Тау - ноль

Глава 3

— …ноль!

Ионный двигатель ожил. Ни один человек не мог бы увидеть этого, войдя внутрь толстого защитного кожуха, и остаться в живых. Точно так же никто не мог услышать, как он работает, или почувствовать вибрацию его энергии.

Для этого двигатель был слишком мощен. В так называемом отсеке двигателя, который в сущности был электронным нервным центром, люди слышали слабую пульсацию насосов, подающих реактивное топливо из резервуаров. Они едва замечали пульсацию, так как их внимание было поглощено счетчиками, экранами считывания данных, индикаторами и кодированными сигналами, которые управляли системой. Борис Федоров не снимал руки с главного рычага отключения. Между ним и капитаном Теландером на капитанском мостике постоянно шел негромкий обмен наблюдениями. Собственно говоря, «Леонора Кристина» могла обойтись и без этого. Гораздо менее сложные корабли, чем она, управлялись автоматически. Так оно фактически и было. Ее сложно взаимодействующие встроенные роботы работали с такой скоростью и точностью, и даже с такой гибкостью (хотя и в пределах своих программ), о которых люди не могли и мечтать. Но быть наготове необходимо для самих людей.

Во всех остальных местах на корабле единственным прямым доказательством движения для тех, кто лежал в своих каютах, было возвращение веса. Гравитация была небольшой, меньше одной десятой «g», но она давала ориентацию, где верх и где низ. Люди высвободились из кроватей.

Реймон объявил по интеркому:

— Констебль — команде, кто не на вахте. Можете перемещаться ad libitum — то есть, вперед от вашей палубы.

И саркастически:

— Если вы помните, официальная церемония прощания вместе с благословением будет передаваться в полдень по Гринвичу. Мы будет транслировать ее на экран в спортзале для тех, кому охота посмотреть.

Реактивное топливо попало в камеру сгорания. Термоядерные генераторы насытили энергией свирепые электрические арки, а магнитные поля разделили положительные и отрицательные частицы. Вибрации словно бичом подхлестывали их, придавая все большую скорость. Их выброс был невидимым. На пламя энергия не тратилась. Все, что позволяли физические законы, уходило на то, чтобы толкать «Леонору Кристину» вперед.

Корабль таких размеров нельзя было разогнать теми же средствами, что патрульный крейсер. Это бы потребовало больше топлива, чем на нем могло разместиться — учитывая, что он должен нести полсотни человек, и все необходимое для них на десять-пятнадцать лет: и инструменты для удовлетворения их научного любопытства, когда они достигнут места назначения, и (если данные, переданные инструментальным зондом, отправленным впереди корабля, действительно значили, что планета обитаема) припасы и машины для того, чтобы человек мог обжить новый мир. «Леонора Кристина» медленно, по спирали удалялась от земной орбиты. Люди, стоящие у просмотровых экранов, видели, как родная планета уменьшается среди звезд.

В просторах космоса лишнего места не было. Необходимо использовать каждый кубический сантиметр внутри корпуса корабля. Однако люди, обладающие достаточным умом и чуткостью, чтобы решиться на это приключение, сошли бы с ума в «функциональной» обстановке. До сих пор переборки были из голого металла и пластика. Но у обладателей художественных талантов были свои планы. Реймон заметил в коридоре Эмму Глассгольд, молекулярного биолога. Она набрасывала контуры фрески, которая будет изображать лес вокруг освещенного солнцем озера. С самого начала пол жилой палубы и палубы отдыха был покрыт материалом, зеленым и пружинистым, как трава. Воздух, который гнали вентиляторы, был не только очищен растениями в секции гидропоники и коллоидами в уравновешивателе Даррелла. Он претерпевал изменения температуры, ионизации, запаха. Сейчас он имел запах свежего клевера — с аппетитным привкусом, когда вы проходили мимо камбуза — поскольку изысканная пища компенсирует многие лишения.

