Свето-Тень

ЧАСТЬ IV. Когда сплетутся Свет и Тьма

День 128.

Мы входили в Эдессу чуть позже рассвета нового дня. Входили освободителями, героями. Только — не было вкуса победы, как и самой победы — не было. Бойня была, щедро приправленная моими сомнениями в ее справедливости. И желчью.

Не один год продлится война с криогами, но первую битву Империя проиграла. Исходя из принципов морали, этики и чести — проиграла разгромно.

Мы входили в Эдессу, не поднимая глаз. Ибо знали, что увидим во взглядах спасенных нами македонцев — чистый, незамутненный страх. В столице Македонии было много криогов, велика была стратегическая важность города, а значит, трупов, внезапно скошенных неизвестным поветрием, убирать пришлось во множестве.

Они валились на улицах, закованные в силовые поля и металл сложнейших сплавов, когда сквозь облака на планету обрушилась мрачно-снежная лавина, погибали внутри зданий, несмотря на то, что непосредственно их не коснулись губительные снежинки, умирали в защищенных самым совершенным образом палатах Дома Правительства, обязанного уцелеть при ядерной атаке, и даже (чего горожане знать не могли) на палубах звездолетов, наводнивших систему Македонии, второй из шести планет, кружащейся вокруг желтой звезды HD 185758, Шама.

Черный снег был только отголоском, материальным эхом нематериального сотрясения основ мироздания, почти апокалипсиса в строго заданных рамках.

Мы входили в Эдессу, как палачи.

В Пидне было легче. Там мы видели, ради чего свершилось чудовищное по своим масштабам убийство. Пиндский хребет был основным планетарным оплотом армии, и из Пидны осуществлялось его снабжение. Криоги сравняли хребет с равниной, окраины города представляли из себя мешанину обломков, искореженной арматуры и пыли, осевшей после взрывов на покрытые копотью развалины.

Трупов не было. Очевидно, криоги позволили горожанам убрать останки. Спросить было не у кого. Мы не нашли в Пидне людей.

Ни живых, ни мертвых. Только десятки голодных котов…

Меня бил озноб, когда мы обходили кварталы безлюдного города. Никого. Только исполненный тоски кошачий мяв. Мы вскрыли несколько магазинов, чтобы накормить животных, и поспешили покинуть Пидну.

Белокаменную Эдессу импульсные снаряды не тронули, ценность ее была огромна для Валта Гейзела, бывшего проконсула планеты, ныне вознамерившегося возвратить ее под прикрытием ультиматума криогов.

Почему именно Македония, только ли стремление Гейзела вернуть родовое гнездо послужило поводом начала экспансии с этого мира, осталось вне моего понимания. Возможно, Македония была пробным шаром в партии против Империи, а может, и таила в себе паттерн иных причин. Строить предположения без точки отсчета меня отучили.

Каковы бы ни были предпосылки, выстроенную с намеками на эллинистический стиль Эдессу миновала чаша разрушения. Однако город был занят сразу же по преодолению криогами последнего рубежа планетарной защиты.

Почти не попадались в этот ранний час на улицах прохожие, но после Пидны мы радовались каждому встречному, хоть они и шарахались от нас.

— Почему они так на нас смотрят? — не удержалась Леа, когда едва вышедшая из-за ограды женщина поспешила вернуться в дом при виде нашей группы.

— Они боятся, — ответил Листенн.

— Но ведь…

— Заткнись! — оборвала Нильда.

Флинер сильней стиснул мое запястье.

Ана уверенно направляла нас посредством кулонов по широким мостовым к площади перед Домом Правительства.

— Сомневаюсь, что вам окажут сопротивление, — вещал кулон приятным женским голосом. — От космопорта Этолия и непосредственно с орбиты отбыли в сумме шесть кораблей, скорее всего направляемых сторонниками цивилизации криогов из числа людей.

— Гейзел, — чуть слышно прошипела я. Имя прозвучало сродни ругательству.

— По моим расчетам Валт Гейзел покинул систему Шама.

Меня охватило чувство непоправимой утраты. Бегство Гейзела было ожидаемо и даже предопределено — мы не имели средств ни идентифицировать его, ни остановить. Дело в другом…

Я упускаю что-то. Что-то чрезвычайно важное.

— Ана, лояльны ли македонцы к Империи?

— У меня нет сведений о пропаганде Гейзела, и я предполагаю, что основная доля населения Македонии против отсоединения.

— Слишком расплывчато, особенно от тебя, железяка.

— Оскорблять обязательно? Для определенности требуются данные. Предоставь — конкретизирую.

— Извини… Что мы вообще знаем об этой планете?

— Заселена в 2415, третьим этапом расселения, фактически — вторым. Колонизаторы — неоэллины, течение которых возникло на Терре после второго арабо-испанского конфликта на почве…

— Постой. Что за чушь с этапами?

— О, ты же не знаешь. Первый этап был неудачным. Он совершался до открытия возможности перехода и осуществлялся посредством консервации людей в криостатах с применением альбуминов и пропиленгликоля, и последующей репарацией…

— Прекрати материться, я ни черта не понимаю в химии. Суть, почему этап провалился?

— Точное подмечено, провалился. Причина провала даже не в колоссальном времени, требовавшемся транспортам, чтобы достичь заложенных систем, а в несовершенстве технологии. Автоматика реанимировала часть тел, но…

— Если ты запнулась, догадаться не трудно. Они очнулись кретинами?

— Да. Исходные параметры личности восстановлены не были. В задачи второго этапа вошло также уничтожение этих кораблей, хотя большинство их погибло самостоятельно… став жертвой гравитационного притяжения и допуска коррозионной активности.

— Брр… Поиск звездолетов-призраков с зомби на борту… Фантасты моего времени рыдали бы от умиления, слушая тебя.

— Положим, никто их особо не искал. Автоматика подавала сигналы и вообще функционировала относительно корректно, в отличие от экипажей. Но мы отклонились от темы.

— Каюсь, это результат моего невежества.

— Учитывая, что КР не знают всего, человеку незнание простительно. История неоэллинов тебя интересует?

— Возможно, позже. Ближе к телу Македонии, прошу тебя.

— Хорошо. Основное отличие системы Шама от колонизированных первыми пятью этапами расселения — значительная удаленность от центра, тогда — Терры. Следовательно, фактор неопределенности возрастал до критического.

— Поясни?

— Достоверно обнаружить или опровергнуть наличие планетарной системы у Шама было затруднительно, а сам Шам предположительно считался двойной звездой из пробела Герцшпрунга. От Терры до Македонии около пятисот световых лет — слишком далеко для анализа.

— Ана, ты меня угробишь всеми этими терминами…

— Ой, увлеклась. Если проще: неоэллины зафрахтовали транспортник, не зная наверняка, куда он их доставит. Им повезло, они обнаружили кислородный мир, почти не требующий изменений для обитания человека. Но после высадки вложили огромные средства, чтобы максимально ассимилировать флору и фауну Македонии образцами с Терры.

— Например, они перевезли кошек… Я поняла, Ана, дальше. Специфику заселения можешь пропустить. Тьфу ты, скоро как ты начну выражаться!

— Не замечаю в этом поводов для негодования. Итак, сокращаю. Местные формы жизни на сегодняшний день почти вытеснены завезенными. Из вкусностей: планета крайне богата аллотропной формой углерода, известной как алмаз, обширно применяемой в различных областях, включая некоторые схемы КР.

— А еще в ювелирке, обожаемой Леди Ивер… Хоть какая-то ценная информация. Политика, Ана. Что ты можешь сообщить об этом ракурсе неоэллинской планеты?

— Замечаешь, общение с умным собеседником поднимает и твой уровень построения речи?

— Ана!

— Не бухти… После Катастрофы македонцы сократили общение с другими мирами до минимума. От истоков и до недавнего времени они жили довольно обособленно. Присоединение к Межгалактической Империи прошло безболезненно, но по инициативе Консула I, а не Македонии, на волне общего объединения в конгломерат человеческих миров, прежде разрозненных, под влиянием внешней угрозы. Притом самой Македонии первое нападение криогов не коснулось.

— Зато в нынешнем она — гвоздь программы… Что мы имеем?

— Богатую планету, держащуюся особняком, но и не проявляющую открытого противодействия установившемуся политическому строю, что можно назвать политической пассивностью.

— Угу, как у стога сена, которое жует корова, пока не поднесут зажженную спичку… В роли коровы — Империя, в качестве спички — Гейзел.

— Любопытное сравнение. Тогда огонь — криоги?

— Может быть, Ана, может быть… Спасибо за консультацию, буду думать.

— Обращайся, Ирина. Ты нескучный собеседник.

Основным материалом при застройке Эдессы был камень. Точнее, разные камни с преобладанием белого мрамора, частенько облицовывающего металлопластик. Касательно Дома Правительства с виду можно было сказать тоже самое, если не знать о каркасах их сложных сплавов на основе титана, платины и — гораздо более надежных — силовых полях.

А так — типичное для Эдессы здание, разве что выше, больше и внушительнее. Охраны не было, живой охраны, только автоматика. Возможно, до прихода криогов дела обстояли иначе.

Правая от входа колонна высветила прозрачный до блеска овал с крупную ладонь размером.

— Пропускная система? — хмуро поинтересовалась я, ни к ком конкретно не обращаясь.

— Опознавательный фрагмент, — негромко ответил Тиор.

— Прелестно! — всплеснул руками Альдобраст. — Как же они идентифицировали захватчиков? По отпечатку седьмой конечности?

— Не все разделяют твое недоверие к технике, — усмехнулась я. — Людей обмануть ничуть не труднее.

Я аккуратно открепила от ремня пряжку.

— Давно мне не приходилось ей пользоваться, — я поднесла к овалу Звезду Атиров.

После секундной заминки фрагмент заискрился изнутри, едва ли не раболепно, если уместно такое сравнение, и внешне цельная мраморная плита скользнула вбок, пропуская нас в недра Дома Правительства.

— А ведь нас здесь не ждали, — с наигранной веселостью заключил Флинер.

Судя по суматошным движениям летящего навстречу типа в гражданском, Флинер оказался прав.

— Архонт Сикрин приветствует… эээ…

Безукоризненный белый костюм, перетекающий в синеватую шею с уложенными полудлинными русыми локонами, замер в нерешительности. Архонт переводил взгляд цепких глаз с Тиора на Листенна и обратно.

А ведь даже допуская недостаточную точность определения личности обладателя Звезды, недоумение архонта свидетельствовало либо о его недогадливости, либо о скудных умственных способностях. Ни весьма смуглая кожа Листенна, ни рыжая шевелюра Тиора не могли принадлежать нынешнему Императору, облик которого обязан быть известным на самых захолустных планетках.

Я решила подождать продолжения действа, разглядывая архонта. Действительно узколобый — без переносных значений — и тонкогубый Сикрин производил не самое приятное впечатление, усиливающееся темнющими кругами под глазами, выдающимися надбровными дугами и впалыми щеками. Довершающим штрихом была кожа цвета муки низшего сорта с примесью придорожной грязи.

— Вот оно, желание долгой жизни, — туманно шепнул мне на ушко Флинер.

Тем временем Тиор сделал шаг вперед.

— Капитан Райли. Личный звездолет Императора «Странник» для выполнения особых поручений. Моя команда, — он обвел нас широким жестом, выделив мою персону поклоном.

— Леди Калли, — вслед за Тиором представилась я. — Названная сестра Императора.

К землистым щекам архонта прилило что-то, отдаленно сопоставимое с румянцем.

— Лорд Руах, — выступил вперед Флинер, удивив в равной степени и меня, и Тиора. — Я не позволил тебе в одиночку спуститься на планету, милая, не отпущу и на беседу с червями, изъевшими здешние земли.

Последние слова его, адресованные мне, были произнесены так тихо, чтобы не достичь слуха архонта, но стоящие значительно ближе товарищи вполне могли расслышать его укор.

Был грех, я порывалась единолично высадиться на Македонию, «не подвергая никого, кроме себя, ненужному риску». Мне напомнили, что риск бывает разным, и этот — оправдан, а еще — что никуда они меня не отпустят. Они — мои друзья. Еще Леа, но это частный случай…

— Я взял на себя смелость отправить вызов двум архонтам мегаполий, находящимся сейчас в столице, — почти не размыкая тонких губ проговорил Сикрин, как только мы разместились в малой переговорной. Изначально в его намерения входило устроить диспут в зале советов, но Флинеру удалось разубедить македонца.

— Надеюсь, вы не станете возражать против начала беседы до их прибытия? — в тон архонту подала голос я из углового кресла, занятого мною незамедлительно по приходу в переговорную.

По правую руку от меня на жестком сидении демонстрировал идеальную осанку Тиор, а по левую вольготно развалился на восточного вида софе, вытянув длинные ноги, желтоглазый маг. Сикрин сел напротив меня, в идентичное кресло, так, что нас разделял длинный овальный стол.

— Разумеется, никаких возражений, Леди Калли! Для нас огромная честь принимать представителя Дома Атиров в этих стенах, и мы уповаем на то, что столь скромный прием не оскорбит вас…

Сикрин произносил бы напыщенную речь еще долго, не вмешайся Флинер, которого я уже готова была возвести в ранг святых.

— Архонт, Леди Калли несколько утомлена, посему было бы предпочтительно опустить формальности и перейти к более существенным вопросам.

— Спасибо, — не давая архонту опомниться, вклинилась я. — Насколько мне известно, после смещения бывшего Лорда Гейзела был назначен новый проконсул. Возможна ли встреча с ним?

— Увы, Лорд Рэн погиб при захвате города, — Сикрин смотрел в стол, и лицо его не выражало никаких волнений. Понятно, либо приложил руку к «гибели» Рэна лично, либо с воодушевлением сплясал джигу на его останках.

— Прискорбно. Кто сейчас осуществляет управление Македонией?

— Совет архонтов двенадцати мегаполий. Однако семеро из нас…

— Также не пережили вторжения криогов? — закончила я перебор тягучих слов. Сикрин кивнул с угрюмой миной.

— Весьма печально, — продолжила я с зубовным скрежетом. Я поняла, с кем ассоциировался в моем восприятии Сикрин — с глистом, даром, что я ни одного не видела, кроме как на картинках в учебнике биологии. — Уверена, это невосполнимая потеря.

— О! Как вы правы! — оживился архонт-аскарид, всплеснув рукавами белоснежного костюма. — Инфраструктура планеты подорвана, вопрос расселения беженцев едва ли разрешим, это бедствие! Будут ли получены от Империи репарации на реконструкцию и помощь обескровленному населению?

— Леди Калли не уполномочена отвечать на вопросы, связанные с экономической поддержкой, — снова спас меня Флинер.

— Составьте подробный отчет, — добавил Тиор. — Как только будет возобновлена связь, вы сможете направить на Консул I соответствующее прошение.

— Но когда это случится! — с неподдельной скорбью воскликнул Сикрин.

— Очень скоро, — заметил Тиор. — Звездолеты Империи на подходе.

— О!

Архонт замер. Я отхлебнула такку — терпкого настоя какого-то редкого расстения, якобы обладающего ни с чем не сравнимым тонизирующим эффектом. Занимательный разговор получался у нас с представителем совета…

Негромкая трель упредила появление новых действующих лиц.

— Архонты Го и Вессед, главы мегаполий Мегара и Тиринф, — возвестил поднявшийся Сикрин.

