Судьбы местного значения

Глава 4

– Вот же ж! – выдохнул водитель и остановил «эмку».

Сидящие в салоне вытянули шею, разглядывая препятствие. Впереди была обширная грязевая лужа, аккурат по центру перекрестка. Вроде не широкая, да посуху не объедешь. И жижа настораживала своей густотой. Странно, что дождей давно не было, везде пыль на дорогах, а тут на тебе… Сержант не рискнул форсировать напрямую, тем более что у самой кромки начинались глубокие колеи, очевидно от танковых траков. «Эмка» взяла правее, накренилась, огибая препятствие и ныряя левой стороной в жижу, мотор натужно взвыл, послышался вой покрышек, и машина замерла.

– Вот же ж! – повторил сержант. – Застряли, товарищ капитан…

Капитан вышел из машины, поправил фуражку, разгладил гимнастерку, загнав складки назад. Из-за ограды, заросшей лопухами, высунулись двое мелких пацанов, стриженные почти наголо. Капитан подмигнул мальчишкам, обошел машину спереди и покачал головой. Единственная яма с грязью на всем пути. Везде пыль, а тут жижа. И это фактически в центре городка. Из «эмки» выбрался лейтенант, и сержант-водитель через пассажирскую дверь сразу заглянул под машину.

Подбежал сержант Ковалев, командир отделения.

– Кликнуть бойцов, товарищ капитан государственной безопасности?

– Погоди… – отмахнулся капитан. – Что там, Лопухин?

– На пузо сели. Тут или тросом выдергивать, – донеслось снизу, – или вагами поднимать да под колеса доску совать.

– Дзядзьки ваенны, – услышал капитан детский голос, – тут вчерась вяликую машину цельным танхом тащылы.

– Тут завседы сыра, – сказал другой мальчишка. – Тятя адбивав, тут стаяв калодзеж. Дрэнной был, вада прытухлая, засыпали яго.

Три мелких пацана уже рядком, словно воробьи, сидели на верхней жердине. В руках по пучку каких-то листьев с толстыми черешками. Мальчишки жевали эти черешки с аппетитом, смешно морщились и при этом с интересом следили за происходящим.

– Привет, ребята! – поздоровался капитан. – Чего это вы жуете?

– Рабарбар. Хочаце?

– Ревень? Нет, спасибо. Ребята, а до места, где все командиры находятся, далеко?

– Энта штаб, ци што? – переспросил мальчишка. – Та ни, побач. Вунь, правей пажарнай каланчы, дах управы виднеецца. Там усе.

«Вот так, – подумал капитан, – все знают, что и где. А патрулей не встретилось…»

Он посмотрел в указанном направлении. Пожарная каланча возвышалась над зеленью садов, как одинокий тополь над степным ковылем. На верхней площадке пожарной каланчи находились люди, очевидно пост ВНОС. А справа действительно виднелась массивная крыша каменного здания.

– Спасибо, ребята, – поблагодарил пацанов капитан. – Ковалев, выдели людей, пусть помогут машину вытащить. Остальные за мной. Тут рядом, пешком доберемся.

Штаб фронта располагался в двухэтажном каменном здании с арками и колоннадой по всему фасаду.

У входа было суетливо. Сновали командиры туда-сюда, толпились бойцы в ожидании. Справа стоял легковой ГАЗ-А без тента, чуть дальше два ГАЗ-АА. С первой полуторки что-то перегружали на вторую. По левую сторону крыльца притулился мотоцикл ТИЗ-АМ, в люльке которого, приобняв ручной пулемет, дремал боец.

Капитан хмыкнул – обычный бардак. По пути сюда никто ни разу их не остановил. Где посты охраны и патрули? Где проверка документов? Где собственно охрана штаба? Ладно хоть пост ПВО организовали…

Охранение у штаба все же имелось. Еще на подходе капитан ощутил пристальные взгляды. А как небольшую площадь перед управой пересек, так из десятка красноармейцев, что у входа находились, навстречу выдвинулся боец с сержантскими петлицами. Он вскинул руку под козырек и сказал:

– Ваши докум…

Сержант моргнул и уставился на удостоверение в красной сафьяновой обложке, торопливо пробежал глазами документ и, отшагнув в сторону, сказал:

– Проходите, товарищ капитан госбезопасности!

