Сумерки людей

1

Человек скорее свихнулся бы, чем выговорил имя юнги. Даже значение этого имени сложно было бы передать на любом земном языке. Удобства ради вполне можно называть его Томми Лой.

Просьба также помнить, что многие употребляемые ниже понятия весьма условны. На самом деле Томми был не совсем юнгой, и даже звездолет, где он служил, был не совсем звездолетом, а также и Капитан был не совсем капитаном. Но если Томми представляется вам рыжим и веснушчатым, насупленным и упрямым, совершенно несносным сорванцом, вечно откалывающим всевозможные номера, а Капитан — нудным и придирчивым стариком, тогда их отношения станут для вас намного яснее.

Пожалуй, стоит все-таки сказать пару слов о Томми, чтобы пояснить, зачем введены упомянутые условные понятия и насколько они осмыслены. Начнем с того, что человеку Томми показался бы прозрачным шестифутовым яйцом, полным зеленоватого студня. В этом студне болтались всякие фиговинки — как темные, так и лучистые, соответствовавшие у Томми нервным центрам и органам пищеварения, а на скорлупе располагались звездчатые и овальные выступы, служившие юнге органами чувств и хватательными приспособлениями своеобразными «руками». На остром конце яйца находилось специальное отверстие, откуда временами вылетала струя мерцающего пара — средство передвижения Томми. И если вместо фразы «Томми позавтракал» или «Томми сказал Капитану…» мы описывали бы то, что происходило в действительности, пришлось бы всякий раз ударяться в невероятно запутанные пояснения.

Точно так же понятие «юнга» употребляется только потому, что ближе всего соответствует сути дела в человеческом понимании. Некоторые ремесла, к числу которых относится и мореходное дело, настолько сложны и трудоемки, что им невозможно обучиться в классе — ими следует овладевать. Юнга и есть тот, кто обучается такому ремеслу. А платит он за свое обучение, выполняя разные лакейские, маловажные и унизительные поручения.

Имелось и еще одно сходство, а именно: юнга на корабле в перерывах между порками вечно занят подготовкой очередной проделки — дурачества, приносящего ему новое наказание.

Томми к настоящему моменту уже заработал законную порку и теперь всеми силами старался ее отсрочить. Конечно, он понимал, что наказания все равно не избежать, но рассчитывал оттянуть его как можно дольше.

Настороженно плавая в одном из бесчисленных коридоров корабля, он следил, как на светящейся стене возникает темная волна и движется в его сторону. Тогда Томми немедленно начинал двигаться от нее с той же скоростью.

Волна рокотала:

— Томми! Томми Лой! Да где этот бесстыжий щенок?

Дальше волна двигалась без остановки, бессловесно урча, и Томми перемещался вместе с ней. Впереди была другая волна, за ней еще, — и ту же картину представляли собой и все остальные коридоры корабля. Внезапно волны поменяли направление движения. То же самое, едва успев среагировать, сделал и Томми. Волны эти не только несли в себе приказы Капитана, но и сканировали все коридоры и отсеки десятимильного корабля. Впрочем, цока Томми держался между волн, Капитан не мог его засечь.

Беда заключалась в том, что Томми не мог вечно продолжать в том же духе. Кроме того, его уже искали и другие члены команды. На прочесывание всех этих извилистых, переплетающихся коридоров уходила уйма времени, но, по законам математики, Томми в конце концов должен был попасться.

От такой мысли Томми поежился, но тут же всколыхнулся от восторга. Ведь на сей раз он прервал сон Старика при помощи особо мерзкого зловония, способности к которому обнаружились у него совсем недавно. Эффект оказался потрясающим. Поскольку раса Томми общалась при помощи запахов, то в человеческих понятиях это было примерно как запустить шутиху над самым ухом спящего.

Судя по резкости передвижения сканирующих волн, Старик рвал и метал.

— Томми! — рокотала волна. — Ах ты, кусочек дерьма, немедленно выходи, или я размажу тебя на тысячу маленьких засранцев! Клянусь Спорой, когда я до тебя доберусь…

Тут коридоры пересеклись, и Томми воспользовался возможностью нырнуть в другой. С момента своего шкодничества он последовательно держал путь от центра, зная, что туда же пойдут и поисковые партии. Теперь Томми оставалось только преодолеть внешнюю оболочку корабля и попытаться проскользнуть обратно за спинами преследователя — шанс довольно дохлый, но все же лучше, чем ничего.

Томми держался вплотную к стене. Он был самым маленьким членом команды — меньше любого из юнг и вдвое меньше среднего матроса, поэтому у Томми всегда оставалась возможность скрыться от любого из поисковой партии.

Теперь он попал в короткий соединительный коридор, но сканирующие волны циркулировали беспрестанно, всякий раз поворачивая назад прежде, чем ему удавалось прорваться дальше. Томми терпеливо повторял движения волн, прислушиваясь к потокам изливаемой ими брани. Мысленно он ржал. Когда Старик бесился, страдали все. Теперь корабль наверняка провонял от носа до кормы.

Наконец Капитан отвлекся, и волны потекли дальше — к следующему перекрестку. Томми двинулся вперед. Он уже приближался к цели — в самом конце коридора различалось слабое мерцание звездного света.

Вот Томми вписался в следующий поворот — и там, сквозь полупрозрачную оболочку корабля, увидел такое, что чуть не споткнулся. Там сияли не просто огненные булавочные головки звезд, там пылал ярчайший, неистовый костер, который мог означать только одно: они проходят через звездную систему. Зрелище, привычное для Капитана и большинства Матросов, но в жизни Томми такое случалось впервые. Ну вот, возмущенно подумал юнга, положись на них — а тебе даже и не скажут!

Теперь он точно знал, что не зря подложил свинью Капитану. Ведь иначе он не оказался бы здесь; а не окажись он здесь…

По коридору со стуком двигалась самоходная мусорная капсула, направляясь к одной из наружных пор. Томми дождался ее, а затем обволок — капсула так растянула юнгу, что он едва удерживался на ней. Удача сопутствовала Томми, Капитан вряд ли заподозрил бы неладное.

Корабль был герметически закупорен — не для того, чтобы сохранить внутри атмосферу, ибо никакой атмосферы, кроме случайной, там не было. Закупорка предотвращала утечку жидкости в результате испарения. Запасы металлов и других минеральных веществ еще можно восполнить, а вот с жидкостями было сложнее.

Томми прокатился на капсуле до выходного сфинктера, протиснулся туда — и сразу же отпустил капсулу. Поляризованная на удаление от корабля, она пулей устремилась в космос и была такова. Томми уцепился за наружную поверхность корпуса и стал разглядывать расстилавшуюся перед ним изумительную панораму.

