Стратегия исхода

1 Делайте ваши ставки

Я ж не из-за денег. Честно. Я ради игры[2].

Может, обстановочка виновата – свежий хэмптонсовский[3] воздух. Или «мерло». Но едва Алеков папаша предложил мне пост технического аналитика «МиЛ»[4], почему-то я вдруг заподозрил, что сочинение видеоигр – совсем не поднебесье, откуда рулишь американской культурой. Так, задворки. А мистер Морхаус давал шанс сыграть по-настоящему, в больших лигах. С реальными ставками – на деньги[5]. И я понимал: пока не забываю, что это просто игра, все тип-топ. Черт[6], 2008 год на дворе. Мы же с Великой Коррекцией справились. Теперь-то все врубились, что на самом деле творится.

Через месяц я[7] повторял себе все это в лимузине. Мы въезжали на Манхэттен по мосту Трайборо[8]. На спинках сидений в кармашках – свежие «Нью-Йорк Таймс» и «Уолл-Стрит Джорнал», для чтения – лампочка на «гусиной шее»[9]. Сотовый видеофон торчит в подлокотнике, зеленым огоньком мигает – готов. Никаких щелей для кредитки. Сплошь кредит, спасибо «МиЛ». Я, правда, решил, что еще совсем новичок – пока лучше сокровищ не копить[10]. Записал себе на счет один лаптоп[11] и последний наручный коммуникатор и пока не в курсе, как за эти железки платили.

По радио гнали матч «Никсов»[12]. Новый центровой из Боснии[13] послал свечку[14] в корзину. «Самое время закорешиться с шофером, – подумал я. – Никак не привыкну, что тут кто-то слуга, а я хозяин».

– Наконец-то у них центровой до корзины допрыгивает, – сказал я. Может, коротенький треп о «новом стиле в международном баскетболе», как выражается «Таймс» в кармашке, нас с шофером подружит. Как людей, а не классовые элементы.

– Да, сэр, – вежливо согласился шофер. Акцент, насколько я понял, ямайский[15].

– Как Юинг в лучшие времена. – Нет ответа. – Вы с островов? – спросил я с интонацией почти карибской – явно откуда-то из Третьего мира[16].

– Нет, сэр. Я из Замбии.

– А, да? И чем вы там занимались?

– Я работал на правительство.

– Кем?

– На самом деле я программист.

– О. – Я постарался уж очень откровенно не удивляться. Ну, типа, один черт – что шофер, что программист. – Вы и дальше собираетесь?

– Я здесь уже двенадцать лет. – Он глянул на меня из зеркальца заднего вида.

– Но вы же небось скучаете?

– Скучаю по деревьям. Только по деревьям. Здесь я за рулем зарабатываю больше, а мои дети живут в свободной стране.

– А Замбия разве не свободная?

– Не такая свободная, как Америка. – Он многозначительно улыбнулся. – Здесь я могу зарабатывать, как сочту нужным.

– Я сам программист, – сообщил я. – У вас есть визитка?[17] Я знаю кучу фирм, где народ ищут.

– Я преподавал в университете. Здесь не годятся мои докторские[18] диссертации и дипломы.

Диссертации? И много их у него? А тут я – зашибаю четверть миллиона только зарплаты с одним дипломом бакалавра. Я могу парню помочь. В «МиЛ» целый этаж бангалорских программистов с визами H1-G[19], и платят им шестьдесят баксов в час. Наверняка больше, чем он за баранкой лимузина зашибает.

– Правда, может, я помогу… – Но мы уже приехали, вот он – перестроенный склад на Двенадцатой авеню. Шофер выдал мне планшет с чеком. Я сунул под зажим новенькую визитку «Морхаус и Линней».

– Благодарю вас, сэр, – тихо сказал он.

– Я серьезно, – ответил я, закрывая дверцу. – Звоните, чего там.

Перед нелепым зданием толпились черные авто. Правда, только у моего на заднем стекле – большая табличка с номером. Потому что он из общего гаража, для подчиненных. Остальные – явно личные. А что, на такси больше не ездят? На подходе я изменил траекторию, отодвигаясь от непрестижного транспорта.

Бархатный канат[20] – одинокий атрибут рабочей атмосферы. Две юные леди в облегающих платьях сверяли имена со списком. Трио бизнесменов лет за пятьдесят ходатайствовали о праве на вход пред молодой судьей. А барышня, отрывая пустой взгляд от цифрового планшета, конечно, всякий раз мстила за годы родительской власти:

– Очень жаль, но в списках я вас не вижу. Еще раз – кто, вы сказали, вас пригласил?

Я нащупывал в кармане визитную карточку, но едва приблизился к контролю, одна из девчонок грациозно отстегнула передо мной канат. Я ее не узнал; зуб даю, она меня тоже. Но у меня правильный возраст, правильный стиль и правильное поведение, так что меня пускают без вопросов. Видимо, я могу быть кем угодно, – потому они и считают, что я некто[21].

Я думал было потратить толику дармового респекта на пожилых бизнесменов, но накрапывал дождь, и не хотелось прерывать течение нежданно гладкого входа. Кроме того, они же просто квадратные в костюмах[22]. Да пошли они.

Внутри был зоопарк. В громадном бетонном зале грохотала электронщина девяностых, аж куски майлара на балках сотрясались. Мужчины в европейских костюмах – небось на воротниках бирки «годен до»; женщины – в платьях, что прячут фигуру[23] или выставляют напоказ. У всех пластиковые стаканчики, и все друг другу орут. Слишком шумно и слишком людно – не разберешь, где хоть кто-нибудь толковый. Да еще жара. Я мысленно составил список задач:

1. Засветиться в гардеробе и сдать плащ[24]. 2. Что-нибудь выпить. 3. Найти Алека.

Алек – мой лучший друг в Нью-Йорке и ходячий «Ролодекс»[25] Кремниевой аллеи.

Длинная очередь – в основном женщины с плащами – вилась по лестнице в подвал. Только я туда встал, кто-то сцапал меня за локоть.

– Плюнь. Пошли.

Я спасен! Алек. Светлые волосы расчесаны на прямой пробор и так зализаны, что я кореша еле узнал. Правда, я и вникнуть не успел. Мой тощий юный конвоир – костюм «в елочку»[26] – без единого «простите» погнал меня в обход рассерженной очереди прямо в подвал, мимо конторки, к двери за гардеробом. Одним плавным жестом избавил меня от плаща, вручил его козлобородому гардеробщику и сунул квитанцию мне в нагрудный карман.

– Никогда не стой в очередях, Джейми, – наставлял меня Алек, волоча вверх по лестнице. – Очереди не для тебя.

– Кто тут есть? – спросил я, вновь очутившись в пандемониуме.

– А кого нет? – ухмыльнулся он. – Что пьешь?

Толпа у бара – неудовлетворенная человеческая масса, еще плотнее лестничной. Все отчаянно пытались дозваться двух барменов и притом не показать своего отчаяния друг другу.

– Да ладно. Я вообще-то не хочу.

– Что будешь? – не отступал он.

– Просто пиво[27] сойдет. Любое.

