Вчерашняя пьянка с бургомистром не прошла бесследно. Болезненно щурясь, Ральф не сразу понял, где он находится. Какие‑то обрывочные эпизоды мелькают перед глазами, но главное, непонятно, почему он в ночной рубашке лежит на семейном ложе. Если быть откровенным, с учетом третьего мертворожденного сына, Добряк избегал близости перед родами, лишь бы Сара доносила и родила сына живым, остальное не важно.
– Я хоть не приставал к тебе? – осиплым голосом прошептал он и, скривившись от головной боли, добавил: – Сара, ты еще спишь? Вставай.
Звенящая тишина в ответ.
«Крепко выпили!» – подумал он, сглатывая подступивший ком – вчерашнее рагу подкатило к горлу. Все тело тряслось так, словно ночевал в погребе. Ральф отрыгнул кислым – стало чуть легче. Оглядевшись по сторонам, толстяк заметил на полу разнос с пивом. Уговаривать не пришлось, Тук наклонился с кровати, жадно схватил запотевшую кружку, и его кадык заходил вверх‑вниз, пропуская пенное. Разливаясь по пищеводу, пиво немного взбодрило.
– Что молчишь, вставай! – он хлопнул по второй половине постели. – Сара!
Никто не ответил.
– Даже так… – почесав в затылке, пробубнил Тук и спустился в гостиную.
Дом был пуст, даже печка на кухне была холодной. Отпив воды из кадушки, Ральф зачерпнул чуток ладонью и умыл лицо. «Надо одеться!» – Добряк потянулся за аккуратно сложенными сюртуком.
– Куда же она делась? – прохаживаясь по дому, рассуждал толстяк. – Сара! – крикнул он еще раз, но никто не отозвался.
Тишина. Разве что петух подал голос из курятника. Но этот болван в любое время суток кричит почем зря. Выйдя во двор, Добряк посмотрел на небо – солнце стремилось к зениту. Щурясь, он снова почесал затылок и полез за кошельком.
– Так, деньги не пропил – уже хорошо. Позавчера торговал, вчера смотрели на циркачей, ну точно, сегодня воскресенье, финал ярмарки. Наверняка поехала в город! – покосившись на конюшню, предположил он.
– Эй, Добряк! – послышался хриплый бас рослого парня за калиткой.
– Ты мне? – обернувшись, грубо ответил Ральф.
– Если Добряк Ральф Тук ты, то тебе!
– Допустим, – Ральф подошел к забору. – А ты кто?
– Бургомистр велел привезти тебя в город, – выплюнув соломинку, ответил парень. – Там проблемы с тыквами, вся команда на ушах.
– Мою жену не видел?
– Такая дородная баба, круглолицая, с распущенными черными волосами? – ответил парень.
– Да, она самая.
– Нет, не видел, – с издевкой ответил парень.
– Ты как со старшими разговариваешь, щенок! – завелся Ральф. – Не посмотрю на рост – задам взбучку.
– Что не так? Как есть, так и говорю, не видел я твою бабу, – обиженно объяснил парень. – Ты бы поторапливался, начальник ждет.
– Подождет! – недовольно буркнул Ральф и вернулся на кухню, за куском хлеба.
Заглотнув всухомятку полбулки, он взял деньги и пошел в конюшню. Рябая кобыла замахала хвостом. Хозяин почесал ее за гривой и, приговаривая, что надо съездить в город, надел хомут.
«Куда же она делась?» – выгоняя телегу за двор, терзал себя думками Ральф. Неожиданно на место кучера запрыгнул помощник Болда и взялся за вожжи. Хозяин не стал возражать – руки еще тряслись после вчерашнего, да хмель пива постепенно слабел, возвращая похмелье. А юркий малец явно знал что делает: ударил кнутом старушку, и они резко тронулись.
Жуткое совпадение, но именно в этот момент глубоко в погребе, за закрытыми дверьми, чья‑то огромная рука на доли секунды ослабила хватку, и испуганная госпожа Тук смогла вырваться из лап обидчика. В кромешной тьме, жадно дыша от страха, она завопила что есть мочи.
– На помощь! Ральф! Помоги мне! – отбивалась руками, кричала она. – Кто здесь? Что вам нужно? Немедленно выпустите меня!