– Особый отдел где расположен?

– На втором этаже. Направо по коридору. Там свой пост.

– Хорошо, – кивнул капитан и оглянулся. – Ковалев, ждите здесь. Пошли, Смирнов.

Сразу подниматься на второй этаж капитан не стал, зашел в просторный кабинет, где у карт на столах работали люди.

У самой двери на него чуть не налетел подполковник. Не дав ему опомниться, капитан спросил:

– Командующий фронтом где?

– Выехал в энский полк… а-а-а…

– Капитан госбезопасности Горянников, – и удостоверение замерло на уровне глаз.

Подполковник подтянулся.

– Начштаба подполковник Бахмарев. Вы по какому вопросу к нам?

– Мне нужны все сводки и донесения за последние три дня. И вот мои полномочия, – добавил Горянников, демонстрируя бумагу с текстом и печатью.

Нахмурившийся поначалу подполковник Бахмарев вдруг спал с лица, узрев, кто подписал документ. Но сразу взял себя в руки. Кивнул.

– Где я могу ознакомиться с донесениями? Но чтобы не мешали, – и капитан выразительно посмотрел вокруг.

– Увы…

– Тогда принесете в особый отдел фронта.

В особом отделе Горянникова встретил давний знакомый капитан Котов. После крепкого рукопожатия с ходу предложил чаю. Иван согласился с удовольствием, но тут же Котова пожурил:

– Хреново, Витя, работаешь, хреново. Мы свободно по дороге проехали – ни постов, ни патрулей. По директиве три-пять-пять-два-три работаешь? Хоть какие-то результаты имеются?

– По патрулям не ко мне, – буркнул Котов. – Это комендачам предъявляй. Я весь свой личный состав задействовал в контрольно-заградительных группах. Мало у меня бойцов, мало. И тех теряю. При задержании многие стрелять начинают. За два дня пятнадцать бойцов я потерял. Немцы диверсов пачками к нам засылают. Контрольно-заградительными группами задержано чуть менее сотни подозрительного элемента. Точнее девяносто семь. Из них выявлено тридцать один дезертир и два диверсанта. Подтвержденных. По остальным пока проверка идет. Вчера Сумароков из энского полка отличился, четверых немецких диверсантов выявил. Под окруженцев работали, да на документах погорели. Их пока в сводку не включили.

– Скрепки? – спросил Горянников.

– Они самые! – подтвердил Котов. – А еще хари сытые и щетина чуть-чуть. Это после недельного, по их словам, шатания по лесам. Сейчас немцы спешат, насыщая наш тыл диверсантами да прочими, скоро лафа закончится, будут немцы тщательнее легенды готовить. Нам бы людей грамотных подтянуть…

– Так запроси, чего сложного?

– Запроси, говоришь, – хмыкнул капитан. – Я же сказал – грамотных, имея в виду оперативников. Мне тут из политотдела помощь кандидатами предлагали. Настойчиво. Отказался.

– Что так?

– Да сущий молодняк хотели дать. Опытных нету, мол. Я их к оперативной на выстрел не подпущу, наработают, разгребай потом.

– Так в отряды их бы направил.

– Я и направил…

Открылась дверь, и вошел Смирнов с пухлой папкой. Капитаны смолкли, продолжать тему не стали.

– Мы тут поработаем у тебя в тишине, – сказал Горянников Котову, – не стесним? А то внизу шум-гамстолпотворение.

– Работай, чего уж… – отмахнулся Котов.

– Смирнов, чаю попей и присоединяйся. Помогать будешь.

