Священная охота

Глава 12

Ингри не пришлось колотить в дверь, чтобы разбудить слуг: привратник, хоть и в ночной рубашке и с накинутым на плечи одеялом, вышел на первый же тихий стук. Решительный вид, с которым он снова запер двери, был ясным намеком на то, что привратник рассчитывает: это беспокойство было последним за ночь. Ингри ждала горящая свеча в стеклянном подсвечнике, чтобы он не споткнулся на лестнице.

Поблагодарив привратника, Ингри начал преодолевать ступени. Сверху, с площадки, навстречу ему лился свет: на столе горела лампа, а на ступени следующего лестничного марша стояла свеча. Рядом с ней, обхватив колени руками, сидела леди Йяда, закутавшись в халат из какой-то темной материи. Ножны меча Ингри задели за стену в узком пространстве лестницы, и этот звук заставил девушку поднять голову.

— С вами все в порядке! — хриплым голосом прошептала Йяда, протирая глаза.

Ингри от неожиданности заморгал и поспешно огляделся. Последний раз, когда женщина в беспокойстве ждала его, случился… в незапамятные времена. Поблизости не было видно ни дуэньи, ни его слуги Теско.

— А разве мне что-то грозило?

— Приходил Геска, часа три или больше тому назад, и сказал, что к лорду Хетвару вы так и не явились.

— Ох… Да, меня отвлекли.

— Я воображала себе всякие ужасы, случившиеся с вами.

— А в их число не входил огромный белый медведь и пират-поэт?

— Нет…

— Тогда не такие уж ужасы вы себе воображали.

Брови Йяды поползли вверх. Она поднялась и сделала шаг с лестницы на площадку; благоухающее, несомненно, спиртным дыхание Ингри заставило ее отшатнуться и помахать в воздухе рукой, разгоняя винные пары.

— Вы пьяны?

— По моим стандартам, безусловно. Хотя я в состоянии ходить, разговаривать и с ужасом ожидать завтрашнего дня. Я провел вечер, пируя с двадцатью пятью безумными южными мореходами и белым медведем на их ладье. Они меня накормили. Вы Теско не видели?

Йяда кивнула в сторону закрытой двери покоев Ингри.

— Он явился с вашими вещами. Думаю, он уснул, дожидаясь вас.

— Неудивительно.

— Что с письмом? Я тревожилась, не попало ли оно не в те руки.

Ох… Так это о письме она беспокоилась, поэтому и дожидалась тут в темноте…

— Благополучно доставлено. — Ингри на мгновение задумался. — Ну, доставлено во всяком случае. Насколько благополучно… Я не рискую гадать, не грозит ли нам опасность со стороны Льюко. Он одевается как храмовый клерк, хотя таковым и не является.

— Вы однажды говорили о том, какого сорта храмовые клерки займутся моим делом… Что вы думаете о нем? Он честен или нет?

— Я… не думаю, что его можно подкупить. Отсюда, однако, не следует, что он окажется на вашей стороне. — Ингри поколебался. — Его коснулся бог.

Йяда склонила голову к плечу.

— Вы сами сейчас выглядите так, словно вас коснулся бог.

Ингри вздрогнул.

— Как вы можете это определить?

Белые пальцы Йяды протянулись в танцующих тенях к его лицу, словно обводя его контуры.

— Я однажды видела, как одного из солдат моего отца после падения тащила лошадь. Он не особенно пострадал, но поднялся совершенно потрясенным. Ваше лицо более сосредоточено и не покрыто кровью и грязью, но выражение глаз такое же. Слегка безумное.

Ингри почти прижался щекой к ее руке, но леди Йяда слишком быстро ее убрала.

— У меня выдалась очень странная ночь. Что-то случилось в храме. Льюко завтра придет повидаться с вами, кстати. И со мной тоже. Думаю, я в беде.

— Тогда сядьте и все мне расскажите. — Йяда потянула Ингри вниз и заставила сесть рядом с собой на ступеньку. Глаза ее были огромными и темными от новой тревоги.

Ингри, запинаясь, рассказал девушке о происшествии во дворе храма, о встрече с белым медведем и его богом. За время рассказа Йяда дважды охнула и один раз захихикала, а описание Джокола, его ладьи и его стихов выслушала с зачарованным выражением лица.

— Я подумал, — говорил Ингри, — что поведение Фафы — дело рук белого бога, который разгневался на нечестных служителей. Но сейчас, когда я возвращался с Геской, это случилось опять. Колдовской голос… Я не знал, что им обладает мой волк… или я. Пятеро богов, я теперь не могу быть уверен, что не зазеваюсь и такое снова не случится. У меня никогда раньше не было подобной способности.

