Стражи границы

Глава 1 А может съездить в Китай?

Милан проснулся от того, что у него зверски болела голова, и пересохло горло. При том еще и во рту на ночь разместились лошади из ближайшей конюшни. Молодой человек с трудом разлепил глаза и увидел, что он в какой-то совершенно незнакомой комнате. Он попытался вспомнить, как здесь оказался. Милан еще помнил, как вчера они сели в карету и поехали во дворец Яромира, потом они отмечали встречу, Зеленые Ветки, потом еще что-то, а вот что было дальше?

Милан встал, придерживая голову двумя руками, и огляделся, по возможности не шевеля головой. В комнате было одно окно и две двери. Логично было предположить, что меньшая вела в ванную.

Через четверть часа молодой человек вышел из ванной, несколько приободрившись, и поискал глазами одежду. Та обнаружилась на стуле у окна. Милану показалось, что вчера он был одет во что-то другое. Но орден Зеленой Ветки был приколот у кармана спортивной куртки. Ну, конечно же, вчера на нем был пиджак!

Молодой человек натянул рубашку, брюки, стал было надевать туфли, когда заметил блеск на левой руке. Милан поднес руку поближе к глазам, потом отставил ее сколь возможно. Ничего не изменилось. На безымянном пальце сверкало кольцо. Крупный бриллиант в изумительно красивой оправе. Некоторое время Милан ловил бриллиантом солнечные зайчики, потом один из этих зайчиков высветил потемки, где таились воспоминания о вчерашнем вечере.

— Ну, конечно же! — воскликнул он и поморщился, когда речь отдалась в голове резкой, пульсирующей болью. — Это Янош.

Милан накинул куртку — его что-то морозило, и вышел в поисках объяснения, где он и что с ним. Из комнаты дверь вела в коридор. Там Милан постоял несколько минут, соображая куда идти, прислушался и пошел на голоса. Он вошел в дверь и оказался в отвратительно светлой комнате. За накрытым столом сидели Вацлав, Яромир, Янош и Стас.

— Задерните же шторы! — простонал молодой человек и сделал шаг к окну.

— Садись, мой мальчик, выпей пива, — пригласил Вацлав.

— О!

Милан взял протянутую кружку и залпом выпил сразу половину содержимого. Потом вновь глянул на окно. Янош, наконец, понял намек, встал и задернул шторы. В комнате возник приятный полумрак.

Милан придвинул к себе стул и сел на свободное место между Яношем и Вацлавом, напротив Яромира.

— Кто-нибудь объяснит мне, где я и что я здесь делаю?

— Ты у меня, Милан, — сообщил Яромир.

Милан потер виски.

— Сколько же я вчера выпил?

— Много, — отозвался Вацлав.

— Сам знаю. Теперь я понял, почему ты никогда не пьешь.

— Я, кажется, тоже, — засмеялся маг.

Милан поморщился.

— Поешь немного и выпей.

Милан нехотя взял вилку и принялся ковыряться в салате. Яромир отвернулся, чтобы его не стошнило.

— Янош, ты подарил мне кольцо?

Янош улыбнулся.

— Ну, ты даешь!

Милан снял кольцо с пальца и протянул молодому человеку.

— Это же кольцо с одним из тех камней, с которыми вы с Вацлавом так долго таскались. Я оставил три камня на память и заказал кольца тебе, Вацлаву и себе.

— Спасибо, Янчи. Но, право же не стоило.

— Ты уже говорил это вчера.

Милан пожал плечами.

— У меня полный провал памяти. Чем ты меня напоил вчера, Ромочка?

Яромир засмеялся.

— Мог бы сделать над собой усилие и вспомнить, что я говорил тебе вчера, что так меня называет только Вацлав.

— Ох, простите, ваше величество.

— Не шарахайся из крайности в крайность. Я же говорил тебе — ты, Яромир.

— Я — Милан, это ты Яромир, Ромочка. Ох, господа, кажется, я вспомнил.

— Что именно?

— Как мы вчера рассказывали про наши приключения. Только какого черта ты не набил мне морду за подобную фамильярность?

— После такой-то анестезии? — улыбнулся Яромир.

Вацлав откровенно веселился, глядя на брата и секретаря.

— Вчера вечером я понял, почему Вацлав назначил тебя своим заместителем, Милан, — сообщил Стас. — Ты на редкость разносторонний человек. Вчера полвечера ты рвался поехать в Китай, полвечера ругался с Вацлавом, на чем свет стоит, еще полвечера пересмеивался с Яромиром, а оставшееся время призывал меня наладить производство ритуальных ножей для харакири.

— В Китай?.. Ах да, в Китай. Это же вы собирались в Китай, Яромир.

— Можешь говорить мне ты, я уже привык к этому.

— Но зачем ты собирался в Китай, убей, не помню! — посетовал Милан и выковырял-таки из салата кусочек огурца.

— Эликсиры, мой мальчик, — пояснил Вацлав. — Мы вчера полвечера пили за выздоровление Ромочки. То, что мы привезли из Трехречья и Московии, повлияло на Яромира чудесным образом. Может быть, ты думаешь, что все это время я занимался государственными делами? Нет, я лечил Ромочку. И, как видишь, он в полном порядке.

— Так что же ты не хочешь отпустить меня в Китай? — улыбнулся Яромир.

— Окрепни сначала. Вчера сделал пятиминутное объявление и запыхался.

— Я же сказал, что поеду после твоей свадьбы.

— Ты поедешь не раньше чем через год. Ты просто не знаешь, как утомляет дорога. Мы с Миланом катались полгода и очень рады, что, наконец, дома.

— Вчера Милан тоже рвался в Китай, — возразил Яромир.

Вацлав поморщился.

— Он просто думал, что это название соседней деревушки.

— Я не настолько тупой, — обиделся Милан.

— Да, а кто тебе сказал, что китайцы делают харакири?

— А кто?

— Японцы.

— Я думал, это рядом.

— Япония утонула в последнюю войну. Так что теперь, боюсь, ножи для харакири не найдут спроса.

— Какая жалость! А мы вчера так все хорошо придумали. Кстати, Вацлав, сколько половин бывает в целом? С ваших слов я насчитал уже четыре.

— А сколько тебе нужно?

Милан улыбнулся и сунул ранее извлеченный из салата огурец в рот. Яромир снова отвернулся. Он, безусловно, поздоровел, но смотреть, как Милан пытается позавтракать с похмелья, было выше его сил.

Вацлав вздохнул, встал и принялся массировать виски своего доверенного секретаря.

— Учти, Милан, я делаю это в первый и последний раз.

— Ты опять спасаешь мне жизнь.

— А что мне остается делать? Мне, почему-то кажется, что Лерочка предпочтет видеть тебя живым, а значит и Ларочка тоже. Мне проще тебя полечить, чем отвечать перед невестой. Вспомни, за что мы пили оставшуюся половину вечера.

— Пятую или шестую? — Милан ожил настолько, что даже усмехнулся.

— Неважно. Неужели не помнишь?

Милан отстранил руки шефа.

— Ты получил вести с границы. Помню. И через пару месяцев… Вацлав, я побежал готовиться к приему невесты!

— Сиди уж. Бронислава все устроит наилучшим образом, если, конечно, ты не станешь путаться у нее под ногами…

Почему-то когда я вспоминаю прошлое, эта сцена встает у меня перед глазами, как будто все это было вчера. Похудевший за полгода Вацлав, его миловидный секретарь, Стас, похожий на Емелю в отставке и Янош, похожий на античного бога с громадными синими глазами. Может быть потому, что именно в этот день я впервые за последние лет так десять чувствовал себя здоровым?

Еще месяц назад я мечтал только о том, чтобы дожить до возвращения Вацлава. Повидать его напоследок и передать ему дела в целости и сохранности.

Вацлав постарался приехать так, чтобы вписаться в мой график, как он его помнил. А я вот уже две недели не вставал. Вацлав пришел в ужас, увидев меня. Я не люблю, когда он это делает, но он буквально насильно вдохнул в меня свою кровь и новую жизнь. Потом в дело пошли разнообразные бутылочки, потом меня за шкирку вытащили на травку. По дороге Вацлав втолковывал, как приятно полежать под теплым солнышком. Он не учел только одного. Приехал он ко мне часов в шесть, пока он провозился с более или менее традиционными способами лечения, солнце благополучно успело сесть. Вацлав охнул.

— Уже одиннадцать часов, а ты еще не ужинал! Ну ладно, сейчас проведем сеанс трехреченской магии и пойдем, поедим. Кстати, тебе повезло, что сейчас такая прекрасная, лунная ночь. Для начала это гораздо лучше, чем яркое летнее солнце. Раздевайся, Ромочка, и ложись на травку. Я лягу рядом и помогу тебе. В первый раз это нужно показать. — И тихо добавил. — И во второй тоже.

Раздеваться мне не хотелось. Ночь была теплая, но ветерок дул довольно освежающий. Я и в одежде-то мерз. А уж при мысли, что нужно лечь на холодную землю меня просто била крупная дрожь.

— Вацлав, пожалуйста, подожди пару-тройку дней, я еще належусь и на земле и под землей.

Меня встряхнули за шкирку, как мелкого воришку, пойманного за кражей петушка на палочке, и довольно-таки грубо сорвали одежду до последней тряпицы. Было темно, поэтому Вацлав не видел, что я весь покрылся гусиной кожей. Он ухватил меня за талию и уложил на траву.

— Раскинь руки и ноги, Яромир. Протяни мне руку.

Честно говоря, сделал я это с удовольствием. Его рука была хотя бы теплой. Постепенно я тоже начал согреваться. Я вдруг почувствовал себя необыкновенно легко, как будто мои многочисленные хвори вдруг отступили с тем, чтобы больше никогда не вернуться. Я вытянулся поудобнее и стал задремывать. Внезапно до меня дошло, как мы забавно выглядим со стороны, и я расхохотался.

— Ты что, Ромочка?

— Представляешь, если мы сейчас заснем, а утром нас здесь обнаружит садовник.

Вацлав засмеялся.

— Пойдем в дом, Ромочка. Пора ужинать.

Я и сам к тому времени почувствовал зверский голод.

— Когда же я ел в последний раз? — спросил я у звезд над головой.

— Думаю, в обед, — предположил Вацлав.

— Может быть, — согласился я. — Только когда он был, этот обед? Что не сегодня, это точно. И не вчера.

Вацлав застонал.

— Тебе повезло, что я не присутствовал при этом. Честное слово, я испытываю большое желание намылить тебе холку!

— Я испытываю аналогичное желание, Вацлав, вот только для осуществления оного у меня не хватит сил. В самом деле, бросил на меня все дела и смотался почти на семь месяцев. А я здесь расхлебывай все за двоих!

Вацлав поддержал меня за плечи.

— Вот поздоровеешь немного, тогда, пожалуйста. Я все-таки не зря съездил, Яромир.

Мы вернулись во дворец. В коридорах дворца, несмотря на поздний час, наблюдалась непривычная суета. Кажется, дневная смена служащих не решалась уйти, зато ночная демонстрировала, что теперь ее очередь. Завидев нас, служащие резко активизировались. К нам подошел Всеволод, начальник королевской службы безопасности.

— С приездом, господин Венцеслав! Очень рад видеть вас в добром здравии. Я могу вам чем-нибудь помочь? — добавил он, заметив озабоченный взгляд Вацлава.

Мда, за время отсутствия Вацлава я успел позабыть, кто в доме хозяин. В последние десять лет это был Венцеслав и никто кроме. Ко мне относились, как к уходящему прошлому. Как к короткой, в наших краях, зиме. Но Всеволод! Его-то положение обязывает хранить мне лояльность! Впрочем, он так и делает.

— Распорядитесь подать легкий ужин на двоих в комнаты Яромира. Блюд пятнадцать, не больше. И пару бутылок красного вина.

Всеволод сделал кому-то знак, в коридоре слегка освободилось место. Я привычно оперся на руку брата, потом отстранился. Не стоит потакать себе. Я не столько немощен, сколько изнежен и избалован. К моему удивлению, Вацлав не протестовал. Я оглянулся на него — он улыбался. Очень устало, и в то же время, очень довольно.

Пока мы дошли до моих комнат, на столе уже стояло вино и кое-какие закуски. Любим руководил подносом прочих блюд.

— Спасибо, Любим, этого нам хватит, — поблагодарил я.

Любим оглянулся на Вацлава за подтверждением приказа, тот покачал головой, я слегка поморщился. Все-таки я успел забыть, кто в доме хозяин. Если бы Вацлав не любил меня, то я бы не был королем Верхней Волыни уже, как минимум, десять лет. Впрочем, если бы он дошел в своей любви до самопожертвования, то я не был бы королем лет так пять. Тогда здоровье мое окончательно расстроилось и я начал заводить речь об отречении от престола. Вацлав никогда не соглашался. В этом отношении, он всегда был крайне непоследователен. Сам он никогда не стремился к королевской власти, но, одновременно, всегда считал, что отстранение от власти будет неприятно мне. Посему, вместо того, чтобы отпустить меня отдыхать на теплое Адриатическое море, он лечил меня всеми доступными ему методами. Мда, если бы не это, он бы сидел в моем кресле уже года четыре.

Любим проруководил доставкой на стол провизии, которой бы хватило примерно так на неделю, и сказал, что через полчаса подаст горячее. Вацлав вежливо попросил его сначала спросить. Может быть, горячее нужно будет подать чуть попозже, а мне, де, нужно расслабиться, выпить вина, и хорошо поужинать, и я сразу поздоровею. Я засмеялся и подумал, что действительно голоден. Впервые за последние две недели.

Вацлав налил мне вина.

— Выпей, Ромочка. И поверь, теперь все будет хорошо. Клянусь, и месяца не пройдет, как ты будешь совсем здоров.

— Ты приехал, и мне стало лучше, Вацлав. Просто, ты очень долго ездил.

Вацлав нахмурился. Я впервые заметил, что Вацлав осунулся и похудел в своем путешествии.

— Ты приехал сразу ко мне?

— Нет, я из дома. Я приехал сегодня к обеду. Я не думал, что ты до такой степени распустился, мой милый, поэтому не хотел мешать тебе в решении государственных дел. Я оставил дома моих спутников, о, ты должен с ними познакомиться, Ромочка, и приехал. Вот, выпей еще вина.

Я выпил.

— Где же ты был?

— Долго рассказывать, — Вацлав остановил мою руку, потянувшуюся за второй порцией салата. — Поешь лучше паштета, Ромочка, тебе нужно восстановить кровь, а значит, нужно есть много мяса и печенки. А минут через десять подадут горячее. Кстати, где болтается этот твой бездельник Любим?

— За время своего отсутствия ты стал еще большим деспотом, чем был. Это тебя так избаловал твой секретарь? Или же он оказался таким бездельником, что тебе пришлось шугать его днями и ночами, чтобы он передвигал ноги?

Вацлав серьезно посмотрел на меня.

— Не говори так о Милане, Ромочка. Если бы не он, меня бы уже не было в живых. Он заслонил меня своей грудью и принял предназначенную мне стрелу. А потом еще…

— Так он погиб? — меня охватил озноб. Какие бы знания ни приобрел мой брат в своих странствиях, они не стоили человеческой жизни. Даже если он сможет спасти меня. В конце концов, одна человеческая жизнь стоит другой, только вот для нас ценнее жизни наших родственников, друзей и близких.

— Мне удалось спасти его. В первый раз еще было ничего, но во второй… Стрела пробила аорту. Если бы не Стас, мне бы не удалось вытащить Милана. За это я обещал Станиславу Зеленую Ветку третьей степени.

— Какой это Станислав? — на этот раз я отхлебнул вина без напоминаний Вацлава.

— Тот самый, по рецепту которого изготовлен твой любимый столовый прибор. — Вацлав поднял вилку из прозрачной стали.

— А… А почему только третьей?

— Потому что первая стрела, которая попала в Милана, была выпущена им. Только целился он в меня.

— Что?! — я невольно привстал и потянулся к звонку.

— Он принял меня за другого, — пояснил Венцеслав. — За Воспреемника Души Трехречья.

— А кто это?

Но в этот момент подали мясо под грибным соусом, и Вацлав принялся сосредоточенно меня кормить.

После ужина мне было велено ложиться спать. Вацлав выглядел таким усталым, что я не решился возразить. Еще бы, человек ехал почти без остановок от самой Москвы. И хотя мне очень хотелось расспросить его обо всем, я решил подождать с этим до завтрака. Конечно, накопилась куча дел — первые пару месяцев я вел и свои дела и его, потом княжеские дела я забросил, а в последние две недели бросил и свои. Но лишний день погоды не сделает. Должен же я был побыть хоть немного с братом напоследок!

Но у Вацлава были другие планы. Он разбудил меня, когда было еще совсем темно, велел надеть халат и идти с ним на лужайку встречать рассвет.

— Ты с ума сошел, — было холодно, меня била дрожь, и я громко стучал зубами.

— Поговори у меня, — огрызнулся брат. Я вздохнул и покорился своей участи. Мы вышли в сад на открытую зеленую лужайку и легли на холодную, мокрую от росы траву. Вацлав взял меня за руку, я расслабился. На небе показались первые проблески зари. Меня охватила легкость. Казалось, я мог воспарить на вот этом вот розово-золотистом лучике солнца.

Потом меня снова поили какими-то эликсирами — последний пунктик моего Вацлава, и кормили завтраком. После чего позволили идти досыпать.

В полдень Вацлав снова вытащил меня на лужайку. Я уже начал звереть. Это же не брат, это изверг какой-то! Поспать не дает в спокойной обстановке. А если вспомнить вкус той настойки, которой он меня потчевал, то его смело можно было назвать палачом с садистскими наклонностями.

Тем не менее, на третий день я чувствовал себя вполне хорошо и потребовал у Вацлава, чтобы он познакомил меня со своими спутниками. Особенно я хотел увидеть Милана. Я должен был надлежащим образом отблагодарить его. Жизнь брата для меня значит очень много, и за его спасение я хотел не только наградить молодого человека высшим орденом страны, но и обеспечить ему безбедную жизнь до конца дней. Да что там, дай мне волю, я бы озолотил его!

— Орден — это свято, — согласился Вацлав. — Зеленая Ветка очень красива, Милану понравится. А с остальным не спеши. У нас с Миланом свои счеты и у меня на счет него далеко идущие планы. Я хочу попробовать его на месте своего заместителя.

К этому времени Вацлав уже, так и быть, согласился стать моим соправителем официально. До этого он занимался этим на правах наследника престола и спихивал на меня всю ответственность за свои причуды. Впрочем, он прекрасный руководитель и неплохой политик. Не знаю, как это ему удается, но его любят все наши служащие. Или почти все.

Я засмеялся, при мысли о том, что Милан, по мнению моего брата, должен оценить орден исключительно за оформление. Потом посерьезнел.

— Ты же говорил, что он бездельник.

— Это он так говорил. Ничего — попробуем — узнаем. А пока тебе придется удовольствоваться Яношем. Он тебе расскажет душещипательную историю о сирых и убогих. Тебе понравится. А если он даст тебе ее почитать, то я поручусь за твое скорейшее выздоровление. Чем читать этот бред лучше работать, даже без выходных.

— А зачем я буду это читать? — не понял я.

— Чтобы не обидеть Яноша. У рабов, понимаешь ли, тонкая душевная организация, к тому же о них некому заботиться, кроме их хозяев.

— У кого?!

— Я разве забыл тебе рассказать? Я купил Яноша в Угории за двести корон, в пересчете на наши деньги.

— Что ты сделал?!!

Вацлав засмеялся.

— Я так и думал, что ты захочешь прибить меня за это. Не волнуйся, Ромочка. Я купил его. Точнее, его дядюшка сплавил мне его за бесценок.

— Продать за двести корон собственного племянника!

— На самом деле он продал его гораздо дешевле. Дело в том, что в придачу к Яношу он всучил мне бриллиантов на миллион. Представляешь, сколько стоит сам мальчишка?

— Нет. Но зачем?

Вацлав пожал плечами.

— Паренек оказался богатым наследником. Его подставили и приговорили к пожизненному рабству меньше, чем за месяц до его совершеннолетия, когда он бы мог элементарно откупиться. А его любимый дядюшка встретил нас с Миланом на дороге и буквально навязал его нам, попросив в письме вывезти его из страны.

— К пожизненному рабству? — недоумевающе переспросил я.

— Да. Ты же помнишь, мы как-то читали, что в Угории возродили старые патриархальные традиции. Так вот, на деле это выразилось в том, что вместо государственных тюрем в стране введено частное рабовладение на различные сроки. От одного года до пожизненного. А срок — сам понимаешь, очень многое зависит от интерпретации.

— Бедный мальчик. Слушай, мы должны позаботиться о ребенке. Ты говоришь, что тебе дали бриллиантов на миллион?

— Или около того. Я же не оценщик.

— Ну, на эти деньги он прекрасно проживет. Нужно только помочь ему правильно разместить капитал. И еще нужно купить ему дом. Слушай, а может он поживет у тебя? Бронислава о нем позаботится.

— Там будет жить Милан. Я же говорил, мы собираемся жениться.

— С кем?

— С Миланом.

— Он мужчина, Вацлав. Такие браки у нас не регистрируют.

— Чем ты слушал, Ромочка? Или я не сказал, что встретил в Москве девушку своей мечты? Так вот, она оказалась сестрой возлюбленной Милана.

— С вами не соскучишься! Тогда подыщем твоему Яношу чего-нибудь другое. А пока, пусть поживет у меня.

— И почитает тебе о бедных и умственно убогих. Знаешь, история о бедной, но честной, поначалу, девушке, которая считала, что рай с милым возможен исключительно в шалаше и никак иначе.

Я кивнул.

— Ладно, тащи его сюда. И Стаса тоже.

— Стаса, пожалуй, еще рано. Ты пока что твердо настроен испепелить его взглядом. И хорошо еще, если только взглядом. Вот остынешь немного, тогда, пожалуйста.

Я сдался.

— Делай, как считаешь нужным, Вацлав. В конце концов, ты все равно так сделаешь.

На четвертый день, после утренней медитации на травке, за завтраком к нам присоединился Янош. Высокий, статный — из такого можно двух, таких как я, выкроить, с вьющимися темно-русыми волосами и громадными темно-синими глазами. Он застенчиво поздоровался со мной, с аппетитом уничтожил большую часть стоящих на столе продуктов и серьезно принял поручение Вацлава присмотреть за мной.

— Ложитесь, Яромир, вам надо поспать, отдохнуть.

— Пока не хочется.

— Ничего. Я почитаю вам что-нибудь скучное, и вы прекрасно заснете. Знаете, я купил в Москве одну книжку. Написана прекрасным языком, можно буквально любоваться текстом — до чего хорош!

— Красиво напечатано, что-ли?

— Красиво, — согласился Янош. — В общем, с точки зрения стилистики вы не найдете к чему придраться. А вот ежели попробуете отыскать хоть какой-то смысл, то непременно заснете от непомерных умственных усилий.

Я удивился.

— Ты такого низкого мнения обо мне? Что ты там ему наговорил, Венцеслав?

— Ничего, кроме хорошего, — возразил Янош. — Но, понимаете, Яромир, я и себя дураком не считаю, а о чем там написано, даже под пыткой не скажу.

Вацлав расхохотался и сказал, что пойдет заниматься делами. Я остался на попечении Яноша.

Глава 2 Целительная сила искусства

Это утро началось вполне обычно. Утром Вацлав зашел за Яромиром для утренней медитации на травке, затем они вернулись во дворец и позавтракали в компании Яноша. А потом Вацлав ушел, как всегда, попросив Яноша присмотреть за его братом.

Янош выбрал именно этот день, чтобы поведать королю Верхней Волыни историю о бедной, но честной девушке, которая считала, что рай с милым возможен исключительно в шалаше. Яромир веселился вовсю. Не то чтобы в Верхней Волыни не было такого рода литературы, просто у короля никогда не хватало времени читать подобные литературные опусы.

Яромир чувствовал себя окрепшим настолько, что предложил пройтись по саду. Там, де, Янош продолжит свой рассказ. Он откинул одеяло, встал с постели, сделал пару шагов и осел на пол. Янош подхватил короля, бережно уложил на кровать и высунулся в коридор.

— Полковника Всеволода сюда, немедленно, — попросил он.

Всеволод дежурил неподалеку от королевских покоев и явился к Яношу незамедлительно.

— Господин Всеволод, разыщите, пожалуйста, Вацлава, пусть срочно идет сюда.

— Вы имеете в виду князя Венцеслава? — холодно осведомился полковник.

— Называйте его, как хотите, но чтобы он через пять минут был здесь! Понятно?

Всеволод высокомерно поднял бровь, но Венцеслава все-таки разыскал.

— Янош велел вам бежать к нему, князь, — сообщил он.

— Что-нибудь с Яромиром? — обеспокоился Вацлав и, не дожидаясь ответа, побежал в покои короля. Увидев лежащего без чувств Яромира, Вацлав не на шутку встревожился. Он подошел, выравнивая на ходу дыхание, и внимательно осмотрел брата.

— Или я ничего не понимаю, или он совершенно здоров, — пробормотал Венцеслав.

— И в обморок он упал от избытка здоровья, — вставил Янош.

— Нет, от недосыпания, мой мальчик. Видишь ли, я продолжаю вытаскивать его в парк и по ночам тоже, чтобы он взял силу звездной ночи. Боюсь, что с этим теперь придется кончать.

— Вы не хотите привести его в чувство?

Вацлав сел на край кровати, подумал, потер виски себе, потом потер виски Яромиру, еще подумал и похлопал брата по щекам.

— Какого черта? — вежливо поинтересовался Яромир, открывая глаза.

— Отнеси этот вопрос к себе, Ромочка, — посоветовал Вацлав. — Падаешь в обморок, до смерти пугаешь Яноша, так, что он разгоняет всю твою службы безопасности, включая Всеволода, и вытаскивает меня с совещания.

Янош смущенно улыбнулся.

— Думается, Вацлав, что это я во всем виноват. Я с утра рассказывал Яромиру вашу любимую историю, вот он и не выдержал.

Вацлав засмеялся, потрепал Яноша по плечам и предложил выйти в сад. Все равно близится время дневной медитации…

На самом деле, до этой истории Янош добрался только через неделю, или около того. До этого он читал мне или ту прекрасную, бессмысленную прозу, которую так широко разрекламировал, или Одиссею. Одиссею мы с ним любили больше, но от той прозы я очень хорошо засыпал. И еще Янош рассказывал мне о путешествии с Вацлавом, Миланом и Стасом в страну Волхвов. Гораздо более подробно, чем это можно было вытянуть из моего брата, даже при помощи клещей и прочих пыточных приспособлений. В его рассказе так часто встречалось имя Милана, что мой интерес к нему возрос еще более. Послушать Яноша, так Милан самый добрый, умный, великодушный, веселый и надежный человек на земле. Иногда, правда, он прерывал дифирамбы Милану, чтобы отдать должное моему Вацлаву. В описании Яноша тот выглядел средоточением всех мыслимых добродетелей, перемешанных со сказочным могуществом.

Я слушал с большим интересом. А однажды решился расспросить Яноша о том, как случилось, что он стал рабом моего брата. Громадные синие глаза Яноша наполнились слезами, длинные, густые ресницы предательски задрожали и я обругал себя за бесчувственность. Говорил же мне Вацлав, что раб — существо тонкое, о нем заботится надо. А я, как всегда, принял его слова за шутку.

— Меня обвинили в растрате, — ответил Янош, не опуская глаз. — А так как я учился на финансиста и уже имел диплом бухгалтера, то сочли, что я даже образование соответствующее получаю исключительно с преступными целями. Будь я к тому времени совершеннолетним и владей своими деньгами, я бы покрыл недостачу из своего кармана, хотя, клянусь, к ней я не имел никакого отношения. Но меня осудили за месяц до моего совершеннолетия и приговорили к пожизненному рабству. Мне повезло, что дядя Гойко продал меня Вацлаву, хотя тогда я так и не думал.

— Он тебе не понравился? — заинтересовался я.

Янош пожал плечами.

— Тогда мне было все равно. Один хозяин, другой, хорошего я не ждал. А тот день я еще мог провести на свободе. Я даже хотел просить дядю одуматься и позволить мне последний день побыть с ним, чтобы он продал меня завтра… Хорошо, что я этого не сделал. Вряд ли бы дядя отказал мне, а другого такого, как Вацлав, я бы точно не встретил.

— А почему ты не попросил?

— После этого разговора я все равно не чувствовал бы себя свободным. В конце концов, я подумал тогда, что дяде не терпится от меня избавиться, точнее, не от меня, а от обязанности меня продавать. А Вацлав… Знаете, Яромир, сначала он не доверял мне, а Милан все говорил, что я должен от них сбежать. Я бы и сбежал, они мне предоставили для этого все возможности, да куда? И зачем? Кроме того, Вацлав и Милан так заботились обо мне, что я чувствовал себя обязанным отплатить им тем же.

Янош снова принялся описывать прекрасные душевные качества Вацлава и Милана, которые, на этот раз, выразились в том, что они кормили, одевали и укладывали спать своего раба так, словно он был свободным гражданином. Честно говоря, от всего этого мне поплохело. Нет, я понимал, что Янош не мог не испытывать признательности к Вацлаву и Милану, которые правдами и неправдами вытащили его из страны, где его не ждало ничего хорошего и привезли сюда, где он мог, по крайней мере, распоряжаться собственной судьбой по своему усмотрению. Более того, они даже не наложили лапы на бриллианты, которые его дядюшка сунул в обруч раба. Конечно, если бы они поступили по-другому, я бы удивился, более того, узнай я об этом, почувствовал бы настоятельную необходимость вмешаться, но Янош, после того, как его продали родные за какое-то жалкое поместье, был преисполнен благодарности и восхищения.

По поводу бриллиантов Янош испытывал большие сомнения. Ему очень хотелось как-то отблагодарить Вацлава и Милана. Но Вацлав высокомерно заявил, что он, де, князь, и посему до подобных мелочей не опускается, а Милан никогда бы не стал заботиться о Яноше, ежели бы думал, что тот предложит ему за это чаевые. Тогда молодой человек решил заказать для них кольца. Об этом он посоветовался со мной, я порекомендовал ему ювелира, которому он заодно продал остальные камни. Так как сделка проходила под моим наблюдением, естественно через Всеволода, то Янош получил за свои камешки около миллиона. Насколько я знаю наших акул, сам бы он продал их не больше, чем за полцены. Янош полностью разделял мое мнение. Он даже сказал, что Милан однажды предложил ему продать камешки через Вацлава, предложив тому десять процентов комиссионных. Этот Милан, как видно, большой шутник. Мне не терпелось познакомиться с ним.

Но познакомился я сначала не с Миланом, а с его работой. Еще до отъезда из страны Вацлав много рассказывал мне о прекрасных деловых качествах своего секретаря. Судя по его рассказам, аппетит у Милана был неплохой. Особенно на выпивку. А что касается остального, то я был уверен, что если Милан действительно таков, как это расписывает мой братец, то он плюнет, заберет жалование за истекший период и слиняет в ближайший кабак.

Собственно говоря, секретаря Вацлав взял исключительно по моему настоянию. Дело в том, что Вацлав вбил себе в голову, что поедет в Трехречье исключительно с подписанными мной подорожными документами. Я сказал, что подпишу только на двоих. Вацлав немедленно вызверился и поклялся, что возьмет первого попавшегося человека с улицы и на следующий же день дал объявление в Медвенковских ведомостях. Собственно, отсюда и взяла начало его клятва ехать исключительно со случайными попутчиками. Но, как я понял, с Миланом ему повезло. Просто, молодой человек вместо того, чтобы рекламировать свои достоинства раздул свои недостатки и с серьезным видом отстаивал первый попавшийся ему на язык тезис. Как я понял, в тот раз он проповедовал пофигизм.

Вернувшись в Медвежку, Вацлав написал Милану и попросил разобрать бумаги. Несмотря на то, что мое мнение о Милане сильно изменилось к лучшему, ничего путного из этой авантюры Вацлава я не ждал. Да, конечно, Венцеслав тоже был мальчишкой, когда занялся этой работой, но он с детства был знаком с этими проблемами и мы всегда обсуждали с ним, что бы мы сделали, будь мы уже большими. А Милан имел прекрасное образование и ничего кроме. Ни опыта, ни сведений о предыдущих аналогичных проблемах.

Через три недели от Милана поступила увесистая папка бумаг. Мы с Вацлавом просидели два дня, разбирая бумаги, и пришли к выводу, что мальчишка, совершенно случайно, оказался на своем месте. Ряд вопросов мы с братом решили бы иначе, но и предложения Милана заслуживали обсуждения. Не зная подробности о наших прежних решениях и не имея в голове заложенных стереотипов, Милан привнес в дело свежий взгляд на вещи.

— Ну, что я тебе говорил? — хвастливо спросил Вацлав. — Мальчишка прекрасно справляется с этой ролью. А ты — озолочу. Дурное дело нехитрое. А вот дать человеку интерес в жизни, да еще и возможность заработать на этом интересе…

— Постой, — остановил я расхвастывавшегося брата. — А как ты хочешь это оформить? И сколько собираешься платить? Ты же не можешь передать ему свой титул. Это может создать нехороший прецедент. Нам еще наследственной аристократии не хватало! А заместитель князя, такой должности и в природе-то нет.

— Зато у меня полно помощников и секретарей. Я его брал к себе секретарем — вот он им и будет.

— Несолидно, — возразил я.

— Тогда, доверенный секретарь. Я иногда называл его так в дороге.

Я подумал, пожал плечами.

— А жалование?

— Отдам свое княжеское содержание. Оставлю себе долю наследного принца.

— Цивильный лист?

— А почему нет?

— Вацлав, ты не забыл?..

— Опять скажешь мне про прецедент? Хорошо, цивильный лист оставлю в казне, отдам ему то же самое, но в денежном выражении. В сущности, все это не имеет значения, Ромочка. Госслужащие такого ранга все равно не могут иметь накоплений. А два обеда ему не надо, равно как и мне.

— Ладно, Вацлав, но когда я его увижу?

— Постой, мы с тобой собирались устроить прием дня через три?

— Через четыре.

— Вот я вас и познакомлю.

— Не понимаю, чего ты тянешь, Вацлав.

— Мы с Миланом не виделись почти месяц, — отозвался мой брат. — Насколько я его знаю, при встрече он постарается сразу расставить все точки над всеми буквами, какие найдет, даже если они, точки, там и не нужны. В общем, он сдаст мне дела и слиняет. Собственно он остался до сих пор только потому, что я не заплатил ему жалование. Понимаешь, Ромочка, когда-то давно я имел глупость сказать, что уволю его, когда мы вернемся. Тогда он знал меня просто как преуспевающего мага и мог надеяться, что я передумаю. А когда он узнал, что я князь, он уверился, что он мне не нужен. А с его характером он ко мне даже за протекцией не придет.

— Почему?

— Не захочет быть в тягость.

— Я, кажется, чего-то не понимаю.

— Погоди, какие твои годы! — засмеялся Вацлав и сделал вид, что уворачивается от моего шутливого тычка.

Итак, первый раз я увидел Милана на приеме. Большой зал Дворца Приемов был полон, как никогда. То, что я планировал сообщить, должны были слышать все, кого это касается. А касалось это многих. Кроме того, там же планировалось провести церемонию награждения Милана и Стаса. Наслушавшись, какое совершенство этот Милан я согласился, наконец, с решением брата наградить Станислава орденом Зеленой Ветки третьей степени. Но, честно говоря, остывать мне пришлось долго.

Я встал на обычное место и поискал глазами того, о ком мне Янош прожужжал все уши. Впрочем, по словам Яноша, росту Милан был довольно-таки среднего, так что я не особенно старался. Тем более что не всех приглашенных я хорошо знал в лицо. С некоторыми я больше привык общаться путем пересылки бумаг через штат секретарей.

Я попросил Милана подойти, и увидел молодого человека чуть выше среднего роста, стройного, подтянутого, с темными волосами, карими глазами и аккуратными темными усиками. Внешне он производил довольно приятное впечатление. Но чего так испугался Вацлав? Милан же скромен до необычайности. Стоит, не знает, куда девать руки и папку, которую смущенно перекладывает из одной руки в другую.

Я приколол Милану орден, обнял за плечи и сходу предложил любую протекцию. Вацлав зверем посмотрел на меня. Молодой человек смущенно поблагодарил, и я понял — Вацлав прав. Если я не навяжу ему протекцию лично, он просто не решится за ней прийти. Беспокоить людей, отвлекать их от важных дел и все такое прочее.

Станислава я, оказывается, немного знал. Он опустился передо мной на колено, и я заметил в кармане его парадного пиджака веточку березы с полу распустившимися листочками. Ту, что подарил ему Вацлав. Я приколол ему орден и сказал, что не держу зла.

Я закончил речь, и Вацлав адресовал всех желающих по вопросам, относящимся к компетенции князя Верхней Волыни к своему доверенному секретарю господину Милану. Как он мне сказал, с Миланом об этом он так и не переговорил. У Вацлава бывают довольно своеобразные шуточки.

Вот тут я и дождался проявления характера секретаря моего брата. Он бросил на него такой взгляд, что другой бы, более робкий, или менее привычный, сбежал бы, ежели не упал бы замертво на месте. Но Вацлав только отмахнулся.

— Потом, мой мальчик.

Милан сдержался. И сдерживался до тех пор, пока мы не оказались в приватной обстановке. Я, Вацлав, Милан и Стас. Вот тут то Милан и поинтересовался, какого черта все это значит. Нет, я еще мог понять, что Милан недоволен, что начальник позабыл заплатить ему жалование чуть не за год работы. Это его и правда волновало. Но гораздо больше его задело то, что Вацлав повел себя не по-дружески. Не оказал ему должного доверия, и вообще, вел себя как титулованная скотина, а не как нормальный человек.

Я, было, прервал обсуждение этой животрепещущей темы на аперитив, потом погрузил всю компанию в экипаж и отвез к себе. За ужином Милан снова переругался с моим братом.

— Вацлав, прежде чем назначать меня на подобный пост, мог бы спросить, что я думаю по этому поводу.

— И что ты думаешь?

— Что я рылом не вышел.

— Совершенно с тобой согласен, мой мальчик. Именно поэтому я и не спросил твое мнение.

— Не понял.

— Но это же элементарно, Милан. Я заранее знал все, что ты мне скажешь, поэтому, зачем спрашивать? Кроме того, я был уверен, что отказать мне ты не сможешь.

— Почему? — подозрительно осведомился Милан.

— Ты не любишь обижать людей отказом.

— Только тогда, когда меня просят дать в морду.

В этом духе они продолжали довольно долго. Сначала это меня развлекало, потом я начал скучать и взялся просматривать посылку с границы — полуинфернальный журнал «Граница». С того дня, когда Вацлав отправил мне весточку со стражем границы, я договорился, чтобы мне присылали этот журнал. Вдруг мой брат наберется совести и напишет мне хоть пару строк. Впрочем, я был о нем слишком хорошего мнения. А вот невесты моих спорщиков явно не разделяли склонности своих женихов к конспирации.

— Мальчики, вы не могли бы прервать на минуту ваш высоко ученый спор? Я получил журнал с границы, там письмо от ваших девочек.

Словно по волшебству разъяренные петухи превратились в людей.

— Они приезжают? — воскликнули они в один голос.

— Да. Они дали заметку в журнал, когда выехали на границу с Полесьем.

— С Полесьем! — воскликнул Милан. Его рука потянулась к груди.

— Успокойся, Милан, Аввакум же обещал присмотреть за ними.

— Черт побери, мог бы заплатить им побольше!

— Да я им дал больше чем по тысяче на нос! Сколько же им надо платить?

Да, спокойствия в этот вечер не предвиделось. Вскоре спорщики перешли на проблему эликсиров и стали спорить, какие бальзамы лучше — алтайские, сибирские, вьетнамские, индийские или китайские. Вацлав высказывался за вьетнамские, которые он лично испробовал на родном брате. На вкус, доложу вам, они оставляли чего-то желать, но действовали отлично.

Вот тут я и предложил съездить в Китай. Честно говоря, на бальзамы и эликсиры я плевать хотел, но мне ужасно захотелось проветриться. Чтобы потом, вот так вот, словно бы невзначай, упоминать о карнавале в Сыцуве или о погоде в Москве. А Китай — это же просто мечта. Страна ожившей каменной обезьяны, страна с самыми древними традициями — если они пережили последнюю войну, и с самой древней цивилизацией на этой земле — надеюсь, она сохранилась.

Вот тут мои спорщики объединились окончательно. Отпустить Яромира одного? Да это же немыслимо! Вацлав клялся, что трупом ляжет, но не пустит меня дальше Адриатического моря, а Милан говорил, что поедет со мной, куда бы я ни направлялся. И скорбно вздыхал. Уезжать ему не хотелось. Он хотел жениться на своей Лерочке, завести пару-тройку ребятишек и влезть по уши в государственные дела Верхней Волыни. Как он ни ругался с Вацлавом, но я же видел, сердиться он перестал после первой же рюмки запредельно дорогого коньяка, который Вацлав привез мне в подарок из Сыцува.

Янош и Стас тоже сказали, что поедут. Причем эти переругались именно по этому поводу. Стас утверждал, что Яношу лучше сидеть дома, так как толку от него в дороге нет и быть не может, потому как единственное, что тот умеет, это экономно расходовать деньги, а мне это ни к чему. А Янош в ответ утверждал, что от него, в отличие от Стаса, хоть вреда не будет.

В общем, я всех послал подальше. Если бы мы все были частными лицами с большими доходами, мы могли бы поехать хоть все вместе. Но Вацлаву и Милану нужно было остаться на хозяйстве, Яношу — учиться и вообще устраивать свою жизнь на новом месте. Да и Стас уже наболтался по свету. Так что, тащить с собой кого-нибудь из них я не хотел. Совесть не позволяла.

Конечно, все было не так просто, и я действительно не собирался уезжать до свадьбы Вацлава. Путешествие — дело тонкое. Уехать не штука, а вот вернуться… В общем, мне было интересно взглянуть на девушку, которая покорила сердце моего брата. Опять таки, что он нашел в Москве такого, чего не смог найти в Верхней Волыни? За ним здесь бегали все женщины моложе семидесяти.