Горянников и Смирнов устроились на диване, подтянули для удобства небольшой столик и положили на него папку. В течение часа они перебирали листки с донесениями и сводками. Горянников вчитывался в сводки, затем на карте находил расположение источника, а потом делал пометки в блокнотике. Неожиданно Смирнов хмыкнул и сунул в руки лист. Текст донесения был странен. Показалось, что это попало в папку по ошибке. Капитан несколько раз прочитал про себя, потом вслух:

– Хм… три тыквы треснули, одна лопнула, водка на исходе, мало семян, по три огурца на трубу… что за ерунда?

– Простая система шифровки сообщений, – пояснил Котов. – Тыквы – это танки. Треснули – значит подбиты, водка – горючее, семечки – патроны…

– А огурцы снаряды? – догадался Горянников. – Не стоит считать немцев тупыми. Догадаются.

– Если по чувашски-татарски понимать начнут. Эти донесения просто недоработали, только на русский перевели, а не переписали на привычный. И так понятно.

– Ну раз так, то ладно.

Часы кропотливого чтения рапортов с корявыми почерками и кучей грамматических ошибок, подробного анализа с привязкой по карте принесли свои результаты. Все, что Судоплатов рекомендовал сделать первично, выполнено. И этот анализ тоже. Пригодится ли эта статистика, время покажет. Составленный отчет убран в планшет.

Горянников устало помассировал ладонями лицо. Хотелось спать, а еще живот напоминал, что последнее время употреблялся только чай, и не мешало бы поесть. Хозяин кабинета вдумчиво изучал какой-то документ, и капитан не спешил его отвлекать. Котов за это время несколько раз говорил с кем-то по телефону, в кабинет часто заходил ординарец, передавая документы. Это совсем не мешало работать.

– Ты все, закончил? – спросил Котов, посмотрев на Горянникова.

– Пока да. Слушай, а тут нас покормят? Ты учти, у меня группа в двенадцать человек. Всех бы накормить.

– Накормим, распоряжусь, – сказал Котов, – а пока вот, ознакомься, что мои бойцы наработали. Посмотри, не знакомы ли тебе эти аббревиатуры?

Горянников взял протянутый лист и прочитал:

– Sonderkommando 7b… твою ж мать! Подробности?! – потребовал капитан.

– А с подробностями швах, – обломал его Котов. – Это у одного вышедшего окруженца нашли. Он пояснил, что убил одного немца, прихватил его документы и еле ноги унес. Верст пять за ним погоня шла, только болотом оторвался.

– Жаль… – искренне огорчился Горянников. – А протоколы бесед есть? Я бы сам с этим бойцом поговорил.

– Есть протоколы, и с бойцом можешь поговорить, – подтвердил Котов. – Но пояснишь ли, что за хрень эта 7b?

– Палачи. Это все, что могу сказать. То, что к тебе попало – большая удача. Я заберу эти материалы в управление. И еще… – Горянников быстро написал на листке: «На западе без изменений. На востоке тепло. Ор стоит, но дело идет», – и передал Котову. – Это надо по нашей линии передать. Срочно.

Котов вызвал ординарца и передал лист.

– В Москву, лидером, – а когда тот вышел, хмыкнул, – ор, значит, стоит. Ладно, пошли, поедим, что ли…

– Поешь…

Ложка зависла у рта – парень был уже без сознания.

– Миленький, миленький, очнись… – запричитала Маша, глаза тут же намокли, – как же так, поел бы… имя своё хоть бы сказал…

Погладив забинтованную голову парня, девушка с трудом уняла слезы.

– Пока с этих палат несите! – услышала Кузнецова голос старшей медсестры. – Первыми тяжелых выносим!

В коридорах суетились санитары – ранбольных укладывали на носилки и тащили наружу. А за окнами уже отчетливо грохотало. Бой шел где-то рядом. Неужели наши немцев не удержат?

Пробежала санитарка Евдокия Михайловна. Остановилась, обернувшись.

– Ты, дочка, не сиди, мы сейчас носилки принесем, будем тоже сердешных выносить.

Две санитарки, охая от натуги, протаскивали носилки через проем, поставили.

– Вот ведь, мужики-то тяжелые… Михайловна! – крикнула санитарка. – Вдвоем не осилим.