— Жители болот, — задумчиво сказала Йяда, — утверждают, что их гимны были когда-то колдовскими… Давным-давно.

— Или где-то в дальних краях. — «Лесная колдунья на южном острове…» — То, что происходит с нами, происходит здесь и сейчас, и это смертельно опасно. Хотел бы я знать: известно ли Венселу о колдовской силе? И обладает ли ею он сам? Почему он не воспользовался ею в отношении нас? Кстати, думаю, что он вскрыл и прочел письмо Халланы, пока мы сидели за ужином. Просвещенный Льюко говорит, что письмо было вскрыто.

Йяда резко выпрямилась и судорожно вздохнула.

— Ох! О чем говорилось в письме?

— Я его не читал, но, как я понял, в нем подробно описаны события в Реддайке. Так что по крайней мере с того момента, когда он снова присоединился к нам за ужином, Венсел знал о заклятии и знал, что я это от него скрыл. Вы не почувствовали перемены в нем, когда он вернулся?

Йяда нахмурила брови.

— Пожалуй, он показался мне более откровенным. Может быть, в надежде на то же самое с вашей стороны?

Ингри пожал плечами.

— Возможно.

— Ингри…

— М-м?

— А вы что-нибудь знаете о знаменосцах?

— Не больше, чем о шаманах. Я читал некоторые дартаканские сообщения о битвах с воинами Древнего Вилда. Дартаканцы не питали пламенной любви к их знаменосцам. Воины, несшие в себе духов животных, да и все воины кланов вообще отчаянно защищали свои штандарты. Если знаменосец не желал отступать, воины бились вокруг него — или нее, если Венсел говорит правду — до последнего человека. Поэтому-то солдаты Аудара всегда старались повергнуть знамена врага на землю как можно скорее. В летописях говорится, что долгом знаменосца, среди прочего, было перерезать горло тем собственным воинам, которые были ранены слишком тяжело, чтобы их можно было унести с поля битвы. Это считалось почетной смертью. Раненый, если он был еще в силах говорить, должен был благословить знаменосца и поблагодарить его меч.

Йяда поежилась.

— Об этом я не знала.

Ее взгляд на мгновение сделался отсутствующим; Ингри не мог догадаться, какие мысли сейчас занимают девушку. Воспоминание о сновидении в Израненном лесу? Но ведь воины, уже погибшие, едва ли могли бы ожидать столь ужасной услуги от своей знаменосицы…

— Попробуйте узнать, — сказала Йяда, — что известно Венселу, когда будете расспрашивать его про Священное древо.

— М-м… Вот еще одна встреча, перспектива которой меня не радует. Не думаю, что Венсел будет мной доволен после сегодняшнего представления. Хоть все это и походило на фарс, я привлек к себе внимание жрецов. Я боюсь Льюко.

— Почему? Если он друг и наставник Халланы, он не может быть бесчестным человеком.

— Ох, не сомневаюсь, что он может быть верным другом, но и беспощадным врагом тоже. Очень неприятно было бы, окажись он на стороне наших противников. — Может быть, он так думает просто по привычке? Ингри вспомнил искренне желающих ему добра жрецов в Бирчгрове, подвергавших его пыткам ради здравия его рассудка. Те события сделали боль для Ингри единственной, хоть и ненадежной границей между его друзьями и его врагами.

— На чьей стороне, по-вашему, вы сами? — нетерпеливо спросила Йяда.

Мысли Ингри были остановлены на полном скаку.

— Я не знаю. Каждая стена, на которую я опираюсь, уходит в сторону, и я двигаюсь по кругу. — Ингри поднял голову и увидел совсем рядом глаза Йяды, янтарные в колеблющемся свете. Зрачки Йяды были огромными, они, казалось, впивают в себя Ингри. Он мог бы упасть в них, как в глубокий колодец, и, в свою очередь, выпить до дна. Да, Йяда обладала притягательной красотой, под которой таилось волнующее свободолюбие духа леопарда. Однако помимо этого… было и что-то еще. Ингри хотелось дотянуться до этой тайны, тайны столь важной. — Я на той стороне, где ты. И не только ты.

— Тогда, — выдохнула Йяда, — это же можно сказать и обо мне.

Ох… Ни время, ни его сердце, конечно, не остановились, и все же Ингри на мгновение почувствовал себя так, словно сделал шаг с огромной высоты, но не начал падать. Веса не было.

— Милая моя мыслительница…

На то, чтобы преодолеть малое расстояние — не больше ширины ладони, — которое разделяло их губы, не потребовалось и секунды. Глаза Йяды широко раскрылись.

