Стрела на излёте

Глава 8

Богатство правителей Ойстахэ объясняли по-разному: кто-то говорил, что они заветное слово знают, от которого вода вином становится, а глина - золотом, другие уточняли, что вовсе и не глина, а дерьмо коровье, потому и пахнет от герцога так, что при дворе его не принимают, и домосед он не по своей воле. Третьи, вполголоса, рассказывали, что нет никакого заветного слова, а золото они из крови варят, причем детской, и все золото в Ойстахэ проклятое, его надо на алтаре Эарнира от скверны очищать, а еще лучше выменивать, чтобы проклятье на себя не перетянуть. Рассказывали также, что король Элиан в свое время наложил на тогдашнего лорда Уннэр заклятье, чтобы он золото только из своей крови делать мог, потому герцоги и плодят бастардов направо и налево, да и жены у них каждый год рожают, чтобы побольше крови на золото из детей выпустить.

Но слухи ходили больше по деревням, а купцы точно знали, откуда в герцогскую казну золото стекается - из их карманов. Через Ойстахэ проходили основные торговые пути, и так уж издавна повелось, что в лесах, занимавших половину герцогства, жили неуловимые разбойники. Никак их вывести не могли, одного лишь боялись лесные тати - герцогской дружины. Наймешь людей герцога караван охранять, разбойники и носа из лесу не высунут, а попробуешь без охраны на авось проскочить, или со своими молодцами поехать - тут же набегут и по миру пустят.

Вот так и получалось, что дорожную пошлину приходилось платить дважды - сперва в казну, а потом за охрану. Делать нечего, ворчали, ругались, но платили - герцог меру знал, цены не задирал, дороги держал в порядке, несколько раз в год прочесывал лес и вешал пару-тройку головорезов, что, впрочем, не помогало - разбойники в лесах Ойстахэ плодились, как грибы.

Но если насчет способа изготовления золота мнения расходились, то в одном спорщики были согласны - нынешний герцог, Алестар Уннэр, ухитрился обмануть самого Келиана, чернокрылого бога смерти. Девятый десяток разменял, а помирать не собирается, недавно в пятый раз женился на молоденькой, года не прошло, а жена сына родила. Так герцог еще и недоволен был - говорит, зачем мне еще один мальчишка, на всех земли не хватит, и без того целая орава наследничков. В следующий раз дочь роди, да красавицу, чтобы замуж без приданого взяли!

В свои восемьдесят три года герцог Алестар ни в чем себе не отказывал - ни в еде, ни в вине, ни в женщинах, а к целителю обращался исключительно для борьбы с последствиями чревоугодия. Казалось, что смерть и впрямь забыла про хитрого лиса - его сын-наследник порой казался старше отца, а уж болел точно чаще.

Обычно в знатных семьях наследник ждет не дождется, когда наконец зажившийся на свете батюшка отправится в иной, лучший мир, но Алестару и в этом повезло - его многочисленное потомство к отцу относилось с неизменным уважением и любовью, поскольку тот, хоть и ворчал, что находится на грани разорения, денег на детей не жалел, нарушая тем самым семейную традицию.

Возвращение короля застало старого герцога врасплох, и на некоторое время дороги Ойстахэ стали самыми безопасными в империи, как в старинных легендах о золотом веке, когда обнаженная девушка с кувшином золота на голове могла спокойно пройти через лесную чащу, взбреди ей в голову подобная блажь. Но король не проявил никакого интереса к Ойстахэ, и постепенно все вернулось на свои места, хотя на душе у герцога кошки скреблись - печальный пример Суэрсена кого угодно заставил бы задуматься. Король преподал лордам хороший урок, и герцог Ойстахэ понял, как опасно вызывать гнев его величества. Беда в том, что на этот раз он не видел другого выхода. Разорять собственные земли не менее опасно, не говоря уже о собственной казне.

Герцог восседал в кресле на возвышении, укрытый меховым одеялом, за спинкой кресла стоял секретарь, вооружившийся карандашом и бумагой - на здоровье лорд Алестар не жаловался, разве что ноги зябли, а вот память последнее время стала его подводить. Пришлось взять обученного скорописи клерка, чтобы ничего не упускать из виду.

Представитель купеческой гильдии переминался с ноги на ногу и не знал, куда девать руки - холеные, давно не знавшие работы, унизанные перстнями. Наконец, он судорожно сцепил пальцы, и, откашлявшись, продолжил речь:

- Вот так и получается, ваше сиятельство, что пришлые всю торговлю на себя перетянули, да и ремесла те, что попроще, все к чужакам перешли. Они цены сбивают, одним днем живут! Разве можно так? Король, вестимо, мудрый, да вот как-то оно все криво выходит, уж не знаем, и что делать, - последняя фраза была рискованной - герцог не упускал возможности высказать верность его величеству и восхищался дальновидными решениями короля каждый раз, когда было кому услышать.

А все ж таки пришлось высказаться, терпение лопнуло: до разорения купцам в Ойстахэ было еще далеко, даже с новыми порядками, но если оставить все, как есть - убытки неизбежны. Почтенное купечество не привыкло плясать под чужую дудку. Раньше цены устанавливали на собрании гильдии, чтобы и по совести, и в накладе не остаться. Покупателей друг у друга переманивать, товар похуже подсунуть, выгодную партию под носом перехватить - это случалось, но границы знали, да и боялись - пусть даже ты можешь себе позволить цену на ткань, скажем, в три раза сбить, но выгонят из гильдии, куда потом с этой тканью денешься? Разве что в Кавдн везти, да и то слухи быстрее ветра разносятся, ни один капитан взять груз не согласится.