– Заткнись! – хлестким ударом в лицо ответил незнакомец. – Уймись, лгунья! – он толкнул ее в стену, и та, корчась от боли, сползла на пол. – Не ори, все равно никто не услышит! – последнее было сказано шепотом, даже показалось, что в унисон с его словами где‑то в темноте заржал конь.
– Что вам от меня нужно? Я беременна, прошу, пощадите меня!
Ощупывая все, что было рядом, Сара искала, чем защититься.
Даже без света она хорошо ориентировалась в подвале. Два помещения, разделенные дверью, низкие потолки, пропахнувшие квашеной капустой и плесенью стены и песчаный пол. Ничего необычного, в каждом доме есть такой погреб.
– Что я вам сделала? – молила она. – Мой муж найдет меня, и вам не поздоровится, он дружит с бургомистром, они повесят вас на площади, если со мной что‑то случится. Отпустите!
– Тук‑тук‑тук, – послышался глухой звук в ответ.
– Что это? Зачем вы стучите по бочкам? – настороженно спросила Сара. – Да кто вы такой?
– Тук‑тук‑тук… В кромешной тьме незнакомец что‑то искал, а, услышав полый звук, сильным ударом проломил доску. Послышался хруст дерева и едва уловимое конское ржание в углу подвала. В одной из бочек оказался тайник. Аккуратно извлекая вещи, незнакомец разложил их на полу: масляный фонарь, кожаный мешочек с чем‑то твердым и теплым внутри, ступка с пестиком и завернутая в белую ткань мумия. У той не хватало половины туловища.
– Что ты задумал? – шептала Сара, пытаясь понять, что происходит. – Не молчи, мерзавец! Ральф! На помощь!
– Мерзкое чудовище! – разворачивая засушенный труп, прошептал незнакомец. – Это же ребенок! Как ты могла?
– Кто ты? – с испуга прошептала Сара. – Назови себя, трус?
Обидчик взял фонарь и чиркнул огнивом. Разгораясь, тот осветил погреб.
– Господи, что с тобой случилось? – прошептала Сара. – Ты весь в крови!
– Не узнаёшь? – Том поднял лампу, и свет упал ему на лицо.
Саре открылось омерзительное зрелище: длинный рот мужчины застыл в дьявольской улыбке, вместо глазниц – сморщенные рубцы, вместо носа – кости черепа. Ни ушей, ни волос – ничего, кроме шрамов и сукровицы.
– Кто тебя так? – прошептала госпожа Тук.
– Доверился парочке лжецов! – рассмеялся призрак. – Ты правда меня не узнала, Сара Тук?
– Нет, – она испугано замотала головой. – Выпусти меня, обещаю – буду молчать…
В этот момент послышался еще один низкий голос в темном углу подвала. Едав различимый, неразборчивый, похожий на лошадиное ржание. Уродец внимательно прислушался, и, когда вновь стало тихо, подошел вплотную и поднял фонарь.
– Он сказал «присмотрись»! – расплывшись в улыбке, велел обидчик.
Словно испарина, кровь проступила по всей его голове. Собираясь в струйки, она, как чернилами, рисовала контуры: сначала появились глаза, затем брови, подбородок, скулы – до тех пор, пока кровавая маска не стала узнаваемой.
– Том Чатэр, это ты? Но как? – она побледнела от ужаса. – Ты же умер?
– Месть – удел сильных, Сара, – строго сказал призрак и ударил ее по лицу. – Говори, зачем тебе труп ребенка, ведьма?
– Я беременна, умоляю тебя, отпусти! – взмолилась она. – У тебя же у самого дети, пощади меня, Том!
– Не пытайся меня разжалобить! – стоял на своем призрак. – Говори ведьма, чем ты здесь занималась?
– Прошу тебя, отпусти, я никому ничего не расскажу!
– Заткнись, лгунья! – вслушиваясь в странный цокот в темном углу, закричал призрак. – Он сказал, ты умрешь без мук, если скажешь, откуда у тебя эти вещи.
– Что значит умру? Я не хочу умирать! – в истерике закричала Сара. – Что происходит?! Отпусти меня! Ральф, помоги!