Кстати о женщинах, с появлением Яноша, количество женщин в моем дворце, как минимум, утроилось. Стоило молодому человеку взмахнуть длинными ресницами или устремить на даму взгляд своих огромных, темно-синих глаз, как она на глазах таяла. Я бы не удивился, если бы через год обнаружил многочисленный прирост синеглазых ребятишек. Но Янош однажды сказал, что он все еще девственник, что мечтает найти настоящую любовь. Такую же, как нашли Вацлав и Милан. И он готов искать ее всю жизнь.

Я только одного не могу понять. Как у кого-то поднялась рука обидеть этого молодого человека? Когда он поднимает на меня подернутые голубой влагой глаза, я в лепешку готов разбиться, только бы он утешился.

Глава 3 Как провести важное совещание

Недели через полторы после награждения, в воскресенье, Милан наконец-то выбрался в родительский дом. На этот раз причины, по которым он откладывал визит вот уже полтора месяца, отсутствовали — он приехал к родителям в элегантном экипаже, запряженном четверкой четырехмерок. Назначив Милана на должность своего заместителя, Вацлав устроил его соответствующим образом. На этот раз молодой человек занял тот дом, в котором уже успел обжиться, на правах хозяина. Дом этот принадлежал короне. Точнее, верхневолынским князьям от науки. И раз Милан временно исполнял эти обязанности, дом был в его распоряжении.

Зная пристрастие Милана к быстрой езде, Вацлав подарил Милану, на этот раз в полную собственность, две запряжки — четырех и шестимерную, элегантный городской экипаж и дорожную карету. А, вспоминая уроки верховой езды, который давал молодому человеку в Полесье, еще и несколько трехмерных — естественно! — верховых лошадей.

Впрочем, если бы Милан заранее не договорился с Вацлавом встретиться в родительском доме за ужином, он бы так и не выбрался. Медвенковские научные и околонаучные деятели обрадовались, что им поставили новенького и свеженького и решили, что из него можно веревки вить. Посему они весьма настоятельно попросили Милана ускорить, сколько возможно, рассмотрение вопроса о дополнительном финансировании научных разработок. Собственно, этот вопрос они подняли сразу, как только им представили нового начальника. И попросили назначить рассмотрение этого вопроса на следующей неделе. Если можно, во вторник.

Милан согласился. Хотите на следующей неделе — пожалуйста. Но только вторник — день тяжелый. Конечно, раньше такое говорили про понедельник, но ведь теперь вторник — первый рабочий день на неделе. Милан сказал, что о дне совещания он сообщит дополнительно. И назначил его на воскресенье.

По этому поводу немедленно возникли разногласия. Ведь общеизвестно, что концом недели издревле считается суббота, а воскресенье — началом новой. Но Милан не даром был магистром философии и чуть не год общался с Венцеславом. Он немедленно вспомнил древние славянские традиции, обругал этих извращенцев пресвитериан и сообщил, что он, как человек не только со славянским именем, но и со славянской душой, считает последним днем на неделе именно воскресенье. А что делают, точнее, делали, эти извращенцы, перед тем, как раздолбали их остров в последнюю войну, его, Милана, слабо волнует.

Ученые почесали в затылках и пожалели, что стали торопить этого молодого раздолбая. Ему то что — наотдыхался, поди, за полгода, гуляя по кабакам с князем Венцеславом, а они — люди работающие, поэтому выходные ценят.

Справедливости ради, надо сказать, что Милан назначил совещание на воскресенье не из вредности. Просто остальные дни у него уже были плотно забиты на месяц вперед. А если люди так настаивают, так что ж, пожалуйста. Он, Милан, готов пойти навстречу. А на эти выходные у него и самого были грандиозные планы. В воскресенье он хотел заехать к родителям примерно к обеду, где намеревался пробыть до ужина. А к ужину собирался прийти князь Венцеслав. Он хотел познакомиться с родителями Милана и обсудить вопрос двойной свадьбы. Понедельник же Вацлав с Миланом планировали провести с Яромиром.

Милан попал в родительский дом незадолго до ужина. Он не предупреждал заранее, поэтому его не ждали. Впрочем, насколько он знал привычки своих родных, воскресенье они, как правило, проводили дома. Купцы не могли позволить себе коллективный отдых в день, выходной для прочих граждан. Собственно говоря, семейным отдыхом они вообще не были избалованы.

Милан вошел в просторную прихожую и увидел своего младшего старшего брата Светолика, если так можно выразиться. Самый старший его брат Истислав предпочитал жить своим домом.

— Привет, Светик, — небрежно бросил Милан. Он никогда не ладил со Светоликом. Строго говоря, именно благодаря стараниям Светолика он ушел в свое время из дома и не торопился туда возвращаться.

— А, Милан. Решил удостоить нас своим присутствием. Как же это мы сподобились такой чести?

Милан прислонился к дверному косяку.

— Родители дома?

— А как же. Ты же специально пришел к ужину. Что, твой хахаль тебя не кормит? То-то ты похудел.

— Хахаль? — Милан поднял бровь.

— А за что еще тебе можно было дать эту зеленую веточку? Вот только повесил ты ее не на то место.

Рука Милана нервно потянулась к груди. Первую рану Вацлав вылечил практически бесследно, а вторая временами давала себя знать. Вацлав говорил, что это пройдет со временем, и пичкал его какими-то горькими снадобьями, но пока что грудь его болела к перемене погоды или если он нервничал. Пальцы молодого человека наткнулись на золотую Зеленую Ветку. Вацлав сказал, что этот орден принято носить не снимая.

«Его прикалывают даже к пижаме, мой мальчик», — улыбаясь, сообщил маг.

«Я не ношу пижаму».

«Я знаю. Мы же не раз ночевали с тобой в одном номере. И я вовсе не собираюсь требовать, чтобы ты менял свои привычки или прикалывал веточку к краю одеяла. Но на обычной одежде изволь носить. Обрати внимание, Милан, что я распорядился доставить тебе твой обычный костюм — я же знаю, как ты относишься к парадной одежде, но веточку переколол даже на полуспортивную куртку»…

Милану почудилось, что его накрыла волна неодобрения, которая затем сменилась дружеским сочувствием. Он обернулся.

— Вацлав, позволь представить тебе моего второго по старшинству брата Светолика.

Маг холодно кивнул. Светолик понял, что князь расслышал его последнюю фразу.

— Прошу простить меня, ваше высочество.

— Не трудитесь извиняться, — ледяным тоном возразил Венцеслав. — Пока что мне трудно представить, за что бы я мог покарать родственника Милана. Пока, — добавил он голосом, который мог бы закозлить доменную печь.

— Прости, я опоздал и не успел предупредить о твоем приходе, — проговорил Милан. — Пойдем в столовую, родители уже должны быть там.

— А где ты задержался? — на этот раз интонации князя были совершенно другими. Светолик бы назвал их дружескими, или родственными.

— Наши господа ученые захотели вырвать каждый для себя дополнительный кусочек финансов. Ты же знаешь, это новое производство, которое ты внедрил незадолго до отъезда, принесло хорошую прибыль и ее можно куда-нибудь вложить. И наши раскатали на нее здоровенную губу.

— Постой, ты что, сегодня исхитрился провести совещание на такую животрепещущую тему? И даже закончил его до ужина?

— Закончил его я незадолго до обеда. Просто я дождался, когда решение собрания распечатают и утвердят должным образом.

— И что же оно решило? — обеспокоился князь.

— Ну как что — направить средства на развитие этого же производства. Видишь ли, я намекнул, что это ты содержал половину науки за счет своего цивильного листа. А я не смогу этого делать за отсутствием такового. А если серьезно, никто из этих господ по-настоящему в дополнительных финансах не нуждается. Я бы скорее подкинул эти деньги на развитие оптической магии, но там это капля в море. Знаешь, когда я узнал, сколько стоит твой измевизор, мне просто поплохело. Так что с этим я подожду, пока станет больше средств.

Вацлав расхохотался.

— Слушай, ты молодец! Даже не ожидал от тебя такой прыти! Надо же, провести непопулярное решение, да еще в такие сжатые сроки.

— Воскресенье, Вацлав. Всем хочется на природу, в театр, в кабак, или там по девочкам. А тут совещание. В связи с этим, ранее заготовленные речи, изданные малыми тиражами в виде трехтомников карманного формата, были отложены и произносились короткие и пылкие экспромты.

— Ты тоже говорил экспромтом?

— Где уж мне. Я вообще не большой любитель говорить на публике, да и опыта у меня нет. Посему я написал все на бумажке и прочитал. А так как почерк у меня не очень, то читал я долго и нудно, местами по слогам.

— Постой, у тебя вполне приличный почерк.

— Да, но твои коллеги об этом пока не знают.

Вацлав засмеялся.

— Ну ладно, пойдем. Нехорошо опаздывать к ужину.

— Особенно, когда тебя не ждут. Я ведь к чему, собственно все это рассказал? Исключительно к тому, что я зашел в дом минут за пять до тебя.

— Ну — ну, — Вацлав покачал головой. — Ну ладно, идем. Попробуем напроситься.

— Сюда, мой принц, — подобострастно поклонился Милан и лукаво подмигнул. — Должен же я, хоть иногда, соблюдать этикет.

— Одного не понимаю, как у тебя хватает времени на чтение исторических романов?

— Просто у меня хорошая память. Я много читал их в детстве, Славочка.

— Час от часу не легче! Как говорит в таких случаях Яромир, меня, в данном случае не его, а меня, называет так исключительно Володимир.

Милан все-таки открыл дверь и прошел в столовую.

— Прошу вас, ваше высочество. Мама, папа, вы знакомы с князем Венцеславом?

Вацлав вошел вслед за своим другом в просторное помещение. Посреди стоял обширный стол, за которым вполне могли бы поместиться все пять сыновей, да еще и с женами, буде таковые найдутся. На стенах столовой висели натюрморты. Окна выходили в сад. Во главе стола сидел глава дома Родомир — среднего роста, темноволосый, коренастый, напротив — хозяйка, жена Родомира и мать Милана — моложавая русоволосая женщина со светлыми смеющимися глазами. Она была примерно того же роста, что и Родомир, но более пышная. Еще за столом сидело два молодых человека. Оба на вид моложе Милана и выше его ростом. Самый младший был несколько полноватым блондином, тот, что постарше был похож на Милана.

При виде вошедшего князя все встали.

— Здравствуйте, господа, — приветливо проговорил Венцеслав. — Простите, что без приглашения. Милан должен был прийти заранее и предупредить вас, но закрутился с делами и не успел. Пришел сюда буквально за пять минут до меня. Милан, познакомь меня со своими родными. С господином Родомиром я немного знаком, а вот твою мать до сих пор не видел.

— Госпожа Белослава, — представил Милан.

Вацлав еще раз поклонился, подошел к Белославе и церемонно поцеловал ее руку.

— Вы воспитали замечательного сына, госпожа Белослава. Орден, который он носит на груди, вы заслужили не меньше, чем он. Ведь воспитание детей всегда ложится на плечи наших матерей.

— Благодарю вас, ваше высочество, — поклонилась Белослава.

— Называйте меня по имени, Венцеславом, — попросил Вацлав. — Вы тоже, господин Родомир.

— Благодарю вас, господин Венцеслав, — поклонился Родомир.

— Мои младшие братья, — продолжил Милан. — Светозар постарше и потемнее, Боримир помоложе и посветлее.

Вацлав кивнул.

— Господин Родомир, вы не возражаете, если мы с Миланом составим вам компанию за ужином? — вежливо попросил маг.

— Ох, простите, ваше высочество, господин Венцеслав. Садитесь, прошу вас. Милан, ну почему ты нас не предупредил?

— Замотался, — пожал плечами молодой человек.

— Мог бы кого-нибудь послать.

— А он за государственными делами не удосужился, — раздался голос от двери.

— Со Светоликом ты уже знаком, — заметил Милан.

— Можно сказать и так, — нейтрально заметил Вацлав. — Видите ли, господин Родомир, Милан еще не научился использовать служебное положение в личных целях. Понимаете, работать он учился под моим чутким руководством, так что это мой недосмотр. Правда, я не считаю это таким уж большим пороком.

Родомир отодвинул для князя стул, тот поблагодарил и сел. Милан сел рядом с ним.

Ужин проходил довольно натянуто. Вацлав был изысканно вежлив, Милан молчал. Может быть, его родные и считали, что он молчит потому, что стесняется князя, но сам князь думал иначе. Поэтому, не успели подать чай, как он заговорил о делах.

— Помимо естественного желания познакомиться с родителями моего доверенного секретаря, я хотел обсудить с вами, господа, еще один вопрос. Милан, как я понимаю, еще не успел сообщить, что собирается жениться. И свадьба состоится месяца через три…

— Через два, — поправил Милан. — Будем их брать тепленькими, пока не опомнились.

— Думаешь?

— Иногда. Главное, не проговорись об этом Лерочке.

— Милан! — ахнула Белослава.

Милан снова замолчал. Вацлав ободряюще сжал его пальцы. Как там, в Трехречье.

— Ну, значит, через два, — спокойно продолжил Вацлав. — Просто, на этот раз, я хотел лично проследить, чтобы об этом Милан предупредил вас заранее.

Милан бросил на мага вопросительный взгляд. Тот снова сжал его руку.

— Вы простите нас, господа? Нас ждет мой брат.

Вацлав встал и кивнул Милану. Тот тоже встал. Вацлаву показалось, что Милан почувствовал облегчение.

Выйдя из дома, Вацлав весело спросил.

— Подвезешь меня, мой мальчик? Я без экипажа.

— С удовольствием. Садись.

— По-моему ты устроил совещание сегодня еще и потому, что не рвался к своим.

Милан пожал плечами.

— Просто ко мне всегда относились как к никчемному бездельнику. Я не говорю, не любили. Любили, конечно. Но с изрядной толикой презрения. И, думается, Светик отразил общее мнение.

Вацлав хмыкнул.

— Что ж, в чем-то они правы. Купец из тебя никакой.

— Представь теперь, что они будут говорить о властьпридержащих.

— А вот тут ты ошибаешься, мой мальчик. Как раз здесь вступят в дело родительские чувства, и они будут с гордостью говорить, что их Милан теперь большой человек. И ведает наукой в правительстве…

Итак, мне удалось, наконец, познакомиться со спутником и спасителем моего брата. Нет, я вовсе не имею в виду ту вечеринку, когда все дружно перепились и забуянили. Но Милан теперь временно устроился у меня, чтобы упростить процедуру согласования различных вопросов. А работал уже не в доме Вацлава, который теперь был его домом, а на обычном рабочем месте.

Я быстро понял, что именно так привлекло к Милану моего брата. Милан относился и к Вацлаву, и ко мне, как к людям, а не как к высокопоставленным лицам. Пусть отношение к Вацлаву сложилось постепенно, но Вацлав говорил, что Милан его разгадал довольно-таки скоро. По крайней мере, именно с этим он связывает упорное нежелание молодого человека перейти с ним на ты. Дескать, с князем не положено. И вообще, раз князь, то терпи. Куда тебе деваться?

Когда Милана нет рядом, я прекрасно понимаю, что именно в нем привлекает меня. Он не старается за мной ухаживать как за болячкой. А я настолько привык, что со мной, в мои тридцать семь, обращаются как с восьмидесятилетним старцем, что чувствую себя польщенным, как старый дед, которому отпускает комплименты молоденькая девочка. Когда его нет рядом, я даже думаю, что он просто не любит ухаживать за больными, поэтому оставляет это многочисленным любителям этого вида спорта. Но когда он начинает маячить перед глазами со своей веселой улыбкой и забавными высказываниями, у меня опять поднимется настроение, и я сам принимаюсь ухаживать за ним, чтобы он не забывал ко мне дорогу.

В последнее время я чувствую себя гораздо лучше, собственно, с каждым днем силы все более возвращаются ко мне. Вернее, не возвращаются, их у меня отродясь не было, а просто так прибывают. Я стараюсь меньше носиться с собой, меньше себя жалеть, но к этому нужно привыкнуть. Может быть, поэтому я и хочу куда-нибудь уехать? Что бы привыкнуть к новому, сильному телу?

Вацлав все еще вытаскивает меня трижды в день медитировать на травке, а в остальное время мы с Яношем гуляем по парку. Одному мне скучно, а у Яноша для меня всегда полно различных историй. Конечно, в сентябре начнется новый учебный год и Янош не сможет уделять мне столько времени, но пока что, я раз в кой-то веки воспользовался своим положением короля и похлопотал о его зачислении в университет на нужный курс по результатам собеседования, которое провели в рамках вступительных экзаменов. Выяснилось, что образование в Угории немного хуже, чем у нас, так что Яношу придется вернуться на четвертый курс да еще досдать несколько экзаменов. Янош уже начал заниматься в свободное время. Я предлагал ему поступить на третий курс, но Янош сказал, что и так потерял уже два года. Никогда не мог понять этого выражения. Об этом я честно и сказал молодому человеку.

— Как ты можешь говорить, что потерял два года, Янчи? Ведь ты их прожил, и не все за это время было плохо. Я понимаю, что ты можешь сказать, что кое-чего за это время могло бы и не случиться. Например, уверен, что ты никогда не стремился встретиться со мной.

— Не знаю, но как-то принято в эти годы уже заканчивать учебу и приступать к работе. Людей моего возраста, не зарабатывающих себе на жизнь, все искренне считают тунеядцами. Но вы правы, Яромир. Обычно говорят, потерять год, когда имеют в виду учебу в каком-нибудь учебном заведении, хотя это скорее следует отнести к безвременно почившим. Правда, с ними сложнее. Никогда не знаешь, сколько именно лет они потеряли.

— Они ничего не потеряли, Янчи. Они нашли досрочное освобождение. А слова «потерять год» можно отнести только к больным людям. Только они, мой мальчик, живут и не живут одновременно.

— Не будьте таким мрачным, Яромир. Пока человек живет, остается надежда. Вот возьмите меня. Когда меня приговорили к пожизненному рабству, я мечтал только о скорой смерти, но буквально через несколько дней я встретился с вашим братом и у меня снова появился интерес в жизни. Да еще какой! С Вацлавом не поскучаешь.

Я присел на лавочку. Все ж таки надо меньше себя жалеть. Вот сейчас отдохну чуток и совершу небольшую пробежку. Если Янош позволит. Иногда у меня возникает чувство, что молодой человек при работе. Следит, как бы я чего не отчудил. Нет, не в политическом смысле. В этом Вацлав мне полностью доверяет. А вот в личных вопросах он не верит мне ни на грош. Я ему уже сто раз говорил, что могу медитировать на травке и без присмотра. В конце концов, я тоже в свое время закончил магический университет. Нельзя быть королем, не имея разностороннего образования. Я не говорю, что нужно знать досконально решительно все. Но иметь хотя бы самое поверхностное представление обо всем просто необходимо.

Я встал.

— Пробежимся до той березки, Янош?

Янош недоверчиво уставился на меня своими огромными, синими глазищами.

— Вы уверены, что вам можно бегать?

Так я и думал.

— А ты уверен, что нет? Честно говоря, не занимался этим лет так… — я принялся подсчитывать в уме и сбился. — В общем, много.

Мне стало интересно, станет ли Янош меня останавливать и я все-таки побежал. Непривычное занятие слегка прочистило мне мозги, и я сообразил, что не бегал уже около двадцати лет. Я запыхался, но зато почувствовал себя на эти самые двадцать лет моложе. Прекрасно, все-таки, быть здоровым.

Я добежал до березки и остановился, опершись о ствол. Янош подбежал одновременно со мной и стал рядом.

— С вами все в порядке?

Я кивнул. В конце концов, молодой человек не виноват, что Вацлав попросил его присматривать за мной. Не стоит отягощать его участь. И так Яношу приходится несладко. Он оторван на всю жизнь от семьи, друзей, знакомых, должен заново устраивать свою жизнь по совершенно незнакомому ему укладу. Он не знает наших обычаев, которые, как известно, сильнее законов, и законов, которые действуют там, где не хватает обычаев. Думается, Вацлав так и рассчитал. Он прекрасно знает, что я, не задумавшись, пошлю на фиг всех своих штатных служащих, включая медперсонал, но Яноша побоюсь обидеть. Как это он говорил? Раб — существо деликатное, о нем некому заботится, кроме хозяина. И пусть рабом Янош успел побыть только те несколько минут, когда его дядюшка Гойко писал купчую, заботится о нем, кроме нас с Вацлавом и Миланом, и правда некому.

— Бежим обратно, Янчи!

Я на бегу влетел прямо в объятия моего брата.

— Ого, какая темпераментная встреча! — засмеялся Венцеслав.

Милан поздоровался и принялся скептически меня оглядывать. Вероятно, моя физическая форма не произвела на него впечатления.

— Ромочка, мне кажется, тебе надо погодить с бегом. Дело не в здоровье, дело в образе жизни. Ты даешь на сердце неоправданно большую нагрузку. Не стоит забывать, что апологет бега трусцой умер на беговой дорожке от того самого инфаркта, от которого хотел убежать. Лучше больше ходить. У тебя же прекрасный парк, Ромочка, гуляй — не хочу. Уверен, ты даже не представляешь себе его истинных размеров.

Милан неисправим. Ему очень понравилось, что Вацлав называет меня Ромочкой, и он тоже зовет меня так, когда чем-нибудь озабочен или же хочет придать большую убедительность своим словам.

— Я бы гулял, — я поймал себя на мысли, что оправдываюсь перед секретарем моего брата и улыбнулся. — Я бы гулял, Милан, но Вацлав приходит ко мне в полдень на дневную медитацию, так что я не могу далеко удаляться от дворца.

— Я всегда подозревал в тебе склонность к тирании, Вацлав, но никогда не думал, что она доходит до такой степени.

— Склонность? — улыбнулся Венцеслав.

— Нет, тирания. Яромир прекрасно помедитирует в одиночестве. Но ему же невыносимо скучно бродить каждый день по одной и той же тропинке. А ходить полезно. Ноги — второе сердце, Славочка.

Вацлав поморщился и засмеялся. Так называл его Володимир. Восприемник Души Трехречья. Почему-то это больше никому в голову не приходило. Да и Володимир, думается, называл его так только потому, что Вацлав называл его Димочкой.

— Слушай, Яромир, давай завтра устроим пикник. Выберемся пораньше, выедем за город, а хочешь здесь, в парке. А, впрочем, зачем в парке? Покатаемся, погуляем. Захватим корзинку для пикника — подарок Володимира. Знаешь, она двухсторонняя. С одной стороны это термос, с другой — холодильник. Так как?

Разумеется, я согласился. Последний раз я был на пикнике примерно тогда же, когда и занимался бегом. А все почему — не правильно подбирал себе знакомых. С кем я раньше знался? С серьезными людьми, которые говорили со мной исключительно о серьезных вещах. А вот Вацлав познакомился по газетному объявлению с первым встречным и, какой успех! Может и мне объявление дать? Ищу друга по интересам. У самого интерес к жизни отсутствует. К самоубийству тоже. Но нет, надо оставить эти мысли, это меланхолия, это нехорошо. Завтра поедем на пикник, через пару месяцев приедут девочки, надо подготовиться к их приезду, потом свадьба, а потом… Да, ведь потом я и правда могу куда-нибудь поехать. Конечно, Вацлав прав, и ехать в экипаже, или, тем более, идти пешком, дело нестоящее. Я не в такой физической форме, и в таких годах, что уже никогда ее не обрету без нанесения значительного ущерба здоровью. Уж настолько-то в медицине я понимаю. Конечно, я буду вести более подвижный образ жизни, чем вел до сих пор, но спортсмена из меня не выйдет. Но ведь остается море. Я могу взять любой корабль, оборудовать его по своему вкусу, загрузить какие никакие товаришки для торговлишки, чтоб не скучно было, и плыть. Плыть куда глаза глядят и даже еще дальше. Я ведь свободен. Черт возьми, я свободен!

Глава 4 Проблемы — существа парные. Правда, о наличии у них души или там свободы воли можно спорить…

Вечером, после самого обычного, читай, в меру хлопотного рабочего дня, Милан ехал в Медвежку, во дворец Яромира, где он обосновался на время, оставшееся до приезда их с Вацлавом любимых женщин. Так было проще получать у Вацлава необходимые консультации по тем вопросам, которые тот взвалил на его плечи, и, к тому же, они с магом совместно готовились к приему своих невест. Милан сидел на козлах и правил четверкой шестимерок. На заднем сидении у него лежали папки с делами, о которых он хотел посоветоваться с магом. Все-таки магического образования Милан не имел, он должен был приступить к учебе в магическом университете только осенью, а решать вопросы, связанные с магией, нужно было уже сейчас. Конечно, в основном ему помогали многочисленные секретари и помощники князя Венцеслава, а теперь доверенного секретаря князя. Но пост министра по делам науки был в большей степени политический, чем научный, поэтому ряд вопросов Милан хотел обсудить с Вацлавом и Яромиром.

У моста через реку Псёл Милан остановил лошадей, привязал их к ближайшему фонарю и зашел на мост. Река Псёл и правда, заслуживала к себе подобного внимания. Если бы не государственная политика Верхней Волыни, тщательно оберегавшая эту реку, включая ее пойму, незаинтересованный наблюдатель принял бы ее за ручей, оставшийся после недавнего дождя. Но река эта служила естественной границей между городом Медвежка, в котором располагалось правительство и резиденция королей Верхней Волыни и Медвенка, где сосредотачивались основные университеты и научные центры страны, и резиденция младшего брата короля, князя от науки.

Мост через реку Псёл был единственной связью между двумя городами. Ни паромной, ни лодочной переправы через реку не было — она была несудоходна. Конечно, ее можно было без труда форсировать вброд, как в свое время и сделал первый князь Верхней Волыни Владис. Но кому, без особой на то необходимости, захочется пачкать туфли?

Милан постоял несколько минут над рекой, полюбовался на цветущие травы и кусты, вспоминая переправу через другую реку в Гуцулии, потом собрался уже возвращаться в экипаж, когда заметил идущего навстречу ему своего самого старшего брата Истислава. Истиславу было чуть больше тридцати. Он был немного выше Милана и несколько шире его в плечах, а так, внешне, он был очень похож на брата. Разве что Милан был несколько красивее. Зато у Истислава, в отличие от его брата, хватало деловых способностей, он был преуспевающим купцом, хотя уже лет пять назад отделился от отца и вел дела на свой страх и риск. Истислав вообще любил риск. В последние пару лет он даже занялся импортом.

— Привет, Милан!

— Привет.

— Ты даже не зашел ко мне, когда вернулся в Медвежку.

— Я делаю это каждый день. Не думал, что ты захочешь меня видеть у себя так часто.

Истислав засмеялся.

— Ты не изменился, Милан.

— Подвезти тебя до дома?

Истислав кивнул.

— Я ждал тебя. Родители рассказывали, что ты заходил, и я тоже захотел тебя увидеть. Только мне сказали, что ты теперь поселился в королевском дворце. Там я тебя навестить не мог.

Милан пошел к своему экипажу. Истислав подошел вслед за братом, оглядел экипаж, лошадей и уважительно присвистнул.

— Ого, настоящие шестимерки! А Светолик говорил, что ты приезжал на четырехмерной запряжке. Я думал, Светик лучше разбирается в лошадях.

— Я действительно приезжал к родителям на четырехмерках.

— Круто, — признал Истислав. — Но зачем тебе столько лошадей сразу?

— Чтоб были, — Милану совершенно не хотелось объяснять, что лошади — подарок Венцеслава. В конце концов, это касалось только их с Вацлавом и никого больше. — Садись, подвезу.

Милан сел на козлы и предложил брату занять заднее сидение. Истислав предпочел сесть рядом с Миланом.

Милан тронул лошадей. Некоторое время братья ехали молча, потом Истислав заговорил.

— Вижу у тебя на груди высший орден страны. Поздравляю тебя, братишка.

Милан автоматически потер больное место на груди. Вацлав прочитал ему на этот счет целую лекцию, рассказывая о пробитой аорте, слегка потерявшей эластичность из-за отсутствия крови, о том, что лечить его, Милана, пришлось подручными средствами, то есть кровью самого Вацлава, потому как кровь Милана утратила жизнестойкость. Теперь маг лечил Милана различными бальзамами и эликсирами. Милан морщился, но пил. Все было бы ничего, но к перемене погоды, или там от волнения, грудь начинала болеть.

Истислав понял жест брата.

— Ты был ранен?

Милан молча кивнул. А что он мог сказать на эту тему? Что то ли он высунулся за пределы защитного поля Вацлава, то ли маг не выдержал напряжения и слегка ослабил свою защиту? Они не знали, что произошло на самом деле. Но стрела Аввакума попала в грудь Милана и пробила аорту. Если бы Стас не подхватил его на руки и не удержал уходящую жизнь и если бы Вацлав не смог срастить стенки кровеносных сосудов, то говорить вообще было бы не о чем и некому. Рассказывать все это Милан не хотел, а сказать про смертельную рану — а, пустяки, царапина! — было фальшиво и глупо.

— Не знаю, что за гадостей наговорил тебе Светик, но сдается мне, что такой орден заслужить не так-то просто. Кстати, ты единственный член нашей семьи, когда-либо удостоившийся такой чести.

— Спасибо, Стив.

— Не за что. Так где ж ты все-таки был?

Милан пожал плечами.

— Венцеслав не поручал мне распространять эти сведения.

— Венцеслав, — задумчиво проговорил Истислав. — Ты приобрел себе высокопоставленного друга. Только, знаешь, у князей не бывает друзей. А кровь — не вода.

Милан улыбнулся.

— Кровь не вода, Стивушка. Лучше расскажи, ты еще не женился?

— Не успел. Да еще и рановато. Мама говорила, что князь сообщил, что женит тебя? На ком?

— Женит? — удивился Милан.

— Но он же лично сообщил нашим родителям, что ты женишься.

— Ну и что?

— Сверни направо, Милан. Зайдешь ко мне на чашечку чая?

— Спасибо, Стивушка, но меня ждут.

— Конечно, князь и король важнее родного брата.

— Я так не сказал, — возразил Милан. — Но и ты ведь разыскал меня не тогда, когда я нуждался в твоем приглашении на чашечку чая, а сейчас, когда я нуждаюсь разве что в совете какую запряжку взять следующим утром. Может быть, на этот раз я могу тебе чем-нибудь помочь? У тебя закончилась виза?

— Я продлил визу незадолго до твоего возвращения, Милан. А что касается того, что я не разыскал тебя тогда, в Медвенке, то и ты ведь не стремился меня найти. А я просто считал, что тебе нужно дать возможность выплыть. Я в тебя верил и не ошибся.

— Что ж, может ты и прав, — медленно проговорил Милан. — Заходи как-нибудь, посидим, поговорим. Выпьем вина.

— В королевский дворец?

Милан улыбнулся и покачал головой.

— Нет, конечно. Туда я не имею права никого звать. Но после свадьбы я снова поселюсь в Медвенке. И там я с радостью накормлю тебя ужином.

— Насколько я знаю, в Медвенке ты жил в доме князя.

— Совершенно верно, — Милан обрадовался неожиданной догадливости брата. — Я буду там жить до тех пор, пока князь не уволит меня.

— Постой, — обеспокоился Истислав, — Милан, ты ведь собрался жениться, тебе бы надо завести собственный дом. Слушай, я знаю, что тебя никогда особенно не прельщали занятия коммерцией, но подумай, если ты вступишь со мной в долю сейчас, то мы составим неплохую пару. От меня деньги и решение всех финансовых вопросов, от тебя — имя и идеи. Твое имя, кстати, дорого стоит, братишка. Зеленой Веткой никого не награждали уже больше ста лет.

— Спасибо, Стив, но с этим предложением ты немножко запоздал. Впрочем, Вацлав сообщил о моем назначении сразу же после моего награждения Зеленой Веткой. А до этого мое имя не стоило ровно ничего.

— После путешествия князя имена его спутников котировались неплохо, — возразил Истислав.

— Именем Венцеслава я торговать не уполномочен, — холодно возразил молодой человек.

— Если ты вспомнишь, я никогда и не предлагал тебе ничего подобного, — в тон ему ответил Истислав. — А что касается собственного дела, то подумай. В конце концов, это даст тебе независимость. А у государственных служащих ее не может быть по определению. Причем, чем выше ранг, тем меньше независимости.

— У меня есть независимость, Стивушка, — Милан прикоснулся к драгоценной веточке на своей груди.

— Можно рассмотреть поближе?

— Пожалуйста. Он очень красив, не правда ли? Посмотри, как искусно вырезаны листочки. — Вацлав был прав. Милан, прежде всего, оценил художественную строну вопроса.

— Да, — согласился Истислав. — И стоит сумасшедшие деньги. Это ведь изумруды?

— Да, листочки вырезаны из изумрудов, сережки — из топазов.

— Да еще три веточки.

— Орден первой степени с тремя веточками, второй — с двумя, а третьей — просто одиночная веточка, — пояснил Милан. Перед его глазами вдруг снова встала сцена там, в Полесье. Он, Милан, лежит на залитой кровью кровати, а Вацлав прикрепляет к пиджаку Стаса одиночную зеленую веточку, сорванную с ближайшей березы, в знак благодарности за спасение его, Милана, жизни. Стас до сих пор носит в кармане пиджака маленькую березовую веточку. А на лацкане — орден третьей степени из золота и камней.

— Да он стоит целое состояние, — заметил Истислав.

— Его нельзя продать и после моей смерти он вернется в казну, — Милан промолчал о пожизненной ренте. Тысячи корон в месяц вполне бы хватило на безбедное существование и самого Милана и его будущей семьи.

— Ну что ж, надумаешь оставить госслужбу — добро пожаловать в семейный бизнес.

— Даже если я и уйду с работы, в коммерции мне делать нечего, — возразил Милан. — До встречи, Стив.

— До свидания…

Нечего и говорить, что я воспользовался советом Милана. В следующий же вторник я велел Яношу взять корзинку для пикника, которую подарил Вацлаву Володимир, загрузить ее и мы вышли на прогулку. Брату я оставил записку. Что ушел, де, на экскурсию по собственному парку и прошу до вечера не искать. Сказать это лично, честно говоря, у меня не хватило смелости. Вацлав бы начал заранее беспокоиться и придумывать всякие страхи. Записку я велел отнести к нему во Дворец Приемов, где и располагался его, а когда-то мой кабинет. Чтобы брат не делал лишний конец по городу. Ненужные действия вызывают ненужные беспокойства, а я был уверен, что если бы Вацлав не застал меня на обычном месте, то он бы здорово разозлился. Чем выслушивать все, что он захочет мне сказать, причем давать ему полдня на подготовку, я решил упредить события и несколько обезопасить себя.

Погода была прекрасная, мы с Яношем прогулялись с большим вкусом. Боюсь, молодому человеку все это доставляло меньшее удовольствие, чем мне, все-таки общество сверстников ему было бы приятнее, чем общество пусть еще не старого, но довольно-таки немощного человека, но вел он себя как ангел. Думаю, ему просто приятно было услужить Вацлаву, но мне с ним было весело. В конце концов, я решил побыть эгоистом. Мне не удавалось этого с восемнадцати лет.

Вернулись мы несколько позже, чем я планировал. В основном, потому, что я немножко не рассчитал время. С утра мы очень далеко зашли, потом я медитировал на солнечной лужайке и учил этому Яноша, потом мы обедали, потом прилегли отдохнуть, и уснули. Я проснулся, когда солнце уже начало спускаться с небес.

— Янош, просыпайся, уже вечер!

Янош во сне выглядел еще моложе, чем когда бодрствовал. Услышав мои слова, молодой человек энергично потер глаза и с явным трудом их открыл.

— Яромир? Сколько времени?

— Около пяти. Дома мы будем в восемь, а то и в девять. Вацлав к этому времени успеет снарядить дюжину поисковых партий и разогнать весь мой обслуживающий персонал.

Янош быстро собрал теплые подстилки, сунул их вместе с корзинкой для пикника в пятимерный вещмешок — мы с ним решили, что так будет проще и легче нести, и мы, почти бегом, отправились во дворец.

У порога моей комнаты я знаком велел Яношу остановиться, сам замедлил шаги и прислушался.

— Ты хоть понимаешь, что наделал? — в голосе Вацлава слышалась бесконечная усталость и с трудом сдерживаемая ярость. — Яромир еще не окреп, а ты ему — почему бы тебе не пойти погулять на целый день. А то во дворце скучно. От скуки, черт побери, еще никто не умер!

— Вацлав, как ты не понимаешь, Яромир не ребенок, он не может поиграть во дворе под присмотром родителей и не почувствовать себя при этом полным идиотом.

— Он не ребенок. Но он нездоров. Я вообще не помню его здоровым, Милан. Но я люблю брата. И если с ним что-нибудь случится по твоей вине…

— Ты уже это говорил, — невежливо перебил Милан. — Не рассчитывай, что я буду просить о помиловании, не дождешься. А с Яромиром ничего не случилось, в этом я просто уверен.

— И где же он?

— Интересно, почему ты не допускаешь мысли, что он может быть с дамой?

— Это не входит в сферу его обычных интересов.

— Ты хочешь сказать, что он интересуется мальчиками?

Милан всерьез заинтересовался этим вопросом. Я тоже. На всякий случай я оглянулся на Яноша и приложил палец к губам. У молодого человека был несколько обескураженный вид. Его невинные синие глазищи были широко распахнуты. Кажется, он всерьез опасался, что я начну совращать его прямо сейчас.

— Нет, Милан, — возразил мой брат. — Я хочу сказать, что у него недостаточно сил для общения с противоположенным полом. В молодости у него были увлечения — девочками — но, к сожалению, он бездетен.

Я подмигнул Яношу. Тот багрово покраснел.

— Хорошо, но ведь с ним должен быть Янош. А он, с его физическими данными, может запросто принести Яромира на руках, ежели с ним что случится.

— Ты слишком уж спокойно об этом рассуждаешь, — Вацлав снова начал заводиться.

— Хватит и того, что ты из штанов выпрыгиваешь. Яромир, может, ты все-таки войдешь?

Я засмеялся и шагнул в раскрытую дверь.

— Не думал, что ты меня видел.

— Я и не видел, пока стоял у окна. Но стоило мне вернуться в кресло, как я тебя заметил. Когда ты жестом призывал Яноша к молчанию.

Я перевел взгляд на Вацлава. Тот стоял у окна бледный и злой.

— И где же ты изволил пропадать, Ромочка? — голосом инквизитора вопросил мой брат. Ежели бы я был мальчишкой, а он моим отцом, я бы уже в штаны наложил от страха. А так, так это было и грустно и смешно. Конечно, Вацлав беспокоится обо мне, но ведь я не ребенок, чтобы отчитываться в каждом шаге. То он спокойно бросает меня на полгода, то он, по образному выражению Милана, из штанов выпрыгивает, когда я задерживаюсь с прогулки.

— Вот что, Славочка, я очень ценю твою заботу, и очень люблю тебя, да что говорить, ты сам все знаешь, но Милан прав. Я не мальчик.

Зря я упомянул Милана. Вацлав бросил на молодого человека такой взгляд, что тот встал.

— Надеюсь, вы позволите мне удалиться, ваше высочество?

Вацлав хотел что-то сказать, но я перебил его. Я видел, что он на взводе и сейчас рассорится с мальчишкой и сам же будет об этом жалеть еще до наступления ночи.

— Молчи, Милан. Сядь и молчи. Вацлав… Ответь мне, почему со мной непременно что-то должно было случиться? Ты лечил меня и знаешь, что сейчас я здоров, как никогда. Единственное, что может случиться в моем парке, так это то, что я не рассчитаю силы и зайду дальше, чем намеревался. И буду часто отдыхать на обратном пути.

— Вацлав, — вмешался Янош, — знаете, вы ведете себя не как врач. Яромир чувствовал себя вполне здоровым, пока не услышал, как вы ругаете Милана. От одного этого и здоровый сляжет.

На этот раз Вацлав бросил испепеляющий взгляд на Яноша. Но тот не оробел.

— И не надо грозить Милану. Сколько я вас знаю, вы все время ему чем-нибудь грозите. Раньше грозились уволить, теперь — наказать. А вы не боитесь, что Милан и сам возьмет, да и уволится? Или вы думаете, что ему не бывает обидно?

Вацлав посмотрел на Яноша, взгляд его смягчился.

— Может быть, для начала, ты все-таки ответишь на мой вопрос, Яромир? Прости, если я что не так сказал. Знаешь, я ужасно переволновался.

— Просто мы с Яношем заснули после обеда.

Вацлав печально улыбнулся. Казалось, он хотел сказать, что вот, я и сам, де, вижу, что сил у меня немного, и что меня надо беречь, но он сдержался, чтобы не начинать все сначала. Я одобрительно кивнул.

— Поужинаем?

— Давай, — в голосе Вацлава не чувствовалось энтузиазма. Милан встал, собираясь откланяться. — Милан, — продолжил Венцеслав, — пожалуйста, не обижайся на меня. Не сердись. Я наговорил лишнего и чувствую себя виноватым.

Милан вежливо кивнул.

Мда, если так пойдет и дальше, хорошего не жди. Я не хотел, чтобы за мои отлучки из дворца Вацлав спрашивал с Милана. Он, если вдуматься, здесь совсем не при чем. Я вообще знаком с ним около двух недель и он не состоит в штате моих служащих.

— Вацлав, чтобы ты был спокоен, мне надо постоянно находиться в этой комнате?

Вацлав внимательно посмотрел на меня. Мне кажется, он понял меня правильно — или я свободный человек, или же он держит меня под домашним арестом. Но тогда… Что тогда я не хочу думать. Надеюсь, Вацлав тоже.

— Прости, Ромочка. Я вовсе не хочу мешать тебе.

— И если я вышел из комнаты, это ведь не потому, что меня куда-нибудь послал Милан, Янош, Всеволод или любой другой из тысячи наших знакомых?

Вацлав улыбнулся.

— Я не буду больше обвинять Милана за то, что он подбросил тебе эту гениальную идею. В конце концов, ты мог ведь и не следовать его совету, если бы не хотел.

