Стуки-ДАО

- Было бы очень хорошо, что бы там, в завтра, мне не пришлось стирать в холодной воде руками.

Но, вот об этом отдельный разговор.

Лилия имела распространенную женскую привычку говорить намеками - она вообще не стремилась вступать со мной в открытую конфронтацию. Мне тогда казалось, что это из-за ее характера - слишком пассивного, чтобы скандалить, и я совсем забыл о той, первой нашей размолвке, погруженный в свои радужные планы.

Тогда она не говорила мне - "пойди купи хлеба", или, скажем, молока, или еще какую ни будь мелочь - она говорила - "у нас кончился хлеб". Странно, но я только теперь понял, что это была скрытая форма приказа. Тогда же ее намеки проходили мимо.

- Валер, у нас кончился хлеб, - говорила она.

Я кивал, обычно погруженный в какое ни будь чтиво.

- Хлеба нет, - повторяла она настойчиво.

- Ну нет, и что? - спрашивал я с искренним удивлением и через некоторое время она суховатым тоном заявляла мне, что идет у булочную. Я обычно говорил ей, чтобы купила рогаликов, и на том она уходила.

Кончилось все тем, что она поняла бессмысленность своих намеков и говорила уже конкретно и по существу. Но это было уже потом. Кроме того, как-то повелось, что за продуктами ходила она, а я занимался интеллектуально-культурным ростом.

Так или иначе, но стирать в холодной воде ей и вправду не пришлось, потому что я, проверив свои финансы и немного заняв у родителей, внутренне скрипя сердцем, купил Лилии стиральную машину - модный в те времена полуавтомат с крашенной белой краской стальной облицовкой. В режиме сушки машинка ревела как аэробус на взлете, но в остальном же была идеальна.

Видите? Я все делал, все! Под моим руководством Лилия все больше уподоблялась цветку, давшему ей имя и расцветала на глазах. Я заботился не только о материальных благах, но и о благах духовных, давая своей жене читать качественную литературу. Она безропотно читала ее, но зачастую уклонялась от дискуссий, аргументируя это заботами по дому. Мне приходит в голову, что она, как примерная жена, старалась угодить мне во всем, как я, порой, играл на общество, поступаясь своими мелкими желаниями. Но я не скажу, что был очень ряд этому открытию. К счастью, когда я его сделал, было уже слишком поздно и все уже закончилось.

Вот эти вот мелкие бытовые подробности всегда меня здорово раздражали. Я вообще считаю, что никогда не стоит делать акцент на всякой жизненной мелочевке - она заслоняет от нас главное и по настоящему ценное.

Сакральный спор о мусорном ведре - точка преткновения всех молодых супругов - случился и у нас. Как-то утром, Лилия попыталась вручить мне этот дурнопахнущий объект, дабы я вынес его по пути к гаражу. Я уже собрался на работу, нацепив один четырех своих лучших костюмов и даже золоченый зажим для галстука, и тут мне с милой улыбкой предлагается пластиковое обшарпанное вместилище разлагающихся отбросов. Я смерил ведро взглядом:

- Лилия, ты чего! - спросил я возмущенно, - ты хоть представляешь, как я буду с ним выглядеть? В костюме, я буду нести ведро на глазах у всего двора? Ты хоть понимаешь, как это ударит по имиджу?

- То есть ты его не понесешь? - спросила она и сжала губы (я уже успел изучить что означает этот жест), - а я и не знала, что ты брюзга!

- Просто надо иметь совесть! - с жаром сказал я, - и чувство собственного достоинства. И уж если одел костюм, не бери в руки мусорное ведро.

Она оделась и вышла за дверь, волоча за собой дурнопахнущий аромат. Я пожал плечами - начинался новый день, и я выкинул ведро из головы. Мелкие ссоры, они неизбежны, вы же понимаете! Надо просто быть терпимее и все, и все конфликты решать логически обоснованными доводами.

Забравшись достаточно высоко по социальной лестнице, я стал завсегдатаем культурных мероприятий в моем министерстве. Тут довольно часто случались фуршеты, банкеты и чествования, всегда многолюдные и официальные. Мне они всегда очень нравились, гораздо больше, чем эти стихийные и бессмысленные пьянки в институте. Тонкий поклонник красоты и изящества, я предпочитал неспешно фланировать по начищенному паркету с бокалом дорогого шампанского в руках, под классическую музыку, кивая присутствующим здесь официальный лицам, и чувствуя себя ничуть не ниже их. Замечательное ощущение - солнечный свет падал через высокие окна, отбрасывая на паркет яркие световые квадраты и каждый раз наступая в них, я чувствовал себя в свете софитов. Пылинки плясали в луче солнечного прожектора воздухе, наполняя меня ощущением блаженства.

Естественно, я брал с собой жену - и, думаю, часть этих выражений признательности получал из-за нее. Ну, тут все было в сборе - костюм, солидный вид, зажим для галстука, дорогие ботинки и Лилия. Я потратил уйму денег ей на наряды, хотя она противилась этому - врожденная скромность, знаете ли. Но на банкетах мы всегда блистали - так, что я вполне выполнил свое обещание на счет жизни, похожей на фейерверк - жизнь Лили представляла собой череду шикарных по тому времени балов. Только представьте - балы не реже двух раз в месяц, в то серое время! Это когда большая часть их видела только по телевизору в постановке "Войны и мира!" Ну конечно она была довольна. Хотя изредка и пыталась вытащить меня то в парк на прогулку, то в кино, как во времена наших свиданий. Но я противился, так как не видел в этом ни малейшего смысла - в парке нас никто не видел, а значит, КПД такой прогулки стремился к нулю. То же касалось и кино, которое я, к тому же, терпеть не мог. Прелесть брака в том, что можно снять романтическую маску и поступать как хочешь. Жаль, не до всех это доходит.

Можно сказать, что мы жили душа в душу - вернее, это я так считал. Второго камня преткновения всея семейного быта - беспочвенной ревности мы опять же успешно избежали, и в том исключительно заслуга Лилии - ее все же достаточно замкнутый и не слишком общительный характер препятствовал фривольным разговорам, она была не склонна увлекаться и предпочитала отвечать односложно. А я не был особенно ревнив.

Тогда, не был. Я считал, что моя харизма достаточно сильна, чтобы удержать Лилию подле в любой ситуации. Случались моменты, когда я раздражался по этому поводу (довольно регулярно - на ежегодной встрече нашей старой студенческой компании, когда на Лилю то и дело бросались откровенные взгляды, в которых читалось к тому еще и удивление - такая тихоня вдруг превратилась ослепительную леди!), но никогда не показывал вида. На мой взгляд, нет ничего гаже, чем публичное выражение ревности. Это делает тебя жалким! Я все держал при себе.

Как всегда.

Однажды, у нас все же случился разговор на эту щекотливую тему разумный, доверительный и логичный - как всегда.

- Сердце красавицы склонно к измене, - сказал я в шутку.

- Почему именно мое? - возмутилась Лилия, - почему, скажем, не ты?

- Я однолюб. И не меняю своих взглядов со временем. У нас хорошая семья, Лиля, и я никогда не поставил бы ее под удар, изменяя тебе.

- А любовь? - спросила она.

- Моя всегда со мной...

- Нет, если у тебя вдруг возникнут такие сильные чувства к кому-то... кому то другому? По настоящему сильные! Которые заставят тебя бросить меня, и ты будешь бессилен? Что тогда?

- Я не буду бессилен. И всегда учусь на чужих ошибках, ты же знаешь. Но если такое все же произойдет... я ничего не буду от тебя скрывать. Это бессмысленно.

Я скажу тебе все сразу и это будет наиболее безболезненно для нас обоих.

- Но Валер, - Лилия замялась, - а тебе не кажется, что таким образом ты как раз и поставишь всю семью под удар? Все ошибаются.

- Если я решу уйти... это будет уже сформировавшееся решение. Не ошибка. А что, ты бы поступила иначе?

- Иногда, - сказал мне Лилия, - ну... некоторые вещи иногда стоит скрывать. Не всегда счастье основано на искренности.

- Лиля, если что-то такое случится с тобой, я не буду устраивать сцен, - покривил душой я, - просто ты в тот же день покинешь мой дом. Соберешь вещи и уйдешь.

- Ладно, пустой разговор, - сказала моя жена и, поднявшись, отправилась на кухню, и, проходя мимо меня, обронила, - ты максималист Валер. У тебя все только черное и белое.

"А серые оттенки только у нытиков-меланхоликов", - подумалось мне, но если вспомнить тот вечер, то можно заключить, что это и был первый тревожный звонок.

Разговор оставил у меня на душе неприятный осадок. Измена Лилии - вещь совершенно абстрактная вдруг стала рисоваться в моем воображении пугающе ясно.