Аналогично, общественные помещения были заповедником, занимающим целую палубу. Спортзал, который одновременно служил театром и залом собраний, был здесь главным помещением. Но даже кают-компания имела такие размеры, что обедающие могли вытянуть ноги и отдохнуть. По соседству находились любительские мастерские, клубная комната для сидячих игр, бассейн, крошечные сады и беседки. Некоторые из конструкторов корабля возражали против того, чтобы на этом уровне устанавливали боксы сновидений. Они утверждали, что дверь этой комнаты некстати напомнит людям, которые придут сюда развлекаться, что они должны довольствоваться призрачными заменителями оставленных ими вещей. Но в сущности этот процесс тоже был разновидностью отдыха.

Путешествие только началось. Атмосфера была на грани истерического веселья. Мужчины скандалили чуть ли не до драк, женщины болтали, за едой все чрезмерно смеялись, часто устраивались танцы, которые служили поводом для флирта. Проходя мимо спортзала, Реймон через открытую дверь увидел гандбольный матч в разгаре. При низкой гравитации, когда можно в прямом смысле слова ходить по стенкам, зрелище было захватывающим.

Реймон продолжал путь к бассейну, который располагался в углублении (пройти к нему можно было из главного коридора). Он свободно вмещал нескольких человек. Но в это время, в 21:00, там никого не было. На краю бассейна, нахмурившись, стояла Джейн Сэдлер. Эта крупная брюнетка с обыкновенными чертами лица была канадкой, биотехником в органоциклическом отделении. Шорты и тенниска подчеркивали ее прекрасную фигуру.

— Что-то случилось? — спросил Реймон.

— А, привет, констебль, — ответила она по-английски. — Все в порядке. Я просто никак не соображу, как лучше украсить это место. Я должна представить рекомендации нашему комитету.

— Разве они не решили устроить подобие римских терм?

— Угу. Но на все сразу нужно слишком много места. Нимфы и сатиры, тополиные рощи, храмы — что еще? — Она рассмеялась. — Черт с ним со всем. Я предложу ограничиться нимфами и сатирами. Если мы нарисуем плохо, всегда можно будет переделать, пока у нас не кончится краска. Это обеспечит нам занятие на будущее.

— Кто сможет продержаться пять лет — и еще пять, если нам придется вернуться, — только на хобби? — медленно произнес Реймон.

Сэдлер снова рассмеялась.

— Никто. Не морочьте себе голову. У каждого на борту расписана полная программа работ, вне зависимости от того, чем именно он собрался заняться — теоретическими исследованиями, созданием величайшего романа космического века или изучением греческого языка, давая взамен уроки тензорного исчисления.

— Конечно. Я видел предложения. Они имеют какой-то смысл?

— Констебль, расслабьтесь! Другие экспедиции осуществили это, и остались в более-менее здравом рассудке. Почему бы нам этого не сделать? Вы пришли плавать — плавайте. — Она усмехнулась еще шире. — Окунитесь с головой.

Реймон изобразил подобие улыбки, снял одежду и повесил ее на вешалку.

Сэдлер присвистнула.

— Ну и ну, — сказала она. — До сих пор я видела вас только в комбинезоне. Неплохая коллекция бицепсов, трицепсов и прочего. Занимаетесь гимнастикой?

— Такая у меня работа. Нужно поддерживать форму, — неловко ответил он.

— Когда-нибудь, когда будете не на дежурстве, загляните ко мне в каюту — позанимаемся, — предложила она.

— Я бы с удовольствием, — ответил он, оглядывая ее с головы до ног, — но мы с Ингрид сейчас…

— Ну да, конечно. Я это в шутку. Ну, почти в шутку. Похоже, у меня скоро тоже будет постоянный партнер.

— Правда? Кто, если не секрет?

— Элоф Нильсон. — Она подняла руку. — Нет, не надо мне ничего говорить. Он не Адонис, это верно. И ведет себя иногда не лучшим образом. Но у него великолепный ум, лучший ум на корабле, по-моему. Слушая его, невозможно соскучиться. — Она отвела взгляд. — И он тоже очень одинок.

Реймон некоторое время стоял молча.

