Стражи волшебных миров

Глава 16 Последний балет

Безумие и хаос множились и углублялись. Все ждали прибытия в город начальства во главе с господином Ирмой, но когда они прибыли, проблем стало только больше. Начальство решило все переделать. Город одновременно и строился, и изменялся. Старые здания сносились, дороги выпрямлялись, новые здания появлялись с непредставимой быстротой. Никто не знал, как куда пройти, старые знания становились бесполезными за какую-нибудь неделю. Похоже, что планировщики города во главе с господином Ирмой сами не очень представляли, что они хотят получить.

Всё было временным и неустойчивым. Не хватало продовольствия, два переезда не очень хорошо отразились на запасах. Не хватало строительных материалов и топлива для отопления. Не хватало чистой воды. Не хватало даже площади для расселения всех желающих. Многие переселенцы презрели опасности открытого поля и поставили свои шатры за пределами стен. Скоро оказалось, что даже этой площади не хватает, мешали холмы, с которых я не так давно проклинал всю эту армию. Люди были вынуждены селиться на другом берегу небольшой речушки, на берегах которой было основано первое укрепление.

Насмотревшись на рельсовую дорогу подземного народа, я предложил господину Ирме построить нечто подобное с лошадиной тягой от нашего города до Империи. Городской совет поднял меня на смех, сказали, что всё железо народ разберёт на ножи и плуги, что зимой дорогу не отчистить от сугробов и что никто не будет по ней ездить, так как надо платить деньги. Все поедут либо на лошадях, либо пойдут пешком с попутным караваном. Тогда я предложил проложить дорогу хотя бы по городу, иначе уже при первых оттепелях пройти будет невозможно. Меня засмеяли повторно.

А потом грянула первая оттепель. Из-под снега показались горы навоза, лежавшего ещё с осени. Грунтовые дороги раскисли, ноги при ходьбе проваливались почти по колено. Городские власти поняли, что необходимо срочно класть мостовые из драгоценного дерева и камня. А их не было. Господин Ирма вызвал меня и поручил построить для начала пробную дорогу в форме кольца. Рельсы решили сделать из дерева, железа пожалели.

Дорогу проложили за три недели, мастеровые приладили к одной из крупных повозок специальные колеса с ребордами, а на саму повозку водрузили сиденья на двенадцать человек, по шесть в ряд, спина к спине. Сверху даже сделали навес.

Испытывали устройство при полном собрании городского совета. Две лошадки уверенно тащили эту повозку с любой скоростью. Одна лошадка тянула повозку с некоторыми затруднениями, но вполне успешно.

Члены городского совета идею осмеяли за цветные флажки. Дело было в том, что ещё до официальных испытаний этот круг стал любимым развлечением детворы. Они любили, когда их возили по кругу. Дядька Ирхи-харо, возничий, украсил повозку для детей разноцветными флажками. Вот глядя на эти флажки начальство и сказало, что единственное, на что годится затея — это возить по кругу детей для забавы. Несколько недель мы возили по кругу не только детей, но и взрослых. Как это ни удивительно, люди даже были готовы платить за это деньги.

Потом я разозлился и поговорил со всеми знакомыми, предложил построить дорогу через городок вскладчину. Господин Ирма отговаривал меня от затеи, говорил, что я потеряю все заработанные с риском для жизни деньги, но запрещать не стал.

Дорога длиной всего в четыре версты была построена за месяц и оказалась суперпопулярной. Люди стояли на остановках и ждали экипаж даже в том случае, если идти было совсем недалеко. И дело было не только в том, что в грязи дорог можно было утонуть. Им просто нравилось, что их везут.

Мы заложили совсем небольшую цену проезда, чтобы дорога окупилась за год. Но оказалось, что дорога окупилась за два месяца и начала приносить очень ощутимую прибыль. Закончилось всё тем, что нас попросили продлить пути до полей, на которые вывозили весь навоз и содержимое выгребных ям из города. Город задыхался от навоза, и простых повозок не хватало. Потом городское начальство подумало ещё немного и дорогу у нас отобрало с выплатой её стоимости. Народ погудел, но поскольку все остались при своих с прибылью, сильно возмущаться не стали.

Не прошло и двух месяцев с ухода главнокомандующего ага Раголини, как пришло известие о смерти Государя. Всех имперцев созвали на принятие клятвы новому Государю. Нас построили на плацу в лагере перед портретом нового монарха, мы пропели «Государь умер, да здравствует новый Государь», и на этом церемония была завершена. Новым Государём стал племянник прежнего. Про него говорили, что он унаследовал способность проникать в мысли окружающих даже в большей степени, чем прежний Государь.

Новым главнокомандующим на восточном направлении стал граф ага Грануин. Это именно в его отряде мы ехали на переговоры прошлым летом.

Граф сразу развил кипучую деятельность и начал готовиться к летней кампании. В город начали прибывать имперские розмыслы, продовольственные караваны и пехота. Пехоты было неожиданно много.

Нам от нового продовольствия не досталось ничего. К зерну подпустили только Ангелу, для проверки качества. Всех остальных, даже имперцев, держала на расстоянии специальная охрана. В городе нехватка продовольствия ощущалась очень остро. Малыши начали понемногу потреблять мясо, и найти его для них становилось всё труднее. Мы сами сидели на кашах и немногих подгнивших овощах.

Несколько раз жрецы Радо требовали от меня, чтобы я участвовал вместе с ними в богослужениях. У них было какое-то странное представление о богослужениях. Когда я вёл храм, я большую часть времени посвящал тому, чтобы растолковать людям, чем скотская жизнь отличается от того, что предлагает людям Радо. Эти с людьми не говорили совсем, только пели песни. Этой ерундой я заниматься не собирался и обычно общался с людьми, которые хотели задать вопрос или освятить договор. В конце концов я не выдержал, сказал, что так они потеряют весь народ, если не будут поддерживать высокий моральный уровень. Жрецы ничего изменять не хотели. Господин Ирма, узнав о конфликте, распорядился предоставлять мне один час в начале службы в выходной день для того, чтобы я мог сказать все, что считаю нужным. Жрецы возмутились тем, что какой-то мальчишка будет получать народ, в то время как это их дело. Ирма на это сказал: «Зато с ним Радо говорит, а с вами нет», и на этом обсуждение закончилось.

