предполагал, что если они смогут удерживать пролом до рассвета, то смогут и отдохнуть, и встретят следующий штурм бодрыми духом и телом. Однако тактика воинов ро не давала им возможности восстановиться: захватчики посылали в бой все новые силы, а в защите города каждый раз принимали участие все ранены. У них не было ни резерва, ни подкрепления, и Ланри прекрасно осознавал, что король еще даже не бросал в атаку своих рыцарей и священников.

— У нас две сотни погибших и примерно столько же раненых после сражений, — произнес Хаффен между жадными глотками воды. — Думаю, мы выдержим еще один штурм, а потом…

— А потом что? Вы все умрете? Не похоже на стратегию, — заметил священник.

— Ну, еще можно купить королю подарок и надеяться на его милость: может, он простит нас за то, что мы убили столько его воинов, — ответил Аль-Хасим, криво усмехнувшись.

— Это не совсем его воины, а просто обычные крестьяне. — Ланри вообще не нравилась война, но когда он видел, как легко жертвуют человеческими жизнями, это возмущало его до глубины души. — Это всего лишь резервные войска, у них не было выбора.

— Что ты от нас-то хочешь? — спросил Хаффен. — Попробовать с ними договориться?

— Я просто никогда не видел, чтобы настолько впустую тратили человеческие жизни, — ответил Коричневый священник.

Защитники крепости освободили пролом от тел и воздвигли погребальные костры. Мертвых перетаскивали у всех на виду. Павших на поле боя раненов занесли за третьи ворота и поместили на отдельные костры рядом с домом собраний. В конечном итоге над ними произнесут молитвы, чтобы облегчить им путь в ледяные чертоги за пределами мира.

Ранены находились в удивительно приподнятом настроении, и висельный юмор задавал тон всему дню. Они провели всю ночь в битве, убивали сами и видели, как умирают их друзья и родные, но сейчас, когда добровольцы Дарквальда готовились к очередному штурму, жители Южного Стража оставались такими же шумными и дерзкими, непристойно шутили и смело заявляли, как они напьются, когда город снова будет в безопасности.

Ланри не был столь оптимистично настроен. Он вернулся на свое место за третьими воротами и приготовился наблюдать за очередной сценой резни. Хоррок опирался на свой топор и выглядел особенно изнуренным, когда над равнинами земель Алого Отряда снова раздались звуки горна. К ним в очередной раз приближалась объединенная армия Дарквальда. На этот раз солдаты двигались медленнее, и Ланри ахнул, когда увидел, сколько их. В предыдущие разы на штурм отправляли по несколько отрядов добровольцев, пока другие ждали в лагере. На этот раз никого не осталось в резерве, и за крестьянскими отрядами ехали верхом с десяток Пурпурных священников, которые подгоняли добровольцев к крепости.

— Они отправили на смерть всех, парни! — прокричал Йохан Длинная Тень, спускаясь, чтобы присоединиться к своим людям. — Самая лучшая битва — на подходе шесть тысяч человек.

Со стороны короля и его священников такой шаг был отчаянным, и, похоже, этот штурм за сегодняшнюю ночь — последний. Даже с узким проломом в стенах и мясорубкой, которую устраивали ранены, численное превосходство врага ошеломляло. За ночь ранены выбились из сил, и хотя потери их были меньше, чем у ро, они отражались на них гораздо заметнее. Еще более тревожным казалось то, что, как только на горизонте появились первые проблески голубизны, к городу двинулись требушеты. Гигантские военные машины стихли сразу же, как пробили брешь в стенах. Но сейчас они с грохотом катились по заросшей травой равнине, и команды механиков устанавливали их на позициях. За орудиями тянулись обозы с огромными каменными валунами.

Воины Свободных Отрядов тоже заметили среди наступающих требушеты. Матиас Огненный Зуб, помощник вождя Южного Стража, подошел к своим людям и просигналил им построиться с правой стороны пролома.

— Они не станут обстреливать собственных воинов… ничего не изменилось, парни. Мы будем сражаться, будем убивать и защищать нашу землю! — прокричал он.

Ланри оглянулся на центральный холм Южного Стража и увидел, что из дома собраний раненов выглядывают прятавшиеся там женщины и дети. Прочное здание стояло в самом центре и считалось самым надежным местом, где можно спрятать тех, кто не умеет сражаться. Однако чем ближе подъезжали требушеты, тем опаснее казалась обособленность Камня Рованоко.

На нижнем ярусе защитники крепости снова построились по сторонам пролома. В армии народа ро первыми шли копейщики, между ними маршировали арбалетчики. На этот раз армия ро шла на штурм в строго организованном порядке, который поддерживали своими приказами Пурпурные священники, и наступление казалось гораздо более продуманным, чем предыдущие попытки штурма.

— Держитесь, парни, — сказал Длинная Тень. Капитан Алого Отряда больше не стоял на самом виду. Вместо этого он стянул своих воинов направо и встал рядом со своим помощником, напротив капитана Хоррока. — Вот оно. Еще один раз нам осталось продержаться — и потом сможем выпить.

Говорил он громко, но Ланри слышалось сомнение в его голосе, будто ранен и сам не был уверен в своих словах.

Хасим, самый прагматичный из защитников крепости, бросил быстрый взгляд на Ланри и пожал плечами, будто говорил — похоже, все плохо.

Колонна достигла внешних укреплений, но не пошла в узкий пролом, как прежде. Копейщики взяли оружие на изготовку и приготовились к обороне, а сотни арбалетчиков нацелились на площадку для боя. Защитники были в укрытиях и не давали добровольцам легких целей, но хорошо спланированный характер последнего штурма не позволял раненам применить их излюбленную стратегию.

— Люди народа раненов! — прокричал священник во главе колонны. — Я брат Джакан из Пурпурных священников, командующий добровольческой армией Дарквальда. Я приказываю вам сдать крепость Южный Страж на милость вашего короля!

Защитники переглянулись — и через секунду Матиас Огненный Зуб разразился хохотом. Даже в лучшие времена мощный распорядитель собраний Южного Стража был очень добродушным человеком, но, очевидно, и сейчас он нашел весьма забавным предложение сдаться после стольких смертей. Вслед за ним рассмеялись и остальные воины Свободных Отрядов.

— Вам не будет пощады, если вы не сложите топоры! — пронзительно завопил Джакан. — Это больше не ваша земля!

— Иди сюда и скажи это еще раз, — прорычал Длинная Тень, борясь с желанием выйти из укрытия и броситься на атакующих.

Грохот от требушетов затих, и Ланри увидел, как механики заряжают их огромными валунами. Сейчас орудия стояли ближе, хотя все еще вне радиуса действия катапульт Южного Стража. У Ланри защемило сердце. Казалось, требушеты нацелили не в существующую брешь в стенах, а дальше — на пространство за третьими воротами.

— Я слуга Одного Бога, — провозгласил брат Джакан, — и это ваш последний шанс сдаться.

Длинная Тень сделал шаг вперед и оказался всего в нескольких футах от переднего ряда копейщиков, хоть и вне зоны их досягаемости.

— Я не сдамся. Мои люди не сдадутся, — прокричал он, стараясь держать себя в руках. — Наши матери, жены, дети — никто из них не сдастся.

Его голос становился все более взволнованным, и убежденность звучала в его словах.

— Мы умрем на этой земле, защищая свою родину и своих друзей, но не сдадимся! — Его голос дрогнул, и в серых жестоких глазах показались слезы.

На секунду повисла тишина.

— Да будет так, — ответил Джакан. Он театральным жестом взмахнул рукой, и требушеты народа ро ожили.

Механики опустили массивные противовесы, закрепленные между вертикальными деревянными перекладинами, и каждый из метательных рычагов описал над машиной широкую дугу, вытягивая за собой пращу и запуская в утреннее небо каменные валуны.

От воинов Алого Отряда раздались приглушенные крики «Нет!», когда первые камни угодили в здание для собраний раненов и оставили широкие трещины на Камне Рованоко.

Ланри замер в ужасе. Каменное здание рушилось, и люди пытались выбраться из него, уворачиваясь от обваливающейся кладки, но за первыми валунами последовали еще снаряды. К тому времени, как стихли первые залпы, крики умирающих детей и женщин уже разносились из центра Южного Стража. Воины, оставшиеся на страже внутренней стены, спустились с укреплений и поспешили на помощь раненым, но многих из них задело обломками наружной каменной кладки. Священное здание медленно оседало на землю.

Снова посмотрев в сторону пролома, Ланри увидел на лицах раненов изумление и неописуемый гнев. Некоторые с трудом сдерживали боевую ярость. Йохана Длинную Тень трясло от праведного гнева. Солдаты из Дарквальда никак не отреагировали, и брат Джакан — тоже. Они заняли оборонительную позицию возле прохода с оружием наготове. Затем от нескольких воинов из Алого Отряда раздался гортанный рев — боевая ярость Рованоко овладела ими.

— Оставайтесь на месте! — крикнул Матиас Огненный Зуб, пытаясь сдержать своих людей, но безуспешно — шестеро воинов впали в неистовство и понеслись на ряды копейщиков народа ро.

— Не умирайте зря! — заревел Хоррок, пытаясь уложить на землю взбешенного Хаффена Краснолицего. У многих воинов из обоих отрядов на губах показалась пена — они видели, как их жены, сыновья и дочери, искалеченные, все в крови, пытаются выбраться из-под обломков здания.

Начинала нарастать неразбериха. Все больше и больше защитников впадали в неконтролируемую ярость. Они выбегали из укрытия и рвались в пролом, где их сбивали с ног арбалетными болтами или насаживали на острия копий. Ланри видел, как воина из Отряда Призраков пронзили копьем — а тот будто и не заметил. Он рвался вперед, все глубже насаживая себя на древко копья, пока не повис безвольно всего в нескольких дюймах от копейщика.

— Стойте! — крикнул Аль-Хасим, один из немногих, кто сохранил рассудок. Еще несколько человек повторили за ним призыв, включая Хоррока, Матиаса и Ланри, который махал руками и пытался привлечь внимание Аль-Хасима. Коричневый священник думал только о том, как заставить защитников крепости отступить. Затем его взгляд упал на Йохана Длинную Тень.

С оглушающим ревом капитан Алого Отряда встал на дыбы. Глаза его почернели от гнева, зубы оскалились, как у дикого зверя. Все попытки защитить пролом забылись, и лидер Южного Стража вошел в состояние боевой ярости Рованоко и бросился на врага. Не было нужды больше сдерживать остальных воинов. Матиас и Хоррок оставили попытки удержать брешь в стенах и позволили своим воинам впасть в неистовство и присоединиться к лидеру раненов в безрассудной атаке.

Длинная Тень вырвал копье из рук воина ро и швырнул его в другого добровольца, потом надвое разрубил первого противника топором и попытался пробиться в гущу врагов. Арбалетные болты попали ему в ногу, плечо и шею, но ничуть его не замедлили.

Люди ро были ошеломлены самоубийственной свирепостью воинов Свободных Отрядов, но огромный численный перевес все равно оставался на их стороне. Несколько человек, жестоко разрубленных охваченными яростью берсерками, не нанесли большого ущерба атакующей армии.

Бой развивался совершенно по-другому, нежели раньше. Ранены больше не пытались удерживать пролом, а ро уже не стремились его атаковать. Все, что требовалось от добровольцев, — держать копья на изготовку и быстро перезаряжать арбалеты, пока все больше защитников крепости падало замертво. Хоррок, Матиас и Аль-Хасим сохраняли ясность ума, но у них не было другого выбора, кроме как присоединиться к остальным и атаковать добровольцев.

— Убейте всех! — приказал брат Джакан из задних рядов. — Никакой пощады — ведь сами вы ее не получите.

Пурпурный священник выхватил длинный меч и повелел остальным священникам — их было около двадцати — сделать то же самое. Ланри следил за ними, пока они прокладывали путь среди добровольцев к переднему краю сражения.

Аль-Хасим пронесся через площадку для обстрела, уклонился от двух арбалетных болтов и попытался пробиться к Длинной Тени, которого полностью окружили воины ро. Хаффен Краснолицый широкими, мощными движениями размахивал топором, убивая и калеча всех вокруг, и все больше удалялся от остальных людей из Отряда Призраков. Хоррок пытался добраться до друга, но его окружили копейщики, удерживая на месте. Ланри больше не видел возможности выжить для этих храбрых воинов.

Хаффен погиб первым. Ланри судорожно выдохнул, когда помощнику вождя Ро Хейла с близкого расстояния в левую сторону груди вонзился арбалетный болт. Хаффен пошатнулся, и окружившие его воины ро атаковали сразу со всех сторон, они наносили удары ножами и короткими мечами, а затем копье мощным ударом вонзилось ранену в живот.

— Хаффен! — проревел Хоррок, в его голосе слышалось страдание — ведь он видел, как умирает его друг. Остальные люди Отряда Призраков отчаянно закричали, увидев, что могучий воин распростерся на земле, окровавленный и недвижимый.

Аль-Хасим оглянулся на Хаффена, и ему самому чуть не снесли голову копьем. У каресианца не было времени на скорбь, и он продолжил пробиваться к Длинной Тени, чтобы попытаться спасти его. Йохан далеко опередил остальных защитников крепости и оставался в живых только благодаря силе воли. Хасим поднырнул под копье и перерезал копейщику горло. Он перекатился вперед, сбил двух противников с ног и, вскочив на ноги, пронзил ятаганом третьего. Каресианец двигался быстрее, чем ранен, и его не подавляла неконтролируемая ярость. Он добрался до Длинной Тени и встал спиной к спине с капитаном Алого Отряда.

— Нам нужно выбираться отсюда! — прокричал он сквозь шум битвы.

— Сначала смерть! — прорычал в ответ Йохан.

— Вперед! — приказал Джакан откуда-то из массы воинов.

Защитники Южного Стража оказались разбиты на небольшие островки сопротивления. Даже если бы у них получилось отступить к крепости, их количества уже не было достаточно, чтобы удержать пролом. Хаффен погиб, Длинную Тень окружили враги, и добровольцы Дарквальда выставили вперед копья и пошли к третьим воротам, они огибали немногих сражающихся раненов и занимали их землю.

Несколько сотен раненов погибли за считаные минуты, и Ланри увидел, что Пурпурные священники добрались до передних рядов. Как бы ни были свирепы ранены, по боевым умениям они не могли сравниться с аристократами Одного Бога. Матиас Огненный Зуб и Хоррок Зеленый Клинок попытались их задержать, но в исходе их попытки не приходилось сомневаться. Никто из оставшихся защищать третьи ворота не впал в боевую ярость, и ранены спокойно готовились к их обороне всего лишь с горсткой людей.

Священников вел брат Джакан, и он сам не раздумывал ни секунды, прежде чем атаковать Хоррока мощной серией вертикальных ударов, которые заставили отступить измотанного ранена. Огненный Зуб сбил другого священника на землю, но ранена быстро окружила толпа добровольцев и отобрала у него топор. Помощник вождя Южного Стража громко проклинал схвативших его людей, налетевшие на него воины из Дарквальда осыпали его градом ударов, и Ланри быстро потерял его из виду.

Противник превосходил Хоррока, и, несмотря на огонь, горевший в глазах ранена, помощник вождя слишком устал и ослабел, чтобы достойно провести поединок с Джаканом. Пурпурный священник сделал ложный выпад в бок Хорроку и ударил его щитом, отчего ранен потерял равновесие. Затем Джакан мощным выпадом вспорол противнику живот, и Хоррок окровавленным месивом приземлился на спину перед третьими воротами Южного Стража. Он был еще жив, но сражаться больше не мог и, тяжело дыша, смотрел на небо.

Снова повернувшись к переднему краю битвы, Ланри увидел, что Длинная Тень и Аль-Хасим все еще сражаются. Из тела Йохана торчало три арбалетных болта, но даже тот, который попал ему в шею, никак не влиял на его действия.

— Сдавайтесь! — прокричал брат Ланри дрожащим голосом. — Будет другой день, другая битва… не умирайте здесь.

Если Аль-Хасим и услышал его — он никак не показал этого. Каресианца мощно ударили булавой по спине, а в грудь ему вонзился арбалетный болт. Длинная Тень одной рукой обхватил соратника, чтобы удержать его на ногах, и изо всех сил пытался сохранять расстояние между собой и врагом, но теперь он остался один против огромной армии вражеских солдат.

Брат Джакан и его священники убили нескольких оставшихся раненов, которые охраняли третьи ворота. Затем священник повернулся, чтобы отдать команду своим людям:

— Отойдите. Он нужен мне живым.

Воины, окружавшие Длинную Тень и Аль-Хасима, расступились, выстроившись вокруг них. Добровольцы нацелили на них острия копий и арбалеты, но не атаковали. Йохан прикрывал собой бесчувственное тело Аль-Хасима и не пытался напасть. Похоже, он только что почувствовал боль от раны на шее и ухватился за древко болта, торчащее из нее.

Битва окончилась, и стали слышны стоны умирающих. Ланри тяжело дышал. С его места на третьей крепостной стене он различал в прочем шуме, как тысячи воинов добровольческой армии, которые наводнили беззащитный город, штурмуют ворота. С последних рядов колонны проревел горн, оповещая короля: Южный Страж захвачен.

Брат Джакан вложил меч в ножны и спешился возле того места, где стояли Длинная Тень и умирающий каресианец. Им некуда было деться, им не оставили никакой возможности для побега. Ланри давно потерял из виду Матиаса Огненного Зуба и даже не представлял, каким образом тот мог бы выжить.

— Брось топор на землю! — властно приказал Джакан. — Ты побежден.

Йохан Длинная Тень, капитан Алого Отряда, осторожно опустил Аль-Хасима на залитую кровью землю, прежде чем повернуться к Пурпурному священнику. Он вздрогнул от боли, когда потянулся рукой к древку болта в шее и взялся за него, но больше никак не выказал страдания. С вызывающим рычанием, глядя прямо в глаза Джакану, Йохан Длинная Тень выдернул болт из шеи, и из раны резко потекла кровь, обагряя потрепанные кожаные доспехи. По мнению Ланри, рана была смертельной, и только бушующая ярость капитана поддерживала в нем жизнь.

— Сначала смерть, — пробормотал он, устремившись к Пурпурному священнику с высоко поднятым топором.

Капитан Алого Отряда не достиг своей цели. Его пронзило десятком арбалетных болтов еще до того, как он успел сделать первый шаг, и секундой позже он уже упал замертво. Его татуированная голова, словно символ убийственной непокорности, лежала у ног брата Джакана.

Аль-Хасим и Хоррок тоже не двигались. У нескольких выживших защитников крепости отобрали оружие, а их самих поместили под надежную охрану. Третьи ворота выбили таранами, и люди ро наводнили центральную часть Южного Стража. К городу уже подходили оставшиеся подразделения армии, и тут Коричневому священнику неожиданно стало плохо. Он увидел, как по ближайшей лестнице быстро поднимаются добровольцы и бегут к нему с арбалетами наготове.

Он поднял руки вверх, показывая, что без оружия, и произнес, стуча зубами:

— Я брат Ланри из Канарна… и я сдаюсь.


Когда солнце высоко поднялось над равнинами земель Алого Отряда, брат Ланри, закованный в кандалы, находился в раненском доме, ставшем тюрьмой воинов ро. Он не знал, что произошло с Хорроком или Аль-Хасимом, хотя шепотом передавали слухи, будто капитан Отряда Призраков умрет от своих ран еще до вечера. Несколько тысяч жителей Южного Стража силой согнали из их домов в центральную часть крепости, где они ожидали, какую судьбу уготовил им король, пока остальные отряды его армии хозяйничали в городе.

Ланри оказался вместе с бывшим Красным рыцарем, лишенным своего звания, и аристократом, который, похоже, во время битвы напился до потери сознания. Рыцаря звали Фэллон из Лейта. Священник был наслышан о его воинской доблести и смутно припоминал, что тот участвовал в захвате Ро Канарна. Почему с него сорвали рыцарский плащ и сковали руки сталью — оставалось загадкой. Когда неловкая тишина между двумя пленниками достигла апогея, а лорд из Дарквальда начал храпеть, Ланри решился заговорить.

— Э-э… в чем ваше преступление, сэр рыцарь? — спросил он, не сумев придумать ничего получше. Фэллон слабо улыбнулся, но взгляд его оставался странно напряженным.

— Я спас человека от смерти, — ответил он загадочно. — И не называйте меня «сэр».

— Ну, как последователь Одного Бога, я желаю вам удачи на суде, — произнес Ланри и неожиданно почувствовал, что его разум обессилел не меньше, чем тело.

— Вам следует поспать, брат, — произнес опальный рыцарь. — Голос у меня в голове сообщает, что вы мой союзник… и нам многое предстоит сделать.

Коричневый священник вежливо улыбнулся, но совершенно не понял, о чем говорил Фэллон.


Аль-Хасиму было больно. Снова. У него торчал арбалетный болт в правой стороне груди, ныли несколько сломанных ребер от удара булавой и кровоточил глубокий порез на шее. К счастью, большая часть болта застряла в кожаных доспехах, и в плоть вонзился лишь кончик острия. Рана болела, но он был уверен, что она не слишком серьезна. Порез на шее выглядел гораздо хуже и болел сильнее, но кровь быстро остановилась, и он не упал в обморок и не почувствовал необходимости вознести последнюю молитву Джаа.

Когда добровольцы Дарквальда начали собирать тела павших защитников Южного Стража, он притворился мертвым. Сейчас поле боя было почти очищено, и весь день он пролежал под грудой тел. Уже не в первый раз он притворялся мертвым, чтобы выкрутиться из безнадежной ситуации.

Хаффен Краснолицый погиб, Йохан Длинная Тень — тоже, как и Матиас Огненный Зуб. Единственным утешением была весть о Хорроке Зеленом Клинке: грозный предводитель Отряда Призраков был еще жив. Его утащили рыцари и позаботились о его ранах. Аль-Хасим считал, что, оставив главного ранена в живых, король захочет использовать его в качестве назидания остальным. Другим жителям Южного Стража не так повезло. В городе провели массовые казни. Всех, кто поднял топор на захватчиков, быстро вздернули на виселице. Большинство из них умерло сразу же от перелома шеи, но кто-то, медленно задыхаясь, висел по несколько минут.

Простые люди из владений Алого Отряда не были готовы сразу же подчиниться оккупантам. Многие пытались защитить свои дома и семьи от людей ро. Старики замахивались на рыцарей проржавевшим оружием, уже ставшим семейной реликвией, а женщины, прижимая к груди детей, отказывались покидать свои дома и плевали в лицо солдатам, которые пытались их оттуда вытащить. Зрелище было не из приятных.

Через несколько часов большинство обитателей крепости сдалось, прекратив тщетное сопротивление. Тысячи мирных жителей, женщин и детей Южного Стража собрали в огороженных загонах внутри центральной крепости под охраной рыцарей и слуг. Добровольцы не стремились грабить город и грубо обращаться с населением. Хасим слышал, как солдаты перешептывались об аресте их командующего: якобы аристократа из Дарквальда по прозвищу Владыка Топей арестовали Пурпурные священники по какому-то надуманному обвинению в предательстве. Очевидным было, что только страх перед братом Джаканом удерживал добровольцев в повиновении.

Каресианец сдвинулся с места и откинул руку безвольного мужского тела, которая закрывала ему обзор, чтобы лучше видеть происходящее. В тележке рядом с ним лежало с десяток мертвых раненов, порубленных на части или нашпигованных арбалетными болтами, и повсюду распространялось смрадное зловоние смерти. Многие тела уже сожгли, но, похоже, остальные трупы оставили для сожжения на следующее утро, чтобы у людей из Дарквальда была возможность отдохнуть.

Каресианский бродяга стал свидетелем бойни в Канарне, Хейле и Южном Страже. Он нарушил множество обещаний себе не ввязываться в битвы, и где-то глубоко внутри он поражался тому, что все еще жив. Каким образом у него получалось каждый раз оказываться на переднем крае вторжения короля в Свободные Земли — это был вопрос, на который он сам не мог ответить. Вот он во Фредериксэнде, наслаждается гостеприимством Алдженона Слезы — а в следующий момент он уже тайком пробирается по Ро Канарну, пытаясь не попасться захватчикам. Вот он стоит на крепостных стенах Ро Хейла, а Отряд Призраков отражает наступление Красных рыцарей, и вот он уже рядом с Йоханом Длинной Тенью, а крепость Южный Страж покорена захватчиками.

