Судья Харботтл

ГЛАВА 4. ПРЕРВАННОЕ ЗАСЕДАНИЕ СУДА

В положенный срок судья Харботтл отправился в свой округ на выездную сессию, и в положенный срок суд прибыл в город Шрусбери.

Новости в те дни путешествовали долго, и газеты, развозимые дилижансами и почтовыми каретам, часто добирались до места лишь через несколько дней. Миссис Пайнвек осталась в доме судьи управлять заметно поубавившимся хозяйством – большинство слуг судьи Харботтла уехало вместе с ним, ибо он не пользовался казенным экипажем, а путешествовал в собственной карете – и по большей части не выходила из дома.

Несмотря на все ссоры, попреки, оскорбления, которым долгие годы полнилась ее семейная жизнь, несмотря на то, между нею и мужем давно уже не было ни любви, ни привязанности, ни даже терпимости – сейчас, когда Пайнвеку грозили скорая смерть, женщину охватило что-то вроде жалости к нему. Она знала, что в эти дни в Шрусбери решается его судьба. Миссис Пайнвек не любила мужа, но если бы пару недель назад ей сказали, что в решающий час она не будет места себе находить, она бы не поверила.

Ей был хорошо известен день, на который назначено судебное разбирательство. Мысли о муже ни на минуту не шли у нее из головы; к вечеру бедняжка едва не падала в обморок.

Прошло дня два или три; она знала, что судебное заседание давно закончилось.

Весеннее половодье отрезало Шрусбери от Лондона, и никаких новостей не поступало. Она молила Бога, чтобы половодье не кончалось никогда. Ужасно было в бездействии ждать новостей; понимать, что все давно свершилось и лишь по прихоти своевольных сил природы она не получает известий об этом, но еще ужаснее – то, что в конце концов реки вернутся в свои берега и она узнает все.

Она питала смутные надежды на доброту старого судьи, а еще – на счастливый случай. Ей удалось найти способ переправить мужу деньги для уплаты адвокату. Слава Богу, он не останется без поддержки опытного юриста.

Наконец новости пришли – точнее, хлынули бурным потоком. С одной и той же почтой прибыли письмо от подруги из Шрусбери, копия приговора, высланная судье, и, наконец, самое важное, потому что прочитать это можно было скорее всего, – репортаж со Шрусберийской выездной сессии суда присяжных в «Морнинг Эдвертайзер», составленный кратко, однако весьма напыщенным тоном. Подобно нетерпеливым читателям романов, прежде всего открывающим последнюю страницу, женщина сразу заглянула в конец статьи и невидящими глазами пробежала список казненных.

Двоим исполнение приговора было отсрочено, семеро казнены. В конце печального списка она наткнулась на строчку:

Льюис Пайнвек – подделка документов.

Она прочитала эту строчку с полдюжины раз, но смысл сухих слов никак не доходил до нее. Весь абзац гласил:

Приговорены к смерти – 7 человек. В пятницу, 13 числа сего месяца, в соответствии с приговором казнены через повешение следующие преступники:

Томас Праймер, он же Дак – грабеж на больших дорогах;

Флора Гай – кража на сумму 11 шиллингов 6 пенсов;

Артур Паунден – кража со взломом;

Матильда Маммери – мятеж;

Льюис Пайнвек – подделка документов: векселя на сумму...

Она перечитывала эту строчку снова и снова, дрожа от внезапно охватившего ее холода.

Домашние знали пышногрудую экономку под именем миссис Карвелл – расставшись с мужем, она вернула себе девичью фамилию.

Никто в доме, кроме хозяина, не знал, кто она такая на самом деле. Представляя слугам новую экономку, судья снабдил ее хитроумной вымышленной историей. Никому в голову не приходило, что прошлое почтенной дамы сочинено старым негодяем в алой мантии с горностаем.

