Стражи границы

Глава 1 К выбору профессии нужно относиться со всей ответственностью

Почему-то когда я начинаю вспоминать, то нам ум мне неизбежно приходит застолье. А Вацлав еще говорит, что у меня плохой аппетит. Впрочем, с тех пор, как он говорил мне это в последний раз, я прибавил килограммов десять и даже стал походить на человека, а не на обтянутый выбеленной кожей скелет, или там на мумию, которую я имел счастье лицезреть в Мисре. Кстати, тогда мы с ней были похожи, как близнецы. Вот и сейчас, думая о самой захватывающей поездке в моей жизни, я возвращаюсь мыслями к вечеринке в моих покоях королевского дворца в Медвежке. Мы праздновали досрочное (был март) окончание Яношем четвертого курса финансового университета. Я не люблю пышные вечеринки, и за столом сидели только свои — Вацлав с Илларией, Милан со своей Валерией, Стас, который на этот раз привел с собой даму — по своему сложению она могла бы быть мне сестрой — худенькая, маленькая, щупленькая, с приятными, мелкими чертами лица. Симпатичная женщина, и главное, полная противоположность Стасу, который напоминал то ли кузнеца из старинной сказки, то ли Емелю в отставке. Разумеется, был виновник торжества Янош, моя Джамиля и Всеволод с женой. После нашего совместного плавания мы с ним неожиданно прониклись друг к другу взаимной симпатией. Нет, мы всегда уважали друг друга, тех, к кому я плохо отношусь, я просто не держу около себя, но у нас никогда раньше не было повода сблизиться.

Сначала было очень весело, и довольно таки шумно. Янош хвастался своими успехами и делился с нами планами переустройства государственной экономики Верхней Волыни. Впрочем, примерно на середине речи, молодого человека посетили неприятные воспоминания, он посерьезнел, сказал, что пошутил, и что он вообще подумывает переменить специальность.

— Зачем, Янчи? — удивился я, — у тебя же явный талант к этому делу.

Янош с отчаянием махнул рукой.

— Знаете, я даже когда делаю домашнее задание, не могу отделаться от мысли, что если я ошибусь, никто из вас ни за что не поверит, что это ошибка. Вы вспомните, за что меня осудили в прошлый раз, и отправите меня по назначению.

— Это куда же?

— Срок мотать. Честное слово, Яромир, лучше уж я устроюсь подметальщиком.

Я засмеялся.

— А что ты собрался подметать, мой мальчик? Купюры что ли? Мне многое довелось повидать, но подметальщика-миллионера я пока что не встречал.

Стас сочувственно поглядел на молодого человека.

— Тебе совершенно не обязательно изводить себя финансами, Янош. Подумай, может быть тебе поучиться на филфаке, как Милан? Я бы предложил тебе инженерный факультет, но, по-моему, у тебя к этому совершенно нет таланта. К финансам у тебя талант, бесспорно, есть, но подумай, где один, там и второй. Что тебя еще интересует?

К слову сказать, историю Яноша Вацлав рассказал только мне. Милан знал ее с самого начала, а остальным, по мнению моего брата, знать ее было совершенно не обязательно. Янош же постепенно, не в один день, слово за слово, рассказал обо всем и Стасу, и Всеволоду и нашим дамам. Дамы приняли эту историю более, чем сочувственно. Стас же не только посочувствовал, но еще и раскаялся во всех своих нехороших мыслях по поводу молодого человека. Во время их турпоездки Стас видел, что Янош буквально влюблен в свое начальство, и, не зная предыстории, мысленно обвинил Яноша в подхалимаже. Узнав же всю правду, Стас счел своей непосредственной обязанностью взять молодого человека под свою опеку. Так что, у мальчика появилось целых восемь нянек. Считайте — я, Вацлав, Милан, Стас, Всеволод, Лара, Лера, и Джамиля. Даже странно, что при таком раскладе у него уцелели его красивые синие глаза.

— Думается, тебе нужно заняться юриспруденцией, Янош, — посоветовал Всеволод. — Мне кажется, у тебя получится. К тому же с твоими физическими данными…

— А причем здесь физические данные? — удивился Вацлав.

— Вы разве не знаете? У нас все юристы проходят обязательное обучение боевым искусствам. Это необходимо, если придется работать следователем, а если нет — всегда пригодится для самообороны. Незадачливым адвокатам такое искусство здорово помогает сохранить свою шкурку.

— В общем, на юридическом факультете можно учиться либо тому, либо другому, — подытожил Милан. — Если ты станешь квалифицированным юристом, то всегда себе заработаешь на телохранителя, а если нет, то сможешь наняться телохранителем к факультетскому приятелю.

Вацлав с подозрением уставился на Милана.

— Постой, мой мальчик, ты что, профи?

— Нет, Вацлав, — вздохнул молодой человек, — Я же говорил тебе, я два года проучился на юридическом, потом бросил и поступил на филфак. Правда, я продолжал заниматься боевыми искусствами, но потом меня оттуда вышибли. А я уж было раскатал губу на звание лейтенанта безопасности.

Вацлав перевел взгляд на Всеволода, потом также подозрительно оглядел меня.

— Твоя работа, Ромочка? Значит, надо полагать, ты поломал мальчишке карьеру, а потом пристроил ко мне?

— Ничего я никому не поломал. Отстань, Вацлав. А что Милан — профессионал, так разве что слепой не заметит.

Вацлав бросил гневный взгляд на Милана, и встретился с его растерянным взглядом. Потом Милан так же растерянно посмотрел на меня.

— Постойте, Яромир, так вы что, нарочно все это устроили? Вы вышибли меня с военной кафедры за неделю перед получением звания, и устроили так, что я не смог найти себе занятие в Медвенке? А потом организовали случайность и отправили меня прямой наводкой к вашему брату? Я заподозрил неладное, когда увидел Всеволода на границе. Он же курировал наш факультет и заходил время от времени. Но вашего брата я не знал в лицо, и мне поначалу даже в голову не пришло, что он — это он.

Милан встал. Видно было, что молодой человек здорово расстроился.

— Лерочка, я не знал этого, правда. Простите меня, Венцеслав, я должен был вам сказать, что учился на военной юридической кафедре. Но я думал, что вы и так это поняли. Я же говорил, что учился на юридическом…

Впервые за все время, мне стало стыдно. Вацлаву тоже.

— За что ты извиняешься, мой мальчик? — ласково спросил он, подошел и положил руку на плечо молодому человеку. — Твое образование, в результате, помогло сохранить не одну жизнь. И, неужели ты думаешь, что если ты профессионал, то я ценю твою помощь меньше?

Мда, вот этого брату говорить не стоило.

— Профессионалам платят по-другому, ваше высочество, — печально возразил молодой человек, снял руку Вацлава со своего плеча и пошел к двери.

— Милан! — окликнул я.

Он обернулся.

— Может быть, я в чем и виноват, не знаю, но Вацлава то ты за что?

— Вы были в своем праве, ваше величество, — отозвался Милан и сделал еще шаг к двери.

— Ну, вот что, — разъярился Вацлав. — Милан, если ты помнишь, однажды я спас тебе жизнь.

Милан недоуменно воззрился на него.

— Но я делал это не по наитию. Я специально изучал медицинскую магию. Все. Можешь презирать меня за это!

— За что?

— Ну, за то, что я взялся лечить тебя после специальной подготовки. А когда брал тебя на службу, не оговаривал, что буду лечить при случае, и вообще утаил от тебя эту часть своей бурной биографии.

— И не только эту, — улыбнулся Милан.

Вацлав вздохнул, поражаясь неожиданной непонятливости своего заместителя.

— В таком случае, может быть, ты вернешься к столу и поешь торт? — жалобно попросил он.

Милан недоверчиво посмотрел на него и улыбнулся.

— И я, и Яромир относимся к тебе как к брату. Даже если я и сказал что не так, зачем же сразу переходить на личности?

— На какие? — удивился Милан.

— Ну, назвал нас с Яромиром высочествами. Думаешь не обидно?

На этот раз Милан расхохотался, подошел к Вацлаву и положил руку ему на плечо.

— Не обижайся, Вацлав. Я больше не буду.

Я посмотрел на Джамилю и улыбнулся.

— Вот видишь, дорогая, я тебе давно говорил, что у Милана нет середины. Я для него или Ромочка, или величество.

Джамиля решительно встряхнула темными кудрями.

— Мне больше нравится, когда Милан называет тебя Ромочкой. Кстати, Милан, ты все-таки напрасно придерживаешься о себе такого низкого мнения. Клянусь, любая последовательница пророка с радостью возьмет тебя вторым мужем. Можно было бы взять и первым, но ты недостаточно хозяйственный.

Милан окончательно развеселился.

— Решено, Милочка. Тебе нужно первым мужем взять Яноша — он как раз то, что надо в хозяйственном плане, меня бери вторым, третьим — Яромира, как ты и хотела с самого начала, а четвертым — его младшего брата. Тогда у тебя будет полный комплект. Вот только как к такому раскладу отнесутся наши с Вацлавом жены?

— А как отнесемся к этому мы с Вацлавом, тебя не интересует, — улыбнулся я.

— Ты — король, Ромочка. И, черт возьми, настоящий король. Знаешь, я был о тебе худшего мнения. В смысле не считал тебя способным на такие тонкие подвохи. Но я отвлекся. Раз король — значит, тебе по должности положено терпеть выходки своих подданных. Кстати о подданных. Почему в этом доме никто не наливает коньяк?

— Милан, не буянь, — тихонько проговорила Валерия. Я приподнялся и разлил коньяк.

— Больше не сердишься на меня, мой мальчик? — я протянул Милану руку.

Милан улыбнулся и пожал ее.

— Не сержусь. Хотя звание ты мог бы и не зажимать.

Всеволод с облегчением увидел наступление гражданского мира в одной отдельно взятой комнате и предложил:

— Если хочешь, я прикажу доставить тебе капитанские погоны, Милан.

— Почему капитанские?

— Если ты так настаиваешь на работе в нашей службе, то звание лейтенанта ты должен был получить просто за образование, а за участие в предыдущем деле я бы представил тебя к повышению.

Милан серьезно посмотрел на Всеволода и покачал головой.

— Спасибо, Севушка, лучше не надо. Честно говоря, я рад, что меня вышибли с кафедры до того, как ты зачислил меня в свою службу.

— Тем не менее, если бы Венцеслав не наложил на тебя лапу, это бы сделал я. А в то время у тебя был не такой богатый выбор, как сейчас.

Милан задумчиво покачал головой.

— Знаешь, я пробовал охранять князя, и мне не очень то понравилось. Если бы Вацлав не был моим другом, мне бы пришлось совсем не сладко. А так, из-за прекрасных душевных качеств Венцеслава — закрой уши, Вацлав, тебе совершенно не обязательно слушать, как я тебя хвалю, так вот, из-за его прекрасных глаз для меня было удовольствием составлять ему компанию. Но все же я не понимаю, Сева, как у тебя хватает терпения заниматься этими мелочами изо дня в день.

— А я не понимаю, как ты ухитряешься держать в голове основы всех магических и немагических наук. И не только держать, но и принимать по ним решения. К тому же, я то лично занимаюсь устройством дел Яромира…

— Не продолжай, Севушка, — засмеялся Милан. — Комплименты говорить мы не будем. Ежели они хотят слышать комплименты, пусть выбирают себе других собутыльников! Но мы отвлеклись от дела. Мы же обсуждали не нашу профориентацию. В конце концов, и я, и ты, и Вацлав, получили образование уже довольно давно. Мы обсуждаем образование Яноша. Знаешь, Янчи, я считаю, что Всеволод прав. Тебе имеет смысл подумать о юридическом.

— Ты говоришь, что учился там и бросил, — неуверенно проговорил молодой человек.

— Ну, мало ли что я бросил? — легкомысленно отозвался Милан.

— Так, — засмеялся Вацлав. — Севушка, может быть, расскажешь, какую еще часть своей биографии скрывает мой доверенный секретарь?

Всеволод покачал головой.

— Ни в коем разе, Вацлав. Я скажу что-нибудь не то, а потом опять буду битый час слушать, как вы с Миланом выясняете отношения. Лучше уж принять без выяснения, что вы большие друзья, братья по крови и свояки. Кстати, это сочетание заставляет мне раскрывать секреты Милана с большой осторожностью. Ссориться с фаворитами весьма опасно.

— На себя посмотри, — посоветовал ему Милан.

— А я что, советовал тебе со мной ссориться?

— Твоя правда, — согласился Милан. — Но знаешь, мне не нравится это слово — фаворит. Оно предполагает хищного временщика, ловко втершегося в доверие и греющего на этом лапы.

— И тебе не нравится, потому что все это можно отнести к тебе один к одному, — ехидно продолжил Стас и усмехнулся в ответ на гневный взгляд Милана. — Видишь ли, мудрейшие и достойнейшие поступки человека можно истолковать в превратном смысле. Думаю, ты знаешь это не хуже меня. Так что не обижайся — я то знаю, кто есть кто на самом деле. Но мы опять отвлеклись.

— Да, отвлеклись, — поддержал я. — Янош, а что если и тебе пока что отвлечься, развлечься и подумать? Я на днях еду в Китай, могу тебя с собой взять. Покатаешься, поразмыслишь. На мой взгляд, юридический факультет тебе вполне подойдет. Более того, он неплохо сочетается с твоей работой у меня. Но с этой же работой хорошо сочетается и экономическое образование. А на счет денег, можешь не волноваться. Обещаю не назначать тебя ни министром финансов, ни главой Центробанка.

— Ой, Яромир, я как раз хотел попросить вас об этом. Мне ужасно хочется поехать с вами!

— В таком случае, собирайся, мой мальчик. Через неделю мы с Милой хотели выехать.

— Джамиля, — проговорил Вацлав, — ты, надеюсь, вернешься? По-моему ты неплохо вписалась в верхневолынскую жизнь. Да и с Яромиром у тебя прекрасные отношения. Или ты не хочешь расстаться с верой в пророка?

— Да нет, Вацлав, пророк здесь не при чем. Просто я не знаю, чем мне здесь заниматься. Одно дело погулять несколько месяцев, пока я в отпуске, а другое — болтаться так изо дня в день. Я не привыкла к такой жизни, и она тяготит меня.

— Но Ларочка и Лерочка тоже ведь не здешние.

— Да, но они ученые. Они как занимались своей наукой в Московии, так и занимаются ей же, только в Верхней Волыни. А мне что делать? Бумажные кораблики водить по Псёлу?

— Ты могла бы найти себе какое-нибудь другое занятие, — предположил Вацлав.

— Вот над этим-то я и думаю. Знаешь, мне не хочется уезжать из Медвежки. Я слишком привязалась к Яромиру, мне будет больно покинуть его.

— И не надо, дорогая, — я сжал нежную ручку Джамили.

— Я подумаю еще во время плавания.

— Подумай, — одобрил я, — К этому делу тебе нужно отнестись со всей серьезностью и ответственностью. Может быть, ты захочешь получить какое-нибудь дополнительное образование?

Джамиля пожала плечами.

— Может быть. Об этом тоже нужно подумать.

— Можешь заниматься этим все время плавания. А по возвращении — поженимся. Мне ужасно хочется провести с тобой медовый месяц на Адриатическом море.

— Побойся бога, Ромочка! — возопил Вацлав, — Этак ты едешь на полгода погулять, а по возвращении планируешь сразу же уйти в отпуск.

— Беру пример с тебя, Вацлав. У тебя же получилось, вдруг и у меня получится!

Глава 2 Начало плавания

В ветреный, дождливый, мартовский день из королевского дворца в Медвежке выехал экипаж, запряженный шестеркой шестимерок. На заднем сидении, лицом по ходу движения, удобно устроились мы с Джамилей. Я хоть и поправился за последнее время, но много места по-прежнему не занимал. А вот Джамиля занимала. Так что вдвоем нам было довольно комфортно. Я всегда мог о нее погреться, она же, при желании, могла меня попросту проигнорировать, как что-то мелкое и несущественное. К слову сказать, таких желаний у нее обычно не возникало. Может быть, поэтому я так спокойно об этом и говорю. На переднем сидении, то есть спиной к лошадям и лицом к нам, сидели Янош и Всеволод. Шесть человек моей личной охраны ехали в другом экипаже. Всеволод, правда, порывался удвоить охрану, сказав, что раз число охраняемых объекты утроилось, то службу безопасности нужно хотя бы удвоить, но я категорически запретил, сообщив, что если бы я ехал один, то не позволил бы ему взять с собой больше трех человек. Правда, мне пришлось клятвенно пообещать, не лазать на марс и другие снасти. Матросом мне работать разрешили. Сказали, что физический труд идет мне на пользу. В отличие от умственного. Судите сами — работая головой, я засушил себя на этом свете, работая же руками, я наел себе здоровенную холку. Вот и говори потом какая работенка легче. Я так в дальнейших пояснениях не нуждаюсь. И если в следующей жизни меня спросят, кем я хочу пойти — королем или матросом, не раздумывая пойду в подметальщики. Идеальная альтернатива обеим профессиям! Не даром же, Янош так туда рвется.

Джамиля, одетая в обтягивающий брючный костюм из ангорки, замерзла, и я попросил остановиться, чтобы достать чего-нибудь тепленького. К слову сказать, Джамиля не только с энтузиазмом нашила себе гору туалетов по верхневолынской моде, но и ввела в моду свои александрийские костюмчики. И теперь на приемах дамы фигуряли в брючных костюмах из полупрозрачного шелка, и обвешивали себя украшениями, насколько это позволяли средства и фантазия. Честно говоря, такая дорогостоящая мода пришлась мне не по вкусу. Не у всех же мужья копят двадцать лет на будущую свадьбу, да и уровень оплаты у короля не самый низкий в стране. Так что я дал понять, что камни Джамили — подделка и финансировал разработку магического университета по созданию искусственных камней.

К новому году Милан привел ко мне молодого патлатого парня, который скромно улыбаясь, вручил мне подарок — полный дамский убор, в стиле рубинов моей Милочки, выполненный из шариков, светящихся золотистым цветом. Получилось необычайно красиво и очень пошло Джамиле. Так что на новогоднем приеме она появилась в снежно-белом платье, украшенная этим сверкающим убором. Увешанные драгоценными камнями дамы были сражены наповал. И уже на следующий день подобные уборы шарашили по всем ювелирным лавкам страны. Стоили они на порядок дешевле и выпускались всех цветов, до которых только смогли додуматься в магическом университете. Сейчас этот патлатый парень работает над устройством подобных же камней, ограненных под стразы…

Я заботливо закутал Джамилю в длинное, теплое, кашемировое пальто и мы поехали дальше. Да, к холодам Милочка была непривычна. В Египте холодов не бывает, и этой зимой Джамиля впервые в жизни увидела настоящий снег. На вид он ей понравился, но температуру окружающего воздуха она не одобрила. Поэтому я заказал ей целую гору костюмов из ангорки, кашемира и меха. Этим, кстати, она тоже открыла новую моду. До сих пор наши дамы считали модным не обращать внимания на холода и утеплялись весьма умеренно. Да, собственно говоря, у нас и холодов то нет. Я вот наслушался рассказов Вацлава, Милана и Яноша о зиме в Московии и в Трехречье и чуть не простудился.

Джамиля смотрела в окно, прощаясь с Медвежкой. Я обнял ее.

— Дорогая, обещай, что вернешься со мной. И мы поженимся и поедем на теплое Адриатическое море… Впрочем, к черту формальности. Севушка, распорядись завернуть в собор. Патриарх Мирослав быстренько обвенчает нас, и мы поедем. Так мне будет как-то спокойнее. Все ж таки буду солидный человек, при жене.

Джамиля устремила на меня восторженный взор.

— Ромочка, но Вацлав нас не поймет, если мы поженимся без него.

— А если мы не поженимся, нас не пойму я. А когда вернемся — справим пышную свадьбу. Такую, какую захочет Вацлав.

— А меня ты не спрашиваешь? — улыбнулась Джамиля.

— Тебя Мирослав спросит, Милочка. Так что у тебя есть… — я выглянул в окно, — минут пять — шесть, чтобы продумать меню свадебного завтрака.

Джамиля выглянула в окошко. На этот раз у нее был гораздо более веселый вид.

Мы подъехали к собору, я вышел, подал Джамиле руку. Всеволод, пока суд да дело, прошел внутрь, найти Мирослава. Янош торопливо огляделся, увидел продавщицу цветов, и побежал купить букет роз.

Через пару минут мы с Джамилей уже входили в собор. Джамиля — в костюме из палевой ангорки — обтягивающие брюки, чуть более просторный блузон, стянутый поясом, мягкие, высокие сапожки и сверху накинуто белое, кашемировое пальто. В руках большой букет белых роз. Я в полуспортивном теплом костюме. Навстречу нам уже шел патриарх.

— Здравствуйте, господин Яромир, госпожа Джамиля. Полковник Всеволод сказал, что вы решили обвенчаться? Я очень рад, очень. Жаль только, что вы не хотите устраивать праздник. Этот день ждала вся страна уже лет двадцать.

— Ничего, Мирослав, мы отпразднуем это событие, когда вернемся. Пойдемте же, а то Лучезар скажет, что из-за нас он пропустил отлив.

— А разве бывают отливы на Адриатике? — удивился патриарх.

— Насколько я знаю, нет. Но он найдет.

Мирослав прошел к алтарю, мы за ним, Янош шел за нами следом, Всеволод уже ждал нас у алтаря.

— Нет, все-таки у вас все не как у людей, — улыбаясь, проговорил он. — Нормальные люди женятся в окружении целой толпы народа, а наш король устроил себе тайное венчание.

— Ничего себе — тайное, — возмутился я. — Тайными венчаниями патриархи не промышляют. А зря. Прибыльный, должно быть, бизнес.

— Готовы, дети мои? — торжественно спросил патриарх.

— Почти, — торопливо возразил я. — Джамиля, как вы знаете, последователь пророка. Вы должны или выписать ей специальное разрешение, или же окрестить на скорую руку. Тебе ведь все равно, дорогая?

Джамиля с одобрительной улыбкой наблюдала за моей суетой.

— Я готова принять твою веру, Яромир. Все равно ты не потерпишь около себя второго мужа. Я уже не говорю про трех мужей.

Мирослав поперхнулся.

— В таком случае, следуйте за мной, госпожа Джамиля. Наша церковь не сторонница излишнего формализма, и вашего согласия принять ортодоксальное верхневолынское православное христианство более чем достаточно. Прошу вас повторять за мной, госпожа: «я, Джамиля, сознательно и добровольно принимаю на себя все обязательства, приличествующие доброй христианке. И я буду поступать с другими так, как я хотела бы, чтобы обращались со мной, не посягая при том на свободу воли моих сограждан».

Джамиля повторила, после чего Мирослав учтиво подал ей руку и проводил ко мне.

— Теперь, господа, видя ваше непритворное желание заключить законный брак, объявляю вас мужем и женой, прошу обменяться кольцами, буде таковые найдутся, и поцеловаться. Свидетельство о браке… Ага, вот и оно.

Я обнял теперь уже жену, и стал целовать.

— Так не честно, Яромир, ты же сказал, что патриарх меня спросит, согласна ли я! — улыбаясь, возразила Джамиля.

— Когда нужно говорить, и не говорят, теряют людей. Когда не нужно говорить и говорят, теряют слова. Мудрый не теряют людей и не теряет слов. По крайней мере, так говорят в Китае, Милочка.

Я достал из кармана фамильное золотое кольцо без камня, но очень вычурное, тонкой работы, и надел на палец жены.

— Ты и кольцо с собой взял? — удивилась Джамиля.

— Я надеялся тебе уговорить если не в Медвежке, то хотя бы на корабле. Там, конечно, пришлось бы обойтись без венчания, но капитан имеет право заключать брак. Благодарю вас, Мирослав, теперь я могу ехать со спокойной душой. Идем, Милочка. Да, Мирослав, передайте, пожалуйста, эту новость моему брату, и скажите, что он, таким образом, выгадает один мой отпуск, потому как эту нашу поездку можно приравнять к свадебному путешествию.

Я горячо пожал руку патриарху, он от души сжал мою руку, потом по-отечески поцеловал Джамилю в щечку — а кто бы удержался? — и благословил нас, пока мы шли к выходу.

— Поздравляю вас, Джамиля, Яромир, — восторженно выдохнул Янош. — Кстати, Яромир, вы решительнее, чем ваш брат. Он даже не решился сразу увести с собой невесту.

— Это потому, что я старший, и, к тому же, глава семьи.

— Просто у тебя такой характер, дорогой, — нежно улыбнулась Джамиля, — И знаешь, я этому очень рада. Теперь-то я точно вернусь с тобой в Медвежку, значит, мне можно будет не портить себе путешествие размышлениями на эту тему.

Я подсадил жену в карету и вздохнул.

— Хочу первую брачную ночь!

— Но еще же утро, — удивился Янош.

— Да, Я знаю. Но мне уже тридцать восемь лет, а я женился пять минут назад. Кстати, дорогая, а сколько лет тебе?

— Ну, вы даете! — восхитился Янош. — Вы что, ухитрились еще об этом не спросить?

— У женщин о возрасте спрашивать как-то не принято. А у жены можно. Иначе как я буду поздравлять ее с днем рождения?

— В апреле мне будет тридцать два, Ромочка.

— Какого числа?

— Тридцатого.

— Так, к этому времени мы уже успеем побывать в Афинах и Александрии. Что ты хочешь в подарок, дорогая?..

Мы остановились на ночь довольно ранним вечером в Жабляке. Я решил, что раз уж не получил своего свадебного завтрака, а пообедали мы на скорую руку припасами из корзинки, то имею право хотя бы на свадебный ужин. Тем более, что мне всегда нравилась местная гостиница. Она называлась «Горный приют». Хозяин, зная эту мою слабость, обычно держал для меня апартаменты «люкс» и пару комнат для охраны. На этот раз мою охрану пришлось в спешном порядке рассовывать по всей гостинице — кого куда. Рядом со мной поселились Янош и Всеволод. Может быть, это было и не правильно, но мне так больше нравилось.

Я заказал роскошный ужин в номер через пару часиков и повел Милочку прогуляться по городу. Не знаю, что чувствуют другие молодожены, но я был счастлив и горд и хотел похвастаться своей удачей перед целым светом. Или хотя бы перед страной. Джамиля нежно улыбалась и так же, как и я, выглядела счастливой и спокойной. Все ж таки нельзя долго раздумывать над вопросом устройства семейной жизни. Моя Милочка чуть не потеряла свой прелестный румянец, от такой вот напряженной умственной деятельности. А я почти что, потерял сон, заранее страдая при мысли, что Джамиля все ж таки не решится пойти за меня.

Когда мы вернулись в гостиницу, ожидающая нас компания значительно увеличилась. Впрочем, это я как раз ожидал. Кроме Яноша и Всеволода, которых я безжалостно оставил на хозяйстве, нас радостно приветствовали Вацлав, Милан и их жены. Мирослав, естественно, проводив нас, сразу же поспешил во Дворец Приемов, Вацлав послал за Миланом, Ларочкой и Лерочкой, и они немедленно прискакали в Жабляк. Вацлав прекрасно знал о моем пристрастии к этому городку.

Вацлав радостно обнял меня, потом сжал в объятиях Джамилю, потом снова меня.

— Мог бы, и пригласить на свадьбу, — мягко упрекнул меня брат.

— Не успел, — улыбнулся я.

Милан, улыбаясь, расцеловал Джамилю, потом тоже переключился на меня.

— Поздравляю, Яромир. Ты правильно сделал. А то мне уже надоело слушать бесконечные разговоры на тему останется Милочка в Верхней Волыни или же устроится на работу лоцманом в Дубровнике. А так как она стала королевой, то ей хочешь, не хочешь, придется подыскивать себе работенку по вкусу в Медвежке.

Джамиля широко распахнула свои глаза-блюдца.

— Королевой? — но этот вопрос ее взволновал не очень сильно. — А разве в Дубровнике нужны лоцманы?

— Нет, — улыбнулся Милан. — Но если бы ты ввела такую моду, думаю, она бы вполне могла прижиться.

Джамиля разочарованно вздохнула, а Милан озабоченно оглядел ее и продолжил.

— Кстати, Милочка, помнится, ты когда-то говорила, что женщины более привержены церемониалу, чем мужчины. Так мне что, теперь говорить тебе «ваше величество»?

Джамиля весело расхохоталась.

— Мне больше нравится, когда ты говоришь мне Милочка, Милан. Хотя я не возражаю и против своего родного имени.

— Интересно, почему до сих пор не несут ужин? — вспомнил я. — Это не очень-то похоже на нашего хозяина.

— Ужин не несут, потому, что ужинаем мы сегодня внизу. Стас обещал проследить, чтобы все было там на высшем уровне. Надеюсь, ты не предполагал, что мы можем не сообщить о таком событии Стасу? Он уже полдня мечтает кричать на твоей свадьбе «горько».

— И это в переполненном зале широко известного ресторана, — вздохнул я.

— Я думал, ты о нас лучшего мнения, — обиделся Вацлав. — Я абонировал ресторан на сегодняшний вечер. В конце концов, я тоже хочу кричать «горько» на твоей свадьбе, Ромочка, а в присутствии посторонних людей это как-то не прилично. Особенно, если учесть твое обыкновение доводить начатые дела до конца, а поцелуи, насколько я понимаю, только прелюдия к чему-то более существенному.

Я рассмеялся и хлопнул брата по плечу.

— Все это прекрасно, Вацлав, но тебе совершенно не обязательно вводить в краску мою жену…

На другой день все мы разъехались в разные стороны. Вацлав, Милан, и Стас вернулись к своим многочисленным обязанностям — Милан подрядил Стаса к себе в помощники. Он хотел иметь рядом с собой человека, у которого мог бы проконсультироваться, буде возникнет такая необходимость. Стас согласился, сказав, что это ему достойное наказание за недостойные мысли. Что были, де, времена, когда он, Стас, причислял Милана к сильным мира сего, и по этому поводу не желал иметь с ним ничего общего. А сейчас, когда Милан и в самом деле стал относиться к этой категории граждан, ему приходится не только иметь с ним дело — это, де, он, Стас, со всем удовольствием, но и помогать ему, а значит и самому войти в вышеозначенный кружок по интересам. Причем выразил он все это примерно такой же фразочкой. Милан с видимым удовольствием выслушал его, завистливо вздохнул и сообщил, что ему подобные обороты никогда не удавались. После чего преспокойно вывалил на Стаса целый ворох разнообразных дел.

Ларочка и Лерочка же вернулись к своим научным изысканиям, которыми они занимались вот уже, наверное, пару месяцев, в медвенковском университете. Милан выделил им лаборатории, инструменты и даже снабдил помощниками. По его словам, помогать тому, кому делать нечего, занятие на редкость тонкое и высокоинтеллектуальное. Примером может служить его собственная работа у князя Венцеслава. Когда князь еще не был князем, а был просто преуспевающим магом. Причем тот факт, что Вацлав был князем с восемнадцати лет, а преуспевающим магом еще побывать не успел, за недостатком времени, не смущал Милана ни в малейшей степени.

Мы же с Милочкой, Яношем и Всеволодом с утра пораньше выехали в Дубровник. Нам обязательно нужно было попасть на корабль до ночи. Иначе не только Лучезар мне плешь на голове проест — а в моем положении молодожена это невместно, но и Милорад всю шкуру спустит. Причем, как в переносном смысле, так и в прямом. У меня уже и в прошлый раз мозоли на руках появились, хотя не могу сказать, чтобы я так уж сильно перетрудился.

Мы приехали в Дубровник в двенадцатом часу ночи и сразу же поднялись на корабль, на случай, если Лучезар планирует отплыть с первыми лучами солнца, или же даже не дожидаясь таковых. Было темно, тихо и пусто. Нас никто не ждал, и мы незаметно — насколько это возможно для десятерых человек, которые ни от кого не скрываются, прошли в кают-компанию. Там мы застали Лучезара сразу с двумя помощниками.

— Здравствуйте, господин Яромир, госпожа Джамиля, господа! — радостно воскликнул капитан, вставая нам на встречу. — А мы уже думали, что вы сегодня не приедете и гадали, не случилось ли чего.

— Случилось, Зарушка, — радостно отозвался я, пожимая капитану руку. — Можешь меня поздравить, по дороге в Дубровник мы с Джамилей заехали в храм и обвенчались. Вот и припозднились чуток.

Лучезар застыл на месте от удивления. Потом покачал головой и разулыбался.

— Поздравляю вас, господин Яромир. Госпожа Джамиля, можно поцеловать вашу ручку?

Милочка, улыбаясь, подала ему руку.

— Если можно, обращайтесь ко мне без этих церемоний, Лучезар. Ужасно скучно, когда именуют госпожой без необходимости. Ведь мы можем отбросить формальности, Ромочка?

Я улыбнулся.

— Если хочешь, дорогая. Как правило, друзья не соблюдают формальности при общении. Посмотри на Яноша.

Джамиля посмотрела на Яноша, тот ответил ей честным, недоуменным взглядом. По-моему молодой человек благополучно забыл, что я король и потому самый большой начальник. Ко мне он обращался без излишних церемоний с первой же встречи. А вот Всеволода именует то господином, то полковником, то господином полковником.

Потом нас по очереди поздравили первый помощник Ратибор и боцман Милорад. Причем, во взгляде Милорада я явственно ощутил что-то отеческое. Словно мою недавнюю женитьбу он относит на счет прописанных им мне физических упражнений. Я улыбнулся и подмигнул боцману.

— Примешь на этот рейс меня в свою команду, Радушка?

Милорад заулыбался.

— Если хотите, господин Яромир. Но раз уж вы опять в моей команде, то позвольте спросить, вы уже ужинали?

— Перекусили по дороге, но ужином это не назовешь.

— В таком случае, я мигом. Правда, боюсь, еда немножко перестояла, мы ждали вас часам к восьми…

С этими словами боцман пулей вылетел из кают-компании.

— Джамиля, на этот раз ты сразу расположишься вместе со мной?

— Конечно, Ромочка. А разве медовый месяц можно проводить в разных каютах?

— По-моему нет, но вдруг ты бы захотела бы получить в свое распоряжение комнату, где бы минут пять в день могла бы ощущать себя единоличной хозяйкой.

— А почему пять минут?

— Дольше бы я не выдержал, — улыбнулся я и поцеловал ее.

Лучезар и Ратибор, завидев такие дела, принялись заставлять стол бутылками, бокалами и фруктами. Всеволод погнал своих ребят обживать помещения, а мы с Милочкой пошли устраивать Яноша.

Через полчаса все мы уже сидели за столом в кают-компании за ужином. Наши морячки разошлись, поднимали бокалы не реже, чем раз в пять минут и непременно кричали «горько». Насколько я понял, остальная команда гудела прямо на палубе. По крайней мере, оттуда пару раз присылали гонцов со сложнопроизносимыми (после второй бутылки) тостами за здоровье молодых. Примерно через час вся эта история меня слегка утомила, и я капризным голосом заявил, что хочу получить свою вторую брачную ночь. Морячки расхохотались и торжественно проводили нас с Джамилей до дверей каюты.

Глава 3 Семейные дела

Первые дни плавания не были отмечены ничем особенно примечательным. Я снова работал с матросами на палубе и чувствовал, что сейчас это дается мне проще, чем в наш предыдущий рейс. Я окреп и поздоровел. И вообще, по выражению Вацлава, наел здоровенную холку. Правда, Милан, услышав это выражение, смерил меня скептическим взглядом и сообщил, что шея у меня, как у быка… хвост. Но я не гордый — мне и этого достаточно. Ведь сравнил то он мою шею с бычьим хвостом, а не крысиным!

Янош обычно присоединялся ко мне. Морские прогулки несколько однообразны, а какой мальчишка не хочет поиграть в матроса? Янош, конечно, не мальчишка, но все ж таки он очень молод. Я старше его лет на пятнадцать, а и то удержаться не смог.

Через пару дней мы попали на очередную пирушку по поводу нашей с Джамилей свадьбы. Пограничники на границе с Элладой уже были в курсе, и нас ждал накрытый стол в подводном этаже и стеклянная спальня для проведения очередной брачной ночи. Всеслав и Стоян передали мне приветы и поздравления от стражей границы — Венедима и Родована. Венедим даже просил передать, что б я не стеснялся обращаться к нему, буде какая нужда возникнет. Я, конечно, попросил передать мою благодарность.

Вообще, у меня сложилась какая-то странная дружба с Венедимом. Виделись мы только однажды, правда, тогда мы вдоволь наговорились. Я все порывался угостить его обедом, а он объяснял, что с тех пор, как он стал стражем, для него трехмерная пища все равно как желудочный паразит. На мои расспросы, при чем здесь паразит, вразумительного ответа он мне не дал, но чтобы успокоить мою чуткую совесть, он попросил меня приказать подать обед одному мне, а пока, де, мои служащие будут накрывать на стол, он сбегает за пикниковой корзинкой.

Жаль, что никто не мог наблюдать за этим обедом со стороны. Я надел измевизор, чтобы иметь возможность общаться со своим собеседником, зато обедать мне пришлось на ощупь. Венедим время от времени рекомендовал мне протянуть правую, или же левую руку вон туда, нет, еще чуточку тудее, и взять с блюда то или другое кушанье, или же подлить вина в бокал, я с интересом подчинялся и даже ухитрился что-то съесть. Венедим от души забавлялся этой процедурой, но главное, по-моему, он просто истосковался по человеческому обществу. Нет, стражи они тоже люди, вот только они слишком далеки от обыденных дел. Венедиму доставляло громадное удовольствие расспрашивать меня, и, пожалуй, не меньшее — отвечать на мои вопросы. Тем более, что объяснить трехмерному человеку сущность жизни в восьмом измерении невозможно…

Так же, без приключений, мы доплыли до Александрии. Там Джамиля распорядилась поднять сигнал, что корабль, дескать, идет со своим лоцманом, и мы вошли в гавань.

Не успели мы причалить к берегу, как Джамиля, подхватив сумку с подарками, устремилась в город. Я с трудом догнал ее на пристани, отобрал сумку, отдал Яношу, предложил жене опереться на мою руку, и мы пошли уже более спокойным образом.

— Дорогая, как ты думаешь, если мы с тобой придем к Лайле на десять минут позже, что-нибудь изменится?

— Нет, Ромочка, прости. Просто знаешь, там, в Медвежке, я почти не вспоминала о Лайле и Галие. А уж про маленького Ахмета вообще думать забыла. А сейчас думаю, что Галия и Аттаф намучались с нашей меньшенькой. Лайла — красавица, оттого и капризна.

Я обнял жену.

— Дорогая, я видел и Лайлу, и Галию, они прелестны, но красавица в вашей семье только одна, и ее зовут Джамиля.

— Ты просто пристрастен ко мне, любимый.

Джамиля вдруг радостно рассмеялась.

— Знаешь, я только сейчас до конца осознала, что я — твоя жена.

Аттаф, как и многие другие люди его профессии, жил неподалеку от Александрийского маяка. Еще в свой прошлый приезд в Александрию, я заинтересовался, что делает Аттаф, который работает лоцманом на Красном море, в Александрийской бухте. Но, как оказалось, все было очень просто и естественно. Большинство капитанов предпочитали нанимать лоцманов на весь рейс именно в Александрийском порту. Обычно же, лоцманы Красного моря не водят корабли по Нилу, и в Александрийском порту, на борт корабля поднимаются два лоцмана — один проводит корабль по Нилу вплоть до Исмаилии, другой же подхватывает инициативу в Исмаилии и проводит корабль по Суэцкому каналу и по всему Красному морю — мимо Египта, Судана и Эритреи, потом через Баб-эль-Мандебский пролив, и оставляет корабль либо в Адене, либо в Джибути, то есть уже в Аденском заливе. Нужно сказать, что рейсы эти весьма выгодны для лоцманов Красного моря, и некоторые, те, что предпочитают жить в Мисре или же Исмаилии, держат в Александрии речных лоцманов из процента. То есть, речные лоцманы играют попутно роль менеджеров для морских, и имеют не только свой гонорар за провод корабля по Нилу, но и процент с гонорара морского лоцмана. Это хоть и довольно распространенное явление в Александрии, но далеко не система. Ведь чтобы сделать подобные сделки выгодными для Нильских лоцманов, нужно не скупиться на проценты. А вот зять Джамили хоть и заговаривал порой о таком партнерстве, предлагал ей такой смехотворный процент, что она даже слушать об этом не желала. Аттаф, конечно, объяснял такой низменный процент их общей преданностью Галии, но Джамиля очень быстро и очень доходчиво — Милочка это умеет — объяснила ему, что у нее тоже семья есть, и работать на его семью она не намерена.

Кстати, это прискорбное обстоятельство отвратило меня от намерения нанять Аттафа на весь рейс. Никогда не любил мелочных людей и всегда относился подозрительно к тем, кто хочет разжиться мехом с курицы. А так как с торговым домом Мустафы я договорился о подборе лоцмана еще раньше — Харис обещал, что лоцман будет ждать меня в Исмаилии — честно говоря, мне плевать на условности, и я всем с гордостью представлял Джамилю, как Нильского лоцмана, то даже моя Милочка, преданная интересам если не Аттафа, то Галии, не могла ждать, что я нарушу слово и найму кого-нибудь другого. Впрочем, я никогда не скрывал мое отношение к Аттафу, и мнение Милочки полностью совпадало с моим.

Итак, через несколько минут, мы уже стучались в квартиру Аттафа, расположенную на одиннадцатом этаже двенадцатиэтажного дома в лучшей части портового района. В выборе месторасположения квартиры сказалась забота Аттафа о престиже, стремление же к экономии отразилось в выборе этажа. В Александрии самые дорогие квартиры находятся в этажах со второго по четвертый. С пятого по седьмой квартиры дешевле, с восьмого по десятый еще дешевле, одиннадцатый еще более и самый дешевый — двенадцатый этаж. Но так как редкие в Александрии дожди каждый раз непременно заливают крышу вместе с верхним этажом, то на двенадцатом этаже селятся уж совсем бедные люди, у которых просто нет имущества, которое могла бы попортить вода.

Дверь открыла Галия. В прошлый раз я был так поглощен моей Милочкой, что даже позабыл описать ее сестру. Впрочем, внешность Галии и не заслуживала особо подробных описаний. Нет, у нее было приятное лицо, но она была сухощава, а я уже достаточно насмотрелся на мощи в зеркало, чтобы получать удовольствие от созерцания их рядом с собой.

Сестры обнялись, Галия предложила нам всем войти, мы прошли и застали в обширной столовой целое сборище. Там сидел важный араб, облаченный в белоснежную одежду и жилетку неописуемой пестроты, поглаживая длинную бороду с проседью, и отпускал неуклюжие комплименты Лайле. У девушки на лице было написано: «заткнись, старый козел» ьб, но она молчала и слушала. Аттаф наблюдал за всей этой сценой с чувством глубокого удовлетворения. Впрочем, при виде Джамили, удовлетворение на его лице сменилось беспокойством.

— Что все это значит, Аттаф? — металлическим тоном вопросила Джамиля.

Лайла вдруг с радостным криком бросилась на шею сестре и разрыдалась.

— Что случилось? — еще более обеспокоилась Джамиля.

— Господин Хишам хочет видеть Лайлу своей четвертой женой, — пояснил Аттаф и добавил. — Господин Хишам, госпожа Джамиля — опекун Лайлы.

Хишам поднялся, оглаживая внушительный животик, я взглянул на Лайлу и спросил:

— Дитя мое, тебе не хочется идти четвертой женой к этому важному господину?

— Нет, нет, господин Яромир.

Аттаф нахмурился.

— Не понимаю, господин Яромир, по какому праву вы вмешиваетесь в семейные дела Джамили. То, что она решила позабавиться с вами, еще не дает вам права лезть, куда вас не просят. Кроме того, я бы понял, будь вы там богаты, или же знатны, а так, какой-то купчишка с другой стороны света, лезет, куда его не просят…

При этом у Аттафа был такой решительный вид, словно он хочет вышвырнуть меня прямиком с одиннадцатого этажа и на мостовую.

Что ж, вышвырнуть меня не штука. Во мне до сих пор весу неполных шестьдесят килограмм при росте метр семьдесят пять — в общем, этакая глиста в скафандре. Но ни Всеволод, ни парочка его ребят, ни даже Янош, который в этих делах не слишком-то смыслит, допускать что-либо подобное были не намерены.

Я бережно погладил Лайлу, потом предложил:

— Девочка, давай-ка беги, собери вещи, и пойдем. А по дороге ты мне расскажешь за кого ты хочешь выйти замуж.

Лайла кивнула, еще раз поцеловала сестру и побежала собираться. Аттаф недовольно придвинулся было ко мне, но вид пары телохранителей, вместо худосочного меня, слегка остудил его пыл и он только проворчал:

— Мы уже сговорились с господином Хишамом о свадьбе. Осталось только день назначить.

— Я думаю, это ты возьмешь на себя, дорогая, — предложил я жене. — Как ты смотришь на первый понедельник четвертого месяца ровно через сто двадцать пять лет? Думаю, к тому времени наша Лайла вполне может успеть овдоветь по первой ходке…

Джамиля рассмеялась и согласно кивнула. Хишам пожал плечами и ретировался. Наша компания тоже покинула помещение не позже, чем через полчаса. Тем более, что Галия и Джамиля побежали помочь Лайле собрать вещи, а мои телохранители согласились их нести. Правда, доверять переноску хрупких вещей телохранителям лично я бы не решился. При первых же признаках опасности они имеют обыкновение или же бросать то, что несут в руках, куда подальше, или же использовать это в качестве подручного средства.

По дороге Лайла со смехом и слезами рассказывала, что она влюбилась в одного парня, но так как его папочка разорился, то Аттаф отказался выдать ее за него замуж, вместо чего предложил ей стать четвертой женой Хишама, которого мы видели несколько минут назад. Основное достоинство последнего, как я понял, заключалось в том, что Хишам не только не претендовал на деньги, которые я оставил еще в прошлый раз на приданное девушке, но и обещал и сам выделить на свадебные торжества крупную сумму в пользу Аттафа. В сущности, я оставил для Лайлы не такие уж большие деньги, но подобное стерпеть я не мог.

— Севушка, будь добр, отряди людей и наведи порядок. Кстати, ты ведь послал человека в торговый дом Мустафа?

— Да, Яромир. Сейчас мы вернемся на корабль, и, думаю, получим ответ. Кстати, раз уж вам вздумалось повздорить с местными жителями, я бы вообще рекомендовал вам жить на корабле.

— Там видно будет, — неопределенно отозвался я. — Нам еще надо познакомиться с возлюбленным Лайлы. Кстати, сестричка, как его зовут?

Но Лайла не одобрила моего легкомысленного тона. Она, как и всякий идущий следом, была привержена соблюдению обычаев и традиций и не могла позволить подобную фамильярность какому-то неверному.

— Милочка, ты еще не сказала сестре, что мы поженились, — напомнил я.

— О, так вы и правда мой брат, — обрадовалась Лайла, обхватила меня за руку — она шла между нами с Джамилей, полностью повиснув на моей жене, и принялась рассказывать.

Молодого человека звали Джабир. Он был последователем пророка и учился в финансовой академии — тут я невольно бросил взгляд на Яноша. Отец Джабира Марван был купцом и владел двумя кораблями. Фирма богатела со дня на день, и Марван уже подумывал о покупке третьего корабля, когда один из кораблей налетел на риф, а другой — попал в шторм на Средиземном море. Там, правда, шторма редки, но для тех, кто попал в шторм, этот факт служит небольшим утешением и вряд ли составляет предмет особой гордости. В общем, Марван остался ни с чем. Он мог бы на остатки средств открыть вновь перекупочный пункт, или сдавать в аренду склады, но люди не любят неудачников, и Марван остался не у дел. Думается, его попросту вышибли из дела — кому нужен лишний конкурент. Я поинтересовался, чем торговал Марван — оказалось, что он возил в Элладу индийский чай, а оттуда — оливковое масло. Я подумал, что с моей стороны поддержать чайного торговца — весьма эгоистическое начинание, и что почему бы бедному королю, вынужденному пробавляться цивильным листом, не заняться честным бизнесом, и выразил желание познакомиться как с Марваном, так и с Джабиром.

Лайла воодушевилась и выразила желание сбегать за своим Джабиром прямо сейчас. Я вздохнул, и послал с девушкой одного из своих телохранителей.

Девушка убежала, а я обнял жену.

— Видишь, дорогая, мы с тобой просчитались, оставляя Лайлу на твоего зятя. Я чувствую себя очень виноватым перед тобой.

— Ты не мог знать, что Аттаф решит погреть на этом руки, — возразила Джамиля. — И я тоже. Знаешь, даже хорошо, что мы с тобой обо всем теперь знаем. Ведь успели то мы вовремя!

Через час на корабле я имел счастье принимать плотного, невысокого, седеющего Марвана, одетого в практичный песочного цвета костюм, и его сына — высокого, тонкого молодого человека, с кудрявыми волосами и открытым лицом. Точнее было бы сказать, не я, а мы, но я пока не привык к тому, что женат. А еще вернее было бы сказать, что приемом ведала Джамиля. В отличие от меня, она понимала в местном бизнесе, и расспрашивала Марвана с полным знанием дела. Мне бы и в голову не пришло поинтересоваться, где это корабль Марвана раздобыл риф, чтобы на него наехать.

Впрочем, история Марвана выдержала даже ее пристрастный допрос. Джамиля приняла более умиротворенный вид, а Марван — раздосадованный. Он не мог понять, к чему Джамиля затеяла весь этот разговор. Марван прекрасно знал, что после такого печального конца его карьеры Джабир стал неподходящим женихом для идущей следом. Он мог бы надеяться отдать его последовательнице пророка третьим мужем, но мальчишка не собирался менять свои убеждения.

Еще через полчаса мне стало ясно, что разговор окончательно зашел в тупик. И еще я понял, что цена этого вопроса — все те же деньги, о которых во все времена поэты отзывались с презрением, не стесняясь, при этом, продавать свой талант за ту сумму, которую только могли заполучить. Честно говоря, я никогда не разделял подобных поэтических устремлений и ни разу в жизни никого не просил поработать за вдохновение. Я предпочитал платить зарплату. Правда, на чаевые я не так щедр, как мой брат. Может быть потому, что меня лучше, чем его, знают в лицо — мой портрет красуется на каждой купюре, отпечатанной со времени моей коронации, так что мало кто хочет расписываться в своей коррумпированности прямо таки перед законным королем.

В общем, я решил перехватить инициативу.

— Господин Марван, мой торговый дом находится в Дубровнике — это в Верхней Волыни, и я бы хотел иметь здесь постоянное представительство. Меня бы устроило, если бы вы взяли эту роль на себя и Джабира.

Марван растерялся.

— Зачем вам это, господин Яромир?

— Мне подходят ваши налаженные связи на лоцманском причале. Госпожа Джамиля будет жить со мной, в Верхней Волыни, так что ее знакомствами мне, к сожалению, воспользоваться не удастся. К тому же, у нашей Лайлы и у вашего Джабира наличествует взаимный интерес. А я бы хотел устроить девочку перед нашим с Джамилей отъездом. А через несколько месяцев мы снова навестим вас и посмотрим что и как.

