Тайна таёжного лагеря

Глава девятая

И вот это утро наступило. Солнце только что поднялось над кромкой леса и туман над рекой едва начал рассеиваться под напором свежего ветерка, когда, миновав околицу, они вышли на дорогу и зашагали вдоль по берегу, вспугивая сидящих на ветвях птиц.

Впрочем, назвать эту петляющую меж стволов деревьев и зарослей кустарника прогалину дорогой можно было лишь с большой долей условности. Вся она густо поросла травой, пестрела венчиками цветов и даже шляпками опят и мухоморов.

А часа полтора спустя исчезло и это подобие дороги. Сплошная чаща леса подступила вплотную к реке, заставив их спуститься к самой воде и идти по узкой кромке бечевника. А главное — теперь на них навалилась целая туча всякого рода кровососов, вынудивших их плотнее запахнуть куртки и натянуть противомоскитные сетки. К тому же стало нестерпимо жарко. Пот разъедал кожу, заливал глаза. Где-то к полудню Сергей почувствовал, что теряет последние силы. А каково было его спутнице? Он обернулся к ней:

— Оля, может, вы все-таки вернетесь, до вечера еще далеко, успеете засветло дойти до дома.

— А вы?

— Но мне же надо во что бы то ни стало дойти до переката. Затем я и приехал сюда.

— Дойдете, Сережа, я верю, что дойдете. А я… Мы же вчера договорились, что я провожу вас до первого привала.

— Да. Но тогда вам достанется целый день пути. Одной! По этой таежной глуши.

— Не беспокойтесь, глушь меня не пугает. Вас ждут куда более тяжкие испытания. А сейчас… Давайте чуточку передохнем и — вперед! Благо, вон по небу облачка побежали и вроде ветром повеяло.

Действительно, погода как-то сразу переменилась, жара заметно спала, даже бечевник будто расширился и сделался не таким заросшим. Идти стало значительно легче.

И все-таки с каким удовольствием Сергей сбросил с плеч тяжелый рюкзак и разогнул спину, как только чуть повечерело и на пути их открылась небольшая уютная полянка, полого сбегающая к реке:

— Все! На сегодня хватит! Садитесь, отдыхайте, а я раскину палатку и займусь костром.

— Как это: садитесь, отдыхайте? — возразила Ольга. — Разве для меня не найдется никакого дела?

— Пока нет. Потом начнете кашеварить.

— Тогда знаете что, я пойду ополоснусь немного.

— Вот-вот. Это вы замечательно придумали.

— А вы не составите мне компанию?

— Я — после. А то не собрался бы дождь. Видите, какая туча ползет с запада.

— Чепуха! Но, впрочем, как знаете. — Ольга скинула с плеч рюкзак и, раздеваясь на ходу, побежала к реке.

Здесь, зайдя за небольшой куст, она быстренько сбросила с себя остатки одежды и, чуть поведя плечами, вошла в воду.

Сергей поспешно отвернулся, чтобы не смущать раздевшуюся Ольгу. Но и одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, сколь божественно красива была фигурка молодой обнаженной женщины. А ведь впереди была еще целая ночь наедине с ней.

«И как я мог согласиться взять ее с собой», — подосадовал Сергей, ожесточенно орудуя топором. А с реки уже неслись восторженные возгласы Ольги:

— Ой, что за прелесть! Сергей! Сережа! Бросьте все, идите сюда, ко мне!

— После, после, Оля. Сейчас главное — костер. — Он тщательно уложил нарубленные сучья в аккуратную пирамиду и, как только пламя охватило ее со всех сторон, оглашая воздух веселым треском, спустился к журчащему неподалеку ручейку, чтобы набрать воды.

А мысли снова вернулись к купающейся невдалеке Ольге: «Как же все-таки вести себя с ней здесь, вдалеке от всего и всех, в окружении лишь глухого безмолвного леса?» Теперь уже не оставалось ни тени сомнений, что она стала для него не просто бесподобно красивой, безумно желанной женщиной. Он жизни не мог представить без нее. Но если там, в кабинетах издательства, это можно было маскировать чисто деловыми отношениями, то как быть здесь? Имеет ли он право хотя бы намекнуть ей, такой беспредельно доверчивой, такой чистой, по-детски непосредственной натуре на свои, пусть даже самые искренние, самые бескорыстные чувства?