Алек вручил пятьдесят баксов долговязой манекенщице, тащившей серебряный поднос суси.

– Два джина с тоником, будьте любезны.

Она глянула в сторону бара и закатила глаза. Я протянул было руку – забрать деньги и отпустить бедняжку с миром, но Алек помешал:

– Спасибо, чудесно, правда, – и отослал ее в гущу толпы. – Она зайдет с той стороны и приготовит сама. Ну хватит, Джейми, отвянь[28] – ей за это платят.

– Да я просто…

– Я ей дам побольше на чай, о'кей? – Мой новый коллега положил руки мне на плечи. – Это важная тусовка. Ты уж, пожалуйста, веселись.

Мой мозг пытался примирить «важную» и «веселись», Алек же тем временем отволок мое тело к стайке диванчиков.

– Подожди. Как она искать нас будет? – спросил я.

Алек преувеличенно вздохнул (читай: «очнись») и обозрел окрестности, ища удачной точки для аудиенции.

В отличие от меня, Алек знал, как замутить тусовку, это да. Вся моя учеба в Принстоне[29] вполне делится на две фазы: «до Алека» и «после Алека». Я поступил в колледж со стипендией по программированию и общался в основном с корешами-хакерами. Незаслуженная дурная слава автора вируса DeltaWave сделала меня как бы легендарным среди нёрдов – главным образом, выпускников средних школ с выдающимися результатами академического теста на способности[30]. Но ко второму курсу я осознал, что принадлежу к высшему эшелону принстонского эквивалента низших слоев. Почти бессознательным, но весьма привычным маневром мы – вместе с большинством афроамериканцев – низвели себя до крошечной группки обитателей современных, но непрестижных дортуаров на далеком юге кампуса. Принстонское гетто.

В знаменитых квазиготических зданиях на севере водились персонажи иного сорта. Отпрыски успешных выпускников, южных джентльменов, нью-йоркских инвестиционных брокеров и уцелевших богатых американских бездельников как-то опознавали друг друга до начала занятий и забивали четырехместные номера с видом на брусчатые дворы и каменные арки, что каждый семестр появлялись на обложке учебной программы[31].

Эти люди ходили в соперничающие школы, однако здесь попали в общий клуб и принимали друг друга как братьев.

Полный решимости прорваться наверх, я бросил питаться в кошерной[32] столовой. Мое проникновение в высшее общество целиком базировалось на действующей меритократии, а потому я отправился на отборочные по гребле и добыл себе место во второй лодке. Мы гребли как один человек, но тем иллюзия солидарности и ограничивалась. Выиграли, проиграли – после матча узкий кружок выпускников Андовера, Экзетера и Чоута разбегался по машинам и уезжал в неизвестное, разумеется, место, победно вопя в потолочные люки.

Однако я упорно считал, что завоюю благосклонность элиты, едва стану незаменимым гребцом первой лодки. Три вечера в неделю я до кровавых мозолей на ладонях работал в эллинге на гребном тренажере[33].

В итоге я добился места получше, хотя из второй лодки так и не выбрался. Однако мои старания в нужный момент привели меня в нужное место.

Как-то к ночи ближе я боролся с противовесом, а полдюжины малолетних пижонов из частных школ водили на причале пивной хоровод[34]. Они болтали про девчонок, которых собирались окучить, и еще про то, у кого герпес и у кого богатые папаши. Они пьянели и буянили, и тут одного посетила светлая мысль затащить кег в «восьмерку» и отгрести на середину озера Карнеги.

Когда лодка наконец опрокинулась, парни так офонарели, что еле до берега добрались. Эти неандертальцы ржали, выволакивая свои мокрые туши на причал. Поразительно, как я мог домогаться принятия в их слабоумное племя.

А потом я увидел, как что-то скачет вверх-вниз в темноте над водой – не весло, не «восьмерка», не кег. Человек.

Я заорал и ткнул туда пальцем. Но вымокшие парни шатались и вяло щурились на озеро – не могли или не желали и мысли допустить, что происходит катастрофа. Поэтому я стащил с себя фуфайку и нырнул с пирса. В темноте я обнаружил маленького перепуганного блондина. То был второкурсник Алек, рулевой первой лодки – не гребец, а тот, кто сидит впереди с мегафоном и подгоняет. Алек тонул.

Когда я подплыл, он запаниковал, схватил меня за голову и запихнул под воду. В летнем лагере на курсах по спасению утопающих инструктор предупреждал, что так оно и будет, но я не верил. Прав был инструктор, и я применил метод, которому он учил: чуть жертва сопротивляется, окунай с головой. Насильственная модификация поведения тонущего посредством мгновенного отпора сработала на удивление хорошо. Успешно Алека подавив, я зажал ему голову локтем и отбуксировал к берегу.

На причале с корешами Алек вел себя так, будто все это розыгрыш; мол, он так пошутил – заманил меня в воду. Алек хитростью спасал лицо, а я не возражал. Все равно с греблей покончено. Но мы оба знали, что на самом деле произошло, и Алек Морхаус не собирался оставлять без награды парня, который спас ему жизнь, а тем более – репутацию.

Он стал приглашать меня на тусовки и приемы на кампусе – прежде я о них и понятия не имел. Банкеты для приглашенных лекторов, коктейли в доме декана в честь щедрых спонсоров, гулянки выпускников в Принстонском клубе на Манхэттене. В такой обстановке Алек проявлял благородство, отличавшее его от позеров и карьеристов. Он с интересом выслушивал, как бизнесмены хвастаются последним вложением, и так прочувствованно хвалил, что они прямо пожирали каждый его кивок. Алеков отец был важным тузом – что наверняка помогало Алеку расслабляться, – но фишка не только в этом. Алек искренне радовался чужому успеху. Он тащился, подбадривая людей, что бы те ни делали. Он их окрылял.

А я – ну, я тащился от всеобщего невежества, в технологиях особенно. Я просто кайфовал, видя, как мало все эти шишки знают о собственных индустриях. Я был молод, терять нечего, можно повыступать. Меня представили исполнительному директору сети розничной[35] продажи канцтоваров, который при выходе в онлайн потерял миллионы, и я на салфетке набросал веб-телефонную архитектуру, исключавшую четыре этапа из его устаревшей системы электронных заказов. На сборе средств в пользу политического кандидата я подбросил будущему сенатору фразочку насчет того, что «новая медийная грамотность означает обучение детей компьютерам, а не программам» – тезис стал рефреном сенаторской образовательной платформы.

Алек впустил меня в новый мир, а я в этом мире придал Алеку некий интеллектуальный вес. Такой уж я развитой. Мы по ходу дела обучали друг друга, стали лучшими друзьями и соседями по номеру – на севере кампуса, разумеется. Мне даже не пришлось подавать заявку на членство в трехсотлетнем Ивз-хаусе. Когда пришла пора «перетасовки» – я несколько месяцев трепетал перед выматывающими слушаниями, – меня просто внесло туда вместе с Алеком.