Марван подумал, потом степенно кивнул.

— Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я возил в Дубровник чай?

— Чай, кофе и пряности.

Марван снова подумал, потом покачал головой.

— Для этого нужны корабли, господин Яромир, мои же корабли утонули. Можно сказать, меня преследует какой-то рок. Потерять в один год два корабля!

— Бывает, — пожал плечами Лучезар, — Корабли тонут, и это, к сожалению, не такая уж редкость. Конечно, вам очень не повезло, но здесь нет ничего такого уж сверхъестественного.

Я подумал.

— Вот что, господа. Я согласен купить для начала два корабля на имя моей сестренки Лайлы.

— Но владеть подобным имуществом может только последователь пророка, — воскликнул Марван, — А Лайла — идущая следом. Она тихая, скромная девушка и ей ни к чему ваши выверты.

— Ничего, — спокойно возразил я. — Лайла вполне может принять веру.

— Но ведь Джабир — последователь пророка, — воскликнул Марван.

— Разве не могут соединить свои судьбы два равноправных человека? — удивился я, — Ну вот как мы с Джамилей.

— Вообще-то могут, но в таком случае, им обоим нужно будет ограничиться только одним супругом.

— Перебьются! — решил я.

Марван бросил удивленный взгляд на Джамилю, та же взирала на меня с восхищением. Такое выражение на ее лице всегда вызывало у меня законную гордость, хотя оно было не таким уж и редким. Я ей, и правда, понравился с первого взгляда. Еще тогда, когда она считала меня не матросом, на него я никогда не был похож, а младшим офицером на корабле.

Я посмотрел на молодых людей.

— Так, дети мои, я предлагаю вам сутки на размышление. Правда, тебе, Лайла, придется оставаться на корабле. Так мне легче будет за тобой присматривать… Джабир, приглашаю тебя быть моим гостем. А вас, господин Марван, не смею далее отрывать от дел. Кстати, я бы хотел закончить наш разговор завтра…

Вечером мы всей компанией пошли на ужин к нашим знакомым в торговый дом Мустафа. На этот раз Джамиля сказала, что имея такого мужа, как я, любая женщина будет чувствовать законную гордость, и хотела одеться поскромнее. Я же не согласился. То есть мне было приятны ее слова, но как я мог устоять перед искушением принарядить свою жену? Так что Милочка надела костюм цвета чайной розы. С рубиновым гарнитуром он смотрелся просто божественно.

На этот раз нас принимали все четыре брата. А так как меня здесь признали за полноправного торгового партнера — мой поставщик в Дубровнике Вышеслав писал мне, что в Верхней Волыни уже успел побывать и корабль Ахмата, и некоторые другие корабли торгового дома Мустафа, то в приеме такого дорого гостя участвовали все чада и домочадцы — все шестнадцать жен четырех братьев, двое сыновей старшего брата — прошлый раз я видел только одного, дочь второго брата, еще одна дочь третьего, и целый ворох детей, которых мне не представили, так как или они были слишком малы для официоза, или же избрали себе путь идущих следом. Кроме того, присутствовали три вдовы самого Мустафы. Младшая жена Мустафы умерла еще при его жизни.

Памятуя основные интересы торгового дома в Верхней Волыни, я, точнее не я, а мои телохранители, притащил в подарок четыре ящика напитков — по одному на каждого непьющего брата. Братья же припасли для меня в подарок серьги и пару колечек для Милочки с великолепными розовыми жемчужинами, при этом, Хаким лукаво улыбнулся и сообщил, что хоть подарить полный убор им не по карману, но он может сделать мне существенную скидку при покупке. Я автоматически достал кредитную карточку, Хаким выскочил из комнаты и тут же вернулся с ожерельем и прочими уборами. Джамиля, хоть у нее и загорелись глаза при виде этого великолепия, зашептала мне, что она прекрасно перебьется верхневолынскими светящимися шариками. Я воодушевился.

Я подозвал одного из телохранителей и велел сбегать на корабль за светящимися шариками Джамили. Она взяла с собой убор, искрящийся глубоким, синим цветом. Через несколько минут мне доставили убор и я, с разрешения жены, передал его Хакиму. Тот пришел в дикий восторг. Ничего подобного он пока что еще в жизни не видел и согласился платить за подобные побрякушки вдвое больше, чем наши академики запрашивали в ювелирных лавках. А этот конкретный убор он с громадным удовольствием взял в обмен на жемчуг и мое письмо к Вышеславу, в котором я просил расширить торговлю на этот конкретный товар. Наверное, об этом мне нужно было подумать раньше — ведь если это понравилось женщинам в Верхней Волыни, логично было предположить, что такой товар найдет спрос везде, но что значит что, нет у меня торговой жилки — не подумал и все тут! Но ничего, Вышеслав наверстает, а прибыль все равно уйдет в казну.

Через день мы справили свадьбу Лайлы и Джабиля. Я пригласил на праздник всех домочадцев Мустафы, кому было положено по рангу посещать такие мероприятия, и мы неплохо посидели в доме, который мне же пришлось накануне купить для молодоженов. На деньги, которые моим ребятам вернул Аттаф. После этого, я сообщил, что могу ехать дальше со спокойной душой. Милочка от души согласилась и на следующий же после свадьбы день, мы покинули Александрию.

Глава 4 Магия чисел

На знаменитые египетские пирамиды я насмотрелся еще в прошлый раз, но проплывать мимо и не показать пирамиды Яношу я не мог. Поэтому мы сделали остановку в Мисре.

Молодой человек был поражен увиденным, пожалуй, еще в большей степени, чем я. По крайней мере, когда наш гид рассказывал нам о том, как их строили во времена фараонов четвертой династии единовременно по сто тысяч рабов, наш Янош имел совсем уж бледный вид. Как он признался мне на ухо, он просто представил себя на такой блатной работенке, и в очередной раз порадовался, что на его пути встретился Вацлав.

После же, когда наш экскурсовод принялся рассказывать про мистический смысл пирамиды, молодой человек неожиданно заинтересовался.

— Квадратное основание Пирамиды…, — слово «пирамида» наш гид произносил с большой буквы. Раньше я не знал, что это можно различить на слух, теперь же убедился в этом на практике, — … есть постоянное напоминание о том, что Дом Мудрости был твердо основан на непоколебимых законах Природы. На квадрате, углами которого являются Молчание, Глубина, Разум, Истина. Стороны Великой Пирамиды глядят на четыре главных стороны света…, — эка невидаль! Мало таких зданий, что ли? Или же ученые считают, что в старые времена люди не подозревали, с какой стороны восходит солнце? — … что означает противоположности тепла и холода, света и тьмы, — интересно, а что означает такая же ориентация в королевском дворце в Медвежке? — … Далее, — втолковывал гид, — основание Пирамиды представляет четыре материальных элемента, или субстанции, из комбинации которых создано четырехмерное тело человека…, — Интересно, где они видели четырехмерных людей? Четырехмерных лошадей и осликов я видел, а людей — только трехмерных и трехмерных с восьмимерной поправкой. Вроде бы они не совсем восьмимерные, в измерениях с четвертого по восьмое они выглядят еще тоньше, чем я полгода назад, но все-таки как-то выглядят. Но четырехмерные? — … От каждой стороны квадрата поднимается треугольник, представляя трехмерное божественное существо, заключенное в четырехмерную материальную природу…, — Если бы в медвенковском магическом университете преподавали подобные дисциплины, я бы бросил университет, не проучившись даже семестра! — … Если каждая сторона основания рассматривается как квадрат…, — интересно, а почему не куб? — … из которого исходит трехмерная духовная сила…, — нет, из куба все-таки проще, — … тогда сумма четырех сторон гипотетических поверхностей — двенадцать, и четырех гипотетических квадратов — шестнадцать, составляет основание двадцать восемь, что представляет собой священное число низшего мира. Если это число сложить с тремя семерками, составляющими солнце — двадцать один, то получится сорок девять — квадрат числа семь, число Вселенной.

Я окончательно прибалдел от такой постановки вопроса. Нет, все ж таки, а почему они берут квадрат, а не куб? Тогда число гипотетических поверхностей возрастет в… да, в шесть раз, то есть их станет… черт побери, двенадцать на шесть… семьдесят два! — и число гипотетических квадратов возрастет тоже в шесть раз…

— Севушка, сколько будет шестнадцать умножить на шесть?

— Девяносто шесть, — удивленно отозвался Всеволод.

Значит, число гипотетических квадратов станет девяносто шесть. И если к девяносто шести прибавить семьдесят два…

— Что вы считаете, Яромир?

— Сколько будет девяносто шесть плюс семьдесят два?

— Сто шестьдесят восемь, — удивился Всеволод.

— А семь в кубе?

— Триста сорок три. Что вы хотите сосчитать?

— Теперь к тремстам сорока трем прибавь сто шестьдесят восемь.

— Пятьсот одиннадцать.

— Пятьсот одиннадцать? Отлично. А теперь, если сложить все цифры, составляющие это число, то мы получим семь, то есть число мистическое. А если мы это число возведем в квадрат, то получится сорок девять, то есть число вселенной.

— Чего? — растерянно переспросил Всеволод.

Я с удовольствием посвятил Севу в свои выкладки. Тот выслушал меня, встряхнул головой, помолчал и расхохотался.

— Я только не понял, зачем вам понадобилось все это подсчитывать.

— Понимаешь, Севушка, меня заинтересовало, почему они берут квадрат, а не куб. Ведь куб всяко удобнее. Да, а ты где-нибудь видел четырехмерного человека?

Всеволод отрицательно покачал головой и предложил подойти к сфинксу. Гид нам втолковывал значение сфинкса с точки зрения высокой науки и о глубоком символическом смысле его загадки (какое животное утром ходит на четырех ногах, днем — на двух, а вечером на трех?), решаемой с философски-мистической точки зрения, как я вдруг обратил внимание на выбоины на лице этого зверюги.

— Это сделали солдаты Наполеоновской армии, — объяснил экскурсовод. — Варвары и дикари, их бы так, пушечным ядром в морду!

— Жаль, что меня с ними не было, — вздохнул я. — Уж я бы не стал останавливаться на достигнутом. Мне кажется, что именно в этом выстреле был сокрыт глубокий мистический смысл. И число девять, дающую сумму цифр загадки сфинкса, означает число выстрелов прямой наводкой, необходимое для превращения вышеозначенного сфинкса в песок.

Гид обиженно уставился на меня, потом просиял.

— Знаете, а ведь в этой идее что-то есть.

— Безусловно. Нужно только чтобы заряд пушки также был выдержан в строго философско-мистическом плане, — серьезно сообщил я.

Наш гид пришел в полный восторг. Думается, если бы у меня были сейчас при себе подобные заряды, он бы собственноручно провел такое испытание. А что сфинкс превратится в песок, так за идею не жалко!

Я услышал приглушенный смешок и обернулся. Янош взирал на меня в полном восторге от провозглашенной мной идеи.

— Яромир, а вы изучали магию чисел? — поинтересовался он.

— Разумеется, Янчи, в курсе истории магии, — вполголоса объяснил я. — В университете есть курс математической магии, но магия чисел к этому не имеет ни малейшего отношения. По зрелому размышлению наши ученые не нашли магической сущности ни в числе «семь», ни в числе «девять», ни в одном другом из существующих в природе, включая знаменитое число зверя.

— А, помню. Шестьсот шестьдесят шесть, — улыбнулся Янош. — Когда мы были на карнавале в Сыцуве, местный гид поведал нам, о прямой связи этого числа с концом старого света и, соответственно, началом нового. Но мы ведь вам рассказывали…

— Да, действительно. А ты у нас уже бывалый путешественник, мой мальчик.

Янош широко улыбнулся.

— Я очень рад, что вы меня взяли с собой, Яромир.

Я пожал плечами.

Наш гид, воспользовавшись перерывом в нашем разговоре, продолжил повествование. Из его слов я понял, что пирамиду построили атлантические жрецы (интересно, имели ли они отношение к североатлантическому союзу, который я встречал в курсе истории Третьей Мировой войны?) шестьдесят девять тысяч лет назад. Причем сделали они это с помощью каких-то специальных подъемных кранов. Когда я попытался робко вставить, что всего какой-то час назад тот же гид рассказывал нам о рабах и пандусе, экскурсовод лишь величаво отмахнулся:

— То была история для непосвященных, господа, точнее, для неинициированных. На самом деле, пирамиды взяли свое начало от храма в Атлантиде. В те времена, когда Атлантическая цивилизация переживала период рассвета, правители ее рассылали во все стороны своих жрецов, чтобы они научили людей земледелию, скотоводству, грамоте, войнам и, конечно же, мистериям. Темные, невежественные люди окружающих Атлантиду стран, приняли атлантов за богов. Потом же, с гибелью Атлантиды, погибла величайшая цивилизация и боги так и не вернулись к тщетно ожидающим их несчастным людям. Причем, господа, та, первая цивилизация была более великой, чем вторая, разрушенная Третьей Мировой войной. Ведь та изучала Истину, а вторая всего лишь ее практическое приложение. И третья цивилизация Земли также не достаточно обращает внимание на постижение Истины, которая только одна может приблизить человека к Богу.

К этому моменту мы успели спуститься с пирамиды. Конец вдохновенной речи нашего экскурсовода услышал его конкурент.

— Ты опять со своими бреднями, Саид? Сколько ж можно людям голову морочить! Ведь еще до Третьей Мировой войны пирамидологи доказали, что пирамиды построены пришельцами из космоса, которые зашифровали в них не только все математические формулы, но и все тайны вселенной!

— Пришельцы из космоса? — заинтересовался Янош.

— Да, господин. Они оставили после себя много знаков, и величайший из них — пирамида. Когда человечество разгадает тайну пирамиды, оно сможет выйти в космос.

— Да оно же вроде уже выходило, — неуверенно возразил Янош.

— Я имею в виду Космос. Тогда люди смогут общаться на равных с представителями древних цивилизаций.

К нам подошел еще один гид. Кажется, ситуация начала выходить из под контроля.

— Я, господа, представитель древней коптской расы, и я утверждаю, что пирамиды — это усыпальницы фараонов четвертой династии, построенные по проекту Имхотепа.

— Ты можешь вести свой род хоть от Имхотепа, хоть от Осириса, но пирамиду построили атланты, — не выдержал наш гид.

Это уже становилось забавным.

— Полностью поддерживаю вас, уважаемый, — я решил поддержать нашего гида.

— А мне кажется, что все-таки это усыпальница, — возразил Всеволод.

Янош перевел взгляд с него на меня и обратно и хмыкнул.

— Мне кажется, господа, что двух мнений здесь быть не может. Поэтому я выскажу третье. Пирамиду построили пришельцы.

К нам начали подтягиваться другие свободные экскурсоводы. Слово за слово, тюрбаны оземь, да тут еще мы трое аргументировали каждый свою точку зрения. Подоспевшие экскурсоводы в конец оттерли от меня Милочку с ее телохранителем. Я огляделся и понял, что нам пора.

— Линяем, Севушка.

Всеволод кивнул, взял меня за руку и ловко протиснулся наружу. Следом за ним вышли и Янош с другим моим телохранителем, который, для разнообразия, присматривал за ребенком, который был такого же роста и сложения, как и он сам.

Я подхватил Джамилю под руку, и мы поспешили к нашему кораблю. Позади уже начиналась потасовка…

По дороге Всеволод был слишком занят непосредственным исполнением своих служебных обязанностей, чтобы поддерживать разговор, оказавшись же на «Переплуте», и дав команду Лучезару отчаливать пока не поздно, он повернулся ко мне и торжественно изрек.

— Яромир, с вами стыдно находиться в одной компании. То вы мостовую линейкой меряете, то стравливаете несчастных экскурсоводов. Вы им хотя бы заплатили?

— Разумеется, Севушка.

— И то ладно.

— Но я не понимаю, чем ты недоволен. Мостовую я, конечно, и, правда, мерил линейкой, но ты чем упрекать меня, лучше уж упрекни себя, что не носишь в кармане рулетку. А экскурсоводов я вовсе не стравливал. Я просто организовал философский митинг. Спроси у Милана, когда вернемся, он тебе подтвердит, что это его обычная форма. В смысле митинга.

Всеволод сдержал смех.

— А ты, Янош? Да разве это дело такому здоровенному парню нуждаться в няньке? Ты вот что, вместо того, чтобы драить палубу, лучше займись-ка изучением боевых искусств. Я с тобой позанимаюсь. А палубу и Яромир отдраит. Уж Милорад то за этим проследит!

— Ох и договоришься ты у меня, Севушка, — засмеялся я. — А твоя мысль на счет Яноша мне нравится. Ты им, и правда, займись. Янош заодно и определится, хочет ли он учиться на юридическом факультете, или нет.

Янош скептически оглядел Всеволода.

— Вы думаете, у меня получится, господин полковник?

— Получится, — злорадно пообещал Всеволод. — Я буду не я, ежели не получится!

Янош поежился и жалобно посмотрел на меня. Я привычным жестом обнял молодого человека за плечи.

— Ничего, мой мальчик, прорвемся!

Глава 5 Туманы Красного моря

На следующий вечер мы уже были в Исмаилии. Я вооружился письмом Хариса и мы всей компанией отправились разыскивать лоцмана. Джамиля немного знала Исмаилию, так что нужный нам дом мы нашли без труда. Лоцман Амир — невысокий, сухощавый и очень красивый араб — был предупрежден о нашем приходе заранее и ждал нас.

— О, прошу вас, господа. Господин Харис писал, что вы никогда еще не ходили через Красное море? В таком случае, не сочтите за дерзость мой вопрос. У вас есть теплая и непромокаемая одежда?

— Зачем? — удивился я.

— Туманы. Вообще, очень большая влажность. Я, господа, готов отчалить хоть сейчас, но все ж таки лучше потратить лишний день на сборы, чем потом снимать паруса, чтобы обогреть команду.

Я представил команду нашего «Переплута» завернутую в самый большой парус, типа того, в котором я имел обыкновение купаться, и улыбнулся.

— Господин Харис просил меня позаботиться о вас, господа. Если позволите, я сам бы хотел проверить ваше снаряжение.

— Пожалуйста, — согласился я.

— Сейчас вас устроит?

— Безусловно.

— В таком случае идемте, господа. И прошу вас, не считать это за назойливость, неумеренное любопытство, или же, что еще ужаснее, личный досмотр. Просто господин Харис уполномочил меня отвечать за успех вашей экспедиции.

Мы привели Амира на корабль, и я послушно вывалил на кровать всю одежду свою и Милочки. Амир порылся и составом теплых вещей остался доволен. В самом деле, наши костюмы из ангорки были очень даже ничего. А вот насчет непромокаемого — честно говоря, я никогда не заботился о такой статье своего туалета. Джамиля тоже. Амир немедленно обратил на это внимание.

— Непромокаемые костюмы вам придется подкупить, господа. Завтра зайдем в магазин «Товары Красного моря» и все купим. А что у ваших людей?

Амир прошелся сначала по каютам офицеров, потом зашел в матросский кубрик. Наконец, он вернулся в кают-компанию и согласился выпить с нами чаю.

— Что ж, господа, я, безусловно, не смогу лично проследить за экипировкой всех членов вашего экипажа. Сделаем так. Вы, господин Яромир, госпожа Джамиля и офицеры корабля пойдете завтра со мной, и прикупите самое необходимое под моим руководством. А об экипировке матросов позаботятся помощники капитана.

— Хорошо, — согласился я, — сделаем так, как вы считаете нужным.

Я угостил Амира всем, что только нашлось на корабле, кроме спиртных напитков, от которых он отказался, после чего Амир отправился к себе домой, а мы — по каютам спать.

На завтра, в такое время, называть которое в приличном обществе я считаю невместным, Амир явился к нам на «Переплут» и объявил всеобщий подъем. Милорад попробовал было перепираться, но Амир заявил, что подготовка к плаванию дело тонкое и требует времени. И если мы хотим завтра отплыть, то он, Амир, все ж таки настаивает на подъеме.

Боцман вздохнул и прошел в кают-компанию. Я сквозь сон услышал через дверь, как он тихонько говорит моим телохранителям:

— Мне очень жаль, ребята, но придется побеспокоить господина Яромира в такой неурочный час. Наш новый лоцман говорит, что иначе нам никак не уложиться.

Моя охрана, равно как и весь корабль, тихо балдела от манер Милорада.

— Будите его сами, господин Милорад, — предложил командир охраны, в смысле помощник Всеволода в данной экспедиции. — У нас с ребятами и без того опасная работенка, а вы, все-таки, боцман.

Милорад вздохнул так, что я услышал это сквозь сон. Собственно говоря, от всей этой суеты я уже начал просыпаться, но мне это совсем не нравилось. Поэтому я придвинулся поплотнее к жене, и накрыл ухо одеялом.

Раздался осторожный стук в дверь, и в ко мне в каюту осторожненько вошел Милорад.

— Господин Яромир, — тихо проговорил боцман. Потом громче. — Господин Яромир!

Я неохотно повернулся к нему и приоткрыл глаза.

— Господин Яромир, пришел лоцман и говорит, что пора идти в магазин.

— Сколько времени, Радушка?

— Пять часов.

— Он рехнулся, — сообщил я. — Радушка, распорядись накормить его завтраком, я сейчас встану.

— Вам тоже нужно позавтракать. Лучше уедем на неделю позже, но недоедать я вам не позволю. Вы только-только стали похожи на живого человека, а не на заводную мумию.

— Про заводных лошадей слышал, — механически отозвался я. — А вот про заводные мумии…

Милорад рассмеялся.

— Заводная, в смысле, которая двигается, когда покрутишь пружинку, а не в смысле запасная. Вставайте же, господин Яромир.

Я потянулся и вылез из-под теплого одеяла.

Милорад горестно вздохнул и ушел. Я услышал, как он отдает распоряжение накрыть на стол в кают-компании.

Через час наша маленькая компания — судите сами — я, Милочка, Янош, Всеволод, Лучезар, Ратибор, Милорад и все шесть человек моей охраны — то есть всего-навсего чертова дюжина, не считая Амира, а если сосчитать — то ведь как символично — число четырнадцать — а ведь это две семерки, и если их не сложить, а перемножить, то получится сорок девять, то есть число Вселенной… Так вот, вся наша маленькая компания покинула корабль и ступила на исмаилийский причал. Нужный нам магазин был расположен в некотором отдалении от порта. Амир объяснил это тем, что нечего, де, в такие места мотаться кому не след. Он ведет нас не куда попало, а в магазин для местных мареманов.

К магазину мы пришли еще через час. Сначала я безропотно переставлял ноги — что поделаешь, если Радушка меня поднять поднял, а разбудить, по своей деликатности, забыл. Минут же через сорок я проснулся настолько, что поинтересовался:

— А почему мы идем пешком, Амир? Разве в Исмаилии не бывает экипажей?

Амир пожал плечами, на что я не обратил внимания, так как смотрел в другую сторону, и объяснил.

— На четырнадцать человек пришлось бы брать четыре экипажа. А на таком кортеже въезжать в магазин уж слишком круто. Знаете, какие тогда цены заломят?

— Догадываюсь, — я вздохнул. — Далеко еще?

— Минут пятнадцать.

К моему удивлению, магазин был уже открыт.

— Амир, говорите уж сразу. У вас что, принято работать с пяти утра?

— Вообще-то да, — пожал плечами лоцман. — Но зато с двенадцати до пяти вечера у нас сиеста. Вы просто никогда не пробовали работать под палящим солнцем.

Я почему-то вспомнил привидевшуюся мне еще в прошлый раз картинку возведения пирамиды и вздохнул.

— Вы правы, Амир. Не пробовал.

Мы зашли в магазин. Если Амир думал, что привести целое отделение в магазин, вместо того чтобы привезти его же, будет менее заметно, и вообще не станет бросаться в глаза, то он думал о чем-то другом. Вокруг нас немедленно собралась целая толпа продавцов. Один из них вручил мне чашечку кофе, а когда я автоматически передал его Джамиле, немедленно подсунул мне вторую. Я глотнул. Кофе был горячий, крепкий и сладкий. Я, неожиданно для себя, проснулся и пришел в хорошее настроение.

Продавцы, тем временем окружили нас с различными товарами в руках. Все было добротное и непонятное. Например, зачем нужен в море костюм химической защиты времен первой мировой войны… Хотя нет, не первой, а второй. Нужен он был в первую, а изобрели его ко второй. Так вот, зачем он нужен в море, я не понял.

Амир не стал смотреть на предложенный нам ассортимент, а приказал принести морские комбинезоны. Нам принесли все те же костюмы химзащиты, только облегченные варианты. Амир осмотрел, ощупал, остался доволен, после чего велел нам примерять. Я обалдело повиновался. Амир осмотрел меня, сообщил, что костюм плохо на мне сидит, и распорядился принести костюмчик моего размера.

В общем, вся эта кухня продолжалась часа два. За это время мы успели напиться прекрасного кофе, щербета, поесть пирожных и засахаренных фруктов. Поэтому, я не особенно удивился, увидев астрономическую сумму, на предложенном мне счете. Удивился Амир. Более того, он начал яростно торговаться. Он убеждал, бурно жестикулировал, кричал, бросал тюрбан о пол и порывался уйти. Первый раз он вернулся сам, во второй раз его уговорили вернуться продавцы. А словесные обороты Амира во время этого торга были достойны увековеченья на золотых скрижалях. По крайней мере, я таких раньше не слышал, и, надеюсь, не услышу и в дальнейшем. Зато счет сократился, как по волшебству. Примерно так еще через час. Старший продавец еще раз внимательно изучил его, картинно хлопнул себя по лбу и невинно улыбаясь, сообщил, что он по ошибке приписал лишний нолик.

Когда мы вышли из магазина, Амир устало улыбнулся и обратился ко мне:

— Вот так вот, господин Яромир. А если бы мы приехали на экипаже, пришлось бы платить ту сумму, которую нам написали сразу. И то после длительного торга.

— Я что-то не понял, Амир, у вас что, торг — это своего рода спорт, что-ли?

— Что-то вроде этого, — улыбнулся лоцман. — Теперь вы понимаете, почему я не хочу идти за покупками для всей команды?

— Нет, — честно ответил я.

— Вдохновение исчерпал, — вздохнул Амир. — Думается, с этой задачей куда лучше справится ваш боцман. По крайней мере, я еще не встречал боцмана, неспособного изъясняться подобным образом от восхода до заката солнца в день летнего солнцестояния.

К вечеру вся команда была полностью экипирована в соответствии с представлениями Амира. Сам он перебрался на корабль в гостевую каюту. Отчаливать мы должны были рано утром.

Я, грешным делом, боялся, что Амир опять поставит на уши весь корабль ради такого великого события, как отплытие, и велит всем надеть костюмы химзащиты на костюмы из ангорки. А под костюмы из ангорки положит пряности. По моим расчетам, к обеду мы должны были вполне созреть. Но нет, я проснулся часов в одиннадцать утра, оттого, что мне стало скучно спать. Я открыл глаза и увидел, что Милочка встала и уже одевается. Все ж таки непонятно, как я тридцать восемь лет спал один? Хотя нет, понятно. Плохо. В смысле, спал плохо.

Я лениво вышел на палубу, посмотрел на работающих матросов, потом на Милорада.

— Ох, Радушка, а я и забыл! Сейчас иду.

— Куда это вы идете, креветку вам в компот! Вы ведь еще не завтракали!

— Пока я позавтракаю, будет пора обедать.

— Ничего. Идите, ешьте. Я уже распорядился накрыть на стол. И раньше чем через час на палубу даже не высовывайтесь! Разве что погулять…

Мы с Джамилей отправились завтракать. Оказалось, что мы были самыми большими сонями на корабле. Все уже поели, а Всеволод даже успел взять в оборот Яноша.

Пользуясь разрешением боцмана, я появился на палубе даже не через час, а еще позже, зато весь такой преисполненный рвения немедленно приняться за что-нибудь ответственное. Например, палубу отдраить. Завидев меня, Амир подошел:

— Господин Яромир, через полчаса мы будем в Суэце. Распорядитесь, чтобы команда надела защитные костюмы и марлевые маски.

Я оторопело взглянул на него.

— Зачем?

— Увидите, господин Яромир, все увидите. Не хочу вам заранее рассказывать, вам будет не так интересно плыть.

— Но разве в этих костюмах можно работать? — допытывался я.

— Можно, но сложно. А без них и совсем нельзя.

Я передал распоряжение лоцмана Лучезару, взял Милочку и мы пошли облачаться в морскую одежду, соответствующую местной моде.

Судя по тому, что Суэц существовал уже не одно столетие, я ожидал увидеть обычный современный город. Вместо этого обнаружилась небольшенька деревушка, единственной достопримечательностью которой был обширный причал. Все это было несколько непонятно. Если бы Суэц был большим городом, я бы приписал легкую дымку, окутывающее все вокруг, обычному индустриально-городскому фону. Но в Суэце я не заметил такого количества заводских труб, которые были бы в состоянии создать нечто подобное. Я недоумевал до тех пор, пока не обнаружил, что марлевая маска на моем лице стала влажной.

— О, да это туман, — понял я.

— Совершенно верно, господин Яромир, — отозвался Амир. — Я же предупреждал вас, что здесь большая влажность.

— Так это здесь всегда… То-то я думаю, что Суэц здорово усох за последние столетия.

— С тех пор, как вы его видели в последний раз, — подсказал Янош.

Я засмеялся и похлопал молодого человека по плечу.

Амир попросил спустить ему шлюпку и прошел к борту.

— Полагаю, господа, вам лучше не покидать корабль.

— Как скажете, господин лоцман.

Шлюпка вернулась через несколько минут. Матросы сообщили, что Амир отпустил их и прибудет чуть позже на другом плавсредстве. Мы удивились, переглянулись и остались ждать.

Плавсредство, на котором изволил вернуться наш лоцман, оказалось слишком велико для обычной шлюпки. Более всего оно напоминало галеру. Лучезар обозвал его баркасом. Амир поднялся к нам на борт и велел спустить с носа трос, сообщив, что дальше мы пойдем на буксире.

Лучезар отдал соответствующие распоряжения, корабль спустил все паруса и выглядел теперь скучным и несчастным. Мы же все были ужасно заинтригованы. С галеры Амира к нам на борт подняли четыре солидных сундука. По просьбе лоцмана, капитан выделил ему место в трюме. Мне от удивления захотелось есть, я пошел было на камбуз, а потом вспомнил:

— Обедать-то не пора?

— Сейчас распоряжусь, — Ратибор отдал честь и отошел.

Пока мы обедали, «Переплут» взяли на буксир и потащили к морю. Когда через полчасика, или около того, мы вышли на палубу, туман вокруг нас сгустился так, что на одежде оседали капельки воды. Амир спустился в трюм с двумя матросами и вернулся с масками типа тех, что применяют ныряльщики.

— Наденьте, господа, этот туман вреден для глаз.

Мы послушно надели маски, и Амир принялся объяснять.

— Как видите, господа, на масках не оседает вода. Они покрыты специальным влагоотталкивающим слоем. Он же предохраняет маски от запотевания.

— Так нам что, нельзя снимать маски даже в каютах? — переспросил я. — А как же спать?

— Кто о чем, а господин Яромир о радостях жизни, — прокомментировал Всеволод. — Сразу видно молодожена!

— Я уже отдал соответствующие распоряжения, — невозмутимо ответствовал Амир. — Матросы вывешивают на входе в жилые помещения специальные сетки. Боюсь, что помещения придется постоянно окуривать. Иначе вам действительно нельзя будет снимать маски. Курильницы тоже уже разносят.

— Это все было в вашем багаже, — понял я.

— Естественно, господин Яромир. Не предполагали же вы, в самом деле, что я взял с собой четыре сундука нарядов.

— А почему бы и нет, — я пожал плечами.

— Вы, в отличие от меня, богатый купец, но все равно обходитесь гораздо меньшим количеством одежды.

— У каждого свои вкусы.

Лучезар скептически оглядел наш буксир.

— Скажите, господин Амир, вы будете вести наш корабль на буксире по всему Красному морю?

— Да, господин капитан. Это единственный известный мне способ пройти от точки А в точку Б и не налететь на риф.

— Но так мы только по Красному морю будем идти полгода!

— Никак нет, господин капитан. Ровно четыре недели.

— Четыре недели? Это имея два десятка гребцов?

— Не извольте беспокоиться, господин капитан.

Лучезар в досаде отошел к борту и стал смотреть на волны. Тем временем буксир подтащил «Переплут» к устью канала. С корабля было четко видно место, где вода канала смешивается с водой Красного моря. А дальше все скрывала дымка.

Буксир втащил сайк в канал и слегка сдал влево. Мы все дружно ахнули. Мы оказались в лесу.

Мы были в лесу из пушистых, словно подернутых инеем, веток всех оттенков красного, оранжевого, почти желтого, белого, и черного цветов. Левый борт нашего сайка оказался буквально рядом с красным пушистым деревцем. Я протянул руку сорвать ветку, но меня удержал Амир.

— Не нужно, господин Яромир, здесь заповедная зона. Да и вообще сейчас не сезон. В это время года кораллы ядовиты.

— Кораллы? — переспросил я. — Но разве они живут не под водой? Я читал… Впрочем, то было еще до войны.

— Чаще нужно из дома выбираться, чаще, — ехидно вставил Янош. — А то надо же — все воспоминания восьмисотлетней давности!

Впрочем, Янош выглядел таким же ошарашенным, как и остальные.

— Господа, — проговорил Амир, — мне нужно на несколько минут, может быть на часок, спуститься на баркас. Прошу вас руками ничего не трогать и масок не снимать.

— Хорошо, — согласился я. — Лучезар, под твою ответственность.

— Сам знаю, — проворчал капитан. — Нет, и развели же командиров на корабле — топить, не перетопить!

Я обалдело уставился на него.

— Простите, господин Яромир, я вовсе не имел это в виду.

— Да, а что? — переспросил я.

— Только то, что за порядок на корабле отвечаю я. И я не склонен пренебрегать своими обязанностями.

Я кивнул.

— Джамиля, ты уже бывала здесь раньше?

— Нет. Никогда. Я даже не слышала об этом.

— Как тебе это удалось, дорогая?

— Нет, я слышала о кораллах Красного моря, но я не представляла, что они такие.

Тем временем баркас отцепил трос и заплыл на лужайку. Как еще можно назвать свободную полянку среди густого леса? Пусть она даже покрыта водой. Через несколько минут баркас показался снова. Если раньше он тянул на буксире наш сайк, то теперь к корме баркаса было привязано что-то непонятное. Больше всего это напоминало какое-нибудь многомерное животное. Точнее, животных, потому, что их было никак не меньше десятка.

Амир снова попросил страховочный трос, к нему он тщательно прикрепил какой-то конец и крикнул:

— Эй, на борту! Выбирай трос!

Милорад среагировал, и пара матросов стала сматывать трос. Амир подгребал поближе на своем баркасе. Вот, наконец, он смог закрепить последнюю петлю упряжи, по крайней мере, выглядела она, как упряжь, и крикнул:

— Хорош! Все, господин Милорад, принимайте меня на борт.

Амир поднялся на палубу сам и попросил помочь поднять ему еще кое-какой багаж. Судя по виду, это была связка из пятимерных вещмешков какой-то необычной конструкции. Хотя, некоторые блики позволяли предположить, что здесь задействовано не пятое, а седьмое измерение.

— Нужно подождать несколько минут, пока мой баркас отойдет в сторонку и даст нам свободу для маневра.

Сказать, что мы все стояли все это время с отвисшими челюстями, значит сильно преуменьшить наше удивление. Мы даже не могли никак отреагировать на происходящее.

Пока баркас снова отходил на ту же полянку, где он брал животных, Амир закреплял на носу судна какую-то упряжь. Мы все подошли и сгрудились вокруг, мешая работать. Амир усмехался в тонкие, ухоженные усики и ничего не говорил.

Минут через пятнадцать на носу возникло некоторое подобие рулевого колеса с многочисленными веревочками, отходящими к многомерным тварям. Амир убедился, что все путем, и тронул за какой-то выступ на рулевом колесе. Вода перед сайком вспенилась, и сайк тронулся с места. Сначала корабль развернулся и вышел на прежний курс, потом Амир снова что-то поправил на руле, и корабль помчался вперед, словно шел в хорошую погоду под всеми парусами.

— Ну как вам моя запряжка? — горделиво спросил Амир.

— Что это? — вместо ответа спросил я.

— Ради торговых партнеров Мустафы я взял дюжину шестимерок.

— Но ведь это не лошади? — неуверенно проговорил я.

— Нет, господин Яромир, это крокодилы.

Я сел на какую-то полку.

— Я думал, нет, я читал, что крокодилы живут в пресной воде. По крайней мере жили восемьсот лет назад.

На этот раз никто не прокомментировал срок давности моих воспоминаний.

— Да, господин Яромир, — с готовностью согласился Амир, — То трехмерные крокодилы. Они живут в Ниле и его притоках. А многомерные крокодилы живут в Красном море.

— А что у тебя в сумках? Корм?

— Ну да, конечно. Шестимерный корм для моих заплывных, — и тут же пояснил: — Ну не залетными же их называть, в самом-то деле! Я, правда, слыхал, что есть и залетные, но не крокодилы, и не на Красном море. Вроде бы где-то в Индийском океане.

Слов у меня больше не осталось. Я просто сидел и смотрел вперед, как шестимерные крокодилы плещутся в соленой воде Красного моря и лихо огибают коралловые рощи.

Глава 6 Крокодилий вопрос

Все оставшееся время дня все мы провели на палубе. Мы с Джамилей устроились в удобных креслах, остальные — как придется. Янош так вовсе забрался на фальшборт и ротозейничал. Впрочем, последним пунктом его программы занимались все. Плыть на корабле, который тащат неведомые твари в коралловом лесу — уж не знаю как сказать, по просеке или же по тропинке, было совершенно новым ощущением для всего экипажа. Мы озирались по сторонам и видели причудливые деревья, кустарники, заросли. Временами мне должно быть все ж таки мерещились цветы и птички. То есть мерещились то мне рыбки, но этого же вовсе не может быть!

Часам к семи вечера Амир, с некоторой неловкостью спросил:

— Господин Яромир, вы еще не хотите ужинать?

Я оглянулся вокруг. Честно говоря, у меня было опасение, что кок со своими помощниками, равно как и вся остальная команда пытается выяснить, кто это летает между разноцветными коралловыми веточками — птички или рыбки. Но нет, кока здесь не было. Более того, Милорад, заслышав вопрос про ужин, спохватился и побежал на камбуз.

— Ужин готов, господин Яромир, — сообщил он, вернувшись на палубу. — Прикажете накрывать?

— Да, конечно, — согласился я.

Амир отвел корабль, влекомый дюжиной крокодилов на обочину, если так можно выразиться. Честное слово, господа, мы ехали по обычной дороге. Только не для экипажей, а для кораблей. Причем дорога была довольно узкая — всего-навсего три полосы и две обочины.

Мы пошли в кают-компанию. Кок превзошел сам себя, но у меня, хоть дерись — ну совершенно не было аппетита. Я попробовал по чайной ложечке того, другого и третьего и уже собрался было снова вернуться на палубу, как боцман решил заявить о своих правах.

— Господин Яромир, я настаиваю, чтобы с завтрашнего дня вы снова приступили к работе на палубе. Пока вы работали наравне с матросами, вы ели, как нормальный человек. А так, Ратмир пропустил такое зрелище, готовил, превзошел самого себя, а вы даже попробовать не хотите!

Я вздохнул.

— Радушка, со времен нашего знакомства я прибавил килограмм десять. А ты все ворчишь на меня.

— Вот если вам еще столько же прибавить, тогда вы станете окончательно похожи на нормального человека. Нет, я понимаю не было бы денег, жратвы бы не на что было купить, так нет, за просто так, за здорово живешь, человек с достатком выше среднего, и даже еще чуток повыше, доводит себя до истощения!.

Я засмеялся и положил в тарелку немного салата.

— Не забудьте положить мяса, Яромир, — немедленно встрял Милорад. — Или же вы вздумали записаться в монахи?

Я засмеялся, поцеловал Милочке руку и подложил в тарелку кусок ростбифа. Потом я отпил вина, отрезал кусочек мяса, и перед тем, как донести его до рта, проговорил:

— Раз уж мне не дают смотреть, то могу я хотя бы спросить? Амир, но почему же все-таки крокодилы?

За сегодняшний день я задавал этот вопрос, правда, несколько в более риторической форме, раз двадцать. На этот раз Амир не смог уклониться от ответа.

— Знаете, господин Яромир, лично я ни в жисть не отличу шестимерного крокодила от шестимерной акулы. Поэтому может быть это и акула, но называть это принято исключительно крокодилом. Должно быть потому, что крокодил и на внешность приятнее, и звучит красимше. Да вы сами подумайте — вот в Александрии и Мисре на улице прогуливаются четырехмерные ослики, а в пустынях гуляют шестимерные верблюды. Мы все дружно их так называем, но разве мы можем быть уверены — ослики они, или же крупные собаки?

Я согласился.

— Так и здесь, — Амир между слов ловко орудовал столовыми приборами, с завидной быстротой очищая тарелку. — Кстати, господин Яромир, вы первый, кто заинтересовался именно этой проблемой.

— М-да, — хмыкнул я. — Я вообще люблю быть первым. Вот давеча на границе тоже сказали, что я первый, кому пришло в голову измерить линейкой мостовую.

— Зачем? — Амир даже забыл донести до рта кусочек ростбифа.

— Чтобы убедиться, что там действительно восемь метров.

Амир подумал, потом с чувством сказал:

— Надеюсь, господа, что мне посчастливится сопровождать вас и на обратном пути.

— Почему? — поинтересовался Всеволод.

— Вы на редкость интересные люди.

— Сомнительный комплимент, — отметил я и подлил еще вина. — Выпьете, Амир?

— Я — последователь пророка, — гордо возразил лоцман.

— Все мы чьи-либо последователи, — возразил я, — но это же еще не повод для того, чтобы не выпить за туманы Красного моря?

Амир сверкнул белозубой улыбкой и вежливо пригубил вино.

— Если позволите, я выпью позже, когда мы устроимся на ночь. А сейчас я бы хотел показать вам одну интересную полянку.

— Буду очень рад, — согласился я.

Яношу стало невмоготу сдерживаться, и он выпалил:

— А сколько крокодилов тащат обычные суда? Вы же сказали, что взяли дюжину крокодилов для нас, как для торговых партнеров Мустафы.

Амир улыбнулся Яношу и объяснил:

— Крокодилы — очень мощные твари, господин. Для буксировки судов запрягают от шести до десяти крокодилов в зависимости от размера.

— Размера крокодилов?

Амир окончательно развеселился:

— И дались же вам крокодилы, господа! Нет, господин, в зависимости от размера корабля. Если бы вы не были партнерами торгового дома Мустафа, я бы взял для транспортировки вашего сайка восемь крокодилов.

Амир доел десерт, выпил чашечку крепкого кофе — его научила варить нашего кока Джамиля. С ее легкой руки Ратмир варил кофе густой, сладкий и ароматный. В моем дворце в Медвежке кофе так варить еще не научились. Но ничего, теперь, когда мы поженились, Милочка прочно возьмет дела в свои руки. До сей поры, она произвела переворот во всех покоях дворца, кроме кухни. Да оно и ясно — как последователь пророка она не слишком-то часто бывала на кухне даже у себя дома в Александрии. Правда, часть блюд последователи пророка считали себя обязанным готовить сами. К числу этих редких блюд относилось кофе, чай, и, по-моему, плов. Но я отчего-то очень сомневаюсь, умеет ли Милочка готовить что-либо кроме чая и кофе. Зато уж это она и правда умеет хорошо!

Амир отставил пустую чашечку, с видимым сожалением отказался от продолжения, и вышел на палубу. Мы потихоньку потянулись следом. Амир пришпорил своих крокодилов и сейчас на всех порах мчал корабль в лучах заходящего солнца, мужественно пытающегося пробиться сквозь вечные туманы Красного моря. Местами это ему даже удавалось. По крайней мере, туман на западе был окрашен в нежный, золотисто-розовый цвет.

Амир затормозил у необычного вида полянки. Он вывел корабль на обочину и с удовлетворением сообщил:

— Здесь мы сможем прогуляться, господа. А я пока распрягу моих крокодильчиков.

— А я могу пойти с вами? — попросил я.

Амир подумал и вздохнул.

— Только не сегодня, господин Яромир. А сегодня, боюсь, моим крокодилам придется переночевать в упряжи. Впрочем, это не страшно. Им не впервой, к тому же сегодня они немного прошли. А покормить я их успею. Ведь это же можно сделать и при свете фонаря.

— Но почему при свете фонаря? — изумился я.

— Вас нельзя отпускать гулять без присмотра, — искренне сообщил Амир.

Я оторопел. Неужели я, и правда, так неприлично себя веду? Я посмотрел на Всеволода. Тот мужественно старался сдержать смех, но уголки рта предательски подрагивали. Милочка мило улыбалась, а Янош принял еще более невинный вид, чем всегда. Не иначе юный паршивец упражняется перед зеркалом!

Амир пошел показать дорогу, мы спустились следом на неровную почву полянки. Она была такая же пушистая, как и ветки деревьев и она хрустела под ногами. Я наклонился, и вдруг заметил между ветвями деревца пышный цветок.

— Смотри, Милочка, — я протянул руку к цветку, но Амир вовремя заметил.

— Это актиния, господин Яромир. Не трогайте ее, она больно жалится. Да вы поглядите!

Я посмотрел в ту сторону, куда указывала рука Амира, и увидел такую же яркую актинию, которая своими длинными, гибкими лепестками поймала маленькую рыбку и теперь сворачивала лепестки, чтобы ее съесть.

— Рыбка, — воскликнула Джамиля. — Это и правда рыбка! Смотрите, еще одна! Да нет, здесь целая стайка!

Я перевел взгляд и увидел стайку разноцветных рыбок, бодро плывущих между разноцветными коралловыми веточками.

— Амир, может быть мы все-таки под водой? Я видел что-то подобное когда…, — я вспомнил, что подводные апартаменты границы для нормальных людей закрыты, — Когда пробовал заниматься подводным плаванием. С аквалангом.

Амир улыбнулся.

— Таково наше Красное море, господа. Нет, все-таки я хотел бы сопровождать вас и на обратном пути. Я проводил не один корабль по Красному морю, со мной ездило множество новичков. Некоторые изображают из себя людей, которые знают все на свете, некоторые предпочитают изображать полнейшую невозмутимость, но если бы вы только знали, как это нелепо выглядит! А вы, пожалуй, первая компания, которая так естественно выглядит.

— Ну да, мы честные ротозеи, — согласился я. — Закрой рот, Янош. Рыбка залетит. Даже через марлю.

Янош засмеялся, а Амир проговорил:

— Теперь вы поняли, почему я попросил вас носить марлевые повязки?

— Нет, — честно ответил я. — Ну подумаешь, рыбка влетит? В конце концов, это вполне сойдет за холодную закуску!

— Здесь летают не только рыбки. И некоторые предметы не такие безобидные и вкусные, как рыбки.

— Да, а что?

Амир вздохнул.

— Господин Яромир, давайте я сейчас съезжу, накормлю моих крокодилов, а потом все вам расскажу. А если вы пообещаете мне ничего не трогать руками, то я даже распрягу их.

— Я обещаю, Амир. Более того, я, точнее Всеволод проследит за тем, чтобы остальные также ни до чего не дотрагивались.

— Хорошо, господин Яромир. Господин капитан, вы дадите мне в помощь пару матросов? Мне нужны гребцы. Знаете, обычно я беру с собой своих людей, но господин Харис написал, что вы предпочитаете возить с собой сотрудников на все случаи жизни. А посмотрев на вашу передвижную службу безопасности, я и сам в этом убедился. Я подумал, что ваши люди вряд ли успеют досконально проверить моих сотрудников.

Я вздохнул.

— Ничего не поделаешь, Амир. Такой обычай.

Лучезар отдал соответствующее распоряжение, и Амир поехал распрягать своих заплывных. Мы остались прогуливаться по коралловой полянке.

Солнце, вдруг исхитрилось пробиться через плотный слой тумана и расцветило его всеми цветами радуги. Было красиво до необычайности. Мы любовались радугой, туманом, рыбками, переплывающими из одного цвета радуги в другой, актиниями, отлавливающими их своими длинными щупальцами, и чувствовали себя в сказке.

Начало темнеть. Амир разобрался со своими крокодилами и предложил нам вернуться на корабль. Мы неохотно оставили чудесную полянку и отправились в кают-компанию. Там уже был сервирован легкий ужин с вином и фруктами. Милорад предложил всем сесть к столу и отодвинул для меня стул. Я усмехнулся и отодвинул стул для Милочки. Милорад смутился:

— Простите, господин Яромир, я все забываю, что с нами дама и по привычке ухаживаю за вами.

— Ага, по привычке, — хмыкнул я. — А кто на прошлой неделе заставил меня заново отдраить всю палубу только за то, что я уронил апельсиновую корку?

— Это и называется проявлением заботы, — невозмутимо ответствовал Милорад. — Сначала вы уроните корку, потом вы же на ней поскользнетесь и упадете, да еще и сломаете себе что-нибудь! Нет уж, если вам нечем заняться, лучше палубу драйте. Вреда никакого, только аппетит нагуляете.

Я покачал головой, а Милорад озабоченно посмотрел на меня.

— Господин Яромир, надеюсь, вы на меня не сердитесь за тот случай?

— Разумеется, нет, Радушка, — усмехнулся я. — В конце концов, я не знаю, как бы ты смог на меня повлиять, если бы я поручил мытье палубы кому-нибудь другому.

— Например, мне, — вздохнул боцман. — Честно говоря, я думал, что вы так и сделаете.

Я только улыбнулся и повернулся к Амиру, который слушал наш разговор с таким интересом, что даже забыл наполнить свою тарелку.

— Кушайте, господа, — предложил я. — Амир, вы обещали рассказать нам, что здесь еще плавает, кроме рыбок.

Амир с энтузиазмом наполнил свою тарелку. Видимо общение с шестимерными крокодилами способствовало аппетиту. Более того, на этот раз он не стал отказываться, когда я налил вина в его бокал.

— Вообще-то, господин Яромир, это не самый застольный разговор. Может быть, вы слышали, что в море бывает планктон.

— Да. Кажется, я об этом что-то читал.

— Лет восемьсот назад, — вставил Янош.

Амир улыбнулся.

— Молодой человек ваш родственник, господин Яромир?

— Воспитанник.

— Вы его балуете, — отметил Амир, отпил вина, подцепил на вилку паштет и продолжил: — Так вот, господа, этот самый планктон и плавает в тумане Красного моря. Им кормятся летающие рыбки, актинии и хищные кораллы. Кстати, это самая их красивая разновидность. Они очень пушистые и имеют цвет королевского пурпура. Но их лучше руками не трогать — могут больно ужалить. Правда, кораллы все-таки собирают. Но для этого нужно специальное оборудование. А так можно получить серьезную травму. А если попасть в заросли хищных кораллов, то вообще можно погибнуть. Поэтому я и прошу вас ничего не трогать руками.

