Талисман всадника

ГЛАВА ШЕСТАЯ Дневник Халька Юсдаля – I «По дороге в Бельверус»

Рамсбекк, крепость на границе Немедии, Аквилонии и Офира.

5 день Второй весенней луны.

Всем известно, что знаменитая Дорога Королей, начинаясь возле стен Мессантии Аргосской, вначале направляет путешественника на полночь, к столице Аквилонии, затем поворачивает на полуденный восход и выводит к одному из самых удивительных городу Заката – Рамсбекку.

Рамсбекк уникален тем, что за последние столетия не менее двух десятков раз переходил из одного подданства в другое, попеременно бывая владением Аквилонии, Немедии, Офира и снова Аквилонии… Два десятилетия назад, в соответствии с Шамарским уложением о проведении и обозначении рубежей стран Заката город передали в вечное владение Трона Дракона. Но самое смешное в том, что Рамсбекк изначально был построен четвертой стороной, а именно Кофом, когда кофийский король Альданус Великолепный распространил свое влияние на половину материка. Так и вышло, что внутри стен Рамсбекка диковинно сплелись приметы четырех культур – немедийская строгость, офирская пышность, кофийская воинственность и авкилонская беспорядочность.

Герб у Рамсбекка четверочастный: щит разделен на равные четверти, в каждой из которых расположен символ одной из стран, некогда владевшей городком. Лев, дракон, корона и рыцарь с обнаженным мечом вполне мирно соседствуют на эмблеме, равно как и обитатели Рамсбекка, говорящие на своем собственном, непохожим ни на какой другой диалекте, созданном из четырех языков.

Но так или иначе, абсолютной властью здесь обладает корона Немедии, на улицах виднеются многочисленные черно-бело-багровые знамена Трона Дракона, стража облачена в темно-синие одеяния (в отличие от Аквилонии, где Конан ввел зеленовато-болотную форму для городских стражников), а вывески лавок расписаны угловатым немедийским алфавитом.

Спрашивается, что я здесь делаю? Я, Хальк, барон Юсдаль Гандерландский, личный библиотекарь и летописец Его величества Конана Канах, моя светлость – ибо так положено именовать тайного советника короля – моя честь, моя милость и моя высокородность? Ответ: моя высочайшая персона сопровождает персону еще более высочайшую, а именно – светлейшего герцога Пуантенского Просперо, совсем недавно унаследовавшего от скончавшегося прошлой осенью дядюшки все титулы, гербы и почести, «первейшего дворянина после короля», как в настоящее время именуется его положение. Не спорю, старик Троцеро был верным другом и помощником короля Конана, но увы, его жизненный путь столь безвременно оборвался, позволив наконец блистательному племяннику стать вторым человеком в государстве.

Вот он едет. Черный бархат колета, такой же черный плащ, расшитый золотой нитью, взгляд ну настолько величественный, что тошно становится, над головой ихней светлости весело хлопает на ветру темно-синее знамя с пуантенскими леопардами, длань утверждена на посеребренной рукояти меча… Словом, иной король позавидует. Рамсбекку

Кстати, о королях. Кто это там тащится в последних рядах торжественного кортежа, как всегда вываливаясь из общего ряда и сварливо препираясь с каким-то гвардейцем из Черных Драконов? Прелюбопытная картина – теперь в свите его светлости герцога Пуантенского (равно как и в свите самого короля Конана) ради лишней экзотики и пущей красивости наличествуют – о ужас! – самые настоящие горцы. Так называемая «Дикая сотня», хотя на мой просвещенный взгляд, слово «дикая» здесь можно запросто переменить на «одичавшая». Конан около года назад решил создать еще один отряд личной гвардии, набрав туда – вы не поверите!.. – горских варваров из провинции Темра и даже десяток киммерийцев, по каким-то причинам покинувших свою полуночную родину. Таким образом, Конан выделил в сопровождение Просперо два десятка живописных варваров, облаченных в чудовищные одеяния, именуемые ими «фейл-брекенами» – неприличествующая для мужчины клетчатая юбка и длиннющий, соответственно клетчатый, плед намотанный по талии и переброшенный через левое плечо. Добавим к общей картине заплетенные косички, огромные мечи за спинами, отталкивающие рожи в шрамах и синяках (кулачные забавы – любимое развлечение нашей «Дикой сотни») и непринужденные манеры. Когда эти лохматые монстры проезжают по улицам, дети начинают плакать, женщины прячут лица, мужчины хватаются за ножи, а хозяева питейных заведений немедля закрывают двери, опасаясь погромов.

Конан посчитал, что столь диковинное (во всех смыслах данного слова) дополнение к гвардии вызовет зависть у соседних монархов и был абсолютно прав – королева Чабела Зингарская, близкая подруга Конана, уже завела в Кордаве схожий отряд головорезов.

Так вот, о королях и их охране. Командует двумя десятками темрийцев и киммерийцев некий Бриан Майлдаф из той самой Темры, а в десятниках у него ходит высоченный черноволосый тип по имени Коннахар Гленнлах – настоящий киммерийский дикарь в багрово-черном пледе. Месьор Коннахар являет собой большую ходячую неприятность: десятник грубит командиру, посмеивается над герцогом Просперо, которого именует не иначе как «гусаком» и утверждает, что Пуантену давно пора сменить гербовое животное с леопарда на означенного гусака, таскает у меня вино, на привалах играет в кости и, разумеется, жульничает, а уж про его поведение в крупных городах, где человеку доступны любые развлечения и удовольствия, лучше не говорить. Мы выехали из Тарантии четыре дня назад и за это время его светлости герцогу приходилось трижды заступаться перед местными властями за буйного Коннахара, учинявшего безобразия в кабаках, и один раз даже выкупать из тюрьмы (это случилось в Шамаре, который мы проезжали позавчера) за попытку убийства. Десятника в кои-то веки обжулили при игре в зернь, а он, разумеется, возмутился.

