Подойдя ближе, Майя и Сабина увидели, что окна кухни светятся теплым светом. Из тени у стен выступила фигура, в которой Майя тотчас же узнала Сюзенну. Девушка в волнении заламывала руки.
– Ах, наконец-то! – с явным облегчением воскликнула она. – Простите, что я бросила вас после уроков.
Тут она вгляделась в лицо спутницы Майи и совсем смутилась.
– Прошу прощения, Великая Провидица, я вас не узнала. Мне очень жаль, что я бросила вашу…
– Не беспокойся, – непринужденно перебила ее Сабина. – Я показывала внучке аббатство. Ты ужинала?
– Нет, – ответила Сюзенна, все еще заламывая руки. – Я пошла было на кухню, где едят ученики, но по дороге вспомнила, что теперь должна есть здесь. Я справилась на кухне, но Колетт сказала, что вы еще не приходили.
Майя не поняла, отчего Сюзенна так взволновалась, однако улыбнулась и не стала упоминать о друзьях, которые сманили девушку за собой. Должно быть, теперь она чувствует себя виноватой за то, что пошла с ними. Девушки открыли дверь кухни, и оттуда хлынула волна пряных ароматов.
Впервые увидев кухню, Майя была поражена царившей там безупречной чистотой. Не было ни мучной пыли, ни просыпанных круп. Пол был выметен, столы аккуратно расставлены по местам, у каждой ложки, сковороды и кастрюли имелся собственный крючок или место на полке. Кухня полнилась восхитительными запахами дрожжевого теста, корицы, гвоздики и солонины. Главную кухарку звали Колетт. Это была пожилая женщина в чистом фартуке, с волосами, убранными в тугой узел. При виде вошедших она встала с видом суровым и непреклонным. Поварешку она держала перед собой, словно меч.
– Ужин ваш уж наполовину остыл, чтоб вы знали, – без обиняков заявила она хрипловатым голосом. – У меня подают к столу на рассвете и на закате. А кто опаздывает к столу, о том Исток горько плачет.
– Молю вас о прощении, – улыбнулась Сабина, явно приязненно посмотрев на женщину. – Опоздание целиком на моей совести. А чем это у вас тут так вкусно пахнет, Колетт?
Кухарка свела брови, но не выдержала и улыбнулась:
– Фруктовым пирогом. Один альдермастону, второй нам. Скоро буду доставать.
– Запах просто божественный. Как я соскучилась по вашим пирогам, Колетт! Что вы в них кладете?
– Яблоки, которые давно лежат и совсем уж ватные, – фыркнула Колетт. – Так-то они больше ни на что не годны.
– Обожаю яблочные пироги, – мечтательно сказала Сабина. – Это моя внучка Майя, – сказала она, беря за руку девушку. – А это – ее товарка Сюзенна Кларенсье.
– Леди Сюзенну я и без того знаю, – чинно ответила Колетт. – Добро пожаловать на альдермастонову кухню, леди Майя.
Майя огляделась, и ей вспомнились все те истории, в которых рассказывалось, как на этой самой кухне росла Лийя Демонт, ее прародительница. По углам кухни красовались огромные печи, выгнутый купол потолка покоился на подпорных столбах. В кухне было тепло от огня, витали вкусные запахи. В углу на скамейке орудовали ложками две девочки-судомойки лет восьми-девяти. Девочки потихоньку переговаривались и с любопытством глазели на новоприбывших.
У одной стены был сооружен грубый навес, сверху, насколько могла судить Майя, уставленный мешками и бочонками. Царивший на кухне порядок без слов свидетельствовал о строгой дисциплине и организации, насаждаемых суровой Колетт. Но тут Майя с удивлением обнаружила еще одно действующее лицо: старика со снежно-белыми волосами и усами им под стать. Старик сидел на бочонке у огня и ел суп. Кожаную шапочку свою он положил на колено и сидел так тихо, что Майя не сразу заметила его.
– Голодными вы у меня не останетесь, и не надейтесь, – твердо заявила Колетт. – Вон там в шкафу ложки и плошки. Я вам пока не клала, чтоб не остыло, – она махнула в сторону стоящего на столе горшка. – Пойду-ка на пироги взгляну.
Майя достала тарелки и положила себе щедрую порцию душистого жаркого. Взяв тарелку, она подошла к двум стульям близ скамьи, на которой сидели судомойки.
– Можно я сяду с вами?