Опять же всплыли десятки ранее услышанных и увиденных случаев подобных неприятных историй у знакомых. Я, конечно, понимал, что никаких предпосылок для этого нет, просто обычные женские завихрения, но... Неделю спустя я позвал Лилию к себе за свежекупленный письменный стол и показал ей брачный контракт, новомодную в те времена вещь, уже полностью составленный и требующий только заверения у нотариуса. Сопровождаемая моими просвещающими комментариями Лилия прочла пункты контракта и безропотно подписала его своим изящным росчерком, несмотря на то, что бумага, в сущности, лишала ее всех новообретенных благ и в случае развода, отправляла ее в мир точно такой же, какой она появилась в моей квартире. Ну, может быть, только с руководством по семейной жизни под мышкой.

Видима, она и вправду не обладала чрезмерным честолюбием и не гналась за материальными благами. Именно поэтому я утверждаю, что она была хорошей девушкой и не ясно чья вина в том, что она не выдержала испытания бытом.

В чем-то она была права - не всегда семейная жизнь строится на доверии. Должна быть какая то база, просто чтобы потом не чувствовать себя идиотом.

Жаль, что в итоге я не совладал с нервами и не поступил согласно контракту. Но моя любовь оказалась чересчур сильна...

Время идет, и согласно китайской мудрости деградирует от золотых веков к векам темным. С чего началось мое стремительное падение? С Лилии, конечно. С этих ее плотно сжатых губ - свидетельства тщательно скрытого своенравного характера. Не знаю, что именно привело ее к тому поступку, но я думаю причины, как это часто бывает, потихоньку накапливались, образуя своего рода критмассу - столь же невидимо, столь же неотвратимо. Моя женушка менялась, оставаясь покладистой снаружи. А я, погруженный в свою яркую жизнь, так и не уловил момента, когда моя жена Лилия превратилась в Лилит.

Жизнь то катилась своим чередом - моя карьера шла вверх. Я шел на работу и с нее. Лилия никуда не шла - она стирала, убирала, выносила мусорное ведро, ходила в магазин с утра до вечера. И тут неожиданно огорошила - она, мол, собирается на работу. Тут, признаться, мне захотелось в кой то веки закатить ей скандал - столь абсурдна была ее просьба. Что ей не хватало? Она была богата, обеспеченна, у нее был замечательный вариант женской карьеры - в высшей степени удачное замужество.

А тут, понимаешь, работа! Видите ли, она себя чувствует бесполезной, ей хочется приносить пользу! А уборка в доме, это не польза? Нет? Я отчаянно воспротивился, но наткнулся на плотно сжатые губы и твердый взгляд. Вот это сочетание уже здорово стало меня раздражать. Сдерживая всплывающие откуда-то из-под пластов интеллигентного воспитания нецензурные ругательства я позволил ей - и чуть выпустил вожжи из рук. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно - в конце концов, когда я буду приходить с работы, она уже будет дома, а значит, лично меня ее работа не коснется.

Лилия счастливо улыбалась, к ней вернулась вера в мою безграничную доброту и понятливость. Неделей позже она устроилась по своей профессии лингвист, в один гуманитарный институт. Платили там настоящие гроши, особенно практикантам и я упорно не видел смысла в подобном труде.

Труд этот аукнулся почти тут же - любовно заведенный мною распорядок дня непоправимо нарушился. Я приходил с работы и заставал обед только в стадии разогревания. Иногда у нас не было хлеба, или не было масла, или еще чего ни будь - досадные неприятные мелочи, которые для такого гурмана как я всегда представлялись достаточно важными. Я сидел на кухне, хмуро ожидая трапезы, а Лилия весело щебетала над ухом, перечисляя бесконечно занудные отношения у нее на работе. Там, кроме всего прочего, оказалось немало наших общих знакомых - вернее бывших знакомых, потому что для меня они к тому времени уже утратили всякую полезность и были отправлены в отставку. Лилия же, по-прежнему живо ими интересовалась. Я же думал об отвлеченном и с растущим раздражением созерцал пустую тарелку. Да, созерцая ее, как-то не тянуло думать о скрытой красоте вещей.

Лилия теперь здорово уставала - ее работа, плюс все те мелочи, что она должна была исполнять по дому. И, естественно, в этом ее исполнении потихоньку стали всплывать всякие недочеты. Лиля никогда не была особенной аккуратисткой, и не хватка времени пагубно повлияла на ее склонность к халтуре.

Вы понимаете о чем я? Меня всегда окружали красивые вещи - добротные, надежные, эстетичные. И вот пожалуйста - жена забывает повесить в шкаф мою любимую шелковую рубашку, и я вынужден идти на работу в некондиционной продукции фабрики "большевичка", которая мне попалась в самый последний момент. А ведь людей оценивают по внешнему виду! Или, скажем, отсутствие носовых платков в ящике комода, носков синего цвета в шкафу или вымытых чайных ложек на кухне - а Лилия в это время возится со своей работой толстой бумажной папкой, которую она не успела обработать в течение дня.

Я пытался терпеть - я вообще весьма терпелив, но елки палки, такие вот мелочи всегда говорят о неуважении к человеку! Так, что я вынужден был напоминать Лилии обо всех этих мелких недочетах - тогда я еще пытался сделать из нее идеал. Увы, можно сколько угодно гранить бутылочное стекло - бриллианта все равно не выйдет.

Она молча принимала все к сведению - да, сейчас, сейчас будет готово. Но мелкие промахи продолжали множиться.

Нечищеный ковер утром в субботу? Да пожалуйста! И пылесосить она его будет ближе к вечеру, надоедая мне своим "тайфуном" и скрипом сдвигаемой мебели, как раз в тот момент, когда я возлег на кушетку дабы насладиться томиком изысканных пятистиший Керая. На кухне в это время кипит (и выкипает) суп, а в ванной с ревом набирает обороты отжим стирмашинки. И все это одновременно.

Невозможно наслаждаться японской поэзией во время суматошной женской уборки - сутолочной и полной бессмысленных метаний из стороны в сторону вот что я вам скажу!

В конце концов, я выразил неудовольствие по этому поводу, и Лилия резко ответила мне, что она все это делала и раньше, просто я в это время был на работе. А сейчас у нее просто нету другого времени для...

- Но ведь я тебя предупреждал! - воскликнул я.

- Да, ты у нас все знаешь! - крикнула Лилия и, сжав зубы, продолжила борьбу с грязью.

- Вот именно! - сказал я, - знаю. И никогда не даю плохих советов.

- И не ошибаешься... - продолжила она, - ты у нас вообще идеал...

Мне не понравился сарказм промелькнувший в ее словах. Или мне только показалось, ведь Лилия сказала чистую правду! Как глупы иногда бывают обычные люди! Меня, например, всегда удивлял тот факт, что большинство продолжает на своих ошибках, даже после того как ты несколько раз приводил перед ними отрицательны примеры чужих.

Это ослиное упрямство, вдруг всплывшее в моей жене, подвигло меня на несколько разъяснительных бесед - я обстоятельно разъяснил Лилии, как важно делать свое дело качественно - только уделяя вниманию мелочам можно подняться над толпой, которая эти мелочи не видит в упор.

- Валера, но пойми меня, - сказала мне Лилия, - я ведь тоже устаю и у меня не все получается...

- Старайся, - сказал я, - путь самосовершенствования никогда не был легок.

И возвратился на кушетку (любимую кушетку в псевдоампирском стиле, которая завораживала меня своей варварски роскошной отделкой), где вновь погрузился в чтение.

Да, в отличие от Лилии я совершенствовался постоянно. Мои познания множились на глазах и я получал от чтения редких литературных трудов совершенно особенное удовольствие. Процесс получение новых знаний - это замечательное чувство, когда ты читаешь книгу, точно зная, что девяносто девять из ста человек попросту ее не осилят - ты буквально ощущаешь, как становишься выше! Элитарное чтиво громоздилось в спальне, занимая почти весь стеллаж и я регулярно пытался дать Лиле почитать что ни будь оттуда, но она всегда ссылалась на отсутствие времени.

А вот я точно знаю, что время на чтение всегда есть - другое дело когда нет желания...

Не знаю, может быть это и не очень хорошее качество, но меня всегда раздражали ограниченные люди. С ними можно общаться. Можно (и нужно) вести дела, но жить с ними достаточно тяжело. Безусловно, даже с самым невыносимым человеком можно общаться, если видеть его не дольше часа и не чаще, чем раз в три месяца. Но в моем случае, мне приходилось это делать почти постоянно. Устав от обделенных большой властью кретинов у себя на работе, я возвращался домой и заставал там негретый ужин, шум пылесоса, выжимающую стиральную машину и свою жену, которая рассказывает мне бесконечно занудную историю своего рабочего дня, а когда я пытаюсь заговорить о высоком, напоминает мне что надо заплатить за свет, воду, и что соседи сверху чуть нас не залили, и что, возможно, нам стоит подумать о дачном участке, дабы сажать там огурцы, помидоры, картошку и брюкву.