Не обращая внимания на вопли женщины, Том вернулся к разложенным на полу предметам. Жадно глотая воздух, Сара упала на колени и схватилась за низ живота. Призрак еще раз ткнул пальцем в вещи из тайника и вновь приказал озвучить правду.
– Если ты будешь молчать, он отнимет жизнь сына в твоем чреве. Ты меня услышала?
– Умоляю, отпусти меня, Том, – продолжала причитать Сара.
Вытянув руку, призрак заметил, что сукровица перестала сочиться и рука стала прозрачной. Тогда он резко встал и с силой вонзил прозрачную кисть в живот бедняжки.
– Говори правду, ведьма! – закричал он, сдавливая крохотное тельце ребенка в ее чреве.
От резкой боли Сара потеряла сознание, а когда хлесткие пощечины привели ее в чувство, трагедия уже свершилась. На песке лежал крохотный малыш. Слезы сами потекли по щекам. Зажимая низ живота, госпожа Тук отползла в сторону, умоляя пощадить ее, но призрак не реагировал, он, словно кукла в чужих руках, нашептывал заклинание над камнем в кожаном мешке. Не сразу, но на коже стал проявляться рисунок, три шестипалые кисти с оттопыренными большими пальцами. Рисунок источал едва уловимые ниточки дыма. Призрак положил артефакт на кроху.
– Вот так ты это делала? – он вдавил его в тело ребенка, и то ссохлось на глазах, превращаясь в мумию. – Это ты проделывала с каждым убитым сыном Ральфа, ведьма? – высушивая крохотное тельце, кричал призрак. – Кто тебя этому научил? Говори, ведьма!
– Пожалуйста, пощади, – прошептала Сара. – Я не виновата, я не убивала их!
– Ложь!
– Клянусь собственной жизнью, меня научила этому бабушка. Она высушивала тушки птиц ради смолы. Масляных катышков.
– Допустим… Зачем они ей?
– Бабушка удобряла ими почву, чтобы прокормить нас.
– Тыквы! – на мгновение улыбнулся призрак, и тут же кто‑то в углу резко заржал, усилив контроль над Томасом. – Кто надоумил убить ребенка?
– Я не убивала, – оправдывалась она. – Так получилось, клянусь, он родился мертвым, и я просто попробовала, а когда перетолкла косточки, получились не черные катушки, а бордовые, в них силы оказалось больше. Намного больше. Все получилось случайно. Богом клянусь, я не убивала ребенка…
– Ложь, – послышался грубый голос в углу. – Ты знала, что будет, и намеренно убила дитя!
Призрак схватил бедняжку за голову и стал сдавливать, требуя говорить только правду. Боль оказалась нестерпимой, и Сара снова потеряла сознание, и опять хлесткие удары по щекам вернули ее в реальность. Мучения продолжались.
– Он спрашивает, кто дал ей камень? – спокойным голосом продолжил призрак.
– Камень нашла бабушка, – вытирая слезы, ответила Сара. – Она нашла в брюхе рыбы кожаный мешочек. Попыталась распороть его и потеряла несколько пальцев – то, что было спрятано под кожей, превратило плоть в прах.
– Верно, – раздалось из угла, а призрак взял мешочек в руку.
Разглядывая загадочный артефакт, Том не сразу заметил, что сукровица высыхает. А когда разница стала существенной и кисть обрела былую легкость, став прежней, словно все зло растворилось, напуганный Чатэр обернулся к наставнику.
– Брось его! – приказал тот, и призрак обронил камень.
– Сосед, умоляю тебя, отпусти, – ползая на коленях, снова взмолилась Сара. – Ну в чем я виновата? Я просто хотела сытой жизни, я не убивала малышей, они рождались мертвыми, клянусь тебе! Ну хочешь, я буду делиться с тобой частью пепла. Ты станешь богатым и счастливым. Умоляю тебя, отпусти!
– Не могу, – покосившись на темный угол, сказал Том.
– Умоляю, выпусти! Пожалуйста, Том, у меня есть деньги, забери все!
– Не могу, – еще раз повторил призрак, а из угла послышался цокот копыт. – Он приказал тебя убить!
– Нет, Том, ты этого не сделаешь! – перешла на крик Сара. – Умоляю, пощади!