Вроде не мальчик уже, человек в годах. Совсем недавно отпраздновал сорокапятилетие, а ведет себя как последний болван.

Раскрою великий секрет: под именем Коннахара из Гленнлаха скрывается ни кто иной, как его королевское величество, государь и владетель Аквилонии, великий герцог Пуантенский, Танасульский и Боссонский, владетель Таурана, Гандерланда и Атрены, такожде и господин всех земель Заката и Полуночи Конан I Канах, коему наконец-то позволено хоть немного отдохнуть от скучных обязанностей, налагаемых на него титулом и положением. Вот он и резвится, поражая мирных поселян варварскими манерами и легкостью поведения.

Приглашение на коронацию принца Тараска, ставшего законным королем Немедии, пришло в Тарантию на имя Конана, его звали на торжественную церемонию именно как короля, но варвар решил отправить в Бельверус своего личного представителя, герцога Просперо, и учинил дурацкий спектакль с переодеваниями. Разумеется, вся свита Просперо (замечу, состоящая из самых проверенных и верных людей) знает, что десятник Коннахар отнюдь таковым десятником не является. Однако Конан строго-настрого запретил даже думать о том, что он король. Коннахар – только Коннахар и никто больше! Просперо немедленно воспользовался таким положением дел и после вызволения «десятника» из шамарской тюрьмы устроил ему громкую выволочку. Конан стоял, слушал, весьма натурально краснел и клялся всеми богами, что больше такого не повторится.

Комедианты!

Короче говоря, Просперо со свитой общим количеством шестьдесят дворян и военных (исключая лошадей, повозки с подарками Тараску и слуг) направляется в столицу Немедийского королевства, дабы выразить от имени Трона Льва всемерное почтение любезным соседям и заклятым друзьям. Только что мы миновали аквилонскую границу, предъявили монаршие подорожные стражам рубежей Немедии и въехали в Рамсбекк.

Судя по всему, ночевать предстояло в аквилонском квартале городка, а именно – в пышном здании торговой ратуши, выстроенном на средства наших купцов. Управителя гильдии заблаговременно оповестили о прибытии важных государственных персон (Просперо, два его помощника, капитан гвардии Черных Драконов Вилькон) и посему апартаменты наверняка подготовлены. Вместе с Просперо останутся его телохранители и несколько офицеров, остальных же предполагается расселить в ближайших домах. Из этого следует, что Конан-Коннахар сегодня опять устроит дружескую вечеринку в каком-нибудь постоялом дворе и снова огребет полную меру неприятностей и простецких приключений, столь милых его сердцу.

Как персона, приближенная к трону и вообще почти что великая, я ехал во втором ряду кортежа вслед за его пуантенской светлостью – положение обязывает. Все-таки тайный советник! Тяжелая шапка из меха черно-бурой лисы давила на голову, шею отягощали цепь с орденом-гербом Большого Льва (драгоценную побрякушку мне высочайше пожаловали после событий Полуночной Грозы) и собственно баронская цепь с эмблемой семьи Юсдаль. Добавьте к этому церемониальный плащ, одежду и оружие. Удивительно, почему лошадь до сих пор не сломала спину, таская на себе эдакую тяжесть? Просперо заставил всех свитских облачиться в эти чудовищные ризы, дабы придать высочайшему посольству надлежащий блеск. Тут невольно позавидуешь Конану и его приятелям – две рубахи, нижняя и теплая поверх, да шерстяной плед, которым обтягиваются бедра, а оконечье набрасывается на левое плечо. Тепло и просто. Все-таки в горской одежде есть свое удобство.

Замечу, что Конан направляется в Бельверус отнюдь не ради собственного удовольствия. В Аквилонии хватает своих трудностей, но сейчас, в отсутствие Конана и Просперо, государством управляет великий канцлер, герцог Публио Форсеза – он, несмотря на преклонный возраст, отлично справляется с делами. Конан же решил поехать в Немедию, дабы лично и негласно разобраться с крайне неприятной историей, окончившейся гибелью герцога Мораддина и его семьи.

Мораддина и Рингу Эрде я отлично помню по истории шестилетней давности, связанной с Зеленым Огнем, да и после подступившей со склонов Граскааля грозы его светлость приезжал в Тарантию. Во время войны со Страбонусом Кофийским Мораддин во многом помогал нашей армии и лично королю. Его внезапная смерть привела Конана в необузданную ярость и по получении спешного письма из Бельверуса варвар едва не объявил войну Трону Дракона, ибо подозревал, что дело нечисто – не могут так просто уничтожить второго после короля человека! Сами подумайте, что случилось бы, если у нас в Тарантии разгромили дворец герцога Просперо и перебили его семью!

Когда мы (я, Просперо, Публио и еще некоторые близкие друзья) отговорили Конана от столь безумной затеи, он немедленно придумал новый план. Поехать в Бельверус и во всем разобраться самостоятельно. Конан понимал, что король, при визите в чужое государство, обременен множеством обязанностей и всегда находится на виду, и поэтому отправился вместе с нами инкогнито. Среди жителей Тарантии пустили слух, будто Его величество отбыл в Зингару, на Полуденное Побережье – отдыхать.

Так родился на свет «десятник Коннахар».

Вот и ратуша аквилонского квартала Рамсбекка. Приятно увидеть знакомые алые знамена с поднявшимся на дыбы львом. Тут же паслась целая компания встречающих его светлость герцога и посла – самые уважаемые купцы, отдельной кучкой собрались наши дворяне, живущие в Немедии или проезжающие через городок на родину, немедийский бургомистр с помощниками… Городская стража в почти новых мундирах выбросила мечи в положение «подвысь», а я подумал, что здешние блюстители должны понять – настало время очередной ежегодной чистки оружия. Слишком уж заметны пятна ржавчины.

