Страховщики

Часть 2

По благословению Кархи, демона тут не оказалось, хотя место очень уж подходило для какого-нибудь богопротивного создания. При взгляде на все это на глаза слезы наворачивались. Эвин помнил, что тут вроде, или где-то рядом с этими местами, совсем недавно охотился с гостями эркмасс, а теперь здоровенные, в обхват стволы лежали друг на друге, засыпанные щепой и смотреть на это без страха никак не получалось. Зеленый лес остался позади, а вокруг — куски деревьев и осколки камней. Он представил силу, которая совсем недавно бушевала тут, и передернул плечами. Про себя конечно, так, чтоб никто не увидел.

Люди стояли на высоком берегу и смотрели, как за рекой начинается новая полоса поваленного леса. За спиной осталась зелень, а тут похозяйничал огонь и враг. У каждого в голове одна мысль — что это? Для чего?

— А если это засека?

— Да какая засека? В засеке смысл и аккуратность, а тут… Вон, поломано все…

— Не топором — колдовством…

Люди заговорили разом, вычерпывая из себя страх. Все ведь думали об одном и том же: тот, кто сделал это с матерым лесом, не постесняется сделать это и с теми, кто пришел посмотреть на все это.

— Да что тут случилось-то? — не скрывая удивления, спросил кто-то.

— Черт прошел, — ни мгновения не сомневаясь, отозвался Средний Брат Терпий. Сказал он это сквозь зубы, словно не говорить хотел этими словами, а плеваться. — Ибо сказано: «След его горе, след его печаль, след его беда!»

Он смотрел на другой берег из-под ладони, ожидая подвоха оттуда, от поваленных и расщепленных стволов. Эркмасс чуть наклонил голову, словно прислушивался.

— Да мы, монах, до беды еще не дошли… — ухмыльнулся Эвин.

— Погоди, — отозвался Брат по Вере, правильно уловив в его голосе насмешку. — Погоди, дойдешь…

Переправиться через ручей им никто не помешал. Кони осторожно вошли в воду и, не испытывая тревоги людей, перешли на тот берег. Вода дробилась под копытами, ломая отражения латников, очертание высокого берега и раскинувших ветки деревьев. Они изредка взмахивали ветками под порывами ветра. Эвин прислушался. Ничего. Только вода позади журчала, и сколько он не прислушивался, ничего он в этом журчании не разобрал. Старики говаривали, что кое-кому удается в этом шуме расслышать голоса духов воды, узнать будущее, но ему это никогда не удавалось.

— Трусят, демоны — то, — сказал кто-то негромко. — Никто не вышел…

Он оглянулся на Среднего Брата, подумав, что слышит его голос, но тот, против обыкновения, молчал. Кто-то с надеждой спросил.

— Может быть, их и нет вовсе? А? Демонов-то?

Средний Брат Терпий усмехнулся, но не успел сказать ни слова. В этот миг, где-то за деревьями, послышался рев, и над лесом огненным шаром поднялось новое солнце. Оно гляделось небольшим — не больше кулака, но свет его отбросил резкие тени на песок, заставив латников зажмуриться или загородиться ладонями.

Оставляя за собой толстый дымный след, новое светило рванулось в небо.

Все всё видели, но никто слова не сказал.

Не нашлось слов ни у кого.

Оно и понятно — если происходит что-то, что в голове не укладывается, откуда слова возьмутся?

Эвин смотрел, как свет поднимается все выше и выше, и челюсть у него потихоньку ехала вниз. Свет уходил верх, становился меньше и меньше. Человека убить — понятно, но новое солнце… Оно мелькало в разрывах облаков, но не пропадало. Каждый, кто тут стоял смотрел за ним, пока в небесах не грохнуло что-то оглушительно. Это не походило на драконий рык, это вообще ни на что не походило, и поэтому ждать после этого можно было чего угодно. Эркмасс первым справился с растерянностью и спокойно отдал команду, которую все тут ждали.

— Спешится. Тетивы натянуть.

Едва успели.

— Вон они! Вон!

Небо над головами уже набухало новым чудом. Две огромные оранжевые птицы, раскинув крылья, парили над рекой…

… Нас несло прямо на берег, и ни высоты для маневра, ни времени для него у нас уже не имелось. Ну, секунд 20–30 не больше.

— Дальше, дальше! — проорал Чен, размахивая руками, словно я нуждался в чьих-то указаниях. — За реку давай!

Местные там внизу, тоже орали, но за шумом ветра я ничего не слышал, хотя, что там слушать? Большого ума догадаться, что там они кричат, не требовалось. Я отвлекся, пытаясь рассмотреть лица, и не увидел самого главного. Над ухом противно вжикнуло, добавляя холоду спине, и над головой послышался треск. Лучники, мать их…. Автоматически я поднял взгляд и сразу понял, что ошибся. Никакие это не лучники. В распахнутом над головой крыле небесной голубизной светились несколько отверстий, таких аккуратных, что ни стреле не пробить, ни птице проклевать, ни короеду какому-нибудь прогрызть. Одно из них пришлось как раз на ребро жесткости, и крыло стало ощутимо дрожать. В это не хотелось верить, но как не верить собственным глазам? Да и после сбившей нас ракеты верилось во все сразу.

Ракеты этим паразитам, правда, для нас пожалели, а вот стрелковое оружие задействовали! Гады!

— Чен! Чен!

Китаец откликнулся мгновенно. До него они там, похоже, еще не добрались, но и он ждал неприятностей снизу.

— Что?

Над головой захрустело, и прямо на глазах дырки стали соединяться трещинами. Не прошло и секунды, как поток воздуха загнул кусок крыла вверх и обломил его. Если так и дальше пойдет…

— Там, внизу, пулемет!

Молодец, все-таки Чен! Не стал переспрашивать, уточнять, а мгновенно нырнул вниз, ближе к воде. Мне волей-неволей пришлось сделать тоже самое — ущербное крыло потеряло устойчивость и кренилось, словно зачерпнувшая воду лодка. Косо, боком, я начал падать и меня не покидало противное чувство, что кто-то со злым прищуром ловит меня в перекрестье прицела.

Наш маневр не остался незамеченным. Отряд под нами разделился и часть всадников, спешившись, рванула вдоль берега.

Я оказался почти прав. Имелся и прицел и злой глаз, только, как оказалось, смотрел он уже не за мной, а за Ченом. Выстрелов я не услышал, зато увидел, как Ченов планер прямо на глазах развалился на куски, располосованный очередью. Пластик брызнул осколками, Чен вскрикнул, выругался. Скорее всего один из снарядов попал в узел крепления и через мгновение Чен, тяжелой каплей отделившись от остатков планера, уже летел вниз.

На наше счастье мы уже успели залететь за середину реки, и он врезался в воду, а не в землю.

Наблюдая за товарищем, я совсем забыл про туземцев, а напрасно. Хозяева планеты, доскакав до берега попрыгали с лошадей и, по колено зайдя в воду, стали пускать стрелы. Чен в реке казался им, наверное, добычей боле ценной и мне позволили пересечь реку и упасть на берег.

Крыло ткнулось в песок и с хрустом переломилось. Меня отбросило вперед, перевернуло несколько раз. Остановился я только тогда, когда пропахал в песке изрядную борозду. В пять секунд я отплевался от песка и посмотрел на товарища.

Слава Богу, Чену хватило везения залететь за середину реки. Его и лучников теперь разделяли метров триста и те гурьбой бежали к нему по берегу, на ходу опорожняя колчаны, ориентируясь на оранжевое пятно планера.

На наше счастье его остатки не утонули и теперь легко скользили по воде, словно всю жизнь только этим и занимались. Оранжевое пятно тащилось вниз, все дальше и дальше, к далекому повороту, и вместе с ним скользил и Чен. Он несколько долгих секунд возился там, ныряя и выныривая словно дрессированная выдра, но все же бросил его и, взмахивая руками, поплыл к берегу. Лучники заорали еще громче.

Конечно, живой небожитель тоже что-то стоил, но и терять оранжевую добычу никто не захотел. Не прекращая орать, самые смелые, побросав луки на берег, полезли в воду. Один вообще бросился в реку прямо на коне, как будто это что-то решало. Над водой взметнулся гвалт, лошадиное ржание и, наверняка, ругань. Никто не хотел уступать добычу товарищам.

Кто-то самый сообразительный, в воду не полез, а рванул вдоль берега. До меня долетел топот копыт, быстро, впрочем, оборвавшийся. Обогнав планер, всадник, под разочарованные крики отставших, дотянулся до него и потащил к берегу. У него это получилось куда как ловчее, нежели чем у Чена.

Мелькнула мысль, что возможно, они этим и ограничатся, но — нет.

Лучники, что брели к нам, на планер внимания не обратили. Им хотелось взять именно нас.

Я смотрел на все это с замиранием сердца. Оба мы бывали в переделках, но там приходилось иметь дело с людской хитростью, безмозглым железом или обстоятельствами, а тут…. Тут ярким пламенем пылала азартная злоба. Туземцы орали что-то непонятное, но я и без всякого переводчика догадался, что вряд ли это означает «добро пожаловать» или «милости просим». В голосах не слышалось ни одной радостной ноты, а всего лишь жажда крови.

Приподнявшись на локтях, я смотрел, как Чен выгребает, борясь с течением, пока не сообразил, что раз туземцы не видят меня, то все стрелы достаются ему и, вскочив, заорал, замахал руками.

Я все правильно рассчитал.

С криками, которые иначе как радостными не назовешь, половина стрелков переключились на новую цель. Стрелы засвистели рядом, с мокрым чмоканьем вонзаясь, то в песок, то в стволы деревьев за моей спиной. Стрелять туземцы умели, но мне повезло. Одна стрела только чиркнула по плечу, да вторая оцарапала щеку.

Под этот шум Чен на четвереньках выбрался из воды и, прячась за огромными гранитными валунами, побежал ко мне.

— Уходим!

В дереве, за которым я притаился, уже сидело штук шесть стрел и я, радуясь его толщине, попятился в кусты за командиром. С него текло, но Чен этого не замечал.

— Ты их видишь?

— Ещё бы…

Аборигены не остановились. Нас они уже не видели, но здравого смысла в их головах хватило на то, чтоб понять, куда это мы подевались. Десяток оставшихся на противоположном берегу оттуда старался дотянуться до нас стрелами. Добавляя туземцам уверенности в своих силах, между лучниками бодро приплясывал, выкрикивая что-то жизнерадостное, туземец в мешковатой коричневой одежде — то ли сумасшедший, то ли служитель культа.

Определиться с ним я не успел — как раз в этот момент за нашими спинами взревело.

Если уж я помню звук «флейты», то звук ходовой системы транспортера узнать гораздо проще. Лязг гусениц и гул двигателя нам приходилось слышать гораздо чаще. Не такой мощный, конечно, но перепутать его с криком зверя или чем-то еще я никак не мог.

Вот это становилось по-настоящему опасно, так как наверняка это спешили ракетчики. Потратив на нас две ракеты и сотню пуль, они прибыли посмотреть, что из всего этого вышло. Ждать хорошего не приходилось — если уж люди для сохранения тайны своего дела идут на такие издержки как сбитый корабль и не колеблясь спешат добавить к нему еще пару трупов, то видимо, дело, что они тут делают, того стоит. Я не сомневался, что в случае чего, они без колебаний могли бы увеличить свои затраты еще на парочку пуль, а спешившие к нам туземцы с удовольствием добавят к ним свои стрелы. Мы оказались меж двух огней. Туземцы, конечно не казались уже такими страшными, все-таки в моем носимом аварийном запасе имелся парализующий излучатель, но сражаться на два фронта… Нет. Следовало сматываться отсюда, как можно быстрее, только вот куда?

— Туда, — сообразил Чен. — Быстро!

Ревело левее нас, река и населяющие её лучники лежала прямо перед нами и поэтому мы сделали единственное, что еще можно сделать в нашем положении — побежали вправо. Имелся риск, что нас услышат либо те, либо другие, но выбирать не приходилось.

Высматривая места, где кусты росли не так часто, мы бросились вдоль берега, перескакивая через лежащие стволы. Мимо мелькали деревья, хрустели кусты, Чен ругался по-китайски, я на ходу повторял за ним короткие злые слова, а рев преследовал нас, становясь все ближе и ближе.

Но тут нам повезло.

Через десяток шагов мы выскочили на прогалину шириной метра три. Кусты тут кто-то аккуратно срезал и вмял в землю, а в самом конце положил что-то железное.

Совсем недавно этот кусок металла был частью какого-то бака или контейнера, а может быть и простой трубы, диаметром метра два. Не сговариваясь, мы влезли под него и затаились.

Рев мотора рывком приблизился, за нашими спинами захрустело дерево, послышалось дребезжание трущегося друг о друга железа. Я животом почувствовал, как задрожала земля.

— Чёрт! — с чувством сказал Чен. Он и ещё что-нибудь добавил бы, знал он нужные слова, я сам тому свидетель, но тут над нами грохнуло, зашелестели листья, что-то сверху дробно ударило по крыше, покатилось. Где-то рядом, буквально в трех шагах затрещало, и прямо у нас под носом рухнул ствол. Дерево подпрыгнуло, и едва не задев наше железо, откатилось в сторону.

Оно подмяло собой кусты, и теперь в прореху нам стали видны и река, и противоположный берег и, конечно, лучники.

В этом грохоте нас не услышала бы и летучая мышь, но всеже мы одновременно показали друг другу кулаки. Неприятным случайностям не хотелось предоставлять ни единого шанса — ракетчики ведь вполне могли, не тратясь больше на пули, доделать гусеницами то, что не сделали ракетами.

Механический рык остановил мародеров, рванувшихся к моему планеру. Увидев то, что мы сами еще не видели, они застыли.

— Боевая машина, — прошептал Чен. — Наверняка боевая машина…

Большого ума такое заключение не требовало. Если сложить вместе две ракеты, десяток пулевых пробоин и рев мотора, то ничего другого и не получится.

Чен завертелся, поворачиваясь на спину. Я попытался удержать его, но тот дернул плечом и указал рукой наверх. Чуть позади нас из обшивки недавняя катастрофа выдрала кусок, размером с ладонь и дальше от него зигзагом уходила ветвистая трещина. Приподнявшись, Чен прижался к ней лицом.

Так он просидел секунд сорок. Поглядывая на столбами застывших в воде туземцев, я дергал его, но тот только сбрасывал с плеча свою руку. Шепотом, но, так и не отлипнув от щели, он пробормотал:

— Чтоб я пропал!

Не дождавшись внятного ответа, я все-таки отодрал товарища от щели. Механизм стоял метрах в десяти и целиком эту громадину я не увидел. Над кустами торчала зелено-коричневая башня какой-то боевой машины с направленным на другой берег тонким хоботом пулеметного ствола.

Ай да ракетчики!

У туземцев не хватило решимости пойти дальше, но и со своего места они не сошли…

Что может такая штука и для чего она предназначена, я догадывался, а вот туземцы нет. Его неподвижность они спутали с испугом и нерешительностью. Туземцы заорали что-то определенно воинственное, прибавили прыти, и тут наш благодетель себя показал.

В башне зажужжало, но уже через пару секунд жужжание заглушил ритмично повторяющийся звук: «ду-дут, ду-дут, ду-дут».

Я перевернулся, чтоб посмотреть на реку. Обычно таким машинам не требовалось пристрелки, но тут явно что-то шло не так. Полоса водяных фонтанчиков, начавшаяся у самого берега, побежала к цепочке лучников, продолжавших пускать свои стрелы. Она наткнулась на первого и повернула, неспешно передвигаясь вдоль изломанного строя…

Кто бы ни сидел там, внутри, пираты ли, пришельцы или контрабандисты, люди эти жалости не знали. Если у нас на Земле Смерть все еще изображали старухой с косой, то тут её изображением мог стать профиль боевой машины.

Пули попадали в людей и ничего не понимающие туземцы хватались за грудь, за голову и валились в воду. Очередь, словно невидимая ладонь, смахнула семерых, прежде чем остальные поняли, что их убивают. Я не успел даже досчитать до семи — настолько быстро это все произошло. Восьмой и девятый бросились назад, не удержались и рухнули в воду, но ракетчики, кажется, достали их и там. Я отчетливо видел, как в том месте, где они упали, взлетели вверх розоватые фонтанчики.

Мы переглянулись, одновременно поняв, что влезли во что-то очень и очень серьезное. Когда ракетой били по нам, это могло, в конце концов, оказаться просто недоразумением, но что бы вот так, хладнокровно… Люди в машине убивали, чтоб сохранить тайну, что стояла за ними.

Видимо и впрямь тайна того стоила….

Туземцы, кто еще оставался в реке, бросились в разные стороны. Кто-то с левого края, совсем потеряв голову от происходящего, бросился не назад, а вперед. По пояс в воде двое лучников мучительно медленно, какими-то неуклюжими рывками шли к огромным валунам, перегородившим реку, и ракетчикам это не понравилось.

Расценив это как нападение, они повернули башню и длинной очередью попытались достать их. Это спасло остальных. Пока машина смерти буравила воду рядом с камнем, за которым схоронились смельчаки, высекая из него искры и какой-то странный коричневатый дымок, остальные с воплями выбрались на свой берег. Слава богу, у них хватило ума не топтаться на песке и туземцы, брызгая водой из сапог, попрятались за деревьями.

— Сейчас они нам дадут, — сказал Чен. Он, не глядя, сунул в щель палец, чтоб оценить толщину бака.

Командир, или кто у них там, похоже, не пострадал и уже через десяток секунд на нас обрушился ливень стрел.

Целили они, конечно в машину, но кое-что досталось и нашему баку. Это продолжалось секунд десять.

— Сейчас они переберется туда…. - сказал Чен. — и….

В этих словах страх за туземцев смешался с радостью, что для нас это все вот-вот кончится. Помешать ракетчикам сделать это мы никак не могли. Я ни капли не сомневался, что стоит хотя бы одному из нас вылезти из-под железной крыши, как экипаж с тем же усердием возьмётся за нас.

Но Чен ошибся.

Рядом с башней появились направляющие и через мгновение на них очутились цилиндры ядовито-зеленого цвета, длинной в полметра.