Я знал, что его отец – инвестиционный банкир, но головоломка сложилась только в весенние каникулы, когда меня впервые пригласили в Хэмптоне на семейное сборище. То были Морхаусы из «Морхаус и Линней», одной из двадцати крупнейших финансовых компаний страны. Алек поведал родителям об инциденте на озере, даже слегка приукрасил, чтобы вопрос об отсутствии имени Коэнов в светской хронике никогда не всплывал. Не то чтобы у Морхаусов имелись предрассудки. Просто на пляже неделя – долгий срок, а сбалансированный список гостей – предмет тонкого искусства. Я Алековых родителей против воли обаял, и через несколько дней они чуть ли не гордились, что жизнью единственного наследника обязаны сыну раввина из Куинза.

Тобиас, Алеков отец, пригласил меня в фирму не только поэтому, но я-то в основном только об этом и размышлял, пытаясь понять, кто я есть на ежемесячном званом вечере «Силикон-Элли Ридер». Я же, в конце концов, просто разработчик компьютерных игр. И даже не настоящий – я концепцию создавал. Выдумывал химеры[36], а другие, настоящие программисты, их воплощали.

Для уныния момент неподходящий. Десять лет назад большинство людей про ХТМЛ[37] слыхом не слыхивали, а теперь надувают щеки так, будто сами его изобрели. Не отличают поисковик от портала, даже если каждый год в эти модные словечки[38] вкладывают больше, чем мой дядя Моррис за всю жизнь заработал поставкой контрафактных импортных люстр[39] в типовые дома Левиттауна.

Нет-нет, богачи меня вовсе не пугали. Деньги не дарят им уверенности – один страх. Каждые семь лет они остаются без гроша. Семь лет изобилия сменяются семью годами голода. Закладным и образу жизни требуется защита. Эти люди сгорают так быстро, что директоров точка-комов[40] пробирает дрожь. Их средства в портфелях НАСДАКа[41] стоят не больше, чем люди готовы платить за эти весьма умозрительные ценные бумаги в каждый конкретный момент. Супербогачи настолько богаты, насколько богатыми воображает их публика. Но все же чертовски богаты, и я хотел урвать кусочек воображаемого богатства и отдать концы еще до финала игры, который, по моим подсчетам, уже не за горами.

– Вы знакомы с Джейми Коэном? Он недавно пришел к нам в «Морхаус», – говорил Алек высокому юнцу в костюме от Армани и водолазке. Тот тряс мне руку.

– Мы, кажется, виделись в этому году на «Комдексе»? Мы же на семинаре вместе были, да? – осведомился он. Я его не знал, он меня тоже. Впрочем, наверняка не скажешь. – Тай Стэнтон, «Партнерство ИДПП».

– Очень приятно. – Я впал в светскую рутину. – ИДПП – это же инкубатор[42], нет?

Тай хрюкнул, будто я его оскорбил. Алек нервно хихикнул.

– Эпоха инкубаторов прошла, Джейми. – Тай развернул пестрый веер визиток.

Моя робость обернулась агрессией.

– Это что, фокус?

Тай не дрогнул.

– Это демонстрирует нашу философию индивидуального подхода, Джейми. – В конце каждой фразы он вставлял мое имя – прием из учебников по НЛП[43].

– Каждый получает ту карточку, которую выберет. Наши клиенты – если можно их так назвать – получают компанию, которую выберут. Это символизирует, даже воплощает нашу корпоративную философию: многомерность, импровизация и ориентация на окружение.

– Умно, – Алек вытащил визитку. – Хм-м. Я розовую взял.

– Выбрали розовую, Алек, – поправил Тай. Вылитый гуру «нью-эйджа».

– А я просто возьму белую. – Я сунул карточку в карман и вручил Таю свежеоттиснутую визитку «МиЛ». Тот отмахнулся:

– Нет, спасибо, Джейми. Я их никогда не беру. От них одна путаница. И я хорошо запоминаю имена, Джейми. Кроме того, все, с кем нужно общаться… ну, мы удачно устроились. Обычно они сами нас находят.

Непонятно, воспринимать ли его всерьез. Ситуацию прояснил Алек:

– Сколько компаний ИДПП выпустили акции? – спросил он. – Пятьдесят?

– Вообще-то около сотни, Алек, – ответил Тай. – Но наши цели простираются далеко за пределы инкубатора. Каждая наша компания играет в системе ИДПП свою синергическую роль. Одни фирмы занимаются производством, от микросхем до маршрутизаторов, другие – брэндами и стратегией, кое-какие забавы со спутниками, несколько беспроводных порталов и, разумеется, весь спектр электронной коммерции и торговые гиды.

Метод сплошного полива.

– Судя по всему, тылы у вас прикрыты. – Я пытался быть вежливым.

– В том и дело, – продолжал Тай. – У остальных прикрыты те же самые тылы. Наш бизнес-план когда-то был уникален. А теперь по нему строят инкубаторы во всем мире. И у всех одинаковая РИ.

– РИ? – Я ожидал подвоха – вроде того, что популярен среди хакеров. Программисты используют выдуманные сокращения – проверяют, какой из тебя бакалавр. Если притворяешься, будто понял бессмысленную аббревиатуру, – все, выдал, что непосвященный.

– Рентабельность инвестиций, Джейми, – улыбнулся Тай. – И это вы должны ввести «Морхаус» – куда? В 1980-е, я правильно понимаю? – Идеальная колкость, балансирующая между оскорблением и шуткой.

– Так вас рентабельность не удовлетворяет? – предположил я.

– Она, разумеется, велика, но остальные догоняют. Кроме того, начинаешь трястись из-за РИ – все, ты покойник. Таков великий урок 2001-го.

– Вот, значит, чему мы научились?

– От приза глаз не отрывай. Мы сохраняем лидерство за счет конкурентных преимуществ. И потому наш директор задумал следующую фазу. – Ради эффекта и для поддержания сил Тай сцапал с проплывающего мимо подноса с закусками плюшку-малютку[44].

– Какую фазу? – Алек проглотил наживку.

– Ну, пресс-релиз выйдет только завтра, – отозвался Тай, выковыривая из зубов кусочек ветчины. – Вряд ли это кошерно.

– Ну и ладно, – сказал я. Тай блефовал. – Закрытая информация, лучше не разглашайте. – Компании вроде ИДПП объявляют о потрясающих сменах парадигмы примерно дважды в неделю. Особенно когда не происходит слияний или поглощений и рапортовать больше не о чем.

– Думаю, ничего страшного. – Тай притворился, будто уступает.

– Да нет, правда, – поддразнил я. Теперь я развеселился. – Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня вы правила нарушали.

– Смотрите. – Тай пытался загадочностью раздуть свое откровение. – Только если вы обещаете ничего не предпринимать до открытия завтрашних торгов.

– Ну, не знаю, Тай. – Я замялся, будто меня грызут сомнения. – Мне сложно такое обещать. На вечеринке, да и вообще. Я пил, у нас в компании есть люди, о которых следует подумать.

Алек глянул сурово – я, наверное, перестарался. Повисла пауза.

– Неплохо, Джейми. – Тай сдал назад, впервые увидев во мне, по сути, соперника в очереди к кормушке[45].

– Весьма.