На церемонии встречи я играл вторую роль. Торжество осталось на долю Просперо – герцогу преподнесли подарки, городской наместник поприветствовал его от имени Трона Дракона, немедийцы сыграли на флейтах и барабанах громкий и немелодичный марш. Засим началась привычная суета. Лошадей – в конюшню, повозки – во двор, гостей – по комнатам… Мне отвели малюсенькую каморку с лежанкой и столом, которую в обычное время наверняка занимал скромный купеческий приказчик. Слуга принес вещи, я наконец-то переоделся в простое платье и совсем уж думал завалиться спать до ужина, как дверь распахнулась от пинка.

– Конан? – вскинулся я.

Их величество громоздились на пороге, сверкая белыми зубами и черно-красной клеткой фейл-брекена. Сейчас Конан выглядит как самый настоящий варвар, не отличишь! Волосы схвачены сзади в хвост, с висков спускаются четыре тонкие косички, по две с каждой стороны. Еще одна косичка заплетена на макушке – киммерийская традиция, так называемая «обетная косичка», которую можно расплести только при выполнении назначенного гайса. Гайс – тоже исконный варварский обычай. Обет, клятва, зарок, непременное дело, которое обязательно нужно выполнить. Конан дал себе гайс, ибо гайс назначается не другому человеку, а только самому себе: отыскать убийц герцога Мораддина и расправиться с ними. Именно поэтому в косичку вплетен маленький серебряный меч, не более пальца размером. Одним словом, живописная картина.

– Пойдем, пива попьем, что ли? – произнес Конан слова, которые я подсознательно ожидал услышать. – Тут совсем рядом есть роскошная таверна, зовется «Свинья на вертеле». Это наши разведали – сам знаешь, киммерийцы всегда первым делом узнают, где можно хлебнуть доброго эля.

Добавлю, что кроме Конана, в двух «диких» десятках, водимых Брианом Майлдафом, числилось еще семеро киммерийцев, один из которых (кажется, его зовут Крускрайд из Бойне? Никогда не мог запомнить языколомные киммерийские имена!) даже приходился Конану отдаленным родственником по линии его матери.

– Ну, пошли, – внезапно я ощутил голод. Конечно, с самого утра ничего не кушали. – Только платишь ты.

Конан, всегда отлично ориентирующийся в незнакомых местах, провел меня по лабиринтам коридоров ратуши, попутно болтая о какой-то ерунде, мы вышли на боковую лестницу здания, я рассеянно слушал излияния варвара о его лошади, потерявшей подкову…

– Господин… А господин! Подай на еду! Не для себя прошу, а для нее!

Кто-то ухватил меня за рукав и, когда я обернулся, пришлось отшатнуться. На нижней ступеньке всхода торчал здоровеннейший, не меньше Конана, а может и больше, детина. Черная борода, ужасающе разбойная рожа и в то же время… Такой взгляд может именоваться только словом «благостный». Громадный разбойник едва не плакал, в его маленьких глазках я не заметил никакой угрозы.

– Для нее! – чернобородый ткнул пальцем в невысокую худенькую нищенку, которая, скорчившись, полулежала на ступенях поодаль. – Помирает она, господин… Надо хотя бы курочку купить. Живую.

– Пош-шел ты! – рявкнул Конан, отталкивая ногой попрошайку. Я, однако, дернул за ремешки кошелька, не глядя, нащупал пальцами монетку, подал и только потом сообразил, что одарил нищего «двойным львом», самой драгоценной аквилонской монетой из сплава платины и золота. Не отбирать же теперь?

– Спасибо, господин! – запричитал здоровяк. – Госпожа совсем больна! На такую денежку не то, что курочку, поросенка можно купить! Добрый господин! Спасибо!

Конан взял меня за шиворот и повел дальше, говоря:

– Эх, благодетель, средства казны расходуешь! Проще пропить было! Да одного Двойного льва хватит, чтобы купить кувшин отличного пуантенского вина. Видел бабу, которая была с бородачом? Страшна, как зеленый демон, но с лица вроде благородная… Наверное, из разорившихся дворян. Громила, небось, верный раб семейства. Сохранил преданность… Ненавижу все это!

– Что – «это»? – уточнил я.

– Рабскую преданность, – буркнул Конан. – Преданность, на мой взгляд, самое лучшее качество человека. Чувство рабства – самое худшее.

– Что же получится, если их смешать?

– Попрошайка-нищий с черной бородой, – невесело усмехнулся король. – И его хозяйка, которая умрет не сегодня, так завтра. Смотри!

Я посмотрел. На улочке, отмеченной по немедийским традициям не табличкой, а кованым силуэтом покровителя улицы – лара, которым в данном случае являлась охотничья собака, светилась масляными фонарями вывеска «Свинья на вертеле». Тут же прилагалось изображение свиной тушки, висящей над очагом, выполненное умелым художником. Судя по всему, богатая и уважаемая таверна.

Когда мы раскрыли дверь, перед нами воздвиглись два грандиозных человека. Иных слов и не подберешь. Каждый выше Конана на полголовы (а варвар отнюдь не является коротышкой, скорее, наоборот).

– А-а, аквилонцы! Слуги господина посланника, – разочарованно произнес самый высокий вышибала. – Прощения просим, благородные господа, что заступили дорогу. В городе неспокойно, вот и бдим.

– Неспокойно? – поинтересовался я. – В каком роде?

– В самом что ни на есть прямом, сударь, – охотно ответил вышибала. – Нежить у нас завелась. Какая-то тварь людей убивает, на части разрывая и кровь высасывая. Ни дать, ни взять, настоящий вампир или вурдалак! Вы проходите, достойные месьоры. Вот на эти стульчики присаживайтесь. Сейчас девку позову, пива принесет. Или, если хотите, к своим аквилонцам идите. Они в соседней зале.