Ее губы были именно такими нежными, как он и ожидал, и теплыми, как солнечный свет. Первое прикосновение было робким и целомудренным, но тело Ингри сотряс оглушительный удар, прокатившийся по всем его членам. Руки Ингри дрожали, и он унял дрожь, обвив одной рукой талию Йяды, а другой зарывшись в ее распущенные темные волосы. Теплые ладони легли ему на плечи, пальцы судорожно впились в мышцы. Губы Йяды ответили на его поцелуй.

Следом затем первым ударом Ингри окатила волна желания, воспламенив его чресла, заставив вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он так обнимал женщину… Нет, так он женщину никогда не обнимал! Поцелуй внезапно сделался страстным, а вовсе не целомудренным. Он не мог оторваться от губ Йяды, и ее белые руки все крепче стискивали его. Их сердца начали биться в едином ритме.

И тут они проникли сквозь друг друга…

Волшебный поцелуй неожиданно перестал для них быть просто красивой фразой. В этом поцелуе на самом деле не было никакой романтики — он пугал до потери дыхания. Йяда задохнулась, Ингри охнул, и они отстранились друг от друга, хотя продолжали держаться за руки — не как влюбленные, скорее как люди, цепляющиеся друг задруга, чтобы не утонуть.

Глаза Йяды, и раньше широко раскрытые, теперь стали огромными — одни зрачки с узенькой золотой полоской вокруг.

— Что ты?.. — выдохнула девушка в тот же момент, когда Ингри прошептал:

— Что ты сделала?

Одна рука Йяды прижалась к сердцу под темной тканью одежды.

— Что это было?

— Не знаю. Я никогда… не чувствовал…

Скрипнули половицы, что-то звякнуло… Ингри отпрянул от Йяды в тот момент, когда дверь его комнаты распахнулась. Йяда обхватила себя руками, словно ощутив внезапный холод, и шепотом бросила неподобающее короткое слово. Ингри только успел бросить на нее лукавый взгляд, когда из комнаты на еле освещенную лестничную площадку выглянул заспанный Теско.

— Милорд? — вопросительно протянул он. — Я услышал голоса… — Парень удивленно заморгал, увидев сидящую на ступеньке пару.

Йяда поднялась, взяла свою свечу, подарила Ингри безмолвный пламенный взгляд и упорхнула наверх.

На мгновение позволив себе безответственное мечтание, Ингри представил себе, как обнажает меч и обезглавливает слугу. К несчастью, площадка была слишком тесной для такого взмаха. С долгим вздохом Ингри прогнал видение и поднялся на ноги.

Теско, возможно, почувствовал неудовольствие Ингри из-за его несвоевременного вмешательства и с настороженным поклоном распахнул дверь перед своим господином. Неуклюжего парня приставили к Ингри, когда он еще только стал доверенным лицом Хетвара. Ингри привык сам о себе заботиться, так что обращался со слугой с равнодушием, которое постепенно преодолело изначальный ужас Теско перед устрашающей репутацией хозяина — пожалуй, даже слишком. В тот день, когда Ингри обнаружил, что Теско прикарманивает то немногое, чем он владеет, он подтвердил свою репутацию наглядной демонстрацией, после чего остальные слуги Хетвара принялись вовсю дрессировать своего младшего собрата: ведь если бы Ингри выгнал Теско, заменить его пришлось бы кому-нибудь из них.

Ингри позволил Теско стянуть с себя сапоги и отдал некоторые распоряжения на утро. После этого он рухнул на кровать, но уснуть не смог.

Он был слишком возбужден, чтобы спать, слишком пьян, чтобы мыслить ясно, и слишком измучен, чтобы подняться с постели. Кровь, казалось, пенится в его жилах, поет в ушах. Ингри с острым вниманием вслушивался в каждый шорох с верхнего этажа. Продолжает ли Йяда дышать в том же ритме, что и он? Ингри все еще был возбужден, но что-нибудь предпринять по этому поводу боялся: если Йяда так же ощущает каждый удар его сердца, как он — ее…

Они, конечно, шли к этому моменту полного слияния уже не один день. Ингри чувствовал себя так же связанным с Йядой, как если бы они были парой гончих на одной сворке.

«Ну так кто же охотник? И что собой представляет дичь?»

Тяжкий звон сковывающей их цепи отдавался в костях Ингри — цепи тоньше паутинки и крепче стали.

Ингри не было нужды вслушиваться в скрип кровати, на которой ворочалась Йяда. Он знал о ней все с такой же точностью, как знал положение собственного тела, и даже протянул в темноте к ней руку.