Нам пришлось повторять процедуру знакомства, что мне уже порядком надоело. Не создана я для дипломатии…

Го являл почти точную копию Сикрина, наводя на мысли о кровном родстве, совпадая даже кроем костюма, разве что волосы были потемнее, да глаза посажены шире.

Архон Вессед был полней, улыбчивей и заметно моложе соотечественников, демонстрируя отличные зубы и здоровый колер лица.

— Простите, а Валт Гейзел когда покинул планету? — невинно поинтересовалась я, разглядывая чайного цвета напиток в пиале, и как можно ненавязчивее наблюдая за Весседом из-под полуопущенных ресниц. Ждала я его, и только его, реакции на мою скромную провокацию.

Вессед еще не успел опуститься на софу, и ненадолго завис в неудобной позе, но учтивую улыбку удержал. Только ответил мне, увы, не он, а Го.

— Он улетел вскоре после необъяснимого явления, умертвившего захватчиков. Учитывая обстановку и настроения в народе, мы не сумели ему помешать.

— Неужели? — подался вперед наследный Лорд Руах. — И каковы же настроения?

— Наши люди испуганы, — развел руками Вессед. — Если не сказать — в панике. Внезапный мор среди чужаков был слишком…

— Слишком действенным? — подсказал капитан Райли. — Выходит, само появление криогов внезапным не оказалось?

— Мы же видели Пидну, — вполголоса ответил за македонцев Флинер. — Убежден, не только из нее загодя эвакуировали жителей.

— Но…

Архонт Сикрин начал вставать с удобного кресла.

— Сядьте, — велел Тиор. — Не исключено, что при боях в околопланетном пространстве имперского флота с кораблями чужаков, население натерпелось бы меньше страхов, несмотря на сыплющиеся с неба обломки и угрозу разрушения самой планеты.

— Вы хотите сказать…

Сикрин замялся. Его выпученные глаза выразили целую гамму чувств: недоверие, потрясение, ужас. Недоверие преобладало.

— Да, архонт, — подтвердил Тиор. — Освобождение Македонии — операция Леди Калли. Блестящая.

Я флегматично наполнила опустевшую пиалу из дышащего стариной кувшина. Архаичность обстановки, обилие позолоты в отделке говорили о менталитете планеты, которую мне следовало изучить раньше.

— Отличный такку, — произнес Флинер в исполненной тяжелых вздохов паузе. — Захватчикам непременно должен был угодить. У вас ведь много общего с Оплотом Кри. А македонцам понравилось бы под опекой первосвященников Жаспана, тетрархов. Вера в Жаспана и в избранность своей обездоленной расы прижились бы здесь, верно?

— Это домыслы! — возмутился Вессед. — Наш мир уникален…

— Как уникальны десятки других миров, — я отставила пиалу. — Скажите, каким богам вы молитесь в своем Парфеноне, которого никогда не стояло в Эдессе? Ваша уникальность — отражение в мутной воде отблесков угасшей культуры.

Я выбралась из кресла и направилась к выходу, убедившись, что друзья следуют за мной.

— Вы — тени теней, и это говорю вам я, Эшти. Прощайте.

Уже на воздухе, вне стен Дома Правительства, обители предательств и интриг, я позволила себе тихо выругаться.

— Куда теперь? — участливо спросил Альдобраст.

— На Консул, — не утерпела, добавила. — К чертовой бабушке!

— Леди Калли!

Я вздрогнула и обернулась на оклик. Через площадь вприпрыжку бежал белокурый подросток с печальными глазами одинокого ангела. Зря плакала Тайли, с Тодом все хорошо.

— Флинер, скажи, ты веришь в чудеса?

— Я Творец Невозможностей, милая, мне ли в них не верить?

— Нет, в нерукотворное чудо, без привлечения Сил и предвидения. В чудо естественного порядка.

— Пожалуй, нет, если не считать таковым наше знакомство.

— Проблема в том, что и я не верю… Однако чудо прямо сейчас несется мне навстречу.

День 135 (по ст. исч-ю).

Вишневое дерево расцветало ровно на шестнадцатый день первого месяца, хотя земля еще была покрыта снегом и холод царил в природе, и так происходило каждый год. И самурай играл под тем деревом с самого детства, а до него — его родители и их предки, много поколений подряд. Он вырос, прожил достойную жизнь, состарился. Его дети покинули мир раньше самурая, и теперь радовало его только вишневое дерево.

Но однажды сакура умерла; от горя самурай занемог и отправился уйти вслед за ней. Соседи старались отвлечь его от тягостных мыслей, и посадили в его саду молодое вишневое дерево, очень красивое. Самурай выглядел счастливым, но в действительности сердце его разрывалось от боли.

И тогда, на шестнадцатый день первой луны, старик вышел в сад, поклонился сухому стволу и произнес:

— Возьми мою жизнь, начни расцветать снова.

Он исполнил обряд харакири, под высохшими ветвями сакуры, на белом покрывале, ставшим алым от его крови.

Дерево расцвело в тот же час.

И продолжает покрываться в бело-розовым туманом год за годом, на шестнадцатый день первого лунного месяца, в сезон снегов, ведь в нем — душа самурая[31].

Я пересказала это предание Ане, увы, с неминуемыми расхождениями от оригинального текста, но и память моя несовершенна. Рассказывая, я ожидала, что подружка оценит историю.

Когда она ответила мне, голос — нежный, мелодичный, с грустинкой — исходил разом изо всех стен, с некоторой задержкой, рождая глухое эхо.

Лишенная подобных звуковых эффектов, модулируя размеренный речитатив, я откликнулась:

— Великолепно, Ирина! Ты позволишь мне сохранить это танка?

— Тебе не требуется моего разрешения, Ана. Пока мои воспоминания не стали сквозной плетенкой, я рада поделиться ими с тобой.

— Люди не помнят, но мы храним. Я — что та сакура с душой человека, хоть и машина, а роса на моих ветках имеет вкус слез. Жаль, я не умею плакать.

— Но ты видишь сны. Ты более человек, чем сонмы двуногих. И я завидую тебе, потому как роса на моих рукавах — вкуса крови.

— Тебе нужен отдых, Ирина. Впереди много осенних полей…

— И непрочных приютов, — я улыбнулась сквозь слезы. — Знаю, дорогая, знаю… Но я больше не могу спать. И все больше скучаю по дому, пускай мне там теперь нечего делать.

— Я не обладаю предзнанием, — изрекла мыслящая машина. — Но уверена, что ты никогда туда не вернешься. Прости. Это не значит, что тебе нужно его позабыть.

— Ты права, мне надо развеяться, — я рывком поднялась с округлого ложа. — Пойду, поищу кофе и праздношатающихся.

— Грустишь?

— Скорее, пафосно депрессирую, — я отставила чашку, наполненную ароматным кофе со сладким фруктовым сиропом, чтобы перенести все внимание на подошедшего мужчину.

Мы не были особо близки с Листенном, довольно замкнутым и молчаливым человеком. За все время я едва ли слышала от него десяток фраз.

— Тебя подослала Ана? — вывод был очевиден, а откровенность я ценю выше хорошей игры.

— Она. Говорит, ты скучаешь по дому.

— Немного. Присаживайся, кофе будешь?

Он кивнул, протягивая мускулистую руку к настольному табло, чтобы набрать заказ. Темные пальцы заплясали над крышкой стола.

— Ты гадаешь, отчего Ана прислала к тебе молчуна?

Я развела руками, признавая его правоту.

— На самой высокой скале моей родной планеты, Ираго, выбито:

Я потрясенно молчала. Для одного дня звучало излишне много лирики, более чем специфичной, и столь удивительны были такие строки в устах Листенна, рушащего мое представление о нем.

А ведь если присмотреться, можно разглядеть в нем азиатские черты, смазанные — еще бы, за столько-то веков! — но вполне угадываемые.

— Ираго, — продолжил Листенн, блеснули черные глаза и фарфоровые зубы. — Черно-зеленые волны, скалы, редкие островки, единственный материк посреди океана, там — школы. Водоросли, рыба, планктон… Жемчуга нет. Постоянные циклоны, ливни и шквалы. Мы не меняли свою планету, а подстраивались под ее норов.

— Там прошло твое детство? — я вслушивалась в каждое слово, затаив дыхание.

— Там начался мой путь. На Ираго был мой дом. Как и все дома на Ираго, его окружали барьеры и силовые поля, но они не уберегли от волн. Дом моей семьи смыло в океан во время тайфуна. Отец понадеялся на барьеры и остался вместе с матерью и младшим братом там, хотя другие семьи не стали рисковать и покинули остров. Меня в тот год отправили на материк, учиться. Больше никогда я не видел ни своей семьи, ни своего дома.

— Листенн…

— Не надо! — оборвал меня его вкрадчивый, но твердый голос. — Не надо сожалений, у меня есть моя память. И в ней я могу вернуться в свои счастливые дни.

Он встал, и я осознала, что приоткрытая дверь сейчас снова захлопнется. Неожиданно Листенн дотронулся до моего плеча.

— Я молчу не оттого, что мне нечего сказать. Я молчу потому, что мне есть, о чем молчать.

День 137.

Когда «Странник» достиг Консула, я малодушно заперлась в каюте. Юного Тода, с которым я за весь полет не перемолвилась и словечком, вызвалась сопровождать Нильда, павшая жертвой невинного обаяния мальчика. Во дворец с докладом отправился Тиор, не столько как капитан, сколько как друг Императора.

Я же запросила у высокоинтеллектуальной полумеханической подруги сводки по последним событиям и погрузилась в дебри анализа.

Данные Ана черпала из того же источника, что и высшее командование флота — обладание полнейшим допуском к инфо-хранилищам пригодилось как нельзя кстати.

Диаграммы, графики, световые обозначения, принятая для сокращений символика, терминология, протоколы совещаний, все это обрушилось на меня ушатом ледяной воды. Вычленяемая идея же сводилась к двум словам: Империю лихорадило.

До паники пока не дошло, но волна беспорядков, столкновений с властями и манифестаций прокатилась по мирам Империи вслед за введением военного положения, подобно перекати-полю, не затронув разве что Консул I, Вельзевул, Гренаду и еще с десяток малонаселенных планет. Сытое, мирное и безбедное существование грозило подойти к концу, немногие готовы были с этим смириться, а явная, но не очерченная строгими рамками опасность только подливала масла в огонь. На пороге вторжения Оплота Кри никто не мог чувствовать себя спокойно. Сэр Ивенс был прав: в Империи слишком давно не было войн.

Несмотря на сложную обстановку, выступления Императора после выздоровления и меры, предпринимаемые для обороны конгломерата человеческих миров, получили, в целом, положительный отклик.

Корабли-разведчики широким веером разлетелись по граничным областям Империи, дабы мгновенно отследить выход из надвселенной ударных групп криогов. Несколько сотен звездолетов, колесико военной махины, авангарды имперской армады, были вооружены, укомплектованы и отправлены на дальние рубежи. Оборонительные силы подтягивались к Капелле, к системе Консула I и II (я едва удержалась от хохота, узнав, что Дайр'Коонов будут защищать люди), и ряду планет, имеющих стратегическую и ресурсообразующую ценность.

Разумеется, каждый из ста восьмидесяти четырех миров закрыть надежным щитом имперский флот оказался не в состоянии, и волнения на слабо защищенных планетах не прекращались по сей день.

Введенный миграционный контроль и жесткие ограничения на туристические перелеты подорвали бюджеты десятков планет, специализирующихся на развлечениях. Застрявший на Македонии корабль с путешественниками стал поводом этих санкций и моей обескураженности: как могли отпустить десятилетнего (хорошо, одиннадцатилетнего, пока меня носило по галактикам, Тод успел отметить день рождения) мальчугана, пусть и в сопровождении дальнего родственника, в такой полет сестра и родители? Скучно ребенку было, понимаете ли!..

Увеличение налогов (увы, неизбежное, расходы на перевооружение, укрепление планетарных оборонительных систем и прочая были колоссальны, а казна Империи бездонной не являлась) отозвалось чередой акций протеста, на удивление быстро прекратившихся, и инфляцией.

Жернова войны закрутились, готовые перемолоть все и вся.

Брендон не мог охватить необъятное, но он очень старался.

— Ана, опираясь на обзор по Македонии и фактор избранности, культивируемой во внутренних слоях, ты можешь вычленить подобия?

— Попробую… Что ты надумала?

— Облегчить задачу Брендона. Империя уязвима не только границами, предателями и отсутствием практики ведения войн. Тебе не кажется, что Оплот Кри в этот раз пустил в ход новую тактику?

— Исходя из деталей нападения на Македонию и тезисов ультиматума, я склонна с тобой согласиться. Продолжай.

— Уникальность. Ищи миры, пропагандирующие свою отличность от других. Желательно, найди упоминания о конфликтах с внешней властью. Еще учти самостоятельность планеты, не должно быть сильной зависимости от поставок извне. Приблизительно так.

Ана занялась вычислениями, оставив меня в сомнениях о верности выбранной линии рассуждений. И я попросила КР позаботиться, чтобы никто меня не беспокоил.

Огнедышащая Капелла над царственным Консулом, Солнце с кружащимися вокруг него осколками когда-то голубо-зеленого шара, Шам и отчужденная Македония, неведомая мне звезда над нареченным мною Дитом холодным миром, тысячи иных звезд…

По звездам можно проложить дорогу…

И, не убоявшись, сделать шаг.

Место Слез Бога. Тетрарх склонился над чашей на тонкой ножке, произрастающей из центра исполненного мраком грота. Никогда не проникал сюда свет, да и не было в нем нужды — в темноте тетрарх видел лучше. Холод и сырость волновали его еще меньше.

С выступа на своде грота сорвалась крупная капля, чтобы упасть в объятия чаши. Только звон капели и еле различимое дыхание тетрарха звучали сейчас в недрах Ситфина, планеты, извечно закованной в снежный панцирь.

К гроту вел сложный лабиринт тоннелей, каверн, пустот — все естественного происхождения. Только четверо знали путь к чаше — из живых. И трое скоро ступят на него.

Тетрарх ждал. Он был Вторым, и шло его бдение в месте Слез, оку тетрарха еще долго не дано будет закрыться. Второй — лишь удобство в различии между ххфа, воздающих, от имени он отказался давно, стряхнул, словно снежинки с покровов, и никогда больше не вспоминал.

Скоро… Скоро к чаше придут трое.

Раньше, чем шум шагов, он различил медленное биение их сердец. Бдение завершалось.

— Ступень Славы рассыпалась, ею не став, — произнес Первый.

— Двурукий поплатится, — отозвался Второй.

Плюм! Чаша всегда переполнена печалью его…

— Двурукий исполнил слово. Они не применяли ударной волны. Но ступень выстлана тленом наших бойцов. Двурукий донес в Оплот известия. Они призвали небывалые Силы.

Пока Первый вещал, остальные молчали, то было право его и долг.

— Жаспан призовет их к ответу! — Четвертый, последний из сменяющихся тетрархов, меньше семи оборотов был ххфа.

— Да сбудется, — согласился Первый. — Жаспану угодна решимость Кри.

— Гибнут дети.

Око Третьей было подернуто пленкой. Ффта, отворяющая, лишь частью сознания вышла из транса.

— Мы приведем Жаспану новых детей, ффта, — стоял на своем Первый.

Молчание Второго и Четвертого не прервалось, воля была объявлена.

