Студёная любовь

Глава 10

Синар

— Сынок, что случилось на балу? — мама потерла ладони между собой и приложила их к моей груди. Прислушалась, поглаживая через простыню, и слезы выступили на ее глазах.

— За две секунды оно точно там не появится. Хватит, ма. Я себя чувствую нормально. Подумаешь, не бьется. Пф… Первый раз, что ли? Будто оно у меня до этого сильно трепыхалось.

— Его будто нет. Такого не бывает.

— Зато я теперь неубиенный.

— Шутник, — горько улыбнулась мама и ласково положила ладонь мне на щеку. — Ты встретил ее? Невесту?

— Аха, скорее, не встретились, а сцепились. Настоящее бедствие, а не девушка. Холодная, блеклая… как ледышка. Айсберг!

— Синар! Она твоя избранная, подбирай слова.

— Но очень красивая, — исправился я с оттяжкой. — Только сухая, какая-то бездушная, словно из нее эмоции выпили. Да теперь все равно, какая… Я не успел узнать ее получше — погибла Любава, — наконец, озвучил правду, и самому плохо стало от услышанного. — В моей колеснице девчонка была… Я своим ходом возвращался домой, потому и… задержался немного, — усмешка получилась диковатой, но лучше сейчас шутить не получалось.

— Тебя три года не было, — содрогнулась мама, сжав горло до болезненного всхлипа. Она отвернулась, спрятала глаза и затряслась в глухих рыданиях.

— Жив я, не плачь. — Перехватил ее руку, потянулся обнять, но силы резко закончились — рухнул на подушку. Проговорил слабо: — Что-то с порталом случилось. Нужно выяснить, кто настраивал мое перемещение. Похоже на покушение.

— Много времени прошло, — прошептала мама, стирая слезы, — вряд ли выйдет что-то выяснить. Я…

Она моргнула, захлебнувшись словами, но я понял, что хотела сказать. Что не надеялась на мое спасение, что ночами в подушку рыдала, что себя винила за то, что отпустила на бал.

Горевал ли отец, когда узнал, что я не вернусь? Или два запасных сыночка есть, чего тужить?

Погладив ладошку мамы, я поцеловал ее влажные пальчики. Раньше мог бы согреть своим дыханием, теперь только охладить. Нет во мне былого жара, гудящая пустота осталась.

— А из академии не связывались с вами? — спросил, откинувшись на постель. Подниматься сейчас, словно камни таскать, сил совсем не осталось. — Ничего не сообщили?

Мама пожала плечами и посмотрела на свои руки.

— А что сообщать? Многие видели, как колесница вырвалась из портала в небо, а после рухнула в расщелину. Не до академии было, сынок. Да и новость о твоей скоропостижной смерти облетела весь Энтар.

Я поморщился. Любят у нас сочинять и судачить…

— Но все видели, что на машине улетел не я, а невеста, почему никто вам не сказал?

— Я не знаю. Там не до этого было. Через три дня после твоей… — мама сглотнула, — гибели умер старый ректор.

Я почти не отреагировал на новость, ведь седого старика почти не знал, поэтому и удручаться не стал. Все мы уйдем со временем во тьму.

— Обломки? Меня искали?

Мама втянула плечи и покачала головой.

— Синар, расщелина так глубока, что дна ее не видно. Это было бессмысленно. Тем более, после…

— Ясно. Значит, смирились.

— Нет же! — мама встала, отступила от моей кровати к окну и подставила бледное лицо свету лотта. Она заговорила снова, но сухим, бесцветным голосом: — Если бы я знала, что есть хотя бы шанс…

— Наверное, его и сейчас нет, — бросил я слишком резко. — Заранее не радуйся.

— Зачем ты… — мама обернулась, по лицу и плечам разбежались искры кританской магии.

Как ее утешить, не знаю. Чем помочь — тоже. Тут бы не сдохнуть от слабости, духом не пасть, как последний трус, все остальное как-то блекнет теперь. Гулянки, выпивка, девки… Бессмысленное. Дешевое, как моя жизнь. И пустое.