«Это же иллюзия. Я просто схожу с ума от безответного вожделения…»

Только теперь вожделение не казалось таким уж безответным. На лице Ингри на мгновение появилась совершенно идиотская улыбка.

Должно быть, он все-таки уснул, потому что Теско пришлось вытащить его из постели на пол, чтобы разбудить. Руки у слуги дрожали: он испытывал ужас перед сонным Ингри, но не меньший — перед возможностью ослушаться приказания. Продрав глаза, Ингри заверил Теско, что ослушание обошлось бы ему дороже. Через некоторое время ему удалось сесть, хоть все тело у него и болело.

Ингри позволил Теско помочь себе в умывании, бритье и одевании — чтобы не задеть рану на правой руке: новая повязка, наложенная лекарем на ладье, была насквозь пропитана сочащейся кровью, но времени менять ее уже не было. Грязный бинт с левого запястья Ингри решил снять: та рана почти зажила, остались лишь розовые шрамы, коричневые струпья и позеленевшие синяки. Рукав темно-серого камзола, который Ингри носил в городе, достаточно хорошо их скрывал. Натянув сапоги, надев портупею с мечом и сунув за пояс кинжал, Ингри счел себя выглядящим достаточно пристойно, если не считать покрасневших глаз и бледного лица.

Он с отвращением отказался от хлеба, с жадностью выпил кружку чая и спустился по лестнице. Подняв глаза, он обнаружил, что два этажа для него не препятствие.

«Йяда все еще спит. Это хорошо».

Воздух снаружи был холодным и влажным, света хватало только на то, чтобы Ингри мог разглядеть дорогу. На противоположный конец Королевского города он добрался с головой все еще тяжелой, но все же благодаря прогулке соображающей несколько лучше.

Рассвет возвращал миру цвета. Надежный камень широкого фасада дворца Хетвара приобрел оттенок свежего масла. Ночной привратник сразу же узнал Ингри, выглянув в скважину тяжелой резной двери, и распахнул одну створку, чтобы тот мог войти в сумрачную тишину богатого жилища. Ингри отмахнулся от пажа, который хотел доложить о нем, и решительно поднялся по лестнице в кабинет хранителя печати. Вокруг бесшумно суетились слуги, распахивая ставни, растапливая камины, таская воду на кухню.

Ингри удивленно заморгал и замедлил шаги, когда, свернув за угол коридора, обнаружил, что у кабинета Хетвара, прислонившись к стене, стоит знаменосец принца-маршала Биаста, лорд Симарк кин Стагхорн. Они с Ингри обменялись приветствиями как старые знакомые.

— Принц здесь? — тихо спросил Ингри.

— Угу.

— Давно вы прибыли?

— Мы были у ворот столицы два часа назад. Принц бросил повозки и свиту в болоте возле Ньютемпла. Мы скакали всю ночь. — Симарк повел плечами, и с его одежды посыпались комья высохшей грязи.

— Это вы, Ингри? — донесся из кабинета голос Хетвара. — Идите сюда.

Симарк, подняв брови, посмотрел на Ингри; тот поспешно проскользнул в кабинет. Сидевший за своим столом хранитель печати знаком велел ему закрыть за собой дверь.

Ингри поклонился принцу-маршалу, который сидел, вытянув перед собой ноги в заляпанных грязью сапогах, в кресле напротив Хетвара, потом — хранителю печати. Оба они ответили на его приветствие, и Ингри, заложив руки за спину, стал ждать вопросов.

Биаст выглядел таким же усталым, как и его знаменосец. Принц Биаст был немного ниже ростом, чем его младший брат Болесо, и не такой широкоплечий, но все равно, как и все Стагхорны, отличался атлетическим сложением, темными волосами и длинным подбородком — бритым в отличие от привычки других членов семьи. Глаза Биаста были проницательны, и если он и обладал таким же темпераментом и чувственностью, как младший брат, эти качества находились под жестким контролем. Биаст сделался наследником своего отца всего три года назад, после безвременной кончины старшего сына короля — Бизы. Пока на него не легли многотрудные обязанности наследника, средний принц стремился к военной карьере, и походы оставляли ему мало времени и для придворной дипломатии, в чем был силен Биза, и для сомнительных развлечений Болесо.

Хетвар был уже одет для выхода — не со своей обычной простотой, а в траурный придворный наряд; поверх отделанной мехом туники лежала тяжелая цепь, говорящая о его ранге. По-видимому, он собирался вскоре присоединиться к погребальной процессии Болесо перед тем, как она достигнет столицы. Хранитель печати был человеком среднего роста, среднего сложения, среднего возраста; потворство плоти не входило в число его слабостей, несмотря на все соблазны, окружающие его при дворе. Ингри подумал о том, что просвещенному Льюко свойственны такие же обманчиво мягкие манеры, скрывающие несгибаемую властность. Эта мысль показалась ему любопытной и тревожной.