Ответ потонул в грохоте. Что-то сильно бабахнуло позади корпусов. С крайних окон осколками брызнули стекла. От неожиданности санитарки взвизгнули, закрывая голову. Маша же обнаружила, что закрыла собой своего милого. Покраснела, но никто этого не увидел. Первый испуг прошел, и санитарки кинулись в крайние палаты, проверять ранбольных.

– Целы все! – закричали оттуда. – Никого не посекло!

– Отодвиньте койки от окон, одеялами ранбольных пока укройте! – распорядился главврач, проскочив в операционную.

Быстро схватив одеяло, Маша укрыла раненого со стороны окна. Этот проем уцелел, но мало ли еще снаряд прилетит…

– Валя, Люда, Маша, сюда! – позвала Евдокия Михайловна. – Понесли!

За ручки носилок взялись уже четверо. Все равно тяжело. Пыхтя от натуги, пронесли по коридору, разминулись со встречными санитарами и начали спускаться по крыльцу. Во дворе стояли три полуторки и с десяток телег, очевидно местных, так как возницы были в гражданском. Одна из машин, уже заполненная ранеными, завелась и выехала со двора. Остальные машины и телеги догружались и тоже были готовы отправляться.

– Тяжелый, без сознания, – сказала медсестра, осмотрев бойца на носилках, – к телегам несите.

Что-то с треском пролетело над головами. Все, кто был у крыльца, невольно посмотрели вслед.

Недалеко вспух мощный взрыв. Еще треск. Взрыв чуть дальше.

– Тяжелыми бьют! – крикнул кто-то.

Подбежал боец.

– Товарищ военврач, немцы прорвались. Там танки на окраине уже.

– Быстрее, товарищи! – крикнул главврач. – Выносите раненых!

Санитары подхватили носилки и побежали в корпус.

– Транспорта не хватает, Карл Генрихович, – сказала Вера Федоровна. – Хорошо местные с телегами помогли, но всех не вывезти.

– Машины вернулись бы, – ответил военврач, – успели еще рейс сделать. О, едет одна!

Во двор вкатилась полуторка. Из кабины выскочил командир, а из кузова спрыгнул десяток бойцов. Командир что-то крикнул бойцам, те быстро разделились на две группы и выдвинулись за корпуса госпиталя. Сам командир с водителем направились к крыльцу.

– Капитан госбезопасности Лукин, – представился он. – Вы Карл Генрихович Маевский?

– Да, я. Военврач второго ранга.

– Я к вам по важному делу…

– Погодите, товарищ капитан госбезопасности, – прервал Маевский, – у нас тоже важное дело – раненых срочно эвакуировать, а у вас, я вижу – машина имеется.

– Машина как раз для эвакуации, но прошу не перебивать. В вашем госпитале находится военврач второго ранга Павлов Валерий Семенович.

– Да, он был мной прооперирован. Сейчас Валерий Семенович без сознания. Вон, на той телеге лежит.

Капитан сходил к телеге, удостоверился, поправил одеяло на Павлове, вернулся.

– Очень важно его эвакуировать в первую очередь, вместе с вами, Карл Генрихович, – сказал Лукин и, видя приготовившего возражать врача, добавил: – Это приказ народного комиссара.

– А как же остальные раненые? А персонал? Как с ними?..

– По возможности! – резко ответил Лукин. – Павлова в машину, догружайте ранеными и отправляйте. Вы старший в машине. Быстрее. А мы немцев придержим…

Последних раненых выносили под грохот боя, что шел уже в городке. Маша видела, как в пришедшую последней машину и пару телег быстро укладывают ран-больных и отправляют прочь. Подхватив носилки, она кинулась по коридору. В окне мельком заметила командира, явно из НКВД. «Найди любого командира из НКВД…» Девушка хотела окликнуть его, но тот уже скрылся.

– Быстрее! – крикнули от выхода. – Все на выход!

Несколько разрывов рядом. Здание сильно тряхнуло, сыпалась штукатурка, летели осколки стекла. Прикрывшись носилками, Маша добежала до койки, разложила носилки вдоль, сдернула одеяло и принялась стаскивать парня вниз.

