Страйгер

- То есть вся проблема - в управлении? Мы, трехмерные люди, не можем управлять своим телом, продолжающимся в четвертое, пятое, шестое измерение?

- И в седьмое, и в восьмое тоже. Вот из этого и проистекает моя умная мысль, которую я удумал, слушая вашу болтовню.

- Да, действительно! - спохватилась Магнолия. - Ты ведь обещал пролить на нас свет своей мудрости!

- И пролью! - заверил Сверхсупер. - Решение проблем твоего дружка как раз в этой незримой многомерности. Тебя, Андрей, природа одарила довольно щедрыми связями с иными измерениями. Одарила, конечно, только по сравнению с другими людьми - с Суперами-то ты ни в какое сравнение не идешь. Но в своем мире ты - почти уникальная личность. Вот я все время и удивлялся: что ж ты - при таких-то возможностях! - лежмя-лежишь, и возможностями этими своими не пользуешься?

- А он может ими пользоваться? - уточнила Магнолия.

- Еще как! У него ведь не только тело имеет выходы на другие векторы пространств, но и его нервная система! Мозг! А это - самое главное. Без мозгов соваться в иные миры нечего.

- Это точно! - подтвердила Магнолия. - Знаю по собственному опыту...

- А Андрей, как раз вполне может сунуться туда. Частично. Своими отростками опереться. Теми, которые иннервированы. А нервная система у него ветвится неплохо - ее хватает на много отростков. Так что он вполне может попробовать использовать ее инопространственные клеточные коллатерали для решения проблем, возникающих в его мире - вполне может. Но он же не пробует! Я думал - из лени. И только сегодня разглядел, что в центральном звене нейронных связей у нашего Андрея получается некоторый затык. Не то чтоб совсем полный, но основательный. Оно, вроде всё и срослось, но срослось не совсем правильно. Имеющиеся коллатерали нейронных ответвлений в большинстве случаев хватаются за пустоту. Нет, иногда небольшой контакт будто бы и налаживается. А потом - бац! - полностью пропадает...

- Как все сложно... - поежилась Магнолия. - Но ты можешь Андрею помочь? В налаживании постоянных контактов со своим собственным телом, которое ветвится в иные измерения?

- Помочь он сможет только сам себе! - нравоучительно прогромыхал Сверхсупер. - В моих же силах провести всего лишь одну ма-ахонькую хирургическую операцию. И удалить ненужный конкремент, что затесался у него в нервном стволе.

- Что удалить? - напрягся Андрей.

- Конкремент! - хихикнул Сверхсупер. - Эх, темные вы люди, элементарных вещей не знаете... Ладно! В общем, удалить надо образование одно. Ненужное. Которое затесалось в твое тело. Да так неудачно затесалось: прямо на выходе из системы координат твоего обитания в иные системы координат. Так что - если ты, Андрей, не возражаешь, то можно прямо сейчас и приступить к вивисекции.

- Не возражаю! - быстро сказал Андрей. - Если после этого буду снова ходить...

- Будешь, будешь! Что ж - тогда держись!

Монашеская ряса вдруг развернулась в широкую грязно-бурую простыню, которая ковром-самолетом устремилась к кровати. Андрей и пикнуть не успел, как она укрыла его поверх одеяла, навалилась свинцовой тяжестью - и вдруг исчезла. Будто впитавшись - в одеяло, в постель, в него, Андрея. И началось самое страшное.

Ледяное дыхание - чужое, опасное - коснулось тела. И не только коснулось. Оно не остановилось перед тонкой преградой человеческой кожи, а пошло дальше, внутрь - в грудь, в сердце, в позвоночник. Оно было таким морозным, что Андрей мгновенно заледенел изнутри. Сердце перестало биться, легкие - дышать, голова - соображать.

И это оказалось весьма кстати. Ведь если бы голова не превратилась в ледяную бесчувственную глыбу, то Андрей ни за что бы не выдержал того разрушительного взрыва, что вдруг потряс его тело. Он только отстраненно и безучастно наблюдал, как с адским стоном лопаются внутри сверхновые звезды боли, тайфунами проносятся волны невыносимых мук, трескаются, не выдержав напряжения заледеневшие кровеносные сосуды...

И длилось это - вечность. Всего лишь вечность. Одну-единственную вечную вечность.

И всю эту вечность Андрей бесчувственно ждал: когда же отойдет заморозка? Когда в тело вернется чувствительность и оно превратится в котел сплошной кипящей боли? Это мгновение должно было стать последним в его жизни, потому что пережить, выдержать удар такого тайфуна боли никто не в состоянии.

Ждал Андрей безразлично, обреченно - просто зная, что закончится именно этим.

И, наконец, это случилось.

Серая простыня взмыла к потолку, а лавина страдания хлынула в каждую клеточку истерзанного тела, в каждый нерв.

Андрея выгнуло дугой, дернуло вправо, мотнуло влево. Он свалился с кровати, ударяясь обо что-то головой, цепляясь носом, лбом, ушами, покатился по полу...

- Ой, что с ним? - всполошилась Магнолия, бросаясь вперед. - Сделай же что-нибудь! Я одна его не подниму!

- Я уже сделал все, что мог, - мрачно прогремел Сверхсупер. - Остальное должен доделать он сам.

Дверь распахнулась.

- Что? Что происходит? - в комнату вбежала мама. За ней Людмила.

Магнолия обернулась к ним, бессильно развела руки:

- Вот... тут... - и вдруг краем глаза увидела, что Андрей, как и прежде, лежит на кровати, укрытый до подбородка одеялом.

- Андрей, как вы там оказались? - несколько ошалело поинтересовалась она.

А Андрей и сам не смог бы на это ответить.

- Просто я должен был лежать на кровати, вот и лежу на ней... - несколько испуганно прозвучало единственное объяснение, которое пришло ему в голову.

- А-а, ну если у вас все в порядке, - тактично произнесла мама, - то мы не будем мешать.

Вытолкала из комнаты любопытную Людмилу, вышла сама и плотно прикрыла дверь.

- Получилось! Получилось! - ликующе загрохотал Сверхсупер.

- Да? Но вы говорили, что это совсем маленькая и безболезненная операция, - сквозь зубы напомнил Андрей.

У него до сих пор все ломило и ныло.

- Ну, это я чтоб не испугать пациента, - благодушно рыкнул Сверхсупер. - Но эксперимент ведь удался!

- Экспериментатор! - укоризненно покачала головой Магнолия. - Может теперь ты сделаешь следующий шаг и объяснишь пациенту: как, собственно, пользоваться результатами столь удачного эксперимента?

- А что тут объяснять, ты же видела - он все понял. Понял, парень?

- Не совсем... - сознался Андрей.

- Как это - не совсем? Ты же только что бойко подскочил с пола, укутался в свое одеяло, замер, как мышонок!

- Да, но как это у меня получилось?

- Дураки! - громогласно возвестил Сверхсупер. - Я же говорил, что меня окружают сплошные тупицы. Видишь, Мага, с кем приходится работать? И все из-за твоих благотворительных порывов!

- Ты не волнуйся, - сказала Магнолия, - просто объясни - и будешь свободен!

- Как же! Будешь тут с вами свободен! - ворчливо заметил Сверхсупер. - Растолковывать приходится, как маленьким детям. Короче, парень! Вспомни свои ощущения перед тем как ты оказался в кровати. Прямо сейчас вспомни. И проанализируй их. И впредь не пренебрегай этим благородным делом - я имею в виду анализ.

- Ну, я валялся на полу... мне было больно...

- Дальше, дальше! - нетерпеливо буркнул Сверхсупер. - Что ты зациклился на своих болезненных переживаниях? Прямо кисейная барышня!

- Потом начала открываться дверь, и я понял, что кто-то идет сюда... И не кто-то, а мама... Потому что она всегда больше всех волнуется, если со мной что-то происходит...

- Это неважно! - поторопил Сверхсупер. - Мама - не мама? Какая разница!

- А, может, как раз и важно! - покачала головой Магнолия. - Нам с тобой этого не понять, мы - сироты, а у Андрея есть мама. И они переживают друг за друга.

- Вот еще розовые сопли! Переживают они!..

- А ты не хотел бы, чтоб за тебя переживали? Чтоб у тебя тоже была мама?

- Мне достаточно, что ты, Мага, за меня переживаешь!

- Врешь ты всё, - грустно покачала головой Магнолия. - Мама... Кто из нас, Суперов, не хотел бы иметь маму? Мы же даже не детдомовские, мы вообще гомункулусы без роду, без племени... Ладно, продолжайте, Андрей. Что вы почувствовали, когда поняли: сейчас сюда войдет мама?

- Ну... Не знаю... Неловко как-то стало. Она войдет, а я корчусь на полу... Она расстроится, разволнуется...

- И что?

- И не знаю что. Я очень не хотел ее расстраивать. Так сильно не хотел, что на мгновение даже забыл... Ну, что стал калекой... Что у меня нет ног. Вскочил - и вот...

- А заодно забыл, что и рук нету! - захохотал Сверхсупер. - И натянул на себя одеяло чуть не по самую макушку!

- Да, - задумчиво согласился Андрей.

- Ну, что? Теперь понял, тупица?

- То есть, я должен забыть, что ничего не могу делать? - медленно спросил Андрей, поднимая глаза на серую простыню, неподвижно зависшую под потолком.

- Именно! Забыть! Забыть, что ты калека, забыть, что ты никто - и делать. Ищи в сопредельных пространствах продолжения твоего тела. Они сейчас там болтаются без всякой пользы, а ты найди им применение - вместо отсутствующих рук-ног.

- Но я не знаю, где их искать... - ошалело пробормотал Андрей. - И как искать?..

- Ну, да - ты ж их не видишь... - согласился Сверхсупер. Но тут же нашелся. - А методом перебора! Там попробовал, сям попробовал - глядишь, что-нибудь и нащупаешь. Нужное. А кому сейчас легко?

- Но...

- Никаких "но"! Ты же интуитивно смог уже нащупать - когда лихо вскочил и даже укрылся одеялом! Давай, действуй, парень, не позорь меня. Ведь я такую операцию тебе провел! Загляденье! Теперь в твоем организме все работает, как часы. А ты упираешься на ровном месте, талдычишь себе: я калека, я калека! Какой же ты калека? У тебя все есть - и руки, и ноги! И при том не одна пара их по разным измерениям раскидана! - Сверхсупер вновь довольно хохотнул. - Пользуйся! И меня вспоминай - какой я умелый да ловкий. Как я тебе вольную жизнь устроил!

- Спасибо, - прошептал Андрей. - Но как же они мне могут помочь здесь - эти дополнительные руки и ноги?.. Ведь они же в других измерениях-пространствах...

- Опять двадцать пять! - возмутился Сверхсупер. - Ну включи же логику! Хоть на минутку! Вспомни, как Мага тебе объясняла, и представь: ты приложил палец к бумаге. Так? И хоть твой палец трехмерный, но его отпечаток будет двухмерным. То есть вполне реальным в рамках двухмерной Вселенной. Сейчас у тебя твоих прежних пальцев нету - зато масса других пальцев, которые ты начинаешь ощущать. Благодаря мне начинаешь, между прочим! И теперь, если ты своими новыми заменителями пальцев еще и возьмешь многомерный карандаш, так вообще сможешь нарисовать какие угодно чудеса на плоскости двухмерного мира!

- Да... - тихо, слабо проговорила Магнолия. - Да... все правильно...

Покачнулась. Цепляясь за стенку, начала медленно оседать.

- Мага, ты чего? - заорал Сверхсупер.

- Магнолия, вам плохо? - одновременно с ним вскрикнул Андрей.

И в следующую секунду обнаружил, что склоняется над девушкой, бессильно присевшей возле стены. Его туловище - тот обрубок, что от него остался - висело прямо в воздухе, ничего не касаясь. Он чувствовал, что опирается - чем-то на что-то, но - чем? На что? Этого понять не мог.

И даже удивиться этому как следует не успел - бурая простыня, буквально рухнувшая с потолка, отшвырнула его обратно, на кровать. А сама бережно укутала обмякшее тело девушки, подняла вверх, мягко покачивая, принялась допытываться громовым озабоченным шепотом:

- Мага, ты как? Чем тебе помочь?

- Не... беспокойтесь... - едва слышно выговорила Магнолия. - Я просто проголодалась...

- Так ведь на кухне, небось, чай уже давно готов! - вспомнил Андрей. - Знаю я маму! И поесть найдется!..

- Отстань! Твой чай ей не подойдет! - рявкнул Сверхсупер. - Ей другая еда нужна. Специальная!

И, все так же мягко баюкая тонкую девичью фигурку, простыня завернулась вокруг нее бурым коконом, и - оп! - исчезла. Как не было. Только звон от схлопнувшегося воздуха все еще стоял в ушах.

- Андрюша! У вас все хорошо? - послышался из-за двери голос мамы.

- Да, все нормально, - отозвался Андрей, бестолково пытаясь натянуть на себя одеяло.

Оказалось, что это совсем не простая задача - натягивание одеяла без рук... Только что, совсем недавно, он его натянул на себя в мгновение ока, молниеносным движением, а теперь, когда пытался эту простую манипуляцию провести осмысленно, то ничего понять не мог. Вроде и получалось... чем-то как-то он цеплялся за одеяло - пальцем из другого измерения, что ли? Но проклятая тряпка поддавалась еле-еле, ползла, но с большим трудом...

И всё-таки ползла по кровати, наползала на его туловище.

Комок одеяла влез на него нехотя, беспорядочными рывками. Вот он, вроде бы покрыл грудь и начал расправляться по животу... и вдруг дернулся, как припадочный, и снова улетел в угол кровати.

Андрей напрягся, чувствуя, как пот заливает глаза, вновь попытался потянуть одеяло на себя.

- Сынок, зайти можно? - осторожно спросила мама.

- Да, конечно! - Андрей расслабленно откинул голову на подушку, так и не сумев подчинить норовистое одеяло. Надо же - какая-то жалкая тряпка, а не поддается!

- А где твоя гостья? - озадачилась мама, заглядывая в дверь.

- Ушла.

- Через окно? - ахнула мама. - А это не опасно? У нас седьмой этаж! Хоть Толя и говорит, что она волшебница...

- Что, Толян пришел? - обрадовался Андрей. - А чего не заходит?

- Так ты ведь просил не мешать, вот мы его и оставили в зале, смотреть телевизор!

11.

А в это время секретарша олигарха Решетника набирала номер губернской прокуратуры.

- Алло! Это приемная прокурора? А почему его прямой номер не отвечает?

- Александра Сергеевича нету! - прощебетала на том конце молоденькая прокурорская секретарша (губернский прокурор любил именно молоденьких секретарш). - А кто его спрашивает?

- Его спрашивает господин Решетник! Сам! Лично! - отчеканила секретарша олигарха.

- Но Александр Сергеевич не может взять трубку, он в отъезде! - растерялась прокурорская секретарша - она хоть и была молоденькая, но отлично знала, кто такой "господин Решетник". - У него это... как его... выездное мероприятие!