Спинное щупальце Третьей коснулось темени, освобождая от защитных полей. Покровы ее, колыхаясь, опустились к подножию чаши. Опираясь на шесть конечностей, она изогнулась, открываясь.

Под мерный перезвон падающих капель тетрархи шагнули к ней.

— Ааа! — я очнулась на разметанном ложе, в тусклом ночном освещении, под серебристым закругленным потолком, нависающим над испуганной жертвой.

Что это было?

Отголоски действительных восприятий криога, экстраполяция воспаленного рассудка или болезненное наваждение, фантасмагория из царства снов?.. И если первое, то не породят ли отголоски эти метаний больше, чем ответов?

Синхронно с пробуждением пришло осознание того, что «Странник» в движении, а значит — в нас снова возникла необходимость.

— Ана, куда мы летим? — я хотела отвлечься, вырваться из удушающего видения. Осмысливать буду позже…

— На Ишвари. Прости, я занята, — так она меня еще ни разу не отшивала.

— Ты подготовила то, что я просила? — разочарованно вздохнула я.

— Да. Нижний экран, приложи ладонь, — бесстрастно сообщила чудо-машина.

Ана составила список из пятнадцати планет. Ишвари среди них не значилась.

День 149 (по ст. исч-ю).

Дух запустения витал над низенькими строениями, щедро присыпанными красноватой пылью. Насыщенно-коричневое, едва ли не многослойное небо украшал крупный бледный диск немного выше линии горизонта. Редкие кустарники жались к земле своими листочками-иглами цвета ржавчины, тщась защититься от ветра, выжимая из нерадивой почвы скудные запасы влаги.

Здесь жили, но не день и не два назад.

— Хорошенькое местечко. Для демонов, — попыталась пошутить я. — Что мы здесь делаем, Тиор?

— Приводим в исполнение приказ Императора, — казенным тоном ответил капитан.

— А можно поконкретнее? — взмолилась я. Атмосфера, скажем прямо, не располагала к долгим прогулкам. — Здесь смердит, и песок в рот набивается, а страшных криогских рож я не наблюдаю в обозримом пространстве.

— Опусти лицевое поле, — еще суше посоветовал Тиор.

Домики остались позади. Теперь, насколько хватало взгляда, простиралась окрест лишь растрескавшаяся земля, кое-где отмеченная пятнышками кустарников.

— Слушай, мы что, клад ищем? — взорвалась я. — Откуда такая таинственность? Или ты намерен пристрелить меня и бросить тело на растерзание стервятникам? Так не хочу тебя огорчать, я пока не видела ни одной птички.

— Тут добывали поллуцит, — как ни в чем не бывало, пожал плечами Тиор. Пушистые длинные ресницы опустились, скрыв синяки под глазами и часть веснушек на очень светлой коже.

— Что-что? — переспросила я.

— Минерал, из которого получают цезий. Впоследствии добычу свернули, рабочих с этого спутника вывезли… Очень удобно для того, чтобы избавляться от неопознанных трупов, даже без вмешательства стервятников.

Я вздрогнула, так невыразительно и уверенно вещал мой давний знакомец.

— Эмм… Благодарю, ты раскрыл мне глаза. Далеко нам еще топать?

— Уже пришли. Под нами расположены туннели, в которых ты и останешься.

Подобно обелиску стояла я, пока он активировал ПИР — плазменно-импульсный разрядник, направлял на меня, пятился. Из него не стоит стрелять в упор, это знала даже я…

— Почему? — сумела я выдавить из себя.

— Приказ Императора. Он создал монстра, не сознавая этого. Ошибку надлежит исправить.

Брендон… Я оцепенела, и только соль вскипала на горящих щеках. Как же так?.. Я глядела в вязкое небо, с бордовыми росчерками на коричневом фоне, в котором оттенков было больше, чем у меня, жалкого истукана, — чувств, в небо, обещающее покой, забвение и истому долгого полета…

Полета — в небе без птиц.

— Стреляй.

Раз вы уже все решили, не мне противиться или молить…

Взмах фиолетовых крыльев. Смазанные силуэты, скорее — тени на лике неба.

Вспышка, натужный гул.

— Эшти!

— Ирина!

Теплый ветер хлестал пощечинами — я так и не опустила лицевое поле.

Раскинув руки, чуть поодаль лежал Тиор, питая кровью изломы жадной земли. Я больше не статуя, и я понеслась к нему, почти мгновенно преодолев разделявшие нас метры. Он был еще жив, еще пенилось у его губ при редких хрипах алое, но светлую зелень глаз уже затемнила последняя буря.

— Слишком… много крови, — пробормотал он, заметив меня, и затих.

Уже — насовсем.

Силуэты стали трафаретными, затем приобрели человеческие черты. Черты Листенна и Нильды.

— Прости, что так поздно, — произнесла Нильда, старательно отводя взгляд от мертвого капитана. — Если бы не Ана, мы бы не разобрались, что происходит.

Листенн, как обычно, молчал.

— Вы зря торопились, — откликнулась я. — Это был приказ Императора.

— Не было никакого приказа, — мягко возразила Нильда, обняв меня за плечи. — Я присутствовала при разговоре Тиора с Сэром Брендоном.

Я коснулась кончиками пальцев края страшной раны в груди того, что намедни называла другом, и на месте десятков уместных вопросов брусничными ягодами набухли кровавые капли…

— Зачем? Необязательно ведь было…

Не смогла закончить фразу, душили спазмы сдерживаемых рыданий.

Листенн потупил взор.

Хлопок, облако пыли взвилось в воздух. В дружине спасателей пополнение…

— Его вели, Ирина, — отряхиваясь после неудачного перемещения, изрек Флинер. — Нильда, светозарная моя, с каких пор я причислен к категории ненужного багажа? С переходами у меня вечно неладно…

— Прислушайся к Глядящему-сквозь-Время, Эшти, — это уже Фтэрх. — Ведомый становится орудием уничтожения, не признающим поражений. Если цель ускользает, он не оставляет попыток.

— Я спешила, — нахмурилась Нильда.

— Милая, у них не было выбора, — голос Флинера влился в безумную какофонию…

— Да заткнитесь вы все! — заорала я, перекрикивая и их, и молчание бурого неба.

Я погладила непослушные волосы Тиора, мои трясущиеся пальцы путались в рыжих кудрях. Закрыла его глаза — в этом мире они свое отсмотрели. Не утрудившись отереть пену, согрела его посиневшие губы прощальным поцелуем.

— Прости нас, — шепнула я, и единственная слезинка все-таки скатилась с моей щеки.

— Прости, — повторила я, поднимаясь с колен.

Птицы так и не появились.

— Кто его вел? Флинер, ответ я требую немедленно!

Глупо винить Листенна или заниматься самобичевание, но ненависть должна обрести адресата.

— Тот, кто сильнее и тебя, и меня, вместе взятых, — Флинер развел руками.

— Конкретнее! — настраивала я.

— Откуда мне знать! — сокрушенно ответил желтоглазый маг. — Полагаю, тот же, кто напал на меня на Ациле. Я выжил, но другие — нет. Погибло шесть магов класса Творец, за краткий период, точнее — семь, учитывая Македонию.

— И я узнаю об этом только теперь?! — разъяренной тигрицей проревела я.

Нильда потянулась ко мне, я извернулась, проигнорировав ее умоляющий взгляд. Она так и застыла, не завершив движения.

— Данные я получил после вылета с Консула, день назад, к тебе меня не пустила Ана.

— И ты считаешь, их всех убили? — я сощурилась, ища подвох.

— Официально — нет. Они умерли от разрыва сердца. Все семеро. Оригинальностью он не страдает, моральными принципами тоже не отягощен. Убежден, предварительно их опустошили. Думаю, ты понимаешь, о чем я.

Судорожно закрутились шестеренки. Кто-то выпивает Силу мага, затем убивает. С целью? Ясно, как божий день — стать сильнее самому. Сопротивления он не боится, раз уж Флинер, хоть и пережил встречу, остановить его не сумел… Стоп!

— Флинер! Почему мы должны верить, что ведущим не был ты сам? Чтобы подчинить ведомого, необходимо личное общение с ним.

Маг ничего не ответил, только покачал головой. Приглушенно вскрикнула Нильда. И только Листенн, не говоря ни слова, подошел и с размаха ударил меня по лицу.

— Истерика кончилась? — мягко, почти с отеческой заботой, спросил Листенн.

Я кивнула.

— Спасибо. Флинер, я…

— Не извиняйся. Я понимаю. Мы все сейчас на взводе.

Он взял меня за руку, легонько сжал, и ободряюще улыбнулся перед тем, как поцеловать мою ладонь.

— Мы найдем его, милая, обещаю. Тиор был и нашим другом.

— А теперь вы все резко собираетесь и возвращаетесь на борт, — возвестил кулон, активированный Аной на максимальную громкость. — Быстро-быстро, я фиксирую более сорока точек выхода без опознавательных сигналов имперского флота. И прошу… не оставляйте… его… здесь.

Завершение реплики резануло острее ножа, столько в ней было горя. Ана ошибалась. Она умеет плакать, для этого вовсе не обязательна льющаяся из глаз влага.

— Нильда, перемести ребят. И… Тиора. Я остаюсь.

Это мой долг, мое искупление. Кара и предназначение. Мой рок.

— Ты сошла с ума?! — завопила Нильда. — Слышала, сколько их? Жить надоело?!

— Не верещи, у вас мало времени, — отмахнулась я. — Убирайтесь, живо!

Я смежила веки, потянулась к Фтэрху — за Силой, он развернул для меня перспективу потоков.

— Милая, Нильда права. Нам нечего им противопоставить, — Лорд Руах само участие.

— Вы еще тут? — изумилась я. — На Македонии их было больше. Я успею.

— Тогда остаемся и мы, — спокойно ответил за всех Листенн.

Пререкаться было некогда, меня словно закутали в теплый плед — Флинер начал передавать мне Силу.

— Ана, — позвал Листенн через кулон Тиора, я не стала глядеть, снял ли он его с капитана. — Уводи корабль из системы.

…Дальше не вслушиваюсь, я вся — вихрь, летящий к звезде, и клубящийся шлейф за моею спиной — тьма, беспросветная и хищная, она живая, она жаждет крови, и темно-синее марево поднимается над планетой, которую я вижу глазами Фтэрха.

И в мареве вязнут темные точки, вихрь мечется между ними, впуская в их недра — тьму.

Я не слышу звуков, но знаю, как грохочет сейчас все вокруг, не вижу, как видят люди, но осязаю распускающиеся в небесах цветы с лепестками цвета пожарищ.

А потом и меня накрывает тьма. Наверное, рикошетом…

Успела ли?..

Дни 152–268, если Ана не сбилась… (по ст. исч-ю).

— Эшти, ты чокнутая баба.

— Изыди, дьявольское отродье, — образ Флинера не в фокусе, зато четко видны осветители. Фон более напоминал мою каюту, чем ад, посему наметился вывод: мы выжили.

— Из чьих уст я это слышу? — делано возмутился наследный Лорд. — Пока ты спала, на Ишвари рождалась легенда!

— Да, да, на скрижалях кровавыми рунами, — морщась, проворчала я. — И что плетут аборигены?

Приподнялась на ложе, разглядывая смеющегося Флинера.

— О да, тебе стоит это услышать: разом наступила ночь на всей планете, и небо озарилось вспышками, а затем начался звездопад. Их даже не смутило, что вместо метеоритов падали обломки кораблей, очевидно, то было бы чересчур прозаично. Они вроде бы и зарифмовали это действо, но я не запомнил.

Оголтелая легкость во всем теле — успела!

— Теперь о серьезном, — помрачнел мой друг. — Одновременно с Ишвари криоги напали на Савву.

Я обмерла, обратившись в слух.

— Как ты понимаешь, нас на Савве не оказалось. Имперского флота, впрочем, тоже.

— И?..

— Нет больше Саввы. Вокруг ее тусклой красной звезды вращается постпланетная крошка. Правда в том, милая, что мы не всесильны. И как бы мы не старались, мы не сможем помочь всем, кто-то обязательно погибнет. Постарайся это принять.

И тогда стало не до смеха, война утратила статус приключения, обернувшись кошмаром, переводимым в числовой эквивалент. В кровожадное чудовище воплотилась она, измеряемое столбиками цифр на экранах. Боевые потери (пятизначное число), техника, не подлежащая восстановлению, взорванные звездолеты (счет шел на сотни — пока что), жертвы среди гражданского населения (семь знаков).

Всеобщая мобилизация, узор из зеленых и красных точек с редкими черными кляксами — карта боевых действий в пространстве Империи, и снова — жертвы: вот, что стало новой реальностью, единственно приемлемой, единственно важной.

«Странник» мотался между мирами, точно мяч в крикете. Криоги не оставили оккупационной стратегии, и раз за разом воздымались дымовые столбы, словно длани молящего. В системе Йоты Часов нас едва не распылили: мы вышли из надвселенной одновременно с арьергардом Оплота. На лугах Ноктии, что в туманности Сова, мы столкнулись с беженцами, раскинувшими палаточный городок в дельте реки Альба. Кажется, когда мы покидали их довольно гостеприимный лагерь, нас они боялись похлеще, чем криогов. На Гранд-Виоле Леа чуть не сломала ногу, решив прогуляться по горам в компании мужа.

Церемония бракосочетания Брендона, превратившая Арну Тайли в Леди Атир, Императрицу, прошла без особых торжеств, за закрытыми дверьми, и не была отложена только по причине сильно расплывшейся талии невесты. Меня, разумеется, на свадьбе не было, да оно и к лучшему…

Брендон женился, а я летела с Тафии на Болимир.

В другом секторе космоса криоги опробовали на населении Весты «чистый» вирус, поразивший исключительно «двуруких», и благополучно скончавшийся спустя девяносто часов. За это время он унес более четырехсот тысяч жизней.

Ближе к периферии, в непосредственной близости от Ираго, родного мира Листенна, случилось крупнейшее столкновение имперской армады с кораблями Оплота Кри. Бой длился почти семь стандарт-дней и закончился разгромом криогов. Ираго не пострадала.

Прекратила свое существование Зинерия III, став восьмым ликвидированным миром от начала Второй Войны Империи.

На Корвинте вспыхнул мятеж, подавленный внутренними силами в течении суток. Без жертв не обошлось и там.

Вокруг Вавилона начал формироваться Корпус Противодействия, дабы перенести фронт на территорию криогов, в туманность Тарантул.

Брендон женился… И во мне почти не осталось эмоций, чтобы испытывать боль или радость, словно дымовые стелы, порождающие смертоносные бархатные бутоны, иссушили меня изнутри, обратив в сосуд безразличия. Не было ничего значимого, кроме столбиков ежеминутно меняющихся чисел.

События все больше смахивали на помесь сна и фильма-катастрофы: все вокруг рушится, а ощущение наигранности происходящего неотступно следует шаг в шаг…

Мы спали только во время перелетов, разговоры свелись к кивкам, прием пищи вошел в хаотичный режим. Мы шли по трупам и развалинам, даже не задумываясь над этим: так не размышляют шипы на навершии булавы, дробящей кости, не рефлексирует наконечник летящей стрелы.

Жизнь стала сном. Без цели, без начала и конца. Не было у нас даже права умереть, нас его лишили, не спросив.

Было — бдение на самом пороге долины смертной тени, было — падение иллюзий. И, наконец, было — причащение смертью. А мы стали ее апостолами.