Знаете, я как-то не думал никогда о брюкве. Брюква, это, как-то... не возвышенно! Определенно не моего уровня.

Вот странно, я всегда считал себя практичным романтиком - как раз тот случай, когда жизнь правишь под себя, делая из нее сказку, а не мечтаешь о пустопорожнем. Но мне казалось, что и Лилия весьма романтична - повелась же она на мои разговоры о красоте в тот момент, когда мы прогуливались вдоль замусоренной речки? Хотя, если вспомнить... Лилька ведь тогда смотрела не на речку, а на меня! Была ли она романтичной хоть когда-то? Говорите, в женщине всегда есть место загадке? Но я боюсь, в нашем браке загадка была как раз во мне...

Все эти размышления не способствовали теплоте отношений. Подобно Лилиному тихому бунту во мне накапливалось мое раздражение. Я как-то стал смотреть на нее другими глазами - я, который когда-то посчитал, что она достойна занять место по правую от меня руку, вдруг стал замечать в жене множество недостатков, которые каким то образом скрывались от меня раньше. Ну что это такое? Что это за вожжение, брюзжание, что это за разговоры о дачном участке - ненавижу дачные участки и никогда не опущусь до копания в грязи, подобно спасающимся от бессмысленности своей жизни пенсионерам! Что за неряшливость, в конце концов! Ну где, спрашивается, у нее чувство эстетики - обязательный атрибут развитых людей?

Почему она купила это ярко красное, вульгарное ведро для мусора? Что за уродливый декабрист растет у нас на окне - помню, как она принесла его в один из первых дней после возвращения с юга - сияя, будто нашла редкую орхидею!

Собственно, тогда я понял, что у Лилии совершенно отсутствует вкус. Хорошо хоть большую часть предметов обихода покупал я. Кроме того, она была неприятно экономна, отдавая предпочтение дешевым некачественным продуктам - обитателям магазина, но при этом скупала их столько, что не хватало багажника моей "волги"!

Столько недочетов может быть в одном человеке! Меня добило, когда Лилия сменила прическу, убрав свои локоны и устроив на голове уродливый лакированный кошмар, по последней ублюдочной моде тех времен.

Я не удержался и начал брюзжать. Я поправлял ее там, поправлял здесь, ей богу, ко мне снова вернулось чувство покровительственности, но только теперь на новом уровне. Во время наших первых встреч я чувствовал себя фокусником не дне рождения маленькой девочки. Теперь же я стал ощущать себя ее отцом - это сколько терпения надо иметь, а? Я старался как мог, за уши таща Лилию в рай, но она была чересчур земной - вот уж кто бы никогда не полетел. Так, что в рай она в итоге отправилась прямым скоростным экспрессом - посредством маленького туристского топорика - престарелого наследника студенческих времен.

Можно задать вопрос на этом фоне медленно ветшающих иллюзий - а была ли тогда еще любовь? Была! Еще как была! И с каждым новым скандалом только увеличивалась.

Она была такая требовательная, эта Лилия! Ей все время что-то было надо! Как только я отбрехался от недостойных мужчины работ по дому, как она тут же стала навешивать мне задания одно дурнее другого. Эти бесконечные и идиотские просьбы навесить в ванной крючки, или протянуть веревку на лоджии - дорогая многоваттная дрель, на которую были выкинута куча моих денег. Я, конечно, отказывался, потому что никогда не умел работать руками - когда находитесь на моем уровне вы получаете удовлетворение немного от других вещей, нежели тачание на станке деталей. И я прав, потому что могу привести вам в пример свою собственную семью - у нас, когда требовалось повесить крючок, люстру или очередную картину, отец всегда нанимал человека со стороны!

Но Лилька, понятно, считала иначе - она находилась в очень распространенном женском заблуждении о том, что мужчины должны уметь все. В том числе и возиться руками. Но это же бессмысленно! Усилия надо прилагать в том, что получается у тебя лучше всего - иметь свой вектор развития. И если он направлен в нематериальную сферу, то пусть будет так в конце концов, это же приносит столько денег. Но Лилия не слушала меня, а лишь плотно сжимала губы, словно стремясь не выпустить копящиеся у нее внутри нелестные выражения. Иногда мне хотелось, что бы эта потаенная ругань все же вырвалась на белый свет, и тогда я мог бы с чистой совестью поставить свою женушку на место.

И, увы, с каждым днем мне хотелось этого все сильнее. Трудно жить в неидеальном мире с неидеальными людьми. И самое печальное, даже не пытающимися стать идеальными.

А эти ее праздники! Меня раздражала необходимость делать подарки. Нет, это приятно подарить что-то - ну раз, ну другой, ну третий - но нельзя же бесконечно быть добрым волшебником! И волшебники утомляются, когда волшебство приходится свершать регулярно и по часам. Оно от регулярности изнашивается, волшебство...

Кроме того, я так и не понял, что именно надо дарить Лилии. На мой вопрос она игриво отмалчивалась или ограничивалась мутными намеками, вроде "чего ни будь".

Чего ни будь... Откуда я знаю что нужно людям вроде Лилии, которые полностью лишены вкуса и не все равно не смогут оценить красоту. Можно, конечно, делать дорогие подарки, но ведь КПД такого действия будет невысоким, потому что это все равно останется в семье, а значит, трата денег будет бессмысленна! После целого ряда нелепых подарков я как-то раз отстегнул Лили энную сумму и посоветовал ей выбрать что ни будь по душе. Она не сказала мне не слова и взяла деньги, но мне почему-то показалось, что она несколько обиделась. Странно, в конце концов, кому как не ей знать, что же именно она хочет.

Вы видите, как с ней было тяжело? Я вообще не люблю, когда от меня что-то требуют. Я сам решаю, что мне надо, а что нет.

Мелкое недовольство накапливалось и во мне - классический кумулятивный эффект - каждый следующий недочет ты видишь в свете уже установленных. Лилия неплохо готовила, но меня утомляла ее манера неэстетично раскладывать пищу - резать мясо всегда толстыми ломтями, картошку крупными уродливыми клубнями. Если она наливала чай, то обязательно не клала туда сахар, а уж о лимоне всегда приходилось просить отдельно.

Я делал ей замечания, но что толку! Она в упор не понимала, что даже самая невкусная пища может показаться привлекательной, если ее красиво разложить - в элитных ресторанах не могут ошибаться! Но неужели трудно потоньше нарезать ломтики, разложить ее в красивом узоре! Нет, у нее, понимаете ли, нет времени, она спешит, потому что ей надо делать уборку, сдувать пыль или вешать веревку в ванной.

Но больше того! Лилька теперь выдавала новые фортели - она, видите ли, была недовольна моими замечаниями. Ну, как ребенок, ей-богу! Детям тоже говоришь, что надо учится, чтобы потом была возможность устроиться в жизни, но поди их пройми!

Так и она - тупое, бессмысленное, упрямство! Ослиное!

Кажется, из-за пищи мы и поругались по настоящему во второй раз в жизни.

Ну, тут уж я не собирался церемониться. Тем более что я не был виноват - после моего спокойного заявления о том, что чай снова без сахара, Лилька неожиданно сорвалась и резким тоном потребовала насыпать сахар самому, да еще, к тому же делать это впредь.

- Почему я должен это делать? - спросил я, - ведь есть ты!

- А почему я?! - закричала она, - почему всегда я?!

- Каждый занимается своим делом! Это твое дело, потому, что...

- Потому что я на другое не способна?! - завопила Лилия так, что у меня заболели барабанные перепонки. Но из-за того, что она, сама того не зная, попала так близко к правде я сделал тактическую ошибку - против воли улыбнулся.

Следующие четверть часа Лилия изливала на меня свой бессмысленный визгливый гнев, давила беспочвенными обвинениями и просто по всякому обзывала, окончательно сойдя с рельс здравого смысла. Я покорно терпел ее нападки, но в итоге тоже начал раздражаться. Какое она имеет право так меня называть? Кто она такая, вообще?!

- А на что ты способна?! - крикнул я, наконец, выбрав паузу в ее озлобленном многословии, - Ну, скажи мне?! Скажи мне Лиля, на что ты способна на самом деле?

Что ты можешь! Что тебе надо? Чего ты хочешь добиться?! Ты погрязла в своем быте, в своих мелких бессмысленных проблемках. Ты ничего не видишь! Когда ты последний раз хоть что-то читала?!

- Зато ты читаешь! И сам не видишь ничего, кроме своих книжек! Ты вообще ничего не видишь!! Не хочешь видеть, не хочешь замечать, кроме того, что касается тебя лично!!

