Странник поневоле

Глава 25

В отряде, представшем перед Богданом и арабами, двое были явно «штатскими», хотя на боку у каждого болтались ножны с мечом. Длину лезвия Богдан определить не смог – ножны почти скрывались полами одежды, но, судя по рукоятке с овальной гардой, это были именно мечи.

Эти двое и являлись, очевидно, купцами, о которых говорил Салим. Круглые шапочки с выступающими квадратными полями и помпошками на макушке дополняли их свободные халаты приятной розово-зеленоватой расцветки. На ногах, упиравшихся в стремена, красовались кожаные туфли – у одного купца ярко-жёлтые, у другого тёмно-коричневые. Грудь каждого купца украшали серебряные цепи с кулонами из цветных камней.

Тот, что был в тёмных туфлях, носил узкую бородку и усы, лицо второго украшали только усики. Жёлтые лица были не таким уж узкоглазыми, как принято считать, но они отличались от лица Богдана никак не меньше, чем лица арабов.

Люди с любопытством рассматривали отряд, стоявший у опушки рощицы, и, конечно же, их привлекал именно землянин, на котором не было такого хитона, как на арабах, что позволяло китайцам хорошо его рассмотреть. Понять, что он является пленником, было нетрудно ещё и по связанным рукам юноши.

Трое воинов, в отличие от сопровождаемых торговых людей, выглядели довольно свирепо. Все они вооружены были, что называется, до зубов: копья метра по три, и не только с металлическим наконечником, но ещё и с секирообразным лезвием на конце, что делало это оружие скорее алебардой, мечи явно более массивные, чем у купцов, по паре кинжалов, в ножнах, заткнутых за пояса, высокие щиты в форме узких пирамид. За спинами висели тяжёлые луки довольно сложной конструкции и колчаны со стрелами. Тяжёлая броня воинов представляла собой одеяния, выглядевшие как длинные халаты из металлических пластинок, перепоясанных кожаными ремешками. На головах красовались наборные шлемы, по форме живо напомнившие Богдану пробковые каски европейских колонизаторов в Африке, которых когда-то обожали рисовать на карикатурах в советских газетах и журналах – то есть куполообразная макушка и достаточно широкие, скошенные вниз поля. Шеи воинов защищали высокие стоячие воротники, прикрывавшие лицо чуть выше кончика носа, так что в щели между краем воротника и нависающими кромками полей шлема проглядывали лишь поблёскивающие глаза. На ногах имелись наколенники. Броня была надета и на лошадей, хотя и не такая полная – прикрыты были только морды и передние части корпусов коней.

«Блин, – подумал Богдан, – не слабее европейских рыцарей будут, пожалуй».

Китайцы подъехали метров на пять и остановились. Пешие арабы пристально смотрели на гостей. Богдан обратил внимание, что четверо подручных Абдаллаха во главе со «старшиной» Садамом держат наготове луки.

Купцы переглянулись, и один из них жестом пригласил кого-нибудь приблизиться.

Вперёд вышли Абдаллах и Салим.

– Похоже, ваш пленник действительно представляет интерес, – произнёс на беглом, но не слишком чистом арабском языке купец в коричневых туфлях. – Так сколько вы за него просите?

Абдаллах помялся, чуть приблизился и что-то негромко сказал купцам – Богдан не расслышал.

Китайцы снова переглянулись, после чего дружно засмеялись: цена, названная Абдаллахом, показалась им явно завышенной.

Предатель в свою очередь посмотрел на Салима – в его взгляде ясно читались растерянность и осуждение. Салим пожал плечами.

Абдаллах вытащил из-за пазухи второй свой козырь – чудесный нож Богдана – и подал его китайцу. Купцы вскинули брови и долго вертели необычную вещь в руках, обмениваясь многозначительными взглядами.

Богдан лихорадочно соображал, к чему может привести любое противоречие в этом торге, столь много значившем для него. По ситуации с тайным пересечением реки он уже сообразил, что Абдаллах и его люди находятся на китайской территории на положении бесправных лазутчиков. Ясно, что китайские купцы в такой ситуации могли просто отнять ценную добычу у арабов.

Конечно, если начнётся драка, то четверо изготовившихся арабских лучников могут вполне уравновесить преимущество трёх тяжело вооружённых китайских воинов, и исход поединка не ясен. Однако в любом случае, арабам придётся бежать, так как из форта может прибыть подкрепление. Оказаться в центре такой мясорубки, когда можно запросто получить или стрелу, или быть поддетым на копьё, да ещё со связанными руками, в планы Богдана никак не входило. Но сделать он пока ничего не мог, поэтому оставалось лишь стоять и наблюдать, как будут развиваться события.