Я машинально вытащил из кошелька серебряный сестерций и подал громиле. Тот, повинуясь жесту Конана, сгинул с глаз, попутно кликнув трактирную служанку. Мы заказали жбанчик черного эля, горячую телятину со специями и стали ждать.

– Не выходит у меня из головы эта нищенка, – вдруг поморщился Конан. – Хальк, ты же знаешь, память у меня неплохая… У женщины половина лица была прикрыта тряпьем, но… Такое чувство, что она мне знакома!

– Мало ли у тебя знакомых, – я безразлично пожал плечами. – Привет из прошлого? Может быть, ты встречал ее лет пятнадцать назад, когда она выглядела получше?

– Нет, позже, гораздо позже, – сказал Конан, морща лоб. – Совсем недавно. Год, два назад… Но где? Ладно, плевать! Глянь, какой замечательный эль! Только что сварен! А плотный какой! В таком эле даже Бриан Майлдаф не утонет, хоть и скуден разумом! Ну что, выпьем за удачное посольство герцога Просперо?

И мы выпили. Однако, если бы я знал, какая веселая ночь нам предстоит, ни за что бы не стал пить хмельного.

Я уже похвастался всеми своими титулами и чинами – тайный советник, библиотекарь, кавалер ордена Большого Льва и так далее… Но при внешнем великолепии мое жалование «государственного человека» составляет лишь полтора кесария в день. Соответственно, за один лунный месяц (то бишь за двадцать девять дней, включая праздники) казна выделяет моей персоне сорок три кесария. Вычтем налог и получим ровно четыре десятка золотых монет с вензелем «КК» – «Конан Канах» – которые нужно добывать с боем, скандалом и угрозами немедленной отставки. Полагаю, всем известно скупердяйство канцлера Публио: на свое ведомство он денег не жалеет, но, когда видит умирающего с голода библиотекаря, немедленно становится неимоверно прижимистым. Конечно, меня во дворце кормят, поят, одевают и бесплатно развлекают за счет казны, но это отнюдь не возмещает угнетающего чувства постоянного безденежья. Именно поэтому сегодняшним вечером я пил за счет короля: с Конана не убудет, это во-первых, а во-вторых, я и так чересчур разорился, бросив нищему целого Двойного льва!

– Х-хальк, п-пойдем гулять?

Это сказал Конан, поглотивший два с половиной жбанчика темного эля. Короля слегка развезло, взгляд стал мутным, а речь невнятной. Стареет он, что ли? Или просто устал?

– Нет-нет, никаких гулянок, – поспешно отказался я. Ночные прогулки с Конаном, знаете ли, чреваты. Потасовка с уличной стражей и громкая попойка в дешевом борделе – лишь самое меньшее из предполагаемых приключений.

На колокольне ратуши совсем недавно отбили полночь. Мы отлично поужинали и даже умудрились напиться, хотя для последнего действия много ума не нужно. Конан дошел до той легкомысленной стадии опьянения, когда его начинает тянуть на авантюры, причем на авантюры откровенно дурацкие. Например, сейчас ему взбрело в голову всенепременно забраться на ратушную башню и громко позвонить в колокол. Пускай горожане удивятся: этой ночью полночь случилась два раза!

В «Свинью на вертеле» заходили последние, запоздавшие гости – немедийская стража и ночные работники вроде пекарских подмастерьев: к рассвету каждый житель Рамсбекка должен купить свежий хлеб. Они проходили к стойке хозяина, заказывали пиво, вино или горячую настойку на травах, с любопытством посматривали на облаченного в фейл-брекен Конана (даже в столь пестром городке, как Рамсбекк, горские дикари остаются живой редкостью), мирно усаживались за столы и беседовали о делах. Обычная таверна, обычные посетители. Толстая кошка светло-рыжей масти бродит между столами. Благолепие.

Кошка вдруг выгнула спину и зашипела. Причина для такого поведения у неразумного животного имелась – дверь распахнули пинком, на пороге «Свиньи на вертеле» образовался человеческий силуэт, а мое обостренное обоняние ощутило явственный запах свежей крови.

Силуэт по внимательном рассмотрении обернулся довольно-таки рослым немедийцем в белой форме таможенной управы Трона Дракона. Белоснежный, с иголочки, колет щедро испятнали мокрые багровые разводы. Действительно, настоящая кровь! Драка на ножах, что ли, случилась? Не может быть! Сейчас, когда в городе остановилось посольство аквилонского короля, Рамсбекк охраняется с двойной тщательностью. На улицах не протолкнуться от стражи.

– Чудовище! – взвыл окровавленный. – Помогите! Быстрее же!

Конан всегда являлся человеком практическим и потому, подавшись чуть вперед, громко вопросил:

– Где?

– Не вмешивайся, – поморщился я. – Откуда здесь взяться чудовищу? Мы ведь не в горах Иранистана и не в стигийском склепе! Сиди и пей!

Немедиец продолжал орать – мол, в соседнем доме случилось жуткое убийство. Там засел настоящий вампир! Да что вампир, хуже! Каттакан, не иначе!

Конан отстранил мою руку, поднялся и направился к выходу. Оставалось лишь поспешать за ним. Не бросать же короля в опасности? Две офицеров стражи, сидевшие в таверне, с ворчанием отправились вслед, какой-то молодой черноволосый парень, весь вечер молчаливо потягивавший красное вино, тоже внял паническим призывам и поднялся из-за стола. Когда мы вышли на улицу, выяснилось, что компания охотников на монстра теперь составляется из шестерых вооруженных и полупьяных мужчин. Служащий таможенной управы, не громко переставая паниковать, бегом направился к соседнему строению – двухэтажному кирпичному домику с вывеской «Шорная торговля. Седла и упряжь». В окнах первого этажа мелькал свет, оттуда доносились встревоженные голоса и чей-то низкий, угрожающий рев, смахивающий на медвежий.