Вот оно, необъятное черное полушарие космоса — единственное небо, какое Томми когда-либо знал. Усеянное знакомыми и в то же время вечно изменчивыми узорами созвездий. Все это само по себе уже было чудом для мальчишки, чью привычную вселенную составляли громадные коридоры, да еще, в лучшем случае, втрое большие залы. Но панораме космоса Томми уделял мало внимания. Ведь внизу, справа от него, ослепительно отражаясь от широкого закругления зеленоватого корпуса, сияло бело-желтое великолепие, на которое Томми больно было смотреть. Звезда. И впервые так близко. А слева висел небольшой молочно-белый диск — не иначе как планета.

Томми испустил крик — только чтобы насладиться его тонким, нерезким ароматом. Затем стал наблюдать, как тонкая пелена частичек отлетает от его тела, слабо светящегося на фоне черноты двигателя. Затем съежился, максимально утолщая кожу. Томми понимал, что задерживаться здесь надолго ему нельзя — тепло он испускал быстрее, чем успевал поглощать от солнца или корпуса корабля.

Но возвращаться назад не хотелось. И не только потому, что его ждало наказание. Томми не хотелось уходить от этого огромного и ослепительного небесного самоцвета. На мгновение Томми смутно представил себе будущее — когда он вырастет, станет хозяином собственного корабля и сможет смотреть на звезды сколько захочется. Впрочем, такая мечта была еще слишком далека от реальности. Великая Спора, ведь это случится не раньше, чем через двадцать тысяч лет!

Тут в пятидесяти ярдах от Томми на корпусе корабля вздулось и потемнело громадное пятно — одно из зрительных приспособлений. Юнга с интересом поднял взгляд на небо. Ничего в том направлении он различить не смог, но Капитан, видимо, что-то заприметил. Томми смотрел и ждал, холодея с каждой секундой, и через некоторое время заметил появление еще одной световой точки. Она постоянно увеличивалась в размерах, стала с одного боку немного размытой, а затем превратилась в два сочлененных пятнышка — одно яркое и плотное, а другое побледнев.

Внезапно сообразив что к чему, Томми опустил взгляд и заметил, что еще один обширный участок корпуса корабля вздувается и выступает наружу. Здесь из-под зелени проступило светлое пятно, окруженное темным кольцом, — корабельный поляризатор. Видно, объект, который заметил Томми, содержал металл, — и Капитан решил пополнить запасы продовольствия. Томми мысленно пожелал, чтобы штуковина оказалась повесомее; сколько юнга себя помнил, металла им всегда не хватало.

Когда он снова посмотрел в небо, объект заметно увеличился. Теперь Томми разглядел, что яркая часть была твердой и гладкой, отражая свет близкого солнца. Размытая же часть представляла загадку. Она смахивала на голос кого-нибудь из команды, видимый на фоне панорамы космоса, или на ионный след движущегося корабля. Но разве металл бывает живой?

2

Лео Роджет глянул в сканер заднего вида и вытер капельки пота, выступившие на смуглых залысинах. Разглядел он не слишком много — пылающий газ из ракет омывал корпус. Но громадный темный овоид, к которому их несло, оставался на месте и увеличивался в размерах. Роджет бросил взгляд на приборную панель. Газ на максимуме. Меньше чем через две минуты произойдет столкновение — и, похоже, ничего тут не поделать.

Роджет повернул голову к Френсис Макменамин, пристегнутой к соседнему перегрузочному креслу. Та предложила:

— Попробуй сбросить газ, попытка не пытка.

Невысокий крепыш Роджет отвел пронзительные карие глаза в сторону и пригладил редеющую черную шевелюру. Макменамин, стройная пепельная блондинка, ростом обошла своего спутника всего на полдюйма. Лицо ее, бледное, изящно очерченное, было из тех, что поровну поделены между потрясающими умницами и клиническими идиотками. За те три года, что они летали вместе, Роджет так и не сумел решить, к какому типу следует отнести Френсис. А в этот безумный рейс их толкнула вот какая причина: Роджет чувствовал себя с Френсис как-то неловко. То он хотел разойтись, а то как будто и не хотел. Вот он и поддержал ее идею отправиться к Марсу: «Полетели, а там будет видно». И пожалуйста, подумалось Роджету, лететь-то они летят, а видно не становится.

— Хочешь поскорее столкнуться? — спросил он.

— Почему обязательно столкнуться? — возразила Френсис. — Просто все остальное мы уже пробовали. А так хоть можно будет выяснить, куда мы направляемся. Надеяться на большее пока не приходится.

— Хорошо, — согласился Роджет. — Хо-ро-шо.

Эта женщина запросто могла приводить десятки убедительных доводов и в конце концов все равно настояла бы на своем. Роджет сбросил газ до нуля — и рев двигателей, дотоле слышимый и ощутимый, затих.

Корабль резко дернулся — так, что их прижало к ремням безопасности.

Роджет снова глянул на сканер. Они приближались к неизвестному массивному объекту теми же темпами, что и раньше. Пожалуй, даже немного медленнее, неохотно заключил он. Чертова баба! Как же она и тут умудрилась угадать?

— А кроме того, — рассудительно добавила Макменамин, — так мы сохраним горючее для взлета.

Роджет хмуро взглянул на свою спутницу.

— Если взлет состоится, — заметил он. — Ведь не смеха ради нас туда тянет. Что прикажешь делать — сказать, что мы в восторге от их фокуса, но нам пора?

— По крайней мере выясним, что нас туда тянет, — заявила Макменамин, — и остановимся, если сможем. А если не сможем, тогда горючее все равно ни к чему.

Такой приемчик из арсенала Френсис казался Роджету одним из самых издевательских. Эта женщина подсовывала тебе твой же собственный довод как нечто такое, чего ты по своей непроходимой тупости не заметил. Спорить с ней — что гоняться за призраком, который то и дело исчезает, а потом вдруг хлопает тебя сзади пыльным мешком.

Роджет начал уже пускать пар, но все же смолчал. Зеленоватая поверхность наплывала все медленнее, и теперь он ощущал легкое, но настойчивое давление ремней безопасности. Означало это не что иное, как торможение. Кто-то подводил их к посадке так умело и аккуратно, что им и самим не справиться удачнее.

Очень скоро в иллюминаторах забрезжил зеленоватый горизонт, и они сели.

Френсис сунула руку за пазуху и поправила складку, что образовалась меж вулканическим холмиком ее груди и прозрачной пластиной скафандра. Наблюдая за ней, Роджет вдруг ощутил безрассудный страстный порыв. Как обычно, тело тут же уведомило его о том, что расходится с мозгом во мнениях по поводу Френсис. Да, этот рейс, по их тактическому соглашению, должен был стать чем-то вроде последней проверки. В конце они либо разойдутся, либо свяжут себя узами более прочными. И до сих пор Роджет склонялся к тому, что разрыв неизбежен. А теперь он вдруг понял: если они доберутся до Марса и сумеют вернуться на Землю, он уже ни за что не отпустит Френсис.