Абдаллах начал горячо объяснять купцам, что он специально вёл бледнолицего человека к ним, поскольку доверился советам Салима, уже неоднократно имевшего дела с китайцами – он никак не рассчитывал, что его могут так подвести. Особо Абдаллах напирал на принятые в любой торговле принципы чести. В завершение своей речи араб предложил при несогласии с названной ценой отвести пленника в форт и устроить торги между другими купцами, что, по его мнению, было бы самым справедливым.

Двое китайцев слушали оратора усмехаясь, но когда поступило предложение о публичных торгах, перестали улыбаться и в который уже раз переглянулись. Видимо, Абдаллах вольно или невольно сделал ловкий ход, шантажируя возможными конкурентами. Араб явно рисковал, но риск, похоже, имел под собой основание.

Один из купцов махнул рукой арабам, что-то коротко сказал воинам, и торговцы, отъехав в сторонку, стали совещаться. Пока купцы держали совет, Абдаллах и Салим, тоже тихо переговаривались между собой. В течение этого времени Богдан следил за арабами и китайскими воинами, готовый, если начнётся заваруха, броситься под защиту ближайших деревьев и кустов.

Воины китайцы не сдвинулись ни на шаг. Если бы не переминавшиеся изредка с ноги на ногу лошади, их можно было принять за каменные изваяния, маячившие на фоне яркого желтоватого неба. Ни один из них не сделал движения переменить позу или достать, например, из-за спины лук. Поступи хоть кто-то так, арабы полнее могли пустить свои стрелы, так как если бы конные китайцы держали в руках луки, арабы, не имевшие никаких доспехов, моментально потеряли бы своё преимущество.

Вообще, было ли преимуществом в данной ситуации то, что подручные Абдаллаха уже держали луки с наложенными на тетиву стрелами, сказать не представлялось возможным. Прикинув защиту китайцев, Богдан подумал, что вряд ли стрела из лука, даже достаточно мощного, сможет пробить эту броню, если только стрелок не попадёт между стальными пластинами или же в открытый участок лица между краем шлема и воротником. Впрочем, за время похода он уже не раз убеждался в меткости арабских стрелков. Кроме того, оставалось ещё много уязвимых мест у коней воинов, а упав на землю, китайцы вряд ли смогли бы ловко передвигаться в своих латах.

Наконец, купцы закончили совещаться и вернулись. Слово взял снова тот, на ком были коричневые туфли.

– Что ж, – молвил китаец, усмехаясь, – мы обсудили ваше предложение и готовы согласиться с первым вариантом.

Он отвязал от пояса какие-то кульки, второй купец поступил точно так же. Почти синхронно китайцы бросили то, что держали в руках, к ногам приблизившегося Абдаллаха. На землю упали четыре увесистых мешочка.

– Если этого вам хватит, отдавайте вашего пленника! – потребовал китаец.

Абдаллах подскочил и поднял мешочки. Кланяясь китайцам, он и Салим осмотрели содержимое, высыпая на ладони и пробуя что-то на зуб. Один раз камушек, который Абдаллах подносил ко рту, блеснул золотом, и землянин понял, что в мешочках, видимо, находятся самородки.

Продолжая кланяться китайцам, Абдаллах отступил назад и вскочил на коня. Салим взял конец верёвки, привязанной к запястьям Богдана, и подвёл юношу к китайцам.

– Он ваш, уважаемые! – сказал он, улыбаясь и кланяясь.

Продолжая рассыпать поклоны, Салим, пятясь задом, отступил и взобрался на коня. Маленький арабский отряд резко развернулся и пустился галопом по лощине между рощицей и склоном каменистого холма.

Китайцы некоторое время молча смотрели им вслед, а затем рассмеялись: судя по всему, цена, заплаченная за Богдана, на самом деле была для них не слишком высокой. Первый из купцов, тот, что в основном вёл переговоры, повернулся к пленнику и на своём неважном арабском спросил:

– Тебя как зовут?

Богдан ответил. Китайцы переглянулись – очевидно, имя их нового раба звучало странно, и, похоже, странность имени ещё больше их удовлетворила.

Купец прищёлкнул языком и кивнул:

– Очень хорошо! Скажи мне, ты ведь не убежишь?

– Куда мне бежать? – пожал плечами Богдан.

– Ну, откуда мне знать? – засмеялся китаец. – Может быть, вы в сговоре с этими арабами: они продают тебя – а ты бежишь? Эти арабы – такие… – Он пошевелил пальцами в воздухе, подыскивая подходящее слово.