Призрак повернул голову к фонарю и задул огонь. В кромешной тьме капельки сукровицы стали испускать едва уловимый красный свет, и после недолгой паузы в глубине погреба снова послышался цокот копыт.
– Молись, – приближаясь, прошептал Том. – Молись, если умеешь!
Он схватил ее за горло. Сара пыталась сопротивляться, вцепилась руками в окровавленную голову призрака. Пальцы скользили, она снова и снова пыталась отбиться, но силы были неравными. Огромные руки Томаса как тиски сжимали шею. Наконец послышался едва различимый хруст позвоночника, и тело женщины обмякло. Частый еще мгновение назад пульс затих, и мертвая госпожа Тук сползла по стенке на пол.
– Еще одна душа, и сделка свершится! – прошипел кто‑то из темного угла.
– Знаю, – грустно ответил Том. – Очередь Ральфа!
Тем временем повозка выехала на площадь. Шумная толпа, обступив прилавок Тука, требовала бургомистра. Один из парней Дюка имел неосторожность убрать с прилавка тыкву в разгар ярмарки, это тут же заметили горожане и обвинили того в жульничестве. А невнятное объяснение юнца, мол, его заставили следить за чистотой прилавка, только подлило масла в огонь народного возмущения.
Раздвигая толпу зевак, к прилавку подошел бургомистр Болд.
– Тихо, чё разорались! – громко начал он. – Уже вызвали продавца, сейчас он приедет, и, обещаю, мы во всем разберемся.
– Уже приехал, – крикнул кто‑то из толпы, и все обратили внимание на тележку Ральфа.
Раззадоренная толпа гудела, требуя справедливости, – у всех продавцов был возврат, а у Тука нет. «Чем его товар лучше остальных?!» кричали горожане. А когда Ральф взял в руки тыкву и заявил, что это не его товар, публика затопала, намекая на сговор и жульничество.
– Сэм, можешь подойти? – попросил кузнеца Ральф.
– Не, Добряк, не впутывай меня в свои делишки, – открестился кузнец.
– Прошу тебя, Сэм, только попробуй тыкву, просто сравни, – протягивая кусок овоща, просил Тук.
Толпа гудела, что это всё отговорки, но бургомистр резко осек народ, заявив, что в дегустации есть смысл. Дюк разрезал овощ и протянул кузнецу скибку бледно‑желтого цвета. Щурясь, Сэм откусил небольшой кусок мякоти. Медленно разжевав, он покосился на Ральфа и закивал.
– Ничего общего с тыквами Добряка!
– Не верим! – закричал кто‑то из толпы.
– Кто покупал у господина Тука тыквы, подымайтесь для пробы, – тут же заявил Гарри. – Ну же, смелей, народ, пробуйте и говорите правду!
Из десяти смельчаков пятеро категорично заявили, что это иной вкус, еще трое не смогли определиться, и два человека не из местных сказали, что вроде похожа на купленную накануне тыкву, но были сомнения по цвету и форме самого овоща. Тук продавал исключительно оранжевые плоды, а эта была темно‑зеленого цвета.
– Пять из пяти, спорный результат, – начал Болд. – Но если бы речь шла о любом другом продавце, уверяю вас, мы бы не тратили время, – Гарри сам попробовал тыкву. – А с учетом того, что к вечеру распродался последний продавец и теперь судьба победителя в руках покупателей, надо быть особенно внимательным!
– Да! – гудела толпа.
– Хорошо, я принял решение! – развел руками Болд. – Допустим, что это тыквы господина Тука, в чем я лично сомневаюсь, но допустим, она лежит на столе, а значит, по правилам это возврат! – посмотрев на Ральфа, стал рассуждать Гарри, и толпа разразилась аплодисментами. – Тогда прошу выйти смельчака и потребовать деньги за возврат!
Публика оживилась, ожидая увидеть счастливчика, кое‑где даже слышались овации, но вот хлопки стали реже, и люди начали переглядываться, ища в соседях везунчика, а его все не было и не было. Никто не осмелился подойти к прилавку.
– Мы ждем! – еще раз выкрикнул Болд. – И что‑то мне подсказывает, что никто не выйдет.
Толпа затихла.