– Спасибо. – Я и впрямь был благодарен – Тай помог мне прийти в норму. – А теперь расскажите, что за фигню придумал ваш директор, идет?

– Ну, поскольку делать рывок в инкубаторах поздновато, мы решили сделать следующий шаг. В сущности – переход на метауровень. – Он заглянул мне в глаза. – Мы хотим создать инкубатор инкубаторов.

– То есть? – растерялся Алек. – Вы же говорите, инкубаторам конец?

– И мы поэтому переходим на следующий уровень, – закончил Тай силлогизм.

– Понял, – сказал я. Как ни противно мне сегодня это признавать, я и впрямь понял. – Борьба с товаризацией. Сегодняшняя гениальная идея – завтрашний серийный товар. Микросхемы были революцией, а сегодня их делают компьютеры и выпускают в Сингапуре на конвейере. Потом компьютеры, потом сети, электронная коммерция и все такое.

– Именно, – подхватил Тай. – Взгляните, что стало со всеми, кто в электронной коммерции. Если несколько компаний продают онлайн одно и то же, торговые гиды могут на лету сравнивать. Цены падают, маржа вместе с ними.

Меня несло, будто на стимуляторах.

– Фокус в том, чтобы окопаться в сфере бесконечных новаций, – заторопился я. – Уникальных идей. Потому такая шумиха вокруг инкубаторов. Компании высиживают идеи, а потом мечут их по новым компаниям. И ты в актуале.[46]

– То есть – пока все не начинают открывать инкубаторы. – Тай отрулил обратно к смене парадигмы. – И мы осознали, что можем стать новой бомбой, генерируя генераторы идей. Систематически. Будем выпускать три новых инкубатора ежемесячно.

– А если их еще кто-нибудь станет выпускать? – спросил Алек.

Очевидно, перспектива бесконечной регрессии Тая огорошила.

– Ну, Тай, – помог я, – наверное, тогда снова пора будет менять парадигму.

Мы все засмеялись. Каждый о своем.

– А вы лично чем в ИДПП занимаетесь? – спросил я. – Стратегией?

– Боже упаси, – Тай снова хрюкнул. Когда он хрюкает, ноздри у него, надо сказать, громадные. – Мы коллеги с Алеком. Я пиарщик. – И он отчалил.

«Это все объясняет, – подумал я, наблюдая, как Тай крадется поприветствовать директора по маркетингу баннерной сети. – Просто пиарщик. Но „стратегия“ от этого не лучше. Индустрия живет не миражами даже – фантазиями. Стратегия – не технологии, а предсказания и вылизывание картинок. А реальные технологии в основном рисуют картинки. Опять бесконечная регрессия. И что – они правда верят, что это сработает, или просто выход ищут, пока пузырь снова не лопнул?»

Алек на размышления времени не тратил. Пока я шевелил извилинами, он отловил еще одну шишку.

– Это же Тай Стэнтон был? – спросила новая Алекова жертва – лысый коренастый человек в жестком душном костюме. – Он же в инкубаторе сейчас, да?

– Если это значит притворяться, что ты не инкубатор, – ответил я, протягивая руку.

– Джейми Коэн, глава отдела интернет-стратегии. – Алек продвинул меня по службе. – Карл – коммерческий директор «Международных потребительских решений».

– Джейми Коэн, хакер? – с подозрением вопросил Карл.

– В прошлой жизни, – объяснил я, и мы обменялись визитками. На обратной стороне его карточки оказались японские иероглифы. – Вы отлично работаете, – добавил я, надеясь искупить свою мрачную репутацию. – Коммерческие сайты клевые. Вернули жанру занимательности.

– Ну спасибо, – проворчал Карл, – но клевом не позавтракаешь. Клиенту веселее – транзакций меньше. День не резиновый, глазочасов[47] не плюс-бесконечность, если вы понимаете, к чему я клоню. Нет пространства для роста. Потребительский сектор перенасыщен.

– Лучше об этом не кричать, – пошутил Алек.

– И как будете выкручиваться? – спросил я.

– Б2Б. Бизнес бизнесу[48]. Манипулировать маржой, добиваться продуктивности, никаких посредников по всей линии поставок.

– Пик Б2Б был в 99-м, – заметил Алек. – И еще в 2004-м. Потом Б2П, потом К2К, потом П2П… И цикл почти закончился.

– Но у нас хитро, – ответил Карл. – Мы это называем «Б2К как Б2Б». Да черт, как ни крути, буквально все в этом бизнесе. Вы гляньте вокруг. Даже люди – бизнесы, давайте так к ним и относиться. Получается уважительнее, чем если они просто потребители. Они участвуют в прибылях, лояльность брэнду выходит просто невообразимая. А мы целиком сосредоточимся на сокращении рисков, на совершенствовании хода сделок и на сетевых факторах.

– Каким образом? – спросил я. – У вас бизнес-транзакции похожи на потребительские или наоборот?

– Да нет разницы! В этом все дело! Новая модель: каждый клиент, делая покупку, зарабатывает кусочек нашей акции. У нас точка-комы продают что угодно – от авиабилетов до автомобилей. Покупаешь на наших веб-сайтах – получаешь акции сети МПР. Можно хранить на электронном счете, можно еще что-нибудь в МПР купить.

– Такая программа для лояльных пассажиров[49], – заметил Алек.

– Только зарабатываешь не мили. Акции. Потребители – акционеры. Покупают у собственной компании. И могут прямо в браузере, при покупке, отслеживать стоимость своей доли. Могут даже заработать акции, включив нашу рекламу в свою переписку. Вирусный маркетинг. Вы бы видели наши пользовательские тесты. Запредельно.

Я был напуган и заинтригован – когнитивный диссонанс, к которому пора привыкать. С одной стороны, меня от этого мужика тошнило. Он не технологиями занимался, а бизнесом бизнеса. Но, с другой стороны, опошление бизнес-сетей меня восхищало. Мозг невольно вгрызался в концепцию. Играючи, разумеется. Мне внезапно жуть как захотелось жестоко парня отыметь[50].

– А вы не думаете открывать другие сети? – спросил я.

Алек заерзал – черт знает, куда меня снесет.

– А зачем нам другие? – удивился Карл.

– Ну, скажем, у вас в каждой категории есть лидеры – «Америкэн Эйрлайнз», «Макдоналдс», «Кока-Кола», «Херц».

– Ну да.

– Отлично. А что, если кто-то уже лоялен брэндам вторых номеров? Скажем, «Континентал», «Бургер Кинг», «Пепси» или «Авис»?

– Они перейдут в МПР. Неотразимая программа.

– Ага. – Я уже включился на полную катушку. – Пока «Бургер Кинг» и все прочие не откроют свою сеть.

У него забегали глаза. Нервничает.

– Мы их побьем. Мы потому и выбираем одних лидеров. – Карл чванливо рассмеялся и зашаркал по паркету мокасином от Бруно Мальи.

– А почему бы вам их к себе не взять? – спросил я.

– Мы не можем брать в одну сеть конкурирующие брэнды.