Я теперь хуже простеца, у тех здоровье конское, а мне и руку не поднять.

Заговорил, собирая волю в кулак, хотя ее остались крохи:

— Понимаю, что тебе тяжело это пережить и принять, мам, но я все еще не восстановился, все еще без магии и сердца. Надежды на улучшение нет. Ты это знаешь. Все это знают.

— Мы придумаем что-то…

— Конечно, — я скупо заулыбался, — еще один осколок или что-то покруче? Желательно такое, чтобы убило с первого раза и не оставило меня ходячим, немощным трупом.

— Син! — взмолилась мама.

Только в меня будто мрак вселился. Были бы силы, ушёл бы от этого разговора, хлопнув дверью, а так — только рукой махнул, мол, хватит.

— Погибла невеста, которую артефакт выбрал. Что теперь будет? Папа другую мне подложит?

— Сейчас проверим, погибла или нет, — голос отца пробил комнату настоящим громом.

Как он вошел, я не заметил.

— Дэкус, пожалуйста… — мама подбежала к королю и почти повисла у него на шее. — Синара три года не было… будь помягче. Мы же думали, что не вернется…

— Помягче? — в голосе отца звенела настоящая ярость. Конечно, я всегда и во всем виноват. — Он банальное задание выполнить не смог — привезти невесту домой. А ты говоришь мне — быть помягче?! Я уже и осколок дал в помощь, идиоту, да он профукал все! Крита из-за его выверта на ушах!

— О, конечно, — я засмеялся через боль. — Лучше бы я вообще не родился…

— Милый, перестань, — мама смотрела на меня, но тут же ринулась к отцу. — Он наивный мальчик, не суди так строго, — горько плача, хватала короля за руки, будто тот сжалится, глядя на ее слезы, а меня это раздражало.

Почему она унижается? Словно я войну развязал, а не девушку упустил.

— Может, пообщаетесь снаружи? — прикрыв ладонью глаза, протянул я умоляюще. — Дайте поспать.

— Выспишься после смерти! — вскрикнул отец и оттолкнул маму.

Я ошарашенно взглянул на него и понял, что совсем не знаю этого мужчину напротив.

Папа всегда был строгим, но чтобы орал на меня или смерти желал, не припомню.

Король горой двинулся на меня.

— Дэкус, остановись, — не унималась мама, но уже не приближалась. — Он же наш сын.

— Нормальный сын привез бы домой выбранную девушку, а не позволил ей захватить колесницу. Сэйлана, ты же понимаешь, что девушка убежала не просто так, — отец яростно жестикулировал, бесился, краснел. Его волосы разлетались по сторонам, будто снежные вихри. — Он проигнорировал волю осколка, оттолкнул невесту. Не знаю, что нужно было сделать, чтобы избранная ушла от своей судьбы! Что? Можно? Было? Вытворить?!

Мама заломила руки на груди, поправила гладкую ткань голубой юбки.

— Это я виновата, Дэкус. Сказала Синару перед отлетом, что в первую очередь он сам должен выбрать, а осколок — просто совет.

— Что?! — взорвался король, и в его взгляде прочиталось глубокое разочарование. — Сэйлана, ты же знаешь, что это не так! Осколок не ошибается. Этот осколок особенный. Он не ошибается!

— Я же не думала, что… — мама бросила в меня виноватый взгляд.

— Не думала, что наш сын — кусок идиота? — отец разрубил ладонью воздух, рассыпав по комнате синие искры магии. — Он упустил свою избранную. Привязал к себе, обручился, а потом оторвал, за что и поплатился пустотой в груди!