— Ты очень хорошая, Джейн, — сказал он. — У нас с Ингрид здесь встреча. Почему бы тебе к нам не присоединиться?

Она склонила голову набок.

— Ей-богу, ты все-таки прячешь человеческую душу под шкурой полисмена! Не бойся, я не выдам твою тайну. И я не останусь. Уединения нелегко добиться. Пока у вас есть такой шанс, наслаждайтесь им.

Она махнула рукой и ушла. Реймон смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на воду. Он так и стоял, пока не пришла Линдгрен.

— Прости, что задержалась, — сказала она. — Сообщение с Луны. Еще один идиотский запрос, как у нас дела. Я определенно обрадуюсь, когда мы уже выберемся в Большую Глубину.

Она поцеловала Реймона. Он едва ответил на поцелуй. Линдгрен сделала шаг назад, облако беспокойства набежало на ее лицо.

— В чем дело, дорогой?

— Как ты считаешь, я чересчур жесткий? — напрямик спросил он.

Она не смогла ответить сразу. Флюоресцентный свет сиял на ее соломенных волосах, ветерок от вентилятора слегка шевелил их. От арки входа доносились звуки игры в мяч. Наконец она произнесла:

— Почему ты спрашиваешь?

— Одно замечание в разговоре. Собеседник хотел сделать мне приятное, но это все равно было немного больно.

Линдгрен нахмурилась.

— Я тебе уже говорила, что ты нажимал сильнее, чем мне бы хотелось, в тех нескольких случаях, когда ставил кого-нибудь на место. На корабле нет ни дураков, ни злонамеренных, ни саботажников.

— Разве я не должен был велеть Норберту Вильямсу заткнуться, когда он принялся осуждать Швецию на мессе? Такие вещи могут кончиться весьма плачевно. — Реймон опустил сжатый кулак на ладонь другой руки. — Пока нет нужды, нет потребности в военной дисциплине. Пока. Но я видел столько смертей, Ингрид. Может наступить время, когда мы не сумеем выжить, если не будем действовать как единое целое.

— Да, быть может, это понадобится на Бете-3, — признала Линдгрен. Хотя роботы не сообщили никаких данных, свидетельствующих о разумной жизни. В самом крайнем случае мы встретим дикарей, вооруженных копьями. И вовсе не обязательно, что они будут враждебно к нам настроены.

— Я думал о таких опасностях, как бури, поломка корабля, болезни — и Бог весть что еще. Это целый мир, который не является Землей. Или о возможной катастрофе. Я не уверен, что современный человек знает о вселенной все.

— На эту тему уже говорилось слишком много.

— Да. Она стара, как космические полеты; даже старше. От этого она не становится менее реальной. — Реймон искал нужные слова. — То, что я пытаюсь сделать… Я не уверен. Наша ситуация не похожа ни на одну из тех, в которых я бывал. Я пытаюсь… как-то… поддержать и сохранить идею власти. Большей, чем простое послушание правилам и офицерам. Власти, которая имеет право приказать что угодно, приказать человеку умереть, если это спасет остальных… — Он всмотрелся в озадаченное лицо Линдгрен и вздохнул. — Нет, ты не понимаешь. Ты не можешь понять. Твой мир всегда был добр.

— Может быть, ты сможешь мне объяснить, если повторишь несколько раз иными словами. — Она говорила мягко. — И, может быть, я тоже смогу сделать что-то понятным для тебя. Это будет нелегко. Ты никогда не снимал свой панцирь, Карл. Но мы постараемся, правда? — Она улыбнулась и хлопнула его по стальному бедру. — Прямо сейчас, глупышка, мы не на дежурстве. Искупаемся?

Она выскользнула из одежды. Он смотрел, как она идет к нему. Ингрид нравилось заниматься спортом, а потом загорать под лампой. Результатом были полные груди и бедра, тонкая талия, длинные стройные ноги и загар, красиво оттенявший ее светлые волосы.

— Бог мой, какая ты красавица! — сказал Реймон низким гортанным голосом.

Она сделала пируэт.