– Немцы! – крикнул кто-то, мелькнув в коридоре.

– Как же я тебя понесу? – сквозь слезы простонала девушка. – Эй, кто-нибудь! Помогите!

По коридору загрохотали шаги. Это бежал дядя Ваня. Тяжело бежал, широко перебрасывая правую негнущуюся ногу.

– Ты чего тут, Машутка? – выдохнул он, приблизившись. – Все уж убежали. Немцы рядом.

– Дядя Ваня, помоги! – сквозь слёзы попросила Маша. – Он последний остался.

– Как же так? Забыли, что ль? – пробормотал старик, помогая уложить парня ровнее. – А сдюжишь!

Не отвечая Маша укрыла парня одеялом с головой и схватила ручки.

– Взяли!

Подняли носилки и засеменили к выходу. Руки почти сразу пронзило болью, но Маша закусила губу. Терпеть, надо терпеть! Вот уже выход, спуститься по ступеням, осторожно, чтобы раненого не уронить. Взрыв, осколками обстригло кусты около крыльца. Маша вздрогнула, но носилки удержала. Послышался лязг гусениц – что-то большое ехало по улице. Длинными очередями стрелял пулемет. На той стороне промелькнули серые фигуры.

– Немцы! – выдохнул дядя Ваня. – Налево, Маша, налево!

Протащили носилки вдоль корпуса, прячась за кустами акации. Не доходя до угла, дядя Ваня остановился. Носилки положили на землю. Старик пристально посмотрел сквозь кусты.

– Немцы. Спрятаться надо.

Он повернулся и шагнул к деревянному щиту, прикрывавшему проход в цоколь. Откинул незатейливые крючки, служащие запорами, и отодвинул щит.

– Спрячемся тут пока.

Они затащили носилки в подвал. Старик придвинул щит, закрывая проход, и прильнул к щели.

– Только бы немцы сюда не сунулись.

Бой в городе не стихал, и стреляли совсем недалеко.

– Наши где-то рядом, – прошептал дядя Ваня. – Немцев пытаются задержать.

– Так может, за помощью сбегать? – спросила Маша.

– Надо бы… – согласился старик. – Тихо!

В щель обзор не ахти, но разглядеть, что происходит, можно. Во двор вкатился бронетранспортер. Из него выскочило пять солдат, а пулеметчик нацелил пулемет на корпус. Одновременно послышались шаги по коридорам. Очевидно, немцы проникли в госпиталь через разбитые окна и теперь проверяют пустующие палаты и кабинеты.

– Чисто! – крикнули где-то. – Все русские сбежали!

Солдаты, стоящие у корпуса, опустили оружие. А Маша и старик переглянулись. Что-то упало над ними, и кто-то выругался по-немецки. Послышались голоса. Маша прислушалась. Немецкий она изучала, но с языком были проблемы, давался трудно, однако часть сказанного была вполне понятна.

– Эй, Карл, это больница, а не туалет! – крикнул крупный немец с автоматом. Он стоял напротив корпуса и смотрел на окно.

– А тебе-то что? – послышалось сверху.

– Тут, возможно, наш госпиталь будет, а ты гадишь.

– Пригоним русских – уберут. Эй, Михель, смотри!

Пулеметчик посмотрел направо и резко развернул пулемет. Прогрохотала короткая очередь. Полетели сбитые ветки и листья, кто-то вскрикнул, и наружу вывалилось тело. Дядя Ваня скрипнул зубами, Маша, чтоб не вскрикнуть, зажала ладонью рот. В убитой они узнали Евдокию Михайловну. Наверное, она не успела уйти и спряталась в кустах…

– Швайне! – выругался солдат и подошел к телу, пнул. – Это просто старуха.

– Что тут происходит? – властно спросил кто-то, спускаясь с крыльца.

– Михель, русскую ведьму пристрелил, господин фельдфебель.

– И все? Больше никого? Здание проверили?