— Что за… что я здесь делаю? — спросил он сам себя, когда капля крови с лежащего сверху трупа упала ему на лицо.

Со времени последней атаки он не видел брата Ланри и надеялся, что с Коричневым священником обошлись как с мирным человеком, ведь тот не участвовал в сражении. Если у Пурпурных священников, которые командовали армией, осталось хоть какое-то подобие чести, они позволят Ланри вернуться в Канарн и рассказать Бромви обо всем произошедшем здесь — но каресианец очень сомневался, что они так поступят.

Хасим начал пробираться к краю груды мертвых тел. Никто не охранял низкие погребальные костры. Добровольцы разошлись на отдых по своим палаткам, и центр Южного Стража походил на город-призрак. Он не стал вытаскивать из груди арбалетный болт, опасаясь разбередить рану, из-за чего ему приходилось неловко двигаться резкими толчками. Он даже не попытался встать, когда ему удалось выбраться — просто пополз прочь и укрылся в глубокой помойной канаве, которая проходила через центральную часть города, а затем направился к внешним стенам.

— Что же человеку сделать, чтобы его наконец убили? — пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

Глава восьмая Далиан Охотник на Воров в городе Ро Лейт

В Каресии было мало зелени — только пальмы, кактусы и редкие сады, и Лейт показался Далиану необычным городом по сравнению с остальными. В Тор Фунвейре росло много лесов, но города строились из камня с небольшим количеством зеленых насаждений. Охотнику на Воров понравилось герцогство Лейт с его широкими аллеями, обсаженными деревьями, и славными, улыбчивыми жителями.

Путешествие на юг не вызвало у Далиана затруднений, а те, кого он выслеживал, даже не пытались заметать следы. Далиан отставал от Рам Джаса. Рами всего на несколько часов, и, добравшись до Лейта, он оптимистично надеялся, что Джаа поможет ему найти киринского наемного убийцу. Лейт был домом для всевозможных птиц: и известных, и экзотических. Крылышки ярких расцветок порхали возле второго холма, а пение птиц стало приятным аккомпанементом прибытию Далиана в город. Он прошел мимо третьего холма и присел за столиком снаружи таверны, откуда мог следить за теми, кто ходит по городу. На улице он услышал, будто в таверне неподалеку схватили киринского преступника, хотя местные жители недоумевали, как при этом могло погибнуть шесть стражников. Кем бы ни был пленник, но только толпа в двадцать человек сумела подчинить его. Этот разговор укрепил Далиана в мысли, что Рам Джаса Рами схватили не больше четырех часов назад.

У Лейта не было необходимости в хорошо укрепленном остроге. Здание тюрьмы, огромное и уродливое, больше напоминало Красную церковь, чем городскую тюрьму. Однако новостью оказалось, что подножие холма патрулируют Черные воины. На ближайшее дерево опустился черный ястреб, и Далиан заметил, как из тени между желобами для кормления выбрался человек. Он был немного пьян, и, судя по его бледному, влажному от пота лицу, его совсем недавно стошнило.

— Выпьете еще, сэр? — спросил слуга из народа ро.

Присутствие каресианца не тревожило местных жителей, а Далиан к тому же старался выглядеть старым и безопасным. Он снял доспехи Псов и переоделся в простую коричневую робу. На юге Тор Фунвейр был свободнее от национальных предрассудков, и, миновав Арнон, Далиан больше не сталкивался с трудностями из-за своей расы.

— Да, — ответил Охотник на Воров, — еще один бокал превосходного вина — это будет восхитительно.

Слуга улыбнулся и направился обратно в таверну. Минуту спустя он вернулся с бутылкой Резерва Шестого Холма и доверху наполнил бокал Далиана.

— Первый раз в Лейте, господин? — спросил он, явно привычный к общению с посетителями.

— Так и есть, — ответил Охотник на Воров. — Должен признать, ваш город — прекрасное место для отдыха.

— У нас тут живет немало каресианцев, господин. Думаю, им нравятся деревья и леса.

— Скажи мне, юноша, что за шум недавно поднялся вокруг киринского преступника? — спросил он.

Слуга с восторгом повернулся к нему. Похоже, недавняя потасовка стала одним из самых интересных событий в городе за последнее время.

— Такой кровавой резни еще никогда не было! — ответил он, округлив глаза, как взволнованный ребенок. — Кирин своим кривым мечом убил двадцать человек! Там повсюду была кровь, валялись руки-ноги отрубленные. Отец говорит, он вроде бы наемный убийца.

— А имя его ты часом не слыхал? — спросил каресианец непринужденно.

— Странное киринское имя. Рами, что ли. Или что-то похожее.

— Спасибо, парень, — сказал Далиан, кинув слуге серебряную монетку.

Тот поймал ее и бросился бежать обратно в таверну.

— Ну, мой повелитель, — произнес Далиан, обращаясь к Джаа, — похоже, нам придется спланировать побег из тюрьмы. Любой твой совет будет принят с благодарностью.

Повернувшись спиной к темнице, пьяный стоял, отчасти скрываясь в тени, и ждал, пока появится перерыв в обходе стражников, затем вышел на улицу. На его боку висел старый длинный меч. Крик ястреба, который приземлился неподалеку, предупредил пьянчугу, что на подходе Черные воины, и помог ему не выдать себя. Как только путь был свободен, ястреб снова крикнул — и мужчина быстро пересек улицу.

Далиан подозревал: колдунья в Ро Лейте захочет оставить наемного убийцу в живых на как можно более долгий срок, желая продлить его страдания на недели, если получится. Это означало, что время на его стороне. Если пьяница — тот самый преступник из Тириса, о котором ему говорили, и если он знает, где держат его друга, Далиан считал, у них двоих есть шанс спасти Рам Джаса Рами до того, как колдунья с ним наиграется.

— Мне бы не помешал твой совет, повелитель, — произнес Далиан в пространство. — Или, может, отряд опытных воинов.

Пьяница разлегся на траве и покачал головой. Далиана он не впечатлил. В Кессии звание бандита было почетным. Бандитами становились выходцы из древних родов, они подчиняли всю свою жизнь стремлению удерживать преступность в определенных разумных границах. Этот же человек не только был из народа ро, он отличался неряшливостью и пил слишком много, чтобы принести кому-то пользу.

— Мой повелитель, дай мне лучше в помощь того, кто может стоять на ногах и при этом не блевать, — произнес Далиан с усмешкой.

Черный ястреб сделал еще один круг. Мошенник махнул рукой, пытаясь его отогнать, и вытащил вторую бутылку вина.

— Да, это вполне разумно, — с сарказмом пробормотал Далиан. — Пей больше, утопи свое горе, оставь Рам Джаса умирать.

Ястреб приземлился на траву рядом с мошенником. Он несколько раз взмахнул огромными крыльями, подпрыгивая над землей. Когда человек перекатился по траве, повернувшись спиной к возбужденной птице, та перестала шуметь и снова взмыла в воздух. Охотник на Воров следил за ее полетом, пока птица описывала круги над пьяным мошенником. Через несколько секунд круг стал шире, захватывая таверну, а ястреб принялся постепенно снижаться, пока не исчез в небольшой роще.

— Мой повелитель, мне и правда нравятся птицы, — произнес Далиан. — Но у них существуют определенные трудности, когда дело касается того, чтобы держать оружие.

Он сделал хороший глоток вина и откинулся на спинку стула. Стоял славный вечер, и Охотник на Воров с удовольствием сидел снаружи таверны под темнеющим небом, наслаждаясь покоем в первый раз после невзгод, перенесенных им за последние недели. Разрушение Козза — не самое приятное зрелище, и во время путешествия на юг Охотника на Воров переполняли мрачные и тяжелые мысли. Его не волновала чужая смерть, он не дрогнул бы, и глядя на массовое уничтожение, но то, что он увидел в торговом анклаве, он забыть не мог.

Звук из ближайших кустов вывел Далиана из задумчивости. Кто-то застрял в колючих ветвях, ругаясь на острые шипы.

— Невежливо таиться в темноте, друг, — произнес Далиан.

— Да, да, вы правы, — ответил странный голос, — дайте я освобожусь и потом буду таиться уже при лунном свете.

Охотник на Воров нахмурился, услышав странно мелодичный акцент.

— Кто ты? — спросил он.

— Одну секунду… — Говоривший разразился коротким потоком брани в колючих зарослях. — Нанон… можете называть меня Нанон.

Далиан молча наблюдал, как тонкая, одетая в робу фигура выбралась из куста и небрежно прислонилась к дереву. Отчасти темнота, отчасти капюшон робы скрывали лицо, но жесты незнакомца были плавными и грациозными, и он носил оружие.

— Может, мне лучше спросить, что ты такое, друг, — сказал Далиан, наконец увидев незнакомца целиком.

— Я бы показался тебе, но не думаю, будто у людей вокруг столько же жизненного опыта, как у тебя, — ответила фигура.

Далиан не мог опознать акцент говорившего, хотя был уверен: ни к ро, ни к каресианцам его собеседник не принадлежит. Он проверил, что никто из других клиентов таверны не обращает на них внимания. Терраса в основном пустовала, остальные пьянчуги сидели внутри, и Далиан наслаждался вечерним воздухом в компании всего трех других людей.

— Ты восставший из мертвых? — обоснованно предположил каресианец, используя свои небольшие знания о лесных жителях.

Существо в тени издало глухой смешок, и Охотник на Воров посчитал свою догадку верной.

— Некоторые люди называют меня именно так. Я предпочитаю имя Нанон — если тебе без разницы, — произнес обитатель леса и вышел из тени настолько, чтобы можно было рассмотреть лицо.

Далиан уже видел их раньше, но этот лесной житель был ниже ростом, чем те, с которыми он сталкивался. Кожа безупречно-серого цвета, чуть раскосые глаза и заостренные уши. Его длинный меч был изготовлен на землях ро и казался неуместным на поясе худощавого нечеловека. Но больше всего удивляла странная широкая улыбка существа.

— Прости меня за то, что не присоединился к тебе за трапезой, — произнес восставший из мертвых. — Мне лучше действовать из тени, чем рядом с людьми. В ваших городах сложно.

Далиан нахмурился.

— Это не мой город. Я из очень далекого южного края.

— Но ты человек, Далиан, верный последователь Джаа, — ответил Нанон, отступая на шаг в тень. — Твой разум работает так же, как и у других людей… в широком смысле этого слова.

— Ты начинаешь раздражать меня, серокожий, — огрызнулся Далиан. Ему не нравилась мысль о том, что его имя известно странному существу, скрывающемуся в тенях Ро Лейта.

— Успокойся, человек из Каресии, — ответил Нанон. — Я тебе не враг, и порой я говорю глупости, когда встречаю новых людей. Прости.

Далиан поставил бокал с вином на стол и поднялся с места. Он небрежным движением поправил одеяние и огляделся по сторонам, слегка потянулся, чтобы размять затекшую шею, и быстрым шагом направился к Нанону. Обитателя леса сразу стало легко рассмотреть, как только Охотник на Воров тоже зашел в тень.

Он встретился взглядом с нелюдем и пристально уставился на него. Обитатель леса продолжал улыбаться и только на мгновение выказал неловкость под тяжелым взглядом каресианца. Через несколько секунд Далиан ринулся вперед и схватил восставшего из мертвых за горло, припечатав его к дереву. Хватка у него была крепкой, и Нанон судорожно вдохнул, удивившись внезапной вспышке жестокости.

— Я не намерен играть в игры, серокожий, — убийственно тихо произнес Далиан. — И тебе не советую.

Он усилил хватку.

— Скажи, откуда ты знаешь мое имя, или я убью тебя.

Далиан полагал, что странное существо полагается на скорость, а не силу и его будет легко подчинить. Охотник на Воров прищурился и вытащил ятаган, прижав его к горлу обитателя леса.

— Ну-у, — начал Нанон, будто не замечая, что его прижали к дереву за горло, — это трудновато объяснить.

Он, как мог, вытянул шею и посмотрел на мертвецки пьяного мошенника из Тириса.

— Его имя я тоже знаю.

Далиан зарычал.

— Еще три секунды — и я выпущу из тебя всю кровь, серокожий… одна…

— Хм. Может, стоит просто успокоиться, — произнес Нанон, все еще не выказывая ни малейшего признака страха.

— Две, — продолжил Охотник на Воров.

— Это не самый продуктивный способ тратить наше время, человек из Каресии, — заметил обитатель леса.

— Три, — заключил Далиан и усилил нажим на горло существа.

Нанон подмигнул. На его сером лице движение смотрелось странно и казалось скорее отточенным долгой практикой, чем естественным. Когда ятаган уже почти врезался ему в кожу, обитатель леса молниеносно поднял локоть и оттолкнул руку каресианца. Он ухватил человека за запястье и вывернул его с ошеломляющей скоростью. Далиан захрипел от боли и выронил оружие, а обитатель леса резко развернул противника и припечатал лицом к дереву.

— Ты хорошо сражаешься, человек из Каресии, — заметил лесной житель, — но я могу убить тебя, не моргнув глазом. Похоже, нам необходимо было это выяснить, чтобы ты успокоился.

— Отпусти меня! — рявкнул Далиан.

— Я не вижу, чтобы ты успокоился, — ответил серокожий. — Я и правда пытался избежать драки. Мне пришлось выбирать между пьяным ро и вспыльчивым каресианцем… кого бы ты выбрал?

— Тяжело быть спокойным, когда тебе руку заломили за спину, — сухо ответил Далиан. — Отпусти меня. Сейчас же.

Обитатель леса ослабил захват и отступил на несколько шагов от Далиана, позволив тому отвернуться от дерева. Далиан медленно поднял свой ятаган и прицепил его к поясу.

— Что тебе нужно, серокожий?

— Я хочу спасти Рам Джаса Рами, как и ты, — ответил Нанон, широко улыбаясь.


Саара Госпожа Боли осторожно баюкала туманный камень в руках и размышляла, почему из всех людей именно ранены изобрели настолько полезную вещь. Ни у ро, ни у каресианцев не было устройств или механизмов, которые позволяли общение на расстоянии. В камне она видела улыбающееся лицо своей сестры, Изабель Соблазнительницы.

— Мы отрубили ему костяшки пальцев, дорогая сестрица, и оставили корчиться от боли.

Госпожа Боли в восторге всплеснула руками.

— Думаю, стоит проверить, насколько далеко заходят его способности к исцелению.

Она с удовлетворением и облегчением узнала, что Рам Джас Рами больше не представляет угрозы.

— Черный священник оказался очень полезен, дорогая Саара, он беспрекословно подчиняется приказам.

Мотивы Элиаса из Дю Бана оставались неясными, но Саара подозревала, что он не просто так предал Одного Бога.

— Изменница из народа киринов на днях прибыла в Ро Вейр, и мы следим за тем, чтобы за ней тщательно… наблюдали, — произнесла Саара с явным удовольствием.

— Прекрасные новости, — отозвалась Изабель. — Темная Кровь знает, что Кейша в наших руках. Похоже, это известие его расстроило.

— При всех недостатках Рам Джас — чувствительный отец, и это лучший способ удержать его в узде. Пока он нам помогает, его дочь будет в безопасности.

Саара ощутила победное ликование. Странно было признавать, но она боялась Темную Кровь, а сейчас она поняла, как же напрасно она волновалась.

— С тобой все хорошо, сестрица? — спросила Изабель, обеспокоенная поведением Саары.

— Я… я в порядке, — ответила Госпожа Боли. — Я на мгновение испугалась… всего на мгновение. Кирин убил трех из нас. Но сейчас мне стало гораздо легче.

— Не нужно бояться, дорогая Саара, — успокоила ее Изабель. — Отец наслаждений и крови защитит тех, кто достоин. — Она опустила взгляд. — Мне неприятно говорить такое, но, похоже, Амейра, Катья и Лиллиан оказались недостойными.

Саара неохотно кивнула.

— Я буду молиться Мертвому Богу, чтобы те, кто их заменит, были сильнее, моя дорогая сестрица.

— Говорила ли ты с матерью-настоятельницей? — спросила Изабель.

— Я не разговаривала со старой ведьмой с тех пор, как была девчонкой, — ответила Саара, по ее телу прокатилась дрожь при воспоминании о том, как жестоко с ней обращались в монастыре. — Она знает свое дело.

— Тебе нужно отдохнуть, дорогая сестрица, — сказала Изабель с недовольной гримасой. — Ты выглядишь усталой.

— Я могу отдохнуть позже, — ответила Госпожа Боли. — Есть новости о потомке древней крови?

Изабель обдумала вопрос.

— Убийца настаивает на том, что Призрак ему не союзник, а Элиас убежден, что Ута Призрак никогда не стал бы сотрудничать с кирином.

— Хм, в таком случае нам остается надеяться на возвращение сэра Певайна. Сейчас он исчез.

Последние слухи, дошедшие до нее, утверждали: рыцарь наемников ушел из Козза с небольшим отрядом Псов и направился на юг в погоне за Утой.

— Что ты велишь мне сделать с Темной Кровью? — спросила Изабель.

— Оставь его на полчаса, затем продолжи пытку. Когда он лишится руки — оставь его в покое на ночь. Посмотрим, исцелится ли рука.

Госпожа Боли очень сожалела, что не может лично присутствовать на пытках.


Далиан постепенно расслабился, позволив Нанону несколько раз извиниться, и принял помощь странного создания: все-таки он очень нуждался в союзнике. Крики боли из камеры убийцы уже прекратились, и Далиан предположил, что Рам Джасу отрубили руку по локоть. Охотник на Воров сотни раз проделывал подобные пытки и искренне наслаждался каждой из них. Но когда он узнал, что наказание Джаа используют Семь Сестер, Далиан глубоко оскорбился. Быстро приближалась полночь, и тюрьма Ро Лейта стала темной и тихой, хотя Черные воины продолжали регулярно обходить окрестности.

— Итак, — прошептал Нанон, — у нас есть неприступная крепость и небольшая армия Черных воинов?

Далиан прислонился к дереву, держа в руках бутылку вина народа ро. С их места собеседники могли наблюдать за желобом для кормления, ведущим в камеру убийцы. Пьяный мошенник из Тириса тоже находился поблизости, но около часа назад он начал похрапывать и, скорее всего, уже стал для них бесполезен.

— Ты пьешь спиртное? — спросил Далиан у Нанона. — Выпить — это подходящее решение неразрешимой проблемы.

Обитатель леса склонился вперед.

— Нет, я не пью, — ответил он. — Эти Черные воины считают тебя предателем, да?

Охотник на Воров поднял брови.

— Они думают, будто я враг Каресии, — сказал он. — Семь Сестер превратили Черных воинов в свою личную охрану. Они, наверное, так же сильно хотели бы схватить меня, как и убийцу.

— Их слишком много, чтобы с ними сражаться, — заметил Нанон, — и они знают, кто ты такой, поэтому скрываться нет особого смысла. Хм… — Обитатель леса чуть подался вперед и склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь, хотя выражение его лица оставалось бесстрастным. — Ты это слышишь? — спросил он тихо.

Далиан некоторое время внимательно слушал, но ничего не услышал.

— Птицы, ветер, храп мошенника. Больше ни звука.

Нанон откинул капюшон и заправил черные волосы за уши. Их удлиненная форма свидетельствовала: слух у доккальфара лучше, чем у людей, и обитатель леса, похоже, расслышал что-то, обеспокоившее его.

— Что ты слышишь, серокожий? — спросил Далиан.

— Я слышу, как в камере кто-то стонет от боли.

— У заключенного есть много причин, чтобы испытывать боль. Ничего удивительного. — Охотник на Воров всего несколько раз видел, как человеку дюйм за дюймом отрубали руку по локоть. Большинство сдавалось задолго до этого.

— Но раньше он молчал, — заметил обитатель леса. — Рам Джас умеет терпеть боль, и он в одиночестве провел уже почти час. Он что-то задумал.

— Ты видел, он привязан к креслу для пыток. И у него всего одна рука, — ответил Далиан. — Не сказать, чтобы у него было много вариантов действий.

— Он Темная Кровь, — сказал Нанон, будто это все объясняло. — Честно говоря, я не думаю, что злобные ведьмы знают, с чем именно имеют дело.

Гордость Далиана не позволила ему признать: он тоже понятия не имеет, о чем говорит Нанон. Охотник на Воров хотел спасти убийцу и дать тому возможность уничтожить Госпожу Боли, но начал понимать, что не ему одному хочется освободить Рам Джаса и что его причина может быть не самой важной.

Нанон вздрогнул, будто почувствовал боль кирина.

— Он что-то с собой делает.

Он вздрогнул снова, на этот раз сильнее.

— Рам Джас, что ты делаешь?

— Серокожий, — требовательно спросил Далиан, — что ты слышишь?

Нанон отвернулся от желоба.

— Он ждал, пока они отрежут ему руку до локтя, — произнес он, будто читая мысли кирина, — чтобы он смог вытащить культю из оков.

— Он на кресле для пыток, культей левой руки он себе никак не поможет. — Кирин был крепким парнем, но попытка самостоятельно освободиться из кресла не могла оказаться успешной.

— Пойдем со мной, — произнес обитатель леса.

Далиан присоединился к нему.

— Куда мы идем? — спросил он.

Нанон не ответил. Он только улыбнулся и снова надел на голову капюшон, скрывая нечеловеческие черты, за которые его имели право арестовать или убить. Доккальфар убрал руки под робу, вышел из тени и зашагал по дороге, окаймляющей третий холм Лейта.

Далиан проверил, нет ли поблизости патрулей Черных воинов, и присоединился к Нанону.

— Если мы собираемся попасть в камеру, нам нужно будет… — Далиан хотел предупредить Нанона, что требуется подождать промежутка между передвижениями стражи, но обитатель леса вышел на дорогу и направился прямиком к желобу для кормления.

— Прости, повелитель, — произнес Далиан. — У меня не было другого выбора, кроме как стать союзником этого существа.

Он ступил на поросший травой берег и последовал за Наноном. Обитатель леса прекрасно все рассчитал, и они быстро скользнули в тень напротив.

— Очень хитро, серокожий, — похвалил Далиан, присев рядом с каменной стеной желоба для кормления.

— Спасибо тебе, человек из Каресии, — весело ответил Нанон.

Рам Джас тяжело дышал и испускал низкое рычание. Желоб уходил вниз под наклоном, и в его конце было небольшое зарешеченное окно, ниже уровня земли. Через него пробивались слабые всполохи света, и Далиан подумал, что в камере, скорее всего, стоит жаровня с докрасна раскаленным ножом, просунутым в угли. Он вслед за Наноном спустился по желобу так тихо, как только мог. Охотник на Воров время от времени оглядывался, желая убедиться, что их не заметили Черные воины. Когда союзники подошли к окошку и присели по обеим сторонам от него, звуки крайнего физического напряжения стали гораздо громче.

Наемный убийца находился внутри — обнаженный, весь в крови, он стискивал зубы, а его тело покрывал пот. Он все еще сидел на металлическом кресле для пыток, хотя уже освободил окровавленную культю, оставшуюся от левой руки. Рам Джас намеренно выбил плечевой сустав, чтобы вынуть руку из оков. На лице застыло выражение неописуемых страданий, но Далиан заметил и гнев. Половина предплечья у Рам Джаса была все еще цела, но ладонь и запястье небольшой кучкой кровавых ошметков лежали на полу.

Кирин выглядел почти так же, каким его помнил Далиан, хотя странным казалось наконец встретить его после стольких недель преследования. Он был маняще близко, но Охотник на Воров понимал, что просто выбраться из кресла недостаточно. Кирин был сломлен, все еще в оковах, и его с Далианом разделяли стальные прутья решетки, не говоря уже о стражниках, которые обходили дозором темницу.

— Рам Джас, — прошептал Нанон через решетку.

Голова кирина была крепко привязана к спинке кресла кожаными ремнями, но он услышал голос и повернулся к окну. Он тяжело дышал и сжимал единственный оставшийся кулак на рукоятке кресла.

— Это Нанон. — Обитатель леса говорил спокойно, но его пальцы быстро бегали по прутьям решетки, выдавая большое волнение.

— Мне не нужна помощь, — прорычал Рам Джас. Голос его был похож на скрежет камней, трущихся друг о друга, и он выплевывал слова через дрожащие губы.