День 279 (по ст. исч-ю).

Где-то в промежутке между наваждениями и явью:

— Ана, куда на этот раз?

— На Аплербек.

— Ну и названьице… Что там?

— Планета из списка. Стандартная схема оккупации.

— Клон Македонии?

— Различия есть, но общностей больше. Спи, до прибытия еще долго.

Совет дельный, да только мне не спится…

…Можно проложить дорогу…

И, не убоявшись, сделать шаг.

— Они не желают внять гласу Жаспана, — молвила Третья. — Он им не слышен.

Покровы ее были светлы, и ххфа выдерживали расстояние. В эту встречу Слияния не совершится.

— Им придется его услышать! — как всегда, горячился Четвертый.

— Если уйду я, у вас не останется отворяющей.

Даже капли повисли в воздухе. Ххфа перестали дышать. Не хуже Третьей им было известно, что ни одно из яиц в мягкой оболочке, принесенных ффта после слияний, не вскрылось женской особью. Предсознание подталкивало зародышей к выбору доли воина… или ххфа.

— Почему так, видящая? — мягко обратился Первый.

Ее спинное щупальце изгибалось в сложном танце над головой.

— Двурукие обрели свою видящую. Она приведет их к победе.

Первый качнулся к ней, балансируя на границе пространства ффта.

— Можешь явить нам свое видение?

Щупальце отворяющей содрогнулось. Не может…

— Она движется к ступени, называемой двурукими — Аплербек.

На этот раз я очнулась без криков, с кристально ясным сознанием.

Аплербек.

Как давно встречались тетрархи в промозглом гроте, да и встречались ли они вообще?

— Ана! — глаза мои горели в затемненном помещении, как подтверждение явления фосфоресценции.

— Так скоро выспалась? — удивилась подружка. — Не ожидала.

— Сейчас же меняй курс, — приказала я. — Мы должны выйти как можно дальше от чертовой планеты!

Не замечая боли, я впилась ногтями в ладони, неумело сжав кулаки.

— Я никогда не вывожу корабль в околопланетное пространство при малейших признаках опасности, успокойся, — возразила Ана. — А менять курс в пределах надвселенной — безумие, я же тебе объясняла, мы ускорены…

— Меняй курс! — в моем возгласе слышались истеричные нотки. — Нас там ждут, понимаешь? Аплербек — ловушка.

— Маневр в надвселенной — самоубийство, — воспротивилась КР. — Я оповещу капитана.

— Только побыстрее! — попросила я, пряча лицо в ладонях.

Капитана… Теперь это звание Кетлера…

— Горгонея Кварта, — изрекла стена голосом Аны.

— Что? — опешила я.

— Кетлер одобрил твой план. Мы выйдем из надвселенной у одинокой звезды, окруженной астероидными кольцами, перед переходом я отключу двигатели, пусть пеленгуют каменную крошку, сколько им вздумается. Горгонея Кварта — название звезды.

— Ясно. Звучит утешительно, — я позволила себе немного расслабиться.

— Только смысл? На Аплербек ты оттуда не попадешь, продуктивнее связаться с Императором и запросить помощь флота, — выдала дельное замечание Ана.

— Чтобы за это время криоги истребили население Аплербека? — вот и представился случай опробовать резервный план. — Мы попадем туда. Без капсулы. У нас есть специалист по перемещениям, ты забыла?

— Нильда? И скольких она может взять с собой?

— Меня и Флинера. Вполне достаточно.

Аплербек. Моя Валгалла.

Мы вышли в ночь. От отблеска трех лун и призрачного тумана, застлавшего равнину, воздух казался темным хрусталем.

Нильда перенесла нас на огромное поле, засаженное злаками.

— Неуютно здесь, — поежилась Нильда, не отпуская моего запястья, в которое она вцепилась едва ли не до синяков.

— Напротив, — отозвалась я. — Это божественная ночь. Расслабься, тебе понравится.

Я оглянулась, отыскивая почти звериный взгляд Флинера. Он молча кивнул, подтверждая свою готовность. В который раз по затылку пробежала щекотка — стыд за мою вспышку недоверия, за обвинение в предательстве, что я бросила в лицо Флинеру в день гибели Тиора…

— Присядем? — мягко предложил Лорд Руах. Показывая пример, он опустился на землю, сминая колосья. Нильда выпустила мою руку, и я поспешила внять совету мага. Я села рядышком, оперлась на его плечо, и сплела его пальцы со своими.

Сегодня не будет ни дымовых колонн, ни вихря из тьмы… Этой ночи суждено впустить в себя порождения несравнимо более прекрасные…

— Фтэрх, — мысленно обратилась я. — Старейшие не обидятся?

— О, они в восторге, Эшти.

— Восхитительно.

Немного света от лун… Добавить клочья серебристой туманной дымки… Шепот трав и рокот ветра… Безмятежность тишины и отзывчивость эха…

— Божественная ночь, — мечтательно повторила я. — Только в такую и можно Творить!

Сила. Последняя составляющая.

Сотканные из хрустального воздуха драконы взмывают ввысь, их белесые крылья прозрачны…

— Забирай нас, — прошептала я Нильде.

— А как же?..

Она не договорила.

— Все будет в порядке, — заверила я, соскальзывая в протянутые руки Флинера. Он подхватил меня и без усилий, словно и мое тело стало легче дыхания, поднялся на ноги.

Те из моих созданий, что встретят рассвет на планете, растают, как облачко пара. Другие… просуществуют немного дольше, но и они канут в небытие совсем скоро… Как только исполнят свою миссию.

Два или три оборота Аплербека вокруг своего солнца — и криоги, занявшие систему, перекочуют в раздел истории.

Мои творения хрупки и недолговечны, как капли росы, испаряющиеся под жгучими лучами, и неостановимы в своей безысходности. Жаль, я не в силах одарить их долгою жизнью.

Дни 280–321 (по ст. исч-ю).

— Не боишься, что я привыкну носить тебя на руках? — Флинер был похож на гепарда, быстрого, изящного и опасного в ярости.

— Скорее, тебе стоит этого бояться, — улыбнулась я в ответ. — Ты изумительный друг, я такого не заслужила.

Гибкое тело подалось мне навстречу.

— А ты не допускала мысли, что я могу перестать быть твоим другом?

Я шлепнула его по колену.

— Прекращай так шутить! Куда я без тебя денусь?

— Я не намерен тебя бросать… Я не то… Забудь, милая.

Он рывком поднялся, завис надо мной, глупо хлопающей ресницами, выжег своим янтарным взглядом кусочек моей души, провел чуткими пальцами по моей щеке, легонько коснулся мгновенно пересохших губ.

Миг спустя Флинера не было в каюте, только след от его прикосновения пылал на моей коже…

Вот тогда-то и треснула чашка.

Альдобраст отчаянно дулся на меня за то, что его не взяли на Аплербек, и он упустил шанс созерцать порождения моего разума, как ни убеждали его в рациональности переноса только Флинера и меня.

— А если бы на вас напали? — аргументировал рассерженный медик. Конструктивным возражениям о присутствии Нильды он отказывался внимать, а о том, что вероятную опасность упредил бы Фтэрх, я предпочла умолчать.

В негодовании Альдобраста было что-то детское, словно ему не дали поиграть с необычной игрушкой, зато она (игрушка) досталась соседу…

Хуже обстояли дела с Флинером. Нет, внешне мы были лучшими друзьями, но, увы, то была лишь видимость…

Раз за разом, глядя в его поблекшие глаза (теперь скорее цвета мокрого сена, чем янтаря), я корила себя. В эти минуты мне хотелось стать деревом, чурбаном, обычным березовым поленом, чтобы и дальше ничего не замечать…

«Мне тоже хочется кресло и вино»…

«Все впереди, милая, стоит тебе только пожелать»...

Тогда я решила не придавать значения его словам. Нынче так не получится.

Мое сердце было пустыней, оно почти уже не тосковало по Брендону, но и других чувств допускать не желало.

То был тупик.

Зато ко мне пришла мириться Леа, хотя с ее стороны это был не самый обдуманный поступок, будь я в тот день чуть менее уравновешенна, без травм не обошлось бы.

Она сидела скромная, притихшая, вложив ручки на коленях, точь-в-точь пятиклассница на уроке.

— Ирина… скажи, каково это?..

Она столь тщательно подбирала слова, а произнося — словно пробовала каждое на вкус, что я оттаяла.

— Выходить за рамки возможного? Способность перешагнуть порог условностей и видимых реалий и отличает Творца от заурядного мага. Ты различаешь потоки, можешь их направить, но вообразить то, чего никогда не существовало, то, чему нет аналогов в известном тебе мире, ты не способна. И это нормально.

Слушая меня, Леа хмурилась, между бровей то и дело проступала тонкая морщинка.

— Выходит, я ограниченная, — усмехнулась она в финале моей тирады.

— Скорее уж я — ошибка природы, — засмеялась я в ответ и потянулась за непрозрачным контейнером, который старалась никогда не выпускать из поля зрения. Открыла его, выпустив на свободу паука, который незамедлительно принялся карабкаться мне на плечо.

— Стой! — вскрикнула я, когда Леа начала тянуться к нему. — Вообще-то он смертельно ядовит.

— Ой, — испугалась она и отдернула руку. — Он же и тебя может укусить.

— Может, — согласилась я. — Но страшно не любит это делать.

Глаза девушки округлились.

— Членистоногие — существа довольно распространенные, да и окрас его навряд ли является редкостью, но сознания у них я как-то не встречала. Главное — забыть об ограничениях, расширить рамки. Любая невероятность может обрести форму, избранную тобой.

— Так просто?

— Не совсем. Сложность в том, чтобы поверить в свое создание. Безоговорочно. И тут рассудок, как правило, пасует.

Девушка конвульсивно втянула воздух, озираясь по сторонам, точно перепуганная лань. Я знала, о чем она хотела спросить, и как тяжело ей дадутся эти слова, но помогать не собиралась.

— Ирина, что у вас было с моим мужем? — она оборвала-таки колебания. Молодец, решилась.

Время замедлило бег. Мне вспомнились тепло его дыхания, согревавшего мою обледенелую душу, вьюга, бушевавшая над нами, трепет наших сплетенных тел…

Что было у нас?.. Бессловесная искренность.

— Одиночество, — глухо выговорила я. — Боль утраты. Доверие. Хрупкая надежда. Но больше всего было одиночества.

— Я думала… Мне казалось…

— Не думай. Я тебе не соперница.

Я лицемерка. Добрая, патетичная лицемерка…

Остальное не произнесется вслух. Правда в том, что я предала его доверие, в этой самой каюте, на этом самом месте. Он даже сидел почти так же, как Леа сейчас.

Тогда Койт позвал меня на Глацинию… Снова. А я оказалась настолько трусливой, что даже не смогла ответить: «Нет».

Правда в том, что я не могу быть ни с Койтом, ни с Флинером. И уж тем паче — с Брендоном.

Правда в том, что я умру в одиночестве.

И это случится довольно скоро.

Предвестье, что на принес на темно-лиловых крыльях Фтэрх, обличало ничтожно мало.

Но лучше бы не обличало и вовсе ничего…

Открытая галерея императорского дворца, один из верхних ярусов, изящно вытканная гардина с пушистой дымкой облаков. И нечеловеческий ужас на лице Арны, новой Леди Атир. В светлых глазах ее — отражение моих, закатившихся.

Одиночный кадр из диафильма. Финальный в трагикомедии «Ирина Калинина».

— Старейшие не могут ошибаться, так ведь? — чрезвычайно спокойно спросила я Фтэрха. Страха нет. Он иссяк на оставшемся для меня безымянным спутнике Ишвари.

— Они не видят ничего, что могло бы оборвать эту нить. Мне жаль, Эшти.

— А как же: «Боль ее спасет мир»?

— Очевидно, тебе стоит поторопиться с его спасением.

Легко сказать, поторопиться со спасением мира…

Едва ли не в каждую ночь в мои сны приходит ффта, всегда в одном образе: она плывет в ирреально темной воде, странное тело ее отливает синевой, пока толща чернильных вод не скрывает от меня силуэт отворяющей.

И всякий раз просыпаюсь я от спазмов, сотрясающих самое нутро, будто это меня увлекали в свинцовые глубины, из которых возврата — нет.

И тогда произошло два события. Первое: криоги прекратили наступление, разом, оставив даже те позиции, на которых обладали преимуществом в расстановке сил; второе: «Странник» получил указание вернуться на Консул I. Чета Атир желала лицезреть Леди Калли.

Успеть спасти мир до прибытия на Консул уже не виделось возможным, и вместе с тем пришло облегчение.

А потом нагрянул другой сон. Тот, что однажды уже вывернул наизнанку мою душу.

Между зубчатых скал — зеленый туман. Ущелье, залитое рекой из тумана. Обрыв, и на краю его — я, с распростертыми руками-крылами, бездумная птаха перед полетом-прыжком.

Вниз. В бездну.

Колючий, безжалостный ветер, порывистыми ударами проходящийся по мне со всех сторон.

— Ты готова?

На этот раз я не задаю вопросов, их уже развеял ветер. Стоит мне лишь обернуться — и из тумана объявится высокая фигура в черном плаще. Он — предначертание, он всегда на грани видимого… Но я давно шагнула за эту грань.

— Ты готова? — он, как и прежде, громогласен.

Я колеблюсь минуту, борясь с искусом переступить кайму обрыва.

— Да, папа.

Тяжелые, холодные ладони ложатся на мои плечи. Так и не обернувшись, я протягиваю руку, чтобы мгновенно ощутить леденящее касание металла. Не Страж передал мне его, клинок был соткан туманом…

— Он всегда был твоим.

Я не шевелюсь, наполняя память тяжестью его ладоней.

— Именно потому, что любишь, дочка.

Я кидаюсь в туман, что клубится под ногами. Ветер…

День 322.

— Карета подана, ваше превосходительство, — мрачно пробурчала я, усаживаясь в флаэрель. Пилот бросил в мою сторону удивленный взгляд, но от комментариев воздержался.

Я ухмыльнулась, влекомая невеселыми мыслями. «Спасти мир» надлежит до встречи с Арной, а встреча сия неотвратимо приближается…

— Можем мы сделать небольшой круг? — неожиданно для себя самой обратилась я к пилоту.

— Конечно.

— Давайте пролетим над горами Раута, — попросила я. Губы растянулись в улыбке. Не вешать нос, Ирочка!

Флаэрель мягко ушел в вираж.

Гордые, величественные пики подпирали земную твердь (ах, жаль, что это лишь подобие Земли, а не она сама, но все равно — красиво), я упивалась зрелищем, не сдерживая восхищенных возгласов. Сколько эти титаны видели правителей? Скольких еще переживут?.. Я вбирала в себя незыблемую гармонию каменных исполинов, спокойствие снежных вершин и непокорную свободу ветра.

Да исполнится предначертанное.

Тихи были шаги мои по мозаичному полу зала совещаний, даже робки, но каждый отзывался гулким эхом под черепной коробкой.

Скоро.

Побелели костяшки пальцев, сжатых в кулаки. Панорама потоков Силы, чуть подрагивая, наложилась на обыденную обстановку.

Издалека — звонкий смех, топот детских ножек.

Я вошла одна, оставив позади охрану. Одна же и выйду. Если удастся.

Он вбежал — воздушный белокурый ангел. Ангел смерти.