— Что это они? — спросил Чен. Он не видел того, что видел я. А что я мог ответить, если и сам не понимал, что должно из этого получиться?

— Сейчас увидим… Лезть в воду они, по крайней мере, не собираются.

Ракеты сорвались с направляющих и, оставляя за собой едва заметный дымный след, улетели на тот берег. Мелькнув на фоне неба, они канули в листву стоящих у берега деревьев. Одна, две, три секунды… На берегу дважды негромко хлопнуло, словно кто-то там неаккуратно прикрыл дверь и вдруг, как по волшебству, из-за деревьев поползли клубы желтоватого дыма.

Десяток голосов на том берегу заорали, потом кто-то там закашлялся, взвыл, и все смолкло.

Несколько минут машина стояла неподвижно. Я ждал, что оттуда кто-нибудь вылезет и поинтересуется, что тут делаем мы, но не дождался.

Взревев мотором, чудовище сдвинулось с места и скрылось за кустами.

Мы лежали, слушая, как удаляется шум двигателя, и смотрели на тот берег.

Клубы газа постепенно опускались, и сквозь них проявлялись сперва деревья, а потом и голубое небо. Запущенная ракетчиками отрава, будучи ощутимо тяжелее воздуха, медленно сползала к воде, выпуская из своих объятий низкорослые кусты. Там висела замогильная тишина…

— Что он им, интересно, туда кинул? — спросил Чен.

— Интересно? Иди и понюхай, — с трудом разжав челюсти, сказал я. — Кто у нас специалист по отравляющим веществам?

— Не я.

— И не я…

Еще минут десять мы сидели, привыкая к мысли, что это все всерьез — стрельба, трупы, смерть.

— Наверное, тем, кто сидит внутри есть что скрывать… — сказал наконец мой китайский друг. — Даже странно как-то, что они все-таки не добили их. Могли бы, наверное? А?

А действительно, почему не добили? Не проверили хотя бы? Ответ лежал на поверхности и такой страшный, что верить в него не хотелось. Чену пришла в голову та же мысль.

— А может быть, он туда такое кинул, что никакого добивания и не требует? Можешь себе такое представить?

Представить такое я не мог, но все-таки кивнул. Перед глазами стояли розовые фонтанчики. От ребят в танке можно было и не такого дождаться…

Повезло нам с соседями.

Минут пятнадцать спустя на том берегу ничто уже не напоминало о газовой атаке. Ветер унес отраву, река унесла трупы. Торчали из земли деревья, текла вода, светило солнце. Если б все это не отложилось намертво в памяти, то и сам я не сказал бы, что тут только что произошло…

Только вот произошло же!

… Эвин стоял около первой поставленной палатки, с удовольствием глядя, как меняется берег. Лагерь рос со сказочной быстротой. Привычные к воинскому делу пехотинцы рубили деревья, резали кусты, натягивали палатки и шатры для командиров. Около костров уже хлопотали рабы из провиантской команды, разводя в огромных котлах похлебку. К запаху сырости и тины, что несся с реки, прибавился запах кухонного дыма. Гарью с той стороны несло и без этого, но этот домашний запах примерял с неизвестностью.

Река тут смотрелась гораздо шире, чем в том месте, где эркмасс в первый раз схлестнулся с демонами, зато в этом месте имелся брод. По случаю приближения заката мелкая вода уже начала подергиваться туманом и над ней заскользили бесшумные водяные птицы. Место это, как выяснилось, оказалось не самым хорошим на реке. Рядом с бродами, случалось, водились вапсли, но пока ничто не могло спугнуть лесного спокойствия — у зверья, каким бы голодным оно не было, хватало ума не задирать Императорских латников.

Воины Аста Маввея Керрольда, волей Императора Аденты включенные в отряд ополченцев, занимались тем же, что и все. Сам Аст, в компании сына и Винтимилли стоял недалеко от шатра эркмасса, смотрел за реку. Вода текла сосвсем рядом, но эркмасс не спешил переходить её.

Винтимилли на правах ближнего помощника стоял рядом и нетерпеливо постукивал ладонью по рукояти меча. Он и не стеснялся выражать нетерпение, всем видом своим показывая, что будь его воля, он бы…

— Ну, что мы стоим? — не выдержал он, наконец. — Два десятка послали, да монах еще увязался. Неужели без нас не справятся? Чего ждем? До темноты переправились бы….

Аст Маввей не ответил. Он понимал эркмасса Кори. Только эркмасс мог как-то представлять, что может ждать их на том берегу. Только он видел демона, охраняющего дорогу, и только он мог догадываться, что произойдет, если тот встретит их на дороге к Колдовской Железной Башне. Да и два десятка опытных латников, что эркмасс послал за странными птицам, никак не могли оказаться лишними, да и приближающаяся ночь…

— Он что, на всю оставшуюся жизнь напугался? А теперь нас пугает?

Мальчишка, видимо сын, смотрел на него с восторгом. В глазах юноши бегали те же огоньки, что и у Винтимилли и Эвин читал в них: «Вот это настоящая смелость! Настоящая преданность Императору!»

Отец мальчишки молчал и Эвин объяснил сыну, а не Винтимилли. Такому как тот, как не объясняй, все равно ничего не объяснишь.

— На войне, юноша, лишних стрел и мечей не бывает. Есть там демон, нет там демона, никто не знает… А в любом случае у хорошего командира силы должны быть в одном кулаке.

Винтимилли, слушавший его с небрежной усмешкой хотел что-то добавить, но не успел. Издали, от леса долетели крики. Эвин не понял ни слова, но Аст Маввей насторожился, привстал. Крики становились все громче и, наконец, каждый в лагере мог разобрать:

— Колдовство! Колдовство!

На спину будто ледяной водой плеснули.

— Что там такое? — крикнул эркмасс из палатки.

Эвин по форме узнал латников, посланных за оранжевыми птицами. Угадать кто там спешит не трудно — бежали синие и серые. Остатки Синего и Серого десятков.

— Птицеловы вернулись…

Первые бежали налегке, а те, что замыкали цепочку, тащили на плечах что-то яркое, просвечивающее сквозь темноту. За полсотни шагов они перешли с бега на шаг.

Эвин поморщился.

Не так должны выглядеть воины Императора. С синего десятника текло. Всю правую половину воина лица заливала тяжелая краснота, словно он ударился обо что-то твердое, да и всё остальное выглядело не лучшим образом. Воина покрывала грязь, в ремнях застряли зеленые ветки, а в волосах торчали листья и паутина.

Он хотел что-то сказать, но Эвин не позволил ему это сделать, а, откинув полог шатра, втолкнул внутрь, к эркмассу.

В шатре сразу запахло сыростью и потом. Латник вертел головой, не сообразив еще, куда попал, и губы на подергивающемся лице шевелились, словно силился что-то выплюнуть и не мог.

— Кто ты?

Десятник молчал. Глаза его бегали, словно он что-то искал.

— Один из десятников, посланных тобой за демонами, — напомнил Эвин.

— Где второй?

Десятник молчал.

— Вина!

За спиной десятника возникло движение, и, словно упомянутым только что колдовством, в его руке оказался кубок. Десятник влил в себя вино и только тогда взгляд его стал осмысленным.

— Это демон, — шепотом сказал он. — Его стрелы не берут! А сам он убивает безо всяких стрел!

Под тяжелым взглядом эркмасса он умолк.

— Я послал тебя за оранжевыми птицами, — спокойно сказал тот, поглаживая рукоять кинжала. — Где они?

Десятник собрался, быстро проведя рукой по лицу, стирая пот, и сказал:

— Это не птицы, эркмасс, а демоны. Мы преследовали их до реки. Вода развеяла колдовство, и они, потеряв крылья, превратились в людей.

— В людей? — удивился Кори. — В простых людей?

Он вспомнил своего демона и не смог представить такого превращения. Если б Карха мог допустить такое, то тот превратился бы в десяток латников, а то и в два десятка.

— Да, — подтвердил десятник. — В простых людей. Таких же, как мы.

Латник, словно боясь, что эркмасс упрекнет его в бездеятельности, быстро сказал:

— Мы забросали их стрелами. Они колдовством отводили их, по слабости своей или трусости не решаясь ответить ударом на удар. Тогда мы бросились в реку, зная, что в текучей воде их колдовство не настигнет нас. Так говорил Младший Брат Кой.

Лицо десятника дрогнуло.

— Ну?

— Младший Брат ошибся. Мы не успели дойти до другого берега, как они вызвали нового демона и он…

Десятник сглотнул. Лицо его побелело.

— Текучая вода не стала преградой для его колдовства. Колдовством он убил всех вошедших в реку, а потом сделал ядовитым сам воздух. Мы спаслись чудом!

Он сказал то, что считал важным и замолчал, но потом сообразил, что сообщил командиру о поражении, а за это нельзя ждать ни милости, ни благодарности и попытался обратить поражение в победу.

— Но мы вернулись с добычей! Посмотри эркмасс. У входа крылья одного из демонов!

За полотнищами палатки, отделявшими их от леса и реки, уже наступила ночь. Там сырой ветер трепал кусты и траву на берегу реки, там мошкара кружилась над часовыми, там горели костры, там храпели свободные от стражи латники, а в палатке эркмасса все обстояло иначе.

Под самой полотняной крышей висел серебряный светильник. Ветерок, что поддувал из щелей, раскачивал его и от этого крылья демонов, что лежали посреди палатки, казалось не лежали спокойно, как заведено лежать всякой полезной вещи, на полу, а ерзали по земле, не находя места в присутствии окуренной священным дымом веревки.

Добычу положили левее входа, у самого порога, словно у тех, кто принес их сюда, не хватило сил, чтоб дотащить этакую тяжесть до центрального столба…

На самом деле это приказал сам эркмасс — не захотел Кори поганить свой походный шатер этой мерзостью.

Брат Терпий и брат Пэх уже оплясали находку и теперь Кори смотрел на то, что никто до него не видел.

Эвин стоял позади, ожидая, что решит эркмасс. Он прекрасно видел, что трогать эту дрянь ему не очень то и хотелось, однако и просто стоять и смотреть на принесенную добычу — только время терять. Советовать эркмассу никто не решался — смелости не хватало. Тем более не советов он ждал, а действий…

— Поступим с этим, как с вражеским оружием, — подал голос Эвин, подвинув кого-то плечом и выходя вперед. — В оружии, отобранном у врага, нет вреда для овладевшего им.

Эркмасс посмотрел на него. Взгляд его не выражал гнева, только раздумье. Эвин поклонился, ловя удачу.

— Я думаю, эркмасс, это правило распространяется на все. И на эти крылья тоже. Позволь?

Он сделал движение и Кори не остановил его. Эвин внутренне усмехнулся. Туповатые тут какие-то ребята. Никто до сих пор не сообразил, что латники уже держали эту дрянь в руках, и ничего с ними не случилось.

Присев на корточки Эвин коснулся пальцем крыла. Ладонь ощутила прохладу, какой-то неживой холод. Кроме всего он не увидел на нем перьев, однако это, несомненно, было именно крыло — легкое, но прочное и изготовленное из чего-то, что еще не имело названия. Пальцы почувствовали шелковистость, гладкость материала и мельком пробежала мысль, что такие крылья должно быть легко скользят в воздухе…

— Кожа? — спросил Кори.

Эвин задержался с ответом.

— Может и кожа, только чья? Я такой кожи не знаю…

— Это кожа праведников!

Брату Терпию никто не возразил, но никто и не согласился. От него другого и не ждали.

Косо глянув на него, спаситель эркмасса жестом попросил отдвинуться ближних командиров и стал растягивать находку по полу. Эркмасс смотрел молча, пока из кусков не сложился довольно большой треугольник. Каких-то кусков не хватало, но форма уже определилась. Разбирая обломки, Эвин наткнулся на ящик не похожий ни на что виданное им прежде. Оранжево-черный явно состоящий из двух половинок, с выпуклостью там, где эти половинки смыкались. Он дернул его раз, другой, но он оказался намертво прикрепленным к трубке, а может быть такой странной кости и самому большому куску крыла.

— Что это?

Эвин слегка подергал находку, пытаясь сперва раскрыть, а потом и оторвать, но ничего из этого не вышло.

— Еще одна загадка.

Объяснить что-нибудь никто не решился. Все, даже монах, смотрели и молчали, пока Эсхан-хе задумчиво не сказал.

— Наши купцы, что ради наживы готовы забраться куда угодно, рассказывали мне, что бывая в дальних северо-восточных морях, они видели иногда таких вот птиц. Только по их словам они там гораздо больше бывают и черные цветом.

— Мы приручили драконов, а они — таких птиц… — подал голос кто-то из молодых командиров. — Почему бы и нет…

— Птица — создание божье. Как мы знаем, Карха сотворил их в один день с цветами и рыбами, — подал голос брат Терпий, — но это не птица. У любой птицы есть голова и перья… А тут?

Он присел перед острым концом, что смотрел в сторону двери. Эвин вместе со всеми посмотрел на пол, на крылья демона. Трудно сказать чего там еще не было, но вот голова у летающей твари точно отсутствовала.

Наступил тот неловкий момент, когда каждому хотелось сказать что-то умное и важное, но ничего подобного ни в одной из голов не родилось. Непонятная вещь лежала перед ними как вызов вере и знанию. Они могли бы стоять и смотреть, но ни посоветовать, ни объяснить что-то никто не брался.

Эркмасс посмотрел на него, но и Эвин плечами пожал.

Несколько вздохов эркмасс молчал, а потом, стряхнув с себя задумчивость кратко, по-военному приказал.

— Часовым приказ — почаще смотреть в небо.

Кто-то из младших командиров тут же вышел из палатки. Кори повернулся к брату Терпию.

— Отрабатывай свой хлеб, монах. Иди к своим, пусть на всякий случай браться совершат Большую охранительную и опояшут лагерь священным канатом….

… Как ни прячься — а вылезать когда-нибудь придется.

Под железной крышей хорошо сиделось, но всю жизнь под ней не прожживешь. Чену первому надоело игра в прятки с неизвестностью, и он пополз вперед, выбираясь из-под искореженного железа. Я, прихватив НАЗ — следом.

Хоронясь за деревьями, по слежавшемуся песку, на котором не осталось ни одного следа, мы осторожно вышли к берегу и наткнулись на труп. Хотя оба мы ждали чего-то такого, но все ж оказалось это неожиданным. Чен остановился, наклонился над телом. Это был человек. Самый настоящий человек и у меня мелькнула дурная мысль, что положи меня вместо него никто разницы и не заметит.

— Совсем как мы….

По большому счету отличались мы только одеждой, да тем, что в груди у покойника обнаружилась дыра от пули, а на спине выходное отверстие с кулак размером. Вообще-то работа аварийного комиссара уже только одним своим названием намекает на то, что ему чаще других приходится сталкиваться с темными сторонами такой спокойной для обычных людей жизни — с авариями, несчастными случаями и с трупами, конечно.

Нам и до этого приходилось рисковать жизнью, выпутываться из подстроенных людьми или законами физики неприятностей. Оттого и жизнь мы видели такой, какой она была на самом деле — жестокой, с трупами и тайнами и не бояться её. То, что ввергло бы нормального человека в шок, для нас оставалось нормальными условиями работы. Хотя, честно признаюсь, этот случай выбивался из ряда вон. За пределами не только Закона, но и Совести и даже Здравого смысла…

Но, так легли карты, так нам повезло…

А вот туземцу не повезло. Ничего другого, глядя на это, не скажешь. Не повезло. Только вот Чен увидел в этом больше чем я.

Он повернул тело туда, сюда, зацокал языком и вдруг побежал назад. Через несколько шагов опустился на колени и зашарил по земле, найдя в траве острую палку, он, словно древний человек, спешащий заняться земледелием, начал ковырять землю.

— Что делаешь?

Чен ответил не сразу.

— Хочу посмотреть, чем он это их. Уж больно это…

Он не стал объяснять, но видно что-то ему не понравилось в покойнике.

Я смотрел на труп, решая, что мы можем сделать для мертвого туземца. Да, наверное, ничего. Кто знает, какие тут обычаи?

В мягкой земле напарник ковырялся не меньше минуты и поднялся с растерянным видом. На мой вопросительный взгляд он растерянно сказал:

— Пули нет.

То, что он не нашел пулю, коллегу отчего-то задело. Он уселся, так и не бросив свою палку, и стал оглядываться по сторонам. Я сел рядом, лицом к заходящему солнцу, так, чтоб не видеть мертвое тело.

Подтянув ранец носимого аварийного запаса, я спросил.

— Твой-то НАЗ где? Куда дел?

Чен, пребывая в той же благородной задумчивости, кивнул на реку.

— Утопил? — ахнул я. Вот эта новость грозила нешуточными неприятностями. Очень большими неприятностями.

— Если бы…

Напарник наконец-то вспомнил, что стоит мокрый, стащил с себя куртку и стал выжимать. Вода с журчанием текла на землю, превращая сухой пепел в жидкую грязь, но Чен под ноги не смотрел, стараясь сквозь кусты на том берегу разглядеть, что там такое происходит — есть ли там жизнь или нет.

— Не смог отцепить от планера.

Я присвистнул, вспомнив, как отчаянный смельчак из туземцев тащил Ченов планер к берегу.

Эти ребята с луками и копьями вряд ли смогут оценить, что такое попало им в руки, и вполне могли бы обойтись без содержимого носимого аварийного запаса, а вот нам второй НАЗ не помешал бы. Кроме стандартного набора для выживания (еда — палатка — медикаменты — оружие) в наших НАЗах имелись такие полезные вещи как мимикрирующие комбинезоны.

Какими путями Адам Иванович их добыл, не знаю, но вот добыл же как-то. Связей и друзей у него хватало на все, в том числе и на нестандартное оборудование. Он, как и полагается хорошему руководителю, предварил их вручение маленькой лекцией и, заканчивая её, сказал: «Для испытания в полевых условиях!» Наверное, по его рассуждениям новизна комбинезонов как-то компенсировала древность всего другого оборудования.

«Невидимки» оказались почти настоящими невидимками. Они делали человека как бы прозрачным. По командам встроенного вычислителя ткань ориентировалась так, что человек сливался с окружающим его фоном. По крайней мера так это работало на корабле.

