Сводные, (не) любимые

9 глава

На следующий день я уже сама смогла встать с постели и привести себя в порядок, да и вообще чувствовала себя как огурчик.

Шрамов на ноге не осталось, и хотелось петь и танцевать. Что я с радостью и сделала, пока умывалась.

Правда, Катя меня заставила угомониться и сначала позавтракать, а затем сдать кучу анализов. Крови выкачала из меня будь здоров.

И потом еще шаман ко мне приходил, опять устроил допрос — уже по моему самочувствию. Попросил, чтобы я иллюзию свою изменила.

И я даже его образ примерила на себя.

Только он мужик здоровый был, а я щуплая. Поэтому у меня не особо сильно получилось его скопировать.

Как оказалось, что Катя, что он не видят меня через мою иллюзию.

Этому они оба сильно удивились.

Ну и щупали мне лицо, руки, волосы, когда я иллюзию меняла, и поняли, что я не меняю своё тело, а лишь, как проекцию, сверху на тело накидываю другую картинку. Поэтому под ней остаюсь я.

Шаман говорил, что не встречал подобного умения и не слышал о таком никогда.

Я объяснила, что и мама моя так делать умеет, и те дроу, что за нами гоняются, тоже умеют иллюзии накладывать.

Вот только отвод глаз мой на них обоих тоже не подействовал. Что меня сильно опечалило.

О том, что я чувствую ложь, решила промолчать.

Во-первых, фальши или лжи от этих лю… то есть сверхсуществ я не услышала ни разу, поэтому решила, что, наверное, мне показалось и я действительно сама себя накрутила при разговоре с мамой.

Даже стыдно немного стало за то, что наорала на неё. Но позвонить я все равно ей не хотела. Я же чувствовала, что она мне что-то недоговаривает.

До вечера шаман от меня не отстал. Постоянно забегал, что-то еще спрашивал и уточнял.

А вот Тимофей с Никитой ко мне так и не пришли.

Ни разу.

Хотя к вечеру Катя сказала, что утром меня уже выписывают. По словам шамана, я абсолютно здорова.

А на мой вопрос, почему меня не сегодня отпустили, я ведь и сама уже понимала, что чувствую себя отлично, Катя пояснила, что шаман решил подстраховаться и оставить меня еще на одну ночь, чтобы быть на сто процентов уверенным, что я в порядке.

Вечером после ужина я осталась одна и долго маялась.

Рассматривала в окно желтые листья, накрапывающий дождик и чувствовала настоящую осеннюю хандру.

Мама рассказывала, что в нашем мире подобные смены сезона бывали только в северных лесах. Там и снег лежал, и даже листья с меллорнов опадали, и они на зиму засыпали.

А вот там, откуда она была родом, всегда было лето.

В этом мире тоже есть такие места, но мне еще не удалось там побывать ни разу. Может, и съезжу когда-нибудь, если получится.

Кажется, я готова была о чем угодно рассуждать, только бы не думать о том, что Никита и Тимофей ко мне сегодня не приходили.

Я по ним обоим сильно соскучилась и поймала себя на мысли, что боюсь того, что они могут завтра за мной не приехать на выписку.

И придется мне опять остаться одной. И пытаться выжить и не попасть в очередную переделку…

Мою тоску развеяла Катя, когда заглянула ко мне в палату и рассказала, что, оказывается, парни приходили оба, только, узнав, что я на процедурах (меня шаман допрашивал), оба ушли и завтра с утра появятся. И больше того, даже купили мне одежду и передали.

У меня от души отлегло.

Катя отдала мне пакеты еще с вечера, и поэтому я их с предвкушением открыла и посмотрела, что мне отправили.

Оказалось, что парни позаботились обо всем. И нижнее бельё мне положили, отчего я почему-то покраснела, пока рассматривала эти невесомые кружева красного цвета; и джинсы брендовые, и водолазку черную, и куртку кожаную. И удобные ботинки. И носки. И шарф.

Все это я убрала в шкаф и, улыбаясь, отправилась спать.

Такую дорогую одежду я еще ни разу не носила.

Мы с мамой вечно экономили, а потом в детском доме я брала то, что мне выдавали. Там хорошая одежда была, но не такая дорогая.

Наверное, это глупо — радоваться подобным жестам, и мама говорила, что там, в нашем мире, мы безумно богаты и могли бы себе позволить самые дорогие вещи этого мира и того тоже, только я этого самого богатства никогда в глаза не видела. И для меня подобные подарки были неслыханной роскошью.

Засыпала я с улыбкой на лице.