Нет-нет! Пусть все останется так, как было. У нее впереди — целая жизнь. А у него? Разве только вот эта призрачная надежда отыскать свой «прииск» и письмо сержанта. Ну да, может быть, еще боле призрачная мечта написать что-то вроде мемуаров о своем неудачном житье-бытье. Так что…

Он пристроил котелки с водой над огнем, засыпал в один из них горстку гречки и принялся уже вскрывать банку с тушенкой, когда Ольга, заметно посвежевшая, сияющая безоблачной улыбкой, с капельками воды на лице и шее, подсела к костру и, окинув взглядом попыхивающие паром котелки, весело прощебетала:

— Ну вот, теперь и я готова заняться всем этим, а вы можете пойти поплавать.

— Поплавать никогда не поздно. А сейчас, коль вы в самом деле согласны кашеварить, я лучше займусь палаткой.

— Ну, как знаете…

— Так вечереет уже, а без палатки, сами знаете…

Сергей выбрал место повыше и поровнее и, застлав его лапником лиственницы, распаковал тючок с палаткой. Однако с установкой ее пришлось повозиться дольше, чем он рассчитывал. И когда был вбит последний колышек и крылья палатки выгнулись, как туго натянутые паруса, от костра потянуло уже почти забытым аппетитным запахом гречневой каши с тушенкой. Тут только Сергей почувствовал, как он голоден, и готов был уже, как в благословенные дни студенческой практики, наброситься на дымящуюся миску извечного «деликатеса» геологов-полевиков. Однако Ольга шаловливо погрозила ему пальчиком:

— Нет-нет! Уж коль вы сами определили меня на роль главного распорядителя, то… — Она вынула из своего рюкзака чистую белую скатерку и, разостлав ее на траве, принялась раскладывать на ней бесконечные сверточки с пирожками, ватрушками, салатами и тому подобными изделиями домашнего приготовления, а в заключение выставила пузатую бутылку какой-то настойки и, разлив вино по кружкам, торжественно произнесла:

— За успех вашего предприятия, Сергей Владимирович!

— Спасибо, Оленька.

Затем они выпили за здоровье матери Ольги, за все, что казалось им самым дорогим и значимым в жизни, съели всю кашу с тушенкой, перепробовали все выставленные Ольгой угощения, вспомнили все смешные и курьезные события, произошедшие за последний год у них в издательстве, поговорили о любимых книгах, воздали должное своим кумирам в мире музыки и живописи. Затем спустились вместе к реке, со смехом и шутками вымыли там посуду, полюбовались никогда не виданным в городе сажисто черным небом, усыпанным ярчайшими звездами и наконец присели у догорающего костра.

Сергей подбросил в него несколько сухих веток, и пламя осветило внезапно погрустневшее лицо Ольги:

— Сергей Владимирович, а вы не передумали отсылать меня завтра домой?

— Нет, Оленька. Дальше дорога будет еще труднее. Да и что ждет нас там, у переката? Не стоит рисковать.

— Но вы-то пойдете дальше.

— Мне нельзя иначе. А вам… Вам я просто расскажу обо всем, что найду там. Если найду…

— Ну что же, раз вы так решили, то… ладно. Завтра я покину вас. А теперь…

— А теперь — спать. Забирайтесь в ваш полотняный будуар и располагайтесь там, как дома.

Она отогнула полог палатки и зябко передернула плечами:

— Ой, там так темно, страшно. Лучше сначала вы.

— Что я? Я прекрасно устроюсь и тут, прямо у костра, вспомню молодость.

— Как?! Вы не хотите даже воспользоваться палаткой, решили оставить меня на ночь совсем одну?

— Ну что вы! Как одну? Я же буду рядом, буквально в двух шагах от вас.

— Да, конечно, и все-таки… А если пойдет дождь? — спохватилась она, словно цепляясь за соломинку.

— Едва ли. Да и что дождь? Я и не в таких переделках бывал.

— Поня-я-тно… Только я думала… Мне казалось… — голос Ольги дрогнул, в нем послышались слезы. — Ну да ладно. Доброй ночи вам, Сергей Владимирович.

