…Первым пришел в себя Игорь. Он поднял голову и с трудом разомкнул слипшиеся веки. Острая боль в суставах и дурнота, расслабляющая все тело, долго не давали ему собраться с мыслями.
Потом он сразу вспомнил: удар! Столкновение с метеоритом!
Штурман прислушался, ожидая услышать свист воздуха, вытекающего сквозь распоротую оболочку ракетоплана. Шум крови в голове мешал слушать, а кровавый туман перед глазами — видеть.
Оболочка, без сомнения, была цела, иначе Лобанов почувствовал бы возрастающий недостаток воздуха. Он облегченно вздохнул и поспешил на помощь к своим друзьям.
Больше всего пришлось повозиться с потерявшей сознание Светланой. Только струя кислорода привела ее в себя. Зато Бурдин пришел в сознание от первого же глотка спирта, влитого ему в рот.
Пока Бурдин и Светлана висели в воздухе («отлеживались»), собираясь с силами, Лобанов добрался до кресла. Самочувствие у него было препротивное. Как ни подтрунивал он над дурманящей слабостью, но, очутившись в кресле, должен был, закрыв глаза, добрые полчаса сидеть без движения, чтобы ослабла головная боль.
Прежде всего штурмана беспокоило состояние двигателя: не получил ли он повреждения? Открыв глаза, Игорь долго вглядывался в приборы: цифры и стрелки расплывались, двоились.
— Ишь ты, обманщица, — сказал он зеленой лампочке метеоритных сигнализаторов, — прохлопала, милая, а теперь хочешь оправдаться.
Показания приборов успокоили Лобанова.
— Живем, Иван Нестерович! — громко произнес он. — Двигатель в порядке.
— Аминь, — отозвался Бурдин.
На лице Светланы появилась слабая улыбка.
Штурман снова покосился на зеленую лампочку, пытавшуюся убедить его, что сигнализаторы все-таки в порядке, что они по-прежнему бдительно следят за появлением метеоритов.
— Ладно, ладно, — буркнул он, — так я и поверил.
Вскоре рядом с Лобановым водворился тяжело дышащий Бурдин. Он сразу же впился глазами в приборы, постучал пальцем по их крышкам. Стрелки упруго колебались, в показаниях можно было не сомневаться.
— Везет нам, — проворчал он, удовлетворенно покачивая головой, — происшествие за происшествием. Светлана Владимировна, как вы?
— Ох, я себя чувствую так, будто у меня вместо костей манная каша. Мы живы, Иван Нестерович?
— И даже продолжаем погоню за астероидом, — Бурдин с одобрением взглянул на Светлану. За себя и за штурмана он не боялся, им приходилось бывать в разных переделках, выкрутятся и из этой истории, но не сдаст ли девушка? Однако оптимизм в ее словах успокоил конструктора.
Прикусив губы, Светлана добралась до локатора и заглянула в зрительную коробку.
— Курс без изменения, — сказала она, — движемся прямехонько на Уран. А где же астероид? Его нет. Астероида нет, Иван Нестерович!
— То есть как это нет?
— Он исчез. Я не могу его разыскать. Скорость нашего движения… — Светлана откашлялась. — Как странно. Всего восемь километров в секунду.
Бурдин бросил быстрый взгляд на доску с приборами. Астроспидометр, настроенный на Солнце, показывал ту же величину. Восемь километров вместо пятисот шестидесяти! Это ли не чудо? Фактически ракетоплан остановлен в пространстве. И цел. Цел в то время, как он должен был обратиться в облако раскаленного газа.
— Н-ничего не понимаю, — Иван Нестерович посмотрел на Лобанова. Тот щипал кончик носа и все поглядывал на лампу метеоритных сигнализаторов. — Ну, абсолютно ничего не понимаю.
Или врут приборы, или мы все трое сошли с ума, или вообще черт знает что вокруг нас происходит.
— Давайте, посмотрим, куда саданул нас этот космический пират, — предложил Игорь.
— Да, — согласился Бурдин, — в самом деле, осмотрим оболочку.
Они надели космические костюмы и вышли на поверхность ракетоплана. Огромный, сверкающий всеми цветами радуги, шар Урана ослепил их. Зачарованные необычайным видом планеты, два путника несколько минут стояли неподвижно, не отрывая глаз от чудного, беспорядочного сплетения красок.
— А ведь мы совсем близехонько от него, — сказал Игорь. — Тысяч пятьсот, не больше. И не представляет ли теперь наш полет свободное падение?
— Пожалуй, так оно и есть, — подтвердил Бурдин.
— Учитывая полученную нами тренировку в падении…
— Не философствуйте, Лобанов! — рассердился Бурдин. — Давайте искать повреждения.