Ворвавшись в дом, мы застали прелюбопытную картину. Конан аж рот раскрыл. Тот самый нищий, которого я совсем недавно одарил Двойным львом, стоял перед лестницей, ведущей на второй этаж, и неразборчиво голосил, вертя над головой тяжеленный кузнечный молот. Патруль стражи, явившийся на зов хозяев, теснился у нижних ступенек, даже не пытаясь приблизиться к высоченному громиле в лохмотьях. Он выглядел не просто опасным, а буквально звероподобным – щерил зубы, выкрикивая проклятия, топотал ножищами и вообще представлял из себя живое воплощение аллегории Ярости.

– Это и есть ваше чудовище? – осведомился Конан, преспокойно разглядывая бородача. – Да, страшен и преужасен.

Таможенник молча ткнул пальцем в дальний угол комнаты. Мы посмотрели.

Давненько я не видел ничего подобного. Буквально с тех самых времен, когда два года назад путешествовал в Халогу Гиперборейскую и любопытства ради отправился на арену, где дрались гладиаторы-смертники. Тогда на моих глазах горный барс разорвал в клочья троих бойцов. Выглядели они примерно также.

Тело валявшегося на полу человека располосовали длинными глубокими ранами, какие можно нанести только когтями дикого животного, шея разодрана до такой степени, что голова кажется оторванной… А кровищи! Даже не лужа, целое небольшое море темно-багрового цвета.

– Это не он! – выдавил один из стражников, почему-то указывая на бородатого нищего. – Это сделала… женщина!

– Женщина? – поразился Конан. – Как же ее, беднягу, надо было довести! Кстати, куда она делась?

– Прячется на верхнем этаже! – проорал десятник стражи. – Сумасшедшая тварь! И этот мерзавец такой же спятивший! Он нас не пускает!

– Ах, значит, не пускает? – кивнул варвар. – Ну-ка, пропустите… Посторонись!

Конан легким хищным шагом подошел к лестнице, ловко увернулся от удара молота, расщепившего деревянные перила, и, даже не используя клинок, сбил бородатого с ног – потребовался всего один точный удар кулаком в кадык.

– За мной! – скомандовал варвар в ответ на уважительные взгляды немедийцев. – Этого типа свяжите покрепче!

Конан победоносно глянул на меня, ярко выражая взглядом следующую мысль: «Вот тебе и приключение! Ура!»

Мы всей толпой ринулись наверх. Двое стражей в темно-синей одежде остались связывать бородатого здоровяка.

За дверью обнаружился длиннющий коридор, проходивший через весь второй этаж. Две осторожно обследованные нами спальни оказались пустыми, если не считать свежих кровавых следов и перевернутой мебели, а вот за третьей дверью…

Это существо сидело над трупом хозяина шорной лавки и лакало кровь, вытекающую из жилы на шее. Да, именно лакало. Причмокивало, урчало и вообще выглядело донельзя счастливым. Услышав наши шаги, подняло голову и громко зашипело, оскалив изогнутые клыки.

– Нищенка, – ошеломленно протянул Конан, застыв на пороге. – Та самая!

– Убить мерзавку! – решительно взревел десятник, не собираясь, однако, являть пример доблести и первым соваться в пропитанную запахом смерти комнату. Чудовищное создание потеряло к нам интерес и вернулось к прерванной трапезе. Кто-то из стражников забормотал молитву, взывая к Митре и убедительно Солнцезарного прося испепелить это порождение Сета.

Немедийца внезапно отстранили. Тот самый парнишка, пришедший вместе с нами из таверны, и выглядевший от силы лет на двадцать-двадцать пять, с легкостью отодвинул стража, оттолкнул Конана, вгляделся в женщину, не обращавшую на нас никакого внимания, после чего обернулся и невозмутимо потребовал:

– Уходите. Она слишком опасна.

– Куда «уходите»? – взъярился десятник. – Она умом тронутая! Клыки видишь? Это же вампир! Ее надо прикончить, пока не сбежала!

– Уходите обратно в трактир, – ласково повторил темноволосый, произнося слова с заметным раскатыванием согласных звуков, как говорят на Полудне, и изучающе покосился на Конана. – Ты, киммериец, можешь остаться. Прочие – уходите. Вы ничего не видели.

Он быстро отмахнул рукой, вычертив в воздухе какой-то знак. Стражники, к моему вящему удивлению, слаженно развернулись, приобретя спокойно-безразличный вид и, не говоря ни слова, удалились, едва ли не печатая шаг.

Немыслимо! Мысленное внушение! Кто такой этот парнишка?

А мы с Конаном остались. В обществе поврежденной разумом нищенки и странноватого юноши в черно-зеленой одежде жителя Полуденного Побережья.

– Как это понимать? – осведомился Конан, озадаченно глядя то на взъерошенную женщину, старательно облизывавшую окровавленные пальцы, то на чрезвычайно расстроенного зингарца. – Только не говори, что это твоя подружка! И вообще, почему ты решил, что я киммериец?

– Наряд, – темноволосый парень ткнул пальцем в фейл-брекен Конана. – Люблю варваров – они такие незамысловатые… И почти ничего не боятся. Поэтому я тебя и не отослал. Твой друг похож на лекаря (зингарец кивнул в мою сторону). Производит впечатление человека умного и не подверженного глупой панике.

– Впечатление совершенно ошибочное, – пробормотал я, зачарованно глядя в черные с золотистыми искрами глаза зингарца. С какой стати я решил, что этот человек юн? Он наверняка моего возраста, то есть лет тридцати, а обманчивое впечатление молодости возникает из-за хрупкого сложения и невысокого роста! – Что ты собираешься делать с этой… этой дамой?