– Хитрые, вы имеете в виду? – подсказал Богдан.

– Вот именно! – согласился купец. – И если вы в сговоре…

– Мы не в сговоре, ваша честь, хотя, понимаю, что верить мне вы больших оснований не имеете, – перебил Богдан. – Но зачем вы вообще задаёте вопрос, сбегу я или нет?

– Коллега Ань Чао, что мы будем тут стоять и болтать? – вмешался второй купец, говоривший на китайском, но Богдан прекрасно его понял, так как китайский входил в набор языков, которым он позаботился обзавестись.

– Правда твоя, Ли Юань, – согласился партнёр. – Поехали в форт.

Купцы развернули коней, и тот, кого назвали Ань Чао, приказал одному из воинов, кивнув на пленника:

– Возьми его верёвку!

Богдан решил не настаивать на пояснениях. В любом случае, пока жестокого обращения к себе он не встретил, и можно было посмотреть, как будут развиваться события. Собственно, у него и не было иного выхода.

Влекомый верёвкой, которую держал один из воинов. Богдан шёл за всадниками, которые, к счастью, двигались медленным шагом, так что пленнику не стоило больших усилий поспевать за конями.

Купцы беседовали вполголоса. Богдан, стараясь не подавать вида, внимательно слушал. Китайцы говорили тихо, и слова часто заглушались стуком копыт по камням и шуршанием травы, но всё-таки большую часть разговора вполне можно было разобрать.

– Всё-таки ты считаешь, что мы не прогадали? – настаивал Ли Юань.

Ань Чао погладил узкую бородку, тонким хвостиком спускавшуюся сантиметров на двадцать:

– Уверен, друг мой. Кое-что я объясню тебе позже, но не беспокойся! Лучше скажи мне, как идёт торговля в нашей лавке в провинции Тянь-Шунь?

Богдан невольно дёрнул бровью: название звучало почти так же, как хорошо знакомое ему «Тянь-Шань». Впрочем, каких только совпадений не бывает во всех вселенных! Тем более что местные китайцы, как и все народы здесь – выходцы с Земли.

Ли Юань начал подробно описывать, какие товары пользовались в последние месяцы большим спросом, а какие меньшим. Посетовал он и на то, что приказчики мухлюют, из-за чего, например, доверия к чаю, поставляемому компанией «Ань-Ли», стало меньше: несколько жуликов разбавляли дорогой чайный лист дешёвыми сортами. Происходили авантюры и с шелками.

Хотя в целом ситуация не являлась для него радостной, стараясь не показывать виду, Богдан ухмыльнулся: лишний раз становилось понятно, что большинство человеческих пороков имеет корни совсем не в современном обществе, которое так часто ругали на Земле, а в самой природе человека.

Форта они достигли примерно за полчаса. Стена, сложенная из отёсанных каменных глыб, поднималась метров на семь и тянулась влево и вправо на солидное расстояние. От широких массивных ворот, обитых полосами кованого железа, тянулась широкая наезженная дорога, убегавшая за холмы.

Сейчас в воротах была открыта часть одной из створок, позволявшая вполне свободно проехать паре всадников.

Внутри форт напоминал некую смесь восточного караван-сарая и европейского средневекового замка, за тем исключением, что строения были выполнены в характерном китайском стиле, с островерхими пагодными крышами, углы которых загибались вверх. Богдану вспомнилась статейка из детской энциклопедии, где говорилось, что такой стиль называется «крылья летящей птицы».

Подумав об этом, Богдан начал вспоминать, что же он, в принципе, знает об истории Китая. Современный ему маоистский Китай являлся державой противостоящей СССР, но здешние условия, само собой, мало напоминали Китай второй половины двадцатого века. А вот знания о древнем Китае сейчас могли бы пригодиться. В обширных файлах памяти Центрального Компьютера дворца он таких сведений не нашёл, или же информация эта была по каким-то причинам скрыта. Конечно, Богдан не старался найти данные именно по ситуации на грани Азии и именно на китайском её участке, но, попробовав несколько раз получить подробные сведения о ситуации у различных народов, населяющих грани планеты, он столкнулся с её явным недостатком или закрытостью и прекратил такие попытки.

Вообще странностей у неизвестных создателей Планеты Граней хватало. Создать, например, возможность быстро выучить язык практически любого живущего здесь народа – и не обеспечить данными о современной ситуации в той или иной стране казалось нелогичным. Более того, как столкнулся с этим на собственном опыте Богдан, сами географические данные явно нуждались в дополнениях: взять хотя бы пустыню, которая, согласно карте, располагалась куда дальше к юго-западу грани, чем на сегодняшний день. Из этого следовало, что карта составлена достаточно давно и что неизвестные хозяева дворца и планеты с тех пор не обновляли данные.

