Сын вожака стаи

Глава 9

— Найди тех, кто напал на волчицу, — голос звучит ровно, но в нём чувствуется сталь. — Мне не важно как, но чтобы через час они были в клубе.

Глава охраны, массивный мужчина с каменным лицом, лишь коротко кивает, принимая приказ. Он знает, что я не потерплю ни малейшего промедления. Слова были сказаны не для обсуждения, а для действия.

Виски обжигает горло, оставляя тёплый след. Мысли о ней, о сыне, не дают мне расслабиться. Волчонок. Мой волчонок. Он не просто похож на меня — он моя кровь. Чувствовал это каждой клеткой, каждым вздохом, но этого недостаточно.

Амели признаёт только факты. И я их добуду. У меня есть средства, есть связи. ДНК не врёт. Вскоре я буду держать в руках доказательства, и она больше не сможет прятаться за своим упрямством и страхом.

Поднимаюсь и прохаживаюсь по комнате. Моя волчица раненая, но живая. Выстояла. И это снова подтверждает, что она моя. Сильная, дерзкая, но ей не хватает защиты. Моей защиты.

Проходит чуть больше сорока минут, когда дверь открывается. Двое моих охранников вталкивают в клуб двух молодых оборотней. Они едва держатся на ногах, их лица в синяках, а выражение полное страха. Ещё чуть-чуть, и они готовы упасть на колени.

—Вот они, — сдержанно говорит глава охраны, кивая в сторону пленников.

Оглядываю их. Лица знакомы, типичная мажорная молодёжь, которая думает, что может делать всё, что угодно, без последствий. Тело напрягается, волк внутри рычит, рвётся наружу. Они ранили мою волчицу.

— Падайте на колени, — говорю холодно, в голосе звучит приказ.

Мгновенно опускают головы, тела содрогаются от страха. Один из них пытается заговорить, но поднимаю руку, останавливая его.

— Вы знали, на кого напали? — голос режет тишину, звучит холодно, властно. Мой взгляд прожигает их насквозь. — Вас не научили, что трогать волчицу с детёнышем — это смертный приговор?

Один из них, молодой и явно глупый, поднимает голову, но тут же опускает, встретившись с моими глазами. Его губы дрожат, но он всё же выдавливает из себя:

— Мы… Мы просто хотели… поразвлечься, — заикается. — Самочка была… аппетитной…

Мои глаза вспыхивают, волк внутри взрывается яростью.

— Поразвлечься, — перебиваю.

Сжимаются, дрожа от страха, пытаясь избежать моего гнева. Но это бесполезно.

Голова кипит от мыслей. Сценарии всплывают в сознании, один страшнее другого. Если бы Амели не выстояла. Если бы её волчица не нашла силы защититься. Они бы убили моего сына.

А потом… они бы развлекались с Амели. Челюсть сжимается, едва сдерживаюсь, чтобы не позволить волку взять верх прямо сейчас.

— Вы даже не представляете, как близко вы были к смерти, — тихо произношу, но в этих словах слышится чистый, необузданный гнев.

Застывают, не двигаясь, боясь даже дышать. Взгляд скользит по ним. Эти жалкие создания осмелились поднять лапу на то, что принадлежит мне.

Они пытаются заговорить, но одно резкое движение моей руки заставляет их замолчать. Тишина становится густой, почти осязаемой. Их глаза — полные страха и паники — устремлены на меня.

— Вы бы убили детёныша, — говорю медленно, мои слова режут воздух. — А потом посмели бы… поразвлечься с моей волчицей.

Мой голос становится ниже, резче. Каждый звук насыщен яростью, которая нарастает, как волна, готовая обрушиться на них.

— Мы… мы не знали, — наконец выдавливает. — Мы думали, она одна…

— Одна? — перебиваю, не давая ему закончить. — Запах волчонка, вы, идиоты, не учуяли? — рычу, слова срываются с губ.

Но говорить с ними — пустая трата времени. Их глаза затуманены, движения заторможенные. Под кайфом. Эти двое даже не осознают, насколько глубоко вляпались. Волк внутри рвётся к наказанию. К правосудию. Они заслуживают строгого урока, чтобы ни один из них не посмел повторить такую глупость.

Но мои мысли обрываются, когда дверь приоткрывается, и появляется глава охраны. Его лицо насторожено.

— Шеф, там девушка с волчонком. Она ждёт вас.

Амели.

Моё тело напрягается, ярость на мгновение стихает, уступая место новому чувству — напряжению, которое растёт внутри, как стальная пружина.

— Не вовремя, — шепчу сквозь зубы, — Пусти ее.

Бросаю последний взгляд на этих двоих. Их бледные, перепуганные лица ничего не значат для меня сейчас. Волчица с детёнышем важнее. Намного важнее.

Взгляд цепляется за неё сразу, как только она появляется в поле зрения. Её движения быстрые, но она явно пытается держаться. Напряжение в её теле говорит громче слов.

— Парни, уберите, — мой голос звучит жёстко, но я даже не смотрю в их сторону. Они знают, что делать, и без слов.

— Тебе не нужно быть здесь, — произношу резко, шагнув ближе. Мой взгляд устремлён на неё, но затем опускается на волчонка. Скулёж, дрожь, его маленький нос, который пытается улавливать воздух, — всё это бьёт по моим инстинктам.

— Что случилось? — голос звучит иначе. Я сам это замечаю. Тревога просачивается сквозь слова, хотя я стараюсь держать её под контролем.

— Он не может обратиться, — отвечает она, её голос дрожит. Я вижу, как её глаза блестят от слёз, но она пытается держаться.

Идём по коридору к номеру. Каждый шаг звучит глухо, будто отдаётся эхом не только в пространстве, но и в моих мыслях. Сын в моих руках постепенно перестаёт дрожать. Оборот должен был произойти естественно, легко, как это всегда бывает у щенков. Но что-то пошло не так.

Это не просто физическая слабость. Здесь что-то глубже. Что-то, что идёт изнутри. Мой волк это чувствует. Инстинкты кричат мне, что причина не только в ребёнке, а в том, что его стая разорвана.

Я бросаю взгляд на Амели. Идёт рядом, плечи опущены, взгляд устремлён в пол. Её волчица на пределе. Это видно по напряжённым движениям, по тому, как она постоянно переводит взгляд на ребенка. Она вымотана. И я понимаю, почему.

Волчица пыталась сделать всё сама. Без меня. Без стаи. Она растила его одна, лишая того, что должно было быть с самого начала.

Волчонок не смог завершить оборот, потому что его природа требует большего. Он не чувствует рядом альфу, не ощущает меня. Его гены зовут его ко мне, но он не знает, как следовать этому зову, потому что вырос в одиночестве. Это не его вина. И не его слабость.

Когда мы входим в номер, я кладу Коди на кровать. Его маленькое тело всё ещё дрожит, но глаза уже не так испуганно блестят. Он устал, вымотался, но продолжает бороться. Даже в таком состоянии он пытается. Это… мой сын.