Сурвивалист

Глава 22.

Крушение: И грянет гром.

«Это очень плохо».

После начала сражения, Миша комментировал ход боя в общем чате организации. Развлечений в монастыре немного и, пока соорденцы занимались своими повседневными делами (работали в мастерских, упражнялись на тренировочных площадках и т.д.), мы решили устроить прямую трансляцию, чтобы поднять всем настроение. Всё шло нормально, пока наш специальный корреспондент не заявил, что произошло нечто плохое и... замолчал. Я уже собирался гаркнуть на парня, мол, хватит трепать народу нервы, удерживая театральные паузы, как он заговорил:

«Из замка повстанцев выехал большой отряд кавалерии и атаковал наших рыцарей. Капитан гвардейцев вовремя заметил опасность и смог избежать таранного удара. Сейчас там идёт жуткая рубка, у противника численное преимущество, но наши держаться. А... подождите... это вообще - жопа!»

И опять молчание. Что там могло ещё произойти? Появилось новое подкрепление? Вмешались боги? Начался Армагеддон?

В резиденции ордена произошло нечто странное и через секунду я понял - практически исчезли звуки. Мне живо представилась картина, как занятые повседневными хлопотами соорденцы, увидев последнее сообщение Попадоса, забывают о своих делах и замирают на месте. Послушники, не понимая что происходит, недоуменно глядят на застывших монахов и не знают, как реагировать. Если это результаты применения какого-то заклинания, стоит ли бежать на крепостные стены? А может ничего страшного не произошло и надо продолжать заниматься своими делами? Или всё настолько плохо, что сопротивление бесполезно? Я не стал сдерживаться:

«Миха, мать твою! Хватит зависать! Рассказывай все, что там происходит и постарайся без мхатовских пауз».

«Из замка вышли два отряда пехоты и атаковали полк Дорвича. Латники успели перестроиться, благодаря чему избежали разгрома, но долго они не продержаться».

«Откуда?» - Не удержался от комментария Олег.

«Я же сказал: из замка» - немного резко ответил Миша.

«Да это ясно. Непонятно откуда у повстанцев столько солдат?»

«То есть четыреста кавалеристов тебя не смутили, а два пехотных полка удивили?» - Подколол друга Громыхайло.

«Несколько сотен всадников могли и в замке дожидаться, - парировал Олег, - а вот ещё две тысячи человек... Как?»

«Это однозначно не портал, - решил прояснить ситуацию Проф. - Если, конечно, в замке не находится стационарный телепорт, открыть врата рядом с большим скоплением людей невозможно. Или возможно... Костя?»

«Вы абсолютно правы. И я бы исключил наличие в замке барона (как там его?) стационарного портала. Для его работы, он должен быть подключён к единой транспортной сети, о чем мы бы обязательно узнали».

«Тогда, повторю вопрос нашего товарища: Откуда?»

«Мне видятся два варианта. Первый - магия иллюзии. Войска находились не в замке, а около него и были скрыты от посторонних глаз под Пологом Невидимости. В нужный момент, полки вошли в крепость через задние ворота, где Полог был снят. Немного хлопотно, но как версия - приемлемо. Второй вариант - более сложный в исполнении, доступен только волшебнику высокого ранга (не ниже архимага), но и результативнее. Для его осуществления надо применить магию пространства только не из раздела телепортации, а расширения/сжатия...»

«Да заткнитесь вы! - не выдержал я. - Понятно, что войска и магов дал Шиманьский. Мы обязательно проанализируем бой, рассмотрим все детали, но только потом. Хорошо? Миша, рассказывай, не молчи».

Нашим теоретикам только дай волю, и они тут же устроят многодневную дискуссию. В то время как сейчас у замка мелкого, никому не известного барона Милича, решается судьба не только Серого Мисаля, а всей Риницы. Михаил продолжил трансляцию, только, честное слово, лучше бы он молчал:

«Дорвич, со своими латниками, уверенно держится. Мне кажется, самое время появится Жисько и помочь побратимам, но его полк задерживается. Ёпт... ребята... я говорил, что ситуация - жопа? Так вот, я думал, будто хуже уже не может быть и ошибался... Вот теперь, точно, жопа».

***

- Сигнальщики! - красный от гнева Василий Гикан, на каблуках круто развернулся к оповещателям. - Вы передали мой приказ?!

- Так точно, Ваше Превосходительство!

Воевода не выдержал, сделал два быстрых шага вперёд, схватил пожилого ветерана за плечо, развернул того в сторону вражеского замка и, указывая свободной рукой на поле боя, проорал в ухо:

- Тогда, где?! Где, я тебя спрашиваю, полк Жисько?!!

- Не могу знать, Ваше Превосходительство.

- Быстро, продублируйте ещё раз приказ!

Пропели трубы, привлекая внимание офицеров армии, где бы они не находились. В воздух взметнулись разноцветные флаги, заплясали, передавая слова воеводы. Вид того, как исполняется его приказ, немного успокоил Василия, и он опять посмотрел на поле боя. Они ещё могли победить. Да, гвардейцы увязли, сражаясь с конницей бунтовщиков. Да, латники практически окружены и медленно пятятся назад, словно огромная стальная черепаха. Однако, если ударить во фланг вражеским пехотинцам, то можно их опрокинуть и выиграть битву.

- Где же Жисько, - пробормотал Гикан.

- Вы не туда смотрите, - Харальд забыл, как правильно обращаться к воеводе, но быстро вспомнил: - Ваше Превосходительство. Гляньте на левый холм...

- Вот и ваш резерв, Ваша Светлость, - виконт Стогнич, в полном рыцарском вооружении с накинутым на плечи плащом в красно-чёрную шахматку, учтиво поклонился Святославу Миличу, но в умных желтоватых глазах особого почтения не было, - насколько я понимаю, подкуп Ратмира Жисько и его людей обошёлся Его Милости барону Шиманьскому весьма недёшево.

- Почему мне ничего не сказали? - выдохнул Милич, с замиранием сердца глядя, как тысяча предателей с тыла бросились на ничего не подозревающих лучников Риницы, вырубая всех, до кого могли дотянуться.

- Сейчас Ваша Светлость увидит красивое зрелище, - эмиссар Шиманьского тонко улыбнулся, - Зло будет биться со Злом. Когда все кончится, Вашему Сиятельству останется лишь наградить или убить победителя. В зависимости от того, кто победит. Но, боюсь, придётся не карать, а платить. Катаржина обречена.

- Почему мне ничего не сказали? - тупо повторил претендент на трон Риницы.

- Его Милость велел держать договорённость в тайне до самого конца. Не стоило вселять в ваше сердце надежду, которая могла оказаться ложной. Полковник Жисько в последний момент мог передумать и подвести.

- Он бы и подвёл, - вмешался Борис Гуровский, сорокалетний воевода Ксаверия Шиманьского, - если б мисальдер не установил железную дисциплину в городских полках, запретив пьянство и разгул. Большинству от этого ни жарко, ни холодно, но в полку Жисько собралось самое отребье. Кстати, мой вам совет, Ваша Светлость: после победы отправьте этих мерзавцев на все четыре стороны. Или перевешайте. Но не держите при себе, сами видите, к чему это приводит - изгоев бывших не бывает, они навсегда останутся людьми без чести.

- Когда мне понадобится ваш совет, сигнор Гуровский, - в резком голосе Святослава Милич зазвучал металл, - я вас спрошу, а пока помолчите.

Воевода пожал плечами. Ему был противен этот тщедушный человечек. Трус и ничтожество... Мгновение назад трясся от страха, а теперь выговаривает ему, Борису Корибут-Гуровскому! Пытается выглядеть князем, чтоб его! Но план Его Милости и впрямь сработал, конечно, приятнее выигрывать честно, но такое вряд ли было возможно.

