Дочь Маргариты родилась ночью. Уже не было ни одной звезды. Корабль несся сквозь бурю и гром. В момент рождения ребенка отец руководил рабочей бригадой и изо всех сил пытался упрочить корпус корабля. Первый крик младенца ответил шуму коллапсирующих миров.
Затем на некоторое время все успокоилось. Ученые производили вычисления, пока не поняли кое-что о неведомых силах, стремящихся через световые годы. Перепрограммированные роботы вели корабль так, чтобы ветра и водовороты чаще были попутными.
Ни у кого не было настроения устраивать большой праздник. Были только те, кого пригласили Иоганн Фрайвальд и Джейн Сэдлер. Приглушив освещение, Джейн превратила угол спортзала в маленькую теплую комнату. От этого сильнее бросались в глаза украшения в честь кануна дня всех святых, которые она развесила.
— Может, не стоило? — спросил Реймон, когда они явились с Чи-Юэнь.
— По календарю мы недалеко от этой даты, — ответила Сэдлер. — Почему не совместить оба повода? Мне кажется, что фонарики такие красочные, а это очень кстати.
— Они могут оказаться слишком живым напоминанием. Возможно, не о Земле — я думаю, что это мы преодолели — но… мм…
— Да, мне это тоже приходило в голову. Корабль, полный ведьм, дьяволов, вампиров, гоблинов, призраков и духов, несущийся по небесам, оглашая их воплями, на Черную Мессу. Ну и что, разве это не мы? — Она ухмыльнулась и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее. — У меня вполне подходящее настроение для того, чтобы скрутить кукиш таким вот образом.
Остальные согласились. Они выпили больше, чем обычно, и расшумелись.
В конце концов они усадили Бориса Федорова на сцене, как на троне, увенчали венками и гирляндами и назначили двух девушек, чтобы они исполняли любое его желание. Несколько человек стали в круг и орали древнюю песню тех времен, когда корабль покинул родину.
Неважно, куда я попаду, когда умру.
Неважно, куда я попаду, когда умру.
Вверху на небе, иль внизу, в аду
Есть у меня друзья, что будут рады мне.
Неважно, куда я попаду, когда умру.
Майкл О’Доннелл, который присоединился к ним после вахты — в каждом важном месте в эти дни дежурили люди — протолкался сквозь толпу.
— Эй, Борис! — крикнул он.
Его голос потонул в шуме.
…Ах, тебе не нужны будут деньги, когда умрешь.
Святой Петр не требует билета,
Когда ты будешь стоять у врат рая.
Ах, тебе не нужны будут деньги, когда умрешь.
Он добрался до сцены.
— Эй, Борис! Поздравляю!
Ты получишь мой велосипед, когда я умру.
Ты получишь…
— Спасибо! — проревел Федоров. — В основном постаралась Маргарита.
Ничего себе работенка, а?
Потому что последний километр
Едет тандем — я и Святой Петр…
— Как вы назовете малышку? — спросил О’Доннелл.
— Еще не решили, — ответил Федоров и взмахнул бутылкой. — Могу только сказать, что не Евой.
Если дерну, как бывало здесь…
— Может, Эмбла? — предложила Линдгрен. — Первая женщина согласно сказаниям Эдды.
То приглашу его с собой на пиво.
— Нет, — сказал Федоров.
Я выпью пивка со стариной Святым Петром,
Когда умру.
— И не Леонора Кристина, — продолжал инженер. — Она не будет никаким чертовым символом. Она будет сама собой.
Певцы принялись водить хоровод.
Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем.
Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем.
Давайте напьемся под завязку
Сегодня, пока мы вместе.
Неизвестно, будет ли нам выпить, когда умрем.
Чидамбарна и Фокс-Джеймсон казались карликами рядом с распростершимися массами обсерваторной аппаратуры, неловкими среди датчиков, приборов управления и мерцающих индикаторов. Они встали, когда появился капитан Теландер.
— Вы просили меня прийти? — спросил он. Его изможденное лицо помрачнело. — Какие новости? Прошедший месяц был спокойным…
— Спокойствие кончилось. — Фокс-Джеймсон говорил взволнованно. — Элоф лично отправился привести Ингрид. Картина еще слишком слабая и могла бы потеряться, если не держать ее постоянно в поле зрения приборов. Вы должны были узнать это первым.
Он вернулся в свое кресло перед электронной консолью. Экран показывал темноту.
Теландер тяжелой походкой подошел ближе.
— Что вы обнаружили?
Чидамбарна взял капитана за локоть и указал на экран.
— Вот. Видите?
Едва заметно на грани восприятия мерцала самая слабая и крошечная из искр.
— На основательном расстоянии, естественно, — сказал Фокс-Джеймсон. Мы находимся на крайне почтительном расстоянии.
— Что это? — дрожащим голосом спросил Теландер.
— Зародыш моноблока, — ответил Чидамбарна. — Новое начало.