Светловолосая девочка с рыжей искрой в русых косах энергично закивала, и серые ее глаза загорелись любопытством.
– Садитесь! Вы безродная, да? Совсем как я? Вы служанка королевской дочки? – зачастила она, кивая на Сюзенну, которая наполнила тарелку и подошла следом. Сюзенна побагровела от стыда.
– Я и есть королевская дочка, – улыбнулась Майя и погладила девочку по шелковистым волосам, растрепав косу. – Но иногда я чувствую себя совсем-совсем безродной.
– Вот зачем ты так, Алойя, – рассердилась вторая девочка, темноволосая, голубоглазая, с алыми как розовый бутон губами. – Вечно ты говоришь ерунду.
– Разве ерунду? – сказала Майя, берясь за жаркое – восхитительную смесь лука, моркови, картофеля и оленины в густой солоноватой подливе. Вкусно было до невозможности.
– Она все время болтает, когда не надо, – сказала темноволосая. – Вообще молчать не умеет.
– Вот и неправда, – рассердилась рыженькая. – Ты сама болтушка!
– Как вас зовут? – спросила Майя, переводя взгляд с одной девочки на другую. Сюзенна опустилась на стул рядом и удивленно заморгала, увидев, что Майя запросто беседует с девочками младше себя. Сабина и Колетт вполголоса обсуждали какой-то рецепт.
– Я Давиния, – сказала темноволосая и разгладила юбчонку. – Она меня зовет Дави.
– А я Алойя, – сказала рыженькая. – И ничего я не болтаю.
– Ну конечно, – сказала Майя и ласково ущипнула девчушку за носик. – Вы всю жизнь прожили при кухне?
– Всю жизнь, – подтвердила Дави. – Ну, с тех пор как нас бросили. Сейчас такое редко бывает. У нас на все аббатство, может, пять безродных, не больше.
– Зато куча детей из деревни, они здесь всем помогают, – вмешалась Алойя, которой тоже хотелось завладеть вниманием Майи. – А вы правда принцесса? Все говорят, что принцесса – леди Мюрэ, но в Муирвуде знают, что по правде все не так.
– Нельзя о таком говорить! – возмутилась Дави.
– А вот и можно, она же с нами говорит! Так вы принцесса, да? Принцесса?
Майя помешала ложкой в миске и съела еще немного жаркого.
– Как вкусно! Колетт замечательно готовит! – с этими словами она снова повозила ложкой в миске. – Да, Алойя. Я – принцесса Комороса.
Девочки так и запрыгали от возбуждения.
– А король хотел выгнать вас из принцесс, да? – заговорщически понизила голос Дави.
– Да, он старался изо всех сил, – ответила Майя. – Он отнял у меня все платья и драгоценности. Выгнал слуг и забрал все мои деньги. Издал закон, по которому все, что было моим, перешло к моим сводным сестрам. Он король, ему можно.
При этих словах сердце у нее зашлось от боли. Майя знала, что отец правит недоброй рукой, что он удерживается на троне лишь за счет золота и власти, и все же, хоть он и недостоин был своего титула, в душе Майя не верила, что судьбой или Истоком именно ей предопределено свергнуть его власть.
– Но, – сказала она, наставив ложку на девочек, – принцессой можно быть и без драгоценностей, и без красивых платьев. Моя матушка была королевой, мой отец – король, и никаким законом этого не отменить. Даже если никто больше не будет верить в то, что я принцесса, я все равно буду принцессой.
Она выудила из жаркого кусочек дичи и с удовольствием отправила его в рот. Бросив случайный взгляд на Сюзенну, Майя увидела, что та не столько ест, сколько смотрит на нее.
Майя дружелюбно улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу.
Сюзенна вспыхнула и заработала ложкой.
– А кто это там сидит у печей? – шепотом спросила Майя, нагнувшись к девочкам. – Что он здесь делает?
– Это Тьюлисс, – прошептала в ответ Алойя. – Муж Колетт. Ш-ш-ш, тише! Он здесь даже спит по ночам.
– Какой скандал, – улыбнулась Майя. – А я думала, кухарка спит в доме альдермастона.
– Нет-нет-нет, – сказала Дави. – Вон, видите настил, у них там постель. Ну, сверху.
– Вижу, – сказала Майя. – Значит, они живут тут вместе с вами?
– Ну да, – прошептала Алойя, едва сдерживая смех. – Мы еще маленькие, нас нельзя оставлять одних.
– А жалко, – вздохнула Дави.
