Судьба прозорливца

Глава восьмая Я проваливаю кандидата в президенты Бататы

На другое утро ко мне без стука вошел Агамемнон Скарпия.

— Я вижу, вы неплохо устроились, — сказал он, оглядывая мой номер.

Его бульдожье лицо выразило подобие улыбки.

— Вам пора бросить это занятие паяцев, — продолжал он без предисловий. — Я предоставлю вам другую арену. Вы поедете со мной на предвыборное собрание «независимых патриотов» и провалите их кандидата.

— То есть как это — провалю? — спросил я.

— Настоящий вы прозорливец или вас выдумали газеты — мне наплевать, — продолжал он грубо. — Во всяком случае, мои газеты раздули вас больше, чем все другие. Вы выступите после этого бандита Герта Гессарта и заявите, что все то, что творится в его башке, прямая противоположность тому, что он там барабанит. Так как весь Лабардан сходит от вас с ума, эти безмозглые идиоты вам поверят.

— Я думаю, мне следует отказаться от вашего предложения, — сказал я. — Вы так категорически требуете, чтобы я поступил против своей совести…

— Плевал я на вашу совесть, — отрезал Агамемнон Скарпия, и лицо его стало жестоким. — Не мешает вам знать, что через две недели я стану президентом…

— Вы в этом убеждены? — спросил я, возмущенный его самоуверенностью.

— Но, но, не вздумайте еще читать мои мысли! — поспешно сказал Агамемнон Скарпия. Глядя ему прямо в глаза, отчего они, беспощадные и самоуверенные вдруг трусливо забегали, я отчеканил:

— Вы боитесь выборов и не уверены, что вас изберут в президенты. Вы сейчас думаете о том, что если даже я шарлатан и меня выдумали газеты, я могу быть вам полезен. Вам плевать на Батату, на народ, избирателей и сторонников демократии. Вам нужно только захватить власть и заработать побольше лавров. Если меня не выберут в следующий раз, — думали вы сейчас, — мне на это наплевать, я буду обеспечен. Так же наплевать, как на все свои обещания, которые я даю своим избирателям. Я могу пообещать все: набить карманы последнего бедняка лаврами, снизить цены настолько, что любой сможет быть сытым на заработанные гроши, обещать рай земной в Батате. Но стоит вам выбрать меня в президенты, — думаете вы о своих избирателях, — и мне плевать на все мои обещания.

— Да вы… да вы что? — выпучил Скарпия глаза. — Вы, значит, и в самом деле?

— И еще я могу вам сказать, что вы готовы истратить на избирательную кампанию половину вашего состояния, заработанного тем путем, о котором вам даже вспоминать не хочется; все, мол, впоследствии окупится с лихвой.

— Ну и ну! — сказал Скарпия. — Выходит, вы и в самом деле прозорливец…

— Вы в этом убедились? — спросил я удовлетворенно.

— Едемте, — скомандовал Скарпия. — Не вздумайте размышлять, у меня есть средства заставить вас сделать все, что мне от вас нужно. Вот вам шпаргалка, зазубрите на всякий случай.

— Зачем? Вы же убедились, что я действительно прозорливец?

— Но я не убежден, что мысли Герта Гессарта так черны, как это нужно, чтобы его провалить…

— Ах, вот оно что!

Наконец-то он потерял частицу своей самоуверенности и нахальства.

Через полчаса мы входили в «Театр веселых паяцев», где происходил предвыборный митинг, созванный правительственной партией. Никто не обратил на нас внимания. Все были увлечены происходящим на сцене. Герт Гессарт, в черном костюме и в черном галстуке, имел облик вдохновенного священнослужителя, говорящего проповедь и изрекающего истины.