Вот он паритет - взаимные обвинения - закрыть глаза и ринуться в атаку не слыша и не видя ничего вокруг! Но я не люблю паритеты, особенно в тех случаях, когда я прав. А таких случаев большинство. Кроме того, если тут кто-то что-то и видит - так только я. Мечтатели смотрят в небо, практики себе под ноги, и только я смотрю вперед.

- Что я не вижу, а! - закричал я, вставая, - Это ты ничего не видишь! Тебе это не дано, поняла?! Не дано ничего видеть! Ты вообще живешь с закрытыми глазами!!!

- Значит так, да?! - спросила она, резко сбавив тон и я понял, что слегка переборщил. Что ж, мы, сложные и многогранные натуры - как правило люди увлекающиеся...

Лилия смотрела на меня с ненавистью и обидой, от этого еще больше став похожей на капризного и не очень умного ребенка. А я смотрел на нее и не мог понять, что эта женщина вообще делает рядом со мной? Что она делал все это время?

- Ты ведь и вправду считаешь, что ты лучше, - сказала Лилия еще слышно, - тебе ведь никто не нужен...

- Лилия прекрати...

- И я тоже не нужна. Совсем...

- Не будь глупее, чем есть! Я тебе нужен...

- Ты мне нужен?

Вот это поворот! Значит так, да?

- Ах, значит, я тебе не нужен? - прошипел я сквозь зубы, - а твоя стиральная машина тебе нужна? А пылесос этот орущий, купленный на мои деньги? А вот это весь гардероб, что ты скупаешь каждый месяц!? Он тебе, нужен, а?! А вот эта квартира, где ты живешь, хотя за нее плачу я - она тебе нужна? Ну, скажи мне Лилия, вот эта вот неэстетичная гадость, которую ты приготовила, на чьи деньги она куплена!?

- Ты думаешь, это для меня что-то значит?!

- Ах не значит... А не хочешь с завтрашнего дня начать жить на свою зарплату? Я ведь могу тебя лишить. Я могу тебя лишить всего, чтобы ты узнала, что это для тебя значит! Ты хочешь это узнать, Лилия?! Я клянусь, я устрою это для тебя...

Я...

- Скотина! - закричала она, - сволочь, подлец!

- Не падай ниже, чем уже есть! - орал я, - хотя тебе некуда падать! Ты убога, Лилия! И жизнь твоя пуста и бессмысленна! Жалкое создание!!!

Вот это было лишним. Она упала на табурет и залилась слезами, беспомощно и по детски всхлипывая. Я смотрел на нее и хотел хоть немного почувствовать себя виноватым. Но чувство вины так и не пришло - было лишь раздражение от ее рыданий, которые звучали так жалко да какое то темное удовлетворение оттого, что я ее все же пробил. Надо признать, что эти сжатые губы и уход от ответа бесили гораздо больше любых рыданий. Не люблю, когда от меня что-то скрывают!

В конце концов, я подсел к ней и, сделав над собой усилие, обнял Лилию за плечи - ну, не всем же рождаться гениями? Вокруг полным полно простых людей и не их вина, что на небесной раздаче им вывесили судьбу, похожую на детский алюминиевый обруч - и без всякой надежды вырваться из этого заколдованного круга.

Далеко не всем дано летать - и жестоко лишний раз указывать им на это.

Я шептал ей в ухо какую то успокоительную чушь, которую выдумывал прямо на ходу. Говорил о гармонии и красоте, о высоких чувствах и жертвенности.

- Ну посмотри в окно, Лиля, там кипит жизнь, ну посмотри же какая красота!

- Я не вижу красоты... - прошептала Лилия, и я понял, что она говорит чистую правду.

Мне жаль тех, кто лишен чувства эстетики - этих людей так много, что отсутствие восприятия вполне можно назвать нормой. Но все равно, когда я нахожусь рядом с ними, то они всегда кажутся мне увечными и я содрогаюсь при мысли, что мог бы родиться одним из них. К счастью судьба предоставила мне иной шанс - жаль, что я им так и не воспользовался.

Волевым усилием скандал был успешно забыт - и он оказался последним в нашей совместной с Лилией жизни. Лилия готовила-стирала-убирала и делала вид, что ничего не произошло. Я же тоже старался не вспоминать, но... так и не смог преодолеть какой то брезгливости по отношению к своей жене. После того разговора она окончательно пала в моих глазах и я уже ничего не мог с этим поделать.

Мрачное разочарование, единожды поселившись в моей душе, заставляло видеть окружающее в искаженной перспективе. Я сто раз говорил себе, что Лилия, хоть и не ровня мне, но все равно очень достойная женщина. Увы, я не верил сам себе - на мой взгляд она действительно была ограниченным жалким созданием - обычная, такая же как все, как все ее знакомые, как вся эта толпа - со своей пустой, бессмысленной, суетной жизнью! И разочарование вызвало злость.

Я ничего не мог с собой поделать и все больше понимал, что не могу жить вместе с женщиной, которая живет с закрытыми глазами. Это не для меня. Я достоин лучшего! Лучшего! Она была как камень, который тянет меня на дно. Как пудовая гиря, что не дает взлететь... Хотя никогда я еще не любил так страстно и истово, как в те дни.

Не знаю, простила ли меня Лилия... да мне наплевать, в общем то. Так получилось, что теперь я все время пытался уязвить ее - это получалось непроизвольно, как-то само собой. Я приходил к ней на кухню и заводил заумные разговоры, пестрящие научными терминами. Она их не понимала, а когда переспрашивала, ответ следовал в тоне: "Естественно, ты такое не знаешь...

откуда ж тебе!", а когда просила объяснить: "для объяснения нужно иметь хоть какую то теоретическую базу, которой у тебя, естественно, нет".

Я завел привычку упоминать в разговорах с ней названия книг представляя их для сравнения: "Ну, если бы ты читала Кобо Абе, то, несомненно бы, оценила...

впрочем, ты же не читала..." Я понимаю, что это не очень хорошо мелкие пакости не красят человека, но к тому времени я уже пришел к выводу, что у меня не такой уж золотой характер. Возможно, он и был золотым, но длительное общение с Лилией его испортило. Это ведь всегда так - посредственности стремятся уравнять гениев с собой, запачкать их грязью, если хотите. Просто они завидуют, все завидуют, и если не могут подняться на тот же уровень, стараются опустить тебя до своего.

Вот так я в течение полугода методично доказывал своей жене Лилии ее ничтожность и незначительность. И чем дольше я это делал, тем больше верил в свои слова - больше того, после очередной демонстрации презрения мне всегда становилось лучше, как тогда, когда я смотрел на диких жителей глубинки, ковыряющихся в навозе, рождающихся и умирающих среди навоза и копошащихся там всю свою сознательную жизнь.

Мне легчало, мир вновь обретал равновесие и посреди этого становления я не замечал, как на моей полной умных и правильных мыслей голове прорастали рога.

Да друзья, вот это самая печальная часть моей истории. Моя жена Лилия изменила мне с моим же старым приятелем - тем самым, что устраивал когда-то вечеринку.

Он, оказывается, работал вместе с Лилией в их задрипанном институте и теплые отношения не замедлили возникнуть.

Вот так вот, этот удар я пропустил. Даже не удар, нокаут, поставивший меня на колени. Ругая Лильку самыми грязными словами, все же надо отдать ей должное - она сумела отомстить мне наиболее жестоким и циничным способом. Пожалуй, однимединственным по настоящему жестоким, имевшемся в ее распоряжении. Меня отвергли, меня смешали с грязью, низринули с высот на грешную землю.

До сих пор не знаю, что она нашла в этом плебее. Да, я знал его, достаточно долго знал, чтобы составить свое мнение - этот тип был ничем не примечательным человеком. Ему ничего не светило в будущем, его умственный потенциал не давал ему никакой возможности подняться выше, он вел серую и занудную жизнь обычных людей. Он и был самым обычным - классическое жалкое создание. Я бы его пожалел, если бы так не хотелось его убить. Впрочем, он то не был виноват - безвольная тряпка, он просто повелся на соблазн Лилии. А вот она - она была виновата по полной программе!

Знаете, когда я в тот день пришел с работы пораньше, уже не столь полный радужных планов, но все равно с хорошим настроением, и застал дома классическую сцену, кочующую из одного пошлого анекдота в другой, то испытал сначала шок и неверие. Хотя факт - вот он, по дуге обходя меня пробирался двери, на ходу застегивая брюки.

Этот тип смотрел на меня расширенными испуганными глазами и был столь жалок и незначителен, что его бессвязный извиняющийся лепет прошел мимо меня.