Я кивнул, позвонил и приказал накрывать на стол на четыре персоны. Потом еще раз оглядел потенциальных сотрапезников. Янош извинился и отправился разгружать вещмешок, Вацлав стоял, виновато постукивая по полу ногой, Милан, ого, Милан сидел в кресле, прижав руку к груди.

— Тебе нехорошо, Милан? — забеспокоился я.

— Милан? — Вацлав подошел к нему и протянул руку, пощупать пульс. Милан отстранился.

— Милан, — просительным тоном повторил Вацлав. На этот раз молодой человек протянул руку сам. Вацлав слушал пульс и хмурился.

— Ты слишком много работаешь.

Я расхохотался.

— Ты говоришь это всем и всегда, Вацлав.

— Не всем. Только тебе, когда ты работаешь по двадцать часов в сутки, а остальное время проводишь в глубоком обмороке и Милану, который хватается за все дела сразу, позабыв залечить смертельную рану.

— Ну, во-первых, дела на Милана навьючил именно ты, и рану лечил тоже ты.

Вацлав положил руку на грудь Милана и постоял так несколько мгновений.

— Вообще-то, все не так плохо. Знаешь, я бы сказал, что у тебя наметилось улучшение. Отсюда и боли. Это когда началось?

— Вечером. Когда я встретился с Истиславом.

Вацлав немедленно снова вызверился.

— Я же говорил, что тебе совершенно нельзя волноваться!

— Если ты его еще и за это отругаешь, ему сразу станет лучше, — заметил я.

— Ох, Милан, — Вацлав сел на ручку кресла.

— Все в порядке, Славочка, — улыбнулся молодой человек.

Мда… Мне просто необходимо сделать отсюда ноги, как выражается наш Янош. Вацлав говорит, что Янош пользуется лексикой Милана, а от последнего можно ждать чего угодно.

Но я, пожалуй, сделаю вот что. Завтра же напишу Лучезару — капитану королевской яхты, в Дубровник. Лучезар подберет мне корабль, составит проект необходимых усовершенствований, а я, тем временем, разработаю маршрут. Жаль только, что довоенные карты не всегда совпадают с действительностью, а новых никто не нарисовал. Ну ничего. Посмотрю на все собственными глазами. Так даже еще интереснее.

Ларочка и Лерочка должны прибыть где-нибудь в августе, свадьба состоится тогда же, значит, в сентябре я свободен и могу плыть куда хочу. Вспомнить бы еще, что и где я читал про муссоны…

Глава 5 К сожаленью, день рождения…

В эту субботу, двадцать шестого июля, с утра все шло наперекосяк. Во-первых, Милан проспал. Молодой человек исполнял обязанности большого начальника всего второй месяц, так что еще не успел привыкнуть в случае чего сделать умный вид и сказать, что его, де, задержали во дворце, что в любом случае было бы истинной правдой, в виду того, как Милан временно в этом самом дворце жил. Вместо этого, Милан вспомнил, что у него на десять утра назначено совещание, стрелой вылетел из своей комнаты, не завтракая, вскочил в поджидающий его во дворе экипаж и, на предельной скорости, в общем-то, недопустимой в городе, поехал в Медвенку.

Молодой человек приехал во Дворец Науки за полчаса до начала совещания, успел еще раз просмотреть бумаги, подписать самое срочное по мелочи и даже выпил чашечку чая. Совещание, в общем, прошло нормально, и у Милана появилась надежда часам к шести вечера покончить с субботними делами. В субботу нормальные люди не задерживались на работе дольше трех, но Милан пока входил в курс дела и не мог себе позволить роскоши соблюдать обычный верхневолынский распорядок дня. Тем более что в следующем месяце должна была приехать его невеста, а в сентябре молодой человек должен был, помимо всего прочего, приступить к учебе в магическом университете.

Около двух часов дня в кабинет Милана заглянула секретарша Людмила.

— Господин Милан, к вам господин кавалер Станислав.

— Стас? Проси. И принеси чая.

К слову сказать, единственным орденом, дававшим право на «кавалерство», была Зеленая Ветка. В свое время Милана дружно принялись именовать господином кавалером, но он попросил промежуточное звание опускать, и осталось просто — господин Милан.

В просторный кабинет верхневолынских князей от науки вошел человек лет сорока. Высокий, плотный, с вьющимися русыми волосами и голубыми глазами.

— Рад видеть тебя, Стас, — Милан встал навстречу гостю. — Почему не заходишь?

— Здравствуй, Милан.

— Садись, сейчас Людочка принесет чаю. Так куда ты пропал? Я понимаю, конечно, дела, но мог бы и зайти когда никогда.

— Куда? В королевский дворец?

— А почему бы и нет? И Вацлав и Яромир будут рады тебя видеть.

— Вацлав — может быть, а Яромир же меня на дух не переносит. Нет, он приколол орден к моей груди и сказал, что согласен с решением Вацлава, но он не простит меня до самой смерти.

— Ерунда, он не злопамятен.

— Ты сам слишком хороший, Милан, и всех видишь исключительно в розовом свете. Человек, двадцать лет пробывший правящим королем, просто не может быть добреньким. Хотя бы потому, что привык по долгу службы, принимать и проводить непопулярные решения. Да что король — любой руководитель страдает от того же самого. Возьми, к примеру, себя. За каких-то полтора месяца запугал весь штат настолько, что они с утра не решаются поздравить тебя с днем рождения и позвали меня на подмогу. Кстати, я от души поздравляю тебя, Милан, и хочу пожелать, чтобы все твои дальнейшие приключения были не столь опасны для здоровья, как некоторые предыдущие.

Милан засмеялся.

— Спасибо, Стас. Знаешь, я совсем забыл про свой день рождения. Замотался в последние дни и забыл. Да тут еще Яромир пропадает где-то целыми днями, а Вацлав, хоть и старается не срывать на мне за это зло, но, поневоле, больше обычного давит по работе. Слушай, мне, вероятно, нужно накрыть стол для сотрудников?

— Не волнуйся, для этого есть секретарь по общим вопросам. Он уже обо всем позаботился. Но уже полвторого, а обед у нормальных людей начинается в час. Все собрались и думают, на какой козе к тебе подъехать.

— Можно подумать!

— Вообще-то можно. Ты для них человек новый, к тому же по Медвенке гуляет упорный слух, что ты женишься на сестре невесты князя Венцеслава, так что от тебя здесь ждут любой пакости. Собственно, поэтому меня и подрядили просить ваше превосходительство удостоить своим присутствием торжественную часть.

— Постой, они что же, заранее послали за тобой?

Стас засмеялся.

— Нет, конечно. Просто я зашел тебя поздравить, а меня тут же припахали.

— Тогда идем. Но, Стас, раз уж у меня день рождения, то после этого официального мероприятия давай продолжим все это в более непринужденной обстановке у Яромира. Ручаюсь, он и не подумает вызвериться в твою сторону. Конечно, если мы его сможем застать.

— А что, это нелегко?

— Он выздоравливает, Стас, после затянувшейся на годы болезни, и его тянет двигаться, гулять, радоваться жизни. Он слишком долго делал то, что считал себя обязанным делать. Сейчас же Яромир сорвался с короткого поводка, на котором его держали здоровье и обязанности. Знаешь, как щенок, дорвавшийся до прогулки?

— Ну, у тебя и сравнения!

— Непочтительно, знаю, зато верно.

— Ну ладно, ваше превосходительство, идем, тебя ждут.

— Только не называй меня так, Стас. Да ко мне так никто и не обращается. Разве что уж в совсем официальной обстановке.

— А в твоем кабинете она какая? — поинтересовался Стас.

— Приватная. Да, Стас, а что нужно делать на приеме?

Стас вздохнул. Все-таки Вацлаву нужно было бы самому проинструктировать своего секретаря. Но он вчера вечером забыл об этом, занявшись каким-то специальным вопросом, потом вернулся с прогулки Яромир, в общем, вспомнил обо всем Вацлав только утром. И послал за ним, Стасом.

— Нужно посидеть несколько минут, выпить заздравный тост, произнести свой тост в ответ с выражением благодарности всем присутствующим, после чего можешь сослаться на дела и сбежать.

— Да? — в голосе Милана легко различалось сомнение.

— Если хочешь, можешь остаться.

— А что подают из напитков?

Стас дернул плечом.

— Водку, коньяк, сок.

— Отлично, — Милан несколько приободрился.

— Я сказал Вадимиру, что ты, обычно, предпочитаешь коньяк.

— Что?!

Стас рассмеялся.

— Так я и знал. Я сказал, что ты пьешь или сок, или сухое вино. Не беспокойся, Милан, все пройдет в лучшем виде.

Милан и Стас вышли из кабинета и прошли в столовую. Сегодня столы были составлены буквой П, за ними уже сидели люди. Те, с которыми он расстался какой-нибудь час назад по окончании совещания, помощники и секретари. Кроме обычных научных и околонаучных работников были еще и ученые производственники. Стас сел к прочим собратьям по производству и ободряюще кивнул Милану.

Милан собрался с духом и прошел на свое место. Он терпеть не мог торжественных церемоний. Однажды ему приснилась церемония награждения его орденом Зеленой Ветки, так Вацлав прибежал к нему среди ночи, решив, что у Милана каким-то образом открылась залеченная еще в Полесье рана. Сейчас же Вацлав, вероятно, решал те самые государственные дела, отвертеться от которых он так стремился. Мда, в конце концов, придется потерпеть. Вацлав то терпит! Хотя, он — принц, ему положено. Но, может быть, если бы ему дали выбор, он бы и не стал рождаться принцем?

С этими утешительными мыслями Милан занял свое место во главе стола.

Ладимир, декан факультета оптической магии, в настоящее время считающийся первым заместителем ректора, то бишь, Милана, произнес краткую поздравительную речь, Милан поднес к губам бокал с вином, сделал маленький глоток и принялся оглядывать собравшихся, прикидывая, не пора ли выступить с ответной, благодарственной, речью и слинять. Он обменялся взглядом со Стасом, пожалел, что тот сидит так далеко от него и вдруг встретился взглядом с темно-серыми недоброжелательными глазами. Милану показалось, что ему уже случалось сталкивать с обладателем этих глаз. По крайней мере, он прекрасно помнил этот жесткий, испытывающий взгляд. Странно, у него же нет знакомых в этом ученом мире. По крайней мере, в его высшем эшелоне. Но эти стальные глаза, светло-русые волосы… Человек что-то проговорил, улыбнулся, и Милан вспомнил. Этот голос прошлой осенью рассказывал ему о температурно-градусной кривой князя Венцеслава. Он может и сейчас бы не вспомнил, но Слободан насмешливо разглядывал его бокал и что-то говорил соседу о вине.

— Рад видеть вас, Слободан, вы давно в Медвенке?

— Нет, ваше превосходительство, я прибыл только вчера вечером. Зашел сегодня во Дворец Науки решить вопрос, а мне сказали, что основной вопрос сегодняшнего дня — это день рождения вашего превосходительства.

Милан высокомерно поднял бровь и любезно улыбнулся.

— Я-то думал, похвастаться перед коллегами близким знакомством с ученым мужем, а вы мне так вот сразу — ваше превосходительство. Я понимаю, конечно, господин Слободан, что это для меня встреча с вами была событием, а для вас я был один из многих, так что прошу извинить, ежели я что не так сказал.

Слободан спохватился.

— Ну что вы, господин кавалер Милан.

— Вам не нравится мой орден? — Милан невинно улыбнулся. — А, по-моему, он очень красив. Или вы считаете, что мне его повесили не на то место? Ну, так претензии к королю Яромиру.

Милан сдержался и не потер грудь. Он понимал, что для этих ученых мужей он никто — так, выскочка, один из временщиков. Сейчас он в фаворе, через пять минут он прискучит и его место займет другой такой же. Университетские деятели привыкли, что их начальник — принц. Пусть не всегда умный и знающий, но уже в самом его титуле крылось очарование истории. Можно было вспомнить Владиса, а можно Венцеслава. Деятели совершенно разные, но за блеск можно многое простить. В конце концов, только наукой руководил брат короля, ежели таковой, конечно, имелся. Иногда на этом месте оказывалась сестра. Но совершенно посторонний человек? Вот так вот, молодой человек с ветра? Без особых знаний или заслуг, не имеющий даже магического образования?

— Я понимаю, конечно, я не князь Венцеслав, но я здесь по его поручению, о чем вам не может не быть известно. Мне приходится с этим мириться, но я к этому, знаете ли, привык, постарайтесь и вы последовать моему примеру. Тем более что мы с вами вряд ли когда-нибудь встретимся по работе. Кстати, зачем вы приехали в Медвенку, господин Слободан?

— Представить мою докторскую диссертацию.

— Когда ученый совет? — Милан посмотрел на Ладимира. Он помнил, что Слободан занимается именно оптической магией.

— Через две недели, — спокойно ответил Ладимир, бросив иронический взгляд на Слободана. — Если предложенный материал удовлетворит членов ученого совета, то мы положим вам документы на утверждение недели через три, господин Милан.

— Вы ведь, помнится, занимаетесь вопросами оптической магии, господин Слободан? — Милан завелся. Когда он был в таком состоянии, ему ничего не стоило наговорить гадостей и князю Венцеславу. Конечно, со Слободаном он старался сдерживаться, но всему должен быть предел. Или нет? — И что же вы разработали за годы ваших изысканий?

— Прибор, ваше превосходительство, — с нарочитой почтительностью ответил Слободан. — Прибор, позволяющий видеть шестимерные предметы.

Милан удивленно поднял бровь. Вацлав пользовался измевизором, с разрешением до восьмого измерения. Это что, секретная разработка? Да нет, вряд ли, если и секретная, то не для своего факультета.

— Да? — переспросил он. — Я думал, что их и так можно видеть. Я, например каждый день любуюсь своей шестимерной запряжкой.

— А вы уверены, что это не четырехмерки с бликовой упряжью? — насмешливо поинтересовался Слободан, явно вспомнив предыдущую встречу.

— Я — нет, но князь Венцеслав говорит, что это, все-таки, шестимерки.

Стас приподнялся, чтобы подойти к Милану, ободрить и остановить, но тот отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Вы, вероятно, считаете, меня за полного профана, неспособного отличить четырехмерную подкову от шестимерного гвоздя без помощи специальных приборов, — Милан замолчал и принялся задумчиво играть бокалом.

— А вы можете их отличить? — у Слободана даже зазвенел голос.

— Нет! — радостно сообщил Милан. Насколько он успел узнать — это был классический пример из общего курса оптической магии. Он успел прочитать буквально несколько страниц. Так вот, на взгляд трехмерного человека, четырехмерная подкова выглядела точно так же, как шестимерный гвоздь. Этим ученые обосновывали необходимость своей дисциплины. — А вы? — И Милан, с наигранной восторженностью, уставился на Слободана.

— Прошу простить, ваше превосходительство, — Слободан в свою очередь принялся нервно крутить в руках нож.

— Вилка лучше, — негромко заметил Милан. — Знаете, два удара — восемь дыр.

Присутствующие весело расхохотались. На Милана смотрели так, словно он сдал сложный экзамен. Слово опять взял Ладимир.

— Конечно, вы правы, господин Милан, считая, что мы здесь все заелись и привыкли к блеску имени князя, но и сейчас мы имеем основания гордиться, как никто. Только в Академии начальник — кавалер ордена Зеленой Ветки. Кстати, вы первый кавалер на этом месте за всю историю академии, господин Милан.

Милан улыбнулся и встал. Если сейчас не настало время для ответного тоста, то оно вообще никогда не наступит. В двух словах Милан поблагодарил присутствующих, сделал еще один глоток вина и откланялся, сославшись на занятость. Стас покинул столовую следом за ним.

— Как ты себя чувствуешь, Милан? У тебя синяки под глазами.

— Все в порядке, Стас. Давай только зайдем ко мне, я выпью бальзамчика…

Вацлав вовсе не перетрудился в эту субботу на политическом поприще. С утра, я, вместо того, чтобы отправиться на длительную прогулку с Яношем, попросил составить мне компанию своего брата.

— Ромочка, я бы с радостью, но почему сегодня? Давай завтра. Завтра — воскресенье, я буду почти свободен. Или в понедельник. Тогда-то я буду свободен наверняка.

— И это ты говоришь родному брату! Оставь, Вацлав, сегодня ты не пойдешь во Дворец Приемов. Я уже все организовал, по старой памяти, — Вацлав посмотрел на меня с таким искренним удивлением, что я рассмеялся. — Когда я сказал Всеволоду, что сегодня день рождения Милана, он пообещал, что все устроит.

— Как — день рождения? Разве сегодня двадцать шестое июля?

— А какое?

— Слушай, но ведь сегодня… Черт побери, я немедленно еду в Дом Науки.

— Зачем?

— Эти зубры сожрут его с потрохами. А если он, не дай бог, выпьет…

— Побойся бога, Вацлав, когда он пил?

— Да только что, после награждения Зеленой Веткой.

Я перехватил Вацлава уже у двери.

— Слушай, если ты так беспокоишься, пошли туда Стаса. Не езди туда, Вацлав. Ты, конечно, закроешь его своей грудью, как он закрывал тебя грудью от смерти, но ты не сможешь быть рядом с ним всю его жизнь. Если ты хотел для Милана безоблачного будущего, тебе надо было позволить мне осыпать его деньгами. На этом же месте ему придется нелегко.

Вацлав в досаде отошел к окну.

— Слишком скоро, Ромочка. Он даже не успел освоиться.

— Тогда подготовь ему утешительный приз. Я распорядился о торжественном обеде для нашей тесной компании. Может быть, Милан захочет пригласить родственников, ну так это его право.

— Не думаю, — Вацлав все еще был под впечатлением визита в дом Родомира. — С него хватит дружеского междусобойчика на работе.

Я решил сменить тему.

— Надеюсь, ты не хочешь подарить ему очередную запряжку?

— Я заказал для него набор магических инструментов. Для работы, для учебы. А ты?

Я достал из кармана брелок. Я тоже делал его на заказ. Для себя. Эти брелки, правда, требуют регулярной подзарядки, но пока у Милана пошаливает сердце, ему не помешает карманный доктор.

— Да, Ромочка, твой подарок сегодня более актуален. Черт побери, как я мог забыть? Я должен был предупредить его, должен.

— Иди лучше во Дворец Приемов, Вацлав.

— Зачем? Я все равно не смогу думать ни о чем, кроме Милана. Пойду лучше приготовлюсь к его приходу. Думаю, он будет в великолепном настроении и быстренько сделает то, чему помешал полгода назад.

Милан вернулся во дворец веселый и возбужденный. Я подошел к нему.

— Ну что, договориться с королем проще, чем с ученым советом?

— Ну конечно, Ромочка! В этом основное достоинство монархии. Можно подладиться к одному человеку, но нельзя угодить сразу сотне.

— И основной недостаток, — засмеялся я. — Я в отставке, теперь могу и покритиковать. Не себя же, брата.

Я посмотрел на Стаса. Он поймал мой взгляд, указал на Милана и поднял вверх большой палец.

— Поздравляю тебя, Милан, — я обнял его за плечи. — Возьми, — я протянул ему свой подарок. — Не забывай подзаряжать и носи с собой. С твоим образом жизни, это самый необходимый предмет. По крайней мере, пока у тебя пошаливает сердце.

— Всего лишь аорта, Яромир, — поправил Милан.

— Да? Ну, это совсем другое дело. Идем обедать. Надеюсь, ты мое общество все еще считаешь приемлемым, чтобы расслабиться и попить коньяка?

Вошел Вацлав, стал поздравлять именинника, а я обернулся к Стасу.

— Спасибо, Стас.

— Я ничего не сделал, Яромир. Он со всем справился сам.

— Все равно, он чувствовал твою поддержку. Заходи к нам почаще, Стас. Не знаю почему, но Милан всегда рад тебя видеть…

Глава 6 Король на пенсии

Эти дни я провел гораздо лучше, чем Вацлав и Милан. В начале июля я пригласил к себе капитана королевской яхты Лучезара. Принял его я в своем кабинете. Когда Вацлав вернулся из путешествия, я хотел было отдать ему не только мой пост, но и мои покои во дворце королей Верхней Волыни, но Вацлав сказал, что останется жить у себя. В обширных покоях наследника престола.

Кстати сказать, история моей семьи изобилует весьма колоритными личностями. К одной из таких я отношу короля Гостомысла, который жил лет четыреста назад. Этот Гостомысл ухитрился передать трон не сыну, и даже не внуку, а правнуку, Драгомиру. Сын умер от старости, внук — от несчастного случая на охоте, а правнуку к тому времени уже было больше двадцати лет… Так в эти вот времена покои наследных принцев Верхней Волыни и были расширены до современных размеров, так, что стали превосходить размером королевские апартаменты. Может быть, поэтому Вацлав и предпочитает жить там — больше комнат, значит туда можно натащить больше бумаг, и, следовательно, развести больший беспорядок. Хотя он держит солидный штат секретарей. Милана, например.

Лучезар был примерно моего возраста, небольшого роста, изящный, стройный, но жилистый. Я тоже тонкий, но он, в отличие от меня, не выглядит изможденным. У него были черные, вьющиеся волосы и черные глаза.

— Ваше величество, — Лучезар вопросительно поклонился.

— Здравствуйте, господин Лучезар. Если не возражаете, в этой комнате нет никаких величеств. Называйте меня Яромиром, и, если вы не против, я тоже оставлю формальности.

— Почту за честь, ваше величество. То есть господин Яромир.

— Лучезар, я позвал вас по очень важному делу. Но пока что вы должны держать его в секрете.

Лучезар кивнул.

— Конечно, господин Яромир.

— Лучезар, я собираюсь отправиться на длительную морскую прогулку.

— Яхта готова вас принять в любой момент, господин Яромир.

— Вы не поняли меня. Когда я говорю о длительной прогулке, я и имею в виду именно длительную прогулку. Я собираюсь в Китай.

— Куда? — Лучезар поднял красивую, словно нарисованную углем бровь.

— В Китай. Интересно только, Суэцкий канал все еще судоходен? Вы случайно не в курсе дела?

— Нет, ваше величество.

Я вопросительно посмотрел на Лучезара, встал, жестом разрешил капитану оставаться в кресле, подошел к шкафу, достал вино, стаканы и принес все это на стол.

— Выпьем немного, Зарушка, — я разлил вино. — Вижу, вы не относитесь серьезно к моим словам.

Капитан поднял бокал, продегустировал вино и остался доволен. Еще бы, это вино из погребов королей Верхней Волыни! Его даже на приемах никогда не подают. И зачем? Все равно после третьей рюмки никто уже не отличит добрый коньяк от паршивой водки. Что уж о вине говорить?

— Давненько мне не приходилось слыхивать о таких плаваниях.

— Да, — согласился я. — Лет так семьсот с гаком. Не думал, что вы так стары, капитан.

Лучезар засмеялся.

— Мы плаваем только по Адриатическому морю. Правда, южная граница Верхней Волыни, кажется, расположена на Средиземном море, но между морями нет границы. Разве что на карте.

— А между странами? — поинтересовался я.

— Между странами есть. Вы же знаете, граница проходит километрах в восьмидесяти от берега. Еще километров сорок нейтральные воды, дальше граница с Римской республикой.

Интересно, почему они не назвались Италией, как встарь? Вероятно по той же самой причине, по которой Югославия, включив себя солидные куски Албании, Венгрии, Чехии, Баварии и Австрии стала называться Верхней Волынью.

— Ваша яхта годится для прогулок по Адриатике, господин Яромир, — закончил Лучезар.

— Я знаю. Поэтому я и позвал вас сюда. Мне нужен корабль, на котором можно было бы дойти до Китая. Я вот разыскал в библиотеке книжку с картинками, — я передал Лучезару книгу с описаниями парусников восемнадцатого века. — Вот, взгляните. Какой вам больше нравится?

Лучезар открыл книгу, потом посмотрел на меня.

— Так вы серьезно, господин Яромир? Вы действительно хотите ехать в Китай?

— Всегда об этом мечтал. А сейчас, Лучезар, у меня есть такая возможность. Дела я сдал князю Венцеславу, здоровье мое несколько улучшилось, так что я могу посвятить остаток жизни разного рода путешествиям. Хотя, я бы предпочел плавать.

Теперь Лучезар поверил мне и загорелся.

— Посмотрите на корабли. По очертаниям мне нравится шебека и сайк. Вот только на шебеку нужно массу моряков, а сайк — как вы думаете, он достаточно мореходен?

Лучезар просмотрел рисунки и заговорил.

— Вы правы, господин Яромир, на шебеку требуется слишком много народа. Триста человек обеспечить пищей и водой не шутка. Сайк, конечно, не столь быстроходен, но зато экипаж можно держать человек двадцать. Или, с учетом дальности пути, тридцать.

— И еще обслуга, — проговорил я.

Лучезар вспомнил, что я все еще король Верхней Волыни.

— Да, разумеется. Сколько вам необходимо?

— Считайте сами, — предложил я. — Во-первых, нужен штат поваров, во-вторых, — я помолчал, мечтательно улыбнулся и принялся загибать пальцы, — камердинер, парикмахер, личный врач, медсестра, медбрат, секретарь, потом штат прачек и пекарей — я люблю к завтраку горячие булочки.

Честно говоря, я увлекся. Просто, когда я заговорил о своих людях, у Лучезара так вытянулось лицо, что я не смог удержаться.

— Сколько же это будет людей? — деревянным голосом поинтересовался капитан.

— Сколько нужно поваров на ваших мареманов, сосчитайте сами, и прибавьте одного, для потакания королевским капризам. Ну и нужно будет прибавить парочку человек слуг. Стирать, гладить и убирать я и в самом деле не привык. Да и привыкать не собираюсь. Не вижу необходимости. Ну и брат навяжет мне, как пить дать, парочку телохранителей. Итого пять.

Лучезар с облегчением рассмеялся.

— А врач?

— Врача взять нужно, — согласился я. — Путь до Китая неблизкий, плыть придется не один месяц, без судового врача в море выходить нельзя. Можно предложить это место моему личному врачу, с условием, что он будет лечить, заодно, всю команду, или же вашему корабельному — с условием, что он будет, в случае необходимости, ухаживать за мной. Значит, шестеро. Но, Лучезар, шутки шутками, но я хочу иметь отдельную просторную каюту и душ. Честно говоря, я даже не настаиваю на персональном. Могу пользоваться одним вместе со всем экипажем.

— Душ на корабле? — удивился капитан.

— Купание в море — это прекрасно, но умыться пресной водой тоже бывает приятно. К тому же, я не знаю, как можно купаться в море, когда твой корабль идет на всех парусах.

— Можно лечь в дрейф.

— Тогда, Зарушка, до Китая доплывут наши правнуки. При условии, что мы возьмем на корабль достаточное количество женщин.

— Женщина на корабле?! — возмутился капитан.

— Ну, тогда не стоит и думать о том, чтобы ложиться в дрейф каждый раз, когда захочется вымыть руки. На счет душа я говорил совершенно серьезно, Лучезар.

— Я понял.

Лучезар задумчиво растрепал свою роскошную шевелюру, потом пригладил ее изящной, мозолистой рукой.

— Думаю, все-таки нам нужен сайк.

Так, капитан уже загорелся моей идеей.

— И, знаете что, господин Яромир, подходящего корабля в Дубровнике сейчас нет. Но если вы дадите мне карт-бланш, то через пару месяцев он будет. Причем, с учетом всех требуемых вами изменений. Вы планируете взять товар для торговли, или же это будет просто круиз?

— Конечно, возьмем. Если повезет, может, еще и путешествие окупим. Навезем из Китая… В общем, всего навезем. А пока можете не стесняться в расходах. Просто пересылайте мне все счета.

— Хорошо, господин Яромир.

— И сохраняете все в тайне. Не думаю, что мой брат будет в большом восторге от этой идеи, так что не стоит волновать его раньше времени. Не беспокойтесь, Лучезар, он подпишет нам выездные документы собственноручно.

Я ведь прекрасно понимал, что моей подписи Лучезару может и не хватить. Всего месяц назад все со дня на день ждали моей смерти и потенциальные наследники — дети моей тетки, уже начали мысленно примериваться на верхневолынский трон. Сейчас, с приездом Вацлава, вопрос о престолонаследии потерял свою актуальность — у князя, по слухам, есть парочка незаконных отпрысков. Впрочем, сам он это отрицает, хотя и поддерживает их материально. Честно говоря, проверкой этих слухов я никогда себя не утруждал, хотя это не так уж сложно. В основном потому, что меня устраивает любой вариант.

Так вот, при таких обстоятельствах, Лучезару лучше иметь подпись Вацлава, чем мою. Ведь неизвестно, вернусь ли я из плавания. Так что бы потом князь, точнее, король, не вздумал взыскать за мою смерть.

С тех пор я получал регулярные сообщения из Дубровника. Сайк строился. Лучезар отобрал морячков из своей команды для плавания. Здесь есть три категории — искатели приключений, авантюристы, спасающиеся от сварливых жен и от регулярной выплаты алиментов, и многодетные папаши, желающие прокормить свое потомство. Честно говоря, я предпочитаю третий вариант, о чем и сказал капитану. Как-то принято думать, что человек, заботящийся о других, более надежен, чем тот, кто бежит куда угодно, только бы ни о ком не заботиться…

Да, эти дни я провел лучше, чем Вацлав и Милан. Я им сочувствовал, особенно Милану, но что я еще мог для них сделать? В конце концов, Милана никто и никогда не готовил для этой роли. Положение у Милана было незавидным. Ученые, по мере сил, вставляли палки в колеса, нормальный совет ему мог дать только Вацлав, или я. Но Милан никогда не любил обременять друзей своими делами. А раз наука поручена ему, то извольте не мешать. Спрашивать — спрашивайте, но — за конечный результат. Думается, наши высоко ученые зубры еще пожалеют, что с ним связались. Милан мило улыбается, но он не слишком съедобен. Вот Вацлав, например, нанял его как мальчика на побегушках — за вином сбегать, когда чего-нибудь экстравагантного захочется, а кончил тем, что сам стал ему вино подавать.

Шутки шутками, но период взаимной адаптации и Милану и ученым придется пережить.

Я передал свои дела Вацлаву за три недели. Между медитациями на травке. Собственно, я просто рассказал брату, что случилось в стране в его отсутствие, и передал текущие дела с проектами решения или без оных. Как-либо влиять на принимаемые им решения я посчитал невместным. В конце концов, да здравствует король Венцеслав. Конечно, случись что серьезное, я бы вмешался, но Вацлав всегда был умницей. А когда я вернусь из Китая, ни одна собака даже не вспомнит, что я все еще король. Черт возьми, ну надо же было пережить свое собственное правление!

Вацлав не хотел принимать мою отставку даже сейчас.

— Хочешь — объяви меня своим соправителем, Ромочка. Но тебе будет непривычно жить в государстве и не влиять на его дела. Ты привык быть в гуще событий, как ты сможешь отстраниться?

Вацлаву трудно понять, что тот Яромир, который был королем Верхней Волыни, умер две недели назад. Когда я заболел и слег, меня перестали волновать дела государства. Меня не волновала больше и сама жизнь. Единственное, я хотел дождаться брата, да и об этом я перестал волноваться, когда пришло известие, что он пересек границу Верхней Волыни. Но тот я, который убивал себя, сидя за рабочим столом днями и ночами, так и не ожил. Король умер, родился человек. И хотя этому человеку уже под сорок, сил у него почти столько же, сколько у ребенка. А сейчас, при мысли, что мою вновь обретенную жизнь я снова буду проводить за письменным столом, я прихожу в ужас. Нет уж, для такого не стоило и оживать.

Где-то в Индии есть, или, по крайней мере, было, верование, что души наши после смерти переселяются в свежие тела. Но забывают о своем прежнем земном пути. А души, не помню, то ли праведников, то ли мудрецов, то ли и тех и других одновременно, помнят о своих прежних воплощениях. Теперь я знаю, что они при этом чувствуют, и я больше никогда не буду ни праведником, ни мудрецом. Правда, я и раньше не был ни тем, ни другим — у меня была другая специализация.

Еще в эти дни я занимался подготовкой к приему невест. Дорог из Москвы в Медвенку много. Вацлав ехал кружным путем — из-за того, что в Угории он был в розыске. Он оправдывается, говорит, что это, де, из-за Яноша, но разве можно в это поверить? Стоит только взглянуть в невинные, синие глаза молодого человека, и сразу станет ясно, что он просто не способен сделать ничего дурного. Еще Вацлав не хотел возвращаться в Трехречье — и там он числится в розыске. Он ссылается, правда на Володимира — того самого, из-за которого Стас чуть не убил его, но, мне думается, что просто не надо было заниматься конокрадством.

Перед московийскими учеными такие проблемы не стоят. Так что они поедут или через Трехречье — Гуцулию — Угорию, либо через Полесье — Угорию. В любом случае, ждать их следует на угорийской границе. Так что я организовал встречу на наиболее вероятных направлениях и разослал людей, чтобы немедленно сообщили о появлении девушек в стране. Честно говоря, мне не терпится увидеть тех, о ком я столько слышал. От Вацлава и Милана только и слышишь — Ларочка и Лерочка, Иллария и Валерия.

Милан, правда, поначалу стеснялся. С его представлениями о князьях и королях, он жутко переживал, что женится не на ком-нибудь, а на будущей свояченице князя. Князьям и королям, по его мнению, не положено иметь ни друзей, ни вот таких вот свойственников. Думаю, до того, как он познакомился с Вацлавом, он всерьез считал, что им вообще жить не обязательно. Только править. Но в чем-то он прав. Мы поневоле живем в некоторой изоляции. Круг общения ограничен деловыми знакомыми. И не потому, что мы так хотим, а потому, что нам негде познакомиться с приличным человеком. Не пойдешь же в трактир, в самом-то деле, а ля Харун ар-Рашид.

А еще говорят, что на пенсии делать нечего. Да я в отставке всего месяц и уже с ног сбился — ну прямо ничего не успеваю! С утра — в парк, на лужайку — медитировать, потом завтрак, после завтрака пару часов можно заниматься устройством самых необходимых дел — читать отчеты Лучезара, встречаться с нужными людьми, и так, что бы Вацлав не прознал об этом раньше времени, просматривать последние сплетни в верхневолынских газетах и журнале Граница, подписывать счета, готовить свадебные подарки Вацлаву и Милану. Потом я беру Яноша, и мы идем на длительную прогулку. В полдень медитируем на какой-нибудь лужайке и идем дальше. Порой возвращаемся прямо к вечерней медитации. Потом ужин в компании Вацлава, Милана и Яноша, потом мы еще выкраиваем пару часиков для обсуждения срочных дел. Нет, право же, я совсем замотался! То ли дело раньше — с утра уедешь во Дворец Приемов и можно ни о чем не беспокоиться до того времени, как секретарь спросит:

— Господин Яромир, вам не пора возвращаться домой? Уже ночь…

Тогда можно с чистой совестью вставать из-за стола, опираясь на руку телохранителя, и влачиться в постель.

Нет, сейчас у меня жизнь гораздо более насыщенная. Вчера, например, Янош показал мне на прогулке ежа с еженятами. А сегодня — день рождения Милана. Я заранее расспросил его о кулинарных пристрастиях и заказал его любимые блюда.

Молодой человек вернулся во дворец изрядно встрепанный, но довольный. Было ясно, он сумел за себя постоять.

Я разлил по бокалам коллекционное белое вино.

— За тебя, Милан.

Милан пригубил вино и поставил бокал на стол. Я оскорбился.

— Это вино, изготовлено из винограда, выращенного на личном винограднике королей Верхней Волыни во времена царствования моего деда. Общепризнанно, что тот год был самым благоприятным для изготовления белого вина за последнюю сотню лет. А красное вино, которое подадут сегодня к столу, изготовлено при моем прапрадеде. Тогда был год, благоприятный для красных вин.

Милан нервно оглянулся и снова пригубил вино. По-моему ему захотелось сказать «что ж, неплохо». Все эти выверты с изготовлением вин мне и самому не слишком-то понятны. Но вина превосходны.

— В самом деле, хорошее вино, Яромир, — нашелся молодой человек.

— Тогда выпей и расслабься.

— Тебе не надоело смотреть на наши пьяные морды в прошлый раз?

Я всмотрелся в лицо молодого человека и поставил свой недопитый бокал на стол.

— Сядь, Милан, тебе надо расслабиться.

Милан послушно опустился в кресло. Я обернулся на Вацлава — увидит, чем я собираюсь заниматься, еще расшумится. Но Вацлав слушал доклад Стаса о прошедшем праздновании. Я услышал:

— Вот уж не ожидал такого от Слободана!

— А я ожидал, — не сдержался я. — Как раз Слободан, Велимир, Пересвет и иже с ними, я имею в виду твоих приятелей, которые говорят тебе ты и именуют Венцелем, и будут вставлять Милану больше всего палок в колеса. Помимо естественного желания подмять под себя нового начальника, в них говорит еще и ревность. Как так, вместо того, чтобы возвысить одного из них, чтобы они могли спокойно перегрызться, на манер пауков в банке, ты завел себе нового любимчика.

Венцеслав посмотрел на меня с легким недоумением во взоре. Мда, я совсем забыл, что мой брат любит смотреть на мир через розовые очки. И ни смотря на то, что он совсем не новичок в политике, продолжает ждать от людей чего-то невозможного. Например, что ученые вдруг возьмут, и дружно поддержат новенького, вместо того, чтобы попытаться оттереть его от кормушки. Интересно, как Вацлаву удается сохранить подобную наивность? Или веру в человека? Я тоже верю в человека. И твердо знаю, если у кого-то будет возможность поступить великодушно, или же поиметь личную выгоду, девять из десяти выберут личную выгоду, а десятый — карьерист. Или безумец. В результате я редко ошибаюсь в людях, и мне никогда не приходится разочаровываться.

Я усмехнулся, и повернулся к Стасу. Вацлав последовал моему примеру. Я же подошел к креслу, в котором устроился Милан и приготовился помассировать молодому человеку виски, чтобы он избавился от негативной энергии и расслабился. Мой маневр не остался незамечен. Вацлав укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. Милан же отстранился, встал и поцеловал мою руку.

— Ты очень добрый, Яромир. Спасибо, но не надо. Тебе это вредно, да и мне тоже. Думаю, Вацлав не одобрит подобное мероприятие и попадет нам обоим.

Я высвободил свою руку и обнял молодого человека за плечи. Никогда не любил все эти церемонии — почтительный поцелуй руки, в ответ следует коснуться лба, или сделать вид, что хочешь коснуться.

— Не делай так, Милан. Ты не совсем правильно меня понял — я отношусь к тебе, как к младшему брату. Да ты, и правда, стал нам с Вацлавом братом по крови. Не зря говорят — кровь — не вода.

Милан посмотрел на меня и недоверчиво улыбнулся.

— Помнишь, Вацлав лечил тебя в Полесье своей кровью? Ты, может быть, слышал, что так можно лечить только близких родственников.

— Да, Вацлав как-то говорил, — согласился молодой человек, — Но, Яромир, тогда я совсем ничего не понимаю.

— Дело в том, что и это тоже не совсем верно. Лечить можно только тех, к кому очень искренне и хорошо относишься. Скажем так, питаешь братскую любовь. Иначе кровь убьет, вместо того, чтобы вылечить. Кстати, раз ты выздоровел после такого лечения, то я могу с уверенностью утверждать, что и ты тоже любишь его как брата. Все это очень сложно, Милан. Механизм всего этого точно не известен. Дело в том, что кровь несет всю информацию о человеке. Но не о его интеллектуальных возможностях, а о его чувственном восприятии. В старину существовало поверье, что при виде убийцы у убитого идет кровь. Это действительно так, только идет она совсем недолго.

— Ну да, потому что потом она попросту вся вытекает, — засмеялся Милан.

— Нет, она сворачивается. Застывает. Так вот, ежели кровь еще не успела застыть, то при появлении убийцы она потечет из раны активнее.

— Зачем?

— Чтобы, по возможности, повредить убийце, — вмешался Вацлав. — Не задавай нелепых вопросов, мой мальчик. То, что рассказал Яромир — чистая правда, но механизма всего этого до конца не знает никто. Лучше сядь, я сам помассирую тебе виски. Яромир прав, тебе нужно расслабиться. А у Ромочки всю жизнь срабатывает инстинкт старшего брата. Младшего надо защитить, а если не удалось, то, хотя бы, сгладить последствия. Он меня избаловал и тебя избалует, вот увидишь.

Милан сел.

— Ты же говорил, что не будешь этого делать. Помнишь, после той вечеринки?

— Я говорил, что не буду снимать с тебя похмельный синдром. А сегодня я сам во всем виноват — надо было заранее предупредить тебя. Хотя, я все-таки не ждал такого ни от Слободана, ни от Ладимира. По моим представлениям, они должны были действовать с точностью до наоборот.

— Отнюдь, Славочка, — возразил я. — Ладимир уже сделал карьеру, ему надо ее сохранить, посему, по возможности, нужно ладить с начальством. А Слободану не кисло бы сначала расчистить местечко потеплее, потом же пристроить на него собственный зад.

— Не зря говорят — король — отец народа и знает нужды своих подданных, — огрызнулся Венцеслав.

Я засмеялся и подал Вацлаву бокал вина. Он покачал головой.

— А ведь и, правда, знаешь!

— Годы упорной тренировки, Вацлав. Тебе тоже предстоят упражнения в этой области.

— Я бы прекрасно перебился.

— Теперь и я перебьюсь. Я вышел на пенсию, Славочка, и теперь очень доволен собой.

— На пенсию? Это в твои неполные тридцать восемь?

— Издержки профессии. У королей считают год за три, как раньше в действующей армии.

Вацлав подумал.

— Тогда пора. Шестьдесят лет трудового стажа — вдвое больше, чем положено любому нормальному человеку.

— Так то нормальному. А я — король.

— На пенсии, — мечтательно добавил Милан. Мне показалось, что молодой человек уже начал вычислять, когда же можно будет уйти на пенсию ему самому. Результаты его не вдохновили, но помечтать-то никогда не рано!

Глава 7 Как встретить невесту

Хотелось мне того, или нет, до того, как окончательно уйти в отставку, мне пришлось еще раз стать королем.

Через пару недель после вышеописанной вечеринки я получил донесение с границы, что шестого августа, недели на две, раньше, чем мы их ожидали, московийские ученые пересекли границу Верхней Волыни.

