Телохранитель ее величества: Точка невозврата

Глава 14. Мозговерт

– О чем задумался?

Катарина, лежа на моем плече, водила пальцем по груди, по бицепсам, получая от этого какое-то свое, понятное только ей удовольствие. Отвечать не хотелось, хотелось умереть, но по здравому размышлению я понял, что лучше все-таки поддержать разговор.

– Ты специально переспала тогда со мной? Чтоб со спокойной совестью давать здесь, как ни в чем не бывало? Будто так и должно быть? Очередная форма контроля?

Она усмехнулась и сдула со лба выбившуюся пядь.

– Форма контроля? Ты считаешь, что я так низко себя ценю? Малыш, я справлюсь с тобой и без секса. А тогда…- Вздох. – …Не спрашивай женщин, почему они совершают подобные поступки. Они сами не знают. Просто они решают так поступить, и всё. Но решения эти основаны на интуиции, а интуиция подводит редко, ты и сам это знаешь.

Я согласно кивнул. Да, знал.

– Я не знаю, почему сделала это тогда. Самой себе сказать не могу. Но не жалею.

Катарина подалась вперед и одарила меня жарким поцелуем, впрочем, не переходящим в нечто большее.

– Еще один урок, Хуан. Никогда не требуй с женщины отчетности. Когда не можешь ответить сама себе, требование мужчины… Напрягает.

Я задумался. Пожалуй, такой мощной школы межполовых взаимоотношений, которую я пройду здесь, за воротами мне не пройти никогда в жизни! И это мне нравилось.

…И это первое за прошедшие два месяца, что мне нравилось!

– Хорошо, без отчетности, – вздохнул я. – Это я понял. Но почему ты все-таки стреляла? Если честно? Без детсадовских аргументов о злости и страхе?

Она вновь подалась вперед:

– Это повод. Два месяца без секса в обители амазонок, где даже те, с кем живешь в одной каюте, бегают перед тобой нагишом, не стесняясь – думаешь, это нормально для человека восемнадцати с половиной лет? – Она довольно, как кошка, улыбнулась и залезла сверху. – А так я должна тебе, "виновата", и искупаю свою вину. И ближайшее время искуплю еще раз. А потом, наверное, еще. Если получится…

…Хотя, на самом деле так и есть, – подалась вдруг она назад. – Ненависть возбуждает некоторые центры, которые подавляет страх. А я очень… Очень-очень хотела бы, чтобы ты выжил!..

Руки ее начали путешествие по моему телу, вызывая под кожей мелкое покалывание. Я же снова потерял дар речи при виде ее роскошной груди. А заодно понял, что мне еще очень… Очень-очень далеко до того, чтобы понимать этих странных созданий под названием "женщины"…

С кресла "мозговерта" я не мог встать долго. Минут двадцать. Сидел в прострации, вцепившись в подлокотники – мир вокруг нещадно кружился. Сеньора инструктор качала головой, говорила, что такая реакция нормальна, но я видел, что она взволнованна не на шутку. Вколола какую-то дрянь, от которой тошнота прошла, но головокружение только усилилось. Мои девчонки топтались сзади, что-то спрашивали, но решение, что делать дальше, принято не было.

Через двадцать минут зашла Катарина, осмотрела меня, задала дебильные вопросы, чтоб проверить рассудок, и приказала брать меня под белы рученьки и вести в каюту – спать. Несмотря на то, что было утро.

Вас когда-нибудь вели под руки в момент, когда кажется, что земля вращается, и тебя мотает по ней то влево, то вправо? Я не мог даже стоять, схватившись за стенку – стенка вначале наваливалась на меня, потом убегала, и я вновь оказывался на руках девчонок. Полный кайф!

Правда, уснул я, несмотря на "вертолетики", быстро – помогла хроническая усталость и то, что не было тошноты. Но на следующее утро кошмар не кончился.

– Это точно нормально? – спросил я взволнованную сеньору, носящую не кличку, а вполне себе латинскую фамилию Рамирес. Причем фамилия являлась и ее позывным – да-да, такое в корпусе тоже встречается. Правда, редко. Сеньора Рамирес – специалист, глава отдела нейронного ускорения, состоящего из нее самой, пары помощниц и нескольких стажеров, которых я вчера видел. Само собой, ветеран корпуса.

Она вздохнула, задумчиво поскребла электронным карандашом переносицу.

– Вообще-то нет. Такую сильную реакцию я встречаю впервые. Несмотря на то, что уже много лет работаю в центре подготовки пилотов ВКС.

Она вновь задумалась.

– Твой организм адаптируется, Хуан. Твоя нервная система… Очень "прочная", стабильная. Говоря языком обывателя, ее очень трудно расшевелить. Но после того, как мы ее расшевелим…

– Я стану или суперменом, или дебилом.

Она опустила голову. Подтверждения не требовалось.

– Что же мне делать сейчас? Пока она "расшатывается"?

Сеньора Рамирес покачала головой.

– Как я и сказала, ничего. Пока. Дай ей прийти в себя. Говоря техническим языком, равновесие сместилось, и системе нужно найти новую точку равновесия. Она активно ищет ее, перебирая все свои составные части, делая "инвентаризацию". Я понятно объясняю?

Я кивнул. Да уж, высоконаучные медицинские термины обывательским языком? Как не понять! Язык этот изначально предназначен для уличных бродяжек, чтобы те понимали, о чем речь, и за годы работы сеньоры не мог не сформироваться, обретя четкие формы.

– Ходи. Ешь. Пей. Общайся. Никакого алкоголя, но последний тебе, кажется, и так запрещен. Как можно больше общайся, нагружай мозг информацией. Но не научной, книжной, той ты лишь усугубишь, а легкой, обывательской, повседневной. Не напрягающей мозги. Помоги системе найти точку равновесия, Хуан. Пока это все, что я могу порекомендовать.

Она собралась входить, но я окликнул:

– Это долго продлится?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Скорее всего, несколько дней. Максимум неделя.

– Неделя?! – воскликнул я, но сеньора не стала повторяться. Развернулась и вышла.

– Тебе же сказали, это по максимуму. Скорее всего, меньше, – довольно усмехнулась стоящая рядом Катарина. – По крайней мере, с тобой ничего серьезного, и это радует.

– Это по-твоему "ничего серьезного"? – не мог не пробурчать я, все-таки отдавая себе отчет, что она права – да, ничего серьезного. Подстрой нервной системы и ее необратимые деструктивные изменения – разные вещи.

Катарина в ответ лишь усмехнулась и поднесла браслет к губам:

– Можете заходить.

Гермозатвор поднялся, в каюту вошли девчонки, все пятеро.

– Значит так, слушайте сюда…

Далее она поведала о рекомендациях сеньоры Рамирес, но отдала их в виде приказа. Которого нельзя ослушаться и который невозможно игнорировать.

– Одного его не оставлять, – подвела она итог. – Постоянно болтайте с ним, что-нибудь рассказывайте или спрашивайте. Его мозг должен работать, и эту работу вы должны ему обеспечить. Все ясно?

Мои напарницы угрюмо кивнули.

– Выполняйте.

Первой по жребию "ублажать" меня выпало Пауле. Впрочем, мне кажется, девчонки схитрили, и жребий в руках у красноволосой оказался не так уж случайно. Однако, она была не против.

В чем интрига? Да в том, что они меня до сих пор боялись, все вчетвером. Кроме огненного демона, пришедшей, как и я, с "воли", гораздо позже тринадцати лет, и не боящейся мальчиков в принципе – привыкла к ним в ТОЙ жизни. Приютские же держали дистанцию, как бы показывая, что хотят общаться, но пока в раздумьях. Даже Маркиза, подобная своим спокойствием и уравновешенностью королевскому питону, держала между нами высокую стену, тесно общаясь только на занятиях, и только по делу.

Паула же в общении не боялась и не стеснялась совершенно ничего. Но при этом она была единственной, кто стеснялся разгуливать нагишом, и единственной кто отворачивалась, когда мимо нагишом пробегал я.

– Итак, чем же тебе засирать мозги? – улыбнулась она, садясь напротив.

– "Засирать"? – потянул я. – Для аристократки у тебя слишком богатый лексикон нецензурных и околоцензурных слов. Может, об этом?

Она улыбнулась.

– Этого я нахваталась уже здесь. В пику тому, чему меня учили ТАМ.

– А чему учили ТАМ? – улыбнулся я. Кажется, разговор пошел.

– Быть "благовоспитанной сеньоритой" – перекривила она чей-то голос и рассмеялась. – "Достойной представительницей своей семьи". Меня всегда учили, что плебеи говорят, как плебеи, а высшее общество, как высшее общество, – продолжила она. – На то оно и высшее. Мы не можем позволить себе говорить, как они, потому, что мы не грязные нищие оборванцы. Ну, и в таком духе.

– "Истиный кабальеро – это человек, который назовет кошку кошкой, даже если он споткнулся о нее и упал"? – процитировал я древнюю истину. Она засмеялась.

– В общем, да. "Мы не такие, как все" – это один из столпов, на котором держится философия аристократии. Философия того, что они – избранные, сверхлюди. Что даже какают не так, как остальные.

– Арахисом в шоколаде? – рассмеялся я.

– Вроде того. – Паула кивнула. – А здесь со мной были обычные нормальные девчонки, которые в сто, в тысячу раз лучше тех заносчивых самовлюбленных стерв, с которыми приходилось общаться там! И я пыталась походить на них, на девчонок, пыталась влиться в их ряды. В том числе, изменив лексикон.

– Но это еще не все, – заметил я, видя, что она опустила глаза. – Ты делала это не только, чтоб стать "своей". Ты мстила. Так?

Она обреченно кивнула.

– Я была под замком, Хуан. Много лет. Меня унижали те, кто "какает арахисом", а я даже не могла сбежать. Мне есть за что мстить! – повысила она голос. – Пусть даже таким детским образом.

Я покачал головой. Какие бы словечки она в лексикон не добавила, что бы она ни делала, она всегда будет аристократкой. Не такой, как остальные. Но пока ей этого не понять.

– А твои фокусы… С противоположным полом? Типа, тоже месть семье? – усмехнулся я, переводя тему на то, о чем собирался поговорить уже давно.

Она вновь опустила голову, но затем гордо вскинулась:

– Тебя это не касается, Хуан! Это только мое дело!

– Ты думаешь, твоим родственничкам не все равно, с кем ты спишь, с кем гуляешь, и в каком количестве? Что ты подобна шлюхе не только внешне, из-за волос, но и благодаря своему поведению? А мне кажется, им плевать!

– Я думаю, Хуан, что тебя это не касается, – повторилась она, произнеся на полтона ниже, сверкнув глазами для убедительности. – Ты мне никто, и уволь от своих нотаций. Я же вижу, ты давно хочешь мне их прочесть.

– Шлюха? – продолжила она и повысила голос. Видно, давно кипело и прорвало. – Ну, не общайся со мной, раз я шлюха! А мне нравится встречаться с несколькими мальчиками! Мне нравится групповой секс! И ни перед кем отчитываться я не собираюсь!

Я вновь покачал головой. Никогда не думал, что развести Паулу на подобную дискуссию будет так легко. Однако, она права, это действительно, это меня не касается.

– Во всяком случае, добавила она уже тише, – Катарина говорит, что я перебесюсь и успокоюсь. Надеюсь, такой аргумент тебя устроит?

Устроит? Да меня это не слишком и напрягает! Почти. Просто иногда просыпаются то ли отеческие чувства, вместе с желанием объяснить, наставить на путь истинный, то ли собственнические, с тем же результатом. Хочется объяснить ей, какие сеньориты нравятся мужчинам для одного, какие для другого, и что мужчины никогда этих сеньорит в один коктейль не смешивают. Либо "жена", либо "шлюха".

Но нет – так нет. Ее жизнь, ее грабли.

Посвящение Паула прошла лишь в этом году, весной, для нее посвящение и присяга совпали. В отличие от "малышни", проходящей Полигон коллективно, ее послали на индивидуальное задание, с которого она могла не вернуться – в частности, подготовить штурм дома-крепости какого-то криминального барона далеко в провинции, внедрившись в персонал. Она выполнила задание влегкую, но по ее словам, малейший срыв – и живой бы она из того дома не вышла. Примерно то же самое будет ждать и меня – индивидуальное сложное задание, где придется проявить чудеса всех способностей, а не только физических, как "малышне".

Да, Паула не приютская, вы правильно поняли. Она попала сюда в шестнадцатилетнем возрасте, и как меня, ее прикомандировали к "чертовой дюжине", заставив девчонок дрессировать ее, делать из нее человека. Подробности того, как она в корпусе оказалась, я пока еще не слышал, но, возможно, ближе всех мы с нею сошлись именно поэтому – из-за схожести попадания.

По словам девчонок, самое трудное с Паулой было укротить ее, выбить из головы аристократическую дурь. Несмотря на то, что она бастард, от нее разило такими замашками, что хоть вешайся. Она лётала, как не лётает "малышня"; ее били, наказывали, загружали работой. И додавили – великосветские понты из нее вышли. Но на это потребовалось несколько лет.

Со мною же, по их словам, легче, я не кручу пальцы веером. Я простой, и девчонок это обрадовало. Потому, что они не представляли, как будут бить меня, им очень не хотелось делать этого. Ну что ж, хоть в чем-то есть плюсы происхождения!

Еще о Пауле. После посвящения она стала ангелом, ее начали выпускать в город. И тут, по словам остальных девчонок, понеслось. Она коллекционировала мальчиков пачками, в таком количестве, что даже им, как бы не обремененным излишней моралью в этом отношении, стало дурно. Это закономерно, в них за годы изоляции глубоко засел страх общения с сильным полом, которого никогда не было у Паулы, но закономерно не значит хорошо. Даже у меня вяли уши, когда я несколько раз, засыпая, вынужденно слушал ее россказни и хвастовство о приключениях в "увале".

– Расскажи о себе, – вздохнул я и прогнал невеселые мысли. – Кто ты. Как оказалась здесь. Почему. Я думаю, это интереснее, чем читать тебе мораль. Нам давно пора познакомиться поближе, перейти на следующий уровень доверия. Не считаешь?

Она кивнула, с последним утверждением согласилась. И начала рассказ.

– Мой дядя – глава семьи, по-вашему, клана. Очень крупного клана, аналога ваших Сантана или Феррейра по влиянию. Мать – его младшая сестра. Она нагуляла меня с кем-то из прислуги, дискредитировав этим себя, поставив на себе крест. На самом деле ничего страшного, было бы гораздо хуже, если бы мой отец был аристократом, а мать – служанкой. Я по сути все-таки аристократка, раз дочь аристократки, и многие, поверь, очень многие меня таковой считают. Но к сожалению, далеко не все.