Чего были лишены и принц-маршал, и хранитель печати — так это какого-либо намека не сверхъестественную силу, что было совершенно очевидно для вновь обретенного Ингри внутреннего чувства. Это открытие не принесло ему особого облегчения. Магическая власть иногда проявлялась; материальная же власть проявлялась всегда, и в этом кабинете было трудно забыть о том, что и принц, и Хетвар обладают ею в полной мере.

Хетвар провел рукой по редеющим волосам и бросил на Ингри суровый взгляд.

— Вам давно уже было пора сюда явиться.

— Да, сэр, — без всякого выражения ответил Ингри.

Тон Ингри заставил хранителя печати поднять брови, и он посмотрел на Ингри с пристальным вниманием.

— Где вы были вчера вечером?

— А что вам об этом сообщали, милорд?

Губы Хетвара дрогнули: осторожность Ингри его позабавила.

— Мой камердинер утром рассказал мне какую-то совершенно невероятную историю. Надеюсь, слухи о том, что вчера вы заколдовали огромного белого медведя во дворе храма, не соответствуют действительности. Что на самом деле там произошло?

— Я зашел в храм, чтобы выполнить поручение, по пути сюда, милорд. Действительно, служитель не сумел удержать новое священное животное, которое его и поранило. Я… э-э… помог справиться со зверем. Когда жрецы вернули его бывшему хозяину, просвещенный Льюко велел мне проводить их через город к пристани — ради безопасности. Это я и сделал.

При упоминании имени Льюко глаза Хетвара блеснули. Так, значит, ему известно, кто Льюко такой…

— Хозяин зверя, Джокол, — продолжал Ингри, — называет себя князем южных островов, и я счел недипломатичным отказаться от его гостеприимства. Напитки этих островитян оказались крепкими, а сказания — длинными. Когда Геска спас меня от них, было слишком поздно являться к вам.

Биаст фыркнул, бросив выразительный взгляд на бледное лицо Ингри; рассказ Ингри явно его позабавил. Прекрасно. Лучше быть героем пересудов о пьяной глупости, чем виновным в незаконной магии и странных чудесах.

— Просвещенный Льюко присутствовал при происшествии с медведем, — продолжал Ингри, — и только его свидетельство я назвал бы надежным.

— У него своеобразные обязанности в храме.

— Так я и понял, милорд.

Неожиданно замершие руки Хетвара оказались единственным признаком того, какое впечатление произвели на него эти слова. Хранитель печати нахмурился и пожал плечами.

— Достаточно рассказов о прошлом вечере. Как мне сообщили, ваше путешествие с гробом Болесо было не таким благополучным, как вы сообщали в своих письмах.

Ингри склонил голову.

— Что содержалось в донесениях Гески?

— Донесениях Гески?

— Разве он вам не докладывал?

— Он доложил мне о прибытии вчера вечером.

— Не раньше?

— Нет. А в чем дело?

— Я заподозрил, что он пишет кому-то донесения. Я решил, что он докладывает вам.

— Вы видели эти письма?

— Нет.

Брови Хетвара поползли вверх.

Ингри сделал глубокий вдох.

— Во время путешествия произошли некоторые события, о которых даже Геска не знает.

— Например?

— Известно ли вам, милорд, что принц Болесо баловался запретной магией? Приносил в жертву животных?

При этих словах принц Биаст резко вздернул голову; хранитель печати поморщился и признал:

— Рыцарь Улькра сообщал мне о некоторых странностях. Оставить такого энергичного молодого человека без дела было, возможно, ошибкой. Надеюсь, вы уничтожили ненужные следы, как я приказал: нет смысла пачкать имя умершего.

— Это не были праздные развлечения. Принц Болесо предпринимал серьезные и успешные попытки, пусть и необдуманные и неуместные; они прямиком вели к тому, что я могу назвать только буйным помешательством. Это обстоятельство заставляет меня, естественно, гадать, как долго подобные святотатства продолжались. Вене… Можно предположить, что принцу в какой-то момент помогал незаконный волшебник. По свидетельству леди Йяды Болесо высказывал какие-то безумные предположения о том, что нечестивые обряды дадут ему сверхъестественную власть над кланами Видна. Принц повесил леопарда в ту ночь, когда пытался изнасиловать ее; леди Йяда убила его, защищаясь.

Хетвар встревоженно взглянул на Биаста, который внимательно слушал, все больше хмурясь.

— По свидетельству леди Йяды… — проговорил хранитель печати. — Полагаю, вы видите, какие с этим связаны проблемы.