Вскоре после Ирмы прибыла Мира с добрым десятком благотворительных организаций, и каждая из них горела решимостью нанести городу улучшение. Они достали даже меня, когда потребовали место в школах для всяких хобби-кружков. Мы к этому времени еле-еле смогли распихать всех детей по трём сменам. Детей было мало, но школ было ещё меньше. Никакой возможности потесниться не было совсем.

Сама Мира заявилась ко мне в первый день и потребовала ласки. Сказала, что может удерживаться от зачатия, но без объятий и поцелуйчиков уже не может. Ангела, которая присутствовала при разговоре и сидела в стороне с отрешённым видом, сказала, что Мира может не удерживаться от зачатия. Ангела в последние дни часто так сидела и смотрела куда-то в себя. На вопрос о здоровье отвечала, что всё хорошо.

В ответ на удивление Миры Ангела пояснила:

— У меня прошло углубление способности. Теперь я могу зачинать не только людей и крылатых людей, но и любых живых существ, которых когда-либо придумал Господь. Даже растения. И могу передавать это другим. Я решила зачать такой сорт деревьев, у которых на ветвях созревают плоды размером с каравай хлеба, причём они и внутри как хлеб, очень сытные. И хранятся они по шесть месяцев. Очень полезное дерево будет. Во мне сейчас зреет плод мужского дерева, а давай, ты вырастишь женское? Думаю, твой отец не будет против посадить у себя такие деревья.

— А плоды большие рожать?

— Нет, первые плоды меньше ореха.

— И что мне делать?

— Возьми семя у Полика, через пару дней, если произойдет зачатие, я хлопну тебя по животику, и плод изменится на растение. В природе плоды будут зреть всё лето, но в тебе поспеет за три недели.

— Ты помнишь, я теперь могу растить сразу шесть разных детей. Может, ещё пять полезных растений сразу устроим?

Ангела преисполнились энтузиазма. Пока Мира выбивала из меня семя, весело танцуя сверху, они обе обсуждали, какие бы ещё растения подарить этому миру. Остановились на одном техническом растении с очень хорошими волокнами для тканей и на кустарнике, на ветвях которого должны были зреть плоды длиной с локоть, с мягкой и сладкой сердцевиной, богатой питательными веществами почти на уровне мяса. У этих плодов должна была быть очень прочная, хотя и мягкая кожура. Эти плоды хранились не очень долго, зато кустарник обладал потрясающей урожайностью.

Зашла Ва. Ангела посмотрела на жрицу и радостно завопила:

— Ура, ты тоже беременна!

— Как ты узнала? — удивилась Ва.

— Теперь я много чего могу! Ты тоже будешь выращивать женское дерево с хлебными плодами! — радостно возгласила Ангела, подбежала и хлопнула Ва по животику.

— Я тоже через три недели рожу семя нового дерева, — похвастались Мира.

Ва согнулась, как будто её ударили в живот со всей силы.

— Ты… Превратила мою дочку, великую целительницу… В дерево? — прошептала Ва.

Ангела осознала, что сейчас может огрести по полной, и торопливо заговорила:

— Ва, это дерево даст возможность выжить огромному количеству людей. Хлеб прямо на дереве. Через три недели, даже меньше ты свободна. И можешь снова заниматься любовью с Поликом сколько хочешь.

— А если Богиня больше не пошлёт мне любовь во сне?

— А я… Я помолюсь твоей Васте, чтобы послала. Или чтобы разрешила заниматься любовью даже без сна. И даже нашему Богу помолюсь.

Помертвевшая Ва прошла к койке и рухнула, не раздеваясь. Даже кормить крылатиков не стала.

Уже на следующий день Мира заявилась, чтобы провериться на беременность. Ангела сказала, что зачатие произошло, и хлопнула Миру по животику. Мира тут же затребовала новое оплодотворение, а на следующий день получила от Ангелы изменение второго зародыша в кустарник. Так повторялось ещё четыре дня. Заполнив все отделы своего чрева, довольная Мира приходила только для того, чтобы получить свою порцию любви. Учитывая то, что Ангела и Ва меня не хотели, это было не так тяжело, как прежде.

Через три недели девчонки действительно родили по семечку, а Мира — сразу три. Мира приносила по семени ещё пять дней. Ангела была счастлива и сразу засунула семена в кадки. По утрам она выносила их на солнышко, а по вечерам уносила в тепло. Было забавно смотреть, как она кормит грудью крылатых малышей, а сама сосредоточенно растит деревья, травы и кустарники. Благодаря её усилиям деревья уже через неделю вытянулись на сажень с лишним.

Ва на следующий день с большим облегчением услышала, что Богиня её не покинула и что она всю ночь неосознанно насиловала меня в своё удовольствие, до тяжёлой истомы. Ангела ей больше вынашивать семена не предлагала.

Едва сошёл снег, взошли семена, с которыми Ангела работала осенью. Все сколько-нибудь опытные земледельцы, коими были практически все имперцы — и бароны, и пехота — все при виде этих посевов дружно заявляли, что урожай у них будет как минимум вдвое больше. Ангела похвастались своими новыми умениями и успехами в письме папе. Через две недели в лагерь заявилась свадебная процессия, которую в другое время назвали бы армией. Её начальник вызвал меня из шатра на улицу, даже не предупредив о появлении. Я вышел с крыланами на руках (я их кормил мясом) и обнаружил, что вокруг наших шатров стоит целая армия, а ко мне обращается рыцарь в тяжёлых доспехах. Я так удивился, что даже не сразу понял, что он говорит. Наша охрана тоже повылазила из шатров и спросила меня, стоит ли с этими людьми воевать или приветствовать. Я приказал им не торопится и только после этого смог вслушаться в то, что говорил посланец.

А дядька говорил интересные вещи. Причём декларировал он их самым торжественным тоном. Отец Ангелы решил выдать дочь герцогу с титулами длиннее, чем мои портянки, в качестве дамы-отрады. Как сказал посланец, «Учитывая особо важные способности Ангелы ага Дреяни, принято решение передать её под опеку герцогства ага Тиялаши в качестве дамы — отрады на вечные времена».

