Тайна нуля

ОБРЫВ

У костра сидели трое.

Высокие облака над нежно-оранжевой частью неба были темными, но края, освещенные уже зашедшим солнцем, казались раскаленными добела. Вода в реке была спокойной, почти озерной. У берега чуть покачивалась на воде лодка.

Невысокий, плотный, одетый в жесткую рыбачью робу человек, встав на колени, помешивал деревянной ложкой похлебку в котелке.

— Не беда, коль, рыбы не наловивши, уху не сварим, — посмеиваясь, говорил он. — Нам к консервам за год пора привыкнуть. А от похлебки настоящим земным духом пахнет. Да и окружающий пейзаж…

— Да уж красиво, что говорить! — низким басом произнес высокий худой мужчина в припасенной для рыбалки ватной телогрейке. Лицо у него было длинное, скуластое и суровое. — Только звезд не видно, — вздохнул он.

— И от них отдохнуть не мешает, — отозвался первый.

— Дядя Крылов, — вступил в разговор третий, самый молодой. — Вы ведь позволили себя так называть.

— А как же! На рыбалке — как на рыбалке! Без звезд и чинов.

— Это верно, что дед ваш или прадед Крылов, кажется, Иван Кузьмич, в тайгу за тунгусским метеоритом вместе с самим Куликом ходил? Примечательный, должно быть, человек был?

— Кое-что о прадеде своем знаю. Простой, но себе на уме был старичок. Желудем себя называл, дескать, от желудей дубы пойдут.

— Так и получилось.

— Эй, Галлей, меду командиру не лей! — вставил высокий.

— Нет здесь командиров, рыбаки одни, — добродушно произнес Крылов. — А с тунгусского метеорита для нас все и началось. Особенно после одной находки во время такой же вот рыбалки, даже вроде бы на этом самом месте, если хотите знать.

— Редкоземельный кусок инопланетной инженерной конструкции! — обрадованно воскликнул Галлей. — Найден обломок цилиндра в тысяча девятьсот семьдесят шестом году на реке Вашке, — и он показал рукой на лодку с уключинами и веслами, лежащими на ее дне. — За тысячу километров от Тунгусской тайги, но точно на продолжении траектории взорвавшегося над нею тела.

— И все-то он знает, наш Галлей! — пробасил высокий.

— На то он и физик. Однако похлебка, друзья, поспела. Помянем добрым словом погибший над Землей когда-то инопланетный звездолет неведомых героев!

— Звездолет — вряд ли, — возразил Галлей. — Скорее всего, они его оставили на околоземной орбите, а спускались на вспомогательном модуле. Он и взорвался.

— До чего же сказки живучи! — заметил высокий. — Сотни лет им нипочем.

— Я эти сказки, Федор Нилыч, еще дома по первоисточникам прове… — горячо начал Галлей, но замолк на полуслове.

Внезапно «на берегу» что-то произошло. Все трое сидевших у костра вместе с котелком взлетели на воздух, тщетно пытаясь обрести равновесие и вернуться назад.

Одновременно река, берег с лодкой, тускнеющая заря и речной туман исчезли, обнажив экраны, на которых только что с поразительной реальностью в объеме и цвете воспроизводилось голографическое изображение далекого земного пейзажа…

У звездолетчиков стало традицией уединяться в свободные часы в каком-нибудь земном местечке, с завораживающей достоверностью возникавшем с помощью голографии вокруг них в отсеке отдыха. И легко было воображать себя на прогулке, вспоминать родную Землю, вызывать к жизни воображением дорогие им памятники, знакомые улицы города или неизвестные дотоле земные чудеса: водопады, диких животных, бродящих в зарослях как будто совсем рядом, или, наоборот, такие уголки, желанные «земные» пристанища звездолетчиков во время полета.

Теперь все исчезло вместе с тяготением. Раньше оно создавалось тягой технического модуля через стокилометровый буксир. Летя впереди, технический модуль разгонялся с ускорением, равным ускорению земной тяжести, привычным для людей. Потому они и ощущали себя как бы в земных условиях. Теперь ускорение исчезло, и нарушилось энергоснабжение. С круглого потолка отсека вечернего «северного неба» тускло светила лампочка аварийного освещения.

Котелок плавал в воздухе между потерявшими вес людьми, а разлившаяся похлебка превращалась у них на глазах в большие и маленькие горячие шары, начинавшие жить самостоятельной жизнью внутри отсека отдыха.

— Что случилось, командир? — тревожно спросил Галлей.

— Ты физик корабля. Тебе первое слово, — отозвался Крылов.

— Видно, что-то с техническим модулем приключилось? — предположил штурман корабля Федоров.

— Едва ли, — возразил Галлей, отталкивая от себя все еще обжигающий котелок. — Скорее всего оборвался буксир.

Только сейчас физик со штурманом заметили, что командира звездолета не было рядом. Ловко перебирая руками по потолку, он двигался к пульту управления и уже оттуда крикнул:

— Обрыв, полный обрыв — и буксира, и кабеля управления.