А утром соскочила до прихода Кати, привела себя в порядок, нарядилась, заплела волосы в косу и стала ждать.

Катя принесла мне завтрак, сделала комплимент вкусу моих мужчин. И оставила меня одну.

А уже через час за мной пришли Тимофей и Никита.

Только оба почему-то мрачные и недовольные. Правда, когда увидели меня, их взгляды слегка посветлели, но затем они вновь нахмурились чему-то, и Тимофей буркнул:

— Поехали.

Попрощавшись с Катей и шаманом в холле больницы, в которой, как оказалось, я была единственным пациентом все эти дни, ибо сверхи не так часто болеют, мы вышли, и я увидела большой черный джип на стоянке.

— Вы купили новую машину? — спросила я, когда поняла, что за рулем будет Никита.

— Нет, — качнул головой Тимофей. — Одолжили у знакомого. До аэропорта доедем и там оставим.

— Ой, а у меня же паспорта нет, — вспомнила я.

— Есть, — хмыкнул Тимофей и, достав его из внутреннего кармана своей куртки, помахал им у меня перед носом. — Мы его в той богадельне нашли.

Я хотела его забрать, протянув руку, но мужчина спрятал его обратно в карман.

— Эй, это мой паспорт, — удивилась я.

— Был твой, теперь стал мой, — ответил он и, открыв мне дверь, махнул рукой в приглашающем жесте. — Забирайся, а то опоздаем.

Я хотела попрепираться, но по взгляду Тимофея поняла, что он точно паспорт мне сейчас не отдаст.

Поэтому, покачав головой, села, и он тут же закрыл дверь, а сам расположился рядом с Никитой — впереди на пассажирском сиденье.

Словно опять боялся слишком близко со мной рядом находиться.

Никита тут же включил музыку на всю громкость, отчего у меня чуть уши в трубочку не свернулись, и мы тронулись.

Но когда Тимофей заметил в зеркало заднего вида, что я прикрыла уши руками и морщусь, то тут же убавил музыку, и мне стало намного комфортней ехать.

Никита хотел возмутиться, но его брат кивнул на меня, и тот тут же успокоился.

Так мы и ехали.

Эти двое иногда переглядывались, словно общаясь между собой мысленно, а я просто молчала. И думала о своем рюкзаке, который где-то посеяла.

И вообще о том, что осталась без вещей. Были лишь те, что сейчас на мне.

Вон мужчины даже документы опять не отдают.

Настроение почему-то сразу же испортилось. И страхи какие-то вылезли.

А что, если я одну тюрьму сейчас тупо поменяю на другую?

Короче, чем дольше мы ехали, тем больше я себя накручивала и уже всерьёз задумалась опять о побеге. Пока не поздно.

Когда мы подъехали к аэропорту, то Никита открыл мне дверь и крепко взял за руку, помогая выйти из машины. И так и не отпустил её, словно почувствовав, что я хочу сбежать. И когда я инстинктивно попыталась вытащить свою руку, одарил меня таким взглядом, что я поняла: он меня не отпустит. Причем никогда.

А Тимофей вытащил целых два больших чемодана и спортивную сумку, которую закинул себе на плечо, и пошел следом за нами, спокойно неся багаж в руках, даже не чувствуя какой-то тяжести.

Хотя можно было катить их на колесиках.

Пока мы шли к входу в аэропорт, я заметила, какими взглядами провожали женщины обоих братьев.

И мысли о побеге почему-то изменились на ревность и желание выцарапать всем этим дамочкам глаза. За то, что смеют смотреть на моих мужчин.

Благо эти двое никак не реагировали и сосредоточенно шли вперед.

Никита — рядом со мной, крепко держа за руку, а Тимофей — с другой стороны, с чемоданами в руках.

Мы прошли контроль на входе, затем направились к стойке бизнес-класса, оформили чемоданы в багаж и получили свои посадочные талоны.

Причем паспорта все три подавал Тимофей. И мой, и Никитин тоже.

Я обратила внимание, что мы летим в Новосибирск.

Давненько я не бывала в аэропорту. Последний раз, когда мы летали с мамой, мне было всего четырнадцать, и сейчас я чуть ли не с раскрытым ртом смотрела по сторонам. Потому что аэропорт сильно изменился.

Народу было настолько много, что уже я держалась за Никиту, тупо боясь потеряться в толпе.

Мы прошли еще один контроль и попали в бизнес-зал, тут народу было раз в десять меньше. По дороге Тимофей с Никитой набрали еды и мне всучили тарелки с горячим и десертом.

Усадили за удобный стол и, не спуская глаз, как будто я исчезнуть могла, ели.