Майя доела жаркое. Девочки продолжали болтать.
Алойя серьезно кивнула.
– Не заговаривай с Тьюлиссом. Он очень застенчивый. Ни с кем никогда не говорит.
– Он садовник. Ухаживает за цветами и за деревьями во всем аббатстве, – добавила Дави.
– Он сейчас сажает луковицы. Весной…
– Весной вырастут такие цветы! Вот такущие! Он такой хороший садовник! С людьми почти не говорит, зато с цветами все время разговаривает.
– А я думаю, они все слышат. Иногда даже отвечают.
– А я один раз видела, как он говорил с птицами!
– Врешь!
Тут вмешалась Колетт, и ее громкий голос перекрыл девичье щебетание:
– Девочки, да помолчите вы хоть две секунды! Весь день трещите, трещотки! А ну, хорош болтать, берите пирог и несите его альдермастону.
Девочки вскочили со скамьи и послушно засуетились: собрали миски из-под жаркого, убрали их на мойку, быстро выложили на блюдо пирог для альдермастона. Но прежде, чем выскочить за дверь, они подали Сюзенне и Майе по тарелке, на каждой из которых исходил паром кусок свежевыпеченного фруктового пирога.
Майя откусила от пирога и едва не застонала от восторга. Сверху он был полит патокой с овсом и корицей, а под слоем нежного теста скрывались мягкие душистые яблоки.
– А она случайно не продает эти пироги в Духов день? – спросила Майя.
– Продает, – смиренно ответила Сюзенна, надкусив свой ломтик. – Колетт уважает старые традиции.
Лицо девушки потемнело.
– Простите, что бросила вас после уроков, – сказала она. – Не следовало мне этого делать. Мы ведь теперь товарки.
Майя ласково похлопала ее по руке.
– Можешь бросать меня сколько угодно, – сказала она. – Я вовсе не хочу отрывать тебя от твоих подруг. И потом, я была не одна, а с бабушкой.
Сюзенна опустила голову и уставилась на тарелку с почти нетронутым пирогом.
– Что с тобой? – спросила Майя тихо, чтобы никто не услышал. За столом, налив себе чаю, шепотом переговаривались Сабина и Колетт.
– Спасибо за разрешение, – сказала Сюзенна, не поднимая глаз. – Но я чувствую, что сегодня Исток мною недоволен. Я нарушила его волю. А мне скоро предстоят испытания, – она прикусила губу. – По правде говоря, я не очень уверена в себе. И если из-за того, что я не выказала вам должного уважения, я провалюсь, это меня очень опечалит.
Майя заправила за ухо прядь волос.
– Знаешь, уж кому-кому, а тебе бояться нечего. Ты столько лет здесь училась. Я ведь видела, с какой силой ты взываешь к Истоку.
Сюзенна быстро взглянула ей в лицо и снова опустила глаза.
– Вы сильнее меня.
Майя вздохнула, потянулась и сжала ладонь товарки.
– Я могу понять, что ты чувствуешь, Сюзенна. Я тоже боюсь мастонских испытаний. Потому что… ты ведь знаешь, кто я. Что если Исток отвергнет меня? В сердце своем я знаю, что этого не случится, но я боюсь, и этот страх похож на крошки на тарелке, – и она выразительно подцепила пальцем крошку пирога. – Мы можем одно: очистить свой внутренний сосуд, вытряхнуть из него весь мусор, чтобы достойно принять волю и силу Истока. Бабушка говорит, что я должна буду открыть Сокровенную завесу, чтобы мертвые могли вернуться в Идумею и спасти народ Ассиники. В ее время сделать это не сумел никто. Даже матушка, – Майя снова вздохнула. – Значит, должна я. Я просто не могу ее подвести.
Сюзенна подняла глаза, и на лице ее Майя прочла сочувствие.
– Это тяжелая ноша.
– Ну, если ты справишься со своими страхами, то и я справлюсь со своими. Будем проходить испытания вместе.
Сюзенна улыбнулась – несмело, но все же это была самая настоящая улыбка.
– Хорошо.
И снова замолчала, собираясь с храбростью.
– Как мне вас называть? – неловко спросила она. – Если верить тому, чему нас учили, я должна звать вас «моей госпожой». Или «леди Майя».
– Зови меня просто Майя. И на «ты», – ответила Майя и откусила еще кусочек дивного пирога. Пышное тесто таяло на языке, а душистые яблоки не успели остыть и обжигали язык.