Вопрос «что делать будем?» никто из нас не задал, хотя он и витал в воздухе. Я обдумывал его, пересыпая грязный песок из ладони в ладонь, а Чен, погруженный в те же мысли, рассеянно наблюдал за мной.

Мы молчали с минуту. Зная шефа, я точно знал, что он напряженно думает над планом нашего спасения, но он меня удивил, сказав то, что мне никогда не пришло бы в голову. Умел Чен удивить!

— Не эффективно это все как-то….

Я не понял. Слово «эффективность» к трупу за своей спиной я никак не мог приложить. Тогда Чен объяснил.

— Меня раздражает несуразность того, что произошло… Тебя — нет?

Я пожал плечами. Что тут еще скажешь?

— Учитывая возможности ракетчиков, они могли бы сделать это все гораздо быстрее, вообще не доводя до перестрелки.

Я представил людей в брюхе боевой машины и переспросил.

— Ты хочешь сказать, что сделал бы на их месте то же самое, только лучше?

Удивился я так, что в голосе не нашлось места возмущению.

— Так?

Шеф махнул рукой, сетуя на мою недогадливость.

— Я вообще не об этом. Они хотели достичь определенного результата…

Не поворачиваясь к трупу, продолжавшему составлять нам компанию, я махнул туда рукой.

— Они и достигли его.

— Вопрос «как».

— А ему это безразлично.

— А вот мне — нет.

Чен начал злиться и это меня отрезвило. Не хватало еще того, чтоб последние два порядочных человека на этой планете переругались между собой. По моему лицу Чен понял, что я готов его выслушать.

— Он мог положить их в три секунды боевым лучом.

— Мог, — согласился я. — Но не положил же…

— Значит, не мог! — торжествуя, закончил Чен. — Значит оружие его…

— Или не захотел… — поправил его я, и жестом остановив, готовые сорваться с его губ слова добавил.

— Внутри мог сидеть какой-нибудь моральный урод, которому нравится не только сбивать модули ракетами, но и убивать вот так.

Я все-таки повернулся к покойнику и ткнул в его сторону пальцем.

— Вот так вот. По-старинному. Своими руками.

Чен промолчал. Он был справедливым человеком и понимал, что и мои слова могли оказаться правдой. Могло быть по-всякому.

— Нужна информация, — сказал он вздохнув.

Это звучало как ответ на невысказанный вопрос «Что делать?» У меня, естественно имелось свое, более правильное мнение.

— Для начала нужно уйти отсюда, а потом — найти твой НАЗ.

Оставаться на месте точно не стоило — стрелков из лука, кто остался жив, ракетчики напугали, но не более того, а значит, им вполне может прийти в голову вернуться сюда большим числом. Если не для того, чтоб отомстить, то хотя бы для того, чтоб посмотреть что сделал неведомое чудище с телами их товарищей. А ждать их тут и объясняться…

Кстати.

Я достал ленту универсального переводчика и налепил на лоб. Пользы от него сейчас, конечно, никакой, но пусть хоть информации набирается. С примитивными языками эта машинка вполне могла справиться за несколько дней, а то и часов, а пищу для размышлений я собирался дать ей богатую. Добыча НАЗа неизбежно обогатит наш словарный запас, по крайней мере, в сфере проклятий и сожалеющих выкриков.

А что касается Ченовых пожитков, то все обстояло проще, чем это могло бы представиться непосвященным.

Мы переправились на другой берег и мой товарищ, высмотрев дерево повыше, полез вверх. Искомое наверняка лежало где-то рядом. Как ни пугала туземцев боевая мощь ракетчиков, а убежать далеко они никак не могли — с обломками крыльев по такой чащобе не очень-то и побегаешь… Значит где-то рядом и НАЗ и обломки крыльев.

Все получилось так, как я и рассчитывал.

— Я их вижу…

— Далеко?

— Километра два. На самом берегу встали.

— Значит, не потеряемся…

Хочешь — не хочешь, а выручать имущество придется. Чен спустился и под его взглядом я переоделся. Сперва ноги, потом поясной ремень… Так все нормально… Какие-то мелкие летучие твари кружили вокруг меня, изредка пристраиваясь попить кровушки. Это утешало — значит, что в случае чего и мы могли бы ими пообедать. Не комарами конечно, а чем-то более существенным. Тут дело в принципе — если жрут нас, то мы сможем найти тут кое-что съедобное для себя.

Края комбинезона сблизились, сошлись и слиплись. Я разок подпрыгнул, проверяя всё ли нормально. Комбинезон холодил кожу, я поеживался, но быстро согрелся.

Набросив на голову капюшон, не опуская пока лицевого щитка и спросил:

— Ну как?

— Никак…

Я коснулся сенсора на поясе, и исчез. То есть никуда я, конечно, не пропал, но комбинезон, на мгновение став молочно-белым, потух и начал приспосабливаться к обстановке. Я смотрел на руки, и на моих глазах они исчезли. Сперва потемнели, потом стали коричнево-зелеными, в тон травы и земли, и, наконец, на них пропечатались несколько веток.

Я сдвинул руку и увидел, что точно такие же ветки соседний куст протянул между рукой и землей. Стеклянный человек!

— Работает!

— Говорящая голова, — отозвался Чен и пояснил. — Имелся в старину такой трюк у престидижитаторов средней руки.

Он обошел вокруг меня, хмыкнул.

— Ладно. Иди. Про лицевой щиток не забудь.

Роли мы с ним распределили так. Я иду в лагерь за НАЗом, а он смотрит за мной со стороны и в случае чего приходит на помощь.

Разумеется сперва Чен хотел сделать это сам, но я показал ему комбинацию из трех пальцев и настоял на своем — не часто все-таки выпадает возможность поучаствовать в таком развлечении как разграбление туземного лагеря. Да и справедливо это — он же свой НАЗ упустил, а не я.

Едва я собрался опустить щиток, как непоследовательный китаец остановил меня.

— Погоди, важное скажу. Связью пользоваться не будем. Только в самом крайнем случае.

Я кивнул. Чен любил советовать. К сожалению чаще всего не в тот момент, когда в том действительно имелась нужда.

— Надеюсь, что моя помощь тебе не понадобится.

— Я тоже надеюсь, — поддержал его я.

Я ведь на помощь и не рассчитывал. Я-то в невидимке, а он — как есть в натуральную величину. Делать ему там нечего… Знает он там, правда, какие-то китайские штучки с рукомашеством, только кто знает насколько его штучки мудренее туземных? Только он, оказалось, не об этом хотел сказать.

— Я имею в виду, что ракетчики могут слушать эфир, — пояснил Чен. — Запеленгуют и…

Да. Это он правильно подметил. Если уж эти захотят нас извести, то такие ведь и третьей ракеты не пожалеют.

Я не спорил.

Вместо ответа опустил забрало и стал невидимкой.

Лагерь, или как они там называли свое военное стойбище, лежал передо мной отданный на разграбление и растерзание. На несколько мгновений я застыл исполненный собственной значимостью. Не часто, прямо скажем, рядовому аварийному комиссару выпадает такая доля всевластия, когда можно пойти и делать что хочешь и, самое главное, практически безнаказанно.

Туземцы не понимали, что я теперь хозяин всего того, что там стояло, лежало или висело. Я и никто другой.

Раньше, говорят, завоеванный город отдавался войскам на три дня на разграбление…. Да-а-а-а. С тех пор, конечно, многое изменилось, в том числе и скорости разграбления. Мне, как я прикинул, хватит и получаса, даже двадцати минут, потому как ничего кроме нашего НАЗа я в этих средневековых развалинах отыскать не рассчитывал.

Небо затянули плотные облака. Естественные спутники, если они тут и прилагались к этой планете, то ли не поднялись еще над горизонтом, то ли не могли пробить такую облачность, однако через лицевой щиток вычислитель давал мне откорректированную картинку реальности, в которой для меня почти не оставалось загадок. На большой поляне стояло несколько полотняных палаток, десяток телег на больших деревянных колесах и что-то еще, названия чего я не знал, и узнавать не собирался. Слева и справа от лагеря тянулось редколесье, а впереди блестела вода. Там, скорее всего, текла все та же самая река, на берегу которой мы недавно приземлились. А между рекой, редколесьем и мной стояла частая цепочка туземцев. Сперва в голове всплыло слово «сторож», а потом — «часовой».

Не выходя из-за куста, я достал индикатор и провел им перед собой. Лепесток зеленого света делался все уже и уже и когда он обратился в две тончайшие зеленые линии, я посмотрел вперед.

Так и есть. Индикатор указывал на самую большую палатку.

Странно… Другая планета, иная цивилизация а порядки везде одинаковые — все самое лучшее несут начальникам. Или у начальников психология везде общая?

Сквозь стены палатки мутно просвечивали какие-то фигуры. Что ж. Тем хуже для них. Спали бы лучше…

Я вышел из-за кустов и направился к фигурам часовых.

У тех двух, что стояли ко мне ближе всего, кроме копий имелось по мечу и по здоровенному ножу. И то и другое висело на поясе охватывавшего узкую кожаную куртку посредине туловища. На груди блестели несимметрично расположенные металлические квадраты. Я вспомнил покойника, покачал головой. От стрелы они, может быть, и могли защитить, а вот от пули — нет. Разрыв в технологиях давал все преимущества ракетчикам. Именно им, а не мне. Мы с Ченом пулеметом не располагали. Внутренне посмеиваясь над происходящим я сделал шаг, другой… Часовые болванчиками стояли никак не реагируя на мои шалости. Я ухмыльнулся и двинулся вперед…

Так в жизни бывает — ждешь неприятностей от одного, а получаешь от другого. Засмотревшись на доспехи, я не заметил веревки.

Спрятав в траве, они натянули её сантиметрах в десяти над землей. Как раз, чтоб знающий человек перешагнул, а незнающий, вроде меня, хорошо зацепился лодыжкой. Примитивная туземная хитрость сработала «на отлично». Вот только что я грозно попирал эту землю, готовый карать и миловать, а через мгновение уже лежал на ней.

Трава рванулась навстречу, и не успев убрать индикатор, я свалился, коснувшись её шлемом. Я не успел подняться, как надомной склонились сразу три туземца. Расстройством слуха ни один из них не страдал. Хоть они и не видели ничего, но слуху своему доверяли.

Я лежал на спине, стараясь не шевелиться.

Секунд десять сторожа стояли, глядя сквозь меня, и о чем-то негромко переговаривались. Даже не зная языка, по интонациям, я вполне мог угадать, о чем там идет речь. Кто-то из них говорил, что всем послышалось, а кто-то не соглашался с этим. Понятное дело, что я всецело оставался на стороне тех, кто считал, что ничего необычного не произошло — ну упал кто-то… Подумаешь… Делов то…. Из темноты донесся чей-то командный голос, я подобрался, но один из них, отвернувшись, прокричал в ответ что-то успокоительное, махнул рукой.

Я не успел облегченно вздохнуть, а он не успел повернуться, как самый недоверчивый присел, раздвинул траву и ткнул рукой в злополучную веревку. Скосив глаза, увидел, что если раньше она составляла часть огромного круга, опоясывающего лагерь, то теперь в том месте, где я за неё зацепился, она предательской петлёй прогнулась в сторону лагеря.

Самый сомневающийся присел на корточки, и протянул руку, чтоб убедиться, что меня тут нет, а тот, кому сомнений не испытывал, размахнулся копьем и…

Парализатор оставался в кармане. Доставать его времени не оставалось и поэтому сделал я единственное, что мог в этом положении — вытащил из-под себя руку с индикатором и повернул его так, чтоб они увидели его. В темноте зеленый лепесток светился словно звезда.

Замах так и остался замахом. Копье застыло, словно вмороженное в воздух. Хорошо, что хоть туземец его еще не выронил его! Чем им показался индикатор, я не знаю. Наверное, камнем-самоцветом.

Воины наклонились, не решаясь протянуть руку и взять сокровище. Этого я и хотел. Вот они, рядом… Только руку протяни. Я и протянул.

Протянул и столкнул их головами.

Третьего, который стоял чуть в стороне и успел отшатнуться, я достал ногой. Он охнул вполне по-человечески. Замычал от боли и рухнул на колени….

Если б их было только трое, этим бы все и кончилось.

— Справа трое и слева четверо, — раздался голос Чена. Видно дело пошли совсем плохо, раз уж он решился выйти в эфир.

— Возвращайся…

— Вот еще…

… Шум выдернул его из дремы. Рука сама потянулась к мечу, но остановилась на полпути.

Светильник еще не гасили, и Хэст хорошо видел, что чужих рядом нет, напротив откинутого полога стоит Винтимилли, выглядывая наружу. Старый воин за меч не держался, стоял спокойно. Поза его говорила скорее не об опасности, а о раздраженном любопытстве. В лагере поднималась какая-то суета — сквозь тонкие матерчатые стены виднелись мелькающие факелы, фонари, тусклые пятна света проползали вперед и назад, кто-то неразборчиво выкрикивал слова команды. Хэст осторожно спустил ноги на пол, нащупал сапоги. Мимо, бряцая оружием, пробежали воины, потом, через мгновение они же промчались обратно. Издалека в шатер залетел священный звон.

Ни о чём не спрашивая, Хэст набросил на плечи куртку и подвинул Винтимилли. Теперь и он видел то, что озадачило вассала. Вечернего спокойствия, как и не было.

Лагерь бурлил. В тумане метались люди, и недалекие голоса орали во всю глотку. Ему даже не пришлось спрашивать, что случилось.

— Враг в лагере! Враг!

— Альригийцы!

— Демоны! Демоны!!

И тут же этот крик подхватил десяток глоток.

— Демоны! Демоны! Братьев сюда!

На крик, в темноту бежали вооруженные люди. Следом за ним, обрывая веревки шатров, и то и дело, падая, спешил с десяток монахов со своими причиндалами. Последний отставал — ему досталось нести здоровенное серебряное било, в тяжелой даже на вид, деревянной раме. Как он не старался, а бесшумным ему быть не удавалось. Хэст проводил его взглядом и тут же отвлекся.

Что-то мелькнуло рядом. Что-то живое.

Движения вокруг хватало, но не такого. Он увидел движение без тела. Темнота и стремительность не дали Хэсту увидеть формы, но он сообразил, что видит движение, а не того, кто двигается. Он замер, стараясь даже поворотом головы не спугнуть странного гостя. Тот тоже замер, словно почувствовал его взгляд и на несколько вздохов Хэст потерял невидимку из вида. Младший из Керрольдов мог поклясться, что не сводил с глаз с места, где заметил движение. Не сводил!

Но он не видел там никого!

Свет словно стекал с чужака. Он казался огромной водяной каплей, принявшей по воле Кархи облик человека. Сквозь него виднелись и палатки и даже только что пробежавшие мимо монахи. Сквозь неизвестного он увидел, как устав нести било, последний монах взгромоздил его на спину и скачками стал нагонять товарищей. Прыткий монах немного дрожал, словно по поверхности пробегал ветер и рябил воду, но виден был отчетливо.

— Водяной человек! Водяной демон!

Хэст вздрогнул. Винтимилли стоявший за его спиной, тоже заметил чудо. Он сделал назад пол шага, шаг и вдруг не сдержавшись, дернул Хэста назад, в шатер и заорал во весь голос.

— Водяной демон!..

…. Я не понял, что он там проорал. Понял только, что испугался крикун до самого неприличия. Не понимая ни слова, я все же мог улавливать эмоциональную составляющую воплей. Если раньше ничего не понимающие туземцы кричали что-то азартное, боевое, что-то вроде «Ату его! Ату!» или «Хватай! Держи!», то в этом возгласе я почувствовал неподдельный страх. Тот страх, что имеет чисто физиологические следствия и толкает людей на совершенно необдуманные действия. Я на секунду задержался, оглядываясь, и увидел, что пожилой туземец пятится назад, оттаскивая за собой мальчишку. Ладно. С глаз долой — из сердца вон!

Достав индикатор, я убедился, что с пути не сбился. Вот она главная палатка.

Так. Двое по обе стороны от входа. Молодцы хоть куда. Вместо лиц — морды и руки толщиной с мою ногу… Конечно кожа, железо, по мечу и копью на каждого, только что это против коварства пришельца из космоса? Пустяки…

— Ты где? — спросил Чен. — Живой? Я тебя не вижу…

— Живой. У палатки, — сквозь зубы откликнулся я. — Сейчас пойду внутрь за подарками. Не отвлекай.

Как-то у них тут не совсем правильно с воинской дисциплиной. Стражи стояли не картинно, как бы мне этого бы хотелось, тупыми взглядами буравя пространство прямо перед собой, а вертели головами, сильно интересуясь, тем, что там происходит вокруг, правда с места не сходили. Они перебрасывались короткими фразами, изредка поглядывая за спину, на полог шатра, но понятно, что то, что происходит по эту сторону полога, их интересовало больше, чем то, что творилось у них за спиной.

Прежде чем врываться внутрь следовало посмотреть, что же там меня встретит и где, собственно планер. Я перевел вычислитель из режима ноктовизора в режим интравизора, и полотно палатки передо мной растаяло. Стали видны внутренности шатра. Веревки, сундуки, то ли ковер, то ли шкура… Ну это не интересно… Пять движущихся скелетов. Так. Нестрашно, это туземцы. Ага! А вот это приятно. Вот он, родненький. Лежит и хлеба не просит.

Мне сразу стало легче. Одно дело ориентироваться на маячок, и совсем другое дело увидеть планер собственными глазами. Ну, почти собственными.

Планер, точнее его остатки, лежали в двух шагах от входа.

— Никакого уважения к чужой собственности, — довольно пробормотал я. — Всех накажу!

Пятеро туземцев, что присутствовали внутри, вряд ли просто сторожили наше добро. Они больше походили на экспертов. Во-первых, разодеты не в пример пышнее тех, что торчали перед входом, а во-вторых, не стояли они на месте. О чем-то спорили, судя по всему, ходили туда-сюда, подходили к планеру, руками размахивали. Кроме них и нашего планера в палатке присутствовал стол, несколько лавок, а освещал все это светильник, подвешенный рядом с центральным столбом, поддерживающим крышу.