– Усыплю, – кратко отозвался новый знакомец. – До этого времени даже не думайте подойти к ней – убьет.

– Да что здесь происходит?! – возмущенно рявкнул Конан. – Кто она такая? И что ты здесь делаешь? Ничего не пойму!

– Она – моя сестра.

– А ты в таком случае кто?

– Ее брат, – вполне справедливо ответил зингарец и улыбнулся. Я онемел, когда увидел мимолетно сверкнувшие зубы молодого человека – четыре тонких острых клыка. Гуль! Рабирийский гуль! Вот влипли!

– Митра Всевидящий! – Конан схватился за голову. – Хальк, я ее узнал! Ринга! Провалиться мне на этом месте! Ринга, герцогиня Эрде, жена Мораддина! Невероятно! Этого просто не может быть! Хальк, держи меня крепче, упаду!

– Не надо никуда падать, – преспокойно ответил зингарец. – Если судить по твоим восклицаниям, ты знаком с моей сестрой? Отлично, это намного упрощает дело. Возьмите веревку, ее придется связать. Да, странствие по дорогам прошлого порой заводит в неожиданные дебри… Варвар, очнись! Я, кажется, велел принести веревку!

Отнюдь не следует считать рабирийских гулей чудовищами и исчадиями Нижней Сферы. Гуль очень схож с человеком, единственным исключением являются клыки, украшающие верхнюю и нижнюю челюсти, да острейшие когти, втягивающиеся в ногтевое ложе наподобие коготков кошки. Гули, называющие себя «Детьми Ночи» или «Бегущими в ночи» – «Гвиллион», являются одной из древнейших разумных рас, обитающих на нашем материке. Они старше людей, старше оборотней и даже гномов, но, увы, к вящему сожалению ученых мужей, никто в точности не знает (кроме самих гулей, разумеется) откуда они взялись и почему стали такими, какие они есть. Обитают гули в Рабирийских горах, своеобразном маленьком государстве, занимающим часть территории Зингары на полуночном восходе этой прибрежной страны.

Как человек начитанный и любознательный, я в течение нескольких лет пытался выяснить хоть какие-нибудь подробности о таинственной жизни на правобережье Хорота, однако не преуспел – гули надежно хранят свои тайны. Единственным же представителем этого странного племени, с которым я познакомился, до последнего времени была и оставалась Ринга, герцогиня Эрде.

Не знаю, когда она покинула Рабиры и по какой причине избрала жизнь среди людей. Представления не имею, сколько ей лет, хотя догадываюсь, что госпожа Ринга давным-давно отметила свое столетие – гули живут в пять или шесть раз дольше людей. Могу только догадываться, каким образом дитя чужой расы смогло достичь высочайшего положения и встать рядом с троном одной из блистательных стран Заката. Говоря по правде, я не знаю о ней почти ничего.

Но уверен, что никогда не встречал и не встречу более умной, красивой, своеобразной и более трезвомыслящей женщины, чем она.

Во многом благодаря госпоже Ринге мы выдержали испытания Полуночной Грозы шесть лет назад. В коротких дневниковых записях невозможно перечесть ее заслуги, ибо для того потребовалось бы написание десятка томов. Она удостоилась всех известных орденов Немедии (а орден Чести почитает своим личным проклятием, ибо Ринга получила не менее четырех таких наград в виде огромного рубина, обрамленного платиной), а Конан одарил госпожу Эрде «Большим Львом», кавалерами которого по статуту ордена числятся всего две дюжины людей. Кстати, ныне орденом Большого Льва награждены только я сам, Ринга и ее муж, Мораддин, герцог Просперо, великий канцлер и Конан. Варвар, как человек непринужденный, наградил сам себя после недавно отгремевшей Кофийской войны.

И вот теперь блистательная герцогиня, лучший работник тайной службы Немедии, неоднократно спасавшая трон, мир и покой своей страны, Ринга, некогда одна из самых влиятельных персон двора короля Нимеда, валяется связанная в моей комнатушке, а над ней сидят четверо мужчин и раздумывают, как поступать дальше с ее светлостью. Ринга, изо рта которой торчит кляп из свернутой столовой скатерти, косит на нас злобными желто-карими глазами, явно не узнавая, и изо всех сил пытается освободиться.

– И кто мне ответит, каким образом моя дражайшая, хотя на редкость взбалмошная сестрица превратилась в животное? – мрачно вопрошал не то у нас, не то у себя самого молодой человек, представившийся братом Ринги. – Ума не приложу, как теперь выковыривать из ее головы это невероятное безумие?

Парень с некоторой высокомерностью именовал себя Рейениром Морадо да Кадена. Имя звучало на зингарский лад, а я припомнил, что да Кадена – одно из старинных семейств Полуденного Побережья. Однако Конан нахмурился и попросил представиться покороче.

Покороче вышло так – Рейе, сын Драго. Сын того самого Драго, легендарного вождя рабирийских гулей… В какие интересные времена мы живем и какие невероятные встречи приуготовляет нам злодейка-судьба!

– Давайте разберемся по порядку, – рассудительно сказал Конан, хмуро поглядывая на Рингу, старавшуюся вытолкнуть кляп изо рта. – Откуда она здесь появилась? В Тарантию пришло сообщение, что герцог и герцогиня Эрде погибли! И вдруг я встречаю свою старую подругу в немедийской глуши, на границе трех государств, да еще узнаю, что в городе несколько дней орудует безжалостный убийца, каковой, бесспорно, и есть Ринга. В довесок появляешься ты, Рейе… По-моему, в маленьком Рамсбекке скопилось чересчур много гулей, вам не кажется?

– Кажется, – согласился я. – Давайте для начала лучше выслушаем месьора Клейна.