Хотя, конечно, справедливости ради стоило отметить, что в основном карта соответствовала действительности достаточно точно. На основании этого можно было сделать заключение, что либо изменения здесь идут медленно, либо отсутствуют хозяева планеты всё-таки не так давно. Но что побудило их бросить свои владения и удалиться куда-то, оставалось загадкой, разгадать которую было бы очень интересно. О деятельности этих существ, которые, судя по всему, были практически идентичны людям, Богдану удалось узнать лишь, что называли они себя словом, которое на русский язык переводилось буквально как «творцы». Он смог даже на всякий случай выучить их язык тем же методом, каким выучил и языки основных народов граней, но узнать что-то конкретное о них не получилось.

Естественно, самым волнующим ответом на все загадки для Богдана мог бы стать ответ на вопрос «А когда могут вернуться эти Творцы?». Правда, похоже, что получить такой ответ удастся лишь в случае, если такое событие действительно произойдёт.

А пока Богдан усиленно вспоминал то, что знал про древний Китай сам. В общем-то, объём таких знаний был невелик. По прочитанному в книжках он мог сказать, что китайцам история приписывает изобретение пороха, компаса, бумаги и фарфора. Там возникли одни из самых первых государственных систем и ремёсел в истории Земли, продолжался самый длительный период феодальных отношений. Ещё в голове Богдана всплыла совершенно книжная фраза о том, что в духовной и политической жизни Китая большую роль играло конфуцианство.

Имя чиновника и учёного Конфуция, по-китайски Кун-цзы, было ему тоже знакомо, правда, в чём заключается суть учения, Богдан ответить бы не смог. Единственным изречением, приписываемым этому философу и политику, какое он запомнил благодаря отцу, было такое: «Относись к людям так же, как ты бы желал, чтобы относились к тебе». Этим знания о сути учения ограничивались. Впрочем, если на куске Китая, перенесённом на Планету Граней, исповедовали конфуцианство, то всё не так уж плохо – изречение-то хорошее.

Насколько помнил Богдан, Конфуций жил где-то века за четыре до Новой эры. Большинство здешних народов, как он успел узнать, попало на свои грани примерно между восьмым и десятым веками после Рождества Христова. Значит, местные китайцы просто обязаны были знать конфуцианство, но кто мог сказать, какие трансформации произошли с учением за века, проведённые в неземных условиях? Кроме того, и на Земле конфуцианство не мешало людям убивать и грабить, значит, такие вопросы не решены нигде, и выживать ему придётся везде – хоть среди арабов, хоть, возможно, в конфуцианском «гранёном» Китае.

Во дворе форта стояло много лошадей, привязанных к длиннющей коновязи, сновали люди в разнообразных одеждах – в основном явно торговые люди, под навесами стояли жаровни и печи, на которых готовили пищу. Ароматные запахи заставили желудок Богдана, в который уже несколько дней не попадало ничего более изысканного, чем вяленая баранина и пресные сухари, сжаться голодными спазмами. Он проглотил слюну и, провожаемый множеством любопытных взглядов, последовал за своими новыми хозяевами, которые спешились и повели его вглубь основных построек форта.

Поднявшись на второй этаж здания, занимавшего центральную часть территории, огороженной крепостной стеной, и пройдя по коридору террасного типа, купцы отомкнули дверь, ведущую в одни из покоев. Это было что-то вроде гостиничного номера и, судя по всему, достаточно богатого. Здесь имелось несколько комнат, стояла бамбуковая мебель приятного вида, на стенах висели разрисованные тканые циновки, изображавшие эпизоды быта и картины природы. В целом обстановка вполне могла даже напоминать стилизованный под китайскую культуру интерьер какой-нибудь модной квартирки на современной Богдану Земле – не хватало лишь электрического освещения и навороченной магнитолы с колонками в углу.

Здесь с Богдана сняли верёвки и разрешили сесть в кресло. Ань Чао распорядился слугам приготовить воды для омовения, а затем и полный обед, ибо время близилось уже к середине второй половины дня. Услышав это, Богдан, по-прежнему стараясь не подавать вида, что он понимает по-китайски, обрадовался: хотя на привалах он мылся в ручьях, но это не было настоящим мытьём. За последний день при скачке он вообще покрылся пылью и потом. Про то, что ему хотелось нормально пообедать, и говорить не стоило.