- В баньке с девками, - отвернув от губ трубку, процедила секретарша олигарха. А в трубку спросила. - Когда он вернется? С мероприятия своего? Что доложить Алексею Валентиновичу?

- А сегодня он уже не вернется! У него мероприятие далеко! В Бирюльском уезде!

- Совсем сдурел! В такую даль тащиться! - мимо трубки пробормотала секретарша Решетника. И вновь поднесла трубку к губам. - А по рации с ним соединиться можете?

- А рацию он не взял. Сказал, что мероприятие слишком важное - рация помешает!

- От жены скрывается! - скривилась всезнающая секретарша олигарха. И громко спросила. - А замещает-то его кто? Хоть с ним соедините!

- Замещает Сергей Дмитриевич. Соединяю.

- Ал-ло! - бархатисто произнесла трубка вальяжным мужским голосом.

- С вами будет говорить господин Решетник! - значительно произнесла секретарша олигарха и переключила рычажок.

- Кто? - мужской голос на том конце сразу потерял свою вальяжность. - Сам Решетник?

- Сам, сам! - брюзгливо ответил олигарх, поднимая трубку у себя в кабинете. - Это кто? Ты, Дмитрич? Ты скажи - что там за шапито у вас творится?

- Алексей Валентинович? Добрый день! - залебезил зам. прокурора. - Где шапито, какое шапито? У нас все по закону делается, вы же знаете!..

- Какой, к черту, закон, что ты мне мозги паришь, Дмитрич! Вы сегодня должны были провести обыск на квартире по адресу... - олигарх скосил глаза, читая по бумажке, - бульвар генерала Лозовова, дом семьдесят пять, квартира тоже семьдесят пять! Ну, и где тот обыск? Где вещественные доказательства или как там это у вас называется? Я дал своих людей, Степана туда отправил - и что? Вернулись ни с чем! Вот я и спрашиваю: что за шапито у вас?

- Я в курсе, я в курсе! - заторопился Сергей Дмитриевич. - Тут, действительно, накладочка получилась. Но все поправимо! Следователь неожиданно заболел и не смог провести обыск...

- Нет, ну конкретное шапито! У вас, что, следаков мало? Так я могу подкинуть парочку своих! Они вам все расследуют! За один день! Останетесь без работы!

- Все уже решено, Алексей Валентинович, все решено! Назначен новый следователь...

- Так пускай берет руки в ноги и чешет проводить обыск! Я сейчас шлю машину к вашей прокуратуре, и чтоб через час!..

- Извините пожалуйста, Алексей Валентинович, - расстроился Сергей Дмитриевич, - но через час не получится, к сожалению... Новый следователь... он как бы официально-то еще не назначен...

- Дмитрич, у тебя как там с головой? Ты ж только что сказал, что назначен! А теперь - все наоборот?

- Ну, да, назначен... Но приказ о его назначении не подписан - Александра Сергеевича сегодня нет, к большому сожалению. То есть, они с утра были, но потом уехали...

- Вот же чиновничья братия! Свяжешься с вами - вовек не развяжешься! Приказ ему не подписан! Так возьми сам да подпиши!

- Извините, Алексей Валентинович, но это, к сожалению, никак не возможно... Александр Сергеевич не оставили мне таких полномочий...

- Твою ж мать! Какие тебе полномочия нужны, Дмитрич? Ты зам или куда? Бери да подписывай!

- Еще раз прошу простить, но - никак не получается... Дело в том, что Александр Сергеевич уехали срочно, приказа об их командировке нет, а, значит, и право подписи мне не передано... Но уверяю вас, что завтра же!.. прямо с утра!.. я лично зайду к Александру Сергеевичу и подпишу приказ! Ровно в девять он уже будет подписан, и новый следователь тут же оправится на обыск!

Решетник пожевал губами, пробормотал: "Вот же сукины дети! Ничего доверить нельзя!" - потом шлепнул мягкой ладошкой по полировке стола, распорядился:

- Значит, в девять выезжаете! Понял? Машина моя будет стоять прямо перед входом в вашу богадельню. Следователя за шкирку - и в кабину! Еще раз - понял?

- Разумеется, Алексей Валентинович!

- А Санька пускай мне позвонит как только приказ подпишет. Гуд бай!

Решетник бросил трубку на рычаг и зло посмотрел на приземистую фигуру Степана Федоровича, вытянувшуюся перед хозяйским столом по стойке смирно и даже втянувшую животик - насколько это было возможно.

- Так, Степка! Ты теперь вместо Никитки, царствие ему небесное, тебе и дело его доканчивать. Никитка, конечно, насвоевольничал без спросу, но теперь уж на тормозах не спустишь... Завтра же чтоб всю семейку повязали и отправили за решетку! На тебе - контроль! Завтра ж! Сразу после обыска! А пацана этого чтоб оставили в квартире! Одного! И квартиру чтоб опечатали! Пускай заживо сгниет там! Захлебнется в своем дерьме! И охрану около двери обязательно поставь! Чтоб никакая душонка из добреньких туда не сунулась за инвалидом ухаживать! Понял? А самого его и пальцем не трожь - чтоб лежал где лежит!.. Даже пальцем!.. Хотя... немного потрогать, пожалуй, можно... Но чтоб он живой остался! Обязательно живой! И чтоб перед смертью подумал как следует, урод! Ты понял?

- Так точно! - заверил Степан Федорович, попытавшись вытянуться еще сильнее.

- Все, шагай! Нет, постой! Оружие, которое найдут у них, проверил? Чтоб именно то было из которого Гаврилыч подстрелен!

- Проверил! - преданно тараща глаза, заверил Степан Федорович.

- Смотри! Чтоб никакая гребанная экспертиза - ни дай Бог! - не нашла различий! Слышишь - ни дай Бог!

- Так точно! Слышу!

- Так иди и проверь еще раз! А то другой автомат подсунете, экспертизы не совпадут и - знаю я этих законников - начнут упираться, бумажки тебе в нос совать... А я этого не люблю, ты знаешь.

- Так точно! Знаю!

- Ладно, вали отсюда, - смягчился Решетник.

Подождал, пока дверь бесшумно закрылась за новым начальником охраны, склонился к селекторному микрофону.

- Слушаю, Алексей Валентинович! - пропела секретарша.

- Вечером в "Яр" не еду. Предупреди Гуся, чтоб в Ближней Даче сауну готовили. Ну и пару девок каких-нибудь. И чтоб пацан с ними был. Только не из охраны - надоели.

- Сегодня вы собирались в "Яр", играть в домино с господином Шишкаревым...

- Значит, рассобирался! - рявкнул Решетник, хлопая по кнопке селекторной связи. И пробурчал себе под нос. - Нужен мне этот Шишкарь! Будет подкалывать, сука, что я с каким-то недоноском справиться не могу... Вот же тварь! И откуда только узнаёт всё? Ведь сразу же узнал... Мне еще сообщить не успели про Никиткину самодеятельность, а он уже знал! Сидел, хихикал, сучара. А я-то все не мог понять: чего он хихикает? Но откуда узнал-то? Кто ему сообщил раньше меня? Не дай Бог среди своих завелся стукачок! На ремни порежу!..

12.

- Андрюха, ты извини, что так получилось, - сразу завел покаянную песню Толян.

- Ладно, проехали!

- Да? - повеселел Толян. - А что, правда, у тебя та, лесная, Магнолия была в гостях сейчас?

- Только снова не предлагай ее трахнуть.

- Да ну, какие трахи!.. Я ж понимаю... - Толян сочувственно окинул взглядом обрубок тела, задрапированный одеялом. - Тебе сейчас не до того.

Андрей сжал зубы, чтоб не выругаться.

- Знаешь, - озабоченно продолжил Толян, - думаю, мы коляску тебе и без денег Решетника сварганим! Я тут поговорил на кафедре электротехники, там тебя помнят, так вот они сказали...

- Толян, протяни мне руку.

- Что-то поправить надо? Подушку?

- Нет, протяни руку так, будто здороваешься со мной.

- Но зачем?..

- Поздороваться хочу.

- Чем здороваться? У тебя ж руки нет! - напрягся Толян.

- Знаю, - тихо и почти спокойно ответил Андрей.

- Ну, раз просишь - пожалуйста! - спохватился друг.

Послушно вытянул вперед правую руку.

Андрей, внимательно глядя на нее, подумал: "Обязательно пожму ее! У меня ведь всё есть... Где-то, но есть! Надо просто найти это "что-то где-то" и применить. Будто бы я пожимаю протянутую руку... Просто пожимаю..."

- Ай! - завопил вдруг Толян, отдергивая ладонь и дуя на нее. - Да ты что - больно!

Потом опомнился, глаза сами собой вытаращились - оглянувшись зачем-то, шепотом спросил:

- Что это было?

- Я поздоровался с тобой, - отдуваясь, как после тяжелого усилия, сообщил Андрей.

- Нет, правда? - настаивал Толян. - Что за фокус? Что такое мне руку придавило?

- Толян, понимаешь... как бы тебе объяснить... Магнолия и ее друг Сверхсупер, которые сейчас были у меня...

- Научили тебя колдовать? - Толян придвинулся, глядя восторженно. - Так ты это наколдовал? Мне на руку? Йе-ес! - он отсалютовал согнутым в локте предплечьем и сжатым кулаком. - Вот так да! Научи колдовать и меня!

- Тебя? - с сомнением поднял брови Андрей.

- Ну, тебе ж не жалко для друга? Ну, хоть пару заклинаний!..

- Какое заклинание хочешь? - усмехнулся Андрей. - Может, от сглаза подойдет?

- От сглаза? Зачем мне от сглаза? Я сам кому хочешь в глаз дать могу! Ты лучше какое-нибудь боевое заклинание расскажи! Такое чтоб - хоп! И под дых!

- Вот такое хочешь? - и Андрей весело толкнул его в плечо.

Представил, что он - некое подобие осьминога, головоногого спрута. И сплошь окружен своими щупальцами. Большими и маленькими, толстыми и тонкими. И вот одним из этих щупалец он Толяна и толкает. По-дружески, легонько, шутя, как это и бывало раньше.

А Толян вдруг крутанулся волчком, отлетел к стенке, вмазался носом в плакат-календарь с девицей - и все-таки не устоял на ногах, боком грохнулся на пол. На лице у него крупными буквами было написано полное непонимание происходящего.

Впрочем, когда он поднялся, попеременно потирая то нос, то ушибленный бок, недоумение на его лице сменилось обидой.

- Ну, ты!.. Я же просил научить - а не по-настоящему бить!

- Извини, Толян, не рассчитал! - еле сдерживая рвущийся наружу смех, повинился Андрей.

И все-таки не стерпел - заулыбался во весь рот. Слишком уж всё бурлило внутри от восторга: "Работает! Работает! Получается! Ура!"

- Ты в следующий раз рассчитывай получше! - хмуро заявил Толян. - Тебе-то что, а мне больно!

- Чтоб хорошо рассчитывать, мне надо как следует потренироваться.

- На мне? - подозрительно прищурился Толян, отступая от кровати подальше.

- Вообще-то, хотелось бы на тебе... Мне ведь нужен кто-нибудь, кто говорил бы сразу: сильно я стучу или слабо? Но если ты совсем уж против помочь другу...

- Ты не думай, я не против помогать! - горячо заверил Толян, вновь подскакивая к кровати. - Но если ты будешь так меня дубасить, то сам понимаешь - скоро без помощника останешься. Помру ведь! Не выдержу твоих тренировок.

- Толян, да ты что! Друг ты мне или не друг? Как я друга могу доводить до смерти? Ни за что! Друзья мне живыми нужны!

- Для очередных тренировок?

- Догадливый! - захохотал Андрей.

- Хватит смеяться! Нашел, понимаешь, объект насмешек! - возмутился Толян. Но тут же сам оскалился до ушей.

Присел на кровать, осторожно положил руку на плечо Андрея:

- Ты не представляешь, как это здорово, что ты почти такой же как раньше! Смеешься, дерешься. Да тренируйся ты на мне сколько влезет! Тоже еще - волшебник-недоучка! Жалко, конечно, что свои заклинания мне говорить не хочешь, но я ж понимаю: тебе они нужней!

- Нету никаких заклинаний, - возразил Андрей. - Были б - я б тебе первому сказал. Тут всё сложнее... Или наоборот - проще. Точно! Проще! Только я к этой простоте никак не привыкну пока. Считай, что не на волшебника я учусь, а на экстрасенса, хорошо? Ведь у экстрасенсов никаких заклинаний нет - так, кажется?

- Если на экстрасекса - то это тоже здорово! - восхитился Толян. - Будешь всех трахать на расстоянии! Очень удобно: никакой ответственности! "Извините, все сходится, но ребеночек не наш!" - и кто докажет?

- Вот сейчас, для начала, я тебя трахну! - пригрозил Андрей.

- Ой-ой! Я тебя так возбуждаю? - Толян невинно захлопал ресничками.

- Ага! Возбуждаешь! - захохотал Андрей. - Как боксерская груша! Вставай в позу - колотить буду!

- Только я тебя прошу - ты все-таки осторожнее, а? - обреченно вздохнул Толян, поднимаясь. - Куда тебе удобнее, что б я встал? Или все равно? Чую, отэкстрасексишь ты меня почем зря...

- Да просто стань так, чтоб я тебя видел.

- Здесь видно? У стеночки? Буду как смертник перед расстрелом! И даже расстрельные песни запою! Внимание, начинаю: "Вставай, проклятьем заклейменный!.."

- Если ты поёшь с намеком на меня, то это бесполезно. Пой себе сколько хочешь, но я не послушаюсь и вставать не стану. Пока это в мои планы не входит. Еще чуток полежу. Ну, приготовился?

- Дай хоть о стеночку обопрусь как следует. Чтоб ты меня об нее не расплющил, как в прошлый раз. А-а, все равно! Видно пришел мой последний час! Быть мне сейчас размазанным по этой стенке!

Андрей смотрел на друга, слушал его болтовню, а сам пытался настроиться. Упорно думал: "Мне хорошо... Мне легко, спокойно... Я с другом. Я сейчас его легонько похлопаю по плечу - и все станет вообще замечательно..."

- Эй, это и все, что ли? - удивился Толян. - Я весь напрягся, пресс на животе собрал в кучу, приготовился к настоящему боксерскому удару, а ты меня взял да пощекотал! Амманул, паимаишь. Или ты заигрываешь так? Готовишь меня к сеансу полноценного экстрасекса?

- Ну, на тебя не угодишь! То тебе сильно, то слабо! "Вас, Ивановых, не поймешь: ты говоришь - не хорошо, жена твоя говорит - хорошо!"

- Суду всё ясно! - Толян с достоинством выпрямился. - Вы, гражданин, меня с кем-то перепутали! Моя фамилия вовсе не Иванов! И даже не Петров!

- Неужто Сидоров? - поразился Андрей. - Давно мечтал познакомиться хоть с одним Сидоровым, и вот мечта сбылась! Что ж, Сидоров! Давай знакомиться как следует!

