Страна счастливых

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Был час, когда над городом очистилось небо. Аэроптеры исчезли, как будто их разметало ураганом. И только на головокружительной высоте мчались голубыми призрачными сигарами далекие дирижабли, и смутный гул моторов глухо перекатывался в ослепительной синеве.

Затихли кольца административного центра, научных учреждений и аудиторий, исчезло движение в жилых районах, пусто стало в радиальных улицах-бульварах и кольцевых парках. Грохоча на мостах, проносились изредка пневматические поезда, как бы спеша догнать пролетевшие раньше передовые колонны.

Население города переселилось в этот час в сектор коммунального питания.

Там, где цепь искусственных озер замыкает кольцо городской черты, гремела музыка. Нестройный шум, крики, говор и смех, мешаясь с музыкой, летели над голубыми искрящимися под солнцем озерами. По берегам сквозь зелень густой листвы глядели в воду открытые веранды ресторанов, и белые скатерти столов отражались в синеве озер. Берега кишели народом. Доносился стук ножей, звон стаканов, взрывы хохота.

В обеденный час, когда магнитогорцы, оставив дела, сошлись поболтать за обедом с друзьями, посидеть и отдохнуть за беседой, над пустынным городом показался оранжевый аэроплан, цвет которого говорил о его экстренном назначении. Описав круг, аэроплан спустился на крышу воздушного вокзала, и тотчас же из кабины вышел человек, одетый в желтый кожаный костюм. Он уверенным шагом прошел под стеклянный навес и остановился перед огромной картой Магнитогорска.

На эбонитовой доске концентрическими кругами лежал распланированный город. Середину плана занимало кольцо административного центра, откуда радиальные бульвары-улицы разбегались в стороны, пронизывая кольцо научных аудиторий, институтов, университетов и академий и кольцо публичных библиотек, музеев, читальных зал и дворцов для занятий, детского городка и больниц. Сплетение этих радиальных авеню в широких кольцах соприкасалось с кольцом огромных парков, садов отдыха, театров, концертных зал, телекинодворцов, спортивных площадок и гимнастических домов. Немного дальше голубой краской сверкало кольцо озер, с нанесенными светлыми кубами ресторанов, буфетов, закусочных, столовых, универсальных распределителей и огромных фабрик-кухонь. Широкая полоса, окрашенная в зеленую краску, -кольцевой парк, - опоясывала город, за чертой которого плотными квадратами лежали кольца жилых помещений, бассейнов и коммунальных бань, соприкасающиеся с хордой гигантских отелей для приезжающих. Все это было обведено широчайшим зеленым кольцом. Здесь город кончался. Самое последнее, значительно отдаленное от города кольцо - индустриальный пояс - лежало по краям эбонитовой черной доски, держа Магнитогорск в бетонных объятиях фабрик и заводов, гигантских механических прачечных и автоматических станций, транспортирующих по подземным дорогам все необходимое для города. В южном и северном углу краснели эллипсисы иногородных товарных вокзалов.

Человек в кожаном пальто скользнул взором по плану и наклонившись взял в руки автоматический путеводитель. Собственно говоря, искать пришлось недолго. Перед ним находился план, от которого планы других городов отличались разве что только размерами.

Отыскав в указателе то, что ему было нужно, он вставил путеводитель в гнездо, и тотчас же в третьем кольце вспыхнул крошечный фиолетовый огонек. Фонограф, расположенный с левой стороны городского плана, захрипел и несколько раз произнес:

– Юго-запад. Голубой дом с тремя верхними этажами из стекла. Единственная крыша с балюстрадами из розового мрамора.

Человек в кожаном костюме положил автопутеводитель в глубокую стеклянную нишу и быстрыми шагами направился к аэроплану.

Над пустынными улицами и парками просвистели крылья аэроптера, и спустя короткое время человек в кожаном костюме, пожимая руку Стельмаха, говорил:

– Если ты вылетишь сегодня ночью почтовым, ты будешь в Доллосах… приблизительно… в час.

– Он очень плох?

– Не сказал бы. Но… Впрочем, ты его увидишь завтра сам! Прощай!

– Прощай, - сказал опечаленный Павел, - я извещу его сегодня же о своем приезде!

– Мне думается, этого не нужно делать! Годы сильно разрушили его слух и зрение. Вряд ли ты сумеешь переговорить с ним! - добавил человек в кожаном пальто, прощаясь с Павлом.

– Хорошо, - сказал Павел, - ночью я вылетаю!

В раздумье он подошел к радиотелефору. Остановившись перед жемчужно-матовым ромбом, он включил аппарат и громко произнес:

– Бойко! Ты слышишь меня?… Бойко!

Ромб побледнел. По гладкой его поверхности пронеслись голубые искры; потом края наполнились неясными туманными пятнами.

Павел повернул регулятор. Пятна на ромбе слились в очертания человеческой головы. Еще поворот - и в ромбе всплыло мертвое лицо Бойко.

– Ну? - сказал глухой голос.

– Ты видишь меня? - спросил Павел.

– Да… Стельмах?… Что ты хочешь от меня?

Павел передал свой разговор с человеком в кожаном пальто.

– Ты понимаешь, конечно, я должен присутствовать при этом!

Бойко помолчал.

– Открой рот, - сказал он после непродолжительного молчания.

Павел повиновался.

– Шире! Так!… Ты не чувствуешь боли в шейных мускулах?

– Нет!

– Подними руки вверх.

Павел поднял руки вверх.

– Теперь, когда я скажу «раз», ты с силой опустишь руки вниз и одновременно сделаешь глубокий выдох. Ну? Р-раз!

Руки Павла быстрой тенью мелькнули по ромбу. Резкая боль в груди заставила Павла простонать.

– Сильная боль? Что?

– М-ль… Н-нет… Пустяки! - сквозь зубы процедил Павел.

Бойко, прищурив глаза, беззвучно пошевелил губами.

Наступило молчание.

Сухое мерное потрескивание радиотелефора вплеталось в глухой гул вентиляторов. Где-то за стеной печально звенели рофотаторы. Голова Бойко медленно закачалась в рамках ромба. Взглянув на Павла, Бойко сказал:

– Ты еще не совсем здоров, но если будешь осторожен, то это небольшое путешествие не повредит тебе. Постарайся сохранить спокойствие. Даже в том случае… Словом, ты понимаешь, о чем я говорю!

– Значит?

– Я не в праве отказать тебе! Все?

– Да!

– Прощай! Не забудь выключиться!

Ромб потускнел.