И первая из них – тетка, жена дяди. Это мегера, гарпия, фурия – у меня нет слов, чтоб описать ее! – Паула вспыхнула. Видать, большая у нее к тетке "любовь". – Она пакостила нам всю жизнь, из-за спины дяди. Причем всегда делала это с улыбкой на лице. Это властная, очень властная женщина! Она сама из такого же влиятельного знатного рода и помыкает дядей, хоть тот боится признаться в этом, даже самому себе. И я для нее – позор семьи.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями.

– Когда я была маленькой, дядя отправил нас с мамой в семейное поместье недалеко от Пуэрто-ла-Крус. Спрятал. Там я выросла и повзрослела. Эта мегера забыла о моем существовании, и те годы были самыми счастливыми в нашей жизни. Но в тринадцать лет дядя вернул нас домой, в Каракас.

– Как я понимаю, твоя мать замуж так и не вышла, – уточнил я. Как-то слишком мало она говорила о маме, это бросалось в глаза.

Паула скривилась.

– Нет, не вышла. Так что дядя был и остается главой моей семьи. Мне никуда от этого не деться.

Так вот, мы вернулись, и начался ад. Эта женщина, она ведь все делает с улыбкой на лице, Хуан! Так у нас принято! А я за время в поместье забыла об этом. И эта женщина, пользуясь моей простотой, вначале расположила нас к себе, а затем начала подставлять меня, выставлять идиоткой везде, где только можно. И при любом удобном случае напоминать, каких я кровей. – Паула сжала кулаки в бессильной ярости. – Дядя осаждал ее, когда мог, но он занятой человек, его почти никогда не бывает дома, и я… И меня тыкали в грязь лицом постоянно, изо дня в день.

Дальше мои кузены, чтоб их анаконда сожрала, обоих. Видя такое отношение матери, почувствовали, что сами могут поиздеваться надо мной. Один из них мой ровесник, другой на два года старше, – объяснила она. – Возраст, когда хочется самоутвердится за чужой счет. Вот они и самоутверждались. Это мне Катарина позже объяснила, уже здесь. – Смешок. – Но сам понимаешь, тогда мне было плевать, что ими движет. Как и сейчас.

– Они издевались надо мной, дразнили, – продолжила она. – Меня спасало только то, что я была сильнее, и пару раз, когда они перешли границы, устроила им веселый мордобой. После этого они не рисковали делать это в открытую, но исподтишка все равно пакостили.

– С этого места подробнее! – оживился я. – С "сильнее" и с "мордобоя".

Губки Паулы довольно вытянулись.

– Я занималась, с детства. Восточными единоборствами. Очень серьезно, с лучшими тренерами, мне нравилось. – В ее голосе я почувствовал гордость. – А еще занималась контрас, любила побегать и пострелять. Мне дядя даже купил и подарил клуб, в котором я занималась.

– Здорово! – вырвалось у меня. Я про клуб, конечно, но она поняла по своему и покачала головой:

– В Империи не очень. Это же не милитаризованная Венера, у нас всё не так. Тетка вообще слюной брызгала, что "такое увлечение недостойно юной сеньориты, истиной представительницы высшего общества". Требовала, чтоб дядя запретил мне заниматься.

– Но он не запретил.

– Естественно. – Усмешка. – Чем-то же нужно было меня занять? И тетка смирилась. Правда, подозреваю, смирилась только потому, что я – полукровка. Дескать, нищебродному быдлу все можно, даже это.

Тут уж кулаки сжал я, что не осталось незамеченным для Паулы, которая довольно ухмыльнулась.

– Ты же говорила, среди знати занимаются все? – спросил я. – Почему ж она была против?

– Заниматься-то занимаются. Но никто профессионально. А я выступала. "Показушничала". Завоевывала призы. А это недостойно настоящей аристократии, и тем более девушки. Особенно девушки! – Грустная усмешка.

– Итак, эти два демона с ангельскими личиками, – продолжила она, – мои кузены, попытались проучить меня, "безродную потаскушку", поставить на место. Но я им дала понять, что они затеяли это зря. Била не жалеючи. А после их наказал дядя. Он объяснил, что я – их сестра, и если они будут обижать собственную сестру, то бедные они будут. Он лишит их наследства, как последних дегенератов. Семья – это святое.

Я помнил выдержки из книжицы про аристократию. Да, для них семья – не пустой звук. К сожалению.

– А они?

– Разумеется, ничего не поняли! – Паула фыркнула. – Но отныне выступить против меня в открытую не решались. А ненависти, желания напакостить мне, в них только прибавилось. Эти подонки посчитали, это я во всем виновата, что их наказали. И искали способ отомстить так, чтобы им самим не попало.

– Нашли? – усмехнулся я.

Паула опустила голову.

– Мне исполнилось пятнадцать, и меня начали таскать по балам и раутам. В пятнадцать в семьях начинают подыскивать пару, искать возможных супругов, и дядя, несмотря на испорченную кровь и неизвестного отца, хотел выгодно меня "продать". Причем достойным людям – дядя все-таки любил меня. Единственный в нашей дурацкой семейке, кто меня любил! – она вновь сорвалась на эмоции.

– Ты не сожалеешь об этом, – заметил я.

Она покачала головой.

– Это жизнь, Хуан. Закон жизни. НАШЕЙ жизни. Повторюсь, для всех я была… И есть аристократка. Хоть и не самого лучшего пошиба. А семья мужа – это щит, это крепость, где меня бы никто не обидел. Меня готовили к этой мысли с детства, я не боялась этого. Но то, что сделали кузены с теткой… – Она вновь покачала головой.

– Понизили твои акции? – предположил я.

– Обрушили! Если до этого меня дразнили только дома, то теперь я превратилась во всеобщее посмешище. Я стала белой вороной, которую никто не выгоняет из опасения гнева дяди, но разговаривать с которой – не уважать себя. Полукровка. Плебейка. Нищенка.

Надо мной смеялись, Хуан. За моей спиной, но в открытую. Показывали вслед пальцами. И я ничего не могла этому противопоставить! Совсем ничего! От меня начали отворачиваться даже те, кто общался и дружил со мной всю жизнь, еще со времен Пуэрто-ла-Крус…

– …Как же я их ненавижу, Хуан! – закричала она. – Всех их, этих долбанных аристократов!.. – на ее лице проступила гримаса отчаяния.

– И ты не выдержала, – вновь предположил я. – Кого-то избила.

Я оказался прав, ответом мне стал тяжелый вздох.

– Да. Двух дружков этих сволочей кузенов. Которых они подзюзили поиздеваться надо мной. А те подвыпили и… Ну, я им и…

– А потом?

– Потом приехал дядя и наказал меня. Дескать, моя выходка чуть не стоила нашей семье потери дружбы с другой влиятельной семьей, из которой был один из моих обидчиков.

– Как я понимаю, это был не единичный случай? – продолжил я разговор, похожий на дознание. Или исповедь.

– Да. – Паула кивнула. – Но второй произошел не скоро. Я плюнула на светские мероприятия и с головой ушла в занятия. Занималась до изнеможения. И на соревнованиях в Баркисименто, на кубке Венесуэлы, заняла четвертое место среди юниоров. Это много для полумиллиардной Венесуэлы, Хуан! Очень много!

При этих словах внутри меня что-то ёкнуло. Deja vu, блин!

– Да и наша команда по контрас пробилась-таки во вторую региональную лигу. Туда меня уже не взяли – возраст – но стрелять с обеих рук я научилась.

А потом… – Снова вздох – …Дядя вновь затребовал меня к себе и снова попытался "продать". Потащил на очередной бал. Я не стала долго ждать, и сразу же дала в морду одному из парней из окружения кузенов, сказавшего обо мне вслух что-то непристойное.

– И дядя вновь тебя наказал, – понял я, поразившись ее злоключениям. Действительно, не позавидуешь.

Кивок.

– Мы долго ругались, ссорились, но он был непреклонен. Говорил, что это я во всем виновата. Ставлю на первое место свою гордость, не думаю об интересах семьи. Подставляю его. Я объясняла, но он не хотел слушать. Он вообще к этому моменту изменил обо мне мнение не в лучшую сторону.

– Рука тети?

– А чья ж еще! – Усмешка. – Она таки промыла ему мозги, дядя начал относиться ко мне с раздражением. С каждым днем все более и более. Он посадил меня под замок, и я решила, что справедливости ждать не стоит. Решила плюнуть и на него, и на высший свет, и пытаться жить самой. Своей жизнью. И сбежала.

Повисла пауза. На лице моей собеседницы заиграла грустная улыбка.

– Полиция ссадила меня с поезда на границе Никарагуа и Коста-Рики, я даже до Северных территорий (16) не доехала, не говоря о Северной Америке. А через час я стояла в кабинете дяди, пред его грозными очами.

– Сильно досталось? – усмехнулся я.

Она съежилась, по лицу пробежала рябь, и я посчитал за лучшее не уточнять.

– После этого он стал относиться ко мне откровенно враждебно. Эти же демоны будто ждали момента, и вновь несколько раз меня подставили.

Тогда я не удержалась и уработала одного из них, после чего вновь сбежала.

Вздох.

– Я решила отсидеться где-нибудь на Юге. Раз путь в Северную Америку хорошо охраняют, лучше потеряться там, где искать не будут. Например, в двухсотпятидесятимиллионном Буэнос-Айресе. Подождать, отсидеться, пока дядя не успокоится…

Меня покоробило от названной цифры. Не то, чтобы я не знал численность населения на Земле, но в разговоре сталкивался впервые.

– Но до Буэнос-Аэреса ты не доехала, – вновь предположил я.

Она отрицательно покачала головой.

– Странно, но доехала. Перекладными до Манауса, а там села на континентальный экспресс. Так добралась до Монтевидео, это рядом, пригород Буэнос-Аэреса – и только там меня взяли. Прямо на вокзале, местная полиция. И тут же передали людям дяди, которые посадили на катер до Каракаса.

Как они вообще меня находили, если оба раза я была в маске, в гриме, с измененными отпечатками пальцев и с чужой биометрикой? – задала она риторический вопрос. Я пожал плечами.

– Дядя, небось, свирепствовал?

– Не то слово! – Паула вздохнула. – Но на этот раз хотя бы досталось и им. Но и мне перепало, и я… И я все равно решила убежать, чего бы это ни стоило. Мне нужно было отомстить дяде, и лучшая месть – сделать то, чего он больше всего боялся. Опозорить семью.

Она зловеще рассмеялась.

– Сбежавшая племянница такого известного человека – это позор, Хуан. Именно поэтому, ради чести семьи, меня и держали взаперти в этой каракасской клетке. Но я знала, выкинь я еще что-нибудь, на сей раз меня будет искать вся имперская служба безопасности, скрыться мне негде. Континент большой, а выбраться с него… – Она вздохнула. – А выбраться с него нельзя.

Я ждала полгода, усыпляла бдительность. И даже играла роль дурочки, которую эта сука тетка из меня делала. Терпела издевательства кузенов, насмешки их дружков и подруг. Я поняла, как можно удрать, но это требовало поистине титанических сил, не могло быть и речи бежать как раньше, сгоряча. С момента бегства на счету должна быть каждая секунда, и терять ее из-за бдительности тетушки… – она покачала головой.

– И как же можно сбежать с охраняемого латиноамериканского континента? – спросил я, так и не поняв, что же она в итоге придумала.

– В Империи есть такой город, Форталеза. Хорош всем – морем, климатом, горами. Но особенно тем, что в нем располагается королевский дворец иностранной державы. Державы, союзной Империи, но дружащей с нею сквозь прицел деструктора.

Ее глаза засмеялись.

– Да, я сбежала туда, Хуан. В королевский дворец, на территорию Венеры. Вроде как поехала развлекаться в перуанскую сельву, а сама драпанула на Атлантическом экспрессе до Форталезы. Меня вычислили быстро, но не усыпи я бдительность, я бы вообще до Сеары не добралась. Меня преследовали агенты имперской безопасности, а это серьезные ребята, Хуан. Лишь в последний момент спаслась – бросилась на руки гвардейцам в черном, охранявшим дворец, и попросила защиты. Еще бы минута – и меня бы схватили.

– Агенты имперской безопасности ловили беглянку одного из кланов? – хмыкнул я. – Не верится.

– Но это так. Император был в бешенстве, узнав, что племянница одного из виднейших людей страны собирается дать вассальную клятву его заклятой сестре. Да, он бросил на мою поимку все силы, спасло меня лишь то, что я уже была в Форталезе, недалеко от самого дворца.

– А откуда он узнал, что ты собираешься в ангелы? – нашел я нестыковку.

Паула покраснела и коварно улыбнулась.

– Я проговорилась. Бахвалилась перед кузенами. Ах да, я же не сказала, перед побегом я избила и связала одного из них, и стреляла в другого. Повезло, не убила, только ранила. В ногу. Так что император был в бешенстве, и это слабо сказано.

Повисло оценивающее молчание.

"Да уж, боевая девчонка! Ну как она тебе, Шимановский?" – спросил я самого себя.

"Здорово!" – ответил я на этот вопрос. И решил присматриваться к Пауле как можно внимательнее. Не так она проста, как кажется, даже после своей сокровенной душещипательной истории.

– А потом?

Улыбка.

– Гвардейцы вызвали сеньору Гарсия, та тогда дежурила. Ты видел ее, знаешь?

Я кивнул.

– Чтобы приняла решение, что со мной делать – защитить или выгнать. Сеньора же Гарсия меня выслушала и забрала с собой, а в агентов приказала стрелять, если те попробуют пересечь границу дворцового комплекса.

Усмешка.

– Я же не просто так бежала. Выждала момент, чтобы королева была на планете, специально. И в разговоре с Гарсия попросилась к ней на аудиенцию, объяснив ситуацию.

– Что ищешь политического убежища.

– Да.

– И что королева?

– Его предоставила. – Лицо Паулы озарила лучезарная улыбка. – И разрешила стажироваться в корпусе. Сказала, посмотрит на результаты тестов, а потом Совет решит, брать меня или не брать.

"В общем, почти так же, как и в моем случае, процедура отработанная" – отметил я про себя.

– А дядя?

– А что дядя? – огненноволосая зло усмехнулась – обида до сих пор не вышла из нее, а время раны не залечило. – Дядя дома, на Земле. В Каракасе. Я больше не видела его, не слышала, хотя он предлагал встретиться и помириться. И регулярно шлет письма с чем-то подобным, до сих пор. Но я удаляю их из почтового ящика, не читая, а бумажные конверты, которые он мне как-то умудряется передать, сжигаю на глазах у курьеров. Вот и всё, Хуан, вся моя история.

История меня впечатлила. Даже с учетом того, что она явно отфильтрованная. Слишком много недосказанностей, слишком много намеков, никаких имен, и вообще… Что-то, отдающее сказкой, нереальностью. Эдакая Золушка, блин.

А еще, в ее рассказе нигде не упоминалась мама, "сестра дяди". Аристократка, способная защитить ее, во всяком случае в своей собственной семье. Везде только "дядя" и "кузены".