– Яволь, все русские сбежали.

Интенсивность стрельбы неожиданно возросла. Бахнули несколько разрывов совсем недалеко. Фельдфебель скомандовал «Вперед» – часть солдат скользнула на улицу, часть запрыгнула в бронетранспортер, и машина двинулась следом. Через минуту двор опустел.

– Пора, дядя Ваня, – прошептала со всхлипами Маша. – Я задками пройду, найду наших. Должны помочь, ведь нельзя парня бросать.

– Нельзя… – вздохнул старик. – Ты халат-то скинь, белое далеко видать…

Он осторожно сдвинул щит, высунулся, осматриваясь.

– Никого. Иди, дочка, дай бог тебе наших найти…

Крапива оказалась необычайно жгуча. Нырнуть в крапивные заросли пришлось – кто-то вышел из-за дома. И разрыв, что бабахнул громко, заставил присесть. Отчаянно затирая ладошкой ожоги, Маша свернула к оврагу. Тут хоть лопух растет и никто не ходит. Стрельба то стихала, то возобновлялась, и надо было обойти этот бой. Так дядя Ваня посоветовал. Наши должны быть по ту сторону.

Пройдя вдоль оврага, Маша выбралась на околицу. Осторожно выглянула из кустов – на улице никого. Где-то впереди стреляют, значит, надо туда. Побежала вдоль, прижимаясь к жердяной ограде. Дома на улице как вымерли – жители, что не ушли, попрятались в подвалах и погребах. Добравшись до первого перекрестка, осмотрелась.

Пулеметная очередь и частые выстрелы вдруг загрохотали позади. От неожиданности Маша бросилась на землю. Бахнул взрыв, заложило уши. Взвизгнуло, и от жердины полетели щепки. Девушка вскрикнула и собралась перебежать на другую сторону улицы. Только поднялась, как что-то с треском воткнулось во второй от перекрестка дом, и тот вспух…

Маша потрясенно смотрела на разлетающиеся бревна. Сруб дома сдуло, словно тот был из легковесных спичек сложен. И одна из этих спичек вращаясь, словно городошная бита, влетела в крайний сад и легко смахнула разлапистую яблоню. Бревна все еще летели. И одно такое аккурат к девушке. Это зрелище завораживало и пугало до дрожи. Грохот заложил уши, но сквозь него пробивался чей-то пронзительный крик…

Вдруг Машу подкинуло вверх. Она обнаружила, что кто-то схватил её в охапку. Затем бросок, короткий полет, почему-то через ограду и прямо в крапиву. Не успела она опомниться от падения и даже вскрикнуть от жжения, как чья-то рука вдавила её в землю.

– Лежи! – рявкнули властно.

Бах! Бах! Бах!

Выстрелы над головой заставили сжаться от страха.

– Вставай!

Машу подхватили под поясницу, поставили на ноги и толкнули в сторону оврага.

– Бегом!

И Маша побежала. Позади громко бабахнуло и вокруг засвистели пули. Кто-то бежал следом и матерился, затем болезненно вскрикнул. Маша обернулась. Боец, зажимая рану на ноге, хромал следом. Девушка подскочила.

– Перевязать?

– Нах… – рявкнул боец, – Бегом!

Тогда Маша подхватила его под руку и помогла бежать. А позади частили выстрелы и непрерывно бил пулемет. Пули стригли заросли и кусты, но выше их голов.

– А-а-а, суки! – гаркнул боец. – Хрена вам, а не Дюжий!

В овраг за малым не свалились, слишком быстро с уклона бежали. И ранение помешало остановиться. Боец, чтобы не ухнуть с обрыва, упал, и аккурат на раненую ногу.

Так много плохих слов Маша еще не слышала. В основном боец костерил немцев, заодно какую-то дуру, что аккурат в центр боя умудрилась влезть. И что стоит столбом, когда снаряд взрывается. Если не осколком, то бревном прихлопнуло бы точно. Повезло, что он ее заметил и буквально из-под падающего бревна выдернул.