– Значит, вы создаете вторую сеть. – Я похлопал его по плечу. – Если в первой «Келлогз», во второй – «Пост» и так далее. Откройте вторую сеть со вторыми игроками. Если в первой «Тайм Уорнер», «Крест», «Майкрософт», «Кока-Кола», «Дженерал Моторс», «АТиТ», «Найки» и «Уолмарт», то во второй – «Дисней», «Колгейт», «Макинтош», «Пепси», «Форд», «Эм-си-ай», «Рибок» и «Кмарт». Еще можно открыть «народную» сеть – для тех, кто не считает, что лоялен брэнду. Скажем, «Мирамакс», «Томз из Мэрилэнда», «Линукс», «Доктор Пеппер», «Фольксваген», «Рабочие фонды», «Эйруок» и, ну, я не знаю, «Прайс-клаб». А часть клиентских акций идут, скажем, на благотворительность, чтоб потребителя по шерстке. Можно еще отдельную сеть для супер-роскошных брэндов. Канал «Сандэнс», «Ментадент», «Эс-джи-ай», «Мерседес», «Люсент», «Донна Каран» и «Нейман Маркус»[51].

Карл выудил из пиджака крошечный «Палм» в кожаном чехле и теперь что-то кропал маленьким стилусом – по одной буковке, отчаянно стараясь не отставать.

– Еще раз – какие брэнды в альтернативной сети? – спросил он.

С ума сойти – он всерьез меня слушал.

– Да неважно. – Я уже сам запутался. Все силы ушли на перечисление в одном порядке. Я решил, что можно закруглиться, скормив мужику его же словечки. Есть шанс, что он их сам не понимает. – Речь идет о повышении вашего РИ за счет сетевых факторов. Слушайте, вашими слияниями и поглощениями занимается «Морхаус и Линней»? Приходите к нам в офис, мы все обсудим.

– Нет. – Карл слабо улыбнулся. – С нами работает «СиС».

– Ну, – вмешался оппортунист Алек, – может, вам стоит подумать…

– Прекрасно, – Карл спрятал «Палм». – По-моему, большинство я успел записать. Спасибо. Пожалуйста, передайте привет отцу. – И он отвалил.

Алек кипел.

– Это что еще такое, Джейми?

– А?

– Ты вообще за кого? Они ведь так и поступят. И кучу денег сделают.

– Алек, мы же с этим не работаем.

– Мы должны. Тебя для этого наняли. Тут тебе не программерская конференция.

– Угомонись. Это был фантастический бизнес-план. Воплощать его никто не будет.

– Не об этом речь. Тут никто ничего не воплощает. Это просто идеи, Джейми. Идеи. Заставляешь людей инвестировать в идеи, доводишь до выпуска акций и даешь деру, пока никто не попытался эти идеи воплотить. Твои идеи принадлежат нам.

Глаза красные – того и гляди взорвется. Сопит, будто миниатюрный вьючной як.

– Ладно, прости. – Но Алек не успел ответить. Рядом раздался голос – такой знакомый, что я сначала и не понял, чей.

– Ассамблея подлинной инкарнации корпоративной машины проходит по расписанию, а?

Я развернулся. Джуд. В последний раз мы виделись в Атланте на конференции разработчиков компьютерных игр. Постарел на три года, но почти такой же. Густые рыжие волосы чуть поредели, курчавая рыжая борода чуть погустела, и все равно – тот же злобный и вдохновенный маньяк Джуд. Мне захотелось прикрыться. В костюме – но все равно что нагишом.

– Здесь ведь это и происходит? – Джуд зыркнул на меня а ля Джек Николсон. – Преобразуем коммуникационную инфраструктуру в физическое обиталище корпоративных жизненных форм? Чтоб с глазами и ушами?

– Меня зовут Алек Морхаус. – Мои лучшие друзья – нынешний и бывший – обменялись рукопожатием.

– Очень приятно, Алек, – сказал Джуд, не спуская с меня глаз. Как перед выходом на ринг – игра в гляделки под напутствия рефери.

– Рад тебя видеть, Джуд. – Неправда, но я хотел, чтоб было правдой. – Я собирался позвонить, но совсем закрутился, а потом…

– Прошло столько времени, что ты с ужасом думал, как я отреагирую, – закончил Джуд, вырываясь из светской беседы.

– Ага. Видимо.

Алек, как всегда любезный, притворился, будто его позвал коллега, и нас оставил.

– Повышение РИ? – Джуд дал понять, что слышал все. Каждое слово моей ренегатской, корыстной риторики.

– Джуд, я эту аббревиатуру только сегодня выучил. Дым из ушей пускал, чтоб мужик отреагировал.

– Ну, где дым, там и клиенты, нет? Накачать мужика дымом через задницу, и он в воздух взлетит, как и все тут вообще. – Он замолк и огляделся, словно проверяя, чист ли горизонт. – Эти парни из МПР – нацисты, знаешь. Онлайн все есть. Обрати внимание, где были их деньги в 1939-м.

– Если обращать внимание, где были чьи угодно деньги в 1939-м, станет невозможно ни с кем работать.

– Что и требовалось доказать, – ухмыльнулся Джуд. Теорема по геометрии. – Что и требовалось, блядь, доказать.

– Ты совсем не меняешься.

– Да, мы такие, – огрызнулся он. – Ну, Джейми, и далеко планируешь зайти в услужении автоматонам?

– Кто бы говорил. Вообще ты какого хрена тут забыл?

– Ну как же, обожаю цирк. Кроме того, я решил, что ты здесь.

– А, конечно, – поддразнил я. – Ты, говорят, в последний список Кремниевых Звезд попал? – «Силикон-Эпли Ридер» ежемесячно составлял список пятисот самых влиятельных интернет-игроков.

– Ага. За журнал, – с вызовом ответил Джуд. Ну как же, его драгоценный хакерский сетевой журнал. – Но не по той причине, что большинство. Мы даже рекламу не берем.

– Тот взлом, после которого шесть коммерческих сайтов на четыре часа полегли… – Я притворился, будто меня осенило. – Кажется, про журнал в новостях писали? Что-то насчет анонимного распространения софта для атак отказа от обслуживания?

– Никто ничего не доказал.

– Зато ты попал в рейтинг. Теперь прославишься.

– С DeltaWave пример беру.

Грубый удар. Грубей не бывает, если учесть, какую роль сыграл Джуд в моей поимке.

– Извини, мужик, – сказал Джуд. – Правда. Это же история древнего мира, нет?

– Ну, наверное. Я из-за вас, мудаков, как-никак в колледж попал. И даже сюда на работу.

– Вот за это и извини.

Ямайские Короли, как мы себя называли, может, и не имели в виду ничего подобного. Однако во всем виноваты они. Мы были как братья. Помню, я фантазировал, будто иду на пытки и даже на смерть, если возможность представится, только бы не выдать моих товарищей Секретной службе. Вот такая в нашей хакерской компании царила преданность. Обычно.