Да, Паула умалчивает гораздо больше, чем говорит. Но все равно доля правды в ее словах есть, и история зацепила.

Поскольку я слушал общедоступную, отредактированную версию, приставать с расспросами и уточнениями посчитал ниже своего достоинства – зачем выслушивать разбавленную ложь? Со временем я услышу правду, если мы сдружимся, и она посчитаем меня достойным. Но не раньше. А пока надо просто принять ее историю, как данность, и жить дальше. В частности, сходить в столовую и позавтракать.

Само собой, ни тренировки, ни развода у меня не было. И общий завтрак я пропустил. И это хорошо – меня все еще шатало, не хотелось позориться на глазах у всех. Причем шатало периодами – то ничего, почти мог идти сам, то вдруг накатывало так, что стоять, даже держась о стенку, не представлялось возможным. Паула до столовой меня буквально тащила – а она крепче, чем кажется!

В столовой было полно народу – человек двадцать. Для корпуса и этого времени это много. В основном "выходники", не резервисты даже. Меня встретили с интересом, но знакомиться поближе пока не посчитали целесообразным. Хоть я и начал занятия на "мозговерте", но пока был не в форме.

Паула набрала мне еды, я начал уписывать за обе щеки – не ел больше суток, и в этот момент меня вновь накрыло. Да так, что я не мог пошевелиться, сидел, вцепившись в столешницу, опасаясь ее бросить.

– Что, даже есть не можешь? – вздохнула Паула после нескольких минут бесплодных попыток помочь мне с ложкой и тарелкой.

– Нет. – Я покачал головой. Так хреново мне еще не было.

– И что делать?

– Не знаю. Ждать.

– Еда стынет.

Да, стынет. И я голодный, как лев. А еще на меня смотрят заинтересованные мордашки. Уже поели, но специально не уходят, хотят посмотреть шоу – как я выкручусь.

– Я попробую.

Через силу я отпустил правую руку и взял в нее ложку. Ориентируясь не на данные сенсоров, то бишь вестибулярного аппарата, а на результаты дифференциальных вычислений своего мозга, каково должно быть местоположение и ориентация ложки в пространстве, попытался поднести ее ко рту. Получилось со второй попытки. Целых два раза. Но на третьей попытке ложку повело, и содержимое ее вывалилось на столешницу.

Паула вновь вздохнула, покачала головой и взяла ложку в руки сама.

– Открывай рот.

Она набрала мне еды и поднесла полную ложку ко рту. Я отрицательно замотал головой, как ребенок, плотнее сжав губы.

– Открывай, говорю. Сам ты долго будешь.

Я обернулся на пол-оборота в одну сторону, затем в другую. Так и есть, делая вид, что общаются, все внимательно смотрели на меня.

– Ты меня опозорить хочешь? – прошептал я ей.

– Чем?

– Что кормишь с ложечки.

– Ты дурак или прикидываешься? – не выдержала она. – Ты по местной классификации "раненый". Не способен делать это сам. Я помогаю. При чем здесь опозорить? Рот открывай!

Но я упрямо покачал головой из стороны в сторону.

Рядом раздался шорох, и на стол передо мной опустился зад знакомого персонажа, которого я хотел бы видеть здесь в последнюю очередь.

– Огонек не понимает, у нее нет нужных аргументов, Ангелито. На самом деле дело не в "ранении". – Она взяла ложку из рук опешившей Паулы и сама поднесла к моим губам. – Дело в том, что те девочки, которые сидят сзади, и которых ты так стесняешься, возможно, пойдут с тобой в бой. Бок о бок. И вы будете защищать друг другу спину. Ты будешь защищать им спину. А ни дай бог, кого ранят, то и зашивать друг другу кишки. Да-да, Хуанито, придется. А теперь подумай, захотят ли они идти с тобой в бой, захотят ли доверять спину, если ты сидишь и ломаешься, стесняясь их?

Я молчал. Она меня озадачила.

– Доверие, Ангелито. Абсолютное доверие. Своими юношескими понтами, боязнью быть в их присутствии слабым, ты рушишь единственный мост, который может связать тебя и их. Всех их, – окинула она вокруг свободной рукой. – Так что думай, Хуан. Крепко думай.

Я раскрыл рот, позволив ложке с кашей попасть внутрь. Камилла, а это была она, тут же неспешно набрала другую и продолжила кормление.

– Вот так-то лучше. Ну вот, – обратилась она к сидящей рядом Пауле, – а ты его байками какими-то непонятными кормишь!

Та лишь обалдело покачала головой.

К концу завтрака отпустило, доесть я смог сам. Камилла присела рядом, и, повесив на лицо добродушную маску эдакой болтливой дурочки, внимательно и тревожно меня оглядывала, непрерывно щебеча что-то нейтральное. Увиденным осталась довольна. Под конец спросила Паулу о рекомендациях врача и наших планах.

– …Так что его нужно постоянно трусить, болтать с ним, заставлять мозг работать, – завершила та свою речь. Ей было откровенно не по себе от такого вмешательства, и, кажется, только тут дошло, что я не принадлежу им. Я их напарник, да, но кроме них есть прорва других девчонок, с кем им придется мною "делиться".

– А твои девчонки боятся, – констатировала Афина. Даже не спрашивала. Паула красноречиво уставилась в столешницу.

– Почему? – подал голос я.

Они обе перевели глаза на меня и в унисон вздохнули.

– Молодые потому, что. Глупые, – ответила Афина. – Ладно, предложение. Раз такие дела, предлагаю сделать то, что давно уже пора сделать, и что рано или поздно делать придется.

Я недоуменно уставился на нее.

– Знакомиться с аборигенами, – пояснила она. – Вливаться в коллектив. – А ты о чем подумал? Кажется, сейчас для этого самое нужное время. И вместе, коллективно, мы тебя "прокачаем" – подмигнула она. – Ни на минуту не замолкнем! Вы как?

Вопрос предназначался мне, но я начал привыкать к определенной субординации, и пожав плечами, вопросительно перевел глаза на огненную спутницу.

– Да, конечно, разумеется… – выдавила та со смешанными чувствами. Собственница в ней, чисто женская составляющая личности, проиграла прагматистке, отдающей отчет, что так будет лучше для нее же самой в первую очередь.

И правда, пора уже знакомиться. Пока я "ранен" и есть время. Что-то мне подсказывало, когда "система найдет точку равновесия", его у меня вновь не будет.

– В таком случае, – Камилла поднялась и поманила девчонок со своего стола, – предлагаю именно занять мозги, о чем вам говорила Рамирес. То бишь, заняться русским конкуром. Играть будем не на желания, а на "пуговицы" – на что- нибудь, лишь бы на что-то. А наш Ангелито покажет всем мастер класс – как должны играть настоящие профессионалы. Ты ведь покажешь, да?

Ее лицо озарила довольная улыбка. Сзади же ко мне подошло несколько девчонок ее взвода и приготовились перехватить меня, если я, вставая, начну заваливаться. Паула мягко, но красноречиво была отодвинута в сторону.

– Не вопрос! – Мои губы так же растянулись в довольной усмешке.

Этот день закончился Большим Покером. Обедали мы прямо там, в кают-компании – по приказу старших малолетки сбегали в столовую и что-то нам сообразили. Меня мотало из стороны в сторону, но это не мешало видеть лица соперниц и читать по ним их карты. Я проигрывал, бывало, и крупно, но в целом за вечер остался в невероятном плюсе. Жаль, что играли "на пуговицы", которые в реале оказались именно пуговицами, которые девчонки купили и отдали в течение двух следующих дней. И самое главное, игра велась абсолютно честно и серьезно, хотя при этом большинство девчонок успевало выполнять главную функцию, ради которой мы и сели за стол.

Они "грузили" меня информацией без жалости, та шла таким потоком, что впору для нее было выводить отдельный канал. Имена, истории жизни, истории попадания в корпус. Приютские истории. Истории происшествий внутри корпуса, во время службы и учебки. Описание самой учебки – у них она не то же, что у меня. Сплетни относительно матерей-командиров и старших офицеров. В том числе, кстати, и про Катарину, о личной жизни которой я узнал многое. Кстати, наши особые взаимоотношения уже толкали людей на мысли, что между нами не все чисто, но пока это были лишь вольные домыслы. И многое многое другое – само собой, запомнил я далеко не всё. В общем, этот день мне понравился.

А еще больше понравилась реакция "чертовой дюжины", моего взвода. Они заходили в кают-компанию, и вместе, и порознь, что-то делали и с кем-то разговаривали, бросая на меня ревнивые взгляды. Но не сделав попытки заговорить со мной или что-то сказать, уходили. Возвращаясь через полчаса в немного ином составе, но с тем же алгоритмом действий.

Я же понял, что зря столько опасался местных девчонок. Да, у каждой здесь свои тараканы, но общий язык я найду с любой. Во всяком случае, тогда мне показалось именно так.

Глава 15. Обхождение, наука и наука обхождения

Декабрь 2447, Венера, Альфа, Золотой дворец. Корпус королевских телохранителей

Клац. Клац. Клац. Попадание. Снова попадание. Мимо. Попадание. Мимо. Снова мимо. И снова.

Когда я впервые садился в кресло "мозговерта", я предполагал, что усовершенствование коснется лишь ускорения. Но оказалось, что у процесса есть и иные положительные эффекты. Например, меткость. С тех пор, как я пришел в себя, она возросла существенно. Также улучшились память, внимание и зрение. Я начал понимать местных мастериц, попадающих в такие цели, в которые никто никогда не попадет, ориентирующихся в пространстве так, будто такая штука, как вестибулярный аппарат, заменена у них на гирокомпас. У меня и у самого ориентация в пространстве вышла на уровень. Например, по той лесенке, по которой я бежал на первой дорожке смерти, теперь могу не бежать, не идти, а танцевать. Буквально вчера для пробы ходил по стальному тросу. Успешно! Мой вестибулярный аппарат работает не хуже чем у профессиональных эквилибристов, и это только начало тренировок.

Сейчас же, в данный момент, я отрабатывал одно из важнейших умений для любого бойца – меткость. И сам понимал, что то, что было до "мозговерта" – ознакомление, детские игрушки.

– Есть, прошел. Зачет. Коэффициент попадания – пятьдесят два процента. Неплохо! – Маркиза пальцами деактивировала голографическую линзу перед лицом, сквозь которую наблюдала за результатами моих стараний. – Молодец, делаешь успехи! Голова не болит?

Я отрицательно покачал головой. Нет, не болит. Но иногда случаются приступы, когда боль разрывает на куски. По словам Рамирес, эта боль будет присутствовать еще долго, пока моя нервная система окончательно не войдет в равновесие. Обычно требуется месяц, для меня он может растянуться на все три, однако после первых двух-трех недель периодичность и сила приступов упадет. И это радовало.

Сегодня прошла ровно неделя с момента моего знакомства с Рамирес. Мы на "ты", без "сеньора", она сама попросила называть ее так. Выстроила общение по типу "младший брат – старшая сестра", считая, что в ее случае это педагогично. Первые дни она непрерывно наблюдала за мной, ходила по пятам, давала советы и вообще была моим ангелом- хранителем. После же я частенько сидел у нее в кабинете, пил кофе и мы трепались о жизни.

Из бесед с нею я почерпнул очень много интересного об особенностях именно этой установки, стоящей в подземелье дворца. Она отличается от армейских аналогов, а статистика сбоев, действительно, на порядок ниже, чем в королевских войсках. Отличаются так же и методики расшатывания организма, внедрения тех преимуществ, что дает нейронное ускорение. Ведь умение быстро думать без умения эту быстроту применить ничего не стоит. И именно методики раскачки – определяющий момент существования корпуса, главная причина того, что выглядит он так, как выглядит, со всеми своими законами и традициями. Каждая традиция зародилась не на пустом месте, а благодаря тому, что для методик требовались соответствующие условия, соответствующие люди, соответствующих параметров.

Надо сказать, первые дни мне ее помощь ой как требовалась! Представьте такую ситуацию: вы взмахиваете рукой, или переставляете ногу, а нога (рука) стоит на месте. Или не стоит, двигается, но с черепашьей скоростью. А в конце ускоряется, смещает твой центр масс, и ты, не успев среагировать, падаешь. Всего лишь оттого, что хотел переставить ногу или махнул рукой. Даже ложку ко рту приходилось приближать медленно-медленно, чтобы не выбиться из графика подноса ложки ко рту!

Я чувствовал себя маленьким ребенком, обучающимся базовой моторике, который ничего не умеет и все его достижения – не писает в подгузники. Но мое тело училось. Училось использовать новую скорость восприятия, отдавать команды на ней и воспринимать их результат, а так же синхронизировать движения с обычной, общечеловеческой скоростью.

То, что я пытался выработать сейчас, здесь называется лаконично, "боевой режим". Это как коробка передач на доисторических транспортах, только автоматически включающаяся, молниеносная и у тебя в голове. К примеру, живешь, идешь по улице, делаешь свои дела – у тебя одна скорость восприятия. Вдруг хулиганы напали, машина выскочила, еще какая опасность – автоматический вброс в кровь адреналина, и твоя скорость анализа угрозы становится в разы выше. Пока только анализа, обратную связь, реакцию, мне еще предстоит развивать, отдельно. Но вот опасность ликвидирована, мозгу подается сигнал об отбое, и ты снова видишь, слышишь и думаешь, как обычный человек. И никак иначе.

Этот режим нужен, просто необходим, без него никак. Ведь если жить все время в ускоренном темпе – сгоришь, и это не лечится. Те, кто так и не выработал его в себе, становятся психами, идиотами, сходят с ума, и утилизация для них – милосердие. Проблема в том, что когда, например, я выбегал из туннеля полосы смерти, где погружался в транс, подобный этому режиму, мои глаза видели окончание туннеля, окончание испытания, тело чувствовало, что я расслабляюсь. И сама нервная система переходила из возбужденного состояния в обычное, транс под действием этих факторов исчезал. Здесь же такого граничного фактора нет – мозг не знает, не видит, когда нужно выйти из ускоренного режима. Нет ни яркого света в конце туннеля, ни окончания двигательных сокращений – ничего, что толкнуло бы его к выходу в нормальный режим. Этот фактор я должен задавать себе, мысленно, каждый раз, и хуже того, делать это на автомате, неосознанно. И в этом заключалась вся гениальность местных методик.

– Новая серия. Готов? – повернулась девушка. Я кивнул, защелкнув на винтовке новый рожок с гранулами. – Поехали!

Да, поехали. Я всегда готов. Я же мужчина, а какой мужчина не любит пострелять? Приклад в плечо, глаз на мушку и на дальний стенд, по которому сейчас начнут проплывать мишени. Да-да, как в школе, ствол и мушка, без электроники. Цели же будут проплывать на скорости, все время возрастающей по мере роста процента попаданий. При резком же уходе статистики в ноль упражнение закончится, условным поражением.