Диспозиция стала ясна, задача понятна, враги определены, как и перечень трофеев. Нужно только действовать и как можно быстрее. Резон для этого был очевидный — сколько бы они там, в темноте, не гонялись за призраками, но рано или поздно всполошится весь лагерь и тогда унести ноги отсюда станет большой проблемой. Сейчас на моей стороне играло то обстоятельство, что искали меня совсем в другом месте. Хотелось надеяться, что и дальше так будет, но….

Ну, начали….

Злоупотреблять парализатором я не стал. Обошелся со стражниками в стиле, более соответствующем месту, времени и здешним нравам.

Три шага вперед, резкий выпад пальцем. Правый роняет копье, хватается руками за горло и, теряя интерес к окружающему, падает на землю. Некрасиво падает, но я не смотрю на него — он уже не опасен, чего не скажешь о другом. Шаг в сторону, освобождаем место для товарища.

Левый наклоняется над телом и тут же получает кулаком в основание черепа. Без затей, без изысков. Чен такой приём называл «удар молота». Эффект, не в укор современным технологиям, оказался не хуже, чем если б я воспользовался парализатором, а экономия энергии налицо.

Путь вперед свободен и, отбросив полог, я врываюсь внутрь.

Там никто ничего не сообразил.

Я еще раздумывал, что мне сотворить с хозяевами, принявшими мое появление за поры ветра, и совсем уж было, решил не обращать на них внимания, но тут ближайший ко мне туземец уперся в меня взглядом, и на лице его появилось удивление. У меня наверное тоже, но только этого он не мог увидеть.

Хотя кто знает?

Что-то конструкторы «невидимки» не додумали, недоучли.

На лице туземца читалось настоящее удивление, словно смотрел он не на вход в палатку, который, как я надеялся, просвечивал сквозь меня, а на что-то действительно ранее невиданное. Он замешкался, и как-то неуверенно потащил меч из ножен.

Дожидаться, чем кончится приступ туземного любопытства, я не стал, и, опрокинув его, прыгнул к столбу, подпиравшему матерчатый потолок. На столбе висел светильник совершенно в этой ситуации мне не нужный. Я достал его кулаком, и он раскололся, погрузив шатер во тьму.

В три шага я дошел до планера и наклонился над ним абсолютно уверенный в том, что кроме меня тут зрячих нет. НАЗ нашелся на том месте, где должен был находиться. Я дернул его раз, другой, но устоявший перед Ченовыми усилиями, он не поддался и моим.

Разбираться, что там к чему, времени у меня не оставалось, и я рванул его на себя, изо всех сил, надеясь, что какой-то предел прочности у планера все-таки есть.

В руках захрустело, и я спиной вперед полетел назад. Кого-то задел, туземец заорал, меня повело в сторону, и я ударился в столб. Тот самый, что стоял посредине. Деревяшка оказалась хлипкой, а возможно это просто я так удачно попал, что столб хрустнул и переломился. Крыша провисла, словно огромная птица махнула крылом, и туземцы разбежались к стенам. Они заорали по-своему, но что я криков не слышал что ли?

Самое главное сделано — НАЗ в моих руках.

Прижимая добычу к груди, я присел, выбирая дорогу к отступлению. Самым коротким путем оставался тот, которым я сюда попал — через дверь, но как раз перед ней встал туземец с мечом и командным тоном закричал что-то определенно кровожадное. Никто его кроме меня не видел, но он орал, словно резанный, а слова тут понимали все кроме меня.

Я мог бы его смять, но не стал рисковать — мечом он махал на совесть, а кибер-доктор условиями игры не предусматривался. Как он не попадал в тех, кто сновал вокруг него — не знаю. Наверное, только потому, что те тоже угрожающе орали и махали мечами, а потом в одну секунду все изменилось. Сперва один, а следом за ним и все остальные заревели что-то радостное, и я обрадовался вместе с ними, потому как нашелся повод. Переводчик, заикнувшись, выдал перевод.

— ….. он!

Кто бы сомневался. Конечно я.

Все-таки нельзя было за нас не порадоваться! Хорошо нас Адам Иванович снабдил. Модуль, конечно развалюха, и «невидимка», как выяснилось не совсем невидимка, зато хоть с переводчиком повезло. Это, конечно, хорошо, но, выходит, они меня все-таки видят?

Я оглянулся. За спиной совсем не сильно полыхал ковер. Он давал больше дыма, чем света, но и самую малость света он, к сожалению, тоже давал. А где свет — там и тень… Я по-прежнему оставался невидимым для них, но тень невидимкой не прикроешь, да и НАЗ, что я прижимал к себе, для них каким-то чудесным образом висел в воздухе.

Надо будет конструкторам что-то по этому поводу посоветовать, если жив останусь… Что-то они там недодумали, недоглядели…

Возбужденные туземцы сгрудились около выхода, не решаясь что-то предпринять. Наверное, они ждали команды… Эта секунда замешательства все и решила. Я успел выбрать жертву и бросил в его сторону НАЗ. Теперь та малость света, что освещала палатку, играла мне на руку. Туземец разглядел летящий ранец, и у него хватило ума шарахнуться в сторону, но при всем его уме ему не достало проворства, чтоб избежать встречи со мной. Я присел и ногой ударил его по лодыжке. Он не просто заорал — взвыл! По себе знаю как это больно, но уж если эта боль еще и неожиданна и приходит неизвестно откуда… Туземец стал заваливаться в бок, а я, пригнувшись, бросился вперед, добавив ему плечом в живот.

Этого тут не ждал никто. Туземец огорчился настолько, что опустился на колени и непременно упал бы на горящий ковер, если б не я. Тут я его спас.

Не дав бедняге упасть, я, подхватив руку, бесцельно что-то пытающуюся нащупать мечом, взмахнул ей, и лезвие распороло полотняный бок. Мой невольный помощник захрипел от ужаса, но дело я уже сделал.

Аплодисментов дожидаться не стал, а, подхватив добычу, выскочил наружу. Мелькнуло где-то на периферии сознания желание сказать что-нибудь обидное тем, кто остался в палатке, но понятных им слов не нашлось, а сказать «он» в такой ситуации — это, считай, ничего не сказать…

Поэтому я промолчал.

Им и так будет чему огорчиться…

… - Что это было? — голос эркмасса дрожал от злобного удивления. — Кто мне ответит?

Он переводил взгляд с одного на другого, но гости отводили глаза. С ответом никто не спешил. Каждый понимал, что ненужным словом можно себе голову обрезать.

Ковер продолжал тлеть, но запаха дыма почти не чувствовалось. Его утягивало в дыру, сквозь которую исчез прозрачный демон. Броситься следом за ним никому в голову не пришло. Каждый чувствовал что-то потустороннее, не подвластное простому оружию. Если б все это натворил бы человек, то и разговора бы не было бы, а тут… Кто знает, куда вел этот проход? Может быть в Место Страданий?

Кори спрашивал всех, но первым нашелся монах. Наклонившись вперед, он ответил негромко, словно все что он говорил являлось тайной, но уверенно.

— Колдун или водяной демон. Именно о таких писал Вестлик в «Установлении по охоте на демонов». Они еще изредка встречаются на болотах, где им поклоняются дикари. Лучшее оружие против такого — костяное копье.

Эркмасс смотрел на уверенное, без тени сомнения лицо монаха, затем перевел взгляд на товарищей, что стояли за спиной Брата. На их лицах он видел, как растерянность сменяется уверенностью. Враг получил имя, название, а все знали, что получив название или имя, человек получал и смерть. Кто-то кивал, соглашаясь с монахом и только одно лицо выпадало из общего ряда. Эвин смотрел то на него, то на дыру в стене, словно спрашивал разрешения. Поймав взгляд эркмасса, сказал:

— Не сомневайся, эркмасс. Это всего лишь человек! Человек! И он что-то унес!

Брат Терпий кожей ощущавший, что становится самым значимым лицом в палатке, повернулся к нему и презрительно спросил:

— Откуда ты можешь знать? Его никто не видел.

Не обращая внимания на тон, Эвин отодвинул его и подошел к эркмассу.

— Я видел тень — этого достаточно. Это тень человека! И руки человека, раз уж он умудрился унести отсюда часть крыльев.

— Это демон! — выкрикнул из-за спины монах. — Водяной демон!

Голос Брата по Вере наполняла та же злоба, что и голос эркмасса, и Эвин не стал спорить. Зачем наживать новых врагов, если хватает и старых?

— Поймаем — разглядим… Рукой потрогаем….

Монах начал плясать охранительную, а подданный Пальского князя не обращая внимания на него, присел и провел рукой по ковру. Эркмасс присел рядом и сделал тоже самое. Они одинаковым движением провели вокруг себя руками и одинаково улыбнулись. Эркмасс с усмешкой повернулся к монаху.

— Водяной демон, говоришь? А почему тогда ни капли воды вокруг… А? За ним! Быстро!..

…Костров вокруг вдруг оказалось великое множество. Пятна света лежали в темноте, высвечивая то серые стены палаток, то какие-то телеги, а то и бегущих от пятна к пятну людей. Над их головами, когда они попадали на свет, мелькали блики военного металла. Суматоха набирала обороты.

Я прислонился спиной к дереву, чтоб отдышаться. Шум погони крутился где-то в стороне. Далекие крики звучали успокаивающе.

«Это как же им повезло, что я не ракетчик!» — мелькнуло в голове. — «Если б на моем месте оказались эти кровожадные ублюдки!»

Нашарив в кармане парализатор, я так и не вынул его, убрал руку. Они, кажется, потеряли меня и теперь искали наобум. Обойдется…

Чтоб посмотреть на мир глазами туземцев я поднял лицевой щиток. Мир вокруг оказался не таким плохим, как я подумал. Его заполняли запахи и темнота. Вокруг костров лежали неровные пятна света, а за пределами этих пятен все заливала тьма.

Ночь…

Я прислушался.

Людьми вокруг вроде бы не пахло. Прислоняясь спиной к стволу, я сполз вниз, присел на корточки.

Прежде чем возвращаться к Чену следовало сообразить, где тот находится. Вокруг стояли палатки и деревья, но реку — главный свой ориентир — я не видел. Рисковать и бродить по лагерю наобум после всего, что тут случилось, не хотелось.

Я прикинул все то, что успел тут натворить и решил, что самое страшное позади. Коснувшись НАЗа, погладил его и только-только собрался подняться, как темнота в тех же пяти шагах от меня раздвинулась и оттуда неожиданно, словно бедствия из известной всем шкатулки, появились туземцы. Да не один — два, а целая куча.

От неожиданности я поднялся быстрее, чем хотел. Меня-то ночные гости не страшили. Сколь внимательно меня не рассматривай, а ничего кроме веток и листьев не разглядишь, но вот НАЗ… Это не цветочек и не веточка. Ранец лежал у моих ног, открытый всем туземным взорам. Рука сама собой дернулась к парализатору, но я удержался.

Замерев, я не сводил глаз с туземцев. Их становилось все больше и больше. Теперь я насчитал человек тридцать. Крайние стояли в десяти шагах от дерева и смотрели на своего предводителя, что молча, резкими жестами отправлял их в разные стороны. Одни уходили, другие приходили, а из темноты выходили все новые и новые воины. Только сейчас я сообразил. Что смотрю на них собственными глазами. А не через щиток комбинезона. Эдакое дерево с глазами. В момент вся моя спесь куда-то подевалась. Я ждал внимательного взгляда мне под ноги и торжествующего крика, но на мое счастье никто не посмотрел на дерево.

Осторожно отвернув голову в сторону, я одним движением опустил лицевой щиток, став для них совершенно невидимым. В следующее мгновение я нагнулся и, благословляя предводителя, приковавшего к себе внимание туземцев, подхватил НАЗ и поднял его над головой, в спасительную темноту.

Ранец уперся в ветки, но ничего другого придумать я уже не успевал, и я протолкнул его наверх. Над головой захрустело. Ближний ко мне туземец с коротким копьем в руках посмотрел прямо в глаза и в этот момент я понял, что стою среди людей, которым ничего не стоит выпустить мне кишки. Вот так вот просто. На «раз». Взять и выпустить…

От этой мысли по спине прокатилась волна холода. Не бодрящего тонизирующего холодка, а ледяного холода, от которого попахивало той частью сознательной жизни, которую знающие люди называли загробной.

Туземец смотрел на меня и смотрел, не опуская взгляда. Я представил, что по его крику вся эта свора вытягивает вперед копья, наваливается на меня и….

Секунд на десять сердце мое замерло.

А потом пошло в прежнем ритме.

Пронесло.

Туземец ничего не увидел.

Сосед толкнул его, и вместе с товарищами они бегом отправились ловить меня. Других занятий у них сегодня не будет.

Они ушли, а я остался стоять.

Туземцы убегали, уходили, а я стоял.

Туземцы убегали и уходили, а НАЗ становился все тяжелее.

То, что казалось простым и легким становилось мучительным. Плечи налились тягучей болью, ладони заломило и в шею словно кто-то тыкал раскаленной иголкой.

Я переступил с ноги на ногу. Сколько же так стоять? Эдак через полчаса и ложки до рта не донесу, расплескаю.

Минут десять я терпел, а потом отлепился от дерева и сделал осторожный шаг в сторону. Чем стоять и ждать когда я упаду, лучше уж, пока есть силы, постараться сбежать. Может ведь и повезти.

Шаг. Еще шаг.

Ногами я чувствовал, как рвется трава, как с хрустом лопаются полные сока стебли.

И тут за спиной заорали.

Заорали, так, что я сразу понял, что орать так могут только те, кто видит что-то потрясающее воображение. Потрясающее и из ряда вон выходящее. Таким зрелищем мог быть только НАЗ, сам собой плывущий по воздуху.

Таиться больше смысла не имело, и я, забросив добычу на плечо, рванул со всех сил с единственной мыслью — выбежать за круг костров. Там у туземцев шансы поймать меня вовсе пропадали.

До деревьев, чьи верхушки неровной темной полосой выделялись на более светлом небе, оставалось шагов сто, не больше. А там…

Но туземцы мне попались настырные. Вопли и топот ног за спиной не отдалялись. Ничего.

Я наддал, но тут в спину дважды, один за другим, что-то стукнуло. Сбившись с шага, я едва не упал, но все-таки удержался.

Два прыжка и под моими ногами затрещали ветки кустов. Я влетел в них, уверенный, что туземцев туда после того, что я натворил в лагере, калачом не заманишь, но не тут-то было. Охотничий азарт, или глупость, а скорее и то и другое погнали их следом за мной.

К этому я, признаться, оказался не готов. Пришлось импровизировать на ходу. Я сдернул с плеча НАЗ и, резко остановившись, с разворота, приложил ближнего аккурат по лбу. Того отбросило назад, но не на туземного товарища, как я надеялся, а левее. Ушибленный, от удара попятился и упал в кусты. Там захрустело. Я уж, подумал, что он себе что-нибудь сломал, но его товарищ не дал мне на жалость ни единой секунды. Рука с топором уже взлетала над головой. Я поймал взглядом тот момент, когда движение назад она только что закончила и теперь застыла, чтоб рвануться вперед. С таким выражением на лице и замахом он наверняка мог разрубить НАЗ надвое. Именно НАЗ, а не меня. Хотя наверняка страшная и перекошенная от азарта рожа адресовывалась мне, но меня-то он как раз и не видел, так что метить мог только в ранец.

Я уже собрался отдернуть его, чтоб, когда туземец потеряет равновесие и врежется в землю, приделать того кулаком по затылку, но тут он охнул, его бросило вперед, и он едва не сшиб меня. Рука с топором мелькнула перед щекой, но меня спасло не умение, а удача. Я отскочил и бросил руку к парализатору, но тут из-за кустов появился Чен с немалым суком в руке. Две секунды безжалостный китаец смотрел на поверженного туземца, готовый добавить в случае необходимости, но этого не понадобилось. Коллега отпустил свое оружие и, весело глядя сквозь меня, сказал:

— Тебя, комиссар, за смертью посылать… Проявляйся.

Оставаться рядом с лагерем, хоть и в качестве победителей нам не захотелось. Даже не распаковав добычи, а только обломив попавшие в НАЗ стрелы, чтоб те не задевали за ветки, мы пошли прочь от него.

Мы уходили, а туземцы за нашими спинами радовались жизни — орали, бегали, раскладывали костры. Кто-то самый усердный брякал в колокол. Мы смотрели на эту бодрую суету, преодолевая подъем.

Сообщать туземцам о своем решении уйти подальше от них мы не стали и поэтому в лагере продолжали ловить меня.

Судя по временами долетавшему до нас радостному реву, у них это иногда получалось.

Пока я бродил по лагерю Чен высмотрел холм, и теперь мы лезли вверх через кусты и гнилые стволы, подальше от недружелюбных хозяев. Облака над нами раздернуло ветром, дав возможность увидеть, что нас тут окружает. Лес вокруг стоял заброшенный, без тропинок. Вообще это место в сравнении с теми лесами, по которым мне в последнее время приходилось хаживать, казалось угрюмым и неухоженным. Полосы кустов, опоясывающие холм перемежались полосами густой травы, похожей на перепутанные рыбачьи сети, что я видел когда-то на морском курорте в Пайву-У и маленькими, в четыре-шесть деревьев рощицами. Смотреть на все это приходилось во все глаза — лес оставался лесом, местом жительства неприятных тварей вроде змей и пауков, которые при сложившихся обстоятельствах не могли не быть ядовитыми.

Мы, поднялись ближе к вершине и остановились за деревьями, чтоб не терять из виду лагерь. Глядя на него, Чен покачал головой.

— Вон как все некстати… Мало нам стандартных неприятностей…

Я его понял. Под стандартными неприятностями следовало понимать неприятности, связанные с нашей работой по грузу, то есть с ракетчиками, которым отчего-то занадобилось исследовательское оборудование. А нестандартные — всё остальное, но в первую очередь драчливые туземцы, прибывшие сюда с теми же что и у нас целями. Только мы знали чего можно ждать от ракетчиков, а эти… Если ничего не изменится, местным еще придется неприятно удивиться злобе пришельцев и их кровожадности.

Чен повернулся ко мне и улыбнулся.

— Одно хорошо — ясно, что эфир они не контролируют.

Я вспомнил, как он окликнул меня по рации.