— Но как это может быть? — поразился штурман. — Обрыв кабеля в пустоте? Что он, о звезды перетерся, что ли?

— Не о звезды, а о кванты вакуума, — заметил Галлей, не столько напуганный, сколько увлеченный необычностью происшедшего.

— Хватит удивляться! — прервал командир. — Надо перейти на аварийное радиоуправление.

— Есть перейти на радиоуправление, Я уже у аппаратов, командир. Но радиосвязи с техническим модулем тоже нет!

— Меняй частоту! Ищи! Надо во что бы то ни стало дать разгонным двигателям команду «стоп», не то улетит наш «передок» невесть куда. Что с обратной связью?

— Один шум и треск в ушах. Оглохнуть можно! У всех приборов обратной связи стрелки на нулях. И компьютер на аварийную ситуацию зря сработал. Его команда не была принята ведущим модулем.

— Очевидно, виной этому электромагнитная буря небывалой мощи в вакууме, — заметил Галлей.

— Думаешь, потому и радиосвязи у нас с Землей нет? — обернулся к нему командир.

— Не только. Обрыв буксира также из-за бури.

— Ну, Вася Галлей, это ты уже загнул, — заметил Федоров. — Пустота, она и есть пустота.

— Однако внутривакуумную энергию из этой «пустоты» наш беглый технический модуль извлекал и отталкивался от «пустоты».

— Вот-вот! — подхватил Федоров. — В том-то и дело, что «беглый»! Удирает он от нас! Командир, терять время нельзя! Пусть Вася все обмозгует, а мне позволь в скафандр влезть — и в открытый космос за беглецом. Дам двойное ускорение. Как-нибудь переживу, а сто километров при наших пройденных парсеках — ерунда! Рукой подать!

— Нельзя! Нельзя догонять модуль в скафандре! — запротестовал Галлей.

— Почему? — возмутился штурман.

— Да потому, что скорость любого тела, в том числе и модуля и скафандра, не может превзойти световую!

— Эк куда хватил! Старина-то какая! Ты бы еще древнегреческие мифы вспомнил.

— Это не миф! Командир, это… это моя тайна. Я потом открою ее вам. Только не отпускайте его. Он будет приближаться к улетевшему модулю и никогда, понимаете, никогда не приблизится к нему, как бы ни старался. Это закон природы.

— Стоп, — прервал Крылов. — Так не из-за твоей ли тайны мы нашу связь с Землей потеряли! Без магнитной бури!..

— Двустороннюю потеряли, но нас они услышат, правда, с запозданием.

— Эйнштейна вспомнил! Ладно, потом разберемся с твоей тайной. Пусть нас с запозданием услышат на Земле, но дать им знать о случившемся — наш долг. Штурман, передавай сообщение об аварии. Проси помощи, но поделикатнее!

— Есть передать сообщение! — отозвался штурман. — Я уже подготовил. Подпишите, командир.

— Давай, — Крылов взял протянутую ему планшетку и, передавая ее обратно, сказал: — Выходи в эфир ежечасно…

— Эх, сколько же энергии израсходуется! — произнес Галлей, смотря на тусклую аварийную лампочку. — В темноте останемся. Аккумуляторов надолго не хватит.

— Важно, чтобы нас хватило. А темнота? Что темнота! Слепые в кромешной тьме живут, а у нас звезды будут. Неиссякаемые источники света. Наше аварийное освещение до прилета ребят с Земли.

Двенадцать раз выходил Федоров в эфир, передавая сигналы бедствия на Землю.

— Не может быть, чтобы нас не услышали, — заключил он, покидая свой пост.

Ложились спать в спальном отсеке на своих койках. Чтобы удержаться на них в невесомости, решили обвязаться ремнями.

— Ну, командир, — обратился к Крылову Федоров. — Какую же тайну имел в виду наш Вася Галлей?

Звездолетчики не говорили о том, что обречены на вечное скитание среди звезд в темноте, что будут один за другим умирать от голода и низкой температуры, когда кончатся запасы еды и энергии, — они беседовали, казалось бы, о совершенно постороннем, о какой-то личной тайне одного из них.

Однако тайна Васи Галлея, как оказалось, была для них не такой уж посторонней.

— Твою тайну, Вася, не так трудно разгадать, — говорил Крылов, обращаясь в темноте к молодому физику. — Наблюдал я за тобой, когда ты бывал у меня дома. Зачастил ты по довольно понятной причине.

— Нет, нет, Алексеи Иванович! Не из-за вашей Нади!

— И это знаю, что не из-за дочурки моей рыженькой, а скорее всего из-за подружки ее, Звездочки.

— Да, Кассиопеи, — со вздохом признался Галлей.

— Постой, постой! — вмешался еще не спавший штурман. — Выходит дело, несчастная любовь нашего доброго молодца Васю Галлея нам подкинула? Звездочка какая-то его к звездам привела?