Есть, первая цель, поплыла. Клац – приклад врезался в плечо. Попал, не попал – теперь, в принципе, не важно. Главное стрелять, статистика придет со временем. Быстро стрелять, не отвлекаясь. Вторая, третья цели, четвертая. Клац, клац, клац. Еще и еще. Началось, быстрее пошли. Еще быстрее. На какой-то момент притормозили. Затем вновь ускорились. И так несколько раз. Я водил стволом на микроны, на миллиметры вправо-влево, вверх-вниз, ловя их, и нажимая, и нажимая гашетку. Клац, клац. Клац, клац. Палец же дергался все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… Пока в один миг не застыл в спущенном положении.

– Стоп! – Моя спутница и наставница практической части предмета остановила процесс, вскинув руку. – Сорвался, Хуанито. Коэффициент попадания – сорок один процент. А если бы не смазанная концовка, было бы все шестьдесят! Плохо, Хуан! Плохо! Надо держать себя в руках.

Она осмотрела меня с ног до головы, мое плачевное состояние, и все-таки сжалилась:

– Ладно, перерыв!

И присела, откинувшись на стойку с боеприпасами.

– Уффф! – лаконично воскликнул я, деактивировал оружие и последовал ее примеру, присев и прислонившись к стенке. – Так плохо выгляжу?

Она поджала губки, не ответила.

Мы сидели в "шахте" – достаточно узком и невероятно длинном тоннеле стрельбища. Находились здесь давно и работали постоянно, без перерыва, меняя накаливающиеся иглометы на холодные, которых в местном арсенале, как и в любом другом арсенале корпуса, было предостаточно. Тренировались стрелять из разных позиций – стоя, сидя, лежа. Пока лежа получалось лучше всего, но я не отчаивался.

У меня получалось, сорок один процент попаданий на такой дистанции, на такой скорости и без системы прицеливания?.. Раньше и мечтать о подобном не мог! И от этих мыслей юноша, сидящий во мне, приходил в неописуемый восторг, как раз и позволяющий сидеть здесь, без еды и воды (а пить-то как здесь хочется! Матерь божья! Будто в пустыне сидим!) который час подряд.

– А что лучше для стрельбы, рельсовая винтовка, или линейная? – спросил я, пытаясь отвлечься и поддержать разговор.

Девушка пожала плечами.

– Они разные. И для разного.

Маркиза молчунья, из нее слова не вытянешь. Это я понял уже здесь, и не сразу. Тот день, когда мы гуляли с Хуаном Карлосом, был… Нет слов, чтобы описать степень его исключительности! Она говорит только по делу, сухо, сжато. Практически не сплетничает с девочками и не обсуждает других, что для представительницы ее пола вообще-то странно. В местных клубах по интересам не состоит, в увал "в город" не ходит. И даже учиться пошла на не особо популярное здесь техническое направление. Несмотря на то, что считается в доску своей, со всеми, в том числе с девчонками нашего взвода, держится отстраненно, соблюдает незримую дистанцию. Ну, с чужими ладно, но и с напарницами, с которыми связывает нечто большее, чем просто необходимость принять друг друга, такой барьер все равно существует. И это отклонение.

– Ну, а с точки зрения снайпера? Ты же снайпер? – продолжал я, чувствуя, что надо пытаться заговаривать ее. Чтоб оттаяла. Мне не нужны лишние барьеры, и начать надо хотя бы с таких вот бесед. – Какая лучше?

Она задумалась.

– Рельсовка мощнее. Гораздо мощнее! Чтобы стрелять с нее даже с половинной мощностью, нужен упор – в руках не удержишь. Но и выстрел будет такой, что… – Она покачала головой. – Как снайперка она лучше, я бы выбрала ее. Но для боя, для штурмовика, лучше Гауссовка. Ее можно настраивать, подстраивать под конкретные условия. Для дальних дистанций, для ближних, для средних. В зависимости от среды поглощения игл – например, если за спиной того, в кого стреляешь, стена купола или что-то хрупкое. И так далее. Можно скорость подстраивать, можно температуру иглы на выходе. Можно вообще плазмой стрелять!

Теперь головой покачал я.

– Это сложно. Уметь ее настроить. Я вот не всегда понимаю, что нужно делать. А иногда вообще не понимаю – тыкаю и всё.

Девушка покровительственно улыбнулась.

– Это придет. Со временем. Мне тоже не сразу пришло. Там всего четыре соленоида, четыре степени свободы – не так уж и много.

– А как твое настоящее имя? – резко перевел я тему разговора, посчитав вступительную часть достаточной. Сейчас? Почему бы и нет? "Дома", в каюте, или в столовой, на ней вновь будет непрошибаемый кокон, сейчас же разговорить ее на личные темы шансы имелись.

Маркиза смутилась, опустила голову. Помолчала. Но, видно, пришла к тому же выводу, что и я – пора наводить мосты. И тихонько, словно боясь, что кто-то посторонний услышит, произнесла:

– Гюльзар. Гюльзар Амир Селим. Как видишь, девочке с таким именем лучше быть просто "Маркизой"… – Далее последовала ироничная усмешка, полная горести.

Мне сразу стало жаль ее, я понял всё. Почему она так относится к имени, почему замкнутая и нелюдимая. Но в отличие от нее, я знал, что надо делать, чтоб это преодолеть. Однако действовать тут надо аккуратно, почти нежно – очень легко спугнуть, сломать статус-кво и сделать хуже.

– Они обижали тебя, да? Дразнили? – Я вложил в голос как можно больше сочувствия и поддержки.

– Да. – Есть, первая победа, она сходу не закрылась в себе. Воодушевленный, я продолжил:

– Просто потому, что ты не такая, как все?

Мог бы и не спрашивать!

– Меня тоже всегда дразнили, – раскрыл я свою "тайну". Чтоб создать атмосферу близости, общей беды. – А один препод, мудак первостепенный, и сейчас коверкает мою фамилию, целенаправленно. Хоть я учусь в спецшколе, где всё строго.

– Ты – русский, – парировала она, покачав головой. – Вас много, и вы вместе. Латинос не могут не считаться с вами. Мы же сами по себе.

Глаза ее вдруг опасно сверкнули.

– Русские тоже издевались, Хуан! Потому, что на них я тоже не похожа! Понимаешь? Так что не надо мне тут рассказывать! Ты не я! И никогда мною не был!

Она вскочила, схватила винтовку и дала очередь по мишеням. Не очередь, вру, одиночными садила, но на такой скорости, что в ушах все слилось в один сплошной гул. Клац, клац, клац…

– Я не они, Гюльзар, – попробовал возразить я, когда винтовка замолчала, а она начала возвращать контроль над эмоциями. – Ты же видишь это. И никогда таким не был.

Она молчала.

– И мне нравится, как тебя зовут, – добавил я, улыбнувшись. – Очень красивое имя! Что оно означает?

– Цветник. Сад роз. Не произноси это имя больше, хорошо?

Я отрицательно покачал головой.

– Буду. Впредь. Всегда. – Я поднялся и медленно подошел к ней сзади. – Потому, что ты не права. Больше никто не обидит тебя, Гюльзар. Здесь все свои. Здесь ВСЕ свои! – уточнил я.

– Да что ты знаешь о "своих"! – обернулась и закричала она в лицо, из глаз ее полились слезы. – Что ты вообще об этом знаешь?!

– Знаю!

Я в один шаг очутился рядом и схватил ее в объятья. Так, чтобы жест этот не нес эротизма, но чтобы не успела начать сопротивляться. Она попыталась, но поздно, я уже крепко держал ее. Провел рукой по волосам.

– Тихо, тихо, девочка!.. Тихо!.. Я знаю. Много знаю! А еще вижу. И чувствую.

Она обмякла. Я про себя улыбнулся.

– Ты живешь в собственном мирке, в стенах, которые сама себе выстроила. Отгородилась ими от всех, кому дорога, считая, что так и надо. Только знаешь, ТОГДА они были актуальны, твои стены. Необходимы. ТЕПЕРЬ же они мешают тебе, калечат. Не дают жить. Так нельзя, Гюльзар!

Она слушала, не вырывалась и не перебивала.

– Тебя не обидят, – продолжил я. – Никто. Никогда. А если попытаются – я размажу ту суку о внешнюю створку шлюза! – закончил я с эмоциями. – Веришь? А после Мишель вышвырнет ее на улицу! Потому, что иначе нельзя!

Дети злы, Гюльзар. Жестоки. Тем более в приютах. Здесь же всё не так. И ты пришла сюда, чтоб всё изменилось, чтобы стать сильной. Никого не бояться, никому не позволять смеяться над собой и своим происхождением. Так?

Робкий кивок в ответ.

– Так не бойся же! – закричал я и отпихнул ее. И продолжил кричать, прямо в лицо:

– Они – твоя семья! Семья, понимаешь?! Ты не доверяешь собственной семье! Самым близким людям! Как ты собираешься жить дальше, если сама отталкиваешь тех, кому дорога?

Я пришел сюда почти за тем же – чтобы стать сильным. Чтоб надо мной никто не издевался. Но я ДЕЛАЮ так, чтобы достичь этого. А что делаешь ты? Скрываешься за глупым прозвищем?

Она стояла, опустив голову, душа рвущиеся слезы. Ой, не переборщить бы! Слишком лихо начал!..

…А может так и надо? Так и только так?

– Ты – это ты! Понимаешь? – продолжил я, обретя новые силы. Да, наверное, только так. – Как бы тебя ни звали, какой бы позывной у тебя ни был. И любят они в тебе именно тебя, какая ты есть, а не твою маску.

Так позволь мне помочь тебе! – Я протянул руку, осторожно вытирая влажную каплю у нее на щеке. – Я не дам тебя в обиду, не позволю над тобой смеяться, но мне нужно, чтобы ты помогла мне. Помоги, Гюльзар! Помоги сама себе! – вновь перешел я на крик.

Она расплакалась, разрыдалась, но это были другие слезы. Что-то сдвинулось в ней, треснуло. Ее стены, не дающие идти на сближение с людьми. Пока только треснули, но и это прогресс.

– Пусти нас в свою жизнь, Гюльзар, – закончил я, – и ты увидишь, что всё совсем не так, как думаешь…

И снова притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, подалась вперед и уткнулась в плечо.

Сколько мы так стояли – не скажу, но долго. Я понимал, что малейшее движение, и все испорчу, и не торопил события. Да и куда мне спешить-то? Она же постепенно пришла в себя, стихла. Успокоилась.

– Хорошо. Я попытаюсь.

И я почувствовал, что победил. Да, это победа, ибо я понял, что могу не только ставить на место таких сучек, как Долорес у фонтана, но и реально помогать людям. Это победа моей веры в себя, а на данном этапе она мне ой как необходима!

– А почему "Маркиза"? – улыбнулся я, решив закрепить успех.

Она отстранилась и смутилась, но только смутилась – негативной реакции не последовало.

– "Ногу убери! Расселась тут, как маркиза!" И матерное слово.

– В приюте? – Мне стало смешно. Ее глаза так же весело блеснули.

– Да.

– А ты?

– А я сказала, что я не маркиза. И прицепилось…

Мы рассмеялись. И смеялись долго, очень долго. У меня через смех выходило все, что скопилось негативного за последние два месяца, у нее…

…А у нее за последние незнамо сколько лет, с момента гибели родителей.

Что ж, мой приход сюда уже оправдал себя – кому-то от этого стало легче. Настроение продолжало подниматься.

– Да, Хуан, наконец мы встретились. – Норма-Августа улыбалась во все тридцать два зуба. – До этого ты не был готов. Теперь же мы начнем наши настоящие тренировки, – сделала она ударение на этом слове.

Я огляделся. Зал вокруг нас был пуст, за исключением красноволосой бестии, сидящей на краю соседнего татами и напряженно смотрящей на нас. Норма заметила мой взгляд и прокомментировала:

– Огонек будет нам помогать. Моя задача – разработать для тебя технику ведения боя, она же будет испытывать ее с тобой в спарринге. У меня не только ты, есть и другие подопечные. – Улыбка.

– Да нет, я понимаю, – покачал я головой.

– Ну, вот и славненько! Тогда к делу. Наша техника не будет тебе доступна никогда, да и не нужна она тебе. Мы будем создавать для тебя собственную, персональную технику, гибридную – и с силовыми, и со скоростными составляющими. Попытаемся использовать плюсы и той и той системы. Это сложный, но интересный процесс. – Она улыбнулась, словно кошка – предстоящие трудности вызывали в ней восторг. – Начнем мы, естественно, с азов, и двигаться вперед будем постепенно, чтобы не мешать, а помогать развитию твоей ноги, – кивнула она на мою коленку. – Поэтому первые занятия не будут носить яркий негативный окрас, который ты видел тогда.

Я непроизвольно скривился, вспоминая ее избиения. Хороший "негативный окрас"!

– Но только пока, имей в виду, – добавила она стали в голос. – После того, как колено придет в норму, пощады не жди. А следовательно, отнесись к занятиям максимально серьезно уже сейчас – ты же знаешь, я не жалею тех, кто забывает уроки.

Это правда, таковых нее жалеет, делая окрас из "негативного" "супернегативным".

– Вопросы есть?

– Так точно! – вытянулся я. – Как быть с теми, кто прошел подготовку, подобную моей? Кто обладает ускоренным мышлением? Вы будете учить драться с ними, и нужна ли для этого какая-то особая тактика? Особая подготовка? Вы ведь не будете утверждать, что "мозговерт" не используется больше нигде за пределами корпуса? – улыбнулся я.

Норма скривилась. Нет, утверждать этого она не собиралась, хотя это была информация не для общего пользования.

– Особой тактики нет, ответ в самом вопросе. "Скорость" и "тактика" – немного разные вещи. Так что знаний и навыков, которые ты получишь здесь, теоретически тебе должно хватить. Что же касается скорости… – Она вздохнула. – Степень "погружения" для силового бойца почти никогда не превышает значения "три". Не может превысить по физиологическим причинам. Нигде, ни в каких войсках, ни в каких странах. Следовательно, скорость принятия решений у подобных бойцов не должна превышать коэффициента "четыре" – иначе он или сойдет с ума при обкатке боевого режима, или это будет пустая трата средств и времени на его подготовку. Ты же знаешь, подготовка таких бойцов недешева?

Я кивнул – догадывался.

– У нас же, в связи с нашей физиологией, ускорение мышления минимум шестикратное. У некоторых доходит до восьми – десяти, у самых стойких. Скорость же движений – минимум четырехкратная по сравнению с небоевым режимом. Мы круче их, Хуан, и в рукопашной сделаем любого. И не только в рукопашной – стреляем тоже быстрее.

Я снова кивнул – в принципе, именно ради этого качества чисто женская организация и была создана императором, как корпус телохранителей. Ну, не успеют за ними мужчины! Ангелы всегда опередят их, если вовремя заметят угрозу!