Папа вдруг вырос около моей кровати, его лицо покрылось бело-голубой перламутровой краской, а в воздухе облаком разлетелись крошки магического снега. Король выходил из себя только в моменты особой опасности и ярости. Отец посмотрел мне в глаза и серьезно, погруженным в рык голосом, спросил:

— Как ты страной управлять собирался, если магическим знакам не доверяешь? Неужто не разглядел волшебных лент? Ты ведь архимаг, сын. — Папа повел крупной ладонью надо мной, задержался над грудью. Я натянул простынь до подбородка, мало ли что еще придумает. Хватит с меня одного осколка.

— Пап…

— Жива твоя половинка, — перебил он и, внимательно глядя на мою грудь, принюхался, повел рукой по воздуху, будто искал что-то, нащупывал.

Отец видел то, что не видят другие — тонкие магические нити, что связывают все живое. Это помогало ему управлять страной, распознавать ложь и предательство с первого взгляда.

— Ты уверен? — шагнула ближе мама.

— А вот ты скоро помрешь, дорогой, — продолжал отец, обращаясь ко мне. — Канат твоей жизни почернел.

Мама резко всхлипнула и схватила меня за руку. Какая она горячая, прожигала кожу, как углями.

— Рано хоронишь. Еще погулять хочу, — я пытался пошутить, но вьюга, что поселилась в груди, вымораживала, забирала тепло. И слова отца звучали очень правдиво, жестоко стягивая реальность в его кулаке. Вот-вот мое тело покроется коркой и растворится льдистыми частичками в эфире.

— Чем дальше и дольше будет избранная, тем сильнее остынет твое тело. Время не на твоей стороне, к сожалению. Каждый новый день для тебя без нее — это последние шаги во тьму. Она забрала твое сердце, Синарьен. Это был откуп осколка за отказ. Жертва. — Папа покачал седой головой. — Глупец. Так сложно было выбрать невесту, заключить договор и вернуться домой? Это же интуитивно-понятно, неужто не екнуло? — отец вдруг сел на край кровати и взял меня за другую руку. Он тоже был горячий, как и мама.

Я смотрел на их поникшие головы и не понимал, что происходит.

— Ничего не хотите мне сказать? Чего я еще не знаю?

Они переглянулись, но отец едва заметно показал маме «нет», и она, вздрогнув, отвернулась.

Что за тайну они скрывают?

— Мне жаль, сын, но твои дни сочтены, — уже мягче сказал отец. — В нашем мире твоей невесты больше нет, а без сердца ты не протянешь и недели.

— Три года протянул, болтаясь в эфире, а тут какая-то неделя. Пап, не говори глупостей, — я приподнялся, но голову резко накрыло мутной чернотой. — Подумаешь, головокружение, — упал на подушку. — Отлежусь пару дней, королевской каши наемся и отправлюсь на поиски Любови в другой мир.

— Ты не выдержишь, Синарьен. Межмировая тьма смертельна. Царапина от нечисти годами может заживать, а ты собираешься полететь сквозь пространство, кишащее тварями, едва дыша? Ты погибнешь!

Отец вдруг замолчал. За годы, пока меня не было, он совсем исхудал. Даже вены на висках выделились, будто черные крученые нити, а кожа стала серой и прозрачной, глаза впавшие, потухшие и волосы не сверкающе белые, а блеклые, обвисшие.

— Значит, нужно как-то вызвать мою невестушку назад, — предложил я, стараясь не злить больше отца. — Чего она в другой мир поперлась?

— Координаты на колеснице сбились, скорее всего. Или она настолько мощный маг, что сама выбрала путь. Например, отправилась в то место, что ей знакомо и дорого. Осколок вырвал твое сердце в отместку за выходку, а девушка унесла его так далеко, что даже моя архимагия не находит. Мне жаль, но вызвать истинную назад не получится. Ты знаешь, что попаданцы — это особый вид магов на Энтаре, а осколок… Почему ее выбрал, не знаю, но против его воли теперь не пойдешь.

— Папа, на такие вещи нужны инструкции, — усмехнулся я. И без объяснений было ясно, что занес ногу над пропастью.

— Ты думаешь тем, что в штанах, а нужно душу и сердце слушать.