А я все не мог поверить. Не мог поверить, что эта отвратительная пошлая сцена происходит у меня в квартире! У меня! В моей квартире! Моя жена изменяет мне с жалким созданием с зарплатой в полтораста рублей! У меня в квартире! Да я словно попал в анекдот. Меня выставили идиотом! Я и чувствовал себя идиотом!

Больше всего на свете я ненавидел чувствовать себя идиотом! Я ведь был смешон в своем дорогом костюме на пороге оскверненной спальни, да? Наверное, смешно было!

Обхохочешься! Обсмеешься!

Это мое самое тяжелое воспоминание, и только сцена кровавой резни, последовавшей вслед за ним, немного скрашивает злость и разочарование.

Они не смеялись, они испуганно смотрели мне в лицо. А меня бесил даже не факт измены - да черт с ней с Лилькой, потаскухой, плевать на нее, она всегда была жалким созданием, а жалкие создания не умеют контролировать свои позывы. Нет.

Меня сводил с ума тот простой факт, что мне предпочли кого-то другого.

Почему так происходит? Люди тупы, да? Слепы, не видят собственного счастья и теряют его раз за разом. Я ведь тогда был для нее идеалом. О лучшем она и мечтать не могла. Я был ее светочем, ее счастьем, ее надеждой и опорой в жизни, а она предпочла мне убогого недочеловека - трусливого ограниченного отморозка с бегающими глазками. Я все для нее делал, я старался поднять ее до своего уровня.

Старался сделать из нее человека. Но бесполезно полировать бутылочное стекло.

Мне показали, что я недостоин. Что я не лучший.

Это как пощечина, понимаете? Как оскорбление!

Эти двое что-то прочли у меня в глазах - Лилия подалась к стене, волоча за собой одеяло, а мой бывший приятель замер у двери, мучаясь от двух противоположных желаний - бежать, или же оставаться и защитить новообретенную подругу жизни. На секунду мне почему-то захотелось развернуться и начать крушить все вокруг, просто, чтобы избавиться от давящего чувства злобы. Но я все же был цивилизованным человеком и смирил закипающий гнев. Такие чувства как злоба и ненависть роднят нас с нашими волосатыми предками, а потому негоже уподобляться животным. То ли дело любовь.

- Уходи, - спокойно сказал я жалкому созданию у двери.

- Не трогай ее! - нервно выкрикнул тот, - Слышишь! Не смей трогать ее!

- Никто ее не тронет, - успокоил я это отвратно дергающееся подобие человека, - мы же тут все цивилизованные люди. Мы просто поговорим.

- Нет! - завопил этот герой-любовник, - я... я ее не оставлю, слышишь, и если ты...

- Ты меня раздражаешь, - мягко сказал я, - ты очень меня раздражаешь. Мне хочется тебя избить. Ведь это ты виноват, да? Поэтому просто уходи.

- Уходи... - выдохнула эхом Лилия, - уходи, пожалуйста... Ничего не будет!

- Я буду за дверью, - сказал он и выбежал прочь (пожалуй, излишне быстро для гордого отступления).

- Валерий, я ухожу от тебя, - твердо сказала Лилия, - я больше не хочу жить и с эгоистом.

- Подожди, Лилия, подожди... не спеши, - сказал я, пристально глядя на нее, - мы, кажется, попали в очень неприятную ситуацию. Мне очень неприятно. Все рушится... очень обидно...

- Просто оставь меня в покое. Дай мне уйти. Или... - она посмотрела на меня с вызовом, - ты не дашь?

- Мы же цивилизованные люди, - сказал я, - мне надо подумать и решить. Дай мне немного времени.

- Не думай, что мне нужны твои деньги! Можешь оставить все себе! И тачку свою, и квартиру, просто дай мне уйти! - закричала она, но я уже повернулся и ушел в гостиную. Мне и вправду надо было подумать.

В соседней комнате я уселся на фальшампирную софу и задумался. Знаете, первый и последний раз в жизни я ощутил настойчивую потребность тщательно все обдумать - обычно у меня все происходит как бы само собой. Но в тот вечер - я очень хорошо его помню - моя голова была полностью занята одной единственной проблемой.

Мне было больно и обидно - моя семейная жизнь бодро шла ко дну. Я пытался найти выход и не мог. Впервые в жизни - не мог. Как я мог остановить Лилию и оставить ее дома? Да и хотел ил я это делать? Хотел ли я снова жить с ней - с неблагодарной ограниченной тварью, которая слушала меня и делала все по своему?

Моя единственная ошибка в подборе кадров.

Я мог ее простить и уговорить остаться, но... на свете есть вещи, которые не прощают. Например, поруганную гордость. Из-за поруганной чести, как известно, стреляются. Или, вот, стреляют.

Я не мог ее простить, потому что она, зная ли, или по незнанию, но сумела уязвить меня. Найти одно из немногих уязвимых мест. А теперь вот собиралась уйти и бросить меня, выбрав альтернативой то жалкое создание.

Я мог бы смирить гордость и отпустить Лилию восвояси, выкинуть ее из своей жизни, забыть о ней раз и навсегда, схоронив в сердце лишь горькое воспоминание.

Материально, она ничего не могла у меня забрать. Духовно же... что ж, я, в сущности, знал на какой риск иду, связываясь с неидеальной женщиной. Я мог бы жить дальше, но...

Я не мог ее отпустить. Не мог. Ведь об этом неминуемо узнают и мой позор станет достоянием общественности. Обеспеченные коллеги станут снисходительно мне улыбаться и жать руку с некоторой небрежностью. Друзья и знакомые, при упоминании моего имени будут восклицать: "А, это тот, которому Лилька наставила рога вместе с..." Будет скандал. Мне придется присутствовать при бракоразводном процессе и объяснять причину развода на глазах у присутствующего люда. Мои родители, которые всегда ждали от меня побед и только побед скажут мне: "Мы предупреждали, что она не твоего круга, но ты не слушал..." И мой отец будет смотреть так же как те, обеспеченные, с работы, потому что все знают - от сильных мира сего жены не уходят. Сильные мира сего побеждают и держат свою жизнь в кулаке. А изменяют лишь они, и никак не им. Жены уходят от слабаков, ничтожеств, которые не могут их удержать.

Меня сбросят с пьедестала, опустят на уровень плебса - этой дурнопахнущей массы, которая с восхищением будет облизывать и смаковать подробности, распускать слухи и это позорное пятно на моей биографии останется навсегда!

Я не хотел с ней жить, потому что преисполнился к ней отвращения и ненависти. Я не мог ее отпустить. Так, что выход все же нашелся.

Я просто хочу сказать, что та резня была вовсе не следствием состояния аффекта, как потом пытались доказать судмедэксперты, а вполне обоснованным и логичным решением. У меня просто не было других вариантов. Простая логика.

Признаю - виноват я все же сам, но не в том, что сделал в тот январский вечер, а в том, что заварил всю эту кашу с браком не подумав о последствиях. Так или иначе, но моя карьера все равно пошла бы по уклон, так что изменить уже ничего было нельзя. Однако только боги не совершают ошибок, а я все же человек. В общем, сделал ошибку, а потом все, чтобы ее исправить. И может быть, еще одна моя вина в том, что не смог полностью укрыть это от посторонних глаз.

Туристский топорик - мой старый товарищ, пробуждающий целый сонм приятных романтичных воспоминаний лежал на антресолях на своем месте - как будто терпеливо ждал этого момента. Я взял его, проведя рукой по лезвию и улыбнувшись старым сценам - костер, пахнущие смолой березовые полешки, темные качающиеся кроны позади. Мы там что то пели? Да, было дело - а я еще смотрел в колышущиеся языки пламени, вечно меняющиеся, текучие, наполненные потаенной формой. Не помню, кто там был. Там не было Лилии это я помню точно.

Сжимая в руках топорик, я бесшумно прошел в коридор, откуда выходили две двери - в большую комнату и в спальню. На душе было муторно и пусто да друзья, в тот момент я утерял свой оптимизм и вернулся он ко мне уже не скоро, да и не целиком... далеко не целиком. Обдуманная со всех сторон мысль свернулась сама в себя, оставив лишь горьковатый ментоловый холодок. Мозг опустел и работал вхолостую, ударившись в тотальный практицизм.

Оказалось, что жалкое создание одумалось и теперь колотится во входную дверь, выкрикивая мне угрозы и проклятия. Своим шумом он мог пробудить весь подъезд и несколько секунд я решал, не впустить ли его внутрь и не отправить вслед за Лилией, но это было бы негуманно. Кроме того, он то был не виноват! По сути такая же жертва, как и я сам.

- Слышишь ты, сволочь бессердечная, ублюдок, если ты что-то с ней сделаешь, я...

Как заевшая граммпластинка он повторял одно и то же. Растерял последние остатки мозгов - мне даже стало его жалко. Моська. Сявка. Жалкое создание.