Дама — отрада. Очень редкое явление в нашем мире. Такими становятся только такие благородные женщины, которые обладают особо важными способностями. Им разрешено иметь несколько осеменителей, для них даже Церковь делает исключение. Таких женщин передают на обеспечение очень богатым родам, и это считается очень большой честью для рода. Плюс этот род получает большинство детей со сверхважными способностями. Большинство, но не всех. Часть получают те рода, отцы из которых зачинают детей с женщиной — отрадой. Считается, что это большая честь для данной женщины.

Посланец продемонстрировал мне письмо отца Ангелы с подписями графа ага Дреяни, герцога ага Тиялаши и даже Государя. Оперативненько они сработали.

Я поклонился подписи Государя, как положено.

— Не рекомендую противиться, — посоветовал посланник.

— Даже не думал, — ответил я и посмотрел на Ва:

— Что будем делать с крылатой девочкой?

— Им уже не нужно молоко. Ангела это затеяла, Ангела пусть их и забирает. Всё равно мы здесь для них мяса не найдем. Думаю, у герцога хватит мяса для крылатых.

— У герцога хватит мяса на этих двух проглотов? — спросил я у посланника с некоторым юмором.

— Мы не можем доесть то, чем кормит нас отец, так что им точно хватит, — ответил молодой человек в дорогих доспехах рядом с посланником.

— А что это? — поинтересовался посланник.

— Не что, а кто. Это люди. Летающие. Дети Ангелы. Она может создавать не только растения, — удивил я посланников и насладился их долгой потерей речи.

Ангелу собирали долго, целый день. Её вещи, её кадки с растениями. Оказалось, что Ангела втихаря накупила очень много роскошных платьев. Ей платили неплохие деньги у господина Ирмы, на эти деньги она покупала платья, но нам не рассказывала. Стеснялась, боялась, что мы будем её ругать за напрасно потраченные деньги. Платья она хранила в шатре у её охраны.

Ангела собиралась радостно и весело. С её точки зрения, она сделала хорошую карьеру и обеспечила свою будущую жизнь.

На середине сборов возникла проблема Миры. Ангела вспомнила, что Мира не успела выносить ей последнюю партию из шести семян. На этот раз это были особо урожайные корнеплоды. Мира каждые три недели приносила Ангеле по шесть семян растений новых видов. Последнюю партию она не успевала выносить. Мира жила отдельно, пришлось мне ехать за девушкой. Мира примчалась вся в слезах, с вопросом: «А как же животные?».

Мира с Ангелой решили осчастливить мир ещё и улучшенными породами животных. Первым они решили создать такой вид, который был чем-то средним между козами и коровами, достоинство у него было в том, что молоко этих животных было ближе всего к человеческому. Можно было кормить детей маломолочных мам без дополнительной обработки. Проблема была в том, что телёнок этих животных был почти втрое больше человеческого ребёнка. Девчонки решили, что они смогут освоить такое дело. Остановить их удалось только тем аргументом, что у них не хватит молока выкормить сразу двух телят, а молочных животных в городке почти не осталось.

Девчонки побежали к посланнику и спросили, а не согласится ли герцог обеспечивать ещё и Миру в течение года, чтобы вывести устойчивую молочную породу? Пообещали, что герцог сможет получить большие деньги, продавая телят на породу. Послушав моих девчонок, посланник слегка окосел. Потом он послушал их ещё немного и слегка онемел. Я посмеялся:

— Такое у нас каждый день. Привыкайте.

Отсохнув, посланник вызвал сына герцога и обсудил с ним идею. На пару они решили, что Миру стоит взять с собой. Угадайте, кого послали вместе с Мирой к начальнику имперского гарнизона?

Начальник гарнизона, услышав о сути проблемы, изволил смеяться:

— Про огнедышащих драконов я в детстве в сказках слышал. Теперь эти телята наследуют способность Миры к управлению огнем, и у нас будут огнедышащие коровы? Мира, а ты осознаешь, что ты там навсегда останешься в качестве второй женщины — отрады?

— Не останусь. Я на животных только разомнусь, а потом я хочу заниматься благотворительностью. Рожать бездетным парам с неплодными благородными дамами детей. Я могу одновременно вынашивать до шести младенцев.

— Особо не увлекайся. Знаешь поговорку: «Каждый ребенок стоит матери зуба?» — хихикнул начальник гарнизона. Но разрешение Мире покинуть действующую армию на полтора года подписал.

Помахав вслед свадебному поезду, я почувствовал, что кусочек моей жизни уехал. Не то чтобы я сильно огорчался, с первой секунды я знал, что Ангела с нами временно. Мира и вовсе была случайной знакомой, хотя и перешла в разряд названных друзей. Но я успел привязаться к Ангеле, к этой циничной, но жизнерадостной девчонке. Было немного грустно.

— Что, больше осеменять некого? — подколола Ва, увидев мою грусть. Сама она уже три недели спала спокойно и ко мне не приставала. Скорее всего, беременна.

— Ага. Бойся меня, буду тебя по ночам пользовать от любовного голода.

Ва приняла шутку за правду и с этого дня спала отдельно. Но доить меня не переставала.

В пику Ва я стал ходить на те танцы, которые устраивали для молодых людей в гарнизоне. Я там не пользовался популярностью, в действующую армию ехали только совершеннолетние молодые люди, а я был сильно младше этого возраста. Но я научился неплохо танцевать, и девушки гарнизона широко использовали меня тогда, когда им хотелось потанцевать, а никто больше не приглашал. Как выяснилось позже, многие из них любили, когда их целовали и гладили под одеждой. Многие даже нижнее бельё на танцы не надевали.

Вскоре эти глупые и развратные бабы мне надоели, а нормальные девушки были сильно старше и на меня не реагировали. К началу лета я перестал ходить на танцы.

Как выяснилось, жрецы Радо затаили зло и на большом празднике Начала Лета не дали мне спуститься с помоста, потребовали, чтобы я дальше был запевалой при славословии Радо. Я сказал, что уважаю Радо, как наставника, но мой бог — Бог-из-огня, и они прекрасно это знают. Сказал, что не буду петь гимны Радо, в которых того называют создателем мира, так как это будет изменой моему Богу. Торжествующие жрецы тут же огласили мои тихо сказанные слова всем присутствующим. Когда я возмутился, они предложили прилюдно опровергнуть их слова и спеть гимн. Я этого сделать не мог и был изгнан из храма при удивлённом молчании толпы и злобных воплях жрецов.