– Твою скорость движений до "трех" мы подтянем, хочешь ты или не хочешь, – Продолжила Норма и коварно улыбнулась. Но за усмешкой ее я прочел неподдельное сочувствие, от которого стало не по себе. – Мышление тоже попытаемся развить на уровне настоящих ангелов, во сколько бы нам это не обошлось. Так что если ты вытянешь программу, то теоретически сможешь справиться с любым усовершенствованным бойцом любого государства. – Она улыбнулась. – Ты будешь двигаться так же быстро, как и они, но думать немножко быстрее. Как тебе такая картина?

– Впечатляет! – Я уважительно склонил голову. – Но только в случае, если я вытяну программу, – пытался я взять себя в руки. Получалось не очень.

– Разумеется, – вздохнула она. – А вот тут многое зависит только от тебя. А многое, наоборот, от тебя не зависит. Но в любом случае, – подвела она итог, – чем больше ты будешь заниматься, тем лучше будет для тебя. Еще вопросы?

– Больше нет, сеньора. Готов приступать к началу занятия! – вновь вытянулся я.

– Вот и отлично! – она улыбнулась и ударила перчаткой о перчатку. – Тогда запоминай. Для войск специального назначения существуют четыре основные, "научные" школы рукопашного боя: имперская, североамериканская, китайская и русская. Самой сложной для изучения считается китайская, самой простой – имперская. С нее-то мы и начнем.

Итак, первая тема. Основные элементы и отличия техники боя имперского спецназа.

Стойки. В имперской технике выделяют следующие стойки. Защитные…

– Ну что, Хуанито, не скучал? – Очень Важная Сеньора вошла и улыбнулась. Хищной, но довольной улыбкой. Я вдруг поймал себя на мысли, что пока приходил в себя, больше недели, успел соскучиться по ее урокам.

– Никак нет, сеньора инструктор! – бодро ответил я. – Некогда было.

Она одарила меня понимающей улыбкой.

– Что ж, бывает, бывает…

Села на место, щелчком пальцев активировала сзади себя огромный, во всю стену, визор, после чего протянула мне осточертевшие мотивационные принадлежности.

– Поскольку мы много пропустили, предлагаю начать с разминки. Сейчас перед тобой будут проходить картинки с предметами, твоя задача их сосчитать. Принцип счета прост: – она указала на появившееся сзади изображение банана – это "первый банан". Это – изображение сзади нее сменилось с банана на ананас – "первый ананас". А это "второй банан". – На экран вернулась изображение банана. – С ростом счета количество считаемых предметов будет увеличиваться. Сбой – удар шокера. Готов?

Я защелкнул последний браслет и кивнул.

– Так точно, сеньора инструктор.

– Начинай.

– Первый банан. – Смена изображения. – Первый лимон. Первый ананас. Второй банан…

Картинки начали мелькать с невообразимой частотой. Мозг отключился – мне пришлось отключить его, я банально не успевал за ним. Я очутился как бы в одном измерении, а мое сознание, считающее фрукты на картинках, где-то совсем в другом. Вот он, боевой режим! Во всей красе!

– …Тридцать шестой ананас. Сорок седьмой банан. Двадцать третье яблоко. Шестой лимон… – только и отскакивало от меня. При этом я чувствовал, как язык мой заплетается, не успевая за полетом мысли. Сеньора кивала, я ее удивил, и это слабо сказано. Видно, не все справляются с таким заданием с первого раза.

– …Сто сорок седьмой банан. Девяносто седьмая папайя…

– …Двести шестидесятый ананас. Семьдесят третий лимон…

– …Ой! – я схватился за горло. Передо мной на картинке висело непонятно что. Я мог сосчитать, но не знал, как произнести название.

– В чем дело, Ангелито? – Сеньора смотрела на меня с тревогой, не понимала, что случилось. У меня получалось, я считал параллельно с полтора десятка фруктов, количество одного из которых зашкалило за три сотни, другого было в пределах двадцати. А этот… Вообще появился впервые. И что это такое – я не знал.

– Что это? Как называется? – кивнул я ей на экран.

Она с удивлением посмотрела в указанном направлении, потом на меня. Опять на экран, опять на меня.

– А ты не знаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Это гуава. Ты никогда не ел гуаву?

Я молчал. Отчего-то стало стыдно. Не перед ней, нет, перед самим собой. И за себя, и за маму.

– Но ты же не из приюта!

Я почувствовал внутри злость и бросил все силы, чтобы сдержаться и ничего не выкинуть. Кажется, глаза мои сверкнули.

– И что? Я и папайю никогда не ел!

– …Вру, – ехидно и с иронией поправился я. – Ел. В кабинете у сеньоры Тьерри, во время собеседования. Она угощала. И что теперь, накажете?

Очень Важная Сеньора покачала головой, словно отгоняя наваждение. Ей было стыдно, откровенно стыдно, и она не пыталась скрыть от меня это чувство. В руки себя она взяла лишь через несколько долгих секунд.

– Хорошо, продолжим. Упражнение то же самое, но объекты будут не фрукты, а… Животные, – выбрала она у себя на планшетке нужную программу. – Надеюсь, с животными у тебя проблем нет?

Я пожал плечами.

– Не знаю.

– Тогда поехали.

– Первый слон, – начал я. – Первый жираф. Первый верблюд…

– Соскучился?

Я усмехнулся, нахально пялясь на ее коленки. Со времен первого урока она каждый раз надевает жесткую мини- юбку, всячески выставляя ноги напоказ, закидывая одну на другую, и сегодняшний день не станет исключением. Это наша игра с глубоким смыслом – теоретически я должен отвлекаться на них и тормозить с ответами, за что получать разрядами тока. Конечно, я почти сразу, на первом или втором занятии приобрел иммунитет, электрические удары приучают к концентрации внимания невзирая ни на что, но она упорно одевается так, а я упорно пялюсь, делая вид, что это меня отвлекает.

– Сеньора Гонзалес, это такой местный прикол, спрашивать, соскучился ли я?

Она подняла непонимающие глаза.

– Этот вопрос мне задает каждый преподаватель, который вел что-либо до "мозговерта", – пояснил я. – Теперь и вы. Что это?

Она рассмеялась

– Думаю, банальное участие в твоей жизни. Сам посуди, спрашивать "как дела" глупо, учитывая, что за аппарат ты отныне в подробностях каждый день изучаешь. А спросить что-то надо, хотя бы из вежливости.

Кстати, согласно азам риторики, – продолжила она, грозно прищурившись, но я видел, что ей просто весело, – вопрос на вопрос не является ответом, а всего лишь отвлечением внимания. Неответ же с твоей стороны – знак неуважения на проявленное мной участие. Итак, ты соскучился? – она вновь выдала фирменный оскал.

– Наверное да, сеньора, – честно признался я и откинулся назад, скрывая улыбку, глубокомысленно опуская глаза на ее ноги. – У вас интересный предмет, и с вами весело.

Проследив за моим взглядом, она закинула ногу за ногу, под опасным ко мне углом.

– Польщена! Правда, польщена! На чем мы остановились?

– Ла-Плата. Говор Ла-Платы, – вспомнил я, напрягая память.

Она кивнула и активировала собственную планшетку.

– Хорошо. Сегодня приступим к Бразилии. Но сначала повторение пройденного. Итак, установочная фраза: "Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить мир. Вольтер". Запомнил?

Я медленно проговорил фразу про себя. Два раза сеньора Гонзалес не повторяет, а получить разряд тока просто так, за то, что разиня, мне не улыбалось.

– Теперь произнеси ее на диалекте Северных Территорий. Скажем, будто ты – житель Далласа или Сан-Антонио.

"Техас", – озвучил я про себя географию, вызывая в памяти наши прошлые занятия и тренинги с Паулой. Затем произнес искомую фразу, стараясь попасть в фонетические особенности произношения этой провинции, взявшей в свое время слишком много от Северной Америки и сильно отличающейся от остального континента.

Акцент Северных Территорий у меня получался лучше всего, из-за особенностей, слишком бросающихся в глаза. Как и достаточно легкие колумбийский и каракасский выговоры – спасибо огненному демону, разговаривающей со мною на них для закрепления. Правда, багаж ее знаний оказался не так велик, например, диалекты Перу, Боливии и более южных территорий она не знает совсем, в говоре Мексики и Центральной Америки путается, а как у нее с португальским только предстоит выяснить. Так что белых пятен на карте Империи, которые мне предстоит изучать самостоятельно, предостаточно.

– Хорошо. – Сеньора Гонзалес кивнула. – Смещаемся на юг, в Северную Мексику…

– Да, Хуан, это особая дисциплина. – Обе Сестренки стояли и улыбались. Говорила в основном Роза, как условно старшая, Мия лишь изредка вставляла комментарии. – Первые три занятия проведем мы. Это ознакомительные занятия, вводные, чтобы ты понимал предмет и задачи.

– Не подведи нас, – подмигнула Мия. – Ты ж понимаешь, что опыта у нас нет, ты наш первый ученик. А взыскивать с нас будут строго, по полной программе, будто мы всю жизнь только и делали, что натаскивали таких, как ты.

– А Паула? – ухмыльнулся я. – Ее вы не натаскивали?

Они переглянулись, затем синхронно покачали головами.

– Паула – одиночка, – пояснила Мия. – Ей нужны напарники, но работает она автономно. Ты видел, как она стреляет с двух рук?

– У каждого бойца свой профиль, Хуан, – продолжила Роза. – Кто-то одиночка, кто-то же лучше работает в команде. Паула из первых. Она проходила свой курс синхронизации, и умеет прикрывать спину, но в целом ее нужно ставить на острие атаки, как ведущую, центровую.

– Как приму, – подобрала слово Мия.

– Наша же задача – прикрывать таких центровых и друг друга, – закончила Роза. – Кто ты, на чем делать ударение в твоем случае – пока неизвестно, и наша задача это выяснить.

Я кивнул. Судя по тому, что дрючат меня сильнее, чем в свое время Паулу, и планы на меня масштабнее, меня будут учить быть и центровым, и прикрывающим, в зависимости от условий. И плевать им на мой психотип. Так надо. А Сестренки в этом вопросе – тяжелая артиллерия – я видел, как они могут работать в связке.

– Итак, первое упражнение, – подвела Роза итог вводной части. – Я буду бежать, ты будешь бежать рядом и делать всё, что делаю я, одновременно со мной. Выполнять те же элементы.

– Что за элементы? – уточнил я.

– Увидишь. Пока не сложные. И делать буду медленно. Сейчас для тебя главное – войти в мой темп, мой ритм.

Я кивнул:

– Хорошо.

– Готов?

– Так точно!

– Три, – начала она отсчет. – Два. Один!

Эта дрянь сорвалась, помчавшись к люку трассы тренажера, на счет "Один", а не "Вперед". Я рванул следом, но, естественно, опоздал.

– Стоп! Десять отжиманий и стартуем заново! Начал!

Пришлось положить винтовку рядом с собой и десять раз отжаться от пола. М-да, эти хотя бы просто отжиматься заставляют, не изуверствуют!

…Тогда я не знал, на что действительно способны коварные Сестренки. Я так и не понял, первое занятие было посвящено синхронизации или отжиманиям от пола? Но палку они не перегибали, в последний момент, когда я готов был закипеть, заканчивали дурачиться и проводили несколько на самом деле важных серьезных упражнений. Правда, потом вновь на ровном месте ставили меня, салагу, на место, подставляли, заставляя потеть, а после вновь делали всё серьезно.

– Готов? Три. Два…

– Мой предмет покажется тебе несерьезным, – скалилась очередная сеньора-без-имени. Новенькая, раньше ее не было. – Но я прошу отнестись к нему со всей ответственностью. Поверь, то, что ты услышишь здесь, ты не услышишь нигде, и передавать эти знания третьим лицам я не рекомендую.

Лицо сеньоры было неприятным, а взгляд колючим, цепким. Как у профессиональных шпиков. Или преподавателей скользких мозгопромывочных дисциплин, вроде моего преподавателя ИЛА, устроившего памятный разнос. И предмет ее, как и его, назывался так же, "История Латинской Америки".

Впрочем, пообщавшись с этой теткой позже, я изменил мнение и о ней, и о предмете. Тетка, несмотря на суровость, оказалась доброжелательной. Походя раскрывала мне такие секреты истории государства и клана Веласкес, что за воротами я бы душу отдал за их знание. Секретные протоколы, договора, схемы отмыва денег первыми венерианскими правительницами, подковерные интриги вокруг императорского трона на Земле и тайные причины конфликтов между кланами, выбиравших ту или иную сторону, то есть сажавших тех или иных императоров. Без цензуры, без редакции надзирающих органов, без утайки деталей, совершенно меняющих представления о давно изученных… Пардон, зазубренных событиях. Интересный предмет! Сеньора мне даже понравилась бы, не нажимай она так часто на ключ мотиваторов. Но предмет ее я все-таки полюбил искренне и всем сердцем. В наши дни редко где можно услышать правду. Настоящую правду.

Оказывается, вся история войны за независимость вольного королевства – часть срежессированной игры между имперскими семьями и спецслужбами, в которой кое-кто благодаря форсмажорам, стечению обстоятельств, вылез наверх, "кинув" тех, кто вкладывался в проект изначально. Отнюдь не Сантана и Феррейра должны были править юной Венерой, а королева Аделлина играла там совсем не первую скрипку. И мне еще больше стало жаль наших королев, варящихся в этой каше полтора столетия. А громкие и блестящие победы нашего оружия в той и следующей войне, оказывается, стали возможным не благодаря мужеству и отваге колонистов, а деньгам, щедро вливаемым заинтересованными кланами Венеры в разборку в верхах Империи…

Увлекшись, сеньора рассказывала не только почему и как это происходило, но почему официальными признаны совсем другие версии развития событий. Потому, что народ должен есть то, что ему дают, что патриотично и не бросает тень на всю нашу гнилую систему власти, создавая иллюзию совершенно другого государства. И эти знания не могут не пригодиться для моей потенциальной карьеры, если меня все же возьмут в команду королевы. А потому я вникал в тонкости хитросплетений этих интриг, чтобы позже, самому, при необходимости взять на вооружение.

– Ну, здравствуй, Хуанито.

Это был кабинет Катарины. Сама она сидела, развалившись в кресле. Я прошел и присел напротив.

– Все правильно? Я туда попал? – поинтересовался я, указывая на козырек с завихренной перед глазами картой, приведшей меня сюда для прохождения следующей дисциплины. Она кивнула.

– К сожалению. Я не смогла убедить руководство, что моя кандидатура на роль преподавателя этого предмета не самая лучшая, а раскрывать подробности наших взаимоотношений посчитала излишним. Так что, малыш, нам придется работать вместе, несмотря ни на что. Мишель настояла, чтобы именно я вела этот предмет.