Означенный месьор Клейн и был тем самым громилой с рожей каторжника и узловатыми ручищами кузнеца, что размахивал молотом на лестнице дома шорника. Мне и Конану вкупе с братом Ринги пришлось его вытаскивать из неприятностей, которые, само собой, не замедлили воспоследовать после убиения семьи шорника повредившейся умом госпожой Эрде. Во многом нам помог гуль – у рабирийского племени есть врожденная способность к мысленному внушению. Рейе отвлекал стражу, пока Конан выносил из дома завернутое в покрывало тело Ринги, а я тащил за собой бородача – последний был не то телохранителем, не то слугой спятившей герцогини.

– Клейн? – я потеребил бородатого за рукав грязной рубахи. – Рассказывай! Как вы оказались на границе? Почему пришли в Рамсбекк? Говори!

– Чего говорить, господин? – угрюмо прогудел разбойник. – Их светлость герцог, когда жена умом повредилась, приставил меня за госпожой присматривать. Она, конечно, опасная, но не вредная. Не капризничает, ест, что дают. Меня никогда и пальцем не тронула. Только ей каждый день свежая кровушка нужна. Теперь совсем плохо стало, раньше-то я госпоже Ринге поросят да курей покупал…

– Сумеречное безумие, – неохотно проговорил Рейе, отвечая на наши настойчиво вопрошающие взгляды. – Такое бывает у нашего народа. Переизбыток эмоций и чувств, слишком много тревог и страхов… Болезнь сумерек крайне опасна и почти неизлечима. В гуле просыпается древняя Тьма, частица которой заключена в каждом из нас – великое проклятие, наложенное на наших предков, служивших Роте-Всаднику, величайшему и несчастливейшему среди божеств Полуночи.

– Очень познавательно, – фыркнул Конан. – Рота-Всадник, крепость Трех Вулканов… Ты говоришь о невообразимой древности! Как можно увязать безумие Ринги и какого-то Роту, сгинувшего десять тысяч лет назад?!

– Не десять, а восемь с половиной, – дотошно поправил Рейе. – Крепость же у трех вулканов звалась Астахэнна… Вы, люди, никогда не даете себе труда разобраться в истинности минувшего. Ладно, это неважно. Мы говорим о Ринге, – гуль осторожно поправил голову сестры, немедля попытавшейся укусить его за палец, чему помешала затычка во рту, и обратился к Клейну: – Значит, ты утверждаешь, что госпожа начала сходить с ума этой зимой?

– Истинно так, господин, – ответил бородатый. – Ее долго искали, ловили. Госпожа бегала по непотребным заведениям, любилась, простите за выражение, со всяким встречным-поперечным, потом убивала… Почти тридцатью жизнями совесть отяготила, и это не считая бедолаг, которые попались ей на глаза по дороге от Бельверуса. Едва мы из столицы ушли…

– Как ушли, когда, при каких обстоятельствах? – напряженно перебил Конан. – Куда вы направлялись?

– Госпожа твердила – в Аквилонию, в Аквилонию, – простецки ответил Клейн. – Я что, человек маленький. Ихняя светлость приказал оберегать хозяйку – я и оберегаю. Дом сгорел, мы по подземному ходу ушли. Вовремя в подвал кинулись, потому и не погибли. Едва выбрались наружу, госпожа указала пальцем на закат и начала твердить: «В Аквилонию!». Я госпожу послушался, повел самой безопасной дорогой. А как путешествовать без денег? Воровал, само собой, попрошайничал. Стыд один. Хорошо хоть госпожа сама себя прокармливает…

Рейе скривился:

– Какой позор… Отцу рассказать – не поверит! Гуль никогда не убивает человека ради пищи, мы предполагаем, что употребление крови смертных – божественный ритуал…

– Счас дам кулаком в лоб – будет тебе ритуал! – пригрозил Конан. – Кровопийцы! Еще раз упомянешь о подобном – своими руками прирежу!

Гуль оскорбился и высокомерно промолчал.

– Все умерли! – тоскливо вещал Клейн. – Господин Эрде, дочка с сыном… Госпожа чувствует, что родная кровь пролилась и безумствует все больше. Словно мстит человеческому роду. Только меня не трогает. Да я бы на ее месте взял меч и зарубил каждого, кто на пути встанет! Еще бы – всю семью потерять!

Из этого долгого сбивчивого рассказа мы извлекли слишком мало полезных сведений, проливающих свет на недавние события в Бельверусе. Туповатый Клейн не смог ответить на вопрос, кто напал на дом хозяина, сумел ли выжить еще кто-нибудь, кроме Ринги, и что вообще происходит в Немедии – в конце концов, никакие мятежи и бунты не вспыхивают без причин. Самое смешное, что Клейн даже не знал о гибели королевской семьи, ему это было просто неинтересно. Задача Клейна – охранять госпожу, чем он старательно и занимался вплоть до нынешнего вечера.

– Может быть, поспрашивать саму Рингу? – неуверенно предположил Конан, посмотрев на Рейе. – Глядите, она вроде бы успокоилась…

– Кляп будешь вынимать ты, варвар, – ответил гуль. – И попрошу не жаловаться, если останешься без пальцев.

– Почему ты называешь меня варваром? – осведомился Конан. – Мы же совсем не знакомы! Вдруг я переодетый аквилонский дворянин?

– Посмотри на свое отражение в зеркале, – Рейе ухмыльнулся, не разжимая губ. – Ты-то, может быть, и переодетый дворянин, но длинная череда твоих предков оставляет за спиной столетия беспросветного варварства. Одна одежда чего стоит! Не понимаю, как можно таскать эти жуткие неудобные тряпки! А какой мужчина заплетает косички во исполнение обетов? Одного не могу понять – ты из Темры или свалился прямиком со скал Эйглофиата? А может быть, из Нордейхма?