Он представил, как бьет какого-то Сидорова по плечу - и вдруг понял, что сейчас - прямо сейчас! - произойдет непоправимое...

Та ложноножка (или ложноручка?), которую он двинул вперед на этот раз, была предназначена вовсе не для дружеских похлопываний. Это была та страшная и смертельно опасная волна злобы - нечто, вроде той пружины ненависти, что развернулась в нём вчера и уничтожила Никитку. И сейчас она летела не в смертельного врага, а в грудь беззащитного, ничего не подозревающего Толяна.

- Нет! - заорал Андрей.

Нечеловеческим усилием воли ухватил волну ненависти за хвост, навалился на нее, надавил, пытаясь хоть немного отклонить убийственный удар...

Раздался хруст, звон, треск. Книжная полка, висевшая сбоку от Толяна, переломилась пополам. Ее стекло, раздробленное на мелкие осколки, посыпалось вниз сверкающим дождем, следом обрушились книги, шелестя страницами.

Толян даже присел, прикрывая голову руками.

- Это что было? Это ты крупнокалиберным, да?

- Ребята, вы что-то уронили? - раздался обеспокоенный голос мамы. - Что там у вас упало?

- Мама, а Толик полку свалил! - проинформировала сестра, первой заглянувшая в комнату.

- Какую? Книжную? - мама вошла, осторожно держа на весу свои руки, испачканные в тесте. - Толя! Как же ты это так? Ты не ушибся?

- Я-то не ушибся, - сказал Толян, собирая книги в стопку, - а вот как ты, Андрюха? Не ушибся, а? Не повредил себе ничего такого?.. Экстрасенсорного? Ведь так дубасить - это можно и без рук остаться!

Мамино лицо застыло безжизненной маской.

- Э? - спохватился Толян. - О чем это я? Извините, Марина Анатольевна - про руки это сдуру вырвалось! Вы ж меня, дурака, знаете - несу, сам не знаю что!..

- Не передо мной - перед Андрюшей извиняйся, - скорбно покачала мама головой. - Люда, помоги собрать книги. И стекла подмети! - она посмотрела на две половинки полки, уныло висящие каждая на своем гвозде. - Да и полку надо снять. То, что от нее осталось.

- Я сниму! - с готовностью выпрямился Толян. - Все, все сейчас сделаю, не беспокойтесь, Марина Анатольевна!

- Мама, это я виноват в безвременной гибели полки, - сообщил Андрей.

- Ты всегда такой был... - в глазах мамы стояли слезы. - Всегда брал чужую вину на себя. А теперь чего уж... Теперь кого ж обманешь...

- Мама! - строго сказал Андрей. - Все у нас будет хорошо! Поняла?

Мама кивнула.

- А, правда, чем это ты так жахнул? - поинтересовался Толян, когда мама вернулась на кухню, а сестра ушла туда же, относить совок, полный осколков.

- Это я нечаянно. А ты ведь, кажется, прав. Калибр-то орудий у меня, получается, разный! Вот ведь! И, сдается мне, сейчас я выбрал что-то слишком уж сильное... Нечаянно выбрал. Но такое, что и убить можно...

- Шутишь? - Толян подался вперед в жгучем любопытстве. - Прямо-таки убить?

- Про Никитку слышал?

- Да. Помер он, вроде.

- Моя работа.

- Ну, ты и экстрасенс! - уважительно покачал головой Толян. - Что ж, тогда тебе никто не страшен!

- Ох, не знаю... Всех же не поубиваешь. Убивать - это так, на крайний случай, которого лучше б и не было... Убивать-то каждый может. Что тут сложного - убивать? Вот как без убийств обойтись - это задачка для настоящего мужчины!

13.

Ровно в половину десятого в дверь позвонили. И как только мама открыла, ей в нос тут же ткнули бумажку с печатями.

- Обыск! - коротко бросил молодой парень, деловито оттесняя ее в сторону. - Понятые, проходите!

Ввалилась толпа мужчин. Почти бегом они ринулись во все комнаты. Сразу загремела отодвигаемая мебель, застучали открываемые дверцы шифоньеров.

- Это вы что?.. - возмущенно начала мама.

Парень брезгливо бросил через плечо:

- Я же сказал: обыск! - и тоже протопал в комнату. Громко спросил. - Где хозяин квартиры?

- Папа на работе, - ответила ему Людмила.

"Девушке лет шестнадцать, несовершеннолетняя. Могут быть сложности. Но ничего, прихватим и ее. А хозяина, значит, придется брать на работе", - равнодушно отметил следователь.

- Вы и меня будете обыскивать? - спросил Андрей, когда к нему вошли трое.

Одного он узнал - это был давешний Степан Федорович. Позавчера он повел себя достойно - прекратил расправу, увел решетниковских охранников. Но сейчас только молча посмотрел на Андрея, кивнул двоим угрюмым мужикам и отвернулся к окну.

Те сразу полезли под кровать.

Однако она стояла слишком низко и ее деревянные боковины оставляли над полом лишь узенькую щель, пролезть в которую было почти невозможно.

- Шкаф! - указал Степан Федорович.

Ринулись к шкафу. Распахнули дверцы, раздвинули костюмы, висящие на "плечиках", подтащили большую сумку, которую принесли с собой. Один хотел запихнуть ее в угол шкафа, но второй качнул головой, обритой до синевы:

- Нет! Сумку оставлять не велено. Вынимай!

Злобно взвизгнула расстегиваемая молния, из сумки был извлечен продолговатый пакет, из пакета - нечто, завернутое в темную ткань.

Первый мужик принялся разматывать ткань, но бритый приказал:

- Не надо! А то еще отпечатков пальцев наставишь!

Отобрал пакет, принялся заворачивать снова.

Андрей узнал в угловатом предмете автомат. Тот самый. Из которого совсем недавно палил Никитка. Палил именно в этой комнате.

Плавно, как в замедленном кино, перед глазами Андрея мелькнул черный ствол, укутываемый в тряпку, блеснула дужка спускового крючка. Вот они исчезли под слоями ткани...

Но Андрей успел зацепиться взглядом за тот спусковой крючок - манящий, серовато-поблескивающий натертым металлом... После чего уже было делом техники спокойно, как бы между прочим, протянуть одно из щупалец, мягко положить его - будто отсутствующий палец - на гладкий изгиб крючка и... нажать. Только очень плавно - так, как и учил военрук на школьных стрельбищах.

И крючок поддался. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтоб автомат ожил, дернулся внезапно разбуженным зверем, истошно залаял. С оглушительными всхлипываниями. Вспышками. Заливая все перед собой яростными, убийственными плевками.

Эти его железные плевки были полны ненависти, они искали свою цель - и цель нашлась! Левую руку бритоголового обожгло выстрелом - по касательной, чуть выше локтя, но рукав продырявило насквозь, испачкало кровью...

Бритоголовый с искренним удивлением уставился на оружие, самостоятельно стреляющее в его руках.

- Ты чего это?.. - обалдело спросил он у автомата во время короткой передышки.

Но Андрей снова надавил на спусковой крючочек - ласково, со всей нежностью, на какую был способен, и автомат снова разразился оглушительным грохотом.

Почему-то Андрей был уверен, что сейчас его слушается как раз та ласковая иномирная конечность, которой он вчера щекотал Толяна. Именно она сейчас с той же мягкостью и заботливостью трогает спусковой крючок автомата. А послушный автомат в ответ исправно заливается истеричным, оглушительным тявканьем.

Бритоголовый, наконец, пришел в себя, сбросил с колен взбесившееся оружие, завыл, завопил благим матом.

Автомат сразу успокоился. Перестал дергаться и изрыгать струю пуль. Лежал себе на полу умиротворенный, почти уже освободившийся от дымящегося, простреленного тряпья, в которое был укутан. И суровой стальной сытостью веяло от его блеска.

- Твою мать!.. Кто снял с предохранителя?! - заорал Степан Федорович. - Почему оружие в таком состоянии?

Когда он успел отбежать от окна? Теперь он стоял почти посередине комнаты и почему-то размахивал пистолетом. Откуда только достал? И когда? И зачем? Или это сработал мышечный автоматизм, и тело Степана Федоровича само отреагировало на начавшуюся стрельбу - вооружилось?

Всё бы ничего, но сейчас этот пистолет стал грозным оружием. Не в руках Степана Федоровича, а в незримой длани Андрея.

"Спокойствие, только спокойствие," - произнес Андрей свою мантру, сосредоточив взгляд на небольшом, почти изящном предмете, который сжимали пальцы Степана Федоровича.

Андрей смотрел на них и не мог насмотреться. Так хотелось помочь этим пальцам! Чуть-чуть надавить на них - тоже ласково, очень-очень ласково. Только не сейчас. Чуть позже.

В открытую дверь вбежало сразу несколько человек. Среди них - следователь прокуратуры.

О, это была прекрасная мишень! Эффектный пиджак из черной, блестящей кожи. И столько праведного гнева на молодом, решительном лице. И такие повелительные интонации:

- Кто посмел стрелять на месте преступления?

Кажется, следователь всерьез обиделся на выстрелы. Ведь он, и только он должен был быть здесь хозяином положения. Он - представитель Власти, присланный сюда не кем-нибудь, а губернским прокурором, самим Александром Сергеевичем! И если кто-то тут посмел предъявить свои права на силу - пусть и с помощью оружия - это не могло остановить его, посланника прокуратуры. Это могло только подхлестнуть, почти взбесить! Но только почти - потому что при следователе всегда была его стальная следовательская воля.

Эта воля остановила сейчас все движение вокруг.

Замерли вбежавшие за следователем люди, загораживая проход - так что те, кто хотел еще втиснуться в комнату, уже не могли этого сделать. Оцепенел Степан Федорович - с поднятым пистолетом. Даже визгливое стенание бритоголового, страдальчески квохтавшего над своей простреленной рукой, стало тише.

Да, этот человек, этот чернопиджачный следователь губернской прокуратуры своей неимоверной волей мог бы укротить и тигра!

Только Андрей не был тигром. Он был человеком, что в некоторых обстоятельствах гораздо опасней.

И Андрей очень спокойно (главное - не волноваться по пустякам!) взял, почти обнял руку Степана Федоровича своей иномирной рукой... Или не рукой - сейчас это было совершенно не важно... Важно, что пальцы Степана Федоровича оказались во власти Андрея. И Андрей - уже не сам, а пальцем решетниковского охранника - привел в действие спусковой механизм той миниатюрной дьявольской игрушки, что была направлена в сторону черного следовательского пиджака.

Пистолет коротко громыхнул. От дверной рамы, прямо возле щеки следователя откололась щепка. Все, кто стоял, столпившись в дверях, ахнули и дружненько, дисциплинированно присели. А некоторые даже плашмя шмякнулись в коридоре на пол.

Но только не следователь! Он остался стоять на месте. Лишь побледнел так, что щетина синеватым слоем выступила на щеках.

- Так это вы стреляли? - с горьким осуждением спросил следователь Степана Федоровича.

- Это не я... - пролепетал тот, не меньше следователя пораженный произошедшим.

- Как - не вы? - обвинительные интонации зазвенели опасным металлом. - Вы только что выстрелили в меня! В представителя закона! Вы будете отрицать очевидное? Вы, в присутствии свидетелей... Да вы знаете чем это для вас грозит?..

- Я не хотел... - принялся оправдываться Степан Федорович.

- Опустите же, наконец, пистолет! - прикрикнул следователь.

Лучше б он этого не делал.

Степан Федорович вздрогнул от его окрика, палец его толкнул спусковой крючок - почти сам! Андрей ему практически не помогал - только совсем чуточку. А вот что Андрей сделал, так это слегка подкорректировал дрогнувшую руку Степана Федоровича: так, чтобы пуля не таранила больше ни в чем не повинную дверную раму, а нашла более достойную цель. В виде роскошного черного пиджака из почти натуральной кожи.

- Ай! - вскричал следователь, хватая себя за простреленный бок. И принялся медленно заваливаться навзничь, на головы людей, присевших и прилегших позади.

- Это пистолет! - простонал Степан Федорович. - Он сам!..

- Конечно, пистолет... - прошептал следователь и упал окончательно.

Головы, плечи и тела окружающих людей как-то очень бойко раздвинулись, отшатываясь. В освобожденное пространство следователь и рухнул с коротким, но выразительным стуком.

- Да что ж это делается! - в отчаянии воскликнул Степан Федорович и в сердцах швырнул пистолет на пол - слишком уж опасным и самостоятельным оказалось его личное оружие. - Видите, я больше не стреляю! Все видите?

Но его миролюбивое заявление - которое может быть и понравилось бы окружающим людям - это заявление решительно не понравилось всем видам оружия, скопившегося в комнате. А скопилось оружия, оказывается, немало!

Не у одного Степана Федоровича сработал оборонительный рефлекс, не один он выдернул из потаенного места любимый ствол. Их, этих стволов, в комнате оказалась целая уйма. И все они, прямо в руках хозяев, начали вдруг дёргаться от выстрелов. Совершенно самостоятельных. Большей частью пули летели в потолок или в стену, но иногда и в товарищей по службе.

Тут-то и выяснилось, что служба у олигарха таит много неприятных неожиданностей. Чего уж приятного в том, что в тебя начинают палить твои же сослуживцы?

Поднялся ужасный гвалт. Кто-то пытался вскочить, кто-то, наоборот, еще плотнее вжался в пол. Но когда на полу вновь пробудился автомат в дымящейся тряпочке, когда он принялся методично обстреливать всех, крутясь на месте волчком, тут уж публика не выдержала. Треск автоматных очередей послужил сигналом к решительному отступлению.

С визгом и стоном народ рванул наружу - кто на четвереньках, кто ползком. Не подбирая раненых и не заботясь о брошенном оружии - а его побросали почти все, поскольку держать в руках оружие становилось смертельно опасным делом. В общей панике каждый думал только об одном - как можно скорее убраться со столь жуткого места!

Страх был так велик, что выгнал людей не только из квартиры, но заставил катиться вниз по лестнице, минуя лифт - аж до первого этажа.

Лишь за дверями подъезда паника перешла в осмысленные выражения. Выражения не слишком разнообразные, скорее даже монотонные, учитывая одинаковость употребляемых в них слов. Впрочем, несмотря на монотонность, их интенсивность не только не угасала, но с каждой минутой набирала силу. Потому что к первым добежавшим до спасительных дверей подъезда, постепенно присоединялись раненные, ковылявшие в задних рядах.

Завершая отступление, во двор вывалился Степан Федорович, хлопнув хилой подъездной дверью.

Он не был ранен. Но был бледен и расстроен необычайно. Первое же серьезное задание, полученное им в новой должности, оказалось с треском провалено. И вряд ли достойным оправданием послужит то, что причиной провала оказалась пальба ...

- Все живы? - мрачно спросил он.

- Все... Следователя только нету!

- Твою ж мать... - в очередной раз тоскливо пробормотал Степан Федорович. Еще смерти следователя ему не хватало!