Ва в этот вечер была безутешной. Она бегала по шатру и вопила:

— Почему ты не мог сделать такой простой вещи! Всё шло так хорошо! Мы почти восстановили самое лучшее государство моего народа, которое только можно было придумать! И тут ты включил упрямство!

На пятом или шестом повторении этих воплей я не выдержал:

— Ты извини, но я живу ради своего народа и ради своего Бога. Делать кочевников ведущим народом не входило в мои планы. Вся ваша конструкция держится только на подпорке в виде имперских войск за стенами. Без неё вы бы уже давно пересобачились. Ты выбрала не того господина. Если хочешь, иди выбери себе другого.

— Хотела бы, но не могу. Моё тело срослось с твоим. Я теперь даже дышать по утрам не могу, если не услышу, как ты рядом дышишь. Так что буду просить у тебя давать мне мужскую силу и дальше. Но только хватит твоего нытья, когда ты жалуешься мне на каждое событие в жизни. Переживай свои огорчения сам.

А вот это было больно. Я думал, что Ва добрая и сочувствует мне. Оказывается, мои жалобы её раздражали. Ладно, ничего от меня больше не услышишь.

— Почему ты за целый год не смог выучить простейшие гимны Радо? — недовольно сказал господин Ирма на разборе.

— Я знаю все гимны. Но я не буду петь их прилюдно, так как это измена моему Богу.

— С тобой говорил сам Радо! Мог бы и проявить уважение.

— А я и проявлял. Но только он не требовал от меня измены.

— Какой из тебя жрец Радо? Ты не готов пожертвовать ничем!

— Это я не готов? Я вам весь народ доучил основам человечности. Я заставил ваше деградировавшее общество вспомнить то, о чём вам Радо говорил и что вы забыли. Я говорил о правде каждую неделю. Но вы встали на сторону идиотов, погрязших в ненависти и обрядоверии. Я не просил делать меня жрецом, но делал все, что необходимо, чтобы восстановить вашу религию и сделать её живой, — сказал я и положил значок перед Ирмой.

— Ну, и иди отсюда, — пробурчал Ирма.

Я отсалютовал имперским салютом и вышел.

Начальник гарнизона, услышав новость о том, что я уволен с государственной службы автономии кочевников, заявил, что очень хорошо, что это произошло именно сегодня. Как несовершеннолетний, при отказе от моих услуг как специалиста я должен вернуться к родителям для продолжения воспитания. А как раз сегодня уходит большой отряд благородных людей и пехоты, отслуживших здесь положенное время. Мне было предписано уходить вместе с ними.

Пока собирались и прощались с нашей охраной, отряд ушёл. Охрана нас отпускать не хотела, кочевники плакали и просили попроситься на какую-нибудь другую работу, например, в армию или разведку, или на связи с подземным народом. Пришлось напоминать, что я несовершеннолетний и должен слушаться родителей.

Выехали в итоге очень поздно, когда уже темнело. Лил дождь, было темно и мрачно. Очень подходило к моему настроению.

Мы догнали медленно едущего всадника. Глянув на эту понурую фигуру и на лицо под огромным капюшоном, я узнал Одрамаса. Я замедлил ход. Ва, которая за весь день не сказала со мной ни одного слова, тащилась сзади и тоже послушно замедлилась. Повозки со слугами и так ехали еле-еле.

Некоторое время я просто ехал рядом. Одрамас молчал. Я уже начал подозревать, что он послал мне только своё привидение для укора. Я спросил:

— Я разочаровал вас?

— Разочаровал? Нет, малыш. Я знаю, что культ бога Радо вскоре исчезнет. Ещё пару сотен лет покрутимся и закроем лавочку. Останется только культ Бога-из-огня. Хотел извиниться перед тобой за моих людей. Но вот только не знаю, что сказать. Так что… Просто прими моё приветствие. И лучше не спи этой ночью.

Одрамас стал отклоняться от дороги и постепенно исчез в темноте. Я пришпорил Трача. Надо было догонять отряд.

Оказалось, что отряд встал на ночёвку, едва отъехав от города. Причина выяснилась сразу. У всех было с собой то, что они торопились выпить. Мужики и парни, освобождённые от воинской дисциплины, от нарядов и тренировок, спешили расслабиться. Начальник отряда, ненадолго отвлёкшись от очередного тоста, сразу послал меня в дозор. Молодой? Непьющий? Иди сторожи.

Я предупредил своих, чтобы поставили один шатёр, но были готовы к немедленному движению. Немного подумав, взял с собой Серена. Заставил его надеть запасной доспех, после чего мы уехали искать других дозорных.

В дозор выставили всего двоих человек, мы с Сереном были третьим и четвертым. Эти благородные господа оба были непьющими. Увидев «усиление» в нашем лице, они посмеялись:

— Присоединяйтесь, мальцы, будете на правах защищаемых детей.

Смеялись они не зря: они были ровесниками моему отцу, у них дочери были старше меня. У них были мощные боевые способности, а у нас с Сереном не было ничего.

Мы душевненько проболтали и покатались вокруг лагеря до глубокой ночи. Мужики рассказали множество историй из прошлых военных кампаний. Нам оставалось только слушать, удивляться и мотать на ус. Народ на стоянке за это время упился до поросячьего визга.

Пьяные крики и визги служанок затихли только глубоко ночью. Дождь прекратился. И тут начался дерьмошторм.

Поначалу я заметил острые уши волкочеловека и сразу закричал:

— К бою!

Благородные господа сразу надели шлемы, которые до этого легкомысленно везли снятыми. Тут же на нас обрушилась туча стрел, а за ними — лавина волколюдей.

Нам с Сереном повезло. Волколюди разумно предположили, что главную угрозу здесь представляем не мы, и атаковали благородных господ. Я достал рог и задул, поднимая тревогу в лагере. Волколюди переключили внимание на меня. Но у меня в руке уже был меч против нечисти, и первых двух я срубил, лишь слегка поцарапав. На волколюдей меч действовал не так, как на оборотней, но столь же фатально. Они падали на землю, визжали и умирали даже от небольшой раны.