Маша покраснела. Только теперь поняв, что пока она кувырком летела через ограду, все ее прелести были всем напоказ.

Близкие выстрелы заставили поторопиться. Девушка помогла подняться бойцу, и они начали спускаться в овраг.

– Товарищ боец, – обратилась к парню Маша, – нужна ваша помощь. Из госпиталя ранбольного не успели эвакуировать, мы его в подвале спрятали…

Боец недоуменно посмотрел на девушку.

– Я-то не против помочь, даже за… – сказал и поморщился – неудачно ногой двинул, – но патронов нет, и не ходок сейчас.

– Как же тогда… – глаза тут же намокли, – пропадет ведь…

– Не реви, – буркнул боец, – сейчас доковыляем до точки, расскажешь командиру, он решит.

Но прежде им пришлось остановиться и перевязать рану, потому что штанина намокла, и уже хлюпало в сапоге.

– А ты молодец, – похвалил боец Машу, – толково перевязала.

– Я в госпитале санитаркой неделю… – засмущалась она, – меня Машей зовут. Кузнецова… я.

– А я сержант Николай Дюжий, – представился боец. – Это фамилия такая. Пошли, Маша Кузнецова, нам еще немного осталось.

Они прошли еще немного, продираясь сквозь густые заросли крапивы и лопухов. Затем лезли через ежевику. Та цеплялась за одежду как бешеная, особенно за бинт на ноге. Сержант шипел от боли – ногу и так при ходьбе дергало, а тут еще эта зараза.

Вдруг впереди послышался птичий щебет. Что-то вроде фьють-фьють-чичик. Дюжий приложил пальцы ко рту и ответил такой же трелью. Из зарослей появился боец и призывно махнул.

– Это свои, – сказал сержант, – пошли, Маша.

Под разлапистой ивой находилось семеро. Один поднялся навстречу, и Маша узнала командира, которого в окне видела. Тот с удивлением посмотрел на девушку, сразу определил, что она собралась что-то сказать, остановил её жестом повернулся к Дюжему.

– Капитонов где?

– Нет больше Капитонова, товарищ капитан госбезопасности, – угрюмо ответил сержант.

– Ты уверен? Видел – как он погиб? Может, ранен?

– Нет, товарищ капитан, – покачал головой боец, – Ромке осколком полголовы снесло. Документы я забрал.

И сержант, расстегнув клапан гимнастерки, вытащил окровавленную книжку. Капитан забрал документ, раскрыл, вздохнул. Задумчиво постучал книжкой по ладони.

– А девочку в плен где успел взять?

Маша сразу запунцовела. И только хотела возразить, но Дюжий перебил:

– Да на пути оказалась. Я как раз от немцев уходил, а она столбом посередь дороги. Вот и подцепил с собой.

– Знаем-знаем, чем ты зацепился, – хмыкнул один из бойцов.

– Я ни за кого не цеплялась! – решила вклиниться Маша. – Я вас искала. А Коля мне жизнь спас! Вот!

– Во Дюжий дает, и познакомиться успел… – хмыкнул тот же боец.

– Отставить шутки! – прикрикнул капитан. – А ты именно нас искала или кого-то еще?

– Вас, товарищ капитан госбезопасности! – воспряла Маша. – Я санитарка городского госпиталя Мария Кузнецова. Из госпиталя эвакуироваться не успела. И еще один ранбольной, дядя Ваня и Евдокия Михайловна, старшая санитарка. Мы ранбольного в подвале спрятали, только Евдокия Михайловна спрятаться не успела, и немцы её убили. Потом мы подождали, когда немцы уйдут, и я вас пошла искать.

Капитан глянул угрюмо.

– И ты хочешь, чтобы мы вернулись в госпиталь?

– Конечно, товарищ капитан, это же наш советский человек. Нельзя его бросать…

Капитан прикрыл глаза.

– У нас четкий приказ, девочка, – сказал капитан с горечью, – и мы должны его выполнять.

Маша поняла, что ей отказали. Заплакала и сквозь слезы промямлила:

– Он просил передать – Феникс возродится!