Возвращаться в заколдованную квартиру было невмоготу... Даже за прокурорским работником. Но не возвращаться - тоже нельзя. И так уже все будут говорить, что он лично стрелял в того следователя...

На негнущихся ногах Степан Федорович подошел к лифту, нажал кнопку седьмого этажа.

- Эй, к вам можно? - осторожно заглянул в приоткрытую дверь квартиры номер семьдесят пять.

Ему не ответили.

Он негромко постучал - дверь скрипнула, распахиваясь пошире.

- Я извиняюсь, - заискивающе сказал Степан Федорович в темноту прихожей, - но здесь у вас наш следователь... И наше оружие...

Нет ответа. Приглушенные голоса доносились из-за поворота коридора. Как раз там и была комната, в которую ему предстояло вернуться. Комната безрукого и безногого инвалида. Страшное место.

- Но что ж нам теперь со всем этим делать? - спрашивал расстроенный женский голос. Наверно, хозяйки квартиры.

Степан Федорович побарабанил костяшками пальцев в расщепленную пулями притолоку:

- Можно войти?

Заглянул.

Да, местечко неприглядное... Стены, потолок, шкаф - все в рытвинах от пуль. А на полу-то... И пистолеты, и автомат, и следователь...

- Мне бы забрать... - кашлянув, попросил Степан Федорович.

Все трое - хозяйка квартиры, хозяйская дочка, инвалид с кровати - глянули на него без радости.

- Я только сложу все в сумочку, и уйду! - заверил Степан Федорович, пытаясь изобразить улыбку. И полез, пыхтя, по полу, собирать оружие.

Последним ему попался собственный пистолет. Он разогнулся, засовывая его на место - под пиджак.

- Вы его не боитесь? - вдруг спросил инвалид.

- Кого? - вздрогнул Степан Федорович, сразу подумав про Решетника и предстоящее объяснение.

- Своего пистолета?

- А чего мне его бояться? - удивился Степан Федорович.

- Он хочет вас убить.

- Кто, пистолет? - Степан Федорович крякнул, улыбнулся. Искренне. С сожалением посмотрел на инвалида.

Похоже, помешался пацан. Да, на его месте трудно голову нормальную сохранить...

А когда отвел глаза от кровати, то обнаружил перед собой - прямо перед лицом - черный зрачок дула. Пистолетного. Своего.

Личное оружие Степана Федоровича свободно висело в воздухе и безжалостным, немигающим черным взглядом смотрело ему прямо в лоб. Чуть выше переносицы. И то был очень неприятный взгляд.

- Хорошенький мой, дорогой ты мой!.. - залебезил Степан Федорович. - Зачем же так?.. Я ж к тебе всегда со всей душой!..

А вокруг стояла звенящая тишина. И в этой тишине Степан Федорович отчетливо понял, что если и искать сумасшедшего в этой комнате, то лучшей кандидатуры, чем он сам, не найдешь.

- Что это я? - удивился он вслух. - С пистолетом разговариваю... - и уже без всяких церемоний схватил паршивца за рукоятку.

Только ствол не сдвинулся с места. Он все так же глядел чернотой дула в лоб Степану Федоровичу, будто вмороженный в воздух. Будто это и не воздух был, а бетон. Прозрачный такой бетон. Неощутимый, но каменный

- Эй-эй! - растерянно прикрикнул Степан Федорович на оружие, совсем отбившееся от рук. И попробовал все-таки отвернуть ствол от себя хоть немного в сторону.

- Поосторожнее с пистолетом, - посоветовал инвалид. - Можете нечаянно что-то нажать. А уж он своего не упустит!

- И что мне теперь делать?.. - поинтересовался Степан Федорович, жалко улыбаясь. - Я же не могу его вот так оставить...

- Попробуйте попросить у него прощения.

- У пистолета? - вытаращил глаза Степан Федорович. - Да за что просить-то?

- Наверно, есть за что, - равнодушно предположил инвалид. - Может быть вы заставляли его делать что-то неправильное? Может быть, убивали кого-то. Невинного. А он теперь вспомнил и хочет вам отомстить.

- Я никого не убивал! - нервно отреагировал Степан Федорович.

Конечно же, убивал. Как можно остаться чистеньким на службе у Решетника? Впрочем, как и на службе у любого другого олигарха.

- Но при чем тут это? - возмутился Степан Федорович. - Как он может что-то вспомнить? Он же пистолет! Простой пистолет!

И поперхнулся. Потому что ствол вздрогнул на последних его словах и медленно поплыл вперед. Надвигаясь черным дулом на Степана Федоровича.

- Обиделся, - прокомментировал инвалид.

- На что? - холодея перед неотвратимо приближающимся стволом, просипел Степан Федорович.

- Вы пренебрежительно назвали его "простым пистолетом", а он уже стал живым и разумным. Недавно, но стал. И теперь требует от вас уважительного отношения к себе.

- Но я его уважаю! Я тебя очень уважаю, дорогой ты мой! Извини! За все извини! Я больше не буду! - нервно выкрикнул Степан Федорович.

Надо было просто повернуться и бегом бежать из этого ужасного места, где оживают пистолеты, а люди, наоборот, умирают. Но ноги не слушались.

А еще минута, и перестанет слушаться мочевой пузырь...

Пистолет приостановился. Как бы в задумчивости качнул стволом.

- Он принимает ваши извинения, - пояснил инвалид. - Пока что он не будет вас убивать.

- Спасибо... - хрипло поблагодарил Степан Федорович.

Пистолет развернулся, поплыл вниз, ткнулся рукояткой в безвольно висящую ладонь Степана Федоровича.

- Он разрешает себя забрать.

- Да? Ой, спасибо, спасибо! - запричитал Степан Федорович - визгливо, стыдно, по-бабьи.

Трясущимися руками схватил свое оружие. Хотел по привычке вложить в кобуру - и вдруг заопасался. А если стрельнет? Да прямо в живот или в ногу? Чего еще от него ждать - от живого и разумного?

Мягко, успокаивающе, погладил пальцем ствол, уложил его в сумку к другим собранным железкам. Не выдержав, поинтересовался у инвалида:

- А другие пистолеты? Они тоже стали живыми?

- Разумеется. Вы же сами видели.

- И они тоже захотят выстрелить в своих хозяев?

- Очень возможно. Смотря как хозяева будут себя вести.

- А, ну да, конечно... Смотря как...

И вдруг сумка в его руке качнулась, зашевелилась. Не сама сумка, а ее содержимое.

Степан Федорович замер, скосил глаза - из приоткрытой молнии на него снизу вверх пялилось сразу несколько мрачных пистолетных зрачков. А из глубины, расширяя молнию, наружу лез ствол автомата.

Степан Федорович отбросил сумку от себя с такой прытью, будто она была набита ядовитыми кобрами, готовящимися к прыжку - и начал пятиться к выходу.

Споткнулся о неподвижное тело следователя. Вскрикнул от неожиданности, сам едва не упал. Трясущейся ладонью вытер пот со лба, кивнул на неподвижное тело:

- Убитый?..

- Зачем? - удивился инвалид. - Без сознания. Заберете его?

- Конечно, конечно! - Степан Федорович вспомнил вдруг, что именно за следователем-то он сюда и пришел.

Наклонился, примериваясь. Поудобнее подхватил бесчувственное тело помышки, но тело на секунду пришло в себя. Открыло глаза. Увидело над собой склонившегося Степана Федоровича. С ужасом спросило:

- Ты?.. - и снова отключилось, не выдержав встречи со столь неприятной действительностью.

14.

Степан Федорович, как безумный, тарабанил в высокие железные ворота Ближней Дачи. Ему нужно было срочно все рассказать хозяину. Выговориться, скинуть хоть на кого-нибудь тот кошмар, в котором он побывал - а там уж гори все синим пламенем! Выгонит его Решетник к чертям собачьим, значит выгонит. Понизит до дворника - ну, так и быть... О чем-то еще худшем и думать не хотелось.

В воротах приоткрылось узкое окошко. Из него глянули удивленные глаза постового:

- Вы, Степан Федорович? А хозяина нету.

- Как, нету? Он же собирался сюда?.. Ладно, закрывай!

Степан Федорович лихорадочно запрыгнул назад, в машину, щелкнул тумблером радиотелефона, ткнул несколько кнопок.

- Слушаю, - отозвалась секретарша Решетника.

- Евдокия Тихоновна, - просительно заблеял Степан Федорович, - я тут на Ближней Даче, а Алексей Валентиновича нет...

- Он приглашен к Губернатору, - сухо пояснила секретарша. - На закрытый прием по случаю награждения Губернатора орденом "За честь и достоинство" второй степени.

- А-а, спасибо, Евдокия Тихоновна, - поник Степан Федорович.

Значит, первым доложить хозяину не удастся... Теперь, пока Решетник будет на приеме, пока то да се - уже нашепчут ему, уже донесут про полный провал обыска.

"Значит, готовиться надо все-таки к худшему... причем, самому худшему. Вплоть до"... - Степан Федорович привычно потрогал ладонью полу пиджака, чтоб ощутить надежную тяжесть пистолета. Пистолета не было.

"Ах, да!.."

Сумка с оружием так и осталась в комнате психованного инвалида. Но не это было самым страшным. Верный друг его предал, вот что! Стальной, верный - и предал... Но, ничего. Дома есть еще один... Остается надеяться, что хоть домашний любимец не оживет и не примется целить хозяину в лоб... Хотя теперь, после сегодняшнего провала, найдется немало охотников прицелиться в лоб Степану Федоровичу - из числа людей. Или даже из числа близких приятелей.

"А Решетник в гору пошел! - горько подумал начальник решетниковской охраны. Теперь уже почти бывший начальник. - К Губернатору приглашен. На закрытый прием..."

15.

Сам Решетник вовсе не считал, что идет в гору. А считал с точностью до наоборот: катится под горку.

Пока что он катился всего лишь в своем бронированном джипе, окруженный джипами охраны, но что ждет впереди? Слыханное ли дело - чтоб его, первого олигарха области, который только в областной бюджет дает почти пятнадцать процентов от всех налоговых поступлений, его, самого Решетника, выдергивали вот так - за полчаса до приема? Да это - почти на грани оскорбления!

И потом - что за прием такой? На настоящий прием, который состоится завтра, на котором будут все олигархи и первые лица губернии, он, Решетник, приглашен давно, по всей форме: прибыл спец. курьер от Губернатора, принес роскошное приглашение, подписанное от руки (никаких факсимильных подписей!), заблаговременно вручил... А тут? "Закрытый прием"! Что за новости?

Милиция на парадном входе в губернскую Администрацию, конечно, узнала первого олигарха области. Взяла под козырек. Вежливо проинформировала, что прием состоится на втором этаже, в Малом зале.

И когда Решетник вошел в Малый зал, то понял, что предчувствия оправдываются. Это был банкет для сотрудников губернской Администрации. Не всех сотрудников, разумеется, а для чиновников уровня начальников отделов и выше. Присутствовали тут, конечно, и замы Губернатора, но, по существу, это был не уровень Решетника, совсем не уровень! Однако деваться было уже некуда.

Растянув губы в дежурной счастливой улыбочке, Решетник радостно поздоровался с подскочившим к нему замом Губернатора по промышленности и внешней торговле. Пошел обходить дальше круг знакомых.

Знакомые быстро закончились - мелкую административную сошку Решетник не знал и знать не хотел. У него были специальные люди, которые решали вопросы с этими аппаратчиками.

- Вы, наверно, к нам? За стол Аристарха Митрофановича? - улыбчиво поинтересовался зам Губернатора по промышленности.

- Наверно, - добродушно кивнул Решетник.

И ошибся. Ему, оказывается, отвели место где-то в крайнем, четвертом ряду банкетных столиков, расставленных по всему Малому залу. Правда, за его столом сидело не четверо, как за всеми остальными, а только двое: он да тощая бесцветная дама в мелких, недорогих брильянтиках. Какая-то смутно знакомая. Видимо, начальница одного из губернских управлений.

Бодро вошел Губернатор. Раскланялся под аплодисменты. Уселся со своими замами за главный стол, стоящий поперек зала под гербом губернии. Стол, куда Решетника не пригласили.

Начались дежурные тосты и здравицы в честь Губернатора, его широкой души, его работоспособности, его административного таланта.

Решетник не слушал. Он томился и ждал. Не зря же его сюда вытянули. Да еще так срочно! Должна быть причина. Обязательно должна! И скоро он о ней узнает. Наверняка.

Дама-соседка регулярно выпивала, пытаясь при этом мило улыбаться первому олигарху области. С ее тонкими губами и лошадиными зубами это выглядело так, будто она хочет укусить рюмку.

Решетник только губы мочил в коньяке.

Во-первых, столь дешевый коньяк он давно не пил и пить не собирался, а во-вторых, сейчас надо было сохранять трезвую голову. Что-то должно выясниться. И в подпитии он быть не должен, когда начнет выясняться.

Наконец, основные официальные тосты кончились.

Губернатор поднялся со своего места - самого главного, самого центрального - и пошел "в народ". Чокаться с каждым из присутствующих.

Демократ! Для каждого из столиков он находил хоть несколько слов, и это тянулось невероятно долго.

Решетник почувствовал, как поднимается в нем ярость из-за бездарно потраченного времени, из-за унизительности самой процедуры - он уже прикинул, что к его столику Губернатор подойдет, похоже, в последнюю очередь.

Но ярость - плохой советчик в делах.

Решетник взял себя в руки, с плотоядным обаянием ухмыльнулся даме. Рассказал первый пришедший в голову пошлый анекдот. Дама радостно захохотала, в очередной раз обнажая лошадиные зубы. В качестве ответной любезности завела рассказ о каком-то свеженьком постановлении губернской Администрации, подготовленном лично ею. Видимо, по ее мнению, это означало легкую и приятную светскую беседу. Решетник не разделял подобного мнения, но улыбчиво кивал, регулярно наполняя ее рюмку. И почти не слушал.

Губернатор приближался.

Вот уже звенят чиновничьи рюмки о губернаторский бокал за соседним столиком.

А вот уже и над их столом нависла массивная губернаторская туша.

Решетник бойко поднялся, демонстрируя радость. Дама тоже оторвала себя от стула, хотя уже чуть менее бойко - даже слегка качнувшись.

Губернатор сходу заговорил о значимости частного капитала. Под это дело чокнулись.

Пока отхлебывали после ритуального тоста, даму куда-то увели, и Губернатор неожиданно занял ее место.

"Ага! - подумал Решетник. - Наконец-то!.."

- Что ж ты, Алексей Валентинович, свои проблемы решаешь через органы власти? - вполголоса, но вполне внятно, спросил Губернатор. - Нехорошо это. Частный бизнес - он и есть частный бизнес. И вмешивать в него государственные органы не пристало. А тем паче органы правопорядка. И тем более, - Губернатор торжественно насупился, - тем более - прокуратуру! Ты, понимаешь ли, авантюры свои прокручиваешь, а следователи за это пули получают? Не дело это! Я так сегодня Александру Ивановичу и сказал: не дело. Совсем не дело. И вообще, кажется мне, что засиделся Александр Иванович на своем месте. Руководителю нельзя без движения. Тем более руководителю такого высокого ранга, как он. Так что будем двигать Александра Ивановича. А ты уж, не обижайся, Алексей Валентинович, но я больше о твоем вмешательстве в охрану правопорядка слышать не хочу. Договорились?