— Я видел леопарда, шнур, на котором он был повешен, следы раскраски на теле Болесо, беспорядок в его спальне. Улькра и слуги могут все это подтвердить. Я вполне верю девушке. Я поверил ей сразу же, но позже другие события подтвердили, что в этом я прав.

Хетвар махнул рукой, предлагая Ингри продолжать. Выражение его лица никак нельзя было назвать довольным.

— Мне стало ясно… как выяснилось… — Найти слова оказалось труднее, чем Ингри ожидал. — Кто-то в Истхоме… или где-то еще… составил заговор, чтобы разделаться с моей пленницей. Мне неизвестно, кто и почему. — Говоря это, Ингри краем глаза следил за Биастом; принц выглядел изумленным. — Мне удалось узнать только одно — каким образом.

— И кто же был этот убийца?

— Я.

Хетвар заморгал.

— Ингри!.. — начал он с угрозой.

— Чтобы понять это, мне потребовалось четырежды покушаться на ее жизнь; разобраться во всем мне помогла храмовая волшебница, которую мы повстречали в Реддайке, некая просвещенная Халлана. Она когда-то была ученицей просвещенного Льюко, кстати. На меня было наложено заклятие. Халлана говорит, что обычный демон тут ни при чем и с силами белых богов это тоже никак не связано.

Хетвар оглядел Ингри с ног до головы.

— Поймите, друг мой, я не обвиняю вас — пока — в том, что вы бредите, но мне непонятно, как кто-нибудь, не говоря уж об обычной молодой девушке, смог бы выжить в схватке с вами.

Ингри поморщился.

— Как оказалось, леди Йяда умеет плавать… и обладает другими талантами тоже. Волшебница в Реддайке разрушила заклятие, к счастью для нас всех. — Это было достаточно близко к истине. — На мой взгляд, все эти события выглядят чрезвычайно странно.

— На взгляд Гески тоже, по-видимому, — пробормотал Хетвар.

Совершенно спокойным ровным голосом Ингри сказал:

— Я нестерпимо разъярен тем, что кто-то так меня использовал.

Он хотел, чтобы его голос всего лишь передал умеренное неудовольствие, однако по жару, охватившему все его тело, и дрожи в руках понял, насколько близки к истине его слова. Биаст фыркнул, озадаченный странным противоречием между смыслом сказанного и тоном, но Хетвар, внимательно наблюдавший за Ингри, замер на месте.

— Я гадал, не вы ли этот кто-то, милорд, — продолжал Ингри с тем же смертельно опасным спокойствием.

— Нет, Ингри! — воскликнул Хетвар; глаза его широко раскрылись, но руки остались лежать на крышке стола и не потянулись к рукояти церемониального меча. Ингри мог видеть, какого усилия это стоило хранителю печати.

На протяжении четырех лет Ингри наблюдал, как Хетвар говорит правду или лжет — в зависимости от потребностей момента. Так что же было ему выгоднее сейчас?

Голова Ингри раскалывалась, а кровь, казалось, кипела в жилах. Был ли Хетвар злоумышленником, чьим-то орудием, невинным человеком? Ингри сообразил, что ему нет нужды гадать.

— Скажите правду!

— Не делал я этого!

Упавшая тишина была похожа на удар топора. Биаст неожиданно оказался словно приклеенным к своему креслу.

«Может быть, мне было бы лучше откусить себе язык…»

— Это очень приятно узнать, — поспешно сказал Ингри, намеренно придавая себе менее напряженную позу. «Скорее, скорее нужно выпутываться из этой неловкости!» — Как здоровье священного короля?

Однако молчание все еще длилось; Хетвар пристально смотрел на Ингри и, не отводя от него глаз, только сделал повелительный жест в сторону растерянного Биаста.

Тот вопросительно взглянул на хранителя печати и облизнул губы.

— Я побывал у постели отца, прежде чем приехать сюда. Его состояние хуже, чем я думал. Меня он узнал, но говорит он совсем неразборчиво, а к тому же ужасно пожелтел и ослаб. Он снова уснул почти сразу же… — Принц помолчал, и голос его зазвучал еще печальнее. — У него кожа как бумага. Он ведь всегда… он никогда… — Биаст умолк — прежде чем, как подумал Ингри, голос ему совсем изменит.

— Вы должны, — сказал Ингри, тщательно подбирая слова, — подумать об опасности того, что выборы состоятся очень скоро.

Хетвар кивнул. Биаст тоже кивнул, но очень неохотно. Опущенные веки только отчасти скрывали панику, отразившуюся в глазах принца; его взгляд в сторону Хетвара явно содержал вопрос: позволено ли его странному воину-волку так свободно рассуждать о высокой политике. На мрачном лице хранителя печати ответа он не прочел.