– Значит, решение таково, – громко заявил Болд. – Если никто не изъявит смелости потребовать возврата денег за тыкву, я на правах бургомистра Мэлона посчитаю этот инцидент жульничеством со всеми вытекающими последствиями.
– Это неправильно! – крикнул кто‑то, и публика загудела.
– Ну так объявись, смельчак! Потребуй свое, и мы учтем разницу при объявлении победителя.
Толпа молчала. Более того, все переглядывались, как бы спрашивая, не ты ли, сосед, это сделал. И когда спустя несколько минут стало понятно, что никто не выйдет, Гарри приказал Ральфу ехать домой, а Дюк оставил лучших своих парней за прилавком в надежде отыскать шутника.
Смеркалось. Рябая кобыла, как нарошно, еле плелась. Ральф то и дело подгонял ее вожжами, но всё без толку. Когда за поворотом появилась знакомая улица, стало понятно, что жены нет дома. В окнах не горели фонари. Загнав животину в стойло, Ральф, не находя себе места, все пытался понять, куда же подевалась Сара. Он даже пару раз прошелся по соседям, спрашивая, не видал ли кто его супругу, но те только отнекивались и пожимали плечами.
Поздно ночью, сидя при свете фонаря, Тук неожиданно услышал ритмичный стук. Три звонких удара – пауза. Прислушавшись, он понял, что звук доносится из погреба. Долив в фонарь масла, Ральф взял нож и открыл лаз.
Тук‑тук‑тук… раздался отчетливый звук ударов.
– Сара, это ты? – крикнул он.
Ответа не было. Сжав покрепче лампу, он спустился. Бочки с соленьями стояли вдоль стен, по углам шоркали крысы. Ничего необычного. Откуда шел звук – непонятно.
Тук‑тук‑тук!
Ральф посмотрел на дверь в винный погреб – ты была закрыта. Добряк потянул за ручку и застыл, не веря свои глазам. В ночной рубашке с окровавленным подолом, его жена что‑то толкла в ступке.
Тук‑тук‑тук!
Сглотнув подступивший к горлу ком, Ральф тихо окликнул супругу – никакой реакции, та, как заговоренная продолжала свое странное занятие. Подвесив лампу на крюк в потолке, Ральф подошел к Саре и тронул ее за плечо. Кожа ее была ледяной и почему‑то покрыта сукровицей.
Тук‑тук‑тук!
– Прекрати, Сара! – повысил голос Ральф. – Что ты делаешь? Что с тобой случилось? Чья это кровь?
– Разве не видишь, – каким‑то чужим голосом ответила та, не подымая головы. – Еще один сын умер. Не мешай мне, его надо измельчить до пудры.
– Что за бред? – Ральф заглянул в ступку и увидел маленькие косточки. – Зачем ты это сделала? – сжимая в потной руке нож, спросил он.
Женщина обернулась, стеклянный взгляд налитых кровью глаз и неестественная пугающая улыбка словно издевались над его вопросом.
– Время расплаты, любимый, – тихо сказала она и вцепилась ему в шею.
Добряк сначала опешил, пытался что‑то возразить, но хватка была настолько сильной, что он непроизвольно ударил ее ножом в живот, затем еще раз, и еще раз, пока нож не увяз в теле. И, что самое странное, крови не было, как и боли. Сара только усиливала хватку.
– За все надо платить, Ральф Тук, – сквозь зубы говорила она чужим странным голосом. – Твоя цена – полторы серебряные монеты!
– Отпусти, – прошипел Ральф, но Сара не унималась. – Отпус… – только и успел прошептать Ральф, как в тишине подвала послышался хруст позвонков. Тело тут же обмякло. Где‑то в углу заржал конь, стукнув копытом, и из глаз женщины ручейками полилась густая бордовая жижа. С последней каплей ее остолбеневшее тело рухнуло рядом с мужем.
– Ху‑х! – кто‑то невидимый затушил фонарь, и в погребе воцарились привычный для этого места мрак и тишина.
Празднику урожая быть!