Что ж, начало положено. Княжна осталась без лучников и лёгких пехотинцев, хотя гвардейцы и латники основательно потрепали центр. Стоит признать, не все серые воины предатели и смутьяны - полк тяжёлой пехоты до сих пор держится и продолжает сражаться.

Бой не закончен, хотя исход его и предрешён. А жаль, хорошо бы Святославу Бледному ещё разок позеленеть от страху.

Борис относился с опаской к монахам-чатра и не переносил трусов, к каковым, без сомнения, относился человек, которого требовалось посадить на трон Риницы. Если б воевода мог выбирать, он бы возглавил нацеленную на Сурру армию, а не помогал отребью, объявившему Рокош. Борис Гуровский - воин, а не интриган и тем более не палач. Он сбросил плащ на руки оруженосцу, наслаждаясь осенним чистым воздухом, и сосредоточился на происходящем. Сохраняя строй, латники Риницы медленно отступают назад. Их командир, кто бы он ни был, головы не потерял и не предал. На фланге идёт драка - княжеские гвардейцы ожесточённо рубятся с рыцарями Лотавы, но обе стороны понимают, что дело решается не здесь. Впереди на холме продолжалась бойня, хотя есть потери и у предателей. Борис постарался разглядеть, что творится на командном пункте Катаржины, но не смог ничего рассмотреть из-за слепящего солнца.

Ну, Василий Гикан, что ты предпримешь? Стрелков тебе, всяко, не спасти, будешь наступать или отойдёшь? Любопытно, в какую из двух вырытых ям ты свалишься?

- Предательство! - Василий Гикан выглядел удивлённым и растерянным.

- Будь я проклят, - пробасил рядом варвар, - поразительно точно замечено... Ваше Превосходительство.

- Что? Ты смеешь смеяться?! Это всё вы виноваты - проклятые демы, и ваш трусливый мисальдер!

- Во-первых, - сохраняя спокойствие, ответил монах, - я не дем. Во-вторых, не стоит за глаза оскорблять человека, когда он не может вам ответить.

- Плевать! Это по его приказу были приняты в армию Риницы серые воины... изгои! Как он мог им поверить?!

- Не стоит судить обо всем стаде по одной паршивой овце. Посмотрите, латники продолжают сражаться, а стрелки бьются против своих вчерашних друзей. - Голубые глаза северянина сузились, но страха в его голосе не было. - Предательство Жисько, конечно, крайне не вовремя, однако лучше уж здесь, чем в Ринице.

- Проклятый ублюдок, - рыкнул воевода, - Жисько ещё поплатится. Брат Харальд, недавно вы говорили, что ваш отряд самый боеспособный. Можете ударить в тыл предателям?

- Да, только у меня немного людей и это - последний резерв княжества. Вы уверенны в своём решении?

Верхом на разгорячённой лошади к ним подъехал один из монахов. Всадник натянул поводья в последний момент и скакун замер буквально в двух шагах от лидеров армии. Оставаясь в седле, наплевав на устав, чатра крикнул:

- Вы пожертвуете княжеским обозом, господин воевода?!

- Обозом? - переспросил опешивший военачальник.

- Миша, что ты задумал? - уточнил Харальд.

- Черт побери, потом объясню. Если вы отдаёте мне обоз, через полчаса предателей здесь не будет.

- Бери, монах-воин. - Василий Гикан внезапно засмеялся.

- Я быстро, - заверил Михаил, круто разворачивая коня, - вы только не начинайте без меня, не хочу всё веселье пропустить.

- Лихие у вас монахи. Он справится?

- Конечно, - уверенно ответил Харальд. - Ваше Превосходительство, я предлагаю нанести удар по вражеской кавалерии. Если мы атакуем пехоту, увязнем в этой массе, а когда поможем гвардейцам, сможем вместе спасти латников.

- Хорошо, чатра, действуй.

Михаил, пришпорив коня, спешил к небольшой золотой осенней роще. В который раз, парень поражался способности их мисальдера принимать быстрые и неожиданные решения. Не видя сражения, основываясь только на рассказе товарища, Сергей предложил интересный план действий:

«Однажды мой дед сказал: Когда во двор твоего дома заберутся бродячие собаки, не стоит их провоцировать, размахивая руками и крича. Выбрось за ворота кусок доброго мяса, и они сами уберутся, а если повезёт, то передерутся за него. Миха, я прекрасно помню, какой большой и богатый обоз сопровождал мою жёнушку. Отдайте его Жисько».

Самое интересное, что этот план мог сработать! Говорят: Дерьмо притягивается. Полк Жисько был своеобразным штрафбатом в Ринице, в него попадали наиболее неблагонадёжные личности. Воевода же, решив найти союзников среди городских полковников, сделал ставку именно на Жисько и его команду. С кем-то другим план мисальдер мог и не сладиться, но это отребье...

Низкий, но широкоплечий боец на лесной опушке чувствовал себя как дома. То, что рядом воевали, его мало волновало. Бородатый дядька лет сорока, вольготно скинул ватный поддоспешник, расстегнул косоворотку, и спокойно выпивал, не забывая изредка закусывать, спрятавшись за ореховый куст, дабы не искушать товарищей, квашеной капустой и смагой. Мише это было на руку. Собственно говоря, вся затея мисальдера вертелась вокруг милых обычаев серых воинов. Этот, без сомнения, был оставлен охранять лагерь и улизнул перекусить. Что ж, он умер счастливым, с фляжкой в руке и набитым пузом. Монах, с отвращением сморщив нос, торопливо вытряхнул свежеиспечённого покойника из его фирменной рубахи с косым воротом, одел валявшийся рядом долгополый поддоспешник и куяк. Шлем с прямым наносником довершил образ и скрыл лицо чатра.

Стреножив лошадь, Миша накинул плащ, предварительно стряхнув с него любовно разложенные солдатские деликатесы и, уже не скрываясь, выбежал из рощи. В спину ему не стреляли, в грудь, к сожалению, тоже - ублюдки Жисько своё дело почти сделали, и, задержись Михаил ещё немного, предатели обрушились бы на латников или гвардейцев.

Переодетый чатра оказался в тылу «сослуживцев», уставшие ренегаты вытирали пот и кровь, громко переговаривались, радуясь одержанной победе. Не таясь, Миша начал во все горло кричать, что за рощей стоит богатый княжеский обоз, а эти пускай сами теперь справляются. И вообще - они своё дело уже закончили.

- Братва, как делить будем?! - Разорялся Михаил, делая вид, будто вопрос с грабежом давно решён. - На всех может и не хватить... Пусть они тут сами разбираются! Пока закончат, то да се, мы возьмём обоз и свалим!

- Точно, - завопил кто-то высокий и рябой, - если бароны сольют, Катаржина с нас головы поснимает... Где обоз?!

- За рощей, - махнул парень, - там и тракт недалеко...

- Вперед, други! - проревел пузатый сотник, и первый устремился вниз прочь с холма, на котором ещё держали оборону остатки стрелков. - За мной! И шустрее, а то обозники накладут в штаны и сдрыснут с княжеским скарбом.

Это был сильный ход! Несметные сокровища, которые бандиты уже считали своими, которые они успели мысленно поделить, потратить и пропить, могли оказаться в руках трусливых обозников. Ну уж нет! Предатели, бросив добивать огрызающихся лучников, дружно развернулись и вопящей лавиной устремились вниз. Обоза, конечно, жалко, но его потеря была меньшим из зол. Княжна обойдётся без ежедневных ароматических ванн, а её дворня переживёт потерю вина. Главное, что бароны лишились целого полка. Кем бы ни был лидер Рокоша, он по головке Жисько не погладит, после того как его люди покинули поле боя. Предатели выбывают из войны и будут убегать. А они побегут, куда кошка, туда и хвост, а когда войско грабит обозы, голова становится хвостом, а вожаками - мародёры. Вот этот пузатый - самое то!