— Как ты решился?

Китаец негромко рассмеялся.

— Ты не видел лагеря сверху. Муравейник с иллюминацией. Я посчитал, что если ракетчики вернутся, то это больше пойдет на пользу тебе, чем им.

Он раскрыл ранец и переоделся. Под это дело мы перекусили концентратами, время от времени поглядывая на суету под ногами….

… Эркмасс сидел за столом и, постукивая пальцами по столешнице, смотрел то на куски крыльев, что в поднявшейся суматохе разбросали по всему шатру, то на разрезанную невидимкой стену. Ветер колыхал куски ткани. Они болтались туда-сюда словно и сами участвовали в суете, что шумела в лагере. Шум, залетавший в прореху, подстегивал, будоражил кровь. Хотелось вместе со всеми побежать за врагом, поймать, но… Его место было сейчас именно тут. Именно сюда приведут его, если поймают. Отсюда хорошо слышались, как время от времени в разных концах лагеря вспыхивали радостные крики, но время шло и никто не возвращался.

Тогда Кори понял, что удача сегодня не на его стороне. Если это не удалось нескольким сотням пехотинцев, то и самому ему незачем влезать в это дело.

Так он и сидел, прислушиваясь к воплям, пока не различил приближающиеся шаги. Еще до того, как они заглушили все остальное, эркмасс понял, что это идет неудача. Он угадал.

Без радостных криков, без песен и плясок в палатку вошли командиры и внесли на плаще тело Эвина Лоэра. Эркмасс привстал и проформы ради (вряд ли покойника несли бы с такой осторожностью) спросил.

— Живой?

— Живой.

Кто-то наклонил факел и эркмасс наклонился над плащом. Его недавний спаситель теперь сам лежал, держась рукой за голову. Из-под пальцев сочилась кровь. Мельком глянул на лекаря. Тот успокоительно покачал головой, мол ничего страшного.

— Кто это тебя?

— Он.

Эвин поманил эркмасса пальцем. Кори наклонился. Держась за разбитую голову, Эвин зашептал. Слова он не произносил, а с трудом выталкивал из себя.

— Он может становиться невидимым сам, но не может делать невидимыми вещи.

Он откинулся на постель и закрыл глаза.

Эркмасс не стал теребить раненого вопросами. Всё должно будет проясниться само собой. Ничего ведь еще не кончилось — в лагере продолжалась охота на невидимку. Время от времени то тут, то там радостно взрёвывало и каждый раз и эркмасс, и немного оклемавшийся Эвин прислушивались, но…

Но никто после этого не вбегал в палатку и не вел с собой демона.

— Не поймают его, — сказал Эвин. — Уж больно драться ловок.

Он потрогал голову. Рана подсохла, и кровь на ставшей сухой и жесткой повязке перестала пачкать пальцы.

— Как это он мне со спины зашел, что я не почуял?

Прислушиваясь к очередной порции криков, Кори, сидевший за раскладным столом, невпопад ответил.

— Ничего. И наши не промах.

На столе перед ним стояли кувшины, лежала краюха хлеба. От этого в палатке теперь пахло не только речной сыростью, но и вином и съестным. Эвин почувствовал голод и попробовал подняться. Получилось. Под ногами мерзко заскрипели остатки демонических крыльев.

Он с отвращением отбросил кусок неразгаданной загадки.

— Да кто спорит? Только ведь такого, сам понимаешь, чтоб поймать, сперва увидеть надо, а у нас не то что латники, а и Братья его не видят.

Спросив взглядом разрешения, он налил вина в кружку, подхватил хлеб. Не зная еще, как относится эркмасс к Братьям по Вере, сказал со всей деликатностью.

— Нет у них, что ли, нужной благодати… Или, наоборот, что-то лишнее.

Эркмасс выругался. Слова задели за живое.

— Да что Братья? Ничего удивительного — греховодник на греховоднике.

Эвин осторожно отодвинул кувшин подальше от края. Уж больно огорченным гляделся хозяин Саара, а в кувшине каспедийское, да поболее половины кувшина. Жаль будет, если разобьет… Он поставил свой кубок, тронул рукавом губы.

— Не поймаем мы никого сегодня. Нужно завтра. Днем.

Эркмасс это и сам понимал. Взгляд его упал на крылья.

— Думаешь, он вернется?

В голосеслышалось даже не сомнение, а уверенность в том, что все будет иначе. И дураку было ясно — не нужны демону крылья. Тот, кто к ним приходил, взял всё, что хотел. А хотел бы взять что-нибудь еще, так вернулся бы и взял. И никто ему не помешал бы! Эвин покачал головой. Он и сам думал точно так же.

— Не думаю. Что ему тут делать? Он что хотел — взял. Но поймать-то его все равно нужно…

— Да. Самолюбие подстегивает…

Подданный Пальского князя улыбнулся. Кожа потянулась, и щеку кольнуло болью, но Эркмасс оскалился в ответ.

— Вот и поймаем. Тень не меч — в ножны не спрячешь…

… То, что на наши радиопереговоры ракетчики не отреагировали, могло оказаться и счастливой случайностью. Не могли же они и в самом деле контролировать весь эфир, наверняка не имелось у них такой необходимости, а вот аварийные частоты….

В конце концов, не напрасно же они сбили аварийный буй?

Похоже, я сказал это вслух и Чен встрепенулся.

— А вот мы сейчас это и проверим с пользой для дела. Достань-ка «птичник».

Наверное, выражение, что появилось на моём лице и заставило его улыбнуться. До чего обидно, когда на сложные вопросы кто-то другой, а не ты, даёт такие простые ответы, что стыдно становится! И я ведь знал, что в наших пожитках есть и такая техника. Знал, но даже не подумал об этом! В каждом НАЗе имелось несколько «воробьев».

Чен опустил лицевой щиток, и я последовал его примеру.

Мир вокруг стал прозрачным, но смотреть то, что находится вокруг нас, мы не собирались — опасность таилась не рядом, в недавно покинутом нами лагере, а далеко. Там, где из земли торчали остатки «Солнечной короны», там, где ракетчики, возможно прямо сейчас, отмывали испачканные по локоть в крови руки.

Он проверил «воробья» и удовлетворенно кивнул. На мелкую технику наша вынужденная посадка никак не повлияла. То, что мы меж собой называли «воробьем» официально носило название Мобильный информационный центр. Летающая камера могла передавать звук и картинку на расстоянии до 40 километров. Этого нам вполне хватало.

Резкое движение рукой и, едва слышно засвистев, «воробей» ушел в небо. В секунду он скрылся из виду, потерявшись на фоне звезд.

Расчет был прост. Если ракетчики всерьез контролируют эфир, то они засекут передачу с «воробья» и как-то отреагируют. Вот это «как-то» меня и интересовало больше всего. Что мы выдадим себя, я не боялся — в том, что мы остались живы, сомнений у недругов быть не должно. А опасаться следовало одного — очередной ракеты, пущенной по пеленгу. Но это-то пусть. «Воробей» начнет передачу, только поднявшись повыше.

Мы рассчитывали получить и еще один плюс от «воробьиного» порхания.

Что такое неприятности, связанные с недостатком информации мы с Ченом отлично представляли. Именно поэтому нам требовалось получить хоть какую-то карту, хотя бы даже примитивный план окрестностей.

Да, конечно остатки транспорта, будь ночь посветлее, мы отлично увидели бы и отсюда, но вот все остальное загораживали деревья. Что таилось за ними, не знал никто, кроме тех, кто разъезжал по лесу с пулемётами, а нам ведь предстояло туда идти. Лично мне очень не хотелось, чтоб все, что скрывал от нас лес, выяснилось бы в самый последний момент и стало бы для нас неприятной неожиданностью.

— Ну…

— Погоди.

«Воробей» поднялся довольно высоко.

Друг-китаец коснулся планшета, включая у информационного модуля режим активной локации, и аппарат дал феерическую картинку поверхности. Темнота, что висела над землей, нашего посланца совершенно не касалась. Умная техника сканировала поверхность во всех диапазонах: от оптического до инфракрасного и посылала картинку на наши планшеты.

Лес за рекой перестал быть черным монолитом. Он наполнился яркими пятнами отраженных сигналов. Самым ярким пятном, конечно, был корпус корабля, но и вокруг него лежало немало всякого интересного.

— Металл…

— Несомненно. Знать бы что это. Давай-ка поближе…. - я тряхнул шефа за рукав. — Пусть над лесом полетает… Вон там видишь как блестит многообещающе?

— Погоди. Сейчас.

Чен не торопился. Своё любопытство он, похоже, задушил и эмоциям, как и полагается хорошему начальнику, не поддавался. А может быть просто терпелка у него была больше моей.

Минут пять «воробей», поднимался все выше и выше, давая панораму реки и леса. Планшеты в наших руках стали похожи на самые настоящие карты, на которой уместились и река и лес и даже какие-то развалины позади нас.

— Ну, хоть что-то, — наконец довольно сказал коллега. Он пальцем потыкал в планшет, обозначая места, где «воробей» засек скопления металла. — Груз-то как разнесло… Я полагаю это все из него повылетало…

— Груз? Вряд ли… Что он вез? Лабораторное оборудование?

— Вроде бы…

— Ну вот… А тут такие куски металла. Это, скорее всего, куски корпуса.

— Не знаю, не знаю…

— Ну, вот и узнаем… Давай теперь вперед. За реку. Вблизи поглядим нельзя ли там чем поживиться…

Чен не возражал. Картинка на экране сдвинулась. «Воробей» не спеша двинулся вперед, к лесу, где, как водится, и таилось все самое интересное.

Я добавил увеличение. Теперь под нами плыл лагерь. Огней там стало меньше, да и туземцы успокоились. Никто не бегал, не метался из края в край, не бряцал оружием.

— Перебесились.

— Скорее умаялись и отложили всё на завтра…

— Не все. Вон смотри!

Полтора десятка невооруженных людей чуть в стороне от лагеря то ли прыгали в такт, то ли плясали. Причем даже мне, постороннему человеку, видно было, что плясали явно для души — никого за ним не наблюдал, да и в темноте, что лежала на земле, толком рассмотреть их из лагеря никто не мог.

Да и смотреть-то на них тоска брала. От такой пляски на душе становилось неуютно. Плясали людишки не просто так, а заунывно, нагоняя грусть.

— Самодеятельность… — пробормотал я. — Любители балета…

Я смотрел на плясунов, а они быстро уплывали за обрез планшета и вдруг… пропали. Планшет потемнел, и его залила та же темнота, что заливала мир вокруг нас. Я посмотрел на Ченов монитор, но и там картинка исчезла…

— Сигнал отсутствует, — сообщил информатор. — Сигнал отсутствует…

Не случилось ни вспышки в небе, не грохота. Просто в один момент наши планшеты погасли и — все. Нам этого оказалось достаточно….

Сегодняшнее общение с ракетчиками не прошло даром. Наверное, мы оба подсознательно ждали чего-то такого.

Переглянувшись и, не сказав друг другу ни слова, мы бросились вниз, испытывая одно на двоих простое желание — чтоб между нами и лесом как можно быстрее оказалась земляная толщина холма. Ломая ветки и не глядя под ноги, мы рванули оттуда, спинами чувствуя, как кто-то из здешних мерзавцев не спеша подкручивает верньеры, держа наши спины в перекрестье прицела…

Страх гнал нас метров двести, и остановились мы только тогда, когда уткнулись в непроходимую стену из колючих кустов на другой стороне холма. Чен врезался в них первым, отпрянул, заорал в голос и упал на землю. Я, сообразив, что дальше хода нет, рухнул рядом и прикрыл голову руками.

Ужас нахлынул и подмял под себя. Он накатился словно волна, заслонив собой всё — звуки, запахи, мысли. Тело сжалось, ожидая приближающегося свиста и взрыва…. Но мгновения бежали, и ничего не происходило.

Ничего.

Еще минут десять мы лежали, не решаясь подняться. Нахлынувший страх потихоньку куда-то пропадал. Напряжение уходило. Я с удовольствием выругался, разомкнул руки, сцепленные на затылке, и посмотрел на Чена. Из-за того, что я смотрел на него сквозь заросли травы, он выглядел порезанным на несколько неаккуратных кусков.

Китаец перевернулся на спину и с усилием выдохнул из себя.

— Сволочи…. Какие сволочи!

Гроздь белых цветов над ним колыхнулась, словно согласилась с нами и обдала медовым ароматом. Подниматься никто не торопился. Самое главное на сегодня мы выяснили: активное наблюдение за эфиром ракетчики все-таки ведут, но мы их почему-то не интересуем…. Гуманизм в них взыграл, что ли? Человеческая солидарность? От этой мысли откуда-то из глубины сознания появилась злость.

Поняв, что ракетчики себя проявлять сейчас никак не собираются, мы осторожно вернулись туда, где мы бросили наши НАЗы.

Тут все оставалось по-прежнему — небо, лагерь, лес и река. Не было только геройски погибшего «воробья».

Если все то, что недавно произошло у реки, я бы еще мог посчитать ничьей, то то, что произошло только что пахло явным поражением. Вкус этого слова оказался настолько мерзким, что я замешкался подбирая другое, менее мерзкое.

Неважно что. Ругаться уже не хотелось — всякая ругань от слабости, но хоть слово… Раздражение щипало язык, словно газированная вода, только в голове было звеняще пусто.

— Да-а-а-а-а, — нашелся мой китайский друг, обуреваемый примерно теми же чувствами. — Не любят паразиты гласности… Обидно даже…

Ощущение, что нас вместо того, что окончательно прихлопнуть только легонько щелкнули пальцами по любопытному носу, не проходило. Понятно, что пожелай наши скромные таинственные враги избавится от нас, то только что мы дали им отличнейшую возможность сделать это. Отличнейшую! Лучше и не придумать! Два дурака на горе. Могли бы обойтись одной ракетой на двоих.

А они не пожелали…

Кто бы другой может быть, и обрадовался бы этому, но не я. Ракетчики уже показали, куда готовы зайти ради сохранения тайны, но при этом логика поведения наших врагов оставалась непонятной — то палят во что ни попадя, то трясутся над каждой ракетой. Это означало, что удар мог последовать когда угодно — через секунду, через минуту, через час, через неделю…

И все же почему не сейчас?

Ощущение унизительного удивления скребло не только мою душу. Чен стоял рядом и тряс головой.

— Уложил? — спросил я.

— Что?

— Ты головой трясешь, словно мозаику там укладываешь…

Чен отбросил волосы назад и принялся задумчиво кусать ноготь — имелась у него такая привычка.

— Нет. Не складывается, — наконец сказал он. — Есть во всем этом несообразность.

— Какая?

— Временной лаг. Он ведь минут пять передавал картинку, а?

Чтоб быть точным я включил планшет и прокрутил запись.

— Четыре минуты с секундами…

— Для людей любой ценой стремящихся сохранить тайну это многовато. Не считаешь? Чего они ждали? Сразу не засекли? Не поверю… Он же с первой секунды нам сигнал передавал.

И вот тут при этих словах меня проняло!

Ощущение накатило не из приятных. Такое, наверное, испытывает дерево, когда в него попадает молния. От пришедшей в голову мысли в горле стало сухо, и я испытал постыдное желание отпрыгнуть подальше и сбежать. Сдержался, конечно, но на лице у меня что-то проступило, и Чен оглянувшись переспросил, понизив голос:

— Ты чего?

Не в силах сопротивляться нахлынувшему страху я все-таки положил НАЗ на землю, хотя какая-то часть меня БЫЛа уверенна, что бояться поздно. Ушло время. Я вытер вспотевший лоб и, с трудом разжав зубы, произнес:

— Похоже, что нам их и вовсе бояться не следует…

— Это еще почему?

Счастливый человек — он до сих пор ничего не понял.

— Когда маячок на НАЗе включается?

— В момент раскрытия, — озадаченно произнес мой товарищ.

Он думал о чём-то другом, и смотрел на меня, явно не находя смысл в моих словах.

— Тогда получается, что наши маячки давным-давно сигналят… — высокомерно усмехнулся я. — Чуть ли не с момента посадки.

До Чена, наконец, дошло. Логика в моих словах была проста, как атом водорода. Раз те, на том берегу, узнали о «воробье», то они наверняка контролируют эфир. А раз так, то наверняка через наши НАЗы знают о месте нашего присутствия с точностью достаточной, чтоб пустить туда ракету и поставить точку в нашей с Ченом дискуссии.

Глядя друг на друга, мы думали, пытаясь каждый себе как же все это объяснить. Давешнего позорного страха, слава Богу, уже и следа не осталось. Чен тряхнул головой.

— Не понимаю…. Выходит, что мы им и не нужны вовсе?

Это не вопрос, конечно, а провокация чистой воды.

— Не были бы нужны, так и дали бы нам мимо пролететь… Нет. Чушь какая-то получается. — Он в раздражении щелкнул пальцами. — С одной стороны, по нам стреляют, с другой стороны никто не ищет, чтоб добить. Не стыкуется это все.

Я промолчал, но Чена жгло изнутри.

— В фактах не может быть нестыковки. Если и есть где нестыковка — то в наших головах, в интерпретации. Думать нужно… По сторонам смотреть.

Я не возразил. Как только я понял, что расстреливать нас сегодня не будут, я успокоился.

В лагере туземцев о таких вещах наверняка не думали, потому и там царило спокойствие. Скучно. Изредка только кто-то ходил с факелом из палатки в палатку. Хоть еще раз туда иди…. Чен уселся на НАЗ и я сел рядом.

— Хорошо. Давай говорить о фактах. Раз нас сбили, то значит, мы им мешали…

— Согласен… Сбили, но недобили…

— А на счет того, чтоб «добить» ты не прав. Добить нас они все-таки пытались. Помнишь пулемет? Так что пытались, просто в тот раз у них не вышло.

— Ну ладно. Не буду спорить. А вот что потом? Уже на берегу?

Он смотрел на меня с иронией, словно знал ответ. Но это только казалось. Ничего он не знал… Правда и я знал не больше.

— А потом мы хорошо спрятались.

Ничего другого в голову не пришло.

Минут пять мы сидели молча. Какая-то пестрая птица уселась над головами и стала чистить яркие перья.