Трач вспомнил свои умения боевого коня и вместо того, чтобы удрать, встал на дыбы и принялся долбить наступавших волколюдей копытами. Учитывая наличие луков у противника, это было плохой идеей, и я послал его в атаку. Сразу двое волчар повисли на моём щите. Пришлось его выпустить и выхватить второй меч, обычный. Двух волков я полоснул волшебным мечом, одного пронзил обычным мечом. После обычного меча волкочеловек ещё крутился и визжал, а после волшебного они падали навсегда.

Волколюди сразу разбежались, чтобы сомкнуться у меня за спиной вокруг Серена. Пришлось разворачиваться и спасать друга. Серен получил несколько неглубоких ран в открытые ляжки, от остального спас доспех. Но самым худшим было то, что несколько волчар кинулись к лагерю, в котором мертвецким сном спали сотни люди. Мой рог никого не разбудил! Пьяницы проклятые…

Я кинулся к лагерю, чтобы предотвратить резню. Коня Серена пришлось вести в поводу, Серен зажимал раны руками и едва держался в седле. Пусть благородные дозорные выпутываются, как знают. Я ухожу защищать лагерь.

По пути я вопил, призывая народ к оружию. Бесполезно! Выскочили только немногие служанки и совсем немного слуг, вооружённые чем попало. Впрочем, этого хватило, чтобы волколюди передумали резать лагерь и вернулись к товарищам. Сдав Серена на руки Ва, я поскакал по лагерю, чтобы собрать хоть кого-нибудь для контратаки. Набралось одиннадцать человек, еле державшихся в седле. Впрочем, каждый из них стоил сотни. Мы вернулись к тому месту, где я оставил патрульных. Волколюди подозрительно суетились около них, при нашем приближении они отошли, не приняв боя.

Около погибших благородных лежали горы врагов. Интересно, что заставило волчар пойти на такие жертвы? Они их даже не съели и оружие не забрали, кроме стрел. Необычным было то, что одежда была аккуратно разрезана, и на животе у мужчин тоже были аккуратные разрезы. Почему-то у обоих были разрезаны яички.

Протрезвевшая компания отправилась осматривать окрестности, а я подобрал щит и поскакал за Ва. Жрица кинула только один взгляд и сразу вынесла приговор:

— Они выгребли всё семя у благородных.

— Зачем? — изумился я.

— Очевидно, у них где-то есть женщина, в которую они могут его поместить. Хотят получить своих людей со сверхспособностями и потом использовать против нас. И она должна быть где-то недалеко.

Мы глянули друг на друга и дружно повернули к лагерю. Из числа постепенно приходивших в себя благородных удалось сформировать более-менее дееспособный отряд преследования. Моя Така в кои-то веки не стала дурить и взяла след.

Несмотря на большое отставание, мы успели вовремя. Девчонка лет пятнадцати со связанными руками и завязанным ртом ухитрялась отбиваться от пытавшихся изнасиловать её маленьким мехом с семенем волколюдей ногами. Волколюди боялись повредить мех и никак не могли прижать к земле буйную. Нашей атаки они не ожидали.

Нас девчонка за своих не приняла. Несмотря на то, что ей перерезали и повязку на рту, и освободили руки, она только рычала на нас и пятилась. Одета она была совсем плохо, одно невероятно грязное и рваное платьице, и всё. Ни обуви, ни нижнего белья. Потом она сказала несколько слов, и я сообразил:

— Она из подземного народа. Скорее всего, украдена уже давно. Тащите её в лагерь, я потом передам её своим у ближайшей реки.

— Ты знаешься с Подземным Народом? — удивился один из баронов.

Я с некоторым запозданием сообразил, что начальник имперцев не поверил моим рассказам о битве в подземном городе и что поэтому никто из имперцев об этом не знает.

— Сражался вместе с ними против волколюдей.

На пути до лагеря пришлось рассказывать историю в подробностях. Рассказу несколько мешало то, что парни, которые тащили девчонку, с трудом справлялись с её желанием их покусать, и всё время ругались.

В лагере Ва сообразила показать девчонке безделушку и компас из подземного города. В окружении женщин девчонка перестала пытаться вырваться и всех покусать, села на землю и заплакала. Ну, уже прогресс.

Упившаяся компания начала просыпаться ближе к полудню. Товарищам было, что им рассказать.

Серен дальше ехал в повозке.

Навстречу нам шли войска. Огромное количество войск. Было на удивление много пехоты. Летняя кампания обещала быть очень бурной.

Мы предупреждали всех, что волколюди могут попробовать похитить кого-нибудь из благородных людей, говорили выставлять ночью усиленные караулы и не отходить от лагеря.

Дикарку пришлось везти аж до нашей реки. Перед переправой я отошёл в сторону и принялся звать Морелину. Пришлось ждать долго. Мы пришли к реке утром, а она появилась только к вечеру. Зато она пришла не одна. Как только девчонка увидела двух женщин рядом с Морелиной, кинулась им на шею. Ладно, это дело можно считать закрытым.

Розмыслы восстановили наплавной мост, и по нему тёк непрерывный ручеёк войск.

— Почему слуга ранен, а ты нет? — грозно спросил отец при встрече.

— Потому, что я его спас, — немного невпопад ответил я. Но отец согласился с тем, что это исчерпывающее объяснение.

Рассказывать о своих приключениях пришлось долго. Дома тоже было много новостей. Сигура и её семья отбили несколько приступов особо глупых соседей, которые решили, что инвалидность старшего сына может дать им некоторые шансы. Сигурн командовал большим селом из кочевников на той стороне реки, успешно командовал. На пару с вождём Артаксалом они развили село почти до состояния небольшого города. Иксуню сговорили за сына одного из хороших знакомых, свадьбу назначили на осень. На руку Саматы претендовали сразу трое, но девушка просила отца взять её на войну, на летнюю кампанию. Она надеялась там найти кого-нибудь более милого сердцу. Консанс рулил Погорелым селом. Его отстроили, теперь там жили и кочевники, и наши селяне из числа особо буйных. Перспектива оказаться в Погорелом была серьезной угрозой для мужиков, они побаивались туда ехать. По случаю нашего прибытия Консанса вызвали в замок, так что он слышал всю историю.

У меня появился маленький брат. Он уже умел улыбаться.

Посмотрев на расписки имперского банка, на сумму, которую я заработал за это время, отец сказал, что за такие деньги надо будет и на следующий год сдать меня в аренду куда-нибудь, если возьмут.