Бедные возчики... Они не ожидали погрома, ну да судьба их, видать, такая. Предатели проломились сквозь рощу, увидели множество телег, установленных кругом, и взвыли от восторга. Впереди всех мчался давешний пузан, похожий на огромную пивную бочку, который к тому же оказался неплохим воином, умудрившись зарядить и сделать выстрел из арбалета прямо на ходу. Дальше Миша смотреть не стал.

Пусть он и был монахом, однако особой набожностью Миша, как и все соорденцы, не отличался. Только сегодня, пробираясь к своему коню, он прошептал молитву, призывающую милость небес к несчастным обозникам, которых он предал. Сзади раздались вопли и брань. Псы сцепились над куском дымящейся требухи. Нажрутся, передерутся и уйдут. И скатертью дорога. Теперь у них только два пути: в Дикое поле, к тулакам, или в Пограничные Горы. Больше никто им не поверит, и они никогда не вернутся к нормальной жизни...

- Сигнальщики! Приказ монахам: остановить атаку и вернуться на исходную позицию.

Василий Гикан внимательно осматривал поле боя. Предатели и впрямь исчезли, словно их не было, но они были и успели перебить половину лучников. Воевода понимал, что силы не равны - на каждого воина Риницы приходится по три противника и разумнее всего было бы отступить, дождаться подкрепления, а потом разгромить повстанцев, но... На его карьере можно будет ставить крест.

- Вестовой! - на зов воеводы откликнулся ближайший оруженосец. - Скачи к гвардейцам, передай Йозефу Чвалину, чтобы отступал к левому холму.

Юноша побежал к осёдланной лошади, а к ставке, верхом на огромном олене, подъехал Харальд, остальные чатра поджидали своего командира у подножия холма. За свою жизнь Василий только несколько раз встречался с варварами, а боевых моралов северян, до этого похода, он не видел никогда. Харальд производил подавляющее впечатление на окружающих своим ростом и телосложение. Любой мужчина рядом с ним выгибал грудь колесом, распрямлял плечи, мысленно прикидывая: как бы он повёл себя в бою против северянина. Но варвар, восседающий верхом на огромном олене, почему-то, напрочь отбивал подобные мысли. Возможно это - память предков? В древние времена, именно такие всадники на моралах уничтожили великую Империю.

- Ваше Превосходительство, что случилось? Почему вы остановили атаку?

- Жисько ушёл, - воевода махнул рукой в сторону холма, на котором ещё недавно шла кровавая рубка. - Часть стрелков уцелели, и я хочу использовать их, чтобы помочь гвардейцам, ваш же отряд остаётся в резерве.

Варвар легко спрыгнул с оленя, словно тот был не выше пони, и молча занял своё прежнее место рядом с военачальником...

Катаржина мало что смылила в экономике, политике или воинском деле, однако именно младшая дочь, первая из отпрысков Анастаса Брегович, стала суверенной владычицей. Пробелы в образовании девушка заполнила способностью разбираться в людях, по крайней мере, так она думала. Сохраняя спокойствие, княжна Риницы наблюдала за сражением возле замка мелкопоместного барона - там гибли люди, звенели мечи, ломались копья, кто-то куда-то бежал, наступал, маневрировал... ничего непонятно. Однако можно быть слепцом (и не видеть боя), можно не разбираться в тактике или стратегии, но достаточно уметь слушать. Шушуканье стаи придворных абсолютно верно и точно передавало все, что происходило в долине:

- Мы отступаем? - немного панический женский голос. - Почему воевода не отдаёт приказ об отступлении?

- Еще не всё потерянно.

- Но их же намного больше?!

- Смотрите, смотрите! - так и не разберёшь - это произнесла женщина или юноша, с ломающимся тенорком. - Гвардейцы подвели рыцарей Лотавы прямо под залп лучников!

Стрелков оставалось немного (меньше половины, от первоначальной численности полка), однако они продолжали сражаться. Лука Стоянов навёл порядок в подразделение, хиллеры, приписанные к тысяче, оказали медицинскую помощь раненным бойцам. И, когда мимо холма, на котором удерживали позиции лучники, пронеслись гвардейцы Риницы, а за ними попятам конница повстанцев, полковник не мог не воспользоваться удобным случаем. Лучники сделали залп... и ещё... ещё... они стреляли и стреляли; вражеские рыцари оказались на идеальном расстоянии, развёрнутые к холму правым (беззащитным) боком, большинство всадников носили щиты на левой руке. Порядки конницы смешались: одни пытались проскочить опасное место, продолжая преследование гвардейцев; другие придерживали лошадей и перекидывали щиты на правую руку; третьи попытались отъехать на безопасное расстояние.

- Виват воеводе! - пискнула придворная дама и захлопала в ладоши.

- Захватывающее зрелище, - согласилась с ней другая. - Только лошадок жалко... вон, сколько их падает.

- А рыцарей вам не жалко? - прозвучал суровый мужской бас. - Упасть на полном скаку, к тому же со стрелой в боку - то ещё удовольствие. Мне вот интересно, виконт: что предпримет наш воевода? Как думаете, куда он направит гвардейцев?

- Тут два варианта, - ответил его собеседник, - либо атаковать вражескую кавалерию и попытаться её окончательно разбить, либо помочь латникам... боюсь, если ничего не сделать, вскоре мы можем остаться без тяжёлой пехоты.

- Похоже, Василий Гикан выбрал второй вариант, но почему гвардейца атакуют таким строем?

Рассыпавшись широким веером, рыцари устремились на пешие порядки бунтовщиков. Подобная тактика, чаще всего, применялась при преследовании отступающего противника, когда враги бегут, надо охватить как можно большую площадь, чтобы они не ушли. Сейчас же рыцари готовились ударить в плотный строй пехоты, пусть и с тыла.

- Я восхищаюсь капитаном Чвалиным, должно быть это его решение.

- Да, но почему?

- А вы сами посмотрите. Рыцари бунтовщиков пришли в себя и продолжили преследование, что логично - на холм к лучникам они не полезут (или потеряют всё преимущество), ударить по латникам не могут (те практически полностью окружены), остаётся только атаковать наших гвардейцев.

- Я ничего не поняла, виконт! - поторопила замолчавшего эксперта одна из дам.

- Госпожа, - Катаржине послышалась улыбка в тоне мужчины, - каждая шеренга в строю выполняет свою роль: передние ряды пробиваются вперёд, задние - страхуют и добивают сбитых с ног врагов. Я восхищаюсь капитаном, потому что этот рыцарь принял абсолютно верное решение: гвардейцы будут первыми шеренгами, в задачу которых входит продвижение вперёд, а добиванием противника займутся...

- Кто? Виконт, что за манера у вас не договаривать!

- Дорогая, - прозвучал ехидный женский голосок, - неужели вы ещё не поняли? Вслед за гвардейцами, скачут рыцари бунтовщиков, они попросту растопчут свою же пехоту.

- Эмм... да, хитро придумано.

Задумка капитана Чвалина вполне могла увенчаться успехом и ход сражения был бы кардинально изменён, однако в тот момент, когда гвардейцы Риницы врубились в тыл пехотинцам, из ворот замка вышли два новых полка. Первый направился к холму, чтобы лучники не смогли поддержать товарищей, второй - отрезал пути отхода кавалеристам Риницы.

Василий Гикан, наблюдавший за битвой немного в стороне от ставки княжны, развернулся и, сохраняя спокойствие, подошёл к Катаржине. Не дойдя несколько шагов до трона, на котором восседала правительница, воевода остановился, упал на оба колена и, низко склонив голову, произнёс:

- Госпожа... Ваша Светлость, битва проиграна. Мы должны отступить.