— Поздно, теперь сердце не послушаешь, — хмыкнул. — Я бы и рад, но сначала придется его вернуть. А душу я никогда и не слышал. У вас с матерью получается, а мне такое слишком сложно понять.

— Это я виноват, не воспитал тебя, как должно. Испортил свободой.

— Смешно… — сил фыркнуть не хватило. Я устало прикрыл глаза.

— Разбаловали мы тебя, нужно было…

— Чаще бить, это точно, — вымученно улыбнулся я. — Начинай. Задницу подставить? Что ж ты?

— Синарьен! — на этот раз разозлилась мама. — Довольно паясничать.

— А что будет? — щурясь, я с трудом посмотрел на родителей. Их хмурые лица расплывались перед глазами. — Накажете?

Эти дни после возвращения совсем стало плохо: слабость не давала подняться с постели, а холод между ребрами стал невыносимо обжигающим.

Мама, сжав губы до бела, наклонилась над моей рукой и прижалась поцелуем к линиям судьбы.

— Сыночек, не сердись, не кусай родных. Мы зла тебе не желаем. Ты только не сдавайся. Дэкус, сделай что-нибудь, — она вскинула голову и посмотрела на короля. В глазах стояло серебро слез с болью глубже, чем я ожидал.

Стиснув челюсти, я медленно выдохнул и посмотрел на отца.

Он, хлопнув меня по другой руке, встал и вытянулся в привычно гордую осанку. Мантия из вепря переливалась в приглушенном свете магических ламп.

— Сэйлана, готовь Эврисия к свадьбе с иманской принцессой. Времени нет, король ждет от нас ответа, и нам придется пойти на это. Сейчас мир на грани раскола и войны. Еще три года распрей и разрухи Крита не выдержит.

— Но Эв не хочет! — пискнула мама и снова прижалась к моей руке. Теперь лбом. Обожгла кожу горячими слезами, что текли беспрестанно. — У него есть любимая, Дэкус, так нельзя. Мы не можем разрушить его жизнь.

— То есть мою можно было, а младшего жалко? — обида выскользнула с моего языка, как гюрза.

Мама замерла, будто ее ударили. Отпустив руку, она выровнялась и отстранилась, как чужая.

— Я… не это хотел сказать, — я беспомощно цапнул воздух, но до мамы не дотянулся.

— Но сказал, — стерев тонкими пальцами слезинки в уголках глаз, она отошла подальше, словно боялась заразиться моим холодом. — Отдыхай, Синарьен, — добавила бесцветным тоном, после чего скрылась за дверью.

Меня стянуло черной тоской, будто никогда больше ее не увижу, но сил звать и просить прощение за то, что нагрубил, просто не было.

Мы остались с отцом наедине, скрестились взглядами, будто арисовыми мечами.

— Ну скажи, какой я плохой сын. Мне ведь терять нечего. Если я не жилец, облегчи тогда мои мучения — ты же можешь остановить дыхание. Сделай это!

Сжал беспомощно кулаки, потому что ошибки не исправить, а моя жизнь — всего лишь пыль для страны и маленькое несчастье для семьи. Долго оплакивать меня не будут, невелика честь страдать из-за шального обормота, что кроме девок и технических открытий ничем не интересовался. В приоритете окажется более надежный, правильный сын, настоящий воин. Или мудрый, спокойный и рассудительный младший. Нормальные сыновья. А я так — бракованный.

— Отдыхай, Синарьен, — папа повторил мамины слова и, поджав сухие губы, развернулся к двери.

— Подыхай, ты хотел сказать?! — бросил я в сердцах, но дверь с грохотом закрылась, оставив меня в тишине.

Я заорал, откинувшись на подушку.

А когда из глотки вырвался только хрип, сбросил простынь и сполз с кровати.

Сначала рухнул на колени, вспомнил всех предков и богов нелестными словами, сцепил зубы до хруста и снова поднялся. С трудом, с напряжением, со слезами боли.

Я не буду сидеть и, жалея себя, ждать конца.

Не дождетесь.