- А-а... - начал Решетник.

Но Губернатор уже поднялся и направился к своему столу-президиуму. По пути улыбаясь и приветственно поднимая бокал.

А первый олигарх губернии так и остался сидеть с открытым ртом - будто на него ушат ледяной воды опрокинули.

Вернее, ледяной информации.

Первое, что ему сейчас было сообщено добрейшим Аристархом Митрофановичем - это, что губернского прокурора, прикормленного и почти карманного Александра Ивановича будут снимать.

Нет, это второе. Первое и главное: ему - самому Решетнику! - отказали в любой помощи со стороны правоохранительных органов. Заранее отказали. На будущее. И теперь даже не имеет значения кто сядет в кресло губернского прокурора или в любое другое кресло - ему, Решетнику, запрещено на них выходить!

И кто запретил! Губернатор! Который тоже, можно сказать, на содержании у Решетника.

Ну, не только у Решетника, и у других олигархов...

Ага! Вот-вот-вот... Кажется, копать надо отсюда! Другие олигархи! Неужели созрел заговор? Неужели те пять, ну шесть воротил, что заправляют делами в губернии, решили скинуть Решетника? Растоптать, разорить? Поделить его финансовое княжество между собой?

Что ж, дело обычное. И даже понятно, кто может стоять во главе такого заговора - Шишкарь! Кто ж еще?

Ай да Шишкарь! Ну, акула!.. Давно он на Решетника зубы точит, давно! Но, чтоб вот так, в открытую?..

И все-таки это невероятно! Ведь в губернии все уже поделено. Сферы распределены. Как Шишкарь смог поднять на такой заговор остальных-то? Разве они не понимают, что если начнется новый передел, то столько крови может пролиться - дай Господь им самим уцелеть в той бойне!

Да еще чтоб Шишкарь и Губернатора успел полностью перевербовать на свою сторону? Как? Когда? Милейшего Аристарха Митрофановича, который десять раз все взвесит и перевзвесит, который как огня боится новых разборок? Да который всего боится! А уж стрельбы-то как боится!..

Погоди-ка... а что там он бормотал про следователя и пули? Это не про того ли следователя, который сегодня должен был решить, наконец, все вопросы с ублюдком, с пацаном-калекой? Эх, зря Решетник тогда оставил этого паршивца в живых. На свою голову оставил! Вот говорят же: не делай добрых дел!..

Но при чем тут пули? Какие пули? Опять они, что ли, друг дружку там постреляли? Да что ж за беспредел! Куда смотрел Степка? Решетник же специально его послал! Уж Степка-то обстоятельный служака! Это не Никитка. О покойниках плохо нельзя, но Никитку было хлебом не корми, только дай ввязаться в переделку-перестрелку. А Степка как раз ничего такого не должен был допустить, никаких отклонений от плана!

У Решетника заиграли желваки на скулах.

И еще: надо же, опять - опять! - до него, до хозяина, информация доходит в последнюю очередь! Уже даже Губернатор знает, а он, Решетник, не в курсе!..

В своем бронированном джипе он, первым делом, схватился за радиотелефон:

- Степка! Ко мне быстро! Да, в кабинет! Сейчас подъеду!

За тонированными стеклами мелькали огни города, который Решетник давно уже считал своим. А теперь, после разговора с Губернатором, начал в том сомневаться.

16.

- А мне плевать на все пистолеты с автоматами, - вкрадчиво сообщил Решетник, выслушав сбивчивый рассказ Степана Федоровича. - И на тебя плевать! Вот так!

И смачно харкнул на ковер, устилающий кабинет.

- Иди сюда! Гляди! Что видишь?

- Вы плюнули, Алексей Валентинович... Тут ваша слюна, - дрожащим голосом отрапортовал Степан Федорович.

- А теперь смотри! Что я сделал? - Решетник наступил на плевок и три раза повернул ботинок.

- Растерли, Алексей Валентинович...

- Вот и с тобой то же будет. Понял, Степка? Точно так же. Только гораздо больней.

- Но я ведь всегда вам служил...

- Вот и служи! А на посмешище меня выставлять не смей. Нам большие дела предстоят. Нам, знаешь, какие дела предстоят! И я должен быть в тебе уверен. Мне или с тобой эти дела начинать - или... Выбирай сам.

- Я готов! Я всегда готов - и только с вами!

- Ишь ты, юный пионер! Тогда жду тебя здесь. Вот прямо здесь сижу и жду! Через час ты приходишь и докладываешь, что вопрос с недорезанным уродом закрыт. Раз и навсегда закрыт. С полной ликвидацией проблемы. И после этого мы обсуждаем наши планы.

- Но там и семья его...

- Семья? Мне тебя учить? Ну, дорогой, если тебя надо учить, то зачем ты мне такой нужен?

- Нет! Учить не надо! - вытянулся в струнку Степан Федорович.

- Тогда, значит, через час! - и Решетник демонстративно уселся в кресло. - Ну?!

Но, как только дверь за Степаном Федоровичем закрылась, тут же вскочил и забегал по кабинету. И вместе с ним забегали его мысли.

Нет, не надежный этот Степка!.. Вернее, он-то надежный, но не в той кровавой бане, что нынче намечается. Может струсить в решительный момент. Да и хватка у него не та! Эх, Никитку бы вернуть... Хоть на недельку. Он бы за недельку всех тут расписал! Включая Губернатора.

Губернатор... Экая скотина! Ведь это ж надо: вызвать его - вот так! - и при всех отчитать!

А ведь неспроста это. Если б Губернатор просто хотел меня отчитать, то вызвал бы к себе по-тихому, а то, глядишь, и сам бы заехал. По старой дружбе. Да и сказал бы все, что надо. Мол, ты, Лёшенька, не зарывайся, время какое-то смутное... Но ведь он сделал не так! Губернатор сделал наоборот: постарался обставить их разговор таким образом, чтоб о нем стало известно всем!

Всем?

Ну - всем заинтересованным. А кто у нас заинтересованный? Чиновничья шушера в счет не идет... Вернее, идет, но косвенно. Они годятся только чтоб засвидетельствовать сам факт состоявшегося разговора. Но не его содержание.

А что у нас с содержанием? Кому, спрашивается, Губернатор говорил то, что он говорил? Ну, мне говорил, это понятно. Но мне он мог сказать и в другом месте, не прилюдно. Значит, он отчитывался таким образом кому-то еще! Докладывал, что вот, видите? Я говорю с ним. И говорю именно то, что вы мне велели. Кому он мог отчитываться?

Запись! Ага! Содержание разговоров за столиками записывается службой безопасности Губернатора. Микрофоны наглухо вмонтированы в те же столики. Потом все записи обрабатываются и важнейшие передаются наверх... Кому пойдет запись разговора Губернатора с ним, с Решетником? Не к Губернатору же, тот и сам ее содержание прекрасно знает! Тогда кому?

Узнать!

У кого?

У того, кто записывает. А пишет всю эту болтовню так называемая служба безопасности Губернатора - шарашкина контора еще та! Бюрократическая кодла, как и всё в здании губернской Администрации. И заправляет этой кодлой племяш Губернатора, Витька.

Сколько тыщ баксов Витьке передано! Сколько коньяка с ним выпито - в самой интимной-разынтимной обстановке! А, ну-ка, где наш Витька?..

Решетник взял со стола радиотелефон и попытался Витьку вызвать напрямую. Откликнулась Витькина секретарша.

С каких это пор личный радиотелефон начальника службы безопасности Губернатора хватает какая-то секретарша? Фантастика! В какое время живем!..

Решетник представился.

- Виктора Леонидовича нет, - было сказано в ответ сухим тоном.

- Это Решетник! - напомнил он.

- Нет Виктора Леонидовича.

Ага.

Олигарх выключил радиотелефон.

Витька-то, получается, не захотел с ним говорить! И именно с ним, с Решетником! Худо дело... Обложили! Неужто их Шишкарь так запугал?

Решетник опять вскочил, забегал по кабинету.

Нет! И еще сто раз - нет! Не может быть такого! Кишка тонка у Шишкаря этакий заговор провернуть, да чтоб за сутки всех подмять под себя! Не Шишкарь это!

А тогда кто?

Решетник сорвал трубку телефона, торопливо набрал номер:

- Кирилыч? Спишь? Программу "Время" смотришь? У тебя еще и на телевизор времени хватает? А у меня вот не хватает. Ну-ка, снимайся, и неси мне ту разработку, что вчера показывал. Да, ту! Подтверждается твой анализ. И даже круче, чем ты предполагал. Да уж, поступила информация! Достоверней некуда... Источник? Сам Губернатор источник - устраивает? Ага. Так что - мухой сюда, ко мне! Будем вместе кумекать!

17.

Андрей лежал в темноте без сна и слышал, как открылась входная дверь. Открылась несмотря на то, что была заперта не только на замок, но и на цепочку. И открылась почти бесшумно.

"Как жаль, что я не умею видеть в темноте", - с тоской подумал Андрей.

Его лоб взмок от испарины. Он хоть и не видел вошедших, но знал зачем они пришли. Убивать. Просто и безыскусно. Не запугивать, как в свое самое первое посещение, не арестовывать, как потом - для всего этого не нужна ни темнота, ни бесшумность... А нынешних гостей интересовало одно: тихонько и почти незримо подойти к человеку - и уйти. А человека чтоб уже не было.

И как тут быть? Что можно предпринять? Крикнуть, переполошить всех домашних? Но остановит ли это убийц? Какая им, по большому счету, разница: спит жертва или кричит? Они все равно убьют и спокойно уйдут.

Да, именно спокойно. Вот оно, ключевое слово. Они спокойны. А не стоит ли и ему перестать волноваться? К чему кричать и паниковать, будить усталую семью? Разве он, Андрей, самостоятельно не справится с какими-то убийцами? Они, конечно же, страшные люди. Почти уже нелюди. Но страшные - для кого? Не для него ж! Для него они - почти смешные. Поэтому и поступить с ними надо так же - почти смешно.

Начал Андрей с того, что плотно прикрыл дверь, ведущую из коридора в зал. Для этого ему не нужно было видеть - он достаточно хорошо знал расположение комнат в квартире, в которой вырос.

Вошедшие (два или три незваных гостя - точное количество он затруднился установить, но, похоже, что все-таки их двое) остановились перед неожиданной преградой. Они тоже, видимо, знали расположение комнат, знали, что в спальни родителей и сестры инвалида им надо попасть через проходной зал, и были удивлены, когда простенькая, почти картонная двустворчатая дверь стала неожиданным препятствием.

Осторожно надавили плечом - дверь не поддалась.

- Стекло, - шепнул один.

Каждая из половинок двери более чем на треть состояла из застекленного проема. А у незваных гостей были с собой стеклорезы. И они эти стеклорезы достали.

И использовали, надрезав стекло. Не беззвучно, конечно. Но хозяева квартиры то ли спали крепко, то ли от страха запрятались под одеяла с головой - в зал никто не выскочил. А непрошенным гостям оставалось всего лишь выставить стекло и шагнуть в комнату через образовавшееся в двери отверстие. Загвоздка оказалась в другом: уже, фактически, вырезанное стекло никак не хотело выниматься - стояло неколебимым монолитом.

Один из пришедших провел стеклорезом еще раз - поперек стекла, разделив его пополам.

Оно - даже и разделенное - продолжало стоять.

Тогда стекло разрезали наискось - от угла до угла. И еще, снова - от третьего угла до четвертого.

Исполосованное стекло не шелохнулось. Оно уже не было одним, единым стеклом, это были стекла - во множественном числе. Мозаика из стекляшек. Но они продолжали вести себя совершенно неправильно. Порядочная мозаика не будет создавать таких трудностей ночным посетителям - просто не должна создавать.

Посетители были сбиты с толку.

Но еще не напуганы. Испугаться им предстояло чуть позже - и чуть дальше по коридору. Там, куда они пока не добрались - в комнате Андрея.

Степан Федорович специально настоял на том, чтобы Хорек не брал огнестрела. С некоторых пор Степан Федорович не очень доверял огнестрельному оружию. Поэтому в руках у всех были ножи.

И работы для ножей предстояло всего ничего. Степану Федоровичу с Хорьком надо было только войти в комнату, сделать два шага к кровати инвалида, воткнуть ему в грудь стальные лезвия - и всё. Задача сама по себе весьма простая, а уж в условиях полной неподвижности лежащего - и вовсе элементарная.

Осложнило выполнение задачи то, что Андрей вспомнил уроки Сверхсупера, а именно - его манипуляции с монашеской рясой. И, пока пришедшие теряли время, борясь с неподатливым стеклом, Андрей подготовился. Извлек из шкафа свой костюм. Старенький, плохонький, но вполне человеческий. И только после этого позволил двери в свою комнату приоткрыться с легким скрипом. Как бы приглашая убийц к себе.

С целью полюбоваться приготовленным сюрпризом: темной человеческой фигурой, отчетливо видимая на фоне окна.

Впрочем, фигура повела себя вполне дружелюбно - она даже протянула им руку. И если бы не нарочитая агрессивность вошедших, кто знает, может быть все и закончилось бы миром?

Но ночные гости проявили крайнюю неучтивость. В ответ на демонстративную любезность таинственного незнакомца, они молча набросились на него и молниеносно нанесли несколько вполне смертельных ударов: в грудь, в живот и в шею.

Особенно эффектным оказался удар в область шеи - он напрочь снес голову темной фигуре. Голова слетела вниз, звонко гупая, как веселый волейбольный мяч (которым она, собственно, и была), подпрыгнула несколько раз и мирно закатилась в угол, за шкаф.

Нельзя сказать, что столь легкая победа обрадовала вошедших. Скорее, привела в остолбенение.

Впрочем, не только их. Столбняк, похоже, напал и на темную фигуру: лишившись головы, она замерла.

Двое людей стояли напротив, ожидая когда же она, наконец, упадет, однако та, похоже, и не собиралась падать. Потеря головы не лишила ее даже дружелюбия. Как иначе можно расценивать следующий жест: безголовая фигура снова ожила, широко развела руки и шагнула навстречу своим убийцам, явно намереваясь заключить их в дружеские объятия.

Похоже, столь теплая встреча не входила в планы ночных гостей. Степан Федорович вскрикнул, закрывая лицо руками. И больно порезался острым ножом, по-прежнему зажатым в его кулаке.

Получив предательский удар от собственного же оружия - снова, опять от собственного! - Степан Федорович окончательно растерялся. Попытался отступить. Зацепился пяткой за порожек двери. Грохнулся навзничь со всей высоты своего немаленького роста - с повизгиванием и подвыванием. По пути хорошенько приложился затылком об угол маленькой табуреточки, с незапамятных пор стоявшей в коридоре. После встречи с этим углом ранее бурное и громкое поведение Степана Федоровича стало на удивление тихим - поскольку сознание покинуло на некоторое время начальника решетниковской охраны.