– И что за предмет такой, важный и таинственный? – усмехнулся я.

– Манипулирование. Женщинами, – с самой серьезной миной ответила она.

Я раскрыл рот, порываясь что-то сказать в ответ, но что именно сказать не придумал.

– Круто! – все же выдавил я.

– Не то слово, малыш! – поддержала она. – И не думай, что здесь будет легко – спуску тебе я давать не намерена. – Ее глаза блеснули. Это важный предмет. САМЫЙ важный, – подчеркнула она это слово. – Важнее всего, что тебе здесь преподают.

Я пожал плечами, дескать, не спорю. И жест этот ей не понравился.

– Королева – женщина, продолжила она после оценивающей паузы, грозовым голосом. – Испытывает в силу возраста к тебе материнские чувства, и это можно и нужно использовать, если хочешь куда-то вылезти.

Инфанта, наследница престола, которой тебе рано или поздно придется давать присягу, женщина. Причем, практически твоя ровесница, ею при желании можно вертеть направо и налево.

Глава корпуса телохранителей, членом которого ты являешься, и на который всю жизнь будешь опираться, женщина. И ею всегда будет женщина, сколько бы лет ни прошло.

Далее, весь кадровый резерв клана Веласкес. Сам понимаешь, кто это.

– Бывшие ангелочки, – ответил я. Она кивнула.

– На ключевых постах планеты их всегда будет множество – Веласкесам просто некуда от этого деться. А значит, если ты умеешь грамотно манипулировать ими, ты всегда будешь на шаг впереди конкурентов. Это объективный закон реальности, и ты должен вырубить его себе в памяти, как скрижали, на века.

Я задумался – она меня озадачила. Не ждал, что настало время ТАКОЙ правды. Всё в лицо, без намеков. Манипулировать королевой?.. Инфантой?.. Главой корпуса, при живой главе корпуса, а так же, возможно, Советом офицеров?.. Да запросто! М-да!..

– У нас тут есть один русский бухгалтер, – продолжила Катарина, дав мне почувствовать кайф от предыдущих ее слов. – Неплохо устроился, хотя ты это и так знаешь. Манипулирует всеми сеньорами, стоящими у власти в данный момент, и делает это успешно, много лет. У него есть козыри, Хуанито, его до сих пор любит королева, и его дети – наследники престола. Это такие мощные факторы, что с его умением и чутьем он непотопляем.

– Но он с самого начала был мужем принцессы, – продолжила она, повысив голос. – В которого та втрескалась по уши. Обладал стартовыми факторами, о которых можно только мечтать. Вся его задача свелась к тому, чтобы развить и укрепить свое положение. У тебя же, в отличие от него, никаких особых условий старта не будет.

Везение? – усмехнулась она. – Да, и ему повезло, и ты юноша везучий. Но вспомни недавние события и ответь, могут ли там, наверху, – она указала пальцем в потолок, – решить, что ты исчерпал свой лимит везения? Как думаешь?

Она знала куда бить. Кажется, я сгорбился и опустил голову. Она озвучила то, над чем я размышлял не один день, чего боялся и боюсь – что удача повернется ко мне задом. Ведь не может везти все время, когда-то у благоволящих высших сил должен выдаться и выходной.

– Везение и интуиция, малыш, это вещи, которые должны податься как соусы, как приправа, – вбивала она меня в землю. – Основой же блюда должно являться знание. Железное знание, умение, и моя задача научить ему тебя, балбеса. У тебя не будет ничего, кроме головы на плечах, а вокруг будет вся аристократия, включая двух взбалмошных особ королевской крови. Не считая самой королевы, конечно. – Она улыбнулась. – Теперь понял, что я хочу тебе сказать и для чего такая преамбула?

– Да, – вырвалось у меня. Отчего-то в этот момент я вспомнил свою аристократку и разговор с Паулой у эскалаторов. "Она задавит тебя. Поиграется и выбросит на помойку, когда надоешь…"

Я должен уметь защищаться от принцесс. Я должен уметь защищаться от аристократии, хотя бы слабой ее половины. И я должен уметь защищаться от избранницы, какой бы она ни была. Слишком много "должен". И этот предмет для меня – подарок небес.

– Вижу, понял, – ухмыльнулась моя куратор. – Тогда начнем. – Она протянула браслеты с ошейником. – Несмотря на заявления различных так называемых "ученых", мозг мужчины и женщины отличается существенно. Мужчины более склонны к анализу, рационализму, у них развито абстрактное и пространственное мышление. Женщины же существа эмоциональные, слабо дружащие с анализом и пространственным мышлением, чересчур подвержены догмам. Все это – слабости, Хуанито. Основа того, что можно использовать для манипуляции.

На первом этапе я не буду загружать тебя слишком сильно, постичь эту науку ты можешь только на практике. Моя задача лишь объяснять и направлять. И в отличие от девочек, проходящих сходную дисциплину, – она вновь усмехнулась, – объектов приложения у тебя предостаточно.

Для начала ты должен понять женщин, понять, как они думают. И пользуясь этим, уметь их очаровывать. Держи. – Она протянула мне одну из книг, лежащих перед ней на столе. Я повертел в руке – стандартный женский любовный роман. Любовно-приключенческий, пардон, со стандартным самцом-"принцем", который встречается главной героине, и всеми сопутствующими соплями.

– Что это?

– А ты не видишь? Можешь прочесть название, если это тебе о чем-то скажет.

Кажется, я скривился.

– Это классика, Хуанито, – усмехнулась она. – Книга, прошедшая испытание временем. Я подбирала только самые лучшие экземпляры, самых лучших авторов. Но главное, это книга, написанная женщиной и для женщин. Чувствуешь?

Кажется, начало доходить.

– Ты должен вникнуть в повествование и понять, что же хотела донести автор. Что актуально для читательниц. И поняв, суметь этим оперировать.

Задание следующее. Ты должен прочитать… Скажем, пять глав. Пока пять. Прочитать внимательно, не торопясь. И пересказать мне содержимое этих глав так, чтобы мне стало интересно, заинтересовать меня. В перспективе задания будут усложняться, но начнем мы с простого.

Я открыл книгу, на пластиковой обложке которой типовой мускулистый самец облапывал знойную черноволосую сеньору такой красоты, которая среди латинос встречается не часто. Облапывал культурно, цензурно, лишь обозначая свои действия, показывая этим, какая сумасшедшая волна эротики кроется внутри произведения.

– Ты представляешь, что требуешь? – покачал я головой.

– Представляю, – кивнула она. Ее так и распирало от улыбки. – Но ничем не могу помочь.

– Да понимаю… – Я тяжело вздохнул.

– Ах, да, – вскинулась Катарина, что-то вспомнив. – Тренироваться на членах тринадцатого взвода запрещаю. Как и на "зелени". Выбирай цели среди кадрового резерва, если получится – среди хранителей. Это касается не сегодняшнего задания, пока ты мало кого сможешь очаровать, а на перспективу.

– Почему кроме своего звена? – прикинулся я дурачком, хотя прекрасно понимал, почему.

– Потому, что близкие отношения на данном этапе вам противопоказаны, – сверкнула она глазами. – Если ты сорвешь ситуацию с петель, даже я ничего не смогу сделать, чтобы вернуть статус-кво. К сожалению, кроме тебя это понимает только Паула.

Тебе ставить их на место, Хуан, – продолжила она с воодушевлением. – Всех их. Манипулировать ими, если так доходчивее. То, что ты начал делать с Гюльзар – это правильно, это хорошо, но кроме нее их еще четыре человека, и каждую тебе придется чем-то брать. Особенно Кассандру.

– Кассандру? – Я опустил момент, что целью "работы" с Гюльзар было желание помочь ей, а не набросить поводок. Она меня не поймет. Как и момент, откуда она об этом узнала. Жучки стоят, до сих пор, я знаю об этом, и ладненько.

– Не думаешь же ты, что комвзвода просто так сдаст тебе бразды правления? – усмехнулась Катарина. – С итальянкой тебе понадобится просто ювелирная аккуратность. Потому мой совет, оставь все свои предубеждения за воротами и начинай работать. Работать серьезно, подавляя гормоны и эмоции. Никакой личной жизни, Хуан, не время. Я зайду в конце занятия, посмотрю, что у тебя сегодня получилось. Начинай.

Она встала и показно прошлась к гермозатвору. Вышла. Я остался один. Не так, я остался один с книгой, но в книге этой затаились сотни женщин, если не тысячи, науку обхождения с которыми мне предстояло постичь.

Рука моя перевернула обложку, а глаз еще раз прочитал имя автора и название произведения. Начали…

– Так не бывает! – Девушка задумчиво трясла головой. – Я понимаю, он приказал подчистить всю возможную информацию, но не могли же его люди подчистить настолько тщательно?! Это же титанический труд! Сколько времени для этого должно понадобиться?!..

Лана молчала. Теребила лямку винтовки и молчала. Ей нечего было на это сказать. Прошло много времени, очень много, горячих следов не осталось, а все "холодные" вели в тупики. Но своей вины она не чувствовала.

Да, она обещала помочь. Но реально возможности для этого у нее появились только сейчас. Она не могла распылять силы, вначале нужно было завершить то, что взвалила на нее королева – комплектование оперативной группы, и только потом разгребать дела этой непоседы. Это ее святая обязанность и как хранителя, и как главы группы. А еще, доверие такого человека, как Лея, не дается просто так, и подвести свою королеву она не могла. Да-да, свою. Она приняла ее, впустила в себя, и не жалеет.

Марс… Там было сложно. Но жизнь гораздо более сложная штука, чем кажется юной тринадцатилетней дурочке из окопа богом забытой планеты. Намного более. Нет, она не предала тех, кто воевал бок о бок с нею тогда, не считает так, просто приняла другую правду, имеющую такое же право на существование, как и та, что они передавали из уст в уста. В конце концов, не важно, кто тобой правит, главное, чтоб был счастлив защищаемый тобой народ. А марсиане, после установления новой власти, после образования подконтрольного Альфе Космического Альянса, намного более счастливы, чем до войны. Королева Лея не унижает марсиан, относится к ним, как к равным, выказывает все положенные знаки уважения, хотя всем ясно, захоти она, и Красная планета станет провинцией Венеры, как тот же русский сектор. И никто не помешает – не сможет. Экономика Марса в росте, сумасшедшем росте, и запитана она почти полностью на Венеру, на ее ВПК. Кроме этого десять миллионов "лишних" рабочих рук, треть граждан республики, уже живут и работают здесь, на Венере, и это не предел – многие до сих пор стремятся пополнить их ряды. На Марс вернулись достаток и благополучие, а главное, уверенность в завтрашнем дне, и по ее мнению, ради этого стоило проиграть войну.

В какой-то степени она предала, да. Вот только она-теперешняя не за тех, с кем волею судьбы воевала плечом к плечу. Сложись ее жизненный путь иначе, вполне могло случиться, что сражалась бы она совсем на другой стороне. Она- теперешняя за тех, кто не брал в руки оружия, кто живет и работает, растит детей. А факты говорят, что им прекрасно живется под пятой новой, преступной с ее точки зрения власти, и неизвестно, победи они, смогли бы обеспечить им такую же жизнь?

А еще факты говорят, что не будь Венеры, планету прибрали бы к рукам русские. Вернули так сказать бывшую колонию. Вся их гражданская война, вся эта кровь, была всего лишь способом выяснить, кто именно из сверхдержав будет владеть красными песками в дальнейшем. На их стороне сражались одни добровольцы, на той – другие. Они получали оружие одного производства, противники – другого. Им припасы доставляли одни корабли, их противникам – другие. Вот и вся разница между сторонами конфликта. Это пат, с любой стороны здесь предательство, как ни крути. Потому она сделала выбор, приняла свою сторону, и не раскаивается в этом, кто бы что ни говорил.

– Это специалисты своего дела. У твоего отца работают лучшие, – потянула она, включаясь в беседу. – И не забывай, сколько времени прошло – были возможности.

Бэль скривила кислую мину.

– Все равно. НИ В ОДНОМ заведении, где мы были и мимо которых шли, не осталось никаких записей. Даже на камерах ограждения стены Центрального парка. Так не бывает. А фотороботы? Ни один так и не выстрелил, ни по одной базе данных! Так тоже не бывает!

Лана знала, пока она занималась комплектованием группы, Изабелла от отчаяния, что не сработали поиски по фотороботу, занялась тем, что вручную вывела на экран всех Хуанов Альфы заданных параметров – семнадцати – двадцати двух лет, и браковала каждого. Лично. Все несколько тысяч, если не десятков тысяч человек. Но своего мальчика среди них найти так и не смогла.

– Ты уверена, что его зовут Хуан? – вновь задала Лана вопрос, который задавала не раз, и которым довела девчонку до кипения.

Да, не уверена, теперь – нет. Хотя поначалу прыгала в лицо, доказывая, что да, его точно зовут Хуан. Сейчас же этот вопрос лишь вызвал очередной тяжелый вздох:

– Мне что, абсолютно всех мальчиков Альфы просматривать? Но их же, наверное, под миллион! Мне жизни для этого не хватит!

– Ну, не миллион, это ты загнула. Но тысяч сто наберется. Может, двести… – философски заметила Лана и приложила все силы, чтоб сдержать улыбку. И так недовольная мордашка ее высочества скисла еще больше.

– Ладно, на выход, – кинула она по общему каналу – машины остановились возле точки на карте, отмеченной желтым маркером конечной цели. Девчонки групп три и два мгновенно рассыпались по карте. Группа три взяла под контроль улицу, группа-два вошла внутрь, игнорируя протесты вооруженного охранника на входе. Впрочем, видя, с кем имеет дело, не особо он и возмущался, лишь доложил по рации о происшествии в высшую инстанцию.

– Чисто, – ожила пятая линия.

– Пошли. – Лана взяла Бэль за локоток и ободряюще его сжала. – Сейчас все выясним, все точки расставим.

Девчонка кивнула и полезла в открывшийся люк.

Комиссар представлял из себя невысокого жирного ублюдка с бегающими глазками. Ублюдка, потому, что Лана знала этот тип людей, и положительным словом охарактеризовать его трудно. На войне, будь он врагом, она пристрелила бы эту тварь не задумываясь, но здесь он представлял власть, и более того, от него зависело слишком многое в их грядущем деле. Но она не сомневалась, он берет взятки, покрывает бандитов, обирает собственных сотрудников, и вообще считает себя маленьким царьком в подотчетном районе. И еще, несмотря на испуг – не каждый день к тебе заявляется принцесса крови в сопровождении кровожадных ангелов – добиться от него чего-нибудь будет не просто. Такие мрази не из пугливых.

– Пожалуйста, присаживайтесь, ваше высочество! – раболепно кланялся комиссар, придвинул стул вслед за Бэль, усадив напротив своего места. Затем, смешно дергая ногами, оббежал стол и сел в собственное кресло. – Чем могу вам помочь?