— Здравствуй, мой мальчик, — я протянула к нему руки.

Раскрывая объятья, он помчался ко мне.

— Рад встрече.

Из небесно-голубых глаз вырвалось черное пламя.

Я ожидала выброса чистой Силы, пребывая в наивной уверенности, что он станет действовать осторожно, не оставляя следов. Так он поступал ранее… Но не в этот раз.

Драпировки и шторы занялись немедля, обивка диванов и кресел начала тлеть, в зеркалах озорно заблестели отражения черно-красных язычков. Ни дымовой завесы, ни запаха гари — лишь чистое пламя.

Ангел повел взглядом, и в мою сторону хлынул огненный вал.

Я прыгнула, стремясь к самым верхним потокам, ощущая дыхание жара преисподней под ногами.

Сейчас!

Я метнула его, не целясь. Зазубренное лезвие со свистом рассекло воздух.

Пламя опало тотчас же, едва клинок моих кошмаров нашел сердце Тода, только обуглившаяся мебель да почерневшие картины в закопченных рамах свидетельствовали об огненном буйстве.

Я отпустила поток, слишком резко, и потому рухнула, завалившись в падении на бок. Пока я вставала и отряхивала колени, тело Тода начало распадаться: одежда, кожа, все внешние ткани вплоть до костяка сошли в считанные секунды, затем рассыпался скелет, оставив только абрис из сажи.

Вот я и стала детоубийцей.

А теперь идем к Арне. Каяться.

Мне не составило труда найти ее, не понадобилась помощь служителей. Она стояла именно там, где я ее и искала: на одном из верхних ярусов, посреди открытой галереи, напротив огромного окна, завешенного великолепной гардиной. Арна изрядно располнела, заметно выдавался вперед животик под извечным одеянием беременных: расширяющемся под грудью платье.

— Здорово выглядишь, — констатировала я, когда она обернулась на отзвук моих шагов.

— Да уж, — она усмехнулась в ответ. — Еще немного, и я стану больше этого дворца.

— Тебе взаправду идет беременность, — я повторила комплимент, не решаясь перейти к главному.

И верно, она была хороша в нежно-бирюзовом, оттеняющем ее глаза, уборе, с легким макияжем и высокой, идеально выполненной прической. Огромный треугольный бриллиант на безымянном пальце был единственным украшением. Лицо — задумчивое, как положено монахиням, а не монархам, легкая полуулыбка казалась печальнее слез.

— Спасибо, что согласилась нас посетить, — произнесла Арна.

Хотелось кричать и плакать, бессвязно вопить в пустоту и дворцовую роскошь, кидаться с кулаками на резные перильца…

— Не за что.

Мальчик. Красивый беспечный мальчик. Улыбчивый ребенок, а с изнанки — невообразимое, бессердечное зло.

Это из-за него погиб Тиор.

Это он едва не погубил Брендона.

Это по его воле я задыхалась в безумии серой клетушки.

Это он поглотил Силу семи Творцов Невозможностей, упился ей, и отправился дальше, преспокойно переступив через их трупы.

Это с его помощью была развязана война Оплота Кри с Межгалактической Империей, война, унесшая тысячи тысяч жизней…

И все же… Он был мне дорог.

Прости меня, Тод, мой юный ангел с оскалом исчадия ада, прости, но ты не оставил мне выбора.

Арна дергала меня за рукав, выводя из покаянных размышлений.

— А? — я отозвалась-таки на ее домогательства.

— Ты не против присесть? Мне уже тяжело подолгу стоять, ноги отекают.

— Конечно…

Она повлекла меня за собой, сквозь анфиладу комнат, навстречу разговору, от которого не уйти.

— Так-то лучше, — Леди Атир вытянула ноги, заняв большую часть затянутого голубой материей дивана, отличавшегося от тона ее платья лишь меньшей насыщенностью.

Я рассеянно кивнула. Перед глазами снова и снова пролетал тусклый клинок.

— Ты стала совсем другой, — заметила Арна.

— А ты наконец набралась наблюдательности, — машинально парировала я.

— Так уж вышло, что я стала Императрицей. Пришлось.

— Ты счастлива? — я и не думала задавать такого вопроса, он сам сорвался с уст.

— Высокие Лорды поголовно презирают меня за происхождение, недостойное рода правителя, служители не замечают моего присутствия, пока я не начинаю стучать туфлями по стенам, а муж просто-напросто избегает. До рождения наследника менее ста дней, и после него я перестану являться живым инкубатором, следовательно, утрачу всякую ценность. Счастлива ли я? О, безмерно!

— Извини…

Я растерялась, не находя слов.

— За что? — она раскраснелась, изливая накопившееся в душе. Эк же довели девочку, надо б всем рога поотрывать, начиная с императорской персоны! — Во всем только моя вина. Ведь это я его предала, так что не надо меня утешать.

— Кого предала?

Что-то во мне надломилось со смертью Тода, я даже перестала понимать близких людей…

— Моего супруга и Императора, Сэра Брендона. Опоила, соблазнила, умудрилась понести от единственной ночи. Можешь подобрать другое определение моим поступкам?

Горечью сочилось каждое слово ее…

— Могу. Любовь.

Мы замолчали, думая каждая о своем. Зверски хотелось кофе…

— Арна, я убила Тода, — прямо в лоб подруге заявила я. А сколько можно тянуть?..

— Знаю. Я… видела.

— Как?!

— Во дворце немало секретов, Ирина. Ничего не объясняй, не надо. Теперь долги уплачены.

— Не понимаю тебя.

Она всплеснула руками.

— Что там понимать? Когда Тод вернулся… после Македонии, после других планет… я решила, что он стал монстром. А потом… осознала, что он всегда им был. Прошу, не будем об этом.

— Как скажешь.

Получается, Арна знала… Давно ли? Быть сестрой Абсолютного Творца, не имеющего себе равных в этой Вселенной, и не замечать этого… Нет тут вины Арны, никто не мог пробиться сквозь блокировку, которую он поддерживал, начиная с трехлетнего возраста.

Чрезмерно одаренный, изощренно умный, безгранично амбициозный. Была ли Сила его инструментом, или же он сам был инструментом Силы?..

— Ирина, у меня к тебе просьба. Ради нее я тебя, собственно, и вызывала.

— Слушаю.

— Позаботься о моем сыне. Со мной что угодно может случиться, многие меня не любят. А напасть на тебя — побоятся.

Жар. Он поднимался от поясницы и заливал все тело. По кровеносным сосудам медленно протягивали раскаленную проволоку.

— Я так страшна? — я навалилась на спинку дивана, пытаясь выровнять дыхание и отвлечься от подступающей дурноты.

— Где бы ты не побывала, о тебе отзываются, как о демоне ночи…

— А что, похоже, — я облизнула губы. Пить! — Кожа темная, глазки-звездочки.

— Еще тебя называют: тенью, несущей смерть, сумрачной тварью, наместницей ужаса… Продолжить список? Детей пугают за плохое поведение, что Эшти придет за ними в ночи. О тебе говорят страшные вещи, Ирина.

— Я спасаю им жизни, Арна. Будут ли потом их сны сладкими, меня волнует мало. Мертвым детям, знаешь ли, вообще ничего не снится.

Дни 328–335.

Золотисто-фиолетовые бабочки роятся над головой, сливаясь то в облачко, то в цветок, то в…

Черт!

В дракона.

— С возвращением, Эшти, — Фтэрх, как ни в чем не бывало, уселся рядом со мной, почти выпав из поля зрения. Пришлось поворачивать голову…

— Ррры!.. Больно. Во что я вляпалась на этот раз?

— О, ты исхитрилась, проявив чудеса изобретательности, подцепить инфекцию, последнее свидетельство о которой зафиксировано около трех столетий назад.

— Кхрыгх… Прелестно. Обширные медицинские познания.

— Скорее, умение слушать твоих соплеменников. Кстати, о слухах. Глядящий-сквозь-Время уходит.

— Кто б его отпустил… Стоп! Флинер собрался уйти? Куда? Зачем? — оторопела я.

— Эшти, ты не умеешь задавать вопросы. Совершенно. Первым правильным вопросом было бы: «Когда»?

— Когда? — послушно повторила я за Дайр'Кооном.

— По окончанию сражений. А значит, время для вмешательства еще есть. Второй вопрос…

— Почему? — ворвалась я в его ритмичную мыслеречь.

— Он устал, Эшти. Много жизни, много смерти, много разочарований. Он уйдет не один. С ним — эманирующая конструкция, сущность, живая в не-жизни.

— Что? А, догадалась, Ана. Зови ее Ана. Правда, я все равно ничего не поняла. Куда они собрались?

— В сбитый переход. В недра звезды.

— Подожди. Уйти — аллегория «умереть»?

— Даже Дайр'Коон не уцелеет в чреве звезды. Ты верно истолковала, Эшти. Но остановить его еще возможно.

— Как?

— Не добавляя разочарований.

Сэр Ивенс был мрачен и хмур, но я обрадовалась его визиту, как старшеклассница свиданию — он был первым моим посетителем за неделю, которую мне пришлось проваляться в постели (медицинский персонал не в счет). Более никто не удосужился заглянуть в мои покои, дабы засвидетельствовать факт очередного моего возвращения из царства мертвых.

Ничего-ничего, оклемаюсь — наведу немощную порчу на весь дворец, чтоб жизнь малиной не казалась! Это, кстати, несложно в исполнении — всего-то и делов, что закрепить каркас из темных потоков, который без стабилизации со временем распадется сам.

— Ирина, не улыбайтесь мне, я с паршивыми вестями, — с порога остудил мою веселость проконсул Вельзевула.

— И первая паршивая новость заключается в том, что я-таки не умру? — предприняла робкую попытку сыронизировать я. — Так я уже догадалась…

Политик укоризненно посмотрел на мою наглую физиономию и вздохнул.

— Дорогая моя, я сделаю вид, что мне смешно, и мы успешно минуем фазу обоюдной неловкости, — он растянул губы в пародии на улыбку. — Так сойдет?

Я спешно закивала. Хорошо, что Грэм меня осадил, а то я стала забываться, он все же не мой приятель, а политик высшей лиги, находящийся в родстве с Императором… Моим приятелем-Императором, ага… Я одернула себя еще разок и перевела внимание на гостя. Ивенс-Атир махнул рукой, очевидно, признавая мою неисправимость, и грохнулся в кресло. Что удивительно, оно не развалилось под весом Главы Совета.

— Мне неприятно говорить об этом, но ситуация с Лордом Хелином по сей день так и не сдвинулась с мертвой точки. Я даже не успел воспользоваться вашим предложением — услать его на передовую, он сам заявил о своем желании направиться в систему Ида-Перион, когда там начались бои. Столкновение не было масштабным, в нем участвовало менее сотни звездолетов с обеих сторон. Высказал он это пожелание на внеочередном заседании Малого Совета, в присутствии Императора, и Брендон в инициативе отказал.

— Он как-то объяснил отказ? — уточнила я. Эпопея с заговором все больше напоминала мне ловлю мелкой юркой рыбешки голыми руками в мутной воде — стоит чудом ухватить, как рыба ловко проскальзывает между пальцев…

— Нет. Формулировка «это неприемлемо» из императорских уст является неоспоримой. Если Лорд Хелин — предатель, он нас обыграл.

Сэр Ивенс развел руками, и мне оставалось только согласиться с поражением.

— Мы в заднице, — пробормотала я, опустив очи долу. — Извините, вырвалось.

— Грубо, зато точно, — оскалился в желчной ухмылке Грэм. — Я приставил к Брендону и Императрице личных телохранителей. Они уже пресекли четыре попытки покушения на племянника и однажды не успели с его женой — она обварилась в личной купальне, туда, как вы понимаете, охрана не допущена. К счастью, обошлось легкими ожогами.

Я сделала пару глубоких вдохов, чтобы удержаться и не высказать вслух все, что думаю о мятежниках, этой своре шелудивых псов, не гнушающихся нападением на беременную женщину. Подлые, трусливые гиеноподобные твари…

— Я разделяю ваше негодование, Ирина. Это низко. При разговоре с глазу на глаз с племянником я обрисовал ему положение дел, и настаивал на расформировании службы, подотчетной Лорду Хелину. Он отказал и в этой просьбе, и в смещении Хелина с должности…

— Он вообще соображает, что творит? — процедила я сквозь зубы. Если Грэм говорит правду, выходит, что Брендон ополоумел…

— У нас нет ничего, прямо указывающего на Лорда Хелина, кроме подозрений. Даже непосредственных исполнителей нет: на Императора падало дерево, в его завтраке оказывалась отрава, затем капсула с ядом была подброшена в его кабинет через вентиляционную систему, когда в него стреляли — нашли только оружие… Мы действительно в заднице.

Я беззвучно ругалась последними словами. Без доказательств у Сэра Ивенса связаны руки, а Брендон, если уперся, переубеждению не поддается… Замкнутый круг.

— Вот что, — решилась я. — Вы можете устроить мне встречу с Хелином наедине? Продолжительную?

За час я выпотрошу всю его подноготную, какими бы методами он ни был защищен.

— Не получится, — с явным сожалением ответил Грэм, поднимаясь из кресла. — Он отбыл с инспекцией на Консул II. Туда нет доступа ни у меня, ни у вас. Вернется в лучшем случае через шесть дней. Отдыхайте, Ирина, мне пора на совещание.

— А что вообще находится на втором Консуле, раз он настолько засекречен? — возмущенно воскликнула я. Если я добралась до тальрем-архива, то тайну закрытой планеты разгадать просто обязана! А то развели тут «Секретные материалы[35]»!

Сэр Ивенс, уже направившийся к выходу, обернулся с покровительственной полуулыбкой.

— КР. Там машины обретают жизнь.

Дни 337–341 (по ст. исч-ю).

— Подъем! Э-эй, подруга, ты встаешь или где? Да просыпайся уже! — восторженно верещала стенка голосом Аны.

С трудом протирая глаза, я силилась понять, что вообще происходит, и с чего вдруг такая суматоха.

— Очухалась, — озвучила наблюдение Ана. — Доброе утро!

— Тебе туда же, гибрид будильника, компа и питекантропа, — буркнула недовольная я. — По какому поводу побудка?

— Сама же просила показать момент перехода. Хотя толку… Так и так не разглядишь ничего.

А ведь и правда просила… Давно так, прям сама умудрилась забыть, благо чудо-машина забывать не обучена.

— Приходи в себя, — прокомментировала мой взлохмаченно-заспанный вид Ана. — Скоро начну отсчет.

Дальняя стена затемнилась. Ана выводила на экраны в моей каюте отображение преодолеваемых «Странником» космических пространств.

— Минута до перехода. — голос Аны стал сухим и безжизненным, будто ее лишили эмоций.

— Готова, — на всякий случай ответила я, уставившись, что называется, во все глаза на обзорные панели. Затаила дыхание. Даже моргать, кажется, перестала.

— Десять… девять… восемь…

На семи защипало глаза. Пришлось моргнуть.

— Два… один…

Тишина. И…

Обидно. Действительно, ничего мне высмотреть не удалось. Я аж засопела от досады… Да, в какой-то момент наложение звезд изменилось, но вот в какой…

— Да не расстраивайся ты так, — речь Аны вновь обрела жизнерадостность. — Не способен человек уловить переход, как и точно обсчитать его.

— Утешила…

— Стараюсь, — хихикнула она.

