Судья Харботтл

ГЛАВА 9. СУДЬЯ ПОКИДАЕТ ДОМ

Миссис Флора Карвелл поднималась по парадной лестнице, держа в руках небольшой серебряный поднос с чашкой горячего коктейля судьи.

Верхняя часть широкой квадратной лестничной клетки огораживалась массивными дубовыми перилами. Случайно подняв глаза, экономка заметила на площадке незнакомца чрезвычайно странной внешности; высокий и худой, он стоял, лениво облокотясь на перила и сжимая в руке трубку. Губы, нос и подбородок его отвисли до необычайной длины. В другой руке незнакомец держал моток веревки, конец ее свисал через перила.

Миссис Карвелл, не подозревавшая, что странный гость – пришелец из иного мира, решила, что это один из носильщиков, нанятых для того, чтобы нести багаж судьи, и окликнула его, спросив, что он здесь делает.

Вместо ответа незнакомец развернулся и, в точности копируя ее беспечную походку, прошел по коридору и исчез в одной из комнат. Экономка последовала за ним. Комната, где скрылся незнакомец, не была обставлена мебелью. На голом полу стоял лишь крытый сундук да лежал моток веревки. Экономка огляделась – в комнате, кроме нее, никого не было. Может быть, оно и к лучшему, решила она по зрелом размышлении.

Миссис Карвелл не на шутку перепугалась; впервые ей в голову, что малышка, возможно, видела того же самого призрака, который только что явился ей. Незнакомец, по описанию девочки, лицом, фигурой и платьем до дрожи в коленках напоминал Пайнвека; однако тот рабочий, что сейчас предстал перед экономкой, не имел с ним ни малейшего сходства.

Напуганная до полусмерти, на грани истерики, миссис Карвелл сбежала по лестнице к себе в комнату и, не решаясь оглянуться, созвала товарок и, плача, рассказала им обо всем, что случилось. Затем, подкрепив силы сладкой наливкой, она снова заплакала и заговорила, и так продолжалось до десяти часов, когда, по тех давних лет, пора было ложиться спать.

После того, как все слуги – немногочисленные, как я сказал – легли спать, в кухне осталась одна судомойка, успевшая за день дочистить свои котлы. Эта неустрашимая широколицая особа с густыми черными бровями не уставала повторять, что «гроша ломаного не даст за самого призрачного призрака» и относилась к истерикам трусливой экономки с выразимым презрением.

Близилась полночь. Старинный дом затих. Слышалось лишь приглушенное завывание холодного ветра, гулявшего по крышам среди каминных труб или сквозившего тугими порывами по узким расселинам улиц.

Этаж, где находилась кухня, погрузился в темноту. Домочадцы крепко заснули, в огромном доме бодрствовала лишь судомойка. Она то начинала вполголоса напевать про себя, то замолкала и прислушивалась, потом снова принималась за работу. В конце концов она стала вздрагивать от каждого шор хуже экономки.

В доме была задняя кухня. Оттуда до ушей кухарки донеслись тяжелые мерные удары. Они раздавались где-то под фундаментом, и от размеренного грохота земля содрогалась под ногами. Иногда удары звучали по дюжине раз подряд, с равномерными промежутками, иногда становились реже. Кухарка на цыпочках та в коридор и с удивлением увидела, что из-под двери выбивается мерцающий свет, словно в кухне полыхает огромный багровый костер.

Судомойка приоткрыла дверь – в кухне стоял густой дым. Она осторожно заглянула внутрь и различила в дыму чудовищную фигуру. Гигант стоял возле печи и ковал огромным молотом толстенную цепь.

Удары, быстрые и тяжелые, доносились гулко и словно откуда-то издалека. Гигант прекратил работу и указал на какой-то предмет, лежащий на полу. Сквозь дымную пелену кухарка различила очертания мертвого тела. Больше женщина ничего не успела увидеть, но слуги, разбуженные ее пронзительным воплем, нашли несчастную в глубоком обмороке на каменных плитах возле дверей, за которыми ей явилось чудовищное видение.

Двое слуг, напуганных бессвязными уверениями девушки о том, что она видела на полу труп судьи, обыскали сначала первый этаж дома, а затем поднялись наверх поинтересоваться, ли ладно с их хозяином. Он оказался у себя в комнате, хотя не в постели. Возле кровати на столе горели свечи. Судья одевался. Он в своей обычной манере выругал слуг самыми последними словами, заявив, что у него есть срочные дела и что он пристрелит на месте мерзавца, который посмеет еще раз потревожить его. Больного оставили в покое.

Наутро по городу прошел слух, что судья скончался. Адвокат Трэверс, проживавший в трех домах от судьи, послал слугу узнать, обстоят дела.

На стук открыл бледный от страха лакей; он был неразговорчив и сообщил лишь, что судья тяжело болен. С ним произошел несчастный случай; утром, в семь часов, больного навестил доктор Хедстоун.

Косые взгляды, краткие ответы, хмурые бледные лица – все говорило о том, что над умами людей довлеет какая-то страшная тайна и время раскрыть ее еще не настало. Время это придет тогда, когда за поживой явятся служащие из похоронного бюро и нельзя будет долее отрицать, что в дом пришла смерть. Ибо нынче утром Харботтл был найден повешенным на перилах на самой вершине большой парадной лестницы.

Никаких следов борьбы и насилия на его теле не было. Никто в доме не слышал криков или шума, указывавшего на драку. Врачи уверяли, что в нынешнем подавленном душевном состоянии судья вполне мог покончить с собой.

Суд присяжных также постановил, что смерть наступила в результате самоубийства. Однако те, кто был знаком со странными приключениями судьи Харботтла – а он рассказывал о них по меньшей мере двум лицам, – считали, что дело тут нечисто: несчастье произошло утром десятого марта, и вряд ли можно объяснить это простым совпадением.

Пару дней спустя пышная процессия проводила судью в последний путь. Говоря словами Священного писания, «умер и богач и похоронили его».