Катаржина рассматривала замок барона Милич. В этот ясный осенний день воздух был неимоверно прозрачен и чист; после нескольких недель, когда тяжеловесные тучи давили с небес, мир опять стал большим, расширившись не только до горизонта, но и ввысь; однако с запада, со стороны Пограничных Гор, вновь наползали чёрные облака; приближалась гроза. Ей казалось, будто она даже различает фигурки лидеров Рокоша, на площадке надвратной башни замка. Взгляд девушки соскользнул на поле боя - там происходила какая-то вакханалия, разобраться в которой она не смогла. Медленно она посмотрела на своего воеводу и вспомнила одну сценку из детства.

Играя в отцовском замке, Катаржинка забрела на псарню. Там девочка увидела очень милого и игривого щенка, он весело прыгал, храбро гонялся за бабочками и стрекозами. Катаржина подумывала взять его себе и вырастить защитника, но в это время из ворот псарни вышел матёрый самец и сурово рыкнул на щенка. Тот моментально упал на спину, смешно поджал лапы, выставляя животик, и жалобно заскулил... Большего проявления трусости, готовности принять любое наказание, девочка никогда не видела и передумала брать такую собаку.

Поза Василия Гикана, весь его внешний вид, напомнили Катаржине того щенка. Покорность. Смирение. Готовность к наказанию... Неожиданно ярко ей вспомнился муж, вот уж кто никогда не сдавался и всегда добивался своего.

- Ты думаешь так же, брат Харальд. - Катаржина посмотрела на монаха, стоявшего за спиной воеводы.

- Да, - варвар не собирался падать на колени, ограничившись вежливым кивком. - Вам надо уходить, а мы организуем защиту.

- Что я слышу?! Мой муж говорил, что вы лучшие воины ордена, но я вижу трусов, твердящих о поражении.

- Госпожа, мы не можем допустить, чтобы повстанцы добрались до вас.

- Значит, мы должны отрубить голову змее, Харальд. - Катаржина указала рукой в сторону замка повстанцев. - Там сидят бароны, объявившие Рокош. Бери свой отряд и принеси мне их головы! Тогда с бунтом будет покончено.

Северянин молча кивнул, посмотрел на коленоприклонного воеводу, развернулся и поспешил вниз. У подножия холма его поджидали нетерпеливые соорденцы. Все тридцать членов отряда Дракон были в сёдлах, ожидая команда воеводы, даже Михаил успел вернуться в строй.

Харальд быстро ознакомил друзей с задачей, которую перед ними поставила Катаржина. Откровенно говоря, план был самоубийственным, но с другой стороны, если кто-то и мог его осуществить, то только они. Сегодня многие погибнут, если не все, но Дракон возродится - таково проклятие отряда, каждый из них смертник. Наверное, нужно было что-то сказать, но что?

Харальд ещё раз улыбнулся:

- Друзья. Если мы выживем, то будем счастливы. Придут лучшие времена! Я рад, что у меня есть вы, постарайтесь остаться в живых, если сможете. Даже если меня не будет. Смерть любого из нас - ещё не смерть ордена. Серый Мисаль будет существовать, а в оранжерее расцветут Лотосы и будет сформирован новый Дракон. А сейчас, забудем о смерти! Мы обречены на победу! И мы победим! Вперёд!

Харальд превратил посох в копье и тронул поводья, морал взял с места лёгкой, грациозной рысью. За лидером отряда направились остальные чатра. Шли тихо, стараясь держаться в тени холмов, - противник не должен раньше времени узнать об их плане. Не звучали боевые трубы, не кричали всадники, только слабый ветерок колыхал синие плащи. Монахи благополучно обогнули второй холм и выехали на открытое пространство. Впереди лежала широкая долина, в центре которой шла ожесточённая сеча, с противоположного края и немного правее возвышался замок барона Милич. Дальше скрываться не имело смысла. Наоборот! Харальд поднял руку, барды грянули «Атаку», накладывая бафы, скакуны с лёгкой рыси перешли в тяжёлый, всесокрушающий галоп.

Клин всадников вылетел на залитую солнцем равнину. Блеснули костяные отполированные доспехи монахов, вспыхнули белым наконечники копий, чёрная волчья голова скалилась с развевавшегося на ветру синего знамени ордена. Три десятка чатра, словно дымчато-голубой дамасский клинок, вспороли покрывавший долину шевелящийся человеческий ковёр. Захваченные врасплох пехотинцы повстанцев дрогнули, попятились назад, стараясь убраться с его пути.

Позеленевший от ужаса Святослав не отрывал взгляда от бьющегося на ветру знамени Серого Мисаля. О таком он не договаривался! Жисько куда-то пропал, представители Шиманьского спокойно стояли рядом с ним на площадке надвратной башни, а сумасшедшие монахи рвались вперёд. Ещё немного - и они будут здесь! Отсюда было прекрасно видно бело-синюю стрелу, рассекавшую стальное море, и она неотвратимо приближалась, а на самом острие неистовствовал всадник на огромном олене, казавшийся Миличу ожившим кошмаром из древних легенд. Когда-то именно такие наездники завоевали практически весь континент и вот один из них оказался рядом с ним... барон захотел оказаться где угодно, но только не тут.

- Воевода! - Голос претендента на престол, высокий и скрипучий, был куда громче, чем следовало для таких слов. - Где воины графа Казарского?! Он обещал...

- Отряд, переданный графом, находится на своих позициях и выполняет возложенную на него задачу, - сообщил Борис Гуровский, в глубине души посылая Милича ко всем демонам. Такому не армии водить, а сидеть, скажем... на троне. Даже странно, что этот трус с бледной физиономией и расстроенным желудком - дворянин, а не какой-то комедиант. Воевода положил руку на оголовье меча.

- С вашего разрешения, Ваше Светлость, я вас покину. Моё присутствие требуется в другом месте.

Милич его, похоже, не расслышал, его мысли были заняты другим.

- Задачу?! Какую?! - визжал мелкопоместный барон в лицо воеводе Ксаверия Шиманьского. - Скоро монахи снесут мне голову?! Они уже близко!

- Не так близко, как вам кажется, - Борис с трудом сдерживал раздражение, - вы смотрите с вершины, это приближает противника. Монахам нужно прорваться сквозь наши ряды и подняться на холм, они неминуемо потеряют разгон, да и людей у них в отряде немного.

- Если Казарский не двинется с места, я прикажу отступать! Слышите?! Пошлите к нему гонцов! Немедленно.

- Уже послали, Ваше Светлость! - Ох, не надо было об этом говорить! Бывший барон Милич, нынче называвший себя Святославом Риницким, впал в одну из своих истерик, которые могли продолжаться несколько дней. Ещё больше позеленев, Милич, не стесняясь того, что его слышат, заголосил о том, что граф Казарский предал и надо бежать.

Воевода, как преданный вассал Ксаверия, был абсолютно уверен во всех союзниках сеньора и слепо следовал его приказам. Если Шиманьский сказал, что воины Казарского выполнят поставленную задачу - так и будет, но взывать к разуму перетрусившего барона - только зря терять время. А чатра хороши! Это и впрямь лучшие воины Инурака. Воевода в молодости был отменным бойцом и не мог не восхищаться чужой отвагой и мастерством, даже если это ломало тщательно продуманные планы. А ведь монахи и впрямь могут прорваться. Если их не остановить, так, скорее всего и будет. Пусть армия Риницы сильно потрёпана и раз в пять меньше, но они бьются с остервенением диких волков и, рано или поздно, прикончат домашних пуделей. Воевода поймал себя на том, что чуть не закричал «браво», глядя, как лидер чатра снёс голову зазевавшемуся наёмнику. Ах, как он дерётся!