Как указ огласили, все прахом рассыпалось - мало того, что чужаки пришли, так и свои, втихомолку, промышлять начали. На словах сокрушаются, а на деле скупают по дешевке все, что под руку подвернется, да придерживают на складах, выжидают, как дело обернется. Дошло уже до того, что в торговый день на рынке полные ряды, а никто покупать не хочет, ждут, когда цены упадут. А пришлые нахрапом лезут, лавки открывают, караваны снаряжают, ничего не боятся. И станки эти треклятые, и откуда только их выкопали! Раньше списки были, все знали, что можно, а чего нельзя. Теперь привезли самых разных, смотреть и то страшно, жрецы ходят, плюются, но возразить не смеют - королевская воля. Только на одно решились - от тех хозяев, что новые станки поставили, пожертвования на храм не принимают.

Крестьяне в город повалили, в новых мастерских рабочие руки нужны, продукты сразу подорожали, и жилье, по улицам днем не пройдешь, а ночью - не выйдешь. Работа оказалась не из легких, платили мало, вот многие и решили, что кошельки у прохожих стричь или собой торговать куда как прибыльнее. Вокруг городских стен вырос целый квартал глиняных трущоб, стражники туда носу не казали - мол, что за стенами, то не наше дело. А храмовые целители только качали головами и советовали богатым клиентам увозить семьи в деревенские поместья, пока еще не поздно.

Все это бывший глава купеческой гильдии Ойстахэ мог рассказать герцогу, но не поведал и половины, не было нужды - говорили, что в провинции чихнуть нельзя, чтобы прознатчик старого лиса не пожелал здоровья. Герцог знал, но ничего не предпринимал, и его бездействие вынуждало к тому же купцов. Пойти сразу и против короля, и против лорда Алестара они не смели. Почтенный Кэрон решил обратиться к герцогу на свой страх и риск.

Престарелый герцог слушал молча, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, со стороны казалось, что он утомился долгой речью и задремал, но веки предательски подрагивали - хитрый лис думал, как в очередной раз погулять на двух свадьбах сразу и не подпалить при этом шкурку. Купец ждал, не осмеливаясь даже кашлянуть, секретарь отложил карандаш и взял чистый лист - свои речи герцог велел записывать наравне с чужими, даже более тщательно.

Наконец, Алестар заговорил, медленно, вдумчиво, словно рассуждая вслух:

- Король разрешил свободную торговлю и распустил торговые гильдии, а воля его величества священна. Но разве указ короля мешает уважаемым людям собраться, нет, не в гильдию, и не в цех, а просто собраться и решить, с кем они хотят торговать, а с кем не желают, чьи товары будут покупать, а чьи нет? Если уважаемые люди опасаются рисковать и иметь дело с незнакомцами ради сиюминутной выгоды, то можно ли винить их за разумную осторожность? Если купец предпочитает покупать ткань у того мастера, у отца которого покупал его отец, он в своем праве, не так ли? Нет, я не обвиню такого купца в нарушении королевской воли. И если пришлый умелец не сможет купить землю, чтобы построить мастерскую, или снять лавку, разве нарушили владелец земли и хозяин дома королевский указ? У свободы, как у монеты - две стороны, - герцог откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, снова погрузившись в полудрему. Аудиенция закончилась.

***

- Нет, уважаемый, на бумаге ясно написано - срок аренды три месяца и восемь дней. Завтра истекает, извольте освободить лавку.

- Но как же так, мы же договаривались, каждые три месяца перезаключать заново, чтобы налог был меньше!

- Обстоятельства, обстоятельства, все меняется. Сын у меня женится, ему дом нужен. Уж извините, господин Карстен, но придется вам для своей посуды другое место подыскать.

- Я заплачу больше!

- Да что я, живоглот какой? Мне лишнего не нужно, своего хватает. Два дня у вас, чтобы выехать, а не то со стражей приду.

***

- Но вы же брали у меня предыдущую партию ткани, и остались довольны!

- Брал, брал, хорошая ткань, крепкая, но коричневая. А мне теперь красная нужна. В этом сезоне красный в моде.

- Но у меня есть красная!

- Да откуда ж мне знать, что у вас есть, вы в нашем деле человек новый, я уж по старинке, где всегда брал, там и закупил.

- Но моя ткань дешевле!

- А я за дешевизной не гонюсь, слава Семерым, не бедствую, могу честную цену за хороший товар заплатить, не разорюсь. Вы, мастер Торион, хоть и нездешний, а человек хороший, дам вам добрый совет - ищите счастья в других краях, у нас здесь народ осторожный, чужаков опасается.

***

- Дружина герцога не охраняет караваны частных лиц, господин Крум, вас ввели в заблуждение. Возьмите наемников, на рынке сейчас большой выбор после королевского указа, гильдию ведь распустили. И советую не скупиться - в лесах опять неспокойно.

- Но как же так, капитан?! Только вчера ушел обоз под охраной ваших людей!

- Вы ошибаетесь. Дружинники иногда путешествуют с торговыми караванами по служебной надобности, но ни о какой охране не идет речи. У нас достаточно других дел. Всего хорошего.