А жаль, он пропустил самое интересное: поединок Хорька с безголовой темной фигурой.

Надо сказать, что Хорек дрался в полном соответствии со своим нечеловеческим прозвищем. Он колол надвигающуюся фигуру ножом, бил кулаком, кусал зубами, ощущая вкус ватных пиджачных плеч, но это ему все равно не помогало. Фигура упорно стремилась заключить его в объятия - и заключила. Только объятия эти сомкнулись не на тощей груди Хорька, а на его не менее тощей шее.

И были они уже не объятиями, а удавкой, которая затягивалась все туже, выворачивая шею, ломая кадык и погружая сознание Хорька темноту - столь же черную и нечистую, как и его совесть.

Когда Степан Федорович пришел в себя, то обнаружил, что лежит на спине в узком коридорчике, а в глаза ему бьет яркий свет из открытой двери - из комнаты инвалида ("Черт, как этого инвалида звать-то? Пришел убивать, а даже имени не знаю...").

Пошевелив головой, Степан Федорович понял, что затылок его намок в чем-то теплом и липком. Попробовал рукой - сомнений не осталось: кровь. Причем не чужая - это бы еще можно было пережить! - но собственная.

От этой неутешительной новости Степан Федорович так расстроился, что разрыдался, будто обиженное дитя. Сказалась ли тяжесть волнений, пережитых им за сегодняшний день, или просто душа Степана Федоровича решила вдруг пролиться градом чистых детских слез? Но они текли и текли из глаз - неостановимо.

Степан Федорович попытался подняться - и надо же, новое расстройство! Его, оказывается, придавил собой Хорек, упавший сверху. Придавил - да так и остался лежать сверху. Каждому понятно, что это совершенно невежливо!

С трудом спихнув с себя неподвижного товарища по ночной вылазке, Степан Федорович встал на колени и из этой позиции огляделся.

Видно было мало. Все тот же коридорчик, крохотная табуреточка, залитая кровью да высунутый язык Хорька.

- Ты чего смеешься? - горько поинтересовался Степан Федорович.

Но перекошенное в неуважительной гримасе лицо подельника даже не шевельнулось. Похоже, Хорек твердо решил игнорировать начальство и совершенно не собирался отвечать ни на какие вопросы.

Преодолев обиду на подчиненного, Степан Федорович все-таки поднялся на ноги. Оперся на дверь, жалобно скрипнувшую под его весом, заглянул в комнату.

И встретился взглядом с инвалидом. Темным, немигающим взглядом.

И такими черными, бездонными показались Степану Федоровичи инвалидские глаза, что он сразу вспомнил страшный зрачок пистолета, уставленный прямо в лоб. В этой же комнате. Всего несколько часов назад.

- Ты убить меня хочешь? - размазывая слезы по щетинистой щеке, спросил Степан Федорович инвалида.

- Живи, - просто ответил тот.

- Ну тогда я тебя убью! - воскликнул Степан Федорович и бросился к кровати.

И получил отменную оплеуху. Очень весомую. Из пустоты, от... ни от кого.

Степан Федорович с недоумением огляделся. До сих пор он не подозревал, что оплеухи могут существовать сами по себе.

- Так же нельзя... - жалобно пробормотал Степан Федорович. Поднял нож и вновь двинулся к кровати.

И тут же получил следующую оплеуху. Уже не столь сильную, сколь обидную.

Почти обреченно Степан Федорович все-таки сделал следующий шаг, не ожидая ничего хорошего - и лишился уха.

Как такое могло получиться - этого он не понял. Но нож, которым он замахивался на инвалида, почему-то оказался не где-нибудь, а в непосредственной близости от его собственного уха. И легонькл чикнул по тому уху. Как бы шутя. Хороший, острый нож. И теперь - вот оно, ухо - такое родное и привычное, но не на положенном ему месте, а внизу, на полу. Степан Федорович склонился к нему, заливаясь горькими слезами.

- Ну почему? Почему? - бормотал он, насморочно шмыгая носом.

- Потому, - вздохнув, сообщил инвалид.

Это простое объяснение доконало Степана Федоровича. Бросив нож, размазывая по лицу все, что мог размазать, он побрел вон из помещения.

- Ухо забери, Ван-Гог недоделанный, - догнал его приказ из комнаты.

Степан Федорович послушно вернулся, подобрал ухо, но это оказалось не все, что он должен был унести.

- И труп своего дружка не забудь!

- Какой труп?

- Тот, что валяется в коридоре.

- Да как же я его заберу? Он тяжелый! - совсем расстроился Степан Федорович.

- Заберешь, - заверили его.

Пришлось забирать и труп.

Взваливать его на себя, тащить до лифта, там долго стоять, ожидая кабинки.

Кабинка, наконец, пришла. Но почему-то не пустая, а с подвыпившим мужиком. Мужик, увидев, в какую лужу натекшей крови ему придется наступать, мгновенно протрезвел и выходить не стал. Наоборот, с визгом отскочил обратно в глубь кабинки, быстро ткнул в первую попавшуюся кнопку, и лифт опять уехал.

Когда ж он вернулся, то Степана Федоровича на седьмом этаже уже не было. Рыдая и жалуясь на жизнь, он стаскивал тело Хорька вниз по лестнице - ухватив за ноги и не обращая внимания на голову, бьющуюся об каждую ступеньку. Да что голова? - голова вещь небольшая, даже, можно сказать, компактная. А вот руки Хорька при транспортировке очень мешали. Они нелепо торчали из туловища, то и дело цепляясь за железную решетку лестничных перил.

Степан Федорович, стенал, матерился, проклинал непотребное поведение хорьковых рук, но продолжал тащить тело вниз. Он всегда добросовестно исполнял приказы.

А в оставленной им квартире мало-помалу поднималась паника.

Мама, папа и сестра - кое-как одетые - пытались проникнуть через напрочь заблокированную двустворчатую полустеклянную дверь.

- Сыночек, Андрюшенька, с тобой все нормально? - периодически выкрикивала мама самым трагическим голосом. И это несмотря на то что Андрей сразу заверил их: с ним ничего плохого не произошло.

Перед Андреем же стояла задача чрезвычайной сложности: как убедить родственников отойти от несчастной двери? Причем, отойти подальше. Ведь стоит ему ослабить усилия, и стекло, располосованное убийцами, тотчас разлетится вдребезги, царапая и раня окружающих...

18.

Милицейский УАЗик остановился перед входом в центральный офис фирмы "Колизей". Вслед за ним припарковался джип Степана Федоровича. Причем, за рулем был сам Степан Федорович. Патрульные не рискнули сразу задерживать человека, выдающего себя за начальника личной охраны олигарха Решетника. Вместо этого они решили составить почетный эскорт и проверить, как к этому странному водителю - без уха, в крови - отнесется ночной дежурный "Колизея".

Дежурный отнесся правильно: вскочил, увидев Степана Федоровича через стеклянные двери, торопливо отворил их, пропуская начальство внутрь.

Это вполне удовлетворило стражей порядка, они погрузились в УАЗик и отбыли, нисколько не заботясь о том, что джип, оставленный безухим водителем, стоит ночной порой с приоткрытыми дверями посреди на улицы. Ведь только сумасшедший рискнет угнать автомобиль, запаркованный перед главным входом фирмы "Колизей".

Тем более, что на заднем сидении кто-то спал. Правда, спал он вечным сном, но сразу это заметно не было.

Когда Степан Федорович осторожно поскребся в дверь решетниковского кабинета, там почти все уже было согласовано.

Решетник вместе со своим главным спецом по анализу разложил ситуацию по полочкам и пришел к неутешительному выводу: Губернатор прогнулся. Но не под Шишкаря и даже не под заговор губернских олигархов. Давно просачивалась информация, что нашей глухой лесной губернией заинтересовался столичный капитал, олигархи из самого Петрограда! А денег там - немеряно, и подмять под себя какую-то губернию для питерских труда не составляет.

Судя по поведению Губернатора, он, говоря с Решетником, на самом деле докладывал им, питерским: слышите, выполняю ваше задание, открещиваюсь от бывшего любимчика. Запись его слов наверняка сразу легла на стол питерскому представителю. А может, даже и успела уже отправиться курьерской почтой непосредственно в северную столицу.

- Не-е, без драки я не сдамся! - хлопнул Решетник себя пухлой ладошкой по коленке. - Всех подниму! Сам заговор затею! Но без хорошего отступного не уйду!

- Ой ли, Валентиныч? - усомнился аналитик - мужик лет пятидесяти, седовласый, почтенный. - Сдается мне, что за твоей спиной питерские уже всех обошли. И Шишкарь теперь с ними.

- Думаешь, Шишкарь в доле? - напрягся Решетник.

- А сам погляди, Валентиныч! - аналитик ткнул в принесенную распечатку. - Ни одного лишнего движения у Шишкаря! Все свои проекты свернул - сидит, дожидается. А чего? Теперь понятно: отступного. И уж он-то не продешевит!

- Но почему они вышли на него, а не на меня? Как думаешь, Кирилыч?

- Больно занесся ты высоко, Валентиныч, вот что думаю. Решили они с тобой переговоров даже и не заводить. Сам подумай: когда всех обошли, со всеми сторговались, то тебя теперь обрушить им труда не составит.

- Прям, всех обошли?

- Ну, не всех, конечно. Мелюзга им без надобности - те сами к ним с поклоном приползут на брюхе. Потом. Когда дело уже решится. Ну, может, еще Дылду проигнорировали. Навели справки, что с ним дел иметь не стоит - слишком хлопотно - как и с тобой, Валентиныч! И не стали Дылду в долю брать. Но ведь вы вдвоем с Дылдой против них не устоите, нет, не устоите. Да и Дылду в союзниках иметь - это сам знаешь...

- Знаю.

Решетник вскочил, торопливо пробежался по кабинету. Замер, посетовал:

- И ведь как вовремя они мне руки укоротили! Какой отличный повод нашли! Этот подстреленный следователь - это ж!.. Эх!..

- Да ты сам, Валентиныч, им этот повод подкинул. Что ты уперся в пацана? На кой он тебе сдался, ну? Власть свою показать? Типа, какой ты крутой? Говорю ж - заигрался! Теперь надо отступать. Осторожненько, с выгодой - но отступать!

Тут-то в дверях кабинета и нарисовался Степан Федорович.

- Что? - спросил у него Решетник, подбегая - он уже оценил внешний вид своего посланника, и уже понял: ничего. Опять ничего!

- Вот, - Степан Федорович полез в карман штанов, достал оттуда окровавленное ухо, протянул хозяину, - вот!

- Что ты мне суешь? - отпрыгнул Решетник.

- Там, - тыча себе за спину, доложил Степан Федорович, - там такое!.. - и залился слезами.

Решетник опасливо вытянул голову, заглядывая за спину своего начальника охраны, но в сумраке приемной ничего страшного не наблюдалось - пустая комната, с одиноким желтым шариком настольной лампы и чуть отблескивающей под потолком выключенной люстрой. Если опасность и существовала, то где-то в другом месте.

Решетник заложил руки за спину, по-наполеоновски глядя снизу вверх на Степана Федоровича процедил сквозь зубы:

- Рассказывай!

И рассказ полился. Жалостливый, временами бессвязный, пересыпаемый матюгами и обращениями к Богу. Изобилующий отчаянной жестикуляцией и не менее отчаянными рыданиями.

Кирилыч слушал с интересом.

А Решетник смотрел на Степана Федоровича и не узнавал. Не потому, что тот был в крови да с отрезанным ухом, а потому что перед ним стоял совсем другой человек. Не степенный и основательный, каким Решетник привык видеть своего Степку, а истеричный и полностью раздавленный.

Уже к середине рассказа Решетник сделал все свои выводы, вернулся к столу, вполголоса вызвал главного ночного дежурного. А когда тот вприпрыжку вбежал в кабинет, готовый выполнить любой приказ олигарха, отвел его в сторонку и, показывая глазами на Степана Федоровича, одиноко замершего посреди кабинета, распорядился:

- Это чмо посади в его машину, отвези подальше и ликвидируй.

Решетнику очень нравилась формулировка "ликвидируй". Была в ней этакая хлесткость, высокомерность. Такие и только такие приказы должен отдавать настоящий хозяин жизни. И Решетник всегда употреблял это словечко, вынося кому-то приговор.

Главный ночной дежурный понятливо кивнул, повернулся выполнять, но был остановлен олигархом:

- Павлушка, слышь! Машину не забудь! Ее тоже надо, того - ликвидировать. Вместе с подарочком, который там, на заднем сидении. Ты понял?

- Все понял! - заверил главный ночной дежурный.

- Не все ты понял. С этой минуты ты, Павлушка, начальник моей охраны. Теперь всё понял?

- Теперь - всё! - расплылся в улыбочке резко повышенный в должности Павлушка.

- Тогда - топай!

А когда новый начальник охраны увел старого, Решетник обернулся к своему аналитику.

- Что скажешь, Кирилыч? Степка-то наш с ума съехал, а? И как это мы не углядели?

- Съехал? Так-то оно так... - покрутил карандаш в пальцах Кирилыч. - Да не так.

- Что, считаешь, не поехала крыша у Степки? - с интересом спросил Решетник.

- Поехала, конечно. Но у отъезда была причина. И причина серьезная. Ты не говорил с ребятишками, которые наведывались сегодня в квартирку номер семьдесят пять? А я, вот, говорил. И с теми, которые позавчера туда наведывались, когда Никитушка наш преставился - тоже говорил.

- Не томи!

- А чего томить - подставили тебя, Валентиныч! Питерский след чую!

- Ну ты дал! - не поверил Решетник. - Ты теперь везде питерских будешь видеть? За каждым кустом?

- А сам погляди. Кто о происшествиях в этой квартире узнавал первым? Да кто угодно, только не ты! А почему? Потому что все подстроено было. Заранее! Пасли тебя питерские. Выжидали в засаде на той квартирке!

- Погоди, что подстроено-то было?

- Фокусы были подстроены. Парапсихологические.

- Ты что, Кирилыч, поверил этим россказням? - удивился олигарх.

- Россказни - россказнями, а что с пулями делать, которые твои хирурги-мясники извлекли из вернувшихся ребятушек? А? И с отрезанными ушами? И с Никитушкой, царство ему небесное? С чего это он в одночасье преставился?

- Ну-ка - с чего? - заинтересовался Решетник.

- С того, что к нему было применено сильное парапсихологическое воздействие! Как и ко всем ребятушкам. Результаты, правда, получились разные у этого воздействия. Но так оно и бывает. Никитушка, простая душа, просто помер на месте. А ребятушки палить начали во все стороны, думая, что пистолеты сами у них стреляют. Ну, Степушке, тому круче всех досталось. Ты ж его трижды посылал в эту семьдесят пятую квартирку - вот он уже и дошел до точки, начал уши себе резать.