Роджет взглянул в лицо своей спутнице. Френсис явно догадалась о том, какое направление приняли его мысли, — точно так же, как догадывалась и о других его чувствах. И вместо законной досады астронавт отчего-то ощутил странную радость и умиротворение. Он отстегнул ремни, закрепил на голове шлем и двинулся к переходному шлюзу.

Вскоре Роджет вышел на бледно-зеленую поверхность, отлого закруглявшуюся во всех направлениях. Он стоял под ослепительным светом солнца, отбрасывая рельефную тень — черную, как и весь космос. Примерно в двух третях расстояния до горизонта, если смотреть по короткой оси корабля, солнечный свет резко обрывался — и остальное виделось Роджету лишь в тусклом отражении звездного света.

Корабль лежал на боку, а остроконечный нос на несколько дюймов погрузился в зеленую оболочку чужого судна. Роджет осторожно шагнул туда — и едва успел ухватиться, чтобы не проплыть мимо. Магнитные подошвы ботинок цепляться не желали. Металл корпуса чужого корабля, если это вообще был металл, явно не содержал железа.

Из-под зеленой поверхности проступали и другие цвета — особенно в том месте, где забавно выпячивался почти прямоугольный выступ. В центре этого выступа, как раз под самым хвостом корабля землян, располагался более светлый участок; вокруг него, проходя под бортом земного судна, шло темное кольцо. Роджет включил нашлемный фонарик и нагнулся, чтобы получше всё рассмотреть.

Пестрое зеленое вещество пропускало свет — и сквозь него Роджет увидел поверхность своего корабля. Выглядела она помятой и проржавевшей. Прямо у него на глазах на сияющем корпусе появилась ещё одна точечка ржавчины — и стала медленно разрастаться.

С невнятным восклицанием Роджет выпрямился. Тут же в шлемофоне раздался голос Френсис:

— Что там, Лео?

Он ответил:

— Какая-то дрянь разъедает корпус. Погоди минутку. — Роджет снова стал разглядывать светлые и темные крапинки под зеленой поверхностью. В центральном участке металл выглядел нетронутым; там могла располагаться выходная часть приспособления, которое использовали, чтобы стащить их корабль с курса и удерживать здесь. А что, если теперь оно отключено… Роджету требовалось убрать корабль от темного кольца, разрушавшего металл: Иначе нельзя было включать ракеты, так как они наполовину погрузились в зеленое вещество — могли сгореть трубы.

— Ты пристегнута? — спросил Роджет у Френсис.

— Да.

— Тогда держись. — Он прошел обратно к центру маленького корабля, уперся рифлеными подошвами ботинок в твердую зеленую поверхность, а руками в металлический корпус — и толкнул.

Корабль тронулся с места. Но он лишь закрутился как волчок, описывая круг своим остроконечным носом. Темный участок внизу колыхался, будто студень. Ракеты так и остались в центре светлого участка, а темное кольцо по-прежнему соприкасалось с корпусом. Роджет стал толкать дальше, но с тем же результатом. Корабль легко двигался во всех направлениях, кроме нужного. Стало ясно, что сила, притянувшая корабль, по-прежнему действует.

Роджет удрученно выпрямился и огляделся. И вдруг обратил внимание на нечто, чему поначалу значения не придал. В нескольких сотнях ярдах от него лежало шестифутовое яйцо из материала более светлого и прозрачного, нежели окружающая зеленая масса. Роджет прыгнул в ту сторону. Яйцо не особенно расторопно двинулось прочь, волоча за собой облачко светящегося газа. Считанные секунды спустя Роджет уже схватил округлую массу. Яйцо колыхнулось, затем выпустило спереди тонкую струйку пара. Оно явно было живым.

В одном из иллюминаторов виднелся силуэт головы Макменамин. Роджет спросил:

— Видишь?

— Да! Что это?

— Думаю, один из команды. Пожалуй, надо бы его прихватить. Займись переходным шлюзом, вдвоем мы там не поместимся.

— Ладно.

Пристроить массивное яйцо в кабине оказалось делом не простым. После того как Френсис наконец затащила его на корабль, яйцо откатилось к стенке. Двое людей стояли у панели управления и разглядывали гостя.

— Ничего индивидуального, — заметил Роджет, — если не считать пятен. Это существо не из Солнечной системы, Френсис, оно не принадлежит ни к одному из известных нам типов эволюции.

— Понятно, — рассеянно заметила Макменамин. — Слушай, а как по-твоему — нет на нем средства защиты?

— Нет, — уверенно ответил Роджет. — Это не скафандр. Смотри, оно просвечивает чуть ли не насквозь.

— Точно, — согласилась Френсис. — Значит, его естественная среда — космос!

Роджет задумчиво оглядел яйцо.

— Похоже, так, — сказал он. — Во всяком случае для вакуума оно неплохо приспособлено. Яйцевидная форма дает более высокую величину отношения объема к поверхности. Жесткая оболочка. Движется посредством реактивной тяги. Вообще-то верится с трудом. Но, с другой стороны, почему бы и нет. Есть же, в конце концов, организмы, растения, способные жить и размножаться в кипятке. Другие могут выдерживать температуры, близкие к абсолютному нулю.

— А ведь наш гость тоже растение, — вставила Френсис. Роджет повернулся к ней, затем снова окинул взглядом яйцо.

— Ты имеешь в виду цвет? Хлорофилл? Пожалуй.

— А как иначе он выжил бы в вакууме? — Френсис скривилась: — Ну и запах!

Они переглянулись. В исходивших от существа запахах было что-то странное. Проносились целые серии отдельных душков удивительно резких и незнакомых.

Роджет закрыл шлем и сделал Макменамин знак последовать его примеру. Та нахмурилась и покачала головой. Роджет открыл шлем.

— Запах может быть ядовит.

— Не думаю, — возразила Макменамин. — У меня появилась одна мысль.

Френсис вышла и вскоре вернулась с целой охапкой пластиковых дезодорантов. Затем подошла к Роджету, опустилась на колени и стала выстраивать их на полу, направляя ниппелями к яйцу.

— Это еще зачем? — поинтересовался Роджет. — Слушай, не время шутить, надо придумать, как отсюда выбраться. Корабль уже разъело до самых…

— Да погоди, — перебила Макменамин. Затем потянулась к бутылочкам и брызнула из трех подряд. Сначала тончайший спрей пудры для лица, потом одеколон, за которым последовала струя доброго виски.

Дальше Френсис стала ждать. Роджет уже раскрыл было рот, чтобы заговорить, когда из яйца снова посыпались незнакомые запахи. На сей раз их оказалось всего три: два приятных и один резкий.