Затем наемный убийца изогнул туловище и ударил окровавленным обрубком левой руки по пылающей жаровне сбоку от кресла. Нож пронзил предплечье насквозь и вышел из плоти с острием, направленным вверх. Кирин заревел от мучительной боли, затем из последних сил повернул руку, используя ее как рычаг, и вытащил нож из огня. Запах горелой плоти наполнил ноздри Далиана, когда Рам Джас достал нож из жаровни, вооружив себя самым болезненным способом, который только можно вообразить.

Наемный убийца откинулся на спинку кресла и напряг все тело, издавая короткие хрипы. Он поднял обрубок руки к кожаным ремням, удерживающим голову, и перерезал их торчащим из руки лезвием. У него на лице была написана боль, и у Далиана с трудом укладывалось в голове, какую силу духа и тела проявил Рам Джас.

— Он истечет кровью и умрет, — сказал Черный воин.

— Просто наблюдай, — невозмутимо ответил Нанон.

Кирин размял шею и сбросил с себя перерезанные ремни. Он освободил другую руку с помощью того же ножа, торчащего из культи, и сильно прикусил губу, чтобы не заорать от боли. А потом Далиан охнул — он увидел, как рана начала затягиваться. Наемный убийца значительно повредил руку, пока вытаскивал ее, но след от неровного пореза на предплечье исчезал прямо на глазах.

Освободив вторую руку, Рам Джас вытащил из обрубка нож и согнулся, тяжело дыша. Он схватился за предплечье, когда рана начала быстро затягиваться.

— Как он это делает? — недоверчиво спросил Черный воин, наблюдая за способностями кирина к исцелению.

— Он — Темная Кровь, — ответил Нанон. — Я объясню, когда мы вытащим его отсюда.

Обитатель леса посмотрел на прутья решетки и оценил свои силы.

— Хм, тебе, наверное, стоит отвернуться, человек из Каресии. Тебе не понравится то, что я собираюсь сделать.

Далиан не отводил взгляд от Нанона.

— Как хочешь, — сказал обитатель леса.

Поначалу Охотник на Воров не поверил своим глазам. Он не успел даже предположить, что же Нанон собрался делать — как вдруг тот исчез, а на его месте возникла огромная толстая змея. Далиан охнул и отпрянул назад, когда черно-зеленое чудовище начало обвивать своим телом прутья решетки.

— Я не боюсь никого, кроме Джаа, — прошептал он.

Змея повернулась к нему и наклонила голову, в воздухе мелькнул раздвоенный язык, а кольца крепче сжались вокруг стальных прутьев. Далиан встретился с ней взглядом и увидел, что, хотя обитатель леса принял другую форму, глаза у него остались прежними. Охотник на Воров почти ничего не знал о восставших из мертвых и испытал благоговейный страх, обнаружив странные магические способности Нанона.

— Кирин освободился! — прокричал голос изнутри, и Далиан оторвал взгляд от змеи и снова посмотрел за окошко.

За решетчатой дверью камеры, в нескольких футах от того места, где Рам Джас перерубал оковы на ногах, стоял стражник. Казалось, мужчине ро сейчас станет плохо, но он был достаточно профессионален, чтобы поднять тревогу. Он крикнул еще несколько раз, стремясь предупредить остальных стражников.

Змея тоже это видела, она начала сжимать прутья, напрягая все свое огромное тело, так что потрескался известковый раствор, удерживающий решетку. Рам Джас освободился из кресла и, пока стражник возился с ключами от двери камеры, вскочил на ноги и издал мучительный крик. Отрубленная рука и выбитое из сустава плечо придавали ему гротескный, уродливый вид, но и в таком состоянии он сумел подтащить кресло для пыток к двери в камеру и подпереть им тяжелую металлическую ручку. Он выпрямился и с ясно слышимым щелчком вправил себе руку. Пытаясь оставаться в сознании, он поплелся в сторону зарешеченного окошка.

— Пошлите людей к желобу снаружи! — прокричал голос с каресианским акцентом из глубины темницы.

Далиан вытащил ятаган, подобрался к змее настолько близко, насколько хватило храбрости, и вонзил лезвие в осыпающийся камень. Нанон продолжил сжимать прутья, они собрались в одну связку, и в окошке появился просвет. С помощью Далиана Нанон выдернул два стальных прута из решетки, а остальные вытянул так, чтобы их можно было легко отогнуть к бокам.

Рам Джас с трудом волочил ноги по полу камеры, из последних сил стараясь сохранять вертикальное положение. На очередном шаге у него начали закатываться глаза, и, не добравшись до окошка, он упал лицом вперед. Он уже истратил всю имевшуюся у него силу духа, и теперь ему нужна была помощь, чтобы выбраться из камеры.

Далиан не стал медлить. Он пригнулся и нырнул в окошко, ловко приземлившись на каменный пол рядом с бесчувственным телом кирина. Через запертую дверь в камеру пытались попасть Черные воины. Рам Джас хорошо заблокировал вход, и каресианцам требовалось какое-то время, чтобы отодвинуть металлическое кресло для пыток. Далиан поставил жилистого наемного убийцу на ноги. У Рам Джаса были сильные мускулы и очень мало жира, и все его худощавое тело покрывали пот и запекшаяся кровь. Нанон вернул себе обычный облик и держался за одну из сторон желоба, потянувшись за наемным убийцей.

— Подсади его наверх, — сказал доккальфар. — Нам нужно торопиться.

Далиан обхватил кирина за пояс и поднял в воздух.

— Через минуту или две на улице появится стража, — проворчал он, когда Нанон взял убийцу за оставшуюся руку и потянул его в желоб для кормления.

— Нам нужны лошади, — ответил обитатель леса.

— Почему бы тебе просто не превратиться в одну из них? — спросил Далиан, прыгнул вслед за Рам Джасом и ухватился за край окошка.

— Это Охотник на Воров! — прокричал Черный воин за дверью в камеру. — Джаа требует его смерти!

Далиан ощутил резкое желание вернуться и убить наглого предателя, но мудрость возобладала над яростью, и он вылез из окошка.

— Человек из Каресии, поторопись, — огрызнулся Нанон. Охотник на Воров вылез на дно желоба и увидел, что его спутник тащит кирина вверх по голым камням.

— Мы не сможем сбежать из города, — сказал Далиан, помогая вытащить бесчувственное тело наемного убийцы на траву, окружающую холм. Дорога скрывалась во тьме, и ни одного Черного воина не было в пределах видимости, но он знал: стражники бегут к ним с кровожадными намерениями. Также где-то в темнице таилась Изабель Соблазнительница. Она никогда бы не позволила кирину ускользнуть, если в ее силах было это предотвратить. Далиан почувствовал, как по его спине пробежали мурашки при мысли о том, чтобы помериться силами с ведьмой.

Нанон перекинул Рам Джаса через плечо, с легкостью выдерживая его вес.

— Ты убьешь любого, кто попытается нас остановить. А я найду лошадей, — произнес он и стремглав помчался по улице.

Двое Черных воинов направлялись к беглецам со стороны темницы. На противоположном покрытом травой берегу проснулся мошенник из Тириса, недоверчиво глядя на бесчувственное тело кирина.

— Лошади позади таверны. — Далиан указал на террасу, где он сидел вечером. — Побыстрее, серокожий.

— Перед тем как уйти — забери с собой мошенника! — крикнул Нанон.

— Он нам действительно нужен? Он даже сидеть прямо почти не может. — Далиан видел мало пользы в том, чтобы забрать мошенника ро с собой.

— Просто возьми его, — ответил обитатель леса властным тоном.

Нанон поудобнее перехватил тело убийцы и побежал на свет. Двое Черных воинов увидели бегущего человека и подняли тревогу. Звон доспехов стражи, пустившейся вдогонку, раздался у подножия темницы.

Оказавшись посреди улицы, Далиан остановился. Несколько Черных воинов и стражников мчались ему наперерез. Он позволил обитателю леса убежать вперед, удивляясь скорости, которую мог поддерживать Нанон с тяжелой ношей через плечо.

— Убейте Охотника на Воров! — рявкнул кто-то слева.

Ему льстило их отношение к нему как к более ценному беглецу, они больше беспокоились о том, чтобы убить его, а не о том, чтобы поймать наемного убийцу. Скорее всего, они изменят свое мнение сразу после нового приказа Изабель Соблазнительницы, но сейчас Далиан мог превосходно отвлечь их от цели.

— Убейте меня, если сможете, мальчишки, — задирал Далиан погоню, нахально остановившись прямо посреди улицы. — Этого же требует Джаа.

Два Черных воина напали на него одновременно с высоко поднятыми ятаганами. От таких ударов было легко уклониться, а затем убить одного из стражников, погрузив лезвие меча в незащищенную часть шеи. Далиан пнул второго противника в пах, а потом мощным выпадом пронзил забрало его шлема, обагрив мостовую струей крови. Двое других стражников зарядили арбалеты и нацелили на Далиана. Он пригнулся, спрятавшись в желоб для кормления, и услышал, как в каменную кладку ударили арбалетные болты. Выглянув за угол, он побежал к мошеннику из Лейта. Один из стражников собирался блокировать его удар арбалетом, а второй возился с оружием, пытаясь его перезарядить. Первому Далиан отрубил голову, а мимо второго пронесся, с пронзительным скрипом разрезав его кольчугу.

— Слишком легко, мой господин, — обратился он к Джаа. — Я буду рад более тяжелой задаче.

Число стражников все увеличивалось, они неслись на него с обеих сторон, но действовали несогласованно и бестолково сбегались на громкие звуки набата, который настойчиво трезвонил из темницы.

— Ты, Гленвуд, — рявкнул он на мошенника. — Я на твоей стороне… и мне не помешала бы помощь.

— Ты вообще кто такой? — возмутился мошенник, потер глаза и нервно схватился за меч.

— Я Далиан Охотник на Воров, величайший из Черных воинов Каресии. Тащи сюда свою трусливую задницу и стой прямо. — Далиан подчеркнул свои слова, вступая в схватку с тремя стражниками. Он шагнул в сторону, уклонившись от неуклюжего прямого удара, и рубанул противнику по колену, отрезав ногу. Затем крутанулся на месте, распорол второму живот и сбил третьего на землю. Они не привыкли сражаться с убийцами такого класса, как Далиан, но он знал, что недолго сможет так же сильно напрягаться. Мышцы начали болеть, а лицо заливал пот.

— Гленвуд, сюда. Быстро, — повторил Охотник на Воров, судорожно вдохнув.

— Откуда ты знаешь мое имя? — прокричал мошенник.

— Разговоры потом… сейчас нужно сражаться.

Гленвуд нерешительно приблизился. Он обнажил меч, но явно не хотел его использовать. По манере Кейла держать оружие каресианец понял, что мошенник не был умелым фехтовальщиком.

— Прикрывай мне спину, — прорычал Далиан, чувствуя, что его старые руки и ноги устали до изнеможения.

— Э-э, от пяти стражников? Ты шутишь? — ответил Гленвуд. Черные воины и стражники побежали к ним, их догонял Черный священник.

— Забудьте про старика — найдите кирина! — крикнул он.

Собрав остатки сил, Далиан ухватился за Гленвуда.

— Нам пора.

Они побежали через дорогу, к теням, окружавшим таверну. Отставая от них на несколько шагов, сзади за ними гнались десяток стражников и Черный священник. Далиан тянул Гленвуда за руку, пока они не оказались на задворках темного здания. От мошенника было мало помощи, он ограничился тем, что криками поторапливал Охотника на Воров. Впереди послышалось ржание лошадей, и беглецы метнулись через заросли, продираясь к построенной позади таверны конюшне.

— Вам стоило бы уже уехать, — сказал Нанон, сидя верхом на лошади. Он все еще улыбался, когда перекинул Рам Джаса через седло и бросил поводья Далиану. — Вы с Гленвудом возьмите этих лошадей… а я вас догоню.

Нанон спрыгнул с седла и похлопал Далиана по спине.

— Они в двух шагах от нас, серокожий, — заметил каресианец. — Идем с нами.

Нанон помотал головой.

— Мне сначала нужно кое-что забрать. Скачите на юг, пока не увидите Фелл. Я встречу вас там на опушке. Уходите.

Гленвуд уже забрался в седло первой лошади. Мошенник смотрел на бесчувственное, почти обнаженное тело киринского наемного убийцы с изумлением, вид у него был такой, словно его сейчас стошнит. От входа в таверну послышались крики, и Далиан понял, что сейчас не время для споров. Он по-прежнему смотрел в глаза обитателю леса, но быстро убрал оружие.

— Береги себя, серокожий, — произнес он, забираясь в седло. Он повернулся к мошеннику. — Лети как ветер!

Далиан не оглядывался. Что-то кричали за спиной Черные воины, и они, разумеется, отправятся за ними в погоню, но у беглецов была хорошая фора. По пути на юг, извилистыми дорогами объезжая холмы Лейта, Далиан пришпорил коня и постарался успокоить дыхание. По крайней мере, в ближайшее время они будут в безопасности.


Далиана разбудили крики. Рам Джас пришел в себя вскоре после того, как они покинули город. Он попросил одежду и потом почти ничего не делал — только плакал и смотрел на обрубок левой руки. Гленвуд тоже был неразговорчив, но он хотя бы помогал разводить костер и сменял Далиана на дежурствах. Они ехали по травянистой, покрытой кустарником местности в предгорьях Когтей, в нескольких днях пути от Лейта.

Кричал кирин. Далиан потер глаза и посмотрел через горящие угли ночного костра на другую сторону, где Рам Джас стонал от боли, сжимая правой рукой левое предплечье.

— Знаешь, мне не мешало бы немного поспать, — пробормотал Далиан. Он сел и прислонился к дереву. — А крики не способствуют хорошему сну.

Рам Джас повернулся к нему и поднял обрубок.

— Она отрастает.

Далиан моргнул, чтобы лучше видеть в темноте, и ахнул. Окровавленный обрубок руки медленно удлинялся. На глазах у Далиана новая плоть стекала по обугленной и медленно соединялась в некое подобие руки. На секунду она стала странной на вид, будто покрылась корой, затем кожа на ней приняла обычный для киринов смуглый оттенок.

— Чтоб меня, — произнес Гленвуд с другой стороны костра. Похоже, мошенник уснул на дежурстве и сейчас недоверчиво смотрел на своего спутника. — Да что ты за существо, Рам Джас?

Кирин не ответил. Он завопил от боли, когда запястье начало изменяться. Он так сильно сжимал предплечье, что под его пальцами свежая плоть покраснела, а глаза налились кровью.

— Я бы на твоем месте попытался расслабиться, позволил ей отрасти, — предложил Далиан. Более дельного совета он придумать не мог. — Может быть, стоит помолиться о прекращении боли. Джаа не будет слушать безбожника-кирина, но у Одного Бога… более простой взгляд на мир.

Рам Джас яростно воззрился на старого Черного воина и хотел что-нибудь съязвить в ответ, но его накрыла новая волна боли, и на руке начала проявляться ладонь.

— Дерь-мо, — выругался он. Он с трудом выплюнул слово, удлиняя почти каждую букву. — Как же больно.

Гленвуд подался вперед, пораженный происходящим у него на глазах чудом.

— Она отрастает, — произнес он, будто не мог в это поверить. — Твоя рука и правда снова отрастает… Это… очень странно.

Рам Джас извивался и бился в конвульсиях на траве, когда из культи начали появляться пальцы. В первые мгновения каждый из суставов казался черным, со странным рисунком кожи, но затем превращался в обычный человеческий палец цвета сырого мяса. Когда рука полностью сформировалась, он попытался ею пошевелить — и снова согнулся от боли, завывая, словно животное в капкане.

— Как такое вообще возможно? — спросил Гленвуд то ли у кирина, то ли у Далиана.

— На своем веку я повидал немало, но многое еще мне неведомо, — ответил Черный воин. — Проще говоря — я не знаю.

Рам Джас тяжело дышал и пытался пошевелить исцелившейся рукой. Ее словно сводило судорогой, и даже легкое движение давалось ему с неимоверной болью.

— Значит ли это, что он не может умереть? — спросил Гленвуд, удивляясь, почему именно он задает такой вопрос. — Ты же религиозный человек, каресианец, божественное откровение должно подсказать тебе, как такое возможно.

Далиан хмуро посмотрел на мошенника и в очередной раз напомнил себе, что у простых людей Тор Фунвейра совсем другие отношения с богами, не такие, к каким он привык.

— Мое имя Далиан. Потрудись обращаться ко мне именно так, — сурово заметил он. — И никаких откровений у меня нет, ни божественных, ни каких-либо еще.

— А этот восставший из мертвых, Нанон или как его там? — продолжил мошенник.

— Не думаю, что и ему известен предел способностей наемного убийцы к исцелению, — ответил Охотник на Воров.

— Мое имя Рам Джас. Потрудись обращаться ко мне именно так, — съязвил кирин, когда перестал кричать от боли. На его лице возникла усталая улыбка, будто он только что проснулся после тревожного сна. Пригладив блестящие черные волосы, он облегченно выдохнул. — Не знаю, смогу ли я передать, как я счастлив снова оказаться целым человеком. — На его лице появилась широкая улыбка, и он опять стал похож на того жизнерадостного наемного убийцу, которого помнил Далиан.

— Я разделяю твою радость. Ты бы не смог убить Саару Госпожу Боли только одной рукой, — заметил Охотник на Воров, напомнив Гленвуду и Рам Джасу, почему он их преследовал.

— Когда радуешься, нужно улыбаться, — нагло заявил Рам Джас.

— Молчать, мальчишка! — рявкнул Далиан. — Не издевайся над человеком, который спас тебе жизнь!

Рам Джас опустил голову и сказал, изображая наказанного ребенка:

— Прости меня, Далиан.

— Так-то лучше. Приятно узнать, что общение с моим сыном не полностью избавило тебя от хороших манер.

Убийца был необходим Далиану, но он не собирался терпеть грубости от человека моложе его самого.

— Разумеется, Далиан, — произнес Рам Джас, слабо кивнув.

Гленвуд выглядел смущенным.

— Есть что-то такое, чего я не знаю о вас двоих? — спросил он, криво усмехнувшись. — Вы бывшие любовники?

Убийца поморщился, пытаясь выразить, как неразумно оскорблять величайшего из Черных воинов.

— Извини его, Далиан, — вставил он. — Он просто не знает, кто ты такой.

— Я слишком стар, чтобы устраивать взбучку юноше Одного Бога только за его грубость… хотя к вашим священникам возникает много вопросов, если они позволяют относится к старшим таким неподобающим образом. — Темные глаза Черного воина пристально смотрели на Гленвуда.

В темноте раздался шум, и все трое насторожились. Далиан быстро поднялся с места.

— Их бог… более изменчив по сравнению с вашим, — произнес Нанон, выступая к огню.

Обитатель леса улыбался, и, судя по всему, ему вовсе не повредило, что он задержался в Лейте. Как он догнал их так быстро — оставалось только гадать, но Далиан не исключал волшебства: вероятно, существо просто приняло другую форму, которая позволила ему мчаться с большей скоростью.

— Как твоя рука, человек-кирин? — спросил Нанон Рам Джаса.

Убийца улыбнулся в ответ и пошевелил новыми пальцами.

— Гораздо лучше… как бы ни казалось странным, — ответил он.

— Ты Темная Кровь, поэтому подобного вполне можно было ожидать, — произнес обитатель леса, снимая с пояса изогнутые ножны. — Ты, наверное, хотел бы забрать это себе. — Нанон бросил катану через их небольшой лагерь, и она приземлилась на колени к Рам Джасу. — Мне пришлось вернуться за ней. В конце концов, она была подарком от твоей жены.

Глава девятая Алахан Алджессон Слеза в городе Тиргартен

Он спал урывками, просыпаясь чуть ли не каждый час в холодном поту, который насквозь пропитал простыни, в полной темноте. Раз за разом пробуждаясь от кошмарного сна, он надеялся, что уже наступило утро, — и раз за разом его постигало разочарование. В чертогах Тиргартена тепло поддерживалось очагами и пылающими жаровнями, установленными в каменных коридорах, но для полноценного сна, кроме тепла, воину нужен был еще и покой, а успокоиться он сможет не раньше, чем вернется Тимон Мясник.

По прикидкам Трикена Ледяного Клыка, лорденыш Калаг Медведь и его братья по оружию дойдут до Тиргартена самое большее за день, не давая Алахану права на ошибку в его планах по защите города. Здесь оставалось много сильных и верных мужчин и немало женщин-воительниц, готовых умереть на стенах своего города, но он хотел достичь большего, чем героическая гибель на поле боя.

Он спал, и голос тени Магнуса звучал у него в голове.

— Ты о чем-то беспокоишься, избранник, — произнес призрак, странный однородный сплав его дяди с чем-то еще.

— Я беспокоюсь о том, что многого не знаю, — ответил Алахан, не понимая, спит он или бодрствует. — Меня беспокоит, что Тиргартен падет.

Он ненадолго замолк и подумал о Тимоне и задании, которое он ему дал.

— И я волнуюсь, не отправил ли я своего друга на верную смерть.

Он почувствовал, как всеобъемлющее присутствие призрака ворвалось в его сознание, с ним пришло странное ощущение головокружения, которое говорило о том, что призрак обдумывает его слова.

— Смерть — единственное, в чем ты можешь быть уверен, — последовал загадочный ответ.

— Этого недостаточно, — упорствовал Алахан. — Я не могу смириться с тем, что нам всем суждено умереть — не здесь, не сейчас, не пока я все еще жив и способен держать в руках топор.

— А твои союзники? — спросила тень.

Алахан постепенно привыкал к постороннему присутствию у него в разуме, но голова пульсировала от боли всякий раз, как он видел бестелесный образ своего дяди.

— Их у меня немного, — ответил он.

— Больше, чем ты думаешь, избранник. — Слова прозвучали с уверенностью и легкой долей ехидства, словно призрак отчасти унаследовал нетерпеливость Магнуса. — Ледяной Отец больше не может напрямую говорить со своими последователями, но их упорное нежелание просто лечь и умереть принесет тебе верных и закаленных в бою братьев… и сестер по оружию. Даже сейчас они пытаются связаться с тобой.

— Если только они не скрываются где-то в Тиргартене, от них мне мало пользы. — Ответ получился легкомысленным, и Алахан пожалел о своих словах сразу же, как их произнес.

Тень выпрямилась в видениях молодого вождя, выказывая свою досаду.

— Думай не только о сиюминутном, избранник… ты солдат Долгой Войны! — прогремел голос Магнуса.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Алахан. — У меня нет ни армии, ни дома. В лучшем случае — я вождь в изгнании.

— Ты земное воплощение Рованоко! — проревела тень, и голова Алахана снова взорвалась болью.

Он резко проснулся. Толстое одеяло из медвежьей шкуры промокло от пота, и он часто дышал. Глянув в сторону внешнего окна, он увидел на горизонте легкие проблески голубизны. За последние несколько недель он уже неоднократно говорил с тенью Магнуса, и каждый раз после этого у него оставалось больше вопросов, чем ответов. Все, что он понял, — Ледяной Гигант больше не может обращаться к своим последователям напрямую и взывает к ним откуда-то из чертогов за пределами мира. Ярости Рованоко было достаточно, чтобы не дать отцу Магнусу Вилобородому полностью покинуть мир людей, и сейчас он стал кем-то вроде посредника, застрявшего между мирами, и передавал советы Гиганта его избраннику.

Пустота на полу в том месте, где обычно спал Тимон, заставила Алахана прочувствовать тяжесть поручения, отданного другу. Берсерк Варорга не ставил под сомнение его план, он целиком и полностью доверял ему, отчего Алахан чувствовал себя еще хуже — будто он использовал простодушного жителя Нижнего Каста и убедил его идти дорогой, ведущей к неминуемой смерти. Он не мог поступить иначе, но он будет горько сожалеть, если Тимон погибнет.

Быстро облачившись в кожаные доспехи и тяжелый плащ из волчьей шкуры, Алахан взял оружие и вышел в холодные и пустынные коридоры резиденции Алефа Летнего Волка. Он заткнул за пояс два ручных топорика и закрепил на спине боевой топор. Под защитой доспехов и во всеоружии он сразу почувствовал себя лучше.

Коридоры не охранялись, и огромное каменное здание казалось пустынным и похожим на пещеру. Голые стены не украшали ни гобелены, ни военные трофеи. Эти запутанные коридоры служили домом для городской власти, и Алахану было интересно, чью же спальню он занял. По дороге в большой зал он почувствовал покалывание где-то на задворках сознания и остановился. Он начал привыкать к боли, которая сопровождала отношения с тенью, но это ощущение было иным, более мягким, и он резко повернул в другую сторону. Алахан направился к Башне Орека, где хранился туманный камень Тиргартена.