Мы вместе ездили на метро из Куинза в Штювезанд, в бесплатную школу для умных деток – Нью-Йорк ее открыл, отчаянно пытаясь удержать в системе хоть горстку бледнолицых отпрысков крупных буржуа. По «семерке» на Манхэттен ехать долго, и мы собирались в последнем вагоне, копались друг у друга в коробках с дисками и менялись ломаным софтом, который по ночам качали в Сети. Новые «аркады» – в основном компьютерные игрушки под эмулятор. Мы уже не тратили четвертаки на «Уличного бойца»[52] в «Стар-Пицце». Сунул диск в компьютер и играй, сколько влезет. Все, что находил или крал один, получали все Короли. Таков был закон: ни личного владения, ни личной славы. Все взломы и безобразия – заслуга команды.

Из-за конфликта интересов разрывался один я. Каждый год какому-нибудь старшекласснику поручали надзирать за школьной компьютерной лабораторией – и оделять остальных привилегиями доступа. Видимо, я заслужил доверие, и меня осчастливили этой желанной честью еще в предвыпускном классе. Мистер Ансворт, преподаватель информатики и заведующий лабораторией, даже выдал мне пейджер – для связи на случай сбоя системы. Моя тогдашняя квазиподруга этот пейджер раскрасила – непременный кретинизм власть предержащего уравновесился скейтбордистскими мотивами. Я был неплох – по правде неплох, – но явно не лучший из нас программист. Я просто успешнее прочих ломал школьную сеть и, может, менее всех был склонен обрушить систему потехи ради.

Так началась моя жизнь двойного агента. Днем я был хорошим мальчиком, которому доверили универсальный ключ к школьным кабинетам, полный доступ к компьютерам, власть над учениками и ключи криптосистемы Отдела образования. А ночью я был DeltaWave, самый молодой Ямайский Король.

Мы назвали себя так, хотя жили главным образом во Флашинге, потому что на оба района Куинза приходилась одна телефонная станция: если в один прекрасный день взлом отследят, имя группы собьет органы со следа и уведет на Ямайку. Кроме того, создавалось впечатление, что мы растафары с дредами (а на самом деле – еврейские подростки из Нью-Йорка). Все, кроме Эль-Греко, круглолицего армянина, получившего свое прозвище не из-за родословной, а потому что рисовал громадные картины на стенах подземных переходов. Что не мешало любым родителям спрашивать, к примеру, «кто в Астории продает настоящую баклаву?», едва Эль-Греко заявлялся на ужин.

Не мучай меня этика, может, удалось бы сохранить верность обеим сторонам и жить двуликим. Скрывать свою работу от Королей, не ставить в известность преподов. Все равно Короли действовали анонимно. Совершенно необязательно трезвонить. Но я каждый раз чувствовал себя предателем, сидя с мистером Ансвортом после уроков, работая над кодами шифрования и зная, что утром отдам их Королям. А среди хакеров я ощущал себя шарлатаном. Короли считали, что моя ежедневная игра в штювезандского Главного Программиста – прикрытие, не более того. Но в глубине души я наслаждался заработанной властью.

Я впал чуть ли не в контрафобию, постоянно делая промахи, – точно добивался разоблачения. Однажды похвастался мистеру Ансворту, что одной клавишей могу положить сервер Отдела образования. Издевался над Королями: мол, когда-нибудь все придете ко мне на работу проситься. Переживал, похоже, я один.

К весне моего предвыпускного класса Королями овладело бесстрашие. Не считая меня, все учились в выпускном. Всех, кто собирался в колледж, уже зачислили. Уроки наскучили, на оценки плевать, и Королям не терпелось приступить к нашему последнему совместному деянию. Проект, который нас увековечит: Абсолютный Взлом.

На все ушло меньше недели. Первоначальный план задумал Джуд, наш негласный лидер. Одни говорили, он потому лидер, что его остановка – первая на седьмом маршруте в сторону школы. Джуду как бы принадлежал задний вагон, а остальные просто в гости заходили. Другие объясняли Джудово первенство тем, что живет он в основном один. Его родители импортировали из Шри-Ланки[53] тростниковые шляпы и все время катались за границу. Джуд круглосуточно располагал телефонной линией и единственным надежным сервером.

А может, в конечном итоге Джуд и впрямь заслужил место на верхушке неформальной иерархии. Ибо Джуд умел пугать. Когда не помогали мои улещивания, Джудово запугивание срабатывало наверняка. Он был рыжий, курчавый и первым из нас отпустил сносную бороду[54]. Еще он имел зловещую привычку цедить сквозь зубы и закатывать глаза – эта манера, позаимствованная из «Сияния»[55], убеждала парней покрупнее с Джудом не связываться. Как ни грустно, все мы, кроме Джуда, оставались наиболее популярными штювезандскими жертвами «подъемных кранов»[56] и «крюков»[57].

Шансов себя защитить у Джуда имелось не больше, чем у любого Короля (то есть ноль), однако Джуд понимал, что видимость – девяносто процентов власти, и превратил эту вывернутую аксиому в свое кредо. Он носил черную кожаную куртку поверх драной майки металлиста и безумствовал, едва припекало. Через несколько лет он уже будто сам писал законы и сам же был уголовником – ну, примерно. Посреди выпускного класса он перестал ходить на все курсы, кроме информатики и философии, и от поступления в колледж решил воздержаться. В общем, пока мы сидели в классе, готовились к сдаче академического теста на способности или выпрашивали рекомендации, у Джуда оставалось время на хакерство. И вел он себя теперь так, будто возвысился над столь мелочными, земными, ренегатскими занятиями. Как оно, в сущности, и было.

Вынырнув после одного достославного загула (бессонный-месяц-на-чужом-риталине[58]), Джуд предъявил успешный взлом «Microsoft Office»[59] – одного офисного приложения для рыночных исследований потребительской аудитории через Интернет. Потом Джуд с нашим альфа-нердом Рубеном написали под эту дыру крошечный почтовый вирус, который менял в «Офисе», что душа пожелает.

Мы дольше разбирались, как воспользоваться вирусом, чем его писали. Дискутировали, как завзятые талмудисты: «Если вирус повредит невинному, что станет с нашей кармой?» «Если человек использует продукцию „Майкрософт“, значит ли это, что он по умолчанию подставился?» «Что, если человек зависит от услуг кого-то, кто использует „Офис“? Нужно ли ему усложнять жизнь или даже все испортить лишь потому, что он невольно покровительствует юзеру „мелкомягких“?» И так далее.

Наконец, Джуд убедил нас, что «Майкрософт» – столь гибельная угроза свободному потоку информации и технологий, что беспорядочный, спонтанный запуск вируса вполне сойдет за этически убедительную стратегию. И мало того: чем менее целенаправленна атака, тем меньше вероятность, что ее отследят.

Но поскольку вирус получат все пользователи «Майкрософт», поддерживают они очевидное стремление Билла Гейтса к мировому господству или не поддерживают, ущерб пускай будет чисто семиотическим. В каждый новый файл «Microsoft Word» вирус впишет единственную фразу: «Майкрософт – сосет». Грубо, но по делу.

План был таков: мы все запускаем вирус из восьми разных точек публичного доступа одновременно, в восьми разных электронных письмах. В одном говорится, что вложенный файл – порнокартинка с голой маленькой девочкой, в другом обещаны советы насчет покупки акций, в третьем – сертификат «на лотерейный выигрыш». Юзер пытается открыть вложение, и ему сообщается, что файл поврежден. А вирус тем временем заползает поглубже в «Microsoft Office» и самозапускается три дня спустя.