— Пожалуй, я назову его Душком, — сказала Макменамин и снова нажала колпачки — уже в другом порядке. Виски, пудра, «Ночи Юпитера». Яйцо ответило: резкий, приятный, приятный.

Френсис предложила оставшуюся комбинацию, и яйцо отозвалось. Затем женщина положила на пол регистрационную трубочку и пустила струю пудры. Потом добавила еще трубочку и пустила одеколон. Так она продолжала, выпуская запах для каждой трубочки, пока их не оказалось десять. Яйцо всякий раз откликалось, в некоторых случаях знакомым запахом. Наконец Френсис убрала семь трубочек и выжидающе воззрилась на яйцо.

Зеленая масса испустила резкий запах.

— Рассказать кому, — благоговейным тоном произнес Роджет, — что наша Френсис научила шестифутовое пасхальное яйцо считать до десяти с помощью избирательного метеоризма…

— Тише, дурачок, — перебила Френсис. — Теперь сложный пример.

Она положила три трубочки, дождалась резкого запаха, затем добавила еще шесть, чтобы составить три ряда по три. Яйцо любезно откликнулось сильным запахом, смахивающим на хорошую имитацию лимонного экстракта, — девятого номера по счету Френсис. За ним опять последовала очередная стремительная и запутанная серия душков.

— Он понимает, — заключила Макменамин. — Надо думать, он только что сообщил нам, что трижды три — девять. — Она встала. — Выходи первым, Лео. Я пущу его следом, а потом пройду сама. Прежде чем мы его отпустим, надо ему еще кое-что показать.

Роджет последовал указаниям. Как только яйцо выбралось наружу и направилось было восвояси, Роджет преградил ему путь и потянул обратно. Затем отошел в сторонку, рассчитывая, что существо поймет: они не пытаются его принуждать, но хотят, чтобы оно осталось. Несколько мгновений яйцо нерешительно покачалось, но все же осталось на месте. А тут появилась и Френсис, которая несла с собой дезодорант и карманный фонарик.

— Моя лучшая пудра, — сокрушенно произнесла она. Пластиковый флакон лопнул в пальцах Френсис, и всех троих окутал туман, слабо мерцавший в солнечном свете.

Яйцо по-прежнему ожидало. Похоже было, что оно внимательно наблюдает за людьми. Макменамин включила фонарик и направила на Роджета. Луч проделал узкую отчетливую тропку в тумане рассеянных частиц. Затем Френсис обратила фонарик на себя, на корабль и, наконец, направила луч вверх — в сторону небольшого голубого диска, которым была Земля. Все это она проделала еще дважды, а затем отступила к переходному шлюзу. Роджет направился следом.

Там они и стояли, наблюдая, как яйцо торопливо пробирается по корпусу, вталкивается в зеленую оболочку и исчезает.

— Впечатляюще, — заметил Роджет. — Интересно только, какой нам с этого толк.

— Теперь он знает, что мы живые, разумные, дружелюбные и что мы с Земли, — задумчиво проговорила Макменамин. — Теперь все зависит от него.

3

Легче свихнуться, чем достаточно полно описать человеку душевное состояние Томми, когда тот нырнул обратно в корабль и оказался в ближайшем радиальном коридоре. Собственно, наша аналогия по-прежнему неплохо работает. Томми и правда можно было уподобить мальчугану, а значит, понятна его тяга к разного рода авантюрам и приключениям. Но остается еще и многое другое. Юнга увидел живых и разумных существ незнакомой формы и строения, которые жили в металле и были как-то связаны с теми необъятными, загадочными кораблями, что называются планетами, к которым ни один из капитанов его расы не отваживался даже приблизиться.

И в то же время Томми был совершенно убежден, придавленный сводом знаний, что миллиарды лет накапливались, хранились и передавались из поколения в поколение, что во всей Вселенной не существовало другой разумной расы, кроме его собственной, что металл, хотя он и давал жизнь, сам живым быть не мог и ни одно живое существо, которому выпало несчастье появиться на свет на борту планеты, не могло даже надеяться преодолеть такое страшное гравитационное поле.

Результатом всех терзаний Томми стало желание побыть в одиночестве и хорошенько подумать. Трудновыполнимое желание, если вспомнить, что Томми должен был двигаться по коридору, приноравливаясь к сканирующим волнам и направляя все свои мысли на то, как бы проскользнуть мимо поисковой партии.

Оставался еще вопрос, сколько времени Томми отсутствовал. Если преследователи добрались до корпуса, пока он торчал в той металлической штуковине, то они вполне могли решить, что юнге удалось проскользнуть обратно к центру корабля. Тогда они, естественно, держат путь назад, и ему остается лишь проследовать за ними до оси и спрятаться в зале, как только они оттуда выйдут. В противном случае надежды на спасение у Томми не оставалось.

Оставалась последняя возможность. Но о ней Томми не решался даже задуматься. А дело было вот в чем. Вдоль коридоров проходили топливные линии — трубы, по которым неслись ионные пары, питавшие корабль энергией. И рискни Томми влезть в одну из таких труб, он, без сомнения, оказался бы железно застрахован от поимки на все время пребывания в трубе. Но, во-первых, топливные линии расходились от оси корабля, и ни одна из них не привела бы Томми в нужное место. А во-вторых, не было на борту корабля места опаснее. Старшие члены команды иногда забирались туда для аварийного ремонта, но всякий раз старались выбраться как можно скорее. Томми понятия не имел, сколько сможет там продержаться.

В нескольких метрах дальше по коридору как раз находился задраенный сфинктер, через который можно было попасть на топливную линию. Оказавшись рядом, Томми бросил туда неуверенный взгляд. Еще не успев решиться, юнга вдруг почувствовал, что из-за угла коридора кто-то приближается.

Томми плотнее прижался к стене и смотрел, как мучительно медленно приближается другой конец коридора. Только бы завернуть за угол, а уж там…

На стене снова мелькнул отблеск, а из-за поворота показался краешек зеленой массы. Рассуждать было некогда. Томми рванул во весь дух, прямо через следующую сканирующую волну — вперед, к поперечному коридору.

В тот же миг по стенам раскатился рев Капитана:

— Ага! Это он, подлый щенок! За ним, ребята!

Сворачивая в следующий коридор, Томми оглянулся, и сердце его упало. За ним гнался не юнга и даже не Матрос, а Третий Помощник — такой огромный, что загораживал собой чуть ли не полкоридора, и такой могучий, что удирать от него Томми было все равно что пацану на велосипеде от курьерского поезда.

Томми свернул за угол и в тот же миг понял, что его карта бита — очередной коридор оказался абсолютно прямым и тянулся добрую сотню футов. Только Томми туда рванулся, как из-за поворота уже выросла туша Третьего Помощника.

