Танцор меча

22

Дел затащила меня в гостиницу, пользующуюся самой дурной славой в самой подозрительной части города. Мы были странной парой, и даже в этой гостинице нас провожали удивленными взглядами, пока мы поднимались по узкой лестнице на второй этаж, в крошечную комнату, которую сняла Дел. Дел приказала притащить бочку и много горячей воды. Служанка заворчала, что это не входит в ее обязанности, но Дел со всего размаху влепила ей пощечину. На темно-желтой щеке девушки заалел отпечаток ладони, а Дел, не смущаясь, пообещала хорошо заплатить золотом если Южанка поторопится, и служанка вылетела из комнаты.

Я сидел на краю старой скрипящей кровати и тупо смотрел на Дел, вспоминая как спокойно она вонзила клинок в живот Аладара. За меня, сказала она. Но я уже давно привык сам убивать за себя и не мог представить, зачем было кому-то брать на себя мои обязанности. Что такого было во мне, что толкнуло Дел пойти на убийство.

Нет. Скорее она убила за брата, и за все, что сама испытала во дворце Аладара.

– Ты почувствуешь себя лучше, когда смоешь грязь, – сказала Дел.

Бурнус скрывал мое тело, но я видел пальцы и мозолистые ладони. Ногти потрескались, обломались и сходили слоями. Медный загар побледнел, а из-за многочисленных порезов и мелких кусочков породы, въевшихся в кожу, цвет кожи почти не поддавался определению. Через всю левую руку шел едва заживший неровный шрам: из дрожащих рук умирающего человека, прикованного рядом со мной, вылетело зубило.

Я вытянул руки и посмотрел на ладони. Когда-то они были мозолистыми от постоянных упражнений с мечом. Три месяца я не брал в руки золотую рукоять Разящего – слишком долгий срок для танцора.

Дверь распахнулась с отчаянным скрипом. Дел отскочила в сторону, приготовившись выхватить меч, но Северному клинку не пришлось покидать ножны. Вошла служанка, а за ней невысокий толстяк. Он вкатил деревянную бочку, поставил ее в центре комнаты и ушел. Южанка начала таскать ведрами горячую воду.

Дел ждала, пока бочка не наполнилась, и жестом отпустила служанку. Та кинула на меня сердитый взгляд, но сделала как было предложено. Она вышла, за ней последовала Дел.

Я посмотрел на сандалии и подергал завязки. Кое-как справившись с ними, расцарапав при этом кожу, я сбросил бурнус и набедренную повязку. Потом снял перевязь и меч и забрался в горячую воду, не обращая внимания на то, что все порезы, кровоподтеки и царапины тут же напомнили о себе.

Я опускался в бочку пока вода не покрыла меня до подбородка. Тогда я осторожно прилег щекой на край бочки и весь отдался теплую Мне было не до мыла, я просто отмокал. А потом заснул.

…звон железа… удары молота о зубило и зубила о камень… стоны и крики спящих людей… всхлипывания умирающих…

Я судорожно дернулся и проснулся. Несколько секунд я не мог понять, где нахожусь, и только солнечный свет, проходивший в комнату через щели в забитых ставнями окнах успокоил меня. Комната, не шахта. Нет горящих факелов. Нет больше темноты. Нет железа.

К моей спине прикоснулась рука. Она втирала мыло в кожу пока я весь не покрылся желто-коричневой пеной. Дел мягко придержала мою голову, когда я попытался приподняться.

– Нет. Я все сделаю. Расслабься.

Но я не мог. Я напряженно сидел в бочке, пока она терла грязную кожу коричневым мылом. Сильными пальцами Дел разминала сведенные мышцы, массировала спину, плечи.

– Расслабься, – тихо повторила она.

Но я не мог.

– Что этот ублюдок делал с тобой?

Я почувствовал, что она пожала плечами.

– Не имеет значения. Он мертв.

– Баска, – я потянулся и взял ее за руку, – расскажи.

– А ты мне расскажешь?

Я снова оказался в шахте. Весь мир был заполнен темнотой и отчаянием. Пустота заползала во все уголки моего мозга.

– Нет, – все мои силы ушли на это слово. Я не мог рассказать ей.

– Побрить тебя? – спросила она, меняя тему. – И волосы надо подстричь.

Я кивнул, вымыл волосы и бороду и снова кивнул.

Дел отвернулась, пока я заканчивал мыться, полоскался и добирался до кровати, оставляя на полу мокрую дорожку. На кровати уже лежала новая набедренная повязка и коричневый бурнус. Я вытерся, надел набедренную повязку и сказал Дел, что она может повернуться.