- Мы уже поговорили, - мягко сказал я через дверь, - я ее отпускаю. Можешь идти спокойно.

Пауза. Он тяжело дышал за дверью - бегун-марафонец, да и только! Было слышно, как в спальне возится Лилия - собирала вещи, что ли?

- Ты обещаешь? - наконец спросил он, - я могу тебе верить?

- Я никогда не нарушаю свои обещания. Это низко, - сказал я, - Даю тебе слово, что ее не будет в этой квартире.

Занятно, в тот момент я казался себе персонажем какой-то дурной пьесы. Может быть, общая нереальность происходящего создавала это ощущение? Со мной же просто не могло такого быть, не так ли?

Он постоял и ушел. Я терпеливо ждал, пока его топот не затихнет где-то внизу.

Хлопнула дверь. Мыслей не было никаких. Я сжал топорик, ровным шагом вошел в спальню и с коротким взмахом ударил свою жену Лилию в голову. Мне кажется, это было бы милосерднее всего, потому что мучений она все же не заслужила. К сожалению, она показала свою стервозную натуру и даже тут умудрилась мне нагадить, с коротким вскриком уклонившись от удара, так что вместо головы топорик вошел ей в плечо.

Я грязно выругался по поводу ее гнусного характера. И тут ведь все испортит! А она, оттолкнув меня в сторону, с тихим криком побежала прочь из спальни. Топор торчал у нее из плеча, застряв в перерубленной ключице и когда Лилия пробегала мимо я поспешил изъять свое орудие возмездия.

Возможно, если бы Лилия тогда соображала бы лучше, она постаралась бы добраться до двери и вырваться наружу, в подъезд, где могла позвать на помощь. Но с разрубленным плечом люди не очень хорошо соображают и она побежала на кухню - не знаю почему, может быть потому что это было по настоящему родное для нее место.

Крови было уже море - ей пропиталась кровать, тягучие капли заляпали мой дорогой лакированный паркет. На топорике появилась еще одна зазубрина - я все смотрел на нее, пытаясь вникнуть в глубокий смысл кровавой закорючки на закаленной стали, потом пошел на кухню.

Лилия сжалась в углу, обхватив целой рукой плечо и тихо хныкая - она, видимо, ничего не понимала и не могла сопротивляться. Да, сопротивляться, это вам не гадить исподтишка, для этого действительно нужен характер!

Всего на миг я замер над ней, безучастно глядя и думая, знала ли она, что так все закончится, когда мы гуляли вдоль речки? Ну, впрочем, без меня ее нелепая жизнь могла завершиться еще каким ни будь способом - Лилию могло сбить машиной, она могла попасть в авиакатастрофу или склеить ласты от гриппа, или, скажем, утонуть в омуте возле моста - как раз напротив места наших прогулок - течения там были коварные. Да мало ли что могло с ней случиться?

Мог ли я тогда еще повернуть все назад, спросите вы? Не мог, а главное не хотел - она выглядела такой жалкой и уродливой, когда что-то лепетала, скорчившись в углу, что мне захотелось побыстрее покончить со всем этим, милосердно прекратив ее бессмысленное существование.

Я ударил еще раз и прекратил. Как говорится, во имя любви и мира во всем мире!

Кровь от удара осела вокруг, заляпав белоснежный кухонный кафель. Я смотрел, как капли расплываются по керамике. Кто сказал, что это неэстетично? Я же не зря говорил про опавший лист, про тихое очарование старости! Про со-зер-ца-ние! Вот, что можно сказать:

Красная капля.

На белый кафель пала.

Классика вечна.

Вот так я убил свою жену Лилию. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я это сделал. Вообще, теперь, спустя столько лет я пришел к выводу, что вел себя как наивный дурачок, действительно не видя и не слыша ничего вокруг. Случись это все сейчас, уверен, я бы нашел выход. Вернее, сумел бы предотвратить и не влипнуть по уши.

Полночи я методично отмывал квартиру оставшейся мне в наследство дорогой модерновой шваброй. Когда уборка была закончена и жилье приобрело не вызывающий отвращения вид я стал решать что делать с трупом, который по-прежнему сидел в уголке кухни как диковинное сделанное из сырого мяса подобие икебаны. Оказалось, что и им тоже можно любоваться при соответствующем настрое, но его присутствие могло испоганить все дальнейшие планы. Я созерцал. Злость куда то ушла и меня охватила тихая светлая печаль, когда я поместил тело в ванну и на треть наполнил ее горячей водой. Колыхаясь в теплой влаге Лилия была похожа на жертву суицида, если не считать того, что суицид обычно не проводят с помощью топора и по голове.

Под ванной у нас хранилась всяческая химия - стиральные порошки, мастики, замазки и, что самое главное, упаковка отбеливателя с хлором разъедающее наследие тех суровых времен. В смеси с водой он давал весьма неожиданный эффект и потому полагалось использовать его в микроскопических дозах во избежание утери отбеливаемой вещи. Нормальная доза - где-то с наперсток.

Я высыпал килограммовый пакет в ванну и поспешно вышел прочь, спасаясь от удушливых испарений. Вода в ванне побелела и пошла пузырями, словно я обрушил туда пакетик соды. Печаль ушла - вернулось старое чувство полного освобождения.

Прошедшие годы вспоминались как в тумане - как сновидение или бред. Как долгое бредовое состояние. Стояла глубокая ночь, в окно светила луна и воздух в квартире, казалось, был наэлектризован. Мне даже показалось, что я сал лучше видеть в темноте. Я как - проснулся, что ли? Нашел свой путь? Понял, как надо жить? Почему же тогда все так закончилось?

Когда я вернулся, испарения уже ушли в вентиляцию и ядовитая смесь перестала кипеть. От Лилии осталось совсем немного - как раз достаточно, чтобы заполнить то уродливое пластиковое ведро для мусора, которое она так любила. Что ж, мне доставляет удовольствие думать, что теперь они всегда вместе.

Странная звенящая эйфория на фоне все той же пустоты потихоньку заполняла меня.

Все, конец! Больше не надо притираться характерами, уступать и находить компромиссы. Всегда ненавидел компромиссы! Не надо тратить деньги, вступать в бессмысленные разговоры, пытаться изменить и сделать человека. Горбатого да исправит могила - на собственном опыте я познал эту немудреную поговорку.

Ведро я плотно прикрыл крышкой и запихнул его потертый старый рюкзак. Потом оделся и вышел наружу. Там было холодно - снега не было, но ледяной зимний ветер хватал за щеки. Та было даже лучше. Я нежно обнял рюкзак и пошел заводить машину.

Вряд ли меня кто ни будь видел - стояла глухая зимняя ночь, темная как уголь в неработающей котельной. Было новолуние и месяц изящной серебряной диадемой завис у ломаной линии крыш - он тоже обледенел и больше не казался мне изящным.

Я знал, куда отправлюсь - высшая справедливость подсказывала мне, что упакованные в ведро останки должны быть закопаны у моста на правом берегу - на том месте, где все началось. Это было бы правильно, ибо процессы, происходящие в природе по сути своей цикличны и только так можно добиться в гармонии. Я завершал свой круг.

Грунт был твердым и неподатливым - мерзлота, поэтому я упаковал ведро в снег - я помню это место и могу указать на него хоть сейчас - в тени опоры, там, где вода встречается берегом. Я копал перчатками рыхлый рассыпчатый снег, и было темно и холодно и была только тьма и снег, да звезды - много-много звезд, что раскинулись над головой.

Одни звезды - их было так много, они были такие яркие, почти как в тот день, когда мы с Лилией стояли вот здесь на мосту и я признался в своей любви. Вот только теперь они не подмигивали мне, не поощряли, не напутствовали - они были холодными и жестокими эти звезды. И они судили. Их было так много, а я был всего один - слишком маленький и незначительный, закапывающий труп недавно убитой женщины. Я знал, что был не прав, знал, что ошибся - звезды говорили мне, они смотрели холодно и льдисто и от их взглядов мороз шел по коже.

Кажется, я зарыдал там, под мостом, и попытался спрятаться в тень от этого холодного взгляда. Никто из людей не должен знать, что я совершил, однако ничего нельзя скрыть от неба.

Всхлипывая, я забросал рюкзак снегом и оставил его ждать весны - весна такое время, когда ностальгия не приносит печали. Поднимется река и унесет этот расползающийся по швам мешок с его грустной пассажиркой вниз по течению, мимо крутых берегов - правого и левого, мимо садов, яблонь, травы и помоек, мимо дохлых собак, использованных шин и вечно голодного воронья. Понесет дальше и обрушит где ни будь с плотины в облаке гневно шипящей желтой пены.