Мне сначала некомфортно было под пристальным молчаливым наблюдением, но еда была очень вкусной, и, плюнув, я расслабилась, ела и глазела по сторонам.

В бизнес-зал мы с мамой ни разу не заглядывали.

Когда поели, отправились с мужчинами отдыхать в удобные кресла.

Братья оба погрузились в свои телефоны, но всё равно иногда на меня погладывали, я же страдала от скуки. Свой телефон я хоть и забрала, но включать пока не хотела.

А чем заняться — не представляла.

Оставалось только по сторонам глазеть.

Заметила какую-то расфуфыренную цацу в обществе толстого дядьки, так она, увидев моих мужчин, аж слюнями закапала и, пока её спутник не одернул, так и пялилась на них.

А я опять начала закипать от злости, так и хотелось пойти и все её наращенные волосенки повыдергать вместе с ресницами.

Она еще и на меня посмотрела так оценивающе и фыркнула, словно чучело какое-то увидела.

Вот зараза!

Я какое-то время сидела, думала, пыхтела, а затем решительно встала и пошла в туалет.

Что Тимофей, что Никита подорвались следом за мной.

— Вы и в туалет за мной пойдете? — удивилась я.

— Нет, мы рядом постоим, — ответил Никита.

— Ладно, — пожала я плечами. Пусть стоят, мне не жалко.

Вошла внутрь и уставилась в зеркало.

Да уж, а я и забыла совсем, что внешность у меня была по паспорту. А именно — тридцатипятилетней женщины. И даже не накрашенной. Я этот образ автоматически нацепила в больнице, как-то свыклась уже с ним. Вот и пожинаю теперь плоды. Меня уже за соперницу даже не считают.

Ну ясно, чего эта стерва так пренебрежительно на меня смотрела.

Интересно, а что тогда Никита с Тимофеем видят? Вот эту вот женщину?

И что чувствуют?

Я решительно распустила волосы и сделала иллюзию локонов.

Так было намного лучше.

А затем еще и глаза подвела, губы сделала чуть более яркими и цвет лица более светлым.

Теперь я выглядела чуть лучше. Не моя внешность, конечно, но хоть что-то.

Выйдя из туалета, я поймала на себе немного удивленные взгляды мужчин, но зато хотя бы чувствовала себя уже не такой замухрышкой.

Даже плечи расправила и грудь вперед выставила. Правда, у меня там всегда был нулевой размер, ну и пофиг!

Спустя минут тридцать объявили посадку, и мы проследовали в самолет — на бизнес-места.

И опять для меня это был новый опыт.

Во-первых, мы входили первыми в самолет, спокойно, без спешки усаживались на удобные места; во-вторых, кресел было всего два в ряду. А таких рядов всего четыре. По два с обеих сторон.

Та самая парочка — цаца с толстым мужиком — тоже вошла вместе с нами и села на противоположные места.

Со мной рядом устроился Тимофей, Никита позади нас.

Во время взлета я увидела, как побледнел Тимофей. У него даже бисеринки пота на лбу выступили.

Пришлось осторожно взять его за руку.

Он в этот момент, словно очнувшись, с удивлением на меня посмотрел.

— Я тоже боюсь, — улыбнулась я ему и сразу же пожалела, помня о том, что мужчины не любят, когда их уличают в страхе, но Тимофей меня удивил, тихо ответив:

— Спасибо за поддержку.

В этот момент в моей груди разлилось тепло.

Когда самолет выровнялся и нам разрешили расстегнуть ремни безопасности, Тимофей вдруг наклонился к моему уху и очень тихо заговорил:

— Я как-то попадал в аварию на взлете, мне всего восемь лет было. Выжил только благодаря тому, что не человек. Но болел и восстанавливался очень долго. Теперь вот побаиваюсь взлетов…

— Ужас какой, — только и смогла сказать я. — А с кем ты летел?

— Один, — ответил мужчина.

— В восемь лет? — удивилась я.

— Да, — кивнул он и, отведя взгляд в сторону, объяснил: — Я с матерью должен был лететь, мы с ней в Сочи отдыхали, но в последний момент ей позвонил её очередной любовник, предложив остаться и еще отдохнуть, и поэтому она отправила меня одного.

— Мне жаль, — пробормотала я.

Меня мама одну оставила впервые, когда мне уже было двадцать пять, хоть я и выглядела как подросток. Но в таком возрасте остаться одной… я даже представить не могла, что он тогда пережил.

— Я выжил, и это главное, — пожал он плечами, но я почувствовала застарелую обиду и боль в его словах.