— А почему вы сказали, что кораллы ядовиты в это время года?

— Потому что они ядовиты, — пожал плечами Амир. — Море зимой холодное, и кораллы не могут брать оттуда все необходимое для жизни. Поэтому, где-то с середины марта по середину апреля у них происходит полное очищение организма и на них скапливаются все отходы их жизнедеятельности. А потом проходит дождь, и кораллы приобретают целебные свойства. Не все, конечно. Полезны только желто-оранжевые кораллы. Особенно желтые, их чаще называют лимонными. Они укрепляют организм и способствуют повышению мужской потенции.

— А как их нужно употреблять? — поинтересовалась Джамиля. — Вовнутрь или же снаружи?

Амир весело рассмеялся.

— Надеюсь, госпожа Джамиля, что вам не понадобиться интересоваться этим вопросом и дальше, — Амир заметил мой удивленный взгляд и пояснил: — Госпожа Джамиля — последователь пророка. Не один последователь пророка не позволит себе шутки, способной оскорбить его мужа, или жену. Сказав эти, слова, госпожа Джамиля похвасталась вашей мужской силой.

Я перевел взгляд на Джамилю. Она улыбнулась и пожала плечами.

— У нас это в порядке вещей, Ромочка. Надеюсь, ты не обиделся?

Я покачал головой.

— Отнюдь, Милочка, я горд. До сих пор если кому и приходила в голову мысль похвастаться моими достоинствами, то все почему-то отмечали не мою мощь, а мои мощи. Ты же смотришь на меня, как на живого человека.

— Местами даже очень живого, — усмехнулась Джамиля.

— Они только недавно поженились, — пояснил Всеволод.

Амир кивнул.

— С вашего позволения, мне пора спать, господа. С утра мне еще кормить и запрягать крокодилов, так что нужно будет встать пораньше.

— Амир, можно мне будет посмотреть, как вы это делаете? — попросил я.

— Разумеется, господин Яромир. Только тогда придется идти на двух шлюпках.

— Почему?

— Во-первых, вы непременно возьмете с собой жену, во-вторых — воспитанника, в-третьих с вами обязательно поедет господин Всеволод и пара телохранителей. Если же вся эта компания разместится в моей шлюпке, то мы, скорее всего, перевернемся, а это будет не очень-то приятно. Нет, утонуть в Красном море трудно. Уж очень оно соленое. Но и купание удовольствия не доставит.

— А мы не помешаем вам, Амир?

— Нет, господин Яромир.

Амир вышел, я тоже встал.

— Пойдемте спать, господа, ведь наш лоцман опять поднимет нас в совершенно непристойную рань.

Амир именно так и сделал. Он пришел в кают-компанию в полпятого утра и сообщил, что через полчаса едет кормить и запрягать крокодилов. Он попросил нас, прямо через дверь, одеть что-нибудь теплое под непромокаемые костюмы и не забыть про очки и маски.

Я со вздохом встал. Милочка уже не спала — сказывался ее прежний опыт работы. В положенное время мы были на палубе. Всеволод и Янош уже были там.

Было уже довольно светло и еще более влажно, чем вчера. Вода буквально струйками стекала с наших костюмов. Амир спустился в шлюпку, мы сошли в другую и поплыли к вольеру, ограниченному переливчатыми бликами, обозначающими многомерную сборно-разборную ограду, которую накануне установил наш лоцман. Амир подошел вплотную к вольеру, достал со дна шлюпки многомерный вещмешок, наклонил его над водой и высыпал из него что-то более всего похожее на шестимерную скумбрию. Только не спрашивайте, почему именно на скумбрию, и где я познакомился со скумбрией-шестимеркой. Отвечу сразу — шестимерных рыб мне до сих пор встречать не доводилось, но крокодилий корм походил именно на шестимерную скумбрию.

Скумбрия стала расплываться по вольеру, крокодилы принялись ее догонять и поедать. Я заметил на холке проплывающего мимо крокодила плоскую, трехмерную упряжь. Только не спрашивайте, как я различил холку. Ведь и морскому ежу ясно, что упряжь крепится исключительно там. Так же, кстати, как и на лошадях. Сама упряжь, та, что прикасается к многомерному животному, должна иметь столько же измерений, сколько и оно. А та часть упряжи, которую касаются руки возницы, должна иметь в четвертом и выше измерениях бесконечно малые размеры. Так, по крайней мере, принято говорить. Ведь ни один уважающий себя ученый не может попросту сказать, что она трехмерная. Так вот, многомерную упряжь нужно надевать специально в конюшнях. В данном случае, вероятно, это были какие-то загоны. И эта упряжь носилась до полного износа. Снять и надеть ее, без специального оборудования было невозможно. А уже к ней крепились трехмерные петли, к которым, в свою очередь, крепились постромки, вожжи и прочие принадлежности.

Крокодилы закончили свой завтрак и споро проплыли по вольеру, игриво плеща хвостами. Амир принялся подзывать крокодилов к себе и ловко зацеплял упряжь специальным крючком на палочке. Зацепленный таким образом крокодил терпеливо ждал, когда Амир заменит крючок на палочке на крючок на веревочке, точнее на целой сети веревочек.

Я повернулся к Яношу.

— Знаешь, я еще способен понять, как все это можно проделать с практической точки зрения, — признался я, — но вот как подобную упряжь можно было разработать и воплотить, признаюсь, выше моего понимания. Здесь же еще сложнее, чем с лошадьми. Там, по крайней мере, тот же принцип, что и с обычными трехмерными животными.

— Здесь тоже, — сообщил Амир, подцепляя очередного крокодила.

— Возможно, — я не стал спорить, — Но мне не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь когда-нибудь зачем-нибудь запрягал трехмерных крокодилов.

— Мне тоже, — засмеялся лоцман.

Я посмотрел на него.

— Кстати, а почему ваша профессия называется «лоцман»? Не правильнее было бы сказать «погонщик крокодилов»?

— Может быть и правильнее, — пожал плечами Амир и засмеялся. — Нет, ну дались же вам эти крокодилы, господа!

Глава 7 Коралловый лес

Мы вернулись на корабль, Амир подстегнул крокодилов, и мы с ветерком помчались вперед. Некоторое время мы с Джамилей любовались кораллами, мимо которых проходил наш «Переплут», но где-то через пару часов Милорад не выдержал моего такого праздного времяпрепровождения.

— Господин Яромир, что-то я не помню, чтобы я освобождал вас на сегодня от обычных обязанностей. Если уж нет никаких дел с парусами, то вы могли бы взяться за палубу. Наш лоцман уверяет, что палубу нужно промывать два-три раза в день и обязательно пресной водой. А то она просолится так, что по ней будет невозможно ходить.

Я лениво повел плечом.

— Может быть, дашь мне выходной, Радушка?

— Ни в коем случае, господин Яромир, — боцман сделал вид, что не заметил мой укоризненный взгляд. — Если бы вы нормально позавтракали, тогда бы я и сам не подошел к вам. Но я никогда себе не прощу, если вы похудеете за время рейса.

Я пожал плечами и с тяжелым вздохом пошел за шваброй. Через некоторое время я увлекся и стал орудовать ею уже почти что профессионально, как Милорад снова подошел ко мне.

— Вы драите палубу уже полчаса кряду, господин Яромир. Уступите теперь место другим желающим.

— Какого черта, Радушка? — не выдержал я.

Милорад виновато вздохнул.

— В этом тумане вредно много работать, господин Яромир. Но совсем без движения вам нельзя. Я консультировался вчера с Амиром, и он сказал, что ежели для здоровья, то можно работать полчаса подряд, потом перерыв, потом снова полчаса работать. И так не более двух раз в день. Но и не менее. Даже не рассчитывайте на поблажки, господин Яромир!

Я пожал плечами.

— Да уж, с тобой рассчитаешь.

К обеду Амир остановил своих крокодилов, и установил небольшую, по сравнению с давешним вольером, кормушку, куда и высыпал шестимерную скумбрию. Мы тоже поели, потом лоцман снова погнал корабль вперед. Незадолго до ужина, мы издали увидели полянку, заросшую пурпурными кораллами. Амир попридержал своих заплывных, и подошел бортом вплотную к полянке.

— Можете спуститься прогуляться, господа. В это время года пурпурные кораллы почти безопасны. Вот после дождя у них начнется период резкой активности. Честное слово, на это даже интересно посмотреть. Впрочем, по моим расчетам, дождь должен пройти со дня на день. Может быть, вы еще увидите дождь в Красном море. Знаете, это совершенно незабываемое зрелище. Уж можете мне поверить, господа!

Я уважительно покачал головой, пытаясь представить, что же именно способно поразить воображение бывалого человека в этом мире сказки. Ничего путного мне на ум не пришло. Я пожал плечами, обнял было Милочку, наткнулся носом на маску на ее лице и вздохнул. В самом деле, господа, ну что это за медовый месяц, если нет возможности поцеловать родную жену?!

Мы спустились по веревочной лестнице на полянку. Пушистые деревья лениво шевелили длинными, ветвистыми усами, неторопливо собирали проплывающих мимо мальков и подтягивали к каким-то плоским, круглым выростам. В эти выросты, похожие на плоские цветы — петунии, усы запихивали рыбок и так же лениво продолжали шарить вокруг в поисках новой добычи.

Внезапно Амир дотронулся до моего плеча и показал рукой в другую сторону. Я обернулся и замер. Амир, тем временем, указал на диковинку Джамиле, Яношу, Всеволоду и Лучезару. Чуть в стороне от нас проплывала рыба довольно солидных размеров. Примерно так с полметра длиной. Она была непомерно раздута, прямо-таки как шар, или же дирижабль. Этот дирижабль охотился на мелких рыбок, и вдруг коснулся ленивого кораллового уса. Дирижабль дернулся и замер, когда на помощь первому усу пришли другие. Коралловые усы облепили рыбу со всех сторон, потом резко дернулись, и наземь упал рыбий скелет и кое-какие потроха. К ним незамедлительно потянулись новые усы, и вот уже от рыбины осталось только воспоминание.

Я, как завороженный, смотрел на коралловые заросли. Мне вдруг стало как-то неуютно. Я представил, что один из нас мог оказаться на месте этой рыбы, поежился и обнял жену.

— Вам повезло, господа, — радостно проговорил Амир, нарушив мрачное очарование кораллового леса. Я перевел дух и обернулся к лоцману. — Эти рыбы не так уж часто встречаются. Обычно они скрываются от людей, да и к хищным кораллам стараются не приближаться. Так нелепо они ведут себя только перед дождем. Думаю, не сегодня — завтра действительно пройдет дождь. В таком случае, я обязательно отвезу вас к зарослям лимонных кораллов и еще раз к пурпурным. Я знаю одно место, где обе разновидности можно наблюдать прямо с корабля, — Амир засмеялся. — Поверьте, на слово, господа, вам совершенно не захочется спускаться!

У меня совершенно пропало желание гулять среди этих кустов, с риском послужить обедом. Я так старался поправиться, и мне даже это удалось. Но ведь я не для того откормился, чтобы послужить ужином для пурпурных кораллов Красного моря! Хотя, конечно, пурпур всегда считался королевским цветом, но до сих пор как-то не было принято откармливать пурпурных тварей живыми королями. Правда, в некоторых областях я уже стал первым, так, например, я — первый король, из всех, о ком я знаю, который собрался прокатиться за границу. Впрочем, может быть, мои предшественники также соблюдали инкогнито. Сказать, что я первый король, который промышляет работой по кораблю, тоже нельзя. Ведь всем известно, что Фердинанд Арагонский ехал к невесте под видом слуги и прислуживал своим спутникам на привалах. Так что мой медовый месяц всего лишь естественное продолжение древней традиции. А в семнадцатом веке короли любили работать в кузнице. Кто-то ковал подковы, а кто-то наоборот их гнул. Кому что нравилось…

— Может быть, пойдем, и мы поужинаем, — неуверенно предложил я.

Мои спутники согласились, а Милорад, кажется, принял мое предложение как естественное следствие проведенной им сегодня в массах культурно-воспитательной работы. По крайней мере, он посмотрел на меня с гордостью и удовлетворением, присущим родителям, уговорившим свое дитя скушать ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за одну тетю, ложечку за другую, и так далее, пока не кончилась еда на тарелке.

После ужина лоцман преодолел еще несколько километров, прежде чем распрячь крокодилов. При одной только мысли о том, что из корабля нужно выпрягать крокодилов, загонять их в вольер и кормить шестимерной скумбрией, я приходил в бурный восторг. Разумеется, я снова напросился поехать с Амиром. На этот раз меня взялись сопровождать только Янош и Всеволод. Янош разделял мой мальчишеский восторг перед нашим способом передвижения, а Всеволод считал, что так ему лично будет спокойнее. С гораздо большим удовольствием он бы держал меня в Междвежке под бдительным присмотром своей службы. Но раз уж мне так неймется, тогда он составит мне компанию. Хотя, конечно, после такого дня, да еще после подъема в полпятого, он бы с большим удовольствием лег спать.

Милочка отправилась принимать душ и сообщила, что ежели я хочу проводить свой медовый месяц с шестимерными крокодилами, то это мое личное дело. У каждого свои причуды. Она так предпочтет проводить если не месяц, то уж, по крайней мере, эту ночь, наедине с подушкой.

— Дорогая, ты что же, откажешься от одеяла? — удивился я.

Джамиля рассмеялась: — Я даже от грелки не откажусь! — легко поцеловала меня и велела не забыть надеть маску.

Я спустился в лодку. Темнело. Из-за повышенной влажности, как только солнце пряталось за горизонт, становилось прохладно и неуютно. Так что теплые костюмы из ангорки пришлись нам весьма кстати. К моему удивлению, рыбки куда-то попрятались, и вообще мне показалось, что стало менее влажно. Я поднял голову.

— Амир, мне показалось, или, в самом деле, видна луна?

Амир посмотрел на небо и проговорил с досадой.

— Я же говорил, будет дождь, господа! Кажется, это случится еще раньше, чем я предполагал.

— Дождь? Но ведь стало суше…

— Это Красное море, господин Яромир. Впрочем, не извольте беспокоиться. Все сойдет в лучшем виде.

Когда мы вернулись на корабль, и я принял душ, Джамиля уже мирно спала. Я осторожно лег с краю, подумал, что меня все-таки легко не заметить и огорчился. Потом осторожно погладил Милочку, вспомнил, когда мы встали, посмотрел на часы и решительно отодвинулся в сторонку. Милочка так хотела отдохнуть…

Утром я проснулся от мерного звука дождя. Милочка еще спала. Я посмотрел на часы. Было уже около одиннадцати.

— Ну, мы и спим! — негромко восхитился я.

Джамиля пошевелилась.

— Вообще-то я проснулась уже час назад. Но ты так сладко спал, что я решила тебя не тревожить и взяла книжку. Хорошую книжку. Сонную.

Я протянул руку и взял то, что она пыталась прочитать. Мда. Сразу было видно, что Джамиля не слишком долго выбирала книжку для чтения. Эту книжку оставил вчера в кают-компании Амир. Это было практическое руководство по уходу за шестимерными крокодилами.

Я открыл ее, чтобы посмотреть, но Милочка отобрала ее.

— Не надо, а то еще уснешь. У меня на тебя другие планы. К тому же, ты еще не завтракал…

Когда мы пришли в кают-компанию, дождь все еще стучал по палубе. В кают-компании была только обычная смена охраны, а из капитанской каюты доносились веселые голоса. Мы прошли к Лучезару. Там уже собрались оба его помощника, лоцман, Всеволод и Янош.

— Доброе утро, господа, — радостно приветствовал Амир. — А мы здесь ждем, когда вы проснетесь. Пошли на палубу. Сегодня можно без масок и комбинезонов, если не боитесь промокнуть и простудиться.

— Промокнем — переоденемся, — возразил я.

— Вот и правильно, — согласился лоцман.

Мы всей компанией вышли под дождь. Не смотря на льющиеся с неба струи воды, разъяснилось. Исчезла эта постоянная морская дымка. Вода звонко шлепала по соленым волнам и коралловым веткам. Вчера вечером мне показалось, что коралловые заросли возле нас грязно-кирпичного цвета. Сегодня же они приобрели нежно-розовый оттенок.

Дышалось на удивление легко. Дождь омывал кораллы, море, палубу, воздух.

— Зимняя генеральная уборка, — проговорила Джамиля.

Я согласился и спросил:

— А почему не едем, Амир?

— Крокодилы не любят пресную воду. Им тяжело дышать в такой сухой атмосфере. Они скрылись под воду и не всплывут, пока не кончится дождь. Так что сегодня выходной.

— Хорошо.

— О, вы просто не знаете, насколько вам повезло. Когда господин Харис написал мне, что вы хотите пройти по каналу весной, я сразу подумал, что было бы неплохо, ежели это случилось бы в апреле. Самый чудесный месяц на Красном море. Может быть, мы потеряем лишних пару-тройку дней, но вы ведь не слишком торопитесь, не правда ли, господа?

— Да уж, не настолько.

— Вот и отлично. Потому, что как только кончится дождь, я отвезу вас на полянку, здесь, неподалеку. Посмотрите на лимонные кораллы.

К обеду дождь начал стихать. Амир, не дожидаясь когда перестанут капать последние, мелкие капли, велел всем одеться по форме и поехал кормить и запрягать своих крокодильчиков. Через полчаса, прямо под моросящим дождиком, мы двинулись дальше. На этот раз крокодилы тянули медленно и почти не высовывались из воды. Часа через два дождь стих совсем, облака как-то сразу исчезли, и яркое солнце осветило коралловые леса. Теперь мы поняли предусмотрительность Амира, заставившего нас надеть маски. Как только лучи солнца коснулись воды, та стала забираться по ним вверх. По крайней мере, так казалась со стороны. Вода поднималась и поднималась, и мы снова оказались в туманном море. Вот всплыла маленькая рыбка, за ней — другая, вон там появилась целая стайка…

— Вот это, господа, и есть самое необычное зрелище на Красном море, — торжественно провозгласил Амир. — К туманам, кораллам и рыбкам быстро привыкаешь. Да вы и сами погуляете еще по одной-двум полянкам, а на третью и спускаться не захотите. А вот в том, как с лучами солнца поднимается после дождя море, есть что-то волшебное. Какое-то таинство жизни. Если мы попадем под дождь днем, вы увидите, как с первыми каплями дождя словно опускаются декорации, и вы из сказки попадаете в скучный, реальный мир. Это тоже интересно, господа, но грустно. А сейчас мы отвернем вон на ту тропку, и я покажу вам заросли лимонных и пурпурных кораллов после дождя. Только учтите, в такое время пурпурные кораллы особенно активны. Так что вам лучше не спускаться вниз.

Мы свернули на довольно узкую дорогу.

— Вообще-то, господа, это объездная просека. Одно время прямо по курсу, я имею в виду тот курс, который мы только что оставили, наблюдался активный рост кораллов. Вы не поверите, господа, фарватер менялся прямо на глазах! Можно было идти до Джибути по совершенно гладкому морю, а на обратном пути, на том же самом месте наткнуться на коралловые заросли. И ладно бы надводные, которые издалека видать, а на подводные, которые опытный лоцман, разумеется, тоже различит, но на гораздо более близком расстоянии. А маневрировать тяжело груженному кораблю, да на хорошей скорости ой как тяжеленько. Так что приходилось снижать скорость и буквально тащиться. Тогда-то и была прорублена обходная просека. Начало ей положил естественный разлом в кораллах, да и не только начало. Собственно, прорубать-то пришлось два-три куста. Но попробуйте выкорчевать коралл! Да еще здесь, на Красном море.

— Выкорчевать? — удивился я.

— Так говорят по аналогии с полевыми сорняками. На самом деле никто ничего не корчевал. Просто в период активного роста, то есть сразу после первого весеннего дождя, эти кусты слегка подрубили и направили в стороны.

— Понятно, — протянул я, подразумевая, что мне ничего не понятно. Впрочем, Амир от меня другого и не ожидал.

— Не огорчайтесь, господин Яромир. Я плаваю на Красном море уже пятнадцать лет, и тоже не понимаю, как можно было исхитриться прорубить эту дорогу. Это было сделано лет сто назад. Причем, знаете, что самое смешное, господа? С тех пор на прямой дороге каждый раз после весеннего дождя в этом месте происходят какие-нибудь катаклизмы. То коралл вырастет, то наоборот, рухнет прямо перед носом переднего крокодила. В общем, обычный груз я бы провез и прямой дорогой, но партнеров дома Мустафы предпочту везти по более безопасным и более живописным путям.

Дорога и правда была живописной. Коралловые заросли, яркие и свежие после недавнего дождя, переливались всеми оттенками белого, желтого, красного и черного цветов. Актинии на них, уж не знаю, что делали на самом деле, но выглядели они как кошки, которые тщательно умываются передними лапками. Маленькие рыбки бодро сновали между ветвей. Некоторые становились обедом актиний, некоторые — кораллов, к которым они прилипали, с тем, чтобы усвоиться прямо на корню. А некоторые сами находили здесь обед. Красное море кишмя кишело парящим планктоном. Собственно говоря, это была одна из основных причин, по которым нельзя было ни на миг расставаться с масками. Нет, дышать водой тоже невозможно, но минута-другая возможно и не повредила бы организму. В конце концов, воздуха здесь все же было больше. А вот планктон в легких совсем уж неуместен.

Просека привела нас в небольшую заводь. Лоцман остановил корабль строго по центру и предложил нам осмотреться. В одной стороне заводи росли пурпурные кораллы, в другой — лимонные, между ними проходила причудливая полоса коричневых кораллов совершенно непонятного цвета. Местами в них были желтые вкрапления, местами — пурпурные, кое-где попадались даже ветки нежно-зеленого цвета.

— Насколько мне известно, господа, это единственное такое место на всем Красном море, — проговорил Амир. — Видите коричневые кораллы между лимонными и пурпурными? Это гибрид. Обычно кораллы не смешиваются. Да вы и сами видели — каждый куст имеет свой цвет. А здесь лимонные и пурпурные кораллы смешались и сроднились друг с другом. Может быть просто нигде больше пурпурные кораллы не растут бок о бок с лимонными? Знаете, это самые близкие сорта. Правда, лимонные обладают целебными свойствами, а пурпурные — только редкой красотой. Но и те, и другие имеют усики.

— Вы же говорили, что хищные только пурпурные кораллы? — переспросил я.

— Желтые не охотятся. Они питаются отходами от стола актиний. А их на этих кораллах великое множество. Усиками же они ловят актиний и помогают им обжиться на новом месте. Иногда даже подгоняют к актиниям рыбок.

— С ума сойти! — вежливо поддакнул я.

Наш лоцман удовлетворенно вздохнул. Ему польстил мой незамысловатый комплимент и всеобщее внимание слушателей.

Мы вгляделись в коралловые заросли. Пурпурные кораллы сегодня совершенно не манили к себе праздных туристов. Их усы быстро и хлестко шарили во всех направлениях. Учуяв корабль, несколько усов щелкнуло по правому борту корабля. Мы попятились.

— Они сегодня особенно активны, — гордо сообщил Амир, словно эта активность пурпурных кораллов была исключительно его заслугой.

Желтые же кораллы увлеченно занимались садоводством. Они бережно пересаживали пышные цветы актиний с места на место, несколько желтых усов преодолели разделительную полоску воды и стащили актиний у своих менее шустрых оранжевых соседей. Коричневые, к моему ужасу, прекрасно сочетали оба интересных занятия. Они культивировали актиний, и, попутно, не брезговали и свежей рыбкой. Я вспомнил, что только вчера Амир говорил, что если мы попадем сюда, то нам вряд ли захочется спуститься на полянки.

— Вы были правы, Амир, — вслух сообщил я. — Прогулка здесь не доставит особого удовольствия.

— Ночевка тоже, — хмыкнул лоцман. — Говорят, уж не знаю, насколько это правда, один корабль остался здесь на ночь. Так утром капитан не досчитался половины команды. Если вы насмотрелись, господа, то мы можем плыть дальше.

— Да, пожалуйста.

Амир погнал крокодилов вперед, а Милорад погнал меня в очередной раз драить палубу. Мне стало скучно. Когда я попросился в корабельную команду, я представлял себе не мытье палубы дважды в день, а работу с парусами, беготню, общение с матросами. Но вот мы уже два дня плывем в Красном море, и из всего веселья осталось только мытье палубы и работа на камбузе. На камбуз меня не допускали, чтобы не опрокинул чего на себя, или там палец не порезал, а мытье палубы… Право же, это не та карьера, к которой стремится честолюбивый человек. Я понимаю еще — пойти в подметальщики. На свежем воздухе орудовать метлой и ловко сгребать в кучку опавшие листья очень поэтично. Собственно, многие поэты начинали таким образом. Работенка хоть и пыльная, зато не умственная. Маши себе метлой, а причудливые узоры листьев только помогут полету поэтической мысли. Недаром же Янош так туда стремится. Но мыть дважды в день корабельную палубу…

Ко мне подошел боцман и бережно отобрал швабру.

— Господин Яромир, может быть, пока мы в Красном море, вы вольетесь в команду господина Всеволода? Он занимается с Яношем, позанимается и с вами. Двигаться вам обязательно нужно, но от этой работенки вы же просто звереете. Честное слово, от вашего взгляда палуба дымится!

Я вздохнул.

— Куда уж мне браться равняться с Яношем. Ему — двадцать два, а мне — тридцать восемь. И последние двадцать лет я вел далеко не самую подвижную жизнь.

Милорад покачал головой.

— Думается, Всеволод прекрасно осведомлен об этих прискорбных обстоятельствах и учтет это при подборе для вас комплекса упражнений. В общем, на время нашего плавания по Красному морю, господин Яромир, я отправляю вас в распоряжении господина Всеволода. И лично прослежу за исполнением, так и знайте!

— А лично-то зачем? Думаешь, Всеволод со мной не справится?

— Скажите лучше, кто с вами справится! Если бы вы не записались в мою команду, с вами бы вообще никакого сладу не было! Только не гневайтесь, господин Яромир. Вы ведь и сами это знаете.

— Ох, Радушка, и договоришься ты у меня!

Боцман усмехнулся.

— Отставить разговорчики, господин Яромир, рыбку вам в карман! Ох, она и правда…

Комбинезоны, купленные по указанию Амира, были снабжены чем-то средним между стандартными карманами, сумками для инструментов и сетью для ловли головастиков. Амир использовал эти карманы для хранения различных навигационных инструментов, Милочка — для карманного зеркальца, Всеволод для хранения личного оружия, мои же пока пустовали. И проплывающая мимо рыбка сочла мой карман подходящим местом, чтобы спрятаться от другой, которая за ней охотилась.

Мы с Милорадом оторопело смотрели то на рыбку в моем кармане, то друг на друга. Боцман приобретал все более и более смущенный вид. Наконец, я не выдержал и расхохотался. Милорад с облегчением присоединился ко мне.

— Господин Яромир, клянусь, впредь я буду осторожнее в своих пожеланиях. Рыбка в кармане — это еще туда-сюда. Но вот ежели вам, и правда, когда-нибудь попадется медуза в постель…

Глава 8 А у вас нет рыбки в кармане?

Как и обещал Амир, через четыре недели наш «Переплут» подошел к Баб-эль-Мандебскому проливу. Весь месяц, что мы провели в сказке, мы не уставали любоваться бесчисленными чудесами Красного моря. Разноцветные кораллы самых причудливых форм, тихие заводи, плещущиеся впереди крокодилы. Однажды мы попали под дождь днем. Амир был прав — зрелище было немного печальное, но в то же время настолько впечатляющее, что печалью ситуации мы прониклись, только когда обнаружили рыбку, бессильно бьющуюся в моем кармане. Чтобы слегка подсластить пилюлю, мы бросили рыбку в море.

А само зрелище… Представьте — туманное море, в котором кипит обычная, будничная жизнь, пересекает первая капля дождя, за ней — вторая, третья. И вот море тумана начинает напоминать полосатый матрас. Рыбки, попадая под капли, падали вместе с ними в море. Большая рыба, та, что похожа на дирижабль, как мне показалось, попыталась стряхнуть с себя первые пресные капли, когда же этих капель стало много, состроила недовольную мину и важно нырнула в море.

И вот, туман впереди начал редеть, справа и слева, впереди нас, выросли горы. Амир подвел корабль к очередной лужайке и попросил спустить баркас.

— Хотите попрощаться с крокодилами, господин Яромир?

Я встрепенулся.

— Уже? Скажите, Амир, а нельзя на крокодилах идти дальше?

Амир улыбнулся и покачал головой.

— К сожалению, нет, господин Яромир. Крокодилы хорошо себя чувствуют только в крепком рассоле Красного моря. Слабосоленая вода Индийского океана не может обеспечить им нормальную жизнь. И это создает дополнительные трудности. Сейчас я отвезу крокодилов в загон, и дальше нам придется идти на веслах вашего баркаса.

Я с опаской покосился на Милорада. Весь последний месяц он ревниво следил, чтобы я дважды в день не пропускал занятия под началом у моего шефа службы безопасности. Теперь же ему сам бог велел посадить меня на весла и проследить, чтобы я не сачковал. Боцман заметил мой взгляд и проворчал:

— Даже не надейтесь, господин Яромир. Я не собираюсь допускать, чтобы вы пропустили занятия в группе господина полковника и сели развлекаться на весла!

— А я-то думал, что ты ждешь, не дождешься снова взяться за меня самолично, Радушка.

— Идите, идите, господин Яромир, рыбку вам в карман! Кстати, ее пока еще там нет? А то они вас что-то нежно полюбили.

Что верно, то верно. С того первого раза, когда мы с Милорадом обнаружили у меня в кармане рыбку, мне пришлось извлекать оттуда же рыбку во время дождя, о чем я уже упоминал, потом еще раз и еще. Впрочем, я не думаю, чтобы я был популярен у местной фауны. Просто на мне очень свободно сидел непромокаемый костюм, и рыбки попадали ко мне в карманы с большой легкостью. Понятно, что в карманы одежды, которая более плотно прилегает к телу и обрисовывает его формы, в данном случае, я, разумеется, имею в виду мою жену, рыбке не попасть. И, слава богу! Хватит нам одного задохлика на одну семью!

Лучезар распорядился, матросы спустили баркас, и мы двинулись к Баб-эль-Мандебскому проливу. Наш лоцман перешел на баркас, так что мне не у кого было спросить, почему мы так решительно забираем к берегу. Я увидел по правому борту довольно большую площадь, свободную от кораллов. Туда-то мы и направлялись. Видимости сквозь вечный местный туман почитай что никакой, так что я не сразу заметил порт, расположившейся на другом конце этой свободной воды. В порту стояло несколько баркасов побольше нашего, и возвышался маяк. Типа Александрийского. Мы уверенно вошли в порт и с баркаса нам подали знак, призывающий спуститься на берег.

Что ж, в море хорошо, а на берегу лучше. По крайней мере, ежели не стоял на нормальной суше месяц. Капитан распорядился спустить шлюпку, и мы по очереди переправились на берег.

— Добро пожаловать в Асэб, господа, — приветствовал нас Амир. — Единственный порт на Красном море. Исмаилия, как вы знаете, стоит на Ниле, Суэц и то всего лишь у впадения канала в море, а Асэб — морской порт.

— Я вижу порт, вижу маяк, но не вижу домов, — возразил я. — Они что же, скрываются в тумане?

— Нет. Они вон за теми горами. Горы не пускают морской туман в город, на берегу только пристань и маяк. Как только корабль входит в порт, с маяка подают сигнал, чтобы сюда спешили моряки. В основном, здесь промышляют буксировкой судов. Так что если хотите, через несколько минут можем ехать дальше. А можно осмотреть Асэб.

— С удовольствием, — откликнулся я.

— Я так и полагал, — улыбнулся Амир. — Поэтому и предложил вам спуститься. Пойдемте, господа.

Амир пошел со мной, показывая дорогу, Джамиля опиралась на мою руку, Янош шел позади нас рядом с Лучезаром, далее следовали Всеволод и пара телохранителей. Помощники капитана остались в порту, чтобы позаботиться об отправлении.

Мы прошли по дороге к горам. Дорога была не слишком широкая. Пожалуй, на ней могли бы разъехаться две встречные повозки, если возницы будут аккуратно ехать и все. Мы шли и шли, горы приближались и приближались, туман редел, но никаких признаков жилья я не видел.

— Где же все-таки город, Амир?

— Уже рядом, — улыбнулся наш лоцман.

Что ж, может быть. Навстречу нам попалась группа людей, одетых в обычную для Красного моря одежду. Амир остановился и обменялся парой слов с их начальником. Как и следовало ожидать, это была команда баркаса, который должен был провести «Переплут» через пролив.

Мы прошли еще метров пятьсот и уперлись в стену. Амир предложил подойти поближе и нажал на какой-то выступ в скале. Дверь, похожая на скалу, открылась, и мы оказались во дворе. Впереди была еще одна дверь. Амир подождал, пока мы все войдем во внутренний дворик, тщательно закрыл дверь, потом открыл дверь и пропустил нас вперед. И снова мы попали во внутренний дворик. Только на этот раз этот дворик продувался всеми сквозняками, которые только можно выдумать. Поэтому в нем не было тумана. Зато впереди была еще одна дверь. Амир подошел к ней и снова на что-то нажал. На этот раз ничего не случилось. Амир обернулся к нам и объяснил:

— Эта дверь не откроется, пока из проходника не выдует весь туман. Нельзя впускать туман в город, а то и в городе придется носить очки и защитные маски.

Мы приготовились ждать. Впрочем, ждать нам пришлось недолго. Через пару минут дверь гостеприимно распахнулась, и мы шагнули на улицы Асэба.

Я ожидал увидеть обычный африканский город небоскребов и ошибся. Под палящими лучами солнца городок просматривался как на ладони. Он был весьма невелик, и я заметил всего несколько многоэтажных домов. Остальные дома были довольно скромных размеров, одноэтажные, окруженные цветущими садами. Хорошо, все-таки, когда круглый год лето! Вот на соседнем дереве апельсиновые цветы и плоды разных степеней зрелости. А вон то, если я не ошибаюсь, финиковая пальма.

Я повернулся к Амиру.

— Здесь так много одноэтажных домов.

— Все жилые дома, — Амир пожал плечами и вдруг спохватился. — Да, господин Яромир, чуть не забыл. Если вас спросят кто вы, не говорите, что вы — владелец корабля. Скажите, что вы купец на государственной службе и ищите новые торговые связи.

— Хорошо, — согласился я. — А в чем дело?

— Здесь, в Эритрее, действуют жесткие законы против роскоши. Кем бы ты ни был, ты не можешь иметь больше стандартного одноэтажного домика, окруженного садом, где ты должен работать сам, ежели желаешь, чтобы там выросло что-нибудь интереснее верблюжьей колючки.

— Интересно, — удивился я.

— Вообще-то это связано с одной историей, которая утратила актуальность лет семьсот назад.

Я хмыкнул. Наш лоцман иногда выражался весьма и весьма заумно.

— Собственно, большая часть истории утратила актуальность около девятисот лет назад, — продолжал Амир, — И к Эритрее имеет довольно косвенное отношение, особенно вторая ее половина.

Я не выдержал и оглянулся на Яноша.

— Вот видишь, мой мальчик, каково воспринимать подобные замысловатые фразочки на слух.

Впрочем, Янош не проникся. Скорее, наоборот. Он выглядел очень заинтересованным.

— Когда-то давно, около полутора тысяч лет назад и даже еще раньше, здесь, в Африке, было множество независимых государств. Собственно, большинство из них есть и по сей день. Но в те времена страны промышляли торговлей и грабежами. И помимо прочих ценностей, было модно красть людей и использовать их в качестве дешевой рабочей силы. То есть рабов. Ну и нашлись люди, которые наживались на этом. Они стали продавать рабов даже за пределы континента. В результате люди страдали, а страны затормозились в своем развитии на века. К двадцатому веку рабство вроде как упразднили, и европейцы принялись использовать африканцев как дешевую рабочую силу прямо тут, на месте. Люди перестали называться рабами, они стали вольнонаемными рабочими. Но скажите, какая разница между рабом и вольнонаемным, если и тот и другой зарабатывали только на харчи и дешевые тряпки наготу прикрыть? А прибыль, как и раньше, текла в карман белых дядей и их черных прихвостней, которые, ради личной наживы, продавали свой народ оптом и в розницу. Потом случилась Третья Мировая война, и Африка была отделена от остального мира. В самой Африке же есть лишь одна Граница — с Южно-Африканской Республикой. И вот в этой-то республике, не успели отгреметь последние залпы мировой войны, разразилась гражданская. Белые воевали с черными, которые, на взгляд белых, стали слишком много о себе понимать… Кстати, господа, надеюсь у вас нет расовых предрассудков? Ну и отлично… Так вот, белых в ЮАР тогда было гораздо меньше, чем черных.

— А сейчас? — встрял Янош.

— Сейчас вообще нет. Сразу после войны власти запретили внутрирасовые браки для белых. Черным можно было, потому как на всех черных, белых просто бы не хватило… Так о чем это я? Ах, да. Значит, в стране началась гражданская война и белые купили у правительства одной из соседних стран наемников, что, по сути дела, является все той же работорговлей, только по-другому названной. В самом деле, как еще можно назвать использование чужого труда, доход с которого идет нанимателю и посреднику? А самому трудяге — одни харчи. Так вот, господа, в те годы еще никто не имел понятия, что же именно представляет из себя Граница. И вот, армия из темнокожих людей пошла через границу убивать своих единоплеменников в пользу белых дядей. Пошла, но не дошла. Граница поглотила всех. В результате случились революции как в Южно-Африканской Республике, так и во многих других африканских странах, в частности в Эритрее. И были приняты жесткие законы против роскоши. Раз в двадцать лет съезд правителей африканских стран определяет необходимый минимум и предельно допустимый максимум. Если кто пытается поиметь что-нибудь свыше этого, у него отбирают имущество в десятикратном размере против суммы превышения. В пользу неимущих.

— Это должно было породить массу злоупотреблений, — проговорил я.

— И породило, — сообщил Амир. — Но с этим легче бороться, чем с работорговлей, которая в том или другом виде процветала в Африке две тысячи лет подряд.

— Вы увлекаетесь историей Африки? — спросил Всеволод.

Так, подумал я, Севушка при исполнении. И в самом деле, зачем морскому волку знать такие подробности? Непорядок!

— Нет, господин полковник, — с легкой руки Яноша, Севушку называли господином полковником все, кроме меня. Примерно так через раз. — Просто, этому учат в школе морских лоцманов и других морских офицеров. Это должны знать все, кто ходит по Красному морю. В противном случае можно налететь на крупные неприятности, возможно даже на дипломатические осложнения.

Всеволод согласно кивнул. Эта причина была вполне по нему.

Мы прошли по улице, и зашли в один из двухэтажных домов. Это оказался продовольственный магазин. На первом этаже продавали мясо, овощи и фрукты, на втором — различные напитки. Я с удовольствием отметил, что законы против роскоши не распространяются на ассортимент магазина и, по рекомендации Амира, подкупил чая, кофе, вина и пальмовой водки. На пробу. Грешным делом, я уже лет пять, как не разделяю предубеждения Вацлава по поводу потребления спиртных напитков в компании. Может быть это связано с тем, что мне всегда приходилось или пить, или делать вид, что пью, на представительских обедах. А в последние пять лет до путешествия Вацлава в Трехречье я к каждому дню относился как к последнему. И никогда не откладывал на завтра ни работу, ни удовольствия. Второй пункт этой программы особых хлопот мне не доставил, а вот первый едва, и правда, не свел меня в могилу.

Мы еще прогулялись по городу и собрались возвращаться на корабль. К счастью, опасения Амира не оправдались, и к нам никто не пристал с вопросами. Амир воспринял это с облегчением — вдруг, де, я забуду соврать и скажу, что корабль мой. А ведь надо говорить, что он казенный. Но я никогда не говорил Амиру, что корабль то не мой, а и в самом деле казенный, точнее, собственность верхневолынской короны. Умри я завтра, корабль как был, так и останется в королевской собственности, только пользоваться им будет мой брат. Впервые, при этой мысли, я почувствовал неприятный холодок на душе. То есть мне всегда хотелось быть с братом и делить с ним все радости и огорчения. А теперь, когда эти радости у нас с ним действительно появились, я вдруг понял, что расставаться с ними я не хочу. Я мысленно наплевал на зрителей и поцеловал жену. Все-таки, даже если вся жизнь впереди, радости на завтра откладывать нельзя. А вдруг меня сожрет пурпурный коралл, или же нильский крокодил!

Мы без приключений вернулись на корабль, буксир уже ждал нас в состоянии полной готовности и мы отчалили. В соответствии со своей вновь обретенной философией, я сразу же намекнул Милочке, что неплохо было бы отдохнуть после прогулки. Милочка согласилась, а Милорад всерьез обеспокоился, решив, что я разучился ходить. Он поддержал было меня под локоток, но я шепнул ему:

— По этой части, я в ассистентах не нуждаюсь, Радушка.

Милорад, в его-то годы! Багрово покраснел и ретировался.

Через полтора дня мы вышли из Баб-эль-Мандебского пролива в Аденский залив, попрощались с буксиром и пошли под парусом в Джибути. Там мы были еще через день. Капитан объявил трехдневную стоянку, чтобы все смогли проветриться на берегу, а он успел запастись свежими продуктами и пресной водой.

Здесь же, в Джибути, мы попрощались с Амиром. Амир, как и все люди его профессии, имел дом и в Исмаилии и в Джибути. Чтобы было, где жить между рейсами. Для большей ясности, в каждом доме Амир имел по жене. Ему, как последователю пророка можно было бы иметь четыре жены, но наш лоцман был сторонником умеренности. Правда, он как-то обмолвился мне, что подумывает о том, чтобы завести себе дома в Мисре и Асэбе. С женами, разумеется.

Прогулки по Джибути понравились нам, в основном потому, что плавая по Красному морю, мы соскучились по солнцу, по свежему морскому ветру, не говоря уж о том, что нам обрыдли маски и очки. Правда, очки нам пришлось носить и сейчас. Солнцезащитные. А так это был обычный африканский город. Необычные фрукты и овощи и питьевая вода, которую непривычному человеку нужно долго — долго кипятить. Впрочем, такие же проблемы ждали нас и на дальнейшем пути. Человек, как правило, живет мирно и дружно со своими родными бактериями, микробами и прочими микроорганизмами. Можно даже сказать, что человек и его микроб живут одной жизнью. Но микробы, выросшие в другом климате смертельны для человека. К сожалению, это непреложный факт. Милочке пришлось довольно долго привыкать к нашей пище, а главное, воде. И сейчас она пила кипяченую воду вместе со всей командой. Теперь, когда ее дом был в Медвежке, она не хотела заново привыкать к африканской жизни, а потом переживать новый период адаптации.

Четырнадцатого мая наш «Переплут» взял курс на Бомбей. Расстояние неплохое, но под парусами, да еще с муссоном, мы просквозили его дней за десять. Все было бы ничего, Египет имел восьмимерную границу только на Средиземном море, но вот Индия была окружена восьмимерными границами со всех сторон. Не знаю уж в чем здесь дело. Может быть, до войны туда любили ездить в отпуск? Или же там шли военные действия? Жаль, что спросить не у кого. Придется поискать знатоков в самой Индии.

Но я вспомнил о границах вовсе не из любви к историческим изысканиям. Просто, при переходе восьмимерной границы я снова заболевал. Словно граница отсекала те связи с живой природой, которые я налаживал медитацией, и которые поддерживали во мне жизнь лучше, чем все эликсиры Вацлава. Когда Вацлав лечил меня, он заставлял меня медитировать трижды днем и один раз ночью. Потом ночные медитации он отменил, потом, постепенно, уже самостоятельно я отменил и дневную, и оставил медитации только утром и вечером. Строго говоря, я, кажется, в них уже не очень нуждался. Может быть, мне хватило бы медитаций и два раза в неделю. Но я не хотел рисковать. Нет, не здоровьем. Здесь мне рисковать нечем. Его я отроду не имел. А вот разочаровать Джамилю я не хотел.

Вот и сейчас, стоило нам пересечь восьмимерную границу и оказаться в территориальных водах Индии, как я приказал положить корабль в дрейф и дать мне время поплавать в парусе. Я даже не позволил отойти подальше от границы. Оказалось, я плохо переношу жару. Раньше я этого не замечал — ежедневные медитации делали свое дело, и теперь я не решился ждать, когда окончательно разболеюсь, и со мной начнет возиться вся команда. Тем более, что, доктора в рейс мы так и не взяли. Лучезар понадеялся на мои медицинские познания. Впрочем, два моих телохранителя имели медицинское образование. Я может и способен позабыть о своей безопасности, но у Севушки другие планы на ближайшее будущее.

Глава 9 Джунгли

Двадцать пятого апреля «Переплут» бросил якорь в Бомбейском порту. Мы высадились на берег, чтобы провести разведку на местности. Бомбей это ведь Индия, а значит одна из целей нашего путешествия. Так что нам предстояло разузнать по поводу различных травяных настоечек и бальзамчиков. Хотя меня, грешным делом, больше волновал знаменитый индийский чай. Еще в прошлый приезд в Александрию я понял, что чай, который попадает к нам, в Верхнюю Волынь в подметки не годится тому, что душат в Африке. И я решил взять инициативу в свои руки. Отчасти, поэтому я и основал торговый дом во главе с сестренкой моей Джамили. Опять-таки кофе. Нет, у меня было полно дел в Индии.

Еще с корабля мы приметили громадных серых животных, работавших в порту. Никогда раньше мне не приходилось видеть таких трехмерных громадин. Высадившись же на берег, я понял.

— Это слоны, — радостно сообщил я.

На лице Джамили не было видно радости, оттого, что она узнала название этих животных. Скорее, оно выражало некоторое опасение. Янош же взирал на них с откровенным восторгом.

— Я думал, они меньше, — выдохнул он. — Интересно, а на таком можно ездить?

Погонщик слонов — черноволосый, смуглый, худощавый человек, закутанный в белое одеяние непонятного фасона, был польщен нашим восхищением и соизволил ответить.

— Можно то можно, вот только накладно. На слонах ездят разве что раджи. А эти слоны работают здесь, в порту. Должен же кто-то переносить тяжести.

Огромный слон ловко подцепил хоботом какой-то сверток и аккуратно положил на повозку.

— Умный какой! — восхитился Янош.

— Еще бы не умный, — отозвался Всеволод, — Ишь, голова какая большая!

— А что они едят? — Янош снова обратился к индусу.

— Траву, фрукты, — пожал плечами погонщик.

— Это ж, сколько им травы надо! — ужаснулся молодой человек.

— Да уж, не мало.

Я покачал головой и пошел дальше под руку с Джамилей. Всеволод, Янош и Лучезар шли следом за нами. Мы прошли по территории порта, вышли за ограду и оказались в настоящем лесу. С веток деревьев свисали обезьяны, зацепившись, кто лапой, кто хвостом. Под деревьями пугливо пробегали антилопы.

— Чего это они испугались? — спросил Всеволод. В голосе его явственно чувствовался профессиональный интерес.

Антилопы, не ответив, убежали. Под ближайшие деревья выкатились, резвясь и играя, две огромные кошки. Больше всего они походили на черных пантер в описании Киплинга. Всеволод, оттолкнув меня, прорвался вперед, по бокам материализовались телохранители. Пантеры испугано отпрянули.

— Кыш с дороги, кошки! — голос прозвучал с какой-то привычной усталостью. Так говорят с кем-то надоедливым и неотвязчивым.

Пантеры чуть подвинулись, и мы увидели самого обычного человека. Пожалуй, чуточку поплотнее, чем давешний погонщик слонов, но вряд ли настолько уж кардинально, чтобы так фамильярно обращаться с громадными зверями.

Всеволод перевел дух и вопросительно поглядел на этого человека.

— Это ваши?

— Что вы, господин! Да на что ж они мне? Это местные, портовые. Разленились в конец, совсем мышей не ловят!

— Мышей? — озадаченно переспросил Всеволод. У меня перед глазами немедленно возникла картинка: огромный черный леопард бережно тащит в зубищах маленькую, пищащую мышку.

— Ну не мышей, конечно. Антилоп. Обленились ракшасы! Зачем охотиться, когда портовые служащие и так неплохо кормят?

— Так они ручные? — недоверчиво уточнил Сева.

— Можно и так сказать, — отозвался индус и достал из сумки сверток, — Идите сюда, киски!

Индус развернул сверток, в нем оказались обычные объедки от стола. Кошки с урчанием набросились на приношение. Мы с Джамилей смотрели на них как пара кроликов на десятиметрового удава. Всеволод, наконец, расслабился.

— А кого они должны ловить?

— Да антилоп, кого же еще! Развелось их здесь столько, что всю зелень в округе обожрали. У меня в садике все бананы объели.

— А вы что, дома кошку не держите? — допытывался Всеволод.

— Держу, как не держать. Да только спит она целыми днями. Заберется в тенек и спит. Хорошо еще если ее вовремя выгнать из дому, и она устроится на отдых в саду. Тогда антилопы сами ее обходят. А она, паразитка такая, в последнее время все больше на диване любит. Нет, вы представляете, поганка какая!

Я несколько пришел в себя и нерешительно протянул руку.

— Можно погладить?

Всеволод шагнул между мной и пантерой. С таки видом, словно дай ему волю, вдарил бы мне сейчас по руке, чтобы не тянул я ручонки, куда ни попадя.

— Что, Севушка?

— Только через мой труп, Яромир.

— Ну что вы так, — улыбнулся индус и потрепал ближайшую пантеру по холке, — Они же не укусят!

Мы дружно заржали. По-другому звуки, вырывавшиеся из наших глоток, описать никак нельзя. Тем не менее, руку я убрал. Всеволод не заслужил, чтобы я так уж по-черному мотал ему нервы.

— Скажите, пожалуйста, а как нам попасть в Бомбей? — вежливо поинтересовался я.

— Вы и так в Бомбее, господа. Что вы ищите?

— Город, — растерянно пояснил я. — Ну, дома, магазины, учреждения, в конце концов!

— Идите прямо, — незнакомец указал в направлении, откуда только что появился сам. — Раз у вас нет более определенной цели, то сгодится и так. Вы выйдете на портовую улицу, там спросите, если придумаете что.

Вот здесь мужик был не прав. Фантазии у нас на все хватало.

— Скажите, а в городе везде гуляют пантеры и антилопы?

— Ну да. А что? Вы ведь нездешние, господа?

По-моему об этом можно было не спрашивать.

— Ну, так вот, если кошки будут лезть под ноги, отпихните их, не стесняясь, антилопу можете убить, если хочется поесть свежего мяса и не лень возиться, но коров не трогайте ни в коем случае. Не убивайте, не толкайте, вообще не прикасайтесь. Если корова перегородила вам путь, обойдите ее.

— Почему? — не выдержал я.

— Коровы — священные животные. Они почитаются, как воплощение бога, и они всегда верно служили Индии. Сколько раз они спасали страну и не сосчитать! С вашего позволения, мне пора, господа.

И незнакомец спокойно прошел вперед. Мы остались стоять перед двумя огромными кошками. Одна вытянулась во всю длину на траве и смотрела на нас зелеными глазами, вторая же преспокойно принялась вылизываться.