— Выходит, так, — согласился Крылов. — Но я заметил в тебе, Васенька, еще и теоретические колебания между профессором Дьяковым и академиком Зерновым.

— И что же? Почему в таком случае вы взяли меня с собой?

— То, что ты решил вернуться на Землю в другом столетии, уже без гордой и недоступной красавицы, ясно как день. Ну а я-то считал, что мы вернемся в рассчитанный академиком Зерновым срок, а что касается Галлея…

— Эх, Галлей, Галлей, — с укором пробасил штурман. — Непутевая твоя голова!

— Вот эта «непутевая» голова нам в рейсе нужна будет, рассудил я. Но виду не подал, что тебя разгадал. Вот и вся твоя тайна, — закончил Крылов.

— Моя, может быть, и вся, но наша общая, Алексей Иванович, еще впереди, — сказал наконец Галлей.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Крылов.

— Закон природы описывается теорией относительности. И только ее мы должны учитывать теперь при всех наших расчетах.

— И это я уже усвоил, Галлей. Жаль, что мы с тобой раньше не договорились.

— Жаль, — согласился Галлей.

— Тогда давай сообразим, почему обрыв буксира произошел?

— Можно выдвинуть гипотезу. Штурман говорил о пустоте. Но почему из этой пустоты мы энергию извлекаем, от нее отталкиваемся? Да потому, что она материальна и в известных условиях может становиться вещественной.

— Ясно, материальна, — вставил Федоров. — Но почему вещественна?

— В вакууме проносятся электромагнитные тайфуны! При малых скоростях возбужденные ими кванты вакуума незаметны, но при субсветовой скорости они должны ощущаться как возникающие на пути ничтожные крупинки вещества с их физическими свойствами.

— Стоп, стоп, Вася! Не загибай! Тут и без банальной бури все объяснить можно. Похитрее! — вмешался штурман. — Мы, радисты, флюктуации скорости света в различных частях вакуума уже сто лет учитываем. Не в ней ли дело? Если скорость света становится то больше, то меньше, возникают рывки. Вот и причина обрыва буксира!

— Нет, Федор Нилыч! Не выйдет! — возразил Галлей. — Мы с вами не радиоизлучение, а физические тела, разгоняемые до скорости света. Мы достигаем этого предела, а не скорость света разгоняет или притормаживает нас. Это флюктуация предела, а не физическое его воздействие на наш полет. Так что никаких рывков от этого быть не может.

— Так уж и не может, — упрямо возразил Федоров.

— А вы поймите, что кванты вакуума — это как бы вибрирующие на пружинах под влиянием электромагнитного излучения протоны и антипротоны. При банальной электромагнитной буре этот процесс для нас отнюдь не банален, ибо в своих крайних положениях частички вещества и антивещества уже не полностью компенсируют свойства друг друга… Тогда и начинают проявляться эти скрытые в состоянии «пустоты» физические свойства материального вакуума — плотность, молниеносно возникающая и исчезающая. И эти песчинки как бы «жалят» в вакууме предмет (при магнитной буре и при субсветовой скорости движения).

— Это как же выходит? — начал сдаваться штурман. — Вроде комары появляются на нашем пути. И жалят, проклятые.

— Не столько комары, сколько «космический наждак». При малых скоростях он незаметен, но при субсветовой скорости на единицу времени приходится столько столкновений с «ожившими» квантами вакуума, что они в состоянии перетереть буксир.

— Может быть, и так, коли не врешь, — окончательно сдался штурман, поворачиваясь на другой бок. — А я прикидываю, сколько времени наш сигнал до Земли будет идти. Ведь расстояние-то какое мы за год пролетели! Радиосигналам по меньшей мере полгода понадобится, чтобы до Земли добраться.

— Это по земным часам, Федор Нилыч. А по нашим звездолетным — несколько минут, — разъяснил Галлей.

— Это он верно прикидывает, — поддержал его Крылов. — Ежели Эйнштейн прав, конечно.

— А если бы он был не прав, с нами ничего не случилось бы — быстро ответил Галлей.

— Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза будет, — пробурчал штурман. — Спасателям год разгона понадобится. А у нас?

— Оторвавшись от энергоисточника, мы пока не можем точно вычислить наш «масштаб времени». И это меня беспокоит.

— Почему? — спросил Крылов.

— Догадываются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во времени? Их можно и не заметить.

— Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его сокращения всхрапну.

И штурман действительно уснул.

Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока и дыхание Васи не стало ровным.

Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда не говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее причудах.

— Командир! — послышался рядом голос проснувшегося Галлея. — Мне приснилось, что она прилетела за нами.

— Кто? Надя моя? — невольно вырвалось у Крылова.

— Нет, что вы! Кассиопея.

— Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри лучше, как штурман спит, и последуй его примеру.

— Я постараюсь, — пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на койке.

Крылов еще долго смотрел в широкий иллюминатор, за которым ярко и мертвенно горели чужие созвездия.