Донесение пришло как раз в то время, когда я разбирал бумаги у себя в кабинете. Я прочитал его и стал вспоминать. Так, девочек, несомненно, захотят встречать оба моих героя-любовника. Сегодня четверг, у Вацлава приемный день, он просидит во Дворце Приемов до ночи. Милан вообще никогда раньше восьми не возвращается. Если я пошлю им сообщение сейчас… Да, действительно, что будет, если я пошлю им сообщение сейчас? Вацлав, пожалуй, попросит меня посидеть на старом месте, и смоется, а у Милана, бедолаги, даже подмены нет. Поэтому я решил начать с него.

— Янош, собирайся, съездим, проветримся.

— Мы же хотели сегодня сходить к озеру!

— Другой раз сходим, Янош, например, в ближайшие выходные. Я получил сообщение с границы. Ларочка и Лерочка уже в Верхней Волыни.

Янош подпрыгнул на месте.

— Вы хотите поехать к ним навстречу?

— Я-то им зачем? — искренне удивился я. — Просто хочу известить наших, точнее их, женихов, пусть сегодня подбирают хвосты, а завтра — сваливают к своим кралям.

Янош оживился.

— Мы едем к Вацлаву? Во Дворец Приемов?

— Сначала мы поедем к Милану, во Дворец Науки. С Вацлавом проще, я пока что могу подменить его в любой момент, а Милана мне заменить сложнее. Ему придется подготовить мне общий обзор, чтобы я знал, в какой бок пихать его зубров.

Мы сели в мой экипаж. Ездил я мало, все как-то не хватало сил и времени, но лошадей и экипажи любил. И сейчас мне запрягли шестерку шестимерок. На шестерке в городе мало кто ездил, но я любил, иногда, выпендриться. Вот и сейчас, я сел на козлы в легкий экипаж, Янош устроился рядом.

— Ишь ты, шестерка, — с восхищением проговорил Янош.

Я подмигнул ему и пустил лошадей вскачь.

Мы с шиком подкатили к Дворцу Науки, я бросил вожжи местному конюшему и прошел в здание. Янош шел за мной.

Я шел по коридору, местные сотрудники меня хорошо знали, и с удивлением провожали меня взглядами. Секретарша Милана Павушка разъяснила мне обстановку.

— Здравствуйте, господин Яромир. Вы сегодня прекрасно выглядите. — Прямо-таки, — как живой человек, подумал я. — С приездом брата вы поздоровели, — закончила свою мысль Купава. — У господина Милана сейчас большое совещание. — Черт побери, забыл! Милан же говорил вчера об этом! — Но я сейчас доложу. Или же вы хотите присутствовать?

— Понятно, — засмеялся я. — Вы решили, что я приехал проинспектировать Милана. Отнюдь, дорогая, просто мне нужно переговорить с ним по срочному делу. Шепни Милану, что я здесь. Но чтоб тихо!

Купава согласно кивнула и бросила любопытный взгляд на синеглазого Яноша. Мда, я еще не видел женщины, которая бы не обратила на него внимания.

Через минуту из зала совещаний выбежал Милан.

— Что-нибудь случилось? Нет? Но зачем ты здесь, Яромир?

Я обнял молодого человека за плечи и отвел к окну.

— Милан, тебе бы надо к вечеру подготовить все дела так, чтобы я смог с ними разобраться в твое отсутствие.

— Куда ты отправляешь меня? — удивился молодой человек.

— Я не сказал, — притворно охнул я. — Твоя Лерочка уже в Верхней Волыни.

— Лерочка!

— Мне показалось, что ты захочешь выехать ей навстречу, а заменить тебя пока что некому, кроме меня, разумеется. Так что, ты за сегодняшний день подготовь для меня краткие промеморийки по срочным вопросам, а дела, что могут подождать, положи в долгий ящик.

Карие глаза Милана блестели от радости и нетерпения. Казалось, задерни шторы, и они загорятся огоньками, как у кошки.

— Не забудь, что вечером я жду тебя у себя.

— Хорошо, Ромочка. Черт побери, у меня еще это совещание. Яромир, ты не подменишь меня?

— С ума сошел? Что подумают твои гаврики? К тому же, мне еще надо предупредить Вацлава.

— Ты еще не сказал ему?

— Его мне подменить легче, чем тебя. Той работой я занимался двадцать лет. Так что ему не нужно столько возиться с подборкой документов. Я почему-то не думаю, что именно сейчас Вацлав решает какой-нибудь эпохальный вопрос.

— А если решает? — заинтересовался Милан.

— Ну, если это вопрос действительно эпохальный, то ждал он одну эпоху, подождет и еще пару недель.

— Значит, его ты отпускаешь на две недели, а меня только на одну?

Я пожал плечами.

— Иди. Раньше сядешь — раньше выйдешь. Народная мудрость.

Милан ушел совещаться дальше, а я подумал, что, как пить дать, слова Купавы кто-нибудь расслышал, и теперь все эти ученые пытаются разрешить вопрос, что это королю Яромиру понадобилось в таком срочном порядке от доверенного секретаря князя Венцеслава. А если учесть, что завтра Милана на месте не будет, а его дела перейдут в канцелярию короля, то слухов здесь хватит не меньше, чем на месяц. Сначала, думаю, народ решит, что я поздоровел и разогнал всю эту шайку-лейку. А Милана не только снял с работы, но и отправил, куда Макар телят не гонял. А Вацлава — про Вацлава то плохо не скажут. Он если пока и не король, то будет им в скором времени. Так что отсутствие Вацлава будут обсуждать вполголоса и предположения строить станут и вовсе самые невероятные. Скорее всего, его будут тщательно готовить к коронации. А может и наоборот, мысленно отправят к дядюшке на теплое море, решив, что я поздоровел и захотел второй срок отсидеть на этом месте.

Подбадривая себя такими мыслями, я ехал во Дворец Приемов. На этот раз лошадьми правил Янош. Мальчишке страшно захотелось попробовать править шестеркой шестимерок и я, естественно, не смог отказать. По дороге мы заехали в ресторанчик перекусить и во Дворец Приемов мы с Яношем попали уже часа в четыре. В это время Вацлав уже должен был начать прием по личным вопросам.

И правда, приемная была полна народу. Я попросил своих верноподданных пропустить короля без очереди, буквально на минутку. Люди меня пропустили с радостью. Мой изможденный лик достаточно намозолил всем глаза на деньгах, так что узнать меня нетрудно.

Надо было видеть лицо Славочки, когда я робко постучал в дверь, вошел и остановился в нерешительности перед стулом для посетителей.

— Яромир?! — Вацлав подскочил ко мне, взял за плечи и посмотрел мне в глаза. — Что случилось? С тобой все в порядке? Ты здоров?

— Здоров, Вацлав. Причем настолько, что хочу снова пару-тройку недель посидеть в королевском кресле.

Вацлав опустил руки и жестом предложил мне пройти к моему старому креслу.

— Завтра, Вацлав. Впрочем, если ты хочешь, можешь оставаться на месте. Милан, я думаю, и сам справится.

— С чем?

— Со встречей Ларочки и Лерочки.

— Они здесь?! Почему нам ничего не сообщили? Ромочка, я немедленно еду. Черт, у меня же полная приемная народу. Ромочка, ты посидишь за меня?

— И не подумаю. Заканчивай дела, подбери то, что считаешь нужным доделать лично, а завтра можешь ехать им навстречу. Вместе с Миланом. Его я уже предупредил.

Я повернул к двери.

— Яромир, но ты же ничего не сказал. Где они?

— Они пересекли границу у Базиаша. Вечером поговорим, Вацлав, заканчивай дела и приезжай. Не волнуйся. Я останусь на хозяйстве за вас с Миланом.

Мда, лучше бы я такого не делал. Вечером мне по очереди докладывали о наиболее важных вопросах на сегодняшний день и расспрашивали меня сами. Что я мог ответить? Я только зачитал вслух донесение с границы, а потом передал его в руки Вацлава.

— Ты увидишь их, и все поймешь, — пообещал мне брат и побежал собирать вещи.

Милан из вежливости посидел со мной лишнюю минутку, причем так отчаянно ерзал, что мне стало его жалко. Я сослался на срочные дела и вышел в парк. Здесь я сел на причудливо изогнутую, впрочем, очень удобную деревянную лавочку и принялся читать донесения от Лучезара. Сайк строился. Еще он писал, что порасспрашивал знакомых мареманов, и никто из них морские границы страны не пересекал. Можно подумать, для меня это новость! Хотел бы я знать, как бы они смогли пересечь границы без подписанных мной лично подорожных. А ко мне пока что никто с такой просьбой не обращался, не смотря на то, что несколько лет назад я даже пообещал награду за плавание за границу и сведения о наших морских соседях. Зажрались черти! Зачем куда-то плыть, когда и дома неплохо кормят? Может быть, в высоком уровне жизни есть и недостатки?..

Вечером следующего дня Вацлав и Милан в дорожной карете Вацлава, запряженной четверкой шестимерок, прибыли в Иванград — пункт предполагаемого нахождения московитов. Дорожная карета Милана ехала следом. В ней ехали два кучера. Обратную дорогу оба молодых человека планировали проделать со своими дамами в интимной обстановке. В конце концов, они не виделись с девочками уже месяца четыре, а друг друга видели ежедневно уже почитай, что год подряд. Так что оба хотели несколько изменить ситуацию.

Перед отъездом Яромир вручил им маршрут, по которому должны были следовать московиты. Оказалось, что Яромир не только организовал оповещение о приезде гостей, но и соответствующую встречу на границе. Путешественники должны были ехать по строго определенному маршруту, в гостиницах их ждали апартаменты высшего класса, в ресторанах — бесплатное питание по высшему разряду со всевозможными изысками. Король Верхней Волыни встречал предполагаемую королеву. И не важно, что она должна была стать не его женой, а женой его брата. Встречу он организовал на самом высшем уровне.

Вацлав остановил лошадей у гостиницы «Черногория». Они с Миланом резво соскочили с козел, оставили заботы об экипаже подъехавшим возницам и подошли к портье.

— Да, ваше высочество, московские гости прибыли полчаса назад. Дамы расположились в двести первом номере. Мужчины — в двести втором. Мне показалось, что дамы не в настроении…

Вацлав, недослушав портье, бегом преодолел ступени. Милан не отставал от него ни на шаг, хотя и схватился на лестнице за грудь. В коридоре маг чуть притормозил, выравнивая дыхание, и постучал в двести первый номер.

— Войдите, — раздался голос Валерии.

Вацлав распахнул дверь и вошел. В обширной приемной у зеркала сидела Иллария и поправляла прическу. Валерия, судя по всему, со своей косой справилась быстрее.

— Вы? — удивилась Валерия.

— Ларочка, — проговорил маг и сделал шаг к своей красавице.

Иллария резко обернулась и встала. Лицо ее покраснело, губы гневно скривились.

— Изволили приехать?

Вацлав в удивлении остановился.

— Ларочка!

Иллария быстро подошла и резко ударила Вацлава по лицу.

— Иуда! Как ты посмел? Продал меня за тридцать сребреников какому-то князю и явился посмотреть? Я ехала к тебе, любила тебя, верила тебе, а ты…

Вацлав смотрел на свою любимую широко открытыми глазами, пытаясь понять, в чем же он виноват. Вдобавок к непонятному поведению Илларии и Милан вдруг согнулся пополам в приступе неудержимого хохота. Вацлав перевел растерянный взгляд на своего доверенного секретаря и этим только подлил масло в огонь его веселья.

— И что ты нашел смешного, мой мальчик? — ледяным тоном проговорил маг. На памяти Милана, Вацлав говорил так только однажды. С его братом Светоликом, когда услышал, что Светик выразил твердую уверенность, что орден Зеленой Ветки Милан заработал собственной задницей.

— Наконец-то твои многочисленные таланты оценили по заслугам, — все еще смеясь, отозвался молодой человек, нимало не устрашенный. Милан нажал на кнопку звонка и через минуту в комнату почтительно вошел управляющий отелем.

— Что прикажете, ваше высочество? — он посмотрел на растерянное лицо Вацлава и перевел взгляд на лицо его доверенного секретаря. — Ваше превосходительство?

— Представьте нас, пожалуйста, — попросил Милан. — Видите ли, путешествовали мы инкогнито, под документами, которые Вацлав нарисовал однажды в свободную минутку, так что наши дамы до сих пор не знают кто же мы на самом деле.

Вацлав бросил на молодого человека благодарный взгляд. Он начал проникаться комизмом ситуации.

— Госпожа Иллария, госпожа Валерия, позвольте представить вам его высочество князя и наследного принца Верхней Волыни Венцеслава и его превосходительство, министра королевства по науке, ректора академии, доверенного секретаря князя — Милана.

— Черт побери, Вацлав, ты никогда не говорил, что я так длинно называюсь. Ты всегда ограничивался последним пунктом.

— Мой мальчик, как-нибудь, когда у тебя выдастся свободная минутка, прочитай, что написано на табличке, висящей на двери в твой кабинет.

Милан подумал.

— Покажешь мне при случае, — и добавил, обернувшись к управляющему. — Прикажите подать ужин на четверых сюда, в номер. Спутники дам, думаю, пообедают внизу. Впрочем, спросите их сами.

Управляющий с поклоном вышел. Иллария рассеяно посмотрела на след своей руки на щеке мага.

— Ты — князь?

Вацлав кивнул.

— Князь, наследный принц, и что там еще наговорил этот человек?

— Больше ничего, Иллария. Остальное относилось к Милану. Но Ларочка, как ты могла подумать…

— А что я должна была подумать? — возмутилась Иллария. — Что наследнику престола Верхней Волыни настолько нечем заняться, что он поехал черт знает куда и черт знает зачем? Я считала тебя приличным человеком, ученым… — Иллария замолчала, услышав веселый смех Милана. — Что я сказала такого смешного, ваше превосходительство, или как вас надо называть?

— Не ругайся, Ларочка. Я понимаю, что быть князем, в Великом княжестве Московском, крайне постыдное занятие, равно как и быть министром. Но знаешь, князья тоже бывают людьми. Особенно в отпуске. Или в отгуле, как сейчас. Так что не ругай Вацлава слишком сильно. Лерочка, ты, надеюсь, на меня не очень сердишься?

Валерия засмеялась, обняла Милана и легко поцеловала в губы. Милан обнял девушку, не позволив ей отстраниться так быстро, как она намеревалась.

— Я очень соскучился, Лерочка, правда.

Вацлав посмотрел на Милана, потом устремил укоризненный взор на Илларию.

— Я думал, что ты меня лучше знаешь. А ты мне доверяешь меньше, чем Лерочка Милану. А ведь мы с тобой знакомы на целый день дольше, чем они!

Иллария растеряно посмотрела на Вацлава.

— Ты князь? — она ласково погладила мага по щеке. — Я не знала. Но правда, что я могла подумать, когда стоило нам всем пересечь границу, как нас с Лерой стали привечать, как предполагаемых невест первых людей в королевстве — князя и министра королевства по науке. Ты же никогда не говорил… И я не думала. Вацлав, я ведь ехала к тебе. Я думала, посмотрю здесь, если мы с тобой действительно любим друг друга, то можем вместе вернуться в Москву, собрать мои вещи и приехать к тебе, в Медвенку. Или наоборот, обосноваться в Москве.

— Не думай о вещах, Ларочка. Главное, оставайся сама. Я напишу великому князю Московскому письмо с извинениями, и, если хочешь, Милан напишет письмо президенту академии наук. Ты меня любишь, Ларочка? Ты выйдешь за меня замуж?

— Что-то ты слишком спешишь, Вацлав, — ехидно вставил Милан. — Ларочка, ты подумай, князья — народ ненадежный.

— Чем же? — улыбнулась Иллария.

— Ну как, — обстоятельно начал молодой человек, — князь — не человек, а символ. Он принадлежит всем и никому. Я даже не знаю, нужно ли князьям есть, или там, наоборот, посещать места общего пользования. Мне так кажется, что не нужно.

— Поговори у меня, — засмеялся маг. — Так как, Ларочка?

— Ты что-то слишком торопишь меня, — улыбнулась она.

— Конечно, — снова вмешался Милан. — Ведь через пару минут принесут ужин. Кстати, Ларочка, на раздумье у тебя будет весь завтрашний день, а послезавтра — свадьба. Нисколько не удивлюсь, если к нашему приезду Яромир уже все подготовит.

— Кто это, Яромир?

— Король Верхней Волыни, его старший брат, — Милан непочтительно указал на мага рукой. — Кстати, ваша с Лерочкой встреча — тоже его заслуга. Только не ругай Вацлава, за то, что он не организовал все лично. Видишь ли, после нашего приезда Ромочка переложил свои дела на Вацлава, Вацлав, в свою очередь, спихнул свои обязанности на меня, а нашими с ним личными делами занялся Яромир. Не беспокойся, — он торопливо поднял руку, защищаясь от возможных нападок, — жениться он вместо брата не станет. Он не по этому делу. Я хочу сказать, что он не совсем еще окреп после болезни и пока что не думает, ни о девочках, ни о мальчиках.

— А если я не соглашусь? — улыбнулась Иллария.

— Согласишься. Кстати, Вацлав всегда мечтал о женской руке. Желательно со скалкой.

Ларочка засмеялась и нежно поцеловала Вацлава в щеку.

— Прости.

Вацлав засмеялся и обнял свою даму.

— Дорогая, ты на меня странно действуешь. Уже второй раз при нашей встрече предварительные переговоры берет на себя Милан. Если ты будешь так горячиться и дальше, то мне придется поселить его в королевском дворце в Медвежке, чтобы он подрабатывал переводчиком по дипломатическим вопросам семейной жизни.

— Я предпочту жить в Медвенке, Славочка. Там безопаснее. Кстати, дорогие мои, вы ехали через Полесье?

— Да, — подтвердила Валерия. — Знаешь, тебе просил передать привет Аввакум. Он очень любезно принимал нас и передавал приветы всем вам, а тебе особенно.

Милан автоматически потер грудь.

— Еще бы! Ежели он чуть не убил меня. Если бы не Вацлав… Ты думаешь, почему бы еще я терпел такую тиранию?

Глава 8 Работа не кончается…

Этим утром Вацлав и Милан отправились встречать своих девочек, а я поехал во Дворец Приемов. В тот самый кабинет, где я работал двадцать лет. За исключением довольно частых разъездов по стране и редких отпусков на Адриатике, куда я любил ездить для поправки вконец расшатанного здоровья. Вообще я очень люблю море. Может быть, поэтому я так и загорелся при мысли о возможном морском путешествии?

Так, с этим надо погодить. Сейчас дела.

Я оставил экипаж на привычном, за столько-то лет, месте и взбежал по лестнице. В коридорах Дворца Приемов уже было полно народу. Я, как всегда, малость задержался. Никогда не умел приходить вовремя, ну что ты будешь делать! Когда-то в Луаре, которая тогда называлась Францией, жил король, утверждавший, что точность — вежливость королей. Я же этой добродетели лишен напрочь. Так что мне приходится проявлять вежливость во всех других областях жизни. Вацлав, кстати, более пунктуален. Забаловал он местных служащих, право же, забаловал.

Я прошел к своему кабинету. В приемной уже сидела Божена — моя помощница по общим вопросам, министр экономики и финансов Милослав и Ратмир — мой секретарь. Черт побери, совсем забыл, Вацлав же говорил мне, что с утра у него запланировано рассмотрение проекта бюджета на следующий год перед представлением его на утверждение в Народное Собрание. Я же еще успел ему выговорить, что эту встречу он мог бы и перенести — ему работать, ему и финансы считать, а Вацлав только отмахнулся — у меня, де, это лучше получится. Я не спорю. Получится. Вот только как будет выглядеть после этого сам Вацлав?

— Здравствуйте, господа. Простите, я опоздал.

Немая сцена. Все трое встали и уставились на меня, как на привидение. Первой нашлась Божена — женщины вообще сообразительнее мужчин. Некоторые объясняют это Х и Y-хромосомами, дескать, мужчины толи недоделанные, толи дефективные от рождения, а некоторые говорят, что это у женщин просто от привычки думать о тысяче дел сразу. Утверждают — нет, проверить это мне не удалось, хотя я и пытался по молодости — что средняя женщина лет тридцати одновременно удерживает в голове рабочие вопросы, положение дел в офисе, личные отношения с начальством, состояние косметики на лице, ребенка в школе или детском саду, план домашней работы на сегодняшний вечер для себя и своего мужа и что нужно купить на ужин, да так, чтобы и семья была накормлена, и денег на флакончик новых духов бы хватило. Причем, эти авторитеты говорят, что особенность эта развивается у женщин с ранней молодости, даже с детства, благодаря тому, что они носят широкие короткие юбочки, и ухитряются никому не показать свое белье во время интенсивных спортивных игр. Мда, я где-то читал, что раньше в Шотландии подобные юбки, их, правда, называли кильты, носили мужчины. Интересно, это помогало их умственному развитию? Прямо-таки хоть вводи моду на мужские юбки для подрастающего поколения, чтобы проверить эту теорию!

— Здравствуйте, господин Яромир. Рада видеть вас таким здоровым.

— Спасибо, Женечка. Прошу вас, Милослав. Ратмир, организуй нам чаю.

Милослав поклонился и прошел за мной в кабинет.

— Ваше величество, позвольте спросить, вы к нам совсем вернулись?

— Я пока не умер, господин министр. Давайте мне ваши бумаги и садитесь.

Милослав торопливо передал мне пакет документов. Я быстро просмотрел их. Мда, как и следовало ожидать. Вопросами финансов уже двадцать лет занимался я. Вацлав в этих делах имел разве что совещательный голос, да и то не всегда. Обычно у него и своих дел хватало. А Милослав уже не один год носился с идеей улучшения благосостояния страны путем развития торговли и, попросту говоря, разного рода спекуляций. Я довольно давно высказал совершенно определенное отрицательное отношение к этой идее, но Милослав продолжал надеяться — видимо собирался и сам погреть руки на этих делах. В конце концов, в Светлогории вон как получилось! А наши то чем хуже? А я вечно ратовал за гармоничное развитие экономики и создание новых рабочих мест. В результате, вместо небольшой безработицы, которая, по мнению Милослава должна была благотворно сказаться на производительности труда — если на улице есть кандидат на твое место, ты еще подумаешь, капризничать или нет, в стране был некоторый искусственный недостаток рабочей силы — новые отрасли требовали новой квалификации. Кстати, безработица в стране все равно имела место быть. Некоторые годами жили на пособие, а другие, кстати, большинство, предпочитали переучиваться на курсах переподготовки и получать зарплату. Пособия на жизнь хватало, но на зарплату прожить было как-то легче. А проблема была в том, что новые производства требовали капиталовложений, равно как и курсы переподготовки кадров. А спекуляции обещали быстрый возврат денег. Правда, основной массе народу они могли принести только обнищание, но кто-то бы разбогател, и этот кто-то, по мнению Милослава, должен был вложить бесчестно заработанные деньги в развитие этих самых моих любимых новых производств. Когда же я спрашивал его, зачем этот кто-то станет вести себя таким необычным образом, он отвечал, что деньги должны делать деньги, а не лежать, поэтому их надо вложить в производство. На мой вопрос, зачем вкладывать деньги в производство, когда спекуляция дает намного большую отдачу для каждого конкретного дельца Милослав вразумительного ответа не дал. Я думал, что этот вопрос закрыт окончательно, но Милослав, видимо, решил обломать Венцеслава, как новенького. Я озверел.

— Так… Милослав, вы подготовили только один вариант?

— Второй вариант пока еще не совсем готов, господин Яромир.

— Надеюсь, вы понимаете, господин Милослав, что стоимость такой тщательной проработки этого бреда будет оплачена из вашего кармана? Вот и отлично. Теперь о главном. Когда вы планируете закончить этот второй вариант? Или мне нужно разговаривать об этом с вашим заместителем?

Милослав понял.

— Ваше величество, я думал, господину Вацлаву понадобятся деньги на свадьбу и прочие приятные события. Прошу простить, если я ошибся. Другой вариант разрабатывается. Я представлю его сразу же, как только он будет готов. Думаю, мои сотрудники не откажутся поработать сверхурочно.

— Ну да, конечно. Рассмотрение бюджета в Народном Собрании начнется через неделю, — хмыкнул я. — Ответьте мне, господин Милослав, почему другие должны отвечать за ваши ошибки?

— Мне подать в отставку?

Я пожал плечами.

— Мы обговорили с вами этот вопрос еще год назад, господин Милослав. Больше мне сказать нечего.

Оставлять моего Вацлава на съедение этому зубру, да это же загубить страну к чертовой матери! Пока еще Вацлав въедет что, куда и зачем, да почем! Уж лучше я сам.

На следующее утро в этой же приемной меня ждала первый заместитель министра финансов Велимира.

— Доброе утро, госпожа Велимира. Простите, что заставил вас ждать. Что у вас с собой?

— Проект бюджета на следующий год.

— Заходите.

Велимира отдала мне бумаги и села на стул. Мы с ней уже были немного знакомы. Она была молода — лет сорок с небольшим, и энергична. Карьеру она сделала благодаря случаю. Ее, тогда еще совсем молодую женщину — по-моему, ей и тридцати не было — назначили начальником бюро экономических прогнозов. Местечко было, как говорится, блатное. Начальники оттуда вылетали, как пробки из бутылок с шипучим вином. Мне кажется, что Велимиру поставили туда исключительно для того, чтобы она сломала себе на этом зубы. Начальство далеко не всегда любит способную молодежь. Особенно женщин. А Велимира справилась. Причем, оценил ее не собственный начальник — им и тогда был Милослав, а я. Милослав всегда видел в ней соперника.

Я просмотрел бумаги.

— Ну вот, все в порядке. Вы принесли контрольный экземпляр?

Контрольный экземпляр подобных бумаг по традиции хранился у меня. Он был заранее сброшюрован и прошит, так, чтобы нельзя было без помощи магии подменить лист. А так как хранился он у меня в сейфе, защищенном именно от магических попыток проникновения, помимо всех прочих, разумеется, то документ был в полном порядке. Бюрократия, конечно, но ничего не поделаешь.

Велимира подала мне переплетенный экземпляр. Я просмотрел и его, подписал оба и сказал:

— Можете печатать и предоставлять на рассмотрение в Собрание, госпожа министр.

Велимира встала.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Не за что. Работа у вас будет не сахар. Ответственности много, времени на себя останется мало. Еще меньше, чем сейчас, можете мне поверить. Да и финансы — дело тонкое. Здесь же нужно, чтобы и овцы были сыты, и волки целы. Заметьте, я не оговорился. Я имею в виду, что нужно удовлетворить аппетиты наших бизнесменов и обеспечить непрерывный прирост благосостояния всех слоев общества. Но и чтоб наши бизнесмены продолжали свою деятельность по развитию собственного бизнеса, и созданию новых рабочих мест. В этом бюджете вы сумели решить этот вопрос. Надеюсь, в будущем вы будете работать не менее плодотворно.

Велимира наклонила голову.

— Приложу к этому все силы, господин Яромир.

— Все — не надо. Не забудьте немного и на семью оставить. Ведь у вас муж и две девочки. Считайте, трое детей.

Велимира улыбнулась.

Внешне она была довольно привлекательной женщиной. Чуть ниже среднего роста, хорошо сложена, может быть несколько полновата, из-за малоподвижного образа жизни. Темно-русые, коротко подстриженные, вьющиеся волосы, серые глаза, очень красивые руки.

— Мой муж для меня скорее опора, господин Яромир.

— Так и должно быть, Мирочка, — улыбнулся я. — К тому же, такую женщину грех не поддержать… Жду вас через два дня с докладом о текущем состоянии дел. И учтите, подробностей я не боюсь. Если они имеют значение…

Накануне вечером, в день отъезда Вацлава и Милана, Янош заехал за королем Яромиром во Дворец Приемов к шести часам, вошел в переполненную людьми приемную и спросил у Ратмира.

— Господин Ратмир, во сколько заканчивается рабочий день у короля Верхней Волыни?

Ратмир растерялся.

— У королей нет установленных границ рабочего дня, господин Янош. Господин Яромир работает обычно до восьми.

— Включая воскресенья?

— Разумеется.

— Господа, — на этот раз Янош обратился ко всем присутствующим, — все вы слышали слова господина секретаря короля Верхней Волыни. Как вы думаете, при таком вот графике, какое требуется здоровье, чтобы дожить хотя бы до сорока лет? Сами вы что, тоже каждый день на работе задерживаетесь?

В этот момент в приемную короля по какому-то делу вошел полковник Всеволод.

— Господин Всеволод, обращаю ваше внимание, что уже седьмой час.

Всеволод смерил молодого человека взглядом и кивнул.

— Ваша правда, господин Янош. Прошу вас, господа, запишитесь и возвращайтесь сюда завтра, в четыре. А еще лучше, попробуйте сначала обратиться в соответствующие ведомства.

Раздался недовольный шум. Пожилой господин с бородкой клинышком и элегантной тросточкой принялся громко возмущаться, что, дескать, сколько можно пороги обивать.

В этот момент дверь королевского кабинета распахнулась, и оттуда вышел довольный посетитель. Янош стал у двери.

— Завтра, господа, все завтра. Господин Яромир только что выздоровел. Дайте же ему время окрепнуть!

— Яромир? А я слышал, что у нас сейчас королем Венцеслав, — разочарованно пробормотал обладатель тросточки и пошел к выходу. — Яромира идеей не проймешь, ему подавай экономическое обоснование.

Янош вызверился.

— Я не понимаю. Божена, Ратмир, что за бардак вы здесь устроили? Что, к королю может попасть любой желающий? Вы не пропускаете их через себя?

— Порядок устанавливал сам король, — возразил Ратмир.

— Вот что, с завтрашнего дня все эти господа пускай представляют свои предложения вам. Экономическую часть просмотрю я.

Дверь кабинета приоткрылась. На пороге стоял король Яромир.

— Это, безусловно, сократит мой рабочий день, Янчи, но зато я окажусь оторванным от народа. Сюда приносят много бреда, но попадаются ведь и дельные мысли. И не обязательно эти мысли заключены в проектах и просьбах. Просто, из такого общения складывается общее впечатление о людях и их чаяниях.

— Все это так, Яромир, но, видя ваш рабочий день, я удивляюсь не вашему плохому здоровью, а тому, что вы дожили до своих лет. Собирайтесь, едем. В семь часов — медитация на травке, в восемь — ужин, с девяти до одиннадцати — прогулка по саду, в полдвенадцатого — спать.

Ратмир и Божена ахнули, Всеволод улыбнулся. Немногие оставшиеся в приемной посетители закивали. Одна пожилая дама проговорила.

— Молодой человек дело говорит, ваше величество. Если бы вы набрали себе в штат таких секретарей, пользы было бы больше. И вам, и Верхней Волыни.

На следующий день Янош приехал во Дворец Приемов вместе с Яромиром.

— Прослежу, чтобы вы пообедали вовремя, а то знаю я вас — за вами нужен глаз да глаз.

— Янош, тебе же гулять надо, пока каникулы!

— Я уже нагулялся в компании Вацлава, Милана и Стаса. После таких прогулок так и тянет на спокойную жизнь в тенистом офисе. Сегодня в обед вы не заняты? Пообедаете со мной?

Яромир улыбнулся. Обидеть отказом молодого человека он не мог.

— Конечно. Заходи.

Янош проводил Яромира до приемной и подсел за стол к Божене.

— Госпожа Божена, кто-нибудь уже представил материал на рассмотрение?

Божена, стройная, подтянутая женщина лет тридцати с небольшим в строгом костюме, туфлях на высоченном каблуке и русыми волосами с рыжеватым оттенком, уложенными в затейливую прическу, смерила молодого человека ревнивым взглядом, и смягчилась, встретившись своими карими глазами с темно-синими глазами молодого человека.

— Пока нет. Но вы можете помочь мне разобрать эти бумаги. Это почта. Ее желательно разобрать по отраслям. Просьбы — отдельно.

Янош проглядел пару писем.

— А что, у нас никто не занимается вопросами соцобеспечения?

— Что вы, Янош, у нас есть для этого целое министерство. Только некоторые предпочитают обращаться непосредственно к королю.

Янош прочитал еще одно письмо.

— Кто у нас министр соцобеспечения?

— Господин Тихомир.

Янош взял листочек бумаги и написал:

— Что вы на это скажете?

— Спросите у короля, Янош. Насколько я знаю, при покойном короле Ярополке посылали еще более простые бумаги — Министерство соцобеспечения — для решения.

— А контроль?

— Они присылали сюда копию ответов. Король Яромир отменил этот порядок, так как министерства начали слишком много брать на себя, а король практически лишился доверия, как лицо, перекладывающее вопросы на другие плечи.

— Что, Яромир все замкнул на себя?

— Нет, что вы. Но он считает нужным вникать в жизнь всех своих подданных, которые его об этом просят.

— Ладно, Божена, можно я буду вас так называть? Давайте тогда попробуем по моей схеме. Я переговорю с королем.

— Сначала переговорите, Янош, — возразила Божена и вдруг махнула рукой. — Хотя, давайте возьмем это на себя. А то наш король опять свалится.

Как раз в этот момент из кабинета короля вышла Велимира.

— Божена, пожалуйста, я войду к Яромиру на пару минут, а вы пока никого к нему не впускайте, — попросил Янош и прошмыгнул к королю.

— Янош? — удивился Яромир.

— Яромир, пожалуйста, не обижайтесь, но я хотел спросить, почему вы не решаете подобные вопросы таким вот образом, — быстро проговорил Янош и положил на стол перед Яромиром письма и проект резолюции.

Яромир прочитал.

— Именно таким образом я и решаю эти вопросы, мой мальчик.

— Но почему сами? Почему не поручите это кому-нибудь?

— Просто, чтобы быть в курсе событий.

— Но ведь можно же поручить кому-то составлять для вас краткий обзор таких вот писем.

— Я пробовал, Янчи, — Яромир встал из-за стола, прошел к двери, Янош приготовился к тому, что Яромир сейчас откроет дверь и пинком вышибет его в приемную. Яромир, конечно, физически не слишком-то силен, но ведь не обязательно же пинать так, чтобы он, Янош, полетел кувырком. Яромир выглянул за дверь. — Женечка, распорядись на счет чаю, пожалуйста. — Яромир вернулся за стол. — Как бы тебе объяснить, мой мальчик. Скажи, какой смысл вот в этих трех письмах?

— Я бы сказал, что его нет. Один жалуется, что его начальник — самодур, но мне, почему-то, кажется, что автор письма — сам дурак, другой наделал двадцать штук детей и хочет, чтобы их кормило государство, третий плачется, что у него руки не тем концом вставлены, поэтому у него течет кран.

Яромир улыбнулся и кивнул.

— Все так, мой мальчик. И, как ты понимаешь, я не буду лично разбираться кто прав, а кто виноват в споре начальника и подчиненного, и уж, тем более, не стану ремонтировать водопровод. А этих несчастных ребятишек и без этого содержит корона. Но когда люди пишут на имя короля подобные глупости, значит у них все в порядке. По крупному. И я с чистой совестью отпишу одно письмо в министерство соцобеспечения, другое — в министерство коммунального хозяйства, а третье — в министерство промышленного развития с предложением разобраться, подготовить решение, или же принять меры и доложить.

Божена принесла чай и пирожные.

— Спасибо, Женечка. Угощайся, Янчи, — пригласил Яромир. — Ты же любишь сладкое. Вот так вот, мой мальчик. Конечно, я могу поручить кому-нибудь чтение всех этих писем. Но ведь каждый поймет их по-своему. Оценка всегда субъективна. Впрочем, попробуй. Разбери сегодняшнюю почту и попробуй в двух-трех словах изложить, что сейчас волнует граждан. При этом постарайся избегать слов «бред», «чушь» и «дичь». Поверь опыту, зачастую эти слова сами просятся на язык.

Янош быстренько проглотил пирожное и встал.

— Я попробую, Яромир.

— Только сначала допей чай, мой мальчик. Сегодня ты на редкость плохо позавтракал.

Глава 9 Главное в жизни — правильная расстановка кадров

Янош взялся за меня всерьез. Утром он предложил мне помощь с поступающей корреспонденцией, днем потащил обедать, и проследил, чтобы перед едой я помедитировал на травке. После обеда он снова засел в приемной и занялся предварительным отбором посетителей. В результате, ко мне попало человек десять. Не знаю уж, по какому признаку он их отбирал, но девять из этих десяти оказались изрядными чудаками, а десятый пришел с дельным предложением. Я просмотрел, и собрался было написать резолюцию на имя первого заместителя ректора академии Ладимира, как ко мне заглянул Ратмир и сообщил, что Ладимир пришел ко мне сам. Тем не менее, резолюцию я написал и попросил Ратмира пригласить Ладимира в кабинет.

— Рад видеть вас, Ладимир. Вы, как никогда, вовремя. Познакомьтесь, это Будимир, он принес интересную разработку, я отправляю его к вам. Думаю, вам понадобиться на проверку пара-тройка недель, значит, через месяцок доложите.

— Хорошо, ваше величество. Господин Будимир, приезжайте завтра в Медвенку, во Дворец Науки к первому заместителю ректора Ладимиру, то есть ко мне. Поговорим и определимся, что и как будем делать.

Будимир поклонился и вышел. Ладимир задумчиво сел на его место, вняв моему повторному приглашению.

— Ваше величество…

Я удивился.

— Зачем так официально, Ладимир?

— Господин Яромир. Я пришел узнать по поводу Милана…

Мда, такого не ожидал даже я.

— Вы совсем сняли его с этой работы?

— А почему вас это волнует?

— Хотелось бы знать, что нас ждет дальше. Если к нам вернется князь Венцеслав, то это одно дело, а если вы решили поставить на это место кого-то другого… Понимаете, вы ведь довольно давно поговариваете, что назначите князя своим соправителем. Поэтому, предположения строились разные. Зная увлечение князя околонаучными производствами, мы уже думали, что он назначит кого-то из своих, например того же Слободана. Он как раз представил на рассмотрение свою докторскую диссертацию.

— Ну и как, вы его допустили к защите?

— Нет. Ученый совет решил, что хоть материал собран и немалый, но пока что он недостаточно проработан. Так что Слободану предложили представить законченную работу через год.

— Это из-за Милана? — заинтересовался я.

Ладимир пожал плечами.

— В общем, да. Звание доктора наук накладывает на человека известные обязательства, например умение общаться с людьми. Милан вел себя на редкость корректно, даже когда Слободан сам его задел, постарался сдержаться. Хотя я видел, у него даже губы побелели, и синяки под глазами проявились.

— Так кого же вы хотите?

Ладимир снова пожал плечами.

— Те, кто не метит на это место сам, предпочли бы видеть там Милана.

— Потому, что он плохо разбирается в магических дисциплинах?

Ладимир отмахнулся.

— Сегодня не разбирается, завтра разберется. Просто он нормальный человек. Другой бы на его месте расхвастался близким знакомством с князем, ведь он путешествовал с ним чуть не год. А он скромно отмалчивается. Даже не рассказал, за что ему дали орден. А Слободан настолько горд тем, что одно время говорил князю «ты», что важничает, будто и сам князь. Хотя, куда уж князю браться!

— Значит, вы пришли заступиться за Милана?

— Да. Если он чем виноват, не карайте его слишком строго. Он еще молод, образумится. Да он и не мог сделать ничего плохого. И за работу берется, и решения принимать не боится. Вот Стас, вы же знаете Станислава? Кавалер Зеленой Ветки третьей степени. Так Стас говорит, что Милан очень дельный человек.

— Ну что ж, спасибо, Ладимир. Я рад, что Милан справляется со своими обязанностями. Вы спрашивали, совсем ли я его снял? Так вот, я его не снимал. Он просто отправился в короткую деловую поездку. Как всегда, в компании моего брата.

Ладимир с облегчением вздохнул. Я убедился, что этот вопрос его и правда очень волновал. Что ж, это и не удивительно. На место ректора он не метит, значит, чем Слободан, лучше Милан.

Ладимир попрощался и вышел. Да, ну надо же, Милан! Я даже не ожидал. Нет, мальчишка и правда, подходит на эту роль, слов нет, но чтобы кто-нибудь пришел заступиться за предположительно опального фаворита… Хотя, Ладимир и правда не метит на это место. Он прекрасный руководитель кафедры оптической магии, ученый, производственник, администратор, но ректору, а тем более министру, нужно быть более гибким, что-ли. Ведь решения не всегда принимаются на благо науки. Зачастую приходится решать вопрос с чисто политической точки зрения. Здесь не столько нужно быть специалистом в какой-либо конкретной области, сколько иметь представление обо всем на свете. С этой точки зрения, магистр философии Милан лучше подходит на роль ректора, чем доктор оптической магии Ладимир.

Тут я обнаружил, что после ухода Ладимира прошло уже минут пять, а я в кабинете по-прежнему один. Я выглянул в приемную. Там было что-то не так. Я вгляделся. Божена и Ратмир сидели на своих обычных местах. Так, Янош. Для него даже стол успели поставить!

— И что бы все это значило? — поинтересовался я.

Как обычно, первой среагировала Божена.

— А что, стол для Яноша сюда прекрасно вписался. Тем более что я и Ратмир обычно сидим здесь по очереди.

— Но Янош же здесь не работает.

— А, по-моему, он неплохо справляется, — возразила Божена. — В конце концов, нам с Ратмиром давно нужен помощник.

Я посмотрел на Яноша.

— Я буду очень стараться, — пообещал молодой человек.

— Но ты же финансист!

— Ну, так что ж?

— К тому же, осенью ты собирался продолжить учебу.

— Милан тоже.

— Черт побери, Янчи, я еще король! Ох, разгоню я всю вашу шайку-лейку к чертовой матери!

— Нужно говорить «к ядрене фене», — автоматически поправил меня Янош.

— Как? — расхохотался я.

— К ядрене фене, — убитым голосом отозвался Янош. — Правда, кажется, это вульгаризм. Милан никак не заставит меня зазубрить слова, которые нельзя говорить.

— Зачем? Ты их и так прекрасно знаешь!

— Я имею в виду словарь синонимов.

— Мда. Это бы и в самом деле было бы невредно. Но где же посетители?