— Ну что, пойдем, господа, — предложил я.

Мои спутники закивали. Всеволод обернулся.

— Надеюсь, я не сильно вас толкнул, Яромир.

— Все в порядке, Севушка, — отозвался я. — Я же понимаю, ты при исполнении.

Всеволод кивнул и решительно продолжил:

— Я знаю, что вы так не любите, господин Яромир, но я пойду, покамест, впереди. Кто знает, кто здесь еще по улицам бегает! А так мне спокойней будет.

— Может быть пойдешь рядом со мной, Сева? — нерешительно предложил я.

Всеволод пожал плечами:

— И рад бы, Яромир, да все ж таки квалификация у меня не та. Наши ребята не в пример лучше работают. А вот лобовую атаку пока еще выдержу. Янош, ты, конечно, только в самом начале подготовки, но потренируйся, тебе полезно будет. Прикрывай, на пару с Лучезаром, тыл.

Янош серьезно кивнул. Видно было, что мальчишка постарается соответствовать этой важной миссии, чего бы это ему ни стоило. Может быть, Севушка прав и нужно действительно отдать парня учиться на юридический? Лучезар же, хоть и не имел такой квалификации, как Всеволод, но за себя постоять умел. Мужик был крепкий. Мои телохранители рассредоточились по сторонам, пытаясь прикинуться случайными прохожими.

Я оглядел свое настороженно притихшее воинство, и мне стало грустно. И тут раздался спокойный голос Милочки.

— Эх, такую бы кошечку, да домой, — мечтательно проговорила она.

— Зачем? — мрачно поинтересовался Всеволод. — У вас что, антилопы сад объедают?

— Они красивые, — нежно проворковала Милочка.

— Давай купим, — предложил я.

— И потащим с собой в Китай, — возразил Лучезар.

— Можем купить на обратном пути, — продолжил я. — Заодно привезем подарок Ларочке и Лерочке. Ручаюсь, они тоже захотят таких кошечек.

— Ну, разве что на обратном пути, — проворчал Всеволод. — А по мне, так поручили бы это занятие вашему новому зятю. Он заодно бы привез десяток кошек на продажу. Развели бы котят и лет через пятнадцать, запрудили бы этими кошками всю Верхнюю Волынь.

— Жуть, — искренне сказал я. — Ты уверена, что хочешь кошку, дорогая? Ну ладно, на обратном пути непременно купим. Пойдемте же, господа, что мы стоим?

Мы двинулись сначала по лесу, мимо цветущих деревьев и кустарников, мимо желтых в пятнах леопардов и черных пантер, мимо антилоп, объедающих плоды с мангового дерева и обезьян, сосредоточенно поедающих бананы. Впрочем, по этому лесу шла вполне приличная дорога. И достаточно широкая дорога. Такая, что на ней бы легко разъехались четыре повозки. Я снова предложил Всеволоду изменить порядок движения, но он со вздохом отказался.

— Знаете, Яромир, после встречи с теми двумя черными кошками я постарел лет на пять. Вы не представляете, как я перепугался.

— Представляю, — тихонько возразил я, обнимая жену. — Мне теперь тоже есть что терять.

Всеволод расцвел улыбкой и снова пошел вперед.

— Может быть, хотя бы это научит вас осторожности!

Мы шли. Лес все больше и больше начинал напоминать парк. По крайней мере, в настоящем лесу не бывает беседок и лавочек. Мне ужасно хотелось сорвать какой-нибудь тропический фрукт, но я не хотел нервировать Севушку. Сейчас протяну руку, а он тут же вспомнит печально известные законы против браконьеров, принятые когда-то в Англии, или еще какую-нибудь историческую чушь. И, разумеется, будет прав. Никто из нас пока не знает, каких обычаев придерживаются в Индии вообще и в Бомбее в частности.

Деревья впереди поредели. Между ними стали появляться небольшие дома. Вероятно, это и была Портовая улица, про которую нам рассказывал давешний пантеровладелец. Всеволод разрешил нам изменить порядок движения. Мои телохранители, пристроившиеся было после встречи с пантерами с двух сторон от нас с Милой, переместились назад, Всеволод же пошел сбоку от меня. Лучезар и Янош по-прежнему замыкали строй.

Мы прошли по улице, свернули на другую, купили местных фруктов, вина, просто погуляли по городу между аккуратными домиками и бурной растительностью, расталкивая пантер — как черных, так и желтых в крапинку, и обходя коров. Поглазели на какого-то индуса, игравшего на дудочке для здоровенной кобры, которая пританцовывала в такт музыке в своей корзинке, посмотрели на попугаев, кричавших вполне членораздельно, вот только не всегда пристойно. Как объяснил нам один толстый, словоохотливый индус, у которого мы пили кофе с лепешками, попугаи произносят те слова, которые чаще всего слышат. Что ж, если это, и правда, так, в Бомбее вели напряженную половую жизнь. А может быть и наоборот. Иногда люди говорят не о том, что есть, а о том, что бы они хотели видеть.

Посмотрели на бомбейцев. Местные люди в большинстве своем были очень красивы, правда, несколько расположены к полноте, но с моей точки зрения, это не недостаток. Это Милочка вечно грозится сесть на диету, когда я подкладываю в ее тарелку очередную вкусность. Меня так от одной мысли о том, что фигура моей жены может приобрести сходство с моей, в смысле худобы и костлявости, в дрожь бросает. А женщины здесь были выше любого моего панегирика женской красоте. Даже моя Джамиля не так выделялась своей красотой и изяществом на фоне местных дам. Правда, бомбейки были закутаны в какие-то непонятные одежды. Более всего это походило на то, что они, чтобы не возиться с иголками да нитками, попросту заворачивались в кусок расшитой ткани. Но вот как они ухитрялись сделать так, чтобы она с них не сваливалась, это выше моего разумения.

Я оглянулся на Яноша. Если я правильно понял, он попросился со мной путешествовать, в основном для того, чтобы найти себе жену. Конечно, он был еще молод, но в двадцать два жениться уже не слишком рано. Тем более, что ему не приходилось думать, на что содержать семью. Мне было очень интересно, захочет ли он жениться на такой же русоволосой красавице, как и сам, отдаст предпочтение восточному типу женщин, как мы с Вацлавом, или же отыщет себе в каком-нибудь отдаленном уголке земли серую мышку, как почему-то поступает большинство красавцев. А Янош — редкий красавец. Фигура — хоть скульптуры ваяй, лицо — тоже в том же идеальном классическом стиле, причем в выражении лица, в громадных синих глазах просвечивают ум и юмор. Вьющиеся русые волосы довершают картину. Почему-то раньше, когда я думал о Трансильвании, откуда, собственно он родом, я представлял себе более демонический тип. И обязательно запасные клыки в жилетном кармане.

Молодой человек, как и положено, в таком случае, глазел на местных дам с восхищением. Но каким-то слишком уж абстрактным.

— Севушка, ты, и правда, согласен взяться за воспитание Яноша?

— Мне кажется, я уже взялся, — пожал плечами Всеволод.

— В таком случае, помоги ему избавиться от одного недостатка.

— Какого? — в голосе Севы ясно слышалось, что на его взгляд, Янош вообще не имеет недостатков. Впрочем, на мой тоже.

— От девственности. Знаешь, в его годы это уже малость неприлично.

По озабоченному лицу Всеволода я понял, что он принял мое поручение со всей серьезностью и ответственностью.

— Если бы вы поручили мне это в Медвежке, я обольстил бы парня за пять секунд. Знаете, какие там есть девушки?

— Я пробовал, Сева, но он ждет настоящей любви. Да ты ведь и сам знаешь, что как только Янчи поселился у меня, во дворец немедленно возник постоянный приток женщин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти.

Всеволод засмеялся.

— Ваша правда, Яромир. Но все равно, здесь, в незнакомой стране, это будет нелегко.

— Да я не говорю, что обязательно здесь и сейчас. Это уж как получится.

За подобными разговорами, мы незаметно вернулись в порт. Учитывая, что это совсем незнакомая страна с незнакомыми обычаями и неизвестными нам законами, Лучезар оставил на корабле обоих своих помощников — первого помощника Ратибора и боцмана Милорада. Увольнительные же вообще пока не дал никому. Дескать, это всегда успеется. Зато помощники капитана получили приказ на всякий случай готовить судно к выходу в море — запасаться свежим провиантом, водой и все такое прочее.

Мы поднялись на борт корабля и застали и Ратибора и Милорада в страшном волнении. Завидев нас, они торопливо подошли и Ратибор, как старший, принялся докладывать:

— Господин капитан, как только вы ушли, к нам на борт поднялся человек из портовой службы и сказал, что махараджа Бомбея хочет встретиться с купцами из Верхней Волыни. Дескать, оттуда еще никто пока не приезжал, для него это диковинка.

Я перевел взгляд на Милорада. Тот смирно стоял рядом и ждал, когда придет его черед вставить слово. По его хитрому виду я понял, что ему есть что сказать.

— Что, Радушка? — спросил я.

Милорад вздохнул. Ему не очень нравится, когда я говорю ему «Радушка» в официальной обстановке, хотя обычно он от этого просто тащится. Особенно когда я говорю это, исполняя обязанности матроса.

— Если позволите, господин Яромир, то местный махараджа еще совсем молодой человек. Ему лет двадцать, если я правильно понял. Вот парню и интересно послушать рассказы о чужедальних чудесах.

— Чудес ему захотелось, — усмехнулся я. — А у самого леопарды по улицам бродят, вместо обычных кошек.

— Леопарды? — переспросил Ратибор.

— Да, Боренька, — подтвердил я. — Вообще-то они должны охотиться на антилоп, но совсем обленились ракшасы!

Оба помощника обменялись понимающими взглядами и вопросительно посмотрели на Лучезара. Того обеспокоило сообщение помощников о предстоящей встрече с махараджей и ему было не до шуток.

— Господин Яромир не шутит, господа. Но это детали. Что это за чин такой, махараджа?

— Мы спросили, — отозвался Ратибор. — Говорят, что это князь провинции. В Индии около пятидесяти провинций, в каждой есть свой махараджа.

— Двадцать лет, — протянул я. — Он еще совсем мальчишка. От него можно будет ждать абсолютно любого.

— Вы стали королем в восемнадцать, — напомнил Всеволод.

— Все так, но ты уверен, что индийские законы также не допускают к власти разных безответственных типов, как и верхневолынские? Вацлав рассказывал, что в некоторых странах королям, или там князьям, можно практически все.

— Вы думаете, что если бы вам тоже можно было бы решительно все, то вы вели бы себя по другому? — недоверчиво переспросил Всеволод.

— Не знаю, Севушка. И никто не знает. Знаю одно — никому еще не шла на пользу абсолютная власть.

Всеволод озабоченно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Ратибора.

— Скажите, Боря, а мы можем сбежать прямо сейчас?

— Нет, господин полковник, нас специально предупредили, что как только махараджа выразил желание пообщаться с господами купцами, для нашего корабля выход из порта закрыт.

— Может быть, попытаться прорваться? — предложил Всеволод.

— Зачем? — удивился я. — Ну пообщаемся с этим махараджей, ну и что?

Всеволод поморщился:

— Вы, конечно, не имеете абсолютной власти над своими подданными, господин Яромир, но капризны вы по самое некуда. Никогда не знаешь, что вы отчудите через минуту.

Я засмеялся и пожал плечами.

— Можно подумать. Да я веду себя, как ангел! Правда, Милочка?

— Нет, — засмеялась Джамиля. — И, слава богу, что нет. Зачем бы мне понадобился ангел?

— Да, действительно, — согласился я.

Моряки ехидно захихикали.

— Издержки демократии дают себя знать даже через семьсот с чем-то лет после установления монархии, — вздохнул я. — И бедный король нигде не найдет поддержки и сочувствия.

Лучезар с помощниками недоуменно воззрились на меня, а Всеволод возмутился:

— Вам бы радоваться надо, Яромир. Если бы не эти издержки, разве вы бы имели два выходных в неделю и гарантированный ежегодный отпуск?

— А молоко за вредность? — спросил я.

— Это не вы, а я на вредной работе.

— Вот я и спрашиваю: где мое молоко за мою вредность?

Всеволод расхохотался, я махнул на него рукой и обернулся к морякам.

— Когда местный махараджа хочет нас увидеть?

— Завтра поутру он пришлет за вами слонов.

— О, слонов! — воскликнул Янош.

— Мы объяснили, что вы путешествуете с женой, воспитанником, парой телохранителей и командиром домашней охраны. Сказали, что у нас, в Верхней Волыни, так принято. Так что махараджа ждет вас всех, и, конечно, капитана, — ответил Ратибор.

— Великолепно, — отметил я. — К чему было выкладывать столько подробностей?

— До этого махараджа приглашал только вас с капитаном. А мы же знаем, что полковник одного вас не отпустит. К тому же, госпожа Джамиля вероятно захочет увидеть настоящего махараджу, ну и Янош тоже, — пояснил Милорад. Да, господин Яромир, предполагается, что вы подготовитесь и принарядитесь.

Я оглядел себя со всех сторон. Вообще-то одевался я неплохо. Королю просто неприлично ходить оборванцем. А королеве…

— Джамиля, думается, надевать рубиновый убор на завтрашний прием будет слегка неполитично. Ты взяла с собой платья, пошитые по верхневолынской моде?

— Да, дорогой.

— Отлично. Наденешь что-нибудь верхневолынское с жемчугами. Например, то красивое, шелковое платье цвета морской волны.

Джамиля улыбнулась и согласилась. Когда я привез ее в Верхнюю Волынь, она даже и близко не соглашалась считать рубиновый убор своим. Теперь же, одеваясь по утрам, она без украшений считала свой наряд неполным. Правда, носить драгоценности, принадлежащие верхневолынской короне, она отказывалась, но может быть только потому, что тогда она еще не была королевой. Думаю, когда вернемся, она примет в пользование — с коронными драгоценностями только так — золотистые бериллы. Они должны ей очень пойти.

Глава 10 Бхаратская политика

На завтра мы собрались встать пораньше. В Африке норма жизни начинать день рано, зато среди дня устраивать обширную сиесту. В Индии же не холоднее, чем в Египте.

Как выяснилось, мы оказались правы. Когда мы после завтрака вышли на палубу, на пристани уже переминались с ноги на ногу огромные слоны с маленькими беседками на спинах, а к «Переплуту» направлялась просторная шлюпка, чтобы вместить всех желающих.

Янош, затаив дыхание, рассматривал слонов.

— Яромир, неужели мы, и правда, поедем на слонах?

Я улыбнулся и похлопал молодого человека по спине.

— Веди себя сдержано, мой мальчик, и, по возможности, вовсе не открывай рот. Твои обычные высказывания могут прозвучать неуместно в присутствии коронованной особы.

Янош серьезно кивнул, и вдруг с некоторым испугом посмотрел на меня.

— Но, Яромир, а как же вы?

— Что я?

— Но вы же…

Я вздохнул:

— Ты мой воспитанник, Янчи, так что все в порядке. Но при посторонних старайся держаться скромнее. Вспомни, как ведет себя Милан и бери пример.

Янош заулыбался. Судя по всему, он вспомнил какую-то очередную выходку Милана.

Шлюпка приблизилась к кораблю настолько, что стало возможно разглядеть разряженных людей, находившихся в ней. Они были разодеты в шелка и увешаны драгоценностями так, что Милочка, одетая, как на малый королевский верхневолынский прием, выглядела нищенкой. Я же и вовсе ни в какие рамки не лез.

Всеволод наклонился ко мне:

— Яромир, только прошу вас, будьте осторожны. Помните, что мы втроем не выстоим против целой армии.

— Не беспокойся, Севушка, я понимаю.

Всеволод с сомнением покачал головой.

Шлюпка подошла к борту, Лучезар распорядился спустить трап. Из шлюпки поднялись на корабль два разодетых господина и с важностью поклонились:

— Приветствуем вас в Бомбее, господа. Махараджа оказал вам великую честь, согласившись отобедать с вами.

Черт побери, если бы я приглашал к себе на обеды таким образом, в Верхней Волыни сменилась бы династия!

— Мы готовы, господа, — ответил я.

Индус оглядел меня с ног до головы.

— Не подобает вам в таком виде предстать перед глазами махараджи. Махарджа должен созерцать только красоту и великолепие.

— И рад бы прибавить еще с десяток килограммов, господа, но, боюсь, так быстро это у меня не выйдет. Если вас не устраивает мой внешний вид, мы можем остаться на корабле. Да и вообще свалить из Бомбея к ракшасам кошачьим.

Индусы тихо посовещались между собой, и первый оратор предложил:

— Может быть, вы позволите дать вам более пристойное одеяние?

Чтобы не расхохотаться, я принял гордый вид.

— Я одет по последней верхневолынской моде, господа. Я так понял, что махараджа хочет посмотреть именно диковинку, а не обычного человека, как две капли воды похожего на вельможу его двора.

Индусы еще раз посовещались.

— Хорошо, господа. Если вы, и правда, считаете, что вы одеты, тогда мы можем идти. Помощник капитана сказал, что пойдет купец с женой, воспитанником и тремя телохранителями и капитан.

Я поморщился. Называть Севушку телохранителем, по меньшей мере, оскорбительно для нас обоих. Он, по традиции, министр государственной безопасности Верхней Волыни. Правда, он такой же министр, как король — король. То есть у него есть не более чем право вето при решении ключевых вопросов. Текучкой занимается его заместитель Истислав. По сути, он и руководит министерством.

Тем не менее, я молча последовал за индусами к шлюпке. Мы высадились на берег и нам предложили занять места на слонах.

Мы огляделись. На слонах уже сидели люди, на спинах же были закреплены, конечно, не беседки, как нам показалось с корабля, но что-то наподобие.

— Прошу вас, господа, по два человека на слона. Господин купец с женой, прошу сюда. Вот на этого слона.

Мы подошли к слону, украшенному богаче, чем Милочка. Индус подставил лесенку, и Милочка легко поднялась на спину огромного животного. Я залез следом, и мы устроились в небольшой, но такой уютной беседке. На другом слоне уже устраивались Янош с Всеволодом, на третьем — Лучезар и один из моих телохранителей, второго телохранителя посадили, судя по оружию, к его местному коллеге. Вельможи забрались каждый на своего слона, и мы поехали.

Слоны оставили причал и важно пошли по широкой дороге. По обеим сторонам дорогу окружали джунгли, сама же она была надежно отгорожена от них проволочной сеткой. В одном месте на сетке сидела обезьяна и с печалью смотрела на проходящих слонов, в другом — вокруг стойки сетки обвился грустный удав. Или это у меня вдруг испортилось настроение? Мда, странно.

Джунгли вдоль дороги сменились беломраморными дворцами, окруженными похожими на джунгли парками. Так, похоже, мы вчера прогуливались по трущобам. То-то нам было там так хорошо!

Слоны вошли в роскошный парк, и подошли к резному крыльцу дворца. Это был обширный, двухэтажный дворец из розового мрамора с просторными покоями и целой армией слуг. Я вспомнил прочитанную в детстве книжку, где писали о восточной роскоши. Вероятно, это она и есть.

Далее же произошла история, в которой мне нечем гордится. Посему я привожу слова придворного летописца Бомбея.

«В просторном тронном зале дворца бомбейского махараджи сегодня было мало народу. Махараджа повелел привезти к себе путешественников из Верхней Волыни. Диковинку хотели увидеть многие, но махараджа повелел, чтобы при первой встрече присутствовал только он. Конечно, я не имею в виду многочисленную охрану, четырех важнейших вельмож двора и четырех важнейших министров двора. Я не упоминаю и о том, что присутствовал и я, смиренный летописец двора бомбейских махараджей.

Махараджа Пушьямитра в тяжелых, расшитых золотом одеждах, в уборе из золота и драгоценных камней восседал на золоченом троне, уложенном мягкими подушками. Вельможи и министры сидели в мягких креслах попроще. Телохранители стояли в установленных древним церемониалом местах, я же сидел на жестком стульчике у входа. (Последняя подробность, в летописи, совершенно излишняя, посему при переписке будет опущена.)

Вошел главный церемониймейстер двора и доложил о прибытии купцов из Верхней Волыни. Глаза всех присутствующих устремились на дверь, украшенную кованными золотыми узорами. Дверь распахнулась, и вошли люди. Судя по их виду, они могли бы быть беднейшими из бедных в Бомбее. Впереди шел мужчина лет тридцати пяти. У него было довольно приятное лицо с правильными, слегка хищными, чертами лица, карими глазами и пышными темно-русыми волосами средней длины. Он был одет в хлопковые брюки и рубашку голубого цвета. Одежда подчеркивала его худобу и изможденность. Под руку он вел красивую женщину почти что его роста, в шелковом платье цвета морской волны, в туфлях на высоких каблуках, украшенную прекрасными жемчугами. Правда из-за пышной фигуры дама смотрелась крупнее своего мужа. Это заставляло пересмотреть первоначальное впечатление о бедности купца. Содержать роскошную женщину может позволить себе далеко не каждый. Далее следовали спутники и телохранители супружеской пары. Описание их приведу позже, сейчас же перейду к главному — развитию событий. Ибо за те минуты, которые я потратил на описание купца и его жены, случились многие интересные вещи.

Тощий купец вошел в зал под руку со своей красавицей-женой, прошел к трону и слегка поклонился. Его спутники последовали его примеру. Главный церемониймейстер двора господин Мишма чуть не упал в обморок.

— Господин купец, вам положено кланяться в ноги и благодарить за великую честь! — прошипел он, стараясь говорить шепотом, но так, чтобы его услышали все в зале.

Верхневолынцы поклонились чуть ниже. Главный церемониймейстер снова было зашипел, но махараджа остановил его.

— Потом, Мишма, — раздался его высокий, царственный голос. — О церемониях и о наказаниях за несоблюдение должных церемоний мы поговорим потом. Сейчас я бы предпочел послушать, что скажут нам эти люди.

Худой человек вздрогнул, словно его ударили.

— Церемонии? — негромко повторил он, и еще тише: — Наказания?

— Да, — соблаговолил объяснить махараджа. — Все дело в том, что сразу, после наказания, редко кто в состоянии вести нормальную беседу. А уж с твоим сложением… — махараджа указал унизанным перстнями пальцем на купца, — …ты сможешь говорить даже не в тот же день. Я же хочу услышать новости сейчас.

Купец отмахнулся от одного из своих телохранителей, пытающегося что-то ему втолковать и гордо выпрямился. В его осанке, несмотря на нищенскую одежду, появилось что-то царственное.

— Вижу, ты понимаешь разницу между дружеской беседой и допросом с пристрастием. Что ж, беседы у нас уже не вышло. Попробуй, мой мальчик, выйдет ли допрос.

Голос купца, хоть и негромкий, донесся до каждого в зале. Министры вскочили с мест, охранники махараджи кинулись на незнакомца, но почему-то остановились в трех метрах от компании, словно наткнувшись на невидимую преграду.

— Прикажи своим людям уйти, — велел купец. — И быстро!

К моему удивлению махараджа отдал соответствующий приказ. Министры и охрана на коленях просили махараджу изменить свое решение, но он был непреклонен. Он встал с места и повелительным жестом отослал всех из комнаты.

— Вот так-то лучше, — кивнул верхневолынский купец. — А ты… ты пойдешь со мной. Будешь обеспечивать мою безопасность.

Махараджа подошел к купцу. Махараджа оказался несколько выше купца и значительно его плотнее. Сложение махараджи Пушьямитры сравнивали, с выгодой для махараджи, со сложением богов и героев древности. Гость же его если и был слеплен с древнего героя, то этого героя застали в те времена, когда он уже впал в нищету. Но в лице купца проглядывало явное благородство черт.

Купец обнял за плечи махараджу и повел к выходу.

— Пойми, мой мальчик, — доверительно проговорил купец. — Мне пофигу, жить или умереть. Но со мной жена и друзья. Я должен позаботиться о них. Так что пошли с нами, на корабль, я хочу добраться туда без приключений. О, а это кто у тебя тут? Ты что здесь делаешь?

— Это мой летописец Миндж, — ответил махараджа, и кивнул мне, недостойному. — Он пойдет со мной.

— Зачем? — удивился купец. — Хочешь, чтобы он живописал твою храбрость в экстремальных обстоятельствах?

— Хочу, — гордо ответил махараджа, и прошел вперед.

Я подхватил тяжелую шкатулку, которую махараджа еще утром поручил моему вниманию, и пошел следом. Как бы то ни было, наш махараджа наделен даром ясновидения и всегда следует поступать так, как он приказывает. Все в Бомбее знают, что махараджам виднее, в этом не раз успели убедиться.

Купец, тем временем, вывел моего царственного господина во двор.

— Ты слоном править умеешь? Вот и отлично. Будешь погонщиком на моем слоне. А твой писец как?

— Справится, — уверенно сказал махараджа.

— Так, — купец сосредоточенно подсчитывал седоков. — Я, Милочка, махараджа, его писец, Янош, Всеволод, Лучезар, телохранители — всего девять человек. Значит, нужен еще один слон и еще один погонщик. Севушка, справишься?

— Спрашиваете!

— Вот и отлично. По коням!

К моему безмерному удивлению, махараджа Пушьямитра гнал своего слона так, словно спасался от погони. Я в точности следовал за своим господином. Севушка, или как зовут того рослого парня, не отставал от нас, чем вызвал мое глубочайшее удивление и восхищение. Как я понял со слов тех, кто ездил в порт, в Верхней Волыни не было своих слонов.

Мы примчались в порт. Купец подтолкнул махараджу к шлюпке, мы все погрузились на нее, рослые спутники купца сели на весла и через каких-то пять минут мы уже поднимались на палубу верхневолынского корабля.

Купец приказал готовиться к отплытию и обернулся к махарадже.

— А теперь, мой мальчик, подумаем, что делать с тобой, — мягко, но с угрозой, проговорил он.

И вдруг махараджа опустился перед купцом на колени и обнял их, будто был последним из его слуг, а не владетельным князем.

— Простите мне мою дерзость там, во дворце, ваше величество. Я знал кто вы, но мне нужна была ваша помощь. И я не мог просить о ней обычным путем. Я знаю, что правитель соседней области готовит переворот здесь, в Бомбее, и единственный способ мне избавиться от опасности — купить помощь в Карнатаке. Это южнее Бомбея, вы все равно пойдете этим путем. В шкатулке моего писца — деньги и драгоценности. И ему единственному сегодня я мог довериться до конца. Я решился положиться на ваше великодушие и просить вас о помощи и пощаде.

Верхневолынский король поднял моего господина с колен.

— Значит, ты все знал заранее, мой мальчик? Надо полагать, ты практикуешь ясновидение.

— Да, ваше величество, — почтительно ответил махараджа, кланяясь своему собеседнику. — С вашего позволения, это у нас семейная черта. И я знал, что никто из моих подданных не устоит перед магией вашего величества. С вашего позволения, вы излучаете ауру величия, ваше величество.

— Вот так вот, — усмехнулся король. — Будь проще, и люди к тебе потянутся. И как прикажешь тебя называть?

— Пушьямитра, ваше величество.

— Меня обычно называют господин Яромир»…

Я с некоторым раздражением смотрел на предприимчивого молодого человека. Мда, вот это по-княжески! Использовал меня, как захотел.

— И что же мне с тобой делать? — задумчиво проговорил я.

Махараджа снова опустился на колени и обнял мои колени.

— Умоляю вас, ваше величество, господин Яромир, довезите меня до Мангалуру. Махараджа Карнатаки — мой большой друг. Он поможет вам решить все ваши проблемы. Я на коленях буду просить его об этом.

— Встань, Пашенька, Пушенька, или как тебя называть. У нас так не принято.

Пушьямитра, — нет ну и имечко у человека! — улыбнулся, но не встал.

— Простите, ваше величество, но если я буду просить вас иначе, я поступлю невежливо в глазах любого индуса. Вы не хотите сменить гнев на милость, и я не могу встать.

Я раздраженно вздохнул и махараджа поднялся.

— Я сделаю, как вы хотите, господин Яромир. Если позволите, я расскажу вам всю историю подробнее, и вы, надеюсь, все же простите меня.

Махараджа почтительно поклонился, приложив руки к груди, но, к моему облегчению, удержался на ногах.

Я оглянулся. Джамиля, Янош, Всеволод и Лучезар с огромным интересом следили за развитием событий. Я перевел взгляд на Пушьямитру. Он умоляюще смотрел на меня и готовился к новым физкультурным упражнениям на этом поприще.

— Вот что, Пушья, уж не знаю, что ты там наясновидел, но особых условий у меня на корабле нет. Будешь жить в каюте рядом с капитанской, твой писец — в такой же точно, рядом с твоей. Больше мне девать вас некуда.

Махараджа все-таки опустился на колени и принялся благодарить.

— А пока что пойдем в кают-компанию, расскажешь мне какого ракшаса ты затеял все это. Нужно же решить, что все-таки с тобой делать, — я вовремя остановил поднявшегося было Пушьямитру, от нового приседания и прошел в кают-компанию.

Как оказалось, мои спутники не только ротозейничали, они успели организовать вполне приличный обед. Мы сели за стол, и я предложил присоединиться к нам махараджу с его писцом.

Махараджа немедленно принялся извиняться.

— Вы усаживаете меня за стол, господин Яромир, а я нахамил вам и не получил прощения.

— Об этом мы поговорим позже. Садись и рассказывай. Да не забудь положить себе еды в тарелку.

Махараджа приготовился было возражать, но Джамиля решила вывести ситуацию из патового положения.

— Дело в том, Пушья, что в Верхней Волыни совместный обед еще не означает дружеских отношений. Это просто дипломатический протокол. Посему не создавайте сложностей себе и людям, а просто расскажите, почему вы устроили весь этот спектакль с вашим похищением.

Махараджа бросил на Милочку благодарный взгляд.

— Благодарю вас, ваше величество. Вы правильно поняли мои сомнения. Господин Яромир, скажите, что вы знаете о Бхарате? Или, как вы говорите, об Индии? Не гневайтесь на меня за мой вопрос. Просто я не знаю с чего начать мой рассказ, — на этот раз Пушьямитра имел вид почтительного молодого человека.

— Мои знания об Индии заканчиваются воспоминаниями восьмисотлетней давности. Как говорит в таких случаях Янош, чаще надо в свет выходить, ох, чаще!

— Но вам же не восемьсот лет, господин Яромир!

— Ты ж телепат, Пушья, да еще и ясновидец!

— Вы, маг, господин Яромир. В мысли мага проникнуть невозможно. Мне удается читать мысли ваших спутников, да и то не всех. А что касается ясновидения, то оно тоже весьма и весьма относительно. Будущее не однозначно, господин Яромир. Вот сейчас я вижу несколько вариантов развития событий и вижу их ясно. Первый — вы высаживаете меня с моим писцом на шлюпку и посылаете к ракшасам кошачьим. Второй — вы берете меня в свою команду, и я работаю у вас простым матросом. А третий — вы отвозите меня в Мангалуру, я оттуда добираюсь до Бенгалуру и нахожу помощь и поддержку у махараджи Рамгулама.

— Рассказывай, Пушья.

— Хорошо, господин Яромир.

Молодой человек, одетый в одежду, за которую можно было бы купить весь ««Переплут» со всеми припасами, грустно сидел перед девственно чистой тарелкой и собирался с мыслями. Вероятно, прикидывал какую бы лапшу мне нужно навесить на уши, чтобы я купился еще раз. Я вздохнул, выбрался из-за стола, зашел в свою каюту и достал измевизор. Если надеть его на голову, можно видеть другие измерения, вплоть до восьмого. Если же подкрутить пару верньеров, то проявляются побочные свойства прибора, те, которые даже не были предусмотрены, и он становился портативным детектором лжи. Слушать нашего нового друга без этого приборчика было совершенно невозможно.

— Обедай, не стесняйся, — пригласил я махараджу, тот послушно положил что-то на свою тарелку и вздохнул.

— Благодарю вас, господин Яромир. Как вы знаете, Бхарат всегда представлял из себя конфедерацию полунезависимых областей — княжеств, или же республик. Таким он остался и по сей день. Только сейчас в большинстве областей власть передается по наследству от отца к сыну. Правителей областей называют махараджами. В Махараштре, столицей которого является Бомбей, с тех, давних пор правит наша семья. Мы все врожденные телепаты и ясновидцы. В Бхарате много телепатов и ясновидцев. Много их и в Махараштре. Но у нас, в Махараштре есть закон — и телепаты и ясновидцы не могут занимать руководящих должностей в стране. Кроме должности махараджи, но она вне конкуренции.

— Почему? — поинтересовался я.

— Она наследственная, от первого махараджи Махараштры Пханишварнатха, — объяснил молодой человек.

— Почему телепатам и ясновидцам нельзя занимать руководящие должности? — вздохнул я.

Махараджа виновато улыбнулся.

— Простите, господин Яромир, Кришна свидетель, я не нарочно. Мысли мага невозможно прочитать.

Я поглядел на приборчик. К моему удивлению, Пушьямитра не врал. Махараджа заметил мой взгляд.

— Вы сами понимаете, господин Яромир, лгать магам опасно.

— Кто тебя знает, Митра, — насмешливо отозвался я. — Вдруг ты опять решишь понаблюдать реакцию среднестатистического западного короля на твои восточные завихрения.

Пушьямитра прижал руки к груди и отрицательно покачал головой:

— Клянусь, господин Яромир, я не посмею.

Я глянул на прибор.

— А вот теперь — врешь.

— Ну, посмею, но не захочу. Клянусь вам, господин Яромир.

— Ты не ответил, — заметил я.

— Простите, господин Яромир. Дело в том, что ясновидение — несколько эгоистический дар. Как правило, ясновидец видит не то, что будет, а то, как повернуть ситуацию к своей выгоде. А личная выгода зачастую может обернуться несчастьем для многих людей. Махараджа же не может иметь личную выгоду, отличную от выгоды своего народа. Иначе он не может быть махардажей.

— А если есть? Ты ж сам говоришь, что власть наследственная. А наследственность — штука хитрая. Один наследует ум, другой — корону.

Пушьямитра гордо вскинул голову.

— Вы считаете, что то и другое несовместимо?

— Нет, отчего же. Себя-то я дураком не считаю. Отнюдь.

— Тогда я не понимаю… Интересы махараджи в самом деле тесно связаны с интересами страны. Нельзя быть счастливым, когда рядом много несчастных… Хотя, вы правы, конечно. В Махараштре случались прецеденты, когда властители были недостойны своего высокого положения. Знаете, господин Яромир, у нас говорят, что нет ничего сильнее глупости. Дурь — основа бытия, она пронизывает вселенную снизу доверху, являясь тем Абсолютом, который одухотворяет все сущее от булыжника до человека. И в этом и есть сущность реинкарнаций. Родственное переселяется в родственное. А глупость является общей чертой любого объекта и субъекта вселенной.

— Интересная философия, — отметил я. — Однако обедайте, господа, я чувствую себя неловко, когда мои гости ничего не едят. Или вам не по вкусу наш обед? В таком случае, боюсь, вам придется голодать всю дорогу, которую вы проделаете на «Переплуте».

Махараджа покраснел.

— Простите, господин Яромир, я не прикасаюсь к еде только потому, что не получил вашего прощения. А ты обедай, Миндж. Ты не связан запретом чести.

Миндж, с готовностью принялся за еду. Махараджа с тоской посмотрел на меня, я же разглядывал детектор. Видно было, что Пушьямитра привирает, вот только я не мог понять где.

— Нужно тебе мое прощение, как же, — хмыкнул я.

Пушьямитра пожал плечами.

— Господин Яромир, вы загнали меня в ловушку. Вы считаете, что я лгу. Но я не лгу, я соблюдаю церемониал. Ох, простите, я уже сегодня употребил это слово не к месту. Но иначе я не смогу объяснить. Поймите меня правильно. Мой писец перестанет меня уважать, если я приму вашу еду не получив вашего прощения.

— Считай, что получил, — вздохнул я. — Что было, то было, я не держу на тебя зла. Так что кушай на здоровье. И рассказывай.

Пушьямитра попробовал то, что лежало у него на тарелке, и улыбнулся:

— Очень вкусно. Можно я поем? А то с утра произошло столько всего…

— Кушай, Митра, — вздохнул я.

Махараджа в два приема очистил тарелку и подложил себе еще.

— Спасибо, господин Яромир. Но я начал рассказывать вам про Бхарат. Всем Бхаратом управляет собрание махараджей под руководством императора. Император живет в Паталипутре — древней столице Бхарата, когда-то заброшенной, потом же возрожденной. Императорская власть тоже передается по наследству. Но так как княжества достаточно независимы и есть еще собрание махараджей, то власть императора весьма номинальна. Например, в моей теперешней ситуации, если бы я вздумал действовать через императора, мне нужно было бы поехать в Паталипутру, потребовать у императора созыва внеочередного собрания, для чего пришлось бы выдвинуть более серьезные доводы, чем мое знаменитое ясновидение. На мое теперешнее заявление, император, скорее всего, сказал бы, что я сам — дурак. А я это и сам знаю, — неожиданно засмеялся махараджа, — Ибо, как я уже говорил, глупость — основополагающая сила вселенной.

— Я понял, — согласился я. — Ты — дурак, и гордишься этим. Скажем проще — самодовольный дурак.

Пушьямитра захихикал.

— Правильно, я сам напросился. Простите, господин Яромир, я просто забыл, что разговариваю не с подданным, который ловит каждое мое слово, заранее соглашаясь с большей частью моей речи, а с человеком, который выше меня по положению и старше по возрасту.

— Оставь мои преклонные года в покое, Пушья, — посоветовал я. — Видишь ли, я недавно женился и моя жена считает меня молодым и красивым.

— О, недавно? — заинтересовался махараджа.

— Только не строй на этой почве десяток невероятных путей развития событий, — усмехнулся я. Мысли махараджи читались без помощи телепатии и ясновидения, — Мой наследник благополучно здравствует у меня в столице. Он, кстати, тоже недавно женился.

— Да нет, я не об этом, — смущенно соврал махараджа. — Я просто подумал, что это ваш медовый месяц.

— Мы говорили о Бхарате, Пушья.

— Да, действительно. Извините меня, я все время отвлекаюсь. Так вот, на одной широте с Махараштрой находится княжество Хайдарабад. Только берег Махараштры омывает Аравийское море, а Хайдарабада — Бенгальский залив. Правитель Хайдарабада Амитрагхата решил создать обширное княжество — от моря до моря. Для чего подвинуть меня и устроиться на моем месте самолично. Потом же он предполагает захватить все южные территории. В таком случае под властью Амитрагхаты окажется чуть не половина Бхарата. Сами понимаете, господин Яромир, ситуация более, чем серьезная. Я сейчас попрошу помощи в Карнатаке у махараджи Рамгулама, организую противодействие Амитрагхате, и поплыву в Паталипутру, — здесь молодой человек понял, что выдал нам уж слишком много информации. — О, не думайте, господин Яромир, я не буду заставлять вас взять меня с собой. Я только попрошу вас об этом. Если вы не захотите ждать, или вас не заинтересует поездка по реке, я найду себе другой корабль, к вам же сохраню вечную благодарность в моем сердце.

Я с удивлением обнаружил, что молодой человек почти что, не врет.

— Подожди, Пушья, я пока что не понял главное. По крайней мере, для меня. Какого ракшаса ты принялся оскорблять меня в своем дворце, вместо того, чтобы попросту и без затей попросить подвести тебя, куда там тебе надо?

Махараджа вздохнул.

— К сожалению, господин Яромир, любой захватчик, если он не дурак, а Амитрагхата не дурак, можете мне поверить, опирается не столько на свою армию, сколько на пятую колонну. И всегда находятся люди, которые считают, что их не оценили по заслугам, или же что новая власть способна помочь им разбогатеть, или же еще что-нибудь в этом роде. Несмотря на все мои телепатические таланты, мне трудно понять природу предателей. И золото Амитрагхаты сделало свое дело. Мои же советники не позволили бы мне уехать. Я пришел к власти совсем ребенком, мне было пятнадцать лет. И в те годы я не всегда правильно себя вел. При мне не было никого, кто бы решился вовремя одернуть меня. И даже не со зла, а по юношескому максимализму и легкомыслию, я нажил себе врагов среди моих советников. Позже я пытался сгладить ситуацию, но было уже поздно. Хуже всего те люди, которые говорят, что не помнят моих детских проказ и не могут простить даже сказанного невпопад слова. Уж лучше быть такими, как мой первый министр. Он до сей поры время от времени устраивает мне выволочки, зато я знаю, верен мне будет до гроба. Я оставил ему письмо, господин Яромир. Он справится с ситуацией в мое отсутствие. А там я организую остальное.

Я посмотрел на Пушьямитру. С тех пор, как я объявил ему о своем прощении, он успел наверстать упущенное за первый час обеда не один раз, и сейчас сидел спокойный и умиротворенный. По его лицу чувствовалось, что он привык спать в это время дня.

— Можешь пойти отдохнуть в свою каюту, Пушья. Я подумаю, что с тобой делать. Об этом мы еще поговорим. А пока что ответь, в шкатулке твоего писца нет запасной одежды?

— Нет, — до махараджи только сейчас дошло, что у него нет даже смены белья, и он покраснел.

— Ох уж мне эти князьки, — вздохнул я. — Без няньки и шагу не сделают. Думаю, тебе сможет ссудить запасной комплект одежды Янош. У вас похожее сложение. А твоему писцу подойдет что-нибудь из моего гардероба.

Махараджа рассмеялся, писец же в ужасе вскочил из-за стола.

— Я не достоин такой чести, ваше величество.

— Я и не сказал, что достоин. Но не можешь же ты ходить голым, когда постираешь свою одежду. В конце концов, на корабле дама.

Глава 11 О некоторых проблемах трактовки предсказаний и ясновидений

Махараджа Махараштры удалился в свою каюту на сиесту, а я вышел на палубу. Что-то умствования нашего гостя меня слегка озадачили, и я решил сменить сферу деятельности для прояснения в мозгах. Все ж таки физическая работа, поручаемая мне нашим боцманом, действовала на меня освежающе.

Я присоединился к матросам на палубе, и некоторое время сосредоточенно тянул за какой-то конец — капитан лавировал, меняя курс. Я закрепил конец и присел на банку. Все-таки мне следовало всерьез обдумать, что делать с нашим гостем. И все моя проклятая вспыльчивость — как же, оскорбили, да кого — короля Верхней Волыни! Хотя, как говорит в таких случаях наш Пушьямитра, поведи я себя иначе, меня не поняли бы мои же собственные подданные. Всеволод, несмотря на то, что эта ситуация коснулась его в первую очередь, так и не сделал мне выговора.

Я встал, чтобы снова вернуться к команде и услышал шипение Милорада:

— Какого черта, Ванечка, ты прешь прямо на господина Яромира? Человеку надо собраться с мыслями, а ты прям-таки лишний шаг в сторону сделать ленишься!

Я обернулся и увидел Милована, матроса из смены, к которой я присоединился несколько минут, ого да уже час (!) назад.

— Спасибо, Радушка, я, кажется, уже пришел в себя. Говори, чем мне дальше заняться.

Милорад отдал команду, помянув очередную морскую диковинку, я засмеялся и отошел. К слову сказать, к нашему боцману прилипла моя привычка вежливо посылать всех ко всем чертям, и он предавался теперь ей со всей страстью пылкой натуры. Морских чудищ он теперь изыскивал исключительно для меня. И, по-моему, речи свои готовил заранее. Иначе мне трудно объяснить разнообразие морских тварей, которых он призывал скрасить мой скучный корабельный быт.

Мои руки занялись работой, а голова снова наполнилась мыслями. Как решить текущую проблему я понятия не имел. Конечно, доставить махараджу до соседней провинции, как он ее называл? Карнатака? Да, кажется, так… Доставить махараджу туда не штука. Но как только мы зайдем в порт, мы окажемся во власти его друга, и фиг он нас так просто отпустит. В этом меня даже детектор лжи не убедит. Конечно, можно сделать так, как хочет хитрый индус, и отвезти его в Паталипутру. Но мне-то зачем нужно вмешиваться в Бхаратские дела? Еще хорошо, если Пушьямитра победит, а если нет? К тому же, если он и на других практикует методы, которые с таким успехом испробовал на мне, то врагов у него немерено. Конечно, можно положить корабль в дрейф на траверзе Мангалуру и выдать молодому прохиндею шлюпку. Вот только обидится, ракшас, и мне можно будет поставить жирный крест на проекте торговли с Индией. Хотя, жила Верхняя Волынь без этой торговли семьсот лет и еще столько же проживет! А может быть стоит отвезти бездельника в Хайдарабад и сдать там попросту и без затей за приличное вознаграждение? Это, безусловно, решило бы все проблемы, но я же все равно так не сделаю! И все-таки, что делать?

В этот момент я услышал изумленный возглас:

— Господин Яромир, я что, ошибся, и вы не король, а матрос?

Я жестом подозвал Милорада, попросил его подменить меня на минутку и подошел к махарадже.

— Ты не ошибся, Митра. Но должен же я отрабатывать свой хлеб во время рейса.

Махараджа с тоской посмотрел на свои ладони.

— Мне тоже нужно присоединиться к команде? — горестно спросил он.

— Будь моим гостем, — радушно пригласил я.

Махараджа просиял.

— Благодарю вас, господин Яромир.

— Радушка, распорядись, чтобы господину махарадже подали кресло, — попросил я, возвращаясь к своим снастям.

Милорад кивнул. Через минуту Пушьямитра уже сидел в мягком кресле и любовался морским пейзажем. Я вернулся к своей работе и к своим мыслям. Мда, сидит, понимаешь ли, красавчик, весь разодетый в золото. Да я бы в таком костюме не то что работать, пошевелиться бы не смог! На нем же украшений не меньше пуда будет. Зачем ему еще шкатулка с деньгами?

Я оглянулся, махараджа куда-то смылся. Наверное, в каюту, продолжать сиесту. Ну и ракшас с ним. В этот момент ко мне подошел Милорад и вежливо тронул за плечо.

— Ты хочешь сказать, что мне нужно меньше ротозейничать и больше работать, Радушка?

— Ни в коем случае, господин Яромир. Вы сегодня наоборот слишком увлеклись. Я только хотел показать вам нашего гостя.

Боцман указал наверх. Я послушно поднял голову и увидел где-то наверху молодого, черноволосого, прекрасно сложенного человека в спортивном костюме Яноша. Он сосредоточенно помогал одному из матросов вязать какой-то узел. Я завистливо вздохнул.

— А меня так не пускаешь наверх!

— Так то вас, господин Яромир. Ежели, не дай бог, с вами что случится, я уж не говорю, что вся команда ответит перед вашим братом, но пострадает вся страна.

— Можно подумать! — перебил его я.

— Вас любят, — возразил Милорад.

— И забудут, не успею я сойти в гроб.

— Все может быть. Но ежели гробанется наш гость, то просто станет одной проблемой меньше!

— О, да ты философ-практик. Почище Милана будешь!

— Где уж мне, — скромно вставил боцман.

— Теперь я понимаю, почему ты не пускаешь меня наверх. Вероятно, уж шибко велико искушение помочь мне наладиться ласточкой на палубу, — я положил руку на плечо боцману. — Шучу, Радушка. Не обижайся.

— Когда вы так говорите, оно и правда, велико.

— А если не говорю, то не очень? Ну и отлично. Но наш-то гость ползает по канатам с редкостным проворством! Вероятно, в детстве ползал по лианам наперегонки с обезьянами!

— А может ему того… помочь?.. — деловито поинтересовался боцман.

— Подожди, Радушка, я еще ничего не решил.

— Понадоблюсь — скажите. И вот что, на сегодня вам пора заканчивать. Вы, за государственными заботами, увлеклись не в меру.

— Покручусь еще немного, Радушка. Может в мозгах прояснится.

Боцман покачал головой и отошел. Я продолжил тусоваться с командой на палубе, поглядывая время от времени на своего гостя. Ловок же, зараза! Может и правда помочь ему со снастей навернуться? Сам-то он вряд ли сверзится… Я вздохнул. Все равно так я не поступлю. Хотя это и решило бы проблему. Я аккуратно закрепил конец и крикнул.

— Положи корабль в дрейф, Зарушка!

Лучезар отдал команду. Милорад с улыбкой проворчал:

— И какой морской слон помешал вас приказать это до того, как мы провели предыдущий маневр?

— Слоны бывают розовыми, а не морскими, Радушка, да и то спьяну. Да, Севушка, проследите там за нашим гостем. Я хочу помедитировать без помех.

— Не беспокойтесь, Яромир, к нему приставлены двое. Как к вам. Только для другой цели. И какого ракшаса вы запретили мне набрать народу побольше?

— Нет, господа, это уж слишком! — засмеялся я, — Вы что, устроили соревнование на самое цветистое ругательство Аравийского моря?

— Можете идти на нос, Яромир, — позвал Лучезар.

Мы со Всеволодом прошли на нос, разделись и спустились в парус. Медитация слегка прояснила мне мозги. Я окончательно решил оставить вопрос, пока он малость дозреет, и подождать, куда кривая вывезет. Поднявшись на борт, я встретил изумленный взгляд Пушьямитры.

— Господин Яромир, вы долго болели? Позвольте, я проведу с вами курс оздоровительного массажа. Если вы не держите на меня зла, вы позволите мне помочь вам.

— Массаж? А зачем?

— Для поправки здоровья и общего укрепления организма. Даже жаль, что вы маг. Я бы мог сразу прихватить с собой своего личного врача. Ну, ничего. До Карнатаки я смогу проводить массаж сам, там же махараджа Рамгулам предоставит вам лучшего врача.

Я с сомнением посмотрел на Пушьямитру, но тот уже загорелся идеей.

— Господин Всеволод, у вас массажное масло есть? Позвольте мне взять.

— Постой, Пушья, я не доверяю восточной медицине, — остановил я молодого человека.

— Вы не доверяете мне, господин Яромир, но клянусь вам именем Кришны, что я просто хочу как-то оплатить свой проезд. Вы взяли меня на свой корабль, вы не выбросили меня за борт и даже не высадили в шлюпку. Я ведь понимаю, что у вас свои планы, в которые я не вписываюсь никаким боком! Но прошу вас, господин Яромир, позвольте мне помочь вам. Разве вам не хочется немножко окрепнуть?

— Я еще не решил, что с тобой делать, Митра, — рассеянно возразил я, закутываясь в халат.

Пушьямитра опустился на колени и обнял мои ноги.

— Позвольте мне массировать вас.

— При одном условии, Пушья. Ты не станешь больше опускаться на колени, пока не придет надобность в соблюдении твоих любимых церемоний. Обычаи Верхней Волыни дозволяют подобное обращение только в самых крайних случаях. А я, покамест, орденом тебя награждать не собираюсь.

— Простите великодушно, господин Яромир. Я просто стараюсь обычной, для Бхарата, вежливостью загладить свою прошлую грубость. Поверьте, я не перестаю сожалеть о ней.

Я почувствовал, что если услышу еще одно извинение, то завою на марс. Я имею в виду не планету, а воронье гнездо на грот-мачте.