Отдавая распоряжение, Ань Чао неожиданно повернулся к Богдану который рассматривал циновки на стенах и поинтересовался:

– Да, кстати, а ты понимаешь по-китайски?

Сказано это было на своём родном языке, и Богдан понял, что неожиданный вопрос является проверкой. Он в этот момент как раз не смотрел на купца и продолжал сидеть, водя глазами по стенам номера.

– Да откуда ему знать наш язык? – подал голос младший компаньон. – Если мы никогда не встречали человека подобной наружности, так и он, скорее всего, никогда не бывал в Новой Поднебесной.

– Вот именно: «скорее всего», – заметил Ань Чао. – А если бывал? Но, похоже, он действительно не понимает. Слушай, ты! Понимаешь меня или нет?

Он слегка повысил голос, обращаясь к Богдану.

Богдан встал, словно для того, чтобы лучше рассмотреть цветную роспись на большой вазе из белой глины, стоявшей в углу. Делая вид, что он обратил внимание на интонацию своего нового хозяина, Богдан повернулся и замер на полпути к вазе.

– Господин не разрешает мне вставать? – спросил он по-арабски. – Извините, я просто хотел рассмотреть замечательное произведение искусства.

– Что ты называешь произведением искусства? – Китаец перешёл на арабский язык. – Эту жалкую поделку?! Ты не видел настоящих работ наших гончаров и фарфоровых дел мастеров!

– Нет, не понимает он по-нашему, – удовлетворённо сказал Ань Чао, обращаясь уже по-китайски к Ли Юаню.

Богдан по-прежнему стоял посреди комнаты.

– Так можно посмотреть? – нарочито робко спросил он.

– Конечно, смотри, – кивнул китаец. – Но только без глупостей – отсюда, из форта, тебе всё равно не сбежать.

Богдан подошёл и долго разглядывал замысловатые узоры, покрывающие вазу. В доме его дедушки когда-то была китайская ваза, правда, сделанная из металла, но покрытая похожими узорами. Фон вазы образовывали упрощённо-стилизованные розочки, среди которых с двух сторон располагались два больших овала, в которых на контрастном красновато-кирпичном фоне растопырился в прыжке-полёте жёлтый китайский дракон. Когда Богдан впервые увидел этого дракона года в четыре, он испугался.

Купцы, сев в кресла, продолжали беседовать.

– Ты хотел мне кое-что объяснить, какие-то свои соображения по поводу нашей сегодняшней сделки, – напомнил Ли Юань. – У тебя были, как я понял, некие веские соображение платить этому грязному арабу.

– Да, мой партнёр, именно так. Вот, прикинь: мы отдали золота на двести ди – согласен, это сумма немалая. Но вспомни указ императора о доставке в Университет всех странных вещей. Я думаю, из университетской казны мы получим куда больше, я тебе уже говорил об этом: сто ди за этот чудный нож и не менее трёхсот ди за парня. Двойной навар – есть за что стараться!

– А если они не заплатят? Вспомни, какие опасения высказывали советники императора по поводу этого указа?

– Уверен, что мэтр Чжу Цзы-чэн заплатит! Да, ты прав, опасения есть всегда. Есть в этом мире нечто такое, что карает людей за слишком явные попытки замахнуться на могущество Всевышнего. Хотя бы случай небесной кары, поразившей триста лет тому назад изобретателя взрывающегося порошка из города Хубэя. Но я ценю учёных, а с одним из них и знаком хорошо. Уважаемый Чжу Цзы-чэн – один из самых влиятельных мудрецов столичного университета, и я уверен, что он поспособствует тому, что нам заплатят сполна. Так что не волнуйся!

Богдан закончил разглядывать вазу и вернулся в кресло.

– Скажи-ка мне, чужеземец, – обратился к нему Ань Чао, – из какой ты страны?

С самого момента его продажи китайцам Богдан лихорадочно думал и о том, какую легенду выдать здесь. Как он уже понял, рассказывать правду или настолько близкое к правде, как он делал на грани Европы и у арабов, не стоит. Но как соврать так, чтобы в это поверили?

Демонстрируя почтительность к своим новым хозяевам, он поклонился и объяснил:

– Моя страна находится далеко на юго-западе, за пустыней, в предгорьях Безвоздушных гор. Она небольшая, проехать её можно за два-три дня максимум. Мы живём замкнуто, наш правитель, генсек, не разрешает людям уходить далеко и путешествовать. Только немногие безрассудные исследователи отправлялись на поиски иных земель, но почти никто не возвращался – очень трудно перейти пустыню в одиночку. Но нескольким это удалось, и, вернувшись, они рассказывали о диковинных краях и народах. Вот и мне тоже захотелось увидеть мир…

– Сколько тебе лет? – перебил купец.