— Яромир, вы не забыли, сегодня вечером должны вернуться Вацлав и Милан. А вам еще нужно успеть помедитировать.

Я охнул.

— И вы еще рекомендуете мне взять его на работу? — патетически вопросил я.

— Безусловно, господин Яромир. На сегодняшний день, он единственный, кто хоть чуть-чуть справляется с вами.

— Так, уже договорились. Ладно, поехали, Янчи!..

Около восьми часов вечера ко дворцу королей Верхней Волыни подъехали три экипажа. Из первого выскочил высокий худощавый блондин с хищным профилем и голубовато-серыми глазами. Он остановился у кареты и помог сойти молодой женщине — пышной, черноволосой, черноглазой, с прекрасной фигурой и ярким румянцем. На ее фоне блондин выглядел совсем бесцветным. Из второй кареты тоже вышли мужчина и женщина. Молодой человек, чуть выше среднего роста, темноволосый, темноглазый, подтянутый, с аккуратными темными усиками и молодая женщина, чуть помоложе первой, очень похожая на нее фигурой, но с более мягкими чертами лица. Из третьей кареты вышли двое мужчин средних лет.

— Пожалуйте во дворец, господа, — гостеприимно проговорил блондин, подал руку своей даме и прошел по коридору. Немного не доходя до кабинета Яромира, он остановился и открыл дверь в просторный кабинет.

— Всеволод, мой брат у себя?

— Да, ваше высочество. Я уже послал предупредить его. Его величество ждет вас в кабинете.

Вацлав с улыбкой посмотрел на свою даму.

— Ну что, Ларочка, надеюсь, ты не думаешь, что мы с Миланом заставили подыгрывать нам всю страну?

Иллария смущенно рассмеялась.

— Разумеется, нет. Но идем, король ждет.

Милан оглянулся, чтобы подбодрить московских ученых.

— Король будет очень рад встрече, поверьте, господа. Идемте же, прошу вас.

— Позвольте, я провожу вас, — предложил Всеволод. Милан обменялся с ним понимающим взглядом. Всеволода, равно как и всех обитателей королевского дворца, снедало любопытство. А стремление Вацлава лишний раз удостоверить свою личность дало ему такой великолепный повод!..

Всеволод пошел вперед по коридору в кабинет Яромира, остальные попарно проследовали за ним.

Благодаря Яношу, Яромир сегодня освободился довольно рано. Так что у него хватило времени и на себя. В кабинете, Вацлава ждал совсем не тот человек, которого он застал два с половиной месяца назад. У этого Яромира на лице была не только синева, более того, синевы было совсем немного. Да и в глаза она не бросалась. Не то, что у молодого человека, устроившегося в удобном кресле с книжкой на коленях. У того были на удивление яркие синие глаза.

— Янош! — узнала Иллария.

Янош встал.

— Здравствуйте. Яромир, познакомьтесь, это Иллария, рядом с Миланом Валерия, а тех двух господ представит Вацлав.

Яромир рассмеялся.

— Рад видеть вас, господа. Садитесь, прошу вас. Янош, прикажи подать вина. Выпейте, господа. Потом вы, вероятно, захотите вымыть руки перед ужином? Ужин будет через час.

Янош раздал всем бокалы с вином и вышел распорядиться об ужине. Яромир с интересом принялся рассматривать дам, которые так вскружили головы его брату и секретарю его брата.

Да, хороши! Если бы Яромир не боялся бы обидеть Вацлава и Милана он, пожалуй, с удовольствием бы переспал с обеими. Жаль, все-таки, что право сеньора отменили еще до первой мировой войны. И что никому не пришло в голову возродить эту традицию. Кажется, она была обусловлена каким-то суеверием. Не то таким образом из невесты изгоняли злых духов, не то с помощью этого незамысловатого обряда, сеньор подчеркивал, что они здесь все — одна большая, шведская семья. Или это из другой оперы?

— Ларочка, позвольте я вас поцелую. Вы ведь выходите замуж за моего брата, так что считайте, что теперь я ваш старший брат.

Иллария улыбнулась.

— Рада познакомиться с вами, ваше величество.

— Меня зовут Яромир, Ларочка. Не знаю, как у вас, в Московии, но меня Вацлав не назвал так ни разу, даже на приеме. В официальной обстановке он называет меня Яромиром.

— А в неофициальной? — пробормотала Валерия.

— Лерочка, Милан мне брат по крови, так что на этом основании позвольте я вас тоже поцелую. Милан не рассказывал вам, как в Полесье Аввакум пробил ему стрелой аорту?

— Что? — удивилась Валерия. — Ты говорил мне, что был ранен, но не говорил, что ты был убит.

— Я до сих пор жив, дорогая, — засмеялся Милан…

Молодые люди ушли, Всеволод отправил своих людей показывать комнаты московским ученым, а я вернулся за стол.

— Что скажешь, Всеволод?

— Скажу, что если бы вы, вместо того, чтобы хоронить себя заживо в вашем кабинете, нашли бы себе такую девушку, то вам не обязательно было бы назначать наследником брата. Поймите меня правильно, Яромир, я ничего не имею против князя, наоборот, он замечательный человек, но и вам нужно жить нормальной жизнью!

— Мне они тоже понравились, — засмеялся я. — Так бы и отбил.

— И отбейте. Должны же у королей быть какие-то привилегии! Я еще понимаю, вы не хотите обидеть брата, ну так отбейте невесту у Милана. В конце концов, они были знакомы меньше месяца!

Я покачал головой.

— Милан едва не расстался с жизнью во время этого путешествия.

— Не думаю, чтобы он сознательно отдавал свою жизнь за князя!

— Я тоже о нем лучшего мнения, Всеволод. И все равно, ему я не побоюсь доверить жизнь Вацлава, когда уеду.

— Ваше величество, я хотел просить вас.

— Пожалуйста, Севушка, только не так официально.

— Господин Яромир, возьмите меня с собой, когда поедете.

Вот так сюрприз! Ну надо же! А я так считал, что Всеволод спит и видит Венцеслава на моем месте. От удивления я так и сказал.

— Существует народная мудрость, господин Яромир. Может быть, вы ее и не слышали, или же просто не обращали внимания.

— И что же это?

— Никогда не желай себе нового начальника. И, поверьте, так думаю не только я.

Я прошелся по комнате и присел на край стола.

— Садись же, Сева, ты ведь знаешь, я не люблю церемонии.

Всеволод улыбнулся и сел.

— Я позволяю себе отбросить церемонии только тогда, когда вы начинаете говорить мне ты, господин Яромир.

— Отлично. Тогда забудь еще и господина. Значит, ты хочешь поехать. Но ты же не знаешь, куда я собрался.

— Я слышал, что в Китай.

— От кого? — я встал. Всеволод тоже было встал, но я жестом пригласил его оставаться в кресле.

— Вы говорили об этом, когда пили за знакомство с Миланом. И, кроме того, ваша почта проходит через мои руки. Вы получаете письма от Лучезара.

— Так… А Вацлав в курсе?

— Только если вы сами ему сказали. Я подчиняюсь только вам, Яромир.

— И ты хочешь плыть в Китай. Ты хоть представляешь, насколько это опасно?

— Мне кажется, путешествие будет более безопасным, если я поеду с вами. А если с нами поедет и Янош, то, пожалуй, за вашу безопасность можно будет поручиться заранее.

— Ты такого высокого мнения о ваших с Яношем способностях?

— Нет, Яромир. Просто ваша осторожность прямо пропорциональна количественному и качественному составу ваших спутников. Вы предпочитаете не рисковать жизнями ваших подданных.

— А как же мареманы?

— Для них это профессиональный риск. Поэтому, они не в счет.

— Для тебя тоже.

— Вот я и предлагаю вам взять с собой Яноша. О нем то вы точно позаботитесь.

— Безусловно, Севушка. Поэтому Янош останется дома.

Я кивнул и жестом показал, что хотел бы остаться один. Черт побери, никак не могу вытравить королевские привычки!

— Так вы возьмете меня с собой, Яромир?

— Если хочешь.

Всеволод вышел. Что ж, Севушка — мальчик уже большой. Если хочет поехать, пусть едет. Яноша же, я, конечно, не возьму. Ребенку учиться надо. Вот на той неделе справим двойную свадьбу, потом молодым нужно будет организовать медовый месяц в бархатный сезон на Адриатике, потом же смогу отдохнуть и я. Сайк уже почти готов, вот в октябре и опробуем его. Доплывем до Суэцкого канала и разведаем насчет судоходства. А то еще придется плыть вокруг всей Африки. Нет, вокруг Африки я, пожалуй, не поплыву. Если я ничего не перепутал, у мыса Доброй Надежды всегда жуткие шторма. Без этого удовольствия я легко обойдусь. Так что можно будет заранее отправить сайк и пересечь перешеек на верблюдах. Так будет даже романтичнее. А плыть, как я разведал, лучше в конце зимы. Тогда муссоны как раз дуют в нужном направлении. Точнее, подуют, когда мы доберемся до Суэца.

Глава 10 Проба пера

Итак, двенадцатого октября я впервые вступил на палубу сайка. Я назвал его «Переплут», в честь славянского бога, по одной версии покровительствовавшего мореплавателям, а по другой — виноделам. Честно говоря, меня больше интересовала его первая ипостась, но вполне устраивала и вторая.

Вообще со славянскими богами вышла нехорошая история. Право же, нехорошая. Когда князь Владимир (интересно, что он оказался тезкой Трехреченского приятеля Вацлава, то есть наоборот, конечно, но ведь оба отличились на одном поприще — и Владимир Красно Солнышко и Володимир Душа Трехречья)… Так вот, когда князь Владимир около двух тысяч лет назад, пожалуй, чуть меньше, но это детали, решил принять христианство, то он уничтожил подчистую всех старых богов. Точнее, не их — боги бессмертны по определению, а святилища, им посвященные, и рукописи, в которых о них упоминалось. Рукописи, вопреки известной поговорке, горят просто великолепно. Более того, с их помощью хорошо костры разводить, когда дровишки сырые.

Результат выходки князя-батюшки не замедлил сказаться. Старые боги, плюнули на своих непостоянных почитателей, и пошли заниматься своими делами, а новый бог, неожиданно увеличивший свой электорат, не обратил на новичков никакого внимания. А чтобы им не обидно было, пустил поговорку, что бог, де, испытывает, кого возлюбит. Да оно и понятно — некоторое время тому назад, этот самый бог избрал себе народ, по-моему, за немногочисленность, и принялся его воспитывать на свой лад. Скажем так, по образу и подобию своему. Судя по всему, это у него получилось неплохо. Потому как его паства, вроде бы даже не прикладывая значительных усилий, распространила учение, преобразив его, кто куда хотел. В результате — во имя бога, который призывал подставить другую щеку, стали сжигать людей на кострах.

Но я не об этом. Я просто хотел заметить, что старые боги различных народов, заброшенные и забытые, отвернулись от тех, кто их не ценит, а новый, за которым всенародно ухаживали, как занимался своим избранным народом, так и продолжал это занятие. Так что избранный народ процветает с божьей помощью, а остальные — кому как повезет.

Когда Вацлав в прошлом году отправился в Трехречье, я, со скуки, поделился этой мыслью с главой нашей церкви. Хорошо, все-таки быть королем — мысль, которую от кого другого он счел бы еретической, или же бредовой, он воспринял как интересную гипотезу. И даже принялся производить исторические изыскания на предмет древних славянских богов. И теперь мой корабль получил имя Переплут — в честь нашего бога — родного, славянского.

За последние два месяца мои дела успели малость устаканиться. Вацлав и Милан женились на своих девочках, я написал письмо в Москву — Вацлав еще год бы собирался! — и уже успел получить ответ от своего собрата по несчастью Великого князя Московского. Разумеется, он прислал письмо с поздравлениями. Заодно посетовал, что инкогнито, которое вынужден был соблюдать мой брат, помешало Вацлаву нанести ему визит вежливости. Президент московийской академии наук прислал письмо, которое попало к Милану. Он тоже поздравлял и жалел, что, не зная высокого положения своих гостей он, президент, не смог оказать им подобающие почести. На этом дипломатические отношения с Великим княжеством Московским снова прервались. Не исключено, что еще на семьсот лет.

Янош первого сентября приступил к занятиям. При этом он по-прежнему остался работать у меня вторым помощником. Вот как надо делать карьеру — учитесь господа! Решил парень устроиться ко мне на службу — пожалуйста. В пять минут самостоятельно организовал себе фронт работ, очаровал старых сотрудников, на второй день притащил откуда-то стол. И, в конце месяца, мне волей неволей пришлось заплатить жалование. Не зря же парень ежедневно таскался на службу, в самом-то деле! Правда, сначала Янош решил проявить благородство и отказаться от денег. Он даже привел слова Милана, что услуги, де, бывают платные, а бывают дружеские. А он ко мне относится, как…

Здесь он запнулся. Сказать, что относится ко мне, как к родному он не мог. Я, в отличие от его родных, его не продавал и не собирался. Наоборот, заботился по мере сил.

— Ты относишься ко мне, как к родному, Янчи. Я тоже. Но я имею в виду настоящие родственные отношения. Ну, как у нас с Вацлавом.

Янош весело улыбнулся. В последнее время он уже вполне спокойно вспоминал Угорию и все, что было с ней связано.

— Вас послушать, так у короля Верхней Волыни образцово-показательная семья. Жаль, что вы не женаты. Тогда вы могли бы продемонстрировать подданным идеальный брак. А так, за это дело придется взяться Вацлаву и Милану. Вацлав то ладно, вы его сами воспитывали, а Милану то как? Он тоже не слишком ладит с родными.

— Не говори глупостей, Янчи. У Милана нормальные отношения с родителями. Может быть, не особенно доверительные, но они просто разные люди. И характеры у них разные.

— Да. А с братьями?

Я пожал плечами. Насколько я знал, Милан был в нормальных отношениях с Истиславом. Со Светоликом Милан был на ножах. Причем, по инициативе Светолика. А младшеньких он любил, но слегка абстрактно. Впрочем, говорить об этом я посчитал излишним. Семейные дела Милана мы с Яношем обсуждали уже довольно часто.

— У них просто нет общих интересов. Поэтому им, в сущности, не о чем говорить.

Янош подумал.

— Наверное, вы правы.

Милан приступил к занятиям числа пятнадцатого. Вообще-то он хотел погулять до октября, тем более что я не без успеха замещал и Вацлава и его, но тут до меня случайно дошел слушок, что занятия на первых двух курсах общемагического факультета задерживаются под самыми нелепыми причинами. Я вызвал Ладимира.

— Ладимир, вы не в курсе дела, какого черта там у вас происходит? Вы что там все с ума посходили?

— Господин Яромир, вы же сказали, что Милан вернется к работе в академии? Ему будет трудно работать, учиться на двух курсах по магическим дисциплинам, ухаживать за молодой женой, да еще и нагонять упущенное. А если учесть, что он наш начальник… Знаете, будь он посторонним человеком, с нашей стороны подобное поведение было бы натуральным альтруизмом, а посему, такого никто из нас даже представить не может. А сейчас это эгоизм чистой воды, я бы даже сказал, высшей пробы. Вспомните, когда учились вы и князь Венцеслав, университет тоже старался подладить учебный график к вашему распорядку дня. Теперь то же самое делается для Милана.

— Но, Ладимир, может быть вместо того, чтобы переносить начало занятий, лучше было бы попросить Милана вернуться?

Ладимир пожал плечами.

— Или вы все еще никак не можете его принять?

— С того времени, когда князь назвал его своим доверенным секретарем прошло чуть меньше трех месяцев. Из них мы видели Милана половину времени. Да вы это и сами знаете. Но мы понимаем, свадьба.

К слову сказать, на первых четырех курсах магического университета проходят магические дисциплины вперемешку с общеобразовательными. Поэтому, если проследить, чтобы расписание было составлено надлежащим образом, можно учиться на двух курсах сразу. Разумеется, если имеешь магистерскую степень по философии. Как Милан, например.

Я в тот же день послал за Миланом. Как ни странно, в Медвежку вернулись все четверо. Милан с Лерочкой и Вацлав со своей Ларочкой. Вацлава я не ожидал. Я думал, что он воспользуется случаем и погуляет хотя бы до октября. Это было бы вполне понятно. Человек чуть не до тридцати пяти лет искал девушку своей мечты. Разве не естественно было бы для него теперь наслаждаться непривычным семейным блаженством? Хотя, с непривычки, да еще, если взять во внимание пылкий характер Ларочки… Впрочем, Вацлав сказал, что он приехал в город из солидарности с Миланом. Ему, де, хочется на первых порах поопекать молодого человека.

Что ж, я его вполне понимаю. Вот только… За время послесвадебного отпуска Вацлава и Милана на Адриатическом море, я снова по уши влез в верхневолынские дела, но теперь, с учетом окрепшего здоровья, сумел выработать к ним другой подход. Боюсь, что раньше я привносил в работу оттенок обреченности, теперь же — надежды на лучшее будущее. И, черт возьми, Вацлав оказался прав. Я вовсе не рвался слагать с себя королевские обязанности. Как оказалось, у меня осталась с прошлых времен куча нерешенных вопросов, которые я откладывал до утверждения короля, а сейчас, когда я снова почувствовал силы, я взялся за них с невиданным энтузиазмом. Сбрасывать все это на Вацлава я больше не хотел. Вот только… Вот только как ему об этом сказать? Раньше Славочка не рвался к власти, но сейчас, когда он уже успел попробовать какова она, он мог и изменить прежнее отношение. Конечно, я мог просто приказать, но не хотел. Вацлав не заслужил подобное отношение с моей стороны.

Вацлав приехал в Медвежку в свои покои королевского дворца. Мы встретились с ним вечером, когда я вернулся из Дворца Приемов. Вацлав выглядел просто прекрасно. Семейная жизнь пошла ему на пользу. Он даже внешне изменился. Вроде бы не похудел и не поправился, но что-то было не то. А, понял. Изменился взгляд. Теперь у Вацлава был взгляд человека вполне довольного жизнью. Казалось, он вообще забыл, что в жизни бывают заботы и беспокойства.

Мы обнялись, Вацлав осмотрел меня, решил, что я в порядке и принялся рассказывать про бархатный сезон на Адриатическом море. Я даже завистливо повздыхал — морские купания, прогулки по берегу, катание на яхте и рыбная ловля. Потом Вацлав принялся расспрашивать меня о делах. Он сказал, что его мучает совесть — то он сбежал от меня и от дел на семь месяцев, теперь же, не успев вернуться, снова исчез больше чем на месяц.

Я решился.

— Вацлав, прежде чем обсуждать все это, скажи, как ты отнесешься к роли моего соправителя?

Вацлав подумал.

— Ты больше не хочешь уходить от дел?

Я покачал головой.

Вацлав улыбнулся, подошел ко мне и крепко обнял.

— Если бы ты знал, Ромочка, как я рад, что вижу тебя здоровым! Теперь я отпущу тебя хоть в Китай, хоть куда захочешь с легким сердцем! Конечно же, так будет лучше. Я никогда не хотел садиться на твое место. А ты… Я всегда говорил, что ты не сможешь уйти. Ты привык опекать всех, до кого сможешь дотянуться. Ты избаловал меня, сейчас взялся за Милана и Яноша. Мальчишка, кстати, уже вполне освоился в Верхней Волыни и даже слегка обнаглел.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Янош просто почувствовал себя как дома и слегка расслабился. И это прекрасно. Нельзя постоянно жить в напряжении. А он, несмотря на все твои заверения, не знал, как примет его новая родина. Да, Вацлав, все это прекрасно, но я бы тоже хотел сходить в отпуск.

— В Китай?

— Для начала на Адриатику.

Вацлав засмеялся.

— Мне уже приходилось замещать тебя, Ромочка. Посижу за тебя еще чуток. Только, если не возражаешь, я вернусь в свой старый кабинет.

Итак, второго октября я приехал в Дубровник. Первые несколько дней я сосредоточенно посвятил себя морским купаниям. Если в первый день я рассчитывал силы, и старался не заплывать далеко, то уже со второго дня я начал уплывать поближе к горизонту. Туда, где вода такая прозрачная, синяя, без капли береговой суеты. Так что Всеволод однажды не выдержал и сказал мне:

— Все-таки хорошо, что морская граница проходит в сорока километрах от берега, Яромир.

— Да, конечно, — до меня не дошел юмор ситуации.

— А то вам бы пришлось срочно переквалифицироваться в водяного.

— Согласно последним научным изысканиям главы нашей церкви патриарха Мирослава, водяные живут исключительно в пресных водоемах, Севушка. Или ты думаешь, что со времен последней войны их завербовали для несения пограничной службы?

— Честно говоря, о них я вообще не думаю. Я думаю о вас.

— Лучше искупайся, — вздохнул я.

— Позвольте мне лучше сопровождать вас на лодке.

Я оглядел лодчконку, потом весла.

— Не стоит, Севушка. Лучше уж кончай меня на берегу.

— Что? — Всеволод растерялся.

— Не думаю, что смогу выплыть, если пару раз получу веслом по голове, — пояснил я.

— Веслом? Яромир… Ваше величество, неужели…

Всеволод так изменился в лице, что я перебил его.

— Видишь ли, если ты хочешь подстраховывать меня на случай, если у меня вдруг случиться судорога, то тебе придется плыть очень близко. А так и веслом зацепить не штука.

— Судорога? — Всеволод, кажется, нашел новый повод для беспокойства. — А у вас уже бывали судороги?

— К сожалению, нет. Поэтому, я все еще жив.

Всеволод перевел дыхание.

— Не шутите так, Яромир.

— А ты перестань опекать каждый мой шаг, Всеволод. Поверь, я уже большой мальчик.

Всеволод отвернулся. Я услышал его невнятное бормотание:

— Тоже мне мальчик выискался…

— Старый перечник, а все туда же, — подсказал я.

Всеволод обалдело посмотрел на меня и расхохотался. Больше к этому разговору он не возвращался, но старался сопровождать меня в заплывах. Правда, не на лодке, а вплавь.

А сегодня поутру Лучезар зашел за мной и повел хвастаться сайком.

— Господин Яромир, вы только посмотрите! Корабль — прямо как на картинке. Мечта, честное слово, мечта. А как хорош в управлении, ну просто сказка. Когда мы выйдем в море?

— Сегодня, Зарушка. Сплаваем до Порт-Саида, посмотрим, что там и как и вернемся. А в Китай поплывем весной. Конечно, если Суэцкий канал еще имеет место быть.

— А если нет?

— Тогда, Зарушка, придется плыть вокруг Африки. Но это путешествие вам придется проделать без меня. Я присоединюсь к вам в Суэце. У меня, к сожалению, нет возможности потратить на прогулки целый год. Конечно, это бы значило отплатить Вацлаву той же монетой — с учетом того, что мне пришлось вести три теперешних участка, а ему — только два, то семь месяцев можно смело приравнять к году.

— Хорошо, ваше величество. Я понимаю, у вас слишком много обязанностей. Вы привезли с собой ваших людей?

— Моих людей? Ах, да. Нет, Лучезар, честно говоря, я совсем забыл об этом. Со мной только охрана. Я поговорю со Всеволодом, спрошу, кого он может порекомендовать мне для мелких услуг.

— Это мелочи, ваше величество. С этим справятся и корабельные юнги. Я специально взял лишнего юнгу на корабль. Главное, взяли ли вы с собой врача и повара?

— Нет, Лучезар. Придется мне питаться из общего котла и пользоваться услугами судового врача, вместе с командой. Да, оставь церемонии, чай не на приеме.

— На счет питания-то можете быть спокойны, господин Яромир. Наш кок знает толк в приготовлении пищи, а для капитанского стола он всегда готовит что-нибудь особенное. Но я понадеялся, что о враче позаботитесь вы…

— Я и позабочусь. На время прогулки в Китай. А в этот месяц вам придется пользоваться моими медицинскими познаниями. Я изучал медицинскую магию в университете.

— Но вы же не будете лечить всю команду! Не царское это дело, господин Яромир.

— Как раз царское, Зарушка. Ты даже не представляешь, насколько царское. Знаешь, говорят, в старые времена короли лечили больных наложением рук. И по этому признаку народ и видел, что это настоящие короли. Так что я попробую — вдруг и у меня получится!

Лучезар удивленно посмотрел на меня. Видимо, он не большой любитель исторических романов. Потом широко улыбнулся и провел своей изящной рукой по волосам.

— Тем не менее, думается, это будет впервые в мировой истории. Чтобы король подрабатывал корабельным врачом.

Я постарался сделать умное лицо и робко попросил:

— Я попробую, господин капитан, вдруг получится…

Лучезар рассмеялся.

— Тогда отплываем.

«Переплут» поднял якорь, и мы отправились на прогулку по Средиземному морю. Мы должны были пройти мимо Эллады до Александрии. И дальше, до Порт-Саида. Ежели таковой еще есть. Я оформил подорожные документы на всю команду в Египет, и заготовил, на всякий случай, несколько открытых листов. Мало ли, вдруг нам придется зайти в Элладу или еще куда. Море есть море. Я никогда не слышал, про сильные шторма в Средиземном море, но кто знает, что эти мареманы называют сильным штормом. Может быть как раз такой, о котором и рассказать-то некому. Разве что водяному, ежели они успели адаптироваться к морской воде.

Лучезар не зря хвастался новым кораблем. Здесь было чем хвастаться. Я видел его на картинке в книжке, но рисунок не мог передать всю мощь и красоту сайка. Тридцать метров длиной и около десяти шириной в самом широком месте, водоизмещение триста тонн. На корме располагались каюты — моя самая большая — метров десять квадратных — в самой кормовой части кормы, если так можно выразиться. Я бы сказал — в задней, но Лучезар не одобряет подобных выражений на своем корабле. Как я понял, обычно в этом месте располагалась капитанская каюта. Попасть в мою каюту можно через кают-компанию. Просторная комната — для корабля — площадью с пятнадцать квадратных метров. Далее по левому борту располагалась крошечная комнатка с душем и туалетом и капитанская каюта в восемь квадратных метров. Напротив была каютка, предназначенная для командира моей охраны площадью всего четыре метра и такая же для штурмана. Далее следовала каюта для второго помощника капитана — точно такая же, как и две предыдущих и одна гостевая. Рядом с капитанской каютой располагалась каюта для судового врача — такая же, как и для старпома и еще одна гостевая. Как я понял, гостевые каюты Лучезар предназначал для моей многочисленной челяди. Вот только ее не было.

Зато охраны было немерено! Я, по простоте душевной, думал, что Всеволод прихватит с собой двоих помощников. Более того, я продолжал так думать в первые четыре часа пребывания на «Переплуте». Потом же мне показалось, что я увидел новое знакомое лицо. Правда, сначала я на это никак не отреагировал. Подумаешь — где двое так и трое. Но еще часа через два я заметил четвертого.

Я подошел к Всеволоду, который старательно делал вид, что любуется морским пейзажем.

— Севушка, скажи, а сколько ты прихватил с собой охранников?

— Шестерых, — совершенно спокойно ответствовал тот.

— Шестерых?! — изумился я.

— Не понимаю, что вас так удивляет, — пожал плечами Всеволод. — Вы же позволили мне поехать с вами погулять. Так почему бы мне заранее не обеспечить себе спокойный сон?

— Что мне может грозить на корабле, Севушка?

— Вы, кажется, забыли, что мы едем за границу.

— Вацлава ты вообще отпустил одного. С Миланом.

— За безопасность князя отвечает подполковник Мстислав. Может ему и нравится рисковать головой по пустякам. Мне — нет. К тому же Вацлав всего лишь князь и ваш наследник.

— Всего лишь?

— Вы — король.

— Я знаю, Севушка, — я вздохнул и отошел.

Эти самые охранники охраняли меня по два человека в патруле, сменяя каждые четыре часа одного патрульного. Днем ребята отдыхали в парусной мастерской, расположенной под палубой, где были наши каюты, ночью же все шестеро устраивались в кают-компании на откидных койках. Так как команда была проверена тем же Всеволодом на сто рядов и вся — от капитана до юнги, состояла на службе в верхневолынской службе безопасности, то, вероятно, они охраняли меня от королевских причуд. А то мало ли что мне в голову взбредет? Короли — народ капризный. Даже больше, чем остальные люди. В основном потому, что мы редко слышим «нет»…

Погода стояла прекрасная. Яркое солнце, теплые, но не жаркие дни, синее море и полнейшее спокойствие. Я целый день наслаждался жизнью под бдительным присмотром Всеволода и еще двоих ребят из его службы. Правда, они старались не путаться под ногами и присматривать за мной ненавязчиво, но предпочитали быть не только в пределах прямой видимости, но даже и хорошей слышимости.

— Севушка, не мучай себя так, — наконец не выдержал я. — Возьми себе кресло и садись рядом.

— Я не хотел вам мешать, господин Яромир.

— А ты и не мешаешь. Давай, устраивайся. А я схожу к себе, возьму одну любопытную книгу.

Через несколько минут я вернулся в кресло на палубе со сборником старинных карт.

— Смотри, Севушка. Если верить этой карте, то здесь должно быть совсем недалеко от Римской республики. Километров семьдесят. Значит, нейтральных вод между нами и Римом нет. А это значит, что нам нужно будет проходить или через территориальные воды Рима, или же через воды Эллады. Думается мне, что логичнее идти через Элладу. Нужно поговорить с Лучезаром.

Лучезар отнесся к старинной карте с большим почтением.

— Вы правы, господин Яромир, нужно будет плыть через Элладу. Кстати, в таком случае, если хотите, можно будет пройти через Коринфский залив. Раньше здесь был канал. Видите?

— Ты думаешь, он еще действует?

— Вот и узнаем. Здесь немного ближе, господин Яромир. К тому же, можно будет заглянуть в Афины. Всегда хотел посмотреть на их знаменитый акрополь.

— Афины? — я подумал. — Да, заманчиво. Акрополь то ладно, но вот посмотреть на афинянок… Я читал, что в старину они славились утонченной красотой. Темные вьющиеся волосы, глаза, как крупные маслины, и фигуры, способные обольстить даже святых. Говорят, в старину апологеты христианства уничтожали все статуи, до которых могли дотянуться, потому, как даже мраморные дамы вызывали у них вожделение. И вместо того, чтобы сделать вывод о том, что их образ жизни не совместим с диетой, точнее наоборот, диета с образом жизни, они побили статуи, объяснив свое вожделение диавольским искушением.

— Диета? — удивился Всеволод. — Никогда не слышал, чтобы священники сидели на особенно строгих диетах, кроме постов, конечно. Но это же не каждый день.

— Именно это я и имею в виду, Севушка. Потребление мясной пищи плохо сочетается с обетом безбрачия и воздержания от женщин вообще.

Всеволод улыбнулся и согласился. Лучезар же смотрел на меня широко открытыми от удивления глазами.

— Что-нибудь не так, Зарушка?

— Простите, господин Яромир, я просто не ожидал от вас таких слов.

— Каких?

— Я всегда старался быть в курсе придворных сплетен, ваше величество. Сами понимаете — работа такая. Так я никогда не слышал, чтобы вы западали на каждую юбку!

— А… Так то ты слышал про короля Верхней Волыни. А я сейчас, кажется, корабельный врач.

На следующий день после завтрака я снова вышел на палубу. Некоторое время я сидел в кресле на корме, потом ко мне подошел капитан.

— Господин Яромир, не желаете посмотреть?

Лучезар выглядел очень взволнованным.

— Что-нибудь случилось?

— Пойдемте, господин Яромир, — проговорил он.

Я поднялся и пошел за Лучезаром. Он подошел к борту и протянул мне бинокль.

— Взгляните, господин Яромир.

Я посмотрел в бинокль. Впереди было все тоже море. А дальше оно скрывалось в какой-то сверкающей дымке.

— Это граница, господин Яромир.

— Граница? Как бы ее получше рассмотреть?

— Я послал матроса на марс.

— Куда?

Лучезар показал рукой на маленькую площадку высоко на мачте.

— Я тоже хочу посмотреть.

Я подошел было к снастям, и примерился, как бы половчее залезть, но Лучезар и Всеволод подскочили ко мне с двух сторон.

— Ваше величество!

— Что случилось? — удивился я.

Лучезар бросил на меня грозный взгляд.

— Это служебный вход, ваше величество. Вам нельзя сюда.

— С чего бы это?

— А если вы упадете?

— Зачем?

В дело вмешался Всеволод.

— Конечно, вам на себя наплевать, Яромир. Вы губили себя за письменным столом, теперь нашли более быстрый способ. А вы подумали, что я скажу вашему брату?

— Вацлаву? Подождите, господа. Если я вас правильно понял, вы не хотите, чтобы я лез на этот самый марс? Вы считаете, что это опасно?

— Это и в самом деле опасно, господин Яромир, — отозвался капитан.

— Так какого черта? — вежливо поинтересовался я. — Вы же капитан. Прикажите мне, вот и все.

Лучезар с минуту переваривал мою реплику. Потом махнул рукой.

— Хорошо. Господин Яромир, извольте вернуться на свое обычное место на палубе. Вы можете свободно ходить по кораблю, но извольте не лазать по корабельным снастям.

— Слушаюсь, господин капитан. И вот что. Как я понял, вся команда знает кто я?

— Да, конечно. Это же обычная команда королевской яхты.

— Соберите ребят. Я хочу сделать маленькое сообщение.

Через пару минут вся команда была в сборе.

— Господа, — начал я, — вы все знаете, что мы в нашем плавании будем пересекать границы и посещать иноземные порты. Я бы не хотел посещать порты под именем короля Верхней Волыни. Посему — на все время плавания я — купец и кораблевладелец. Как это по-вашему? Арматор?

Команда радостно заулыбалась.

— Слушаемся, ваше величество.

— Замечательно, — хмыкнул я. — Но тогда меня следует называть просто господин Яромир. И если кто назовет меня иначе — голову сниму! Нет, хуже. По возвращении из плавания, лишу премиальных.

На этот раз команда ответила мне дружным смехом.

— И вот что, ребята. На время этого рейса я исполняю обязанности судового врача. Так что, если кто, не ровен час, заболеет — прошу на прием.

Глава 11 Морская граница

Команда вернулась к исполнению своих обязанностей, а я пошел к своему креслу. Жаль, конечно, что не удалось рассмотреть как следует эту границу, но, вероятно, Лучезар был прав. И нечего посторонним путаться под ногами.

Лучезар отдал какой-то приказ и пошел со мной.

— Подождите минуточку, господин Яромир. Сейчас уберут блинд, и мы с вами все прекрасно разглядим.

— Хорошо, Лучезар. Знаешь, мне кажется, что прогулка в непосредственной близости от морской границы будет поопаснее прогулки по этим твоим корабельным снастям. А я все же немножко разбираюсь в магии.

Матросы убрали загораживающий обзор парус, Лучезар протянул мне бинокль и взял себе другой. Я подкрутил верньер и попытался разглядеть что-нибудь за восьмимерным мерцанием границы. Восьмое измерение не пропускало любопытные взоры, зато неподалеку от этого нечто я заметил крупный красный бакен с нарисованной стрелкой. Стрелка указывала налево.

— Кажется, нам рекомендуют держаться ближе к берегу, Зарушка. Интересно, что бы это значило?

— Вы же сами говорили, господин Яромир, что ширина пролива Отранто километров семьдесят. Значит, нейтральных вод тут нет.

— Причем здесь нейтральные воды?

— Ну, должна же как-то проходить граница между нами и Римской республикой.

— А может быть она просто проходит ближе к берегу. Иначе, зачем вообще здесь нейтральные воды? Своего рода внутреннее море, что-ли?

Лучезар подумал.

— А может, их и вовсе нет? По крайней мере, здесь, на Адриатике?

— Не знаю, господин Яромир. Может, и нет. Но сейчас нам нужно найти дорогу в Элладу.

Корабль изменил курс и шел ближе к берегу. Мы с капитаном оглядывали границу в бинокль и видели все то же. Восьмимерное нечто и кое-где бакены, указывающие влево. Часа через два мы приблизились к границе настолько, что восьмимерное марево можно было разглядеть и без бинокля. Честно говоря, мне стало неуютно. Казалось, вот сейчас налетит порыв ветра и швырнет нас прямо в эту мерцающую стену. И тут я увидел, поистине, самое необычное зрелище в своей жизни.

Вацлав рассказывал мне, как выглядят границы. Еще мне много об этом говорил Янош. На суше это было просто солидное здание с аркой, через которую можно было проехать в карете или пройти пешком. От морской границы, честно говоря, такого я не ожидал. Я полагал, что там должен быть какой-нибудь КПП, но это…

Перед нами, прямо по курсу, мерно покачивался на волнах жилой восьмиэтажный дом. Одним торцом он сливался с восьмимерным маревом границы, вторым выходил в открытое море. Я перевел бинокль левее. Там мирно плавал двойник нашего дома. Я снова принялся рассматривать ближайший к нам дом. Он оказался снабжен причалом.

— Кажется, мы приплыли, Лучезар. Причаливай.

Капитан кивнул.

— Честно говоря, мне немного не по себе, — признался он, — Что-то во всем этом неправильное.

— Скорее, неуместное, — уточнил я.

— Да, вы правы. Как-то странно увидеть на море обыкновенный дом. Вы уверены, господин Яромир, что здесь нет отмели?

— Раньше не было, если верить карте. Думаю, и сейчас не должно быть.

Наш «Переплут» сбавил ход и лег в дрейф метрах в пятистах от дома. Лучезар распорядился спустить шлюпку. Я принес из своей каюты нарисованные вчера бумаги, разрешающие посещение Эллады и мы с Лучезаром и Всеволодом спустились в лодку и поплыли к дому. Перед домом обнаружился небольшой причал. Мы сошли на него и огляделись в поисках пограничников. Никого не было.

— Забавно. Пойдемте, поищем пропускной пункт, господа.

Мы прошли вдоль дома — вблизи он выглядел еще обыкновеннее, чем издалека, пока не увидели гостеприимную надпись «Добро пожаловать». Мы вошли и оказались в обширном холле. За столом сидел какой-то человек и просматривал книгу.

— Желаете комнату, господа?

— Комнату? — удивился я.

— Вы желаете поселиться в нашей гостинице?

— В гостинице? — я твердо решил изображать эхо.

Человек соизволил заметить, наконец, наше изумление и соблаговолил объяснить.

— Вы, я вижу, новички, господа. Никогда еще не бывали на морских границах? Я так и думал. Здесь у нас КПП совмещен с гостиницей. Если хотите поселиться, то прошу ко мне, ежели вы попросту хотите попасть в Элладу, то вам дальше. Выйдете из двери, повернете направо, по направлению к верхневолынскому берегу, и пройдете до самого торца здания. Я бы советовал проделать этот путь морем.

— Спасибо, — растерянно отозвался я и пошел наружу. Выйдя из дома, я остановился.

— Лучезар, думаю, тебе нужно и правда проделать этот путь морем, а мы со Всеволодом пройдем по берегу.

— А еще говорите обращаться с вами, как с судовым врачом, — огрызнулся капитан. — Распоряжаетесь-то не как врач.

Я пожал плечами.

— Дурная привычка, Зарушка, не сердись. Но ведь в твои корабельные распоряжения я не вмешиваюсь.

— Еще чего не хватало! — засмеялся Лучезар и пошел к своим ребятам на шлюпку.

Мы со Всеволодом пошли вдоль дома.

— Интересно бы посмотреть, что там под домом, внизу. Мне почему-то кажется, что там должен быть такой же восьмиэтажный дом. Даже жаль, что я не умею нырять.

— И, слава богу, — с чувством откликнулся Всеволод. — А то бы вы и туда влезли.

— Оставь, Севушка. Думаю, в пределах КПП, это вполне безопасно. Вдруг кто в воду свалится. По пьяной лавочке, например.

Всеволод помолчал, потом серьезно сказал:

— Яромир, пока мы с вами одни, я хотел бы вам сказать… Если уж вы не жалеете ни меня, ни Лучезара, ни всех прочих наших спутников, пожалейте хотя бы вашего брата. Ведь вы его любите!

Я остановился и положил руку на плечо Всеволода. Правда, мне пришлось дотягиваться. Севушка сложением напоминает нашего Яноша.

— Что вы хотите этим сказать, Всеволод?

— Если с вами что-нибудь случится, то он не отмоется от клейма братоубийцы до конца дней.

Я вздохнул.

— Не принимай все так близко к сердцу, Севушка. Я вовсе не собираюсь рисковать без надобности. На границе мне и правда ничего не грозит. По крайней мере, пока я король Верхней Волыни. По договору, заключенному сразу после установления Границ, в стражи не вербуют ни королей, ни президентов, ни наследников престола. А на марс я больше не полезу. Что же касается всего остального, то в пути никто из нас не застрахован от случайности. Придется тебе с этим смириться.

Мы пошли дальше. Если не знать, что гуляешь посреди Ионического моря, точнее, пролива Отранто, то можно было бы подумать, что просто проходишь по неумело спланированной набережной в одном из приморских городов. В самом деле, ну какой дурак строит восьмиэтажные дома в десяти метрах от моря? Хотя… Почему десяти-то? Вацлав говорил, что на границе больше уважают цифру восемь. Я решил проверить, и огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно измерить расстояние.

— Всеволод, у тебя, случайно, рулетки не найдется?

— Нет, — удивленно отозвался тот.

Я снова пошарил по карманам, и уж совсем собрался было провести измерения собственным брючным ремнем, когда заметил подплывающего на шлюпке Лучезара. Я помахал ему рукой, и он причалил к берегу.

— Садитесь, господа.

— Лучезар, у тебя случайно нет с собой рулетки?

— Рулетки? — Лучезар пошарил по карманам и подал мне складной металлический метр.

— Спасибо, — радостно поблагодарил я и устремился к стене заставы. Всеволод задержался, чтобы рассказать Лучезару, что понятия не имеет, зачем мне понадобился капитанский любимый метр.

Я принялся замерять тротуар. Всеволод, Лучезар и четверо матросов в шлюпке с любопытством смотрели, чем я занимаюсь. Я отмерил уже четвертый метр, когда мои действия привлекли новых зрителей. В нескольких шагах впереди отворилась дверь и оттуда вышли двое пограничников.

— Добрый день, господа. Что это вы тут делаете?