И чтобы он немного отвлекся, решила рассказать о себе:

— А мы с мамой очень часто летали, когда я была маленькой.

— Почему? — спросил меня мужчина.

— Постоянно же были в бегах, — пожала я плечами. — Только в экономклассе. Но потом денег становилось меньше, и мы уже путешествовали или на автобусах, или на поезде, но брали самые дешевые билеты.

— И как долго задерживались на одном месте?

— Максимум год. Но в основном каждые три-четыре месяца съезжали.

Тимофей внимательно посмотрел мне в глаза.

— Должно быть, это было очень сложно для ребенка. Ведь тяжело расставаться с друзьями каждый раз?

— Я ни с кем особо не дружила, — ответила я.

— Совсем? — услышала я голос Никиты, он даже привстал и посмотрел на меня сверху, отчего мне тоже пришлось повернуть к нему голову.

— Только последние годы, когда в интернате жила, там немного сдружилась с ребятами, — ответила я.

— Ты жила в интернате? — оба в голос спросили меня братья.

— Да, — кивнула я. — Меня мама там спрятала и обещала забрать, когда найдет хорошее место нам для жилья.

— И сколько ты там прожила? — это был Никита, он и вовсе встал в проход, смотря на меня и хмурясь.

— Десять лет, — ответила я и зачем-то добавила, словно пытаясь защитить маму: — Но я же жила там уже после двадцати пяти лет. Хоть и выглядела на четырнадцать, а так-то уже взрослая была. Да и умела пользоваться магией иллюзий.

Мы говорили очень тихо, ибо я помнила, что рядом другие люди. Но в самолете было достаточно шумно, и я сомневаюсь, что посторонние могли бы хоть что-то понять из нашего разговора.

— Это было ужасным решением, — покачал головой Никита. — Хоть тебе и было двадцать пять, выглядела ты как подросток.

— Ты не прав. Это было лучшим решением, — ответила я, начиная злиться на мужчину. — У меня одной тогда не получилось бы выжить. А в интернате я была сытая и одетая.

— Ты её очень сильно любишь, раз готова даже в таком решении поддерживать. Хотя я всё равно считаю, что это ужасно — оставлять дочь в таких отвратительных условиях, — печально вздохнул Никита.

— Мне было двадцать пять. Я была уже взрослой, — продолжила я защищать мать. — Да и где бы она меня еще смогла оставить?

— Она могла снять тебе квартиру, ты бы сделала себе иллюзию взрослого человека и жила бы дальше спокойно. Ты ведь тогда умела пользоваться иллюзиями, сама об этом сейчас казала.

— У мамы не было больше денег, чтобы снимать мне квартиру. Да и я еще не могла работать, чтобы себя кормить. У меня не было образования или какого-то опыта.

— А где она их раньше брала?

— У неё были драгоценности, с которыми она перешла из другого мира, она кому-то их продала. На эти деньги мы и жили. Но они закончились, и маме пришлось меня отдать в интернат. А устроиться на работу она тоже не могла. Мы же постоянно были в бегах. Да и не умела мама ничего делать. Кем бы она работала?

— А ты как выживала, когда от нас сбежала? — спросил меня Тимофей.

— Я работала курьером, до этого полы мыла в подъездах, — пожала я плечами.

— А твоя мама не могла это делать? — это был Никита.

На этот вопрос у меня не было ответа. И меня почему-то еще сильнее это взбесило.

— Слушайте, я же говорю, что была слишком маленькой. У нас, у эльфов, другое взросление. И вообще, на тот момент она не видела выхода. Мы же постоянно были в бегах! — чуть ли не заорала я, но, вспомнив, что не одна в самолете и рядом сидит та фифа со своим толстым мужем, или кто он там ей, в последний момент приглушила свой голос до злого шипения.

— Судя по твоим поступкам, ты до сих пор не выросла, — это был Тимофей.

— Эй, да идите вы оба к черту! — опять разозлилась я и отвернулась к иллюминатору.

Вообще-то, у меня крышу сорвало лишь тогда, когда я этих двоих встретила, до этого я была вполне адекватным че… эльфом.

— Да уж, теперь понятно, почему ты такая колючка, — поддел меня Тимофей, и я услышала в его голосе иронию.

— Ничего, мы её перевоспитаем, — хмыкнул Никита.

Я же усмехнулась и, повернув голову к этим двоим, ответила:

— Это кто еще кого перевоспитывать будет?

— Ладно, колючка, я пойду доберусь до туалета, а ты смотри не загрызи моего брата, — сказал он и, подмигнув мне, ушел.