- Ну а питерские-то тут при чем? Слыхали мы про эту парапсихологию, слыхали! Не один ты такой умный! Про колдунов-шептунов, про бабок-ворожеек...

- Э-э, куда хватил! Ты б еще старцев-травников вспомнил. Ерунда это, Валентиныч! Херня, если по научному. Парапсихологией серьезные люди занимаются. В том числе и в КГБ. Там, знаешь, какие чудеса творят - мама не горюй!

- Думаешь, в квартире этой КГБ питерское засело? - Решетник почесал подбородок.

- Про все питерское КГБ не знаю, но какого-то парапсихолога - мощного, из столичных - туда точно подсадили! Чтоб вокруг тебя этакую чертовщинку закрутить, чтоб от тебя народ шарахался начал. Парапсихолога этого могли даже и не в саму семьдесят пятую подселить, а, например, к соседям, за стеночку. Им же главное тебя поймать. На крючок гордости. А ты и повелся...

- Н-да... мыслишь дельно! - хмыкнул Решетник. - За что я тебя, Кирилыч, люблю и ценю, так за твои дельные мысли! Может, и впрямь, я зря туда сунулся? Зря гордость показывать стал? С гордостью-то нынче плохо! Оно и всегда было плохо... Мы и сами всех, особо гордых, повывели, но и себе такого позволять не должны. Прав ты, ох прав, Кирилыч! Теперь не до квартиры этой. Тут бы самому целым остаться... Но я так просто не сдамся. Ну и что, если даже Дылда? Теперь выбирать все равно не из кого, буду корешиться с ним. Где-то у меня был его секретный телефончик...

19.

Степан Федорович довольно равнодушно воспринял то, что его руки привязали к рулю. Ему сейчас было важнее другое: рассказать Павлу про ожившие пистолеты и про нож, который сам взял да отрезал ухо. Даже когда Павел захлопнул дверцу джипа, Степан Федорович продолжал рассказывать ему, изо всех сил стараясь, чтоб тот понял, осознал. И руками пытался показать как все оно было - но показывать связанными руками было трудно.

Тогда Степан Федорович замотал головой, застучал ногами об пол кабины, но Павел так и не услышал, не понял. Остался там, за тонированными стеклами джипа.

Стоял себе, усмехаясь. Даже помахал Степану Федоровичу рукой - прощай, мол.

Вообще-то Павел хороший парень. Степан Федорович давно его знал, уже несколько месяцев. Но сейчас он видел в зеркало, как Павел медленно удалялся, уменьшаясь. Уходил куда-то вверх по склону, так что оставались видны только его ноги в белых кроссовках, испачканных прибрежным илом.

А потом и кроссовок не стало видно - окна закрыла серая, мутная вода. А джип все ехал и ехал, и вода становилась все темнее.

Потом, наконец, стало совсем темно и машина остановилась.

- Ну как же ты не поймешь! - кричал Степан Федорович, пытаясь добиться понимания от Павла. - Ведь там всё оживает, всё!

И не сразу заметил, что вода уже не только снаружи, за тонированными стеклами, но и внутри, в джипе. Она хлюпала под ногами, плескалась за спиной. Степан Федорович поморщился, ощутив на ноге ее мокрое касание.

Вот вода дошла до щиколоток. Вот до колен. А вот уже Степан Федорович сидит в воде по грудь... По плечи...

Что-то ткнулось ему в затылок, приплыв с заднего сидения.

- Хорек, ты, что ль? - спросил Степан Федорович. - Видишь, как оно получилось - не верят нам!

Говорить было трудно - приходилось вытягивать шею и задирать голову, но вода все равно норовила залиться в рот.

Пришлось закрыть рот и замолчать - хотя это было тяжело, да, тяжело! Ведь нужно было говорить, объяснять!..

Только речная вода и на этом не успокоилась. Теперь она норовила залиться в нос. А тут еще Хорек все покачивался и толкался. То в плечо толкнет, то в оставшееся ухо - сбивал дыхание.

"Ты погодь чуток, ты успокойся, потом толкаться будешь!" - хотел сказать Степан Федорович, но только забулькал.

И вода хлынула, наконец, ему в рот, в горло.

Он забился в кашле, но даже кашлять было неудобно - руки были привязаны спереди к рулю. Как Степан Федорович ни извивался, как ни дергался, но глаза стала заволакивать красная муть - будто воду вокруг подсветили кровавым прожектором.

И в этом адской подсветке он вдруг увидел в кабине рядом с собой тоненькую девушку - почти девочку. Славненькую. Степан Федорович всегда мечтал, чтоб у него была такая дочка. Но - не сложилось, не было у него дочки.

Да и здесь не должно было быть этой девушки. Не место ей было тут, в залитом водой джипе, рядом с такими нехорошими людьми как он, Степан Федорович и Хорек. Неправильно это было.

И Степан Федорович сказал ей об этом:

- Ты бы шла, дочечка. Видишь, что тут у нас делается! Зачем ты здесь?

- Но ведь если я уйду, то вы умрете, - грустно покачала головой девушка.

Так грустно, что у Степана Федоровича сердце заныло. И он ей прямо ответил:

- Чему быть, дочечка, того не миновать. Что уж тут поделаешь... А твое дело молодое.

- Но Андрей ведь сказал, что бы вы жили! Значит, вы должны жить, - девушка притронулась своими нежными пальчиками к веревке. И веревка куда-то подевалась.

А потом она притронулась к лобовому стеклу. И стекла тоже не стало.

- Можете плыть, - сказала она.

- А Андрей - это кто? - спросил Степан Федорович.

Но девушка уже исчезла.

И Степану Федоровичу ничего не оставалось - только плыть. Он и поплыл.

А когда с кашлем, стоном и утробным подвыванием вынырнул, выскочил над поверхностью воды, глотнул живительного воздуха, то оказалось, что он куда-то далеко отплыл от того места, куда приехали они с Павлом. Вокруг были незнакомые обрывистые берега, камыши, ивняк.

Из последних сил Степан Федорович подгреб к берегу, наполовину выполз из воды. Спросил, тяжело дыша, у рыбачка в брезентовой робе:

- До города далеко?

Тот вытаращил на него глаза:

- Да километров сорок будет!

- А в какую сторону?

- Туда! - рыбак махнул рукой.

- Спасибочки, - культурно поблагодарил Степан Федорович.

С трудом поднялся на ноги, побрел вдоль реки в указанном направлении. Не оборачиваясь на испуганного рыбака, который выронил удочку, и теперь она потихоньку уплывала в направлении, противоположном тому, которым следовал Степан Федорович.

Одна только мысль мучила Степана Федоровича на всем его пути: кто ж такой этот Андрей? Не архангел ли какой? Может быть на Небе решили дать ему шанс продолжить свою земную жизнь? Но так, чтобы замолить и исправить зло, которое он, Степан Федорович, принес в мир? И даже не продолжить - начать жить заново! Но уже совсем по-другому - в святом и искреннем покаянии?

Брёл Степан Федорович по лесной проселочной дороге и крестился. Плакал и крестился.

20.

Звонок в дверь перепугал Людку до дрожи.

Она прибежала в комнату Андрея с возгласом:

- Я не буду открывать! Мы с тобой только одни дома!

Звонок повторился.

- Открывай, не бойся! - сказал Андрей. - Если бы кто хотел нам что-то плохое сделать, так он бы просто взломал дверь, как тогда - помнишь? Без всяких звонков.

- А если это опять с обыском? - возразила Люда, но все-таки пошла взглянуть в глазок на настырных посетителей.

- А, это вы... - проговорила с облегчением. И, распахивая дверь, крикнула Андрею. - Это к тебе одногруппники! - и тут же поправила себя. - Одногруппницы. Бывшие.

- Вот как? - удивился Андрей.

Толян-то у него бывал регулярно, а вот остальные сокурсники не баловали посещениями.

Дверь комнаты отворилась и Андрей удивился еще больше: на пороге стояла сама Анжелика Поспелова! Краса и гордость курса! Богатейшая из факультетских невест! Ее отец если и не был олигархом, то весьма близко находился от этого высокого и почетного звания.

- Добрый день, Андрюша, - пропела она. - Разреши тебе представить мою хорошую подругу Николаеву... Николаеву...

- Тоже Людмилу, как и ваша сестра, - очаровательно улыбнулась высокая длинноногая девушка в стильной малиновой мини-юбке и не менее стильной абрикосово-кофейной кофточке, вплывая в комнату вслед за Анжеликой.

"Про такую улыбку говорят - на сто баксов", - отметил Андрей. И еще отметил странную заминку Анжелки, когда она представляла "хорошую подружку". Что ж это за подружка такая, да еще и хорошая, если ее имя никак вспомнить не удается?

- Она тоже учится в нашем университете, только на другом факультете, и давно хотела с тобой познакомиться! - торопливо оттарабанила Анжелика - будто заученную роль.

- Да, очень давно хотела! - промурлыкала Людмила, нежным движением одергивая мини-юбку. - Еще с прошлого года. Но стеснялась. Ведь вы всегда ходили не один - такой красивый, такой мужественный!

Странно было даже думать, что эта Людмила в состоянии чего-то стесняться, но если ей хочется выглядеть стеснительной, то почему бы и нет? - мысленно пожал плечами Андрей.

- Вы и сейчас очень привлекательны! - продолжала Людмила. Стобаксовая улыбка будто приклеилась к ее лицу. - Это так необычно, так экзотично!

- Что именно? - уточнил Андрей.

- Знаешь, Андрюша, - вклинилась в их беседу Анжелика. - Мне тут срочно бежать надо... На занятия... В общем, я пошла, а вы оставайтесь! Девушка, закройте за мной дверь! - обратилась она к Людке-сестре.

В отличие от своей "хорошей подружки" она, похоже, не знала как зовут сестру Андрея. Да и знать не хотела.

- Вам что-нибудь нужно? - не слишком дружелюбно спросила Людка, заглядывая в комнату после того как хлопнула входная дверь за Анжеликой.

- Спасибо, ничего, - ответил Андрей. - Если что-то понадобится, я тебя позову.

- Ну... ладно, - сказала Людка, смерив новоявленную тезку подозрительным взглядом.

- Так что ж именно вам кажется таким экзотичным? - напомнил Андрей, когда за сестрой закрылась дверь.

- Вы! - пылко ответила стобаксовая Людмила. - Или можно на "ты"?

- Можно, - согласился Андрей. - Ищете экзотики?

- Разумеется, Андрюшенька! - проворковала Людмила. - А кто ее не ищет? Вот ты - разве ты против экзотики? - она присела на край кровати и мягко, но требовательно пробежалась длинными пальчиками по одеялу на груди Андрея.

Этому прикосновению ничего не стоило проникнуть сквозь тонкое одеяло. И оно проникло, как током ударив Андрея.

- Я?.. - запнулся он. - Не знаю...

Прикосновение пальцев профессионалки - а Людмила, несомненно, была профессионалкой, и из дорогих - были таким зовущим, что в висках застучало и дыхание участилось. Как же давно его не ласкали девушки!..

- А я вот знаю... - ее пальца продолжили свой манящий танец по телу Андрея - по животу и ниже... - Тебе трудно скрывать свои чувства... - она скосила глаза на заметный бугорок, приподнявший одеяло.

"Да ведь я же сейчас без памперса..." - вспомнил вдруг Андрей.

А гостья продолжала ворковать:

- Ты не такой скрытный, как остальные мужики. Сразу показываешь, что тебе нравится девушка... И это для девушки очень привлекательно... И так экзотично... Да... Очень экзотично...

То, что произошло после этого, довольно сильно удивило Андрея. Не само развитие событий, но их скорость. Людмила сделала всего несколько быстрых движений - и оказалась без одежды. Совсем. Казалось, вокруг нее пронесся небольшой ураган, мгновенно сорвавший все ее покровы.

Впрочем, тех покровов было не так уж и много - скосив глаза, Андрей увидел на стуле совсем небольшую горку белья.

А потом прямо над собой обнаружил голую и очень привлекательную грудь. Мягко покачиваясь, она почти касалась сосками его лица. Да и всю Людмилу увидел он над собой. Ее колени сжимали его бедра, руки опирались на простыню около плеч.

Самое замечательное, что одеяло - последняя преграда между ними - тоже куда-то исчезло.

- А это, и правда, будет экзотично! - интимно прошептала Людмила ему на ухо, опаляя своим горячим, пьянящим дыханием, и ароматом дорогих духов.

Своим роскошным телом она укрыла его. Спрятала под собой. В себе. И начала на нем древний танец, известный со времен Адама и Евы.

Андрей не мог не включиться в этот танец - танец был как раз для двоих. И они вдвоем закружились в нем, забились в сладких судорогах синхронных движений...

А когда все кончилось, то неожиданно обнаружилось, что уже не она на нем, а он лежит на ней. Она же в ленивой истоме ворошит ему волосы, приговаривая со своим грудным, зовущим смехом:

- А ты, оказывается, из тех парней, что любит быть сверху! Чтоб обязательно ваш верх был - во всем и всегда! Проказник...

Потом приподнялась на локте, поглядела внимательно. Упругой змеей выскользнула из-под него, пробормотала с удивлением:

- Но как же ты это смог?.. Как тебе сверху удалось оказаться? Без рук, без ног? Значит, не зря он говорил...

Тут Людмила (или как там ее на самом деле) резко оборвала себя, впилась поцелуем в губы Андрея, одновременно лаская его тело и переворачивая на спину. Она торопилась, как бы призывая забыть маленькую сексуальную нестыковку. Вместе со своей незначительной обмолвкой.

- Что ты хотела обо мне узнать? - спросил он, с трудом отрываясь от ее губ.

- Я? Ничего! Просто немного экзотики - и тебе, и мне в радость...

- И ты ни о чем не будешь меня спрашивать?

- Милый мальчик, какие расспросы в постели?

- Значит, ты узнала уже все, что хотела узнать?

- О том, что ты горячий любовник? Ну, это не слишком большая тайна!

- Нет, не это... Ну, ладно. Узнала так узнала. А кто тебя прислал? Кто мною настолько интересуется?

- О, дорогой! Получается, что это ты устраиваешь мне допрос, а не я! Зачем? Разве нам не было хорошо? К чему же портить впечатление?

Людмила грациозно поднялась, заглянула в зеркало, поправляя растрепавшуюся прическу. И одновременно давая Андрею возможность еще раз полюбоваться собой. А потом оделась - так же стремительно, как и раздевалась. Может быть, это тоже входит в профессиональные навыки?

- Все было замечательно, дорогой, - сообщила она, наклоняясь.

Слегка коснулась своими чувственными губами его губ. Заботливо укрыла одеялом.

- Пока, Андрюша! И передай сестре, чтоб она не была такой ревнивой. В жизни это только мешает.

И упорхнула. Не предлагая закрыть за собой входную дверь. Видимо, она это умела делать и сама.

21.

Когда Андрей впервые появился на кухне, мама как раз мыла посуду.