Лана присела на подоконник выходящего на улицу окна, красноречиво положив винтовку на колени дулом в направлении комиссара, и нацепила на лицо беззаботное выражение. Первый раунд за девчонкой, это ее проблема и ее мальчик. Она же будет смотреть и думать, чем можно помочь в случае чего.

Изабелла прокашлялась.

– Сеньор…

– Жезуш. Фредерико Жезуш Жункейра, ваше высочество! – представился комиссар, вновь склонившись. Лану поразило, как обильно он в этот момент вспотел.

– Сеньор Жезуш, – кивнула Изабелла. – Мы приехали, чтобы прояснить некоторые подробности происшествия, произошедшего на территории вашего участка пару месяцев назад.

Кажется, комиссар вспотел еще сильнее, пот начал скатываться у него по вискам, а глаза чуть не вылезли из орбит.

– Разумеется, я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь вашему высочеству! – вновь склонился он. – И если понадобится, даже больше! О каком именно происшествии идет речь?

Изабелла задумалась, пытаясь прочесть этого типа и выработать стратегию разговора. Что он скользкий она поняла, однако опыта общения с такими у нее не было.

– Одна моя приятельница пару месяцев назад… – она назвала дату – …гуляла по территории вашего района со своим спутником. Знаете, мы тоже люди, иногда хочется просто пройтись, по обычному району, среди обычных людей. Но проблема в том, что на них напали. Хулиганы.

– Местные? – заинтересованно потянул комиссар.

– Скорее всего, – ответила девчонка. Лана громко хмыкнула. – А может и нет, этой информацией мы не располагаем, – поправилась Изабелла.

– Когда, говорите, это было?

Комиссар тут же активировал прямо на столе голограмму визора и принялся лихорадочно что-то искать. Изабелла повторила.

– Нет, информации в журнале происшествий нет. Простите, ваше высочество, вы ничего не путаете?

Брови Изабеллы грозно сдвинулись, но она сдержалась, хотя Лана понимала, чего ей стоило с ее характером.

– Нет, сеньор Жезуш. Я ничего не путаю. Моя подруга шла по вашему району. – Она назвала улицу и время происшествия. – На нее и ее спутника напали хулиганы. Попытались избить их. Но ее охрана расстреляла их капсулами со снотворным. Вы должны знать, сеньор Жезуш! Такое происшествие не может остаться незамеченным!

Лана видела, как побледнел комиссар. Рука его, которой он листал голограмму, мелко задрожала. Однако контроль над собой он не потерял.

– Но вы можете убедиться, сеньора! Данных о происшествии нет! Я не могу сказать, кто напал на вашу подругу!

– Сеньор комиссар! – все-таки вспыхнула Бэль и привстала. – Я сама лично слышала сирены машин гвардии! Машины были там, а значит, происшествие должно было быть зарегистрировано! Хотя бы как ложный вызов!

– У меня нет о нем никакой информации, ваше высочество! – обрел вдруг непонятные силы комиссар и тоже привстал, в ответную. Не ожидавшая такого наезда Изабелла стушевалась. "А он не так плох!" – подумала про себя Лана. – Если это и произошло, возможность чего я не исключаю, в журнал оно по каким-то причинам не попало! И я ничем, совершенно ничем не могу вам помочь!

– Может, походатайствовать о служебном расследовании на вашем участке? – продолжала давить Изабелла, не понимая, что несет ее не туда. – Чтобы в следующий раз у вас было чем помочь в такой ситуации?

Комиссар успокоился, выдавив Изабелле милую воспитательскую улыбку.

– Это ваше право, ваше высочество. Имея ваши возможности, вы, разумеется, можете походатайствовать об этом среди инстанций более высоко стоящих, чем мой скромный отдел. Но я, именно я, ничем не могу вам помочь. Прошу прощения!

Он опустился назад, в свое кресло и облегченно вздохнул. Лана на его месте вздохнула бы так же – еще бы, поставить на место зарвавшуюся девчонку королевских кровей! Кровь-то королевская, но сама – сущее дитё!

Бэль поняла, что проиграла, что выбрала неверную тактику, и сделала следующую ошибку – начала канючить.

– Сеньор комиссар, пожалуйста, помогите! Мне нужно найти этого человека! Парня, что был тогда с моей подругой! Только его имя! Это жизненно необходимо!

Комиссар оскалился:

– Простите, сеньорита! Я уже всё сказал! – И развел руками. Это был его триумф. Лана не могла мысленно ему не поаплодировать.

– Но может ваши подчиненные могут что-нибудь знать? – не унималась девчонка. – Из тех, кто ездил тогда на это происшествие?

– Если желаете, сеньорита, я могу вызвать к себе всех своих подчиненных, по очереди. И вы лично допросите каждого. Хотите, я отдам такой приказ, прямо сейчас? И мы вместе установим истину, что же тогда все-таки произошло и почему дело не получило официальный ход, и даже не было зафиксировано?

– Я…

– Спасибо, сеньор комиссар. Вы немало помогли нам! – перебила Лана, не давая девчонке опозориться окончательно. Встала, зацепила Изабеллу за локоть и потащила прочь.

– Но я… – Та пробовала сопротивляться, но это было бесполезно.

По ее знаку девчонки группы-один окружили их и установленным строем вся их процессия, под ошарашенные взгляды сотрудников участка, начала шествие к выходу.

– И что теперь? – Бэль сидела на заднем капоте, обняв колени, положив подбородок на руки. Вид у нее был жалкий.

– Что-что! – передразнила Лана. – Втыкать тебе буду, вот что! Ты совершенно не умеешь разговаривать с людьми! – И она вкратце пересказала ей ошибки, которые та допустила.

Девчонка сидела красная, как рак, опустив глаза. Конечно, стыдно, а как иначе.

– Теперь он понял, что это была ты, что нападение было совершено на лицо королевской крови. А значит люди, замешанные в этом, по чьей указке он удалил данные, окончательно отдадут концы в воду – во избежание. Никто не захочет связываться с королевским кланом, это самоубийство. И будет самым прискорбным, если уберут его самого.

– Даже так? – девчонка подняла и округлила глаза.

Лана пожала плечами.

– Может быть. Я не исключаю такое развитие событий. Мы же не знаем, с кем ты тогда связалась, кто на тебя напал. Но это определенно авторитетные в преступных кругах люди. Очень авторитетные.

Бэль передернуло.

– Бедный Хуанито… Как он там?

На это Лана не смогла сказать ничего. Зато подытожила услышанное и увиденное сегодня:

– Итак, комиссар замял то дело тогда, в угоду кому-то темному, но влиятельному. Но если прислать сюда специалистов, они мигом расколят и его, и его покровителей. Но, как понимаю, тетю Алису подключать к этому делу тебе запрещено, – скорее констатировала она, чем спрашивала. – Отец рассердится, что ты играешь нечестно.

Девчонка со вздохом кивнула.

– Потому вижу три варианта. Первый – явиться в участок еще раз и выбить из комиссара информацию о покровителе, замешанном в том деле. Силой. Плюс варианта – это верняк, мы точно его расколем. Опыт есть. Минус – это превышение всех возможных полномочий, скандал, последствия такого шага трудно просчитать. Мы – твоя охрана, частные лица, даже не представители какой-нибудь государственной структуры. Представь заголовок: "Нападение ее высочества на участок гвардии"? Звучит?

Бэль вновь передернуло

– Мама меня убьет.

– Второй вариант, – улыбнулась Лана. – Надо подумать и найти все-таки кого-нибудь наделенного властью, наделенного полномочиями. Но сделать это в обход отцовского запрета. То есть, это должна быть не тетя Алиса, а кто-то… Я даже не знаю, кто. Надо думать.

Изабелла отрицательно покачала головой.

– Я не знаю, кого можно подключить. Я уже думала. Пока никто не придумывается. А третий вариант?

– Третий – тот же первый, – Лана хмыкнула. – Но сделать это, выбить сведения, должны не мы, а фрилансеры. Наемники. Которым ты заплатишь деньги золотом. Суть та же, но риск немного меньше, согласись?

Девчонка была согласна, что меньше, но все же отрицательно покачала головой.

– И что? Больше никаких вариантов?

Лана пожала плечами.

– По-моему, мы уже все перепробовали.

Какое-то время Бэль сидела в задумчивости, но вдруг резво соскочила с капота и активировала перед собой меню навигатора:

– Придумала! Я знаю, кто нам поможет! Есть такой человек!

Набрав что-то в системе связи, она подождала какое-то время и произнесла:

– Фрей, ты занята? Да, мне нужна помощь. Не срочно, но важно, жизненно важно. Нет, как инфанты и наследной принцессы, наделенной властью помощницы матери. Хорошо, через полчаса подъеду.

Когда она разъединилась, Лана не смогла не поддеть:

– Продаешь душу дьяволу?

– Она же моя сестра, – беззаботно пожала плечами Изабелла. – Кто кроме нее?

Лане осталось лишь покачать головой.

Девчонка рассказала ей про встречу с сестрой в галерее. Она в курсе, в отличие от самой Фрейи и ее охраны. Но данных с внешних систем слежения охранявших ее девчонок в архивах она не нашла. И это, если честно, настораживало.

– Хорошо. Куда ехать?

Опекун

Ноябрь 2447, Венера, Альфа, Золотой дворец.

– Вызывали, сеньор?

Девушка вошла в сопровождении Даниелы, от вида которой его превосходительство скривился.

– Присаживайся, – указал он на кресло напротив себя. Девушка кивнула и послушно села. Даниела осталась стоять.

– Спасибо, ты свободна! – сказал он ей открытым текстом. – Не смею задерживать!

Та громко вздохнула и вышла, всем видом выражая недовольство. И он ее понимал: как же, глава опергруппы, а проморгала доставку к нему этой девочки! Причем девочка – ее же подопечная, пускай и временно отстраненная.

Он подозревал, что ту от него прятали намеренно и видел в этом руку Гарсия. Однако, Елена не всемогуща, а девочке, как и всем, хоть иногда нужно выходить в город, ибо ее отстранили от работы хранителя, но в правах не понизили. И сегодня, наконец, его люди смогли ее перехватить.

Его превосходительство на секунду прикрыл глаза и сделал упражнение на концентрацию, стремясь унять раздражение, собраться с мыслями. Последнее время он стал очень нервный, и дело не только в Даниеле, постоянно лезущей на глаза и качающей права. То, чего он боялся, началось, а он потерял все нити управления процессом.

Меж тем девочка вжала голову в плечи. Он хорошо знал ее, их взвод часто приставляли к нему. На нее лично он никогда не окрысивался, но пара ее товарок взбучку получала – ничего хорошего от беседы с ним та не ждала.

– Удивлена? – спросил он почти отеческим тоном, пытаясь хоть немного погасить неприязнь. Та вздохнула и покачала головой.

– Немного, сеньор.

– Как думаешь, о чем я хочу с тобой поговорить?

– О моем отстранении, сеньор.

Он кивнул.

– Да. Тебя ко мне до сих пор не вернули. Я считаю, это дело времени, но время затягивается. И мне это не нравится.

– Какое вам до меня дело, вернули меня или не вернули? – ехидно усмехнулась она. – Вам плевать на нас.

– На вас всех – да, – заметил ответил он. – Но персонально с твоим взводом я сработался, мы нашли общий язык, чего нельзя сказать о ваших сменщицах. Я слишком берегу свои нервы, чтобы лишний раз проходить такую встряску.

Камиллу передернуло. Дон Козлов тот еще эгоист. Но, к сожалению, он бывший муж королевы, отец ее детей, и они обязаны защищать его, как бы к нему ни относились.

Его превосходительство не любил ангелов, это не являлось секретом. При любом удобном случае он вставлял им палки в колеса, делал дурами. Придирался к мелочам, доводя девчонок до слез, особенно молодых и неопытных. Развлекался так. И он был слишком весомой фигурой, чтобы офицеры могли с этим что-то поделать. Однако, и отделаться от сопровождения ангелов он не мог, королева ответила ему однозначным отказом, а следовательно, ему все-таки выгодно иметь налаженные отношения с охраной, хотя бы на минимально приемлемом уровне. И их взвод этого уровня достиг.

Однако все закончилось после ее отстранения – на внеплановую проверку отправили весь взвод. Девчонок, в отличие от нее, без лишения статуса, но им от этого не легче. Теперь они все безвылазно сидят на базе, чего-то ждут, но их, несмотря на твердые выводы комиссии об адекватности, изо дня в день оставляют в резерве.

– Я хочу, чтобы ваш взвод вернули, – произнес дон Серхио, слегка повышая голос. – Я и так уже поменял два подразделения за полтора месяца. Потому пытаюсь понять, что такого таинственного в твоем отстранении?

Из груди Камиллы вырвался вздох.

– Я сама не понимаю, сеньор!

– Так, может, расскажешь? – Он улыбнулся. И она поняла, что он знает. Всё знает. А их беседа – не более, чем прелюдия. Но к чему? К вербовке?

Камилла попыталась расслабиться, несколько раз сделала дыхательное упражнение. Вряд ли вербовка – не того она полета птица. Скорее всего, пристрелка. И ей не стоит уходить в глухой "отказняк". Наверняка за нею следят, а сеньоры офицеры любят играть в такие игры – вцепятся в нее, как клещи, им только дай его превосходительство в лужу посадить. Нет, за ними всеми… Присматривают, за всеми хранителями, чтобы не постукивали "налево". Но за опергруппой дона Козлова присматривают особенно. А сейчас, когда ее вежливо "пригласили", привезли к нему почти силой, наказующие возьмут ее в капитальную разработку. И сам дон Козлов, кстати, не может не понимать этого. То есть он сам задумал поиграть с наказующими, и ломать всем им кайф не стоит тем более.

"…К тому же все они – сильные мира сего, а с таковыми надо дружить, – пронеслось у нее в голове. – Кто знает, сейчас она слепая пешка в их играх, а завтра р-раз! И вернулась в ряды хранителей! Ведь ясно же как день, ее взвод ни при чем, их не выпускают из-за нее одной. А значит, надо попытаться выторговать возможность вернуться, поучаствовав в этой глупой игре".

Камилла расслабилась и приготовилась к интересному поединку. А как иначе, беседы по душам с этим человеком всегда поединки!

– Я не знаю, что рассказать, сеньор, что вы хотите услышать. – Она улыбнулась. – Мне кажется, вы сами прекрасно осведомлены о произошедшем, а передо мной ломаете комедию. Я не права?