Судьба распорядилась так, что в субботу, когда планировалась атака, родители отправили меня в шул на бар-мицву сына влиятельного члена совета общины. По правде сказать, я был рад, что меня силой выдернули с поля битвы. В отличие от остальных, мне было что терять: аттестат для меня кое-что значил. В общем, пока остальные Ямайские Короли спамили[60] всю изученную интернет-вселенную, я танцевал хору в задней комнате ресторана Гольдштейна.

К вечеру меня так измучило чувство вины, что я не смог заставить себя явиться к Королям на полуночный разбор полетов. Я проворонил боевую тревогу и понимал, что меня ткнут носом: дескать, хороший мальчик, и стал бы дерзким хулиганом, да природа не позволяет. И пытаясь опровергнуть это обвинение, я совершил трагическую ошибку.

Я решил все же поучаствовать в атаке. Лучше поздно, чем никогда. А чтобы доказать свою преданность Королям, я вставил в код вируса свой хакерский ник. Если власти разберутся в самом вирусе, проанализируют код строку за строкой, они найдут угнездившееся среди команд слово «DeltaWave». Никто, кроме Королей, не знал, что это мой ник. Но он доказывал, что я больше них готов рисковать.

Разумеется, Короли это восприняли совсем иначе. Когда история появилась в заголовках, вирус DeltaWave превратился в синоним хакерского путча. Я фактически присвоил результаты общего труда. Такой грех не мог остаться безнаказанным.

За несколько дней до атаки мы с липового адреса послали предупреждение о вирусе продюсеру «Инсайдера»[61].

Она сначала не поверила, но после успеха – трех суток паники, пока «Майкрософт» не выпустила заплату, – возжаждала интервью с кем-нибудь из участников. Джуд выбрал для беседы веб-чат на публичном сайте и назначил меня представителем Королей.

Мне следовало догадаться, что дело нечисто. Я зашел в веб-чат из дома, с логином, который дал мне Джуд, не зная, что Джуд нарочно не стал использовать анонимный канал. Не успел я закончить тираду о движении открытых исходников[62], три агента Секретной службы уже колотили мне в дверь. Спасибо, не выломали.

Я впервые нарушил закон, я был несовершеннолетний и ужасно милый, по крайней мере, взрослые так считали. «Майкрософт» не улыбалось отправлять за решетку сладкого голубоглазого мальчугана со скобками[63] на зубах и темной волнистой шевелюрой (на судебные[64] заседания я надевал ретейнер). Корпорация рекомендовала судье приговорить меня к году консультаций и чуточке публичного унижения. В школе я лишился привилегий доступа. Меня заставляли ходить на телевизионные ток-шоу и рассказывать об опасностях хакерства.

Поначалу я был само раскаяние. Извинялся за неприятности, которые причинил, с должным сожалением толковал про интернет-зависимость. Но вскоре я уже больше рассуждал о могуществе человека за клавиатурой, чем о пороках, которыми это могущество чревато. Еще немного – и я стал громогласным сетевым прозелитом, я расписывал замысловатые видения сетевого общества, что грядет для подключенной американской молодежи.

Мою пылкую диатрибу в «Мире Риверы»[65] услышал член принстонской приемной комиссии. Он предложил мне полную стипендию новой программы по информатике. Я получил контрамарку в Лигу Плюща, попавшись за вирус, которого даже не писал! В конце концов, признайся я, что это не моя работа, пришлось бы назвать подлинных злоумышленников.

После учебы я получил несколько заказов на создание концепций сетевых игр для стартапов из Бостона, Лос-Анджелеса и Торонто. Все эти компании взлетали, а затем рушились, не успевал я набрать опционов. И до меня дошло: я вовсе не в компьютерной игре. Настоящие сетевые игры – у брокеров, инвесторов-благодетелей и директоров. Вот это – настоящая игра. Вместо сценариев для «ПлейСтейшн» лучше сочинять сценарии для бизнес-планов.

Что самое поразительное, Джуд, похоже, вовсе меня не осуждал и тоже рассчитывал сыграть.

– Я тебе хочу показать кое-что. – Он доверительно ко мне склонился. Я видел, как неуютно ему в роли просителя.

– Что? Где?

– Нет-нет, не здесь. Новая примочка, мы с парнями сочинили. Думаю, тебя заинтересует.

– Ты что имеешь в виду? У тебя бизнес-проект? – Я хотел, чтобы он сознался. Сознался, что хочет быть в актуале.

– Да, но он покончит со всеми бизнес-проектами, – несколько таинственно отвечал Джуд. – Увидишь – поймешь, о чем я.

– Увижу? Вы по правде что-то написали? – хихикнул я. – Судя по всему, это последнее, чем мы тут занимаемся.

– В этом разница между вами и нами.

– Нами?

– Мной и Рубеном в основном. Эль-Греко вначале помогал, но теперь где-то работает.

– Эль-Греко в Нью-Йорке? Где он? Все такой же толстый?

– Приходи – увидишь, – поманил Джуд. Такое впечатление, будто он взаправду хочет, чтобы я к ним присоединился. Взаправду скучает по мне, как я ревниво скучаю по нему. – У Греко работа в Джерси. Коммерция как развлекательное ПО или развлечения как коммерческое ПО. Забыл, как правильно.

Я улыбнулся, вспомнив славного Эль-Греко, – как он ходит вразвалочку по старому району, а под фуфайкой звякают банки с красками.

– Он был лучше всех.

– Мы были лучше всех.

Какое-то мгновение я был не прочь послать к черту весь этот мир лоснящихся костюмов и пластиковых стаканчиков, вернуться к хакерам, где мне и место. Там дешевые квартиры, а до соседей всего один пролет.

Но тут я увидел ее, и лазейка для мысленного побега внезапно захлопнулась.

– Э… Джуд, – я попытался закруглить разговор. – Я тут, пожалуй, займусь кое-чем.

– Клево. Я погляжу.

Я только сейчас заметил, во что он одет. Драные джинсы, потрепанная черная майка. Не знаю, покажусь ли я Карле крутым с такими знакомыми или меня навеки заклеймят как прохвоста.

– Нет, ну то есть – делами займусь. Они же мне зарплату платят. – Я пожал Джуду руку и похлопал по плечу.

– Нормально, занимайся делами. – Он не двигался, а Карла меня уже засекла. Теперь пробиралась через толпу. Мои вселенные вот-вот столкнутся.

– Она кто? – спросил Джуд.

– Ну, мой босс, видимо.

Я раньше об этом толком не думал, но Карла Сантанджело, глава отдела интернет-стратегии, была моей непосредственной начальницей – во всяком случае, пока. Менеджер фондов, лет за тридцать, энергичная, самолюбивая и оттого преуспевающая, выбралась из околотехнологической товарной биржи и оказалась посреди кибер-интеллектуального вакуума фирмы. У Карлы имелись мозги, красота и оптимизм – достаточно для успеха если не на Уолл-стрит, то на Кремниевой аллее, – однако отсутствовало чутье. Карла не сознавала, что делают сети с рынком ценных бумаг, и пользовалась устаревшей статистикой вроде оценки акций через доходы. Она знатно поистрепалась в период спада после биржевого интернет-бума, и ее стремление заполучить мои мозги тормозилось только угрозой, которую человек вроде меня представлял для ее должности.