Я положил руку на голову все еще коленопреклоненного махараджи и провел по кудрявым волосам. Конечно, Пушьямитра практикует магию, но все ж таки, мага обмануть трудно. Да, намерения у махараджи были чистые и зла он мне не желал. Честно говоря, меня беспокоило то, что я читал когда-то об их восточных искусствах. Я слышал, что ежели надавить на какие-то определенные точки на теле, то человек тихо и мирно скончается. Махараджа, без всякого сомнения, владел всеми боевыми искусствами кшатриев. По крайней мере, так назывались воины раньше. Во времена старых махараджей. Думается, при новых ничего не изменилось. Я вздохнул и решился:

— Встань, сын мой. Я принимаю твою помощь.

Махараджа радостно встал.

— Пойдемте, отец мой, я буду служить вам, как самый почтительный сын, клянусь своей жизнью, клянусь жизнью матери, клянусь солнцем Бхарата.

Я позволил махарадже поцеловать мою руку и даже поцеловал его в лоб. Знать бы еще, как ведут себя в Бхарате почтительные сыновья…

Все четыре дня пути до Мангалуру махараджа Пушьямитра вел себя как пай-мальчик. Он работал на палубе, дважды в день делал мне оздоровительный массаж, рассказывал о Бхарате. Иногда я даже начинал путать его с Яношем. Тот тоже любил быть полезным. А чтобы не отставать от надменного индуса, он читал вслух специально отобранную литературу во время сеансов массажа. Пушьямитра отнесся к этому одобрительно. К тому же, он не знал, как правильно отнестись к социальному статусу Яноша. Я называл Янчи своим воспитанником, а на индийский лад это было немало. Впрочем, на верхневолынский тоже.

Пушьямитра был совсем неплох. Вот только избалован по самое некуда. До пятнадцати лет его баловал отец, после его смерти — министры двора. А в сочетании с неограниченной лестью, это весьма взрывоопасная смесь. Дали бы его мне на воспитание — из мальчишки еще мог бы выйти толк.

Впрочем, пока что я даже не торопился давать ему советы. Чтобы махараджа, который привык всегда поступать так, как он хочет, последовал моему совету, будь он сто раз хорош, да не бывать такому! Пороть его надо было, может толк бы и был. Может быть, и сейчас еще не поздно, да только четырех дней на воспитание явно недостаточно.

Пушьямитра осторожно растирал меня массажным кремом Севушки, а я недоумевал, почему я никогда не соглашался на массаж. Впрочем, я бы и сейчас не согласился, если бы не прибавил те самые десять килограммов, которые довели мой вес почти что до шестидесяти. Ну, пусть не совсем до шестидесяти, но это уже было близко. Вот бы мне набрать еще пару килограммов. А лучше семь. Тогда я буду весить шестьдесят пять. При росте метр семьдесят пять это совсем неплохо.

На горизонте показался крупный порт. Я понял, что это Мангалуру, приказал положить корабль в дрейф, провел сеанс медитации и позвал Пушьямитру в кают-компанию.

— Мы должны поговорить, Пушья. Через пару часов ты можешь быть на земле своего друга, Мангалуру уже в пределах видимости. Что ты хочешь делать дальше?

— Я хочу поехать прямиком в Бенгалуру к махарадже Рамгуламу. У него я попрошу помощь и для себя лично, и для всего Бхарата. Уверен, он не откажет мне.

— Уверен? Почему ты говоришь «уверен» вместо «знаю».

— Рамгулам телепат, как и я, и, так же, как и я, умеет ставить барьер от других телепатов.

— Тогда вот что, сынок. Я бы хотел подстраховать тебя, так что я две недели подожду тебя в порту. За это время я погуляю по Мангалуру, куплю запас чая, кофе и индийского жемчуга для Милочки. Если за это время что-нибудь случится такое, что ты захочешь сбежать, то я заберу тебя.

— Вы многое не договариваете, отец мой.

— Если бы ты почитал меня, как отца, я бы говорил с тобой иначе и позволил бы дать тебе совет. А так ты ведь не станешь меня слушать.

— Прошу вас о совете, отец мой.

— В таком случае, сынок, прежде чем ехать в Бенгалуру, узнай обстановку в порту. Не знаю почему, но мне все это не нравится. Погуляй денек другой, можно даже под чужим именем. В конце концов, у нас, в Верхней Волыни путешествовать инкогнито не считается зазорным. Думается, что наш кодекс чести, очень строгий, поверь, сын мой, применим и в Бхарате.

Пушьямитра обеспокоено уставился на меня, посмотрел мне в глаза и медленно кивнул.

— Я последую вашему совету, отец мой.

— Вот и ладно. В таком случае поживи денек на корабле, походи по порту, порасспрашивай людей, а потом мы с тобой все обсудим и… — я помолчал, — … и ты примешь решение, Митра.

— Вы хотели сказать, мы примем решение, господин Яромир.

— Мои решения для тебя ничто. Особенно, когда мы окажемся на берегу.

— За эти дни я успел узнать и полюбить вас.

Я вспомнил о восточной пылкости чувств и удержал в себе первые десять реплик.

— Я тоже привязался к тебе, сынок.

Через пару часов мы уже высадились на землю Мангалуру. Пушьямитра, вдохновленный моей идеей о прогулке инкогнито, сошел на берег в костюме Яноша. На мои слова, что его все равно никто не примет за уроженца Верхней Волыни, он сказал, что купит себе что-нибудь попроще. В его костюме соблюсти инкогнито невозможно. Так одеваются только махараджи. День уже близился к вечеру, и мы ничего толком не успели ни узнать, ни прикупить. Нет, кок, разумеется, купил свежих фруктов и мы все прогулялись по городу и посидели в ресторанчике для мореплавателей, но особо познавательной эту экскурсию я бы не назвал. Зато Пушьямитра купил себе костюм бхаратского купца средней руки.

На следующий день мы разделились. Пушьямитра отправился на разведку, мы же все — на прогулку по городу. Мангалуру произвел на нас меньшее впечатление, чем Бомбей. И не потому, что был не так красив, а потому, что мы уже были готовы увидеть огромных кошек и пугливых антилоп, ездовых слонов и змей в корзинках. Я даже начал надеяться, что Милочка передумает покупать подобную кошку домой. В самом деле, в моем дворце только леопардов не хватает!

Мы прогулялись по Мангалуру, пообедали в ресторанчике, где нам подали совершенно огненные блюда местной кухни, густой, сладкий кофе с пряностями и невероятными сластями, потом гуляли еще, скорее, без цели, и вернулись на корабль только к вечеру. Пушьямитры не было. Я в очередной раз испытал сильнейший соблазн бросить все и поднять паруса, но махараджа оставил на корабле свою одежду и многочисленные драгоценности.

После ужина мы сидели за ароматным чаем в кают-компании и обсуждали достоинства и недостатки чая разных фирм, когда дверь отворилась, и в кают-компанию вошел Пушьямитра. Увидев всю нашу компанию, он, было, затормозил, но потом мысленно махнул рукой, торопливо подошел ко мне, опустился на колени, уткнулся носом в мои колени и разрыдался.

— Что случилось, Пушьямитра? — от удивления я впервые назвал своего гостя полным именем. Не то что я не могу его выговорить, но кто же станет ломать язык о четырехсложное имя, когда можно с успехом вдвое его урезать? По крайней мере, я на такие подвиги не способен.

Молодой человек только еще крепче обнял мои ноги и зарылся лицом в мои колени. Бог мой, да он наставит себе синяков! Нельзя же так. Я успокоительно пригладил черные, вьющиеся волосы махарджи.

— Успокойся, сынок. Расскажи мне, что случилось.

Милочка, а за ней и остальные потянулись из кают-компании. Остался только Всеволод, но он вообще старался не оставлять меня наедине с Пушьямитрой.

Молодой человек поднял голову:

— О, отец мой, как вы были правы, когда сомневались в правильности моего решения! Я ошибся, ошибся во всем, и если бы не внял вашему совету и не вышел бы сегодня переодетым, то попал бы в тщательно расставленную для меня ловушку!

— Постой, Митра, так ты передумал идти в Бенгалуру?

— Да, отец мой, и теперь я хочу просить как можно скорее отчалить от берега. Если у вас нет никаких дел в городе, то снизойдите великодушно к моей мольбе! — от огорчения мой махараджа заговорил еще более церемонно, чем обычно.

— Сева, распорядись, пожалуйста, — попросил я. Всеволод кивнул, выглянул из кают-компании, и приказал позвать Лучезара. Через несколько минут команда «Переплута» уже готовила корабль к отплытию.

— А теперь успокойся, сынок. Сядь, поешь и рассказывай, что все-таки случилось, — предложил я и снова приласкал молодого человека. Шутки шутками, но он действительно пробуждал во мне отцовские чувства. Как Янош, например. Только положение Пушьямитры было доступнее для моего понимания. Я, также как и он, рано остался сиротой и в восемнадцать лет был коронован. Вот только я ухитрился раньше поумнеть. Жизнь заставила.

Махараджа пылко поцеловал мои руки и сел к столу. Никакие огорчения не способны лишить аппетита девятнадцатилетнего юношу, и Пушьямитра, наскоро утерев слезы, принялся уничтожать провизию, которую успел поставить на стол юнга. Наскоро перекусив — нет, если бы я кушал подобным образом в его годы мне, вероятно, не пришлось бы страдать из-за нехватки семи килограммов веса до состояния худощавого человека, махараджа подложил себе добавки, и принялся рассказывать.

— Я последовал вашему совету, отец мой, и появился в порту под видом обычного купца Рамала. Я неплохо знаю Мангалуру, поэтому без труда нашел сведущих людей. У которых за определенную мзду можно разжиться информацией обо всем на свете, и которые торгуют самыми невообразимыми вещами. Помня об инкогнито, я пришел именно за покупками. Тем более, что мне и правда будет приятно порадовать вас прекрасным кофе, который я купил. Я разговорился и к слову упомянул, что собираюсь в Бомбей. О, отец мой, купец зашикал на меня! Он заговорщицки подмигнул мне и сказал, что в ближайшие полгода там делать нечего. Простите меня, отец мой, но я посмел в дальнейшем разговоре использовать ваше имя. Я сказал, что я только посредник верхневолынского купца, и посему прошу пояснить мне, что случилось в Бомбее. Я сказал, что у вас в Бомбее есть кое-какие товары, и вам было бы жаль их потерять.

Махараджа отложил вилку и умоляюще прижал к груди руки, призывая меня к прощению. Я ласково потрепал его по плечам.

— Все в порядке, сын мой, ты все сделал правильно. Рассказывай дальше, Митра.

Пушьямитра улыбнулся сквозь слезы, с готовностью подхватил вилку и продолжил ужин и рассказ:

— Купец сказал, что если у вас в Бомбее есть товары, то вам лучше плыть за ними сейчас. Так что никто не удивится нашему поспешному отбытию. И что в Бомбее ожидается крупная заварушка. Что в Бомбее махараджа — молодой раздолбай, и что махараджа Рамгулам в скором времени приберет к рукам Махараштру. Он сказал мне, что махараджа Хайдарабада имел виды на Пушьямитру, то есть на меня, желал отдать за меня свою единственную дочь и наследницу. Сам же он хотел править обоими княжествами и обучить искусству правления меня, а если успеет, то и внуков. С тем, чтобы если у нас с его дочерью будет двое сыновей, то каждый из них бы стал наследником княжества. А махараджа Карнатаки представил передо мной намерения Амитрагхаты в черном свете и расставил ловушку с тем, чтобы престол Махараштры достался его младшему брату Лалу. Не то, что бы он сильно любил Лалу, скорее наоборот, он хочет от него избавиться. И тем не менее, братская любовь у них так сильна, что Рамгулам верит, что они с Лалу смогут проводить согласованную политику.

— А почему бы и нет? — задумчиво согласился я.

— Вы тоже верите в братскую любовь, отец мой?

— У меня есть младший брат, Митра.

— Это его вы называли своим наследником?

— Он и есть мой наследник. У меня нет детей, Пушья. Я не понял другого. В чем заключается коварство твоего друга Амитрагхаты? Ты не любишь его дочь?

— Я никогда ее не видел. Но это в порядке вещей. Князья всегда заключают династические браки. У вас разве не так?

— Нет, сынок. У нас не бывает династических браков, потому что у нас нет аристократии. Есть король, и есть брат короля — князь. Или же сестра — княгиня. И все.

Пушьямитра снова отложил вилку, вытер губы салфеткой и почтительно припал к моей руке.

— В таком случае, я понимаю вашу заботу о жене, отец мой.

— Кушай, Пушья, — я ободряюще сжал пальцы молодого человека и отобрал руку.

Молодой человек снова взялся за еду. Некоторое время я задумчиво смотрел на него, потом предложил:

— Ну, тогда, может быть, пойдем в Хайдарабад, сынок?

— Я не смел просить вас об этом, отец мой. Вы и так слишком много для меня сделали, — на глазах Пушьямитры снова показались слезы.

— Ну — ну. Однако у себя во дворце ты говорил и действовал совершенно иначе.

Пушьямитра горько вздохнул.

— Я поверил досужим домыслам, и слишком уж уверился в свои телепатические способности. В результате я оскорбил своих министров и вас, отец мой, о чем не перестаю сожалеть все это время. Я не знаю, как это меня обманул дар ясновидения и телепатии!

— Он не обманул тебя, — вздохнул я. — Просто ты неправильно истолковал увиденное и услышанное. Хайдарабадский махараджа действительно мечтает о княжестве от моря до моря, вот только он собирался засылать к тебе не шпионов с деньгами на подкуп, а сватов с подарками. Вероятно, он планировал дать взятку кому-нибудь из твоих, чтобы те замолвили за него словечко. А из неверных посылок последовали неверные выводы, сынок.

Пушьямитра улыбнулся.

— Вы возвращаете мне веру в свои силы, отец мой. Вы даже не знаете, насколько вы правы. Человек с чистыми помыслами не стремится закрывать свои мысли. Вот я и знал о некоторых намерениях Амитрагхаты. А мысли Рамгулама я прочитать не мог…

— Постарайся извлечь из этой истории урок, сынок, — все так же задумчиво проговорил я. — Если ты никому не веришь, то тебя обязательно обманут. Или же ты сам обманешься. Ни один правитель, ни один начальник, если он хочет добиться успеха, не опирается только на себя. Чем больше людей тебя поддерживает, тем больших успехов ты достигнешь, тем спокойнее будет твое правление. Как князь ты можешь настоять на своем и приказать. Но приказом нельзя заставить любить или уважать. В лучшем случае тебя будут бояться. Но будешь ли ты счастлив, сынок, притесняя свой народ?

Пушьямитра поторопился возразить.

— Я и не думаю притеснять народ, отец мой. Подданные Махараштры процветают, и они одобряют меня. В целом. На мои юношеские выходки люди смотрят сквозь пальцы, вспоминая, что и сами были молодыми.

— Значит, ты не притеснял свой народ, — отозвался я. — А теперь постарайся поладить с министрами и твое правление будет удачным. Помни, что эти люди достойны уважения. Они лучшие в своем деле и прекрасные организаторы.

— Некоторые просто ловкие интриганы, — возразил Пушьямитра.

— Тогда зачем ты их держишь? Интриганам можно подыскать замену.

— Я понял вас, отец мой. И я буду много думать об этом. Благодарю вас за все, отец мой. А теперь, позвольте, я займусь массажем.

Я удивленно улыбнулся.

— Спасибо, сынок, но ты уверен, что ты в силах этим сейчас заниматься? Ты устал и расстроился, где ты возьмешь силы для массажа?

— Беседа с вами омыла родниковой водой мой усталый дух, отец мой, — когда Пушья доходит в разговоре до этой темы, я перестаю ему возражать, более того, я стараюсь свернуть разговор как можно быстрее. Нет, я понимаю, на востоке приняты высокопарные речи, но я-то воспитывался на западе!

Глава 12 Бедному жениться — ночь коротка

Аравийское море сменилось Лаккадивским. Мы шли приблизительно вдоль берега. Распорядок нашего дня устаканился настолько, что порой казалось, что мы шли в этом составе от самого Дубровника. С утра я медитировал, после этого Пушьямитра делал мне массаж, и мы шли завтракать. После завтрака мы с Милочкой отдыхали, а Пушья с Яношем подрабатывали матросами. Потом я заменял их обоих — силен мужик, не так ли? А они шли заниматься к Всеволоду. Правда, Сева не только учил, но и учился. Пушьямитра изучал боевые искусства с пятилетнего возраста, и у него было чему поучиться. Потом я проводил дневную медитацию, далее обед, послеобеденный отдых — на нем особенно настаивал Милорад, и снова работа под руководством боцмана. Вечером снова медитация, массаж, ужин, на этот раз сопровождаемый неспешным разговором. Честное слово, почти единственное время за весь день, когда нам удавалось спокойно поговорить! А на почитать вообще времени мало оставалось. Впрочем, почитать я и дома могу! А о чем говорить, если каждый день на горизонте одни волны?

Хотя здесь я приврал. Со дня отъезда из Мангалуру Пушьямитра при каждом удобном и неудобном случае рассказывал о Махараштре, о политике Бхарата в целом и Махараштры в отдельности, о Хайдарабаде и Карнатаке. И спрашивал мое мнение по всем вопросам. Видит бог, никогда не думал, что давать советы такое утомительное занятие!

Со мной Пушьямитра вел себя как почтительный сын — о таких я только читал в доисторической литературе, написанный в те времена, когда жанр «Фэнтэзи» еще не был отделен от жанра художественной прозы. С остальными членами нашей экспедиции — соответственно их рангу и возрасту. С Милочкой махараджа был еще почтительнее, чем со мной, с Яношем держался на равных. Ни я, ни он не заметили обычной в подобных случаях снисходительности. Со Всеволодом и Лучезаром он был почтителен и внимателен. Кажется, он так и не разобрался, кто из них выше рангом и на всякий случай был вежлив с обоими. С помощниками капитана Пушья вел себя гораздо более фамильярно и ни разу не поставил их в неудобное положение своей восточной вежливостью. А о грубости, с тех пор как нахамил мне там, в Бомбейском дворце, он вообще забыл.

К вечеру четвертого дня мы оказались напротив мыса Кумари. Когда Лучезар подошел ко мне с этим известием, я старательно работал со снастями — «Переплут» проводил какой-то маневр. Я окликнул боцмана.

— Радушка, подмени меня на минутку. А еще лучше запряги кого-нибудь другого.

Милорад театрально вздохнул:

— Слушаюсь, господин Яромир, — и взялся за снасти. — Эй, Драгушка, кончай драить палубу и бегом сюда!

Я взял предложенный мне бинокль и пошел на нос. Команда уже убирала блинд.

— Итак, Зарушка?

— Яромир, если мы пойдем прямо, то через пару дней придем к Шри-Ланке. А если возьмем курс на норд-норд-ост, то пойдем прямиком на Мадрас и дальше, на Мачилипатнам, о котором нам рассказывал махараджа.

— Господин Яромир, прикажите взять курс на Шри-Ланку, — раздался голос Пушьямитры. Я оглянулся. Нас с Лучезаром прочно обступили Джамиля, Пушьямитра, Янош, Всеволод и вся моя охрана. Ох, следующий раз распоряжусь сократить ее еще в два раза! — Когда еще удастся там побывать, — продолжил махараджа. — А я слыхал, что там есть на что посмотреть.

— Собственно говоря, с тех пор, как я услышал о цейлонском чае, я и сам мечтаю туда попасть, — признался я. — А ты разве не торопишься? — обратили внимание? Моя дань их восточной вежливости.

— Никогда себе не прощу, если из-за меня вы не сможете побывать на чудесном острове! — воскликнул махараджа, не поверив ни на миг, что я способен пренебречь своими интересами ради того, чтобы доставить его, куда он там на этот раз хочет на пару дней раньше. Впрочем, Пушьямитра и не пытался изобразить, что верит. Он просто соблюдал все правила вежливости, которые мог вспомнить. — Кроме того, я и сам бы с удовольствием побывал бы на Шри-Ланке, — искренне прибавил Пушьямитра.

— Не возражаешь, Милочка?

— Конечно, нет.

Я оглядел остальных. Янош явно был за, Всеволод предпочел бы, чтобы Лаккадивское море граничило бы с Адриатическим, и чтобы два дня пути было не до Шри-Ланки, а до Дубровника. Лучезар попытался принять вид исполнительного офицера. Правда, за время нашего близкого знакомства, он совершенно потерял квалификацию.

— В таком случае, идем на Шри-Ланку, господа. На старой карте я видел довольно крупный порт под названием Коломбо. Не знаешь, Митра, он до сих пор имеет место быть?

— Да, господин Яромир.

— Значит нам туда. Смотри, Зарушка!

Милорад подошел, чтобы хоть краем глаза взглянуть, куда нас еще морской черт понес.

— Что-нибудь не так, Радушка?

— Отнюдь, господин Яромир. Я просто хотел сказать, что слышал в последнем порту кучу сказок про Шри-Ланкийские бальзамчики.

Махараджа рассмеялся.

— Кончайте экспериментировать на собственном короле, господа! — (ого, школа Яноша!) — Пить стоит только Золотой корень, Женьшень и гандорему. Все остальное — более или менее хорошие заменители. Единственное, отец мой, если вы можете обходиться медитациями и не пить бальзамы, то уж лучше не садитесь на иглу. Потом трудно уйти в завязку!

— Что?! — изумился я, обалдело посмотрел на Пушьямитру, и расхохотался.

Янош ободряюще улыбнулся махарадже — интересно, когда они успели спеться? И объяснил.

— Сесть на иглу, Яромир, это значит привыкнуть к наркотическим веществам. А уйти в завязку означает покончить с дурной привычкой употреблять на завтрак не кофе, а кокаин.

По дороге к Коломбо я успел пожалеть, что выбрал этот курс. Мы попали в серьезный шторм. Пушьямитра оказался подвержен морской болезни, так что оба моих телохранителя, сведущих в медицине, ухаживали за молодым махараджей. Я тоже подвержен морской болезни, и хлопот со мной не на много меньше, чем с Пушьямитрой. Только мне требуется не врач, а штат поваров. Тем не менее, в промежутках между приступами, я успел оказать медицинскую помощь и махарадже, и его писцу, который оказался также подвержен стихиям, как и его начальник.

Через день, еще до обеда, наш «Переплут» бросил якорь в порту Коломбо. Шторм стих еще до полуночи, на пронзительно-голубом небе светило жаркое, южное солнце, гористый, покрытый зеленью остров вырисовывался перед нами, как ставшая явью мечта. Яркая зелень, синие волны, в бинокль можно было разглядеть цветы и птичек. Прямо-таки рай!

Мои мысли прервало появление на палубе махараджи. Он вышел на палубу одетый в свой парадный костюм, украшенный пудом драгоценностей. Несмотря на такой парад, он с поклоном подошел ко мне и почтительно заговорил:

— Говорят, что именно здесь ваш христианский бог устроил первоначально рай, отец мой. Здесь, на вершине горы Шрипада остался даже отпечаток стопы Адама два метра длиной.

— Серьезно? — удивился я. — Что ж, приходится признать, что с тех пор мы здорово измельчали, сынок.

Махараджа улыбнулся в усы и продолжил:

— А еще говорят, что это след Будды, и оставил он его не так давно. Где-то три тысячи триста — три тысячи четыреста лет назад.

Я принял озабоченный вид.

— Это ж, куда мы катимся, Митра! Ладно, еще Адам — все ж таки первый человек, изваянный господом богом собственноручно. С тех пор никто не удостаивался такой чести и подобного внимания, вот и стали люди получаться слегка недоделанные. А может просто материала на всех не хватало, вот и стали производить последующие модели в уменьшенном виде. Раз так в восемь… Но Будда жил не так давно. Это ежели мы мельчаем в восемь раз каждые три тысячи триста лет, то значит еще через три тысячи триста лет, люди станут ростом сантиметров двадцать — двадцать пять.

— Двадцать два, Яромир, — подсказал Всеволод.

— Спасибо, Севушка.

Пушьямитра развеселился.

— Думается, такая стопа подчеркивала величие Будды, а не его размеры.

— Ты хочешь сказать, что он был обычного роста и имел двухметровые ноги? — переспросил я.

Пушьямитра прыснул со смеху. Я тоже засмеялся, представив картинку.

— Вы, несомненно, правы в своем отношении к этим реликвиям, отец мой, но прошу вас, не говорите так на Шри-Ланке. Этот остров до сих пор привержен буддизму, и его посещают паломники со всего Бхарата и даже из Поднебесной.

— Вот как? Хорошо, не буду.

— Отец мой, я хотел вас попросить, — нерешительно проговорил махараджа, коснувшись меня рукой. — Я сойду на берег один, сойду как махараджа Махараштры. Здесь, на Шри-Ланке, правит мой дядя по матери Ракет Кумар. Он мой ближайший родственник мужского пола, я все расскажу ему и попрошу оказать вам достойный вас прием. Уверен, он не откажет мне.

— Спасибо, сынок, но к чему такие церемонии?

— Вы долго плыли по морю, отец мой, вам нужно отдохнуть. А Шри-Ланка прекрасный остров. Правда, я здесь не был, но мой дядя время от времени приезжал в Бомбей, да мы с ним встречались и в Паталипутре.

— Хорошо, Пушья, — согласился я. — Мы все бы хотели погулять по твердой, гостеприимной земле. Мои люди не были в увольнительной на берегу с самого Джибути.

— Это так похоже на вас, отец мой, сначала думать о подданных, а потом о себе, — воскликнул махараджа, почтительно опустился на колени и поцеловал мои руки, — Позвольте мне сойти на берег, отец мой.

— Иди, конечно, — согласился я.

— Пожалуйста, не садитесь обедать, господин Яромир. Вы и так почти ничего не едите за столом, а если сядете за стол моего дяди сразу после обеда, то мой дядя еще решит, что вы за что-то гневаетесь на него или на меня.

— Хорошо, Пушья, тогда иди скорее. А то время уже к полудню.

Пушьямитра встал и легко спустился в шлюпку. Я проводил его глазами и задумчиво проговорил:

— Раз уж мы обещали ничего не есть, тогда может быть, искупаемся?

— Хорошо, Яромир, я сейчас распоряжусь, — согласился Лучезар.

— Не трудись, Зарушка. Я и так справлюсь, — и пока капитан не опомнился, быстренько сорвал с себя одежду и прыгнул в воду.

Купание в теплом море освежило меня, я поднялся на борт по сброшенному мне трапу к ожидающей меня недовольной команде.

— Пороть вас надо было в детстве, — мечтательно проговорил Всеволод. — Да и сейчас бы еще не вредно. — По лицу Севушки было видно, что он с немалым удовольствием провел бы эту воспитательную процедуру собственноручно.

— Не надо, Севушка, — улыбнулся я. — Ну что я такого сделал?

Всеволод покачал головой.

— Простите, Яромир, просто я волнуюсь, когда вы ведете себя так непредсказуемо. Кстати, вам бы надо приодеться. И Джамиле тоже. Как бы там ни было, но махараджа обещал приготовить вам встречу на высшем уровне.

— Ты прав. Милочка, думается, тебе нужно надеть твои рубины.

Джамиля согласно кивнула.

— Пойдем одеваться, Ромочка. По-моему ты брал с собой белый шелковый костюм. Он лучше всего подойдет и к случаю, и к местному климату.

Через час мы с Милочкой вернулись на палубу. Джамиля была в моем любимом костюме цвета светло-розовой розы и в полном рубиновом уборе. Я же надел шелковые брюки и рубашку кремового цвета. Наша команда тоже принарядилась в соответствии с обстоятельствами.

Мы с Джамилей подошли к борту и стали разглядывать берег. Вот на берегу возникла легкая суета, к нам направился баркас. С баркаса нам предложили спустить буксировочный трос, чтобы нас оттащили к причалу. Через несколько минут корабль подошел вплотную к пристани. На пристани собралась внушительная толпа народу, войска выстроились парадным строем, военный оркестр играл марши один за другим.

Народ расступился, и мы увидели процессию на огромных слонах. Впереди ехал незнакомый нам пышно одетый человек средних лет, на следующем слоне восседал Пушьямитра.

— Вот увидите, он вам привезет что-нибудь приодеться, — с мрачным видом предрек Всеволод, — Вы же совершенно несолидно смотритесь!

— Ватные костюмы сейчас малость не по погоде, Севушка, — привычно отшутился я.

Пушьямитра легко соскочил со своего слона — все ж таки ловок, зараза! И быстрым шагом пошел к кораблю. Капитан уже спустил трап, так что махараджа, не сбавляя темпа, поднялся на борт. Незнакомец, вероятно, это был махараджа Шри-Ланки, следовал за ним, далее следовали еще несколько богато одетых людей.

Мы с Милочкой радушно повернулись к поднявшимся к нам людям. Пушьямитра шел к нам, его дядя, вероятно, это все-таки был он, шел за ним, сопровождающие лица остановились в почтительном отдалении, насколько это возможно на сайке. Пушьямитра с низким поклоном приблизился к нам, опустился на колени, поцеловал мою руку, встал и почтительно произнес:

— Отец мой, позвольте представить вам моего дядю, махараджу Шри-Ланки Ракета Кумара, — Пушьямитра поклонился дяде. — Дядюшка, это мой названный отец, король Верхней Волыни, Яромир. Это его супруга, королева Джамиля. Это — Янош, королевский воспитанник, Всеволод, Лучезар — доверенные офицеры короля.

Махараджа Шри-Ланки низко поклонился. Я постарался ответить ему в тон, правда, боюсь, у меня не слишком то получилось. Я просто не умею низко кланяться. То есть в моем понимании я кланяюсь низко, а в понимании моих индийских друзей, я едва сгибаю спину. Что поделать — языковой барьер. Тут даже магические переводчики не помогают!

— Рад приветствовать вас на гостеприимной земле Шри-Ланки, ваши величества, — радушно проговорил Ракет Кумар. — Прошу вас, удостойте мой дом великой чести, поживите у меня во время пребывания на острове.

— Почтем за честь, господин Ракет Кумар, — вежливо согласился я.

Махараджа еще раз поклонился.

— Прошу вас, следуйте за мной, ваши величества, господа.

Ракет Кумар пошел вперед. Пушьямитра предложил мне опереться на его руку и повел нас с Милочкой следом. Далее потянулись мои люди и свита махараджи.

Пушьямитра подвел нас к слону, подсадил и пошел к своему слону. Мы поехали по городу.

Нас удивляли, хотя и не поражали, как в первый раз, леопарды, антилопы, обезьяны и змеи. Пожалуй, не в меньшей мере, нас удивляла бурная растительность острова. Мы вдыхали аромат цветущих садов, в то время, как на деревьях виднелись уже вполне зрелые фрукты. Такое возможно только в тропиках!

Мы проехали между деревянных домов, окруженных садами, в которых ленивые кошки отпугивали антилоп подрагивающими во сне усами, в двухэтажный мраморный дворец махараджи. Пушьямитра быстро соскочил со своего слона и помог сойти нам с Джамилей.

Ракет Кумар пригласил нас во дворец. Мы вошли. Собственно говоря, мы уже были во дворце махараджи Бомбея. Правда, тогда, из-за слишком уж кратковременного визита нам ничего не удалось рассмотреть. А жаль, тронный зал был поистине великолепен. Я ожидал, что здесь нас тоже проведут в тронный зал и поставят на положенное, согласно церемониалу, место. Но нет. Нас проводили в небольшую столовую. Собственно небольшой ее назвал Ракет Кумар, извиняясь перед нами. Его племянник, де, сказал, что мы путешествуем инкогнито и не желаем пышных приемов. Но пусть искренность его, Ракета Кумара, сердца компенсирует вынужденную скромность приема.

На самом деле мы пришли в просторную, светлую комнату. Стены были украшены шелковыми гобеленами, украшенными золотом и драгоценностями, весь пол был устлан ковром, в котором ноги утопали по щиколотку, посреди комнаты стоял стол, окруженный низкими, удобными креслами. Там уже ждала нас полная, среднего роста женщина, закутанная в тяжелую от украшений ткань. Ракет Кумар представил ее как Рамрати — свою жену. Там же находился молодой человек — лет шестнадцати — сын и наследник махараджи принц Ашока и его четырнадцатилетняя дочь Кунти Деви.

Ракет Кумар предложил садиться. Сам он сел во главе стола, меня, как почетного гостя, усадил по правую руку. Джамилю усадили рядом с хозяйкой. Пушьямитре было предложено место по левую руку Ракета Кумара, но он сказал, что предпочтет сесть рядом со мной и служить мне. Почетное место досталось Яношу.

— Сын мой, — я попытался возразить, — сейчас ты в доме у дяди, и ему было бы приятно поговорить с тобой.

Пушьямитра покачал головой.

— Дядя предпочтет поговорить с вами, отец мой. Все что он хотел мне сказать, он сказал уже очень давно, а теперь лишь повторяет, что пороть бы меня надо, да некому.

Я улыбнулся, потрепал молодого человека по плечам и встретился с удивленным взглядом Ракета Кумара.

— Каким чудом вы достигли такого результата, господин Яромир? — изумился он. — С тех пор, как умер Рамануджа, отец Пушьямитры, Пушьямитра еще ни с кем не был так вежлив.

Я пожал плечами. Да и что я мог сказать? Я мельком взглянул на лицо Пушьямитры и увидел, что тот покраснел от досады и гнева. Я ободряюще сжал его руку.

— Думается, вы просто давно не видели своего племянника, господин Ракет Кумар, — возразил я.

Молодой человек принялся подкладывать мне в тарелку различные яства. Причем, как я с удивлением понял, он старался учитывать мои вкусы, и дать мне попробовать хотя бы по чайной ложечке экзотические для меня блюда.

— Откушайте, отец мой, — вежливо попросил молодой человек. Я принялся за обед. Честно говоря, мне так и не удалось сосчитать, сколько блюд подал к столу дядюшка моего названного сына. Но зато мне без особого труда удалось заметить, что история, которую поведал дяде Пушьямитра, не доставила тому удовольствия. А по некоторым выразительным взглядам Ракета Кумара я понял, что он был прекрасно осведомлен обо всем заранее и выжидал, чтобы выдать дочь замуж за победителя. То, что Пушьямитра решил жениться на дочери хайдарабадского махараджи, Ракет Кумар принял с плохо скрытым раздражением. В самом деле — непорядок. Родной племянник собирается жениться на ком ни попадя, а у него дочь на выданье! Ох, дела.

Но самое гадкое в этой истории было то, что винил Ракет Кумар во всех своих неприятностях меня. И тихонечко так подзуживал своего племянника. Вот Пушьямитра отрезал кусочек какого-то экзотического плода и предложил мне:

— Попробуйте, отец мой, вам понравится.

Ракет Кумар с нарочитым удивлением поднял брови и проговорил:

— Все-таки, чтобы так воспитать моего непутевого племянника за какую-то неделю, вам, вероятно, пришлось пороть его дважды в день, господин Яромир.

— К сожалению, нет, — отозвался я, сжимая пальцы молодого махараджи. — А жаль — это был бы новый для меня опыт! Махараджа Пушьямитра воспитан так, что может служить эталоном поведения молодого человека.

— Что ж ты так долго скрывал свои таланты, племянник? — продолжал Ракет Кумар.

Я не дал ответить Пушьямитре:

— Родные замечают перемены в самую последнюю очередь, господин Ракет Кумар. И это вполне естественно. Они же стараются подсказать, помочь, воспитать, в конце концов. Только люди, которые воспринимают вчерашнего ребенка как мужчину, способны оценить изысканные манеры и разумное поведение.

Пушьямитра высвободил руку и нашел еще один плод, который я пока не успел попробовать.

И так весь обед. Клянусь, я измучился хуже, чем на дипломатическом приеме в Медвежке!

После обеда я попросил разрешения удалиться и отдохнуть. Пушьямитра вызвался проводить нас с Милочкой. Не успели мы остаться одни, как Пушьямитра порывисто сжал мою руку.

— Видите, господин Яромир, поэтому я никогда и не был на Шри-Ланке.

— Не обращай внимания, сынок. Просто, дядя предпочел бы выдать за тебя свою дочку, — объяснил я.

— Всего-навсего? — удивился Пушьямитра.

— Разумеется.

Пушьямитра прошел по комнате, потом вздохнул.

— Не хочу здесь оставаться! Отец мой, может, мы отдохнем в Хайдарабаде? А здесь совершим восхождение на гору Шрипада, посмотрим дагобы в Анурадхапуре, в одной из них, кажется, похоронена сто восемнадцатая ключица Будды.

— Почему сто восемнадцатая? — удивился я.

— По счету.

— Все ж таки Будда был весьма примечательной личностью, — с уважением проговорил я.

Пушьямитра захихикал: — Вы, вероятно, вспомнили о его стопе?

Я кивнул.

— И еще можно съездить к скале Сигирия. Там изображена двадцать одна обнаженная красавица. Точнее, видно то девушек по пояс. Ниже пояса они скрыты клубами пара. Некоторые искусствоведы считают, что девушки купаются в реке.

— Пар? Скорее уж, кто-нибудь в ходил в женскую баню подсматривать, — серьезно возразил я.

Махараджа засмеялся.

— И потом мы сядем на ваш корабль и поплывем в Хайдарабад.

— Надо говорить пойдем, а не поплывем, сынок. Лучезар говорит, что ни один уважающий себя мареман по-другому не скажет.

— Тогда пойдем, — согласился молодой человек. Он помог мне прилечь на роскошную постель, хотя в подобной помощи я пока не нуждаюсь, и сел в ногах кровати рядом с Яношем. Всеволод, Лучезар и охрана устроились на галерке. Я понял, что спокойно отдохнуть мне не удастся, но это меня скорее устраивало. Я предпочитал, чтобы Пушьямитра сидел, болтал с нами, а не слушал вкрадчивые речи своего дяди. А то мы все рисковали не снести отсюда ноги.

Глава 13 Каким должен быть король

После отдыха махараджа Шри-Ланки предложил нам прогулку по городу для возбуждения аппетита. Мы согласились. Мне показалось, что Ракет Кумар затеял прогулку, чтобы выдворить нас на пару часов из дворца и поговорить с племянником в спокойной обстановке. Но Пушьямитра, услышав о предполагаемой прогулке, прям-таки загорелся, и сказал, что он еще и сам здесь ни разу не был. Ракет Кумар предложил сопровождать нас лично, но Пушьямитра отклонил эту честь с такими церемониями, что думаю, дядюшке не на что было пожаловаться. Зато он сел управлять нашим с Милочкой слоном, чтобы можно было разговаривать в спокойной обстановке. На другом слоне ехали Янош, Всеволод и Лучезар. Слоном управлял Всеволод. Была еще многочисленная свита, приличествующая махардже Махараштры, к тому же племяннику махараджи Шри-Ланки, и все шестеро моих телохранителей. В общем, компания только для прогулок. Ну, гуляй — не хочу! А можешь не гулять, а идти города завоевывать. У кого какой вкус…

Не успели мы отъехать от дворца, как Пушьямитра с довольным видом обернулся ко мне:

— Ну как вам, понравились мои манеры?

— Блеск, — засмеялся я. Пушьямитра уже знал о моем отношении ко всем этим церемониям. Но он попросил меня сделать скидку на его воспитание и заверил меня, что мне он целует руку от всей души, а не ради каких-то там таинственных ритуалов. Боюсь, что не могу сказать того же о себе. Нет, я хорошо отношусь к молодому человеку и для меня совершенно естественно потрепать его по плечам, или взлохматить кудрявые волосы. Но махардже нравится, когда я, в соответствии с верхневолынским обычаем, поднимаю его с колен и целую в лоб.

— Я старался, — заверил меня Пушьямитра. — Знаете, отец мой, вы двумя словами прояснили для меня всю запутанную ситуацию. И в самом деле, Махараштра — обширное княжество, к тому же Бомбей — один из крупнейших портов Бхарата. Пожалуй, с Бомбеем может сравниться только Мадрас. Но это в Бенгальском заливе. В Аравийском же море Бомбею нет равных. Но как вы так быстро разгадали, что от меня нужно всем этим махараджам?

— Очень просто, сынок. Во-первых, я вдвое старше тебя, а во-вторых, у меня нет дочери, Пушья.

Махараджа засмеялся, обратил было внимание на дорогу, потом снова обернулся ко мне:

— А жаль, отец мой.

— Я же говорил тебе, сынок, в Верхней Волыни не приняты династические браки. Хотя, в такого парня, как ты, грех не влюбиться!

Беседуя таким вот образом, мы катались на слонах по городу все отведенное нам время. Потом охрана махараджи тактично стала направлять нас ко дворцу Ракета Кумара. На ужин.

Сразу после ужина Пушьямитра попросил отвести нас в отведенные нам покои. Причем, снова пошел меня провожать, да так у меня и остался. Сказал, что женитьба — штука хитрая. Вот один его приятель вот так вот переночевал в семье одной знакомой девицы и женился как миленький. А что поделаешь — здоровье дороже. А не нравится жена, можно завести любовницу.

Отказать молодому человеку я не смог. И Пушьямитра с Яношем устроились в ногах моей кровати. Нет, черт побери, на корабле я спал в гораздо более комфортабельных условиях. Каютка, правда, невелика, но спали-то там мы вдвоем с Милочкой. Здесь же, в шикарной комнате, кроме нас с Джамилей разместились Пушьямитра, Янош, Лучезар, Всеволод и все шесть человек моей охраны. Сева сказал, что ему так комфортнее. Нет, и это называется медовым месяцем!

Наутро мы поднялись с первыми лучами горячего южного солнца, наскоро перекусили и отправились на прогулку по Шри-Ланке. Посетить все чудеса, о которых рассказывал нам Пушьямитра. Ракет Кумар выделил нам слонов и почетный караул. Отпустить без охраны родного племянника, к тому же махараджу, было бы просто неприлично. И вот мы все расселись по слонам и поехали. На этот раз Пушьямитра не стал лично править слоном — все ж таки дело это утомительное, и требующее большой сноровки. Вместо этого, он пригласил разделить его компанию Яноша. В результате, конечно, Пушьямитре пришлось не только управлять слоном, но и учить этому Янчи. Погонщик ехал в качестве пассажира и решительно не знал чем себя занять. Всеволод порывался было править моим слоном, но Пушьямитра категорически воспротивился.

— Я понимаю ваши опасения, господин полковник, но, право же, лучше не надо. Дело это тонкое и ответственное, на большом расстоянии же попросту утомительное. Вы устанете и не сможете исполнять свои прямые обязанности.

Всеволоду пришлось согласиться. Он вообще довольно восприимчив к разумным аргументам. В результате, процессия получилась более чем солидная. Почетные гости на слонах — мы с Милочкой, Пушьямитра с Яношем, Всеволод с Лучезаром. И сопровождающие лица на лошадях — шесть человек моей охраны и двенадцать человек, выделенных нам Ракетом Кумаром. Конечно, путешествуя таким образом, можно вспомнить все прочитанные в детстве сказки, вообразить себя Харуном ар-Рашидом, Ала ад-Дином и даже Сунь У-куном, но именно в подобные моменты я особенно хорошо понимаю моего брата Вацлава, отправившегося путешествовать с одним лишь Миланом, и то по моему упорному настоянию.

Не знаю, что мне больше кружило голову — само путешествие по Ланкийским джунглям или чудеса, которые мы видели по дороге. Ехали мы неспешно, часто останавливались и вообще, путешествовали в свое удовольствие. Тем не менее, к вечеру мы были в Курунегале. Там нас ждал ужин и ночлег.

Неутомимый Пушьямитра продолжил свое черное дело, и на следующий день снова поднял нас в совершенно несусветную рань. Я накануне устал, поздно лег, не выспался и попытался возразить:

— Еще совсем темно, сынок.

— Вставайте, вставайте, отец мой. Через полчаса уже будет светло как днем. Да вы сами увидите.

Я вздохнул и сделал вид, что встаю. В самом деле, местные рассветы и закаты поражали меня, пожалуй, сильнее всего. Никаких тебе полумер, никаких сумерек. Или темно, или светло, или солнце, или луна со звездами. А то — развели турусы на колесах — розовые рассветы в Красном море, да голубые сумерки зимним снежным вечером. Честно говоря, здесь, на Шри-Ланке мне было приятно вспоминать о таких вещах, как снег, лед и прочие стихийные бедствия подобного же рода. От одной мысли о них становилось прохладнее.

Когда я действительно проснулся, было светло, и я почему-то лежал, закутанный в обширную простыню на слоне. Мои плечи кто-то бережно поддерживал. Я поднял глаза и увидел Пушьямитру.

— Что ты делаешь, Пушья? — удивился я.

— Мы едем в Канди, отец мой.

— Да, но почему таким образом?

— Госпожа Джамиля сказала, что вам надо отдохнуть, и я вызвался вести вас на своем слоне. Госпожа Джамиля едет с Яношем.

Я оглянулся. Милочка в шелковом брючном костюме бледно-голубого цвета по александрийской моде, украшенном жемчугом с розоватым отливом — поразительное сочетание, ехала на слоне рядом с Яношем. Увидев, что я проснулся, она помахала мне рукой.

— А моя одежда?

— Я взял ее с собой, — отозвался махараджа.

— Ох, нужно было меня все-таки разбудить, сынок.

Махараджа отмахнулся было, но внезапно обеспокоился.

— Вам не нравится, что ваши подданные видели вас в таком виде?

Я оглядел себя. Вид как вид. Ничего особенного. Ну, голый человек, завернутый в шелковую простыню, и что?

— Ты имеешь в виду Всеволода и Лучезара? — на всякий случай переспросил я.

— Да, — кивнул Пушьямитра. — Но, кажется, вас беспокоит не это, отец мой.

— Сколько времени? — вместо ответа поинтересовался я.

— Около одиннадцати.

— Что? Ты везешь меня так пять часов? Ты с ума сошел, сынок! Зачем так над собой издеваться?

— Вы беспокоились только обо мне?

— Ну не о том же, что несчастные жители Шри-Ланки видели ближайшего родственника египетских мумий!

Пушьямитра был тронут. Я, впрочем, тоже. Я поймал его руку и сжал пальцы.

— Спасибо, сынок. Я великолепно отдохнул. Жаль только, что ты устал со мной сидеть.

Пушьямитра просиял. Иногда мне кажется, что он и вправду испытывает ко мне сыновни чувства.

Махараджа сделал знак рукой, кавалькада остановилась, и Пушьямитра осторожно спустил меня на руки Всеволода. Тот понес меня на лесную лужайку.

— Севушка, ты знаешь, а у меня тоже есть ноги!

— Мы, работники служб безопасности, привычны ко всему, Яромир, но к чему распугивать несчастных животных? Нам на них еще ехать и ехать. А увидев вас, они вырвутся и разбегутся. Решат, что их тоже ждет такая участь.

Я наскоро привел себя в порядок, поблагодарил Пушьямитру и забрался на своего слона. Мы поехали дальше. Оказалось, что пока я спал, мы свернули на лесную дорогу, более узкую и еще более экзотическую, чем предыдущая. Временами мы проезжали по деревушкам. Жители радушно угощали нас рисом и фруктами.

На следующий день, перед самым заходом солнца, то есть часов в шесть вечера, мы приехали в город Канди. Проводник объяснил нам, что до конечной цели — городка Нувара-Элия ехать еще километров сорок по прямой. Да только где мы найдем прямую дорогу в горах? Посему спать мы легли рано, и я строго-настрого приказал Пушьямитре будить меня, как бы красиво я не спал. А то молодой человек и сегодня недолго думая перетащил меня досыпать на слона, даже не попытавшись разбудить. Они со Всеволодом посовещались и решили, что спать мне полезно, а работать вредно.

Мда, для того, чтобы набрести на такую глубокую мысль нужно непременно собирать консилиум! Но я почему-то думаю, что махараджа повез меня такого вот сонного только для того, чтобы снова заслужить мою благодарность. Вчера утром, я отбросил свою западную скованность и поблагодарил молодого человека на восточный манер — обнял за плечи и даже поцеловал в лоб. Среднестатистический верхневолынец такого же возраста стерпел бы от меня такое обращение исключительно из уважения к моему высокому положению. Пушьямитра же был счастлив. Пришлось повторить эту операцию и сегодня, к восторгу моего приемного сына. Все-таки в восточной пылкости чувств что-то есть. Здесь охотнее плачут и смеются и не стараются сдерживать чувства и эмоции. Возьмите, к примеру, Милочку — стоило ей увидеть меня, как она сразу же предложила мне стать ее мужем. Правда, я так и не знаю, чем я смог привлечь вот так вот, с первого взгляда, такую женщину, как она. Да свистни она — сбежались бы мужики со всей округи!

На следующее утро Пушьямитра с огорченной миной пришел меня будить.

— Я бы не побоялся нарушить приказ, чтобы дать вам как следует отдохнуть, отец мой, но по горной дороге лучше ехать сидя. Так безопаснее.

— Хорошо, сынок, уже встаю, — пробормотал я, не открывая глаз.

— Простите, Яромир, но я уйду, только когда вы встанете.

Молодой человек впервые обошелся без слова «господин». Интересно, к чему бы это? Я открыл глаза. Пушьямитра принес в комнату дымящийся кофе. Милочка уже пила свою порцию. Я протянул руку и взял у махараджи чашку.

— Спасибо, сынок, но почему ты не послал кого-нибудь? Зачем сам?

— Разве заботу об отце можно поручить слугам? — возмутился Пушьямитра. Интересно, как у него в такую рань хватает сил на такой напыщенный слог?

Я отхлебнул кофе, поставил чашечку на прикроватный столик и пожал пальцы махараджи.

— Спасибо, сынок.

Пушьямитра с готовностью подставил лоб. Я поцеловал его и впервые подумал, что молодому человеку не хватает отцовской заботы и искреннего отношения, попытался вспомнить себя в его годы и понял, что меня всегда в таких случаях выручал Вацлав.

Махараджа ушел очень довольный собой, а в комнату зашел Всеволод.

— Можно подумать, что Пушьямитра, и правда, ваш родственник, — улыбаясь, проговорил он. — Заботится о вас не хуже Вацлава.

— Вот и ответ на извечный вопрос, каким должен быть король, — мрачно отозвался я. — Король должен быть хилым и убогим, чтобы вызывать у всех своих подданных прилив заботливости одним своим видом.

— А что, в этом что-то есть, — невозмутимо согласился Всеволод. — Но вставайте же, а то мне уже непонятно зачем вы взяли на себя труд раскрыть глаза.

— Это же ужас, господа! — искренне отозвался я. — Ну откуда вокруг меня столько жаворонков, способных на подобное велеречие еще до восхода солнца?!

— Себя послушайте, — рассмеялся Всеволод.

— Это я от удивления.

— Это я от удивления, — возразил Сева. — Что вы соизволили-таки открыть глаза. Вот, одевайтесь, и нечего здесь ля-ля травить по-лишнему!

— Чувствуется школа Милана.

— Милан плохому не научит.