— Понимаю, что глупость говорю, но больно это похоже на пиратов. Только не на настоящих, а на тех, что по видео показывают, — сказал Чен глядя на гостью, сильно похожую на попугая.

— Так. Хорошо. Пиратское гнездо, — согласился я с ним. Теперь, когда стало ясно, что стрелять в нас не станут, на холме стоялось хорошо, спокойно. — Так, получается, они не только нас, они еще и «Солнечную корону» сбили? А зачем?

— Почему сбили? — тут же возразил Чен. — Посадили.

Я не поленился и нашел на планшете вид сверху на место аварии. Из середины обугленной до черноты проплешины торчал бесформенный кусок металла, искореженный катастрофой. Я показал на него пальцем, и переспросил:

— Посадили?

Чен секунд десять молчал — прислушивался, а может быть и искал ответ.

— Не придирайся. Ну, пытались посадить. Что ты пристаешь? Ты же меня понял.

Я усмехнулся, как мог более иронично.

— Хорошо. Ладно. Пусть так. Но для чего его тут сажать? Чтоб снять груз?

Чен понимал не хуже меня, что перегрузку товара нормальные люди, озабоченные сокращением накладных расходов, производят в пространстве. Вообще вся эта экзотика с тайными базами и секретными складами была бы уместна на каком-нибудь не привлекающим ничьего внимания безвоздушном и необитаемом космическом теле, вроде Фобоса, Ганимеда или ТГ-14, а не на такой вот шикарной планете. А уж если и есть какой-то тайный притон у серьезных людей, то его не столько охраняют с помощью таких вот активных средств, сколько маскируют от нежелательных глаз. Что Чен, что я, мы оба являлись частями бюрократической машины и отлично знали, с какой скоростью там делаются дела. До того момента, когда до здешних мест у Республиканской Администрации дотянутся руки, пройдет столько времени, что его наверняка окажется достаточно, для того, чтоб либо пожить тут в свое удовольствие, либо убраться куда-нибудь подальше. Так что самая лучшая политика в этом случае — сидеть тихо и не высовываться. А эти придурки принялись корабли сбивать…

Несколько секунд мы молчали. Я смотрел на куст, усыпанный ягодами, и параллельно с мыслью о ракетчиках у меня зашевелилась другая.

В своих рассуждениях мы упускали что-то важное. Может быть самое важно. Мысль виляла хвостом где-то рядом. Хвост чуть не по лицу хлестал… Я чувствовал, что она уже приходила, но тогда я её упустил… Черт!

— Горько признаваться в собственной глупости, но….

— Но?

— Все, что приходит нам в голову — неверно.

— Почему?

— Потому что по нашему объяснению выходит, что все это сделали дураки или дебилы.

Чен пожал плечами. Что тут еще скажешь? Так это и выглядело…

— Ты бы, так не сделал?

— Нет, — признался мой товарищ. В его голосе я слышал смущение, вполне мною разделяемое. Оно шло от вполне понятного желания облегчить себе принятие решения — что раздумывать, если по братцу Оккаму все можно объяснить предельно просто? Если поступки противника непонятны, то проще всего объяснить их глупостью.

Только ведь, к сожалению, не всегда так оно бывает… Чаще отчего-то случается, что злоумышленник никак не глупее нас самих.

— И я бы не сделал. А почему мы должны думать, что они глупее нас?

С каждым выпущенным на свободу словом, моя правота виделась мне все более и более очевидной.

— Нет. Скорее всего, дело в нас самих. Мы неверно оцениваем ситуацию.

Я сорвал ягоду, раздавил её в пальцах, понюхал. Пахло приятно, но лизнуть я не решился и щелчком отправил её в кусты.

— Нужно придумать такую ситуацию, когда все эти глупости станут единственно правильными ходами и только тогда…

Как мы не боролись со сном, но ночь всё-таки одолела нас. Мы разговаривали, дремали, опять разговаривали, и от этих разговоров все только становилось непонятней и непонятнее. Темнота стала сереть и звезды пропали, стертые с небосклона новым днем.

— Ничего мы сейчас не придумаем, — сказал я, кивая в сторону восходящего солнца. — За правдой надо туда идти…

Оба мы понимали куда. Так же нам стало понятно, что завтра, если все останется, как и сегодня, прольется большая кровь. Туземцы ведь не просто так пришли. Они полезут за реку и тогда ракетчики покажут себя во всей красе. В их внезапное раскаяние отчего-то не верилось… Прольется кровь….

Как все это выглядит в натуре, мы узнали уже через пару часов.

Я проснулся не сам — туземцы, наверное, в своей жизни еще не доросли до того, чтоб оценить прелесть утреннего сна. Грубые люди — едва встав, они начали орать, греметь и нам пришлось подняться вместе с ними. Туземцы строились в ряды на нашем берегу, готовясь к чему-то серьёзному.

Через четверть часа часть из них ушла в сторону, а оставшиеся выстроились на берегу.

Их командиры стояли, задравши головы, словно надеялись, что к ним свалится следующая партия пришельцев.

Посматривая туда же, мы занялись своими делами. Точнее я занялся завтраком, а Чен, вместе с местными начальниками продолжал считать ворон.

— Драконы…

Мне показалось, что я ослышался.

Мой коллега стоял, задрав голову и заслонившись от восходящего солнца ладонью. Это слово из сказки настолько меня поразило, что я не стал задумываться шутка это или нет, а бросив банки в траву, посмотрел туда же. Самое удивительное, что Чен не ошибся.

— Волшебство, — в полголоса сказал китаец. Я не возразил, а в душе даже согласился. Звери, огромные как безвременно погибший модуль, парили в воздухе гигантскими бабочками. Да. Парили! Они смотрелись изящно, словно старинные статуэтки, безделушки тех времен, когда мастера не боялись добавлять в бронзу частичку своей души.

Поднимаясь по широкой спирали, персонажи древних сказок проносились над лагерем, набирая высоту.

— Только бы они не полезли за реку… Только бы не полезли… — забормотал Чен.

Я на всякий случай (вдруг поможет?) сжал в кулаках большие пальцы… Только напрасно. Забравшись метров на пятьсот вверх, первый дракон соскользнул вниз и словно по пологой горке направился к башне. Чен прикусил губу.

Ничего мы тут поделать не могли. Второй дракон десятком секунд позже последовал за первым. Словно две точки на невидимом графике они следовали друг за другом, в точности повторяя траекторию полета.

— Чёрт, — тихо сказал Чен. — Чёрт! Черт!

Лучше б он маму позвал. Может быть, толку от этого было бы больше?

Первому удалось за реку метров за двадцать, а там он словно в стену уткнулся. Звука стрельбы или шума двигателя я не услышал, но зверь задергался, так, что никаких сомнений в том, что по нему хлещут струи пуль. Прозрачно-розовые крылья надулись как паруса и через мгновение лопнули, разорванные шквалом смертельно опасной керамики. И ничем, понимаете? Ничем мы не могли помочь ни зверю ни всаднику на его загривке…

— Один лупит? — взяв себя в руки, спросил Чен. Я пожал плечами. Смерть в этот раз не ревела двигателем. Угадать сколько пулеметов обрабатывают зверя, я не мог.

Содрогаясь от ударов, дракон несколько секунд словно бы оставался на месте, но как-то в один момент сломался, перестав быть живым. Оттуда донесся едва слышный отчаянный человеческий крик, и всадник свалился на землю. Точнее в реку.

Там, внизу не осталось, наверное, ни одного туземца, который не проводил бы взглядом товарища. Поэтому никто и не увидел, то что увидел я. Второй дракон залетел глубже метров на сто, и это не прошло даром. На его пути появилось облако — пушисто-белый шар, похожий на головку одуванчика. Дракон влетел в него и в тоже самое мгновение облако стало жёлтым. С неба на землю упал грохот и в лес рухнули обугленные останки второй попытки туземцев познать Истину.

Что там осталось от дракона, а что от всадника я не разобрал. Да и никто не разобрал бы.

Я остолбенел.

На туземцев это тоже произвело впечатление. Никто на берегу не издал ни звука. Местные молча стояли и смотрели, как над лесом поднимается чадный дымок горящей плоти. Чен молчал вместе с туземцами. Кулаки сжимались и разжимались…

Это мне не понравилось. Жаль, конечно, местных, только нельзя сейчас отождествлять нам себя с туземцами.

— Та-а-а-а-к. И что нам теперь делать?

— Убивать гадов, — отозвался китаец. — Медленно и мучительно….

К чести туземцев, то, что произошло, никак не повлияло на их желание переправиться через реку. Они не признали поражения. В бинокль я увидел, как командиры, собравшись в кучу, обсуждают положение — туземцы махали руками и оружием. Страха там не чувствовалось, только злоба, подстать той, что испытывал Чен. Только у китайца она была абстрактной, а у туземцев — конкретной.

Неслышно что-то проорали командиры и из гущи отрядов выскочили десятка три смельчаков. Не добежав до берега, они встали редкой цепочкой.

— Пращники, — объявил Чен, разглядев, что те держат в руках. — Может у этих хватит ума не лезть за реку? Может, обойдется?

Тут же, как ответ на его слова в лесу взревело. Упало одно дерево, второе… Через десяток секунд на том берегу показался зализанный корпус боевой машины. Словно насмехаясь над противниками, ракетчики пренебрегли маскировкой. Они просто нагло выкатились на берег и встали. Экипаж крутанул башню, наводя на смельчаков пулемет. Наверняка туземцы расценили это как хладнокровный взгляд тупого и кровожадного чудовища.

Я посмотрел на пращников. Хоть меч бесполезен против брони, но этих бедняг и мечами не вооружили.

— С голыми руками… — прошептал Чен.

По неслышной команде смертники раскрутили над головами что-то вроде булыжников и разом швырнули их на тот берег.

— Слону дробина, — сказал Чен с сожалением, но получилось еще хуже. Раздалось уже знакомое «ду-дут» и над рекой вспыхнула огненная линия. Полсекунды, не больше понадобилось экипажу, чтоб расстрелять в воздухе то, что туземцы хотели обрушить на их головы. Это требовало недюжинной ловкости, и я её оценил.

— Мастера… Большая практика.

— Или автоматика, — возразил Чен. Ну, никак коллега не хотел думать о них хорошо.

— Подлецы, конечно, — согласился я с ним. — Но как стреляют!

Туземцев это раззадорило еще больше.

Поток горящей нефти из расколотых горшков несло мимо, а в группе командиров снова замахали руками. Горячие головы явно хотели помериться силой с ракетчиками.

Я с замиранием сердца ждал, что будет дальше. Единственно, что ещё оставалось сделать туземцам так это ломануться через реку прямо под гусеницы, но у туземных командиров к счастью хватило ума этого не сделать.

Ракетчики, как и полагалось более умной стороне, поняв, что ничего более не состоится, отступили. Правда, как-то странно. Развернувшись на месте, они быстро вернулись в лес.

Во всем этом оставалось какая-то незаконченность, словно дело бросили, не доведя до конца. Как неоконченная шахматная партия — доска осталась на месте, да и фигур на доске оставалось достаточно, но один игрок ушел.

Туземцы стояли и провожали поворотом головы движения машины.

Рев двигателя стал слышнее. Механизм двигалась вдоль берега, приближаясь к нам…

— «Воробья», — взвыл Чен. — Эти дураки только отвлекали внимание!

Я не успел поднять воробья, как в лагере перед нами взревела труба, и воины бегом бросились к броду. Туземцы наверняка не слышали про буриданова осла, но с принципами отвлекающих ударов кто-то их уже ознакомил.

Десятками туземцы, подбадривая друг друга, перебегали реку и натоптанной дорогой устремлялись за деревья. Честно говоря, я даже испытал гордость за местных. Такая простая хитрость и…

И ничего у них не вышло.

В небе мелькнул тонкий росчерк ракеты, прогрохотало и дорога, вместе с берегом окуталась уже знакомым зеленым туманом. Теперь я мог испытывать гордость за соотечественников, не купившихся на такую простую уловку.

Туземцы бросились назад, теряя оружие. Облако расползалось по лесу, а из него выбегали люди и с шумом бросались в воду.

— Небо!

Еще один росчерк по голубому, но уже с другой стороны — и едкого тумана стало больше.

Воплей там и так хватало, а уж после этого все стало похоже на знаменитый сухумский обезьянник. Я понимал, что возможно, сейчас на дороге гибнут люди, но все-таки не мог сдержать улыбки.

— Значит их, по крайней мере, двое… — сурово сказал Чен. — Две сволочи… То есть четверо…

Изменить мы ничего не могли, но смотреть на все это со стороны значило в моих глазах стать на сторону этих нелюдей.

Ракетчики не позволили заглянуть к ним с помощью «воробья» и не пустили к себе хозяев.

Я не знал, что мы можем изменить в таком раскладе, но что-то делать все-таки следовало.

Возможно они очень не любят туземцев… Но кто знает как они относятся к свои соотечественникам? Да, конечно не далее как вчера они пытались нас убить, но время-то идет… Возможно приоритеты у них поменялись… Может быть они там уже раскаиваются…

Я не решился высказать эти глупости в лицо Чену, как он поделился со мной своими.

— А у тебя нет желания посмотреть, как они там устроились?

Он кивнул на другой берег. Небо там лучилось неземной голубизной, облака с достоинством плыли над зелёными кронами деревьев, что плавно покачивались туда-сюда, бросали вниз резные тени.

Идилия…

Я представил ракетчиков, мирно громыхающих костями домино в этой тени после сегодняшних кровавых трудовых будней, и ответил совершенно серьезно.

— Как это не хочу? Очень даже хочу. Надо же разобраться, кто это там засел. Я ведь не всякому по себе ракетами стрелять позволяю. Только очень красивым девушкам, да и то в виде исключения…

Шли молча.

Мыслей в голове крутилось много, но озвучивать их не хотелось. Чушь какая-то получалась. У Чена в голове каша булькала ничуть не жиже. Это я понял потому, что он тоже молчал. Так молча, мы и пошли к воде. Туземный лагерь остался правее, шагах в двухстах, но мы не стали особенно скрываться — им хватало своих впечатлений.

Цепочка логических построений, объяснявших все и вся, крутилась в моей голове, словно змея, ухватившаяся за собственный хвост. Я вертел события сегодняшнего дня туда и сюда, но ничего путного из этого не получалось — вместо ответов появлялись новые вопросы, отвечая на которые мне приходилось либо отбрасывать старые допущения, либо городить что-то такое сложное, чему место нашлось бы только в дамских романах или игрищах профессиональных интриганов. Жизнь — это я знал точно — была много проще. Так ничего путного и, не придумав, я бросил размышлять об этом и стал просто смотреть под ноги.

Земля становилась все мягче и мягче, в воздухе возник запах тины. С низкого берега река уже не казалась маленькой. Берега в этом месте разделяли метров пятьдесят водной глади — вполне приличная река, и мне пришла в голову совершенно здравая мысль.

— Да, — сказал я задумчиво… — Раз уж я планету назвал, то придется и рекой заняться. Эту реку мы теперь будем называть Днепр.

Чен не сводил взгляда с леса на другой стороне. Он все ещё ждал ракеты.

— Что это так? Почему не Амазонка, не Хуанхэ? Мне последнее даже больше нравится, — откликнулся китаец безо всякого интереса.

— На моей стороне классика, — отозвался я, глядя туда же. Осторожность товарища мне скорее импонировала, чем раздражала. В этом лесу могло такое водиться… — Как считаешь, «воробей» до середины реки долетел?

Китаец прищурился, вспомнил.

— Думаю, что да….

— Вот то-то и оно. Цитирую… «Редкая птица долетит до середины Днепра…» Николай Васильевич Гоголь. Евразийский классик. 19-й век новой эры.

Шеф мой только вздохнул. Конечно, с классиком не поспоришь.

Переправиться через реку оказалось просто. Туземцы не зря разбили лагерь именно тут. Сразу за поляной река мелела, и с одного берега на другой кто хотел мог бы перебраться вброд.

Туземцам это удобство сегодня вряд ли понадобится, а вот ракетчикам…

Перед тем как выйти на противоположный берег я остановился. Хотя для хозяев мы сейчас точно не являлись главной проблемой, как, пожалуй и для ракетчиков, в душе поднялось мерзкое предчувствие, что как только я сделаю шаг вперед, то тут же появятся наши обидчики, и все повторится… Я вспомнил розовые от крови фонтанчики в реке в том месте, куда пришлась последняя очередь пулемёта. Нелюди какие-то… Не в силах сдержать это в себе я сказал:

— Нет, есть во всем этом что-то нечеловеческое…

— Ага, — сказал Чен, посчитав, что я возвращаюсь к старому разговору о космических пиратах, — например ракета класса «земля воздух»…

Я смолчал. Действительно это аргумент. Жестокость, злоба, конечно, имеется у каждого. На что уж вроде спокойные Моро или Акайцы, а и у них в лексиконе есть слово для обозначения этих эмоций, только никто кроме наших соотечественников пустить в нас нашей же ракетой не взялся бы. Даже из самого глубокого уважения.

Разве что… Что-то мелькнуло в голове, но тут Чен перебил мою мысль.

— Похоже, что тут дело не во времени.

— А в чем?

Чен посмотрел назад. И я следом.

— В пространстве.

Я еще раз оглянулся, но понятнее его слова для меня не стали…. А Чен, в голосе которого зазвучала уверенность, которой только что я там не слышал, щелкнул пальцами, словно гвоздь вбил.

— Если мы проявляли активность с той стороны реки, они на это не реагировали, а как только пытались сунуться дальше — они тут как тут…

Чен смотрел на меня, желая, чтоб я возразил, только возразить я не мог. Глядя на него, прогнал в голове события последних часов с такой точки зрения.

Факты, пожалуй, говорили в пользу того, что озвучил Чен. Во всяком случае, могло быть и так.

Действительно свой ранец я открыл уже на той стороне и НАЗ Ченов сигналил с той стороны, и туземцы, когда ракетчики за них всерьез взялись, стояли на этом берегу. И на радиопереговоры наши на той стороне реки они внимания не обратили, и «воробья» сбили только тогда, когда он стал приближаться к лесу, и драконов они били над рекой, а вот пращников на нашем берегу не тронули…

Неужели правда? Я тряхнул головой. Может быть и правда, только какая-то не настоящая. Игрушечная… По-детски как-то получалось. За рамками человеческой логики. Да. Злодеи, но исключительно в рамках своей песочницы…

— Ты смотри, какая избирательность! — ядовито сказал я, так как ничего по существу возразить не мог, хотя и очень хотел — ведь именно сейчас мы собирались проявить активность на «этой» стороне реки.