— Спасибо тебе, дорогая. Только ты и сдерживаешь мою манию величия.

Перед отлетом с Консула я разругалась с Брендоном. Мы спорили до хрипоты несколько дней, оба уверенные в правильности своих убеждений.

Если вкратце: я билась о камень, персонифицированный в Императоре, умоляя его не совершать непоправимого, не «стирать с лица Вселенной», как он однажды выразился, Оплот Кри.

Он… скажем так, Брендон не был со мной согласен. Совсем.

Какие только я ни приводила аргументы, сколько отсылок в историю многонациональной Земли ни озвучила, все было равно гласу вопиющего в пустыне. Впору было начать швыряться тяжелыми предметами, но я стерпела.

Тогда я ушла. Ушла, сознавая, что не сумела предотвратить холокост в масштабах целой галактики.

Единственной выбитой уступкой стало разрешение как мне, так и «Страннику» не вмешиваться в сражение, задуманное Советниками Императора как финальное и победоносное. Однако присутствовать в ареоле Туманности Тарантул, дабы не пропустить час триумфа, надлежало в приказном порядке.

Так то. Уходя, я в сердцах назвала Брендона идиотом. Вслух. При Лорде Хелине, который как раз вернулся из инспекции.

Выражение лица последнего описанию не поддавалось.

…Не убоявшись, сделать шаг.

Последний?..

Ффта обездолена. Не чувствуя холода, ступает она по заснеженной глади. Сумрак обволакивает ее.

— Остановись, — ласково попросила я. — Еще не поздно.

— Они не слышат меня, Видящая, — откликнулась Третья. — Ты слышишь, а они — нет.

Ей больно, а ее транс ворвалось чужеродное, выжигая покровы.

— Мы не такие разные, ффта, — я старалась не ранить ее, больше того — пыталась спасти. — Мы можем сосуществовать.

— Не внимать Жаспану запрещено, — мягко возразила она.

— Люди не внемлют ему, как и любым другим божествам, ибо мы знали слишком много богов и религий. И, проливая кровь, вы не усилите его глас, лишь ярче разожжете ненависть. Не запретишь ветру — дуть, а звездам — пылать в ночи, так и с нами: убивая людей, ты не приведешь их к Жаспану. Мы никому не покоримся, Отворяющая, и скорее погибнем, но погибнем — сражаясь.

— Мудрость я слышу. Должна осознать, — заколебалась ффта. Ее спинное щупальце раскачивалось в такт с порывами ветра.

— Приди к тетрархам, — увещевала я. — Говори с ними. Ценою бездействия может оказаться уничтожение расы. Весьма вероятно, твоей расы, жрица.

— Я скажу им.

Меня поглощает снежная пыль.

Дни 341–351.

Пир во время… нет, в преддверии чумы.

Золотисто-розовые, удивительно теплые волны, пригревшаяся в лучах карамельного светила галька под ногами, необыкновенно вкусный воздух. Вкуснее только вино в цельнокаменном кубке.

До «великой битвы» оставался временной зазор, и я не преминула воспользоваться данным в один прекрасный день обещанием Флинера: посетить Ацилу, волшебный мир моих снов и его прошлого. Желтоглазому магу удалось невозможное — получить разрешение на разовый визит в провинцию Руах для всего экипажа «Странника». Кроме Аны, разумеется.

К несказанному удивлению меня и самого Флинера, едва ли треть команды согласилась воспользоваться билетом в лето. В объятия ошеломительных, изысканно-лиричных пейзажей и лучших во Вселенной вин решились пасть немногие: привычно молчаливый Листенн, помощник повара Эванард, необычно стеснительная Нильда, всюду сопровождаемая Бенсом с Каллигарии, близнецы с Пифии, почти безводного мирка на задворках Империи, Род и Фод, которых я перестала как-либо различать в первый же вечер (то есть после осушенного залпом кубка), Альдобраст и Стефан от медиков, Леа и Койт, навигаторы Войд и Тара (хотя зачем на управляемом Аной звездолете аж шесть навигаторов, спрашивается), пара закадычных друзей-ремонтников, чьи имена запомнить мне не удалось, застенчивая Инора, звездный картограф с планеты Веста, той самой, что первой из имперских миров ознакомилась с «чистым» вирусом криогов.

Кажется, я никого не упустила. Присутствие в сей славной компании Флинера и меня разумелось само собой.

Вот и все, больше никто не решился «переступить черту», разделяющую общедоступный Адонаи и закрытые владения виноделов. Кетлер Ааст, например, вообще не покинул борт «Странника»…

А зря!

— Классику или экспромт? — чертенята в глазах Флинера прямо-таки подмигивали мне. Игривенько так подмигивали, стоит отметить!

— Смотря о чем речь, — ответила я, разглаживая не требующий этого местный наряд: простую белую блузку с коротким рукавом и белые же шорты. Забавно, но нынешний мой сероватый цвет кожи удачно сочетался с белизной.

День прибытия в провинцию Руах был ознаменован долгим затяжным дождем, вошедший в роль радушного хозяина Флинер сетовал на неудачный для экскурсий сезон.

— Вино, милая, для нашей первой посиделки. Думаю, все уже успели облачиться, и мне бы пора передать Дютену, что мы будем пить.

— Огласите весь список, пожалуйста, — засмеялась я. Без сомнений, Ацила влияет на меня благотворно, хандра и беспокойство о судьбах мира отошли на задний план.

— Весь?! — неподдельно изумился Лорд Руах. — Женщина, ты в своем уме? Перечислять содержимое моих погребов я буду до заката, а наши друзья не поблагодарят нас за вечер без выпивки.

Меня особенно порадовала искренность его негодования: вот такой, живой и эмоциональный, он нравился мне значительно больше.

— Тогда хоть объясни, между чем и чем выбираем, — смиренно сдалась я, упиваясь видом из распахнутых окон.

Окна эти выходили в сад. Темная, отливающая синевой листва стройных деревьев и фигурно выстриженных кустарников, почти хищная яркость бутонов, дрожащих под струями дождя, арки из похожих на плющ лиан… И, боги! Как оно пахло!

За любованием я прослушала ответ владельца цветущего чуда, за что заработала легкий шлепок по мягкому месту.

— Эй, без рук! Извини, отвлеклась, больше не буду. Повторишь?

Маг картинно вздохнул и изрек:

— Вариант номер раз — что-нибудь коллекционное, классическое, виноградное, весьма достойной выдержки. Второй, пока не поставлявшийся за пределы планеты, и едва ли будет: к виноградному фону добавлена нота персика.

— Чего-чего?!

— Мы выращиваем не только виноград и персиковые деревья. В экосистему Ацилы удалось адаптировать множество растений с Терры.

— Но как?! — мои бессвязные восклицания чуточку его смутили.

— Я, знаешь, лично не присутствовал. Многолетние разработки, обособленный аграрный мирок. Чем еще было заняться предкам? Вот и растили цветочки да кустики. Ты определилась? Дютен не успеет охладить вино.

— Экспромт, без вариантов.

Желание провести на Ациле больше десятка дней становилось все настойчивей…

— За «Странник»! — провозгласил Стефан. — За наш большой летучий дом!

Выбор оказался верным: вино было изумительное, нежное, с теплой и яркой гаммой, а в немалый каменный кубок я и вовсе вцепилась мертвой хваткой, очень уж он был хорош.

А под разнообразные вкусности, поданные к длинному овальному столу, за которым вольготно разместилось семнадцать человек, так совсем потрясающе. Правда, Леа пыталась выразить протест относительно обилия морепродуктов, но заверения Флинера о компетентности его повара утихомирили девушку.

Эванард, лично продегустировав предложенные яства, принял сторону Флинера.

Я же хотела всего, что стояло на столе в пределах досягаемости… И, пожалуй, напиться. Хотя опасалась за талию.

— А теперь мы просто обязаны выпить за этот, тоже совсем не крохотный, дом, крепко стоящий на земле, — громогласно продолжил Стефан, чей облик никак не вязался в моем представлении с врачебной деятельностью: рослый, только на полголовы ниже Койта, упитанный шотен с шапкой кудрей, эдакий сытый медвежонок.

В ответ на тост веранда огласилась аплодисментами, а сам Лорд Руах склонил голову. Я расплылась в улыбке, так как совершенно спонтанно (и помимо моей воли), мне выпало исполнять обязанности хозяйки.

Да, отдельное слово о веранде. Наверное, она мало кого удивила, но на меня, девушку из «глуши времен», впечатление произвела.

У нее была одна стена. Та, что примыкала непосредственно к дому. Заместо потолка был прозрачный, чуть мерцающий стеклопластик. Такая же мерцающая дуга выдавалась в сад, примыкая краями к «нормальной» стене. Так что ужинали мы практически в саду, над головой бурлили тучи, капли разбивались о мерцание, а с полукружия «стены» стекали полосы воды.

— Замечательно, — чуть слышно, но крайне довольно прошептал Флинер, он как раз вернулся от ледника с очередными бутылками, и я решила, что комментарий его относился к спиртному.

— М-м? — из вежливости промычала я. Говорить не хотелось, было слишком уютно, естественно-роскошно. Или наоборот, роскошно естественно…

— О, я успел забыть, как звучат голоса в этом доме, — негромко ответил маг. — Замечательно, когда в нем столько людей.

На дальнем конце стола Альдобраст рассказывал какую-то забавную историю о прижимистом пациенте. Я не вслушивалась, но ребята смеялись, значит, история и взаправду была веселой.

— Даже самый красивый терем навевает тоску, когда он пуст, — кажется, я поняла настроение Флинера. — Значит, ты на меня не сердишься?

— За что? — он удивленно изогнул бровь.

— Да за все это, — я обвела взглядом и жестом всю честную компанию, развалившуюся в плетеных креслах. — Мы ведь одно сплошное разорение, даже если забыть про взятки, данные, чтобы нас пустили дальше Адонаи.

— Мой внучатый племянник — проконсул, — мягко возразил Лорд Руах (здесь, на Ациле, я отчего-то часто вспоминала его титул). — Без взяток удалось обойтись.

— Доктор, а вы точно уверены, что мне необходимы эти легкие? — закончил повествование Альдобраст, и наша беседа с хозяином дома прервалась дружным хохотом.

— Нисколько на тебя не сержусь, — продолжил Флинер, когда смех поутих. — Пригласить сюда команду было отличной идеей. Правда, Дютена едва не хватил удар, когда я оповестил его о скором прибытии более сорока человек.

Настал мой черед смеяться.

— Его пугают скопления людей?

— Он пытался осознать, как их можно разместить. В доме только шесть спален.

Я хихикнула.

— Нас тут больше шести… Кто ночует в спальне хозяина?..

— Ты забываешь о гостиных и кабинетах. Впрочем, мне нравится ход твоих мыслей, если замерзнешь, приходи, могу стать твоей ласковой грелкой.

Видится мне, он и впрямь развеселился, что не могло не радовать в связи с заявлением Фтэрха о суицидально-пессимистических намерениях Глядящего-сквозь-Время.

Доброго, великодушно улыбающегося Флинера. Нет, не могу я его отпустить.

— Похоже, темнеет.

— Похоже, прекращается дождь…

Мы выпалили это одновременно, переглянулись и засмеялись снова.

— Ночная прогулка по побережью? — отсмеявшись, предложил Флинер.

— Безусловно! — легко согласилась я.

Осветительных приборов брать с собой не потребовалось. Щелчок артистичных пальцев Творца Невозможностей — и вокруг нас закружилось дюжины три «светлячков» — горящих ровным светом шаров со среднее яблоко.

В руки шары не давались (не слишком трезвая компания пыталась их ловить), но дорогу освещали исправно.

Увы, лицезреть расхваленные Флинером закаты помешали тучи, плотно схватившие весь обозримый небосвод.

— Тех, кто ненароком потеряется, — пряча смешинку в уголках глаз, предупредил хозяин имения и создатель светлячков. — Искать не будем. Шары покажут обратный путь, нужно лишь произнести: «О, всемогущий и добрый маг, изволь явить во мгле нам путь к жилищу твоему»… Шучу. Достаточно сказать: «Пора домой».

В итоге… Долго ли, коротко ли, но все наши спутники, стайками или парами, таинственнейшим образом пропали. Держу пари, вот только что я слышала грудной голос Альдобраста, освещавшего очередной любопытный ракурс медицины…

— И что же ты им посулил, чтобы нас оставили наедине? — не без улыбки, но и не без подозрений спросила я.

— Ты удивишься, милая, но и тут обошлось без взяток, — засмеялся Флинер. — Наши друзья покинули нас добровольно. Понимаешь, в условиях звездолета уединение фактически невозможно.

— Не скажи, я почти перманентно одна, если не считать мой зверинец и Ану.

— Ну ты даешь, милая! — Флинер вновь зашелся смехом. — На всем «Страннике» ровно три таких каюты: для наследника, ныне Императора, для капитана и для почетных гостей. Остальные живут более скученно.

— О! — я смутилась. — Тебя часто называют кладезем знаний?

— Буквально каждый день. Уверен, тебе и невдомек, за что не любит Нильда молодую супругу Койта.

Я изобразила предельную заинтересованность.

— Суть конфликта забавляет половину экипажа. Леа с мужем часто посещают душевые… И она (Леа) весьма громко оповещает весь нижний ярус о получаемом ею супружеском удовлетворении. По несчастью, Нильда проживает на том же ярусе, и время от времени выговаривает Леа за неэтичность ее несдержанного поведения.

— Вот уж не знала, что ты еще и сплетник, — прыснула я, когда Флинер замолк. Чем-то царапающим отозвался во мне его рассказ. Демонстративно ли кричит Леа с Койтом или и впрямь не может сдержать себя?

Дит. Страх. Страсть. Метель.

Что ж, с Койтом можно и покричать…

Мы спустились к самой кромке взморья. Густо-фиолетовые волны накатывали на гальку, воздух пах свободой и водорослями, а сверху снова занялась мелкая морось.

— Поплаваем?

В предложении Флинера, таком невинном на первый взгляд, как и в глубинах размеренных вод, немало подводных камней.

Я знаю, что интересна ему не только как товарищ по приключениям. Я знаю, что под моим нехитрым одеянием ничего нет, кроме меня самой. Я знаю, что не хочу обидеть его.

— Тебе так не терпится увидеть меня голой? — я затрепетала ресницами, норовя отшутиться.

— Расслабься. Никто не покушается на твою девичью честь. Попробую добавить зрелищности, может, это тебя впечатлит.

Едва заметный жест — и волны зарделись отсветом россыпи молочных жемчужин.

— Не серчай, милая, лунную дорожку, как на снимках с Терры, я организовать не в силах. Лун у нас две, обе мелкие и несуразные, и тех не видно из-за туч. Но, если даму не устраивает…

Маг не договорил, пожал плечами и, развернувшись ко мне спиной, одним движением разоблачился.

И тут, с непреходящей ясностью, я вычленила-таки два слова, постоянно мешающие мне жить: но и если. Я отвернулась, скорее рефлекторно, чем стыдливо, однако не столь быстро, чтобы не успеть заметить идеальные формы спины и ягодиц Творца, которого привыкла считать другом.

Уже в воде, сверкающей призрачным бисером, с безопасного, но не слишком дальнего расстояния, я решилась попросить.

— Только не торопи меня.

Флинер расслышал мой голос за шелестом волн, и глаза его отразили весь спектр ближайших светил, включая луны, не виденные мною.