На следующий день отец взял меня в село. Консанс решил составить нам компанию. Ва тоже решила поехать, полечить сельских бабонек. По пути отец решил выспросить, чем закончилась эпопея с Ангелой. История о том, что там была ещё и Мира, развеселила его донельзя. Новость о том, что теперь он дедушка двух крылатых людей, деревьев, трав, кустарников и корнеплодов, развеселила его ещё больше. На пару со старшим братом они веселились до тех пор, пока мы не приехали в село, и ещё час после.

Пока отец решал разные хозяйственные вопросы, ко мне подъехал отец Серена. У него появилась задумка поставлять в город не просто брус и доски, которые производила наша лесопилка, а целые повозки. У него были и деньги, и инструменты, он просил только разрешения. Отец запретил, сказал, что тогда он не успеет обработать своё поле. Отец Серена настаивал, говорил, что на повозках заработает гораздо больше, но отец всё равно запретил. Другой мужик просил разрешение рубить лес и сплавлять его к мосту, а оттуда уже везти на лесопилку. Объяснялась эта затея тем, что около нашего села лес уже значительно повырубили, и его стоило оставить на крайний случай. Отец запретил его рубить, и мужикам приходилось ездить за брёвнами очень далеко. Сплавлять лес из наших владений по реке было ближе и проще. Сухопутной дороги туда не было, мешали невысокие скалы. Отец опять запретил.

Я попытался сказать свое слово, заявил, что у мужиков очень жизнеспособные идеи. Сказал, что если сдерживать активность мужиков, то наши доходы со временем сильно уменьшатся. Отец приказал мне заткнуться в самой грубой форме.

По пути в замок отец разорался, что если его люди будут оспаривать его слова в присутствии других людей, а тем более мужиков, то никакого уважения к нему не будет и никто уважать власть не станет. Никогда не видел его в таком состоянии.

Я припомнил ему историю, как мы с кочевниками за ничтожное время проложили линию конки. Никакого приказа не ждали и ни у кого идей не просили. Сбросились и проложили. Сказал, что если так пойдёт и дальше, то кочевники обгонят нас в развитии и их государство будет и богаче, и великолепнее. Им не мешают работать всякие местные самодуры, у которых надо спрашивать разрешение на каждый чих. И тогда все наши мужики будут смотреть на них с завистью, что закончится вилами в бок лично нам. Отец сказал, что я перешёл все границы и что он больше не хочет слышать ни одного слова от меня.

Ночью Ва плакала. Сказала, что у неё организм сбросил всё, что растил. Наверное, ей всё-таки стоило ездить в повозке, а не скакать на лихом коне. Обнять и утешить себя не дала, пришлось ограничиться устным выражением сочувствия.

На следующее утро отец вызвал меня к себе. Он просто сиял. Эта его сияющая радость напугала меня больше всего.

— Я принял решение. Государь требует от благородного сословия, чтобы хотя бы несколько человек из графства выбирали путь духовного служения. Ты идеально подходишь на эту роль. Боевых способностей нет, зато поучаешь отца уже в пятнадцать лет. Поедешь завтра в Огненную Лавру. Заедешь к графу, скажешь, что одного человека мы Государю в этом году обеспечили. Граф будет счастлив, а то у него каждый год головная боль, кого бы сплавить.

— Отец, я не хочу быть монахом! Строить лесопилки и рельсовые дороги, решать конфликты между людьми — это да. Я из благородных, моё дело — решать проблемы силой.

Отец взорвался:

— А я хотел выгонять старшего сына из-за тебя, бестолкового? Я хотел тебя вчера избить при мужиках за противоречие отцу! Но не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Так что завтра едешь учиться на святого отца. Если будешь хорошо учиться, получишь приход и право жениться. Может, твои дети и наследуют хоть какую-нибудь плохенькую боевую способность через поколение, такое бывает. А пока ты бесполезен среди благородных. К тому же ездить по ушам кочевникам в роли жреца у тебя получалось очень хорошо. Так что это твоё. Завтра… Нет. Не завтра. Даю вам с ведьмой две недели. Пусть ходит в церковь к отцу Мехидо каждый день и выучит все молитвы и все обычаи. Иначе святые отцы сожгут её сразу, как вы там появитесь. Коня сдай на конюшню. Дам вам с собой повозку. Доспехи тоже все в замке оставь. Один меч возьми. В слуги бери… Как там его? Серен? Мальчишка, с которым вы крайний раз ездили? Ему тоже придётся стать монахом, чтобы служить тебе в Лавре. Я буду высылать вам деньги. Немного, так что лишнего не трать. Свои заработанные деньги сохрани и не трать. Они пригодятся тебе, когда закончишь обучение в Лавре. Постарайся закончить обучение и сдать экзамен на святого отца. Иначе останетесь простыми монахами. И постарайся эти две недели не попадаться мне на глаза.

Я хотел умолять отца дальше, но тут у меня появилась Мечта. Большая Мечта. Я представил, как приеду в Первый Город и перетяну всех кочевников в веру Бога-из-Огня. Назло Ирме и тупым жрецам Радо. Слезы сразу высохли. Я поблагодарил отца за заботу и откланялся. Кажется, папочка удивился.

Эту идею я озвучил и Серену. Другу перспектива стать монахом совсем не понравилась. Ему хотелось женщину, и сильно. Идея насолить Ирме и осчастливить кочевников его тоже мало радовала. Но он подчинился приказу, предварительно поворчав про самоуправство и деспотизм «хозяев людей».

Ночью меня разбудила Васта. Она показала на спящую рядом Ва и попросила:

— Сделай ей ребенка. У меня уходит очень много внимания и времени управлять ею издалека. Я прослежу, чтобы она не проснулась.

Я начал готовиться, Васта жадно смотрела на приготовления. Этот жадный взгляд навёл меня на мысль прочитать молитву. Как только я мысленно упомянул Бога, иллюзия рассеялась, и выяснилось, что над двести пятой висит совсем не Васта, а ВАМТАШПА. Я чуть не остыл от осознания того, что моя драгоценная жрица сейчас чуть не потеряла способность к целительству.