Эти последние слова донеслись уже из палатки, и была в них непомерная боль.

— Доброй ночи и вам, Оленька, — отозвался Сергей.

«Доброй ночи тебе, мой дорогой бесценный человечек! — мысленно повторил он, не сводя глаз с запахнувшегося полога палатки. — Если бы ты знала, каких сил стоило мне не броситься следом за тобой, не заключить тебя в объятия, не прижать тебя к своей груди! Но разве я могу даже мечтать об этом…»

Ночь он провел почти без сна, лишь время от времени будто проваливаясь в трясину какой-то вязкой полудремоты, а с первыми лучами солнца спустился к реке, чтобы опробовать на деле свои рыболовные принадлежности. Утренний клев превзошел все его ожидания, и уже через час с небольшим он возвратился к костру с огромной связкой рыбы.

Каково же было его изумление, когда он увидел, что у костра сидит Ольга, а в котелке над огнем весело булькает почти сварившаяся каша.

— Доброе утро, Оля, — окликнул он ее. — И что вам не спится в такую рань?

— Так ведь впереди — день пути, и я должна еще засветло вернуться домой.

— А я хотел угостить вас рыбацкой ухой.

— Так это я — мигом. Давайте ваш улов.

А через час они расстались. Без лишних слов. Без каких-либо эмоций. Он просто пожал ей руку и пожелал счастливого пути. Она ответила тем же и, не оглядываясь, зашагала вниз по склону. Однако, когда ее хрупкая фигурка скрылась за речной излучиной, сердце его болезненно сжалось и невольный вздох вырвался из груди.

Но его тоже ждала дорога. Поэтому, собрав вещи и тщательно загасив костер, он не мешкая тронулся в путь. Правда, теперь он решил немного изменить распорядок дня: сделать где-то около полудня большую дневку с тем, чтобы как следует передохнуть, переждать самое жаркое время суток, а затем идти без остановки вплоть до наступления полной темноты. При таком раскладе он надеялся уже к концу еле-дующего дня дойти до заветного переката.

Однако коварная судьба и здесь не оставила его в покое. Стрелки на часах показывали половину первого, когда жара стала совершенно невыносимой, и он ощутил непреодолимое желание отдохнуть. Благо, как раз в это время на пути его оказалась небольшая поляна, сплошь окруженная гигантскими елями. Тень от этих исполинов покрывала добрую половину поляны и, казалось, просто-таки приглашала усталого путника спрятаться здесь от изнурительного зноя. Он, правда, заметил, что сверху, из чащобы, на поляну спускается что-то похожее на лесную тропу, но не придал этому значения, тем более, что на самой поляне трава была совершенно не примята, а в центре ее напоминала даже веселую куртинку свеже-п од стриже иного газона. Словом, лучшего места для дневки трудно было и придумать.

«Уф-ф, наконец-то можно будет передохнуть! Да и вздремнуть часика полтора-два», — мысленно порадовался Сергей, сворачивая с опостылевшего бечевника на изумрудный ковер поляны и направляясь прямиком к стене могучих елей.

Он начал даже распутывать на ходу бечеву, крепящую на рюкзаке тючок с палаткой, предвкушая, как сбросит с плеч всю эту тяжеленную ношу, но не сделал и десятка шагов, как почувствовал, что земля под ним как-то странно всколыхнулась, ноги потеряли привычное ощущение опоры, а в следующее мгновенье и сам он полетел куда-то вниз, сопровождаемый градом комьев земли и обломков еловых веток.

Впрочем, паденье это закончилось благополучно. Сергей лишь сильно зашиб правый бок да оцарапал локоть руки. Но последствия такого происшествия могли оказаться поистине трагическими. Он это понял сразу, как только поднялся на ноги и огляделся вокруг себя.

Он стоял в яме с отвесными, абсолютно гладкими стенами глубиной в три с половиной — четыре метра, сверху прикрытой еловыми сучьями и тщательно замаскированной пластами дерна. Теперь в этом перекрытии, прямо у него над головой, зияло небольшое отверстие, проделанное им самим, сквозь которое пробивался свет, и от которого тянулись вниз какие-то тонкие белые бечевки. Впрочем, природу этих бечевок он разгадал сразу: то были шнурки палатки, тючок с которой был привязан сверху к его рюкзаку и при падении, видимо, застрял где-то в перекрытии ловушки.