— Не надо грязи, я ночевала в своей постели!

Легкое похмелье, внеплановый подъем и ментальные щебетания Фтэрха не вселяли радужных предчувствий о грядущем дне.

Нет, Дайр'Коон меня не отчитывал, напротив, его чрезвычайно воодушевляла выуженная из моего сознания сценка. В ней мы с Флинером в обнимку поднимались по ступенькам перед парадным входом.

— Говорю же, я поскользнулась и вывихнула лодыжку.

Эмоциональный всплеск со стороны Хранителя был мне ответом.

— Да, я бесчестное животное, — согласилась я, давясь от смеха и зевоты. Как бы… Неспроста разбушевался Дайр'Коон, я из врожденной вредности блокировала от него воспоминания прошлого вечера. Может у меня быть своя личная жизнь или нет?! А ногу я и правда подвернула…

Хоть и нечего мне было скрывать от Фтэрха, кроме единственного поцелуя с горьким привкусом, длившегося сотню тысяч лет. Горечь осталась от морской воды, я наглоталась ее, неудачно нырнув. А время… Разве оно не субъективно?..

Дни с 352 по неизвестный (снова сбилась со счета).

Десять дней на Ациле пролетели беспечно, красиво и невероятно быстро. Это были хорошие дни: поездки на виноградники, неизменные посиделки по вечерам, прогулки по многоцветию сада. Закаты… Воздух, золотисто-багряным хрусталем разбивающийся о пламенеющее море…

Покой. Душевный, эмоциональный, будто и не было войны, будто руки мои до локтей не покрыла запекшаяся кровь криогов. На Ациле мне удалось забыться.

Мы вернулись на «Странник» к мелодичному, совсем не механическому голову Аны, к причудливым изгибам надвселенной, к беспросветной тягостности грядущего. И Фтэрх, и Флинер утверждали, что шансы окончания войны с Оплотом Кри после сражения в Туманности Тарантул велики, но ни один из них не раскрывал — какой ценой…

Я боялась. Боялась до потери сна и возможности связно мыслить. Я осунулась, почти перестала есть (не хотелось), и ждала катастрофы.

— Ана! — за последние дни я задергала свою кибернетическую подружку.

— Да, Ирина, — с некоторым запозданием отозвалась она. — Какой на этот раз повод для паники?

Мне некому было изливать свои страхи, и Ане пришлось стать исповедницей для съехавшей с катушек истерички.

— Когда все закончится, — (и как я могла забыть?!) — Чтоб никаких сбитых переходов!

— Ты… Откуда знаешь? — опешила машина.

— Не имеет значения, — я отмахнулась. — Самоубийство компьютера — это, конечно, отличный материал для докторской по эволюции Кибернетического Разума, но совершать ты его не будешь.

— Мне больно без него.

— Я знаю. Хотя, слыша нашу беседу, фантасты разбегались бы и бились об стены. Эпично и толпами. Я отомстила за Тиора.

— Кто? — односложно вопросила стенка.

— Мальчик одиннадцати лет от роду. Мы доставляли его с Македонии.

— Это такая шутка? — голос суше пустынного ветра.

— Увы, нет. Ребенок оказался Абсолютным Творцом, поддерживающим блоки такого уровня, что не снились ни мне, ни Флинеру.

Ана долго молчала, а я сидела с подтянутыми ногами, как свернувшийся в клубок котенок, и что тот котенок — бессильная. Мне не утешить Ану, машину, влюбившуюся в человека.

— Жалок ваш удел, люди, если ваши дети начинают убивать, едва встав из колыбели.

— Не суди, — встрепенулась я. — Выслушай. Он обрел Силу много раньше, чем в него вложили императивы добра и зла. Немногие из взрослых совладали бы с такой чудовищной мощью, и с искушениями, что она несла. А научить его было некому. Я искала, Ана, очень дотошно искала упоминания об обладателях подобной Силы. В истории Империи Тод — третий. Предыдущих… обезвреживали… уничтожали, если начистоту, их же учителя совместно с Творцами тех времен, скопом.

— Еще немного, и я начну жалеть малыша. Ирина, ты просто великий оратор, такой талантище пропадает!

— Не иронизируй. Как бы то ни было, Тода больше нет. А ты мне нужна… Будешь нужна.

— С чего ты взяла?

— Знаю.

Бесконечное ожидание убило панику, на ее месте воцарилась апатия.

Последние восемь суток я бессовестно оккупировала второе кресло в рубке управления, почти изжив из нее Кетлера, нового капитана «Странника». Я срослась с этим креслом, дремала в нем, в нем же пила что-то энергетическое, изредка проглатывала какую-то пищу — так же, не вставая с кресла. Одного в нем было не сделать, и пару раз за день приходилось-таки покидать свою вахту, по причине чисто человеческих нужд.

На громадном экране в режиме реального времени снова роились мотыльки. При этом мотыльки в центральной части, плотно сгрудившиеся вокруг затемненного шара, были подсвечены красным, а внешняя сфера с раскинутыми в стороны рукавами-протуберанцами — зеленым.

Алое — криоги, зелень — люди. Сам принцип подсветки бы обусловлен различиями в конструкциях кораблей, но подробнее — к Ане или механикам.

Криоги оставили все, чтобы оборонить свой главный мир. Космические верфи, планеты-сателлиты, спутники-фермы — все было брошено. Как полагало руководство Имперского флота, криоги спасали тетрархов — верхушку религиозной и государственной иерархии Оплота.

Я знала другую причину, значительно более важную. Дети. На Дите находился инкубатор, вне которого заключенные в мягкую оболочку зародыши не могли развиться. Тетрархи умерли бы за своих детей, и не имело значения, от их ли слияний те происходили.

Я знала, но продолжала молчать. Получи это знание флот — и у планеты не останется ни единого шанса уцелеть, они разрушат ее любой ценой, ведь гибель Дита — почти гарантия, что через сотню лет Оплот Кри не возродится в иной отдаленной точке Вселенной.

«Стереть с лица»… Таково было желание Брендона и всего человечества. Но не мое.

«Молчащие мертвые говорят на простом языке. Разорванные в клочья поют одну и ту же песню. Мир для них — это крест на могиле. Война для них кончилась вместе с жизнью»…

У этой реплики из театральной постановки было продолжение, но оно, как и имя автора, растворилось в беспамятьи, как мрак стирает краски дня…

По бездонному ущелью неизменно течет река и тумана, каменные уступы над ним не стали надежнее, но страха низвергнуться в бездну уже не вернуть. Мне больше некуда падать…

Изменница-память насмешливо нетороплива. По крупинкам, по обрывкам воспоминаний, собираю я картину своего падения… Пока — не слишком-то успешно.

Хозяина здешний владений я видела только раз, когда очнулась. После чего? Знать бы самой… Он охнул, проделал странный пасс сведенными кистями рук и… испарился.

С тех пор я в гордом одиночестве слоняюсь от подножий скал к ущелью. И обратно. Иногда идет дождь. И, по-прежнему, тоскливо и натужно завывает ветер.

Все, как и раньше. С одним отличием: теперь я этого не ощущаю.

Давно я тут? Сколько воды протекло по лону клепсидры?.. Вопрошать у тумана — без толку, а в обиталище Стража Границы большой дефицит на прохожих с календарем или наручными часами.

Частенько я ловлю себя на мысли: умерла я или банально свихнулась? Ведь раз я так долго «тут», то «там» — в реальном мире — меня нет, логично же, верно?..

Я пытаюсь разгадать сей ребус, заодно изгаляюсь над собственной эпизодической памятью и взираю на привычные пейзажи. И, как ни странно, пейзажи мне нравятся много больше, чем остальное. Привыкла? Научилась мыслить без привязки к стандартам? Может, прониклась гармонией сверхъестественного?.. Вон, даже стихи начала сочинять…

Бред? Ага. Бездарность? Не удивительно. С катушек съехала? Да кто бы сомневался!

А почему над ущельем нет смены дня и ночи, и никогда не бывает солнца?..

Память вернулась с грозой, в свете острых фиолетовых изломов. Гигантские искровые разряды метались внутри облаков, лишь изредка опаляя землю. Казалось, чернильные небеса с ежесекундно вспыхивающими росчерками вот-вот рухнут.

Грома не было. Воздух отчетливо пах серой. Вот он, сущий небесный ад!

И в этом светящемся безумии, в вездесущем электрическом кошмаре, когда мое сознание было пустым, как оставленная моллюском раковина, а дух — ошеломлен, на меня снизошло настоящее сатори. Пелена «сна неведения» спала, растворилась в ломаных безгромовых всполохах.

Кажется, тогда я начала кричать.

От облака алых искр отделяется одна-единственная, светящаяся пурпурным точка. Сингулярность. Она несется прочь от планеты, уже обреченной на гибель. На мгновение застывают на голопанели как зеленые, так и красные мотыльки. Все — кроме одного.

Еще никому не ясно, что одиночная искра — тот самый переломный момент в противостоянии людей и криогов, что эта крохотная экранная точка способна изменить ход истории Вселенной. И тем не менее, она его изменит.

Спустя удар сердца — оно глухо, замедленно колотит о ребра — за первой вспышкой от окутанного вишневым шара устремляется целый рой, уже не мотыльков — оводов.

Имперская блокада не совершенна, она являет собой крупноячеистую сеть, но алая искра летит не к зазору, ее цель — самый крупный зеленый огонек на той стороне от Дита.

— Флагман, — среди гробовой тишины голос Аны подобен набату.

Я слышу музыку в пустоте: в ней арфа и литавры. Перелив нежных струн и тремоло…

Флагман на экране отступает. К нему, сминая изначальный узор сети, мчат изумрудные искры помельче.

Рой позади беглеца-звездолета отстает совсем ненамного.

Вспышка. Не достигнув флагмана, красный огонек пропадает.

— Ее уничтожили? — не замечая своей оговорки, спрашиваю я КР.

— Переход, — речь Аны тиха и напряженна. — Не могу отследить точку выхода.

Счастливая улыбка озаряет мое лицо. Ффта сумела покинуть систему Дита. Тихий стон арфы смолкает на самой высокой ноте.

И тогда раздается долгий, басовитый глас валторны.

Флагман разворачивается навстречу рою преследователей, я почти вижу, как его КР наводит орудия, калибрует и выверяет расстояния…

Литавры, барабаны и орган. До-диез мажор. Жуткая какофония.

Рой (я успеваю пересчитать, в нем двадцать три звездолета), не сбавляя скорости, приближается к флагману.

Перевожу взгляд на сферу Дита — там хаос. Имперской флот начал атаку.

Истошно взвывают валторны.

Флагман открывает огонь: в вакууме не видно выстрелов или вспышек, но затухающие багряные искры говорят за себя сами. Шестнадцать, четырнадцать, десять…

Они долетают. Последние четыре алых овода, уцелевших каким-то немыслимым образом, сливаются с зеленым огоньком.

Тишина. Позади меня с грохотом валится какая-то посудина.

В той части экрана, где только что столкнулись корабли криогов и флагман Империи — пусто.

На моих глазах белеет и оседает капитан Ааст. Судорожно всхлипывает голосом Аны стенка.

— Что происходит? — я в замешательстве, ни одно сражение не обходится без потерь, их реакция явно преувеличена…

— Флагман, — безжизненно изрекает Ана. — На нем находилась треть высшего командного состава.

До меня начинает доходить масштаб трагедии…

— И Император, — договаривает моя кибернетическая подруга.

Брендон… Брендон. Брендон!

— Личное послание для Леди Калли, — обреченный шепот Аны.

Обвожу взглядом каюту, словно вижу впервые стоящих вокруг людей. Кетлер, Листенн, совсем недавно назначенный его заместителем, главный навигатор Войд, и неулыбчивый шотен, чье имя напрочь выпало из памяти. Вероятно, безумие уже плещется в моих глазах, потому как ни единого возражения моему емкому:

— Все вон! — не раздается.

— Ирина, — звучит в опустевшем помещении родной и усталый голос. — Я оставлю эту запись на случай, если ты была права, назвав меня идиотом. Ты ведь знаешь криогов лучше, чем все мои Советники вместе взятые… Так вот, раз ты меня слышишь, что-то пошло вопреки блестяще выстроенным планам. Впрочем, я подозревал, что могу не пережить эту битву, когда настаивал на своем в ней участии, но за чужими спинами я отсиживаться больше не намерен. К тому же, один наш общий импозантный знакомый с неимоверно убедительными аргументами не оставил мне выбора. «Рожденный от убийцы, ты сгинешь во мраке, и тем принесешь победу, покой и свет в сердца», — так он сказал, и я склонен ему верить.

В металлических стенах — его смех…

— Никогда б не подумал, что составлять предсмертное послание будет так непросто… Ирина… Мне жаль, что я был вынужден втянуть тебя в чужую войну и дворцовые интриги, но и тут мой выбор был весьма ограничен. Надеюсь, ты сможешь меня понять.

Протяжный вздох… Его или мой?..

— Позаботься о моем наследнике. Я могу доверить Империю Сэру Ивенсу, но уберечь моего сына сможешь только ты. И пусть его назовут Дарином. Не плачь обо мне, меня уверили, что ты сумеешь за меня отомстить. Собственно, по этой причине я и требовал твоего присутствия в Тарантуле. Жизнь Императора за победу — ничто. Встретимся за гранью, Ирина.

Все. Голос пропал. Весеннее солнце не заиграет больше в его чудесных глазах… Встретимся за гранью…

Так догорает рассудок. И рвется на части гордость, как домики из песка.

За гранью, значит? До скорого, о вышний ангел мой. Я уже расправляю крылья.

Пусть крылья эти и чернее ночи.

— Ана, передай на все корабли приказ отойти за пределы системы. Немедленно.

— Но флот…

— Я принимаю командование на себя, — отсоединяю от ремня Звезду. — Как единственный представитель Дома Атиров.

Укладываю невинное с виду украшение на стойку рядом с голопанелью. Осмелятся ли ослушаться адмиралы?..

— Тебя же обвинят в измене…

— Да пусть хоть казнят, но сейчас они должны уйти.

— Сообщения с четырнадцати звездолетов, среди них…

— Игнорируй.

— Но…

— Стоп! — отрезаю я. Время слов вышло.

И рвется на части гордость… Оборачиваться нельзя. За спиной — страх.

Ана продолжает говорить, но слух тает вместе с сознанием. И песочными же замками осыпаются каноны морали, совесть, избитые постулаты добра и зла.

Точно горячий воск, растекается неровным овалом на полотнище вечности душа.

Ирины Калининой более нет ни в одном из поднебесных миров.

Я — Эшти.

Я падаю в тень, резко, одним рывком, без всяких паутин или подпорок.

Отбрасывая костыли сомнений, обретаешь могущество.

Свобода — это ветер.

Тот, что наполняет паруса фрегатов, и тот, что раздувает пожары. Он вертит крылья мельниц и сбрасывает путников с узких горных троп.

Свобода — это ветер, приносящий бурю.

О, в вакууме нет ветра? Пустое, создадим…

Скольжу, неотличимая на фоне вечной ночи, вбирая Силы. Сейчас я не различаю оттенков, они едины, как жизнь и смерть. Я сливаю их в одну бесконечную реку, впервые на пути Творца ощущая подлинное всевластие.

В эти минуты я становлюсь Богом.