- Я приказываю отходить! - Вопль Милича напомнил Борису Гуровскому о его миссии. - Они сейчас будут здесь!

- Вполне возможно, Ваша Светлость, - заметил стоявший рядом с претендентом на корону светловолосый виконт Стогнич. - Не угодно ли Вашей Светлости лично возглавить наш последний резерв?

А эмиссар - шутник, даром что из Тайной Службы! Лично возглавить... Если б у них в запасе была ещё полутысяча рыцарей, Милич принял участие в атаке, затесавшись где-то в середине строя (где-то очень глубоко в середине). На подобное проявление «храбрости» барон вполне способен, но оказаться лицом к лицу с огромным северянином... Дралась лягушка с аистом...

- Воевода... - Интересно, когда этот ублюдок перестанет зеленеть? Кажется, дальше некуда, ан нет. - Ксаверий Шиманьский обещал, что я буду в безопасности. Почему вы молчите? Где Казарский?! Вы меня предали!

- Мы верны вам, Ваша Светлость, успокойтесь. Если вы желаете отступить...

- Да! Желаю! Немедленно. Мы уходим в Лотаву!

- Мой господин будет крайне недоволен.

- Его бы сюда! Это он воюет с Мисалем, он! Ваш господин меня заставил, я не хотел... Он и господарь Лотавы. А теперь меня убьют из-за вас. Мы сдадимся! Слышите?! Мы сдаёмся. Катаржина девушка и нас помилует, она будущая мать... Прикажите сложить оружие!

Помещик, как есть - помещик. Воевода презрительно скривился. Однажды Борис услышал фразу, что помещики - в большей степени крестьяне, чем дворяне. Тогда он возмутился, мол, как можно говорить об аристократах в подобных словах, однако сейчас убедился в их правдивости.

- Нет, Ваша Светлость. Если Вашей Светлости угодно отступить и вывести армию в Лотаву, мы так и поступим, но сдаваться противнику, который в пять раза малочисленней... Корибут-Гуровский не станет и Вашей Светлости не позволит!

- В пять?! Да монахи сейчас будут здесь, и мне плевать, что на флангах полно наших остолопов. А ваш Казарский заодно с Катаржиной! Княжна побеждает, разве вы не видите?

Борис Гуровский видел. В воплях бледно-зелёного труса было зерно истины, даже два. Отряд чатра и впрямь мог прорваться к замку, и только светлым богам Прайма известно, кто в этой схватке победит. Милич, во всяком случае, мог лишиться своей бесцветной головы, да и самому воеводе не улыбалось попасть в плен к неуравновешенной Катаржине. Второй правдой было то, что отряд графа Казарского не успеет прийти на помощь. Всё с самого начала пошло вкривь и вкось: полк Жисько куда-то исчез, не доведя дела до конца, а гвардейцы Риницы умело подставили кавалерию повстанцев под обстрел уцелевших лучников. Изначально Гуровский планировал использовать два резервных полка для ротации уставших воинов, но пришлось бросить их в бой. Удар же чатра, неожиданный и удивительно результативный, мог увенчаться разгромом бунтовщиков. Неужели, и впрямь лучше отступить... С всадниками Казарского можно связаться при помощи рабов-демов, но кавалеристам потребуется время, чтобы из глубокого тыла противника сместиться на поле боя. Придётся брать ответственность на себя.

- Чего вы молчите?! Где мой конь? Сколько я буду ждать?!

- Ваша Светлость, как я говорил ранее: Моё присутствие требуется в другом месте. С вами остаётся виконт Стогнич, - воевода коротко кивнул и поспешил вниз, во внутренний двор замка.

- Остановитесь! Я приказываю! - крикнул в спину спешащего рыцаря Милич, однако тот его проигнорировал. Барон, с расширившимися от ужаса глазами, посмотрел на виконта: - Он ушёл... ушёл и забрал мой эскорт! Последнюю сотню рыцарей!

- Ваша Светлость, всё будет хорошо...

А ведь было мгновение, когда он подумал, что план Катаржины сработает, и они пробьются к замку. Не сработал. В крепости пропели трубы и из распахнутых ворот вперёд ринулась сотня тяжеловооружённых всадников, в ненавистных цветах Шиманьского. Будь проклят этот красно-жёлтый двуколор, знак предательства, трусости, подлости! Но подлец - не обязательно дурак. Рыцари повстанцев устремились точно на отряд монахов, как представляющий наибольшую опасность... Теперь главное - скорость. Оставить в покое вражескую пехоту и оторваться от кавалеристов между холмами. Маневр сложный, но, если нет другого пути, надо сделать и невозможное. Или, по крайней мере, попытаться. Харальд поднял оленя на дыбы, вглядываясь вперёд. Нет, не прорваться, но мы ещё живы, и до победы ублюдкам ох как далеко.

Сердце на мгновение сжалось. «Дракон»... Обречённый отряд. Каждый из них знал, что умрёт, но именно ему, Харальду, довелось повести братьев в последний бой. Одна половина отряда состояла из игроков, которые успеют использовать божественный навык и возродятся в обители, а вторая - монахи-хагсаенги, покинувшие родной остров, после падения ордена. Вначале погиб наставник Сен Чжи, затем Лао Мин... неужели пришёл черед и остальных островитян? Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив копье, Харальд дал шпоры маралу, и Вихрь, испустив громовой рёв, ринулся вперёд. Они были ровно на полпути к замку, на надвратной башне которого стоял бледно-зелёный лидер Рокоша. Чатра, увидев рыцарей ненавистного Шиманьского, приободрились. Ещё бы, они почти проиграли, но «почти» на войне - это очень много. Огромный северянин, верхом на олене, бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.

Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мёртвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но «Драконы Чатра» казались заговорёнными.

Харальд рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на марале, в залитых чужой кровью костяных доспехах, которые сменили свой цвет с белого на ярко-красный, он казался каким-то мистическим существом, полубогом или демон из нижнего мира. Каждый удар его копья отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует... Кое-кому и впрямь «везло» - и они, избегнув глефы северянина, оказывались лицом к лицу с разъярёнными монахами-чатра. Сталь, ударяясь о костяные клинки, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.

Проскакал обезумевший конь с вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась глефа, отсекая голову вражескому десятнику, осмелившемуся заступить путь лидеру Дракона. Краем глаза Харальд заметил нацеленное на него копье и блеснувший клинок Попадоса. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, покрытые кровью и пеной кони, груды изрубленных тел... Проклятье! Они почти стоят на месте! Замок на холме с по-прежнему распахнутыми воротами, страшно, безнадёжно далёк... Но мы ещё живы! И мы вместе, значит - вперёд! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, отвести руку назад - уколоть, снова замахнуться...

Древко копья треснуло и, недолго думая, Харальд превратил волшебное оружие в два меча. Во-первых, в подобной давке так удобнее сражаться, а во-вторых... Во-вторых, перед смертью он постарается забрать с собой как можно больше противников. Бунтовщики запомнят этот день не своей победой, а тем как сражались монахи. Он не сдастся и не отступит. Вперёд, только вперёд, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, способное убить тысячи людей, ради своей выгоды. Убить этого ублюдка - другого не дано! Харальд не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и бароном Милич стоят уже не только рыцари, но и спешно отозванные с центра пехотинцы. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но северяне не бегают. Победить можно и смертью... Если иначе нельзя.

Беспокоили братья-драконы. Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, проклятье (!), как же он их всех любил, но это они умирали за свою княжну. Нет, за Серый Мисаль! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой... орден превыше всего!

Холодное осеннее солнце, бешеный галоп марала, трепещущее на ветру знамя, какие-то тени впереди - и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!

Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ проревел Вихрь, гордо и вызывающе, сзади раздалось ответное ржание. Он не один, ещё не один. С ним братья-драконы, они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Плащ в красно-чёрную шахматку! Лотавец, и не из простых (неужели шиманьские закончились?), а за ним - целый отряд. Да чтоб вы трольего молока обпились, сколько же вас! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдёшь вперёд? Пошёл... Прекрасно! Жаль, ты не Милич, не Шиманьский, не Дримко, но ты ответишь за всех.

Красно-чёрный взял разгон и пошёл тяжёлым галопом, подняв копье, которого у Харальда не было, как и щита. Однако у него был Вихрь, костяной меч, сделанный другом, и ещё он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Марал, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и северянин наотмашь ударил верным клинком. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсечённая голова, а монах, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.

Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Харальда не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их лидером кровавой тропе чатра, но их становилось все меньше... Самая большая тайна «драконов», секрет, дающий им значительное преимущество, - это способность делиться своей силой с братьями. Только чем меньше воинов в отряде, тем меньшую поддержку они могут оказать друг другу.

Держаться, не отставать, не дать противнику нанести удар брату в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так умер наставник Сен Чжи, в одиночку удержав врата обители, так дрались на перевале Шагну монахи и послушники Мисаля, так погибали драконы.

Впереди нависала какая-то чёрная громадина. Каменная кладка! Крепостная стена! Замок барона Милич, они всё-таки прорвались... Нет, лишь крепостной ров, а сами врата далеко, за сотнями латников, выстроившихся плотным строем, до входа не добраться... если не попробовать. Как говорил отец: «Глаза боятся, а руки делают». Вперёд!

Вихрь, послушный своему господину, мотнул головой, ударил ветвистыми рогами - рослый солдат рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не сражались с северными варварами и не знали, как противостоять воину на марале. Обезображенные лица, скрежет металла, ржание, вопли... Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьём... Встретится ли он с друзьями или врагами на том свете? А может быть, там нет места земной вражде и земной присяге? Совсем юный солдат, с искажённым одновременно в ужасе и ненависти лицом, замахивается копьём. Харальд слегка повернул корпус, пропуская неумелый удар, и вонзил меч точно в глаз новобранцу. Клинок пробил кость и вошёл в мозг - мгновенная смерть, резкий рывок рукояти вверх, чтобы оружие не зажало в черепе. Покойник в ещё новенькой, не застиранной форме, падает в грязь, под конские копыта, и вперёд! Где есть я, там нет смерти, где есть смерть - нет меня. Поэтому смерть - ничто для меня...

О том, что погиб брат Вэйдун Харальду сообщило вражеское копье, ударившее в спину. Чужой наконечник пробил броню, но рана не была глубокой. Похоже, воин и сам испугался своей удачи, или же прыжок почуявшего неладное марала помешал предателю воспользоваться обретённым преимуществом. Северянин вздыбил скакуна, повернулся и полоснул убийцу мечом. Тот зашатался, поскользнулся в грязи и рухнул на уже мёртвого монаха, дольше всех защищавшего лидера. Харальд осмотрелся. Безумная атака захлёбывалась. Сзади ещё шла рубка, но на последний рывок их не хватит. Его не хватит! Если б не рана, он добрался бы до ублюдка, но между ним и вратами все больше и больше врагов, порыв иссяк, а цель была так близко! Все было зря! Атака, бой, сама жизнь...

Харальд чувствовал, как немеет рука, по боку стекала кровь. Рана ерундовая, но как же она мешает! Дух - практически на нуле. Зажав левый меч подмышкой, варвар открыл инвентарь и нащупал Зелье Регенерации... последнее. Возможно стоит оставить его про запас, когда ситуация станет совсем уж безвыходной? А в том, что так произойдёт, он не сомневался.

Впереди возник какой-то рыцарь с незнакомым гербом. Харальд поудобнее перехватил меч, но ударить не успел - Вихрь мотнул головой, насаживая противника на рога. У ездовых оленей варваров свои обычаи. Северянин ещё держался в седле, и мечи по-прежнему были продолжением его рук, но кровь не останавливалась, а лёгким не хватало воздуха. Его убьют или он просто истечёт кровью? Марал совершил очередной кульбит, спасая седока от чужой алебарды, и движение это отдалось резкой болью. Харальд прикусил губу и махнул мечом - жалкая пародия на коронный удар, но противник упал. Отчего-то стало жарко, как в преисподней, из багрового марева появились ещё двое, но он как-то управился и с ними.

Неужели он - последний?! Нет! Рядом прозвучала забористая ругань, так материться может только Попадос. Судя по громкости, Миша совсем рядом, прикрывает спину командира. А вот ещё один рыцарь, только он теперь такая лёгкая добыча. Лёгкая? Нет, рано он себя хоронит! И этого противника северянин пережил, нанеся сдвоенный удар мечами - первый клинок враг отразил щитом, а второй подлой змеёй прокрался под стальную юбку и вспорол яремную артерию. Харальд вновь поднял оленя на дыбы, пытаясь сквозь застилавший глаза туман рассмотреть врата замка и, если повезёт, барона Милич на надвратной башне. Не видно, лишь железные, безликие фигуры... До вожаков не добраться. Лучше бы ты, Харальд, оставался в рабстве... зачем тебе свобода, если не смог спасти друзей? Все мертвы. Нет! Миша жив! И Дэмин... Живы... Они смогут...

«Они смогут...» - повторял, как молитву, монах, отбиваясь от последнего в своей жизни противника. Нет, не последнего. Дюжий пехотинец выронил алебарду из раненой руки и поспешил назад, выбираясь из свалки. Кто-то попробовал схватить марала под уздцы, глупец! Фирменные боевые подковы с «когтями», которые северяне делали для оленей, пробили броню, и убийца грохнулся на чьё-то тело, увеличивая завал из трупов. Передышка... Лучше б её не было, потому что кровь из теперь уже трёх ран продолжает течь. Нужно забрать с собой ещё одного, а лучше двоих или троих. Прежде чем все кончится раз и навсегда...

Из полуобморочного состояния Харальда вырвало горлышко бутылки, которое кто-то прижимал к его губам. Марал бы не подпустил чужого к хозяину и, прежде чем осознать, что делает, варвар сделал глоток. Зелье Регенерации!

- Спасибо, Миха, но у меня есть своя фляга.

- Пришел в себя? - требовательно посмотрел на него парень. Вокруг кипела битва, и чтобы не перекрикивать шум сражения, Попадос вынужден был встать в стременах и опереться свободной рукой о бок марала. Что удивительно, Вихрь никак не отреагировал на подобное панибратство. - Ты должен уходить. Спаси Катаржину.

- Нет! Я больше не буду последним выжившим из Дракона! Я не хочу хоронить своих братьев, а потом набирать новичков и знать, что они смертники. Ты не понимаешь, о чем просишь!

- Харальд, - по щекам парня текли слезы, - так надо, Харальд. Если ты этого не сделаешь, то все наши жертвы были напрасны. Если княжна попадёт в плен или умрёт... наши братья погибли зря. Мы полностью окружены, и никто не сможет вырваться, только твой Вихрь способен пробиться, если повезёт. Другого выхода нет... прости, Харальд, так надо...

***

Патрик Лопес не любил бегать, не умел, но бежал. В вечерних сумерках осенний лес казался ещё более жутким: чернели перекрученные стволы деревьев, тянулись во все стороны костлявые пальцы-ветки, лезли из-под земли твердокаменные корни, словно щупальца гигантского кракена. Мрачное и неприветливое место, с тёмным жёлто-коричневым ковром из опавших листьев казалось каким-то кладбищем. Из-под корней начал сочиться туман, повис бледным облаком, сузив видимый мир до нескольких метров.

- Не отставайте, Ваша Светлость, - впереди из тумана вынырнул бард.

