Как и полагается хорошему адвокату, все нужные бумаги были у Гарриса с собой. Он протянул мне несколько бланков.
— Я подготовил болванку договора. Прочитайте и, если со всем согласны, можете подписать. Подводных камней нет. Все достаточно прозрачно, — предупредил он.
Я пробежался по тексту глазами, потом попросил у адвоката ручку и в нужных местах поставил размашистую подпись.
— С этой минуты вы являетесь моим официальным помощником, — торжественно объявил Гаррис. — А я привык держать моих людей в тонусе. Приступим к делу безотлагательно?
— Давайте, — кивнул я. — За эти три дня, пока я… был в отключке, многое, наверное, произошло.
— Увы, — вздохнул Гаррис. — Арабийцы прислали ноту, требуя немедленного расследования смерти своего подданного. В городе все бегают как наскипидаренные.
— И все из-за того, что убили какого-то иностранца? — недоверчиво хмыкнул я.
— Не просто иностранца, а дипломата! К тому же вы, верно, не в курсе новых политических раскладов в Арабии?
— Представьте себе, не в курсе, — согласился я.
— Проблема в следующем: это не сильно афишируется, но султан уже месяц находится в коме и никогда из нее не выйдет. Наш Визирь входил в число потенциальных наследников.
— И какие у него были шансы? До того, как ему перерезали горло…
Адвокат нахмурился:
— Примерно девяносто девять из ста. Так что Арабия на нас волком смотрит. Дело взял под свой контроль окружной прокурор: скоро выборы, а ему нужно что-то успешное и резонансное.
— Резонансней, пожалуй, некуда, а вот почему прокурор решил, что дело успешное?
— Все считают, что убийца обнаружен на месте преступления. И это Жасмин Корнблат.
— Кх-м… А улики?
Гаррис издал странный, похожий на смешок звук. Но ему не было весело, голову даю в заклад.
— Улик полно. На ее платье следы крови визиря, маги-эксперты дают стопроцентную гарантию. На ноже, послужившем орудием убийства, отпечатки пальцев Жасмин. В конце концов вы сами застукали ее в доме покойного. Ну и мотивы — с ними все ясно, как в погожий день: женщина вступилась за свою честь, но, к сожалению, превысила должные меры самообороны… Знаете, если бы не перерезанное горло, Жасмин, может быть и оправдали. Эксперты сказали, что Визирь незадолго до кончины так накурился, что был беспомощным, словно младенец. В этом свете убийство выглядит неоправданно жестоким, я бы даже сказал, хладнокровным, что не льет воду на мельницу моей клиентке. Вряд ли в глазах присяжных долго удастся поддерживать ее реноме невинной овечки.
— Да уж… Тут на сочувствие давить бесполезно, — согласился я. — А с самой Жасмин вы уже виделись?
— Да. Буквально вчера вечером.
— И какова ее версия событий?
Гаррис вздохнул, как больная корова:
— Многого я не добился. Миссис Корнблат утверждает, что у нее провалы в памяти.
— В принципе это возможно: после шока такое бывает. Но хоть что-то она запомнила?
— Из относящегося к делу только то, что очнулась от голосов. Очевидно, это были вы с людьми из посольства. Она увидела, что вся к крови, запаниковала, бросилась бежать. Тут ее и схватили. Негусто.
— И это все, что вы смогли нарыть за три дня?
— Наройте больше, Рик! Я в вас верю! Только, — он почему-то посмотрел на свои наручные часы: дорогие, с циферблатом размером с чайное блюдце, — времени у нас мало. Очень мало. Если не выйдет, Жасмин Корнблат пойдет на электрический стул. Ни мне, ни ее супругу этого бы не хотелось.
— Вот что, мистер Гаррис, — сказал я. — Вы мой наниматель, и я отработаю каждый цент из моей зарплаты. Но считаю должным предупредить: мухлевать и подделывать улики я не стану. Если Жасмин — убийца, так тому и быть. Если она невиновна, я сделаю все, чтобы разыскать того, кто это сделал. Мы поняли друг друга?