По дороге ему никто не встретился, и только звуки доспехов и шум ветра сопровождали его в пути. За главными покоями, где жил городской вождь, находилась винтовая каменная лестница, ведущая на самый верх. У ее подножия Алахана встретил обжигающий ледяной ветер, резко задувающий вниз, и напомнил, что зима во Фьорлане лютовала не менее жестоко, чем сердитый тролль. Владения Летнего Волка считались наименее суровой частью Фьорлана, здесь было больше пахотных земель и домашнего скота, нежели во всех остальных землях, вместе взятых, но даже здесь зимние ветра задували безжалостно.

Плотнее запахнувшись в плащ и обхватив себя руками за плечи, пытаясь удержать тепло, Алахан начал подниматься по крутым каменным ступеням. Они вились вокруг центральной, тоже каменной, колонны, которая вырастала из задней стены дворца. Саму башню не было видно из остальной части города, и там могли оказаться только вождь Тиргартена и его помощники.

Пока Алахан поднимался на Башню Орека, ветер оставался все таким же злым, а когда дошел до вершины, стало еще холоднее. Круглую площадку ограничивали только низкие стены и арки, и она оставалась открытой всем ветрам. Посредине площадки возвышался постамент, на котором был установлен туманный камень Летнего Волка, а тепло и свет исходили от единственного вечно горящего факела.

Алахан не ожидал увидеть человека, который, сгорбившись, стоял возле постамента. Из-под капюшона, скрывавшего лицо, высовывалась трубка. Кто бы это ни был, он был невысокий, хрупкого телосложения, с шишковатыми пальцами, дрожащими от холода, когда они касались небольшого заострения у основания трубки.

— Приветствую, молодой человек, — произнес женский голос из-под серого капюшона. — Я Руна Грим, Госпожа Облаков из Тиргартена. Чем я могу тебе помочь?

Старуха подняла голову, открывая сияющие голубые глаза на лице, обладательнице которого не могло быть меньше ста лет.

— Госпожа Облаков? — переспросил Алахан. — Я думал, что все члены вашего ордена давно умерли.

Руна усмехнулась и глубоко затянулась трубкой.

— Так и будет — когда я умру. Я последняя из ордена.

— Во Фредериксэнде Госпожи Облаков не было уже пятьдесят лет, а может, и больше… — Он слышал легенды о старых женщинах, которые толковали видения, полученные из туманного камня, но никогда не думал найти одну из них в Тиргартене. — Ну, матушка Грим, я Алахан Алджессон Слеза, и мне нужно использовать туманный камень.

— Ни много ни мало — вождь? — спросила хрупкая старуха, внимательно исследуя взглядом его лицо. — Это объясняет видения.

— Видения?.. — переспросил он и подошел ближе к факелу.

— Одноглазой воительнице и взбешенному могучему воину нужен твой совет. Они далеко отсюда, у них разные причины на то, чтобы с тобой поговорить. Подойди ближе к камню, Алахан Слеза, — произнесла старуха с улыбкой.

Алахан отвернулся от нее и подошел к туманному камню Тиргартена. Камень был молочно-белого цвета, размером с человеческую голову.

Поверхность искажалась и пульсировала, напоминая волны, разбивающиеся о скалы. В самой глубине Алахан разглядел дальние страны и людей, некоторые из них умерли, а другие — еще не родились, и почувствовал, что камень был одним из самых древних на землях раненов. Слеза вглядывался в его белые глубины и видел лица, которые становились все четче, и узнаваемые горизонты Джарвика, города Медведя.

Туманный камень завертелся, закружился спиралью, затягивая Алахана все дальше в свою глубину, пока вождю не удалось рассмотреть отдельное лицо. Утомленное битвой, заросшее бородой, но такое родное лицо Вульфрика, помощника вождя Фредериксэнда.

— Алахан! — воскликнул могучий воин. — Ты жив… Рованоко выпьет за это!

Алахан почувствовал, как все его существо охватила радость, и он тепло улыбнулся Вульфрику.

— Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть армия, друг мой… ибо у нас здесь очень мало людей.

Воин поднял брови и нахмурился.

— Не армия, но пять сотен крепких мужчин и женщин, которые все еще верны тебе.

— Как вы попали в Джарвик? Вы захватили город? — У Алахана была сотня вопросов, и почему-то в присутствии Вульфрика ему хотелось болтать, как мальчишке.

— Успокойся, мы пока в безопасности, — ответил Вульфрик, разговаривая с ним с другого края Фьорлана. — Несколько наших воинов пробрались в часовню и одолжили туманный камень Рулага Медведя. В городе не так много его людей, но он назначил нового вождя Хаммерфолла, и вот он-то — настоящая заноза в заднице.

Алахан откинулся назад. Неожиданно он почувствовал себя лучше. Легкое ощущение, но его было достаточно, чтобы молодой вождь смог убедить себя сохранять надежду.

— Я не уверен, что могу передать, как я рад тебя видеть, мастер Вульфрик.

— Взаимно, парень… мы от тебя далеко, но готовы к битве, — ответил воин. — Халла планирует разбить Грамму Черные Глаза, а затем отправиться в Тиргартен.

Алахан нахмурился и придвинулся к камню, желая лучше видеть старого друга.

— Дочь Алефа… она жива? — спросил он, удивленный, что Вульфрик в бою подчиняется женщине.

Воин неожиданно встал на ее защиту.

— Она наш капитан. Она спасла жизни многим раненам, парень. Если бы я был тобой — я бы внимательно к ней прислушался. — Он снова улыбнулся. — Если она когда-нибудь выберется из кровати, ленивая сука. Укус какого-то мелкого Горланского паука — и она неделями валяется в постели.

— Скажи ей, что чертоги ее отца теплее, чем мои, — ответил он, радуясь союзникам — и не важно, кто они.

— Только между нами, Алахан, — она не совсем на твоей стороне. Твой отец убил ее отца… такие раны не заживают за одну ночь.

Помощник его отца был мудрым, и Алахан обнаружил, что ему лучше даже просто от того, чтобы слышать его голос.

— Я это переживу. До тех пор пока Халла ненавидит Рулага больше, чем меня, — ответил он, неожиданно почувствовав: он совсем проснулся.

— Насчет этого, по крайней мере, можешь быть спокоен, — произнес Вульфрик. — Мы видели, что этот ублюдок и его люди натворили в Хаммерфолле.

Помощник вождя продолжил:

— В Тиргартене ты в безопасности? Я не хочу проходить через все это, чтобы в конце концов добраться до города и обнаружить тебя мертвым.

Алахан кивнул, снова почувствовав себя маленьким ребенком.

— Настолько в безопасности, насколько можно ожидать. Калаг и шайка его братьев по оружию гонятся за мной от самого Фредериксэнда. И если они не полные идиоты, в ближайшие день или два они будут у нашего порога.

— Бриндон все еще там? — Вульфрик отодвинулся от туманного камня, чтобы показать троих людей, собравшихся вокруг него и слушавших вождя.

— Мне кажется, он хотел бы, чтобы на моем месте был мой отец, — но да, он все еще здесь, — ответил Алахан.

— Он вспыльчивая старая сволочь. Не позволяй ему доставать тебя… скажи ему, мне не понравится, если он не приложит все силы, стараясь тебе помочь. — Вульфрик расправил плечи и принял более строгий вид, напоминая молодому вождю, что люди чести еще есть во Фьорлане.

— Я так ему и передам, но он, наверное, снова даст мне пощечину. — Алахан заглянул Вульфрику через плечо. — Кто они? — спросил он.

— Рексель Падающее Облако, Олефф Твердолобый… — Вульфрик помедлил и махнул рукой в сторону третьего человека, сгорбленной старухи с полубезумным выражением лица. — А это Ания… она умнее, чем кажется.

— Когда Халла придет в себя, скажите ей, я благодарен за все, что она сделала… сохранила тебе жизнь, и ты получил шанс стать моим помощником. Должно быть, в чертогах Волчьего Леса тысячи людей… убедись в том, что они знают: я все еще жив и сражаюсь.

Вульфрик кивнул.

— К тому времени, как мы до тебя доберемся, нам нужно будет собрать армию, чтобы, по крайней мере, заставить Рулага Предателя задуматься.

Наступила тишина, пока воины обменивались безмолвными клятвами верности. Алахан был рад, что спутники Вульфрика точно так же уверены в преданности ему, и, хотя его беспокоил будущий разговор с Халлой, он по крайней мере знал: он больше не одинок.

— Просто оставайся в живых, Слеза, — произнес помощник вождя Фредериксэнда.

— Разумеется, я собираюсь выжить… у меня есть план. Даже если он не сработает, Калаг должен до смерти перепугаться.

Воин прищурился, но ничего не сказал. Изображение начало расплываться, и бородатое лицо постепенно исчезло.

— Туманный камень не позволит тебе сегодня больше разговаривать, — сообщила Руна Грим с другой стороны возвышения.

— У него есть собственный разум? — спросил Алахан.

— Нет… но у него есть воля, которая ему не принадлежит.


Истории не известны те времена, когда Ледяных Людей Рованоко не было на землях Фьорлана. Альгуин Ларссон, первый вождь Фредериксэнда, говорил о них пятьсот лет назад, и его «Воспоминания, написанные в зале» оставались авторитетным источником сведений о троллях северных льдов.

Алахан не был ученым, но, как и все дети раненов, он вырос на легендах о Ледяных Людях и опасности, которую они представляли для всех, живущих во Фьорлане. Он всегда уважал и боялся их, как ему велели, но почти не думал о них, пока не встретил во льдах, когда Тимон Мясник проявил странное дружелюбие к этим чудовищам. Они являлись не монстрами, как ледяные Горланские пауки или кракены, но пережитками древних времен, когда другие последователи Ледяного Гиганта были более многочисленными и распространенными на земле, чем люди. Даже старый отец Кроу говорил о них приглушенным тоном, будто сам не до конца понимал, что они из себя представляют.

Все, что было известно, содержалось в разрозненных легендах сотни поселений, которые подвергались нападениям Ледяных Людей, и историях тысяч воинов, встречавших троллей на своем пути. Они были опасны до такой степени, которую народ ро и каресианцы, возможно, даже не могли осознать. Они считали камни, деревья, других чудовищ, людей и сталь едой. В самом худшем случае только постоянно издаваемые троллями вопли хоть как-то помогали избежать встречи с ними.

Даже города не были защищены от их нападений. Несколько знаменитых легенд рассказывало о семьях троллей, которые забрели далеко от своей страны и напали на Фредериксэнд в поисках еды. Последний такой случай произошел сто лет назад. Из-за шести троллей погибли сотни братьев по оружию и превратились в руины десятки домов. Встреча закончилась, когда защитники города начали стрелять в Ледяных Людей горящими снарядами из баллист, вызвав паническое бегство чудовищ от Фредериксэнда. Чрезвычайно редкими были сообщения об убитых Ледяных Людях, и во всех без исключения случаях убить их получилось с помощью хитрости, а не грубой силы.

Но никто и никогда еще не пытался использовать их таким способом, который предлагал Алахан. Бриндон Кроу неустанно повторял, что он накличет на них стихийное бедствие. Только слово Тимона было гарантией безопасности города, и только связь троллей с берсерком могла побудить их напасть на Калага и его людей. Если Тимон и вправду мог направить действия троллей, тогда в паническое бегство обратится любая армия, неважно какого размера, и люди Медведя точно отправятся восвояси. Однако слишком многое в плане основывалось на предположениях, и если Тимон не вернется вовремя, Тиргартен обречен.

Алахан встретился с Трикеном Ледяным Клыком и несколькими его людьми сразу же, как только они проснулись, и сейчас все стояли на самом верху Ступеней Калалла, наблюдая за городом под ними. Старый отец Кроу сидел на каменной скамье, как обычно, с кружкой медовухи и весьма скептическим выражением на обветренном лице. Жрец почти ничего не говорил, пока Алахан и Трикен планировали оборону города, и только насмешливо фыркал, когда кто-нибудь произносил «может быть» или «будем надеяться».

— Мы отправили дозорных на обрыв, с которого видно проход, — сказал Трикен, указывая на узкую дорогу, тянущуюся вдоль берега до Тиргартена. — По крайней мере, нас заранее предупредят об их приближении.

— Есть ли смысл в том, чтобы завалить проход? — спросил Алахан, раздумывая, сможет ли оползень помочь им выиграть время.

Еще один из людей Трикена, могучий старый воин по имени Эарем Убийца Пауков, шагнул вперед.

— Эти скалы не сдвинутся, даже если сам Рованоко запустит в них молотом. Легче устроить оползень на дне моря кракенов.

— Итак, как только отряды предателя войдут в проход, у нас будет… сколько времени? — спросил Алахан.

Трикен почесал окладистую рыжую бороду.

— Час или два. Зависит от количества у них людей.

Алахан посмотрел вниз с центральной лестницы Тиргартена. На каменных мостовых стояли несколько сотен мужчин и женщин, неуверенно покидавших свои дома, сжимая в руках разнообразное оружие. Один взял фамильное, которое не использовалось уже пару-тройку веков, другие наскоро выковали себе новое за последние несколько недель, но руки у них дрожали и нетвердо сжимали древки и рукояти. Братья и сестры по оружию из Тиргартена не были армией. Молодой вождь изучал их лица и глубоко сожалел о том, что будет просить их сражаться. Однако если бы они были опытными воинами, то отправились бы с флотом драккаров и сейчас уже покоились на морском дне. Они простые ремесленники и фермеры, которым даже в голову не могло прийти, что им придется защищать свой город от других раненов.

Слеза выступил вперед и теперь стоял на самом краю верхнего уровня города. Алахан раздумывал, какие слова могли бы вдохновить жителей Тиргартена, какие фразы ему найти, как показать им ситуацию менее безнадежной. Сказать им, что придет семья троллей и всех спасет — они просто рассмеются. Признаться, что его стратегия полагается на берсерка из Нижнего Каста, который не может сражаться, — тоже не слишком умно. Когда он обдумал эти варианты вместе, он тихо рассмеялся от их абсурдности.

— Что-то смешное? — спросил Трикен.

— Что-то… да все, — уклончиво ответил Алахан. — Сейчас не время для вдохновляющих речей, да?

Бриндон Кроу за его спиной издал гортанный смешок и громко приложился к медовухе.

— Чтобы произносить вдохновляющие речи, ты должен сам быть вдохновляющей личностью, — сказал он, вытирая остатки медовой жидкости с губ.

— Почему бы тебе не заткнуться? — вспылил Алахан, даже не обернувшись, чтобы увидеть реакцию священника. — Ты не помогаешь.

— Я здесь не для помощи, парень. Считай меня гласом своего разума. — Священник с утра употребил уже четвертую кружку медовухи, и по нему не было заметно, что он собирается на этом остановиться.

— Ну, если этот глас будет безмолвным, я буду очень признателен, — ответил Алахан, снова повернувшись к Трикену и Убийце Пауков.

Он показал на узкий проход вдоль берега Фьорланского моря, который служил дорогой с севера на юг через владения Летнего Волка.

— Как только Калаг и его люди окажутся в пределах видимости города, они побегут… — Он взмахом руки обвел плоскую ледяную равнину между Тиргартеном и мелкими заливами заброшенной гавани. — Какую-то часть воинов мы убьем с помощью катапульт и баллист, но остальные будут у ворот в считаные минуты.

— У них нет лестниц, — заметил Убийца Пауков, — а если сбросить им на головы горящую смолу, им останется только уносить прочь свои вероломные задницы.

— Маловероятно, — вставил Трикен. — Тиргартен не спрячешь. У них по меньшей мере будут стенобитные тараны… вообще-то, скорее всего, именно из-за этого они еще не подошли к городу. Найти подходящее дерево в наших краях не так-то легко.

Он вышел вперед и встал рядом с Алаханом.

— Откуда должен будет появиться твой друг?

— Из северных ущелий, — ответил он. — Тролли не подходят близко к морю, так что они не встретятся с людьми Медведя, пока Тимон не выведет их на равнину.

— Никак не могу решить, что это — оптимизм или глупость? — вставил отец Кроу.

Алахан повернулся к священнику.

— Лучше иди налей себе еще медовухи, — отрезал он, пытаясь держать себя в руках.

Отец Кроу больше ничего не сказал, ограничившись неодобрительным ворчанием. Алахан собирался подняться по Ступеням Калалла на самую вершину и произнести речь перед народом Тиргартена, когда его мысли прервала одинокая пылающая стрела, взметнувшаяся в небо над верхушкой скалы рядом с дорогой.

— Трикен, это значит, они приближаются? — спросил он.

Оружейник вгляделся вдаль через покрытые льдом равнины, его глаза проследили за траекторией стрелы. Он даже не успел ответить на вопрос, когда вторая стрела взлетела с соседней скалы, а затем еще одна — из мелкой бухты, заставив жителей Тиргартена бросить свои поспешные приготовления и посмотреть на небо.

— Три стрелы, — заметил Трикен. — Это означает, что они все сразу увидели их.

Он поморщился.

— То есть там очень много людей.

— Насколько много? — настойчиво спросил Алахан.

Трикен поразмыслил над вопросом, и пока он думал, еще больше стрел поднялось в воздух от дозорных.

— По меньшей мере несколько тысяч… возможно, их хватит, чтобы разграбить Тиргартен.

— Они пришли не разорять город, — вмешался отец Кроу. — Они пришли за ним. — Он указал на Алахана и встал со скамьи. — Рулаг и его отвратительное отродье знают, что до тех пор, пока он жив, никто не может по-настоящему претендовать на чертоги Фредериксэнда.

Трикен выпятил грудь и сжал цепь, обмотанную вокруг туловища. Знак его положения придал ему уверенности, и он смело заявил:

— Им придется пройти через ворота, перебить всех воинов и… и меня, прежде чем они доберутся до сына Слезы.

— Сильные слова, друг мой, — ответил Алахан, — благодарю тебя за них.

Он по-братски положил руку на плечо Трикену и увидел едва уловимое выражение обеспокоенности на заросшем рыжей бородой лице.

— Я бы обменял сильные слова на несколько сотен братьев по оружию, — ответил Ледяной Клык.

— Убийца Пауков — иди к баллистам. Целься тщательнее, — приказал Алахан.

— Будет исполнено, парень, — ответил Эарем. — А тролли?

— Если бы дозорные увидели Ледяных Людей, они бы запустили в небо гораздо больше стрел, — заметил Трикен. — Думаю, пока нам придется справляться самим.

— До встречи в ледяных чертогах, парни, — произнес старый отец Бриндон Кроу, осушая кружку до дна.


Алахан стоял на втором уровне Тиргартена, сбоку от Ступеней Калалла и в пределах видимости городских ворот. Люди Трикена притащили огромные деревянные распорки к внешней стене и приставили их к прочному дереву ворот, пока Убийца Пауков зажигал пылающие жаровни вдоль крепостной стены, намереваясь запаливать снаряды у баллист, прежде чем метать.

Кроу присоединился к молодому вождю. С тех пор как показался враг, старый жрец больше не отпускал ненужных замечаний и оскорблений, хотя его постоянное присутствие скорее пугало, чем ободряло. Несколько сотен простых жителей владений Летнего Волка построились на двух нижних уровнях города. Они собирались тесными группами вокруг небольших костров рядом со своими домами, готовясь их защищать. Алахан насчитал не меньше сотни воинов, но многие из них приближались к преклонному возрасту, или у них недоставало рук или ног. Неприятно саднила мысль: все мужчины, оставшиеся в Тиргартене, были либо слишком стары, либо ограничены в подвижности и потому не присоединились к флоту драккаров. Это означало, что на защиту города встанут негодные к битве воины, фермеры и дряхлые старики. Слеза видел среди защитников немало детей, юношей и девушек, которые с радостью вцепились в топоры, слишком большие и тяжелые для них.

Алахан глубоко вздохнул, оценивая силы, имевшиеся в его распоряжении. Толстые стены и твердая убежденность в своей правоте — этого недостаточно, чтобы сдержать военную силу, решительно настроенную захватить город.

— Смотри туда, — произнес Кроу, показывая на ледяную равнину.

Вглядываясь в белую даль, Алахан увидел массу темных фигурок, высыпавших на равнину перед Тиргартеном. Лорденыш Калаг и его люди прошли мимо причалов, и их строй растянулся по дороге с севера на юг, двигаясь к внешним стенам. Они шагали ровными рядами и везли с собой гигантские осадные тараны и передвижные баллисты.

Неожиданно отец Бриндон Кроу крикнул:

— Это владения Летнего Волка!

Его слова разнеслись далеко, и каждый житель Тиргартена поднял на него взгляд.

— Этот город простоял тысячи лет и не падет перед людьми предателя и убийцы детей!

Он поднял над головой молот и указал на приближающуюся армию.

— Мы раньше выпьем в ледяных чертогах, чем испытаем страх!

Его крик подхватил Трикен Ледяной Клык и воины, охраняющие передние укрепления. В считаные секунды все жители Тиргартена стали скандировать:

— Мы выпьем в ледяных чертогах… мы выпьем в ледяных чертогах.

Алахан почувствовал, как по его рукам побежали мурашки.

— Благородные слова, отец, и я благодарю тебя за них, — искренне произнес он.

— Я их не тебе говорил, парень, — ответил жрец. — Я говорил их мужчинам и женщинам, которые собрались умереть за тебя.

— Я никогда этого не хотел.

— Но так случилось, хотел ты этого или нет, — ответил Кроу, сурово глядя на него темными глазами. — И сейчас не время жалеть себя, мальчик.

Алахан невольно стиснул зубы, услышав, что его снова назвали «мальчиком», но ничего не сказал. Его пререкания со старым жрецом все равно никак не помогли бы удержать ворота.

Когда строй воинов Калага подошел ближе, Слеза прикинул, что силы, брошенные против них, приближаются к пяти тысячам воинов. Не все из нападавших были закаленными в боях, но по достаточной организованности армии Алахан мог судить, что таких все же большинство. В центре построенной армии, в обрамлении передвижных баллист и отрядов с осадными таранами, несли помост, наскоро сооруженный из бревен. Люди по обеим сторонам помоста опустили его на землю за пределами досягаемости баллист Тиргартена, и воины Медведя построились плотными рядами и остановились.

— Чего они ждут? — спросил он по большей части сам у себя.

— Подозреваю, Калаг потребует, чтобы ты вышел, — ответил Кроу. — И он смог быстро тебя прикончить на глазах своих и наших людей.

Алахан задумался. И ему, и Тиргартену больше всего нужно было выиграть время. Если поединок с лорденышем поможет им дождаться Тимона с его друзьями, тогда сражение того стоит.

— Лорденыш ждет, что ты откажешься, но законы чести обязывают его предложить поединок, — произнес отец Кроу. — Ставлю кружку медовухи, что с ним есть жрец. Убить тебя лично — вот единственный способ сделать его притязания на власть законными в глазах последователей Рованоко.

— Почему жрец Ордена Молота следует за этой отрыжкой тролля? — выругался Алахан.

Кроу посмотрел на него так, будто он сморозил глупость.

— Даже предателям нужен Ледяной Гигант, парень… репутация твоей семьи тоже не кристально чиста. Алдженон своими руками убил моего вождя, чтобы узаконить поход на спасение твоего брата, помни об этом.

Алахан жалел о том, что случилось с Алефом Летним Волком. Его отец убил вождя Тиргартена, и этот поступок все еще мог определить судьбы многих людей.

Посреди заснеженных равнин на приподнятом над землей помосте протрубили в рог, и на помост забралось несколько человек.

— Я Калаг Медведь! — проревел сын Рулага. — Вождь Джарвика и законный наследник чертогов Фредериксэнда, сын Лорда Укротителя Медведей. Я требую, чтобы сюда вышел сын Слезы и отдал себя на суд Ледяного Гиганта… я вызываю его на поединок!

Лорденыш был мощным мужчиной немного старше Алахана, он унаследовал сверкающие зеленые глаза всех вождей из рода Медведя. Он носил тяжелые меха поверх кольчужной брони, а из оружия владел боевым топором. Густая каштановая борода выглядела неухоженной, но его плавные движения и суровый голос говорили о человеке, который уверен в своих действиях. Он будет опасным противником.

— У тебя нет права что-то от нас требовать! — крикнул в ответ Трикен Ледяной Клык с крепостной стены. — Здесь тебе не Джарвик и не Фредериксэнд. Здесь Тиргартен. Если чего-то хочешь — попроси вежливо!