Через час мы уже снова ехали по джунглям. Дорога стала петлять то вверх то вниз, то вправо, то влево. Солнце перемещалось по горизонту самым невероятным образом. А может это наш путь был похож на полет летучей мыши. Но мне кажется, что это все-таки солнце. Мы ехали на огромном слоне и любовались окрестностями. Сначала мы с Милочкой наслаждались тишиной, потом нам стало скучно, и я предложил пройтись. Погонщик остановил слона, и мы спустились на дорогу. Наши спутники присоединились к нам, и мы пошли по тропе, разговаривая и пересмеиваясь. В обед мы устроили привал, перекусили, потом я предложил отдохнуть.

— Отец мой, садитесь лучше на слона, поедем дальше, — взмолился Пушьямитра., — К вечеру нам непременно нужно быть в деревушке, что на полпути к Нувара-Элии. Иначе мы не успеем на праздник. Если вы устали, садитесь на слона со мной. Вы сможете подремать, а я буду охранять ваш сон.

Я покачал головой.

— Спасибо, сынок. Но когда я говорил об отдыхе, я имел в виду совсем другое.

Пушьямитра бросил взгляд на мою жену и смущенно улыбнулся.

— В таком случае, господин Яромир, мне лучше вас предупредить, что подобному отдыху не стоит предаваться под открытым небом посреди джунглей. Можно на змею случайно наступить, или на скорпиона.

— А жаль!

Я встал и подал руку Милочке, предлагая помощь. В последнее время я стал чувствовать себя сильным, и это новое для меня чувство каждый раз доставляло мне радость и требовало какого-то выхода. Пушьямитра, все еще изображая на лице смущение, топтался рядом. Я потрепал его по плечам, и махараджа наклонился, подставляя мне лоб. Я послушно поцеловал его. Пушьямитра просиял, почтительно поцеловал мою руку и предложил подсадить на слона. Я хотел было согласиться, но тут мой взгляд случайно упал на Яноша. Молодой человек улыбался, но вид у него был самый несчастный, какой только можно было вообразить. Я удивленно присмотрелся к нему и вдруг понял — Янош ревновал. Да, конечно, все время нашего знакомства он прекрасно обходился без подобных знаков моего внимания. Но я не оказывал их и никому другому. Разве что Милочке, но она вне конкуренции. А теперь молодой человек страдает, что к махарадже я отношусь как к сыну, а на него внимания не обращаю.

— А ты помнишь, как мы гуляли у меня в парке, Янчи? И даже медитировали на травке, не боясь наступить на змею.

На этот раз Янош улыбнулся более искренне.

— Помню, конечно. Но вы же медитировали, Яромир, а не отдыхали! Впрочем, может быть, я просто при этом не присутствовал?

Я засмеялся и потрепал его по плечам. Янош слегка придвинулся. Будь это Пушьямитра, я бы точно знал, что он хочет, чтобы я поцеловал его. Вот только не ошибиться бы, что именно ждет от меня Янош.

Я притянул молодого человека и коснулся губами его лба. Молодой человек просиял. Что ж, придется учесть. К Яношу я отношусь очень хорошо, и если ему нужно мое внимание, он его получит. В конце концов, у Яноша кроме меня, Вацлава и Милана никого нет. А сейчас Вацлав и Милан далеко. Так что забота о молодом человеке должна лежать на моих плечах.

К вечеру мы приехали в небольшую деревушку. Пушьямитра как-то называл ее, но название совершенно выветрилось из моей головы. Кажется, еще до того, как я его услышал. Зато в деревушке была удобная гостиница для паломников. Правда, боюсь, что для того, чтобы разместить почетных гостей, менее почетных попросту выдворили. Подобные издержки монархического строя есть и в Верхней Волыни. В тех гостиницах, в которых я останавливался хоть раз, для меня постоянно держат пустые апартаменты. И никого в них не селят. Разве что Вацлава. Впрочем, хозяева гостиниц не терпят на этом убытков. Скорее наоборот — подобная реклама способствует привлечению клиентов.

Но то — Верхняя Волынь. Королевство настолько похожее на республику, насколько это вообще возможно. Далеко не все короли Верхней Волыни правили. И даже тех, которые хотели, не всех допустили до власти. А здесь, в Бхарате, частью которого является и ланкийское княжество — кажется, раньше Шри-Ланка была сама по себе… В стране, где за одной границей прячутся пятьдесят независимых княжеств, время от времени затевающие свары, и посему имеющие все прелести типа армии, большого штата чиновников и наследственной аристократии… Нужно же как-то награждать сподвижников! Да еще желательно так, чтобы они, сподвижники, не метили на твое место, боясь потерять свое… Так вот, в такой стране, демократических издержек не может быть по определению. Или ты аристократ, или должен считать за честь поклониться аристократу. Третьего не дано. Мы же пользовались аристократическими привилегиями. Не могу сказать, что мне это нравилось, но, в такой ситуации, не быть аристократом понравилось бы мне еще меньше. Хоть я и король, но всеобщее равенство мне принять довольно легко — в Верхней Волыни у короля не столько привилегий, чтобы он имел возможность слишком много о себе возомнить. А вот принять необходимость кланяться какому-нибудь хлыщу только потому, что какой-то его предок имел кулак покрупнее, да глотку полуженей, я и вовсе не мог.

Еще через день мы прибыли в Нувара-Элию. Город в изножье горы, на которую мы так стремились. Через день, точнее, через ночь, здесь должен был состояться праздник майского полнолуния. В эту ночь нужно было взойти на гору и встретить там рассвет.

Об этой любопытной подробности мне поведал махараджа Пушьямитра. Услышав о том, что нам нужно будет ночью карабкаться на почти что трехкилометровую гору, я не слишком-то обрадовался.

— Пушья, а может быть, мы сможем взобраться на гору накануне днем? А еще лучше, проделать весь путь на лошадях…

— Сожалею, отец мой, но это невозможно. Или вы паломник и поступаете так, как положено паломнику, или же вам лучше не соваться к истинно верующим. Люди могут не понять, если вы надсмеетесь над их верой.

— Постой, сынок, у меня и в мыслях этого не было! Сам я не слишком религиозен, но никому не мешаю верить в то, во что он хочет. Если при этом он никому не мешает верить или не верить, кто во что хочет.

— Вы хорошо сказали, отец мой. И значит, мне не нужно вам ничего объяснять. Эта гора — священна для буддистов. Вы можете не быть последователем Будды, но если хотите подняться на нее, вам нужно сделать это в соответствии с традициями. Буддисты пускают сюда всех в надежде, что так мы проникнемся великими истинами, провозглашенными Буддой.

— Я понял, сынок. Что ж, придется идти.

— Подъем не тяжелый, отец, — заверил меня Пушьямитра. — Дорога поддерживается в хорошем состоянии заботами верующих и, разумеется, махараджи Шри-Ланки. Для него паломники представляют немалую выгоду.

— А сам он?

— А что сам? Он придерживается индуизма, как большинство махараджей. Буддизм, конечно более демократичен и утверждает всеобщее равенство, — Пушьямитра смущенно замолчал и неожиданно добавил. — Думаю, вам бы понравилась такая религия. Индуизм более подходит князьям. Знаете, отец мой, когда врожденное превосходство махараджей признается как на этом свете, так и на том, это здорово утешает. Князей, разумеется.

— Не очень, — засмеялся я и растрепал кудрявые черные волосы махараджи, — По крайней мере, я не вижу никаких таких преимуществ.

— А я вижу, — возразил Пушьямитра, — Не будь я князем, я бы не решился называть вас своим отцом. Ведь вы король!

Я снова засмеялся и растрепал его кудри. Молодому человеку это нравилось. Почему же не порадовать человека, пока есть такая возможность?

Глава 14 В тени баньяна…

В эту ночь Пушьямитра повел меня развлекаться. Мы гуляли по Нувара-Элии при свете фонарей, любуясь почти полной луной в темном небе. Такое темное небо бывает только на юге. Никаких тебе намеков на то, что солнце не так давно село и в недалеком будущем собирается вставать. На экваторе нет полумер — есть день и ночь, а всякие сумерки здесь оставляют для жителей холодных районов.

После прогулки нам подали поздний ужин. Махараджа старался повеселить нас, чем мог. Мы ужинали под музыку, наблюдая танцы полуобнаженных, красивых женщин. Пушьямитра шепнул мне на ушко, что это не просто танцовщицы. И что если кто хочет слегка развеяться, то это вполне можно устроить. Мне такой подход показался слишком уж рациональным, но я-то путешествовал с женой! Поэтому я передал информацию Севушке. Чтобы он распорядился ей по своему усмотрению и организовал досуг для желающих. Я заметил, как Сева что-то шептал на ухо Яношу, Янош покраснел и смущенно и вопросительно посмотрел на меня, я ободряюще улыбнулся в ответ.

Пушьямитра заметил наш обмен взглядами и подошел к Яношу. Молодые люди о чем-то пошептались, и махараджа подал какой-то знак. Две девушки подошли к молодым людям, присели рядом и принялись за ними ухаживать. Темноволосая красавица подлила Яношу кофе, и принялась класть ему в рот дольки фруктов. Молодой человек мило улыбался и слегка краснел. А когда Пушьямитра начинал шептать ему на ушко различные советы, Янош краснел уже не слегка. При этом он смеялся и поглядывал в мою сторону. Я подумал, что после сегодняшней ночи мой Янчи избавится от своей девственности и перестанет торопиться с женитьбой. В самом деле, от этого недостатка лучше избавляться до свадьбы. Будет гораздо меньше хлопот.

В этот момент мои размышления прервала Джамиля. Она обняла меня за плечи, я обернулся к ней, и она немедленно положила мне в рот кусочек манго. Я засмеялся и чуть не поперхнулся. Следующие несколько минут мы с Милочкой старательно кормили друг друга различными фруктами, потом я оглянулся, собираясь извиниться и уйти, и обнаружил, что остальные уже потихоньку разошлись. Даже музыканты переместились за плотную занавеску. Я порадовался понятливости моего приемного сына и обнял жену.

Весь следующий день мы провели на мягких постелях. Слуги регулярно подносили нам новые подносы с едой и напитками, время от времени готовили теплые ванны и сообщали, что поменяли воду в бассейне. Нас за весь день почти что не беспокоили. Только утром забежал Пушьямитра, чтобы провести со мной сеанс массажа, да еще Янош, чтобы сообщить, что для ритуальных жертвоприношений он уже не годится. Надо было давно подключить махараджу. Он сумел совратить Яноша лучше, чем я, Вацлав, Милан и Всеволод вместе взятые.

Ближе к вечеру махараджа снова пришел помассировать меня.

— Сейчас поужинаем, отец мой и пойдем в гору. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?

— Да, сынок.

Пушьямитра оглядел нас с Милочкой и признался вполголоса.

— Я тоже. Дядя Ракет Кумар принимает нас по высшему разряду. Впрочем, ему так и положено. Я тоже хорошо принимал его у себя.

Мы вышли в путь, когда уже стемнело. Дорога была освещена факелами и разноцветными фонариками. Пушьямитра распорядился прихватить с собой запас факелов, я заметил, что Всеволод решил удвоить усилия.

— Мало ли что в жизни бывает, — пояснил Сева, пожимая плечами, — Может, они и не пригодятся, но хуже будет, если они понадобятся, а их не будет.

Может быть, дорога и была живописной, я не знаю. В моей памяти осталась только нескончаемая вереница паломников с факелами, временами выскакивающие из темноты зеленые ветки и чьи-то глаза, сверкающие в зарослях. Да еще непередаваемые ароматы тропической ночи.

Кое-где были устроены места для привалов. Там можно было спокойно посидеть, перекусить, но никому из нас есть не хотелось. Однажды лишь мы остановились выпить ароматного чая, который растет тут же, у подножия горы, и еще пару раз мы останавливались, правда, не в специально отведенном месте, а просто у кромки джунглей, чтобы выпить вина. Буддистов среди нас не было, и посему мы не знали, можно ли пить вино паломникам.

Еще до того, как мы одолели подъем, мы услышали звук колокола. Более того, он звенел непрестанно.

— Там наверху храм? — спросил я Пушьямитру.

— Нет, там колокол. Если загадать желание и ударить в колокол, то оно непременно сбудется.

— А неверующим загадывать можно? — деловито поинтересовался я.

— Попробовать можно, — Пушьямитра точно не знал, но практическая сторона вопроса его тоже заинтересовала.

— Вот и отлично.

Мы преодолели последние метры и оказались на плоской вершине горы. Первым делом я сунулся к колоколу загадать желание. Наша компания выстроилась гуськом и отзвонила целую заутреннюю. Потом мы пошли к остальным паломникам и принялись ждать восхода солнца.

Вот небо посветлело — надо полагать, солнышко встало с постели. Потом светило выслало на разведку первый лучик, который быстренько пробежался по вершинам гор, осмотрелся, доложил обстановку, потом залез на мои часы и в панике вернулся сообщить солнцу, что уже шесть часов. Солнце испугалось, что проспало и галопом взлетело на небосвод.

— Утро, называется, проворчал я. — Светло, как в полдень где-нибудь в Трехречье.

Янош радостно засмеялся.

Гора, подумав, отбросила интригующую конусообразную тень, а мы пошли осматривать след Будды. Мда, если у него были такие ноги, то мужик был здоровый! Особенно, ежели при этом у него был обычный рост. Нет, вы представляете, как при среднем росте, ну пусть даже метр восемьдесят, передвигаться на двухметровых ступнях? Это же какие ноги надо иметь накачанные!

Монах начал молитву, а я разглядывал прекрасные виды — холмы, сплошь покрытые джунглями, чайные плантации, деревни, дворцы, храмы.

— Замечательно красиво, сынок, — одобрил я. — А где мы можем перекусить?

Но Пушьямитра все предусмотрел заранее. Точнее не он, а его дядя. Для высокопоставленных паломников у вершины горы была устроена беседка для отдыха. Когда мы туда пришли, стол уже был накрыт, оставалось только покушать и отдохнуть.

— Все это прекрасно, но нам надо еще спускаться, — вздохнул я.

— Ничего — ничего, Ромочка, — засмеялась Джамиля. — Физические упражнения тебе только на пользу.

Мы позавтракали, отдохнули, и устало поплелись вниз.

На следующее утро Пушьямитра разбудил нас, погрузил на слонов и повез обратно. Мы снова ехали по зеленому морю леса. На этот раз нашей целью была Анурадхапура. Пока что мы возвращались по знакомой дороге в Курнегал. Оттуда лежала дорога в город бесчисленных дагоб. И в каждой из них был захоронена частичка Будды. Я когда-то читал, что подобные дагобы есть и в Индии, или в Бхарате, как его называют местные, и в Китае, раньше местные жители называли его Поднебесной. Сейчас — не знаю. Я попробовал представить все эти бесчисленные частички, потом вдруг сказал:

— Пушья, а ты случайно не знаешь, в те годы, когда Будда оставил свой след он еще был младенцем?

Пушьямитра удивился. Еще недавно я смеялся над тем, что след чересчур велик, теперь же спросил, не был ли он оставлен младенцем.

— Нет, отец мой, он был уже вполне зрелым человеком. А почему вы подумали, что он был младенцем?

— Только потому, что вспомнил, сколько существует дагоб, где захоронены его части. Но если он был великаном, то все объясняется очень легко. Просто-напросто все его косточки были разделены на кусочки величиной с косточку обычного человека и розданы всем желающим.

— Некоторым достались волоски, — вставил заинтересованный махараджа.

— А ты не знаешь, он был очень волосат?

— Судя по количеству волос, примерно как горилла.

— Или белый медведь, — добавил Янош. — Я читал, что они живут на крайнем юге. Там, где настолько южно, что очень холодно.

— В таком случае, он должен быть волосатей гориллы, — признал махараджа.

— Но не волосатей Будды, — хмыкнул я и тут же одернул себя. — Впрочем, это отличительный признак любого святого. В пользу Будды могу сказать, что он-то был один, его пришлось делить на гораздо большее количество желающих, чем святых. А уж на изготовление креста, на котором был распят Христос, пошла целая роща!

Пушьямитра с интересом посмотрел на меня.

— Скажите, отец мой, а люди, в Верхней Волыни не религиозны?

— Или я один такой? — засмеялся я. — Кто как, сынок. Я не религиозен. Да и вообще скептик.

— И как к этому относятся ваши священнослужители?

— Я — король, — я пожал плечами и улыбнулся. — Кроме того, обычно я довольно вежлив.

— Да, отец мой. Хотел бы я быть похожим на вас…

Я был польщен и даже слегка смутился.

— Спасибо, сынок. Но знаешь, что я тебе скажу, ты сумеешь выработать правильную линию поведения. У тебя хватит для этого ума и таланта. Только ни в коем случае не слушай льстецов. Лесть убивает самое хорошее в людях. А ты, при твоем высоком положении, всегда будешь окружен людьми, которые будут льстить тебе только для того, чтобы добиться для себя каких-нибудь благ, или почестей, или еще чего-нибудь.

— А как отличить льстеца от того, кто говорит искренне?

Сложный вопрос. Насколько я успел узнать, восточная вежливость была основана на лести. А от махараджи всем и всегда что-нибудь надо.

— Думаю, ты увидишь это, сынок, если будешь оценивать людей не по их речам, а по их делам.

Пушьямитра медленно опустил голову.

— Я буду стараться, отец мой. Надеюсь, я не обману ваших ожиданий.

— Уверен, что нет.

Пушьямитра неуверенно улыбнулся, кивнул и отъехал. Я услышал, как по дороге он спрашивает у Яноша:

— Янош, скажи, там, дома, господина Яромира, наверное, очень любят?

— Да, Пушьямитра, я никогда не слышал о нем ни одного худого слова.

Я улыбнулся и повернулся к Милочке.

— Хорошо, что Янош не успел разочароваться в своем новом доме.

— Надеюсь, что до этого вообще не дойдет, — улыбнулась Джамиля. — По крайней мере, мы все постараемся, чтобы он чувствовал себя как дома.

— Он и чувствует себя, как дома, — засмеялся я. — Ты бы посмотрела, что он вытворяет у меня во Дворце Приемов!

— Что ж, и посмотрю. А то непорядок — я еще ни разу не была у тебя.

Так вот приятно, неспешно, иногда за разговором, а иногда просто так, мы добрались до Анурадхапуры. В город мы приехали примерно к обеду. Точнее, к позднему обеду. Мы не захотели останавливаться на обед в двух часах пути от города. В этот день мы сразу после обеда отправились отдыхать. Город решили смотреть завтра.

С раннего утра — нет, эти южане со своей сиестой и меня заставили рано вставать! Мы отправились смотреть город. Нам показали дагобы — погребальные курганы — полусфера внизу, далее куб, в котором и захоронены святые мощи и венчает все это шпиль. Мы увидели дагобу Тхупарама, дагобу Миришавети, дагобу Руанвелисея диаметром сто метров и высотой шестьдесят и дагобу Абхаягири высотой сто пятьдесят метров более знаменитую даже не высотой, а фундаментом, сделанным из последовательных слоев серебра, меди, кварца и глины.

Нам показали и развалины старого монастыря. Раньше он назывался медным дворцом — говорят, он был обшит серебром, стены — медью, а карнизы — золотом и драгоценным камнями. Не удивительно, что его ободрали подчистую. Оставили только каменные колонны. Тысячу шестьсот штук. Нам сказали, что это был монастырь, и что было в нем сто тысяч комнат, где жили монахи. Я подумал, что монахи были значительно мельче основателя своей религии. В самом деле, Будда оставил двухметровый след, а монахи, судя по всему, спали стоя и были величиной с крысу.

Так как этими своими мыслями я делился с окружающими, то во время экскурсии по священным местам спутники мои, вместо того, чтобы сохранять благоговейное молчание, хихикали самым непристойным образом. Более того, ребята осматривали колонны с таким видом, словно искали, не осталось ли где часом серебряной, или там золотой пластины, чтобы поживиться самим. Хорошо еще не стали ковырять фундамент в поисках серебряного слоя!

Впрочем, на Пушьямитру громадные дагобы произвели известное впечатление.

— Вот памятник величия минувшей эпохи, отец мой. Хотелось бы мне, чтобы и мое имя вспоминали так же, как имя царя Дуттхагамани, великого строителя Анурадхапуры.

— А мне нет, — тихо возразил я.

— Почему? — удивился махараджа.

— Ты же слышал, чтобы построить эти грандиозные сооружения ввели дополнительные налоги, согнали на строительство десятки тысяч человек. И здесь, на этом райском острове, люди терпели лишения, чтобы прославить имя царя и воздвигнуть дагобу Будде, который проповедовал равенство возможностей. Хорошо равенство — один возвеличивается за счет другого, и не потому, что он этого достоин, а потому, что у него армия есть. Чтобы освободить страну от южноиндийских захватчиков, например. И ни с кем не делить прибыль.

Пушьямитра почтительно поклонился.

— Я должен был понять и сам, отец мой. Вы, прежде всего, думаете о людях.

— Да, сынок. Но ты ведь понимаешь, не думать о людях нельзя. Речь о них зайдет, о чем бы ни докладывал тебе твой министр. И здесь есть два варианта — или ты видишь безликие, зато великие народные массы и строишь дагобы, пирамиды и прочие столь же необходимые для жизни вещи, или же за цифрой отчета ты видишь конкретных людей, с их нуждами и чаяниями, которые веселятся и плачут, и которые, также как и ты, не могут отложить на потом радости жизни. Потому что потом эти радости уже не нужны. Да простой пример — когда я был ребенком, я обожал играть в кубики. Казалось, дай мне возможность, только и буду делать, что строить дворцы. Когда мне было двадцать лет, мне хотелось гулять и веселиться с друзьями, пить и танцевать до упаду. Сейчас же я предпочитаю тихую, размеренную жизнь.

— И потому отправились в плавание, — ехидно вставил Янош.

— Да, Янчи, именно поэтому. Разве у меня во дворце возможна тихая и размеренная жизнь? Да я ее отродясь не видел. Вот я и решил взять себе отпуск и многочисленные накопившиеся отгулы за все двадцать лет добросовестной работы на посту правящего короля Верхней Волыни.

На махараджу моя речь произвела неожиданно сильное впечатление. Это если я назвал путешествие тихой и размеренной жизнью, то какую же жизнь я веду в другое время? Пушьямитра пересмотрел сложившийся у него в голове стереотип слабого, бессильного человека, с трудом передвигающегося, опираясь на руку старого, преданного слуги. Но новый образ, видимо, у него не пока выкристаллизовывался. Не успел.

— Отец мой, можно я навещу вас в Верхней Волыни?

— Конечно, сынок. Приезжай в любое время, я буду очень рад. Тебе нужно будет пройти на корабле до Дубровника, а там встретишься с градоначальником, и он поможет тебе добраться до Медвежки. Впрочем, последнее не обязательно. Если тебе больше хочется прокатиться самому — милости прошу. Почта в Верхней Волыни работает исправно.

Пушьямитра воодушевился.

— Я обязательно приеду, отец мой. И вообще буду часто навещать вас.

— Буду очень рад, сынок, — повторил я.

Провожатый предложил нам осмотреть главную реликвию Анурадхапуры — баньян. По словам экскурсовода, это был отросток дерева, под которым предавался размышлениям Будда.

Честно говоря, я не поверил. Чтобы дерево жило три тысячи триста или три тысячи четыреста лет? Да еще и пережило мировой катаклизм? Хотя еще до катаклизма оно должно было помереть три тысячи раз. Ну, хорошо, не три тысячи, а три сотни. Но когда я увидел это дерево, его огромную крону, многочисленные воздушные корни, колоннами поддерживающие ее в помощь довольно тонкому стволу, я поверил. Это дерево было величественней египетских пирамид, величественнее грандиозных дагоб и даже Афинского Парфенона. Потому, что это дерево было живое. Я мог бы сравнить его разве что с кораллами Красного моря.

— Простите, уважаемый, а можно мне прикоснуться к нему? — попросил я.

— Пожалуйста, ваше величество, — вежливо согласился провожатый, — Можете даже посидеть под ним.

Я благоговейно прикоснулся сначала к листу, потом к воздушному корню, потом взял за руку Милочку и протиснулся к стволу.

— Садись, дорогая. Под родителем этого дерева предавался размышлению Будда, а под этим…

— Сожалею, отец мой, боюсь, что это у вас не получится, — перебил меня Пушьямитра.

— Что не получится, Митра?

Пушьямитра слегка смутился.

— Я понимаю, о чем может думать молодожен. Тем более, оказавшись в живой беседке. Но сюда приходит слишком много паломников. Если вы хотите заняться этим под баньяном без помех, скажите, я распоряжусь. Придется ставить оцепление.

— Почему ты решил, что я имел в виду именно это? — засмеялся я.

— Простите, отец мой, я не угадал?

— Почти, сынок, — засмеялся я. — Я подумал, что это было бы неплохо, но не собирался это осуществлять. Знаешь, у всех свои причуды, но я в таком деле предпочитаю уединение.

— Я, в общем, тоже, — сказал Пушьямитра и тоже поднырнул под ветки баньяна, — Но я предлагал вам организовать уединение на полном серьезе.

— Спасибо, сынок, но вряд ли я смогу расслабиться и получить удовольствие, если буду знать, что для организации моего свидания с женой понадобилась целая армия. А жаль. Честное слово, замечательное дерево!

Янош, Всеволод и Лучезар, увидев, что я не собираюсь нарушать общественные приличия, присоединились к нам.

— Раз уж нельзя ничего другого, то может быть организуем здесь маленький пикник? — поинтересовался Янош. — Я здесь купил по дороге вина и фруктов.

— Фруктов? — переспросил Пушьямитра, разглядывая корзинку Яноша.

— Да. Ты же видишь, какая живописная корзинка. Я увидел ее и подошел. Не успел я сориентироваться, как подскочил продавец, вручил мне кусок манго и, пока я соображал, взял с меня пятнадцать рупий и вручил вот это. Пришлось забрать с собой.

Пушьямитра рассмеялся.

— Оно пришлось кстати. Только нужно вымыть. Где у нас была вода?

Через несколько минут мы все сидели в тени баньяна — отростком знаменитого дерева, под которым предавался размышлениям Будда, пили вино и ели прекрасные ланкийские фрукты.

На следующий день мы покинули Анурадхапуру. Еще в Коломбо мы решили не проделывать весь путь обратно по джунглям, а спуститься к Манару. Это был тоже порт, и тоже, конечно, на Лаккадивском море. И мы отправили «Переплут» в Манар. Сами же до Манара мы добирались полтора дня. Может быть, можно было бы гнать слонов и быстрее, но мы не видели в том необходимости.

В Манар мы прибыли во второй половине дня и сразу же поехали на пристань. Пушьямитра даже не почтил присутствием прощальный ужин. Передал дядюшке приветы и вскочил в шлюпку.

И вот мы поднялись на борт «Переплута». Оба помощника капитана — Ратибор и Милорад радостно приветствовали нас. Ратибор дважды пересчитал всех по пальцам, убедился, что все на месте и дал команду к отплытию. Милорад поспешил исполнять приказ, одарив меня хищным взглядом.

— Мечтаешь меня припахать, Радушка? — засмеялся я.

— А то, — хохотнул боцман и принялся отдавать команды матросам. — Медузу вам к чаю, вместо пирожных, господа! Нам надо отойти подальше до темноты!

Я обнял жену, — Пойду, присоединюсь к ребятам, Милочка. А то наш Радушка оставит меня без сладкого.

Я поспешил к себе в каюту, а когда вернулся одетым в более подходящей для работы костюм, обнаружил и Яноша и Пушьямитру с энтузиазмом работающих на палубе.

Я присоединился к ребятам. Завидев меня, Пушьямитра смущенно улыбнулся и сказал:

— Помните, отец мой, я говорил вам, что в одном из вариантов предполагаемого будущего я предвидел свою работу на вашем корабле в качестве матроса? И вот, все сбылось.

— Кажется, тогда тебя это не очень радовало, — возразил я.

— Я был глуп, отец мой. Я правильно видел, но не правильно понимал увиденное. Позвольте мне пройти, мне нужно залезть на мачту.

— Будь осторожен, сынок, — автоматически напутствовал я.

Махараджа послал мне счастливую улыбку и с ловкостью обезьяны забрался на мачту.

— Вы работайте, работайте, господин Яромир, — раздалось рядом со мной ворчание боцмана. — А то все глазки строите. До ужина нам нужно уйти в Бенгальский залив.

— А когда ужин? — со вздохом спросил я.

— Часа через три. А в чем дело?

— Да, понимаешь, мы еще не обедали.

На лице у боцмана явственно проявилась паника.

— Как это? Да уже четыре часа!

Милорад бегом отправился на камбуз, и через несколько минут вернулся вполне довольный собой:

— Идите, заморите червячка, господин Яромир. И помощников своих берите. Обеда серьезного у нас нет, но кок уже готовит на скорую руку салат и отбивные. Пока вы вымоете руки, все будет на столе.

Через десять минут мы уже сидели в кают-компании, ели жареное мясо с салатом и пили ароматный цейлонский чай. Жизнь была хороша. А легкое волнение на море только способствовало аппетиту.

Глава 15 Ох, клянусь хайдарабадским Чарминаром, господа!.

Четыре дня прекрасной морской прогулки, и мы оказались в Мачилипатнаме — хайдарабадском порту в Бенгальском заливе. Дальше, в столицу, носившую то же имя, что и княжество мы решили идти на баркасе. Он, конечно, не так велик, да и удобств на нем не в пример меньше, но идти под парусом по незнакомой реке капитан не хотел, а тащить сайк на буксире, значило попусту тратить силы и время.

Сначала мы хотели идти прямо на корабельном ялике, но потом передумали — ялик не плох, но на нем нет никаких удобств. Даже переночевать негде, не то, что еду приготовить. Мы посовещались, и Лучезар пошел в порт. Вернулся он вполне довольный собой, сообщив, что нанял на один рейс паттамар — довольно вместительное парусно-весельное судно с микроскопическими каютами и даже тентом над палубой. Мы снова, с некоторым сожалением, расстались с нашим сайком. Все ж таки на «Переплуте» все мы чувствовали себя дома. Как бы ни была прекрасна Индия, наш дом был в Верхней Волыни.

И вот, ранним утром, я, Милочка, Янош, Лучезар, Всеволод, Пушьямитра, его писец Миндж и шесть человек моей охраны взошли на палубу паттамара «Кришна», названного так то ли в честь бога, то ли в честь реки, по которой мы должны были подниматься вверх.

К моему удивлению, Пушьямитра оставил палубу сайка с видимой неохотой, а для того, чтобы ступить на палубу «Кришны» вообще сделал над собой заметное усилие.

— Что с тобой, сынок? — озаботился я.

— Я вдруг подумал, отец мой, что если мы что не так поняли, то можем попасть в ловушку. Причем не только я, но и все мы. Могу я попросить вас, отец мой?

— Да, конечно.

— Если со мной что-нибудь случится, бросьте меня на произвол судьбы и возвращайтесь на ваш сайк. Я сам виноват, что ввязался в эту историю. Сидел бы себе в Бомбее и ждал бы спокойно, когда там сваты приедут. А сейчас я далеко не в выигрышном положении.

Я подумал.

— Скажи-ка, Пушья, кто наследует престол Махараштры в случае, если у тебя не будет прямых наследников?

— Мой двоюродный брат, сын моей тети. Но он еще совсем ребенок. Так что лет пять страной будет управлять регентский совет — моя тетя, первый министр и первый министр двора. Все люди очень надежные. Я верю всем им, как себе.

— В таком случае, тебе нечего опасаться в Хайдарабаде, сынок. Ведь у Амитрагхаты только одна наследница — дочь. И ему спокойнее будет заключить династический брак, чем идти воевать соседнее княжество. Если вы полюбовно договоритесь, то может он и впрямь попробует объединить силы двух княжеств и, для начала, прихватить юг Индии, а там и все остальное. В любом случае, ты ему нужен, как добровольный союзник. Твой малолетний брат не устроит Амитрагхату ни в малейшей мере.

— Вы правы, отец мой, но все-таки меня мучит стыд и неловкость.

Я вздохнул.

— Тебя мучит обыкновенное безделье. Плыл бы ты сейчас на «Переплуте» так давно бы носился по палубе под командованием Милорада. А так стоишь и тупо смотришь на проплывающий мимо нас город.

Пушьямитра рассмеялся.

— Вы знаете, как утешить, отец мой. Пойдемте, попробуем разместиться в каютах. Вы же еще там не были.

Что ж, мы действительно еще там не были, и, честно говоря, не много потеряли. Каютки были мало того, что небольшие, на «Переплуте» тоже пристойные размеры имели только моя каюта, да капитанская, но еще и заставленные мебелью. В каждой каютке здесь сочли необходимым поставить узкую койку, небольшой шкаф, стол и стул. Ходить приходилось бочком. Это при моих-то более чем скромных габаритах!

Я сунул нос в свою каюту, заглянул к Милочке и потащил ее на палубу:

— Давай лучше посидим под тентом, дорогая. В этих каютах даже дышать тесно.

Мы устроились на палубе, под тентом. Там же собрались и все наши. Не знаю точно, сколько заплатил за проезд Лучезар, но ухаживали за нами по высшему разряду — матросы устроили на палубе столики и юнга регулярно обносил всех питьем и фруктами. Обед нам также подали на палубу. Причем, прекрасный обед. Мы уже собрались пить кофе, как небо потемнело, и подул свежий ветер.

— Прячемся, господа, — воскликнул махараджа, и мы побежали в каюты. Точнее, в каюту. Все заинтересованные лица зачем-то сбежались ко мне. В маленькую четырехметровую каюту кроме нас с Милочкой втиснулись Янош, Всеволод, Лучезар и Пушьямитра. Последний быстро оценил обстановку и приказал позвать капитана. Пришел представительный индус средних лет, вежливо поклонился и спросил что угодно господам.

— Господин капитан, — вежливо проговорил махараджа, — вы не позволите нам убрать перегородки между двумя каютами на время этого рейса? Мы заплатим за причиненный вам ущерб.

Капитан любезно улыбнулся.

— Какую перегородку вам угодно убрать?

Пушьямитра указал на перегородку, у которой стояла моя кровать.

Капитан подошел, снял какое-то крепление и толкнул стенку. Та сложилась в мелкую гармошку.

— И так складываются все перегородки? — воскликнул Всеволод.

— Да, господин. Пассажиры у нас всякие бывают. Кто хочет большую каюту, кто маленькую. У вас большая компания, господа, вы и так заняли все каюты, но на день вы можете убирать перегородки.

— Так, — деловито проговорил Всеволод, едва капитан успел выйти за дверь, — начинаем перестановку. Эти две комнаты так и оставим за Яромиром и Джамилей, дальше комнаты охраны, дальше рядом с комнатой Яромира моя, а рядом с комнатой Джамили поселится Лучезар, потом Пушьямитра с Яношем и дальше опять охрана.

— Мы так и разместились, — пожал плечами махараджа.

— Да, но теперь мы будем на день освобождать комнаты охраны, смежные с комнатами Яромира и Джамили и устраивать общий салон. Должны же мы где-то собираться! А здесь самое место.

— А меня не спрашивают? — невинно поинтересовался я.

— Нет, — отрезал Всеволод.

Я покачал головой, мои спутники переглянулись, поулыбались, и принялись переставлять мебель. Наши с Милочкой кровати сдвинули к центру, кровати охраны поставили у стен, на манер диванов и начали двигать столы. Как раз в это время стюард принес кофе и сладости. Жизнь продолжалась…

Когда утром мы снова выглянули на палубу, дождь давно прекратился и наш корабль шел под сверкающим голубым небом между гористыми берегами. Мы снова устроились под тентом на палубе. После обеда, когда солнце принялось нещадно палить, мы переместились для отдыха в каюту. Я думал было поспать, но перегородки на день сняли, в каюту набились все желающие и принялись с таким энтузиазмом обсуждать наше путешествие, словно не виделись год. Правда, Пушьямитра делал это несколько наигранно. Весь день он держался, стараясь соответствовать своему представлению о том, каково должно быть наше представление о махараджах, а вечером не выдержал:

— Отец мой, а что я ему скажу? — ни к селу, ни к городу вопросил он.

Я подумал и глубокомысленно ответил:

— Ну, для начала, поздоровайся.

Пушьямитра нервно рассмеялся.

— Я серьезно, отец мой.

— Скажи ему, что до тебя дошло много разных слухов, и ты решил с каждым из них разобраться на месте. Со слухами о махарадже Карнатаки ты уже разобрался, сейчас же хочешь понять есть ли правда в сплетнях, которые распространяют различные злонамеренные лица о махарадже Хайдарабада.

На этот раз Пушьямитра рассмеялся гораздо более естественно:

— Клянусь Хайдарабадским черминаром, это прекрасный совет, отец мой! — махараджа помолчал и нерешительно попросил. — Отец мой, а вы останетесь на мою свадьбу?

— Только если ты ее проведешь через пару-тройку дней по прибытии.

— Но это же свадьба, отец мой!

— Ну и что? Я вот вообще женился по дороге из дворца в Дубровник, когда поехал в это путешествие. Джамиля никак не могла решиться выйти за меня замуж, а по дороге, когда в ней еще свежа была грусть от расставания с друзьями, я быстренько завез ее в храм и патриарх Мирослав обвенчал нас на скорую руку.

— Он даже не спросил, согласна ли я, — с шутливым возмущением добавила Джамиля.

— Он подумал, что если бы мы не хотели пожениться, то никогда бы не пришли в храм. Мы же боялись пропустить отлив.

Джамиля рассмеялась. Пушьямитра заинтересованно улыбнулся.

— Дело в том, Пушьямитра, что на Адриатическом море не бывает отливов, — пояснил Лучезар.

— Тогда что же вы боялись пропустить? — уточнил махарджа.

— Отлив, сынок.

Пушьямитра счастливо рассмеялся.

— Так значит мне тоже можно будет жениться по упрощенной схеме, чтобы успеть к отплытию «Кришны»?

— Нет, чтобы капитан не заругал. Я так опасался именно этого.

На этот раз Пушьямитра аж согнулся пополам от смеха.

— Попробуй прилечь, Пушья, — посоветовал я.

Махараджа с готовностью прилег на кровать одного из моих телохранителей за сидящими на ней Всеволодом и Лучезаром. На день мы убрали оттуда белье и застелили пледами, которые Лучезар предусмотрительно захватил с «Переплута». Мы подумали, что вряд ли кто будет счастлив, ежели ему придется спать на постели, на которой весь день гарцуют все кому не лень. Тем более что ленивых в этом деле не наблюдалось.

— Будет здорово, если вы будете на моей свадьбе, — мечтательно продолжил молодой человек. — Вы же мой отец, а разве можно жениться без благословения родителей?

— Все в твоих руках, сынок. Ты же понимаешь, что я не смогу долго ждать пока ты надумаешь жениться. Я обещал брату гулять не более полугода, а уже прошло около двух месяцев.

— Я все понимаю, отец мой. А после свадьбы вы поедете с нами в Паталипутру? Я покажу вам настоящего императора. Вы ведь, поди, такого не видели? Он по рангу даже выше короля.

— Но — но, полегче, — засмеялся я.

— Ну, это же только по рангу, — извиняющимся тоном объяснил Пушьямитра. — А на самом деле вы — король независимого государства и у вас нет полунезависимых князей, которые что хотят, то и творят. Например, что пожелает мизинец на их левой ноге. Так что вы всяко выше, но ранг у нашего Патнешвари красивый.

— Не иначе ты еще и в императоры метишь.

— Нет, не я. Мой потенциальный тесть. А может ему хватит просто объединенного княжества от Аравийского моря до Бенгальского залива. Мне бы хватило.

— Нет, ну надо же, захватчик выискался.

— Ах, отец мой, вам не понять! Вы же не знаете, может, если бы вам было что завоевывать, вы бы тоже не проводили такую мирную политику!

— Как знать, Пушья. Верхняя Волынь, к счастью, отделена границами.

— А почему к счастью? Боитесь искушения?

— Нет, сынок. Гораздо больше я боюсь других искушенных.

Пушьямитра улыбнулся и вытянулся на кровати во всю длину. Вообще-то в это время дня он привык спать. Спрашивается, и что у меня в каюте, медом помазано, что ли?

Таким образом, мы шли все пять дней до Хайдарабада. Поросшие лесом горы сменились поросшей лесом равниной, довольно часто мы проходили мимо городков и деревенек. Красивых, ухоженных и аккуратных. Судя по их виду, жители в Хайдарабаде не бедствовали. Хотя, если бы они бедствовали в этом благословенном климате, местного махараджу было бы мало четвертовать. Его следовало бы отправить на минимальную пенсию с полной конфискацией имущества. Честно говоря, я время от времени порывался ввести такое наказание, как высшую меру. Вместо смертной казни, отмененной сразу после Третьей Мировой войны. Но мои советники каждый раз в ужасе заявляют, что у меня проявились садистские наклонности, которые я, вероятно, унаследовал от первого короля Верхней Волыни Мечислава. Других таких жестоких людей в нашем роду, дескать, не было. К слову сказать, размер минимальной пенсии у нас определяется в силу традиции. Верхневолынские же пенсионеры получают пенсию в кратном ей размере. В среднем, в двадцатикратном.

В Хайдарабад мы прибыли уже под вечер. Собственно говоря, по местным меркам уже была ночь. По крайней мере, было темно. Но здесь вообще рано темнеет. Искать местного махараджу в такой неурочный час мы не захотели, посему отправились искать гостиницу.

Это оказалось делом нелегким. Первая указанная нам гостиница оказалась переполнена, вторая слишком мала и неуютна, а третья, которая по всем признакам, должна была нас удовлетворить, куда-то пряталась. Кончилось тем, что мы стали приставать к случайным прохожим, которые давали нам на редкость невнятные указания. Наконец я не выдержал и решил пойти на крайние меры. Следующего прохожего я подхватил под локоток и попросил проводить всю нашу компанию в пристойный отель.

Пойманный мною индус мило улыбнулся:

— Вы, вероятно, не здешние, господа?

— Нет, господин, — вежливо отозвался я.

Индус подумал.

— Господа, я не смогу отвести вас в приличную гостиницу. Она на другом конце города, а мне уже пора домой. Но я могу приютить вас дома.

Я торопливо выпустил локоток.

— Прошу прощения, господин, мы спрашивали дорогу у других, и у меня сложилось впечатление, что здесь до гостиницы два раза палкой кинуть. Простите приезжих, мы не хотим никому доставлять хлопоты.

— Ну что вы, никаких хлопот, — улыбнулся господин.

Я пригляделся. Это был высокий, статный человек средних лет, в дорогой одежде, с ухоженными усами и бородой.

— Еще раз приношу свои извинения, — поклонился я. И вдруг услышал удивленный возглас Пушьямитры, — Махараджа Амитрагхата!

— Махараджа Пушьямитра?! — изумился Амитрагхата. — Какими судьбами? Нет, я рад вас видеть у себя, но почему вы не предупредили? И зачем вам гостиница?

Пушьямитра смутился, а я вновь подцепил Амитрагхату под локоток. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы стряхнуть с себя такого задохлика, как я.

— Видите ли, господин Амитрагхата, мы собирались к вам с визитом завтра. Мы посчитали невежливым вламываться к вам на ночь глядя, да еще и незваными, нежданными.

Амитрагхата впервые по-настоящему обратил на меня внимание.

— Спутники махараджи Пушьямитры — мои друзья. Я вижу, что вы маг, уважаемый, а кто вы еще? Один из министров Махараштры?

— Нет, уважаемый, — проговорил я. Пушьямитра на меня громко зашикал. — Так нельзя обращаться к махардже, отец мой, так говорят уважаемым людям, которые не занимают высокие посты.

— А что, пост твоего министра не достаточно высок?

— Достаточно, отец мой, но маги редко бывают министрами.

— Постой, сын мой, я так и не выучился, как надо правильно обращаться к махараджам.

Амитрагхата некоторое время слушал этот бредовый диалог, который мы увлеченно вели с Пушьямитрой, правда, вполголоса, потом решил вмешаться.

— Вы называете этого господина отцом, Пушьямитра, значит, ему гарантирован теплый прием у меня во дворце. А ко мне надо обращаться…

— Махараджа Амитрагхата, сначала позвольте, я вам представлю моего названного отца, короля Верхней Волыни, Яромира. Эта дама — его супруга и королева, молодой человек — королевский воспитанник. Остальные люди — доверенные офицеры короля.

— О, простите, ваше величество.

— Называйте меня по имени, и, если можно, я буду так же называть вас. Хотя наши имена и причинят нам взаимные хлопоты из-за языкового барьера.

— Почту за честь, господин Яромир.

Пушьямитра с облегчением вздохнул.

— Господин Яромир не любит излишние церемонии, махараджа Амитрагхата, — объяснил он.

— Господа, — нашелся хайдарабадский махараджа, — прошу вас, давайте продолжим наш разговор у меня во дворце. Я буду рад принять всех вас у себя.

— Да, конечно, — механически согласился я. — Идемте.

Амитрагхата покосился на Пушьямитру, но тот вел себя как примерный сын в компании горячо любимого отца. Тогда хайдарабадский махараджа признал за мной право отвечать за всю компанию и пошел показывать нам дорогу к себе домой. Благо я все еще висел на его локте.

Махараджа Амитрагхата вел нас по улицам Хайдарабада. Насколько я успел понять, излишнее любопытство не соответствовало высоким требованиям бхаратского этикета, но Амитрагхата был у себя дома и принимал гостей, которые мало того, что прибыли без приглашения, так еще и позабыли предупредить о своем приезде. А так как шел он под ручку со мной, то вынужден был со мной же и вести беседу.

— Скажите, господин Яромир, как вышло, что вы приехали ко мне в гости вместе с махараджей Пушьямитрой? До меня дошел слух, что вы похитили его прямо из княжеского дворца в Бомбее. А он, как я погляжу, не очень-то похож на похищенного.

— Слухам далеко не всегда можно верить, господин Амитрагхата. Хотя, должен признать, доля истины в этом есть. Но в данном случае из маленькой мухи раздули здоровенного боевого слона. А как вышло, что вы прогуливаетесь по городу в стиле Харуна ар-Рашида?

— Я люблю гулять по вечернему Хайдарабаду, — отозвался махараджа. — Когда дневная жара и дневные заботы отступают прочь и есть время и желание немножко рассеяться. В конце-то концов, пусть я не Харун ар-Рашид, но почему я не могу предаться таким же невинным радостям?

— Разумеется, господин Амитрагхата. Но я удивился не вашей прогулке, а отсутствию охраны.

— О, она просто держится в тени. Я не люблю, когда мешают моим разговорам со случайными прохожими, но будьте уверены, они были настороже.

— У нас достаточно большая компания, — возразил я. — Может быть, они успели бы всех нас поймать, но вряд ли смогли бы остановить, ежели бы мы задумали какое-нибудь зло. Или я так несолидно выгляжу, что меня можно не принимать всерьез?

— Обычно я ношу кольчугу, — признался махараджа. — Да и боевым искусствам обучен с малолетства, так что охрана бы вполне успела вовремя вмешаться. Но вы не ответили на мой вопрос, господин Яромир. Вы похитили махараджу Пушьямитру, или же это он вынудил вас отвезти его в Хайдарабад? Раньше я полагал равновероятными оба этих варианта, то есть не сейчас, а когда узнал о таком экстравагантном отъезде махараджи Пушьямитры из Бомбея, но сейчас, увидев, что махараджа почитает вас, как отца, а вы обращаетесь с ним как с сыном, теряюсь в догадках. На мой взгляд, вся эта ситуация с вашим отъездом из Бомбея не могла разрешиться без бесчестия для одной из сторон.

Я пожал плечами и обернулся к Пушьямитре.

— Сын мой, здесь опять начинаются непонятные для меня тонкости бхаратского церемониала. Я не в состоянии ответить на этот вопрос, потому как так и не освоил ваши обычаи. Может быть, ты поможешь мне в этом сложном деле?

— Вам не требуется помощь для того, чтобы объяснить такую простую вещь, отец мой, — возразил Пушьямитра. — И ваша честь в том нашем приключении не была задета ни в малейшей мере.

— Сынок, но я просто боюсь, что случайно выбранным словом оскорблю строгий восточный вкус.

— Думаю, я вполне способен оценить ваши манеры, ведь вы — король, — вмешался Амитрагхата.

— Да, конечно, — уныло согласился я. — Но я даже там, у себя, отменил добрую половину церемониала, так как органически не в состоянии запомнить, что и когда надо делать. Так что, сынок, помоги мне разобраться с тонкостями бхаратского этикета.

Пушьямитра, наконец, понял мой намек.

— Я не хотел браться за объяснения, отец мой, только потому, что они достаточно сложны и займут уйму времени. Прежде всего, вам следует помнить, что при разговоре со старшим по возрасту, вам следует проявлять почтение к его седым волосам, даже если вы и старше по званию. Если вы разговариваете со старшим по званию, вам следует соблюдать должное уважение к высокому положению собеседника, и, в любом случае, вам следует обращаться к собеседнику в строгом соответствии с его чинами, возрастом и положением. Желательно также учитывать…

Пушьямитра прочно взял разговор в свои руки, я немного расслабился и принялся осматривать окрестности. Мы шли по довольно живописному парку. Кое-где между деревьями мелькали неясные тени. Вероятно, это и была охрана хайдарабадского махараджи. Сверкали звезды, ночь благоухала ароматами, возможными только в тропиках. Пронзительно резко, в наступившей тишине, кричали павлины. Ого, да Пушьямитра, кажется, кончил свою лекцию. Я навострил уши.

— Вы выбрали самый оригинальный способ не ответить на вопрос, с каким мне только приходилось сталкиваться, господин Яромир, — проговорил Амитрагхата, — Многие любят топить истину в словах, но чтобы попросить кого-нибудь сделать это за вас…

— Спасибо, господин Амитрагхата, вы очень любезны.

— Но самое главное в этикете это почтительное отношение к родителям, — продолжил неутомимый Пушьямитра.

— Я ведь уже сказал, что все понял, — засмеялся хайдарабадский махараджа.

— Нет, махараджа Амитрагхата, к сожалению, до самого главного я еще не дошел. Дело в том, что в тех слухах, которые достигли ваших ушей, есть та правда, что я не оказал своему отцу должных почестей, когда он посетил мой дом. И теперь не знаю, как с этим быть. Отец не располагает достаточным временем, чтобы снова посетить мой дом, и на меня падет вечный позор за эту мою вину.

— Это легко поправить, — улыбнулся Амитрагхата. Судя по его довольному виду, Пушьямитра дошел в разговоре до важного и интересного момента, — Женитесь на моей дочери, тогда мой дом станет вашим домом, и вы сможете принять своего отца как положено.

— Я буду рад заключить такой союз, — ответил Пушьямитра и нерешительно добавил. — Но я хотел бы, для начала, познакомиться с вашей дочерью. Что если мы совсем не понравимся друг другу?

— Но вы же знакомы! Разве вы забыли Гиту? Она два года жила в Бомбее и уехала оттуда, когда умер махараджа Рамануджа, ваш отец.

— Малышка Гита ваша дочь, махараджа Амитрагхата? — изумился Пушьямитра. — Я считал ее дочерью покойного министра Сатьяпаля, доверенного лица моего отца. Я думал, что он взял заботу о ее судьбе после смерти ее отца из уважения к заслугам покойного. А потом, когда умер мой отец, Гиту забрали родственники.