Да, ловушки! Теперь стало ясно и предназначение этой ямы. Тропа, которую он заметил еще при подходе к поляне, была несомненно проделана не людьми, а какими-то зверями, спускавшимся к реке на водопой. А люди, местные охотники, сделали на этой тропе ловушку, да так искусно, что ее не заметил даже он, Сергей.

Но что теперь делать? Как выбраться из этой западни? Он еще раз тщательно осмотрел стены ямы. В них не было ни выступов, ни впадин. Значит, стены ему не помогут. Не было в яме и никаких жердей или кольев. Выходит, путь наверх закрыт.

Что же остается? Ждать, когда люди, сделавшие ловушку, снова вернутся к ней? Но сколько времени он сможет ждать? Еды ему хватило бы надолго. Но воды не было ни капли. А он уже сейчас хотел пить. И жуткий страх, страх безысходности, страх неотвратимой мучительной смерти начал все больше обволакивать его, лишая возможности принять хоть какое-то решение. Да и какое решение можно было бы принять в столь кошмарной обстановке? Только подумать о том, как быстрее и легче уйти из жизни! Из жизни, которая так и не обернулась к нему своей доброй стороной. Единственным светлым пятнышком являлась Ольга. Однако и это, скорее всего, был лишь свет далекой звезды, звезды яркой, манящей, загадочно прекрасной, но словно затерянной где-то в ледяных глубинах космического пространства. Хотя…

И пред его мысленным взором всплыл, как наяву, образ той, кем, как бы он ни обманывал себя, он только и жил все последнее время, с кем только и были связаны все его мечты и надежды, кто только и мог бы составить смысл его жизни.

— Оля… Милая Оленька… — без конца шептал он. — Где ты сейчас? Как бре-дется тебе одной, по сути дела покинутой мною, наверняка смертельно уставшей, изнемогающей от зноя и жажды, по этой враждебной глухомани? И все-таки, Боже! Как хорошо, что я отправил тебя домой. Ведь иначе вполне могло бы стать так, что мы оба провалились в эту яму, и тогда…

Он содрогнулся от ужаса, представив, что сейчас она так же сидела бы здесь, в этой кошмарной западне, заливаясь слезами и кляня его за то, что он втравил ее в этот бессмысленный поход. Пусть уж он один погибнет здесь, а ей улыбнется счастливая яркая жизнь.

Мысли о Ольги немного отвлекли Сергея от панического осознания своего бедственного положения. Он снова и снова вызывал в памяти ее милое, бесконечно дорогое лицо, ее светлую доверчивую улыбку и, казалось, даже слышал ее незабываемый голос. Да, слышал! Так явственно, будто он действительно раздавался где-то над его головой.

— Сергей Владимирович! Сергей Владимирович! — все громче звучало в его ушах.

«Боже, неужели так может быть? Или это уже что-то вроде некой предсмертной галлюцинации?» — пронеслось у него в голове.

Но в это время совершенно отчетливо:

— Сергей Владимирович, да где же вы? Откликнитесь, наконец!

«Нет, это не галлюцинация!» — он вскочил на ноги и, приставив руки ко рту, закричал что было силы:

— Оля! Оленька! Это вы?

— Да я. Я, конечно. А вы что прячетесь? Ведь если бы не ваш тючок с палаткой…

— Стойте! Оля, стойте! Ни шагу больше! Стойте на месте и слушайте. Я провалился в яму, которую, видимо, выкопали местные охотники на звериной тропе. Поэтому не подходите к палатке. Она лежит прямо над ямой. Как из нее выбраться я еще не знаю. Подумаем вместе. А пока…

— Все ясно. Я слышала о таких ямах. И раз это ловушка для сохатых, то где-то здесь, рядом, обязательно должны быть и какие-то снасти, чтобы вытаскивать пойманную добычу. Да вон, я уже вижу: целая связка веревок под ближней елью. А чуть дальше, выше по склону — даже охотничья избушка. Я заглядывала в нее. Избушка — что надо! Даже с печуркой и топчаном. Только в избушке — ни души. И, похоже, давно там никто не бывал. Так что никто не пришел бы вам на помощь, упрямый вы, неисправимый индивидуалист. А теперь… С чего мы начнем?