Появилась настоящая Васта, отвесила демонице щелбан. Та разлетелась мелкой пылью. Васта обратилась ко мне:

— Зря ты не довёл дело до конца. Паршивка говорила правду. На расстоянии заставлять малышку любить тебя действительно тяжело, занимает много времени и внимания. С этого дня если проснешься ночью ни с того, ни с того, делай ей ребёнка. Знай, что это я тебя разбудила, а её усыпила. Это гораздо легче.

— А ну-ка прочитай молитву Господу, — попросил я.

Васта прочитала несколько молитв и даже бровью не повела, когда я прочитал свои. Похоже, настоящая Васта.

-. А она точно не потеряет дар целительства, если вдруг проснется?

— Во-первых, не проснётся. Во-вторых, не потеряет, даже если проснётся. Это не я лишаю их дара целительства после любви. Это их дурацкое воспитание. Им в детстве внушают, что они должны служить только своей богине. И если они займутся любовью, то сами себе запрещают исцелять, неосознанно, за то, что считают себя запятнанными.

— Так что, запрета нет?

— Ещё как есть. Но только в её сознании. Можно сделать так: я буду её будить, когда она будет приближаться к точке удовольствия. А то боль от родов будет, а удовольствия никакого. Это несправедливо по отношению к этим преданным девочкам. К этой особенно. Сделай ей ребёнка.

Я вошёл в двести пятую и начал пахать. Васта ласково гладила голову малышки, при этом смотрела на неё с большой любовью. Только тут я поверил, что это настоящая Васта. Никто не смог бы изобразить на лице ТАКУЮ любовь.

Я задумался о том, кто мы для богов. Как они о нас думают, что чувствуют? Наверное, если бы у меня была любимая олениха и я бы хотел, чтобы у неё был телёнок, я бы тоже держал её с таким выражением на лице. Я люблю оленей, они красивые. Как-то раз охотники притащили из леса маленькую олениху, она ходила по двору замка, а мы подкармливали её травкой. Я тогда совсем маленьким был…

Когда двести пятая начала постанывать, Васта исчезла. Жрица проснулась.

— Что ты делаешь? — в ужасе воскликнула Вастараба.

Я сделал вид, что сплю, прижал девушку покрепче и продолжил дело. Похоже, Васта поработала и над моим телом тоже, так как я продержался нереально долго. Двести пятая изстоналась, обрыдалась и под конец потеряла сознание.

На следующий день картина повторилась, а потом ещё и ещё.

Ва к приказу изучить все нюансы нашей религии отнеслась очень серьезно. Выяснилось, что если говорила она на нашем языке очень хорошо, то читала и писала так себе. Пришлось читать ей все основные тексты вслух и проверять написанные под диктовку тексты, по три ошибки в каждом слове.

Через две недели мы отбыли. Мамочка на дорожку всплакнула. Сказала, что грустно терять одного сына за другим. Отец провожать не вышел.

Нам предоставили огромную крытую повозку. С такой повозкой можно было сэкономить кучу денег на постоялых дворах, что мы потом и сделали, ночуя в повозке.

Выезжать из замка без доспехов было непривычно. Прямо как голый.

Граф ага Аркнейн и правда был счастлив, узнав, что я отправляюсь в Лавру. Он подробнейшим образом выспросил меня обо всех событиях в мире кочевников, записал мои отзывы о каждом из жрецов Радо. Потом спросил, что я знаю о назревающем конфликте между Государём и герцогом ага Фригалди. Поскольку я не знал ничего, граф подробно рассказал мне о всех нюансах торговых и экономических противоречий между краем, которым рулил герцог, и нашими центральными властями. Сказал, что война между Империей и герцогством практически неизбежна. На некотором этапе я понял, что граф разговаривает со мной, как со взрослым союзником, и удивился этому.

— Не удивляйся. Пройдёт пять — шесть лет, и станешь одним из тех, кто входит в любые дома. От того, что ты будешь говорить об этой войне, будет зависеть очень многое, — ещё больше удивил меня граф.

Слово за слово, день закончился. Графиня отказалась нас отпускать в дальнюю дорогу, пришлось оставаться на ночёвку. За ужином граф продолжил рассказывать о внутренней политике. Я в ответ решил развлечь благородную компанию историей про то, как подземный народ воюет с волколюдьми и союзными с ними чудовищами.

— Оборотни вошли в союз с волколюдьми? — пришёл в ужас граф.

— Они даже пытаются размножить у себя благородных людей с помощью пленных девушек, — подала голос Ва, которая весь вечер сидела молча за столом для слуг.

Граф заинтересовался ещё больше. Закончилось это тем, что мне пришлось до глубокой ночи диктовать графу обзор ситуации в подземном мире.

Граф отдал документ секретарю на размножение, а утром вручил мне копию с приказом передать её определённому человеку в столице.

Путь до столицы занял пятнадцать дней. Мы не особо торопились. Было интересно посмотреть города по дороге.

Серен быстро привык к тому, что по ночам у нас с Ва большая любовь. Один раз я проснулся и обнаружил, что Ва во сне насилует Серена. Парень был счастлив. Ва ничего не заметила. Похоже, Васта тоже любит пошутить.

Один раз нас попытались ограбить по дороге. Как только Ва выглянула из повозки в своей маске гадюки, разбойники тут же ретировались. Даже обидно было. Эту ошибку вообще делали все, кто встречался нам по дороге. Все почему-то думали, что мы с Сереном — слуги благородной дамы, которую куда-то везём по её приказу.

В столице меня удивило огромное количество очень высоких каменных зданий. Я и не знал, что такие высокие здания бывают. Дяденька, которому я должен был отдать послание графа, работал на самом верху одной из восьми башен огромного правительственного комплекса. Я запыхался, пока один из работников охраны комплекса вёл меня по винтовой лестницы. И как это пожилой человек добирается до работы поутру? Как ему зимой дрова носят? Что за удовольствие сидеть так высоко? Ну, да, город с этой высоты виден далеко. И что в этом хорошего?

Выбраться из столицы до ночи не успели. Пришлось ночевать на постоялом дворе, где с нас содрали просто огромную сумму. И как они тут живут с такими ценами?

До монастыря ехали ещё три дня.