Как желтый опавший лист, как битая стеклянная бутылка, как мертвая собака на шоссе с вывернутыми кишками - в природе все эстетично и все красиво для тех, кто умеет смотреть.

Я смахнул слезы умиления от пришедшей на ум картины и побрел к машине. Звезды смотрели - холодные и страшные в своей ледяной лаконичности. С тех пор я боюсь выходить на улицу в звездные ночи - слишком много пробуждается ненужных воспоминаний. В такие ночи мне начинает казаться, что я был все же... не совсем прав.

Но, как уже говорилось, я не мучаюсь совестью. Мертвый лист ничуть не хуже живого, я вам говорю!

Вот, собственно, и вся моя простая история. История человека, который пострадал из-за своей любви. Ну, и может быть из-за своей неряшливости.

Я так и не знаю, кто именно на меня настучал. Подозреваю, что это было то жалкое создание, которое я опрометчиво отпустил. А может быть и нет. Важен результат - буквально неделю спустя история с убийством всплыла на свет божий, а я, напротив, пошел ко дну.

Не буду рассказывать, что последовало за этим - это скучное и бессмысленное повествование. От меня отвернулись все, меня предали остракизму и ненависти людской. Меня называли чудовищем и падение мое было ужасным ибо забрался я высоко. Мои приятели отреклись от меня, мои родственники предали меня анафеме - и посещали с тех пор тайком от посторонних глаз. Отец Лилии поклялся меня уничтожить, но к счастью был разбит инсультом за два дня до того, как меня посадили.

Было долгое разбирательство, потом суд, на котором меня попытались признать невменяемым, и была экспертиза, на которой оказалось, что я обладаю завидным душевным здоровьем. Не раз и не два добрые люди в белых халатах спрашивали меня, зачем я это сделал, а я вещал что-то о нахлынувшей ярости, потере контроля над собой. Увы, врачи тоже были жалкими созданиями, а стало быть, я не мог сказать им правды.

Меня признали вменяемым и впаяли пятнадцать лет, которые я исправно отсидел. За это время многое изменилось, мои родители состарились и надежды ушли окончательно, и рухнул союз, возвещая приход нового времени и ничего уже не было прежним. И от меня почти ничего не осталось прежнего в тюрьме, среди человеческих отбросов довольно трудно наслаждаться красотой бытия. Достаточно того, что мне хотя бы удалось сохранить человечность и не превратиться в животное. Новый день не нес мне радости и потому я проводил время в воспоминаниях - в светлой ностальгии по тому теплому майском вечеру, когда мы с Лилией гуляли вдоль речки и я выбрал самую яркую на фиолетовом небосклоне звезду и назвал ее своим именем.

Вот, что я совершил. И если не считать звездных ночей я считаю, что поступил абсолютно правильно. Ведь есть я, а есть толпа, и она не может диктовать мне условия, потому что я всегда буду поступать так, как я хочу. Лилия пыталась противостоять мне и за это поплатилась, ибо я не терплю, когда всякие жалкие создания идут против моей воли. Я это ненавижу! И я прав. Я всегда прав. Я учусь на чужих ошибках. Я выше. Так было предопределенно, таким я родился и никакое общественное мнение - сборище жалких макак из заповедника - не будет мне помехой! Теперь я вышел из тюрьмы и готов начать новую жизнь, которая я надеюсь, будет лучше предыдущей, ведь я действительно достоин лучшего и самого лучшего!

С тех событий прошли долгие годы. Лилия умерла, а любовь нет. Она и сейчас жива. Моя любовь всегда рядом, и умрет она только вместе со мной, потому что такие сильные чувства не умирают с годами. Они остаются с тобой до конца.

Любовь, это ведь очень сильное чувство. Она может горы свернуть, она боль и радость, надежда и отчаяние, она помогает нам жить и дает жизни смысл! Она - это почти все!

Такое вот великое чувство - эта любовь.

Любовь к самому себе!

* * *

СТУК!

- А ч-черт, ты ее разбил, грохнул, блин!

- Извините, я...

- Извинись, блин мне еще! Все в дряни в этой... весь пол...

- Я н-не хотел... ч-честно...

- ...и вот теперь я понимаю... да, только теперь...

- Да заткнись ты Толич, ради бога... Смертоубийца, маньяк чертов... смотри у нас тут какое ЧП!

- Пусть с ней... не в ней суть.

- Ага, не в ней. В этом вот, что напротив сидит, суть! Че так дернулся то?

- Окно... мне показалось, я увидел...

- Че ты увидел?!

- Мне показалось... я даже не знаю, как сказать...

- А и не говори тогда! У, рыло, столько на тебя потратил, а ты мне бутылку грохнул!! Прям... счас бы!!!

- Тихо, Алексей! Забудьте о бутыле - все равно эта была дрянь редкостная. Я вам вроде бы рассказывал что-то?! Мнения какие?

- Да никаких, блин мнений! Психопат ты... похуже даже нашего Коли. И откуда на белом свете такие отморозки берутся? Как тебя земля носит, а?! Я Толич, думал ты человек, а ты, блин, отморозок какой-то!

- Ничего не понял. Ну я так и думал.

- А мне не надо понимать... мне чувствовать хватает. И знать. Я вообще на полрассказа чуть не отрубился - забрала гадость видать эта. Забористая... Э, а че так темно то?

- Так это ты сам ставню опустил, сказал, чтобы не отвлекало. А с полчаса назад свет отключили. Одна синяя ночная горит... Ну что, поднять?

- Не... Не надо Толич, свет глаза режет.

- Дело твое. А ты Николай, что ты об этом думаешь... э, да тебя совсем сморило.

-Н-ничего не с-сморило, Валерий Анатольевич. А что я д-думаю? Что я могу думать?

Вы убили человека. Не за что... из-за каких то там непонятных принципов. Знаете к-кто вы, Валерий Анатольевич?!

- Ну?

- Вы карьерист... а я... вы считаете себя выше... А я... вот таких не люблю. У вас совести нет совсем... вы чудовище!

- Да чудовище! Отморозок он, Коля... да ты тоже! Оба вы отморозки!

- Н-нет, я...

- Так что же. Вы выходит, смысла не уловили?

- П-помилуйте, какой смысл может быть в преднамеренном садистском убийстве? Это не смысл, это бессмыслица, какая то!

- А у вас двоих, значит, смысл?

- У меня смысл, Толич!

- И у м-меня...

Стук-стук... стук-стук... стук-стук...

- Ну че ты уставился-то как филин? Стоит-смотрит!

- Да вот, смотрю на вас и думаю - вроде нас трое, а каждый о своем вещает. Как глухари на току. Кто прав то?

- Еще кто виноват, найди! Мокрушник, блин!

- Подобралась компания...

- Вы вообще н-не правы, Валерий Анатольевич... У вас смысла вообще нет в поступке. Вы поступили как, извините, человек с перверсией. У вас мотивация нарушена!

- Ладно, Коля, помолчи. Вы оба не поняли... Да и я, в общем вас не понял... Что же тогда обсуждать.

- А нечего, Толич! У каждого свои рельсы и каждый по ним следует... в противоположные стороны. Пока каждый по своим - ничего, а как пути пересекутся, так и трупы пойдут штабелями. А в конце все равно - тупик, снег и холод... И плевать, в общем! Надо же, полотно гладкое какое, не трясет совсем. И вроде даже стучать стало глуше.

- М-может скоро станция? Сколько времени?

- Не знаю, мои встали.

- И мое тоже... надо же. Прямо в безвремении каком то... Ладно, попутнички, я вас оставлю ненадолго... пойду посмотрю, как самолеты садятся... заодно выгляну, узнаю, сколько нам еще до города.

- Иди-иди, Толич, маньяк ты эдакий. Ох, блин, надолго мне эта ночь запомнится...

Стук!

- Что такое... Они все окна вроде как занавесили! Это то зачем же?

- Да мало ли зачем! Может, тебе смысл нужен?!

- Все, иду-иду... А вон свет! Может быть там... Да, точно свет! Светает вроде!

- И ладушки! Новый день, блин, настал.

Стук!

- Ну что, Коля, остались мы одни. Ты мою бутылку зачем разбил?

- Я с-случайно... н-не нарочно.

- Да брось, случайностей не бывает, не знаешь что ли. Я видел, как ты ее рукавом задел. Рукой дернул - я видел. Так зачем ты...

- Что вам надо? Я же с-сказал - случайно! После того, как в окно г-глянул...

- Да че ты там такое увидел то? Тени испугался? Дерева пролетного? Ты ж боишься всего...

- Я ничего не боюсь! Ничего! Я осторожный!

- Что ты видел?! Ты мою бутыль грохнул!! Я хочу знать, почему?

- Не давите на меня!

- Я не давлю, Коля! Что ты видел!