Адвокат внимательно оглядел меня:
— А вы интересный малый… Не так часто мне ставили условия, и уж тем более не люди, оказавшиеся в вашем положении. Я понял. Мое требование одно: я должен держать руку на пульсе. В остальном не ограничиваю вас в действиях. Когда начнете?
— Завтра с утра. Сегодняшний вечер я потрачу на то, чтобы привести себя в порядок и вновь стать хоть чуть-чуть похожим на человека.
Гаррис протянул мне пластиковую карточку.
— Это моя визитка. Телефон многоканальный, возле него всегда кто-то дежурит, и этот кто-то знает, где меня искать. Жду первые результаты уже завтра. Желаю удачи!
Он вышел, я закрыл за ним дверь.
Иной раз, когда кажется, что ты на дне, тебе протягивают руку. Я был намерен вцепиться в нее и не отпускать, пока окончательно не почувствую под ногами твердую почву.
Утро началось с похода в контору по прокату автомобилей. В ту самую, где мне выдали злополучный седан, разбитый вдребезги в Гнойнике. Они уже получили бумаги из тринадцатого участка и к моему визиту отнеслись благосклонно: встретили меня как близкого родственника. Думаю, страховая премия оставила их в хорошем плюсе, так что проблем с новой тачкой для меня не возникло.
Я не стал привередничать и выбрал седан — близнец предыдущего. Эта модель мне нравилась. Экономная и довольно распространенная, что для меня было как нельзя кстати: чем меньше внимания к моей персоне, тем лучше. И для меня лично, и для новой работы.
Механик проверил работу двигателя, залил полный бак горючки, и я выехал со стоянки прямиком на широкий проспект. Час пик миновал, движение было свободным. Пробки — проклятие любого мегаполиса — начнутся гораздо позже. Я рассчитывал расправиться с основными делами до этого времени.
В любом расследовании нужна точка опоры, что-то, пусть даже призрачное, за что можно ухватиться. Единственной гипотетической «точкой» была только Жасмин Корнблат, теперь уже де-факто моя клиентка. Ее-то я и собирался навестить, неторопливо катясь со скоростью сорок миль в час.
По обочинам дорог стояли плакаты, призывавшие пить газировку определенной марки, носить вещи от таких-то кутюр, принимать участие в распродажах и покупать товары со скидкой чуть ли не в сто процентов. А коль скоро предстояли выборы, не обошлось и без традиционной агитации.
Мужественные мужчины с волевыми подбородками обещали вести страну к экономическому процветанию, решить экологические проблемы, искоренить коррупцию, снизить налоги и повысить зарплаты. Интересно, помнит ли хоть кто-то из них о своих словах на следующий день после выборов? Или память у них становится как у аквариумной рыбки?
Городская тюрьма волей случая находилась не на рабочей окраине, а почти в самом центре города, в его сердце, как образно говорят поэты. Внушительное строение из красного кирпича бросалось в глаза многочисленным туристам, катающимся на речных трамвайчиках, поскольку располагалось неподалеку от реки.
Высокие стены были увенчаны «путанкой» из колючей проволоки, окна «задрапированы» металлическими решетками, на вышках часовые с металлическим взглядом холодных глаз.
Где-то там, в корпусе, используемом как временный изолятор, держали ту, кто мне нужна: я ехал, чтобы посетить Жасмин Корнблат, пусть адвокат Гаррис и сказал, что у девчонки нечто вроде амнезии.
Парень я привычный, но все равно всеми фибрами души ненавижу характерную для гигантской тюрьмы, вроде городской, ауру. Даже охранникам, а я знаю многих парней, тут неуютно. К этому невозможно привыкнуть, с тюрьмой невозможно сродниться. Воздух буквально пропитан миазмами, сыростью, запахом пота и человеческих испражнений. От реки вечно несет чем-то гнилым, а от труб нескольких фабрик, расположенных поблизости, тянет смрадом и копотью. Но не в этом ужасном амбре главная проблема!
Когда столетиями в этих стенах наряду с законом правит бал произвол, когда калечатся тысячи судеб, когда по брусчатке двора стучат тяжелые башмаки арестантов, у которых список грехов толще, чем книга Страшного суда… Все это невольно оставляет невидимый отпечаток, въедается в каждое строение, накапливается и… наверное, когда-нибудь накопится критическая масса и вся эта мерзость рванет за пределы тюрьмы. Хочется верить в одно: когда это случится, я буду далеко, в безопасном месте.