Шла вторая неделя, как Стела Чатэр перестала контактировать с миром. Сначала Гарри списывал это на тоску о муже, как‑никак трое детей и годы совместной жизни, но когда дочь отказалась от еды, заперлась в комнате и, как обезумевшая, с утра до поздней ночи лишь тихо перебирала пуговицы на любимом сюртуке Тома, вздрагивая от каждого скрипа. Бургомистр запаниковал, и было от чего – дочь болезненно выглядела, тело ее чернело, мышцы сохли, а взгляд с каждым днем терял ясность, становясь все более и более безумным.
Бедняжка угасала на глазах.
– Добрый вечер, святой отец, – поцеловал Гарри руку священнику.
– Добрый. Извини, что заставил ждать.
– Всё в порядке, рад, что нашли время, святой отец, проходите, – он предложил войти в гостиную.
Упитанный коротышка нервничал. В руке его был зажат молитвенник, в глазах – нотки паники, он все время крутил головой, пытаясь найти причину, по которой его пригласили в дом бургомистра. Слухи о помешательстве его единственной дочери множились, количество версий росло, как на дрожжах. Вспоминая ее истерику на рыночной площади, люди стали шептаться о серьезной беде в семействе Болдов.
Священник вытер испарину с лысины.
– А где же твоя дочь? – кусая тонкие губы, спросил он.
– Наверху, в спальне.
– Тогда не будем медлить, – решительно заявил преподобный. – Принеси воды.
– Джимми, набери воды, – приказал бургомистр.
Мужчины молча поднялись в спальню, священник отворил дверь и украдкой вошел. Стела не стала менять позы и как‑то еще реагировать на приход «гостей» – как сидела на кровати, так и продолжила сидеть. Рядом стоял разнос с едой, но та была нетронута.
– Дочь моя, когда ты в последний раз молилась? – подойдя к ней, спросил святой отец.
– А зачем? – не поднимая головы, спросила она в ответ.
Следом за остальными в комнату вошел Джимми с тазиком воды. Спросил, будут ли еще распоряжения, и, получив отрицательный ответ, поспешно удалился. Дрожащей рукой святой отец зажег свечу. Тишину комнаты наполнили звуки молитвы на латыни. Тягучее и монотонное бормотание нарастало, и с каждой строкой молитвы лицо Стелы мрачнело. Окунув в тазик распятье, святой отец перевернул страницу молитвенника и начал все заново. Наконец он замер, зачерпнул в ладонь воду и резким движением окропил бедняжку.
– Что вы делаете! – вскрикнула та.
– Не бойся, дочь моя, это зло говорит твоими устами, – ответил святой отец и еще раз окропил вдову водой. – Молись, моя хорошая, проси у Бога защиты! Молись, Стела!
– Прошу вас, прекратите, – закричала она.
А священник, не обращая внимания на мольбу, тараторил заученные слова на мертвом языке и с каждым упоминанием о Боге окроплял бедняжку вновь и вновь, пока в какой‑то момент взгляд Стелы не стал ясным. Она улыбнулась и едва слышно прошептала:
– Я хочу пить.
– Конечно, дочь моя, – ответил святой отец и позвал бургомистра.
Жадно глотая святую воду, Стела выпила целую кружку. Затем посмотрела на отца и заплакала. Ее исхудавшие руки дрожали, она хотела обнять его, но не хватало сил. Гарри сам обнял бедняжку и, не стесняясь священника, зарыдал. Слезы радости сами лились из глаз, казалось, безумие отступило и теперь все будет хорошо, но тоненьким, близком к писку голоском Стела попросила:
– Помогите Тукам! Том отомстил им, он приходил ко мне ночами и рассказывал, как он это сделал.
Взгляд ее был испуганным.
– О чем ты? – насторожился Гарри.
– Он убил их, – еле слышно добавила она.
– А ты уверена, что тебе это не привиделось? – спросил святой отец. – Может, это был сон – про покойного мужа?
– Нет! Он сидел у окна и говорил со мной, – стояла на своем Стела. – Громадный, весь в крови, он терзал меня каждую ночь своими разговорами. Клянусь вам, святой отец! Я знаю, что он умер, но его призрак был настолько живым, что я боялась ему возразить. Он и вел себя, как живой.