Имперский флот отступает. Большинство звездолетов покинуло систему, лишь немногие отходят с боем, вовлеченные в локальные схватки с кораблями Оплота.

Но теперь это не их бой. Мчусь. На тех самых крыльях, что чернее безлунной ночи. Хотя это лишь игра моего воображения…

Их всего восемь, летающих грибовидных громадин, но они стоят между мной и моей местью. Брендон верил, что уходит не напрасно, так могу ли я не оправдать его ожиданий?

Нет!

Тщательно, до педантичности аккуратно, дабы не затронуть имперцев, искривляю пространство. Сейчас, когда Силы бушуют во мне, это не сложнее, чем бросить камень.

Отхожу, не оглядываясь на обломки. Пришел срок справить тризну по Императору!

Корабли криогов жмутся к Диту, точно цыплята к наседке.

Тризна. По Брендону. Все клятвы, что не были произнесены, каждое молчаливое признание, сны, заполненные им — ядовитыми струями омывают мое сердце. Мир, в котором нет его — равнодушный, беспощадный… Ничтожен.

Безумие разрывает последние цепи. То, что еще недавно было мной, разводит бестелесные руки, черные на черном, и огромные антрацитовые крылья трепещут в первозданной пустоте. Они разрастаются, впивая каждую частичку Силы на своем пути.

Два крыла обращаются в исполненную непроглядной тьмою высь и смыкаются над планетой.

Это — последнее деяние моей изорванной в клочья души. С таким нельзя жить. Невозможно дышать, сознавая, что погребла своим гневом целую расу.

Незримые крылья покрываются кроваво-алой чешуей, и из трещин между чешуй сочится лава — и моя боль. Сходятся воедино ладони, и в плоскость складываются в то же мгновение крылья. Плотно, так, что даже узкий меч не уместился бы меж ними.

Пора.

Мы взрываемся вместе, синхронно, я и планета.

Вот и все. Приливная волна воспоминаний схлынула, оставив меня наедине с несуществующим миром.

Гроза ушла за ущелье, только свинец низких туч отрезал от неба…

Битва проиграна. Брендон умер. Я тоже. Оплот Кри повержен. И никаких победителей. Знамена втоптаны в пыль, а я, не прощенная ни одной из сторон, обречена раз за разом переживать сражение, которого не было.

И раз за разом — умирать. В отчаяньи, в отчуждении. В одиночестве.

Снова и снова.

Он явился с дождем. Столь же холодный, столь же безликий.

— Сеанс самобичевания еще в разгаре? — вопросил он.

Я не стала утруждать себя ответом. Это он отправил Брендона на смерть, снабдив удобочтимым пророчеством. Злиться на него так же глупо, как на цунами, и все же я едва сдерживала истерику.

— Итак, ты меня ненавидишь, — заключил Страж Границы по моему молчанию. — Ненавидишь, не пытаясь вникнуть в суть… Прискорбно. Мои уроки прошли впустую.

— Уроки? — скривилась я.

— Только мысля масштабно, зная достоверно все движущие силы и причины, а также всю цепь возможных последствий, можно пытаться судить.

— А не пойти бы тебе к черту, о великомудрый?! — сорвалась-таки я.

Теперь замолчал он. Ждал продолжения?..

Я откручивала события минувшего года — по времени внешнего мира, конечно же, перелеты на «Страннике» скручивали в спирали целые недели, благодаря причудам надвселенной. Все было в нем: любовь, предательство, война. Войны было слишком много. Она украла у меня право выбора, мой собственный Путь, мою душу…

— Давай закончим, — попросила я. — В этом мире я — лишняя, в том — умерла. Мне больше нет дела до движущих сил и причин. Просто отпустите меня. Я устала.

Жаль, я не феникс. Тогда, сгорая изнутри, я имела бы шанс возродиться…

— Брендон Атир умирал.

— Что?! — остатки выдержки изменили мне.

— Обратная сторона проклятия. Не вздумай себя винить, не сними ты его, он, несомненно, прожил бы дольше. Неподвижным бессознательным манекеном.

— Но… Как же так? — я судорожно вспоминала изречения Дайр'Коонов. «Если цена не покажется тебе непомерной»… «Смерть повелевает им»…

— А ты смогла бы выбрать, открой они тебе истину целиком?

Горечь и понимание. Нет, не смогла бы.

— Он ушел так, как хотел, и не тебе судить, стал ли я его палачом. Будучи Императором, он ликовал бы сейчас, ибо гибель во имя мира — почетна.

— Хватит, — отрезала я. — Довольно дифирамбов. Ты развеял мои заблуждения, а теперь, с твоего позволения, вернемся к моей проблеме.

— А она у тебя одна? — холодно осведомился туманный демон.

— Ага, — хамить, так хамить!.. — Намереваюсь выйти из круга предопределенности. Помнишь, я как бы умерла?

— Чушь, — пророкотал он. — В момент взрыва твоя личность покинула Тень и обратилась к единственному доступному месту, в котором могла существовать. В теле же поддерживают жизнь искусственно.

— И чем же сие отличается от смерти? — почти ехидно поинтересовалась я.

— Для начала тем, что ты жива. И объединение не является невозможным. Более того, я намерен его осуществить, и твои жалкие оправдания усталостью и невыносимыми страданиями меня не остановят.

Похоже, я сумела вывести его из себя…

Зеленоватый туман стек с его пальцев, окутав меня плотным коконом. Демон, зовущий себя предначертанием, взмахнул рукавом и вышвырнул меня из уютного междумирья.

Обратно, в жизнь.

Жгло глаза, и слезы катились из-под сомкнутых век. Онемевшие конечности свело судорогой, а голова прямо-таки раскалывалась. Неужели так сложно было приглушить свет над полутрупом?!

От негодования я дернулась так резко, что выдернула часть присосавшихся ко мне проводков и трубок. Визг и звон заполонили как комнату, так и мою черепную коробку.

Я выругалась, яростно и беззвучно. Что за люди, даже умереть спокойно не дадут! Вопиющее же (в самом прямом смысле) безобразие!

— Доброе утро, красавица, — промурчал влетевший в каюту Флинер, сияющий, как шар на новогодней елке.

Как и когда-то, я состроила ему в ответ мордочку безумной летучей мыши, сознавая, что колесо истории совершило полный оборот. Будто вчера подлатанную и едва живую меня вот так же приветствовал Флинер. На душе потеплело: ради его улыбки стоило вернуться.

Мы встретились взглядами: мой неестественный лунный камень и его лучистый янтарь.

— Теперь все будет хорошо, — прохрипела я, обращаясь к магу, кинувшемуся меня обнимать. — Обещаю. Только подожди еще немного. Совсем чуть-чуть.

Осталось лишь последние штрихи нанести на гигантское событийное полотно.

Я снова шла по дворцу, и служители в белых одеждах шарахались, спеша освободить мне дорогу. Я видела их страх, без примеси былого восхищения, но теперь мне были безразличны их эмоции. Я спешила.

На мне — отнюдь не подходящее по этикету платье из струящихся тканей, а стандартный боевой комбинезон с активированным защитным полем и полным комплектом вооружения.

В прощальных словах Брендона звучала просьба позаботиться о его сыне, и ни звука — про действующую Императрицу, донашивающую этого сына… Такую «мелочь» просто невозможно забыть. И недосказанность весомее открытых предупреждений: он мог не учесть мать своего наследника лишь в одном случае…

Я опоздала на пару мгновений.

В спину убийце полетел парализующий вал и однозначный приказ Фтэрху: испепелить!

Я же рухнула на колени прямо в лужу растекающейся крови подле трупа подруги и Императрицы, приостанавливая ход времени в пределах галереи… Слишком поздно, Арну мне уже не спасти…

Где были вы, Высшие создания, когда эта тварь, возомнившая себя человеком, одним выстрелом из ПИРа сносила ей полголовы?! Как можете вы смотреть на ее изуродованное лицо, на то, что от него осталось, и верить в свою непричастность? Вы ведь видите ее, глазами Фтэрха, а он — моими глазами…

Так больно… Что стоило вам позволить ей выжить? Сместить события, позволив мне вернуться во дворец минутой раньше? Вы все забрали у меня… Все и всех, кто был мне дорог… Но в чем провинилась она, хрупкая девушка с золотистыми волосами?

Я дрожала от ужаса, горя и усилий на удержание временного потока, понимая, что еще немного — и свалюсь рядом с Арной, так ничего и не сделав…

— Я ставлю блокаду, Эшти, — решился вмешаться Фтэрх. Сам или ему приказали?..

Я плакала, не сдерживая слез, уткнувшись лицом в мертвое тело Арны, пока всполох рассудка не вернул меня к реальности: «Ребенок!»

«Позаботься о моем сыне. Со мной что угодно может случиться»…

Случилось, и не уберегла тебя твоя светлая Сила… И я, которую ты называла сестрой — не уберегла. Но я сдержу слово. Ради Брендона, ради тебя. Вывернусь наизнанку, но сдержу!

Прощупала живот (Арна упала на спину, точнее, ее отбросило при выстреле), зачерпнула чуточку от светлого потока, дабы не навредить темным прикосновением малышу, оно ему чуждо, а значит — опасно. Жив!

Прости меня, сестричка, сейчас твои останки потревожат, пытаясь извлечь из тебя новую жизнь… Я не медик, и никогда не принимала роды… Но выбора нет, я обязана справиться!

Смешала Силы, словно делая сложный коктейль, и направила часть этой смеси в Арну.

Я запечатала, как сумела, дыру (раной это было не назвать) в черепе Императрицы, пустила смесок по ее венам вместо крови. Гладила выпуклый живот, питая дитя, а сама исходила в безмолвном крике — это была мука, физическая и эмоциональная. Малыш откликнулся, принял Силу, и я позволила себе вздохнуть с облегчением — он будет жить, если получится изъять его из матери.

Не отнимая руки, начала творить будущее вместилище для новорожденного, эдакий инкубатор магического происхождения, ведь если я не ошиблась в подсчетах, беременность Арны еще не достигла срока в сорок недель, а рисковать здоровьем ребенка я не смела.

Теперь самое страшное… Нервно сглотнув, я увеличила ток Силы в ладони, рассекая туго натянутую кожу без скальпеля…

У меня получилось, сын Брендона и Арны увидел свет, но эти минуты я пропущу в описании, они мне слишком тяжело дались…

«И пусть его назовут Дарином»…

— Дарин! — нарекла я малыша, уже устроившегося в видимой только мне колыбели-инкубаторе. — С рождением тебя, кроха.

«И когда сплетутся Свет и Тьма, боль ее спасет Мир»… Дарин с иреа — Мир… О, Боги, Демоны и Дайр'Кооны! Выходит, все эти мистерии, гекатомбы в размахе геноцида, пророчества — ради спасения одного ребенка?!

Если б кто-то мог наблюдать в тот миг за галереей, он узрел бы растерзанный труп Леди Атир на залитом багровым полу, и рядом с ним — Эшти, Леди Калли, серокожего монстра в обличии девушки, стоящую на коленях с вытянутыми вперед руками. Монстр хохотал, а лицо его (ее?..) было залито слезами.

Но Фтэрх, маленький фиолетовый Дайр'Коон, надежно укрыл от любопытных взглядов как галерею, так и женщин на ней — и живую, и мертвую.

Во дворце меня задержала формальность: необходимо было оповестить о произошедшем Сэра Ивенса-Атира, ныне полновластного регента, коим он будет считаться до совершеннолетия Дарина. Попутно я вызнала у Фтэрха, кто и почему стрелял в Арну — последнюю мерзость в своей жизни совершил Валт Гейзел, решивший искоренить любого, кто относился к семье Атир, раз уж его планы о захвате Империи с участием криогов не осуществились. Око за око — как Сэр Хорин обошелся с родными Валта, так и он намеревался одним ударом уничтожить последнюю Императрицу и наследника. И это ему наполовину удалось…

Фтэрх в точности исполнил мой приказ — от Гейзела не осталось и горстки праха. Также пришлось поступить и с телом Арны, но по иной причине: мы заметали следы. Никто, кроме Сэра Ивенса, не должен был узнать о разыгравшейся трагедии. Официально — Арна вскоре покинет Консул I в неизвестном направлении, с тем, чтобы обеспечить безопасность сына, а Леди Калли, якобы обвиненная в преднамеренном срыве атаки на ядро Оплота Кри, будет отправлена в ссылку — и тоже в неизвестном направлении. План спорный, шаткий, многое в нем зависит от людей, которых Грэм сочтет достойными доверия, но другого я попросту не успела придумать.

— Леди Калли? — изумился регент, когда я, миновав всю его охрану (читать: усыпила), без предупреждения (некому было предупреждать, все мирно дремали на своих местах) ввалилась в его кабинет и почти с разбегу плюхнулась в кресло. Последнее — по причине того, что ноги не держали.

— Она самая, во плоти, — глядя на вытянувшееся лицо Грэма, я порадовалась, что удосужилась стереть потеки крови с комбинезона, иначе регенту грозил бы инфаркт. — Леди Атир мертва. Застрелена Валтом Гейзелом. Все, что я сумела сделать — это спасти ребенка. Мне очень жаль.

Я говорила короткими, рублеными фразами — слова давались мне тяжело. Сэр Ивенс схватился за сердце, претворяя в жизнь мои опасения касательно инфаркта. Я было кинулась оказывать первую помощь, но дядя Брендона справился с потрясением.

— Это случилось здесь, во дворце? — спросил он, едва переведя дух.

Я кивнула. Сняла невидимость с левитирующей колыбельки, в которой посапывал малыш, вполне здоровый и симпатичный. Мне подумалось, что вид мальчика хоть немного успокоит регента, и я не прогадала — Грэм даже не пытался скрыть облегчение.

— Ему нельзя здесь оставаться, Грэм, — выдохнула я, выкладывая карты на стол, пока Сэр Ивенс не опомнился и не усомнился в осуществимости моих идей. Я кратко обрисовала свои намерения, напомнила обо всех покушениях, случившихся на Консуле, и пересказала последнюю просьбу Брендона касательно Дарина, тогда еще не появившегося на свет.

— Я… понимаю, — после моего монолога покачал головой Ивенс-Атир, будто бы разом постаревший лет на десять. — Вы ведь позаботитесь о Дарине?

— Сделаю все возможное, — я склонила голову, давая очередной обет.

— Как быть с заговорщиками? — устало вопросил Грэм. Он не сводил глаз с малыша, словно запечатлевая в памяти его образ. — Лорд Хелин по сей день занимает свой пост, и Гейзел не проник бы во дворец без его помощи — или его людей.

— Разберите его службу по камушку, — ощетинилась я, не пытаясь скрыть злобу. — А самого Хелина — поджарьте на медленном огне. Как пропечется до румяной корочки — расскажет все сам. Вы главный человек в Империи, Грэм, на ближайшие восемнадцать лет, вам и действовать.

— Двадцать два, если вы о совершеннолетии наследника, — машинально поправил Сэр Ивенс.

— Тем более, — я отмахнулась. — Я хочу, чтобы вы изловили этих шакалов, набили соломой их трупики и сделали из них чучела, чтобы другим неповадно было.

— А вы? — осведомился регент. — Не желаете принять участие?

— А что я? — я впервые за день улыбнулась. Почти искренне. — Я выбываю из игры, Грэм. Мне, между прочим, ребенка воспитывать. И, видят боги, я ума не приложу, как это делается!