Они пошли по ракетоплану, разыскивая место удара. Полированная поверхность отражала свет Урана и была видна очень хорошо. Однако никаких повреждений на ней обнаружить не удалось. Бурдин стал на колени и включил рефлектор, закрепленный на скафандре. Но и в свете рефлектора он не нашел на корпусе даже простых царапин. Можно было с уверенностью сказать, что никакого удара оболочка машины не испытала.
Иван Нестерович громко чертыхнулся, без всякой необходимости расстегнул ранцевый замок, в сердцах захлопнул его.
Бурдина бесили эти непостигаемые разумом загадки космического пространства.
— Идемте в машинное отделение.
Они спустились обратно в люк ракетоплана, миновали грузовой отсек и раскрыли двери в заднее помещение, где находился атомный двигатель и вспомогательные агрегаты. Не доверяя показаниям контрольных приборов, Бурдин и Лобанов произвели самый тщательный осмотр узлов двигателя. Все находилось в самом отличном состоянии. Механизмы выдержали.
— Нам вдвойне повезло, — сказал Игорь, — оболочка цела, двигатель исправен. Поскольку астероид исчез, мы вправе поворачивать обратно.
— Да, — неохотно согласился Бурдин, — ничего другого не остается.
Светлана вздохнула. При словах Ивана Нестеровича она испытала и радость и огорчение. Жаль, что они возвратятся с пустыми руками, но зато скоро опять будут на родной Земле.
Она вспомнила, как смотрел на нее Алексей Поликарпович перед стартом. Губы ее дрогнули в улыбке.
— По местам!
Сняв космические комбинезоны, Бурдин, Лобанов и Светлана сели в кресла, пристегнулись ремнями.
— Включаю, — сказал Игорь.
Бурдин утвердительно наклонил голову.
Штурман опустил маленький рычажок. На щите перемигнулись оранжевые глазки, закачались стрелки приборов. Из машинного отделения донесся слабый шум заработавшего водородного насоса. Сейчас должна последовать вспышка газовой струи, за ней толчок и нарастающая тяжесть, которая прижмет к мягкой обшивке кресла.
Секунды шли, но вспышки не было. На приборах успокоились стрелки, на лицах конструктора и штурмана застыли оранжевые отсветы сигнальных лампочек.
— Реактор, — встревожено произнес Лобанов.
Мужчины расстегнули ремни, снова надели космические костюмы и направились обратно в машинное отделение. Светлана осталась сидеть в кресле.
Прежде всего она замерила скорость. Машина падала на Уран уже со скоростью восемь с половиной километров в секунду.
Ускорение было почти земным.
Затем ассистентка Чернова занялась было Ураном, но беспокойство не давало ей сосредоточиться. Если не удастся исправить двигатель, будет беда. Девушка зябко передернула плечами. Ей стало страшно.
Бурдин и Лобанов не возвращались довольно долго. Когда они вновь появились в кабине, Светлана, едва взглянув на их лица, поняла, что вот только теперь произошло самое худшее.
Нет, двигатель оказался в полной исправности. Лобанов отлично знал свою машину, он обнаружил бы даже самое пустяковое повреждение. Но повреждений как раз и не было. То, что происходило теперь, было пределом неожиданностей. В реакторе прекратилось расщепление ядер. Цепной реакции не получалось.
Лишь на лимбе показателя радиоактивности горючего дрожала черная стрелка между нулем и первым делением. Она отмечала медленный тысячелетний полураспад атомов урана — и только.
Двигатель стал подобен живому телу, разбитому параличом: дыхание продолжается, кровь циркулирует, но пошевельнуться невозможно. Все оставалось неизменным, все было на своем месте, но природа вдруг нарушила закономерности, которые прежде казались совершенно незыблемыми.
— Остается поверить в нечистую силу, — усмехнулся штурман.
— В какую-то силу приходится поверить, — согласился Бурдин. — Светлана Владимировна, сколько до Урана?
— Четыреста сорок тысяч километров.
— Изрядно. У нас, стало быть, есть еще время собраться с мыслями.
Бурдин задумался. Что же все-таки происходило? Взять хотя бы этот удар. Столкновение с метеоритом? Безусловно, нет.
Встреча даже с самым крошечным камешком грозила мгновенной катастрофой. Значит, удара не было? Опять-таки нет. Удар был, в этом сомневаться нельзя. Иначе как объяснить контузию экипажа, потерю скорости?
Вывод напрашивался очень странный — ракетоплан испытал на себе удар совершенно особого рода — медленно нарастающий, упругий. Возможность столкновения с материальным телом в таком случае отпадает, на оболочке машины нет никаких следов.