Я встал, отряхнул пыль с колен, хотел было ответить, но тут мой взгляд случайно упал на моих спутников. Мда… Они же были готовы от стыда сгореть на месте! Черт побери, неужели я так неприлично себя веду?

— Здравствуйте, господа, — я радостно приветствовал пограничников. — Как хорошо, что вы подошли! Вы позволите задать вам пару вопросов? Мы первый раз на границе и, знаете, это самое удивительное сооружение. Такого мы даже представить не могли. Восьмиэтажное здание стоит посреди моря, как на какой-нибудь вульгарной городской улице. Скажите, а под водой тоже восемь этажей?

Не знаю уж, что слышал о стражах границы Всеволод, но он побелел. Видимо решил, что я нашел очередной путь к скорейшему завершению своего бренного существования. Пограничники же отнеслись ко мне более сочувственно.

— Нет, господа. Под водой двенадцать этажей.

— Двенадцать? Почему? Я думал, что граница прочно ассоциируется с цифрой восемь.

Пограничники с улыбкой переглянулись.

— И вы даже решили проверить вашу теорию. Вы угадали, здесь ровно восемь метров. Под водой, говорят, тоже планировалось оставить восемь этажей, но в таком виде здание было не очень устойчиво. Поэтому подводную часть нарастили еще на половину восьмерки.

— Не очень устойчиво? Это как, оно опрокидывалось что-ли?

— Не успело, — засмеялся старший пограничник. — Но качка чувствовалась. Некоторые люди подвержены морской болезни. Представляете, каково жить на восьмом этаже качающегося здания?

— Кажется, да. Скажите, господа, а где у вас контрольно-пропускной пункт? Мы бы хотели пройти в Элладу.

Пограничники переглянулись. Тот, что был постарше, спросил:

— Какая цель этой поездки?

— Собственно, мы едем не в Элладу, а в Александрию. Это в Египте, — я с готовностью принялся за объяснения. — Мы хотим разведать, насколько судоходен Суэцкий канал. По весне, Медвенковский университет планирует отправить экспедицию в Китай, так нам нужно определиться, придется ли плыть вокруг Африки, или же можно будет пройти через Красное море.

— А в Китай вам зачем? — в голосе пограничника послышалась обреченность.

— Университет планирует прикупить китайских, индийских и вьетнамских бальзамов для лечения малокровия. Представляете, это совершенно чудодейственная вещь. Может быть, вы слышали, что князь Венцеслав ездил за бальзамами в Великое княжество Московское и что этими бальзамами он вылечил короля.

— Разумеется, слышали, господин Яромир.

У меня отвисла челюсть. Не знаю, как я выглядел со стороны, но вероятно не лучше, чем чувствовал себя сам, то есть последним болваном.

Пограничник заметил мои чувства — еще бы! — и решил помочь:

— Ваш портрет есть на верхневолынских деньгах, господин Яромир. Дайте, пожалуйста, ваши документы, мы поставим необходимые печати.

Я закрыл рот и протянул бумаги.

— Да, господа, а где можно обменять деньги с моим портретом на деньги с изображением Зевса Олимпийского?

Мы обменяли деньги, и пошли к шлюпке. Пограничники предложили мне подождать, пока корабль пройдет через границу и догнать его на шлюпке, но я отказался.

— Благодарю вас, господа, но я предпочту пройти этот путь на нашем «Переплуте». Знаете, это совершенно непередаваемое впечатление — пройти на корабле между двух высоких зданий. А если идти на шлюпке, то можно вообразить, что плывешь с обычной пристани. Никакой романтики!

Пограничники засмеялись.

— Это верно, господин Яромир. Когда мы сюда впервые попали, то тоже всему удивлялись. Но знаете, вам первому пришло в голову обмерить мостовую.

— Если бы я умел нырять, я бы еще и нырнул, — признался я. — Кстати, в пределах причала это безопасно?

Старший пограничник покачал головой.

— Хорошо, что вы не умеете нырять. Хотя, рядом с причалом это действительно совершенно безопасно. Но, сказав А, обычно говорят и Б. Если бы вы решили ощупать подводную часть здания руками, это могло бы плохо кончиться.

— Стражи? — уточнил я.

— Совершенно верно. Подводная часть здания принадлежит им. Считается, что обычных людей пускать в подводную часть нельзя. Мало ли, вдруг кому-нибудь в голову придет открыть форточку?

— А что, там и окна есть?

— Конечно. Вообще-то оттуда замечательный вид на подводный мир. Рыбки, водоросли, потонувшие корабли. Стражи время от времени, в порядке поощрения, пускают служащих границы на самый нижний этаж.

— А туристам туда можно? — попросил я.

— Вообще-то нет, но мы можем узнать. Если стражи дадут разрешение, то вы сможете посетить нижний этаж на обратном пути.

— Вы будете контактировать со стражами? Тогда передайте, пожалуйста, от меня привет Родовану и Венедиму.

— Вы знакомы со стражами границы? — на этот раз челюсти поотвисали у пограничников. Впрочем, не только у них. Мои спутники выглядели еще более обалдевшими. Мда, какое будет у этих милых людей впечатление о верхневолынцах? Вероятно, они сочтут всех нас от рождения клиническими идиотами, раздолбаями и шеетрясами.

— Только с этими двумя, — скромно отозвался я.

Через несколько минут мы уже были на корабле. Всеволод и Лучезар молчали всю дорогу до сайка, потом я вернулся в свое кресло, Лучезар принялся отдавать приказы команде, а Всеволод молча смотрел за действиями матросов.

Корабль обогнул здание границы и прошел мимо него в Ионическое море. Только тогда к моему Севушке вернулся дар слова.

— Теперь я вижу, Яромир, что ваши действия основаны на хорошем знании ситуации. Простите, если я что не так сказал.

— Пустяки, Севушка. Я же понимаю, ты при исполнении.

«Переплут» изящно просквозил между двух стандартных городских восьмиэтажек, теряющихся в сверкающем нечто. Так мне охарактеризовал границу Янош, также описываю ее и я. Никогда не мог толково описать местность. Даже объясняя дорогу, я всегда пользуюсь картой, или же попросту пальцем показываю. Может быть это и неприлично, зато понятно.

Я стоял у борта, любуясь морем, КПП, границей и прислушивался к кораблю. Чем дольше я находился на борту «Переплута», тем сильнее становилось мое ощущение, что корабль живое, чувствующее и мыслящее существо с собственной свободной волей. Это существо немного пугало и внушало уважение. Особенно высоченная мачта. Грот-мачта, как называет ее Лучезар. А в кают-компании, посреди стола, красуется бизань-мачта. Точнее, кусок этой мачты толщиной сантиметров сорок. Она проходит через кают-компанию и идет вверх. Но это к слову. А сейчас, когда мы проходили через границу, мне показалось, что «Переплут» тоже изрядно заинтригован и позабавлен. Так же, как и все мы. Все-таки предки были изрядными шутниками. Я не говорю про восьмимерные границы — любой человек, изучавший историю, хотя бы в самых общих чертах знает, что единственный способ избежать войн — установить такие границы, которые просто нельзя преодолеть. Как, например, в старину не вели войны с жителями Марса. А чтобы не обидно было, объявили несчастный Марс безжизненной планетой. Тоже мне, цари природы! Нет, кажется, нужно говорить «венцы творения».

Нет, я не утверждаю, что на Марсе живут люди. Я этого не знаю, и никто этого не знает. Просто это мой способ выразить восхищение научным гением предков. Они, пусть даже после самой разрушительной войны, которую знало человечество, нашли таки секрет прочного мира. Для достижения его даже не понадобилось выводить новую породу людей, которая непременно требовалась всем мудрецам, когда они рассуждали об идеальном обществе. Границы строили не философы, а технари. И эти технари, не мудрствуя лукаво, попросту разделили страны границами восьмого измерения. В те времена, кажется, считалось, что измерений всего семь. Да оно и понятно — семь мистическое число со времен изобретения календаря, или даже еще раньше. А теперь, после установления границ, доступных измерений и правда семь. Восьмое измерение не допускает людей в свои тайны, а, следовательно, и в тайны более высоких измерений. По крайней мере, за семьсот с чем-то лет ни одной стране так и не удалось расколоть секрет восьмого измерения. Хотя — уверен, все мы в тиши кабинетов занимаемся подобными изысканиями. По крайней мере, Верхняя Волынь занимается. В целях самообороны, как и положено. А я почему-то не думаю, что Верхняя Волынь самая передовая страна, или же что верхневолынцы особенно агрессивны. Здесь мы значительно уступаем трехреченцам и угорийцам, которые затеяли гражданские войны, раз уж нельзя развязать захватнические.

Глава 12 Как вы думаете, как чувствует себя скелет на лекции по анатомии?

На следующее утро мы мирно скользили по гладкому морю. Дул легкий «брамсельный» ветерок, «Переплут» двигался весьма и весьма неспешно. Я слонялся по палубе, пытаясь придумать себе какое-нибудь занятие. Читать не хотелось, гулять было негде, Всеволоду хватило вчерашней беседы заполночь под яркими звездами, и он где-то скрывался, обычная утренняя смена не приставала к охраняемому объекту и вообще старалась не попадаться на глаза.

Наконец, я с тоской оперся о перила, кажется, Лучезар называл их «планширь фальшборта», и принялся любоваться блеском солнца на синих волнах.

— Не хотите искупаться, господин Яромир?

Я обернулся. Оказывается, я был не справедлив к Всеволоду. Это мне на корабле делать нечего, а он при исполнении. Обеспечивает не только мою безопасность, но и мой культурный досуг.

— Я думал, что на ходу это не получится. Пока мы будем плавать, корабль спокойно просквозит за горизонт.

Всеволод улыбнулся.

— Что, Севушка?

Всеволод покачал головой, но все-таки ответил.

— Я подумал, что хорошо, что Вацлав снабдил Яноша лексикой Милана, а не вашей. Милан, все-таки, посдержаннее в речевых оборотах.

— Меня не было под рукой, Севушка. А Милан просто моложе меня. Лет на десять, если я не ошибаюсь. Я не прав?

— Кажется, на девять.

— Я о купании, Севушка.

Всеволод улыбнулся.

— Я поговорил с Лучезаром, мы уже все устроили. Пойдемте.

— Нужно переодеться, — возразил я.

— Зачем? На корабле нет женщин. Или вы никогда в бане не были?

— А ты как думаешь?

— Да, действительно. Простите, господин Яромир.

— Глупости, Севушка. Если ты считаешь, что так будет вполне прилично, и что наши мареманы не испугаются моих мощей, то я готов.

— Пойдемте на нос, — пригласил Всеволод и пошел вперед.

Я слегка удивился — почему именно на нос, но послушно пошел за ним. Пока мы разговаривали, корабль лег в дрейф. Оставили только пару носовых платков на корме и на носу. Лучезар любит рассуждать о бизанях и стакселях, но я в эти тонкие материи не лезу, признавая свое полное незнание этого предмета.

Лучезар ждал нас на носу. С бушприта был свешен в море парус, который мерно бултыхался в волнах.

— Это что, вместо тормозных колодок, Зарушка?

Лучезар поперхнулся.

— Чего? — несколько невежливо, зато совершенно обалдело вопросил он.

— Ну, чтобы сократить тормозной путь, — пояснил я.

Лучезар смотрел на меня даже с каким-то восхищением. Это же надо, до чего можно додуматься-то!

— Это бассейн для плавания, господин Яромир.

— Как, плавать в парусе? Это как грудной младенец, что-ли? Знаете, это когда детишек учат плавать, их вот так вот заворачивают в тряпицу и пускают в ванну. По крайней мере, моя кузина поступала со своим отпрыском — моим крестником, именно так.

— Очень разумно, — одобрил капитан. — На кораблях такая система применяется для морских купаний. Вы поплаваете в парусе, потом поплавают остальные желающие.

— Все в парусе? — удивился я.

— Разумеется. Так безопаснее. Корабль, хоть и дрейфует, но он же не стоит на месте. Конечно, можно подстраховать на шлюпке, но вдруг судорога, или там медуза, или рыба укусит.

— Какая рыба?

— Откуда я знаю? — пожал плечами Лучезар.

— Но я сам лично купался на пляже в Дубровнике.

— На пляже вы отвечаете за себя, а на судне я отвечаю за вас и за всех членов команды. Так что извольте подчиняться, господин Яромир.

Я вспомнил произнесенные мной, не далее чем два дня назад слова, улыбнулся и обернулся на Всеволода. Тот стоял с таким видом, словно пытался разработать подобную же конструкцию для купания на пляже.

Я пожал плечами, разделся и спустился по трапу в парус. Всеволод спустился за мной. Парус был довольно велик. Примерно десять на двенадцать метров. Края его поддерживались на плаву поплавками, то бишь, пустыми металлическими бочками, а середина провисала метра на два. Что ж, я поплескался, как в собственной ванной, но удовольствие получил немалое.

— Сева, расслабься, поплавай и забудь о работе. Ты на отдыхе, — попросил я.

Всеволод вздохнул, улыбнулся, потом засмеялся.

— Что, Севушка?

— Я просто подумал, что прихватил работу на дом. Знаете анекдот про палача? Ну, что он приходит домой с пищащим мешком за плечами?

Я поперхнулся морской водой, всплыл и принялся отфыркиваться. Всеволод озабоченно поддержал меня на плаву.

— Ну у тебя и сравнения, Севушка. Интересно, кого ты представил в роли палача?

— Господин Яромир…

Я увидел, что Всеволод смутился и перебил его.

— Да, Севушка. Пребывание в королевском дворце Яноша и Милана не прошло бесследно. Теперь почтительность напрочь исчезла из разговорной дворцовой лексики. Что ж, сам виноват, надо знать, с кем водиться.

Кажется, моя реплика оказалась еще менее удачной, чем предыдущая. Всеволод явно не хотел подводить Яноша и Милана.

— Простите, господин Яромир, но вы позволили мне некоторую вольность в общении на время плавания.

— Да, Севушка. Но если хочешь проявлять вольность в разговорах, не извиняйся на каждом шагу.

— Простите, Яромир, — механически извинился Всеволод и засмеялся. — Я больше не буду извиняться.

Мы выбрались из воды к трапу, вскарабкались и предстали чуть не перед всей командой «Переплута». Я не очень стеснителен, но голый человек перед двадцатью одетыми парнями чувствует себя нелепо. А если учесть, что я очень худой, то я смог ощутить, что чувствует среднестатистический скелет, выставленный на всеобщее обозрение на лекции в медицинском институте. В результате я немедленно проникся к нему, скелету, глубоким сочувствием. Впрочем, команда тоже. Второй помощник капитана, он же боцман, не сумел сдержать свои чувства.

— Господин Яромир, если позволите, я вам скажу, что вы совершенно неприлично выглядите.

— А если не позволю? — проворчал я и обернулся к Всеволоду. — Говорил же я тебе, что нужно надеть купальный костюм.

— Разве что ватный, — пробурчал боцман. — Не понимаю, как взрослый человек, к тому же не слишком ограниченный в средствах, может довести себя до такого состояния.

Матросы вокруг весело засмеялись.

— Ну, господин Яромир, если за вас возьмется Милорад, то брат ваш вас не узнает, — сказал один из них. Остальные выразили полное одобрение его словам.

Я критически оглядел боцмана. Крепкий мужик. Поперек себя шире, да еще и ростом не на много ниже Всеволода. Лицо решительное, веселые голубые глаза, рыжие с сединой волосы, гладко выбрит.

— Да, так и свету не взрадуешься, — прокомментировал я, пытаясь обыграть имя второго помощника.

— Ого, господин Яромир, вы на Милорада только посмотрели, и то поняли. А если он за вас и правда возьмется? — улыбнулся Лучезар.

Я подумал.

— Что ж, пусть берется. Только при условии, что к концу плавания ты позволишь мне залезть на марс.

Лучезар резко посерьезнел.

— Кончай шутить, ребята. Кто хочет искупаться — не тяните время. Пора отплывать.

Матросы пошли было на свои места, но я решил вмешаться.

— Погодите, капитан. Я не хочу мешать искупаться ребятам. Погода приятная, ветер слабый, когда еще так получится.

Я быстро завернулся в купальный халат, протянутый мне телохранителем, подцепил боцмана под ручку и отвел в сторонку.

— Милорад, может быть, вы и правда за меня возьметесь? А то самому заниматься физкультурой, честно говоря, силы воли не хватает. А ежели вы заставите меня в приказном порядке, то вроде как повод будет.

Боцман недоверчиво уставился на меня.

— Если вы будете в моей команде, господин Яромир, то это одно дело, а так — как я могу вам приказать? Арматорам не приказывают.

— Тогда запиши меня в команду.

Милорад скептически оглядел сначала меня, потом Всеволода.

— Не волнуйся, с Всеволодом я сам поговорю.

— Хорошо, господин Яромир. Да только что вы умеете? Вас разве что в юнги можно было бы определить. Но юнга — это считайте корабельная обслуга.

— А если матросом?

Милорад взял мою руку и критически осмотрел.

— Понимаю, по моей руке сразу видно, что ничего, тяжелее ручки, я не держал. Но я постараюсь, Радушка. Вот только переоденусь — и поступлю в твое полное распоряжение.

Я повернулся и пошел к себе.

— Радушка, Зарушка, — услышал я негромкое ворчание боцмана. — Да разве ж так можно обращаться при команде?

Я остановился и обернулся к боцману.

— Вероятно, вы правы, Милорад. Как прикажете к вам обращаться? На вы, или на ты?

— Как вам будет угодно, господин Яромир. Если вы мой матрос — то на вы, а ежели вы арматор, то это уж как захотите.

— Считай меня матросом, Радушка, — улыбнулся я и побежал к себе.

Вернулся я через несколько минут в брюках, почти что обтягивающих мои мослы, просторной белой рубашке и босиком. То есть оделся так, как любили ходить матросы на палубе.

— Позвольте доложить, господин Милорад, матрос Яромир явился в ваше распоряжение.

Милорад стоял около Лучезара. Мне показалось, что капитан за что-то отчитывал боцмана.

— Вольно, — скомандовал Милорад. — Можете отдохнуть после купания.

— Знаешь, Радушка, я не для этого надел матросскую форму.

Милорад бросил вопросительный взгляд на капитана.

— Разбирайся сам, — холодно сказал тот. — Но потом не жалуйся.

Милорад накрыл мое плечо своей лапищей и подвел к группе матросов.

— Господин Яромир будет работать в вашей команде, господа, — сказал он, убрал руку с моего плеча и отошел.

— И зачем вам это надо, господин Яромир? — удивился один из матросов. — Отдыхали бы себе и в ус не дули. Он же загоняет!

— Меня? Вряд ли!

Но мой новый товарищ оказался прав. Не то, чтобы боцман взялся гонять меня лично. Но я старался работать наравне со всеми. Бегал по палубе, тянул за канаты, правда, когда я собрался влезть наверх, Всеволод, неодобрительно наблюдавший за моими действиями, подскочил ко мне.

— Вы обещали никуда не лазать, господин Яромир.

— Прости, Севушка, увлекся, — запыхавшимся голосом извинился я и побежал тянуть канат внизу.

— Постойте, Яромир. Вы уверены, что вам стоит так носиться?

Я остановился и ухватился за какой-то канат.

— Честно говоря, нет, Всеволод. Что-то мне не по себе.

Всеволод забеспокоился.

— Этого еще не хватало. Немедленно прекратите работать и идите к себе!

— Нет, Севушка, не то. Знаешь, давай-ка изменим маршрут. Что если нам вместо Египта нам поехать в Трехречье? Я бы хотел поговорить с Володимиром. Мне здорово помогли рецепты, которыми он поделился с Вацлавом. Может, увидев меня своими глазами, он сможет дать еще какую-нибудь рекомендацию?

— С Володимиром? Честно говоря, меня туда не тянет. Кстати, Яромир, когда вы занимались медитациями в последний раз?

Я подумал.

— На пляже в Дубровнике.

— Вот вам и стало хуже.

— Но где мне медитировать? — возмутился я.

— Лучше всего в море, — деловито ответил Всеволод. — Я прикажу капитану лечь в дрейф.

— Оставь, Сева, так мы до Александрии и за год не дойдем.

— Лучше плыть до Александрии год, чем довести до нее ваш труп за неделю, — отрезал Всеволод.

Всеволод пошел к Лучезару, а я остался стоять на палубе.

— Что-нибудь случилось? — раздался рядом хриплый тенор Милорада.

— Никак нет, господин боцман.

— В таком случае, возвращайтесь к работе.

Я поклонился и пошел к своим ребятам, как вдруг услышал голос Всеволода.

— А ты часом не зарываешься, господин второй помощник капитана?

— Никак нет, господин полковник.

— Шутки шутками, но с королями так не разговаривают. Изволь выражаться повежливее.

Я обернулся.

— Все в порядке, Всеволод, я попросил обращаться со мной на общих основаниях.

В этот момент, как по заказу, капитан отдал приказ лечь в дрейф. Милорад продублировал приказ для матросов, и я принялся вместе со всеми тянуть за какой-то канат. Лучезар неодобрительно поглядывал на меня.

— Если хотите работать, господин Яромир, то не висите на снастях, как трусы на веревке, а тяните, морского ежа вам в глотку! — рыкнул боцман.

— Что? — я расхохотался. Относиться серьезно к этой ситуации было выше моих сил. Зато матросы рядом принялись тянуть изо всех сил.

Лучезар подозвал к себе боцмана. До меня донеслись его слова.

— Ты часом не совсем в уме повредился? Как ты разговариваешь?

— Да уж повежливее, чем с остальными.

Я не выдержал и подошел.

— Что-то я раньше не слышал от вас таких выражений.

— Простите, господин Яромир, это я для колорита.

— Только не слишком увлекайтесь, — посоветовал я и вернулся к снастям.

Общими усилиями мы убрали паруса и положили корабль в дрейф. Потом мы с ребятами спустили парус с бушприта, и я снова полез в воду. Всеволод — вместе со мной. Он несколько раз наблюдал за моими медитациями в дворцовом парке и решил, что меня нужно подстраховать. Я не возражал. Я никогда еще не пробовал медитировать в воде и, честно говоря, боялся захлебнуться.

Я выплыл на середину купальни, лег на спину и попытался расслабиться. Этот способ медитации дает самые невероятные ощущения, даже когда занимаешься этим на твердой земле. Вацлав рассказывал, что Милан однажды почти что воспарил над землей. А в воде, когда тело и так невесомо, впечатления усиливаются. Я, конечно, не воспарил — я еще на четвертом курсе магического университета научился контролировать расход сил, но всплыл полностью. Через несколько минут я почувствовал себя здоровым.

— Хочешь попробовать, Севушка?

— У меня, наверное, не получится.

— Я помогу тебе. Ложись на спину и расслабься. И забудь, что тебе нужно охранять меня от моих же капризов. Ну, расслабься.

Всеволод поплескался и все-таки расслабился.

— А теперь представь себе, что в этом море не вода, а энергия в чистом виде. Она в воде, она в воздухе, она в лучах солнца. Впитывай ее всем телом.

Я увидел, как Всеволода окутала энергия. Я не удивился. Всеволод — довольно разносторонний человек. Помимо его основной специальности, он закончил факультет инженерной магии. Думается, из соображений честного подхалимажа. Мы с Вацловом ввели магические дисциплины в моду, а Всеволоду, по роду службы, хотелось соблюсти лояльность к начальству. Впрочем, может быть, для него инженерная магия представляет больший интерес, чем потакание королевским капризам.

— Заканчивай, Всеволод.

Всеволод оборвал энергетический контакт и ушел под воду. Я поймал его за волосы и вытащил наружу.

— Спасибо, Яромир.

— Не за что. В первый раз такие вещи лучше подстраховывать. Особенно в воде.

Мы подплыли к трапу и забрались наверх.

— Пожалуйте к столу, господа, — пригласил юнга.

Я неуверенно оглянулся на Милорада.

— Идите, господин Яромир. Здесь и без вас управятся. Но через час после обеда извольте быть на месте.

Я улыбнулся и пошел к столу.

Корабельный кок кормил нас с редким разнообразием. Но это и не удивительно. Водоизмещение «Переплута» триста тонн, грузоподъемность — сто. Груза мы никакого не взяли, только продовольствие. Естественно, при таком раскладе место экономить не пришлось, и Лучезар загрузил продукты на любой вкус. Так он почему-то решил, что на обед нужно непременно пить фруктовый сок, на ужин — простоквашу, а завтрак и не завтрак вовсе без омлета со свежими помидорами. И с редкостной целеустремленностью кок кормил этим всю команду, добавляя к этому обычный перечень блюд. На капитанском столе — чуть больше разных блюд, на столе рядовых — чуть меньше. Но качество всего этого было на одной высоте.

Через час после обеда, как мне и было приказано, я снова присоединился к команде. После дневной медитации я был бодр и свеж, как никогда. Меня только заботило, что если устраивать медитации трижды в день, как в Медвежке, то скорость нашего передвижения существенно снизится. Хотя, Всеволод прав — куда мне торопиться-то?

Следующий день прошел по накатанной накануне схеме. Непривычная физическая усталость способствовала хорошему сну, а Милорад хоть и грозился обращаться со мной, как с обычным матросом, не решался разбудить меня спозаранку, или же приписать к ночной смене. Впрочем, не могу ручаться — может у него и возникало такое желание, да только проще перешагнуть авторитет короля, чем офицера его охраны. Всеволод твердо решил отдохнуть и отоспаться. Поэтому в то время как я развлекался, ставя с матросами паруса, двое молодцов, каждый вчетверо меня шире и тяжелее, бдили, чтобы со мной ничего не случилось.

Глава 13 Эллада

На третий день, после того, как «Переплут» пересек границу, мы увидели берега Эллады.

Пожалуй, для многих из нас, изучавших в курсе истории Эллинских богов, Эллада прочно ассоциируется с Афродитой, купающейся в морском прибое, Посейдоном, охраняющим подступы к заветным берегам, и Афиной, присматривающей за порядком в одноименном городе. Так что я бы ничуть не удивился, завидев прямо на берегу колоннады храмов и мраморных богинь. Но на берегу никаких развалин не наблюдалось. По крайней мере, в бинокль мы разглядели только темноволосых эллинок. Лучезар уверяет, что мужчины тоже имели место быть, но я не обратил внимания. Я разглядывал девушек и занимался сравнительной анатомией.

Пожалуй, эллинки несколько тоньше и грациознее славянок, хотя так же, как и последние, особенной худобой не страдают. По крайней мере, большинство.

Я любовался окрестностями в бинокль, когда ко мне подошел второй помощник капитана.

— Что вы это за моду взяли от работы отлынивать, медузу вам в гамак!

— Медузу? В постель? — засмеялся я.

— Ничего смешного, — возразил Милорад. — Нет, ну что за работничек, а? То у него завтрак, то — медитация, то в бинокль на девочек посмотреть. Будете вести себя так и дальше, ближе, чем в бинокль девочек не увидите. Можете даже не приходить ко мне за увольнительной на берег!

Лучезар покачал головой.

— Ты бы все же полегче, Милорад.

— Да я и так полегче! Зато посмотрите, Яромир теперь ест как нормальный человек, а не как издыхающий воробей. Идите, идите, господин Яромир. Я обещал, что возьмусь за вас, значит возьмусь.

Я отдал бинокль Лучезару и направился к матросам. Те, вроде бы, ничем особенным не занимались. Один сидел на марсе и любовался девочками на берегу, еще несколько человек помогали коку. Двое драили палубу.

Я вздохнул и отобрал швабру у одного из ребят.

— Милорад велел мне заняться делом. А к камбузу я все-таки не приспособлен. Всеволод относит кухонные работы к зоне риска.

Матрос уступил мне свою швабру, и я принялся драить палубу. Милорад был прав. От физической работы у меня появился зверский аппетит. Если в первые пару дней плавания наш кок не мог соблазнить меня даже самыми изысканными блюдами, то теперь я частенько забегал между завтраком и обедом, и между обедом и ужином на камбуз перехватить булочку с простоквашей. Кстати, и Лучезар, и Всеволод прощали Милораду его высказывания, только по этой причине. По крайней мере, они избавились от необходимости кормить капризного короля. Матросов кормить не надо, господа! Они недостатком аппетита не страдают!

Мы шли через Коринфский залив. Я, грешным делом, не слишком боялся Милорадовых выговоров, посему частенько бросал работу и осматривал окрестности в бинокль. Но, впрочем, завидев строгого боцмана, старался снова взяться за работу. Получать лишние выволочки мне все же не хотелось.

На подходе к Коринфскому заливу мы начали встречать эллинские корабли. На мой взгляд, они были такие же, как и наши, верхневолынские. Я любовался ими, когда урывал свободную минутку. После всей моей напряженной работы прослыть первостатейным лентяем мне было бы просто обидно. А то, тоже мне, не человек, а какая-то бледная немочь! Пошевелиться лень лишний раз!

Встречались корабли и в Коринфском заливе. Мы решили, что Коринфский канал функционирует — должны же все эти корабли куда-то плыть.

После обеда мы увидели множество дрейфующих кораблей.

— Интересно, что все они тут делают? — пробормотал Лучезар, — Хорошо бы узнать, да они же не говорят по-верхневолынски!

— Ох, черт возьми, Зарушка, как я мог забыть! Пойдем ко мне в каюту. Я сейчас вернусь, Милорад!

В такие моменты, как сейчас, то есть когда я выходил из роли матроса и начинал распоряжаться на корабле, второй помощник капитана ко мне не приставал. Не решался. В конце концов, что он — дурак, на грубость нарываться? Вот и сейчас он вежливо поклонился мне.

— Не беспокойтесь, господин Яромир. Сейчас все равно ложимся в дрейф. А палуба чистая, — все-таки не удержался боцман.

Мы с Лучезаром и Всеволодом зашли в мою каюту. Я достал из кошелька горошинку, проколол палец, смочил горошинку в крови и приладил к мочке левого уха. Спросите, почему левого? Отвечу честно — не знаю. Мне так больше нравится. Вторую горошинку я приладил под нижней губой, на манер эспаньолки. Потом тщательно ополоснул руки и взялся за Лучезара. Тот спокойно вытерпел необычную процедуру, и только по окончании спросил:

— Зачем это, Яромир?

— Ну, нам же нужно понимать местных. Или ты хотел выучить греческий?

Следующим был Всеволод. Думается, он бы прекрасно справился и сам, но раз уж я взялся, то пусть я потешусь. Короли любят тешиться могуществом. Маги тоже.

Я оглядел своих спутников, потом вздохнул.

— Ладно, Зарушка, зови Ратибора и Милорада. Милорад, конечно, мог бы и перебиться на первых порах, но какой матрос не хочет подольститься к боцману?

— А вам не вредно? — озаботился Лучезар.

— Я прохожу курс лечения под призором Милорада. Спрашивай у него.

Лучезар недовольно пожал плечами.

— Я спрашиваю у вас, господин Яромир. А ваш брат спросит с меня. Вы решили позабавиться, а мне отвечай за вас потом.

— Зови своих помощников, Лучезар. Нужно узнать, в чем там дело.

Оба капитанских помощника отнеслись с большим почтением к моим манипуляциям. К моему удивлению, Милорад озаботился тем же, что и Лучезар:

— Вы уверены, господин Яромир, что подобные процедуры не скажутся на вашем здоровье? А то у меня вместо команды будет лазарет.

Я рассмеялся.

— Я постараюсь соответствовать вашим высоким требованиям, господин второй помощник.

Милорад неопределенно хмыкнул и подошел поближе.

Через несколько минут мы уже были на палубе. Лучезар вооружился громкоговорителем и кричал в него на чистейшем верхневолынском.

— Лучезар, подождите, пока усвоится. Пойдем, покамест, выпьем коньяку. Очень способствует скорейшему завершению заклинания, — я вдруг вспомнил Милана и добавил. — Эх, жаль, мухоморовки нет!

— Чего? — удивился Лучезар.

— Мухоморовки. Настойки на мухоморах. Ее полезно употреблять при совершении особенно тонких заклинаний.

Лучезар с опаской посмотрел на меня.

— И часто вы ее употребляете?

Я явственно услышал его невысказанную мысль. Что, дескать, ежели вы, господин Яромир, еще и мухоморовкой балуетесь, то странно, что вы вообще до сих пор живы.

Я горестно вздохнул, пытаясь изобразить тоску по желанному лакомству.

— Честно говоря… — Я выдержал театральную паузу, наверное, с минуту. — Еще не пробовал. Но Милан мне ее усиленно рекомендовал. Говорит, раньше все ее пили.

— Кто? — удивился Лучезар, а Всеволод весело расхохотался.

— Разве не видишь, что Яромир только что выдумал эту душещипательную историю? Впрочем, от Милана можно еще и не такого дождаться. Хотя я не думаю, что бы он рекомендовал вам ее выпить, Яромир.

Тем временем, юнга принес коньяк и пузатые, плутократические бокалы. Всеволод разлил выпивку и раздал мне, капитану и обоим помощникам.

— За наше путешествие, господа, — проговорил Всеволод и отпил из бокала. — Прекрасный коньяк, Яромир. Из ваших запасов?

— Да, конечно. Я всегда беру с собой пару-тройку ящиков в медицинских целях. Кстати, Милорад, я не слишком фамильярно себя веду с непосредственным начальством?

— Господин Яромир, если бы я не боялся, что вы по возвращении лишите меня премии, я бы сказал…

— Не надо, Радушка. Я и так понял. По-моему, можно приступать, Лучезар.

Капитан снова вооружился громкоговорителем и окликнул.

— Эй, на «Артемиде»»! Чего дрейфуем? Канал закрыт, что-ли?

— Ветер противный, — отозвался человек с близ дрейфующего корабля.

— Так что ж, теперь нужно ветер ждать?

— Можно нанять конную упряжку, но она бешеных денег стоит.

— А где ее можно нанять?

— Держите к берегу. Там вам ее искать не придется. Вас самих найдут.

Незнакомый нам эллин вернулся к поеданию консервированных маслин, а Лучезар повернулся ко мне.

— Возьмем лошадей, господин Яромир?

— Разумеется. Распоряжайся, Зарушка, а я пойду к команде. А то мне Милорад влепит дюжину нарядов вне очереди.

Переправится через Коринфский канал можно было или с попутным ветром, или на конной тяге. Длина-то канала от силы километров десять, а за буксировку спрашивали пятьсот корон на наши деньги. На эллинские — тысячу двести драхм. Не буду хвастаться, что это я подсчитал. Честно говоря, никогда не был силен в арифметике. Но вот Всеволод считает быстро и точно. Интересно, какое приложение этому таланту он находит в повседневной жизни?

Примерно через час мы уже были в Сароникосском заливе. Было уже довольно поздно, так что еще через часок я попросил положить корабль в дрейф, спустился в море помедитировать и ушел к себе.

Утром, когда я вышел на палубу, «Переплут» мерно покачивался в Афинской гавани.

— Черт побери, так я и помедитировать не смогу, — проворчал я.

— Сможете, господин Яромир.

Я обернулся на знакомый хрипловатый тенорок и увидел Милорада.

— Я распорядился набрать в море воды, перед тем как заходить в порт. Народу на палубе нет, так что можете принять вашу любимую морскую ванну.

— Спасибо, Радушка, да только суетно здесь как-то, — неуверенно возразил я.

— Знаете, мне почему-то кажется, что вода, набранная в спокойном месте, несет положительный заряд. Вы попробуйте, господин Яромир. Не понравится — выплеснем воду, а понравится — так хорошо.

Я прошел за боцманом к большой бочке и неохотно туда залез. Оказалось, что Милорад был в чем-то прав. Вода была не так хороша, как на глубине, но лучше, чем здесь, за бортом. Правда, медитировать я не стал, но окунулся с удовольствием.

— Спасибо, Радушка.

К моему удивлению, боцман расцвел.

— Ребята старались, господин Яромир.

После завтрака я, Всеволод, капитан и второй помощник приоделись и приготовились к выходу в город. Я с озабоченным видом поинтересовался:

— Господин второй помощник, вы дадите мне увольнительную на берег?

Милорад слегка смутился, потом подумал и рассмеялся.

— Только если и вы мне дадите увольнительную, господин Яромир.

— К сожалению, здесь я не властен, — извинился я. — Обращайся к капитану Лучезару.

Милорад завистливо вздохнул.

— Жаль, что я не знаю над вами начальника, господин Яромир. В принципе, я мог бы адресовать вас к брату, но ведь князь Венцеслав ваш младший брат, так что, боюсь, вам придется обойтись без увольнительной.

— Почему? — я принял огорченный вид.

— А кто вам ее даст?

Я засмеялся и мы четверо, в сопровождение двоих матросов и двоих моих телохранителей спустились в шлюпку и поплыли к берегу. Наши документы были вполне удовлетворительны, так что нас беспрепятственно пропустили в город.

Не то, чтобы я был равнодушен к красотам архитектуры, но Афины оказались самым обычным современным городом. Трех — четырехэтажные дома, четырех — и шестимерные упряжки, просторные, зеленые улицы, обильно усаженные оливами — любимым деревом богини Афины. Мы с удовольствием прогулялись, пообедали в ресторане, где все блюда были обильно приправлены как самими оливками, так и оливковым маслом, и уж совсем собрались возвращаться на корабль, как я заметил взгляды, которыми обменивались мои спутники.

— Что-нибудь не так, господа?

— Вы говорили, что вас интересуют эллинки, господин Яромир, — ответил за всех Лучезар. — У нас было два пункта программы в Афинах — Парфенон и эллинки. В Парфеноне мы были…

— Вы полагали, что, не успев прибыть в Афины, я отправлюсь на поиски борделя?

— А почему нет? — пожал плечами Лучезар. — Вы же приказали относиться к вам, как к судовому врачу.

— Вот что, Лучезар. Кто бы я ни был, но мы в чужой стране. И пока мы не узнали местных обычаев, никому из нас не стоит соваться в подобные места. Можешь давать увольнительные на берег, но предупреди ребят, чтобы они не слишком-то бузотерили.

Лучезар с облегчением вздохнул и улыбнулся.

— Я боялся, что это мне придется говорить вам такие слова, Яромир. Вы с таким энтузиазмом предвкушали встречу с местными дамами…

— После того, как Милорад гонял меня, я в постели способен только спать.

— Интересно, на что вы были способны раньше? С вашим-то сложением! — негромко пробурчал боцман.

Я поморщился.

— Честно говоря, в последнее время не очень на многое. Но какие мои годы?

— А, в самом деле, какие? — поинтересовался Милорад.

— Тридцать семь.

Милорад оценивающе оглядел меня и решил:

— Ничего, еще обтешетесь. У вас еще все впереди.

На следующий день я решил прогуляться по пристани. Еще накануне я заметил в порту множество стоящих, прибывающих и отплывающих кораблей, а на причале разноязыких людей. Нужно сказать, что в плане языка магопереводчик может, порой, подвести. В смысле, что для того, чтобы понять на каком именно языке говорит ваш собеседник, переводчик нужно отключить. Я бы никогда не понял, что люди используют здесь не только эллинский, если бы некоторые из них не говорили на очень ломанном эллинском. Так что порой, моя твоя не понимай, мой переводчик откалывал еще и не такие штучки. Опять же, кроме эллинов, которые, правда, весьма отдаленно напоминали тип, увековеченный неизвестным скульптором под маркой Аполлона, встречались и другие, более смуглые люди, увенчанные разноцветными чалмами, весь вид которых напоминал сказки тысячи и одной ночи.

Этому я не мог не удивиться. Для пересечения границы нужно оформлять специальный пропуск, а и в Верхней Волыни, и во всех странах, про которые нам было известно, для оформления маленького пропуска требовалась целая гора бумаг. Нужно было выдвинуть достаточно серьезные причины, побудившие тебя на пересечение границы, например, научные изыскания, или поиски смысла жизни. Обосновать же при этом необходимость выезда было довольно проблематично. Эти же, не производили впечатление людей, занятых поиском подобных глупостей. Больше всего они напоминали моряков в увольнительной на берег. Вероятно, они ими и были.

Я засмотрелся на корабли и буквально налетел на смуглого, высокого красавца довольно плотного сложения, увенчанного белоснежной чалмой.

— Ох, извините, — проговорил я.

— Ничего страшного, — утешил меня моряк. Еще бы, по скромным подсчетам, он был вдвое тяжелее меня, так что все неприятности пришлись на мою долю. И куда только смотрит моя охрана?

— Знаете, я просто засмотрелся на тот корабль, и не видел куда иду, — продолжил я, пытаясь изобрести благовидный предлог для продолжения беседы. Как оказалось, я попал в точку.

— Мой «Имхотеп» поразительный красавец, правда?

— О, так это ваш корабль?

Человек радостно кивнул.

— А откуда вы? — не найдя благовидного предлога к дальнейшим расспросам, я решил идти напролом. Впрочем, мой собеседник решил отнести мое любопытство к своему кораблю, а в таком виде оно было ему лестно.

— Из Александрии.

— О, вы из Александрии?! — теперь меня пришлось бы силком оттаскивать от незнакомца. Сам бы я не ушел. — А мы как раз плывем в Александрию. Какое счастливое совпадение!

Незнакомец улыбнулся моему энтузиазму.

— Да, Александрия прекрасный город. Думаю, вам понравится. Хотя, вам, с непривычки, там может показаться шумно.

Если бы этот разговор проходил в читальном зале городской библиотеки, я бы понял моего собеседника. Но стоять в шумном порту и заранее извиняться за шум родного города — право же, это было выше моего понимания.

— А здесь вы по каким делам?

Незнакомец пожал плечами.

— Торговля. Мы привезли в Афины груз кофе, у них покупаем оливковое масло — знаете, оно тут буквально нипочем. А оливковое масло собираемся продать в Индии. Там возьмем груз сандалового дерева и продадим в Китае. Из Китая же привезем шелка, которые и продадим у себя в Александрии.

Я повнимательнее пригляделся к одежде своего собеседника. Пожалуй, она и в самом деле была сшита из шелка.

— Скажите, а вам не приходилось бывать в Верхней Волыни?

Александриец снова пожал плечами.

— Бывал раз или два. Верхняя Волынь покупает чай, кофе и пряности. Но вот из самой Верхней Волыни возить почти что нечего.

— Как — нечего? — во мне взыграла и национальная, и профессиональная гордость.