Священник посмотрел на бургомистра, намекая на рецидив помешательства, но Гарри, словно стесняясь сказанного дочерью, опустил голову. Да, звучало как бред. Как покойник мог стать живым? А Стела не успокаивалась, озвучивая все новые и новые подробности, и в какой‑то момент даже святой отец засомневался, а бред ли это? Откуда она могла знать про битую посуду и выложенное на столе слово «лжец»? А подброшенные тыквы из сарая Болдов? Все эти совпадения нельзя выдумать. Да, ей могли рассказать, но тогда уместен вопрос – кто?
– Гарри, а мы можем позвать Ральфа, вы же соседи? – неожиданно предложил священник. – Время позднее. Надеюсь, он еще не спит?
Нервно играя желваками, Гарри покосился на подошедшего на зов помощника.
– Нет, святой отец, – пробасил Дюк. – Когда закончилась ярмарка, Ральф с женой как сквозь землю провалились.
– Что значит «провалились»? – растерялся священник.
– Ну, дома их точно нет, – ответил бургомистр. – Заходить не заходили – поставили дежурных. Не первый день караулим.
– Они в погребе, – тихо сказала Стела.
Все трое замерли, не понимая, как на это реагировать. Ну откуда она может знать, что случилось с Ральфом и Сарой Тук. Она же не выходила из дома все это время, более того, спроси Стелу, который сегодня день – та не ответит, и тут такая осведомленность о судьбе соседей. Ладно, сплетни о событиях в кабаке и на ярмарке могла рассказать прислуга, но то, что призрак Томаса совершил кровавую расправу, казалось уже перебором.
– Стела, твой муж мертв! Смирись с этим! – грубо осек ее отец.
– Они в погребе, – невозмутимо повторила она.
– Предлагаю проверить, – нервно сжав распятие, прошептал священник.
– Плохая идея, святой отец, – покачал головой Гарри. – Нам придется ломать замки – наверняка дом заперт. А если они просто уехали из города, как будем потом объясняться перед хозяевами? – неуверенно возразил бургомистр. – Лично я сомневаюсь, что они в погребе, и не верю в призраков.
– Они в погребе, – стояла на своем Стела. – Мертвые!
– А если нет? – завелся отец. – Ты пойдешь извиняться перед Туками?
– Давайте проверим, – утирая пот со лба, решительно заявил священник. – Если что, я сам принесу извинения Ральфу и Саре.
– Быть по вашему, святой отец, – сквозь зубы процедил Гарри. – Джимми, найди парней покрепче, надо будет сломать пару замков!
– Понял, – рявкнул Дюк и пулей побежал за подмогой.
Сборы были недолги, и, несмотря на вечернее время, Дюк очень быстро вернулся, а с ним – два рослых мордоворота, которым не терпелось скрутить в бараний рог кого угодно, даже призрака. Впрочем, калитка оказалась незапертой, как и сам дом Ральфа. А беглый осмотр только подтвердил догадку Стелы.
– Сэр, тут правда никто не жил, и уже давно, – попробовав пальцем пыль на столе, сказал один из мордоворотов.
– Вижу, – почесав узкий лоб, ответил Дюк.
– Вы чувствуете запах? – принюхиваясь, спросил святой отец.
– Что‑то испортилось? – перебирая горшки с едой, предположил Гарри.
– Нет, так пахнет гниющая плоть! – Жадно вдыхая воздух, святой отец пытался найти источник запаха. – И вонь идет из подвала!
– Надо ломать пол, – простукивая дерево, сказал Дюк. – Не могу найти лаз.
– Вот он, – указал на кольцо бургомистр.
Крепкие парни тут же откинули крышку, и вся команда с фонарями в руках спустилась в подвал. Вонь стояла невыносимая. Прикрывая носы платками, они расставили фонари, дабы осветить место трагедии. Омерзительное вышло зрелище: отекшие, местами обглоданные крысами, два трупа лежали на песчаном полу. Рядом на бочонке – ступка и мумия ребенка, точнее, ее половинка. В ступке обнаружили недотолченные косточки малыша. В животе у Сары торчал кухонный нож, а на шее Ральфа отпечатались ее пальцы.
Не выдержав такого зрелища, священник бросился наружу.
– Пусть идет, – сказал Гарри. – Главное он уже увидел.
Джимми тронул ногой труп Ральфа.
– Что ж его так разнесло?
– Неделю лежать мертвым – и не так раздует, – рассматривая трупы, ответил ему Гарри.