— Я практически уверен, — продолжал Ингри, — что запретные эксперименты Болесо имели целью захват королевской власти.

— Но он же младший сын! — воскликнул Биаст и поспешно поправился: — Был…

— Такое бывает возможно исправить… Благодаря магии вас можно было бы убить, не попавшись. Как я убедился на собственном опыте.

Хетвар неожиданно впал в глубокую задумчивость.

— Дело в том, — пробормотал он, — что было куплено и продано больше голосов, чем имеется выборщиков. Я никак не мог понять, в чем тут ловушка.

— Насколько можно быть уверенными в том, что принц-маршал унаследует престол? — спросил Ингри Хетвара, дипломатично поклонившись Биасту. — Если священный король умрет, когда так много знати собралось в Истхоме на похороны Болесо, выборы могут произойти очень быстро.

Хетвар пожал плечами.

— Хокмуры и их союзники из восточных провинций давно готовятся именно к такой ситуации, как нам хорошо известно. Их клан потерял престол четыре поколения назад, но они все еще жаждут власти. Они не заполучили, насколько я могу судить, достаточно голосов, но если учесть колеблющихся… Если Болесо тайком пытался сплотить именно их, то после его смерти они снова рассеялись.

— Считаете ли вы, что теперь колеблющиеся примкнут к партии его брата? — Ингри бросил взгляд на Биаста, который все еще с несчастным видом переваривал намек на братоубийство.

— Может быть, и нет, — протянул Хетвар, нахмурив брови. — Члены клана Фоксбриар, хоть и знают, что их лорду не победить, способны воспользоваться неразберихой. Если выборщики долго не смогут прийти к определенному решению, как бы дело не дошло до мечей.

Биаст все еще оставался хмурым, но при этих словах его рука решительно сжала рукоять меча. Этот жест не прошел мимо внимания хранителя печати; он предостерегающе поднял руку.

— Если бы принц Биаст был устранен… — осторожно заговорил Ингри, — впрочем, даже не важно, был бы он устранен или нет… мне кажется, что заклятие, способное заставить убить, с тем же успехом может тайно заставить проголосовать за нужного человека.

Ингри думал, что Хетвар и до сих пор относился к его словам с полным вниманием; как оказалось, он ошибался.

— Действительно, — выдохнул хранитель печати. Более неподвижным он уже не мог сделаться, но теперь от его неподвижной фигуры веяло леденящим холодом. — Скажите, Ингри… вы способны ощущать подобные заклятия?

— Теперь способен.

— Хм-м… — Хетвар окинул Ингри оценивающим взглядом.

«Значит, теперь я спасен. По крайней мере в том, что касается угрозы со стороны Хетвара. Может быть».

Хетвар издал наполовину вздох, наполовину стон и снова пригладил волосы.

— А я-то еще думал, что разбираться предстоит только с подкупом, принуждением, угрозами, двуличием… — Новая мысль заставила его глаза сузиться. — И кого вы подозреваете в незаконной магии? Раз уж не меня?

Ингри вежливо склонил голову — принося извинения, но не признавая своей вины. «Если дорожишь жизнью, храни и свои, и мои секреты…»

— У меня нет достаточных доказательств. Такое обвинение очень серьезно.

Хетвар поморщился.

— Ваш дар к преуменьшению, как я смотрю, не изменил вам. Этим придется заняться храму, знаете ли.

Ингри с несчастным видом кивнул. Он хотел, чтобы маг — даже в мыслях он предпочитал не уточнять: волшебник или шаман, — который наложил на него заклятие, был повержен, но совсем не стремился разделить его участь. Впрочем, знать, что Хетвар по крайней мере будет той стеной, которая защитит его тылы, было огромным облегчением. Ингри только надеялся, что не разрушил ее, испытывая на прочность.

И если Хетвар — не сообщник человека, злоумышлявшего на жизнь Йяды, то, может быть, мольба о справедливости будет услышана? Когда еще у Ингри появится шанс встретиться с Биастом лицом к лицу? Он сделал глубокий вдох.

— Остается еще дело леди Йяды. Если вы желаете прикрыть безумие и богохульство Болесо, то суд над ней — последнее, чего можно хотеть. Позвольте расследованию вынести решение о самозащите, а еще лучше — о несчастном случае, и отпустите ее.

— Она убила моего брата, — возразил Биаст, хотя и не с такой горячностью, как мог бы.