Чен пожал плечами. Последствий своей догадливости он сам еще не сумел понять. Хотя, кто знает, может быть и это окажется неправдой?

— Вот сейчас все и узнаем… — сказал тогда я. — Давай тихо постоим, послушаем.

Мы уже добрели до самого берега.

Насколько я понял, бесшумно ракетчики ездить не умели, и у нас имелся шанс, если предположение Чена истина, услышав их, отступить… Если они, конечно не сидели в засаде за ближайшим кустом.

Река обтекала ноги, вспениваясь у ступней. Холод постепенно затекал под невидимку, вызывая желание стукнуть ногой о ногу или попрыгать.

Так мы стояли минут десять. Солнце уже поднялось выше крон. Я представил себе, как туземцы выбегают из палаток и бегут к реке умываться, а там стоит моя тень. От нежданной радости они на секунду застывают, а потом тихонько, чтоб не спугнуть, бегут назад, за добрыми луками и калеными стрелами.

Спине стало холодно, и я сказал, покосившись на пену у шефских ног.

— Что встал, афродит? Двигай давай…

…. Враги все-таки появились, и это все поставило на свои места!

Плохо было другое — он едва не пропустил их.

Основная группа так и осталась за рекой, не решаясь её форсировать, но кто-то из них непонятно каким образом все-таки умудрился незаметно перебраться сюда.

Диверсантов он засёк, когда те уже приблизились к лагерю на триста девять метров. Они появились внезапно и необычно. Необычными тут оказались две вещи — во-первых, они не ставили заградительных помех, а во-вторых радар их почти не видел. Едва ощутимые электронные импульсы, обозначавшие их положение перемещались в стороне от лагеря, и он потратил несколько секунд, чтоб перепроверить себя. Нет. Не смотря на то, что он их почти не видел, все сходилось. Враги уже вошли в его сектор ответственности и шли вдоль естественного препятствия, окружавшего территорию лагеря.

Сейчас самое бы время включить интерференциальный подъемник, и обрушится на них сверху, только не работал подъемник. «Крысы» за последнее время сумели понатаскать кое-чего, но подъемник все еще не функционировал. Но ничего. В груде обугленной органики, что окружала лагерь, он проделал проход, к которому враги и шли со средней скоростью 3,41 километра в час. Там он их и встретит….

… Мы шли, уже невидимые с берега за деревьями, но никто не покушался на нашу жизнь. Это, правда, ни о чем не говорило — мы шли при включенных невидимках и выключать их даже ради выяснения истины ни Чен, ни я не собирались.

Единственно, что могли увидеть враги извне, так это наши лица — мы шли при открытых лицевых щитках и от этого стороннему наблюдателю могло бы показаться, что в воздухе плывут две иностранных говорящих головы. Только неоткуда взяться этим сторонним наблюдателям.

Говорили мы, кстати, тоже не громко, хотя поводов для восклицаний хватало. Лес вокруг оказался нашпигованным металлом. Куски лежали повсюду настолько чуждые этому лесу, что не вызывали даже раздражения. Не так давно все эти куски были частью чего-то большого и сложного, но теперь валялись, озадачивая двух, не своей волей очутившихся тут, аварийных комиссаров. Человеку с фантазией могло бы показаться, что кто-то громадный и сильный подобрал упавший с неба корабль и, не пожалев на это никаких сил, огромным напильником сточил его до половины, разбросав потом опилки по всему лесу.

Мы узнавали покореженные энергобатареи, фрагменты электронных блоков, но отчего-то чаще всего на глаза попадались куски прочной металлокерамической брони. Глядя на них, Чен недоуменно покачивал головой.

— А чего ты хотел? — Ответил я на незаданный вопрос. — После такой катастрофы, что еще может остаться в узнаваемом виде?

— Это-то как раз понятно. Другое удивительно. Я не представляю где на корабле может быть использована десятисантиметровая металлокерамическая броневая плита… Не представляю…

Как и сам он, знатоком кораблей я не являлся, и предположил:

— Реактор.

— Там совсем другие материалы, — отмахнулся мой товарищ. — Совсем другие… Ну вспомни давешнюю «Магнолию»…

— Ага. Нашел что вспомнить…

Он оттолкнул кусок брони ногой. Тот, скользя по росе, отъехал в кусты и застрял. Чен проводил его расчетливым взглядом.

— Кстати окажись у нас на модуле такая вот, то, может быть, все и не было бы сейчас так грустно…

Ничего вспомнить я не успел, так как Чен встал, и я остановился тоже — идти дальше стало некуда. Нет, конечно, цель нашего путешествия осталась на месте — кусок корабля, как торчал в небе, так и остался торчать, никуда не пропал, только подойти к нему ближе возможности уже не имелось.

Есть такое расхожее выражение «непроходимый лес». Его отчего-то применяют к тем местам, через которые пройти трудно, но все-таки возможно, эдакое лукавство, говорящее о том, что по лесу идти трудно и движение превращается в маленький героический поступок. В нашем случае это выражение тоже имело смысл применить и оно также оказалось бы не совсем точным.

Разница между тем и другим была не принципиальной. В первом случае неточным оказывалось слово «непроходимый», а во втором неточным словом оказывалось слово «лес». То, во что мы уткнулись, уже не было лесом. Это больше напоминало стену гигантского гнезда, построенного какой-нибудь сказочной птицей, вроде залетевшей сюда по недосмотру Птицы Рух, что, по неподтвержденным данным, питалась слонами.

Перед нами стояла стена деревьев. Причем слово «стояла» я тоже посчитал бы неуместным. Деревья тут не стояли, как им иполагалось от природы, а лежали поперек.

Стена поднималась метров на пятнадцать вверх, и из нее торчали ободранные стволы, на которых не осталось не то что листьев — и коры тоже. Во все стороны торчали острые обломанные сучья. Глаза видели на месте содранной коры, желтоватое, цвета старой слоновой кости дерево, и нос искал запах древесного сока, но не находил — пахло тут только гарью.

Объяснялось это безобразие просто — видимо где-то тут, на протяжении последних пятидесяти метров ударная волна — следствие катастрофы и взрыва, потеряла силу и не смогла свалить вцепившиеся в землю деревья, однако её энергии хватило на то, чтоб притащить сюда сбитый ранее, переломанный лес, переплетя не стволы, но уже бревна между собой.

Когда я понял, что нас остановило, ассоциация с гнездом куда-то пропала и стена из перепутанных деревьев показалась мне парусом, еще помнящим последний порыв ветра — стена выгибалась навстречу нам, словно что-то сдерживала. Не хотелось даже представлять, от чего она отделяет этот лес.

— Напор зла, — сказал Чен, ощутивший что-то подобное. — Однако, тут и грохнуло…

Интонация, с которой он это сказал, несла в себе больше информации, чем сами слова. Один взгляд на это вызывал с содрогание в душе.

Товарищ сказал о зле, и я опять вспомнил розовые фонтанчики в том месте, где снаряды метателя застигли воинственных туземцев. Где-то за этой стеной как раз и сидели неизвестным числом наши негостеприимные обидчики.

— Сколько их там? Как считаешь.

— Кого?

— Людей…

Осторожно отведя ветку, Чен чуть задержавшись с ответом, все-таки сказал:

— Какие там люди? Там нелюди…

— Тихо!

Пока мы спорили, жизнь не стояла на месте. В воздухе возник знакомый грохот мотора. Он доносился из-за стены.

— Вон они, — выдохнул я, невольно оглядываясь. — Туда!

Как не сильно я надеялся на наши «невидимки», все же толстое, в два обхвата, дерево давало больше уверенности. Из-за него я проводил поворотом головы шум двигателя. В пять секунд он прокатился мимо нас и пропал где-то рядом, словно оборвался.

— Остановился, — сказал Чен. — Метров сто. Пошли…

Розовые фонтанчики в моей памяти поднялись над водой и нырнули обратно…

Из-за успокоительной толщины дерева выходить не очень-то и хотелось, но мы пришли сюда за информацией, так что выбора не оставалось.

Лес вокруг по-прежнему безмолвствовал, и за лохматой, безжизненной стеной стояла мертвая тишина. Что они там делают, мы не видели. «Воробья» бы туда, но мы уже были учеными и знали, что ракетчики делают с «воробьями».

Шагов через пятьдесят стена ощетинилась таким букетом бревен, что лучшего и не пожелать. Не сговариваясь, мы с Ченом ухватились за нависшие над головами голые сучья и, балансируя на ободранных стволах, полезли вверх.

Чен лез и все время приникал одним глазом к каждой внушающей надежду щели — хотел посмотреть, что там за стеной, но мне повезло раньше. На моем пути встретилось не маленькое, в обхват, дерево, не просевшее под тяжестью упавших сверху бревен, и между его толстыми обломанными сучками как в амбразуре, я увидел то, что происходит за стеной. Ухватив Чена за ногу, я остановил наши муравьиные упражнения.

Ракетчики расположились метрах в пятидесяти. Матово-черный выступ излучателя торчал вызывающе, совершенно не похожий на кем-то небрежно брошенное обугленное бревно.

— Вон они… Опять на колесах.

— Не пешком же им тут расхаживать, — откликнулся я, глядя, не повернется ли излучатель в нашу сторону. — Тут не только человек — черт ногу сломает. Что наш, что здешний.

— Интересно это те же, что и у реки отметились?

Я не ответил. Что тут ответишь?

Мы так и остались висеть на стене. Ни Чен, ни я не горели желанием на собственном опыте выяснять, насколько наши невидимки невидимы для ракетчиков. Туземцы это одно дело, а вот технически продвинутые ракетчики совсем другое. И вообще, до выяснения, от них следовало держаться подальше.

Только я об этом подумал, как двигатель взревел, машина прыжком выскочила из-за кучи бревен и мгновенно раздалось уже знакомое «ду-дут, ду-дут, ду-дут».

Я инстинктивно дернулся, но тут же сообразил, что башня повернута так, что ствол смотрит в другую сторону. Усидеть на месте я не смог. Несколько мгновений пришлось потратить на то, чтоб со своей ветки разглядеть в кого они там лупят длинными очередями («ду-дут, ду-дут, ду-дут» всё не замолкало), но ничего не видел. У Чена позиция оказалась не лучше. Тогда мы, переглянувшись, даже не слезли, а ссыпались со стены и бросились вдоль нее, туда, где ракетчики воевали с кем-то неведомым.

Враг моего врага — мой друг…

… Великий Карха! Какое дело сорвалось! Какое дело!

Вот и не верь после этого в предчувствия! Пёстрые пауки они просто так не снятся! Особенно когда сети плетут.

Хамада в сердцах врезал кулаком по стволу. Не со всей силы, конечно, а так, чтоб боль в разбитой руке отрезвила, отвлекла от мерзких мыслей о подлости и глупости человеческой. Так оно и вышло только ненадолго к сожалению. Зализывая поцарапанные костяшки, он продолжал думать об упущенной добыче.

Ах, мудрец! Так подвел! Так подставил!

Верное ведь дело — ни риска, ни крови. Только хозяев да стражу усыпить, а уж серебра там да золота… Сундуки денежные, конечно, а потом бы и стены простучать, тайники найти. Есть там тайники. Есть! Нутром Хамада чуял. Не могло там тайников с деньгами не быть! У-у-у-у-у, сволочь…

Разбойник застонал от обиды на несовершенство мира и врезал по подставившемуся стволу другой рукой.

Товарищи, что шли рядом сочувственно вздыхали, видя как мается вожак. Самим обидно было — столько готовились и все насмарку. Только Зая-висельник ухмылялся. Ему что? Он впереди идет. Атаман даже если и оглянется его довольной рожи не увидит, а радовался разбойник оттого, что с самого начала говорил, что мудрец этот городской — сволочь и что нечего новое придумывать, коли и старое неплохо кормит….

Звук прилетел откуда-то спереди и походил на длинное бульканье, какое возникает, если из-под воды длинной чередой, один за другим, выплывают пузыри болотного газа. Звук казался похожим, но все-таки не тем. Хамада, сообразив, что незнакомый звук несет в себе и незнакомую опасность, едва успел вскинуть руку, останавливая ватажников, как шедший первым Зая-висельник, словно с налету о стену грянулся. Что-то невидимое толкнуло его назад, он задергался, заплясал стоя на одном месте, как злым духом одержимый. Пока он дергался, невидимые никому пузырьки продолжали вылетать из-под невидимой воды, и в одно мгновение спина товарища покрылась клочьями кожи, мяса, осколками ребер и кровь тугими солеными фонтанчиками плеснула из спины, обжигая вожаку лицо.

Хамада отшатнулся за дерево, и вышло так, что это движение отвело от него смерть.

Пару мгновений Зая-висельник стоял на месте, еще не понимая, что убит, а потом упал. Краем глаза атаман увидел сползающую тень. Жизнь уже покинула тело Заи, осталась только в руках, и он навзничь рухнул в траву, скребя пальцами по земле.

— Засада!

Мог бы и не орать. Остальные и сами сообразили, что не Праздник Братского Единения, а неприятности.

Что Заю, что других товарищей Хамады жизнь катала не хуже самого вожака. Ватага его из таких людей сплотилась, к которым случайному человеку спиной лучше не поворачиваться. У каждого в прошлом много всякого — разного имелось, и оттого в миг люди поняли, что опасность под боком, правда, никто еще не мог понять, где она, эта опасность.

Но и двух вздохов не прошло, как все разъяснилось.

Кто-то заревел, словно голодный дракон, и из-за кучей наваленных бревен выскочил… Хамада не успел толком разглядеть врага, успел бросить только один взгляд, но и его оказалось достаточно. Всадник. Великан… Здоровенный, угловатый, мрачный, словно закутанный в коричневый плащ, под которым скрывался такой же гигантский конь, со странным ребристым копьем наперевес и ревевший как зверь…. Все в рыцаре казалось неправильным, все рождало ужас, и оттого, даже не задумавшись, разбойники рассыпались за деревьями. Похоже, это оказалось самое страшное, что только можно было вообразить беглецам — идущая по следу ватаги имперская кавалерия! Заслужили, значит.

Прижавшись спиной к стволу, Хамада бросил взгляд назад. Две радости в жизни осталось. Первая — что жив еще, а вторая, что деревья там стоят густо, всадникам тут не развернуться. Если бежать, то только туда.

— Бежим!

Рёв стал ближе и ствол за спиной Хамады задрожал, словно кто-то с ужасающей быстротой колотил по нему палкой. В запахе раздавленных листьев и разорванной травы мелькнул чужой запах — резкий, противный до рвоты. «Если ты чуешь запах врага, возможно, ты чуешь свою или его смерть» — говорил его давний приятель Марга. В этих словах правды заключалось больше, чем словах Братьев.

Враг оказался слишком близко, и Хамада, разделяя себя и опастность, не раздумывая, прыгнул за соседнее дерево. Ствол прикрыл его, но дробный грохот, наполнявший воздух, не прекращался. Никого рядом уже не осталось, товарищи исчезли, но за этим странным ритмичным перестуком не слышался топота их ног. Он смотрел, пытаясь угадать, куда они сбежали, но из стволов, что стояли впереди, густо летели щепки и плыл сухой коричневатый дымок. Вожак метнулся в сторону, за кусты, упал и покатился вниз, в овраг. Хамада катился вниз, не стараясь задержаться. Чем дальше от всадников — тем спокойнее. Пусть даже за это придется заплатить ребрами. Над головой протрещали ветки, словно всадники, резвясь или издеваясь вместо доброй стрелы, послали вслед ему горсть камней. Спиной он проломил прогнивший ствол и на вздох потерял сознание. Из беспамятства его выудил рев за спиной. Над головой, сквозь переплетенные ветки и листья виднелось светлое небо. Кроны окрестных деревьев сходились над ним, сплетая ветки и по-братски делясь листьями. Невидимый всадник взревел, ветки над человеком затряслись. Рев стал громче, яростнее и сквозь ломающийся треск Хамада увидел, как шелестя кроной, сверху на него рушится дерево. Вскочив на четвереньки, он бросился прочь от неведомых всадников….

…Ракетчики в этот раз оказались сами на себя не похожи. Добрый стих на них нашел, что ли? Они гнались за туземцами всего-то метров сто, свалили несколько деревьев — мы слышали, как что-то рухнуло в глубине леса — и успокоились. Какое-то время мотор невидимо рычал поблизости, но и он, в конце концов, замолк. Сквозь светло-зеленые листья сверху, пополам с тишиной лился солнечный свет, пестрой рябью покрывая траву у подножья деревьев.

— Какие-то ни добрые сегодня… — сказал Чен, когда стало ясно, что все кончилось. — Ни одного страхового события… Или я чего-то пропустил?

— Погоди радоваться, — отозвался я, озадаченный не меньше него. Запах пепла теперь перебивал запах раздавленной травы и древесного сока. — Может быть он там их всех догнал и расплющил…О! Слышишь?

Мотор взревел в близком отдалении и смолк, словно поперхнулся.

— По такому-то лесу? — Шеф покачал головой, выражая сомнение, и я с ним молча согласился. Деревья тут стояли солидные, кое-где в два обхвата. По таким не наездишься. С крепких стволов свешивались полотна то ли мха, то ли широких лиан.

— Да и орали бы они не так…

Орали туземцы действительно не так, как орали бы, если б ракетчики их плющили. Точнее практически и не орали вовсе. Хозяева планеты вовремя сообразили, что криком себе не поможешь, а только выдашь, и поэтому разбежались молча. Похоже, что вчерашний вечер их кое-чему научил. Хотя я даже не поручился бы, вчерашние это туземцы, или какие другие. Сам-то я разглядел только одного, что догадался спрятаться от метателя за деревом.

Нет. То, что их не плющили, это точно, но ведь если у кого руки чешутся, зарезать кого-нибудь, то все можно сделать без криков и даже двигатель включать не нужно. Чен мою мысль выхватил прямо из воздуха.