Во всяком случае, так я объяснял ее романтические – иначе не скажешь – поползновения со дня моего прихода в «МиЛ». Алек представил меня главой отдела интернет-стратегии, но я был аналитиком низшего звена – в «МиЛ» таких сотни, в интернет-отделе Карлы – по меньшей мере десяток. Она пудрилась передо мной за столом переговоров и часто поглядывала мне в область промежности – я так понял, туману напускала. Мускулами поигрывала. Посредством сексуального устрашения держала парней на коротком поводке. С другой стороны, я понимал, во что такая подруга способна одним ударом превратить мою карьеру и сексуальную жизнь. Но подобные мысли я гнал из принципа. Мною не попользуешься.

Кроме того, Карла для меня – слишком нервная. Днем она носила шелковые блузки с толстенными подмышечниками, выдававшими беспрестанную тревогу, и квадратные очки в роговой оправе, которые подчеркивали ее панический отчаянный взгляд. Вьющиеся черные волосы собирала в тугой узел, и к четырем-пяти часам из него выбивалось столько прядей, что Карла напоминала ведьму только-только с электрического стула. По крайней мере, так я твердил себе всякий раз, углубляясь в фантазии о том, какие части моего тела поместятся меж ее обширных грудей. Нет. Она злобная, требовательная, истеричная сука.

Но сегодня она сняла очки, вставила линзы, и волосы падали ей на плечи. Лепные итальянские черты словно отчасти поглотили ее неистовую энергию, а длинная темная волнистая грива рассыпалась гимном спонтанности. Вдобавок Карла надела свободное пастельное платье, гибко закруглявшее движения.

Разумеется, я хотел ее – во всяком случае, пока ей не надоем. Или джин наконец подействовал.

– Ну вот что, Коэн. – Джуд вывел меня из транса. – Так и быть, тебе не придется нас знакомить и краснеть – если обещаешь устроить мне в «МиЛ» презентацию на той неделе.

– Ничего я не краснею… – начал было я, но Карла надвигалась, и решение показалось разумным. – О'кей, Джуд. Заметано.

– Звякни. – И Джуд исчез в толпе.

– Приветик, Коэн, – Карла ткнула меня плечом – равнодушно, будто просто хотела оглядеть зал с моей точки обзора. – С кем трепался?

– Да так, старый друг, сосед. – Я разглядывал ее профиль, пытаясь расшифровать выражение лица. Непроницаема.

– С кем общался? – спросила она. – Чему научился?

Господи, порой я ею и впрямь восхищался.

– Тай такой-то из ИДПП. Карл какой-то из «Потребительских решений». – Я решил, что визитки лучше пока припрятать.

– М-да, весьма специфично.

– Ничего нового, – признал я.

– У нас есть способы тебя разговорить… – Карла повернулась ко мне и сощурилась. – Говорят, ты представляешься главой отдела, Коэн.

– Это не я, это Алек. Ты же знаешь его подходцы.

– Да, но твоих подходцев я пока не знаю, Джейми.

Лицо в нескольких дюймах от меня, и тяжело дышит. Поменяйся мы полами, я бы как пить дать выиграл иск о сексуальном домогательстве. Но я терпел ее авансы, поскольку они давали мне повод в ее присутствии возбуждаться – что я, собственно, и делал. К тому же не исключено, что я просто похотливый кобель и все понимаю превратно. Может, для меня каждый ее жест – подначка, потому что мне трудно подчиняться женщине. Красивой притом и знающей о технологиях меньше моего.

О'кей, я хотел ее тело, но ее должность я тоже хотел.

– Ну как, похвасталась акциями этой вашей домашней безопасности? – спросил я. Не стоило издеваться над ее работой, но я ужасно напрягся, и так получилось.

Все в фирме, и Карла в том числе, прекрасно знали, что я думаю насчет последнего ее проекта, для которого «МиЛ» выступал андеррайтером. Я думаю, что он недальновиден и обречен на провал. Компания «МойПривратник.com» запатентовала программу для настройки домашних систем безопасности через Повсеместно Протянутую Паутину. Скажем, человек сидит в конторе, а к нему домой пришли: на экране выскакивает окошко с фотографией гостя. И дальше пользователь может удаленно впустить в дом родственника, друга или курьера. Система даже позволяет создавать «виртуальную подпись». Требуется специальная видеокамера: через последовательный порт подключаешь ее к домашнему компьютеру и направляешь на дверной проем. Согласно бизнес-плану устройство высылается подписчикам бесплатно, если те позволяют фиксировать имена гостей и собственные решения в базе данных компании для маркетинговых исследований. Таким образом, за юзера платишь 470 долларов с лишним, а прибыли – ноль.

– Это не хвастовство, – окрысилась Карла. – Это называется разрешительный маркетинг. Сетевые факторы. Все программируют системы безопасности по нашим стандартам, и можно людей как угодно изучать. Реклама, специальные предложения, широкополосные сети. – Она приосанилась. – Это честная игра, Коэн, и лучше бы ты ее не портил.

– Прости, Карла, но мне трудно представить, как этим прибамбасом пользуется моя мать.

– И ты прости, Коэн. Не думала, что твоя интернет-стратегия основана на потребительском спросе жены раввина в возрасте за полтинник.

Вот гадина. Насчет жены раввина особенно. В последние месяцы в газетах все чаще пишут, что сторонники левых убеждений или религиозные (не только евреи – еще активисты, экологи, спецы в политике, администраторы бесплатных школ и защитники прав потребителя) – препятствие для роста валового национального продукта. Они (вместе с возросшим интересом к реальным доходам) и виноваты в коррекции 2001 года – великом коллапсе слепой веры.

И к тому же безработица ниже двух процентов, минимальная зарплата парит над уровнем бедности. Инфляция. И все опасаются, что Эзра Бирнбаум, председатель Федеральной резервной системы и (так уж вышло) еврей, увеличит процентные ставки за счет нужд капитала.

В подобные моменты я чувствую, что оба лагеря против меня.

– Господи, Коэн, расслабься. – Видимо, Карла по моему лицу поняла. – Я шучу, ясно? Остынь.[66] Это просто бизнес.

Просто бизнес. Вечно я забываю. Карла, похоже, за свою должность не опасается. Говорят, она практикующая католичка, записная демократка со связями в министерской программе «новой медийной грамотности». Плюс женщина, а в моей – да, предвзятой – системе мироустройства это означает, что она экипирована для кормления людей. Как она при этом ухитряется корпоративного монстра питать? Как она вообще все это видит?

Я надеялся разнюхать. Да еще избежать очередной ночи в доме родителей (я жил там, пока не готова оплаченная «МиЛ» квартира). В общем, я решил переспать с Карлой.