Калаг был явно возмущен словами оружейника, но худой мужчина, стоявший с ним рядом на помосте, что-то прошептал ему на ухо, и он успокоился.

— Это отец Серый Коготь, — сказал Бриндон Кроу, — советник Рулага… берегись его, парень.

— Он ведь жрец — значит, ему можно доверять, — возразил Алахан и только потом понял, как наивно это прозвучало.

— Точно таким же образом, как и мне, — ответил Кроу. — Жрецы Ордена Молота — не святые, мальчик. Нам можно доверять, когда нашими устами говорит Рованоко, но его слова не всегда добрые.

— Я не желаю зла людям Тиргартена! — пророкотал Калаг. — Никому из вас нет нужды сегодня умирать, но я собираюсь убить Слезу и любого, кто попробует мне помешать.

Алахан закрыл глаза и собрался с мыслями. Если он будет сражаться с Калагом и победит, то люди Медведя точно захватят и разорят город. Если он сразится и проиграет, он бросит Фьорлан на произвол судьбы и предаст память своего отца.

— Я не смогу победить — ведь так? — спросил он у Кроу.

Жрец покачал головой.

— Нет… не думаю… в любом случае Фьорлан обречен. — На лице появилась кривая ухмылка. — Хотя одно преимущество у тебя есть. Он не ожидает, что ты и правда спустишься к нему и будешь сражаться.

— Потому что только дурак на это решится, — подхватил Алахан. — Если я его убью, его люди убьют меня и уничтожат город.

— Но ты не будешь стараться его убить, парень — тебе нужно выиграть время, чтобы твой друг-берсерк вернулся вместе с подкреплением. — Кроу можно было, по крайней мере, доверять, ведь он желал для Тиргартена самого лучшего. — Наши ворота крепки, но их осадным таранам понадобится не больше часа, чтобы их пробить, и затем… ну, как только они окажутся внутри наших стен — мы долго не продержимся.

Алахан посмотрел на небо. Хотел бы он, чтобы тень его дяди подсказала ему, как поступить. Но призрак Магнуса оставил его — по крайней мере, сейчас, — доверив Алахану самостоятельно принимать решения. Глубоко вздохнув, молодой вождь вытащил из перевязи двуручный топор и быстрым шагом стал спускаться по Ступеням Калалла к воротам Тиргартена. В шаге за ним следовал отец Бриндон Кроу. Было очевидно: старый жрец намеревался его сопровождать.

— Вожди не должны умирать в одиночестве, парень, — вот и все, что сказал Бриндон. Он вытащил боевой молот и поравнялся с молодым вождем.

Женщины и мужчины Тиргартена в огромном изумлении наблюдали, как две фигуры идут к воротам, чтобы ответить на вызов самозваного лорда.

— Трикен, — позвал жрец, — пусть баллисты будут направлены на помост. При первых признаках обмана — поджарь мерзавцев.

— Слушаюсь, отец, — ответил оружейник, которому явно не нравилось то, что он видел.

Алахан махнул стражникам, подавая сигнал убрать с ворот укрепленные деревянные брусья. На секунду люди замерли в явном замешательстве, затем выполнили приказ.

За воротами простиралось море вооруженных воинов, стоящих в боевой готовности на сияющей белой земле. Большинство из них выбрало кольчуги в качестве брони, а из оружия — глефы, но немало встречалось и боевых молотов, и топоров. В армии Калага были и стрелковые отряды с метательными топориками, и полдюжины ездовых упряжек, сосредоточенных с одного края армии, их погонщики пытались утихомирить собак.

Алахан и Кроу на мгновение задержались в воротах, позволив воинам Медведя получше их рассмотреть. Большинство братьев по оружию замолчали, удивленные тем, что молодой вождь ответил на вызов Калага. Некоторые узнали жреца и начали перешептываться — у отца Кроу была грозная репутация.

— Ты хочешь сразиться со мной? — спросил Алахан, в первый раз встретившись с Калагом Медведем взглядом.

Лорденыш, казалось, находился в замешательстве, но быстро взял себя в руки и вытащил топор. За его плечом отец Серый Коготь пристально смотрел на Кроу, поднимая свой молот. Жрецы Рованоко не будут сражаться, но Алахан знал: они проследят за тем, чтобы поединок был честным.

— Торопишь свою смерть, мальчик, — ответил Калаг, спрыгивая с помоста.

Еще один глубокий вздох — и Алахан зашагал прочь от деревянных ворот. Кроу последовал за ним, и ворота Тиргартена закрылись, оставив врагов друг напротив друга на равнине. Они шли медленно, и Трикен Ледяной Клык успевал поправить траекторию баллисты, чтобы их прикрыть.

Высокие скалы на севере окаймляли море и возвышались над прибрежной дорогой. На юге плодородные равнины земель Летнего Волка простирались так далеко, как только мог охватить взгляд. Алахан почувствовал себя мелким и ничтожным, точкой на бескрайнем белом полотне, и лишь желчный старый жрец и армия врагов остались рядом с ним.

Воины Медведя, не шелохнувшись, неплотными рядами стояли за спиной своего лорда. Стоило Алахану подойти поближе, оказавшись на расстоянии полета метательного топорика, он остановился и повернулся к старому отцу Кроу.

— Если тебе доведется увидеть мою сестру, пожалуйста, передай ей… что я пытался, но все-таки я — не наш отец.

— Не волнуйся о том, чтобы выиграть время, парень… не волнуйся о своем дворце, о людях или даже о Фьорлане… просто убей его, — ответил старый жрец. В глазах Кроу Алахан мог увидеть истинные чувства — в первый раз с тех пор, как прибыл в Тиргартен.

Молодой воин попытался улыбнуться, но глаза у него остались серьезными. Алахан повернулся к Калагу и шагнул вперед. Лорденыш из Джарвика использовал побывавший во многих боях боевой топор и правильно держал его, выказывая себя опытным бойцом.

— Твой отец повел себя как вероломная сучка тролля, — произнес Алахан и сплюнул на снег. — Он убил моего отца, а сейчас я собираюсь убить тебя.

Калаг пошел на него, пока противники не оказались лицом к лицу. За спиной лорденыша была его армия, за Алаханом — его город. Оба знали: их поединок означает гораздо больше, чем их собственная жизнь и смерть.

— У этого топора есть имя? — спросил Калаг, указывая на оружие Алахана.

— Пока нет, — прорычал тот в ответ.

— И никогда не будет, — парировал лорденыш и нанес прямой удар Алахану в голову.

От первого удара было легко уклониться, но потом за ним последовали широкие, размашистые атаки — Калаг пытался как можно быстрее его прикончить. Он рычал от напряжения при каждом замахе, и Алахану приходилось отступать, чтобы его не разрубило надвое.

Калаг отличался большой силой, и каждая его атака могла быть смертельной, если бы попала в цель. Он проверял защиту Алахана, продолжая мощные вертикальные удары топором. Сначала молодой вождь не пытался их парировать и не поднимал свое оружие, стараясь избегать нападения, и искал слабость в защите противника. Когда ему не удалось обнаружить возможностей для атаки, Алахан решил проверить скорость Калага.

Он крутанулся, уходя из-под удара, и напряг руки для горизонтального замаха. Алахану удалось разрезать несколько звеньев на кольчуге Калага и заставить того отпрянуть, но кровь у врага не потекла.

— Быстро двигаешься, мальчик, — заметил Калаг, обследовав небольшую дыру в кольчуге.

Алахан зарычал в ответ на оскорбление и снова бросился на врага. Он отпрыгнул влево и круговым движением занес топор, целясь в корпус Калага. Лорденыш парировал удар и отскочил назад — и наткнулся на очередной замах топора. Алахан не давал ему передышки и наносил удар за ударом. Калаг заревел от негодования, а его противник метался из стороны в сторону, полагаясь на свое превосходство в скорости.

Алахан не обращал внимания на их окружение, стараясь ровно дышать и беречь силы, — он начал понимать, что бьется лучше своего соперника. Калаг был сильным и хорошо подготовленным воином, но не привык сражаться с теми, кто его не боится.

— Я твои кишки сожру и выплюну, — выругался Калаг и с силой замахнулся на него сверху вниз.

Алахан уклонился и мощным пинком попал в рукоять топора Калага, отчего тот едва устоял на ногах. Второй пинок в грудь — и сын Медведя потерял равновесие и упал на спину, но не выпустил оружия из рук. Алахан бросился на врага, надавил коленом на живот и прижал рукоять своего топора к его горлу. Противник поднял свой топор — и они начали отчаянную борьбу, в которой Алахан пытался сломать ему шею. Рукояти топоров терлись друг о друга, издавая глухой скрип. Калаг стиснул зубы от напряжения, но Алахан всем телом надавил на него.

Они скрестили взгляды. Зрачки глаз у всех лордов Джарвика были ярко-зелеными — из-за проклятия, в прошлом наложенного на их род за бесчестные действия, — и Алахану показалось, что он заметил страх в озерах сверкающей зелени. Руки Калага начали дрожать, он ослабил сопротивление. Алахан повел плечами и, внезапно ударив противника в пах, погрузил рукоять топора в горло Калага.

Глаза лорденыша расширились, и он выпустил свой топор. Враг беспорядочно молотил руками по плечам Алахана, пытаясь освободиться, но силы быстро оставили его, когда противник, сидя на нем, начал ломать ему шею.

— Алахан! — предостерегающе крикнул отец Кроу, и жгучая боль пронзила бок молодого вождя.

Он ослабил нажим на шею Калага и опустил взгляд, чтобы посмотреть, куда попал топорик — на боку зияла нехорошая на вид рана, из которой хлестала кровь. Он стал слабеть, закружилась голова, но он успел увидеть, как Бриндон Кроу подбежал и склонился над ним, защищая его собой.

— Бесчестные ублюдки! — заревел жрец на воина Медведя, который запустил топорик. Калаг пытался сесть прямо и что-то сказать, но рана на шее не позволяла произнести ни слова. Алахан упал лицом на снег и увидел, как лорденыш Медведя побагровел от натуги, пытаясь заговорить с поврежденным горлом.

Отец Серый Коготь поднял молот.

— Убить их обоих, — приказал он.

Воины Медведя вскинули оружие, и Алахан слабо улыбнулся, понимая, что пришла его смерть.

— Трикен! — крикнул Кроу в сторону Тиргартена, и с полдесятка баллист наполнили воздух массивными снарядами. Ледяной Клык хорошо навел орудия, и дротики вонзились в воинов наступающей армии по обеим сторонам от Алахана и жреца.

И тут, будто сразу со всех сторон, раздались чьи-то вопли. Зрение Алахана затуманилось. Все, что он мог разглядеть, — высокая фигура Бриндона Кроу, склонившаяся над ним. Но лица воинов Медведя казались далекими и расплывчатыми. Они в панике озирались по сторонам, пытаясь определить, откуда исходят низкие, рокочущие звуки.

— Убейте их, — с трудом выдавил Калаг, в муках сжимая себе горло.

Послышались еще вопли, громче и яростнее, и Алахан вскрикнул, повернувшись на бок, чтобы посмотреть на северные ледяные равнины Летнего Волка. Он быстро моргал, пытаясь приглушить боль и сфокусировать зрение на мерцающих фигурах, которые проступили на фоне сияющего снега. Воины Медведя попятились, и ни отец Серый Коготь, ни Калаг не смогли бы заставить их пойти в атаку.

Громкий, гулкий удар колокола раздался из Тиргартена.

— Ледяные Люди… с севера! — прокричал один из людей Медведя.

С десяток узнаваемых силуэтов проступили на фоне северного ландшафта, приближаясь к ним. Алахан едва мог двигаться, но улыбнулся, когда различил вдали грузную фигуру Тимона Мясника.

Огромные тролли передвигались медленно, громко завывая на каждом шагу. Похоже, сначала они даже не заметили людей. Воины Калага замерли и не издавали ни звука, слишком хорошо понимая, что бежать им некуда и возможности противостоять такому количеству Ледяных Людей Рованоко у них тоже нет. Вой эхом отражался от скал и городских стен, заполнив собой всю равнину. Некоторые воины сорвались с места и понеслись к Фьорланскому морю, другие побежали к Тиргартену.

Но большинство застыло на месте от ужаса, когда тролли почуяли роскошный обед и ринулись на них.

Гигантские чудовища были больше пятнадцати футов в высоту, а в плечах шире, чем городские ворота Тиргартена, с мощными мускулистыми телами и густым мехом пепельно-белого цвета, хотя у нескольких на нем виднелись отличительные серые или черные полосы. Они бежали и протягивали вперед длинные лапы, выпущенные когти на которых напоминали лезвия кос. Алахан снова подумал, что их внешность могла бы показаться смешной, не будь они настолько опасны.

— Лежи смирно, — рявкнул Кроу, прижимаясь к земле и подтягивая ближе к себе умирающего вождя.

Тимон, который находился впереди нападающих троллей, издал оглушающий рев и понесся вперед вместе со своими необычными союзниками.

Две силы столкнулись. Тролли одновременно налетели на пятерых воинов, отрывая от них куски плоти. Люди Медведя пытались слабо сопротивляться, но чудовища просто отбрасывали вооруженных воинов в сторону. В считаные секунды организованная армия превратилась в хаотичную человеческую массу, вопившую от ужаса и пытавшуюся сбежать от Ледяных Людей. Алахан тихо засмеялся.

Если у них и был призрачный шанс остановить нападение, он исчез, как только голодный тролль, словно детскую игрушку, подхватил отца Серого Когтя и откусил ему ноги. Кто-то из воинов пытался поднять глефы или топоры и обнаружил, что Ледяные Люди не обращают внимания на раны, продолжая лакомиться смертельно напуганными людьми. Каждый тролль мог одолеть сотню воинов, и небольшие кучки людей, пытающихся им противостоять, были быстро разгромлены. Их оружие еле пробивало шкуру троллей, а от ударов тяжелых двуручных топоров чудовища едва вздрагивали. Несколько троллей додумались использовать мертвые тела как оружие и забивали живых воинов насмерть трупами их же соратников. Другие чудовища просто стояли на льду и хватали любого человека, пробегавшего достаточно близко, откусывали головы, руки и ноги и поджидали следующего.

Тимон Мясник подбежал к Алахану.

— Друг Алахан, ты ранен, — произнес берсерк.

— Я могу его излечить, — ответил Кроу, в изумлении оглядывая равнину, как и Алахан, потрясенный тем, что его план сработал. — Мы здесь в безопасности?

Тимон энергично закивал, поглаживая умирающего вождя по волосам.

— Они не будут нападать на моих друзей… давайте вернемся в город.

Тимон крепко обнял его, а Алахан снова встретился взглядом с Калагом Медведем. Лорденыш из Джарвика сидел, все еще сжимая себе горло. Его глаза ярко-зеленого цвета налились кровью, в них застыл страх. Алахан не отводил взгляд, пока тролль не склонился над Калагом и не сгреб его в охапку. Вероломный потомок рода Медведя даже не вскрикнул, когда Ледяной Человек перекусил его пополам. Он небрежно отбросил в сторону ноги и сокрушил голову огромными челюстями, оставляя красное пятно на заснеженной земле.

— Нам надо уходить, — заметил Тимон, — пока у Ледяных Людей не закончилась еда.


Алахан не помнил, как он покинул равнины Летнего Волка или как его принесли обратно в Тиргартен. Он смутно припоминал, что ему было необычайно холодно, когда Тимон держал его на руках, и тревожила картина собственной крови, льющейся из смятых и разрубленных доспехов. Какая-то его часть была готова умереть, даже ждала смерти — та самая часть, которая стремилась стать достойной его отца и не преуспела в этом.

Но у отца Бриндона Кроу и призрака Магнуса были на него другие планы. Его резко привели в чувство суровые навыки исцеления старого жреца, и он обнаружил, что лежит на длинном деревянном столе в большом зале Летнего Волка. Тимон стоял неподалеку, как и оружейник, Трикен Ледяной Клык, и на их лицах было одинаковое выражение — недоверчивое и радостное одновременно.

— Ты жив, друг Алахан! — воскликнул Тимон, растянул рот в причудливой улыбке и восторженно хлопнул по спине Бриндона Кроу.

— Полегче, парень, ты сильнее, чем ты думаешь, — проворчал жрец, потирая плечо. Он выглядел невероятно уставшим. — Если хочешь кого-нибудь ударить — ударь Алахана.

— Лучше не надо, — заметил молодой вождь. Он принял сидячее положение и почувствовал, как ноют все мышцы. — Мы победили?

Трикен и Кроу обменялись взглядами и слабо улыбнулись друг другу.

— Я бы не стал говорить, что победили именно мы… но угрозы для Тиргартена больше нет, — ответил Трикен. — В последний раз, когда я видел ублюдков Медведя — ну, тех, кого не успели доесть тролли, — они бежали к морю.

Всем было известно, что вода — единственное, чем не могут питаться Ледяные Люди Рованоко.

— А тролли? — спросил Алахан, и оба жителя Тиргартена повернулись к Тимону Мяснику.

— Я, хм, пометил городские ворота как свою территорию. Они не переступят порог, — сказал Тимон со смущенным видом.

— Он обоссал ворота, — пояснил Трикен, которому ситуация казалась чрезвычайно забавной.

Алахан попытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся и схватился за бок в приступе боли. Рана исцелилась, но Бриндон Кроу не особо нежничал, и молодой вождь все еще чувствовал место, куда вонзился метательный топорик.

— В итоге все, о чем нам стоит беспокоиться, — разгневанный отец, который захочет узнать, кто разорвал надвое его сына. — Алахан прикинул: Рулаг Медведь получит донесение о поражении Калага в ближайшие недели. Что он будет делать с этими сведениями — было загадкой, по крайней мере, на сегодняшний день.

— Халла все еще жива, Алахан, — произнес старый отец Кроу. — Мы не одиноки. Она от нас далеко на востоке, но эту стерву нелегко убить, и мы можем рассчитывать на нее.

— И с ней Вульфрик, — подхватил молодой вождь и улыбнулся, вспомнив о гигантском воине. — У них есть люди и еще больше причин ненавидеть Рулага, чем у нас.

Глава десятая Тир Нанон на Тропе Фелла

В зале для собраний было тихо, и тишина продолжалась уже почти час. Вокруг ствола огромного дерева стояли несколько сотен Стражей Фелла, они смотрели вверх на собравшихся шаманов-Витар и обменивались недоуменными взглядами — на совете было слишком много людей.

Как и другие поселения доккальфаров, Тропа Фелла находилась под лесом, стволы огромных деревьев использовались в качестве основы для жилищ, пока опавшая листва наверху маскировала присутствие обитателей леса. Поселение построили в естественном углублении в земле. Потолок, искусно изготовленный по старинным законам из переплетения вьющегося кустарника и ветвей деревьев, находился гораздо выше обычного уровня лесной почвы.

Нанон происходил из Сердца и не понимал странного аскетизма и отсутствия юмора Стражей Фелла. Поселение их выглядело мрачным, песни доккальфаров звучали тоскливо, а сами жители казались несчастными. Нанон признавал, что у них имелось достаточно оснований считать жизнь несправедливой, но им действительно стоило взбодриться. Доккальфары Фелла вели себя словно угнетенный народ, предавались жалости к себе и отказывались признать за людьми право на место в их лесу. Только по настоянию Нанона Рам Джасу, Уте и прочим было позволено остаться в Фелле.

Витар Ксарис, ставший более уверенным в себе после того, как оказался среди своего народа, призвал к часу медитации, и все доккальфары, сидящие в зале, склонили головы в молчаливом созерцании. Нанон не знал большую часть местных жителей, он обнаружил, что ему гораздо уютнее находиться рядом с людьми.

Рам Джас Рами, Темная Кровь, более уважительно, нежели другие люди, относился к Стражам Фелла и их особенностям. Уту Тень, в отличие от него, больше чем один раз просили заткнуться. Еще Черного священника пришлось удерживать силой, когда он увидел киринского наемного убийцу и попытался сразу же на него напасть. Остальные — Далиан Охотник на Воров, Кейл Гленвуд и Рэндалл из Дарквальда — были слишком ошеломлены происходящим, чтобы сказать хоть слово. Они ограничились тем, что сидели и широко распахнутыми от удивления глазами наблюдали сцену, развернувшуюся на Тропе Фелла.

Нанон сел рядом с Утой напротив Рам Джаса, которого держали подальше от потомка древней крови — для его же безопасности. Их собрали в небольшой части зала, охранявшейся серьезными воинами-Тирами. Ута и его оруженосец продолжали гневно смотреть на киринского наемного убийцу, и Нанон понял, что Рам Джас в недалеком прошлом убил их близкого друга. Темная Кровь, похоже, совсем из-за этого не волновался и отвечал на испепеляющие взгляды невыносимо широкими ухмылками.

Черный воин, Далиан Охотник на Воров, не торопил события. Нанон обнаружил, что ему симпатичен безжалостный человек из Каресии, и согласился с его настойчивым убеждением определить Саару Госпожу Боли их главной целью. Нравится это шаманам-Витар или нет, преданный последователь Огненного Гиганта на их стороне сослужит только хорошую службу. Охотник на Воров был достаточно прагматичен, чтобы принять как должное ситуацию, в которой он оказался частью более важной задачи, поставленной Джаа.

Немного необычным дополнением к их компании оставался только Кейл Гленвуд. Он единственный из присутствующих не относился прямо к текущим событиям и оказался в Фелле по большому счету случайно. Он не был ни священником, ни древней кровью, да и вообще, насколько мог судить Нанон, ни во что не верил. Пока доккальфары медитировали, мошенник неуклюже сидел рядом с Рам Джасом, пытаясь не встречаться с обитателями леса взглядом, и постоянно держал руку на рукояти меча — так ему было спокойнее.

— Сколько продлится эта тишина? — спросил Ута.

— Столько, сколько они посчитают необходимым… может быть, несколько дней, — ответил Нанон. — Стражи Фелла не спешат принимать решения.

Ута кивнул.

— Да, я уже несколько раз слышал то же дерьмо от Ксариса. Мы будем терпеть.

Ута же начал терять терпение. Нанон полагал, что только успокаивающее присутствие оруженосца останавливает альбиноса-священника от крика на собравшихся доккальфаров.

— Просто расслабься, — посоветовал Рэндалл. — По крайней мере, нас никто не хочет убить.

— Пока не хочет, — поправил Нанон. — Это только вопрос времени, когда Псы и Темные Отпрыски доберутся до Тропы Фелла.

— Тогда чего мы ждем?! — Ута произнес это громче, чем собирался, и несколько Тиров свирепо уставились на него. — Что-то не нравится? — рявкнул Ута на ближайших к нему обитателей леса.

— Ты будешь молчать! — ответил Тир Экфель, самый крупный из доккальфаров на страже. — Тебе не позволено здесь говорить.

Ута, казалось, хочет возразить, но Рэндалл положил руку ему на плечо.

— Оставь их, — сказал он. — Они не понимают нас точно так же, как мы не понимаем их.

— Твоя мудрость превосходит твои годы, Рэндалл-оруженосец, — произнес Нанон с улыбкой. — Что бы ни произошло, твоя работа — сохранить жизнь этому человеку, — он показал на Уту.

Даже Нанону казалось очевидным, что связь между хозяином и оруженосцем была во многом основана на молчаливом доверии, которое появилось после всего, пережитого вместе. Он ценил малых мира сего не меньше, чем великих, и был слишком мудр, чтобы полагать, будто Рэндалл не сыграет никакой роли в Долгой Войне.

На другой стороне деревянного зала громко зевнул Рам Джас, из-за чего несколько обитателей леса обернулись и посмотрели на него.

— И когда я наконец смогу убить проклятого кирина?! — рявкнул Ута.

Нанон склонил голову и издал несколько удивленных звуков.

— Ты знаешь, кто… что он такое?

— Только то, что он наемный убийца, — ответил альбинос-священник. — Он убил моего друга.

— Он — тот, кого мы называем Темной Кровью. Человек с определенными… преимуществами. — Нанон не пытался специально запутывать их, но не был уверен в реакции Уты на сообщение о том, что Рам Джас был наделен силой Темного Отпрыска.

— Он — наша единственная надежда на уничтожение злобных колдуний. Если ты его убьешь, нам придется найти другого человека с темной кровью.