— К вашим услугам, добрый сэр — если вы меня поймаете!

Четырьмя огромными прыжками, какие были возможны только при пониженной гравитации, она добралась до конца трамплина для ныряльщиков и прыгнула в воду. Ее падение было медленным, как во сне. Тут можно было бы устраивать воздушный балет. Когда она нырнула, выплеснувшаяся вода на несколько мгновений застыла кружевным узором.

Реймон вошел в бассейн с другой стороны. Плавание при таком ускорении корабля мало чем отличалось от обычного, земного. Ингрид Линдгрен однажды сказала, что дом человека — весь космос.

Сейчас она резвилась, ныряла, увертывалась, снова и снова ускользала от Реймона. Их смех отражался эхом от стен. Когда наконец он загнал ее в угол, Ингрид обняла его за шею, приблизила губы к его уху и прошептала:

— Вот ты меня и поймал.

— Мм-гм. — Реймон поцеловал впадинку между ее плечом и горлом. Он почувствовал сквозь вкус воды запах живого девичьего тела. — Бери нашу одежду и пойдем.

Он легко нес шесть килограммов ее веса на одной руке. Когда они оказались одни в лестничном колодце, он приласкал ее свободной рукой. Она отбрыкнулась пятками и захихикала.

— Сластолюбец!

— Мы скоро снова окажемся в нормальной гравитации, — напомнил он ей и стал спускаться вниз на офицерский уровень на скорости, на которой на Земле они бы сломали шеи.

…Через некоторое время Ингрид приподнялась на локте и встретилась взглядом с его глазами. Была полутьма. Вокруг двигались тени, окрашивая ее в два оттенка — золото и янтарь. Она очертила пальцем профиль мужчины.

— Ты великолепный любовник, Карл, — пробормотала она. — У меня никогда не было лучшего.

— Я тоже от тебя в восторге, — сказал он.

Неожиданная горечь появилась в ее тоне и выражении лица.

— Но это единственное время, когда ты на самом деле раскрываешься. А раскрываешься ли ты по-настоящему даже в такие моменты?

— Что мне показывать? — его тон стал жестче. — Я же рассказывал тебе о событиях моего прошлого.

— Анекдоты. Эпизоды. Никакой взаимосвязи, ничего… Сегодня в бассейне ты впервые слегка приоткрылся и тотчас закрылся опять. Почему? Я не воспользуюсь знанием во вред тебе, Карл.

Он сел, нахмурившись.

— Не понимаю, о чем ты. Люди узнают друг друга, живя вместе. Ты знаешь, что я восхищаюсь классическими художниками, Рембрандтом и Боунстеллом, и безразличен к абстракционизму или хромодинамике. Я не очень музыкален. У меня казарменное чувство юмора. Мои политические взгляды консервативны. Я больше люблю tournedos, чем филе миньон, и хотел бы, чтобы резервуары снабжали нас почаще и тем, и другим. Я играю в скверную игру покер — или играл бы, если бы здесь, на борту корабля это имело хоть какой-то смысл. Я очень люблю что-то мастерить, и делаю это хорошо, так что я буду помогать делать лабораторные устройства, как только проект получит развитие. Прямо сейчас я пытаюсь читать «Войну и мир», но все время засыпаю. — Он ударил по матрасу. — Что еще тебе нужно знать?

— Все, — печально ответила она.

Она жестом обвела комнату. Ее платяной шкаф как раз был открыт, демонстрируя невинную суетность ее лучших нарядов. Полки были до предела забиты ее личными сокровищами — потрепанный старый экземпляр Беллмана, лютня, дюжина картин, ожидающих своей очереди оказаться на стенах, маленькие портреты ее родных, фигурка Хопи кахина…

— Ты не взял с собой ничего личного.

— Я путешествую по жизни налегке.

— По трудной дороге, надо полагать. Может быть, однажды ты доверишься мне. — Она подвинулась к нему. — Не думай сейчас об этом, Карл. Я не хочу беспокоить тебя. Я снова хочу, чтобы ты был во мне. Ты знаешь, наше партнерство перестало быть вопросом удобства и дружбы. Я в тебя влюбилась.