– Двадцать пять, – ответил Богдан.

Ань Чао покивал. Пока говорил только он – его компаньон, владевший арабским существенно хуже, больше слушал.

– Да, ты совсем ещё молод, – заметил купец. – И у тебя уже такая тяга к путешествиям! Но как тебе удалось преодолеть пустыню и обширные безлюдные пространства? Первые люди, попавшие в этот мир, ограниченный горами, которые невозможно перейти, пытались пройти пустыню, но это мало кому удавалось. Я слышал, что один из арабских халифов снаряжал экспедицию в те края, и ничего не нашёл: за пустыней лежат только безлюдные земли.

Богдан пожал плечами:

– Я слышал от арабов даже про три экспедиции, но они не смогли сказать мне, насколько далеко заходили люди, посланные халифом Абд-ар-Раззаком. Очевидно, они просто не дошли до нашей страны.

– Как она называется?

– Кто, моя страна? Она называется Сэсэсэр.

– Воистину, странное название, но дело, конечно, не в нём. Вот это изготовлено у вас? – Ань Чао вытащил из внутреннего кармана халата нож, полученный от Абдаллаха, и повертел в воздухе. – Если так, то ваша страна представляется интересной для установления торговых отношений. А откуда ты знаешь арабский язык, если, как ты говоришь, никогда не видел арабов?

Богдан чуть замялся, но быстро придумал версию, согласно которой арабский язык он выучил у одного из путешественников, побывавшего в этих краях. Он понимал, что версия не слишком хороша, но купцов она, похоже, удовлетворила.

Тут очень вовремя раздался стук в дверь: пришёл слуга и доложил, что готова вода для благородных постояльцев. Китайцы встрепенулись – похоже, они сами желали вымыться.

Ань Чао легонько махнул рукой Богдану:

– Продолжим нашу беседу за обедом, а пока, думаю, тебе хочется смыть усталость и грязь с тела горячей водой.

Слуга проводил всех в комнату, смежную с покоями, занимаемыми купцами. Там стояло несколько огромных деревянных кадок, скреплённых металлическими обручами. К каждому сосуду была приставлена небольшая лесенка с удобными широкими ступенями. Кадки оказались наполненными водой, от которой поднимался пар, и пахло благовониями.

Богдан почти застонал от удовольствия – это были ванны типа японских фуро, про которые он слышал на Земле. На фоне привычной европейской ванны это не производило впечатления, но сейчас, когда тело побаливало от многодневной скачки и спанья на жёстких постелях, которыми часто являлись лишь ветки или просто земля, окунуться в горячую воду, куда бы она ни была налита, казалось блаженством.

Все трое разделись и забрались в «фуро», слуга собрал грязную одежду и унёс. Землянин вопросительно посмотрел на китайцев, но те млели в горячей воде, жмурясь от удовольствия. В конце концов, Богдан решил не загружаться подобными проблемами: что в плену, что, например, в армии – тебе выдадут то, что тебе положено. Поскольку его нынешний плен или рабство пока были не самыми ужасными, то, надо полагать, одежду либо выстирают, либо выдадут новую.

Богдан так расслабился, что чуть не уснул. Разбудило его прикосновение слуги, который осторожно тряс юношу за плечо. Китайцы уже вылезли из своих «кадушек» и вытирались длинными полотнищами мягкой светлой ткани. Такую же «простыню» слуга, почтительно кланяясь, протягивал Богдану.

Новую одежду пленнику действительно выдали – нижнюю длинную рубашку из приятного тонкого шёлка и некое подобие трусов типа штанишек ниже колена, тоже шёлковых, а также просторный голубой халат, расшитый по краям рукавов и по подолу цветочными узорами. Голову предложили покрыть округлой шапочкой с кисточкой, чем-то напоминавшей турецкую феску, но не с плоской, а со сферической макушкой.

Они вернулись назад в занимаемые Ань Чао и Ли Юанем покои, где уже оказался накрыт стол, который обещал быть весьма обильным. Стол, правда, был низким, и сидеть приходилось практически по-турецки, но Богдан уже привык к такой посадке у своих предыдущих пленителей.

Однако трапеза началась несколько странно, по понятиям землянина, тем более после его пребывания в доме арабского шейха. Сначала подали зелёный чай без сахара и без молока. Богдан немного удивился, но чай выпил с удовольствием, тем более, что после сидения в горячей ванне очень хотелось пить.