— Было бы сильно нужно, вылезли бы наружу и на своих двоих…

— А может быть, они и вылезли…

Мой китайский друг вытащил излучатель из набедренного кармана, осторожно вышел из-за дерева, повернулся и… пропал. То есть не пропал, конечно, а встал спиной ко мне и я, как и задумывали конструкторы этого чуда, смотрел сквозь него. Чтоб не потерять шефа из виду я стал смотреть на землю. Там, где стояли его ноги, трава неестественно расходилась в стороны. Только по колыханию стеблей я понял, что он сделал несколько шагов в сторону Стены Зла и пошел следом. Судя по тому, что шел он не туда, куда сбежали туземцы, их судьба его сейчас мало интересовала. У каждого тут имелись свои дела — у нас, у них, у ракетчиков. Нам бы сейчас своими делами заняться. Для начала хотя бы установить, кто там воткнулся в землю — «Корона» или нет?

За стеной все оказалось гораздо хуже и гаже, нежели перед ней.

Тут похозяйничали огонь и взрывная волна. Все, что оказалось ей по силам, она сгребла к краю, оставив на обожженной земле обломки вовсе уж неподъемных древесных стволов, да куски железа. После взрыва уцелело немногое, но то, что уцелело, переплелось, спрессовалось в какую-то жуткую мохнатую массу, и если снаружи Стена Зла еще могла показаться птичьим гнездом, то изнутри она больше напоминала границу какого-нибудь полигона или свалки. В самом центре, примерно в километре от нас торчал обломок корабля. Ничего другого более-менее вертикально стоящего вокруг не виднелось. Зато железо встречалось на каждом шагу. Две покореженных здоровенных железки, похожих на перевернутые гусеничные тележки, лежали прямо у подножья холма, что стоял левее и загораживал половину горизонта. Он поднимался вверх метров на пятнадцать, и я сразу положил на него глаз — самое лучшее место, чтоб рассмотреть окрестности. Мысли Чена шли в том же направлении. Десяток секунд мы потратили на то, чтоб услышать тех, кто гонялся за туземцами. Слушали, слушали, но ничего не услышали.

— Вылезли… И скальпы снимают, — сказал я.

— А что, вполне может быть… — серьёзно отозвался Чен. — Не удивлюсь…

— Ну, раз у них руки заняты…

Я кивнул в сторону развалин.

— Ориентир — вон тот металлический блеск.

Я показал на блестящие островки на склоне холма, и мы, на всякий случай пригибаясь, побежали к ним, поднимая облака пепла.

Добраться до железа сходу нам не удалось. Вблизи стало видно, что с этой стороны подножье холма устлано обломками, пытаться взобраться по которым, мог только сумасшедший. За нашими спинами по-прежнему висела тишина и, мы двинулись в обход холма, рассчитывая, что с другой стороны взрывная волна убрала все препятствия.

Я считал шаги. На тридцать втором, шедший первым Чен остановился и затоптался на месте.

Вот это оказалось совсем интересно.

Знакомые по виду ящики кучей громоздились друг на друге так, что любой бы понял, что не сложили их тут, а они сами упали как попало, и лежали бесхозно рядом с разбитым контейнером. Чен, не понимая с чем довелось столкнуться, неосторожно постукивал по одному из них ножкой. По моим внутренностям пробежал мгновенный холодок.

— Осторожнее…

Я опустился на корточки, Чен — рядом. Слава Богу, контейнеру досталось больше, чем содержимому.

— Взрывчатка, — я кивнул в сторону разбросанных ящиков. Чен дернулся встать, но сдержался. Я это оценил. — Стандартная армейская упаковка. Помнишь «Стальную магнолию»?

Мы сидели рядом на корточках и смотрели друг на друга. Вот тебе и лабораторное оборудование…

На стандартный в этой ситуации вопрос «откуда?» имелся стандартный же ответ «от верблюда!». И, конечно, имелось жгучее желание найти этого верблюда и в глаза ему посмотреть.

Я поднялся.

— Слушай… А может это и не «Корона» вовсе? А? Грохнулось тут что-то военное, под завязку набитое военным…

— Ты думаешь, корабли тут стаями летают?

Я почесал затылок.

— Так ведь не похоже это все на лабораторное оборудование-то…

— Вот и мне тоже кажется, что не похоже, — вздохнул Чен, крутя головой по сторонам. — Нет. Не зря у Адама Ивановича на сердце неспокойно было…

Предчувствия не обманули Большого Шефа. Дело не только пованивало. Оно смердело. От него несло говёнными тайнами… Взрывчатка, куски броневых листов, какая-то оптика, точнее её остатки и ни одной пробирки, ни одного микроскопа, пусть даже и расколотого вдребезги.

— Опа! — сказал Чен. — Еще один! Воевали они тут, что ли?

Я повернулся на голос. Нет, это точно не лабораторное оборудование. Из-под бревен торчал эмиттер боевого излучателя — штуки страшной при разумном использовании.

Подняв тучу пыли, мы сползли ниже. Мы сделали всего десяток шагов в сторону, как пришлось снова удивляться.

Под кучей обломков, почти завалившей оторванную башню, обнаружился еще один осколок милитаризма. Этот закамуфлированный черно-зелеными полосами бедолага гусеницами въехал на оторванную башню, да так и застыл, заваленный обуглившимися деревьями, похожий на забитого палками зверя. Для полноты картины тут не хватало только трупов. Все вокруг смотрелось так плохо, что у нас даже не возникла мысль поискать тут живых. Если уж железо тут в таком виде, то что ждать от высокоорганизованных белковых тел? Хотя, не исключено, что как раз покойников-то тут и нет. Нет по определению. Погибшие похоронены со всеми полагающимися им воинскими почестями.

— Военная база… — сообразил я. — Тайная военная база!

— Скорее нелегальный полигон… — поправил меня шеф.

Я огляделся, соотнося то, что видел с новой точкой зрения. Найденный ответ на мучивший нас вопрос словно сбросил часть груза с наших плеч.

— А что… Похоже… Потому и покойников нет…. Только где, тогда наш груз? Зачем он им? И что он в самый центр полигона угодил?

Я пожал плечом.

— Вероятность ноль целых ноль десятых… Да и зачем они тогда местных отстреливают?

Едва мы сделали десяток шагов, как куча бревен перед нами шевельнулась, и, рассыпаясь, поползла вниз, поднимая в воздух облако едкой пыли. Сквозь грохот осыпающихся бревен донеслось механическое жужжание и мгновение назад мертвый кибер повернул башню…

Ствол пулемёта смотрел прямо на нас…

Нашу с Ченом работу я не назвал бы скучной, бывало в ней всякое — и плохие люди и скверные обстоятельства, и огонь и вода, но в этот момент я понял, что еще никогда в своей жизни ни он и не я не стояли так близко к концу бытия, как в эту секунду.

Спасла нас не выучка и не ум.

Спасла нас случайность и, пожалуй, излишняя страсть ракетчиков к маскировке.

Выбираясь из своей засады, они растревожили кучу прикрывавших их бревен, и теперь те валились, соскальзывая с округлой башни и ударяли по пулеметному дулу. Машина медленно с натугой, преодолевая вес висевшего на нем дерева, стараясь повернуться к нам, а бревна все валились, валились на него с каждым ударом отодвигая нашу смерть на несколько сантиметров левее. Тонкий ствол дергался, словно от злости, пытаясь выцелить нас, но…

Эти несколько мгновений, что нам подарили мертвые деревья, мы использовали по полной. Инстинктивно бросившись в сторону, мы упали за изломанные стволы и замерли. Мир стал меньше, сжатый со всех сторон обожженными обломками. В лицо плеснуло пеплом, перед глазами рассыпалась куча углей, и в носу засвербело от желания чихнуть. Деревянный стук пропал, стало оглушительно тихо. Я перекатился на спину. Небо над нами по-прежнему голубело, даря надежду. Бог, который отвечал тут за страховые случаи, несомненно, сегодня трудился на нашей стороне.

— Поживем, комиссар, — крикнул я Чену. Тот не ответил. Может быть не слышал, а возможно просто не разделял моего оптимизма.

Рядом взревел двигатель, послышался грохот разом ссыпавшихся с брони деревьев. Ракетчики вылезали из засады, только как-то у них там все неловко получалось, натужно и медленно. Меня словно что-то толкнуло в спину, и ощутимо опережая железный грохот движения машины, я пополз вдоль ствола. Я не прополз и двух шагов, как по дереву простучала очередь. Эти сволочи не дремали и стерегли свои тайны. Пришлось замереть, уткнувшись лицом в пепел. Едва грохот смолк, я снова пополз.

«Или переедут, или вылезут»… — думал я, перебирая локтями. Любой расклад грозил неприятностями… Судя по тому, как впереди меня поднимался пепел, Чен думал точно так же и вовсю старался уползти от смерти.

Грохот по другую сторону бревна не прекращался. Железо там терлось о железо, что-то бренчало и шипело на разные голоса, словно воздух выходил из продырявленного в нескольких местах трубопровода, но не мы не слышали ни азартных криков, ни топота ног. Не поднимая головы, я полз вперед, и следом за мной двигалась череда сухих щелчков. Спасительное дерево дрожало и раскачивалось под ударами пуль.

Я быстро сообразил что происходит. Пепел, черт его подери! В этом мире высушенного пепла и пыли любое движение обозначало себя легким дымком. Ракетчики не видели меня, но видели, как пепел взвивается под моими локтями.

Счет времени шел на секунды.

Пули продолжали буравить дерево в полуметре от моей головы. Проверяя свою догадливость, я ухватил ближайшую ветку подлиннее и шевельнул пепел метрах в полутора позади себя. Догадливость мою тут же вознаграждили — строчка выстрелов прокатилась по дереву назад. Пули ударили, разметав кучу веток. Там в воздух поднялась туча пепла и мелкого древесного мусора. Я перекатился правее, чтоб между мной и ракетчиками оказался другой ствол. Ветку я не бросил и теперь кибер поливал землю в паре метров впереди меня.

Это походило на западню. На плохо придуманную и неумело, без любви и злобы выстроенную западню. Я все ждал скрипа открывающегося люка, азартных возгласов, но ничего такого не произошло.

«Дураки, — подумал я про ракетчиков. — Дураки или дети малые….»

С этой мыслью мне пришлось проползти еще метров пятнадцать, пока подошва холма не завернула вправо и не скрыла меня от этих уродов. Озлобившись, они выдали мне вслед длиннющую очередь, но я уже выполз. Имелось большое желание показать язык сидевшим за броней недоумкам, что хоть и старались изо всех сил, а не смогли меня убить, но тут уже стоял Чен и я постеснялся.

Дребезжание становилось как будто бы ближе. Через секунду там что-то рассыпалось и покатилось с деревянным стуком. Очень хотелось посмотреть на то, что там происходит, но выглянуть никто из нас не решился. Жизнь, даже с неудовлетворенным любопытством в душе, все ж привлекательнее смерти.

— Почему они не вылезают?

Чен высказал то, интересовало и меня.

— Дураки, — ответил я, потому как ничего другого в голову не пришло. Вылезти — это был поступок настолько очевидный, настолько продиктованный логикой жизни, что не сделать его мог только самый настоящий дурак. — Или трусы…

Дребезг с той стороны холма не казался грозным ревом сильного животного или хорошо отрегулированного механизма. Что-то у них там не клеилось. Звук говорил скорее о раздраженной жалобе на немощность и преклонный возраст, о чем-то древне-былинном… Пригнувшись к земле, я все-таки выглянул из-за кучи сучьев. Так и есть. Кибер не стоял на месте. Он медленно-медленно с натугой двигался вперед. Гусеницы его еле-еле царапали землю, оставляя за собой оседающее облако пепла. Этой картинки мне хватило, чтоб понять, почему в голове всплыло слово «былины». Механизм напомнил мне Илью Муромца. Не внешностью, разумеется, а сутью… Того Муромца, что жил на первых страницах самой первой былины — неподвижного, со слабыми ногами. Правда былинный герой не располагал пулеметом, а вот этот им удачно пользовался. Если б не выручившие нас бревна, то кто знает, кто знает….

— Отойди…

Я подвинулся и Чен, швырнул через мою голову сук.

Кусок дерева не успел долететь до земли.

Пулемет раскрошил его еще в воздухе.

Точно. В руки им лучше не попадаться….

О том, что произошло утром, эркмасс предпочитал думать не как о поражении, а как о разведке боем. Теперь он представлял силы неведомых врагов и знал, что напишет императору Аденте.

Эти мысли помогали до тех пор, пока он не вспоминал о драконах. Никому ещё не удавалось совладать с обученным драконом в воздухе. Никому! Случалось, их заманивали в ловушки, но честном бою противников у них не находилось — каждый, у кого имелась хоть капля мозгов стремился убраться с их пути.

Все еще переживая потери, эркмасс зло втянул воздух меж стиснутых зубов.

До сих пор не находилось противников и до сегодняшнего дня убирались с пути, поправил он сам себя.

Эвин видел, как мучается, скрипит зубами эркмасс, как переживает поражение. В том, что это поражение он ни вздоха не сомневался. Два дракона, девять утопших латников, три десятка отравленных всё-таки несоразмерная плата за возможность издали посмотреть на… На воина? На демона? Кем бы незваный гость не оказался, а связываться с ним Эвин никому бы не посоветовал. Это вам не вчерашний «водяной демон». Кстати!

— Эркмасс!

Кори поднял голову. В тусклом взгляде хозяина Саара кипела безнадёжная злоба. Снова мериться силами с другим берегом он не хотел. Эвин улыбнулся. Он-то знал, чем можно занять деятельную натуру эркмасса перед приездом Императора.

— О том береге жалеешь? Брось! У нас и на этом берегу врагов навалом!

Злая муть, словно колдовством унесённая пропала из эркмассовых глаз. Он ожил и, наливаясь азартом, крикнул:

— Десятников ко мне!

Из-за спины эркмасса Эвин видел только головы да кончики копий. На лицах читалась настороженность и усталость. В строю зевали, но не разговаривали. Латники еще не знали, что придется делать, но приказ есть приказ. Раз Император платит, то он может и требовать. А уж чего требовать — демонов ли ловить, с альригийцами сражаться и приверженцев Просветленного гонять, это без разницы. Эркмасс скажет и займемся.

— Двенадцать отрядов. С каждым — двое братьев, — сказал Эсхан-хэ в ухо Кори. — Пойдут налегке. Вооружены для ближнего боя, да у Братьев красные сети…

— Двенадцать — хорошее число, — похвалил его Средний Брат Терпий. — в «Ласковом утешении» брат Квелий говорит о божественном начале, скрытом в этом числе. Это добрый знак!

Кори посмотрел поверх его головы. Тот берег пустовал. Глядя, как панцирники скрываются за деревьями, Эвин просительно поглядывал на эркмасса, беззвучно прося разрешения уйти с ними, но тот решения не переменил — оставил его при себе. Несколько раз Лоэр поднимался и выходил из палатки и каждый раз запускал в палатку запах сырости с реки и комаров. Эркмасс, видя его суету, усмехался.

— Не суетись.

— Отмерянное Кархой никому не перемерить, — поддержал эркмасса монах, пристроившийся с другой стороны стола. Он что-то быстро жевал, с губ вместе со словами слетали крошки.

Эвин с половины дороги свернул к лавке, сел. Эркмасс видел, что человек себя переломил. Ноги пальского дворянина подрагивали в нетерпеливом ожидании движения.

— Думаешь, не найдут без тебя? — чуть высокомерно переспросил эркмасс.

Эвин пожал плечами.

— Не суетись, — повторил Кори. — Если их поймают, то мы их обязательно увидим! Я — первым. Ты — вторым.

Они не успели распить второй кувшин вина, как крылья входа распахнулись, и внутрь ввалился возбужденный Аст Маввей Керрольд.

— Нашли?

— Не нашли, а поймали! — радостно объявил он. Радость не успела поднять Эвина с лавки, как он все обрушил. — Поймали Хамаду! Он такое рассказывает!

Эвин не понял ничего и посмотрел на Кори. Тот тоже не понял, нахмурился, и это движение бровей заставило вестника умолкнуть.

— Какого еще Хамаду? Это еще кто?

Несколько растерянно эркмасс посмотрел на монаха — может тот что-то знает? Тот знал. На лице Брата появилась гримаса нежданной радости. Он воздел руку вверх, тряхнул пальцем.

— Разбойник! Знаменитый разбойник. У братства к нему особый счет! Еще год назад в обители «Ледяного гвоздя»…

Кори раздосадовано хлопнул кулаком по ладони и монах замолчал. Не скрывая укоризны, Эвин посмотрел на эркмасса. Вслух он ничего сказать не решился, но эркмасс и так понял упрёк. Был бы он там, может быть и вышло бы все по-другому, глядишь и поймали бы не того, кто попался, а того, кого нужно…

— Разбойника повесить. С невидимками что?

Маввей затряс головой, останавливая градосмотрителя в опрометчивом решении.

— Он той стороны бежал. Не в себе… Рассказывает, что встретил там чужаков.

Эвин приподнялся и наклонился вперед.

— Огромных всадников! Таких огромных, что одной рукой могут свалить дерево!..

— Приведи его!

Даже со связанными руками разбойник выглядел опасным. Свет обрисовывал хищное лицо в шрамах, густые черные брови, злые глаза. Еще не смирившись с неволей, он вертел головой, явно умышляя сбежать из-под стражи. Только где уж… Хоть народу в лагере осталось не так много, а разбойника стерегли совсем тщанием. Как дорогого гостя. Эркмасс смотрел зло — понарассказали ему о разбойничьих делах. Щуря холодные глаза, владетель Саара смотрел на пленника, шевеля пальцами. Эвин чувствовал, как прибывает в эркмассе злость.

— Ну, рассказывай.

Разбойник даже головы не повернул, упорно глядел в дальний угол, словно хотел проглядеть там дыру и сбежать. Эркмасс подошел и, взявшись за разбойничью челюсть, рывком повернул, чтоб посмотреть в глаза.

— Давай, давай… Нечего стесняться. Рассказывай, давай, о чем с демонами договорился. Что тебе приказали, сколько заплатили…