- Видел! Вот я то видел! В отличие от вас я видел! Перрон!

- Ну и че - перрон? Мало ли их этих перронов? Не юли, блин, отвечай когда спрашивают!

- А что вы мне указываете?!

- Коля, ты меня не зли, ладно, у меня настроение этой ночью че то хреновое...

- Да потому, что вы...

- Что я?!

- Вы... это был наш перрон! Тот, на котором мы сели! Пункт отправления!

- Да ты бредишь, вообще! Как такое может быть, а?! Ты че мне мозги пудришь! Ты мне все время их пудришь!

- Я не пудрю, нет, это вы не понимаете...

- Это ты че, хочешь сказать, что до меня не доходит?!

- Нет... Да! Не доходит! Что вам надо?! Что вы пристали ко мне?!

- Нет, подожди, Коля. Ты значит, бутылку мне разбил, а теперь значит еще хочешь сказать, что до меня не доходит, да? Ты меня что, обидеть хочешь?!

- Что вам надо!!

- Говори!! Обидеть хочешь!?

- Что вы ко мне пристаете? Вы всю поездку мне язвите!! Вы издеваетесь! Но у меня тоже терпение есть...

- Таак... Значит, хочешь обидеть? Ты че о себе думаешь? Книжек начитался, считаешь, можешь на других плевать? На меня плевать, да? В сторону он отошел. От баранов! От стада! А кто стадо?! МЫ?!

- Отстаньте! Отстань...

- Стадо, это значит мы? Ты в белом, да? А мы в дерьме все?!

- ДА!!!

- Что?! Значит, да?! И я в дерьме! Да ты охренел совсем очкарик?! Ты че, в открытую оскорбляешь?!.........НУ?!

- Отстань от меня! Отстань! Отстань!

- Ты должен ответить за свои слова!! Отвечай, ты меня хочешь обидеть... ЧМО ЧЕТЫРЕХГЛАЗОЕ!!!

- СВОЛОЧЬ!!! Ничтожество! Выродок! Тварь ограниченная!! Что ты пристал ко мне, а? Едь и едь себе в свой хлев, пролетарий чертов!!! Что ты себе позволяешь! Ты как... как Моржой!!!

- Ах как Моржой!! Пролетарий, да?! Ты следи за словами своими!!! А то ведь ненароком...

- ЧТО! Что драться полезешь, да? Слабого избить?! Это у вас запросто у...

- Ну, договаривай! У кого у нас?! Кого вы, чморная интеллигенция, назовете?!

Быдло, да?! У нас у быдла!!! НУКА ОТВЕТЬ МНЕ!!!

- Отвали...

- Скажи: "ты быдло!" Скажи, тварь очкастая!! ТЫ БЫДЛО!!!

- Отщепенец...

- Скажи "Леха ты - быдло!!"

- Сволочь... ненавижу...

- Ненавидишь?! Скажи "быдло", чмо, скажи, ну!?!

- ...быдло... быдло... быдло! Сволочь! Быдло! БЫДЛО! ТЫ БЫДЛО!!! НЕНАВИДЖУ ТЕБЯ!

ТЫ БЫДЛО! СДОХНИ ТВАРРЮГА, СДОХНИ! ТЫ БЫДЛО! ЧТО Б ТЫ СДОХ! МОРЖОЙ! СВОЛОЧЬ!

БЫДЛО! СДОХНИ!!!

- Все, Коля, падла, ори!!! Ты нарвался!!!

- ...СДОХНИ, ТЫ!

- НЕТ! НЕ Я!!

- ОТВАЛИ! РУКИ... Да на тебе!!! СДОХНИ!!! Подонок, сдохни... я... а...

- А вот тебе еще!! На, чмо, жри! Нас, падла, ненавидишь, да? Чмо, на!!

- ...охни...

- Да получи! На вот тебе! Как чму! Как сволочи последней, на!!!

- Бы...

- ...вырывается еще... чмыреныш!

- ...дло!!

- Руками махать... а я счас тя...

Стук!

- ...вот так... головенкой твоей...

Стук!

- ...ученой!

- ...дло... усти... ольно...

- Пошипи мне еще...

Стук!

- ...дло... бьешь... усти...

- Я быдло?

Стук!

- Я быдло?

Стук!

- Быдло, да... Сизый?!

Стук!

- ...ади... а... хр... х...

- Быдло, Сизый?!

Стук!

Стук!

Стук!

- Быдло, да?

Стук!

- Уф... ч-черт... что замолк то, чмо? Эй, чмо? Мля, крови то... Ты чего молчишь то? Покорябал... отрубился небось хиляк... Ну ка, давай... очнулся, ну! Да очнись ты! ...Ох, блин... Ох... Колян... ты чего... не дышишь? Я... Коля!! О...

мать ты... Я же... я ж... не хотел... Ну я... Ой, мля... как же так...

Стук!!!

- Алексей! Коля!! Бегите скорей за мной!! Я смотрел в окно - там снег, ночь! Там наш перрон! Тот самый, от которого мы отошли! А за ним вроде бы... А за ним, кажется, пустота! Но ведь поезд то идет! Мне что-то страшно, и... что это?

- Вот видишь Толич, как получается... Это все Коля, он, видишь, упал неудачно, ударился головой...

- Вы что, дрались?

- Нет, я... он ударился головой...

- У тебя костяшки сбиты на руках... у него глаза открыты, он что мертв?

- Толич, ну видишь как...

- Ты что бил его? Он же мертв, у него голова разбита, ты бил его о койку и он умер - ты убил его, подонок!

- Толич, ну подожди... ну получилось так, Толич давай решим...

- Ты его убил, психопат!

- Случайно вышло... я не виноват... он как Сизый был... мне дерзить начал, ну, Толич, мы еще можем все исправить, если сейчас сойдем...

- Нам некуда сходить, психопат! Нам уже не сойти. Там за дверью пустота... а ты убил его... убил, потому что ты психопат. Как некрасиво, неэстетично, уродливо и сам ты уродливый, нелепый в своей ненависти!

- Толич! Толич! Ты чего! Ты зачем достал железку?! Толич, да не сходи ж ты с ума, я не нарочно... Все еще можно исправить! Только прибудем на станцию.

- ...закоснелый... убогий... Мы уж прибыли на станцию. Прибыли в конец пути...

Ты...

- Толич, не надо... этот топорик... это тот!?!

- ...ошибка природы! Ты и есть быдло, самое... настоящее... быдло!

- Толич... Валера... ну, пожалуйста...

- Как те обезьяны! Ты...

- Валера, нет! Он сам виноват!! Сам!

- ...быдло! Как все... как она...

- Валера!! Я не хочу... Валера, я...

- ...жалкое создание...

СТУК!

* * *

Ветер выл и ярился за обледенелыми окнами, бросался на них в самоубийственной ярости, скрежетал бесплотными клыками по закаленному стеклу, дико и жутко выл в воздуховодах. Немолодая грузная проводница в неряшливой засаленной форме пройдя узким коридорчиком под мигающими лампами осторожно заглянула в открытый проем купе номер одиннадцать. Ей показалось, что только что оттуда доносились чьи то голоса и шум. Она не была уверена, но все же вздохнула с облегчением, осмотрев помещение.

Купе было абсолютно пустым и носило на себе все признаки казенного порядка:

аккуратно застеленные серым с полосой одеялом полки, вытертый ковролин на полу да вазочка с пластмассовым цветком на столике у окна. Над полкой справа на бледно-зеленом пластике застыло кофейного цвета пятно - очень старое, видно было, что его много раз пытались оттереть, но неведомая жидкость намертво въелось в покрытие.

Скрытое в потолке радио изливало монотонную музыкальную заставку в восточном стиле. Вот она прервалась и в наступившей тишине приемник произнес, четко и профессионально расставляя ударения:

- Вы прослушали пьесу "Стуки-Дао". Пьесу о рельсах, шпалах и тех, кто по ним идет. Роли исполняли...

Проводница безразлично пожала плечами и, сделав шаг вперед, повернула ручку.

Приемник умолк. Теперь ничего не заглушало вой ветра.

Все с тем же усталым равнодушием на лице проводница вышла из купе и аккуратно задвинула за собой дверь.

Стук!

После чего направилась к выходу, ступая по вылинявшему до полной бесцветности ковровому покрытию на полу и методично выключая за собой свет. У выхода она задержалась, чтобы погасить освещение в тамбуре, после чего вагон погрузился во тьму. Она вышла в кружащую снегом ночь и захлопнула внешнюю дверь.

Стук!

Состав остался. Обледенелый, с наглухо зашторенными окнами и погашенными огнями, отцепленный от тепловоза, он остался там, где стоял и раньше, стоял уже долгое время под заунывный голодный вой снежной бури на запасном пути.

Конец.