— Да, махараджа Пушьямитра, все обстояло именно так. Мы с вашим отцом были большими друзьями. Мы хотели поженить наших детей, и когда Гите исполнилось одиннадцать лет я отправил ее к вашему отцу, чтобы вы с ней могли узнать друг друга. Но махараджа Рамануджа умер, и мне пришлось забрать Гиту домой.

— Понятно, — протянул Пушьямитра. — Но в таком случае, махараджа Амитрагхата, я попросил бы вас поскорее назначить день свадьбы. Я очень хочу, чтобы мой отец благословил наш брак, а он не может задержаться.

— Если хотите, вы сможете пожениться завтра. На мой вкус, чем скорее, тем лучше. На руку Гиты хватает претендентов и я боюсь, случись что со мной, дочке придется выйти замуж за самого шустрого министра, а то и вовсе за узурпатора. А так она выйдет за могущественного махараджу, который сможет защитить и ее саму, и ее земли. А вы, пока молоды и хотите развлечься, сможете оставлять княжество на мое попечение.

— Буду очень рад, — одобрил Пушьямитра.

Последнюю фразу Амитрагхата договаривал уже на ступенях своего дворца. Сейчас же он пригласил нас войти и чувствовать себя как дома. Ведь мы же завтра станем родственниками — Пушьямитра станет его зятем, я — свояком, ведь я названный отец Пушьямитры, Джамиля, как моя жена, свояченицей, и Янош тоже станет свояком, так как он мой воспитанник, а значит и названный брат Пушьямитры. Такое резкое увеличение семейства слегка меня озадачило, но я решил принять все, как есть. Что бы там ни было, но обидеть своих бхаратских друзей я не хотел.

Амитрагхата лично повел нас показать наши комнаты. Покои, выделенные нам, оказались просто шикарными. Нам с Джамилей отвели просторные апартаменты из гостиной, спальни и двух ванных комнат с бассейнами. Ванной назвать то, что там находилось, было уже сложно. Остальным предоставили комнаты поменьше и с одной ванной.

Хайдарабадский махараджа предложил нам освежиться с дороги, после чего нас пригласят на торжественный ужин в честь помолвки его единственной дочери с махараджей Пушьямитрой. Мы разошлись по ванным, я разделся и хотел залезть в воду, когда ко мне в комнату вошли четыре девицы. Они несли напитки, фрукты, полотенца и громадный купальный халат. Может быть, на могучем теле махараджи Амитрагхаты он бы и смотрелся нормально, но таких, как я, туда можно было завернуть двоих, а то и троих. Но все это я подумал потом. Для начала я здорово смутился. В Верхней Волыни девушки не имели обыкновения врываться в ванную к посторонним мужчинам.

Мне захотелось скрыться с глаз, и я быстро залез в воду. Девушки подошли, одна из них подала бокал с каким-то напитком. Увидев, что я не тороплюсь его брать, она отпила сама и радушно предложила мне его вновь. Ну как же, восток! Здесь яды добавляют в еду вместо кетчупа!

Я взял бокал и пригубил рубиновый напиток. Это оказалось прекрасное вино.

— Расслабьтесь, благородный господин, мы поможем вам восстановить силы с дороги.

— Спасибо, красавицы, но я при жене, — возразил я. Да если Милочка застанет меня любезничающим с этими девицами, она меня уволит с должности мужа! В этом можно даже не сомневаться!

— Тем более, благородный господин. Вам понадобятся силы, когда вы захотите предаться неге с вашей женой.

Две девицы влезли ко мне в бассейн и принялись растирать и массировать. Мда, может быть на востоке мужчины, и получают от этого удовольствие, я же попросту не привык к такому обращению. Через некоторое время меня извлекли из воды, положили на подогретые простыни и принялись растирать каким-то нежным кремом. Потом завернули в халат, усадили в мягкое кресло и занялись ногтями на руках и ногах. Закончив эту процедуру — причесали и одели в мой собственный костюм. На фоне вышеописанной роскоши, он выглядел нищенскими лохмотьями.

Я заглянул к Милочке. За ней тоже ухаживали четыре девицы. Сейчас ей как раз заканчивали делать прическу. Двое держали наготове мой любимый костюм цвета бледно-розовой розы. Еще одна девушка стояла рядом с рубиновым убором.

Я одобрительно хмыкнул и вышел в гостиную. Там меня уже дожидался Пушьямитра. Он был одет в роскошный костюм. Не тот, в котором он уехал из Бомбея, но столь же шикарный. И на нем сияли разноцветными огнями драгоценные камни. Пушьямитра встал мне на встречу.

— Отдохнули с дороги, отец мой? А госпожа Джамиля?

— Одевается.

Пушьямитра кивнул, налил в хрустальный бокал вина и с поклоном поднес мне.

— К чему такие церемонии, сынок?

— Прошу вас, отец мой, позвольте мне принять вас во дворце моего будущего тестя так, как подобает принимать любимого отца, — попросил Пушьямитра.

— Если это доставит тебе удовольствие, Пушья. Только не перебарщивай.

— Разумеется, нет. Я даже запретил подавать вам бхаратский наряд.

— Вот и отлично.

Мы устроились в мягких креслах, изукрашенных затейливой резьбой по дереву и стали прихлебывать вино. Постепенно к нам подтягивались друзья. Последней появилась Джамиля. Мы все встали ей навстречу, а Пушьямитра с поклоном поднес бокал вина. Милочка вежливо пригубила и поставила бокал на инкрустированный столик — Джамиля до сих пор употребляла спиртные напитки в гомеопатических дозах, и махараджа предложил проводить нас к столу.

— Ты уже бывал здесь, в Хайдарабаде, Пушья?

— Нет, отец мой. Мне покажет дорогу слуга, а я покажу ее вам.

— Понятно.

Пушьямитра внезапно рассмеялся.

— Вам не понятно, отец мой, но еще одну лекцию о бхаратских традициях я читать не стану. Я же знаю, что вы и первую не слушали!

— Откуда? — засмеялся я.

— Знаю, — улыбнулся махараджа и пояснил, — Вы попросили меня рассказать об этом не для того, чтобы слушать, а для того, чтобы без лишних слов предоставить мне возможность сказать то, что нужно. И я благодарен вам за это. Прошу вас, господа.

Мы пошли за Пушьямитрой по коридору и оказались в громадном обеденном зале. Посреди стоял сравнительно небольшой стол, махараджа Амитрагхата, его жена и дочь уже ждали нас. Больше в зале, кроме пары дюжин слуг, никого не было.

— Прошу садиться за стол, господа, — пригласил Амитрагхата и обратился ко мне, — Простите, господин Яромир, я принимаю вас как отца махараджи Пушьямитры за одним только исключением. Махараджа Пушьямитра запретил присылать вам бхаратский костюм и драгоценности.

— За это не надо извиняться, махараджа Амитрагхата, — возразил Пушьямитра, — Вы знаете, отец мой, господа, я всегда украшал свою одежду разноцветными каменьями, желая выглядеть по-княжески. А встретив вас, отец мой, я понял, что не украшения заставляют человека выглядеть королем, а ум и величие характера. И вам, отец мой, не нужны драгоценные украшения, чтобы выглядеть королем. Ваше лицо, свет ваших глаз показывают ваше величие так, как не смогли бы показать все драгоценности Бхарата. Я надеюсь стать когда-нибудь достойным вас. Сегодня я уже снял с себя несколько украшений, потому, что понял это. И чем больше я буду постигать истину, чем больше я буду достоин вас, отец мой, тем меньше украшений я стану надевать на себя. И, надеюсь, наступит такой день, отец мой, когда махарадже Пушьямитре не нужно будет украшать наряд, чтобы быть махараджей.

— Ты все правильно понял, сынок и я горжусь тобой. Я уверен, что ты никогда не обманешь моих ожиданий, и я всегда смогу гордиться своим названным сыном.

Глава 16 Свадебный контракт

Разумеется, в жизни не все так просто, как порой хочется, и поженить Пушьямитру с Гитой на следующее же утро не удалось. Невесте нужно было хотя бы подготовить свадебный наряд, да и жениху тоже. Кроме того, и это гораздо более важно, Пушьямитра с Амитрагхатой засели с утра за свадебный контракт. По хорошему, этим должны были заниматься министры княжеств и министры дворов, но министры Пушьямитры остались в Бомбее, и Амитрагхата, из уважения к будущему зятю, занялся этим делом сам, оставив за своими министрами только совещательные голоса.

Пушьямитра совещался все утро, после чего попросил перенести окончательное решение на вечер, взял брачный контракт и пришел ко мне.

— Отец мой, прошу вас, помогите мне. Советники мои далеко, а опыта в решении таких дел у меня немного. Почитайте брачный контракт, отец мой. Я не хочу, чтобы пострадали интересы Махараштры.

Я взял договор. Хитрый Амитрагхата составил бумагу по всем правилам. Вот только мне не понравился пункт о том, что Махараштра должна была отойти к Амитрагхате, ежели бы Пушьямитра умер, не оставив прямых наследников.

— Этот пункт следует отсюда убрать, сынок. Оставь наследником своего двоюродного брата. Амитрагхата не должен тебе наследовать. Есть у него Хайдарабад, пусть в нем и правит.

Пушьямитра с несчастным видом кивнул.

— Махараджа Амитрагхата сказал, что если я наследую ему, то будет справедливо, если и он будет наследовать мне.

— Нет, сынок. Ты наследуешь ему на правах зятя. Престол Махараштры должен перейти к твоим кровным родственникам. Так что давай изменим этот пункт. А в остальном контракт неплох.

— Спасибо, отец мой, а вы не сформулируете этот пункт как должно?

Мы засели за договор, переписали пункт, потом еще раз все перечитали.

— Ну что ж, можешь идти подписывать, сынок.

Пушьямитра встал.

— Пойдемте со мной, отец мой, — внезапно попросил он, — Мне будет приятно чувствовать вашу поддержку.

Отказать своему названному сыну я не мог, поэтому Пушьямитра явился на подписание брачного контракта с эскортом — я, Всеволод и четыре человека моей охраны. Еще двое остались при Джамиле. Нет, Всеволод не предполагал, что его ребята выстоят перед целой армией, но, по крайней мере, они могли помочь убраться. Вдруг получится…

Амитрагхата был не слишком доволен таким широким представительством. Тем не менее, поправку принял без лишних слов, велел внести необходимые изменения в контракт и предложил подписать. Пушьямитра оглянулся на меня и с улыбкой возразил:

— Сначала внесите поправку, господа. Потом мы все прочитаем и подпишем.

Амитрагхата признал свое поражение и отдал приказ. Вероятно, он на это не очень и рассчитывал, но считал, что попробовать можно. Не получилось, и ладно.

На следующий же день Пушьямитру и Гиту поженили. Бхаратский обряд поразил меня своей красотой. И кратким я бы его не назвал. Вероятно, чтобы у брачующихся не появилось желание утечь со свадебной церемонии, их привязывали друг к другу лентами. Интересно, какого ракшаса делали там другие? Я бы сбежал, не дожидаясь и середины, если бы женил не собственного названного сына. А так, я не мог обидеть молодого человека. Ведь он так хотел, чтобы я был на его свадьбе.

За прошедший день я даже успел подготовить для него подарок. В Джибути я купил кораллы. Коралловые уборы для наших прекрасных дам, включая сюда гипотетическую невесту Яноша, и желтые кораллы для всех желающих. Говорят, если носить такой коралл, то это благотворно скажется на здоровье. Я купил массивные кольца с веточками, но носить так и не собрался. Пока что на здоровье я и так не жаловался. Вот приеду домой, буду носить вместо карманного доктора. А еще лучше, вместе с карманным доктором. Я решил, что пока Янош соберется жениться, я успею найти что-нибудь для его невесты, а Пушьямитру мне надо женить сейчас и достал коралловый убор для Гиты, и кольцо с веточкой желтого коралла для него самого.

После окончания свадебной церемонии я вручил подарки. Пушьямитра откровенно удивился, и чуть не обиделся, увидев, что я ему дарю. Я объяснил:

— Женская красота не нуждается в дополнительных украшениях, сынок, но они могут доставить нашим женщинам минуты радости, когда они будут надевать их, вспоминая тех, кто подарил эти уборы. К тому же, украшения замечательно выглядят на женщинах. А это кольцо для тебя — говорят, желтый коралл помогает владельцу всегда сохранять здоровье. А ты, по своей работе, относишься к группе риска. И еще, оно будет напоминать тебе о твоем названном отце.

Пушьямитра был тронут. Он благоговейно надел кольцо на палец, сняв при этом с руки те кольца, которые были надеты и сунув их в карман.

— Благодарю вас, отец мой. Я не нуждаюсь в сувенирах, чтобы сохранить самые нежные воспоминания о моем отце, но получить его от вас мне очень приятно.

Пушьямитра поцеловал мою руку, потом, несколько неуверенно обнял меня. Я поцеловал молодого человека в лоб.

Гита… я еще не описал ее. Тоненькая, но уже вполне сформировавшаяся, большеглазая семнадцатилетняя девушка. Особенно пышными формами она не отличалась, но лицо было очень милым. Конечно, на фоне шикарной Милочки она не смотрелась, но такую красивую женщину, как Джамиля я не встречал нигде — ни в Верхней Волыни, ни в Элладе, ни в Египте, ни в Джибути. А так, чувствовалось, что она живая, веселая, умная девушка. Пушьямитре повезло. Заключая династический брак, можно напороться на чертовку в юбке.

Гита подошла поблагодарить меня за подарок, я по-отечески поцеловал ее в щечку. Надеюсь, я не нарушил при этом местные традиции. Пушьямитра то отнесся к этому благосклонно, но он ко мне привык.

Сразу после свадебного завтрака мы вернулись на «Кришну». Брак махараджи должен был подтвердить император. Поэтому, молодые, под усиленной охраной, направились в Паталипутру. Вот только я не понял, где Пушьямитра собирался разместить охрану на «Переплуте». Мысль о том, что можно взять другой корабль, попросту не приходила ему в голову.

Впрочем, едва добравшись до Муси — притока Кришны, на котором стоит Хайдарабад, я обнаружил, что несправедлив к сыну. Кроме «Кришны» на реке красовался еще один корабль — такой же, как «Кришна», только побольше. Он носил гордое имя «Хайдарабад». На него погрузилась многочисленная — не чета моей! Охрана молодоженов. Всеволод даже завистливо повздыхал.

— Видите, какое у людей начальство, Яромир? Совершенно не мешает работать. Аж завидки берут!

— Знаешь, Севушка, а местным ведь и в самом деле приходится работать, — возразил я. — Подумай — пятьдесят княжеств дружно грызутся друг с другом. Тут работники службы безопасности жирком не обрастают! — и я похлопал Всеволода по плоскому животу.

— Да вам хоть семьдесят княжеств организуй, все равно будете вставлять палки в колеса везде, где сможете!

— Ты, кажется, путаешь меня с Вацлавом.

— Вот — вот. И брата так же воспитали. Если у меня есть седые волосы, то это исключительно на вашей совести.

— А если намечается лысина, то это на совести чужих подушек.

Всеволод рассмеялся.

— Ну, никакого сочувствия!

— Да знаешь, по-моему, тебе жаловаться не приходится.

— А я и не жалуюсь, Яромир. Я завидую.

— Так… Круг замкнулся. Пойдем по второму?

— Лучше не надо, — рассмеялся Всеволод.

Итак, мы поплыли к Бенгальскому заливу. Плыть по течению оказалось несколько быстрее, чем против оного, так что уже к обеду четвертого дня пути мы прибыли в Мачилипатнам — Хайдарабадский порт. Там мы пересели на наш «Переплут» и вышли в море. Не успели мы отойти от берега, как Пушьямитра быстренько переоделся и присоединился к матросам на палубе. Гита смотрела на его подвиги широко открытыми глазами.

— Что ты делаешь, Пушьямитра? — не выдержала она.

— Капитан Лучезар утверждает, что чем быстрее мы отойдем от берега, тем спокойней нам будет плыть. Вот я и помогаю.

Гита решила, что мысль свежая, и спросила, не может ли чем помочь и она. Джамиля, видя такое дело, перехватила инициативу в свои руки.

— Конечно, дорогая, — сказала Милочка. — Пойдем, нам нужно устроить тебя как следует.

К счастью, Пушьямитра посадил своего летописца на «Хайдарабад». Так что его каюта оказалась невостребованной. Ее теперь предоставили Гите. Правда, супруги оказались в разных каютах, но несколько дней можно ведь и потерпеть.

Пушьямитра, увидев действия Гиты и Джамили по обустройству, отпросился у боцмана и подошел ко мне.

— Отец мой, а нельзя ли убрать перегородки между нашими с Гитой каютами? Спать вдвоем в четырехметровой каюте будет душно, а расставаться с молодой женой просто неприлично. Вы же понимаете, отец?

— Да, конечно. Я переговорю с капитаном.

Когда смысл просьбы махараджи дошел до Лучезара он тихонько взвыл.

— Никаких переделок во время рейса, господа! Вы что, совсем с ума посходили? А что касается каюты, так я уже отдал приказ. Мои вещи переносят в бывшую каюту махараджи.

— Но, господин капитан… — начал было Пушьямитра.

— Отставить разговорчики, господин Пушьямитра. Кажется, вы взялись было работать на палубе — вот и работайте, креветку вам в компот!

— У Милорада учился? — засмеялся я.

— А то! — хмыкнул Лучезар и добавил, когда махараджа вернулся к работе. — Ничего страшного, Яромир. Я перебьюсь несколько дней. Молодой человек только что женился. К тому же, вы называете его сыном.

— Спасибо, Лучезар.

— Не стоит благодарности. Махараджа тоже человек, в конце концов!

Глава 17 Шторм в Бенгальском заливе

Жизнь на «Переплуте» быстро вошла в колею. Снова медитации, массаж, работа на палубе, завтраки, обеды и ужины в кают-компании. Только теперь место молчаливого летописца занимала молоденькая жена махараджи. Гита поначалу смущалась в незнакомой компании, тем более что мы были воспитаны в других обычаях, в другой культуре. На ее взгляд, мы частенько совершали промахи и говорили что-то не в лад и невпопад. Но видя спокойное отношение к нашему невежеству со стороны своего мужа, она понемногу обвыклась, и мы смогли увидеть ее такой, какая она и была. Непосредственная, взбалмошная, еще более пылкая, чем Пушьямитра. Тот, по сравнению с женой, являлся образчиком сдержанности и изысканных манер. Я, наконец, понял, почему наши западные манеры так раздражали бхаратцев. Мы были скупы на комплименты, на цветистые обороты, говорили все настолько просто, что на слух индусов это граничило с грубостью. Понятно, что молодой девушке оказалось проще перенять наши манеры, чем махарадже, который худо — бедно, но правил своим княжеством уже больше четырех лет.

Плыли мы без приключений. Правда, на четвертый день мы попали в шторм, и мне снова пришлось заняться медициной. К счастью, признаки надвигающегося шторма удалось заблаговременно заметить, капитан принялся руководить подготовкой корабля, а кок спустился в трюм и достал заранее припасенное холодное мясо, рыбу горячего копчения, овощи, фрукты, хлеб, масло, пирожные, вино, молоко и даже успел вскипятить чай.

— Куда вы это тащите? — тихонько поинтересовалась Гита, завидев кока с двумя юнгами, перетаскивающих целую гору провизии в кают-компанию.

— Надвигается шторм, госпожа Гита, — объяснил кок, — А господин Яромир очень подвержен морской болезни.

Гита побежала за разъяснениями к Пушьямитре, тот, смеясь, повторил ей объяснение кока и заботливо добавил:

— Иди в каюту, дорогая. Как только начнется шторм, я присоединюсь к тебе. Знаешь, я тоже очень подвержен морской болезни, только на другой лад. Я бы даже сказал, на прямо противоположенный лад. Кстати, если ты не подвержена той же разновидности болезни, что и я, тебе лучше присоединиться к господину Яромиру в кают-компании. Все ж таки приятнее смотреть, как человек ест, чем наоборот.

Гита задумчиво пошла было к себе, потом подумала, и пошла к Джамиле — единственной женщине на корабле, кроме Гиты.

— Оставайся со мной, дорогая, — пригласила Милочка. — Пушьямитре, боюсь, самому потребуется врачебная помощь, а единственный стоящий врач на корабле — мой муж.

— А как же его морская болезнь?

— Ну, кок натащил на стол вполне достаточно продуктов, чтобы помочь Яромиру.

Налетел шквал, на море поднялись волны. Я торопливо ушел с палубы и устроился за столом в кают-компании. Там уже были Милочка с Гитой, следом за мной пришли Всеволод и Янош. Наскоро перекусив бутербродами с рыбой, с мясом и чуть не половинкой курицы, я закусил помидором и встал.

— Надо пойти проверить, как там Пушьямитра. В прошлый раз он плохо перенес шторм.

— Подождите, Яромир, — Всеволод встал, — Я сам узнаю.

Через несколько минут Всеволод явился под руку с Пушьямитрой. Махараджа был бодр и весел, только промок до нитки.

— Яромир, взываю к вашему авторитетному мнению, — воскликнул Всеволод. — Я прошу господина Пушьямитру оставить палубу и присоединиться к вам в кают-компании, а он говорит, что за работой его меньше укачивает.

— Всеволод прав, сынок. Работать на палубе в шторм опасно. Тем более без привычки. Давай-ка переодевайся и пообедай с нами. Хотя, погоди. Дай-ка я осмотрю тебя. Нет — нет. Ничего особенного.

Я встал, пощупал пульс молодого человека, потом коснулся его висков и провел руками вдоль могучей груди махараджи.

— Тебе совершенно не надо отвлекаться, чтобы не чувствовать морскую болезнь в твоем понимании этого слова, сынок. Я слишком хорошо лечил тебя в прошлый раз. Так что давай быстренько переодевайся и за стол.

Махараджа рассмеялся и вышел. Через пять минут он уже сидел за столом и уничтожал припасы наперегонки со мной. Так как я уже утолил первый голод, то махараджа быстро опередил меня. Очень скоро он присоединился ко мне за чаем.

— Теперь морская болезнь будет проходить у меня так же, как и у вас?

— Да, сынок.

Пушьямитра горделиво вздохнул.

— Это замечательно, отец мой. Так гораздо приятнее.

В этот момент в каюту заглянул капитан. Я отложил в сторону очередное пирожное.

— Господин Лучезар, потрудитесь объяснить, почему на палубе в шторм был мой гость.

Лучезар остановился.

— Виноват, господин Яромир. Я считал, что ничего страшного не случится. Господин махараджа был под присмотром моих людей.

Пушьямитра, видимо, не ожидал такого поворота событий.

— Отец мой, я просил господина капитана позволить мне остаться на палубе. Не гневайтесь на него, прошу вас.

— А если бы с тобой что случилось?

— Разрешите, господин Яромир, но господин Пушьямитра был под постоянным присмотром с моей стороны и со стороны команды.

— Тогда объясните, зачем же конкретно вы присматривали, — холодно возразил я. — За безопасностью махараджи Пушьямитры или же за безопасностью корабля.

— Я пришел доложить, господин Яромир, что нам придется зайти в порт. Судно нуждается в небольшом ремонте.

— Дальнейшие комментарии излишни, — еще более холодно отметил я.

Лучезар изменился в лице. Вообще-то я слегка перегнул. Я гораздо более мягким тоном увольнял министра финансов. А на профессионализм Лучезара мне жаловаться пока не приходилось.

— Разрешите доложить, господин Яромир. Мачта треснула буквально пять минут назад. Примерно через полчаса после того, как господин Пушьямитра покинул палубу. Разрешите идти?

— Идите. И не забудьте, что в шторм к берегу лучше не подходить. Особенно в незнакомых водах.

Лучезар дернулся, как от удара, но промолчал и вышел.

Махараджа нерешительно тронул меня за руку.

— Отец мой, прошу вас, не наказывайте господина капитана. Я просил его, чтобы он позволил мне остаться. Он не виноват.

— Вряд ли у меня получилось бы наказать его сильнее, чем я уже это сделал, — вздохнул я. — Разве что отдать под суд. Но этого Лучезар не заслужил.

— Вот так то, Пушьямитра, — вздохнул Всеволод, — А вы говорите, давайте я останусь, поработаю.

— Я должен извиниться перед капитаном.

— Только не сейчас, — возразил Всеволод. — После выволочки, которую ему устроил Яромир, вам не стоит показываться на палубе до конца шторма. И, боюсь, игры вообще закончены. Вряд ли Лучезар позволит работать на палубе вам, или господину Яромиру.

— Сева, — тихо позвал я. — Вспомни, что вы с Лучезаром наговорили мне, когда я хотел залезть на грот-мачту.

— Да, помню.

— Ты и теперь скажешь, что я перегнул?

— Вы были в своем праве, Яромир, вот только Лучезар не заслужил выговор. Он делал все, что мог, и старался, как лучше.

— Просто он смотрит на Пушьямитру другими глазами. Он силен физически, и Лучезар не считает нужным его от всего беречь, совершенно забывая при этом, что он бережет меня от моих же безумств не потому, что я немощен, а потому, что я король. Пушьямитра же — махараджа.

Все было правильно, я сказал все, как должно, но неприятный осадок от всего этого остался. У меня даже прошла морская болезнь. Я вспоминал лицо Лучезара и не мог есть. Вместо этого меня стало укачивать.

— Ромочка, возьми себя в руки и поешь, — нежно проговорила Джамиля.

— И почему я не взял врача? — посетовал я, прижимая платок ко рту. — Понадеялся на себя и на свою невосприимчивость к качке и решил пофасонить. Как же, посмотрите на него, какой он шустрый!

Милочка взяла меня за руку и принялась утешать. Пушьямитра и Янош пытались развлечь, Всеволод куда-то вышел. Через некоторое время я услышал из-за двери довольно громкие голоса.

— Знаешь, Лучезар, Яромир то был прав. Нечего тебе было допускать в шторм посторонних на палубу. А если бы что случилось? Но главное то другое. Яромир — твой друг, ему больно оттого, что он вынужден был сделать тебе выговор. Он аж заболел от этого.

— А я что могу сделать?

— Скажи, что не сердишься на него.

— Ты забыл, Всеволод, он король, а не я.

— Да, но он еще и твой друг. Или ты больше не считаешь его другом? Вспомни, как однажды Яромир хотел забраться на грот-мачту. Помнишь, что он тогда сказал? Ты — капитан и можешь приказать. И ты приказал.

Но Лучезар уже успел озаботиться другим:

— Постой, Всеволод, а что с Яромиром?

— Морская болезнь.

Я словно воочию увидел, как Лучезар досадливо махнул рукой.

— У него что, провизия кончилась, и он послал за мной?

Высовываться мне было совершенно неполитично, ребята гораздо лучше бы разобрались без меня, но желудок мой окончательно взбунтовался, и мне срочно потребовалось посетить туалет.

Я вышел из кают-компании и отодвинул Лучезара, который загораживал мне дорогу.

— Прости, Зарушка, но есть тебя я не собираюсь. У меня сейчас прямо противоположные желания, — проговорил я на бегу. К счастью, качка уже малость улеглась, и можно было уже вполне нормально передвигаться по палубе.

Прижав платок ко рту, я устремился к заветной двери, но Лучезар нагнал меня и снова загородил путь.

— Господин Яромир, чем переводить добрую еду, лучше уж отдайте меня под суд!

— Зачем? — от неожиданности я остановился и даже смог перевести дыхание.

— Виноват я, а маяться придется всей команде. Знаете, каково плыть с капризным королем на борту?

Я рассмеялся и положил руку на плечо капитану.

— Хорошо, Зарушка. Не будем переводить еду. Пойдем лучше выпьем.

— Ага, а вы потом вспомните, что по уставу в шторм не положено употреблять спиртные напитки, — на этот раз Лучезар улыбнулся вполне искренне, — Не сердитесь, Яромир. Я все правильно понял.

— Да я уже давно не сержусь… А ты?

— Всеволод правильно говорит. Если уж вы терпите выговоры от нас с ним, то уж наоборот-то сам бог велел!

Как ни странно, я продохнул.

— Севушка, давай выйдем на палубу, подышим, и вернемся в кают-компанию.

Лучезар засмеялся и снова загородил мне путь.

— Только через мой труп, Яромир. Я только что получил классный выговорешник за то, что разрешил уже тут одному погулять в шторм по палубе. Больше мне что-то не хочется.

— Как скажешь, Зарушка. Через труп, так через труп. Ты как, Сева?

— Через мой тоже.

— Уж что-то очень вы расстраиваетесь из-за пустяков, господин Яромир, — продолжил Лучезар, — Будто и не король вовсе.

— Что поделать, Зарушка. Сердце слабое, здоровья нет. К тому же, делать выговоры друзьям гораздо сложнее, чем сотрудникам. Честное слово, это даже хуже, чем брату. Вацлав все понимает с полуслова и не дуется.

— А Милан? — заинтересовался Лучезар.

— Милан безупречен, — засмеялся я. — Не я делаю ему выговоры, а он — мне.

Мы, все трое, вернулись в кают-компанию. Увидев нас, Милочка улыбнулась одобрительно, Янош — ехидно: — Это вам не министров увольнять, Яромир! А Пушьямитра — виновато: — Господин Лучезар, прошу вас, простите меня. Я не хотел подводить вас, — со своей обычной, восточной вежливостью проговорил он.

— Ничего, господин Пушьямитра, — вздохнул капитан. — Я сам виноват. Следующий раз буду умнее.

— Господин Лучезар, но вы не запретите мне работать на палубе? — опасливо проговорил махараджа.

— Только не в шторм, господин Пушьямитра.

— Спасибо, господин Лучезар, — просиял махараджа.

— Ладно, господа, давайте выпьем вина, — я решил прекратить этот разговор за бесперспективностью. — А то у меня, кажется, снова разыгрался приступ морской болезни, — и я положил на свою тарелку очередной бутерброд.

Глава 18 Пляжи Ориссы

Шторм постепенно стих, мы, по одному, вышли на палубу. Пушьямитра присоединился к матросам, а я стал просто смотреть на приближающийся берег. Почти что прямо по курсу, чуть правее, или как бы сказал капитан, севернее, возвышалась скала изумительно правильной формы. Некоторое время я разглядывал ее, потом подошел к Лучезару. Капитан все еще переживал полученный выговор и усиленно занимался делами.

— Посмотри, Зарушка, что там впереди, — проговорил я, протягивая капитану бинокль.

Лучезар взял бинокль и посмотрел.

— Давай подойдем поближе, посмотрим. Да и место хорошее, пустынное, как раз починишь мачту без помех.

— Можно и подойти, — неуверенно согласился капитан, — Вот только впереди подозрительная рябь. На мой взгляд, все это сильно смахивает на мель.

— Разрешите обратиться, господин капитан.

Мы обернулись к махарадже. Он чуть улыбался и ждал разрешения заговорить. Всю давешнюю выволочку Пушьямитра принял на свой счет, чувствовал себя очень виноватым и старался не раздражать капитана.

— Пожалуйста, — наконец ответил Лучезар.

— К берегу лучше подойти немного дальше. За храмом.

— Зачем?! — изумился я.

Пушьямитра покосился на капитана.

— Матросам нельзя разговаривать без разрешения капитана, — невинно заметил он.

— Будешь много выступать, разжалую из матросов в махараджи, — в тон ему ответил я.

— Страшно! — засмеялся Пушьямитра и принялся объяснять. — Вон там, по курсу не скала, господа. Это храм. Самый знаменитый храм не только Ориссы, но и всего Бхарата.

— Вот как? Интересно бы посмотреть.

— К нему можно подойти на шлюпке. На корабле опасно. Там много подводных скал. Распорядитесь спустить шлюпку, отец мой, на храм Сурье стоит посмотреть, честное слово.

— Спусти шлюпку, Зарушка. Так, кто поедет? Я, Милочка, Пушьямитра с Гитой, Янош, Всеволод, охрану можно посадить на весла… Ты поедешь, Лучезар?

Лучезар заколебался. Поехать ему хотелось, да и кому бы ни хотелось, но оставить корабль, нуждающийся в ремонте на старпома…

— Ратибор прекрасно отремонтирует мачту и без твоей помощи, — усмехнулся я, — А потом сможешь отпустить и его на берег погулять.

Мои слова помогли капитану решиться. Раз я приглашаю, значит можно.

— Конечно, я хочу поехать с вами, Яромир.

— Вот и отлично.

По совету Пушьямитры, «Переплут» завели за храм, спустили шлюпку и погребли к берегу. К нам медленно приближалось величественное строение странной формы.

— Не знаю, что лучше, господа, — задумчиво проговорил махараджа, — рассказать вам о храме сейчас, или же подождать пока вы его увидите. Наверное, подожду. Тогда вы испытаете более полное впечатление.

— Как хочешь, сынок, — я был заинтригован.

Шлюпка двигалась к берегу, и перед нами вырастало все более и более величественное и фантастическое зрелище. Прямо на нас в едином порыве неслась семерка коней. Ноги их упирались в обломки какой-то военной техники времен третьей мировой войны. Эти кони (именно кони, со всеми необходимыми подробностями) тащили за собой открытую повозку необычной формы. Вероятно, это была колесница. И выезжала она из конюшни — квадратного здания с пирамидальной крышей. Крыша состояла из трех террас, на каждую из них вели ступени. На террасах стояли статуи людей с музыкальными инструментами в руках.

Провожать отъезжающую колесницу собрались мраморные слоны, львы и лошади. Все в натуральную величину и очень достоверно исполненные. Они тоже попирали лапами военную технику.

Далее, за конюшней, возвышалась башня высотой около ста метров. В окошках башни горел огонь. Башня служила маяком. Ночью мы бы заметили этот огонь издалека, но в ярком свете южного солнца он был заметен только вблизи.

Мы сошли на берег и пошли между мраморными животными. Они были настолько реалистично выполнены, что идти между ними было немного неуютно. Казалось, вот сейчас вот этот вот слон как подденет хоботом, да как наладит кого-нибудь из нас на бивень к своему соседу!

И все это время мы топтали ногами старую военную технику, вплавленную в прозрачное стекло. Вот я зацепился ногой за автомат, вот Милочкин каблук провалился в орудийный ствол, вот Янош остановился перед авиационным снарядом.

Мы подошли к мраморной колеснице. Великолепно исполненная, вот только слегка не по росту. На великана. Да и кони, запряженные в нее, были чуток великоваты.

— И какого черта все это значит? — вежливо поинтересовался я.

— Это храм Сурьи, — отозвался Пушьямитра.

Я вздохнул.

— Выражусь понятнее. Какого ракшаса?..

Пушьямитра захихикал.

— Это храм Сурьи. Бога Солнца, — объяснил махараджа.

— А какого…

— Ракшаса, — подсказал Янош.

— Да, ракшаса. Спасибо, Янчи. Так какого ракшаса здесь делает все это оружие? И где собственно храм? Я вижу колесницу и вижу конюшню.

— И еще башню, — снова вмешался Янош.

— Да, мой мальчик.

— Вообще-то, это долгая история, — проговорил Пушьямитра. — Началась она настолько давно, что истоки ее покрыты внушительным наслоением легенд и забвения.

— Говорит — как пишет! — непочтительно восхитился Янош.

Пушьямитра снова хихикнул и продолжил:

— Итак, отец мой, дамы и господа, в незапамятные времена, а если точнее, в двенадцатом веке жил да был в Ориссе махараджа Чода Ганга. Времена тогда были вольные, каждый, у кого была свора собак на дворе, объявлял себя раджой и правил всем, до чего мог дотянуться. За это, впоследствии, их, в смысле времена, обозвали временами феодальной раздробленности. И правильно! Нечего самовольничать!

Мы засмеялись. Я внимательно слушал, но при этом не забывал осматривать колесницу. Обходил ее со всех сторон, ощупывал, оглаживал.

— Чода Ганга был неплохим политиком. Он объединил под своей властью большинство княжеств Ориссы и дал зарок построить храм богу Сурье, если он поможет ему увеличить Ориссу еще вдвое. Сурья не согласился и Чода Ганга храм зажал. И правильно — по работе — зарплата.

Судя по всему, молодому махарадже не пошло на пользу знакомство с западными варварами. Раньше он так изящно выражался! А сейчас?…

— В тринадцатом веке, один из потомков Чода Ганги Нарасимха-Дэва воевал с мусульманами и тоже пообещал Сурье построить храм, если тот окажет ему в этом деле практическую помощь. Сурье все ж таки храм получить хотелось, и Сурья помог. В день решающей битвы он, вопреки всем известным законам природы, все время светил в лицо врагу. Как ему это удалось и удалось ли вообще, история умалчивает. И тогда Нарасимха-Дэва принялся строить храм. Тогда он стоял не на этом вот железе, а на песке. Да и выглядел несколько по-другому. Был менее похож на конюшню, а просто символизировал собой колесницу бога Сурьи, на которой тот въезжает на небо. Но вот беда — Нарасимха-Дэва умел воевать, но совсем не знал механики грунтов. Он лично выбрал место для храма, а песчаный грунт не выдерживал такой тяжести. Строительство замедлялось, а потом и приостановилось. Башню в те годы так и не достроили. Существовало поверье, что части храма соотносятся с частями тела инвестора и ежели что не достроено или же построено плохо, то болезнь поразит соответствующие части тела. Дела Нарасимха-Дэва шли не очень удачно, и народ приписал это недостроенному храму. Утверждали, что махараджа был болен множеством ужасных болезней — оспой, проказой, бубонной чумой и моровой язвой. Тем не менее, дожил он до глубокой старости. Черный храм остался стоять на песке, недостроенным на долгие, долгие годы. И вот, через восемь столетий разразилась Третья Мировая война. Какого ракшаса воюющие стороны забыли на территории Ориссы, история умалчивает. Известно лишь, что на этом пустынном пляже — он был пустынным и в те годы, и во времена Нарасимха-Дэва, и сейчас, как видите, тоже — разразилось кровопролитнейшая битва. Рвались снаряды, гибли люди и боевая техника, падали на землю самолеты. А потом, с одной из космических станций на землю упал мощный луч и сплавил песок в стекло, превратив его в своеобразный бетон с боевой техникой вместо щебенки. От храма, как вы понимаете, ничего не осталось, кроме картинок в книжках с подробными комментариями сцен, изображенных на том, что вы так непочтительно обозвали конюшней.

— Я не виноват, что в том доме, судя по всему, держат эту мраморную запряжку, — обиделся я.

— Разумеется, нет, отец мой. Я просто пытался таким образом привлечь ваше внимание к картинам и барельефам.

— Они довольно откровенны.

— У нас так модно, да вы и сами знаете. А эти барельефы знамениты тем, что в точности повторяют свои древние прототипы. Но когда люди пришли к этому месту после взрыва, они увидели на стекле отпечаток колесницы. И махараджа Ориссы Арепхата велел снова построить храм. Но уже на основании, любезно подготовленном лично богом Сурьей. Дело в том, что это была последняя битва Третьей Мировой войны. Арепхата же почему-то решил, что если вовремя подсуетиться с храмом, то войны вообще больше не будет.

— И как? — с любопытством спросил Янош.

— На этом месте битв действительно больше не было. А так — пятьдесят княжеств, пятьдесят махарадж. Как вы думаете — были войны?

— Были, — уверенно отозвался Янош.

Махараджа улыбнулся и кивнул.

— Не надо залезать на место бога Сурьи, отец мой. Говорят, что если там на что-то нажать, только нужно знать на что, то можно встретиться с мифическими стражами границ. Я, правда, этих слухов не проверял, да и не собираюсь. И вам не советую.

— Я тоже никому не посоветую встречаться с ними, — подтвердил я. — Как правило, после подобных встреч число стражей увеличивается, а число людей — уменьшается. Оно может и неплохо, да нам всем как-то ни к чему.

И мы пошли разглядывать храм.

Ремонтировать мачту пришлось целый день. На ночь глядя Лучезар предложил сняться с якоря, но Пушьямитра предложил остаться посмотреть рассвет над пустынными пляжами Ориссы. По его словам это незабываемое зрелище. Я, по наивности, решил, что махараджа захотел порадовать глаза редкостным зрелищем и согласился остаться на ночь. Сам-то я и близко не собирался вставать в такую рань. Но нет, в пять часов утра махараджа Пушьямитра пришел в мою каюту и начал вытрясать из кровати.

— Какого ракшаса, Митра. И вообще, как ты сюда попал? Ох, доберусь я до своей службы безопасности!

— Не ругайте ребят, отец мой, я договорился с господином полковником.

— Допросится он у меня, — отозвался я, закрывая глаза.

— Вставайте же, отец мой. Это редкое, незабываемое зрелище. А поспать вы сможете, когда отчалим. Просыпайтесь, отец мой. На стол уже поставили чай и пирожные.

— Сейчас встану, сынок. Иди.

— Сначала встаньте.

Я озверел и открыл глаза. Махараджа в почтительной позе послушного сына стоял около изголовья моей кровати.

— Не сердитесь, отец мой, вот увидите, вам понравится.

— Хорошо, сынок.

Пушьямитра увидел, что я сменил гнев на милость и просиял.

— Давайте я помогу вам, отец. Вот, наденьте ваш халат. Не надо одеваться, вы же сразу после восхода солнца вернетесь в постель. Простите, госпожа Джамиля, я сейчас уйду, вот только помогу отцу.

Я сдался на милость победителя и протянул руки махарадже, чтобы он помог мне встать. Когда за тобой все время ухаживают, недолго и обнаглеть. Пушьямитра с готовностью помог мне встать и надел на меня халат.

— Я жду вас в кают-компании, отец мой, госпожа Джамиля.

Мы с Милочкой наскоро оделись и вышли. В кают-компании действительно уже стоял дымящийся чай, и были красиво разложены пирожные. Тот Яромир, который проводил дни и ночи в кабинете, спокойно прошел бы мимо, да еще бы и нос поморщил. Теперешний же я с энтузиазмом подхватил на ходу пирожное и пошел умываться.

Когда, после умывания, я вернулся в кают-компанию, там уже собрались все наши — Всеволод, Янош, Гита, Лучезар. Мы успели слегка перекусить, прежде чем неутомимый Пушьямитра, выглядывающий на палубу каждые пять минут, не объявил, что пора идти. Я торопливо допил чай, подал руку Милочке и мы вышли.

По каким признакам Пушьямитра определил приближения рассвета я так и не понял. По-моему была ночь, о чем я и сообщил названному сыну.

— Да, отец мой, но сейчас рассветет. А время я определил по часам. Вы разве не умеете? — невинно добавил он. Нет, положительно, Янош оказал на Пушьямитру самое разрушительное воздействие. Я взлохматил кудрявые волосы махараджи, тот, в ответ, перехватил и поцеловал мою руку. От этой привычки Пушьямитру не смогли избавить ни Янош, ни я.

Небо на востоке порозовело, вот по морю пробежала золотая дорожка и добежала до копыт коней, влекущих колесницу бога. Вот Сурья взошел на колесницу и стремительно въехал на небо.

— Ну как, не жалеете, отец мой? — горделиво поинтересовался махараджа, словно и храм на берегу и даже стремительные тропические восходы солнца были организованы если не им лично, то уж под его чутким руководством.

— Нет, сынок. Спасибо, что разбудил. Вы как, господа?

Милочка пожала плечами. Тропическими рассветами ее было не удивить. Вот только в Александрии солнце выкатывали из-за бархана. Гита тоже с большим удовольствием бы поспала. Янош, Всеволод и моряки были в восторге.

Пушьямитра дал разрешение разойтись по каютам и все, кроме моряков, потянулись в кают-компанию. Пропустить по очередной чашечке чая перед сном.

Через пару дней мы добрались до устья Ганга. Дельта Ганга была шириной километров триста. Мы шли вдоль берега, поэтому могли наблюдать как там и сям в море впадали широкие реки. Завидев первую, я предложил подниматься. Пушьямитра же сказал, что нам нужно в основное русло. Мда, Ганг оказался несколько больше моего любимого Псёла. И, пожалуй, даже побольше Волыни. О чем я не преминул сообщить. Джамиля засмеялась и поинтересовалась, нужны ли лоцманы на Ганге. Махараджа с уважением посмотрел на нее и дал утвердительный ответ.

— Дело в том, что Милочка была лоцманом в Александрийской бухте и на Ниле, — я поцеловал руку жене. Махараджа с уважением поглядел на Джамилю и попросил разрешение тоже поцеловать ее руку. Милочка, бросившая было на меня кинжальный взгляд, когда я упомянул о ее мореходных подвигах, любезно улыбнулась и протянула руку.

— Лоцмана на Ганге обязательно нужно взять. Зато вы сможете подняться на «Переплуте» до самой Паталипутры. Хотя, отец мой, вы, правда, хотите попасть в Паталипутру? Вы же говорили мне, что торопитесь в Китай?

— Ты передумал показывать мне столицу? Или считаешь, что если я явлюсь с тобой на прием к императору, то навек покрою позором твои красивые волосы?

— Просто с тех пор, как мы с вами встретились, вы занялись решением моих дел. С одной стороны, я этому очень рад, отец мой, но ведь у вас были другие планы?

— Я в отпуске, сынок. А так как уходить надолго в отпуск я не привык, то твои дела послужили для меня своеобразным отпуском в отпуске. Я был даже рад ими заняться и буду вдвойне рад, если смогу тебе немного помочь.

Глава 19 Покинутый город

Сказать, что Ганг — широкая река, значит, ничего не сказать. С борта «Переплута» мы не видели берегов. Наш дневной лоцман утверждал, что это в порядке вещей, а ночной добавлял, что так безопаснее. Чтобы иметь возможность плыть круглосуточно, мы взяли и дневного и ночного лоцманов. Причем, это было две совершенно разные профессии. Дневные и ночные лоцманы на Ганге работали по двенадцать часов, огребали бешеные деньги, но при этом не могли подменить друг друга даже на полчаса. Они объясняли причину этого очень долго и упорно, начиная с природных склонностей и кончая религиозными воззрениями и даже поэтической настроенностью — дескать, человек, воспринимающий день или ночь с поэтической точки зрения, не способен разглядеть за красотами реки надвигающуюся корягу, но мне показалось, что это просто профессиональная вежливость, или лучше сказать лояльность. Дневные лоцманы пользовались большим спросом, но меньше запрашивали. Вот и разбери, пойми что лучше — больше работать, или больше зарабатывать за рейс и проводить время в порту в ожидании заказа. Впрочем, когда я обмолвился об этом при моих лоцманах, они дружно зашикали на меня и попросили не оглашать вслух их профессиональные секреты. Тем более, на реке.

Уже на третий день плавания по реке мне стало скучно. Я вытащил было на палубу кресло и устроился в нем поудобнее, собираясь подремать, но меня прогнал Милорад.

— Господин Яромир, вы разве не собираетесь сегодня работать?

— Вообще-то нет, — честно признался я.

— Почему это? — грозным тоном поинтересовался боцман.

— Скучно, Радушка.

— Вот отдраите палубу, вся скука разом пройдет. Поднимайтесь, господин Яромир, — ворчливо произнес Милорад и вдруг обеспокоился. — А вы, случайно, не заболели?

— Нет, Радушка. Просто мне хочется увидеть полуразрушенный город в джунглях Индии. Ты читал Киплинга? Там Маугли наткнулся на полуразрушенный город, а в подвале дворца старая кобра охраняла несметные богатства.

— Вообще-то найти полуразрушенный город в джунглях не так уж и сложно, — проговорил Пушьямитра. Пока я предавался бесплодным мечтаниям, молодой человек с энтузиазмом драил палубу. Он услышал мои слова, оставил швабру, или как ее принято называть на корабле, и подошел поближе. — Вот только с драгоценностями, боюсь, возникнет напряженка. Все, что можно разграбить, уже давно разграбили. А зачем вам драгоценности? Вы же их все равно не носите? Хотя, госпожа Джамиля носит…

— Драгоценности нужны для колорита, сынок. Индия — страна чудес и несметных богатств. А я был уже в нескольких городах и ни разу не увидел валяющиеся под ногами жемчуга, алмазы и рубины.

Пушьямитра засмеялся, а Милорад укоризненно посмотрел на меня и отошел в сторону.

— Иду, Радушка, — вздохнул я. — Прикажи убрать мое кресло. Черт побери, стоило становиться королем, чтобы слышать: «ваше величество, пора драить палубу»!

— Ваше величество, — потерянно проговорил Милорад.

— Отставить, Радушка. Я же предупреждал — ежели кто будет называть меня так, по возвращении лишу премии.

— В таком случае отставить разговорчики, господин Яромир и идите драить палубу, креветку вам в компот!

— Тогда это уже будет суп, а не компот, Радушка.

Я взялся за швабру, а Пушьямитра подошел к лоцману и стал тихо с ним совещаться.

За обедом Пушьямитра сказал.

— Отец мой, тут неподалеку есть один заброшенный город. Если хотите, мы можем его посетить.

— Прекрасно, Пушья, а где?

— Мы будем там завтра, на рассвете.

— И мне что, опять придется вставать ни свет ни заря?

Махараджа сочувственно кивнул. Правда, в глазах его плясали смешинки.

Утром я вновь проснулся от голоса моего названного сына.

— Отец мой, пора завтракать.

— Черт побери! — я повернулся к махарадже. — Прости, сынок, ракшас побери! Что, уже утро?

— Да, отец.

Я сел.

— Вставай, Милочка, нам пора ехать в Сараево.

— Куда? — удивилась Джамиля.

Я засмеялся.

— Знаешь, когда-то давно, когда в Верхней Волыни, которая тогда называлась Югославия, была республика, в народе ходил такой анекдот. Дескать, один малый, ну, такой же рьяный республиканец, как и все демократы, продал душу дьяволу, чтобы хоть раз в жизни проснуться принцем. Дьявол, ясное дело, душу взял. Но дьявол изучал историю и прекрасно знал, что в тысячу девятьсот четырнадцатом году именно в Сараево убили принца. Кажется, тогда он назывался эрцгерцогом австрийским. И вот, этого республиканца будят рано поутру такими словами. Дескать, вставайте, принц, вам пора ехать в Сараево. Кстати, когда в Югославии, которая стала Верхней Волынью, была восстановлена королевская власть моим отдаленным предком, тогдашним капитаном артиллерии Мечиславом, город Сараево, кстати, изрядно пострадавший во время войны, был снесен с лица земли. Мечислав не хотел услышать в свой адрес сакраментальную фразу.

Милочка и Пушьямитра рассмеялись и Пушьямитра ушел. Из-за неплотно прикрытой двери моей каюты, я услышал, как махараджа пересказывает только что услышанную историю Яношу. Талант рассказчика у Пушьямитры был не чета моему. Он живописал этот анекдот такими красками, что у него получилась целая эпическая история, более трагичная, чем комичная.

— Ну, парень дает, — восхищенно проговорила Милочка. — Прям-таки плакать хочется. А ты рассказал нам довольно смешную историю.

— Да уж, куда смешнее, — мрачно отозвался я. — Даже перед поездкой в Сараево бедному принцу выспаться не дали.

— На том свете отдохнет, — легкомысленно отозвалась Джамиля.

— Ежели он, в смысле тот свет, имеет место быть, то там отдыхать не придется. Тебе Милан никогда не рассказывал, как пытался прочесть посмертные воспоминания Софокла?