Естественно он обращался не к Патрику, а к княжне Риницы Катаржине урождённой Брегович. Девушка бежала немного впереди, с трудом переставляя ноги и сконцентрировав все внимание на земле, чтобы не запнуться о корни. Из многотысячной армии и большой свиты их осталось только трое: княжна, её фаворит и он - раб-связной. Да, Лопес не обманывался относительно своего социального статуса. Это большие кланы могли выбирать нанимателя и согласовывать условия договора, а ему пришлось хвататься за первое предложение, лишь бы сохранить жизнь. Однако не стоит думать, будто мужчина чувствовал себя в чём-то обделённым или ущемлённым. Всю свою жизнь Патрик пресмыкался, прислуживал и, по сути дела, для него мало что изменилось. Более того, он всем был доволен до сегодняшнего дня...

Когда стало понятно, что монахи не смогут пробиться к замку бунтовщиков, воевода подошёл к княжне и решительно произнёс:

- Ваша Светлость, мы использовали все резервы, однако противник оказался гораздо многочисленнее и хитрее чем мы предполагали. Вы должны немедленно отправиться в Риницу. Эта битва проиграна, но война продолжается и только вы сможете собрать новую армию и покончить с бунтовщиками.

Любой желающий мог убедиться в правдивости слов воеводы. Чатра произвели настоящий фурор на поле боя, они продемонстрировали небывалую отвагу и силу духа; монахи не проиграли, бунтовщики попросту завалили их трупами своих солдат. Если бы не блажь Катаржины, если бы она не пыталась самоутвердиться, а действовала в интересах княжества, задействовав в подавлении мятежа Фалангу Серого Мисаля, кто знает, как бы закончилась битва.

Катаржина сурово хмурила брови, всем видом демонстрируя нежелание следовать совету Гикана, однако в итоге милостиво позволила себя «уговорить». Выезжали налегке: без обоза и охраны банально, потому что ни первого, ни второго не было. Молодые аристократы из княжеской свиты пытались шутить, храбрились только настороженные взгляды, которые они бросали на поле, где ещё продолжалось сражение, красноречиво говорили об их истинном настроении. Патрик, верхом на меланхоличном мерине, пристроился в конце кавалькады, сразу за ним ехал десяток сигнальщиков, исполнявших род арьергарда, а оруженосцы, возглавляемые воеводой, были в авангарде. Шумная процессия скатилась с холма и, стараясь не оглядываться, дабы не накликать беды, дворяне поспешили в направлении Риницы.

- Эх, не нравится мне всё это, - вздохнул ветеран, возглавлявший десяток сигнальщиков.

- И то, правда, дядьку, - поддержал его рыжий боец. - Сколько наших полегло и сколько ещё поляжет, а мы драпаем, трусливо поджав хвост.

- Дурак, - раздался звук смачного подзатыльника. - Мы солдаты и делаем что прикажут. Скажут отступать - отойдём, наступать - попрём вперёд, не жалея живота своего.

- Тогда что «не нравится»?

- Эх, Петруха, ум у тебя молодой, как новая брага. Вот что мы делаем, когда не воюем или не в карауле?

Рыжий напряжённо молчал, подыскивая ответ. Кто-то из солдат выкрикнул:

- Едим!

Десятник резко оглянулся, и Патрик заметил, как ближайшие к нему сигнальщики спешно втянули головы в плечи. Должно быть, у ветерана излюбленный способ поучать молодёжь - это подзатыльник. А глядя на его мозолистые, широкие, лопатообразные ладони, как-то сразу становилась понятна реакция солдат. К удивлению Патрика, старшина не стал кричать, а внушительно произнёс:

- Правильно, едим или спим. Но! - десятник назидательно поднял указательный палец. - Слуги дворян пропали вместе с обозом и вещами, а это значит, что уходом за ними придётся заниматься нам... Добыть еды, приготовить, принести воды, для умывания, сделать... эту... как её? Ванную! А спать где? У них же ни палаток, ни одеял с собой нет.

- Ох, дядьку, и не нравится мне всё это.

- Так ото ж, - крякнул десятник.

- Еще и гроза будет, пробасили сзади.

- О, молчун голос подал, - хохотнул неуёмный рыжий и опять словил доброго леща от заботливого десятника.

Названный молчуном никак не отреагировал на происходящее и спокойно продолжил:

- Мне, когда служил в пехоте у графа Рвецкого, арбалетный болт в колено попал. Нога зажила только хромота немного осталась и ноет, зараза, колено перед грозой.

Лопес посмотрел вверх. Светило перевалило зенит и неуклонно опускалось к горизонту. Он бы назвал этот день первым по-настоящему солнечным, когда с неба ничего не падало (ни снега, ни дождя). Толька наползавшие с запада чёрные тучи, одним своим видом, обещали скорое начало нового потопа.

Впрочем, возможно ветеран ошибается и им не придётся заниматься благоустройством огромной княжеской свиты, если успеют добраться в какое-то село, хутор или охотничью заимку. Но далеко им уехать не позволили...

Спустя полчаса, взобравшись на очередной холм, Василий Гикан резко дёрнул поводья, заставив коня плясать на месте, и тихо выругался:

- Казарский, будь я проклят.

- Господин воевода, - начал говорить юный оруженосец, но смутился под гневным взглядом рыцаря и замолчал.

- Поторопи княжну и господ дворян. Будет нехорошо, если их перехватят в низине.

Когда весёлая процессия взобралась на холм, воевода продолжал молча изучать окрестности. Он насчитал уже три отряда лёгкой кавалерии, примерно, по сто человек в каждом, которые с разных сторон приближались к княжескому эскорту. Подъехавшая к полководцу Катаржина проследила за его взглядом и не стала задавать глупые вопросы. Впервые, с момента начала битвы, она действительно испугалась. Прежде всегда оставалась возможность отступить или позорно бежать, но теперь все пути отхода были отрезаны.

- Ваша Светлость, - наконец-то заговорил Гикан. - У нас только один выход: я возглавлю оруженосцев и сигнальщиков, и мы попытаемся задержать вон тот отряд, - воевода указал на ближайшую к холму сотню кавалеристов. До всадников оставалось меньше пятисот метров, они стремительно приближались, но рыцарь продолжал объяснять, сохраняя абсолютное спокойствие, как человек смирившийся со своей скорой смертью. - Вы же скачите в тот лесок. Не могу точно сказать, насколько мы задержим врага, однако, в любом случае, среди деревьев они не смогут воспользоваться преимуществом в скорости.

- Если позволите, господин воевода. - К ним подъехал молодой аристократ из княжеской свиты. - Я бы хотел составить вам компанию и поучаствовать в избиении... кто там у нас? Казарские или Вишневские? Родовые цвета у них одинаковы, но эти псы стыдливо спрятали знамёна.

- Казарские, - кивнул воевода. - Они давние союзники Шиманьского.

- О-о, тем более! - к ним подъехали ещё три аристократа. - Потроха Звёздной Рыбы, господин воевода, вы действительно собирались лишить нас удовольствия пустить кровь казарским? Ха-ха-ха.

Патрик Лопес был удивлён. Ну, куда эти мальчишки лезут? Понятно же, что их всех перебьют, в лучшем случае покалечат, но они упрямо стремятся в самое пекло. В общей сложности к воеводе решили присоединиться девять юношей и две девушки, а остальные дворяне... Остальные как-то незаметно отъехали в сторону и сейчас вовсю нахлёстывали лошадей, стремясь оказаться как можно дальше от побеждённой (а значит - проклятой) княжны Риницы. Патрик с удовольствием бы оказался рядом с ними, но кабальный договор не позволял оставить нанимателя.