Третий накатывался со страшной скоростью, и у Томми осталось время лишь на последний отчаянный бросок. Затем громадная туша тяжело навалилась на него, и юнга оказался пойман.

Не успели они, скользнув по полу, остановиться, как от стен зарокотал голос Капитана:

— То, что надо, сэр! Дайте-ка мне на него взглянуть! Сканирующие волны теперь не двигались. Третий подтащил Томми к ближайшей темной полосе. Юнга тщетно упирался.

— Вот он, шутничок наш! — взревел Капитан. — Несказанно рад снова видеть тебя, Томми! Что? Не слышу? Где же остроумные реплики? Где твой неотразимый юмор?

— Надеюсь, вы славно вздремнули, Капитан, — выдохнул Томми.

— Оч-чень славно, — с тяжелым сарказмом отозвался Капитан. — Ох, как замечательно, Томми. Может, еще что-нибудь хочешь сказать, прежде чем я назначу тебе порку?

Томми безмолвствовал.

Тогда Капитан обратился к Третьему Помощнику:

— Отличная работа, сэр. Вы получите добавочный паек.

Третий впервые заговорил, и Томми узнал его высокий жеманный голосок. Джордж Адкинс. Недавно засеянный, Адкинс был так горд частичкой новой жизни в своем теле, что жизни никому не давал.

— Большое спасибо, сэр. — Адкинс так и пыжился. — В моем положении, конечно же, не стоило так напрягаться.

— Зато получите вознаграждение, — раздраженно прогудел Капитан. — А теперь доставьте шутника в пятую палату. Там у нас состоится небольшая церемония.

— Есть, сэр, — сдержанно отозвался Третий. Затем двинулся, подталкивая Томми, и нырнул в первый же ведущий вниз поворот.

Вскоре они добрались до главной артерии, что вела прямиком к центру корабля. Сканирующие волны по-прежнему стояли на месте, а Томми с Третьим двигались так проворно, что опасность быть подслушанными исчезла. Тогда юнга вежливо осведомился:

— Простите, сэр, вы ведь не позволите обойтись со мной слишком жестоко, правда же, сэр?

Третий некоторое время не отвечал. Не раз он уже попадался на удочку притворной вежливости Томми и теперь был осторожен — разумеется, в меру своей тупости. Наконец он ответил:

— Вы получите только то, что причитается, юный Том.

— О да, сэр. Не сомневаюсь, сэр. Сожалею, что вынудил вас напрячься — учитывая ваше положение и все такое.

— Еще бы, — скупо отозвался Третий, но в голосе его все же прозвучало удовольствие. Не часто случалось, чтобы юнга выказывал подобающий интерес к предстоящему родительству Третьего. — А знаешь, они уже шевелятся, — доверительно шепнул Третий Помощник, слегка распрямляясь.

— В самом деле, сэр? О, вы должны всячески оберегать себя, сэр. А скажите, пожалуйста, сэр, — сколько их там?

— Двадцать восемь, — сообщил Третий. Последние две недели он объявлял эту новость при каждом удобном случае. — Крепенькие и здоровенькие — хвала Споре.

— Как это замечательно, сэр! — воскликнул Томми. — Двадцать восемь! Надо же! Но позвольте заметить, сэр, вы должны быть крайне разборчивы с пищей. Не собирается ли Капитан выделить вам добавочный паек из той массы, которую он недавно притащил на палубу?

— Не знаю, не знаю. Возможно.

— Вот те на! — воскликнул Томми. — Хотел бы я быть уверен, что…

Юнга намеренно оборвал фразу и замолчал.

— А что ты хочешь сказать? — брюзгливо поинтересовался Третий. — Что-нибудь не так с металлом?

— Наверняка я не знаю, сэр, но что-то он в этот раз не такой, как обычно. Такого у нас не было. По крайней мере, — добавил Томми, — с тех пор, как меня вывели, сэр.

— Ясное дело, — отозвался Третий. — Но уж я-то, знаешь ли, тертый калач и всякого перепробовал.

— О да, сэр. Но разве металл обычно не бывает такой темный, шероховатый? А, сэр?

— Именно такой и бывает. Всякий знает. Правильная форма только у живых существ, а металл неживой.

— Конечно, сэр. Только я побывал на палубе, сэр, когда пытался скрыться, и видел этот металл. Он совсем правильной формы, если не считать каких-то выступов на одном конце, такой же гладкий, как вы, сэр, и блестящий. Простите, сэр, но мне он аппетитным не показался.

— Чепуха, — неуверенно пропыхтел Третий. — Чепуха, — более решительным тоном повторил он. — Ты наверняка ошибся. Металл не может быть живым.

— Я тоже так подумал, сэр, — возбужденно затараторил Томми. — Но в этом металле оказались живые существа, сэр. Я их видел. И металл вел себя очень необычно, сэр. Я это заметил, когда Капитан его тащил, и… только боюсь, вы не поверите мне, сэр, если я скажу, что делал этот металл.

— Ну, и что же он такого делал?

— Клянусь, я видел, сэр, — продолжил Томми. — Капитан вам подтвердит, сэр.

— Будь оно все стерилизовано; так что же делал этот металл? Томми понизил голос:

— От него тянулся ионный след, сэр. Он пытался удрать! Пока Третий пытался уяснить услышанное, они добрались до конца коридора и попали в просторное шарообразное пространство пятой палаты, где, уже выстроились члены команды, готовясь стать свидетелями наказания Томми Лоя.

Шутки закончились, подумалось Томми. Впрочем, Третьему Помощнику он, по крайней мере, отплатил сторицей. Обещанный добавочный паек уже не доставлял ему особой радости.

По окончании экзекуции Томми съежился в углу кают-компании, куда его бросили, измученного и страдающего. Боль еще прокатывалась по телу неудержимыми, тяжелыми волнами, и он всякий раз невольно вздрагивал.

Загадка металлического корабля все еще призывала юнгу откуда-то с задворок сознания, но слишком уж свеж был другой опыт, слишком живы припоминаемые образы.

Капитан, как обычно, читал Символ Веры:

«В начале была Спора, и Спора была одна». (А команда: «Слава Споре!»)

«Потом был свет, и свет был хорош. О да, хорош для Споры и Первенцев Споры».

(«Слава им!»)

«Но свет стал злым во дни Вторых Отпрысков Споры». («Горе им!»)

«Но свет отверг их. О да, изгнаны они были — изгнаны во тьму, в Великую Бездну».

(«Помилуй изгнанников в Великой Бездне!»)

Томми повторял вместе со всеми, лелея в то же время еретические мысли. Никакого зла в свете не было; они до сих пор жили, пользуясь им. А на самом деле скорее всего получалось так — и сам Капитан допускал такую мысль на своих уроках истории и естественных наук: далекие предки, возросшие в пылающем сердце Галактики, слишком уж усовершенствовались ради своего же блага.