А Тимофей вдруг одарил меня очень горячим взглядом и, наклонившись к моему уху, тихонько сказал:

— Я буду не против, если ты меня немного покусаешь.

После этого он лизнул мне мочку уха, заставив всех моих мурашек взбунтоваться и разлиться кипятком по венам.

— Скорее бы нам уже добраться до нашего нового дома, и тогда я смогу довести дело до конца, — сказал он мне в ухо, обдавая его горячим дыханием.

Я повернулась и, сглотнув набежавшую слюну, спросила:

— До какого еще конца?

— Узнаешь, — загадочно усмехнулся мужчина.

Какое-то время я смотрела ему в глаза, а затем невольно бросила взгляд на губы. Никогда не думала, что мужские губы могут быть такими… чувственными. И вызывать желание прикоснуться к ним своими.

Что этот оборотень творил со мной? Как у них обоих получалось настолько сильно меня заводить?

Я ничего не понимала.

Когда я не выдержала и уже потянулась к его губам, к нам подошла стюардесса и начала спрашивать про обед.

Пришлось отвлекаться и думать, чего же хочу поесть.

Оказывается, когда ты сидишь в бизнес-классе, у тебя есть выбор. Мы-то с мамой вечно покупали самые дешевые места, и там еду раздавали по остаточному принципу. Что не разобрали до нас, то и дают.

А сейчас можно было выбрать.

Я на автомате попросила говядину с рисом, салатик и сладкие кексы к чаю.

— Интересно, я почему-то всегда думал, что эльфы все веганы, — сказал Никита, который уже вернулся и сидел позади нас. Точнее, он опять стоял, наклонившись надо мной.

— Так и есть, я буду есть только рис, — пожала я плечами.

— А в аэропорту прекрасно ела мясо? — задумчиво посмотрел на меня Тимофей.

Я уже хотела возмутиться и ответить что-нибудь едкое, типа того, что у него со зрением проблемы, но резко себя остановила и вспомнила кое-что очень важное.

Когда лежала в больнице, я ведь тоже ела мясо.

И в аэропорту…

А затем неуверенно сказала вслух мужчинам, так как они ждали от меня ответа:

— Я тоже так раньше думала. И до больницы никогда мясо не ела, оно мне даже на вкус не нравилось, хотя я пробовала.

— Может, это из-за того, что ты чуть не умерла? — тихо спросил Никита, так и продолжая нависать надо мной.

— Может, — пожала я плечами.

Хотя и это было спорно, ведь, по словам мамы, я вообще не должна была умереть. Только если бы мне голову отрубили.

И что же получается? В каком-то месте она мне наврала?

— Это странно, — озвучил мои мысли Никита и вернулся на своё место, потому что стюардессы повезли столик с едой.

Когда я открыла свой контейнер с говядиной, то запах был такой офигенный, что я решилась теперь уже осознанно попробовать мясо и поняла, что если не съем сейчас всё, то просто с ума сойду.

И не заметила, как опустошила весь контейнер.

— У тебя отличный аппетит, — сказал Тимофей, — но это и хорошо. Значит, восстанавливаешься.

— Вообще-то, я уже вчера себя хорошо чувствовала, — возразила я, а сама подумала, что это и правда странно, я ведь в аэропорту хорошо поела — и вот опять голодная, хотя времени не так много прошло.

— Может, ты не эльф? — вдруг спросил Тимофей.

— А кто тогда? — нервно усмехнулась я.

— Ну сама посуди, — начал размышлять он. — Многое, что тебе говорила мама об эльфах, к тебе почему-то не относится. Вот вывод и напрашивается.

— Но я внешне очень сильно похожа на маму, — возразила я и опять почему-то начала злиться на мужчину.

— Значит, полукровка, — пожал он плечами. — У нас тоже в стае есть полукровки. Оборотни с людьми когда скрещиваются. Они также становятся оборотнями, берут все сильные черты от нас — чистокровных оборотней, но в то же время у них бывают и минусы в развитии. Но это частные случаи. И из-за человеческой крови. К тому же не всегда у людей и оборотней дети рождаются. Раз на раз не приходится.

Пока он мне рассказывал об этих особенностях, я внимательно слушала и думала. А что, если это так? Что, если я и правда полукровка?

Но мама говорила, что мой отец был эльфом. Причем она говорила это очень уверенно.

Эх, если бы она рассказала мне правду, а не пыталась постоянно врать.

Я с шумом выдохнула.

Доела сладкие кексы с чаем и откинулась на сиденье. Меня сильно потянуло в сон.