После чая последовали мисочки с холодными закусками, содержавшими мелко нарезанную печень, мясо, рыбу и овощи. Ели китайцы, как и японцы, палочками, но Богдан, сам себе удивляясь, довольно быстро овладел искусством орудовать весьма непривычными столовыми приборами, и вскоре отправлял в рот нужные объёмы.

Затем подали традиционный, как понимал землянин, рис. Этому блюду сопутствовали несколько соусов, после чего перешли к мясу и рыбе в кляре, сдобренным душистыми специями, среди которых Богдан узнал перец, корицу, имбирь, душицу и кинзу. Насколько понял Богдан, кляр был не мучной, а крахмальный. К мясу подали вино, которое, как объяснили китайцы, называлось матан и делалось из риса.

– А какова кухня в вашей стране? – поинтересовался Ли Юань, тщательно подбирая арабские слова.

Младший компаньон, доселе более молчаливый, выпив вина, стал куда общительнее. Богдан, уписывая за обе щеки ароматное сочное мясо, прожевал, делая неопределённый жест:

– Да как вам сказать… Едят много пирогов, например. Представляете, что это такое? Вот, например, как это мясо – в тесте, только теста много, больше, чем сейчас. Начинка бывает разная: могут быть мясо, рыба, капуста, рис, ягоды разные. Ещё едят пельмени – кусочки мясного фарша в тесте, которые варят на пару…

Купцы переглянулись:

– Может быть, вы желаете попробовать подобное блюда в нашей кухне? У нас есть очень похожее, – заметил Ань Чао.

Богдан поклонился:

– Что вы, спасибо. Возможно, позже, если вы будете столь добры, то я с удовольствием попробую. А ещё у нас пьют водку…

Купцы снова переглянулись, поскольку в арабском языке слова «водка» не было, и Богдан использовал русский термин. Юноша объяснил, что такое водка. Ань Чао, хитро усмехаясь, приподнял бровь.

– И у нас есть похожий напиток. Только мы делаем его тоже из риса, на замечательной траве женьшень или на змеях.

Богдан вспомнил, что несколько раз слышал на Земле о китайской водке, настоянной на змеях, а водку с плавающим в бутылке корешком женьшеня даже пробовал.

По приказу старшего компаньона подали рисовую водку. Попробовав ту, что была настояна на женьшене, Богдан понял, что на Земле, судя по всему, пил жалкую подделку индустриального века массового производства. Водка на змеях имела специфический вкус, но была тоже весьма неплоха.

Посмотрев на то, как Богдан старательно закусывает водку мясом, подцепляя палочками сразу по три-четыре мелко нарезанных кусочка, Ань Чао откинулся в кресле и, покачивая в ладони пиалку с хмельным напитком, наставительно изрёк:

– Смею заметить, что в вашей стране питаются не совсем правильно. Мясо должно служить только дополнением к блюду, а никак не его основой. Оно должно придавать вкус и аромат блюду, но следует есть больше овощей. Еду нужно резать мелко, обжаривать недолго, иначе жар огня убьёт энергию ци, и мы её не получим...

Богдан смотрел на купцов, прихлёбывал водку с настоящим женьшенем, и вдруг вспомнил, что он тут никакой не гость, а купленный за деньги пленник, фактически раб. Водка вдруг встала у него поперёк горла, и он даже поперхнулся.

– Прошу прощения, уважаемый Ань Чао, и вы, Ли Юань, мне, честное слово, очень интересно узнать о китайской кухне, но позвольте вас спросить кое о чём. Вот я сижу с вами здесь, вкусно отобедав, а я же человек из далёкой страны, которого вы купили. Значит, я ваша вещь, не так ли?

Китайцы в который раз уже переглянулись, и Ань Чао кивнул:

– Ты прав, но не совсем. Да, мы заплатили за тебя приличные деньги, и мы собираемся вернуть их с прибылью, передав тебя в университет императора. Но мы уважаем человеческое достоинство. Эти хитрые арабы любят торговать людьми, не ты первый, кого они продали в рабство…

– Простите, но я слышал от тех же арабов, что работорговцы есть и у вас. Так стоит ли так чернить рабов? Для раба нет никакой разницы, кто его продаёт – арабский или китайский работорговец, разве не так?

Ань Чао кивнул:

– Ты рассуждаешь здраво, я с тобой согласен. По большому счёту, никакой разницы нет. Да, мы тебя купили, но ты – особенный, такого человека мы ещё не видели. И мы сами – не работорговцы, мы честные торговые люди. Мы понимаем, что ты человек, человек рождается свободным, и не вправе других людей лишать его этой свободы, если только он не совершил против них преступление. Поэтому, если у тебя нет намерений совершить преступление против народа Поднебесной, тебе нечего опасаться. Давай лучше продолжим беседу, которую мы вели прежде чем нас прервали перед омовением.