– Но-но! – Конан пригрозил гулю кулаком. – Еще раз назовешь меня нордлингом – лишишься клыков и всю оставшуюся жизнь будешь тянуть кровушку через тростниковую трубочку. Надо же, не уметь отличить киммерийца чистейших благородных кровей от какого-то провонявшего сыром скудоумного асира или тугодумного ванира!

– На наш взгляд вы все одинаковы, – вздохнул Рейе и нагнулся над Рингой. – Кстати, в суматохе мы толком и не представились, а этикет обязывает. Ты знаешь слово «этикет»?

– Я еще много других полезных слов знаю, – хохотнул Конан. – Ладно, вот тебе этикет: Конан Аквилонский из Канахов, король Трона Льва. Доволен?

– М-да… Однако… – вот теперь гуля проняло и он воззрился на Конана с безмерным удивлением. Правда, мысли пораженного обитателя Рабиров немедленно направились в противоположную от почтительного чувства сторону: – До чего докатилась цивилизация Заката, подумать страшно. Аквилонией правят варвары! Конечно, до нас, рабирийцев, доходили слухи о новом правителе Тарантии, но я никак не мог предложить, что это будет выглядеть так… экзотично.

– Я всегда подозревал, что любого гуля кровью не пои, дай только гадость сказать! – огорченно проворчал Конан. – Ринга всегда была такой же. Узнаю манеры. Чего сидишь, вытаскивай кляп, нелюдь! Попробуем поговорить с ее светлостью герцогиней. А ты, Клейн, спустись вниз и поставь на огонь большой чан с водой. Госпожу надо хоть немножко отмыть, а то от нее разит, будто от сотни варваров… кхм.

Рейе одной рукой, надавив на лоб Ринге, прижал ее голову к полу, а второй выхватил свернутую в тугой комок льняную ткань. И едва не поплатился – Ринга все-таки успела дернуться и щелкнуть своими острейшими клычками в полудюйме от ладони брата.

– Совсем одичала в людском обществе, – бросил Рейе, пожав плечами. – Ну-с, возлюбленная сестрица, посмотри-ка на меня внимательнее! Кого ты видишь? Ринга, не вертись! Можешь хоть несколько мгновений полежать спокойно?

Рейе доверительно посмотрел на меня и на Конана, и громко прошептал:

– Это разбойница всегда была настоящим проклятием нашей семьи! Ринга, ты меня узнаешь?

– Отец? – наконец проворковала герцогиня, по-птичьи искоса Рейе. – Драго, Драго, Драго – дитя лесных тропинок и поющих звезд над соснами… Здравствуй, Драго. А-а, здесь еще и аквилонец? Какой ты, однако, клетчатый сегодня…

Конан гордо поправил длинный отрез пледа, закрепленный на плече фибулой, и вопрошающе воззрился на Рейе. Тот лишь руками развел. Видимо, сам ничего не понимал.

– Я не Драго, сестричка. Я Рейенир. Помнишь такого?

– Рейенир, Драго – какая, в сущности, разница? Вы все утонете в красном омуте. Я уже утонула. Лежу себе на дне… Я давно умерла, только никто не догадывается положить меня на погребальный костер, чтобы ветер разнес пепел по залитым красным огнем землям… Здравствуй, Драго, здравствуй. Как поживает Рейенир?

– Что она несет? – прямо спросил Конан, а гуль лишь возвел очи горе.

– Она решила, что я – наш отец. Конечно, определенное семейное сходство имеется… Похоже, ничего толкового мы от Ринги не услышим. Придется снова рот затыкать.

– Так затыкай! – воскликнул Конан. – Между прочим, благородные месьоры, никто не думал о том, что нам следует делать дальше с ее кусачей светлостью? Вы же сами должны понять, отпускать Рингу на свободу категорически не стоит! Она опять начнет убивать, а рано или поздно погибнет сама. А уж о том, сколько чужих жизней положит, я и думать не хочу. Рейе, какие будут соображения?

– Соображения просты, – немедля ответил гуль. – Эту сумасшедшую нужно немедленно вывезти куда-нибудь подальше от людей.

– Как – подальше? – не понял Конан. – Спрятать в лесу, в горах?

– Именно в горах. В Рабирийских, – сказал Рейе. – Я, дорогие друзья, как раз и ехал в Немедию, чтобы вытащить сестренку из неприятностей. Впрочем, это только мое дело. Но если уж вы знакомы с Рингой и хотите ей помочь – помогите мне. Нужен фургон, беспрепятственный проезд по землям Аквилонии до Зингары… Охрана не требуется, я в силах постоять и сам за себя, и за сестру. Вдобавок я возьму с собой этого бородатого дуболома, Клейна.

– Устроить подорожную и фургон я смогу, – ответил Конан. – Все бумаги Просперо подпишет завтра утром. Кроме того, герцогу будет неприятно узнать о том, что Ринга… заболела. Просперо и Ринга знакомы со времен войны в Пиктской Пуще. Если ты доставишь Рингу в Рабиры, это будет полезно и для нее, и для остальных. С тобой можно будет как-нибудь связаться?

– Можно, – кивнул Рейе. – Отсылай депеши в Ильян – это зингарская крепость на границе. Дом торговца Пратта, меха и изделия из кожи. А дальше письмо мне передадут со всей возможной быстротой… Что-то я проголодался. Как насчет ужина?

– Моих гвардейцев не трогать! – вскинулся Конан. – Немедийцев жри сколько хочешь, а наших…

– Да я вовсе не это имел в виду! – возмущенно перебил гуль. – Фу! Люди – это омерзительно! Даже на вкус! Оставим Рингу здесь, а сами пойдем на кухню. Немного вина, немного крольчатины… И давайте наконец познакомимся хоть чуточку ближе. Все-таки вы называете себя друзьями моей сестры!