Поле!
Только оно может замедлить движение ракетоплана. Но какое? Ни электростатическому, ни электромагнитному подобное воздействие не под силу, каким бы мощным оно ни было.
Бурдин вспомнил о работах Чернова. Гравитационное поле?
Но почему такого влияния ракетоплан не испытал на всем протяжении от Земли до Урана и почему оно проявило себя только за несколько секунд, а потом прекратилось?
— Похоже, что спасти машины нам не удастся, — сказал Иван Нестерович вслух. — Ракетоплан сгорит в атмосфере Урана. Если бы у нас был охладитель, но мы его уже использовали до последней капли.
Светлана с трудом сдерживала нервную дрожь. Она побоялась спросить о дальнейших намерениях командира, опасаясь услышать смертный приговор.
— Так, так, — Игорь принялся насвистывать.
— Однако у нас есть весьма существенный шанс на спасение, — продолжал Бурдин, — аварийные парашюты. Уран имеет мощную атмосферу. Светлана Владимировна, вам не приходилось прыгать с парашютом?
— Нет.
— Вот и отлично. Вы потом сможете похвастать перед знакомыми, что свой первый прыжок совершили на Уране, и что он был самым высотным в истории парашютного спорта. Вот что я думаю. Плотность атмосферы будет возрастать очень медленно.
Если мы своевременно покинем ракетоплан и раскроем парашюты, они послужат нам своеобразными тормозами. Падение будет постепенно замедляться, и мы благополучно приземлимся.
— Приуранимся, — поправил его Игорь.
— Короче говоря — выкрутимся! — Бурдин обнял за плечи Игоря и Светлану. — Погостим на Уране, только и всего. Сроки нашего возвращения давно миновали, нас уже наверняка разыскивают. И как бы ни была велика вселенная — найдут.
— Найдут, — повторила Светлана. Уверенность Ивана Нестеровича передалась и ей. Нет, это просто счастье в беде очутиться рядом с такими сильными, невозмутимыми людьми, как Бурдин и Лобанов.
— Вон каков красавец, — Иван Нестерович кивнул на прозрачный колпак кабины. Приплюснутая шарообразная громада все увеличивалась. Полосы, опоясывавшие планету, напоминали реки во время ледохода, только льдины были разноцветные — синие, фиолетовые, красные.
… Честь открытия Урана принадлежит английскому музыканту Гершелю, человеку, далекому от астрономии, но любившему обращать взгляд к звездному небу. Это случилось в 1781 году.
Гершель принял замеченную им звездочку за комету, пока вычисления не показали, что это новая планета, неизвестная древним. Открытие английского музыканта ровно вдвое раздвинуло границы солнечной системы.
С тех пор многое изменилось в технике астрономических наблюдений. Однако громадное расстояние почти в три миллиарда километров, отделяющее Уран от Земли, делает его трудно наблюдаемым даже для перекатовских астролокаторов.
Уран в четыре раза больше земного шара. Гигантская атмосфера простирается над ним на три тысячи километров и окутывает его плотным покровом.
Свой путь вокруг Солнца Уран совершает за восемьдесят четыре земных года. В триста семьдесят раз меньше Земли получает он солнечного тепла, и холод, близкий к температуре мировых глубин, царит на его поверхности. Даже на пригретой солнцем стороне температура не поднимается выше минус ста восьмидесяти градусов.
Самое же удивительное заключается в чередовании урановых суток. Ось вращения Урана лежит в плоскости его орбиты, то есть планета вращается, «лежа на боку». И хотя один оборот вокруг оси она совершает за десять часов пятьдесят минут, дважды при своем движении вокруг Солнца планета оказывается обращенной к нему то одним полюсом, то другим. Тогда на одном полушарии наступает день, который длится около тридцати земных лет, а на другом царит в это время тридцатилетняя ночь.
— Определите, сколько еще до границы атмосферы, — попросил Бурдин Светлану.
Она села к локатору.
— Тринадцать тысяч километров, двенадцать с четвертью минут полета.
— Это уже в обрез. Начинаем собираться.
С лихорадочной поспешностью они принялись наполнять аварийные ранцы кислородными баллонами, запасами питания, необходимыми приборами. Отсутствие тяжести позволяло не ограничивать вес поклажи.
Покончив с подготовкой, люди оделись в космические костюмы.
— Пора, — сказал Бурдин и оглядел кабину ракетоплана. Лицо его стало мрачным.
Несколько минут они стояли молча, не решаясь покинуть кабину. Игорь первым направился к люку, за ним Светлана и наконец Иван Нестерович. Капитан покидает корабль последним.