Нанон чувствовал великое напряжение всех присутствующих людей, но не сильнее, чем у Уты Тени. Доккальфарам не стоило надеяться успокоить людей, и не имела значения важность каждого из них.

— Я теряю терпение, — заявил Ута.

— Ага, я тоже! — радостно ответил Нанон. — Может, сыграем?

— Сыграем? — переспросил Ута, поднимая бровь. — В игру вроде «Найди радостного доккальфара»?

— Я скорее думал про игру в ассоциации… я называю слово, затем ты называешь первое слово, которое приходит тебе на ум. — Нанон по-детски радостно расплылся в улыбке, уверенный, что совершенно сбил собеседника с толку.

— Ты очень странный, мой серокожий друг, — заметил священник.

— Ты не первый, кто так говорит. — Нанон повернулся к Рэндаллу и сказал: — А ты, Рэндалл-оруженосец, не хочешь сыграть?

— Э-э, я лучше просто подожду, если позволите, — ответил юноша.

— Как хочешь. — Нанон пытался быть жизнерадостным, но даже у него имелся предел легкомыслия, которое он мог себе позволить.

Ему не с кем было играть, и он просто сел на деревянную террасу и вместе с остальными стал ждать, когда же заговорит Витар Ксарис.

Через проход на изогнутых деревянных креслах сидело двенадцать шаманов-Витар. Они склонили головы, закрыли глаза и тихо медитировали. Нанон знал: он расстраивал соплеменников, и они не могли его проигнорировать. Древний Тир надеялся на свою репутацию и возраст: они должны повлиять на флегматичных Стражей Фелла и заставить их начать что-нибудь похожее на незамедлительные действия.

— Ждите здесь, — сказал он Уте и Рэндаллу. — Мне нужно поговорить с Рам Джасом.

Имя вызвало гневное рычание у обоих мужчин.

Нанон тихо встал и спустился мимо помостов с деревянными сиденьями, которые обрамляли зал. На плоской площадке в центре он на секунду остановился, чтобы охватить взглядом всю сцену. Зал для собраний возвышался над лесной землей и висел между двумя стволами огромных деревьев, вокруг массивных колонн вились толстые ветви, обеспечивая прочность. Сердце, поселение далеко к северу отсюда, использовало для перемещения между деревьями лианы и движущиеся платформы, тогда как на Тропе Фелла строили лестницы превосходной конструкции и затейливые арки, соединяющие открытые площадки между деревьями. Это впечатляло даже древнего Тира, каким был Нанон, и он разделял благоговение, которое, вероятно, испытывали здесь люди. На землях, населенных людьми, не встречалось ничего подобного, шпили Ро Тириса и соборы Ро Арнона по сравнению с творениями доккальфаров казались грубыми и уродливыми.

На древнего Тира почти не обращали внимания, пока он пересекал открытое пространство. Несколько Тиров приветственно ему кивнули, другие посматривали на него с выражением, напоминающим благоговейный ужас, но его никто не остановил, пока он шел к противоположным рядам, где находились остальные люди.

Рам Джас сидел между Далианом Охотником на Воров и Кейлом Гленвудом. Каресианец не желал бояться развернувшейся перед ним странной сцены, а скромный мошенник пытался не смотреть на то, чего не мог понять. Нанон послал всем трем людям самую теплую и обнадеживающую из своих улыбок и сел перед ними.

— Привет, остроухий, — произнес Рам Джас, протягивая руку своему старому другу.

— Я надеюсь, тебя это не утомляет, человек-кирин, — ответил доккальфар. Он с энтузиазмом пожал руку Рам Джасу, затем попытался точно так же поприветствовать Далиана и Гленвуда.

— Я не буду, если ты не возражаешь, — ответил каресианец, верный своему холодному нраву.

Нанон улыбнулся и снова подумал, что ему нравится Черный воин. Мошенник из Лейта пожал доккальфару руку, но, похоже, сделал это, не особо задумываясь.

— Не волнуйся, человек из народа ро, — сказал Нанон Гленвуду. — Странные впечатления расширяют кругозор… и ты к ним привыкнешь.

— Что? — спросил Кейл с выражением крайней растерянности на лице.

Рам Джас успокаивающе похлопал спутника по плечу.

— Просто не обращай на него внимания, Кейл, ты никогда к такому не привыкнешь. Тебе лучше смириться с этим.

— Можно я напьюсь? — спросил человек ро.

Рам Джас покачал головой. Кирин и сам часто жаловался на то, что доккальфары не понимают алкоголя.

— У них есть чай, — заметил он. — Не то же самое, но можно притвориться, будто это спиртное.

Далиан Охотник на Воров, менее, чем Рам Джас, склонный к пустой болтовне, подался вперед и вмешался в разговор.

— Я уже устал ждать, — произнес он серьезно. — Мы теряем время. Мы же согласились, что этот человек… — он махнул рукой в сторону наемного убийцы, — должен попасть в Ро Вейр и убить Саару Госпожу Боли.

— Я все еще здесь, Далиан, — тихо напомнил Рам Джас, которому не понравилось, что его назвали «этот человек».

— Тихо, мальчишка, — рявкнул каресианец, и кирин съежился под его гневным взглядом.

— Прости, Далиан, — ответил Рам Джас, словно наказанный ребенок.

Охотник на Воров снова повернулся к Нанону.

— Чего они ждут? В это самое время Псы уничтожают лес.

Нанон улыбнулся настолько по-человечески, насколько мог.

— Они созерцают присутствие Тени — его, — он указал на Уту, который тихо сидел среди обитателей леса, не замечая, какое воздействие он оказывает на доккальфаров. — Он гораздо важнее, чем этот человек-кирин.

Далиан пристально смотрел на Нанона, и обитатель леса смутился, понимая, что за всю долгую жизнь он очень мало провел времени с последователями Джаа. Похоже, они жили в постоянном страхе, пытаясь достичь той степени божественного ужаса, которую требовал от них Огненный Гигант.

— Меня не волнует древняя кровь, — ответил Далиан. — Меня заботит Каресия и Джаа… и убийство Госпожи Боли.

Нанон встретил пристальный взгляд Черного воина и наклонил голову, смущенный тем, что Далиану, очевидно, нужно было постоянно наводить страх на окружающих.

— Все, кто здесь присутствует, уважают Джаа так же, как и ты. Он подарил нам способность к воспламенению после смерти, чтобы мы больше никогда не порождали Темных Отпрысков, — это были искренние слова, и Охотник на Воров оценил их по достоинству.

— Но вы не народ Джаа, — заметил Черный воин.

Нанон пристально смотрел на упрямого человека из Каресии, стремясь найти с ним точки соприкосновения. Древний Тир знал: ему нужно провести с Далианом больше времени, чтобы по-настоящему его понять. Он также знал, что все пятеро людей были чрезвычайно важны — кто-то из них больше, чем другие, но у каждого имелась своя роль в Долгой Войне. Даже у мошенника из Лейта, который находился на грани обморока, было предназначение — хотя Нанон еще не ведал, какое именно.

За его спиной начали вставать с мест собравшиеся доккальфары — значит, их долгая медитация подошла к концу. Нанон приложил палец к губам, показывая людям хранить молчание. На другой стороне зала собраний Ута и Рэндалл с нетерпением ждали речи Витара. Рам Джас и его спутники сидели более спокойно, Далиан и Гленвуд брали пример с легкомысленного кирина.

Витар Ксарис заговорил первым, хотя он был не самым древним и не самым мудрым из присутствующих шаманов. Рядом с ним сидел Витар Лот, доккальфар почти столь же древний, как и Нанон, известный и под другим именем — Отец Деревьев. Он заявлял, что посадил первый куст Тропы Фелла. Скорее всего, это не было правдой, но немногие доккальфары осмелились бы оспорить слова старого шамана.

Ксарис отступил от своего деревянного трона и произнес низким властным голосом:

— Мы приветствуем детей рода человеческого на Тропе Фелла… мы просим их уважать наше всегда, как мы уважаем их сейчас.

Он выпятил подбородок и выпрямился в полный рост. Он был выше семи футов и более худощав, чем любой представитель мира людей.

— Мы находимся в обществе того, кого мы любили, и в объятьях теней, которых послали нам.

Слова звучали сухо и формально.

Витар Ксарис говорил медленно, и его долгие, затянутые фразы эхом отдавались в зале для собраний. Он рассуждал о злобных колдуньях — хотя ничего полезного о них не знал. Он твердил о необходимости противостоять Мертвому Богу — но его слова не несли в себе убежденности. К тому времени, когда Витар обратился к потомку древней крови, сидящему среди них, Нанон уже начал сердиться. Он редко испытывал это чувство, и оно показалось ему очень неприятным.

— Тень, — произнес Витар Ксарис, жестом указывая в сторону Уты, — наше величайшее оружие, и его следует укрывать в Фелле так долго, как только возможно… он будет терпеть, как мы терпим.

Еще одна долгая пауза — и Ксарис вернулся на свое место.

— Сейчас мы будем медитировать, чтобы понять, как ответить на предстоящую угрозу.

Все доккальфары склонили головы и последовали совету Витара. Нанон разочарованно надул щеки, и люди повернулись к нему с вопросительными взглядами.

— Я терпелив, Нанон, — шепотом заметил Рам Джас, — но это становится опасным.

Старый Тир не мог с ним не согласиться, а быстрый взгляд на Уту показал, что и «древняя кровь» думает о том же самом. Нанон неохотно поднялся и приготовился прервать медитацию.

— Что ты делаешь? — спросил Рам Джас, понимая, насколько грубым может показаться вмешательство Нанона.

— Я не хочу положить свою жизнь на «мы будем терпеть», — ответил доккальфар, весело хлопая кирина по плечу. — Я собираюсь оскорбить некоторых своих соплеменников.

Он поднялся, и ему снова стало немного неловко от того, насколько низкого роста он был по сравнению с другими обитателями леса. Выше шести футов, он превосходил ростом всех присутствующих людей, кроме Далиана, но для Тира он был мелковат. Рост стражей, охраняющих людей, превышал семь футов, а у некоторых из стражников — и того выше, и они нависали над низкорослым Наноном. Они взялись за рукояти тяжелых мечей в форме листьев в церемониальном приветствии.

Спустившись на несколько рядов вниз, Нанон прокашлялся, изображая человеческий способ привлечь к себе внимание. Сидящие доккальфары все как один медленно склонили головы, прерывая медитацию.

— Нанон, тебе еще нельзя говорить, — хрипло прокаркал Витар Лот, Отец Деревьев.

— Я не спрашивал разрешения, — возразил Нанон. Он прошел мимо стражников и выступил в центр зала. — Я буду говорить.

Витар Ксарис выглядел обиженным и уже хотел что-то сказать, но его остановил Лот, подняв руку. Отец Деревьев напряженно вглядывался в Нанона узкими черными глазами. Он не наклонил голову и, казалось, оценивающе смотрел на низкорослого Тира. Нанон не мог почувствовать мысли Витара и знал, что это ограничение обоюдное. Они были самыми древними существами на Тропе Фелла, поэтому в общении им придется довольствоваться только словами — привычные способности к сопереживанию и предчувствию использовать друг на друге они не смогут.

— Когда мы встречались в последний раз, Оборотень? — спросил Лот. — И как поживает твоя пара?

Нанон выступил вперед, чувствуя себя несколько беззащитным под взглядами стольких черных глаз.

— Я уже много лет не видел Джасн. Надеюсь, с ней все в порядке, — ответил он, молча радуясь, что относительно недавно удосужился вспомнить ее имя. — Думаю, мы с тобой встречались три… или четыре столетия назад.

Люди стали недоверчиво перешептываться, когда Нанон открыл, что его истинный возраст был гораздо больше, чем они могли себе представить. Рам Джас просто улыбнулся. Нанон подмигнул ему.

— А теперь ты стал солдатом Долгой Войны, — продолжил старый Витар, наклонившись вперед, желая лучше рассмотреть человеческую одежду Нанона и его длинный меч народа ро. — В землях людей… Неужели ты так легко бросил свое всегда?

Нанон усмехнулся и посмотрел по сторонам. Сотня доккальфаров, похоже, была согласна с едким замечанием Лота.

— Ты старый дурак, — произнес он беззаботно, и десятки других Тиров крепче ухватились за мечи и выпрямились. — Пока мы будем сидеть тут и медитировать, мы намедитируем себе смерть в ближайшие дни.

Он перестал улыбаться и выпятил грудь, напоминая им, кто он такой.

— Очнитесь! — прокричал он. — Вы слишком долго спали.

Он отвернулся от сидящего Витара и обратился к остальным обитателям леса. В зале собралось около сотни Тиров, а множество доккальфаров наблюдало за собранием снизу.

— Мы не будем терпеть… не так, как сейчас… мы умрем, и новые Темные Отпрыски прорастут из наших тел. Наши леса сгорят, и восстанет Мертвый Бог.

— Молчи, Тир Нанон! — приказал Витар Ксарис.

— Заставь меня, — парировал Нанон с неожиданной яростью. — Рам Джас, выйди сюда.

Он жестом подозвал сидящего кирина, который немного неловко поднялся с места и вышел в середину собрания.

— Извините, — произнес он, глядя на бесстрастное лицо восьмифутового воина-Тира.

Нанон ухватил его за плечо и вытащил на середину открытого пространства рядом с собой.

— Это Рам Джас Рами, Темная Кровь. Он может убить злобных колдуний.

Затем Нанон махнул рукой в сторону мощного альбиноса, сидящего слева.

— Ута, подойди сюда, пожалуйста.

Потомок древней крови оказался менее послушным, чем Темная Кровь: встретился взглядом со своим оруженосцем и только потом медленно поднялся с места. Ута не сводил глаз с киринского наемного убийцы.

Ему не пришлось никого просить уступить дорогу. Все доккальфары без возражений уходили с его пути, и он осторожно спустился туда, где стояли Нанон и Рам Джас.

— Только побыстрее, иначе Рэндалл и я найдем другое место, чтобы переночевать, — произнес Ута. — Но сперва я сломаю этому кирину шею.

— Мне? Да что я такого натворил? — спросил Рам Джас с деланым выражением невинности на лице.

— Хватит! — вмешался Нанон, стиснув зубы. — Это Ута Тень, последний потомок древней крови Теневых Гигантов. — Он помедлил. — Вы можете не любить меня, можете желать, чтобы ваш маленький безопасный мирок пребывал в терпении… но эти два человека — солдаты Долгой Войны, и сейчас мы впустую тратим их время.

— Мы будем терпеть, — произнес Витар Лот, положил руку на грудь и церемониально склонил голову. — И медитировать на тех, кого мы любили.

— Тогда я выступлю против вас, — заявил Нанон. — Я пойду сражаться с врагами… я пойду сражаться с Темными Отпрысками… Может, я даже убью нескольких из них до того, как они убьют меня, а может, и нет. — Он слабо улыбнулся Рам Джасу и Уте, затем тихо добавил: — Но я не могу больше терпеть. Я подожду один час, чтобы те, кто захочет ко мне присоединиться, заявили о себе.

С рычанием Нанон отвернулся от шаманов-Витар и вышел из зала.


Нанон не был человеком, и ему понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться. Когда доккальфар искренне разгневан, его гнев настолько сильный и упорный, что отказывается утихать, пока причина его ярости не окажется полностью уничтоженной или дело не уладится. Так как ни то, ни другое не было возможным, он предпочел забраться на высокую ветку дерева и ждать. Час, данный им своему народу, был своего рода ультиматумом, а к ним не привыкли обитатели леса. Даже те Тиры, которые мечтали к нему присоединиться, находили идею об ограничении времени очень странной. Под ним, у основания винтовой деревянной лестницы, в тишине и невозмутимости стояли несколько десятков воинов-доккальфаров.

Каждый из них вооружился листовидными клинками и мешками с черной бородавкой, укрепленными на деревянном пластинчатом доспехе. Все они были молоды и согласились: медитация приведет только к тому, что они увидят, как убивают их сородичей и уничтожают леса. Это несколько успокоило Нанона, однако он все равно хмурился, когда к нему подходил очередной новобранец и просил разрешения присоединиться к битве. Рам Джаса и остальных людей закрыли на высоком балконе. К большой досаде Уты, им не дали права его покидать. Нанон не собирался позволять им участвовать в бою против Псов и Темных Отпрысков. Древняя кровь и Темная Кровь были слишком важны, чтобы бросать их на защиту Фелла. Когда он поведет свое войско на запад, Ута отправится на юг, а Рам Джас — на север. Если повезет, они будут далеко и не смогут убить друг друга. Далиан вернется в Ро Вейр и подготовит почву для убийства Саары Госпожи Боли. Рэндалл и Гленвуд будут сопровождать Уту и Рам Джаса.

— Почему все постройки здесь вертикальные? — спросил Рам Джас, неожиданно появившись сверху. — Вам что, смертельно опасно жить на плоской земле?

— Это не мое поселение, — ответил Нанон. — Я понятия не имею, почему Стражи Фелла так делают.

Киринский наемный убийца плюхнулся на толстую ветку рядом с Наноном и протянул ему кружку с горячим крапивным чаем. Старый обитатель леса слабо улыбнулся, взял кружку, поднес ее к лицу и вдохнул освежающий аромат.

— Ты все еще злишься? — спросил Рам Джас.

Нанон кивнул, устало вздыхая.

— Я слишком стар для всего этого. Иногда неплохо было бы просто сесть и помедитировать. Но у меня есть обязанности.

— Как и у всех нас… — торжественно ответил Темная Кровь. — Я, ты, Ута, Далиан… отдых — это не для нас, разве не так? — Нанон почувствовал: кирин пытается каким-то образом найти у него утешение.

— Я не могу дать тебе то, что ты ищешь, человек-кирин. Я не могу сказать тебе, что все будет хорошо.

Он склонил голову и на секунду прикрыл глаза, позволив своему разуму ощутить смятение наемного убийцы. Разум Рам Джаса наполняли давние тревоги — в основном связанные с его дочерью. Еще он беспокоился о своих друзьях, Бромви и Аль-Хасиме. Забота об их благополучии помогала кирину чувствовать твердую почву под ногами, в то время как он сам оказался вовлечен во множество событий, которых не понимал.

— Хотел бы я сам знать, что произойдет, Рам Джас, но я не знаю… будущее — темная бурда в чашке слишком крепкого чая.

— Мудрые речи… очень мудрые, — ответил Темная Кровь. — Бесполезные, но мудрые.

— По крайней мере, у тебя есть свой путь, человек-кирин, — сказал Нанон, попытавшись улыбнуться. — И по крайней мере, ты принял свою суть. Ута более противоречив.

— Но только не насчет меня, — возразил Рам Джас.

— Если бы ты знал, кто он такой, — ты все равно убил бы его друга? — спросил Нанон, уже предугадывая ответ.

— Ага, хотя, возможно, я бы после этого извинился. Не вина Уты, что все Пурпурные священники такие мрази.

Лицо Рам Джаса расплылось в широкой улыбке. Нанон очень ценил дружбу с этим странным человеком-кирином.

— Ута Тень… — Доккальфар произнес имя с замешательством, будто не мог поверить, что потомок древней крови еще жив. — У него самый трудный путь из нас всех.

Рам Джас нахмурился.

— Да ладно. Куда же он направляется?

Нанон улыбнулся и сделал большой глоток освежающего напитка.

— Ты мне не поверишь, если я расскажу. Сам он точно не поверит. Вот почему я ему ничего не говорил. Я думаю, кто-то… или что-то другое должно стать его проводником.

Кирин помотал головой.

— Ты хоть раз в жизни можешь ответить прямо? — спросил он.

— Могу. Просто предпочитаю так не делать, — кивнул Тир. — Моя беда в том, что Ута меня не знает, у него мало причин мне доверять. С тобой, по крайней мере, у меня есть какая-то степень доверия.

— Ты знаешь, что я тебе доверяю. Благодаря тебе у меня есть левая рука и катана. — Рам Джас говорил от всей души. — Ну так куда направляется Призрак?

Нанон повернулся лицом к другу и поднял брови, подчеркивая важность того, что он собрался сказать.

— Он — последний потомок древней крови, последний из тех, кто может дотянуться до чертогов за пределами мира. Он отправится в Орон Каа в Дальней Каресии.

— Что это за место — Орон Каа? — спросил кирин.

— Что-то вроде монастыря, — ответил Нанон. — В нем проходят обучение злобные колдуньи. Туда же нисходил последний Огненный Гигант… там есть лестница… лабиринт… и страж… это очень сложно объяснить.

Рам Джас нахмурился, пытаясь разобраться в том, что ему рассказали. Нанон чувствовал его замешательство, и оно неприятно напомнило ему, как трудно будет объяснить то же самое Уте. Понятие чертогов за пределами мира тяжело воспринималось людьми, но даже сама идея о путешествии туда могла свести многих из них с ума. Нанон надеялся, конечно, что Ута, будучи необычным человеком, сможет понять предстоящую миссию, — даже если он не совсем способен постичь путь к ней.

— Он поймет, когда окажется там, — сказал Нанон, по большому счету самому себе. — А его оруженосец поможет ему сохранить рассудок во время путешествия.

— Это большая ответственность для молодого парня, у которого рука дрожит, когда держит меч, — возразил Рам Джас.

— Я видел, как он сражался с кучей наемников, и руки у него отнюдь не дрожали. Сердце у него храбрее, чем у тебя или меня, человек-кирин.

Нанон питал слабость к Рэндаллу. Ясный ум юного оруженосца не допускал и тени сомнений. А еще он был чрезвычайно предан своему хозяину, и это тоже многого стоило.

— Давай не будем больше говорить про Призрака и его мальчишку, — сказал Рам Джас. — Что насчет меня и Кейла… и Далиана?

Нанон обнаружил себя в неуютной для него роли старого мудрого наставника. Он не был лидером, просто древним доккальфаром, знающим больше, чем желал бы знать.

— Тебе никогда не требовалось мое разрешение или совет, человек-кирин, — сказал он сухо. — Кейл остается с тобой, Далиан отправляется в Ро Вейр… он понадобится тебе, когда ты займешься Госпожой Боли. Она опаснее, чем все остальные колдуньи, вместе взятые.

Наемный убийца ухмыльнулся и стал больше похож на прежнего себя в первый раз с того времени, как Нанон спас его в Лейте. Он опустил взгляд на пальцы своей левой руки.

— А ты отправишься встретить свою смерть в битве против десяти тысяч Псов и кучи Темных Отпрысков?

— Меня не так-то просто убить, друг мой, — ответил Нанон, уверенный в том, что ему не суждено погибнуть при защите Фелла. Он припомнил еще один нюанс и перенесся мыслями к лорду Бромви Черному Стражу, ожидающему в Ро Канарне, далеко на севере.

— И следи за Красным Принцем, — произнес он загадочно. — Я думаю, он очень важен… несомненно важен для Бромви и Тор Фунвейра.

Рам Джас разразился смехом, отчего собравшиеся внизу Тиры посмотрели на него и наклонили набок головы.

— Ты самый тупой ублюдок из всех, кого я знаю… а я льщу себя надеждой, что разбираюсь в том, как быть тупым ублюдком.

Кирин дружески хлопнул Нанона по плечу.

— Никогда не понимал, почему вам, людям, нужно бить друг друга, чтобы показать свое расположение. Рукопожатие — это я понимаю, но вот драться? — Обитатель леса выглянул вниз. — Все в порядке, — заметил он. — Он не собирается на меня нападать.

Ожидающие внизу Тиры вернулись к своему спокойному созерцанию. Рам Джас, тихо посмеиваясь про себя, не стал расспрашивать о Красном Принце, кем бы тот ни был.

Снизу послышались удивленные вздохи Тиров. Сквозь толпу пробирался гигантский доккальфар с перекинутым за спину большим луком. Его не было в зале для собраний, и Нанон не узнал его. Пока он поднимался наверх, Нанон ощутил имя обитателя леса. Его звали Тир Диус, другие доккальфары знати его под именем Дневное Небо, и Нанон почувствовал в огромном древнем воине великие запасы силы.

— Для меня честь повстречать тебя, Дневное Небо, — произнес Нанон с настороженной улыбкой.

Диус снял лук и, скрестив ноги, уселся на верхней ступеньке, чуть ниже Нанона, и уважительно склонил голову.

— Для меня это большая честь, Оборотень, — произнес он с уважением. — Я принес вам два подарка… вот первый.

Он передал смущенному Рам Джасу большой лук.

— Его зовут Читающий Небо, и он будет верно служить тебе, Темная Кровь.