– Кто их так? – почесал в затылке Дюк.
Бургомистр посмотрел на ступку и с абсолютным спокойствием в голосе подвел черту:
– Сами себя! – Он достал крохотную косточку из ступки. – Пришел домой, увидел все это и зарезал ведьму.
– Что это? Останки ребенка? – разворачивая мешковину, прошептал Дюк. – Чем она тут занималась?
– Не знаю и знать не хочу! – строго выдал Гарри, сметая ногой в кучу атрибуты для темного ритуала. – Надо сжечь все это, а бедолаг похоронить по‑людски.
– Святой отец откажется отпевать, узнав, чем они тут занимались.
– А чем они тут занимались? – строго посмотрел на помощника Болд.
Здоровяк аж побледнел от неожиданности вопроса, затем стал тыкать пальцем, указывая на мумию, ступку и пестик, намекая, что это всё происки Сатаны, нормальные горожане не будут хранить такие вещи в погребе.
– Может, она и была ведьмой, – ответил на это Болд. – А вот Ральф был обычным фермером, который мечтал о сыне и трудился как проклятый на огороде.
– Вот мразь, зачем она убивала детей Ральфа? Зачем сушила? Какая мерзость!
– И знать не хочу зачем! Но если бы я такое увидел, то голыми руками удушил бы тварь! – посмотрев на Сару, прошептал Гарри.
– Добряк взял нож, – поправил его Дюк. – Мерзкая история, мне надо выпить.
– Всем надо будет выпить, но сначала похороним бедолаг! – собираясь на выход, заявил Гарри. – Выбери неболтливых парней покрепче, пусть закопают тела во дворе.
Вечером, когда все было сделано, Гарри позвал всех в кабак почтить память соседа. Собралось много людей. Добряка Тука хоть и недолюбливали, но он не был плохим человеком, с женой только не повезло, но так любовь зла, и с этим ничего не поделаешь.
Уплетая рагу за общим столом, толпа обсуждала последние сплетни Мэлона.
– Гарри, а что будешь делать с выигрышем? – наклонившись к Болду, спросил у того священник.
– Вы о чем, святой отец? – закусывая тыквенную наливку, спросил в ответ бургомистр.
– Насколько я помню, Ральф Тук – один из победителей ярмарки.
– Да, кстати, – загудели сидящие рядом.
– А, вы об этом? – Болд даже встал из‑за стола. – Не волнуйтесь, за каждый медный отчитаюсь. Часть денег пошла на похороны и поминки, а остаток пустим в организацию нового праздника. Эта история с Туком привлекла много внимания, случаи с едой и с тыквами стали самими яркими моментами ярмарки. Я даже подумал на следующий год сделать отдельную ярмарку тыкв – места у нас плодородные, устроим праздник урожая.
– Тоже с призовыми? – выкрикнул кто‑то.
– Там посмотрим, кто будет участвовать, но чем больше приезжих посетят ярмарку, тем лучше для казны города. – Да и много хороших семей после ярмарки остались в Мэлоне.
– Это мы заметили на проповеди, – чуть ли не хором ответили горожане.
– А я что говорю, во всем надо искать хорошую сторону, даже в смерти бедолаги Ральфа. Сделаем его дом знаменитым и будем водить туда зевак, рассказывая о тайнах городка.
– Хорошая идея, – закивали собравшиеся.
– Вот на это и пойдет его выигрыш.
Сидевшие за столом горожане снова одобрительно закивали. Ярмарка‑то понравилась всем – город обогатился, горожане приятно провели время, а продавцы распродали товар, недовольных не было.
– За бургомистра! – Джимми резко встал.
– Ну что ты, – делано смутился Гарри.
– Нет, нет, – поддержал тост священник. – За нашего бургомистра! Храни тебя Бог, сын мой! – Он перекрестил Болда.
– Спасибо, святой отец. – Гарри поднял кружку в ответ. – Буду и впредь служить интересам города. Спасибо за доверие!
После этих слов поминки плавно перетекли в обычное застолье, с песнями, смехом и хорошим настроением, под тыквенное пиво, а закончились посиделки глубоко за полночь.
Тихо и мирно, без всякой чертовщины.