— Тогда пусть она заплатит пристойную цену крови, как это было принято в Древнем Вилде, — не слишком высокую, конечно. Честь будет спасена, а тайна сохранена, — добавил Ингри осторожно.

— Такой прецедент едва ли хорош для члена королевской семьи, — покачал головой Хетвар. — Это все равно что объявить охоту на Стагхорнов, а то и всех знатных лордов. Имелись очень веские причины для того, чтобы орден Отца затратил столько усилий для искоренения этого обычая. Богатые могли бы без страха покупать жизни бедняков.

— А разве сейчас это не так? — спросил Ингри.

Хетвар предостерегающе кашлянул.

— Гораздо предпочтительнее, чтобы ее казнь свершилась быстро и безболезненно. Может быть, можно даровать ей милость — отсечение головы мечом вместо виселицы или костра.

«А я — ваш доверенный меченосец».

— В этом деле все более запутано, чем кажется на первый взгляд. — Ингри не хотелось разыгрывать эту карту, но суровое выражение лиц Хетвара и принца привело его в ужас. Он посеял идею в их головах; может быть, нужно время, чтобы она укоренилась. «Неужели ее жизнь должна оказаться в опасности только потому, что я побоялся заговорить?» — Я думаю, что ее коснулся бог. Преследовать ее опасно.

Биаст фыркнул.

— Коснулся убийцы? Сомневаюсь. Если так, пусть боги пошлют ей защитника.

Ингри с трудом сдержался: у него было такое ощущение, будто он получил удар под ложечку.

«Похоже, что именно это они и сделали. Не очень хорошего, правда. Можно было бы ожидать, что боги окажутся способны набольшее…»

Вслух Ингри сказал другое:

— Как случилось, милорды, что трон священного короля так обесценился? Когда-то он был действительно священным. Как смеем мы превращать его в товар, который можно покупать и продавать тому, кто даст большую цену? С каких пор принесшие клятву богам воины сделались торговцами?

Эти слова задели Хетвара; он явно возмутился.

— Я использую все дары, которыми меня благословили боги, в том числе разум и способность предвидеть. Моя задача диктует, какими инструментами мне пользоваться. Я служил Вилду еще до вашего рождения, Ингри. Золотого века никогда не существовало — всегда был только железный.

— Боги в этом мире не имеют других рук, кроме наших. Если их подведем мы, на кого же им рассчитывать?

— Ингри, перестаньте! — Биаст тер лоб, как будто у него болела голова. — Хватит. Чтобы участвовать в процессии, мне нужно еще умыться и переодеться. — Он поднялся и, морщась, расправил плечи.

Хетвар немедленно поднялся тоже.

— Конечно, принц-маршал. Мне тоже следует отправляться. — Он, хмурясь, повернулся к Ингри. — Мы продолжим этот разговор, когда вы вернете себе доброе расположение духа, лорд Ингри. До того не обсуждайте ни с кем эти темы.

— Побеседовать со мной желает просвещенный Льюко.

Хетвар шумно выдохнул воздух.

— Льюко, ну как же. Он редко бывает покладистым, как говорит мой опыт.

— Противиться храму я могу, только подвергаясь огромной опасности.

— Вот как? Это новый поворот. Я полагал, что вы противитесь, кому только пожелаете.

Кто из них первым опустил бы глаза, Ингри не был уверен, но принц Биаст уже подошел к двери, и Хетвар поневоле последовал за ним.

— Вы лучше не лгите Льюко, — махнул хранитель печати рукой. — Позже я с ним поговорю. И с вами тоже. — Опустив глаза, Хетвар добавил: — И не закапайте мой ковер.

Ингри вздрогнул и схватился левой рукой за правую. Бинты промокли насквозь.

— Что случилось с вашей?.. Нет, расскажете мне потом. Явитесь на траурную церемонию в храм. Оденьтесь соответственно, — распорядился Хетвар.

— Милорд… — Ингри поклонился удаляющейся спине хранителя печати. Симарк, которому надоело ждать и который отправился разглядывать гобелены в зале, поспешил присоединиться к принцу.

Итак, Хетвар собирается поразмыслить, прежде чем действовать. Ингри не видел в этом особенно обнадеживающего знака.

Было уже позднее утро, и в Истхоме кипела жизнь, когда Ингри вышел на улицу и свернул к реке. Йяда уже проснулась — он чувствовал это сердцем. Проснулась, и в данный момент ничем особенно не обеспокоена. У Ингри стало немного легче на душе. Без ставшей его постоянным состоянием паники он позволил своим ногам самим выбирать скорость передвижения, и они решили не спешить. Является ли эта странная восприимчивость взаимной? Нужно будет спросить Йяду. Ингри устало потащился в сторону дома.