Теландер долго стоял, глядя во тьму, прежде чем опустился на колени.
Слезы тихо стекали по его лицу.
— Благодарю Тебя, Отче, — сказал он.
Затем, поднявшись, добавил:
— И благодарю вас, джентльмены. Что бы ни случилось дальше… мы зашли настолько далеко, мы сделали так много. Я думаю, что снова смогу работать… после того, что вы мне сейчас показали.
Когда он наконец вышел, чтобы вернуться на мостик, то шел гордо выпрямившись, как подобает командиру.
«Леонора Кристина» задрожала и совершила скачок.
Пространство вокруг нее пылало — огненная буря, водород, зажженный божественным солнцем, которое формировалось в сердце существования, которое горело все ярче и ярче оттого, что рушились галактики. Газ скрывал центральные родовые муки полосами, листами и лучами свечения, зарей, пламенем, молниями. Силы, неизмеримо могучие, прорывались сквозь атмосферу, раздирая ее: электрические, магнитные, гравитационные, ядерные поля; ударные волны сотрясали мегапарсеки пространства, приливы, течения и водопады. На периферии творения, сквозь миллиардолетние циклы, которые проходили за мгновения, летел корабль людей.
Летел.
Другого слова не было. С точки зрения человека, с точки зрения самых быстродействующих машин, корабль сражался с ураганом — но с таким ураганом, которого мир не знал с тех пор, как в последний раз звезды сплавились воедино и снова разлетелись в стороны.
— Яа-а-а-а! — вскричал Ленкеи и отправил корабль вниз по подошве волны, с гребня которой сорвалась пена сверхновой. Изможденные люди на рулевом мостике не отрывали взглядов от экрана, который был сделан специально для этого часа. То, что бушевало там, было не реальностью — нынешняя реальность превосходила любое зрительное представление и понимание — но отображением наружных силовых полей. Оно пылало, клубилось и извергало огромные искры и шары. Оно отзывалось ревом в металле корабля, в телах людей и внутри черепов.
— Больше не выдержишь? — выкрикнул Реймон со своего места. — Барриос, смени его.
Второй пилот покачал головой. Он был слишком ошеломлен и потрясен предыдущей вахтой и еще не пришел в себя.
— Ладно. — Реймон расстегнул ремни. — Я попытаюсь. Мне приходилось водить самые разные машины.
Никто не слышал его слов из-за бушующей вокруг корабля бури, но все видели, как он прокладывает себе дорогу по трясущейся, дергающейся палубе.
Он сел в дополнительное кресло управления, с другой стороны от Ленкеи, чем кресло Барриоса, и наклонился близко к уху пилота.
— Помоги мне.
Ленкеи кивнул. Их руки синхронно двигались над пультом.
Они должны были удерживать «Леонору Кристину» на приличном расстоянии от растущего моноблока, иначе его радиация наверняка убила бы их; в то же время они должны были оставаться там, где газ был настолько плотен, что их тау продолжал уменьшаться, превращая эти пылающие гигагоды смерти феникса в часы. И они должны были поддерживать надежный полет корабля сквозь хаос.
Никакие компьютеры и никакие приборы не могли им помочь. Они могли полагаться только на инстинкт и тренированные рефлексы.
Постепенно Реймон включался в схему, пока управление не перешло к нему полностью. Ритмы возрождения были дикими, но они были. Легче на правый борт… вектор влево и вниз на сорок пять градусов… теперь ТОЛЧОК!.. здесь слегка притормозить… не дать кораблю выйти из ветра… обойти подальше это облако огня, если выйдет… Раскатился гром. От озона воздух стал резким и холодным.
Экран погас. Мгновением позже все флюоропанели корабля одновременно вспыхнули ультрафиолетовым и инфракрасным светом, и настала тьма. Те, кто лежал одиноко в своих скафандрах в каютах корабля, услышали, как по коридорам прошлись невидимые молнии. Люди на командном и пилотском мостиках, в помещении управления двигателями, экипаж корабля, почувствовали неимоверную тяжесть — они не могли ни шевельнуться, ни остановить начатое движение — а затем такую легкость, что задрожали, и дрожь, казалось, разнесет их тела на части. То было изменение инерции, изменение всех природных констант, когда пространство-время-материя-энергия претерпевали последнее содрогание. На мгновение мужчины, женщины, ребенок, корабль и смерть стали единым целым.
Все кончилось так быстро, что они не могли бы сказать, было ли это на самом деле. Вернулся свет, вернулся внешний обзор. Шторм свирепствовал еще сильнее. Но теперь сквозь него появлялись нарождающиеся галактики, казавшиеся сине-белыми каплями огня, которые рассыпались искрами в полете, фонтанируя вовне двумя огромными искривленными полотнищами.
Моноблок взорвался. Творение началось.
Реймон переключил управление на полное торможение. «Леонора Кристина» стала медленно замедлять ход и взяла курс на возрожденный свет.