— Из ширпотреба в Верхней Волыни хорошо вино, оливковое масло, стекло и фарфор. Стекло, безусловно, лучшее в мире. Говорят, Верхняя Волынь славилась богемским стеклом еще до первой мировой войны.

— Так что ж вы говорите — возить нечего?

— Стекло — товар хрупкий. Возни с ним много. Да и с фарфором тоже. Некоторые возят фарфор из Верхней Волыни, некоторые — из Китая. Но я так вожу из Китая шелк и чай.

Что ж, мой собеседник был, безусловно, прав. Верхняя Волынь довольно активно торговала посудой и вином. Откуда иначе у нас были бы чай и кофе? Я стал прикидывать какой груз лучше взять во время задуманной мной поездки в Китай. Вино? Посуда? Но все это и на месте найдется в совершенно неограниченном количестве.

— А какие товары интересуют китайцев?

Мой собеседник понимающе улыбнулся.

— Некоторые сорта дерева, пряности, вина. Вы ведь из Верхней Волыни? Тогда везите вина и стекло.

Я покивал.

— И вот что, давайте пройдем ко мне на корабль, я угощу вас настоящим китайским чаем и мы поговорим.

Я хотел было согласиться, как вдруг опомнился.

— Спасибо, но я не один. Может быть, лучше поговорим на нашей территории? Я угощу вас великолепным верхневолынским вином.

Мой собеседник немного смутился.

— Последователи пророка не пьют вина.

Я вспомнил любимую историческую поговорку патриарха Мирослава — «Руси есть веселие пити», сочувственно покивал и придумал:

— А вы не пейте, господин. Вы дегустируйте. Должны же вы определить качество напитка. Иначе как вы можете его купить?

— У меня нет разрешения на торговлю вином, — возразил мой собеседник. Я понял, что он уже сдался, только ищет подходящий предлог для полной и безоговорочной капитуляции.

— А вы разве не думаете о расширении сферы ваших интересов?

Мой собеседник радостно улыбнулся, выразил полную готовность следовать за мной, и попросил только подождать, пока он сходит к себе на корабль за настоящим китайским чаем. По дороге к кораблю он несколько раз повторил мою фразочку — расширение сферы интересов. Видимо, заучивал наизусть. Я немедленно загордился и развеселился.

Мой араб вернулся буквально через десять минут, и мы все вместе пошли на «Переплут». По дороге Ахмат — так его звали — рассказал мне, что ему еще не приходилось встречать неверных, которые так хорошо бы говорили на его родном языке. Я скромно промолчал. А что я мог ответить, ежели я не имел ни малейшего понятия, на каком языке он разговаривает. Конечно, можно было бы провести лингвистический анализ, но для этого пришлось бы отвлечься от моего говорливого собеседника. А он рассказывал очень даже интересные вещи.

На корабле мы пришли в кают-компанию, я приказал подать вина из моих личных запасов, и соорудить какую никакую закуску. Юнга подал вино, фрукты, сыр и маслины, сообщил, что обед подадут, как только будет готов и скрылся. Я разлил вино и приготовился слушать.

Не знаю, что уж заповедовал своим последователям пророк, но Ахмат квасил будь здоров. После третьего стакана язык его начал явственно заплетаться, зато он принялся почти без перерыва поднимать заздравные тосты. Он пил за меня, за Лучезара, за Всеволода, за «Переплута», за Верхнюю Волынь и за наше плавание. Я, в свою очередь, поднимал стаканы за Ахмата, Египет и успех его, Ахмата, торговой деятельности. Попутно я узнал прелюбопытные вещи. Оказывается, после Третьей Мировой войны экономика Египта была полностью разрушена. Египет, как и многие страны, был ориентирован на международное разделение труда. А после установления жестких, восьмимерных границ, о международном разделении труда пришлось забыть. Но у Египта оказались открытыми границы с другими странами Африки. Собственно, во всей Африке только одна страна была отделена восьмимерной границей — это Южно-Африканская республика. Границы же между остальными стали еще более условными, чем были до войны. Страны, ориентированные на вывоз сырья и ввоз всего остального, кроме фруктов, оказались не у дел. Вывозить сырье им стало некуда, ничего больше делать они не умели. В результате, Магриб, Алжир и другие страны носили свои названия более чем условно. Они распались чуть не на кишлаки, группирующиеся вокруг редких оазисов и занимающихся разведением финиковых пальм, коз и верблюдов. Причем, вся живность была исключительно трехмерная.

Египет же оказался несколько в лучшем положении, чем другие страны. Дело в том, что именно через Египет шел путь из Европы в Азию. Плавание же вокруг Африки занимало более полугода. Правда, Суэцкий канал сильно пострадал сначала во время войны, потом попросту был занесен песком, его забыли вовремя почистить и он сошел на нет. Но канал нужен был не только транзитным путешественникам, он помогал решать проблемы и самого Египта. И власти приняли решение восстановить канал. Но не Суэцкий, а Нильский. То есть решили не рыть заново канаву по перешейку, а расчистить один из рукавов Нила и соединить его с Красным морем.

Этот канал волшебным образом решал все проблемы. Во-первых, он был внутренним, а если учесть, что Египет не отделен границами только от африканских стран, то пользоваться им могли только сами египтяне и их соседи по континенту. А раз такое дело, то появились две возможности — можно было брать деньги, или товары, в сущности, это одно и то же, за пользование каналом, или же торговать самим. А рядом как раз росли знаменитые ливанские кедры. И предприимчивые арабы принялись на свой страх и риск строить корабли и торговать. Сначала они работали перекупщиками и занимались перевозкой всякой всячины через исконные египетские земли, потом сначала один торговец, затем другой, принялись выправлять документы и торговать на свой страх и риск со всеми, кто жил на южной части Евразийского континента. Собственно, они почти полностью узурпировали торговые пути. И если бы не морские чудовища Индийского океана, и не пираты, резвящиеся в Андаманском и в Южно-Китайском морях, то они вообще могли бы считать, что вытащили счастливый билет на экзамене жизни. Такой, к которому заранее приложена шпаргалка с правильным ответом.

Вот и мой новый знакомец с увлечением занимался национальным бизнесом. Помимо прочего, это был и семейный бизнес. Отец его плавал, и дед плавал и прадед. Правда, прадед плавал простым матросом, но уже дед продвинулся в судовые экономы. Отец же и вовсе стал арматором. Ахмат — четвертый сын в семье был владельцем двух больших кораблей. Причем плавал сам он исключительно для удовольствия. Братья его предпочитали сидеть в Александрии и заниматься руководством компанией, в распоряжении которой было шестнадцать кораблей — по два в собственности каждого из четырех братьев и восемь в распоряжении компании, во главе которой стоял старший брат, а остальные братья занимали более или менее высокие должности. Компании также принадлежали два больших склада в Александрии, и небольшие представительства по всему свету. Хотя, представительствами это назвать можно было с очень большой натяжкой. Говоря по-верхневолынски, это были просто хорошо налаженные контакты с купцами вдоль всего побережья.

Честно говоря, услышав это, я несколько расстроился. Нет, я был рад, что Суэцкий канал, или же Нильский, благополучно функционирует и нам не придется плыть вокруг Африки. Но с другой стороны, я настроился прогуляться до Египта, а тут уже и задела не осталось.

Я подлил своим компаньонам вина, и поделился этой нехитрой мыслью. Всеволод только вздохнул, услышав мои сетования, зато Ахмат отнесся к ним более чем сочувственно. Еще бы — он и сам был авантюристом. Иначе, зачем бы он плавал, вместо того, чтобы наслаждаться радостями семейной жизни и четырьмя женами?

— Не расстраивайтесь, Яромир. Плыть в Александрию вам все равно придется. Вам нужно будет заблаговременно договориться о лоцмане.

— Лоцмане? — удивился я.

— Ну да, вы же пойдете через Красное море. А там без лоцмана не пройти. А хорошего лоцмана трудно найти и зачастую приходится долго ждать. Лоцманы — народ капризный и балованный. Знаете, вам лучше всего будет обратиться в нашу компанию. Селим, это мой второй брат, с удовольствием подыщет вам лоцмана. За некоторую плату, конечно.

Я воспрял духом.

— А вы сейчас идете в Александрию, Ахмат?

— Нет, в Италию. Но я вам дам рекомендательное письмо моим братьям. Фирма Мустафа — так звали нашего отца, и мы назвали фирму в его честь.

Ахмат попробовал было написать нам рекомендательное письмо, но вдруг обнаружил, что руки его не хотят слушаться. Он со вздохом оперся о стол и встал.

— Добрым вином вы угощали, Яромир. Но вот только я не слишком привык пить подобные вещи. Так что придется мне опять ночевать в гостинице. А то какой пример я подам моим людям?

— Вы можете переночевать у меня, — предложил я.

Но у Ахмата были более веселые планы, чем ночевать в тесной каютке на шаткой палубе. Он подхватил меня под руку и повел показывать лучших девочек во всей Элладе.

Глава 14 О некоторых аспектах коммерции

Я шел под руку с Ахматом по улицам Афин, автоматически поддакивал и смеялся в нужных местах и думал, что, кажется, теперь я понял, почему Вацлав наотрез отказался взять с собой хотя бы одного телохранителя, когда поехал в Трехречье. Вместо этого, по моему настоянию, он взял Милана. Впрочем, Милан справлялся с обязанностями телохранителя ничуть не хуже, чем Всеволод. Да и одного тоже не слишком-то отпускал.

Я оглянулся на Всеволода, который с хмурым видом пристроился у меня в кильватере со всеми своими шестью ребятами и мне поплохело. Воображение у меня довольно-таки живое, и я представил, как пойду развлекаться с девочкой под подобным присмотром. Один из телохранителей станет к окну, другой — под окном, третий — к двери, четвертый за дверь, пятый — под кровать, а шестой будет ассистировать моей предполагаемой подружке. И все это под неусыпным присмотром Всеволода.

При этой мысли я радостно засмеялся, и слегка встряхнул задремавшего было прямо на ходу Ахмата.

— Куда дальше?

— Да мы уже пришли, Яромир. Пошли!

— Вот что, — деловито возразил я, — ты иди, а я присоединюсь к тебе позже. Точнее не к тебе, а к местным девочкам. Но не забудь, завтра ты обедаешь на моем «Переплуте».

Я отпустил Ахмата и взял под руку Всеволода.

— Ну что, Севушка, погуляем по Афинам?

— С удовольствием, — искренне ответил тот. — Честно говоря, я боялся, что вы примете предложение нашего собутыльника и решите закончить вечер в компании эллинок.

Я нарочито тяжело вздохнул.

— Да я бы и рад, но я подумал что будет, если в комнате окажется два окна. У тебя же не хватит людей для моей охраны.

Всеволод недоуменно воззрился на меня, и я живописал в красках предполагаемую мною схему размещения телохранителей.

— Вам бы все смеяться, Яромир.

— А что мне остается делать? И так я веду себя как примерный мальчик. Нет, в самом деле, Всеволод, я слышал про одного римлянина, который утверждал, что то, что дозволено императору, то не дозволено быку. У нас же все получается с точностью до наоборот. То, что может позволить себе любой из моих подданных я не только сделать — помыслить не вправе! И кого еще так опекают в таком почтенном возрасте? Мне уже под сорок, а на прогулку приходится ходить исключительно под присмотром.

Всеволод сочувственно улыбнулся.

— Все так. А вы еще спрашиваете, почему я стараюсь поменьше попадаться вам на глаза. В Медвежке проще. Там я организовал довольно-таки ненавязчивую охрану. А здесь…

Всеволод задумался, подбирая слова, и я решил, что он хочет как-нибудь потактичнее посоветовать мне быть осмотрительнее в выборе знакомых.

— Безусловно, ты прав, Севушка. Я заранее знаю все, что ты хочешь мне сказать и заранее со всем согласен. Что делать? Я привык. Единственное, что я себе позволил — так это пожаловаться раз в кои-то веки!

Мой смиренный тон насмешил Всеволода донельзя.

— Да, действительно, — сквозь смех проговорил он. — Но раз уж вы такой хороший, то скажите, вы хоть не забыли сообщить своему брату, где вы?

— Чтой-то ты его вспомнил? — удивился я.

— Да так, подумалось. Я рассказывал вам о системе охраны в Медвежке и вспомнил Венцеслава.

— Ага, — вздохнул я. — Скорее ты вспомнил, как Вацлав ругал меня и Милана за мои прогулки по парку. И ты подумал, а вдруг я опять сбежал без спроса. Кстати, Севушка, я именно так и сделал. Но не беспокойся. Я оставил записку. Если Вацлав спросит обо мне, ее передадут.

— Вы ничего не сказали Вацлаву?!

— А зачем? Я рассчитывал, что пробуду в отсутствии не больше месяца. Сколько мы плаваем? Неделю?

Всеволод покачал головой.

— Хорошо, что я подчиняюсь вам, а не князю. В противном случае, он бы меня попросту прибил по возвращении.

— Ага, как же, прибьешь тебя. Вацлав, конечно, покрепче меня, но ты, пожалуй, будешь так раза в полтора потяжелее.

Всеволод засмеялся. Ему понравилась мысль, что Вацлав будет прибивать его не иначе, как собственноручно. А он еще и сопротивляться станет, по мере сил.

— И вообще, Севушка, ты же в отпуске. Ты хотел отдохнуть — отдыхай. Кстати, после такого отпуска ты не запросишься на легкую работу? Грузчиком в порт, например, или уголек рубить?

Мда, вот тут я попал не в бровь, а в глаз. Что называется, пошутил так пошутил. Судя по всему, именно так Севушка и представлял себе собственное будущее. Только он думал, что организует для него подобную перемену деятельности не кто иной, как мой брат.

Я положил руку на плечо Всеволода.

— Ты уже пятнадцать лет отвечаешь за мою безопасность, Всеволод. Неужели ты думаешь, что я не способен ответить взаимностью?..

Как раз в этот день, правда, я об этом совпадении узнал значительно позже, Вацлав и получил известие о том, что я поехал прокатиться.

Этот вечер Вацлав проводил в кругу семьи. На ужин собралась тесная, но теплая компания — Иллария, Милан с женой, Янош и Стас. Поужинали довольно весело, вспоминали дорожные приключения, Милан рассказывал про свои успехи на образовательном поприще. Милан, кстати сказать, выглядел очень усталым. Ответственная работа, на которой он, к тому же, еще не очень освоился, и учеба в университете, совмещались с большим трудом. Ладимир уже как-то сказал ему, что если так пойдет и дальше, то они или Академию перенесут в магический университет, или же напротив, магический университет в Академию.

Милан ужаснулся.

— Ни в коем случае, господин Ладимир! Я же за весь день только и отдыхаю во время переезда из здания университета во Дворец Науки. Если же вы совместите их в пространстве, я начну назначать совещания сразу же по окончании последней пары.

Ладимир засмеялся, но сделал выводы. В следующий же раз, когда Милан примчался из своего университета на совещание, он, вместо ожидающих его сотрудников, увидел на столе дымящийся обед. Под столовым прибором была лаконичная записка Ладимира, что он распорядился перенести начало совещания на полчаса, чтобы Милан имел возможность спокойно пообедать. С тех пор Милан хотя бы нормально ел.

Вацлав сидел в широком кресле рядом с женой.

— У твоего сложения все-таки есть свои плюсы, — отметил Милан, усаживаясь на диван рядом с Лерочкой. Обе дамы излишней худобой не страдали, и только худощавый маг мог поместиться рядом со своей женой. И то впритык. Впрочем, Ларочка не возражала. Она была пылкой дамой не только тогда, когда выражала отрицательные эмоции.

— Об такие плюсы и уколоться не штука, — немедленно возразила Иллария.

— А как ты хотела? — засмеялся Милан. — Плюс — знак с четырьмя острыми концами.

— По-моему у Вацлава их больше, — хмыкнула Ларочка.

— Да, а сколько? — немедленно заинтересовался Милан.

Все весело рассмеялись, Вацлав же посоветовал не растлять малолетних.

— Это где вы малолетних нашли? — не выдержал Стас. — Конечно, Янош моложе всех нас, но он уже вполне совершеннолетний. Иначе бы Яромир в жизни не взял бы его к себе на работу.

Вацлав со скептической улыбкой оглядел Яноша.

— Это верно. Кстати, интересно, что там поделывает Яромир?

— Отдыхает, — пожал плечами Милан, — Мы же отдыхали.

— Да, но мы делали это вчетвером. А он один. Насколько я его знаю, он уже должен бы был вернуться в Медвежку. Кстати, я даже отправил ему письмо, в котором подробно описываю всю степень моего удивления.

— И что Яромир? — поинтересовался Янош.

— Я еще не получил ответа. Скорее всего, он предпочтет ответить лично. В самом деле, уже октябрь, а в декабре ему выставлять свою кандидатуру на утверждение на очередные десять лет правления.

— Что? — удивилась Иллария. — Но он же король.

— Да, безусловно. Он король и таковым и останется до самой смерти. Или же, если он снова заболеет и подпишет отречение.

— Заболеет? — засмеялся Милан.

— Здоровый Яромир никогда не отречется от престола. Помнишь, ты удивлялся, что я так волновался, когда Ромочка уходил на длительные прогулки.

— Еще бы! — хмыкнул Милан.

Вацлав ободряюще улыбнулся и обнял жену.

— А сейчас я не слишком волнуюсь, хотя он уехал на Адриатику.

Милан заинтересованно кивнул.

— Все просто, мой мальчик. Еще месяц назад он сообщил мне, что остается на своем месте, и подписал указ о назначении меня своим соправителем.

Милан рассмеялся и покачал головой.

— Ну, ты даешь!

— Я тут не при чем. Просто у него такой характер.

— Постойте, — вмешалась Иллария. — Ежели он король, то о каком утверждении ты говорил?

— Ах, это… Такой порядок завел еще первый король Верхней Волыни Мечислав. Дело было военное, он тогда попросту узурпировал власть. Вернее, даже не так. Он был артиллерийским капитаном, время было, как я уже сказал, военное, и волею случая он оказался самым старшим офицером на всей территории, которая сейчас называется королевством Верхняя Волынь, а раньше включала в себя Югославию и солидные куски Богемии, Албании, Австрии и еще чего-то. Не помню точно. И по началу он распоряжался на правах военного времени, положение, как вы понимаете, было чрезвычайное, и Мечислав — хотел он того, или нет, оказался самым главным. Но он хотел. Более того, когда установили границы, он объявил себя королем и ввел порядок престолонаследия. Наследует всегда старший сын. В случае отсутствия сыновей — наследует дочь. И, соответственно, сын, или дочь, становится королем, или королевой. И царствует. Но не правит. Впрочем, не успели просохнуть чернила на этом его указе, как он немедленно подписал новый. Старший сын Мечислава Любомир был умным и хватким парнем и Мечислав подумал, что будет не справедливо, как по отношению к сыну, так и по отношению к подданным, лишать Любомира права вершить государственные дела. Так что он подписал следующий указ: если король желает не только получать деньги по цивильному листу и накладывать вето на то или это, то он может выставить свою кандидатуру на должность верховного правителя, в каковой должности он будет пребывать десять лет, после чего может выдвинуть кого-нибудь на место своего зама, впрочем, совсем не обязательно, что утвердят именно его выдвиженца, или же попросить о продлении. А для Ромочки этот год юбилейный. Он на престоле уже двадцать лет.

— Постой, но кто же утвердил верховным правителем восемнадцатилетнего мальчишку? — удивилась Валерия.

— Издержки монархического строя, — пожал плечами маг. — Ромочка смолоду имел прекрасные деловые качества, и наши зубры решили взять его тепленьким и воспитать на свой лад. Ну, взять-то они его взяли, но вот подмять под себя им его не удалось. Напротив, все преисполнились к нему глубокого почтения.

— Но для чего же он хотел отречься? — удивилась Иллария. — Он же мог просто отойти от дел.

Вацлав встал и подошел к столу.

— Просто он хотел отрезать себе пути к отступлению. Он бы не смог быть королем и не править. Да вы и сами видите — он же остался королем.

В дверь постучали, и в комнату вошел дворцовый секретарь князя.

— Господин Венцеслав, вам доставили письмо от господина Яромира из Дубровника.

— Очень хорошо, — Вацлав взял письмо, — А где же мой курьер? Я хотел расспросить его о брате.

— Я спрашивал его, — почтительно возразил секретарь. — Он не видел короля. Он спросил о господине Яромире, ему отдали письмо и все.

— Интересно, — протянул Вацлав, жестом отпустил секретаря и стал читать. — Что за черт?!

— Что случилось, Вацлав? — удивился Милан.

— Послушай, — предложил маг. — «Дорогой Вацлав, не хотел волновать тебя раньше времени, но если ты все-таки читаешь мое письмо, то надо полагать, что ты нашел повод поволноваться. Правда, тебе пришлось его долго искать. Я хочу помочь тебе в этом благородном занятии. Дело в том, что я снарядил сайк — это такой корабль с длинной грот-мачтой. Очень красивый, только у него не очень устойчивый вид. Я, когда впервые увидел его, то подумал, что он вот-вот перевернется. Но Лучезар говорит, что не должен. Но это так, к слову. В общем, я снарядил «Переплута» — так называется мой сайк. Это славянский бог, который покровительствует толи мореплавателям, толи виноделам. Меня больше привлекает первый вариант, но, согласен и на второй. Так вот, я снарядил корабль — знаешь, это такое средство, для передвижения по морю, яко по суху»…

— Ну, у него и стиль, — не выдержал Милан.

— Издевается, — хмыкнул Вацлав и продолжил читать письмо. — … «И поплыл на нем в Александрию. Это в Египте, Вацлав. По крайней мере, было там до войны. Что там сейчас — узнаю на месте. Может быть, ты спросишь, зачем я поплыл в Александрию, да еще на корабле»…

— Не иначе Ромочка никак не может забыть твою реакцию на его прогулки в парке, — усмехнулся Милан.

— Он просто пользуется случаем, что вы далеко и не можете сразу же высказать все, что думаете о нем и его манере выражаться, — подсказал Янош.

Вацлав театрально вздохнул и снова вернулся к письму.

—…«Так вот, на корабле я поплыл, потому что Всеволод не одобряет, когда я вплавь пересекаю морские границы, а в Александрию я поплыл, чтобы узнать судоходен ли Суэцкий канал. Ты не забыл, что я собираюсь прокатиться в Китай? Ну ладно, скоро вернусь и расскажу обо всем подробно. В частности, доложу тебе результаты своих изысканий. Если ты дашь мне вставить слово в твои бурные приветствия, смешанные с еще более бурным неодобрением. Передавай привет Ларочке, Лерочке, Милану, Яношу и Стасу. Яромир». Ну, как вам это нравится, господа? — добавил Вацлав, складывая письмо.

— Честно говоря, Вацлав, это письмо заставило меня еще больше уважать Яромира, — с чувством сообщил Милан. — Лерочка, думаю нам лучше уйти. Вацлав сейчас начнет свирепствовать и кончит, скорее всего тем, что повесит всех собак, которых найдет в округе — а их немало, поверь — на меня.

Вацлав улыбнулся и покачал головой.

— Останьтесь, Лерочка, Милан… Милан, не сердись на меня за тот случай. Я просто слишком переволновался за Яромира. Мы с тобой рисковали жизнью, чтобы спасти его. Ладно, я то ничего, а ты, и правда, чуть не умер.

Милан автоматически потер больное место на груди. В последнее время рана давала себя знать не часто. Помогали и процедуры Вацлава и карманный доктор, подаренный ему на день рождения Яромиром. Правда, с ним он пока не позволял себе расставаться.

— Я думаю, эта мысль не остановила бы твою руку в тот день, Вацлав.

— Лучше бы ты этого не делал, мой мальчик. У тебя это плохо получается. В смысле, думать. Если бы я хотел применить к тебе жесткие меры воздействия я бы так и сделал, а не тратил бы время на болтовню. Может ты и забыл, Милан, но ты спас мою жизнь. А если ты потрудишься сложить даже не два и два — я понимаю, это сложно, а один и один — попробуй, вдруг получится, то спасение Яромира тоже твоих рук дело. Правда, опосредованно. Через меня. К тому же, если бы ты вовремя не вытащил нас из Трехречья, Яромир просто не дождался бы нас. Неужели ты хотя бы на секунду допускаешь, что я могу об этом забыть?

Милан решительно встал с дивана, подошел к серванту, достал оттуда пузатые бокалы, коньяк, фрукты, поставил все на стол и принялся разливать коньяк.

— Знаешь, Славочка, я, конечно, обожаю слушать комплименты, но, право же, я опасаюсь, что ты перейдешь сейчас к менее выгодным для меня воспоминаниям.

— Каким? — уточнил Вацлав.

— Ну, не знаю. На мой так взгляд — я — совершенство во всех отношениях, — засмеялся Милан и раздал коньяк. — Давайте выпьем за Ромочку, господа. Чтобы его путешествие было успешным!..

На следующий день к нам заглянул серьезный и представительный Ахмат. С первого взгляда на него я понял, что последователи пророка не пьют вина и предложил ему чая, до которого у нас с ним вчера очередь так и не дошла. Ахмат с важностью согласился отпить чая со сластями, которых наш кок успел прикупить великое множество.

За чаем разговор шел исключительно о делах. В частности, я поинтересовался, не собирается ли он спаивать неверных верхневолынским вином, обещав при этом посильное — я представлялся арматором и негоциантом — содействие. Судя по всему, Ахмата эта мысль изрядно вдохновила. Он даже попросил написать письмо моим агентам.

Что ж, я написал. Рекомендовал Ахмата усиленному вниманию королевского поставщика, правда, при этом, я советовал не забывать, что торговля должна быть взаимовыгодной. Думается, Вышеслав поймет меня правильно. Я еще ни разу не предоставлял кому-либо невыгодной для страны концессии. Потому как, а зачем?

Сам же Ахмат дал мне письмо к своим братьям, в торговый дом Мустафа. Я сразу же проглядел письмо. Ахмат охарактеризовал меня как серьезного купца и потенциального партнера в делах, упомянув, что я могу оказать помощь в выборе верхневолынских вин, чего ни сам Ахмат, ни его братья, по вполне понятным причинам, сделать не могут. Нельзя же по кувшину судить о его содержимом!

Расстались мы с Ахматом добрыми друзьями. Он проникся уважением к моей понятливости и деликатности, я же благодарностью за наводку. В самом деле, ежели на Красном море нам понадобится лоцман, то пусть это будет хороший лоцман. Хотя, зачем вообще нужен лоцман на море? Это же не Миссисипи. Я вдруг представил, как парочка пароходов, испускающих сизый дым — еще бы, ведь топят-то окороками (нет, вы представляете вонизм ситуации?!) — соревнуются, кто быстрее доплывет до Адена, или там до Джибути. Это смотря кому куда надо.

На следующий день, рано поутру, Лучезар отчалил от Афин. Я в такое непристойное время еще спал сном праведных. Тем более что после того, как мы проводили Ахмата на его «Имхотеп» мы со Всеволодом и Лучезаром отправились бродить по городу и вернулись только к полуночи. Потом я еще выпил вина со Всеволодом, предварительно подписав ему приказ на отпуск. А то пить с офицером собственной охраны все равно, что пить тет-а-тет с зеркалом. Лучше уж в одиночку, право слово. Всеволода, правда, такое отношение к делу не обрадовало. Он сообщил между двумя рюмками — если я не сбился со счета после второй бутылки — между седьмой и восьмой. А если сбился, то… В общем, он надеялся получить отпуск, когда мы вернемся с нашей прогулки. Но тут я проявил несвойственное мне в таких случаях упрямство.

— Интересно, когда вернулись Вацлав с Миланом, ты не выказывал ни одному из них ни малейшего сочувствия, заявив, что оба наотдыхались на три года вперед. А сам нашу развлекательную прогулку считаешь работой с многочисленными сверхурочными.

— Но Милан не занимался охраной Венцеслава, — попробовал было возразить Всеволод.

— Да, а кто этим занимался? Насколько я знаю, ты это сам ему поручил, и он принялся за это дело со всей возможной ответственностью.

— Да, но я женат…

— Мда… В таком случае, можешь взять отпуск, когда вернемся. И подыщи себе замену на время моей поездки в Китай.

— Я лучше возьму с собой жену.

— Да нет уж, лучше не надо. Женщины на корабле до добра не доводят. Хотя, бери. Тогда ты задействуешь мальчиков на ее охрану, а я смогу оторваться на просторе.

Мда, об этом Всеволод не подумал.

— Я возьму отпуск по возвращении из Китая, Яромир. До этого, боюсь, не получится.

Глава 15 Дельта Нила

Через неделю наш «Переплут» подходил к Александрии. Шли мы, не спеша. Трижды в день — утром, в обед и вечером ложились в дрейф, чтобы я мог спокойно помедитировать, в остальное время дня, я работал с матросами на палубе, пытаясь помочь, а на самом деле, путаясь под ногами у всей команды. Милорад относился к этому философически. Он с удовольствием покрикивал на меня, когда я пытался изобразить из себя матроса и демонстративно не замечал, когда я на пару с Лучезаром обозревал окрестности в подзорную трубу. Правда, лексика Милорада была очень красочной и замечательно вежливой. Мне показалось, что он заранее готовит речи и подбирает выражения, которыми он мог бы, никого не обижая, повеселить слушателей.

Ахмат, судя по всему, сообщил нам чистую правду. Чем ближе мы подходили к Александрии, тем оживленнее становилось движение. Несколько раз мы встречали корабли, более всего напоминающие по форме те, которые детишки делают из листов тетрадки. Лучезар называл одни корабли — фелюками, другие — самбуками, третьи — багалами и еще не знаю чем. На мой взгляд, все они были похожи, как их различал Лучезар — разве что Переплут знает. Я имею в виду бога. Правда, сделать он это сможет, только если и в самом деле покровительствовал мореплавателям. Если же он заведовал виноделием, то, вероятнее всего, различал их еще хуже, чем я. Ведь ему по долгу службы постоянно приходилось дегустировать…

Вечерело. Мы поужинали, и я со Всеволодом вернулся на палубу смотреть на проплывающие мимо корабли и любоваться лучами заходящего солнца на бирюзовых волнах. После ужина Милорад мне не рекомендовал присоединяться к команде — говорил, что это может неблагоприятно отразиться на моем здоровье. Вообще, суровый боцман грозился загрузить меня наравне со всеми, а сам — до завтрака я выходил на палубу только для медитации. После завтрака Милорад усаживал меня на часок в удобное кресло на палубе. Потом приказывал присоединиться к команде. Перед обедом «Переплут» снова ложился в дрейф, для меня спускали парус и я медитировал в теплых волнах. После обеда мне позволяли приняться за работу только после часового отдыха. А заканчивал ее я за пару часов до ужина. Сначала я пробовал возражать, но Милорад сказал, что он взялся помогать мне поправить здоровье, а не обеспечить себе лично каторгу по возвращении домой.

Корабль шел по спокойному морю. Было тихо, красиво, безмятежно. Мне стало скучно.

— Лучезар, прикажи убрать блинд, — попросил я. — Сзади мы уже были, а море по правому и по левому борту я уже изучил. Хотя, конечно, вон ту конкретную волну я еще не видел…

Лучезар рассмеялся и отдал приказ.

— Вы совершенно не умеете бездельничать, Яромир. Если не секрет, чем вы занимаетесь дома? Я имею в виду, кроме работы?

Я пожал плечами.

— Работаю. Раньше я часто засиживался допоздна, желая быть в курсе всех дел. Потом приходится почитывать различные околонаучные статейки. Знаете, чтобы хотя бы понимать, о чем с тобой говорят. Много читаю, общаюсь с братом. И все.

— Тогда я понимаю, почему у вас такой бледный вид.

— И макаронная походка, — подсказал я.

Лучезар рассмеялся.

— Но знаешь, Зарушка, теперь я слегка изменил свой распорядок. Трижды в день я медитирую, да ты и сам знаешь, а по вечерам Янош выводит меня на прогулки в парк.

— Кто это, Янош?

— Мой молодой помощник. Он решил за меня взяться, и взялся.

— Жаль, что он не сделал это лет десять назад.

— Десять лет назад парню было одиннадцать — двенадцать.

— Да, он был, пожалуй, слишком молод, чтобы хоть как-то на вас повлиять.

Блинд убрали, мы прошли на нос и стали смотреть вперед. Волны впереди мало чем отличались от тех, что плескались о борта сайка. Понемножку темнело. Впереди мерцала яркая звездочка. Некоторое время я разглядывал ее, размышляя, что же в ней не так. Потом понял.

— Зарушка, ты не находишь, что Венера сегодня зашла не на месте? Или же, пока мы ужинали, ты развернулся и пошел назад?

— Нет, — удивленно отозвался капитан. — Знаете, это похоже на маяк.

— Когда-то давно Александрийский маяк считался одним из семи чудес света, — вспомнил я. — Но это было очень давно. Я читал, что он был разрушен тысячи полторы лет назад. А остатки его встроили в какую-то турецкую крепость.

— Александрийский? — переспросил Лучезар. — Ну, значит мы на месте.

— Думаешь, его восстановили?

— Ну, вы же слышали, как Ахмат расписывал масштабы Египетской торговли. Да, собственно, здесь и Ахмат не нужен. Мы и в Дубровнике на египтян насмотрелись. Морская торговля Верхней Волыни и в самом деле проходит исключительно через их руки. А здесь, говорят, сложная гавань. Нил несет массу ила. Я потолковал с моряками в порту, так они говорили, что там чуть ли не лоцмана брать надо.

— Кажется, у египтян это модная профессия, — улыбнулся я. — Слушай, а может, тогда мы не потащимся к этой самой Александрии на ночь глядя? Ты бы мог лечь в дрейф?

Лучезар кивнул и пошел отдавать соответствующие распоряжения. Я зевнул, пожелал Всеволоду спокойной ночи и отправился спать. На мой вкус, сон — лучшее лекарство от скуки. Тем более что после физических упражнений, прописанных мне Милорадом, я засыпал без малейших усилий. Опускал голову на подушку и немедленно начинал смотреть сны.

Утром я проснулся от мерного плеска волн. Странно, но корабль на ходу и корабль, лежащий в дрейфе, ведут себя по-разному, и мне сегодня показалось, что я лежу в спокойной колыбели.

Я вышел на палубу.

— Почему стоим, Зарушка? — лениво поинтересовался я.

Лучезар картинным жестом указал мне на своего второго помощника.

— Милорад отказался трогаться с места, пока вы не совершите утреннюю медитацию.

— Ну, так разбудили бы меня пораньше, — я пожал плечами и пошел на нос, где уже был спущен в лазурные волны парус.

Лучезар пошел следом.

— Скажите, Яромир, как часто дома вам удается поспать до схочу?

— Ну, раз — два в неделю.

— И вы и отпуск представляете себе также?

— В общем, нет. Но ты же знаешь, я не люблю быть в тягость.

— Кому? — Лучезар вздернул свою красивую, словно нарисованную углем бровь. — Вы не забыли, что платите команде исключительно за исполнение ваших распоряжений? У них, знаете, работа такая, делать все, что вам заблагорассудится. И, знаете, работенка у них полегче, чем у вас. Да вы это и сами знаете. Иначе, зачем бы на время отпуска записались матросом в корабельную команду?

Я засмеялся, разделся и по трапу спустился вниз, в парус. Всеволод, как всегда, пошел меня подстраховывать. Лучезар проводил нас обоих одобрительным взглядом.

Александрийский порт показался незадолго перед обедом. Точнее, не сам порт, а маяк. Он выдавался вперед, в море, на несколько километров. Я читал, что знаменитое чудо света располагалось на острове, соединенном с Александрией дамбой. Но это было больше похоже на мыс, чем на остров. Может быть, теперь маяк стоял в другом месте, а может за столетия Нил соединил Фарос с континентом, никто из нас не знал.

— Лучезар, а ты не знаешь, для чего горит этот маяк? — поинтересовался я, оставляя очередной канат и подходя к капитану. Милорад обеспокоено посмотрел на меня.

— Как вы себя чувствуете, господин Яромир?

— Нормально. А в чем дело?

— Ну, ежели нормально, так какого осьминога вы все утро отлыниваете, водоросли вам в макароны!

— Водоросли? В макароны? Интересная мысль. Передай ее коку, Радушка.

— Обязательно, господин Яромир. А теперь…

— Сейчас вернусь, Радушка. Так что скажешь, Лучезар?

Лучезар присматривался к маяку.

— Предлагают лечь в дрейф на расстоянии не менее десяти кабельтовых от маяка.

— Десять кабельтовых? А это сколько?

— Чуть меньше двух километров.

— А сразу так сказать было нельзя?

Капитан серьезно покачал головой.

— Ни в коем случае, господин Яромир. Этак вы еще захотите, чтобы я называл нос передом, а корму — задом.

— А это почему нельзя? — невинно поинтересовался я.

— Меня же не поймут! — возмутился Лучезар.

— Кто?

— Но это же не по-верхневолынски!

— Отнюдь. Как раз по-верхневолынски.

— Ну не по-морскому.

Я покосился на Милорада, который с улыбкой прислушивался к разговору, и вздохнул.

— Ну, разве что. Хотя я никогда не мог понять, зачем нужно для каждой специальности изобретать отдельный язык. Бог мой, те же самые помидоры в торжественных случаях именуют томатами. Хотя, насколько я знаю, разница между этими словами в том, что помидор — слово итальянское, а томат — ацтекское.

— Вероятно, этим хотят подчеркнуть высокий интеллектуальный уровень ацтеков, — вмешался Милорад. — Господин Яромир, если вы хотите поучаствовать в маневре, вам нужно, все-таки, присоединиться к ребятам.

— Иду, — вздохнул я. — Ох, недаром меня предупреждали ребята, что ты меня загоняешь, Радушка. Ох, недаром! Ну что ж теперь… Говори, за какой конец тянуть!

Милорад улыбнулся.

— За этот, господин Яромир. И не висите на нем, как молочная пенка на кончике чайной ложки.

Общими усилиями мы положили корабль в дрейф. Я предложил спустить шлюпку и сплавать, узнать, в чем дело и вызвался даже сесть на весла. На этот раз вмешался Всеволод.

— Весла — это дело тонкое, господин Яромир. Помните, ваш брат рассказывал, как Милан и Янош однажды попробовали грести? Кстати, единственный прокол Милана за всю операцию.

— Это он для конспирации, — усмехнулся я. — Нельзя же быть таким безупречным, в самом-то деле.

— Тем не менее, скажите сразу, кого вы хотите облить. Мы обольемся прямо на борту, переоденемся и поедем.

— Не зима, — возразил я. — Лучезар, шлюпку мне что, тоже самому спускать?

Лучезар отдал приказ.

— Я бы предпочел съездить сам. Этого будет более чем достаточно.

— Согласен, — я пожал плечами и подошел к борту, — Но гребцы-то тебе понадобятся.

Лучезар помрачнел.

— И как вы это представляете? Я буду сидеть в лодке, а вы будете грести?

— А почему нет? Смотришь же ты, как я упражняюсь с парусами. Да, Севушка, оставь своих ребят на борту. Должны же в шлюпке быть хотя бы двое профессионалов. А то мы и до вечера до маяка не дойдем…

Всеволод театрально вздохнул.

— Интересно, вы развлекаетесь, а я-то грести не подряжался.

— Не хочешь — оставайся на «Переплуте» — отозвался я.

Взявшись за весло, я понял, что Милану совсем не нужно было маскироваться, чтобы облить Вацлава сверху донизу. Отнюдь, это не составляет ни малейших проблем. Тяжелое весло норовило вырваться из рук и то зарывалось глубоко в воду, то наоборот, не зачерпывало ничего, кроме брызг. Я оглянулся на Лучезара. Тот сидел с на редкость самодовольным видом. Я пригляделся, понял и расхохотался. Лучезар сверху донизу завернулся в непромокаемый плащ.

— Я здесь слышал, как вы обсуждали вопросы гребли и принял свои меры. Даже не потому, что я боюсь промокнуть, а потому, что меня не поймут, если решат, что я взял себе в команду подобных неумех.

Я переглянулся со Всеволодом и развеселился еще пуще.

— Вот что значит вовремя предупредить.

К сожалению, я сидел спиной по движению и не мог наблюдать, как приближается маяк. Я видел только, как постепенно удаляется наш сайк.

— Хорошо, что на нашем корабле такая длинная мачта. Его будет легко найти на обратном пути. Никогда не мог понять, как вы, моряки, способны дойти на корабле, или там на шлюпке, из точки А в точку Б, и не заблудиться.

— По компасу, — засмеялся Лучезар.

— И все-таки? Компас показывает только направление. То есть, вы можете представить, под каким именно углом к меридиану следует взять первоначальное направление. А если вас отнесет течение? Или же ветер?

— Для этого существует методы определения положения корабля и множество навигационных приборов. Так что, время от времени, приходится брать поправку к курсу и все.

— Не понимаю, — я картинно пожал плечами, чуть не выронив при этом весло. — Но ведь на воде нет меридианов. И параллелей…

Лучезар представил море в клеточку и весело расхохотался.

— Если хотите, я покажу вам некоторые приемы в свободные от вахт часы. Разумеется, я имею в виду ваши вахты.

— С удовольствием, Зарушка. Так, глядишь, по возвращении, обычный перечень дел покажется мне курортом.

— Отдохнуть никогда не вредно, — заметил Лучезар. — Однако, господин Яромир, Всеволод, сушите весла. Я не хочу подходить к берегу в таком виде.

— Где? — поинтересовался я.

— Что где? — удивился капитан.

— Где сушить весла? И как?

Лучезар изобразил серьезную мину.

— Лучше всего это сделать на «Переплуте». А пока что попросту обоприте их о борта шлюпки. Нет, господин Яромир, следующий раз я предпочту взять с собой своих ребят.

— Честно говоря, следующий раз, я тоже предпочту плыть в качестве пассажира.

— Вы устали? — забеспокоился Лучезар.

— Да, немного. Но ничего страшного.

Через несколько минут шлюпка причалила к берегу. Матросы вытянули ее на сушу и помогли спуститься сухопутным крысам — мне и Всеволоду. Лучезар сошел сам. Наш изящный морской волк в посторонней помощи не нуждался.