Вот так их осталось трое: раб-связной (бывший игрок), бард и княжна. Лошади пали практически сразу, когда они въехали в лес. Бедные животные переломали ноги о торчащие из-под земли корни, и бард добил их, чтоб не мучились и не привлекали внимания жалобным ржанием. Началась утомительная, долгая гонка в сумеречном лесу...

Стремительно темнело. Долгий, утомительный забег по пересечённой местности измотал Патрика окончательно, он с трудом переставлял потяжелевшие ноги, стараясь не потерять из виду Катаржину. Княжна своей походкой напоминал загулявшего моряка - низко опущенная голова, виляния из стороны в сторону, частые столкновения с деревьями. В их компании, только бард выглядел свежо. Он демонстрировал настоящие чудеса выносливости, успевая разведывать местность и подгонять своих попутчиков. Если бы не эти понукания и страх перед преследователями, Лопес уже давно плюнул на всё и присел где-то у дерева.

Беглецы миновали кленовую рощу, где на деревьях ещё сохранились листья. Спустились (скатились) в какой-то овражек, из которого выбрались испачканные глиной и вбежали в сосновый бор. Вековые гиганты чёрными колонами взмывали ввысь, где тесно переплетались ветвями, образуя сплошную крышу, сквозь которую практически не проникал свет. От покрытой сосновым валежником земли поднимался туман и ароматы прелых иголок. Когда они, проломившись сквозь кусты, выбежали на небольшую поляну, Катаржина споткнулась и растянулась на сырой земле.

- Я больше не могу, - задыхаясь, простонала девушка. - Всё. Ни за что не встану.

Патрик прислонился к покрытому мхом стволу дерева, пытаясь отдышаться и нашаривая в рюкзаке флягу с водой. Лучше бы это было какое-то целебное зелье (хоть самое слабенькое), но кто же мог предположить, чем закончится так великолепно начавшийся поход? Надо бы обеспокоиться ночлегом: соорудить навес, развести костёр. Да ещё и тучи наползают, того и гляди, скоро начнётся ливень. Только никаких инструментов нет, возможно, у барда...

- Ваша Светлость, поднимайтесь, - как черт из табакерки, из туманы появился бард.

- Не могу, - простонала девушка, даже не делая попытки встать. Наоборот, Катаржина поудобнее устроилась на земле, подгребла под голову листья и, заметив флягу в руке связного, потребовала: - Дай!

Лицо барда исказилось в зловещей ухмылке. Девушка его не видела, а вот Патрик заметил и нерешительно замер на месте, не зная, чего ожидать.

- Действительно не можешь - прошипел бард.

В его голосе было столько презрения и яда, что княжна оторвала взгляд от манящей фляги с водой и посмотрела на своего фаворита. Мужчина изменился. В сумерках его черты лица приобрели какое-то хищное, зловещее выражение, а широкая белозубая улыбка, сводившая с ума придворных дам, напоминала звериный оскал. Патрик замер, боясь пошевелиться и удерживая открытую бутыль на вытянутой руке...

Бард стремительно нагнулся, выбросил вперёд руку, схватил Катаржину за горло и поднял.

- Ну, если, душа моя, ты больше не можешь бежать, - с наслаждением протянул мужчина, - мы никуда не уйдём с этой поляны.

Девушка вцепилась в его руку, пытаясь освободиться, только бард оказался гораздо сильнее, чем о нем можно было подумать. Из горла Катаржины вырывался какой-то невнятный хрип и, сохраняя широкую улыбку, фаворит участливо поинтересовался:

- Неудобно говорить? А ты помолчи... как же мне надоел твой треп. - Медленно, явно наслаждаясь каждым мгновением, он достал кинжал с болотно-зеленым лезвием.

Увидев оружие, княжна начала вырываться активнее. Она извивалась в стальной хватке убийцы, трепыхалась как тонконогая лань, угодившая в охотничий капкан, с тем же результатом. Широко распахнутые, наполненные первобытным ужасом (не за себя, за ребёнка!) глаза девушки, наконец, остановились на Патрике. Надежда, просьба и мольба отразились в них... этот взгляд заметил бард.

- Ты рассчитываешь на помощь раба? Смотри на меня! - он встряхнул её, как тряпичную куклу. - Смотри! - От этого крика у Патрика противно заныли зубы, а в уши как будто вкрутили шурупы, словно провели гвоздём по стеклу. - Как ты думаешь, откуда он взялся? Думаешь, его тебе подарил папаша? Нет, моя госпожа, это я его купил, а ты такая дура, что даже не проверила! Он мне докладывал обо всех твоих секретах и тайнах.

По щекам девушки катились слезы, но она не оставляла попыток освободиться. Опять её взгляд, наполненный криком о помощи, обратился к рабу. О да, ей не надо было издавать звуки - глаза говорили красочнее любых слов... Но Лопес не шевельнулся. Будь он героем какого-то бульварного романа, то, не задумываясь, бросился на помощь девушки, спас её, и получил фантастическую награду. К сожалению, реальность - существо многогранное, но безжалостное.

Убийца быстро вонзил кинжал в живот девушки и медленно, испытывая удовольствие, потянул вверх. С противным треском, зелёное лезвие вспарывало ткань и плоть. Катаржина захрипела и активнее начала махать руками. Патрик отвернулся.

- Ты только посмотри на это, - через несколько минут прозвучал голос барда. - Раб, я к тебе обращаюсь! Смотри.

Было достаточно темно, но Патрик сумел рассмотреть картину в мельчайших деталях... и запомнил её на всю жизнь. В позе зародыша, у ног убийцы лежала девушка, а тот держал на ладони какой-то небольшой мерзкий комок плоти.

- Эмбрион. Ха-ха! Ублюдок дема и дворянки. Маги неплохо заплатят за такой экземпляр.

Бард достал из своей сумки колбу с мутной жидкостью внутри и начал аккуратно упаковывать в неё эмбриона. Патрик Лопес посмотрел на Катаржину, та ещё была жива. Девушка тихо скулила на одной ноте и пыталась скрюченными, покрытыми слизью и кровью пальцами засунуть вывалившийся кишечник в живот. Требуха расползалась в разные стороны и никак не хотела возвращаться... ей было безумно, мучительно больно. Этот тихий и одновременно жуткий вой, эти дрожащие, словно сведённые судорогой тонкие руки, он никогда не смог забыть. Волосы на голове Патрика зашевелились, его вырвало.

- Какие же вы, демы, неженки! - рявкнул бард. - Иди, там, в овраге есть речушка, умойся.

Прочь. Прочь от этого ужасного места! Кубарем Лопес скатился на дно ложбины и жадно припал к ручью. Вверху со стороны поляны раздался чей-то топот и жуткий рев. Что ещё сделало это чудовище? Какого демона призвало? Рёв повторился. Желая отгородиться от происходящего, Патрик набрал полную грудь воздуха и опустил голову в обжигающе холодную воду. Звуки исчезли, он начал успокаиваться, когда почувствовал, как вздрогнула земля, а затем - яркая вспышка, высветившая дно ручья. Лопес сжал ладони, сминая грязь, лишь бы удержаться, лишь бы не вынырнуть и не слышать, не видеть и не знать, что твориться наверху. Лёгкие начало жечь. Воздух заканчивался и ему пришлось поднять голову.

В первый миг ему показалось будто он всё ещё под водой. Нескончаемым потоком с неба лил дождь, сверкали изломанные молнии, артиллерийской канонадой, грохотал гром, выл злой ветер, трещали стволы могучих деревьев... Армагеддон. Дрожащий Патрик заполз под арку, образованную мощными древесными корнями, выпиравшими из-под земли, и забился в дальний угол. Он, словно дикий зверёныш, смотрел на вход в свою нору, широко распахнутыми в ужасе глазами. Снаружи было страшно. Там бушевала гроза.