— Наша республика и дальше будет расцветать под нашим руководством (крики с мест: «Ура! Ура Президенту!», «А раньше-то мы процветали?», «Молчать!», «Сами молчите!»). Я обещаю вам, что в каждом доме будет достаточно батата, кофе, молока и каждый день жареный кролик к обеду («Великолепно!», «Да здравствует наш президент!», «А кто топил бататы и жег кофе?», «Где они, эти кролики? Бегают? Поймай их!», «Молчать!», «Ура президенту!»). Ананасовый сок станет доступным каждому («Да здравствует ананасовый сок!»; голос пьяницы: «Чего-нибудь покрепче!»). Я поведу Батату по пути к прогрессу и могуществу. («Сколько ты заработаешь на этом?»). Могущественный флот («Давай, давай, отлично!»), еще более могущественная авиация («Дальнего действия, президент, великолепно!»), покровительство соседним республикам, нуждающимся в руководстве («Дать им хорошую трепку!»), дадут возможность нам уверенно глядеть вперед, воссоединившись против русских, желающих нас поработить («Покажем русским!», «Дальше, дальше, президент!», «Ты когда-нибудь видел русских? Может быть, во сне, когда напьешься?», «Покажем коммунистам!»).

Мы приближались все ближе к сцене, расталкивая локтями упоенных слушателей.

— Я призываю вас не поддаваться на удочку сторонникам демократии. («Не поддадимся! Ура, президенту!», «Чем Скарпия и его скорпионы хуже вас? Одна лавочка!», «Бей демократов!»). Отпечатки пальцев их лидера Агамемнона Скарпия сняты в уголовном отделе полиции республики («А у тебя не сняты? Долой!», «Да здравствует Скарпия!», «Да здравствует президент!») Наша партия всем голосующим за нас поставит по бокалу! («По два бокала, не жмись!», «Тряхни мошной!», «По три бокала!»).

— А наша партия поставит вам по литру, да не паршивого синтетического сока, а чистейшей живительной влаги! — покрывая все крики, зарычал Агамемнон Скарпия, вылезая на сцену. — Внимание! Слово хочет иметь прозорливец! Великий прозорливец Бататы! Или вы не слыхали о нем? («Слышали! Давай прозорливца!», «Что-то он скажет?»).

Скарпия подал мне свою огромную ручищу, и я поднялся на сцену. В зале поднялся такой шум, что я боялся оглохнуть.

«Да здравствует прозорливец!» «За кого голосуешь?» «Прочти-ка нам их мысли!» «Циркач! Клоун!» «Слово прозорливцу!» «Тишина! Дайте ему слово!» «Хотим слушать!» «К черту!» «Долой!» «Желаем слушать прозорливца!»

— Тишина, иначе прозорливец ничего вам не скажет, — своим похожим на пароходный гудок басом прогремел Скарпия. — Ему нужно сосредоточиться, — сказал он совершенно так, как шталмейстер в цирке.

«Внимание! Слушайте!» «Не надо! Долой!» «Говори, прозорливец!.»

Настала тишина. Герт Гессарт смотрел на меня со смирением, но глаза его из-под очков метали молнии. Странное дело! Так легко работать, как в этот раз, мне пришлось впервые. Этот Герт Гессарт, президент Бататы, для меня был весь раскрыт, как взрезанная дыня. И если Скарпия был негодяй, то этот оказывался негодяем в кубе.

— Я скажу вам, о чем сейчас думает Герт Гессарт, — сказал я среди мертвой тишины. — Он думает, что убедил вас и что вы все — болваны. («Позор!», «Нет, дайте слушать! Пусть говорит!»). Он думает, что сжигая кофе и топя бататы, он заработал два миллиона лавров. Он и дальше собирается продолжать в том же духе, хотя и врет вам насчет расцвета, изобилия и кролика в каждом доме… Он собирается вас задушить налогами на военные нужды («Долой!», «Пусть говорит!», «Валяй, провидец!»), потому что он извлечет выгоду и от вооружений («Все!», «Хватит!», «Ясно! К черту Гессарта! Да здравствуют сторонники демократии!», «К черту! К дьяволу! С трибуны! Ура провидцу! Прозорливец, браво! Скарпия, говори!»).

Герт Гессарт сошел со сцены бледный, с трясущимися от злобы синими губами. Агамемнону Скарпия дали слово. Этот врал так, что и ребенок бы понял, что он врет напропалую. Но Герт Гессарт был провален, а Скарпия на этот раз поверили. Этого-то он и добивался, захватив меня с собою.