Но пока городу нужна тюрьма, а тюрьме нужен город. Они связаны воедино, и нет силы, способной разорвать эту связь.
Чтобы проехать внутрь, пришлось потратить с полчаса драгоценного времени. В новой ипостаси для хранителей тюрьмы я был никем, безвестным выскочкой. У меня не стало полицейского удостоверения, волшебной палочки, взмах которой открывал и не такие двери.
Однако авторитет Гарриса все же взял свое. Огромная дверь, будто набранная из стальных планок, медленно поползла, открывая дорогу.
Я показал документы уже, наверное, в десятый раз и вот наконец был удостоен высочайшей чести лицезреть начальника тюрьмы. От него зависело, увижу ли я сегодня Жасмин Корнблат или нет.
Начальник сидел в своем кабинете и пил воду из кулера. Ему было за пятьдесят, его густые вьющиеся волосы окрасились сединой и он больше походил на политика или священника, чем на хозяина самой большой городской клоаки. Я знал, за ним давно закрепилось шуточное прозвище Проповедник. Не хватало разве что черного сюртука или сутаны.
Я выложил перед начальником все бумаги, подготовленные предусмотрительным Гаррисом, но Проповедник и глазом не повел. Его интересовала только одна вещь на свете: содержимое пластикового стаканчика в руках. Меня он не видел, просто не замечал, будто я какой-то призрак. И такое могло длиться часами.
Я поерзал на стуле и слегка кашлянул, давая понять, что вполне материален и заслуживаю хотя бы снисходительного взгляда.
Проповедник допил воду, скомкал стаканчик и бросил его в мусорную корзину, будто баскетбольный мяч.
— А вы меткий, сэр, — уважительно произнес я, понаблюдав за полетом.
Но комплимент пропал впустую. Начальник тюрьмы покрутил пальцами, пощелкал пальцами, зачем-то почесал шевелюру, отливающую благородной сединой.
— Сэр, — снова напомнил я о себе.
— Значит, ты бывший коп, а теперь на побегушках у этой крысы Гарриса, — вдруг произнес Проповедник.
— Вроде того. Второй день как работаю, — откликнулся я.
— И что тебе нужно? — спросил он, будто я не клал ему на стол письменной просьбы.
— Сущая малость — встреча с Жасмин Корнблат, она подозреваемая в…
— Я знаю, в чем ее подозревают, — прервал Проповедник. — Скажи, Дональд, ты серьезно веришь в ее невиновность?
— Простите, сэр, я не играю в «верю не верю», я пытаюсь установить истину.
— Брось, Дональд! Ты пашешь на Гарриса. Эту крысу интересует не истина, а хруст денег. О чем тогда может идти речь?
— Сэр, я сказал все как есть и не прошу о многом. Позвольте мне увидеть клиентку.
— Жасмин Корнблат — тупая сучка. Похотливая и безбашенная. Я не понимаю ее мужа, с какой стати он бросился ее защищать! Она пустилась во все тяжкие, хотела изменить ему. По-моему, для любого нормального мужчины все очевидно. Проще дать ей пинка под задницу и забыть.
Я привстал со стула:
— Сэр, я обязательно передам ваши слова мистеру Корнблату, но прошу отметить, что меня не касаются коллизии их семейных отношений. Это личное дело семьи. Я не газета, чтобы их осуждать. Меня интересуют только факты. Давайте определимся: могу ли я увидеть миссис Корнблат?
Начальник посмотрел на меня взглядом, с которым когда-то святые отцы — инквизиторы отправляли своих жертв на костер.
— Хорошо, Дональд. У тебя будет целый час. Этого сполна хватит и тебе, и ей, чтобы кончить.
— Спасибо, сэр. Вы, как никогда, любезны, — сказал я, проглатывая горечь от его мерзкой шутки.
А может, он окончательно сбрендил, решив, что я и впрямь приехал сюда, чтобы потрахаться с Жасмин?
Здешняя аура и впрямь подвигает на чудовищные мысли и поступки.