Флора Карвелл бегом поднялась по лестнице. В коридоре ей встретилась дочка, девочка лет семи. Она торопливо схватила малышку в охапку, сама не вполне понимая, что делает, отнесла в спальню и усадила на кровать. Слов не было. Она лишь молча держала девочку перед собой, глядела в ее удивленное лицо и заливалась горючими слезами.

До последней минуты она надеялась, что судья спасет Льюиса. И это было вполне в его силах. Сходя с ума от ярости на старика, она тискала и целовала свое дитя, а девочка лишь изумленно хлопала круглыми глазенками.

Сама того не зная, девочка потеряла отца. Ей всю жизнь говорили, что папа умер давным-давно.

Женщина грубая, необразованная, пустая и жестокая, наподобие миссис Карвелл, не может отчетливо разбираться в своих мыслях и чувствах; но сейчас, заливаясь слезами, мать осыпала себя укорами. Ей стало страшно перед собственным ребенком.

Однако миссис Карвелл жила не чувствами, а скорее мясом да пудингом. Успокоив себя чашечкой пунша, она не стала предаваться чересчур долгим сожалениям. Вульгарная материалистка, она твердо стояла на земле обеими ногами и неспособна была долго горевать о невосполнимой утрате.

Вскоре судья Харботтл вернулся в Лондон. Кроме подагры, нечестивый эпикуреец не знал иных поводов для дурного расположения духа. Смехом, лестью и угрозами он быстро развеял слабые угрызения совести молодой женщины, и вскоре она перестала вспоминать о Льюисе Пайнвеке. Судья втайне посмеивался, поздравляя себя с тем, как ловко ему удалось избавиться от назойливого мужа, который со временем мог бы стать невыносимым.

Вскоре после возвращения старому судье выпало вести в Олд-Бейли судебные процессы по ряду уголовных дел. Едва мистер Харботтл обратился к присяжным с обвинительной речью по делу о фальшивомонетничестве, обрушив на голову подсудимого громы и молнии, приправленные, по его обыкновению, едкими остротами и циничными насмешками, как вдруг замер на полуслове и в молчании застыл на месте. Вместо того чтобы смотрел на скамью присяжных, велеречивый судья уставился, разинув рот, на какого-то человека в толпе.

Среди простого люда, выстроившегося вдоль стен, высилась рослая фигура худощавого человека в потрепанном черном костюме с тонким смуглым лицом. Он протянул судебному глашатаю письмо и лишь потом поймал на себе пристальный взгляд судьи.

Судья в изумлении узнал Льюиса Пайнвека. На тонких губах играла прежняя неуловимая усмешка; казалось, он не замечает всеобщего внимания. Пайнвек приподнял выбритый до синевы подбородок и крючковатыми пальцами поправил шейный платок, медленно поведя головой из стороны в сторону так, что судья отчетливо заметил на его шее вздувшуюся багровую полосу – след от веревки.

Вначале человек этот вместе с другими стоял на ступеньках, откуда ему было лучше видно заседание суда. Потом он спустим вниз, и судья потерял его из виду.

Его светлость яростно махнул рукой в сторону, куда скрылся повешенный, обернулся к приставу, но вместо слов изо рта у него вырвалось нечленораздельное шипение. Он прочистил горло и приказал оторопевшему служителю арестовать наглеца, посмевши прервать судебное заседание.

– Он только что ушел вон туда. Арестовать его и привести ко мне. Чтобы через десять минут он был здесь, а не то я у вас с плеч сорву! – гремел он, обшаривая глазами зал в поисках должностного лица.

Поверенные, адвокаты, просто досужие зрители дружно повернули головы в направлении, куда, потрясая изуродованным кулаком, указывал судья Харботтл, и обменивались впечатлениями. Никто не заметил никакого смутьяна. Все спрашивали друг друга, не лишился ли достопочтенный судья рассудка.

Поиски ничего не дали.

Его светлость закончил обвинительную речь куда более спокойным тоном. Когда присяжные удалились на совещание, он принялся рассеянно оглядывать зал; казалось, его ни на грош не волнует, повесят обвиняемого или нет.