Он хотел сделать сюрприз, но ничем хорошим такой сюрприз закончиться не мог - и не закончился. Уроненная и разбитая тарелка, и валокардин, который плачущая мама накапала себе в большую столовую ложку, разбрызгивая дрожащими руками вонючее лекарство - вот и весь эффект от сюрприза...

Впрочем, тарелка - что. Тарелка - пустяк. После всех ужасных чудес, случившихся в их семье, когда любимого сына вдруг приносят в совершенно искалеченном виде, без рук, без ног, когда квартира превращается в бесконечный, безнадежный лазарет, а потом в нее вламываются бандиты со стрельбой и кровью, а следом - власть с теми же бандитами... Да, после всего этого безумного карнавала очередное чудо, на этот раз - прекрасное, не произвело на родителей и сестру особо сильного впечатления. Это великолепное, просто замечательное чудо было воспринято, скорее, с облегчением. Нерешительная, подрагивающая улыбка отца, восторженная истерика сестры - с брызгами слёз, как и у мамы - вот и вся реакция.

Толян, конечно, оказался покрепче. Только охнул да за голову схватился, когда перед ним открылась входная дверь, а в прихожей Андрей стоит. Собственной персоной. В костюме и при галстуке.

- Как это? - восхищенно выдохнул друган.

Подскочил, хотел схватить за руки - и улыбка увяла. В рукавах пиджака было пусто.

- А на чем ты стоишь? - нерешительно поинтересовался Толян. - Какая-то подставка?

Смущенное выражение его лица показывало: он бы и готов посмеялся удачной шутке - тем более, что сам же изувеченный друг над собой и пошутил - но все-таки ему как-то неловко.

- Посмотри, что там, - разрешил Андрей.

Толян наклонился, приподнял штанину над домашним тапочком - пусто. Поднял вторую, провел под ней рукой - тоже нету ничего! Совсем ничего!

- Фокус? - спросил обалдело.

- Нет, - засмеялся Андрей.

- Левитация?

- Ну, пожалуй. Можно и так назвать.

- И как ты левитируешь?

- Да вот так! - Андрей, довольный произведенным эффектом, развернулся в воздухе и поплыл к двери в свою комнату. - Помнишь Сверхсупера? Как он летал? Вот и я теперь так умею!

Штанины слегка колыхались на ходу, чуть отставая. Как и должно быть, когда несут пустой костюм.

- Тапочки забыл, - напомнил Толян.

- Точно! - кивнул Андрей. - Никак не привыкну держать под контролем все сразу.

Тапочки приподнялись и покорно поплыли вслед за пустыми брючинами. Тоже слегка покачиваясь.

- А ты не можешь как-нибудь, это... ну, как бы, шагать? - догоняя Андрея, спросил Толян. - Чтоб было похоже на обыкновенную ходьбу?

- В принципе, наверно, могу. Но это сложно! - пояснил Андрей, присаживаясь на кровать в своей комнате. - Пока что сложно.

Брюки свесились до пола. Под ними пристроились тапочки.

- Понимаешь, в принципе возможно, конечно, всё. Я, наверно, даже мог бы попытаться при движении размахивать штанами - будто переставляю в них ноги. И даже попробовать при этом сгибать штанины в коленях... Ну, то есть, в том месте, где должны быть колени... Но, знаешь, это такой напряг! Заметь, даже Сверхсупер не хочет тратить на это силы. На имитацию ходьбы. Лень ему, видите ли! А сам меня в лени упрекает!

- А, хочешь, я помогу тебе тренироваться? Чтоб ты ходить научился. Ну, как бы ходить... А то твой полет выглядит совсем уж как-то слишком!..

- Слишком?

- Зловеще, что ли... Не знаю даже...

- Просто ты привык видеть именно такой способ передвижения - ходьбу.

- Да. Привык. Но ведь и все привыкли! Вот если б все вокруг только и делал что летали, парили над землей, тогда б, да...

- Тогда бы пешая ходьба выглядела странно! - улыбнулся Андрей.

- Наверно. Но сейчас все-таки не так. Все ходят.

- И ты хочешь, чтоб я был как все?

- А ты разве сам этого не хочешь?

- Кто ж меня знает? - призадумался Андрей. - Наверно, хочу. А с другой стороны... Меня ведь не держат эти условности - ходить или летать... И если я не такой как все, то почему я должен маскироваться?

- Потому что надо! - убежденно сообщил Толян.

- Но зачем?

- Да хоть бы для того, чтоб иметь успех у баб! Сам прикинь: одно дело - ты подходишь к ним... Знаешь, этакой, специальной походочкой...

- Знаю, знаю! - отмахнулся Андрей. - Все я знаю про твою специальную походочку!

- Ну вот, ты подходишь - и всё! Она - твоя. Полный успех! Но совсем другое дело, когда ты подлетишь к ней, как манекен...

- Практика показывает, что этот успех я и так имею... - скривился Андрей.

- То есть? Ты кого-то тут успел трахнуть? - глаза Толяна восторженно расширились. - Прямо на лету?

- Да, было дело... Ну, не лету, а обычным способом - в кровати. Приходила тут ко мне Анжелка Поспелова...

- Анжелка? Фу-у... нафиг она тебе нужна, кривляка эта? Две минуты траха, а потом сто лет объяснений с ее дорогим папочкой!

- В том-то и дело, что она мне не нужна! Но с собой она привела такую кралю - обалдеть! Валютную, не дешевле сотни баксов. И набрехала, что краля тоже учится в нашем универе. Хотя я у нас никогда ту не видел... Вот, эта краля меня и того... Соблазнила.

- Ничё не понял! - честно признался Толян. - Что за бред? Чтоб Анжелка тебе кого-то в постель сунула? Да еще и долларами за твои удовольствия расплатилась? Надеюсь, тебе-то ничего не пришлось отстегивать этой валютной?

- Пришлось. Только не валютой, а информацией. Да и то нечаянно. Я, понимаешь ли, увлекся - и оседлал ее в порыве страсти... А она, видимо, за тем и приходила...

- Чтоб ты оседлал ее? В порыве страсти?

- Точно! Это была, типа, проверка: что я, собственно, могу? И могу ли хоть что-то?

- Но ты ж смог? - уточнил Толян. В его голосе чувствовалась гордость за друга.

- Смог. Но ее интересовали вовсе не мои сексуальные возможности.

- А что?

- А то, как я могу двигаться. По-моему, она проверяла: могу ли я вообще двигаться? Без рук, без ног? Или это одни только россказни? Массовый психоз, регулярно происходящий в нашей квартире? Вот это ей и нужно было вызнать! А я тут так расстарался, что ей и расспрашивать ни о чем не пришлось - сам все показал. Не применяя ни рук, ни ног. Коза Анжелка в этой проверке не участвовала. Ей, небось, просто приказали привести эту кралю ко мне - она и привела. И баксы крале потом отстегивала не она, без нее нашлись люди... Небось, еще и папику ее что-нибудь отстегнули, чтоб он дочку этой крале выделил в сопровождающие. Или тоже просто приказали: ну-ка, выдели дочку! Пускай сопроводит!

- Ты чо! Да ты представляешь, какие это должны быть люди, чтоб самому Поспелову приказывать? Да еще и насчет его любимой доченьки? - с благоговейным ужасом покачал головой Толян.

- Представляю. Не просто крутые, а очень крутые! И это меня не радует. Кому-то я на глаза попался после всех этих историй с обысками... И кому-то очень крупному... То-то Решетник вдруг перестал активность проявлять!

- Думаешь эти крутые и Решетнику приказали не наезжать на тебя? Вот это будет совсем круто если Решетник отстанет!..

- Отстанет? Что-то не верится. Кто мне говорил, что Решетник, как удав - если залез, так уж не слезет? Не ты разве?

- Я только пересказал что мне говорили. Мне-то откуда знать - удав он или нет?

- Может и не удав. А если удав? Знаешь, что-то не хочется кролика из себя изображать. К тому же за Решетником я должок числю. Неоплаченный. И если мне против него кто-то действительно сможет помочь, то я буду только благодарен.

- А как благодарить-то за помощь будешь? - Толян глянул на Андрея. - В баксах? Или снова - натурой?

- Да, это вопрос, тут ты прав. Баксов нет, а моя натура им, думаю, без надобности... Но зря стараться ради меня никто не будет, и расплаты потребуют обязательно.

- Во-во!

- А если все это - моя фантазия? Может, и не собирается никто меня брать под свою защиту?

- Про валютный трах - тоже фантазия?

- Хм.

- То-то и оно!

- Да ладно запугивать!.. Прямо уже до смерти запугал! Все равно пока что рано волноваться. Будем посмотреть. А там, глядишь, и придумается что-нибудь.

- И что ты придумаешь для своих благодетелей? То же, что для Решетника? Опять круговую оборону в своей квартире будешь держать?

- Убедил. Не буду. Пора выходить в люди - и уже там держать оборону. И ты должен в этом мне помочь!

- Оборону держать? Я? - с сомнением скривился Толян. - Куда мне! Если даже ты не справишься - я-то как смогу?

- В люди выходить - вот где мне твоя помощь нужна! Ну-ка, давай, помогай! Чтоб я научился!

- Выходить?

- Ага! И чтоб выход мой был неотличим от выходов остальных ногастых и рукастых граждан.

- А, это пожалуйста! Вставай, будем начинать учебу!

Андрей взмыл над кроватью.

- Стоп-стоп! - поднял ладонь Толян, останавливая. - Так не годится!

- Что не годится?

- Да то, что взлетел ты ни с того, ни с сего! Разве люди, когда встают, взлетают над кроватью?

- Ну, это я пока... Для начала... Сейчас чуток подкорректирую - и буду готов к ходьбе - воспарю над полом.

- Никаких "сейчас"! Ты ж хочешь вести себя как обычный человек? Вот и начинай. Прямо с первых движений!

- О, строгий какой педагог завелся!

- А то! Я тебе покажу кузькину мать! Сам я ее не видел, а тебе покажу! Учиться - так учиться, волынить неча! Ты ведь должен свои движения до автоматизма отработать! Чтоб не раздумывал: как же мне теперь правую ногу поднять? А потом левую? Ты ведь, когда целый бы, не думал же, как ноги переставлять? Просто поднимал их, ходил себе - и всё!

- Сравнил! Чтоб ходить научиться, я, знаешь, сколько шишек себе набил? Посмотри мои детские фотографии, как я там падал!

- Понял. Шишки тебе нужны. Без шишки ты как без пряника. Ну, это я могу! Где тебе первую шишку поставить? Показывай! На лбу? А, хочешь, могу заодно и нос тебе расквасить! Чтоб было совсем уже как в детстве. До кровавой юшки!

- Ладно, уговорил! - засмеялся Андрей. - Не надо юшки, обойдемся! Будем тренировать эти, как их... двигательные навыки!

- Причем, начиная с первых движений!

- Да, с самых первых.

Андрей снова лег на кровать:

- Ну, вот, следи - я проснулся. И решил встать. Что я делаю? Сначала спускаю правую ногу...

- Ничего подобного! Сначала ты садишься на кровати. Садись давай! Вот так. А потом уже ногу переносишь с кровати на пол.

Толян внимательно проследил за переносом ноги, поморщился:

- Все неправильно! Назад ложись.

- Почему неправильно?

- А потому, что синхронно с переносом ноги ты должен и туловище поворачивать! Нога ж у тебя к туловищу крепится! То есть крепилась... То есть должна крепиться...

- Да понял я, понял. Давай снова. Вот я лег...

- А теперь вставай. Так. С синхронным разворотом... Ага. Можешь еще как бы руками опереться... Да опирайся ты, опирайся! Вот. Сел. И только теперь можно начинать вставать... Да что ж ты делаешь?!

- А что?

- Зачем ты вертикально взлетаешь? Ты что, вообразил себя баллистической ракетой, которая стартует прямо в небо?

- Ах, да! Я же должен перевести свое тело из положения "над кроватью" в положение "над полом"... Вот так?

- Не так. Теперь ты взял, и будто лихо съехал с горки на санках. А люди поднимаются по-другому. Давай покажу!

Толян подсел на кровать к Андрею. Потом встал с кровати:

- Видишь?

- Ах, вот как, оказывается, поднимаются с кровати нормальные люди! Кто бы мог подумать... Значит, сначала надо наклониться вперед...

- Вот именно! Но следи, чтоб задница твоя при этом оставалась на постели. Как прибитая! Она ведь, и правда, прибитая у всех нормальных людей - земным тяготением прибитая. Это у вас, у суперменов, все не так!

- Я не супермен. Я до Супера явно не дотягиваю.

- Кто тебе такую глупость сказал?

- Сверхсупер. Он сразу предупредил, что до Суперов мне - как до Китая вприсядку! Или надо говорить "как до Петрограда вприсядку"?

- Не знаю. Я тебе не лингвист какой-нибудь. И вообще не вист. Но самое обидное - знаешь что?

- И что?

- Да то, что ты веришь малопонятному и невразумительному Сверхсуперу, у которого и лица-то нет, и не веришь мне, своему лучшему другу! Савсэм абыдна, аднака!

- Верю, верю! - смеясь покачал головой Андрей. - Но будем уж точны в формулировках: я все-таки не Супер.

- А кто же ты?

- Ну... - Андрей задумался. - Вообще-то, я - Андрей. А если уважительно, то Андрей Александрович.

- Да знаю уж! Вообще-то - я тоже в курсе. Но если ты не супермен, тогда кто? - Толян, имитируя глубокую задумчивость, потыкал себя указательным пальцем в лоб. - Может... Страйгер?

- Это еще что за бяка? Страйгера какого-то придумал!

- Страйгер - это... ну, допустим, что Страйгер - человек-сила.

- Это в переводе с какого?

- С такого. С моего! Да. Красиво же! Так и буду теперь тебя звать - Страйгер! А уменьшительно-ласкательно как будет? Страйгерчик? Или, нет - "Страйгушка ты мой дорогой"! И, называя ласкательно, буду тебе в ножки кланяться, чтоб ты меня своей силушкой богатырской не пришиб ненароком.

- Это мне-то - в ножки? - засомневался Андрей. - Где ты у меня их видишь?

- Себе! Себе в ножки! В свои собственные ножки буду кланяться, успокойся! Но - с уважением. Причем, к тебе. Даже, можно сказать, с пиететом в твой адрес!.. Ишь, хохочет он. Расхохотался тут мне! Кстати о ножках. А что это у тебя штанины болтыхаются так, будто они не на ноги надеты, а висят для просушки, как на тонком шпагате?

- А как надо чтоб они висели? Как на толстом шпагате?

- Нормально надо! Как у всех! Ведь нога объем имеет. Какой-никакой, но все-таки. Ширину, толщину... Так дай ей этот объем!

- А и правда! Мне ведь и Сверхсупер про трехмерный объем все уши прожужжал! Или это Магнолия говорила, а он все больше на многомерность пространств упирал? Не помню. Но с ногами ты прав! Совершенно прав! Надо как-то обеспечить их толщину. И толщину рук - тоже... Короче, давай! Тренируй меня! Подсказывай!