«Оленька, родная моя!» — Сергей почувствовал, как на глаза его набежали слезы. Но он постарался взять себя в руки:

— Начнем с веревок, Оля. Как они, по-вашему, прочные?

— Прочнее некуда.

— Тогда так. Распутайте эту связку, один конец веревки закрепите за ствол дерева, а другой бросайте мне в яму. Да имейте в виду, что яма широкая, метра два с половиной. Поэтому ближе, чем за два метра до провала не подходите… Ой, вон и палатка летит мне на голову!

— Так это я ее палкой столкнула, чтобы вас увидеть. Только все равно ничего, кроме черной дыры не видно.

— У меня тоже лишь клочок неба над головой. Ну, как с веревкой?

— Все в порядке. Держите конец.

— Конец у меня. И сделаем так: попробуйте сначала поднять мой рюкзак с палаткой.

— Потом вас?

— Ну что вы, Оленька! Я взберусь по веревке сам, как по канату.

— Тогда начали. Я тяну.

Через минуту рюкзак с палаткой были на поверхности земли. А вот взобраться по веревке ему самому оказалось не так просто: тонкая веревка врезалась в руки, раскачивалась, как маятник, ноги тщетно искали несуществующую опору. Лишь ценой невероятных усилий, стиснув зубы от страшнейшего напряжения, смог он преодолеть последние сантиметры подъема, перелезть через осыпающуюся кромку ловушки и добраться до спасительной тверди уцелевшей части поляны.

— Спасибо, Оленька, — только и смог прошептать он, с трудом разжав запекшиеся губы и валясь в густую шелковистую траву.

Она подсела к нему, осторожно пригладила рассыпавшиеся волосы:

— Вы не ушиблись, не ранены?

— Пустяки. Вот только… Попить бы!

— Сейчас-сейчас. Тут у меня в термосе еще чай остался, — она вихрем подскочила к рюкзаку, достала термосок, вложила его в руки Сергея. — Не очень горячий?

— Ум-мм, — он лишь легонько качнул головой, судорожно глотая терпкий живительный напиток и чувствуя, как свежеет голова и наливается силой его измученное тело.

— А вы действительно не ранены? — повторила Ольга, заглядывая ему в глаза.

— Да нет, вот разве локоть поцарапал. Но если бы не вы… Только как вы оказались здесь?

— А вы думали, что я и в самом деле уйду домой, брошу вас в этой глуши и буду спокойно ждать вашего возвращения? Нет, Сергей Владимирович, вы совершенно не знаете меня. Я отошла лишь за первый береговой мысок, подождала, когда вы покинете нашу стоянку, и сразу же двинулась за вами следом. Признаться, я словно чувствовала, что с вами может случиться беда. И когда вы вдруг исчезли из поля моего зрения, я прежде всего начала обшаривать глазами береговой склон. Но вокруг было пусто. И если бы не ваша красная палатка… Подумать только, какой пустяк может иногда оказаться спасительным! Увидев палатку, я сразу начала звать вас, и вот… — она снова погладила его по голове, — Сергей Владимирович, не отсылайте меня больше от себя. Пожалуйста…

Он отыскал в траве ее руку и прижался к ней губами:

— Оленька, милая, дорогой мой бесценный человечек, да разве я смогу теперь расстаться с тобой? Я же… люблю тебя. Люблю так, что…

Она вздрогнула, вспыхнула до корней волос, упала лицом ему на грудь:

— Боже, как долго я ждала от тебя этих слов!

А полчаса спустя, облюбовав чуть выше по течению новую уютную полянку — на той, с ловушкой, им не захотелось оставаться и лишнюю минуту, они решили провести на ней весь оставшийся день, с тем чтобы как следует отдохнуть и прийти в себя от пережитых волнений. Здесь они, как и накануне, раскинули палатку, развели костер, не спеша поели, попили чаю. Потом вместе ловили рыбу, собирали грибы, всласть поплавали и порезвились в реке, а с наступлением темноты вновь уселись у костра и начали поочередно вспоминать, как непросто и с каким недопониманием складывались их отношения:

— Почему же ты так долго таил в себе свои чувства, делал вид, что я тебе совершенно безразлична? — с обидой в голосе сказала Ольга.