Она взглянула на меня и в голубых глазах мелькнуло сожаление.

– Ты похудел.

– Ты тоже, – я сел. – Избавь меня от этого крысиного гнезда, баска. Может меня снова будут принимать за человека.

Она подстригла мне волосы, осторожно отрезала бороду. Я рассматривал ее лицо, пока она занималась моим. Кожа плотнее обтягивала кости. Три месяца Аладар держал ее взаперти – золотистый загар поблек, и если бы не побелевшие под солнцем Пенджи волосы, она была бы той же баской, которую я встретил в маленькой кантине крошечного городишка на окраине Пенджи.

Но теперь я знал кто она. Не ведьма, не волшебница, хотя некоторое могли бы назвать ее так из-за яватмы и ее таинственной силы. Дел была обычной женщиной, привыкшей делать то, что нужно. Не рассуждая, возможно это или нет.

Она улыбнулась. Я почувствовал, как мягкие пальцы легонько коснулись следов песчаного тигра на моем лице.

– Песчаный Тигр, – сказала она и в эти слова вложила столько чувства, что больше ничего не требовалось.

– Голодная?

Она кивнула. Я надел бурнус, взял Разящего и мы спустились вниз.

Во все, что готовили в этой гостинице добавляли перец. Не терплю его в таких количествах, но после шахты я не привередничал. Я старался только не забывать, что не должен есть намного больше той порции, к которой привык за последние месяцы. Желудок начал возмущаться, и я перешел на акиви.

Дел смотрела на меня молча, потом потянулась и накрыла ладонью мою чашку.

– Хватит, – сказала она мягко, но настойчиво.

– Я могу пить сколько захочу.

– Тигр… – она замялась. – Тебе будет плохо.

– Мне будет хорошо, – поправил я, – когда я опьянею. Именно к этому я и стремлюсь.

Она пытливо заглянула мне в глаза.

– Зачем?

Я не сомневался, то она знала зачем, но согласился объяснить.

– Акиви поможет забыть.

– Ты не сможешь забыть это, Тигр, как не смог забыть дни с Салсет, – она покачала головой. – В моей жизни были события, о которых я хотела бы забыть, но я не могу, и мне приходится жить с ними. Они постоянно во мне, и я привыкла к ним и расставила их по местам. Они же не должны постоянно портить мне жизнь.

– Значит ты забыла о кровном долге? – я не мог ничего с собой поделать, акиви будил во мне враждебность. Я посмотрел на ее побледневшее лицо. – Как ты живешь с этим, баска?

– Что ты знаешь о кровном долге, Песчаный Тигр?

Я пожал плечами под коричневым шелком.

– Почти ничего. Но я вспоминаю, что чувствовал чула когда своим неистовым желанием вызвал тигра из мечты, и сколько невинных жизней оборвалось из-за этого, – я вздохнул. – А есть еще другая история, об истойя, убившей ан-кайдина ради кровного клинка, – я покосился на рукоять, поднимавшуюся над ее левым плечом. – Клинок нужно было напоить кровью умелого бойца, чтобы истойя могла отомстить.

– В мире есть вещи, по сравнению с которыми все остальное кажется ерундой, – спокойно сказала она.

– Это эгоизм, – я отпил еще акиви. – Я видел, что ты сделала с Аладаром и теперь знаю, что ты можешь, чтобы отомстить. Убить, если считаешь нужным, – я помолчал. – Это одержимость, баска. Ты не согласна?

Дел слабо улыбнулась.

– Возможно, – слово было твердым как клинок Северного меча.

Я поставил на стол недопитую чашку.

– Я иду спать.

Дел осталась. Больше она не произнесла ни слова.

В конце туннеля возникла темная фигура. Застывший свет бил ей в спину, отбрасывая резкие тени. Кто-то в черном бурнусе. В руках он держал Северный меч с серебряной рукоятью и рунами на клинке.

Фигура медленно приблизилась к первому рабу. Он был прикован через пять человек от меня. Меч коротко сверкнул в застывшем свете. Две руки подняли его, приставили острие к ребрам человека и нажали. Клинок вонзился беззвучно, бесшумно убивая. Человек упал на свои цепи. Только звон железа сказал мне, что он мертв.

Клинок вышел из тела. Руны заполняла кровь и в странном свете из конца туннеля она казалась черной, а не красной.

Фигура приблизилась еще на шаг. Следующий человек умер молча, как и первый. Потом еще один. Кровь капала с клинка. Фигура приближалась, и я понял, что на голову человека надет капюшон, а бурнус на самом деле был белым. Черным он казался на фоне белого света.