— Мне это рассказывала его экономка Бронислава.

— А когда это ты успела побывать у Милана?

— Все, Ромочка, иди умываться.

Я засмеялся и вышел. Пушьямитра как раз дошел до финальной сцены. Как бедолага эрцгерцог Фердинанд упал, сраженный самонаводящейся арбалетной стрелой. Завидев меня, махараджа заулыбался.

— Вам нечего опасаться, отец мой. Вы — не принц и это не Сараево.

— Титул принца приблизительно соответствует твоему титулу, сынок. Если это принц крови, как это и было в случае с бедолагой Фердинандом.

Пушьямитра подумал.

— Это все равно не Сараево, отец мой. Это окрестности Дакки.

С первыми лучами солнца мы высадились на берег. Что собирался найти мой названный сын в сплошном лесу джунглей, я не понял, и не особенно старался понять. Я был не прочь прогуляться. Особенно, ежели здесь бродит не так много разнообразного зверья, как бывало во времена Киплинга.

При ближайшем рассмотрении, оказалось, что места здесь почти цивилизованные. Сквозь травы и цветы можно было разглядеть мощеную мостовую. А некоторые архитектурные особенности позволяли предположить, что мы высадились ни где попало, а на старинном причале.

— Идемте, отец мой, поищем клад, — улыбаясь, предложил махараджа.

— Здесь что, город аттракционов? — удивился я. — Можно получить все, что душе угодно, за доступные цены?

— Разумеется, нет. Это самый настоящий покинутый город. Погуляем, поищем сокровища, если найдем — оно ваше.

— А если эти сокровища охраняют молодые кобры? — поежился я.

— Кобры?

— Или у вас Киплинг не в моде?

— Наверное, нет. По крайней мере, я с ним не знаком.

— Он слишком давно умер, сынок. Он писал об Индии, но, кажется, он служил в составе колониальных войск.

— В таком случае, у нас его не издают. Если в Бхарате и издают литературу тех лет, то только национальную. Хотя, положительный момент в колонизации Индии все-таки был. Это здорово сплотило страну.

— Понятно, сынок. Положительный момент, особенно пост фактум, можно найти во всем. Вот только его бывает трудно отыскать непосредственным участникам событий.

Мы шли меж деревьев, увитых лианами, мимо мартышек, старательно посыпающих землю банановой кожурой, мимо леопардов… Ого! На этот раз меня оттолкнул в сторону Пушьямитра. Он нервно встал передо мной, сжимая в руках здоровенный кинжал. Всеволод моментально присоединился к махарадже, все мои шесть телохранителей окружили меня, Милочку, Гиту, Яноша, и Лучезара. Сева нервно оглянулся и попросил.

— Приглядите, пожалуйста, за Яромиром, господин Пушьямитра. Так мне спокойней будет.

Я посмотрел на пару леопардов, и мне стало их жалко.

— Подожди, пожалуйста, Севушка, я попробую с ними договориться, — попросил я.

— Договориться? С двумя дикими кошками?

— А почему бы и нет?

Я вспомнил курс магической лингвистики. Как это говорил профессор Изяслав? Если хочешь с кем-нибудь договориться, позаботься о том, чтобы этот кто-то тебе не мешал. Я привычно потянулся за магической энергией, связал пару-тройку линий узлами и оглядел со всех сторон свою работу.

— Так, замечательно, — вслух проговорил я. — К слову сказать, ежели придет третий кот, то я пас. А пока что, Севушка, дай мне кинжал.

— Вы что, хотите их зарезать? — поразился Всеволод.

— Разумеется, нет.

Я взял кинжал и подошел к леопардам. Всеволод нервно вздохнул. Я проткнул коту лапу, и приклеил ему на ухо и под челюстью две горошинки. Потом проделал то же самое с кошкой.

— Кстати сказать, господа, вы присутствуете при эксперименте. До сих пор на это ни у кого фантазии не хватало.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — мрачно проговорил Всеволод.

— Мя-а-со, — раздался протяжный голос с явственным кошачьим акцентом.

— Действует! — изумился я. — Честное слово действует!

— Говорящее мясо, — отозвалась вторая кошка.

— Вы что, голодные? — спросил я, чтобы разговор поддержать.

— Впрок, — мрачно сообщил кот. — С едой не разговариваю, — хмыкнула его жена.

— А давайте договоримся, — предложил я. — Вы нас охраняете в дороге, а мы вам даем много мяса. К тому же неговорящего.

— Да пошел ты! — с чувством проговорил кот. — Мы уж лучше уберемся подальше отсюда!

Кошки переглянулись, подергались, я отпустил силовые линии, и кошки убежали.

— И зачем так над животными издеваться, господин Яромир? — мрачно поинтересовался Всеволод.

— Все лучше, чем убивать.

— Не уверен. Они же теперь со всеми трепаться начнут!

— Ты думаешь, это помешает им охотиться?

Всеволод подумал.

— Вряд ли, — Сева помолчал. — Яромир, признаю, вы нашли хороший способ борьбы с хищниками, но, пожалуйста, больше так не делайте.

— А ты уверен, что обошлось бы без человеческих жертв?

— Нет.

— Вот и я тоже нет.

— Зато я уверен, что если бы….

— Знаю, Севушка. Все знаю. Но я почти не рисковал. У меня были шансы пятьдесят на пятьдесят.

— Что?!

— Ну что ты, Сева, это еще шикарно. Обычно их бывает меньше. Нет, я не ожидал, что смогу договориться с леопардами, Сева. Честно говоря, я не ожидал даже того, что смогу их обездвижить, — Я повернулся к Пушьямитре, — Сынок, так этот город никогда не назывался Сараево?

— Нет, отец мой.

— Что ж, идемте дальше.

Мы пошли по заросшей кустарником мостовой, прислушиваясь к голосам животных. Слышно было шипение, мурчание и ворчание. Мда, с чувством юмора у меня и в самом деле полный порядок.

— Смотрите, отец мой, — позвал махараджа.

Я подошел и увидел стену небольшого дома. Не дворца махараджи, а дома простого человека. Я прикоснулся к стене, пытаясь понять, как здесь жили. Какие желания были у обитателей этого дома, с какими чувствами они оставили свое жилище. Перед моими глазами послушно встала картина. Вот индус средних лет, одетый в белую одежду с зеленым тюрбаном на голове, вот молодая девушка с длинной, толстой косой. Девушка улыбается, вероятно, стараясь ободрить отца. Или мужа? Мужчина же, вздыхает и собирает узлы.

Я присмотрелся и сообщил:

— Я так и не понял, почему отсюда ушли. Вроде бы уходили неторопливо, без особой на то необходимости. Да и необычного я ничего не заметил. Впрочем, вот так, через стену, много не разглядишь. Например, я не смогу увидеть поднял ли им князь налоги, или просто леопардов в округе развелось немерено.

Пушьямитра покачал головой.

— Вы — великий маг, отец мой.

— Отнюдь, сынок. Но кое на что я способен. Идем дальше.

Мы шли мимо домов, из окон которых выглядывали цветущие ветки, стены были сплошь увиты плющом, который цеплялся за какие-то неровности, иногда даже незаметные глазу. Постепенно мы подошли к руинам дворца. Белый и розовый мрамор, каменное кружево и каменное крошево.

— Так, сынок, а где подвал с драгоценными камнями и двумя кобрами?

— Когда я приеду к вам в Медвежку, отец мой, дадите мне почитать вашего Киплинга?

— Разумеется, сынок.

Мы ступили на мраморный пол дворца, прошли между стенами, на которых местами сохранились остатки драпировок, а местами удобно устроился плющ. Я увидел лестницу, ведущую вниз, и обрадовался.

— Пойдемте же, господа!

— Только будьте осторожны, отец мой, — обеспокоено проговорил Пушьямитра. Всеволод молча отодвинул меня в сторону и с двумя телохранителями пошел вперед. Я послушно шел следом под руку с Милочкой. Пушьямитра с Гитой шли за нами, далее следовали Янош и Лучезар.

Мы спускались вниз. Свет почти не проникал туда.

— Подождите, — попросил я. — Я организую магическую подсветку.

— Не надо, — возразил Всеволод. — Я сам.

Всеволод не любил об этом вспоминать, но он кончил магический университет по специальности инженерная магия. И такие простые вещи, как подсветка, которые требовали не столько сноровки, сколько энергии, мог проделать не хуже любого другого.

— Не стоит, Севушка, — я протянул руку и на ладони запрыгал огонек, — Если придется драться, тебе еще пригодятся твои силы. — Я подбросил огонек вверх, и он повис, освещая комнату. И змей, которые устроили жилище в подвале.

— А если не придется?

— Тогда понесешь меня наверх. А то я не люблю ходить по живым змеям.

— Возвращайтесь, господа! — воскликнул махараджа. — Ни одни сокровища мира не стоят жизни!

— А Киплинг то был прав на счет змей!

— Должны же они где-то жить, — пожал плечами Пушьямитра.

Мы торопливо поднялись наверх и с облегчением прошли по мраморным плитам, не опасаясь наступить на змеиный хвост. Потом прошли еще немного и увидели развалины театра. На мраморных скамьях и между ними расположились обезьяны. А на сцене стояли две громадные кошки и обсуждали достоинства и недостатки обезьян и обеда из обезьян. Черт побери, ведь их понимали не только мы, но и обезьяны тоже. Ну, я и удружил бедным леопардам. Впрочем, леопарды тоже все прекрасно понимали. Я с удивлением услышал, как леопарды неумело отбрехиваются от обезьян.

— Хорошо бы еще и обезьян снабдить магопереводчиками, — мечтательно проговорил я.

— Теперь король Верхней Волыни посвятит остаток жизни, разрушая языковые барьеры между обитателями бхаратский джунглей, — язвительно проговорил Всеволод.

— Все понял, Севушка, не буду. Но в таком случае, нам уже можно возвращаться на корабль.

— Так будет лучше всего, отец мой, — обрадовался махараджа, — Нет, чтобы я еще раз пошел гулять с вами по диким джунглям, так лучше уж я сразу сунусь в клетку к голодным львам!

— Почему? — не понял я. — Я даже не особенно лез, куда меня не просят.

— А леопарды?

— Вот пусть они и жалуются. Они могут это сделать не хуже тебя!

— Надеюсь, что на это у них фантазии не хватит! — с чувством возразил Всеволод.

Мы вернулись на корабль. Ребята, кто хотел, погуляли на берегу, Милорад предпочел оставаться на борту. Увидев меня, он хищно улыбнулся.

— Ну как, господин Яромир, больше не будете скучать?

— Нет, Радушка. Ведь если капитан поведает тебе подробности о нашей прогулке на берегу, ты влепишь мне полдюжины нарядов вне очереди. Хватит до самой Паталипутры.

— Нет уж, господин Яромир. Работать — работайте, если хотите, конечно, а без нарядов вне очереди вам придется обойтись. У меня еще сохранилась крохотная надежда на премиальные по возвращении.

Глава 20 Бхаратские традиции

Мы прибыли в Паталипутру в день, точнее в вечер, летнего солнцестояния, двадцать второго июня. Улицы города были заполнены поющими и танцующими людьми, торговцами, усиленно предлагавшими выпивку и закуску, бродячими жонглерами, подбрасывающими вверх всякую всячину, начиная от тарелок, и кончая фруктами, позаимствованными на ближайшем лотке, музыкантами, играющими на различных музыкальных и немузыкальных инструментах, ни мало не смущающихся тем, что они местами заглушают друг друга, канатоходцами, танцующих на веревках, наскоро протянутых через улицы и площади, поэтами, читающими стихи всем, кто их слушал, и кто не слушал.

— Сегодня праздник, — объяснил Пушьямитра. — В Бхарате празднуют день середины лета, день середины зимы, он же день зимнего солнцестояния, и дни весеннего и осеннего равноденствия.

— А как вы определяете дни равноденствия? — заинтересовался я. В самом деле, на мой непритязательный взгляд, день и ночь в Индии продолжались строго по двенадцать часов.

— По календарю, отец мой, — улыбнулся махараджа. — А вы разве не умеете? Или в Верхней Волыни не принято вести календари?

Я привычно взлохматил шевелюру Пушьямитры, он засмеялся, поцеловал мне руку и подставил для поцелуя свой лоб.

— Пойдемте ко мне домой, отец мой, господа, — проговорил махараджа. — По-хорошему полагалось бы мне сходить подготовить дом к приему дорогих гостей, но я надеюсь на вашу снисходительность. К тому же, вы не сторонники излишних церемоний. Да и дом мой поддерживают в постоянной готовности к моему прибытию.

— У тебя здесь свой дом, сынок?

— Да, отец мой, Это же столица. Здесь все пятьдесят махараджей Бхарата имеют свои представительства. Махараштра — одно из крупнейших и богатейших княжеств, и мой дом соответствует моему рангу.

— Я нисколько не возражаю опустить излишние церемонии, сынок. Идем к тебе.

Всеволод недовольно поморщился, когда увидел присоединившуюся к нам многочисленную охрану Гиты. Пушьямитра заметил его взгляд и проговорил.

— Но есть церемонии, которые нужно соблюдать хотя бы для того, чтобы не утратить уважения к себе. — Махараджа опустился передо мной на колени, коснулся руками моих брюк и попросил, — Отец мой, удостойте мой скромный дом великой чести, позвольте мне предложить вам отдых и приют. И пусть искренность моих намерений послужит извинением вынужденной скромности моего приема.

— Я с удовольствием принимаю твое приглашение, сын мой, — я протянул махарадже руки, чтобы поднять его, тот привычно коснулся их губами и легко поднялся, подставив мне лоб. Я, в свою очередь, коснулся его губами, и тихонько добавил. — И пусть моя западная сдержанность не будет принята за недостаток уважения к вашим восточным традициям.

Пушьямитра улыбнулся и наклонился к моему уху.

— Простите, отец, я знаю, вы не любите такие позы, но я сделал это больше для людей хайдарабадского махараджи. Это показало им ваш ранг, теперь они будут служить вам, как мне. То есть, пока мы с вами лояльны к Гите.

Пушьямитра взял жену за руку, — Следуйте за нами, отец мой, господа, — и повел нас по улицам города. Мы шли мимо веселящихся людей, танцующих кобр, леопардов, выпрашивающих подачки и антилоп, безжалостно объедающих листья с деревьев, жонглеров, канатоходцев и музыкантов. Мимо аккуратных светлых домов горожан и дворцов вельмож, мимо городских парков, где разыгрывались театрализованные представления и частных, в которых веселилась избранная публика.

Наконец, Пушьямитра остановился перед кованными воротами забора, окружавшего целый парк и дернул за колокольчик. Хотя какой там к ракшасу колокольчик? Это же целая рында!

На звук колокола подбежал плотный, невысокий индус в белых одеждах, завидев махараджу, он немедленно открыл дверь, и заговорил, непрестанно низко кланяясь.

— Ох, ваше высочество, радость-то какая! Заходите скорее, а то повара ваши с утра затеяли готовить торжественный ужин. Как бы не перестоял!

Пушьямитра заметил мой недоуменный взгляд и шепнул:

— Я же говорил вам, отец мой, в Бхарате полно телепатов. Меня ждали, — и продолжил уже в полный голос. — Гита, дорогая, это теперь и твой дом. Нам надо приветствовать моего отца в нашем доме так, как подобает. Прошу вас, отец мой, почтите мой дом.

— Ты повторяешься, — пробормотал я.

— Ничего, это я для слуг.

— А когда скажешь что-нибудь для меня?

— Когда мы будем с вами вдвоем. В других случаях, мне приходится не только быть, но и выглядеть.

Я кивнул.

— Знаете, отец мой, вы хорошо решили эту проблему, взяв в путешествие только близких друзей.

— Честно говоря, сынок, и Всеволод и Лучезар стали моими друзьями за время прошлого рейса. До этого Всеволод был просто командиром моей охраны и министром безопасности страны, а Лучезар — капитаном королевской яхты.

— А Янош?

— Янош — мой воспитанник, сынок. Мы познакомились с ним год назад и взяли друг над другом шефство.

— Вы держитесь с ними, как с равными, отец мой, — задумчиво проговорил Пушьямитра.

— В Верхней Волыни нет аристократии, а значит, все равны. Конечно, я — король по праву наследования, но на правление меня утверждал государственный совет. А от рождения короли в Верхней Волыни имеют только право «вето», которое при большом желании можно преодолеть, и цивильный лист.

Пушьямитра кивнул.

— У нас все по-другому, отец мой. И я правлю княжеством независимо от того, достоин я того, или нет.

— Достоинство тут не при чем, сынок. Главное — справишься ли ты. Но я в тебя верю. Я думаю, что тебе только нужно научиться слушать своих советников, тогда ты сможешь быть превосходным князем.

— Слушать советников и делать, как скажут?

— Нет, сынок. Слушать и впитывать в себя информацию. Чем больше ты будешь знать о реальном положении дел, тем более правильные выводы ты сделаешь, и, значит, примешь верные решения. Но здесь тоже нужно вовремя остановиться. А то в избытке информации можно просто потонуть. Да, Митра, твой парк где-нибудь кончается, или тянется до самого Бомбея?

Махараджа, почтительно внимавший моим советам, весело расхохотался.

— К сожалению, нет. Но, отец мой, это территория Махараштры. Так что вы у меня дома, наконец.

— Да я уже бывал у тебя, — усмехнулся я.

— Отец мой, — укоризненно проговорил Пушьямитра. — Вы все еще сердитесь на меня?

— Нет, сынок. Разве отец может долго сердиться на собственного сына?

Махараджа просиял. Интересно, у них, здесь, правда, названные сыновья должны проявлять сыновнюю почтительность, а названные отцы — отцовскую заботу? Если так, то с дорогими вкусами Пушьямитры я вылечу в трубу. Хотя, он сегодня надел на одну цепочку меньше, чем вчера. Все ж таки, в законах против роскоши что-то есть.

Между деревьями показался роскошный дворец. Перед дворцом выстроилась целая армия слуг, чтобы почтительно приветствовать своего господина. Пушьямитра ласково поздоровался со слугами и представил нас:

— Господа, это моя жена, княгиня Махараштры, Гита. Это мой названный отец, король Верхней Волыни, Яромир, это королева Джамиля, это Янош — королевский воспитанник, это господин полковник Всеволод, это — господин капитан Лучезар. Приказы этих господ должны выполняться незамедлительно, равно как и мои.

Слуги, с почтительными поклонами, проводили нас в роскошную приемную.

— Сервируйте обед для всех нас в парадной столовой, — приказал махараджа и повернулся ко мне. — Позвольте проводить вас в ваши покои, отец мой. Гита, дорогая, ты ведь простишь мне мое стремление первым делом поухаживать за моим отцом. Отец не сможет долго гостить у нас, так что мои заботы нельзя отложить даже на миг. А тебе я посвящу всю мою оставшуюся жизнь.

Гита улыбнулась.

— Я только рада твоей заботе об отце, Пушьямитра. Тот, кто не чтит родителей, не станет почитать и жену.

Пушьямитра улыбнулся и повел нас в жилые помещения дворца.

Нам отвели роскошные покои вроде тех, которые мы занимали во дворце ланкийского махараджи. Просторные комнаты, устланные толстыми коврами, бассейны, служанки и все такое прочее. По тому, как покраснел Янош, когда Пушьямитра прошептал что-то ему на ухо, я понял, что холостякам мой названный сын прислал не только служанок. Что ж, в чужое княжество со своей конституцией не ходят, а мужчины не выдерживают долго одинокой жизни, без облагораживающего влияния женщин.

Мы освежились с дороги, и Пушьямитра пришел за нами с Милочкой, чтобы отвести к столу.

Ужин был сервирован в просторной, роскошно убранной столовой. Небольшой, по сравнению с комнатой, стол, ломился от яств. Вокруг стола стояли мягкие кресла. Место махараджи было во главе стола, молодая хозяйка дома села напротив. Меня Пушьямитра усадил рядом с собой и принялся старательно за мной ухаживать. Он подкладывал мне в тарелку кушанья, резал фрукты, подливал вино, и не позволял ухаживать за мной слугам. Гита примерно также ухаживала за Джамилей. Наши спутники, можно сказать, были оставлены без внимания, и поэтому могли спокойно поужинать. Впрочем, к Пушьямитре я уже привык, и его восточную вежливость воспринимал спокойно.

Все эти заморочки с приемом гостей по всем правилам вежливости, не мешали Пушьямитре поддерживать обычный застольный разговор.

— Послушай, сынок, — задумчиво проговорил я, приняв от названного сына ломтик помидора. — Может быть мне не стоит представляться королем? Представь меня просто как верхневолынского купца и своего потенциального торгового партнера. Хотя, чем нам торговать? Нет, что возить из Бхарата я знаю — чай, кофе, пряности, драгоценности, но что можно ввезти в Бхарат ума не приложу. Разве что холодильное оборудование. Я что-то еще ни разу не пил здесь ничего по-настоящему холодного.

— Холодильное оборудование?

— У вас и правда, ничего такого нет?

— Нет, отец мой, да и зачем?

— Как зачем? — удивился я, — Хранить продукты. Молоко, например, за несколько часов скисает.

— Ну, так что? — искренне удивился махараджа. — Будет хорошая простокваша. А молока можно взять свежего.

— А мяса?

— Да вы только посмотрите, сколько его на улицах бродит!

— Но ведь это же каждый раз, прежде чем покушать, надо заводить целую историю! Разве не проще сделать это раз в два-три дня, а остальное время доставать мясо и молоко из холодильника. Хотя, молоко, кажется, все равно придется доить каждый день. Но мясо? Опять-таки, можно охлаждать напитки. В жару — неплохо.

— Ну, разве что напитки, — с сомнением в голосе протянул махараджа. — Знаете, отец мой, пока что не будем ничего решать, я приеду к вам, в Верхнюю Волынь, и мы обо всем поговорим на месте. А что касается того, чтобы вам представиться купцом, то лучше сразу забудьте об этом. Вы не сможете изображать купца хоть сколько-нибудь убедительно.

— Да у меня природные склонности к коммерции! — оскорбился я, принимая из рук махараджи ароматный ломтик дыни.

— Не сомневаюсь в этом, отец мой, но я говорил не о коммерции, а о придворном церемониале, — Махараджа налил мне вина в чистый стакан. — Попробуйте этого вина, отец мой, это вино было заложено в погреба еще при моем прапрадеде. Вы не сможете соблюсти необходимые церемонии, отец, поэтому не стоит и огород городить.

— Постой, сынок, а что за церемонии ты имеешь в виду?

Махараджа поморщился, подумал, положил мне на тарелку засахаренные орехи и все-таки ответил.

— Помните, отец мой, как махараджа Амитрагхата, отец Гиты, хотел рассказать вам, как надо правильно обращаться к махарадже? Я тогда перебил его и представил вас. С моей стороны было бы гораздо вежливее дать махарадже договорить, а уж потом говорить самому. Махараджа Амитрагхата старше меня по возрасту, а положение в обществе у нас равное. Так что я должен проявлять к нему большую вежливость, чем он ко мне. Но я боялся, что вы услышите о принятых у нас формах обращения, и обидитесь. Решите еще, что я хотел, чтобы вы так обращались ко мне. Тогда, у меня во дворце, в Бомбее. А я просто хотел навязаться к вам на ваш корабль.

— Я это уже давно понял, сынок, — Я был уже сыт, но чтоб не обидеть названного сына принял из его рук кусочек персика, который он счел достойным моего внимания. Персик, и правда, оказался дивно хорош.

Пушьямитра помолчал, собираясь с духом, потом улыбнулся.

— Наш церемониал таков, что никто из вас не сможет выполнить все требования, не споткнувшись.

— Рассказывай, Пушья. Ты нас уже достаточно заинтриговал.

Пушьямитра снова помолчал, потом решился.

— Отец мой, у нас считается, что император стоит над простыми смертными. Простые люди все равно, что пыль у него под ногами. Если простой человек идет на аудиенцию к императору, он входит в зал, беспрестанно кланяясь, подходит к трону, опускается на колени и целует сандаль. Все без обид, отец мой, — торопливо продолжил Пушьямитра. — Ничего личного. Всего лишь дань традициям. Простых людей надежно защищают законы. И будь ты сто раз императором, ты не можешь творить самосуд и беспредел.

Пушьямитра был слишком уж явно смущен, чтобы я смог проявить благородство и удержаться.

— Скажи, сынок, а к махараджам надо подходить также? И также целовать обувь?

Молодой человек покраснел и кивнул.

— А потом, когда обувь поцелована?

— Если махараджа даст разрешение встать, то можно разговаривать с ним стоя, если нет — на коленях. Как правило, все дают разрешение встать. Кроме тех случаев, когда очень сердятся на посетителя.

— Так… — Я представил, как я стою на коленях перед махараджей и целую ему туфли. — Но это, в общем, не смертельно, сынок. Ты же сам говоришь — ничего личного.

— Отец мой, вы никогда не сможете сделать это, даже если попытаетесь! Да и кто он такой, этот император Патнешвари, чтобы вы перед ним так унижались?! А что не сможете, так я в этом твердо уверен. Скажите, господин полковник, вы могли бы правильно соблюсти этот церемониал? Пусть даже по отношению к вашему королю?

Всеволод пожал плечами и встал.

— Можно попробовать.

Я тоже встал и остановил его.

— Все понял, господа, не буду.

Всеволод сел на место, а я оглядел туфли Пушьямитры.

— Ты их хотя бы чистишь перед приемами?

Пушьямитра перехватил мой взгляд и с облегчением рассмеялся.

— Их моют и чистят, отец мой.

Пушьямитра принялся осматривать блюдо с манго, а я задумался. Так, про церемонии я понял. А про наказания?

— Пушья, а какое наказание предусмотрено за нарушение церемониала?

Пушьямитра прервал свое занятие и торопливо ответил. Я бы даже сказал, слишком торопливо, чтобы это было правдой.

— О каких наказаниях вы говорите, отец мой? Мишма зашипел бы на виновного, и он тут же научился правильно кланяться. Это же вам все пофигу.

— Ты имел в виду явно не шипение своего Мишмы, — возразил я.

Лучше бы я этого не делал. Махараджа к этому времени нашел таки себе манго по душе и сейчас вырезывал из него ломтик посмачнее. При этих моих словах рука Пушьямитры дрогнула, нож соскользнул в его руке и прорезал ладонь. Сам же Пушьямитра, не обратив на это никакого внимания, сполз со стула на колени и молитвенно сложил руки.

— Отец мой, прошу вас, простите мне мои глупые слова. Я пытался в тот день разозлить вас. Мои слова были пустой угрозой.

С руки Пушьямитры крупными каплями капала кровь. Я взял руку молодого человека, притянул к себе, глотнул крови, потом взял каплю крови в рот, мысленно произнес формулу соединения и дохнул на ладонь махараджи. Рана затянулась. Я взял салфетку и бережно вытер руку. Пушьямитра смотрел на меня широко раскрытыми, обожающими глазами. Когда он увидел, что рука в порядке, он улыбнулся и уткнулся лицом в мои колени. Я пригладил волосы махараджи.

Совершенно случайно я поднял глаза и увидел слуг Пушьямитры, буквально застывших с отвисшими челюстями. Пушьямитра, насколько я успел понять, не славился мягким характером.

Я вдруг вспомнил юмористический рассказ Милана о том, как Вацлав впервые испытал на своем секретаре медицинскую магию. Милан тогда испугался и счел Вацлава вампиром. Пушьямитра не принял меня за вампира. Он принял меня за своего родного отца. К которому можно прибежать, ежели ушиб коленку и найти помощь и сочувствие.

— Я не сержусь, сынок, я же говорил тебе.

— Тогда не вспоминайте больше те слова, отец мой, — Пушьямитра поднял голову и устремил на меня умоляющий взгляд.

— Больше не буду, сынок.

Пушьямитра счастливо улыбнулся и снова уткнулся лицом в мои колени.

— Вставай, сынок. Твое место не у ног моих, а на груди моей, — фразочка получилась как раз в восточном стиле.

Пушьямитра оценил ее в полной мере, встал с колен и впервые обнял меня.

— Я счастлив, отец мой.

На следующее утро мы отправились на аудиенцию к императору всея Бхарата Патнешвари. Пушьямитра оделся в соответствии с Бхаратскими традициями, только драгоценностей на нем было на полкило меньше. Но закон сохранения вещества никто не отменял. То, что убавилось на Пушьямитре, прибавилось на Гите.

Мы, целой ротой, явились в императорский дворец. Шикарно одетые Пушьямитра и Гита, роскошная Милочка, я, Всеволод, Янош, Лучезар — всем же хочется увидеть настоящего императора! И телохранители мои и махараджи. Я хотел поинтересоваться протоколом приема еще вчера за ужином, но Пушьямитра расстроился и я не решился настаивать. И вот, я, король Верхней Волыни, одетый по последней верхневолынской моде, то есть, по здешним меркам, как последний оборванец, явился на прием, как равный к равному (по словам моего названного сына, махараджи Махараштры) к императору всея Бхарата.

Пушьямитра коротко переговорил с императорской охраной и нас провели в обширный зал приемов, устланный коврами, увешанный гобеленами и украшенный всем, что только можно представить в самых изощренных фантазиях. В зале было полно шикарно разодетого народа, императора не было. Пушьямитра вежливо поклонился присутствующим, впрочем, с ощутимым оттенком превосходства, бросил мне ободряющий взгляд и замер в ожидании. Минут через десять мне надоела вся эта история, я оглядел зал в поисках какого-нибудь сидения, не нашел и присел прямо на ковер у стены.

— Милочка, не хочешь присесть ко мне на коленки?

— Если я сяду к тебе на колени, то потом смело могу подавать в суд жалобу на жестокое обращение. Подтвердит любая экспертиза, дорогой, — улыбнулась Джамиля, — Знаешь, я бы с удовольствием присела на ковер, но я в платье.

В самом деле, Милочка была одета в облегающее платье цвета морской волны и убор из розового жемчуга.

Пушьямитра огляделся, поманил к себе пальцем какого-то господина и распорядился.

— Подай стулья.

— Император не велел.

— Подай стулья дамам, ты, олух, и моему названному отцу, королю Верхней Волыни. Он тебе не какой-нибудь князек откуда-нибудь из Бихара, а полновластный король независимого государства!

К слову сказать, Паталипутра располагалась в княжестве Бихар.

Индус пожал плечами и принес четыре кресла. Мы с Милочкой и Гитой сели, Пушьямитра вздохнул и сказал, что в присутствии господина полковника он не сядет, пока тот стоит. Всеволод понял его высказывание верно. Он чуть улыбнулся и оперся рукой о спинку моего кресла.

Примерно через час в зал явился император Бхарата Патнешвари. К тому времени, из моих спутников на ногах осталась только охрана. Пушьямитра все-таки сел на принесенное для него кресло, Янош сел на пол, опершись спиной на боковинку моего, Лучезар устроился на ручке кресла Пушьямитры.

В шикарный зал приемов вошел маленький, худенький человек, недовольный всем на свете, включая сам факт собственного появления на свет. Это если можно судить по внешнему виду. Пушьямитра встал и подал руку Гите, помогая подняться. Я прикрыл глаза и сделал вид, что сплю. О времени аудиенции Пушьямитра осведомился еще накануне и нам было назначено. Милочка бросила на меня неуверенный взгляд и тоже осталась в кресле.

Маленький человечек подошел к украшенному золотом, драгоценными камнями и слоновой костью троном, сел и осведомился визгливым голосом.

— А эти что здесь делают?

Пушьямитра прекрасно знал, что я не сплю. Я только что разговаривал с ним. Тем не менее, он страшным шепотом произнес:

— Тише, ваше величество. Мой названный отец, видимо, плохо спал прошлой ночью. Да и королеве своей выспаться не дал.

Император устремил на меня пронзительный взгляд — я наблюдал за ним сквозь полуопущенные веки, и сказал тоном ниже.

— Кто это, сын мой?

— Это король Верхней Волыни, его величество Яромир с супругой и королевой. Он пришел к вам, ваше величество, как равный к равному, и встретил такой нелюбезный прием. Ему даже не сразу подали кресло. Мне пришлось просить сидение для короля Верхней Волыни! А Верхняя Волынь — страна фантастических возможностей в плане торговли. Она даже может поставлять нам холодильное оборудование.

— Кто велел?! — император завизжал так, что я поневоле открыл глаза. — Кто посмел не доложить мне вовремя о таком редком и дорогом госте?!

Я потянулся в кресле и встал.

— Добрый день, ваше величество, — очень вежливым тоном проговорил я. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я позволил себе вздремнуть в ожидании? Время мое весьма дорого, так же как и ваше, я полагаю, и, так как я не нашел себе другого занятия, то решил поспать. Разве бедному королю дают возможность выспаться на просторе?

Конечно, император — большой чин, но я все ж таки был королем независимого государства, и я был в гостях у императора по его приглашению. Строгий церемониал Бхарата не допускал подобного обращения с гостем. Тем более, равным по званию и почти что равным по возрасту. Если Патнешвари и был старше меня, то не на много. В отцы-то мне он уж точно не годился!

— Прошу прощения, ваше величество, что заставил вас ждать, — еще одним тоном ниже проговорил император. — Вы сами знаете, дела! Садитесь же, прошу вас.

Я снова опустился в кресло. Кресло было довольно жесткое и не слишком удобное, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Милочка поерзала на своем, устраиваясь поудобнее. За время своего пребывания в Медвежке, Джамиля успела усвоить верхневолынский этикет, посему преспокойно оставалась в кресле и даже и не подумала встать. Пушьямитра стал сбоку от меня, Гита — сбоку от Милочки. Янош, Всеволод и Лучезар прикрывали тылы.

— Останетесь пообедать со мной, ваше величество? — продолжил император.

— Слишком много чести, да и просит не так, — шепнул мне Пушьямитра.

— Кому много-то? Уж не мне ли? — прошептал я в ответ и вслух добавил. — Благодарю вас, ваше величество, но я обедаю в доме у моего названного сына.

— Может быть, хотите освежиться прохладительным напитком, ваше величество? — продолжил Патнешвари.

— Соглашайтесь, — подсказал махараджа.

— Смотря каким, ваше величество, — вежливо отозвался я. Махараджа бросил на меня кинжальный взгляд.

— Могу я предложить вам стакан лимонада, ваше величество? — император решил уточнить свое предложение.

— Да, пожалуй, — задумчиво проговорил я.

Пушьямитра бросил на меня еще более красноречивый взгляд, но я уже разошелся. Правильно в свое время писал Филипп де Коммин, что коронованным особам всех мастей личные встречи просто противопоказаны. Потому как они привыкли хамить подданным, которым деться некуда, приходится терпеть, и, по инерции, хамят даже равным, хотя делать этого совершенно не надо.

Слуга поднес мне напиток в золотом кубке на серебряном подносе, богато украшенном драгоценными камнями. Я хотел было его взять, как вдруг вспомнил, что служанка в доме махараджи Шри-Ланки Ракета Кумара отпила из моего стакана, прежде чем подать его мне. Императорский же слуга воротил от напитка нос. И для какой-то надобности нацепил перчатки. Это при такой-то жаре!

— Испей, — приказал я, вспомнив прочитанный в детстве исторический роман.

Слуга побледнел, неловко повернулся и уронил стакан на пол. Всеволод невольно охнул, Пушьямитра встрепенулся и угрожающе взялся за кинжал длиной, этак, с руку. Его охрана, в свою очередь, взялась за ножи, подобных же размеров, и приготовилась к бою. Не знаю, как я выгляжу со стороны, но, вообще-то, особой храбростью я не отличаюсь. Зря меня ругает Всеволод, я очень осторожный человек. Вот и сейчас я решил притушить пожар, пока он не успел возгореться.

— И какого ракшаса все это значит? — негромко, но вежливо поинтересовался я.

Пушьямитра бросил на меня тревожный взгляд, а Патнешвари визгливо рассмеялся и извинился.

— Простите, ваше величество, ничего личного. Я просто хотел понять, король вы, или ловкий самозванец. Должен заметить, вы ведете себя как настоящий король.

— А если бы я не был королем?

Император равнодушно пожал плечами.

— Все равно, за самозванство полагается казнь.

Мой названный сын обеспокоился всерьез, хотя и оставил кинжал. Он прекрасно понимал, что бхаратских обычаев я не знаю, а мои хамские манеры могут, как выручить меня, так и наоборот, подвести под монастырь.

— Я думал, что моего ручательства достаточно, ваше величество, — высокомерно заявил он.

— Ты здесь по другому делу, как я понял, сын мой, — голос Патнешвари звучал все неприятнее и неприятнее с каждой произнесенной фразой. Высокое искусство, надо признать!

— Я тоже, — вмешался я, вставая и подавая руку жене, помогая ей встать. — А так как мы и так потеряли достаточно времени, то давайте завершим дела, и не будем тратить наше драгоценное время, и не будем отнимать у вас ваше. Хотя, может быть вы и не испытываете уважения и к этим вещам тоже. Итак, ваше величество, мой названный сын прибыл сообщить вам о своей женитьбе на хайдарабадской княжне Гите. Ты, кажется, говорил, что император должен подписать брачное свидетельство, сынок? Будьте столь любезны, ваше величество. Где твои бумаги, Митра?

Пушьямитра вложил брачные свидетельства в мою протянутую руку, я вытащил из кармана автоматическую ручку и подошел к императору. Не знаю, как принято решать подобные вопросы в Бхарате, а в Верхней Волыни они, и правда, решаются приблизительно таким образом. Я, конечно, не имею в виду моего бестактного замечания о бездарно потраченном времени. Но меня можно простить — все ж таки не каждый день меня пытаются отравить лимонадом в золотом кубке, да еще и на серебряном подносе.

Судя по реакции присутствующих, я нарушил все правила этикета, какие только существовали. Я даже поежился от нарастающей волны гнева. Сам я магию применять не решался. Берег силы на тот случай, если мне придется воздействовать на волю Патнешвари.

Император неожиданно легко согласился.

— Вы правы, ваше величество. И время у нас, в Бхарате, ценят не меньше чем у вас… Как махараджа Махараштры назвал ваше княжество?

— Королевство Верхняя Волынь, — я подал бумаги и показал. — Подпишите, пожалуйста, вот здесь, ваше величество.

Патнешвари взял мою ручку и принялся подписывать бумаги. Подписав все три экземпляра, он в притворном отчаянье приложил руку ко лбу.

— Я опять не помню, куда я положил свою печать!

— Ничего страшного, ваше величество, воспользуйтесь той, что носите на цепочке, на груди.

Император невинно улыбнулся.

— О, и правда, это она!

— Где здесь старший писец? — деловито поинтересовался я. — Или кто ведет журнал регистрации исходящей корреспонденции?

Пушьямитра поманил к себе одного из присутствующих, тот послушно подошел, что-то пометил на бумагах, сделал запись в журнале, который он держал подмышкой и вернул их мне. Я автоматически сжал их.

— Благодарю вас, ваше величество, господа, — я поклонился, правда, скорее, в стиле Верхней Волыни, — Не смею дальше отвлекать вас от ваших заговоров. Желаю всем приятно провести вечер!

Император, было, встал, потом встретился взглядом с Пушьямитрой, махнул рукой и сел.

— Прощайте, ваше величество, до свидания, дети мои. Надеюсь еще увидеться с вами до вашего отъезда из Паталипутры.

— Боюсь, что на этот раз не получится, — возразил махараджа, — Я должен проводить своего названного отца в Калькутту, а он уезжает уже через три месяца.

— Вечно все делаете в спешке! Ну что за молодежь пошла! — воскликнул император, быстро встал и вышел из зала.

Я, грешным делом, думал, что вот теперь нас точно растерзают. Но нет, императорские придворные кинулись поздравлять Пушьямитру и Гиту с заключенным браком, и с тем, что они так быстро закончили дела у императора. Несколько человек даже извинились передо мной, сообщив, что император уже два дня, как не в духе, а до этого просто свирепствовал.

Я переглянулся со Всеволодом и мы с ним дружно пожали плечами.

— Что ж, в чужую империю со своей конституцией не ходят, — философически заметил я, — Можно уже идти, Пушьямитра?

— Идемте, отец мой. Нет, господа, мы, и правда, не можем остаться на обед. Вряд ли отец получит от этого удовольствие, после этого инцидента, с лимонадом. А я бы хотел порадовать его перед отъездом в Калькутту.

Глава 21 Расставаясь, думай о следующей встрече…

Через несколько минут мы, всем нашим отрядом, уже шли по улицам города.

— У вас интересные обычаи, — говорил я Пушьямитре.

— Отец мой, я чуть с ума не сошел, когда понял, что это ничтожество вознамерилось отравить вас! Потому-то он и был потом таким сговорчивым — испугался, что разозлил меня. Император старается не связываться с махараджами, особенно если за плечами у этих махараджей такие княжества, как Махараштра, или Хайдарабад.

— А если бы он все же отравил меня?

Пушьямитра пожал плечами и невесело усмехнулся, — Извинился бы и сказал, что вы — самозванец. Настоящий, де, король, никогда не примет бокал, если из него не отпил слуга. Кстати, отец мой, как вы догадались? У вас же нет такой привычки?

— Ты знал, что он мог травануть меня?

— Нет, отец мой, клянусь, нет! Если бы знал, то предупредил бы вас, а то и сам бы вмешался в нужный момент. Неужели после всего, что было, вы считаете, что я способен предать вас?

— На то ты и князь, — я пожал плечами, потом увидел изменившееся лицо Пушьямитры и взял его за руку. — Не сердись, сынок. Я не считаю тебя способным на предательство. И никогда не считал. От тебя я жду скорее удар мечем в грудь, чем ножом в спину. То есть не я, конечно, а так, в принципе.

Пушьямитра поднес к губам мою руку.

— Простите, отец мой. Вас чуть не отравили, а я оказался неспособным защитить вас.

— Пустое, Митра, ты прекрасно защитил меня и всех нас. Если бы не твоя охрана, не думаю, что кто-нибудь из нас остался бы в живых.

Пушьямитра кивнул.

— Мне стыдно, что я втравил вас во все это. Но ничего, здесь, в Паталипутре, император не посмеет ничего предпринять. Слишком много глаз и ушей. А потом я лично провожу вас до границы, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Ох, отец мой, мне до сих пор не по себе!

Я ласково потрепал молодого человека по плечам.

— Главное, что все обошлось, сынок. Какие наши дальнейшие планы, Пушья?

Пушьямитра расхохотался.

— Вы неподражаемы, отец мой. Пойдем, пообедаем, или хотите прогуляться?

— А можно и то и другое?

— Всех наших людей тоже нужно накормить. Не предполагаете же вы явиться всем вместе в ресторан?

У меня перед глазами немедленно возникла картинка — вся наша компания, включая роту телохранителей махараджи, вваливается в ресторан, и интересуется свободным столиком скромных размеров. Примерно метров так двести квадратных. Я захихикал.

— Что вас так рассмешило, отец мой?

Я в красках расписал Пушьямитре свою последнюю идею. Тот рассмеялся.

— Хотите попробовать? Идемте. Тут неподалеку есть превосходный ресторан. В принципе, ничего сложного. Ну, подумаешь, придется выкинуть оттуда всех посетителей? В сущности, все это даже забавно.

Я подумал, и хотел было завозражать, но Пушьямитра уже загорелся новой идеей.

— Постой, сынок, ты говоришь, что бывал там. Ты что, ходил в ресторан такой вот тесной компанией?

— Просто, охрана не ужинала в ресторане. Им вынесли ужин сухим пайком, и они перекусили. А когда я с вами, мне будет просто неловко не покормить моих людей, как подобает. Ведь вам и в голову не приходит обедать без ваших людей.

— Не идеализируй меня, сынок. Как правило, мне не приходит в голову обедать с матросами на «Переплуте».

Пушьямитра засмеялся.

— Пойдемте в ресторан, отец мой. Думаю, мы повеселимся.

И мы повеселились. Хозяин ресторана был польщен и шокирован одновременно, когда к нему явился махараджа Махараштры и попросил накормить всю компанию. Он лихорадочно принялся подсчитывать число потенциальных едоков. Отказать Пушьямитре он не мог.

— Проходите, ваши высочества, проходите, господа. Ваше высочество, позвольте проводить вас за лучший столик.

— Столик на… — Пушьямитра принялся явственно пересчитывать по пальцам своих потенциальных сотрапезников, — на семерых. И, разумеется, столики для моих людей по соседству. И для моей охраны.

— Слушаюсь, ваше высочество.

В зале возникла нездоровая суета и через минуту нас уже подвели к столику. Судя по виду, это было два стола составленных вместе.

— Садитесь, ваши высочества, садитесь, господа.

— Присаживайтесь, отец мой. — Пушьямитра вежливо отодвинул мой стул.

Хозяин тем временем уже подносил напитки и закуски.

— Не суетитесь так, любезный, — я почувствовал, что шутка заходит не туда, куда нужно и если я снова пущу все на самотек, то мы до конца дня будем жевать всякие вкусности в местном ресторане. — Мы хотели только слегка перекусить. Принесите нам этих вкусных маленьких пирожков. Как ты их называл сынок?

— Самоса, — подсказал Пушьямитра.

— Да, самоса. И чай. А поужинаем мы у тебя, сынок.

Пушьямитра кивком подтвердил заказ, и хозяин притащил нам груду пирожков.

Слегка перекусив, мы отправились гулять по Паталипутре. Мне трудно передать впечатление от города. Он был индийским, и этим сказано все. Я только любовался причудливыми зданиями с ажурной резьбой по камню, яркой зеленью, женщинами, закутанными в сари и мужчинами в рубахах и дхоти. А гуляющие по улицам леопарды, антилопы и коровы вкупе с заклинателями змей, музыкантами и артистами, придавали городу совсем уж фантастический колорит.

На следующее утро, хотя не совсем уж и утро, дело было ближе к полудню, за завтраком, Пушьямитра предложил:

— Хотите съездить в Дели, отец мой? Там есть самый высокий в Бхарате минарет и железная колонна, которая стоит две тысячи лет и не ржавеет. А еще можно съездить в Агру. Там стоит знаменитый мавзолей Мумтаз-Махал. Очень красиво.

— Спасибо, сынок. Но высота минарета меня мало волнует, а на мавзолей мне смотреть и вовсе не хочется. Для меня Бхарат ассоциируется с буйством жизни и красок, с вашими ручными леопардами, и, конечно, с тобой. А ехать ракшас знает куда, чтобы посмотреть на надгробье… Знаешь, что-то не хочется.

Пушьямитра рассмеялся.

— А что бы вы хотели, отец? Что вам показать?

— Наверное, ничего. Давай лучше просто погуляем по городу, а потом сядем на корабль и тихо, неторопливо поплывем в Калькутту. И мне пора ехать дальше, да и у тебя полно дел.

— Вы, как всегда, мудры, отец мой, но мне не хочется расставаться с вами. Может быть, поэтому я и выдумываю различные маршруты экскурсий.

— За расставаниями следуют встречи, сынок.

— Ожидание предстоящей встречи, безусловно, смягчит боль расставания, но время, проведенное мною вдали от моего отца, покажется мне вечностью. Тогда как время, проведенное в вашем обществе, я считаю лучшим в моей жизни.

Кажется, к этому времени у меня уже выработалась привычка. На лице появилось выражение вежливой покорности, а в глазах — тоска по манере изъясняться нашего Яноша. Пушьямитра засмеялся.

— Не печальтесь, отец мой, я навещу вас раньше, чем вы думаете. Да, а вы дадите мне какое-нибудь письмо, чтобы меня пропустили к вам, в Медвежку?

— Хорошо, сынок. Дай бумагу, я напишу. И вот что. Тебе и Гите неплохо бы изучить верхневолынский язык. Давай сделаем так. Вы с Гитой обойдетесь сегодня без обеда и без ужина, а вечерком, часов так в двенадцать ночи, я магически обучу вас языку.

— Хорошо, отец мой. А вам можно будет кушать?

— Мне можно. Вот только чью мне взять лексику? Я не подхожу, потому как, я буду накладывать заклинание, Янош и Джамиля не подходят, так как у них в крови их родные языки, Лучезар несколько специфически выражается. Остается Всеволод. Севушка, завтракай хорошо. Тебе тоже не придется ни обедать, ни ужинать.

Всеволод со вздохом подложил себе на тарелку еще сладкого пирога.

Мы прожили во дворце Пушьямитры неделю. Все это время мы отдыхали, отсыпались и много гуляли по городу. Наконец, первого июля, вся наша компания неохотно погрузилась на корабль. Еще через десять дней «Переплут» пришел в порт под названием Кокс-Базар.

— Скажи, сынок, здесь что, добывают уголь?

Пушьямитра удивился.

— Это вы подумали из-за названия? По-моему, нет, отец мой. Кажется, его здесь продают.

— В самом деле?

— Если можно верить названию, отец мой, — улыбнулся махараджа, — Погуляем по городу напоследок?

— С удовольствием, сынок.

Мы погуляли немножко, потом еще немножко. Дня через три я, наконец, сказал со вздохом, перейдя к десерту за ужином:

— Пора, сынок. Утром будем расплываться в разные стороны. Ты пойдешь в Бомбей, а я… Я пойду вдоль побережья, заходя по пути во все крупные порты до Пекина включительно. А, может, и не дойду до Пекина. Там видно будет. В общем, планы у меня самые расплывчатые.

Пушьямитра печально кивнул.

— А когда вы будете у себя, в Верхней Волыни?

— Не знаю, сынок. Думаю, месяца через три-четыре.

Пушьямитра подумал.

— Я приеду к вам, отец мой. Не знаю пока когда смогу, но, думаю, довольно скоро.

— Учти, сынок, ты не сам по себе, за тобой княжество.

— Разве я не знаю? — горестно вопросил махараджа. — Да будь я сам по себе, обязательно поехал бы с вами. А если бы вы не взяли меня, то нанялся бы матросом к капитану Лучезару.

Я улыбнулся и приласкал молодого человека. Все-таки, доброе слово и махарадже приятно.

На следующее утро все мы поднялись с постели непривычно рано, наскоро позавтракали — предстоящий отъезд лишал нас аппетита, и стали прощаться. Я с удивлением думал, что вот знакомы мы с Пушьямитрой около трех месяцев, а я, и правда, начал относиться к нему, как к родному. И мне было грустно расставаться с ним.

Я в последний раз обнял Пушьямитру, он со слезами на глазах простился со мной, Милочкой и Яношем. Мы поднялись на борт «Переплута», Пушьямитра с Гитой поднялись на борт «Хайдарабада». Я помахал рукой и увидел своего знакомого писца. Он смотрел на своего князя и записывал что-то в свою тетрадь. Позже Пушьямитра прислал мне записки своего секретаря. Я уже приводил оттуда выдержку. Приведу еще одну.

«…Махараджа Пушьямитра, бледный и расстроенный и очень скромно одетый — в самом деле, в последние дни он не носил драгоценные украшения, приличествующие его высокому положению, стоял на корме «Хайдарабада», обняв молодую жену. Из глаз его текли слезы. Махараджа провожал глазами корабль короля Верхней Волыни и шептал:

— Я приеду к вам, отец мой, обязательно приеду»…