Лавра была огромным религиозным центром, вокруг которого раскинулся довольно большой город. В Лавру входил большой монастырь для тех монахов, которые приходили сюда изучать письменное наследие. Были и такие, которые жили здесь всегда. Большую часть площади занимали кельи и учебные корпуса университета, в котором из подростков готовили будущих святых отцов для почти трети страны. Вокруг ограды Лавры располагались таверны и публичные дома для тех школяров и монахов, которые сбегали в самоволку расслабиться. Суди по их количеству и ухоженному виду, желающих расслабиться было предостаточно. Чуть подальше находились постоялые дворы для паломников и мастерские тех ремесленников, которые изготавливали разные предметы культа и амулеты. Первоначально город рос вокруг монастыря, но теперь за лавками для паломников и мастерскими по изготовлению религиозных вещей тянулись кузницы и столярные мастерские, работавшие на армию. Город был среди всего прочего промышленным центром.

Отец-настоятель университета посмотрел записку моего отца, благодарность главнокомандующего и сказал:

— Обычно мы принимаем молодых людей постарше, около семнадцати лет. Но это хорошо, что вы здесь. У вас как раз будет год для подготовки к экзаменам. Очень рекомендую подготовиться получше. Мы не делаем различия между благородными и простыми людьми, а те обычно учатся изо всех сил. Благородные, наоборот, учатся абы как. Будет обидно, если вас обойдёт какой-нибудь сын хлебопашца. Сейчас наши школяры разъезжаются на каникулы. Как правило, все благородные идут в действующую армию, на войну с кочевниками. Ваш отец пишет, что вы пробыли там в сумме больше девяти месяцев? Похвально, это двойная норма. Это значит, что вы призыву не подлежите, можете спокойно учится. Ваш слуга будет зачислен в монастырь простым монахом, если не хочет поступить в университет.

— Я хочу, — неожиданно сказал Серен.

— Одумайся, это надо огромное количество текстов наизусть знать, — попытался я оградить друга от адской жизни.

— Я вот послушал, как ты с кочевниками общался, и хочу уметь не хуже, — упёрся Серен.

— Безумный, сюда дети священников не все поступить могут!

— Я упорный.

— Это похвально. Ваш слуга будет сдавать экзамены наряду с остальными претендентами! — решил настоятель и перевел взгляд на Ва, — А это что за девушка кочевников с повязкой благородной? Женщинам нет доступа в монастырь.

— Это моя рабыня. Она гадюка и целительница. Может видеть все болезни человека насквозь, знает, как их лечить. Иногда может исцелять, просто проведя рукой над тяжелейшими ранами.

— Ведьмы подлежат сожжению, — меланхолично отреагировал настоятель.

— У вас геморрой в тяжёлой стадии. Вам тяжело даже выпустить газы, рубцы перекрыли весь задний проход. Могу вылечить за несколько минут, — сказала Ва.

— Если позволить ей открыть клинику за монастырской оградой, то она будет приносить монастырю большие деньги. Проверено. Даже в нашем медвежьем углу к ней люди за исцелением отовсюду ехали, — намекнул я.

— А с другой стороны, исцеление силой молитвы послужит к вящей славе Господа. Ты же читаешь молитву Господу во время исцелений, дитя?

— Обязательно, без этого ничего не получится, святой отец, — поклонилась Ва. Поклон позволил скрыть усмешку.

Как и обещала, Ва исцелила пожилого человека за минуту. При этом ухитрилась декламировать молитву и не сбиться. Настоятель с большим облегчением пропукался и признал:

— Да, за такое исцеление могут заплатить много денег. Я подумаю, что можно сделать с помещением. Вы знали, что в университете есть факультет медицины? Второй по величине после столичного.

Мы не знали.

— Думаю, нашим профессорам будет интересно ознакомиться со способностями благородной кочевницы, — предположил настоятель.

— Я год назад в полевых условиях обучила многих девушек империи сквозному зрению и основам медицины. Суть дела в том, что многие гадюки имеют способность к сквозному зрению, но не знают об этом. Если проверить способности и собрать желающих, можно открыть отделение для женщин — врачей. Когда можешь заглянуть внутрь, лечение происходит намного успешнее. Так что ваш медицинский факультет может очень сильно вырасти.

— По нашим обычаям, женщина не может быть врачом.

— Прошлым летом они лечили людей намного успешнее, чем ваши официальные врачи. Так что либо изменяйте обычаи, либо назовите их как-нибудь по-другому. Например, «лекари, зрящие насквозь». А учите как врачей. Время всё расставит на свои места.

— А исцелять они смогут?

Ва запнулась и посмотрела на меня вопросительно. Потом решила признаться:

— Смогут. Но для этого им нужен господин. Сила для исцеления создаётся из тяги к жизни, которую излучает женщина во время любви, и мужской силы, которая излучается при извержении семени. В обычных условиях из этих сил создаётся тело чувств ребёнка. Целительница должна научиться соединять их в себе и превращать в силу для исцеления. Не уверена, что ваши девушки согласятся на такое обучение и такую жизнь. Тела чувств целительницы и господина срастаются, потом без господина жить невозможно. Необходимо с ним спать каждый день, причём без полноценной любви, без той, от которой беременеют. Как только переспишь по-настоящему, способность к целительству теряется. Это значит, что у господина будет другая жена, а ты спишь в постели третьей и поглощаешь мужскую силу во время их любви. Поэтому я решилась на статус рабыни, хотя Государь предлагал мне статус благородной при условии выхода замуж.

— То есть Полисаний — твой господин?

— Да, профессор. И ещё одна трудность. Учить исцелениям нужно девственниц. А ваши дамы очень несдержанные, все мои ученицы прошлым летом уже знали мужчин.

— Ты напрасно так плохо думаешь про наших женщин. Некоторые демонстрируют просто чудеса человеколюбия и преданности. Думаю, мы сможем решить эти проблемы. Так что будь готова обучать девушек — целительниц.

— Это моя мечта, господин настоятель.

— Я так понимаю, парня придётся отпускать к тебе каждый день для…

— Дойки, — подсказал я.

— Каждый день, когда необходимо исцеление. Для просмотра и выдачи рекомендаций по лечению он не нужен, — уточнила Ва.

— Исцеление стоит дороже. Так что будем отпускать. Сие прелюбодеяние, но я думаю, что мы сможем решить проблему очень легко. Будешь исповедоваться за каждый раз, — решил настоятель.

Мы поблагодарили настоятеля и отправились к новому месту жительства.

Вот теперь детство закончилось насовсем.