Кирин посмотрел на своего друга и пожал плечами.

— Э-э… спасибо. Похоже, это хороший лук.

— Он лучше, чем любой лук, изготовленный людьми, — ответил Дневное Небо без тени высокомерия. — Стрелы из него летят прямо и точно в цель.

— А второй подарок? — спросил Нанон.

— Второй дар — моя жизнь, Оборотень… я посвящаю ее тебе, Долгой Войне и тем, кого мы любили. — В голосе его слышалась глубокая грусть и убежденность в своих словах, и то, что он позволил Нанону это почувствовать, было демонстрацией великого доверия.

Улыбнувшись, Нанон сгруппировался и спрыгнул с ветки, приземлившись перед собравшимися Тирами. Около сорока доккальфаров торжественно обещали ему помочь защитить Фелл. С приходом Тир Диуса Нанон почувствовал, что пора начинать.

— Приветствую! — сказал он радостно. — Мое имя Тир Нанон. Меня называют Оборотнем из Сердца, и я отправляюсь сражаться… — Он посмотрел вниз на лица собравшихся воинов и узнал Тир Эктеля, Тир Васира и других, чьи имена ему были пока незнакомы. — Враги превосходят нас числом, и многим из нас суждено умереть, — продолжил он, — но я обещаю каждому из вас, что буду идти впереди всех и не потребую от вас большего, чем собираюсь сделать сам.

Он ненадолго замолк, глянув на кирина.

— Нас сорок — против десяти тысяч… не говоря уже о Темных Отпрысках, но мы знаем эту землю, эти деревья и можем действовать скрытно, не подставляясь под удар…

Он улыбнулся еще шире, чем раньше, и заключил:

— Если мы не будем ошибаться — то сможем победить.


В лесах Фелла была особенная атмосфера. Нанон каждые несколько миль закрывал глаза, чтобы прочувствовать текстуру, аромат и вибрацию деревьев. Неровную землю покрывали упавшие стволы и обманчиво колючие кустарники, из-за чего было тяжело быстро передвигаться по лесу. Ни прямых дорог, ни хорошей видимости — пока не заберешься на холм или дерево. Они, растянувшись длинной цепочкой, неслись через Фелл по направлению к Псам и Темным Отпрыскам.

Нанону казалось необычным, что они сами должны активно искать этих монстров. Он точно не знал, почему не боялся их, но был уверен: у него получится постепенно передать свою храбрость остальным доккальфарам, и они смогут противостоять постоянно нарастающему ужасу.

— Мы ведь уже близко? — спросил Тир Диус с дерева.

— Так и есть, — ответил Нанон. — Псы будут под воздействием наркотиков и заклинаний. Они не испугаются Темных Отпрысков. Первыми мы повстречаем каресианцев.

По обеим сторонам от него ряд Тиров растянулся по глухому лесу. Каждый из доккальфаров нес мешки с черной бородавкой и тяжелые короткие луки, изготовленные специально для битвы на малом расстоянии. Большинство на каждом бедре носило по тяжелому лезвию в форме листа, хотя у нескольких воинов были двуручные мечи, а сам Нанон все еще пользовался длинным мечом, который он забрал из Ро Канарна.

Он поднял руку, подавая сигнал идти вперед. В полной тишине сорок обитателей леса пробирались через густой подлесок. Несколько из них присели под низкими ветвями, немного обогнав остальных, и играли роли наблюдателей и разведчиков.

— Оборотень, — шепотом обратился к нему Диус через десять минут, — впереди люди… разведчики, около пятидесяти воинов.

Нанон снова поднят руку и жестом приказал войску остановиться и найти укрытие. Обитатели леса мгновенно растворились в подлеске. Старый Тир медленно продвигался вперед, опустив длинный меч ближе к земле. Пока они ждали, сквозь гущу деревьев до их чувствительных ушей донеслись жалобные голоса. Нанон увидел группу людей, они обрубали лианы и ветви ятаганами, пытаясь пробиться сквозь густой подлесок. Они не старались вести себя тихо. В поле зрения старого Тира группы солдат дробились на хаотичные пятна черного металла. Они носили латные доспехи без признаков отличия или индивидуальности и закрытые невыразительные шлемы.

Нанон улыбнулся, когда увидел, с каким трудом каресианцы пробираются через леса доккальфаров. Несмышленые дети, они еще не переросли свое варварское прошлое. Не то чтобы они были хуже людей ро, но Нанон в принципе с трудом принимал непреклонность последователей Джаа. Этих мужчин и женщин приговорили к смерти в рядах Псов за их преступления. Возможно, им повезет умереть от его руки, а не от какой-нибудь болезни или передозировки наркотиков.

Когда все Псы оказались в пределах видимости, Нанон вышел из-за дерева и поднял руку. Воины Каресии заметили его и застыли в ошеломлении, когда увидели, что низкорослый обитатель леса им улыбнулся. А затем Нанон опустил руку.

Из подлеска полетели стрелы, они со свистом неслись мимо стволов деревьев и зарослей кустарника и втыкались в тела Псов. Стрелы из тяжелых луков легко проламывали доспехи, и половина захватчиков погибла, даже не успев вскрикнуть.

— Убить их! — провизжал человек, нашаривая рукоять ятагана.

Из-за деревьев просвистела стрела — Тир Диус попал тому, кто кричал, прямо в горло. Доккальфары быстро перезаряжали луки, и уже второй залп ударил по разведчикам Псов. Нескольких человек, оставшихся в живых, прикончили обитатели леса — они спрыгнули сверху с низких ветвей деревьев и эффективно поработали своими листообразными клинками.

— Все люди мертвы, Оборотень, — доложил Диус с дерева и проворно перезарядил короткий лук, балансируя на тонкой ветви.

— Изумительно, — ответил Нанон с человеческой ухмылкой. — Значит, пора двигаться дальше?

Доккальфары ускорили шаг. Нанон полагал, что не больше чем за час они доберутся до войска Псов. Где затаились Темные Отпрыски, оставалось загадкой. Возможно, вместо того чтобы буйствовать в Фелле, чудовища отправились на равнины Лейта.

— Оборотень, впереди признаки огня, — произнес Тир Диус через час.

Нанон приказал остановиться, и хозяева леса с готовностью пригнулись к земле. Спереди к ним медленно приближались клубы дыма. Вместе с дымом летели несколько горящих углей, и Нанон почувствовал великую боль от потери стольких деревьев. У доккальфаров по обеим сторонам от него на лицах были написаны гнев и чувство потери.

— Подождите немного, — прошептал Нанон, закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь распространить спокойствие на своих соратников-доккальфаров. Ему требовались воины, способные сосредоточиться и совершить быстрый ответный удар.

Затем до его ушей донесся оглушающий звук, и из клубов дыма на него вылетел ствол дерева. Нанон пригнулся как раз вовремя, и бревно рухнуло в кусты за его спиной.

— Темный Отпрыск! — проревел Тир Диус с дерева в то самое время, как к линии доккальфаров протянулось щупальце. Из дыма показалось чудовище, и войско Нанона отпрянуло от него и укрылось между деревьями. Поверхность новорожденного Темного Отпрыска была глянцево-черной, не похожей на кору более старых темных деревьев. Два его щупальца прочно опирались на обугленную землю, и оно передвигалось нелепыми волнообразными толчками. Остальные конечности болтались в воздухе, выворачивали с корнем деревья и бросали их вперед.

Доккальфары тяжело дышали, им хотелось немедленно сбежать от чудовища, насылающего безумие, но они пытались сопротивляться этому желанию. Темный Отпрыск никак не влиял на Нанона, и Оборотень улучил момент внимательно рассмотреть монстра. Чудовище, похоже, не заметило спрятавшихся обитателей леса, и его протяжный рев, скорее всего, был свойственным ему звуком, а не боевым кличем. Нанон не обнаружил у него глаз, но тонкие щупальца, исходившие из пасти, ощупывали воздух вокруг и давали существу представление о том, что его окружает.

— Хорошо, значит, ты не можешь видеть, — пробормотал Нанон, дотянувшись до своего лука, и вытащил из колчана на спине стрелу с черной бородавкой.

Он резко выпрямился и прицелился. До Темного Отпрыска было не больше десяти футов. Быстрый взгляд по сторонам показал, что другие обитатели леса боролись со своим страхом и пытались натянуть тетиву на луках. Один или двое из них, хоть и очень тихо, начали произносить слова «жрец и алтарь».

— Эй! — крикнул Нанон чудовищу с щупальцами, которое стояло прямо перед ним. — Это наша земля! Тебя здесь не ждали.

При этих словах Темный Отпрыск встал на дыбы и кинулся к Нанону. Доккальфары повернулись за ним. Хотя они все еще колебались, было видно: храбрость их лидера начала постепенно передаваться им.

Нанон ухмыльнулся при виде атакующего чудовища и спустил тетиву, посылая стрелу со взрывчаткой прямо тому в пасть. Тир Диус и Тир Васир тоже выстрелили черной бородавкой. Чудовище оглушительно завизжало, подпрыгнуло в воздух — и серия взрывов разорвала его на части. Оно погибло не сразу, и пронзительный вой продолжался, пока темное дерево с иссохшим и развороченным стволом не укоренилось в земле и не застыло на месте.

— Не мой жрец и не мой алтарь, — дерзко заявил Нанон.

— Один убит, — пробормотал Дневное Небо с ветки сверху, он не отрывал взгляд от темного дерева.

— Их там, должно быть, сотня, — ответил Нанон, наклонив голову. — Но они умирают, как и все живые существа.

Затем он обратился к собравшимся доккальфарам.

— Вы видите… — начал он чистым, громким голосом. — Они могут умереть… они могут умереть, и они умрут… Джаа подарил нам огонь, и с помощью него мы одержим победу.

Он знал — чем дольше его войско пробудет с ним, тем устойчивее они станут против беспокойного воздействия Темных Отпрысков.

— Мы останемся здесь, на границе леса, и заставим их прийти к нам, — объявил он, указывая на последний ряд деревьев, за которым начиналась выжженная земля. — Каждый разведывательный отряд Псов, посланный в Фелл, умрет так же, как и первый. Они не дойдут до Тропы и больше не схватят ни одного нашего соплеменника.

Нанон знал — это была авантюра. Они не могли сражаться с Псами и Темными Отпрысками на равнинах Лейта, и если они останутся в лесу, они рискуют оказаться мишенью для горящих снарядов. Нанон ставил на то, что Семи Сестрам нужны пленные, а не мертвые и сгоревшие доккальфары, поэтому рано или поздно воины должны были прекратить уничтожать деревья и пойти на штурм Фелла.

Глава одиннадцатая Ута Призрак в лесу Фелл

Он лежал в гамаке доккальфаров и видел сны. Ему снилось, что он летит сквозь облака над горами. Снилось, что земля внизу превратилась в точку, цветной фактурный гобелен вне его досягаемости, ускользающий и полузабытый. Он ощущал больше, чем обычный человек. Он влетал в высокие тени от горных пиков и грохочущие тучи — и вылетал из других теней, отдаленных или близких, но все они оказывались покорны его воле.

Он чувствовал покой от уединения. Или это просто эйфория от грандиозности увиденного? В любом случае, ветер омывал кончики его пальцев и ерошил белоснежные волосы. Он больше не человек, не священник какого-то бога или служитель церкви. Он поднялся над ними, вышел за их пределы, глубоко вздохнул и почувствовал, что сделал первый шаг в начале долгого пути.

— Наслаждайся покоем, потомок древней крови, — произнес гулкий голос из темноты.

Он не удивился. Он чувствовал, что ему ничто не может повредить, пока он плавает среди теней. Он остановил полет и обратился к говорившему, чей голос, казалось, исходит от подножия огромной горы.

— Кто здесь? — спросил он.

— В этом месте у меня нет ни имени, ни формы, древняя кровь, — эхом прокатился через облака ответ. — Я память, след, отзвук.

Ута позволил себе просто скользить к горе. Единственная вершина поднималась от бесконечной каменистой равнины и была увенчана снежной шапкой. Полностью подчиняя себе окрестные тени, он летел через темные облака, чтобы приземлиться у подножия горы. Покалывание в пальцах ослабло, Ута почувствовал камни под босыми ногами и увидел перед собой грубое каменное сооружение — может, естественное, а может, искусственное. Оно напоминало первобытный алтарь — плоскость на возвышении, обрамленная серповидными скальными образованиями, слегка утопленная в горе. Когда Ута подошел к нему, рядом никого не было видно.

Ута заметил, что на нем нет ни доспехов, ни оружия, но он не чувствовал себя неподготовленным или в опасности. Он был босой, одетый лишь в коричневую робу, и, когда от ветра ткань заворачивалась и хлопала, руки и ноги тоже омывались воздушным потоком.

— Я Ута из Арнона, — сказал он, склонив голову. — И это мой сон.

— Неужели? — гулко ответил голос.

Теперь, когда собеседник оказался ближе, потомок древней крови мог распознать странную особенность голоса. Слова звучали как-то резко, будто говоривший не привык общаться с людьми и ему приходилось сосредоточиваться на речи, чтобы его поняли.

— Если ты не скажешь мне, кто ты такой, может, хотя бы поведаешь, что ты такое? — спросил Ута, сделав шаг к зубчатому алтарю.

— Я ничто… меньше, чем ничто… и больше, чем ничто. — Говоривший издавал странные чирикающие звуки между каждым словом.

Ута улыбнулся, услышав загадочный ответ.

— Если бы я не спал, я бы сказал что-нибудь язвительное и умное, — сказал он.

— Если бы ты бодрствовал, то не смог бы меня увидеть, древняя кровь… но в чертогах за пределами мира я такой же бестелесный, как и обитающие там Гиганты.

Ута замолк и отступил на шаг. Оглянувшись по сторонам, он неожиданно открыл для себя величественную перспективу. Перед ним расстилались земли, не принадлежащие людям, и не те страны, куда человек отправляется в своих снах. Его кровь взяла под контроль разум, и он без труда падал в земли, лежащие за пределами мира.

Над ним, распростершись в пропасти Глубинного Времени, нависали чертоги Гигантов. Разум его не мог осознать, что видят глаза, но он знал: бесчисленные боги, полубоги, демоны, духи и другие существа, названия которым он не мог подобрать, заполняют поле его зрения. Дворцы, пещеры, остроконечные башни, бесчисленные, как песчинки на пляже, перетекали друг в друга, словно единое божественное создание, каждое последующее еще более странное и огромное, чем предыдущее: боги без имени и приверженцев, демоны, питающиеся желанием и болью, духи природных сил и все, что между ними. Чертоги из камня, воды, воздуха, теней и смерти, причудливые и непознаваемые, разворачивались перед ним, но Ута Тень не ведал страха. Вместо этого он чувствовал глубокую печаль и нарастающий гнев.

Панорама, развернувшаяся перед ним, связывалась с землями, о которых он помнил, и земли людей были среди них лишь крохотной частью, но чем дольше Ута смотрел на них, тем отчетливей чувствовал: связи с ними оборваны. Гиганты больше не могли влиять на своих последователей, и каждый из них вслепую посылал свой крик в пустоту в надежде, что кто-то услышит. Их голоса были за пределами его понимания, но он знал: каждый из них несет в себе многие века Глубинного Времени. Кто-то взывал к людям, но большинство пыталось докричаться до созданий, для которых Ута не знал имен.

— Ты перенес меня сюда? Почему? — спросил он чуждую сущность.

— Я ничего не сделал. Я просто следовал за тобой во сне. Считай меня своим проводником. — Голос был совершенно нечеловеческий, и по коже Уты поползли мурашки. — Когда ты проснешься, древняя кровь, ты будешь знать свою задачу, — заявил говоривший. — И ты найдешь меня.

Он вдохнул свежий воздух и позволил разуму успокоиться. Кем бы ни было существо, Ута знал: оно не навредит ему. Еще он точно знал, что говорящий рядом, возможно, затаился где-то в лесах доккальфаров и ждет потомка древней крови, готовый обратиться к нему, указать путь и, возможно, чему-то научить. Ему сказали, будто он последний из потомков древней крови и на нем лежит ответственность перед землями людей и перед Богами.

Он никогда не верил в это по-настоящему. Он уходил в свой цинизм, как в раковину, и отдалялся от тех, кто был с ним рядом.

Когда Ута из Арнона, Черный священник Одного Бога, начал просыпаться, он уже знал, кто он такой и кем не является. Он больше не священник. Его путь больше не был путем Одного Бога.

Его путь не смог бы повторить ни один из людей. Он единственный, кто способен дотянуться до чертогов за пределами мира.

Последними призрачными образами его сна стали лестница, лабиринт и страж. Их окутывала пелена тумана, и Ута не мог различить точных очертаний и форм. Вместо этого он почувствовал мощную тягу к ним.

— Дурные сны? — спросил Рэндалл из соседнего гамака.

— Скорее, странные, — ответил Ута с улыбкой, повернувшись к оруженосцу. — Плохие — не то слово… и не сказать, чтобы хорошие.

Рэндалл сел на постели и потер глаза. Его беспокоило, что они должны ждать на Тропе Фелла, пока доккальфары идут на битву, и он рассказал об этом хозяину. Ута гордился желанием оруженосца помочь обитателям леса защитить свое поселение. И только из-за настойчивости Нанона они согласились остаться в стороне и поспать, вместо того чтобы рваться в бой.

— Как долго я спал? — спросил он у оруженосца.

— Часа два, наверное… хотя ты постоянно ворочался, — ответил Рэндалл. — Я поспорил с проходившим мимо обитателем леса, что ты вывалишься из этого дурацкого гамака.

Ута зевнул.

— Ты проиграл, — сказал он почти серьезно.

— Не надо срываться на меня… только из-за того, что ты плохо спал.

Рэндалл улыбался, и Ута был рад видеть оруженосца рядом с собой.

— Какие-нибудь вести от Нанона или Васира?

Оруженосец помотал головой и снова потер глаза.

— Они, наверное, уже настигли Псов, но никто ничего не говорит. Хотя с местными доккальфарами тяжело общаться, и я сомневаюсь, что они сообщат нам, если узнают новости.

— Ну, я полагаю, уже не имеет значения, — сказал потомок древней крови. — Мы все равно скоро покинем это место.

Рэндалл вопросительно поднял бровь.

— Куда мы отправляемся, хозяин?

Ута улыбнулся. Он знал, что оруженосец ему доверяет, но не хотел обременять юношу разговорами о видениях, бесплотных голосах и странных плавающих чертогах за пределами мира.

— Есть кто-то или что-то, с чем нам нужно поговорить.

— А после? — допытывался Рэндалл.

— Морское путешествие, дорогой мой мальчик. Затем долгий путь на юг.

Теперь он знает: здесь кроется какая-то тайна. Достаточно будет сказать, что он проснулся с четким планом в его беспокойном разуме. Лестница, лабиринт и страж. Без сомнения, это и есть их путь.

— Хм, я не это ожидал услышать, — ответил юноша. — Я не могу точно сказать, чего именно я ждал… но точно не этого.

— Поднимайся, у нас много дел. — Ута осмотрел ближайшие гамаки. — Кирин до сих пор где-то поблизости? — У него еще не прошло желание забить Рам Джаса до смерти за убийство Ториана.

— Они ушли около часа назад. Кирин и мошенник из Тириса. Думаю, они отправились в Ро Хейран. Каресианец, Далиан, возвращается в Ро Вейр. — Рэндалл определенно обращал внимание на происходящее вокруг с другими людьми в Фелле. Ута обрадовался, что они все ушли.

— Значит, остались только ты и я, — произнес Ута с широкой дружелюбной улыбкой.

Они выбрались из гамаков, помедлив только для того, чтобы достать свое оружие из удобного узла на дереве. Поселение доккальфаров не было рассчитано на людей, и им пришлось несколько раз спрыгивать с высоты и идти по раскачивающимся дорожкам, пока они добирались до земли.

Большинство доккальфаров находилось в своих деревянных хижинах и местах для созерцания — они, несомненно, сосредоточенно медитировали, чтобы узнать шансы Тир Нанона на выживание. Ута не переоценивал возможности нескольких десятков доккальфаров против тысяч Псов и Темных Отпрысков, но что-то в низкорослом оборотне придавало Уте уверенность в успехе.

— Как думаешь, он превращается только в существ с крыльями? — спросил Рэндалл. Похоже, он следил за ходом мыслей хозяина. — Грифоны, ястребы и все такое?

— Понятия не имею. Впервые я узнал о том, что он принимает разные формы, когда он сбросил кучу черных бородавок на людей Певайна. — Ута раньше не слышал, чтобы обитатели леса обладали такими умениями, и ничего не знал об их ограничениях.

— Кто его знает, — несколько злорадно заметил Рэндалл, — может, он умеет превращаться в кого-нибудь вроде Каменного Гиганта, глядишь, там и раздробит Темных Отпрысков на мелкие кусочки?

Ута рассмеялся, дружески хлопнув оруженосца по спине.

— Пока я не забыл, юный Рэндалл, — нам нужно продолжить твое обучение. Со своим мечом ты приобрел несколько вредных привычек. — Ута указал на меч Большой Клык, который Рэндалл пристегивал к поясу, пока они бродили по Тропе Фелла.

Оруженосец, казалось, слегка обиделся.

— Я все еще жив, хозяин… Думаю, против наемников я выступил довольно хорошо.

— «Довольно хорошо» — это для удачливых фехтовальщиков. Тебе нужно полагаться не на удачу, а на умение. — С тех пор как они ушли из Воя, Ута давал ему уроки почти каждый день, но последние несколько недель их путешествие разворачивалось слишком стремительно, и уроки стали менее частыми.

— Ожидается, что мы будем много сражаться? — спросил оруженосец.

— Наверное… возможно… кто знает? Лучше подготовиться заранее, как ты думаешь? — Ута показал на прогал между деревьями в восточной части поселения. — Мы пойдем вон туда, — сказал он, следуя настойчивому побуждению в глубине его сознания.

— Куда конкретно мы направляемся, хозяин?

— Просто верь мне, — ответил Ута. Сейчас он не хотел ничего объяснять.

Рэндалл изумленно фыркнул.

— Ведите, хозяин… хорошая прогулка среди деревьев — это очень славно.

Потомок древней крови отвесил оруженосцу легкий подзатыльник.

— Хватит наглеть, мальчишка.

— Как скажете, хозяин, — последовал еще более нахальный ответ.

— Знаешь что, Рэндалл? Думаю, ты нравился мне больше, когда был кротким, как овечка, и боялся собственной тени.

— Я постараюсь вернуться к прежнему поведению… если вас это порадует, хозяин.

Рэндалл называл его «хозяином», только когда становился нахальным. Можно было заметить постепенный переход от искреннего уважения к молчаливому подшучиванию, и Ута с каждым днем все больше начинал ценить своего оруженосца.

— Просто заткнись, — рявкнул Ута, прижимая палец к губам, чтобы показать: ему больше не нужны остроумные реплики.

Они спускались по пологому склону, который уходил от основной части поселения, пока среди деревьев снова не проглянуло небо. Весь предыдущий день они провели, прячась в лесу, и сейчас странным казалось выйти на солнце только для того, чтобы вновь скрыться под пологом других деревьев. Здесь было светлее и просторнее, чем на Тропе Фелла, но лес оставался таким же густым и девственным. Тропинок не было, и двум путникам приходилось пробираться через подлесок. Ута следовал в направлении, которое ощутил во время сна.

Склон становился все круче, и они были вынуждены хвататься за ветки и кусты, чтобы удержаться на ногах, пока спускались в глубокую впадину посреди леса. Туда почти не проникал свет, и на глубине стоял неподвижный, затхлый воздух. Они спустились на дно впадины, оказавшись на краю неровного скального образования, окруженного зеленью.

— Мне просто кажется или это место действительно немного зловещее? — спросил Рэндалл, не отставая от хозяина.

— Не уверен, что кто-то из людей хотя бы раз побывал здесь, мой мальчик… похоже, лес нас не любит.

Ута насторожился. Перед ними на поверхности скалы открывались несколько низких входов в пещеры.

— Смотри под ноги, парень, — предупредил он, когда Рэндалл при спуске отчасти пролетел, споткнувшись, отчасти перепрыгнул последние несколько футов.

Ута бросил взгляд на пещеры. Тот же холодок, что он ощущал в своем сне, пробежал у него по спине. Перед ними, частично скрытый зарослями, зиял большой вход в пещеру с толстым слоем прочной паутины, затянувшим отверстие.