Когда была достигнута соответствующая скорость, «Леонора Кристина», устремившаяся из окрестностей Земли по направлению к знаку Зодиака, управляемому Девой, вырвалась на свободу. Устройства разгона остыли. Она превратилась в еще одну комету. На нее действовали только силы гравитации, замедляя ее стремительный бег.

Так и было задумано. Но эффект должен был поддерживаться минимальным, поскольку погрешности межзвездной навигации достаточно велики. Поэтому Команда — профессиональные космонавты, в отличие от научного и технического персонала — работала в жестких временных рамках.

Борис Федоров вывел наружу бригаду. Их задание было сложным. Нужна сноровка, чтобы работать в невесомости, и не исчерпать все силы, управляя инструментами и телом. Даже самые лучшие и опытные иногда теряли сцепку подошв с корпусом корабля. Тогда космонавт, ругаясь, улетал в пространство, испытывая головокружение от центробежных сил, пока его не останавливала страховочная веревка и он не добирался по ней обратно.

Освещение было скверным: нестерпимый блеск на солнце, чернильная темнота в тени, если не считать лужиц нерассеянного света от фонариков на шлемах.

Слышимость была не лучше. Слова с трудом пробивались сквозь звуки затрудненного дыхания и пульсирующей крови внутри скафандра, а также через космический шум в шлемофоне. Поскольку в скафандрах не было системы очищения воздуха, сравнимой с корабельной, газообразные отходы устранялись не полностью. Они накапливались в течение часов, пока работающий космонавт не оказывался в дымке испарений пота, воды, углекислого газа, сероводорода, ацетона… и его белье, насквозь мокрое, не прилипало к телу… и он смотрел на звезды утомленными глазами сквозь фасетчатый щиток, а головная боль лентой обвивала его голову.

Тем не менее, бассердовский модуль — рукоять кинжала с шишкой — был отсоединен. Отвести его в сторону от корабля было тяжелой и опасной работой. Лишенный трения и веса, он все же сохранял каждый грамм своей значительной массы инерции. Ее было так же тяжело остановить, как и привести в движение.

Наконец он оказался за кормой на кабеле. Федоров сам проверил его положение.

— Готово, — буркнул он.

Его люди присоединили свои страховочные веревки к кабелю. Федоров сделал то же самое, поговорил с Теландером на мостике и отключился. Кабель втащили обратно на корабль, а вместе с ним бригаду инженеров.

У них были причины торопиться. Пока модуль следует за кораблем по той же орбите, но потом начнут действовать дифференциальные факторы. Они скоро вызовут нежелательное смещение в относительных центровках. Но все должны быть внутри корабля до начала следующего этапа процесса.

«Леонора Кристина» распростерла паутины своих черпающих полей. Они сверкали в свете солнца — серебро на фоне звездной черноты. Издалека корабль напоминал паука, одного из крошечных искателей приключений, которые отправляются в полет на бумажных змеях, сделанных из росистого шелка.

Внутренняя энергетическая установка «Леоноры Кристины» питала энергией генераторы черпающих полей. От их управляющей сети исходило поле магнитогидродинамических сил — невидимых, но действующих на протяжении тысяч километров; динамическая взаимная игра, а не статичная конфигурация, тем не менее, поддерживаемая и подгоняемая с точностью, близкой к абсолюту; невероятно сильная и невероятно сложная.

Поля охватили дрейфующее бассердовское устройство, привели его в микрометрически точное положение по отношению к корпусу корабля и зафиксировали на месте. Капитан Теландер осуществил последнюю проверку с Патрулем на Луне, получил «добро» и отдал команду. С этого момента инициатива перешла к роботам.

Невысокое ускорение, с которым корабль шел на ионном двигателе, придало ему скромную скорость, измеримую в десятках километров в секунду.

Ее хватило, чтобы запустить межзвездный двигатель. Имеющаяся энергия возросла на невообразимое количество порядков. При полной единице гравитации «Леонора Кристина» начала движение!