Они все больше и больше приспосабливались извлекать энергию из звездного света, из металлов и других элементов, попадавшихся в космосе; и в конце концов волей-неволей стали поглощать больше, чем могли усвоить. Поздние поколения постепенно и естественно переселились из района с интенсивным излучением в «Великую Бездну» — Вселенную разбросанных далеко друг от друга звезд. А совершенствование неизбежно продолжалось; в то время как уровень доступной энергии падал, средства ее поглощения становились все более эффективными.

Теперь они уже не могли не только вернуться на родину, но даже приближаться к попутным звездам на расстояние планетных орбит. А значит, планеты и сами звезды стали для них объектами благоговейного страха. Понятное дело. Но почему нужно снова и снова следовать глупому ритуалу со всякими там «изгнанниками» и «злом», придуманному каким-нибудь невежественным и суеверным предком?

Капитан заканчивал:

«Спаси нас от Смерти, что таится в Великой Бездне…» («Медленной Смерти, что таится в Великой Бездне!») «И храни души наши чистыми…»

(«Чистыми, как свет во времена Споры, будь Она Благословенна!»)

«И сделай прямыми пути наши…» («Прямыми, как лучи света, братья!»)

«Чтобы снова мы встретились с потерянными братьями в День Воссоединения». («Приблизь тот День!»)

Затем все умолкли — тишина нарастала, пока не сделалась подобна безмолвию космоса. Наконец Капитан заговорил вновь — прозвучали слова приговора и в заключение:

— Пусть его высекут!

Томми напрягся, лихорадочно утолщая кожу и сжимаясь до минимального объема. Потом два рослых и сильных Матроса схватили его и бросили третьему. Тот плотно прижался к стене, втягивая из нее энергию, пока не наполнился до краев. И когда Томми долетел до него, Матрос разрядил энергию изломанной дугой, что наполнила тело Томми подлинной квинтэссенцией боли, а потом толкнул юнгу в другую сторону палаты для следующего удара… и следующего… и следующего.

Пока наконец Капитан не прогудел: «Достаточно!» — и тогда Томми вытащили из палаты, бросили в угол и оставили в покое.

Юнга услышал голоса членов команды, получавших свои пайки. Один проворчал что-то насчет вкуса, а другой — судя по голосу, благополучно раздувшийся — посоветовал ему заткнуться и есть, дескать, металл как металл.

Итак, корабль попал на камбуз.

Поистине страшная участь была уготована его экипажу.

Томми представил, что его выбросили дрейфовать в космосе в одиночку, обрекая его крошечное тело на медленное остывание, — и внутренне содрогнулся.

Затем он снова задумался над проблемой, преследовавшей его после встречи с пятиконечными существами. Жизнь разумного существа, безусловно, священна. Так говорилось и в Символе Веры — говорилось в той же слащаво-поэтической манере, что и все остальное. Ни один капитан, как и любой другой член команды, не имел права уничтожить ближнего ради своей выгоды, ибо всех связывала общая наследственность. Потенциально все они были одинаковы, ни один не оказывался лучше других.

И все употребляли в пищу металл, благо металл был неживым и, уж ясное дело, — неразумным. Но что, если эта истина несовершенна?..

И тут юнга вспомнил: в корабле чужаков, пытаясь объясниться с пятиконечными существами, он был напуган почти до потери запаха — но где-то глубоко внутри, под испугом и возбуждением, чувствовал себя превосходно. И внезапно его осенило: это похоже на мистическое завершение, которое, как подобает верить, наступает в День Воссоединения — в день, когда сходятся все прямые — когда все разбросанные по Вселенной Корабли, разделенные миллиардами лет полета, слетаются наконец вместе. Вот что начинаешь чувствовать после общения с неведомым существом, наделенным разумом.

Томми захотелось еще раз поговорить с чужаками, научить их складывать нестройные звуки в слова, научиться у них… Ведь те двое были продуктами совершенно другой линии эволюции. Кто знает, чему они могли бы научить Томми?

Сомнения юнги понемногу прояснялись. Если корабль поглотит их металл, разумные существа погибнут; значит, Томми должен заставить Капитана отпустить корабль чужаков. Но тогда они улетят в бесконечные пространства Великой Бездны и Томми никогда уже не сможет…

Тут в каморку заглянул младший офицер:

— Давай-ка, Лой, выметайся. У тебя наряд на камбуз. Есть будешь после работы. Если пайка останется. Ну, живее!

Томми задумчиво двинулся в коридор, почти позабыв о боли. Связанные с кораблем чужаков мировые проблемы, не находя приемлемого решения, тоже удалялись из его сознания. Их место заняла новая идея, и Томми озарил несказанный восторг, доступный только настоящему шутнику-практику.

Причитавшаяся за это порка ничуть не омрачала его настроения.

4

Роджет снял шлем и устало опустился в кресло. На женщину он и не взглянул.

— Плохо дело? — осторожно спросила Макменамин.

— Хорошего мало. Наружная оболочка разъедена по всему кольцу. На очереди свинцовая прокладка. С трубами пока порядок, на ближайшую пару часов. А потом — конец.

— Эфир молчит, — дополнила Френсис печальную картину их положения.

Здесь, почти на полпути меж орбитами Земли и Марса, они оказались в безнадежном одиночестве. На их миниатюрном корабле отсутствовала толковая аппаратура для дальней связи.

Роджет встал, буркнул: «С Богом» — и, стиснув зубы, вышел из отсека. Макменамин слышала, как он проходит через спальню и гремит чем-то в багажном отделении.

Вскоре он вернулся со сварочной горелкой. Шлем на его голове с лязгом закрылся, и голос Роджета резко зазвенел в наушниках у Френсис:

— Скоро вернусь.

— Будь осторожен, — напомнила женщина.

Роджет задраил за собой шлюз и оглядел истерзанный корпус корабля. Отдаленно он напоминал грушу, к которой приложил свои зубы ребенок. Местами уже виднелись трубы ракетного двигателя. Роджета вновь охватила ярость, в глубине которой таился страх.

Он напомнил себе, что сотню лет назад космические бродяги попадали в такие же скверные ситуации, а то и похуже. Но Роджет все же был горожанином — человеком, привыкшим к городской среде. И теперь он вдруг понял, что толком не знает, как ему действовать. Интересно, что нужно делать, когда тебе вот-вот наступит крышка да еще в пятнадцати миллионах миль от дома? Попытаться успокоить Макменамин, которая и без того уже была подозрительно спокойна? Или продемонстрировать чувство собственного достоинства и выдать одну из тех предсмертных речей, что обычно приводятся в популярных биографиях? А как насчет того, чтобы обсудить небольшой договорчик о самоубийстве? Едва ли не все, что мог сделать в данном направлении Роджет — это заколоть Френсис отверткой, а самому повеситься.