– Вы, уважаемый компаньон, говорили про заинтересованность в торговых отношениях со страной нашего… э-э… гостя, скажем так. – Тут Ли Юань улыбнулся – то ли саркастически, то ли немного виновато.

– Да-да, – подтвердил Ань Чао, – это стоит обсудить… Если, разумеется, наш гость рассказывает всё так, как есть.

Богдан поклонился и потом невольно пожал плечами:

– Зачем мне говорить неправду? Вы сами видите, что я не похож на жителей вашей страны или на араба. Людей, подобных мне, как я уже понял, никто здесь не видел. Значит, я пришёл из страны, которая никому тут не известна, верно? А нож, который арабы отняли у меня! Таких вещей никто не может изготовить в известной вам части этого мира.

Купцы согласились, что нож, действительно, чудесный, и старший компаньон поинтересовался, с каким снаряжением Богдан шёл через пустынные земли. Юноша повторил ту же версию, которую пока благополучно поведал арабам: снаряжение утонуло, когда он пытался переправиться через Жёлтую реку.

Младший компаньон живо поинтересовался, в торопливости ещё сильнее коверкая слова на арабском:

– А ты мог бы указать место, где ты утопил свои вещи?

Богдан догадался, что купец, в отличие от воинов-арабов, сразу же подумал о возможности поискать на дне реки утонувшее снаряжение. В глазах старшего компаньона тоже вспыхнул интерес.

– Да, в каком месте, кстати, это произошло? – поинтересовался тот.

Из сундучка, стоявшего в углу комнаты, он вынул свиток, на котором оказалась нарисована вполне точная карта местности, по масштабу очень схожая с той, которую Богдан уже видел у арабов. Правда, техника рисунка отличалась, но местность была отражена достаточно понятно.

Богдан постарался подробно указать место, где его впервые встретили арабы. Ань Чао покивал и вздохнул:

– Река в этих местах особенно глубока, именно здесь водится больше всего рыб-драконов. Так что, хотя течение там несильное, вряд ли стоит пытаться найти твоё снаряжение – и глубоко, и опасно. Ты как пытался переправиться?

– Сначала хотел вплавь, только снаряжение сложил на маленький плотик. Меня напугала именно эта рыба-дракон. Я в страхе поплыл к берегу, а плот перевернулся, и хотя снаряжение у меня было привязано, его сорвало, оно утонуло. У меня остался только этот нож.

Купцы покачали головами.

– Тебе повезло, – заметил Ань Чао и усмехнулся: – Мало кому удаётся встретиться с рыбой-драконом в воде и остаться живым. Будем считать, что и нам повезло, поскольку в противном случае мы бы тебя не встретили. Хорошо, а куда же ты шёл?

Богдан продолжил уже отработанную легенду о тяге к исследованиям и желании увидеть иные земли. Когда он якобы впервые встретил арабов вскоре после того, как пересёк Великую пустыню, те попытались его схватить, но ему удалось убежать. Именно тогда он понял, что внешность его такова, что вызывает особое внимание – он и сам никогда не видел людей с лицами как у арабов.

Поэтому путешественник решил двигаться, избегая встреч с местными жителями. До поры до времени ему это удавалось, но после того, как у него утонули всё оружие и одежда, он не смог отбиться или убежать от арабов – так его и захватили люди Абдаллаха. О пребывании в Дамаскусе и о посольстве, отправленном халифом ко двору вымышленной страны Сэсэсэр, он умолчал.

– Что ж, – молвил Ань Чао, подумав, – нам стоит заработать, доставив тебя в университет императора. Мудрецу Чжу Цзы-чэну будет интересно с тобой встретиться. Возможно, наши учёные при поддержке императора попробуют снарядить экспедицию в ваши земли, чтобы установить торговые отношения с народом, умеющим изготавливать такие вещи, – он потряс ножом Богдана, зажатым в кулаке. – А мы можем рассчитывать, что наше компания будет одной из первых, кому позволят торговать в ваших землях. В общем, мы отправимся в путь завтра с утра.

Посмотрев на Богдана, который кивал с несколько удручённым видом, китаец, видимо, решил, что тот сильно опечален, и добавил:

– Не бойся, тебе него опасаться, если будешь рассказывать правду. К тебе будут относиться не хуже, чем сейчас относимся мы. Не советую бежать – тебя всё равно поймают, так как ты слишком заметен, и у тебя нет снаряжения.

– Да куда мне бежать! – махнул рукой Богдан.