Меч пронзил еще двоих и фигура застыла передо мной. Дел. Я взглянул ей в лицо. Из-под капюшона на меня смотрели голубые глаза. На бедном лице алел измазанный кровью рот, словно она высасывала кровь из каждого человека, которого убила.

– Баска, – прошептал я.

Она подняла меч и прижала острие к моей груди. Она смотрела мне в глаза.

Северный клинок пронзил мое тело и вошел в сердце. Я упал у стены. Привычно зазвенели цепи.

Я умер.

Я проснулся, почувствовав руку на своем плече. Рывком я сел, потянулся к Разящему, но узнал Дел. Я сразу понял, что в пьяном ступоре заснул на полу, как привык в шахте. Темнота в комнате была пропитана запахом страха.

Я слышал как мое дыхание с хрипом вырывалось из горла, но не мог успокоиться.

– Тигр, – Дел стояла на коленях около меня, – тебе снился кошмар.

Я провел рукой по лицу и понял, что этим дело не ограничилось. Я плакал. Я пришел в ужас, осознав, насколько это было унизительно.

– Нет, – мягко прошептала Дел и я понял, что она все видела.

Меня трясло, я не мог с собой справиться. Мне было холодно и страшно, к горлу подкатывал комок. Я потерялся на границе между сном и реальностью. Акиви плескалось в желудке и пыталось выплеснуться изо рта. Этого не случилось только потому что я опустил голову на согнутые колени. Дрожа с ног до головы, я тихо ругался, повторяя одно и тоже, пока руки Дел не обвили мою шею и она не начала укачивать меня как ребенка.

– Все хорошо, – шептала она из темноты. – Все хорошо.

Я отбросил ее руки и вскочил на ноги. Свеча не горела, но лунный свет проходил через щель между ставнями. Он падал на лицо Дел и, как во сне, оно распадалось на черные и белые пятна. Глаз ее я не видел.

– Это была ты, – меня затрясло еще сильнее. – Ты.

Она села на пол и взглянула на меня.

– Я снилась тебе?

Я пытался говорить ровно.

– Одного за другим. Ты убивала их, своим мечом. Тебе было наплевать на них. А потом ты подошла ко мне, – я снова увидел лицо под капюшоном. – Аиды, женщина! Ты проткнула меня этим мечом также спокойно, как проткнула Аладара.

Стояла тишина. Эхо моих обвинений затихло.

– Я так и знала, ее голос был чуть громче шепота, но я уловил в нем отчаяние. – Я видела. В тот момент, когда я отвернулась от Аладара, я увидела ненависть в твоих глазах. Ты меня ненавидел.

– Нет, – это вырвалось само, – нет, Дел. Я ненавидел себя. Себя самого, потому что я убивал слишком часто и почти без причины по сравнению с тобой, – я не мог стоять спокойно и начал мерить шагами комнату, как кошка в клетке. – Я видел себя, когда смотрел как ты убивала Аладара. Тяжело увидеть себя со стороны и вдруг понять, кто ты на самом деле.

– Танцор меча, – сказала она. – Мы оба танцоры. Ни один из нас не лучше и не хуже другого. Мы то, что сделали из себя сами, потому что на то были причины. Мы стали такими из-за одержимости, – она слабо улыбнулась. – Чула: вырвавшийся на свободу благодаря своему мужеству и выбравший меч. Женщина: освободившаяся после изнасилования и убийств и выбравшая меч.

– Дел…

– Ты когда-то сказал, что я недостаточно холоднокровна. Что мне не хватает остроты, – она покачала головой. Коса скользнула по правому плечу.

– Ты ошибался. Холода во мне много, слишком много. И отточена я слишком остро, – она не улыбалась. – Я убила больше людей чем могу сосчитать и я буду убивать и дальше, когда придется – за убитую родню… за похищенного брата… за надругательство надо мной, – в лунном свете ее волосы горели серебряным нимбом. – Твой сон был верен, Тигр. Я убила бы сотню Аладаров… и не задержалась бы у трупов.

Я смотрел на нее. Смотрел на гордого танцора меча, стоявшего на коленях на деревянном полу сомнительной Южной гостиницы, и понимал, что вижу человека, который достоин всех жертв в мире, потому что сам он пожертвовал слишком многим.

– Что ты сделала? – хрипло спросил я. – Что ты с собой сделала?

Дел подняла на меня взгляд.

– Если бы я была мужчиной, ты бы спросил меня об этом?

Я уставился на нее.

– Что?

– Если бы я был мужчиной, ты задал бы этот вопрос?

Она уже знала ответ.