В наушниках раздался ее голос:

— У тебя все в порядке?

— А как же, — отозвался он.

Роджет осторожно наклонился к зеленой поверхности, стараясь не касаться коленями темного коррозионного участка.

Работа с портативным сварочным аппаратом особых навыков не требовала. Пламя вырвалось из сопла и омыло темную поверхность. Роджет даже через скафандр почувствовал жар.

В темном материале образовалась глубокая обугленная впадина, и зеленая масса немного оттянулась от корпуса. Такого астронавт даже не ожидал. Приободрившись, он попробовал еще.

Поверхность под ним внезапно задрожала, и Роджет в панике вскочил — как раз вовремя, чтобы избежать накатившей снизу волны.

Но слишком поздно. Роджету показалось, будто его огрели могучим молотом.

В ушах страшно зазвенело, а перед глазами повисла пелена. Роджет заморгал, попытался поднять руку. Та, казалось, намертво пристала к телу. До смерти напуганный, он попробовал подняться и не смог. Когда в глазах прояснилось, он понял, что распростерт лицом вниз на каком-то широком диске, всплывшем из зеленой массы. Все металлические части скафандра были накрепко прикованы к поверхности. Сварочный аппарат лежал в нескольких дюймах от правой руки.

Еще какое-то время, не желая поверить в случившееся, Роджет пытался шевелиться. Но вскоре прекратил и просто лежал в плену собственного скафандра, упираясь взглядом в мутную зеленоватую поверхность.

Внезапно послышался голос Френсис:

— Лео, что-нибудь случилось?

— Сел в лужу, как последний дурак, Френсис.

Роджет услышал, как она со стуком захлопнула шлем, и тревожно добавил:

— Только не приближайся к светлому участку, а то и тебя прихватит.

Прошло еще некоторое время, и Френсис вынесла заключение:

— Не знаю, что и делать, дорогой.

К Роджету уже вернулось спокойствие. Астронавт вспомнил, что кислорода в скафандре осталось максимум на час, так что дергаться не стоит.

Некоторое время спустя он позвал ее:

— Френсис?

— Что?

— Время от времени перекатывай корабль, ладно? А то доберется до проводки или еще куда-нибудь.

— Хорошо.

Потом они перестали разговаривать. Осталось так много недосказанного, но было слишком поздно.

5

Вместе с другими несчастными Томми тащил наряд по уборке помещений. Грязная, паскудная работа, годная разве что для юнги — выбирать отбросы из мусороприемников в коридорах и отсеках, упаковывать их в стандартные капсулы, а затем тащить к ближайшему поляризатору. Но под пристальным взглядом младшего дежурного офицера Томми вкалывал с предельным усердием, пока они не очистили шесть нижних уровней, неплохо продвинувшись и на седьмом.

Стратегически здесь было лучшее место для того, чтобы смыться и снять погоню с «хвоста».

Вскоре Томми заметил, что офицер исчез за поворотом коридора, и удвоил усердие. Он, можно сказать, с головой ушел в свою работу, когда тремя секундами позже из-за поворота снова возник офицер.

Надсмотрщик недоуменно воззрился на Томми и буркнул:

— Шевелись, Лой. Нечего бить баклуши.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Томми и засуетился еще энергичнее.

А в следующее мгновение из-за поворота высунулась впечатляющая туша Третьего Помощника Адкинса. Младший офицер повернулся и почтительно козырнул.

— Я смотрю, юный Том весь в работе, — заметил Третий.

— Так точно, сэр, — подтвердил офицер. — Теперь он, похоже, взялся за ум. Видно, урок пошел ему на пользу, сэр.

— Ха! — обрадованно рявкнул Третий. — Очень хорошо. А теперь вот что, Лой. Насчет нашего разговора. Так вот, Капитан лично заверил меня, что новый металл в полном порядке. И даже с повышенной питательной ценностью. Я уже принял первый паек — просто пальчики оближешь! — и через полчасика намерен принять добавочный. Вот так-то. Приятного аппетита. — И Третий величественно двинулся по коридору мимо младшего офицера, который буквально вжался в стену, чтобы дать дорогу начальнику.

Томми продолжал усердно трудиться. Правда, он терял энергию, которая совсем не помешала бы ему позднее, но все это было необходимо, чтобы успокоить подозрения младшего офицера и тем самым обеспечить себе успешный старт, не говоря уже о том, что этого требовала его артистическая натура. Томми всегда стремился к совершенству.

Итак, Третий Помощник Адкинс намеревался получить свой добавочный паек примерно через полчаса. Значит, сам Капитан должен был примерно в это же время снять пробу из пополненного резервуара. Таков был крайний срок. За оставшиеся полчаса Томми требовалось отсечь приток нового металла, вызвав тем самым искреннюю скорбь всей команды вплоть до следующего подарка из Великой Бездны.

Третий Помощник, несмотря на всегдашнюю ипохондрию, был настоящим обжорой. Если повезет, можно по крайней мере на месяц отравить ему жизнь. Вряд ли стоит добавлять, что и Старику тоже.

Младший офицер еще минут десять нерешительно поболтался возле Томми, а потом устремился по коридору проведать остальных уборщиков. Не теряя ни секунды, Томми бросил только что упакованную капсулу и пулей устремился в противоположном направлении.

Когда рассчитанное время истекло на три четверти, Томми замедлил ход и остановился. Внимательно осмотрев стену коридора, он обнаружил почти неразличимый след — место, где в прошлый раз остановилась ближайшая сканирующая волна. Затем юнга встал так, чтобы не попадать в ту полосу, и стал ждать. Конечно, прежде чем выложить свой козырь, было бы неплохо покрыть расстояние побольше, но двигаться теперь значило идти на лишний риск. Следовало дождаться хода Капитана.

Долго ждать не пришлось — сканирующие волны яростно всколыхнулись.

— Томми! — ревели они. — Томми Лой! Ах ты, недостойный паразит! Вернись, или, клянусь Спорой, ты пожалеешь! Томми!

Перемещаясь вместе с волнами, Томми терпеливо выжидал, пока их движение не привело его в следующий коридор. Одурев от злобы, Капитан не вполне владел волнами; в одних коридорах они двигались на шаг вперед и на два назад, а в других — наоборот.

Вскоре Томми добрался до тринадцатого уровни.

Теперь наступало самое трудное. Томми предстояло выбраться на топливную линию, чтобы спастись и набраться нужной ему энергии. И тут, впервые в жизни, Томми заколебался.

Со смертью все члены расы Томми имели дело лишь раз в жизни, ибо умирали только капитаны, и при этом всегда в одиночку. Для младших членов команды страха смерти почти не существовало — их защищал корабль. Однако Томми догадывался о том, что такое смерть, и, когда перед ним оказался задраенный вход на топливную линию, юнга понял, что теперь встретился с нею лицом к лицу.