— Ну это, положим, совсем не так. Ты не могла не замечать, как я всей душой тянулся к тебе, как рад был даже самой мимолетной нашей встрече. Но сама посуди, мог ли я рассчитывать на что-то большее. Ведь я намного старше тебя…

— Ой, при чем здесь это! Ведь еще Пушкин писал…

— Знаю. Но написать можно что угодно.

— Ничего-то ты не понимаешь, Сереженька, — рассмеялась Ольга. — Но это мне больше всего в тебе и нравится. Ну да ладно, пора, пожалуй, на боковую.

— Да, время спать, — Сергей склонился над почти прогоревшим костром.

— А ты что, опять собираешься провести ночь здесь, у костра? — насторожилась Ольга.

— Так ведь…

— Никаких «так ведь»! Гаси костер и… Словом, я жду тебя, — она с минуту поколдовала над рюкзаками и скрылась в палатке.

А он все не двигался с места, всматриваясь в последние искорки догорающего костра и ловя малейшие шорохи, доносящиеся из палатки. Никогда в жизни не довелось ему испытать ничего подобного. С одной стороны, все в нем ликовало и пело в предвкушении того, что ждало его в ближайшие мгновенья, с другой — не покидала кошмарная робость, сковавшая все его тело и душу.

Но вот все стихло. Последние искорки погасли у него под ногами, над головой сомкнулась кромешная тьма, с реки повеяло ночной прохладой.

Пора…

В страшном волнении, с бешено колотящимся сердцем ступил он за полог палатки. Здесь было абсолютно темно. Лишь еле слышное дыхание подсказывало, где расположилась Ольга. Он снял ботинки и осторожно, стараясь не шуметь, прилег у противоположной стенки палатки. Странно было думать, что он, в общем-то неглупый и побывавший в самых невероятных переделках человек, сейчас не знал, как себя вести в этой обстановке.

Однако уже в следующую секунду рука Ольги легонько коснулась его лица, пробежала по плечам, груди, и он услышал ее тихий прерывистый шепот:

— Ты что, боишься лечь ко мне поближе? И собираешься провести всю ночь в одежде?

— Да нет, просто я… просто я не успел еще раздеться, а вот сейчас… — он поспешно сбросил с себя куртку, рубаху, брюки и, чуть не теряя сознание, прильнул к горячему, трепетно вздрагивающему телу девушки.

— Сереженька, милый, радость моя! — вырвалось, как стон, из ее груди.

А он? Он готов был сейчас жизнь отдать за этот сказочный подарок судьбы. Заключив Ольгу в объятия, он, как в бреду, без конца целовал ее лицо, шею, плечи, перебирал губами сосочки тугих напрягшихся грудей, ласкал ее животик, спину, бедра — всю-всю. Она же лишь все теснее и теснее прижималась к нему всем телом, обжигая его жарким прерывистым дыханием и тихонько постанывая от переполнявших ее чувств.

Время перестало для них существовать. Они и не заметили, как пролетела эта их первая ночь, не слышали, как нежданно-негаданно забарабанили над головой первые капли дождя, почти мгновенно перешедшего в неистовый ливень, не слышали и ужасающих раскатов грома, не видели огненных зигзагов молний, чей отсвет метался даже во тьме палатки, не почувствовали, как все больше прогибаются ее стенки под напором потоков дождевой воды, и лишь ощутив, как вода все сильнее, все явственнее хлюпает прямо у них под боком, поняли, что происходит что-то не совсем обычное.

Вернее осознала только Ольга:

— Ой, Сережа, — воскликнула она в тревоге, прислушиваясь к шуму воды, — кажется нас подтапливает!

— Ерунда! — отмахнулся он, не выпуская ее из своих объятий. — Днище палатки водонепроницаемо, как и ее стенки. И вообще, нам здесь никакой дождь не страшен.

— Не в этом дело. Ты не знаешь нашей реки. А она с норовом. Стоит пройти такому вот дождю, и она мгновенно выходит из берегов, заливает всю низину вплоть до прибрежных холмов.