– Но… так нельзя, – испугалась Сюзенна.
– А что со мной еще не произошло такого, что «нельзя»? – со смешком осведомилась Майя. – Меня изгнали и вынудили оставить королевский двор. У меня нет ничего своего, если не считать двух платьев и новой книги. Я в кровь стерла ноги по пути из Дагомеи в Отландию и прошла его пешком в компании охотника, его пса и кишона, которому мой отец велел убить меня, если я попаду в плен.
Воспоминания поднялись в ее душе, взвихрили бурю чувств.
– Я знаю бури, лавины, голод, тысячи унижений и боль потери, – Майя твердо посмотрела в глаза Сюзенне. – Мне все равно, что обо мне думает Мейг или кто угодно. Я пришла в Муирвуд, чтобы стать мастоном и исполнить клятву, которую принесла Лийя, оставляя наши берега. Насколько мне известно, она вела очень простую жизнь и во всем и во всех искала добро. Поэтому, как бы со мной ни обращались, не вини в этом себя. Ты ни в чем не виновата, Сюзенна. Хочешь повидать своих друзей – не оглядывайся на меня. Просто иди к ним, когда захочется.
На протяжении этой речи Сюзенна молчала, уткнувшись взглядом в собственные ладони. Потом она отставила миску и переплела пальцы.
– Я даже представить не могу, с чем тебе пришлось столкнуться в жизни.
Майя покачала головой.
– В одной книге были такие слова: зачем вытаскивать на свет страдания, которые давно окончились, и терзать себя старыми обидами? Я рада, что ты стала моей товаркой, Сюзенна. Не беспокойся обо мне. Я давно уже привыкла к одиночеству. День, когда ты уйдешь из аббатства, уже недалек, и тебе нужно позаботиться о своем будущем. Я так понимаю, с моим появлением твои надежды поугасли?
Сюзенна бросила на нее острый взгляд, словно бы Майя прочла ее мысли.
– Так? – тихо спросил Майя. – Ты ведь боишься моей немилости?
Сюзенна в удивлении округлила глаза. Вид у нее стал жалкий.
– Неужели ты думаешь, что я осуждаю тебя за эти мысли? – дружески упрекнула ее Майя. – Вовсе нет. Ты столько лет училась, зубрила дворцовые правила и этикет, готовилась однажды выйти за графа или служить высокопоставленной даме. Я надеюсь, что мое присутствие останется незамеченным – по большей части – и не испортит тебе будущее. Здесь, в Муирвуде, мы с тобой равны – мы обе приехали сюда, чтобы учиться и пройти мастонские испытания. И знаешь, я сама совершила в жизни столько ошибок, что никогда не буду судить другого человека.
Майя зевнула.
– Еще совсем не поздно, а я уже устала. А ты?
Сюзенна кивнула.
– Можно, я кое о чем спрошу?
– Конечно! Что такое?
– На уроке иностранных языков я заметила, что ты свободно говоришь по-дагомейски. Как ты думаешь, мы не могли бы… практиковаться каждый день понемножку? Я бы хотела улучшить свой дагомейский. Может быть…
– Конечно, будем практиковаться, – ответила Майя, непринужденно переключившись на дагомейский.
– Ты… не такая… как я думала, – выговорила Сюзенна, с трудом подбирая слова. Щеки у нее порозовели.
– Я надеюсь, что мы станем подругами, – сказала Майя, похлопав ее по руке.
Сюзенна принялась за пирог. Майя подошла к печи, нашла чистую миску и положила кусок пирога. Прихватив ложку, она отнесла миску туда, где молча восседал на своем бочонке Тьюлисс.
– Вы уже брали пирог, мастер Тьюлисс? – вежливо осведомилась Майя и протянула ему миску.
Садовник вздрогнул и лихорадочно заморгал.
– Нет… нет еще… нет, моя госпожа.
– Зовите меня Майя, – сказала она и вручила ему миску. – Если завтра будет хорошая погода, не могли бы вы прийти в Сад королевы, когда кончатся уроки? Я хотела бы, чтобы вы рассказали мне о растениях и о том, какие из них матушка любила больше всего.
Тьюлисс отчаянно покраснел – алой стала даже кожа под снежно-белыми волосами и такими же усами – и рьяно закивал, словно не осмеливаясь выговорить ни слова.
– Спасибо, Тьюлисс, – сказала Майя и похлопала его по плечу. – Тогда – до завтра.