Томми изо всех сил съежился — как под плетью. Затем сломал пломбу. Быстро-быстро, пока его не накрыла очередная волна, он протолкнулся в сфинктер.

Ионный поток сжал его и швырнул вперед. Томми отчаянно съежился, уплотняя защитную оболочку под напором смертоносного потока энергии, — и все же тело его все впитывало и впитывало эту энергию, пока он с ужасом не почуял, что полон до краев.

Стенки трубы проносились мимо, едва различимые в стремительном потоке сияющего тумана. Томми с невероятным трудом сдерживал растущее давление, присматривая тем временем за выходом.

Вскоре впереди показалось неясное овальное пятно, юнга бросился туда, зацепился и протиснулся наружу.

Томми оказался в горизонтальном коридоре — под самой оболочкой. Некоторое время он наслаждался там благословенной прохладой, прежде чем двинуться к ближайшему сфинктеру. Затем юнга выбрался наружу — под бархатно-черное небо и сверкающее великолепие звезд.

Он огляделся. Боль уже утихала; чувствовалось только страшное давление, что растягивало кожу и затрудняло движения. Впереди маячил корабль чужаков, рядом с которым копошились два пятиконечных существа. Аккуратно, сохраняя между собой и корпусом дистанцию в несколько футов, Томми направился к ним.

Одно из существ лежало на притянувшем их корабль поляризаторе. Другое, заметив Томми, повернулось к нему и принялось делать двумя из трех верхних концов какие-то безумные движения, от которых юнге стало не по себе. Он сразу же повернул, двинулся мимо них и оказался в нескольких дюймах от самого центра поляризатора.

Там, со всхлипом облегчения, Томми высвободил накопленную его телом энергию. Сплошным белым выплеском она метнулась вниз.

Одуревший и обессиленный, Томми всплыл повыше и стал внимательно наблюдать за плодами своей работы. Жерло поляризатора сокращалось, сморщиваясь в центре. Сужалось и темное коррозионное кольцо. Выплеск такой массы энергии сразу наверняка закоротил и парализовал всю систему аж до нервного центра корабля. Вот теперь, с усмешкой подумал Томми, Капитан попрыгает!

Но главное дело было впереди. Томми бросил последний взгляд на чужаков и их корабль. Тот, что лежал плашмя, уже встал, и оба они как-то некрасиво склеились, обмотавшись своими верхними концами. Затем вдруг расцепились и, глядя на Томми, затрясли всеми свободными концами. Томми деловито направился от них дальше по корпусу корабля, держа путь к трем сверхмощным поляризаторам.

Ему снова предстояло пройти ад. Внутри у него все сжималось от одной мысли о такой перспективе, но другого пути не оставалось. Корабль не мог изменить своего курса иным путем, кроме как позволив притянуть себя солнцу или другому крупному небесному телу, что было недопустимо. Зато он мог вращаться по воле Капитана. Чужаки теперь освободились, но Капитану стоило только повернуть корабль, чтобы снова поймать их в ловушку.

Здесь Томми немного передохнул; затем, будто бросающийся в поток ныряльщик, втолкнулся в топливную линию.

Через несколько минут, содрогаясь от боли, он протиснулся обратно через выходное отверстие. Томми показалось, что наполнен он энергией не меньше, чем в первый раз. Заряд энергии был теперь поменьше, но юнга понимал, что слабеет. На сей раз, когда Томми разрядился над поляризатором и стал наблюдать, как тот превращается в сморщенный комочек, он понял, что не сможет в третий раз подставить себя под удар в огненном тоннеле.

Звезды меж тем уже двигались у него над головой. Капитан вращал корабль. Томми обессилено лег на корпус, вполглаза наблюдая за кораблем чужаков.

Вот он, поляризатор, — яркая точка, окруженная свечением. Точка неторопливо поворачивалась вместе со всем небесным сводом, понемногу уменьшаясь.

«Старик достанет их раньше, чем они успеют удрать», — подумал Томми и стал смотреть, как яркая точка карабкается вверх, а затем начинает падать на другую сторону.

У Капитана оставался еще один поляризатор — последний крючок, которым можно было уцепить ускользающую добычу. И его вполне хватало.

Томми с трудом поднялся и последовал за яркой звездочкой. Теперь юнге стало не до шуток. Он охотно вернулся бы внутрь — к светлым, теплым, родным коридорам, уводившим вниз — к безопасности и заслуженному наказанию. Но почему-то ему невыносима была одна мысль о том, что эти удивительные существа бесследно исчезнут в жирном капитанском брюхе.

Томми следовал за кораблем чужаков, пока впереди не показалось бледное свечение поляризатора. Тогда он в очередной раз пробрался внутрь корпуса и снова отыскал запломбированный вход в топливную трубу. Юнга не дал себе задуматься. С затуманенным рассудком он бесшабашно протолкнулся в сфинктер.

На сей раз все оказалось куда хуже, чем раньше. Томми и представить себе не мог, что будет так плохо. Зрение почти отказало. Выход он чудом успел заметить и даже не понял, как выбрался наружу. Шатаясь как пьяный, он неосторожно влип в сканирующую волну — и тут же услышал яростные вопли Капитана.

Смутные черные пятна заслоняли ему звезды. Изнутри надрывно давила энергия. Когда Томми наконец добрел до наползавшего сверху светлого диска, он выпустил разряд и лишился чувств.

Понемногу прояснилось зрение, и вскоре юнга увидел, что корабль чужаков по-прежнему висит над ним — в опасной близости. «Видно, Капитан успел притянуть его почти до упора, пока не получил последний разряд», — подумал Томми.

Пылая, корабль удалялся в Великую Бездну, и Томми следил за ним, пока он не исчез.

Юнга чувствовал полное умиротворение и страшную слабость. Планета, небольшое голубое пятнышко, уже сместилась заметно ближе к звезде. Чужаки возвращались туда — к своему непостижимому дому. А корабль Томми пробивался вперед, в новые мрачные глубины — к краю Галактики, к величайшей Бездне.

Когда холод стал пощипывать его тело, Томми двинулся к ближайшему сфинктеру. Настроение юнги сразу поднялось, стоило ему подумать о трех энергетических разрядах, равно распределенных по всему двенадцатимильному периметру корабля. Томми радостно заключил, что Капитан должен теперь совсем ошалеть от злости — как пожилой солдафон, получивший по рукам от сопливого недомерка.

Ибо, как мы и предупреждали, Капитан этот был не вполне капитаном; а корабль — не вполне кораблем. Капитан и корабль составляли единое целое — пчелиный рой и матки, замок и лорд.

Так что, по сути дела, Томми облетел вокруг своего командира.