Дон Серхио довольно рассмеялся

– Да, я осведомлен И это не дает мне покоя. Хранитель, прошедший психологическую подготовку, вдруг теряет самообладание в рядовой стычке с каким-то неопытным мальчишкой? Такого не может быть. Не может, потому, что не может быть в принципе. Но судя по моим сведениям, это произошло. Вот я и задался вопросом: "Почему?" Если забыла, напомню: вы – мой взвод, мой собственный. Ты охраняла меня, и даст бог, будешь охранять в будущем. Я хочу знать, что произошло, не со страниц скупых отчетов, не от своих осведомителей, которых, поверь, у меня в вашем заведении хватает, а от тебя самой. Лично.

Камилла покачала головой.

– Сеньор, но мне и вправду, нечего вам сказать.

– А я думаю, ты ошибаешься. – Смешок. – Начни с того, отдаешь ли ты отчет, что та ситуация не могла быть возможна? – Дон Серхио пробуравил ее взглядом насквозь. Она поежилась.

– Да, сеньор. Отдаю.

– А что комиссия? Разделяет эти взгляды?

– Думаю нет, сеньор. Они настаивают на срыве. Все мы люди, у всех может быть.

– А на самом деле?

Его глаза смеялись. И Камилла расхрабрилась:

– На самом деле, конечно, отдают, сеньор. Да, все мы люди, никто не застрахован от подобных срывов в общении с близкими. Но он не близкий, и мы всего лишь играли в карты. Я так понимаю, вы и сами это знаете, иначе бы не задавали мне эти вопросы.

Хозяин кабинета согласно кивнул.

– Разумеется. Но тебе они ничего не говорят. Играют в молчанку. Ты же и сама понимаешь, что лучше не распространяешься о догадках даже внутри взвода. Сорвалась – и сорвалась. Так?

Отвечать было не обязательно.

– Потому, что у комиссии всего два выхода: либо поставить под сомнение методики корпуса, безошибочно работающие, как часики, почти столетие, либо все-таки признать, что Хуанито – мальчик особенный, дружит с нечистой силой, продал душу дьяволу или что-нибудь в этом роде. Тёмное дело. И ни один из них неприемлем.

– Зачем вам я, сеньор? – глядя на него в упор, спросила она. – Вы и так осведомлены гораздо лучше моей скромной персоны. К чему этот разговор?

Дон Серхио расслабился, откинулся на спинку кресла.

– Я же говорю, просто хочу послушать тебя, как очевидца. Как участника событий. Что ты в этот момент чувствовала? Почему сорвалась? Как сама оцениваешь произошедшее? Неужели это противозаконно?

Она покачала головой, пытаясь понять, как лучше всего реагировать. Пока она этого не знала, потому продолжала плыть по течению, выслушивая со стороны потенциального противника откровенность за откровенностью. Но за откровенность надо платить, а может ли она это делать? Имеет ли право, или это конфиденциальная информация?

И она решилась. Этот человек УЖЕ знает всё, что произошло. Знает гораздо больше комиссии, ибо телячьи глаза тех сеньор, хлопающих ресницами в попытке самим себе объяснить ее поведение, не выражали абсолютно никакой осведомленности. Дело спустили на тормозах, но спустили за отсутствием каких-либо выводов, а не чтобы что-то скрыть. Скрывают же они все подряд, по инерции, потому, что положено. Такого же собеседника, как дон Козлов, еще поискать!

– Нет, не противозаконно. – Вздох – Это сложно описать словами, сеньор… – Она прикрыла глаза и попыталась вновь пережить то, что чувствовала тогда. – Он будто затягивал меня. Я спорила, боролась, а он втягивал меня все глубже и глубже. И в один момент я просто не смогла выбраться.

– Откуда выбраться?

– Из спора. Он давил на меня, я будто чувствовала и переживала все, что он хочет сказать. Он говорил, а я окуналась и окуналась в это. И меня брало зло. Зло не только от того, что он говорил, но и от того, как он это делал. И оттого, что это делал он.

Он будто выворачивал душу и показывал всем ее на просвет. Словно издевался. Меня бесило это, я чувствовала, что еще немного и сорвусь, но не могла побороть себя и взять в руки. И в один момент сорвалась.

– Сумбурно! – выдавил ее собеседник после молчания.

– Я не смогу подобрать иные слова, сеньор, – ответила она. – Я это чувствовала, а чувства сложно описать.

– Ты знала, что на грани срыва, но не могла "выплыть" из этого омута, – переспросил он, но больше это походило на констатацию. Камилла промолчала.

– Что вообще можешь рассказать об этом пареньке? – усмехнулся его превосходительство. – Не относительно того случая, а в целом? Какой он в жизни? Что делает? Как к нему относятся?

– Разве этого нет в ваших отчетах? – не могла не съязвить Камилла, но его превосходительство отнесся к ее выпаду, как слон к таракану.

– Скажу, сложно с ним. – Камилла пожала плечами. – Непонятный он. Жесткий, принципиальный, себе на уме. Насколько я знаю, до сих пор ни с кем в нашем курятнике не спал, хотя негласная охота на него идет. На мой взгляд, это о многом говорит.

Его превосходительство кивнул, выражая согласие. Действительно, в целеустремленности юноше не откажешь.

– Он хочет добиться цели и ставит на карту всё. И это всё, что я могу сказать о нем в целом.

– А в жизни? Плохой он, хороший? Злой, добрый?

– Не знаю, сеньор. – Камилла покачала головой. – И не злой, и не добрый. Пока это никак не проявилось. Но глаза у него…

– Что глаза?

– Угроза в них. Опасность. Будто говорят: "Не подходи! Хуже будет!" Это сложно описать, но девчонки в основном это чувствуют и боятся подходить.

– Боятся его трогать, обижать, – перевел его превосходительство. Камилла кивнула.

– Мы его слишком мало знаем, чтобы судить наверняка. Если окажется, что он… Не из крепких духом, ему придется несладко, поверьте. Если же взгляд соответствует… Я не знаю, что будет, сеньор. Может быть его даже и примут. – Его превосходительство улыбнулся. Звериные порядки корпуса не являлись для него секретом. -

– Может быть?

– Ну, вы же и сами все понимаете, – усмехнулась она. – Он – мальчик. Чужой. Вот вы сколько на этой планете? – перешла она в наступление, решив попытаться хоть раз уколоть дона Серхио лично. Другой такой возможности у нее не будет. – А своим так и не стали. Вы все равно чужак, хотя именно вы, как говорят, вытащили страну в свое время из пропасти. То же и с ним. Он чужак, сеньор. Мальчик.

– А с его собственным взводом что? – Его превосходительство проглотил шпильку, хотя внешне не подал вида. Впрочем, Камилла понимала, сегодня ей за это ничего не будет.

– Девчонки от него без ума. – Камилла покачала головой. – Защищают. Отсекают от других.

– Спят с ним?

– Нет. Он вписался как напарник, они держат его за своего, а со своими не спят.

– А со своими не спят… – зачем-то повторил его превосходительство и вновь задумался. – А что он сделал для того, чтобы они считали его своим? Я понимаю "пятнашку" – Мари-Анж сорвалась, а он… Прибежал к ней, нарушив приказ. Но что с "чертовой дюжиной"?

Камилла вновь пожала плечами.

– Не знаю, сеньор. Но они за него горой.

– Вы общаетесь с ним? Сейчас?

– Да, сеньор. – Она утвердительно кивнула. – Но редко. У него учебка, нам некогда.

– Однако, ты всё про него знаешь.

– Но это же корпус, сеньор.

– Телеграф… – в задумчивости потянул его превосходительство, встал и прошелся по кабинету.

– Мне нравится, что ты поняла главное: не может просто так хранитель съехать с катушек. Это хорошая новость. Плохая новость – это секретная информация.

– Если бы она была секретная, меня бы… Я бы… – Камилла сбилась. И нарвалась на веселый взгляд его превосходительства.

– Секрет можно сохранить двумя способами. Либо запрещая его раскрывать, либо не акцентируя на нем внимания. Люди не склонны трепаться о том, что не считают важным. А ты не должна была этого делать ввиду своего позора. Они понадеялись, что ты будешь благоразумна. И до сего дня у них получилось.

Его превосходительство подошел к огромному окну, за которым открывался вид на зеленоватое вечернее небо Венеры. Камилла замерла с открытым ртом.

– Но зачем вы говорите это мне, сеньор? Вы хотите…?

– Нет, не хочу. Мне нет выгоды от твоего исчезновения, наоборот. И осведомителей у меня хватает.

– Тогда что? – не понимала она.

– Ты знаешь, что на этого мальчика большие планы? – усмехнулся он. Камилла скупо кивнула.

– На уровне слухов, сеньор. Точной информацией никто не владеет.

– И слава богу, что не владеет! Тем не менее, на этого мальчика, Камилла, большие планы. Твоя же задача – сделать так, чтобы с ним ничего не случилось. По возможности, естественно, но я знаю твои возможности в вашем "курятнике".

– Не понимаю, сеньор, – поежилась она.

– Ты сама сказала, он – мальчик. Чужой. А вокруг девочки. А значит, он может совершить множество ошибок, которых можно избежать, если за ним кто-то будет негласно присматривать.

– Зачем вам это, сеньор? – не поняла она. Происходящее не вписывалось ни в одну предполагаемую ею схему. Дон Серхио усмехнулся.

– Это мое дело. Но с него не должен упасть ни один волос. Это все, что я могу тебе сказать. Опекай его, девочка, и я не забуду тебя.

– Например, походатайствуете насчет возвращения в хранители? – улыбнулась она. Он улыбнулся в ответ:

– Непременно!

Когда Афина вышла, его превосходительство обошел стол и со вздохом опустился на место. В течение часа Камилла должна попасть на допрос к Мишель или Гарсия. Или к обеим сразу. Естественно, отпираться и что-либо скрывать у нее не возникнет даже мысли. Но услышат сеньоры офицеры немного не то, что ожидают от человека, отдавшего приказ на ликвидацию мальчишки вместе с десятком ангелочков. Совсем не то.

Применить серьезные средства для ее допроса они не могут – репутационная потеря. И девочку будут подозревать. Опекать. Тем более, что через час он отправит Мишель ходатайство о ее возвращении к обязанностям хранителя.

Из его груди снова вырвался вздох. Игра. Детсадовская игра, от нечего делать. Но ничего другого ему не остается – в этом гнилом болоте идти на что-то серьезное опасно и чревато. А своей цели он достиг – узнал все, что нужно. Елена же пускай развлекается, ей полезно…

Итак, магия дона Мигеля работает, в мальчишке есть дар. Но проявляется он спонтанно, неосознанно. И что будет дальше – ведомо одним высшим силам.

– Что же ты натворил, сумасшедший старик? – произнес он, смотря в никуда. – И как теперь быть?

На последний вопрос никто не знал ответа.

Июнь 2013

(1)Белый мост – транспортная магистраль, начинающаяся в департаменте Сукре, Венесуэла, и заканчивающаяся на восточном побережье Пуэрто-Рико. Связывает Большие и Малые Антильские острова с континентом. Ворота моста, выполненные в вычурном помпезном стиле эпохи наивысшего могущества ЛАИ, считаются культурным наследием

(2)Маракана – Футбольный стадион в Рио-де-Жанейро, Бразилия. Долгое время был крупнейшим в мире, затем крупнейшим на континенте. Несмотря на то, что несколько раз перестраивался, к описываемому моменту сохранился почти в первозданном виде. Внесен в список мирового культурного наследия.

(3) Выражение "Hijo de puta" на русский язык традиционно переводится как 'сукин сын', дословно же читается, как "сын проститутки". То есть, если читать по-испански, Камилла оскорбила мать главного героя, действительно, имевшую проблемы на ниве торговли телом, что воспринимается Ваней крайне болезненно.

(4)ИСДО – Его императорского величества служба дворцовой охраны – Подразделение имперской тайной полиции, занимающееся охраной коронованных особ, а также сопровождением и охраной глав иностранных государств на территории империи.

(5)"Вельветка" – игла небольшой поражающей силы для невысокой дальности стрельбы. Как и "бабочки", является нейрокибернетическим механизмом и точно так же вшивается в запястье в район сгиба кисти. Перезарядка "вельветок" процесс трудоемкий и болючий, потому используются они лишь перед операцией по сопровождению "нулевого" объекта на условно-вражеской территории.

(6) В обычных условиях группа-один охраняет "нулевой" объект непосредственно, как Мамочка и Мэри в описываемый момент, группа-два – второй контур, ближнее окружение объекта, и группа-три – третий контур, поддержка, разведка местности и прочее. Все это по инструкции выполняется разными взводами, а группы два и три даже и не одним единственным. Причем ангелы обычно входят лишь в группу-один и частично группу-два, вся остальная рутина лежит на дворцовой страже. В данный момент по понятным причинам функции всех трех контуров защиты выполняет один единственный взвод, но структура охраны и терминология остаются неизменными, разница лишь в численности охраняющих групп.

(7)"Шаражки", "шараги" – реактивный прыжковый ранец на сленге марсианского десанта

(8)Гауссовка – оружие, принцип действия которого основан на использовании линейной пушки Гаусса – разгоне снаряда-магнетика в мощном стволе-соленоиде. По этому принципу работают и некоторые штурмовые винтовки (линейная штурмовая винтовка), и небольшие ручные игольники, но в описываемом случае речь идет о крупнокалиберных скорострельных установках, способных заменить энергозатратные и ненадежные деструкторы. Гауссовки просты в использовании и легче рельсовых установок, используемых, например, в снайперских винтовках и для встроенного вооружения комплексов тяжелой планетарной пехоты, но и поражающая способность у них ниже.

(9)Амиго – презрительное прозвание латинос, особенно венериан, русскоязычными жителями Венеры и марсианами.

(10)ВКД – Военно-космический десант

(11) Далеко не у всех народов есть обычай разуваться при входе в квартиру.

(12)"Контрас" – Игра, предтече которой в современном мире можно назвать пейнтбол, скрещенный с компьютерными стрелялками. Играют две команды, одетые в специальные доспехи, восприимчивые к импульсам специального же игрового оружия, полностью соответствующего по параметрам настоящему игровой эпохи. На милитаризованной Венере контрас является второй после футбола по популярности; существуют профессиональные клубы и профессиональные лиги этой игры. Транслируемые по сети матчи собирают огромную аудиторию и огромные деньги. В Империи контрас так же популярна, но кроме футбола, уступает еще и волейболу.

(13) А.С.Пушкин, "Пророк".

(14) Речь идет об SS. Ирония в том, что дети Леи, к которым Сирена была приставлена в качестве воспитательницы, прозвали ее 'штандартенфюрером' за строгость. К сожалению, Ваня на уровне подсознания помнит этот момент разговора с Бэль, но сопоставить 'штандартенфюреров' друг с другом у него нет даже мысли.

(15) Такова жизнь (ит.)

(16)"Северные территории" – земли, отнятые некогда Соединенными Штатами у Мексики, которые Империя вернула после оккупации Соединенных Штатов в двадцать втором веке. В частности, южная часть современного штата Калифорния, Аризона, Нью-Мексико, Техас, часть Невады, а так же Флорида.