— Сейчас достаточно удобное время для истории о том, что рядом с пауками я чувствую себя несколько… забавно? — спросил Рэндалл, явно взволнованный.

— Забавно? — переспросил Ута. — Ты анекдоты им рассказываешь?

— Э-э, нет… я жутко боюсь этих тварей, — ответил оруженосец, капли пота стекали по его лицу, а рука невольно потянулась к рукояти меча.

Ута усмехнулся на его признание.

— Не думаю, будто мы здесь в опасности, — произнес он, обнадеживающе похлопав Рэндалла по плечу.

Только напряжение ослабло, как Горланский паук размером с ладонь соскочил с ближайшего дерева и юркнул в пещеру. Рэндалл подскочил и побледнел так, что почти сравнялся по цвету с альбиносом-хозяином.

— Он же совсем маленький, парень… его легко раздавить, если он подберется слишком близко. — Ута встал между Рэндаллом и пауком.

— Страх — довольно странная вещь, — ответил оруженосец. — Я знаю, отнюдь не все из них опасны. Дело просто в том, что они совершенно бесшумно передвигаются.

Ута снова улыбнулся и мягко убрал ладонь Рэндалла с меча Большой Клык.

— Я не думаю, что он тебе понадобится.

— Мне как-то спокойнее, когда я знаю: мой меч рядом, — ответил Рэндалл. Он мелко дрожал.

По коже потомка древней крови снова поползли мурашки, когда из большой пещеры раздался рокочущий звук. Ута резко повернулся к ней, убедившись, что прикрывает собой Рэндалла. Затем шагнул к пещере.

— Я Ута из Арнона… Ты позвал меня сюда.

Ему не нужно было оглядываться, чтобы знать: его оруженосец трясется от страха — и страх начал передаваться и священнику, когда из пещеры раздался голос:

— Я знаю, кто ты такой, древняя кровь.

Голос был похож на тот, который звучал во сне, но более живой. Однако за словами Ута слышал неприятный скрипучий призвук, и призвук этот не мог исходить от органов речи человека.

Ближе к чуть затененному входу в пещеру из ее глубины показались чьи-то глаза. Спутники ахнули от их количества и от размеров существа, которому они должны были принадлежать. Движения чудовища сопровождались щелкающими звуками, и Ута невольно отступил назад.

— Не бойся меня, древняя кровь, — произнес голос, он плевался и булькал при каждом слове.

— Покажись, — сказал Ута, рука его потянулась к мечу.

— Я надеялся, что ты это не скажешь, — дрожащим голосом заметил Рэндалл.

Из темной пещеры на уровне человеческого роста вытянулась паучья лапа. Толстая и сегментированная, она была покрыта темно-коричневыми волосками. Ута и Рэндалл попятились, встали рядом и в защитном жесте вскинули мечи. Огромная лапа медленно поднялась и одним круговым движением смела паутину, которая прикрывала вход в пещеру.

Ута не сразу понял, что он видит. В темноте пещеры на мерцающий черный хитин ложились многослойные отражения, и, пока чудовище не сдвинулось с места, он считал его не более чем тенью. Сначала появились глаза — причудливые шары из зеркальных черных и серых сегментов, вращающихся на волосатой поверхности головы Горланского паука. Щупальца были покрыты густым мехом и изгибались в разные стороны, когда чудовище вышло на свет. Изогнутые клыки напоминали смертоносные кинжалы, хотя сейчас они были загнуты под щупальца, а не выдвинуты для атаки.

Несколько секунд понадобилось пауку, чтобы полностью выползти из пещеры. Он подобрал ноги под раздутое черное брюхо, из-за чего не удавалось реально оценить его полные размеры, но, без сомнения, Горланский паук размером был не меньше четырех лошадей.

— Я хочу сбежать, — выпалил Рэндалл, у него тряслись руки.

Когда Горланский паук заговорил, для имитации человеческих звуков он использовал щупальца, которые щелкали друг о друга перед его клыками.

— Нет нужды убегать, человек.

Ута, не отрывая взгляда от чудовища, отпихнул Рэндалла дальше за свою спину.

— Просто потихоньку отступай, — шепнул он Рэндаллу, в защитном движении выставив вперед меч.

Горлан разогнул лапы и опустил громадное тело, вытянувшись так, что сразу стал выглядеть в два раза крупнее.

— Опасность вам не грозит, — произнес паук, его слова казались странно чуждыми для слуха Уты. — Я только недавно насытился.

— Почему Горланский паук разговаривает?! — спросил Рэндалл на грани паники. — Как он может говорить? Это же паук!

Ута не знал ответа. Он много путешествовал по землям, населенным людьми, но никогда не слышал ни историй, ни легенд о чем-то подобном. Существо перед ним размерами намного превосходило всех представителей его вида, которых когда-либо видел Ута, но было слишком трудно поверить в то, что оно разговаривает. Если бы существо не приходило к нему во сне, Ута бы уже атаковал его. Но каким-то образом он знал: эта тварь ему не враг.

— Можешь называть меня Рютула, — сказало существо.

— Имя, у него есть имя, — трясся Рэндалл.

— Если у тебя есть что сказать… говори, — произнес Ута, изо всех сил пытаясь оставаться спокойным. Горлан снова согнул и разогнул лапы. — Я разговаривал с тобой во сне.

— Не со мной, — ответил паук по имени Рютула. — Хотя однажды я заговорю с тобой… из чертогов за пределами мира.

Ута не понимал. Голос из его сна называл себя памятью. Потомок древней крови начал ощущать себя маленьким и невежественным под грузом того, чего не знал.

— Ну, пока еще ты не там, — заметил Ута, не опуская меч. — Так что говори.

Горланский паук снова поджал лапы, будто пытаясь казаться менее ужасающим.

— Тебя ждет долгое путешествие, древняя кровь, — сказал Рютула, — в безмолвные земли далеко на юге.

— Я всего лишь человек, — ответил Ута. — Я не могу даже постигнуть значение того, что меня ожидает.

— Ты не просто человек, древняя кровь, — и твое имя говорит об этом.

Ута невольно подавил рвотные позывы при виде вязкой жидкости, вытекающей изо рта чудовища.

— Тебя беспокоит мой вид? — спросил паук.

— Да, да, очень беспокоит, — вмешался Рэндалл, не отрывая выпученных глаз от чудовища.

— Я думал, вопрос предназначался мне, — заметил Ута, стараясь отгородить напуганного до смерти оруженосца от Рютулы.

— Да, прости… все, я заткнулся. — Рэндалл остолбенел от ужаса.

— Чтобы меня напугать, нужно очень постараться, — ответил Ута. — Ты непостижимое существо… но я тебя не боюсь.

Рютула изогнулся, его глаза блеснули, когда луч заходящего солнца проник сквозь лесной купол.

— Ты не должен бояться меня, ведь я буду твоим проводником, — сказал он, издавая при этом нелепые хлюпающие звуки.

Раздражение Уты на обилие того, чего он не мог понять, начало постепенно одерживать над ним верх.

— Мне не нужен паук в качестве проводника. Пригодилась бы карта или кто-то из местных, кто знает, где находится Орон Каа, но паук? Не думаю, что это хорошая идея.

— Не надо его злить, — посоветовал Уте Рэндалл, пригнувшись за его спиной.

— Я уже устал слышать, что я должен и не должен делать, — ответил Ута. — А если я сам вижу свое будущее и в нем есть таверна и женщина?

Горланское чудовище взрыло траву передними лапами и угрожающе обнажило клыки. Ута поднял меч и оттолкнул Рэндалла подальше.

— Только попробуй, паук, — сказал он бесстрашно.

Рютула изогнулся вперед, пока его раздутое черное брюхо не поднялось высоко в воздух, и выставил клыки. Увидев такое, большинство людей бросилось бы прочь со всех ног или упало, оцепенев от страха, но Ута Призрак не принадлежал к большинству. Он шагнул вперед.

— Убери клыки — или я начну отрубать тебе лапы, — прорычал он.

Рэндалл часто дышал и неотрывно смотрел на паука, который нависал над ними. Ута понятия не имел, легко ли убить подобную тварь…

После секундного молчания Рютула убрал клыки и снова опустился на землю, подобрав под себя лапы.

— Прошу прощения, древняя кровь, — сказало чудовище, — но в гневе я не всегда могу себя контролировать.

— Когда ты в гневе? — переспросил Ута. — Что же тебя так разозлило?

— Ты пренебрег моей помощью. Вот что меня прогневало. — Горланский паук низко пригнулся к земле и казался менее страшным. — Представителям моего вида тяжело смотреть на тебя.

Ута чуть не рассмеялся.

— Ты же огромный паук! По сравнению с тобой я должен выглядеть просто прекрасно.

— Ты не понял меня, древняя кровь. Я Горланская Матерь, а не паук, как ты постоянно называешь меня. Мои собратья почитали Теневых Гигантов намного дольше, чем существует ваша раса, и дольше, чем существуют доккальфары. Мы называли их теми, кого мы любили, задолго до того, как деревья Фелла выросли и окрепли. — Рютула попятилась назад и откашляла сгусток молочно-белой, вязкой жидкости. — Приношу свои извинения, мне тяжело говорить на языке людей.

Ута опустил меч.

— Я даже не знал, что у Горланов есть боги, — произнес он с искренним интересом.

— Не те Горланы, которых ты имеешь в виду, — ответила Рютула. — Не у пауков, живущих на землях людей. Они для нас то же самое, что вы — для Гигантов, которым вы поклоняетесь.

— Сколько тебе лет, Горланская Матерь? — спросил Ута.

— Я не понимаю время людей. Ваши годы не имеют смысла для мира и для тех, кто пребывает в долгих веках Глубинного Времени. Ваша раса — точка, пылинка на ткани вечности.

Ута уже сомневался в том, что его предыдущий взрыв эмоций был уместен.

— Я сказала, мне тяжело смотреть на тебя — ведь ты носишь облик Теневых Гигантов, бледную кожу и розовые глаза тех, кого мы любили.

Ута поднял бровь и попытался показаться учтивым.

— Теневые Гиганты были альбиносами?

Рютула чуть было снова не встала на дыбы, но быстро пришла в себя.

— Нет, не альбиносами. Но у них была бледная кожа и розовые глаза. У всех, кто несет в себе кровь Гигантов, есть какие-то уродства. Отметины Глубинного Времени, если тебе так больше нравится. Твоя отметина лучше многих; я видела потомков древней крови с щупальцами вместо рук и с ротовой воронкой миноги вместо головы.

Уте не понравилось, что его альбинизм назвали «отметиной», но он не стал обижаться на манеру речи чудовища.

— У кого из Гигантов были щупальца?

— У Водяных Гигантов. Бесформенных чудовищ, которые очень давно оставили свои чертоги, — ответила Горланская Матерь. — Ты можешь встретиться с ними, если последуешь за мной и заберешься достаточно далеко.

— А если мы не хотим встречаться с чудовищами? — выпалил Рэндалл, все еще прячась за хозяином. — Ну, может, не знаю, сначала несколько месяцев отдохнем и восстановим силы?

— Рэндалл, просто заткнись, — пробормотал Ута, пытаясь сосредоточиться на том, что ему говорят.

— Твой слуга отправится с нами? — спросила Горланская Матерь.

Ута задрал подбородок.

— Он мой оруженосец и друг, но не слуга. Ни мой, ни твой.

Рэндалл посмотрел на хозяина, признательный за такие слова.

— Он пойдет туда же, куда и я, — добавил Ута.

— Это может вызвать трудности, когда мы доберемся до лабиринта, — ответила Рютула, загадочно ссылаясь на отрывок из сна Уты. Он видел лестницу, лабиринт и стража, но изображения расплывались и казались ему бессмысленными.

— Ты можешь привести нас к лабиринту? — спросил он.

— Могу. И приведу, — ответила Горланская Матерь.

Ута поджал губы, размышляя, каким образом гигантский паук может проводить их в Каресию. Рютула, скорее всего, долгие века прожила в Фелле и не привыкла путешествовать по землям людей.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил он, решив быть откровенным. — В карман тебя не положишь.

Он не знал, сочла ли Рютула забавным его замечание, но Горланская Матерь попятилась и еще больше съежилась.

— Если так будет проще… — начала она, медленно уменьшаясь в размерах.

Ута и Рэндалл ахнули. Чудовище растеклось и исказилось, волосы с тела исчезли, а ноги сплавились вместе в причудливую помесь между человеком и Горланом. Несколько секунд спустя на том месте, где стояла Рютула, на земле сидела обнаженная женщина.

— Можете звать меня Рут, — сказала она. — И мне нужна одежда.

Ута и Рэндалл несколько секунд молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать и какие слова сейчас будут уместны.

Женщина, которая была Рютулой, поднялась на ноги, не стесняясь своей наготы. У нее были темные волосы и черные глаза, ничто в ее внешности не напоминало о пауках. Худощавая, с немногими плавными изгибами фигуры, она была все равно достаточно привлекательна. Ута потряс головой и глубоко вздохнул.

— Еще один оборотень, — пробормотал он себе под нос.

— Хозяин, это женщина, — произнес позади него Рэндалл. — Сначала это был большой паук… а теперь это женщина… мне надо присесть на минутку.

— Я не оборотень, древняя кровь. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла странной, угловатой, отчего Уту пробрал озноб.

— А мое имя — не «древняя кровь», — ответил альбинос. — Если предполагается, что нам придется выносить тебя дольше, чем несколько часов, тебе придется привыкнуть к нашим именам. Я Ута, а это Рэндалл.

— Хозяин, — тихо спросил оруженосец, — куда мы собираемся?

Уместный вопрос, и, если не касаться странного сна Уты, на него было достаточно тяжело ответить. Он отвернулся от Рут и положил ладонь на плечо оруженосца.

— Мы отправляемся в Дальнюю Каресию. Там есть лестница, лабиринт и страж. — Он попытался улыбнуться. — А потом — в чертоги за пределами мира.

Рэндалл нахмурился. Он беспрекословно следовал за хозяином и никогда ничего не просил для себя. Но сейчас Ута больше всего на свете хотел бы позволить Рэндаллу прожить обычную, счастливую жизнь.

— Ладно, — наконец произнес оруженосец. — Но перед нашим путешествием мне нужно будет хорошенько напиться.

Эпилог

Рам Джас не любил лошадей. За свою жизнь ему пришлось немало ездить верхом, но он все так же ненавидел огромных, вонючих чудовищ и дурацкие звуки, которые они постоянно издавали.

Над северными равнинами Лейта сгущались сумерки, и уже несколько часов он ехал, оцепенев, на грани сна и яви. Киринский наемный убийца посмотрел на левую ладонь и пару раз сжал и разжал пальцы. Гленвуд, угрюмо следовавший позади на своем коне, часто шутил, мол, Рам Джас — убийца, которого невозможно убить. Рам Джас нахмурился — он и сам понятия не имел, что может его убить. Но сейчас, когда он узнал, что его дочь жива, он начал больше беспокоиться за свою жизнь, чем за все прошедшие годы.

Его прошивали арбалетными болтами, рубили мечами, ятаганами, топорами и кинжалами. Ему никогда не требовалось лечение, и шрамов тоже не оставалось — за исключением раны на плече. Рам Джасу было интересно — можно ли его вообще убить? Кто сможет положить конец его жалкому существованию и тем самым избавит мир от единственного человека, способного убить Семь Сестер?

Он искренне старался задуматься о судьбах мира, но обнаружил, что его действительно заботит только судьба дочери. Если Кейша все еще жива, он горы свернет и перевернет, убьет тысячу человек, лишь бы знать: она в безопасности. Рам Джас хмуро посмотрел на небо и поклялся, он не умрет, пока хотя бы раз не увидит свою дочь.

— Мы возвращаемся в Лейт? — спросил Кейл. Голос его казался более уставшим, чем Рам Джас вообще считал возможным.

— Еще нет, — ответил он. Беседовать ему не хотелось.

— Итак… значит, Ро Хейран? — Гленвуд произнес это очень медленно. Он не мог внятно говорить, и слова, казалось, просто выпадают из усталого рта.

— Красный Принц, — загадочно протянул убийца. — С ним колдунья, которую называют Шильпа Тень Лжи. Ее тоже нужно убить.

— Кто такой Красный Принц? — Голос звучал так, будто его обладатель сейчас свалится с коня.

— Когда Нанон упомянул про него, мне показалось знакомым это имя. Бромви называл Красным Принцем Александра Тириса. Он — родной брат короля и был Красным рыцарем, вот почему он и Красный, и Принц.

— Я о нем слышал, — пробормотал Кейл. — Герцог Хейрана, раньше был вроде генералом.

— Никогда не интересовался, — ответил Рам Джас, — но я верю Нанону, а он говорил, что Красный Принц — важная фигура. Если я убью Шильпу, то освобожу Ксандра Тириса.

Гленвуд раздраженно фыркнул. Рам Джас уже привык к обществу жалкого мошенника из Лейта и даже стал испытывать к нему искреннюю симпатию, но в обществе Бромви или Аль-Хасима ему все равно было бы комфортнее.

— Ты думаешь только об убийствах? — спросил мошенник. — Может, хватит уже? Этого Нанона сейчас, скорее всего, уже пожирает монстр.

Рам Джас не ответил. Он смотрел в темнеющее небо и пытался не слушать Гленвуда. Без сомнения, Нанон в опасности, но его было трудно убить. Старый серокожий доккальфар сражался дольше, чем любой из людей, и все еще был жив.

Что до Черного священника, то кирин надеялся, тому наконец удалось немного успокоиться. Рам Джас не знал имени Пурпурного священника, который оказался другом Уты, да и ни к чему оно ему было. Все высокородные священники так или иначе заслуживали смерти, но Ута никогда не был врагом Рам Джаса, и кирину казалось странным, что потомок древней крови так его ненавидит.

С горизонта только исчезли последние оттенки голубизны, и Рам Джас начал задумываться о месте для ночлега. Он был измотан телом и душой, но не хотел спать. Разум его напряженно работал, и Рам Джас подумал, что неплохо будет проехать еще несколько часов.

Боевой лук доккальфаров, висевший у него за спиной, оказался тяжелее, чем большие луки, к которым он привык, но хорошо было снова иметь под рукой дальнобойное оружие. Катану он не затачивал уже несколько недель. Ему казалось, что жена скоро восстанет из мертвых и отчитает его за непростительное обращение с ее подарком.

— Я разве недостоин твоего внимания? — раздраженно спросил Гленвуд. — Я тебе не просто мальчик на побегушках… и больше им не буду.

— Кто же ты теперь, Кейл? — парировал Рам Джас, который хотел одного — чтобы его оставили в покое.

— Ну, судя по всему, я помогаю тебе спасать Тор Фунвейр.

С тех пор как они пришли в Фелл, Гленвуд говорил очень мало, хотя ему нельзя было отказать в уме, и очень внимательно слушал все, о чем беседовали доккальфары.

— На этот ваш Тор Фунвейр мне глубоко наплевать, — огрызнулся Рам Джас. — Я не ради народа ро это делаю. И не ради каресианцев или раненов…

— Значит, ради дочери? — спросил Гленвуд, и кирин натянул поводья, чтобы приостановиться и повернуться к спутнику.

— Еще раз заикнешься о моей дочери, Кейл, и тебе не поздоровится. — Рам Джас почувствовал, как на него накатывает беспричинная ярость, и он с трудом сдержался, чтобы не ударить Гленвуда.

— Кейша, да? — быстро произнес Гленвуд.

Кирин без промедления приподнялся на стременах и бросился на Гленвуда. Обрушившись на удивленного мошенника всем весом, он врезал кулаком ему по лицу. Они скатились на землю, и из Рам Джаса от удара вышибло весь дух, отчего он не смог как следует ухватить противника.

— Будь ты проклят, Рам Джас, — рявкнул Гленвуд, рот у него был весь в крови.

Мошенник перекатился по земле и отпихнул кирина ногой в грудь, отчего тот упал на спину. Затем он оседлал Рам Джаса, чтобы заехать ему по лицу в ответ, но по сравнению с кирином движения его казались медленными и неловкими, и противник с легкостью блокировал удар. Затем убийца взял его за горло и резко перевернул, пригвоздив к земле. Все, что мог сделать Гленвуд, — уцепиться за его руку в попытке освободиться из захвата.

Ярость Рам Джаса быстро испарилась. Он понял, что злится не на спутника. Вслух он в этом бы не признался, но злился по большей части на самого себя — за то, что не смог помешать смерти Зелдантора, за то, что Кейшу продали в рабство, за то, что оставил Бромви в Ро Канарне, — за все, что он когда-либо сделал и не сделал. Что он дал этому миру, кроме смертей и колких шуток? Первый раз за свою жизнь он чувствовал себя никчемным.

Он отпустил Гленвуда и поднялся.

— Я не хочу драться с тобой, Кейл, — произнес он тихо, — но, прошу тебя, больше ни слова про Кейшу.

Кейл ощупал шею и потер красные следы, оставшиеся от пальцев Рам Джаса. Он не встал, лишь отполз подальше, все еще опасаясь слишком сильного спутника.

— У меня не осталось к тебе неприязни, Рам Джас, — сказал Гленвуд, застав кирина врасплох. — Ты вытащил меня из Тириса, заставил помочь с убийствами нескольких колдуний, из-за тебя меня теперь разыскивают по всей стране… но ты сделал все это ради Кейши, и я могу тебя понять.

Рам Джас сверлил взглядом землю и чувствовал себя еще большим кретином, чем обычно. После недолгих секунд жалости к себе он протянул другу руку и помог подняться на ноги.

— Я тебе помогу, Рам Джас, — сказал Гленвуд, — но не из-за твоего бессмертия или неведомой темной крови… но из-за того, что тебе, как я думаю, действительно нужна помощь.

Он улыбнулся.

— Если ты попросишь помочь — я помогу.

— Если попрошу? — переспросил Рам Джас, удивленный внезапностью таких слов.

— Признай, тебе нужна помощь… ты не справишься в одиночку. — Гленвуд улыбался, но Рам Джас чувствовал: мошенник сейчас убийственно серьезен.

— Ты хочешь, чтобы я… — запнулся Рам Джас.

— Да, да, именно, — ответил Гленвуд, кивнув. — Ты сильнее и быстрее меня.

Улыбка пропала, и он недобро прищурился.

— Да, еще ты гораздо выносливей меня. — Он шагнул ближе, и Рам Джас понял, что Гленвуд больше его не боится. — Но ты не умнее меня, — заключил он.

Рам Джас подумал, не стукнуть ли того еще раз. Потом он попытался придумать какой-нибудь умный ответ. Потом решил просто не обращать на Гленвуда внимания, но в итоге сказал:

— Чтоб тебе провалиться, Кейл.


Саара Госпожа Боли стояла на вершине маяка Ро Вейра, вглядываясь в море. Мертвый Черный воин лежал в луже собственной крови под ее ногами, но его смерть почти не принесла избавления от головной боли, и Саара начинала думать, что ей придется вычерпать жизненную силу из гораздо большего числа людей еще до конца недели. Она убивала любовников, слуг, стражников и Черных воинов, каждый из них отдал свою сущность, ценой своей жизни укрепил последовательницу Шаб-Ниллурата.

Но Саара изнывала от беспокойства. Вместо того чтобы спокойно ждать подкрепления из Каресии в резиденции герцога, она стояла на маяке уже несколько часов. Пальцы барабанили по бедру, ноги беспокойно притоптывали.

— Где же ты, сестра? — спрашивала она у ветра, обращаясь к Саше Иллюзионистке.

Сестра Саары сопровождала несколько тысяч Псов вместе с пленной дочерью Рам Джаса Рами. При мысли о том, как Темная Кровь сбежал из Ро Лейта, с ее губ сорвалось рычание. Она знала, что Изабель не в чем было винить и кто-то помог убийце. Судя по всему, восставший из мертвых и Далиан Охотник на Воров освободили его при дерзком штурме подземной темницы. Неутешительным выводом из этого стало, что враги Саары не настолько беспомощны, как она надеялась.

Далиан был все еще жив и каким-то образом перебрался на земли ро. Обитатели лесов действовали с такой быстротой, которую от них совсем нельзя было ожидать. Утешало разве что завоевание Свободных Земель раненов: хоть оно, единственное, проходило по плану.

— Я не подведу вас, господин, — обратилась колдунья к Лесному Гиганту наслаждений и крови, которому она будет служить до последнего вздоха, пока жизнь еще теплится в ее теле.

Загрузка...