— Ну, не сразу же она разольется. Да и дождь, кажется, стихает.

— Дождь-то почти перестал, а воды под нами, похоже, все больше и больше. Пойду-ка я выгляну, что делается там, снаружи, благо уже светает.

Ольга быстро оделась и распахнула полог палатки. Но тут же попятилась назад: у входа в палатку плескалась вода и не какой-то там ручеек или лужица, а целое море воды, которому не было видно ни конца, ни края. Исчезли и река, и оба ее берега, и густые заросли камыша, и гряда прибрежных кустов, — все скрылось под сплошным зеркалом воды. Лишь намокшая палатка, к счастью примостившаяся на небольшом пригорке, сиротливо возвышалась над пляшущими валами, катящимися к хмурой стенке леса.

— Ой, Сережа, беда! — в ужасе вскричала она, бросаясь к Сергею. — Вставай, одевайся быстрее. Спасаться надо.

Но тот и сам уже понял, что происходит нечто более чем неладное. И дело было не только в том, что вода могла вот-вот хлынуть прямо в палатку:

— Оля, а где наши рюкзаки? Ты видишь их? — обеспокоено обшаривал он глазами водную гладь. — Вечером они были вон там, неподалеку от костра. А теперь…

— Не беспокойся, я их еще вчера внесла в палатку.

— Какая же ты молодец, Оля! А я болван…

— Ну, сейчас не до комплиментов. Скажи лучше, что будем делать?

— Придется подняться вверх по склону.

— Это исключено. Склон здесь слишком пологий. Вода еще долго будет двигаться по нему все дальше и дальше. К тому же там такие дебри…

— Тогда что же?

— А помнишь, я говорила тебе об охотничьей избушке, что стоит на злополучной поляне. Она построена на таком косогоре, что никакой подъем воды ей не страшен.

— Но это так далеко, — не мог не возразить Сергей.

— Совсем нет. Не больше двадцати минут ходу. Зато там мы сможем переждать любой потоп, сколько бы он ни продолжался.

— А как же палатка?

— Будем надеяться, что она уцелеет, вода не снесет ее. Во всяком случае, никакого выбора у нас просто нет.

— Да, пожалуй. И не будем терять время, — Сергей забросил рюкзак на плечи, помог собраться Ольге и, не раздумывая больше ни минуты, шагнул прямо в воду. Тьма начала понемногу рассеиваться, хмурый окоем заметно расширился. Но путь их к охотничьей избушке оказался не из легких. Дождь так и не перестал. Вода местами доходила чуть не до колен, приходилось ощупывать каждый шаг, ориентироваться лишь по прибрежной стене леса. Зато с какой радостью переступили они наконец порог неказистого лесного домишки.

К счастью, там у немудреной печурки оказался даже небольшой запас дров и сухой лучины, что было более чем кстати для насквозь промокших и продрогших бедолаг. Сергей сразу же сбросил с себя всю набухшую от воды одежду, помог раздеться Ольге и поспешил растопить спасительную печурку. Но… Когда он нашарил в кармане брюк спичечный коробок, то с ужасом увидел, что все содержимое его превратилось в сплошную липкую массу.

— Проклятье! — стукнул он кулаком по холодному боку печи. — И тут нам не повезло!

— Это тебе не повезло, — неожиданно рассмеялась Ольга. — К счастью, только тебе.

— То есть?.. Почему только мне?

— Потому, что в тайге так спички не носят.

— Но кто мог подумать…

— Здесь надо всегда думать. А почему не повезло только тебе… Вот! — Ольга достала из кармана куртки небольшой резиновый мешочек и извлекла из него абсолютно сухой коробок спичек. — Кстати, давай уж я сама и дальше все сделаю, — она подсела к печке, и через минуту там загудело пламя.

Совершенно обескураженный Сергей с досадой опустился на топчан:

— Н-да… Когда-то и я был почти геолог. А теперь…

— А теперь согрей меня, как это можешь сделать только ты. Печка когда еще разогреется, а я совсем продрогла, — Ольга обхватила Сергея за плечи и прижалась к его груди.

— Боже, за что мне такое счастье! — только и смог вымолвить он, заключая ее в свои объятия…