Я увидел разношерстную компанию — мужчины, женщины, все деловые и нарядно одетые. Никто из них не закрывал лица. Странно, мне казалось, что это модно. Или я что-то перепутал?

Лучезар решительно направился к толпе.

— Господа, вы не подскажете, что означает сигнал маяка, предписывающий лечь в дрейф?

Толпа резко оживилась. Один плотный, бородатый мужчина лет пятидесяти, в бело-красных полосатых шароварах, короткой желтой куртке поверх красной рубашки и белой чалме направился было к нам, но его остановила статная женщина лет тридцати — тридцати пяти. Ого, она полностью соответствовала вкусу моего Вацлава, как я его понимал. Рост выше среднего, фигура — как у гурии — пышные бедра и грудь и тонкая талия. И все это подчеркивалось бирюзовыми шароварами и свободной бирюзовой рубашкой, стянутой на талии черным поясом. На ногах дамы были короткие, мягкие на вид сапожки. Решительное лицо — о, им тоже можно было любоваться — черные глаза-блюдца, четко очерченный нос, подбородок, словно нарисованные брови, румяные щеки. И бирюзовая же чалма на черных вьющихся волосах. Впрочем, такой тип был весьма распространен среди местных дам. Поразительно красивые женщины. Так бы и влюбился, честное слово!

— Постой-ка, Саид. Теперь моя очередь. Этот сигнал, капитан, предлагает тем, кто не знает местный порт, взять лоцмана. И я к вашим услугам. Меня зовут Джамиля.

— Джамиля? — Лучезар заметно удивился. — Что ж, прошу вас.

Джамиля легко сбежала в шлюпку.

— Я вижу, вы не спрашиваете цену?

— Мне говорили, что у вас здесь такса. По крайней мере, на Красном море.

— Да, такса и правда есть. А сверху не подбросите?

— На украшения? — поднял брови Лучезар.

— Да, — Джамиля смерила капитана насмешливым взглядом. — Мой второй муж их просто обожает.

— Второй муж? — по-моему, мы с Лучезаром воскликнули это в один голос.

— Что вас так удивляет, мальчики? — промурлыкала Джамиля и повернулась ко мне. — А ты хорошенький, хотя и неумелый. Хочешь стать моим третьим, и пока что самым любимым мужем?

— Я? — честно говоря, я искренне удивился. В молодости интрижек у меня хватало, но, боюсь, не будь я королем, их было бы у меня на порядок меньше. А в последние годы наши верхневолынские дамы предпочитали увиваться вокруг моего брата. Мда, но я ведь и красавцем никогда не был!

— Да, а что тебя удивляет? Ты, конечно худенький, но я тебя откормлю. Не переживай. Я кормлю своих мужей получше, чем средний капитан собственных матросов.

Я поперхнулся, а Лучезар засмеялся.

— Он просто долгонько не мог найти работу, — объяснил капитан. — На корабле он даже немного поправился.

— Ужас! — с чувством воскликнула Джамиля. — Каким же он до этого был?

— Но, знаете, я думаю, когда вы увидите его без одежды даже сейчас, то не захотите брать его к себе в дом. Знаете, сколько потребуется стравить в него доброй еды, чтобы он хотя бы отдаленно стал походить на человека? И ведь еще неизвестно, будет ли с него толк.

Я бросил на капитана возмущенный взгляд и встретился с его смеющимися глазами.

— Капитан прав, красавица, — вздохнул я. — Признаю, я уже достаточно наказан за свой длинный язык. Но раз уж ты вполне расправилась со мной, то расскажи нам поподробнее о своих двух мужьях.

Джамиля удивленно оглядела меня, перевела взгляд на капитана. Ее полные, красиво очерченные губы презрительно скривились. Я понял. Если госпожа лоцман сочла меня матросом, то я вел себя непозволительно дерзко. Никто из Лучезаровой команды так себя вести не посмел бы.

— Вечно тебе приходится за меня краснеть, Зарушка, — вздохнул я. — Тебе все шуточки, а госпожа Джамиля не может понять, зачем тебе такие матросы, как я.

Лучезар понял и просиял.

— Джамиля, я просто пошутил. Господин Яромир наш арматор. Ему просто захотелось размяться с веслами.

— А… — протянула дама, оценивая меня взглядом с этой, новой точки зрения. — Тогда понятно. — Джамиля помолчала. — Ну, ко мне третьим мужем вы не пойдете, это уже ясно. Но, может быть, возьмете мою сестру своей второй женой?

— Что-то вы меня уж слишком резко взяли в оборот, — засмеялся я. — Я еще понимаю, будь я там писаный красавец. А так — ни рожи, ни кожи. Одни мослы.

Джамиля устремила на меня загадочный взгляд черных блестящих глаз и принялась обстоятельно объяснять.

— Иметь такого мужа, как вы, очень престижно. Ведь и селедке ясно, что вы мало на что способны.

Я оскорбился.

— В каком это смысле?

— В хозяйственном, — дама определенно потешалась на мой счет. — Кстати, господин Яромир, думается, кокетство в данном случае не вполне уместно. Вы — хорошенький, только уж слишком худой.

— Неизвестно еще, каким я буду, если меня откормить, — усмехнулся я.

— А вы что, всегда такой?

— Да, дорогая. Уже лет так двадцать, а то и двадцать пять. Но все-таки, какой престиж найдет среднестатистическая селедка, на которую вы, кстати, ни грамма не похожи, в обладании таким анемичным мужчиной?

— У вас на лице написано, что вы получили утонченное воспитание и обширное образование. Вы, должно быть, очень интересный собеседник. Увидев вас, я как-то сразу представила, как, приходя домой, я захожу на мужскую половину, а там вы лежите на мягких подушках, лениво перелистываете книгу, попиваете кофе, и кушаете фрукты.

— Красиво, — согласился я.

— Единственное, чего мне не хватает для реализации этой мечты, так это вашего согласия и двух старших мужей. Для такой дамы, как я, вы годитесь только на роль одного из младших мужей. Вот моя сестра — она сама весьма утонченная девушка. По крайней мере, на жизнь себе зарабатывать не пойдет. Так что ей бы и найти себе такого богатого, красивого человека, как вы, который взял бы ее второй женой. Или третьей.

— Постойте, Джамиля, — я настолько увлекся разговором, что выпустил из рук весло, и оно с шумом плюхнулось в воду. — Ох, прошу простить, дорогая. Мои-то спутники ко мне давно привыкли, и другого от меня не ждут.

— Если вы их арматор, то вы вполне можете позволить себе некоторые милые шутки.

Я пожал плечами и энергично вцепился в весло. Лучезар нахмурился.

— Позвольте, я займу ваше место, господин Яромир. Так всем будет удобнее, поверьте.

— Да, конечно, — согласился я. — Тем более что я вполне способен справиться с ролью рулевого. Грот-мачта нашего сайка — хороший ориентир.

Лучезар рассмеялся, подал мне руку и помог перебраться на скамейку к лоцману. Сам же капитан, со вздохом облегчения, занял мое место, скомандовал ребятам — гребем на счет и-раз, и-два, в результате чего наша шлюпка, неожиданно для меня, резко прибавила ходу. Джамиля вежливо поддержала меня, обняв за талию. Вероятно, хотела выяснить, насколько же я все-таки худ. Надеюсь, она не укололась. Было бы жаль, если бы такая роскошная женщина приобрела синяк на каком-нибудь интересном месте. (Не спрашивайте у меня, какое именно место я имею в виду. У Джамили все места представляли изрядный интерес).

Я, в свою очередь обнял красавицу, положив руку на крутое бедро. Мда, здесь уколоться было сложно.

— Я хотел спросить вас по поводу многочисленных жен и мужей, Джамиля. Я читал, что когда-то давно, в мусульманских странах, процветало многоженство. У какого-то султана, не помню, как его звали, было больше тысячи жен. Но про то, чтобы кто-то имел много мужей, мне читать не доводилось.

Девушка мечтательно улыбнулась. Кажется, она представила себе, как каждый вечер приходит домой, а я жду ее с горячими объятиями и интеллектуальными разговорами на мужской половине. Потом лоцман нахмурилась и даже стряхнула мою руку с бедра. Я послушно переместил ее повыше. Черт побери, я бы и сам не отказался взять ее своей третьей женой! Вот только двух других нет…

— Зарушка, я слегка увлекся. Наш сайк уже в двух шагах.

Лучезар обернулся, отдал приказ матросам и через минуту мы уже подплыли к борту сайка. Один из матросов поймал трап, Лучезар взбежал по нему и подал руку мне. Я, в свою очередь, пропустил вперед даму. Та не заставила себя упрашивать и легко поднялась на борт. Лучезар вежливо подал ей руку, потом подал руку мне и сообщил своей обалдевшей команде:

— Господа, это наш лоцман госпожа Джамиля. Она проводит нас в порт. Потрудитесь выполнять ее приказы.

— Однако, может быть, сначала зайдем в кают-компанию и выпьем чая со сластями? — возразил я.

Милорад кивнул:

— Господин Яромир, в кают-компании вы найдете и чай, и что покрепче. Мы заметили с борта, как вы поменялись местами с капитаном и поняли, что вам просто необходимо подкрепиться и отдохнуть.

— Да, конечно. Идемте, Джамиля.

Итак, мы уселись в каюте за накрытым столом. Джамиля, Лучезар, Всеволод и я. Я разлил по бокалам вино, налил даме чаю на случай, если она, как правоверная мусульманка, воздерживается от хмельных напитков, и приготовился слушать. Джамиля лукаво осмотрела нас и томным голосом проговорила:

— Вижу, господа, я подвергла ваше любопытство суровому испытанию. Но, знаете, мне просто не о чем рассказывать. Может быть, в наших университетах и учат что да как, а я ничего про это не знаю. Знаю — есть последователи пророка и есть идущие следом. Последователи пророка — те, кто следует заветам пророка Мохаммеда. Они работают, но не стесняются получать радости от жизни. И если мы можем иметь несколько супругов, мы их и имеем. Главное здесь — обеспечить. А идущие следом — это те, кто составляет радость жизни последователей пророка. Наши мужья и жены. Простите, господа, если я что не так сказала, но я не слишком-то образованная женщина. Четыре класса школы, да еще год — школа лоцманов. Но это когда я уже была совсем взрослой. Мне уже было тогда шестнадцать, — Джамиля помолчала и решительно добавила. — Но я всегда сама зарабатывала себе на жизнь, я вовсе не хотела стать кошечкой в гареме у какого-нибудь богатенького старца!

Глаза Джамили при этом так сверкали, что моя рука сама собой легла ей на плечи.

— Я вас очень понимаю, дорогая, — согласился я. — Но, а как же сама вера в пророка?

— А что вера? В положенные дни я, вместе со всеми последователями пророка, хожу в мечеть. Идущие следом в мечеть могут ходить только раз в год. Мы же — на все службы.

— И ты исправно их посещаешь? — мои мысли неслись совсем уже не в том направлении. Честно говоря, я уже был готов отдать приказ поднять паруса и плыть на полной скорости в Дубровник.

Девушка рассмеялась и осторожно сняла мою руку. При этом она аккуратно устроила ее на столе и стала поглаживать. Я понимаю, что не произвожу впечатления сильного мужчины, но я же и не евнух, черт побери!

— Честно говоря, довольно редко. У меня на руках две сестры и младший брат и все как сговорились оставаться идущими следом. В прошлом году я неплохо устроила брата. Его взяла четвертым мужем одна солидная женщина. Богатый купец. Он приглянулся ей за красоту. Еще одну сестру я пристроила совсем недавно — главной женой к знакомому лоцману. Он не очень богат, зато она будет жить у мужа в почете и уважении. Да и хозяйство вести она мастерица. А вот моя самая младшенькая — ну хоть плачь! Редкая красавица, а ни за кого сговорить не могу!

— Если она хотя бы вполовину так хороша как ты, то у тебя не должно быть ни малейших проблем, — кажется, у меня даже голос стал хриплым. Нужно срочно взять себя в руки — что обо мне подумает Лучезар? И ладно бы только обо мне. Но есть же еще бесчисленные сплетники, которые уже давно не видели в моих покоях ни одной юбки, кроме юбок Ларочки и Лерочки, конечно. Но они не в счет.

Моя рука, кажется, решила жить собственной жизнью и нежно сжала изящные пальцы лоцмана.

— Джамиля, дорогая, мы никого не знаем в Александрии. Может быть, ты покажешь нам город?

— Я бы с радостью, — Джамиля пожала полными, изумительно красивыми плечами. — Но мне же работать нужно. Я не могу оставить лоцманский причал.

— Тогда может быть, ты сможешь нам помочь? Нам нужен лоцман для прохода по Красному морю…

— Наймите мужа моей сестры, господа. Не пожалеете. Он сейчас свободен.

— Но лоцман нам понадобится не раньше, чем через полгода. А сейчас мы просто приехали обо всем договориться, посмотреть Александрию и Миср. Кстати, для плавания по Нилу тоже нужен лоцман?

Джамиля кокетливо улыбнулась.

— А здесь я могу и сама вам помочь, господа. У меня лицензия на проводку кораблей до Мисра. Так что я к вашим услугам, — Джамиля подумала и добавила. — Можете нанять меня на весь рейс. Если вы оплатите мне вынужденный простой, то я покажу вам Александрию.

Я оглянулся за одобрением к Лучезару и Всеволоду и обнаружил, что мы с Джамилей остались одни.

— У тебя очень чуткие друзья, дорогой, — нежно проговорила девушка и прижалась к моему плечу. Через несколько минут я уже исследовал вопрос, как именно она выглядит без одежды. Да, это конечно, что-то потрясающее. Я… Впрочем, разве об этом можно рассказать?

Мы уже собирались выйти на палубу, когда в дверь осторожно постучали.

— Войдите, — проговорил я.

В кают-компанию заглянул Всеволод, убедился, что здесь все в полном порядке и спросил:

— Прикажете подавать на стол?

— Да, пожалуйста. Отужинай с нами, дорогая.

Но Джамиля отказалась.

— Спасибо, Яромир, но я должна до вечера быть дома. Маленькая Лайла будет беспокоиться, если я задержусь. Ужинайте без меня, господа, только оставьте мне боцмана, для работы с командой.

— Но ты же проголодалась, — девушка отличалась пышностью форм, но после довольно подробного их изучения, я пришел к выводу, что ей нельзя терять ни грамма.

— Дайте мне с собой кусок хлеба и мне достаточно.

— Всеволод, распорядись, чтобы срочно подали приличный обед. Мы перекусим на скорую руку.

Джамиля улыбнулась, нежно погладила меня по щеке и вдруг на ее глазах показались слезы. Я огорчился, но не мог не любоваться тем, что видел. Ее глаза напоминали влажные маслины.

— Что случилось, дорогая?

Джамиля смахнула слезу и приняла ту важную осанку, которая так поразила меня на пристани у маяка.

— Я просто подумала, что мой отец был прав. Он всегда говорил мне, что я пожалею о своем выборе, когда полюблю. И вот сейчас, когда я впервые в жизни встретила человека, которого можно полюбить до гробовой доски, я поняла, что ему, то есть тебе, нужна не такая женщина. Я не подойду тебе даже четвертой женой. Тебе нужно нежную, скромную девушку, которая умеет вести дом, рожать и воспитывать детей.

— А у тебя что, с этим какие-то сложности? — Я, конечно, не врач, но на первый взгляд у девушки было все при всем.

— Разве я могу воспитывать благородных детей? Я и сама-то не получила должного воспитания.

Я успокоительно положил руку на плечо красавице.

— Зато если бы ты не стала лоцманом, дорогая, мы бы вообще никогда не встретились…

Эта мысль утешила мою даму со сказочной быстротой. Она обратила внимание на стол, который чудесным образом заставился различными яствами, и энергично принялась за еду. Отсутствием аппетита Джамиля не отличалась. Впрочем, я так и полагал. Я тоже взялся за ужин, попутно удивляясь, что никто из команды не пришел составить нам компанию. Вероятно, Всеволод и Лучезар решили ни в коем случае не мешать мне. У Севушки уже давно появился пунктик меня женить, он даже советовал мне отбить у Милана Лерочку. А тут — и отбивать никого не надо, дама, можно сказать, сама в руки плывет. Хотя, честно говоря, я так и не понял, чем именно я ей так понравился. На меня и в одежде-то смотреть тошно, а уж без оной — лучше уж попросту созерцать скелет. Тот, по крайней мере, ни на что не претендует.

Мы, и правда, не засиделись за ужином. Джамиля быстренько уничтожила изрядную толику провизии, попутно проследила, чтобы и я поел, мурлыча, что она же говорила, что будет меня хорошо кормить, и в темпе вылетела из-за стола. Я не успел еще дойти до палубы, когда услышал ее энергичную команду.

— Поднять паруса! Вы здесь что, матросы, или медузы? Боцман, давай, пошевеливайся. Мне нужно до вечера быть в порту.

Я любовался лоцманом и даже не думал присоединяться к команде. Милорад же не только не предложил мне поработать со снастями, но приказал юнге подать мне кресло. Я сел, чтобы не мешать и попросил принести еще одно кресло. Для Джамили. Но сейчас ей было не до меня и не до любезностей. Она работала. И весьма профессионально.

Корабль просквозил в порт, мы стали к причалу и Джамиля снова преобразилась. На этот раз это была обычная, деловая женщина, собирающаяся домой после трудового дня.

Я приказал Лучезару и тот заплатил ей за работу.

— Джамиля, а нельзя, чтобы ты проводила нас в гостиницу, а потом мы проводим тебя домой?

Джамиля рассмеялась.

— Пойдемте, господа. Я с удовольствием провожу вас.

Глава 16 Пирамиды

Мы шли по большому многоэтажному городу. Я теперь понял, почему Ахмат называл его шумным. Понял также и почему он таким был. Дело было не только в оживленной гавани. Просто на сравнительно небольшой площади земли жило достаточно много народу. Десяти — двенадцатиэтажные дома здесь были нормой.

Я выразил свое удивление. Джамиля возразила.

— В Египте мало плодородной земли, Яромир. Кто же станет транжирить драгоценную землю на устройство домов, когда там можно выращивать фрукты и овощи?

Гостиница тоже располагалась в многоэтажном доме. Я спросил лучшие номера и нам отвели весь верхний этаж. С одной стороны, я только приветствовал такое решение — Севушке так было проще организовать охрану. А с другой — я никогда не мечтал жить на двенадцатом этаже.

Я оставил спутников устраиваться и, естественно, в сопровождении Севы и пары телохранителей, пошел провожать даму.

Джамиля жила неподалеку от порта. На полдороге между портом и гостиницей.

— Что ж ты не сказала, что ты здесь живешь? — удивился я. — Ты устала, наверное, зачем тебе было провожать нас?

— А как иначе? — искренне удивилась она.

— Это принято у последователей пророка?

— Да, — Джамиля пожала плечами. — А там, откуда ты, это не так?

— Нет, дорогая, боюсь, мы еще не достигли подлинного равноправия полов. У нас принято, чтобы мужчины провожали женщин, а не наоборот.

Джамиля заметно расстроилась.

— Я же говорила, ты хочешь скромную девушку. К чему тебе мужчина в юбке?

— Ну, на мужчину ты не будешь похожа, даже если и правда наденешь юбку, — засмеялся я. — Показывай, куда идти.

— Сюда, господа. Я живу на третьем этаже. Прошу вас.

Джамиля удивилась, для меня же было нормой, что один из моих телохранителей прошел вперед, разведывая дорогу. Всеволод с другим своим человеком шли за нами. Как же это они оставили меня с Джамилей наедине? Жаль, что я пока не могу этим поинтересоваться. Ладно, отложим до лучшего будущего.

Мы вошли в небольшую прихожую, из которой был вход в просторную столовую. Джамиля пригласила нас войти. Из столовой шло несколько дверей. Одна из них была открыта. В небольшой комнате сидела на диване молоденькая девушка и листала большую книжку. Я с порога разглядел шикарные иллюстрации и небольшие пояснения к ним, набранные крупными буквами. Нет, сами-то пояснения занимали целиком страницу, но если учесть, что при желании я и с порога мог бы прочитать текст, то смысла в книге было не много. Девушка поднялась навстречу сестре. Она оказалась гораздо меньше ростом и грациознее. Конечно, она была миловидна со всех сторон, но рядом со своей роскошной сестрой она попросту терялась.

— Лайла, дорогая, я привела с собой гостей. Подай нам кофе, — попросила Джамиля.

Лайла кивнула хорошенькой головкой, ее длинные, вьющиеся волосы упали ей на грудь, и вышла из комнаты.

— Садитесь же, господа, — Джамиля указала нам на мягкие стулья в столовой. — Выпьем кофе, поговорим. Ну, как тебе моя сестренка, Яромир?

— Она хороша, — признал я. — Но тебе будет трудно выдать ее замуж.

— Почему? — Джамиля сдвинула соболиные брови.

— Потому что ты красивее.

Джамиля засмеялась.

— Ах, Яромир, ты совсем не понимаешь в красоте! У Лайлы очень нежный вид. Любой захочет, чтобы она украсила его быт.

— Ты же смогла бы его попросту преобразить, — вырвалось у меня.

В этот момент Лайла подала крошечные чашечки кофе, мы выпили приторный напиток и начали прощаться.

— Итак, Джамиля, когда можно за вами зайти?

— Так рано, как только встанете. Я встану до зари и до шести часов сбегаю на лоцманский причал.

— Но зачем так рано?

— Не хочу потерять место, — Джамиля улыбнулась и пожала плечами. — Мне нужно отметить, что я еду в Миср и буду работать на вашем «Переплуте» все время вашего пребывания в Александрии и Мисре.

— Ты еще не назвала нам таксу за эти услуги, — подсказал Всеволод.

— Я как раз хотела спросить. Сколько дней вы намереваетесь плавать вверх — вниз по Нилу?

Я подумал.

— Ну, не знаю. В Александрии погуляем пару дней, потом дня три погуляем в Мисре. Да дорога туда — обратно по реке.

— Хорошо. Я принесу вам счет на неделю. Таксу устанавливает гильдия, и деньги получает гильдия. Мы же имеем процент. Хороший процент, я не жалуюсь.

— И чаевые, — подсказал я.

— Если таковые бывают, — хмыкнула Джамиля. — Как правило, мы их не видим. Зачем давать чаевые, если можно не давать?

— Да, конечно.

Я вежливо поцеловал руку Джамили, поклонился ее сестренке и вышел. Всеволод и его мальчики последовали за мной.

— Не понимаю, Севушка, как это ты решился оставить меня одного? — не вытерпел я.

— Когда это я оставлял вас одного? — удивился Сева.

— Ну, там, на корабле, с Джамилей.

— Так я же оставил вас не одного, а с ней. Она — дама серьезная, лоцман. Я был уверен, что с ней вы не пропадете.

На следующее утро я пришел за Джамилей, чтобы пригласить ее позавтракать с нами. Она приняла приглашение с радостью. Я, грешным делом, боялся, что Джамиля захочет, чтобы мы распространили приглашение и на ее сестренку. Но об этом не возникло и речи. Сначала я воспринял это с некоторым облегчением, но ближе к обеду, когда мы стали подумывать, какому ресторану отдать свое предпочтение, я все же спросил:

— Дорогая, а почему ты не захотела взять с собой свою сестру?

Джамиля бросила на меня укоризненный взгляд своих прекрасных глаз, но заговорила вполне по-деловому:

— О, так Лайла тебе все же понравилась? Ты хочешь взять ее в жены?

— В жены? Нет. Но девочке же хочется погулять.

— Вот замуж выйдет — и пусть с мужем гуляет, — Джамиля улыбнулась мне. — Она — идущая следом, ей не положено общаться с последователями пророка на равных. Ну и с неверными тоже, — добавила девушка с игривым смешком.

В результате мы решили пообедать в ресторане при нашей же гостинице. Потом мы с Джамилей поднялись ко мне пить кофе.

Мы два дня погуляли по Александрии и здорово от нее устали. Шумный город, на улицах — толпы народу, разного вида повозки. Трехмерные, запряженные осликами, и многомерные, запряженные, судя по всему четырехмерными осликами. Еще попадались верховые верблюды и верблюжьи повозки. Джамиля рассказала, что четырехмерные верблюды применяются на буксировке судов по мелководным протокам Нила. В городе же их не было — многомерные верблюды стоили многомерных денег.

На третий день, с утра пораньше мы снова оказались на палубе «Переплута». Джамиля принялась руководить, я же, по обыкновению, присоединился к матросам.

— Что это ты затеял, Яромир? — удивилась Джамиля, завидев, как я ловко повис на конце одного из канатов.

— Отрабатываю свой хлеб, дорогая. Милорад говорит, что если я не стану работать, он не допустит меня на камбуз.

— Куда? — удивилась лоцман.

— На камбуз, дорогая. Кстати, ты не голодна? У нашего кока прекрасная выпечка.

— Нет, спасибо, Яромир. Я хорошо позавтракала.

— Я тоже, — я вздохнул и улыбнулся. — Но за то время, пока драил палубу, я успел забежать на камбуз дважды.

— Хорошо, что ты не рядовой матрос, Яромир. Какому боцману это бы понравилось?

Я посмотрел на Милорада и вздохнул. По всем законам жанра, ему уже полагалось бы сделать мне выговор, но он только одобрительно улыбался и отворачивался. Можно подумать, что я нанял себе не моряков, а профессиональных свах!

Джамилю устроили на ночь в гостевую каюту, ту, что рядом с каютой Всеволода. Она разместила там багаж, ко мне же, в мою просторную каюту, перенесла только самое необходимое. Нет, я ее, конечно, понимаю. В просторной каюте жить всяко удобнее, а меня, если бы я проявлял меньше резвости, в кровати и вовсе можно не заметить. Правда, моя резвость более чем объяснима. Джамилю то не заметить нельзя.

Собственно говоря, ночевать на корабле мы решили только потому, что не решились искать гостиницу на ночь глядя. Утром же мы собирались найти гида и отправиться гулять по Мисру.

Меня же волновал не столько Миср — уже с корабля было видно, что это обычный, шумный, многоэтажный город, сколько знаменитые пирамиды, которые возвышались на другом берегу Нила.

С самого утра, в смысле, незадолго до обеда, мы отправились в Миср. Найти гостиницу поприличней, и экскурсовода поговорливей. Гостиница нашлась без малейших затруднений. Джамиля временно принадлежала к моему экипажу, так что я, с легкой душой, снял ей номер смежный с моим. Остальная команда разместилась рядом под руководством Всеволода и Лучезара. Мы пообедали и пошли гулять. Нам предложили взять гида — худенького араба примерно моего возраста и сложения. Он с энтузиазмом принялся таскать нас по памятным местам. Все было довольно занимательно, но меня заинтересовал лишь древний храм, посвященный Имхотепу. Когда-то он был разрушен, потом снова поднят из руин. Я заинтересовался.

— Имхотеп… Где-то я уже слышал это имя.

— Так назывался корабль нашего друга Ахмата, — подсказал Лучезар.

— Ахмата? Ох, совсем забыл зайти к его родичам! Что ж, придется заглянуть к ним на обратном пути. Торговый дом Мустафа. Не слышала, дорогая?

— О нем слышал весь Египет, — отозвалась Джамиля. — Один из двенадцати крупнейших торговых домов страны.

— Мы познакомились с одним из братьев — Ахматом, в Афинах, — пояснил я. — Очень милый человек. Но я хотел спросить про Имхотепа. Кто он, собственно, такой? Бог?

— Он — ученый. Он изобрел пирамиды, прославился поговорками и трудами в области медицины. Правда, до наших дней дошли только пирамиды, — объяснил гид.

— Когда же мы сможем осмотреть пирамиды?

— Лучше всего завтра рано утром. Пока солнце еще не так палит.

Я кивнул без особого энтузиазма. Этак этой ночью и вовсе спать не придется. Что ж, отдохну после обеда.

На следующее утро экскурсовод разбудил нас в совершенно непристойную рань, еще затемно вытащил из гостиницы и повез на другой берег Нила. От реки тянуло прохладой, я мерз и кутался в свитер. Джамиля, одетая в свой полупрозрачный деловой костюм бирюзового цвета, накинула на плечи вязанный, шерстяной жакет, который я одолжил у Всеволода. Моя одежда тут не подходила. Джамиля — пышная, красивая дама, а во мне, при моем росте метр семьдесят пять и пятидесяти килограмм не наберется. Нет, плечи у Джамили были узкие, у меня и то шире, но грудь узкой назвать я бы не решился.

Мы подошли к пирамидам, когда их только-только начало освещать солнце. Я невольно застыл на месте. Потрясающее, громадное, даже гротескное зрелище. Я стоял и искренне удивлялся, кому и зачем понадобилось построить подобные колоссы. Вот ведь не пожалел человек ни средств, ни сил, ни времени, ни людей. Если бы эти средства, да направить в мирное русло, народ при этой династии жил бы прям таки в золотом веке. А так пришлось жить в известняковом. Точнее, не жить, а умирать.

— Вы можете подняться на вершину пирамиды, господа, — любезно предложил экскурсовод.

Мы согласились и дружно потащились вверх. Хотя я очень скоро пожалел о своем опрометчивом согласии. Спать мне действительно пришлось немного, и я быстро запыхался и привычно оперся о руку Всеволода.

— Обопрись об меня, — предложила Джамиля.

— Спасибо, милая, но я, по крайней мере, по определению, отношусь к сильному полу. Просто я долго болел и еще не вполне окреп. Севушка поможет мне.

Джамиля сочувственно посмотрела на меня.

— Тебе нужно лучше кушать, милый. Но, знаешь, ты все же обопрись на меня. Ты увидишь — тебе сразу станет легче. Ты ведь мужчина…

— Спасибо, дорогая, — я, в самом деле, взял ее под руку. Опираться на нее я бы не посмел ни в каком случае. Я бы и сам предложил ей опору. Вот только на пирамиде это было несколько затруднительно.

Зачем нам понадобилось забираться на стотридцатисеми метровую высоту объяснить сложно. Я бы не взялся. Но потихоньку, полегоньку, с перерывами и перекурами, мы поднялись и устроились на верхней ступеньке.

Я коснулся руками холодного камня, и у меня перед глазами возникла картина — под мерный барабанный бой тысячи людей — оборванные, измученные, усталые, под палящими лучами безжалостного африканского солнца волокут огромный камень по песчаному пандусу. Вот один из них упал, засвистел бич надсмотрщика, но человеку уже все равно. Он уже отошел от земных скорбей. На какой-то миг я позавидовал этому безымянному рабу, потом на мою руку легла теплая ладошка Джамили. Я встряхнул головой и усилием воли отогнал видение.

— Это памятник величию фараонов четвертой династии, — донесся до меня голос гида.

— Это памятник величия человеческой глупости и жестокости, — мрачно отозвался я. — Памятник бездарно ушедших человеческих жизней. И ладно бы просто бездарно, но еще и безрадостно. Видно, недаром король Мечислав объявил великие цели — самым тяжким государственным преступлением и вменил наказание за это — пожизненную каторгу. Пойдемте, господа. Этот памятник заинтересовал меня лишь тем, что я, наконец, понял, что нужно сделать, для того, чтобы прославиться.

— И что же? — заинтересовался Лучезар.

— Погубить как можно больше народу. Этот Имхотеп жил в доисторические времена, а его до сих пор чтут. Разве ты можешь привести пример хотя бы одного порядочного человека, слава о котором пережила бы положенный обычаями траур?

Всеволод засмеялся и покачал головой.

— Хотел было привести в пример короля Мечислава, но если он и делал что хорошее, то знаменит был исключительно королевскими причудами. Ну ладно, пойдемте, Яромир. А то солнце уже поднялось и начинает припекать.

— После обеда мы сможем посетить храм, посвященный Имхотепу, — сообщил гид.

— Лучше бы вечером, — возразила Джамиля. — Господину Яромиру нужно отдохнуть. Он плохо спал ночью.

— И, ручаюсь, после обеда тоже будет плохо спать, — пробурчал Всеволод. Я только усмехнулся.

Трех дней прогулок по Мисру мне хватило выше крыши. Честно говоря, мне бы хватило и двух, но ехать в Александрию значило для меня расставаться с Джамилей. А этого я не хотел.

— Ты побудешь со мной? До моего отъезда? — попросил я.

— Если хочешь, я даже выведу твой корабль из порта, — пообещала Джамиля.

Я немного успокоился и распорядился возвращаться в Александрию. Там Джамиля должна была показать нам торговый дом Мустафа.

По приезде в Александрию, я снова посетил дом Джамили. За последние несколько дней я присмотрелся к людям на улицах, сегодня смог посмотреть, как одевается сестренка Джамили Лайла. Да, надо признать, что наряды моего лоцмана были сугубо деловые. Я проинспектировал ее гардероб и только еще вернее убедился в этом прискорбном обстоятельстве. Но любой человек — будь то мужчина, или, тем более, женщина, хочет выглядеть красиво и нарядно. И я еще не встречал женщины, которая бы не считала, что ее красота нуждается в дополнительных украшениях.

— Дорогая, ты на меня не обидишься, если я подарю тебе нарядное платье? — поинтересовался я. Дело в том, что Джамиля сразу предупредила меня, чтобы я даже не думал поднимать обычную ставку или там совать ей чаевые. Если мне дорого мое хорошенькое личико. Она не из тех.

Джамиля улыбнулась.

— Знаешь, я просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя неуютно рядом с этими важными господами. Они, бывают, чванливы, а такая женщина, как ты, должна всегда ощущать себя на высоте.

Джамиля озабоченно оглядела свой костюм.

— Я одеваюсь в деловом стиле. Нет, Яромир, я не против нарядной одежды, но у меня никогда не хватало на это денег. Вот выдам замуж мою Лайлу, тогда поглядим.

— А пока, дорогая?

— Я не обижусь, любимый, — ласково отозвалась Джамиля и легко поцеловала. Конечно, в результате, за новым костюмом мы отправились далеко не сразу.

Мы пришли в фешенебельный магазин. Я оглядел свою красавицу и решил, что ей пойдет костюм цвета бледно-розовой розы с отделкой тоже цвета розовой розы, но более темного цвета. Я спросил туфли и пояс тоже этого темно-розового цвета, Джамиля все это надела, продавец пришел в восторг, чему я не удивился, я же почувствовал некоторую незавершенность.

Продавец уловил мои колебания.

— Сюда нужны рубиновые украшения, господин.

— Вот именно, — согласился я. — Вот только мне нужно не что попало. А то, чтобы действительно подошло этой даме к этому туалету. Я слышал про рубины цвета голубиной крови…

Джамиля встревожено зашипела:

— Оставь, Яромир. Рубины стоят бешеных денег! Особенно такие.

— Тогда я их арендую, дорогая. Да, любезный, вы кредитные карточки принимаете?

— Безусловно, господин, — отозвался продавец, делая кому-то знак. К нам приблизились еще два помощника. У них в руках была потрясающая рубиновая диадема, рубиновое ожерелье, кольца, браслеты, серьги и пояс.

— Давайте примерим, — предложил я.

Джамиля сняла бледно-розовый тюрбан, и я осторожно приладил диадему на пышные, вьющиеся волосы. Потом застегнул на шее колье. Костюм сразу принял более завершенный вид. А моя Джамиля стала смотреться настоящей королевой. Да, королевой. Я впервые задумался о том, что как раз королевы в Верхней Волыни и нет.

Я надел рубиновый пояс поверх пояса цвета темной розы, потом пояс цвета темной розы снял и оставил только пояс из золота и рубинов. Надел на каждую руку девушки по браслету и на средние пальцы кольца с крупными рубинами. Вид у Джамили был выдержан в строгом восточном стиле. Вот только… Я вдел в уши девушки сережки и повернулся к продавцам:

— А пряжки на туфли?

— О, вы ценитель, — одобрил продавец и бегом притащил коробочку. Вот теперь моя Джамиля выглядела как королева Востока.

— Нужно заплатить, — я пошел за продавцом, сжимая в руках кредитную карточку.

— Только за аренду! — воскликнула Джамиля.

— Разумеется, — я повернулся к продавцу. — Я покупаю все. Моей даме изумительно к лицу рубины.

— О, безусловно! — поддержал меня продавец. — Я никогда еще не видел такой красоты!

Думается, он сказал бы это любому, кто согласился бы выложить за побрякушки подобную астрономическую сумму. Но меня он легко мог понять. Когда довольно-таки невзрачный мужчина хочет хорошо смотреться рядом с роскошной женщиной, он должен украсить ее, как новогоднюю елочку. А карточка с неограниченным кредитом давала мне такую возможность. Говоря по правде, кредит мой все же был несколько ограничен. Он исчерпывался накоплениями за двадцать лет — я вряд ли тратил более десяти процентов от моего цивильного листа. И не потому, что я такой экономный, а потому, что я не женат, а мои обычные увлечения стоят недорого. Ну, и конечно, был еще цивильный лист на этот год.

Я вернулся к моей красавице.

— Теперь, дорогая, мы можем идти навещать родственников моего друга Ахмата.

Старший продавец, который оформлял покупку рубинов за баснословную сумму, на которую я, право же, не рискнул взглянуть — доктор запретил мне волноваться — повернулся ко мне.

— Ахмата? Из торгового дома Мустафа?

— Да.

— Я его брат. Третий брат семьи Мустафа, Хаким. Вы привезли весточку от Ахмата?

— Да. Ну, надо же! Какая удача, что я встретил вас здесь! Я не ожидал, что мне так повезет. Мы зашли сюда купить красивый костюм и украшения. Мне надо было знать, что лучшие товары в Египте — в торговом доме Мустафа. Меня зовут Яромир. Я арматор и негоциант из Верхней Волыни. Ахмат дал мне письмо для своих братьев и сказал, что вы сможете мне помочь найти хорошего лоцмана для прохода по Красному морю.

Думается, после этой моей выходки с рубинами Хаким не нуждался в дополнительных рекомендациях, чтобы принять меня, как родного. Теперь же он нашел к этому замечательный повод.

— О, Ахмат пишет, что вы можете помочь с выбором вин?

— С удовольствием.

— Да, я слышал, что это и вправду доставляет удовольствие.

— И не малое, — засмеялся я. — Но я вам могу оставить образцы для дегустации. Я ведь понимаю — всякая уважающая себя фирма держит своих специалистов.

Хаким кивнул и вдруг попросил:

— Дайте мне на минуточку вашу карточку.

Я протянул ему карточку и с удивлением обнаружил, что Хаким произвел возврат довольно солидной суммы денег. Хаким заметил мой взгляд и невинно улыбнулся.

— Мы делаем скидки постоянным клиентам фирмы. А уж торговым партнерам — сам бог велел!

Глава 17 Обед в аквариуме

Вечером мы всей компанией пришли на ужин к братьям Ахмата. Самого старшего брата звали Харис. Далее шли Селим, Хаким и наш знакомец Ахмат. Еще на приеме имели место быть многочисленные жены — еще одно нововведение с довоенных времен. Их имена мне вежливо назвал мой приятель Хаким, но, честно говоря, я не запомнил. Все четверо братьев имели по четыре жены каждый. А жены Ахмата представляли своего мужа в его отсутствие. Еще присутствовал старший сын Хариса Мансур. Ему уже было шестнадцать лет и посему ему полагалось начинать постигать семейные дела.

Дамы у наших купцов были нарядно одеты, но украшения были все-таки поскромнее тех, что были на Джамиле. Джамиля была очаровательна. Восточные дамы вообще умеют себя подать, и она не была исключением из общего правила. Легкий румянец на щеках, слегка подведенные глаза, яркие губы. Рубины очень хорошо оттеняли нежный цвет ее лица.

Мы хорошо посидели, стол у братьев был таков, что право же, если хотя бы попробовать каждое блюдо, то из-за стола пришлось бы выползать. А сласти и вовсе не поддаются описанию и исчислению. После ужина, как раз за сластями, мы поговорили о делах. Мы принесли с собой пару ящиков различного вина. На дегустацию. Сами они станут заниматься этим неблагодарным делом, или получат какому-нибудь нечестивцу, меня не волновало.

Честно говоря, я уже давненько подумывал о развитии мореплавания и о расширении торговли — границы границами, но чай хотели пить все. И установить твердые контакты с таким процветающим торговым домом я считал невредным.

Вечером мы все вернулись к нам в гостиницу. Джамиля зашла к нам потому как хотела оставить у меня в гостинице рубины. Мне пришлось уверить ее, что я их просто дал ей поносить. Хотя я не возражал оставить их у себя в номере. Носить на себе целое состояние все ж таки небезопасно.

— Ну что, вы уже завтра едете, Яромир? — вздохнула Джамиля.

Я помолчал, а потом решился:

— Поедем со мной, дорогая.

Джамиля бросила на меня кокетливый взгляд, потом серьезно спросила:

— Ты на мне женишься?

Я вздохнул.

— Не знаю, дорогая.

Джамиля вспыхнула, потом вдруг рассмеялась.

— Это, надо полагать, означает вежливый отказ?

— Ни в коем разе. Это означает то, что я и правда не знаю. Ты — последователь пророка, я — христианин. Пусть мы оба не слишком религиозны, но, в силу ряда причин, я сменить религию не могу, а жениться могу только на единоверке. Так можно сказать?

Джамиля улыбнулась.

— Но ведь есть и другое. Мы должны получше узнать друг друга. Не понравится — ты сможешь вернуться домой.

Джамиля помрачнела.

— И с чем я вернусь? Я потеряю свое постоянное место на лоцманском причале, а устроиться туда вовсе нелегко, поверь. К тому же есть еще Лайла. Разве я могу ее оставить?

— Можешь. На свою сестру. Я дам тебе денег на приданное для Лайлы.

— Я не возьму у тебя деньги.

— Почему?

— Я не пойду к тебе на содержание.

— Я не предлагаю тебе содержание. Я предлагаю тебе поехать со мной. А там, на месте, разберемся… В конце концов, дорогая, деньги — это суета сует и томление духа. Для меня они не составляют проблем. Прошу тебя, не возводи эти дурацкие бумажки во главу угла, не ставь их выше человеческих отношений.

Джамиля весело рассмеялась.

— Дорогой, это настолько типичная речь, ты даже не представляешь! Но, подожди, не завтра же!

Я вдохновился:

— Нет, дорогая, завтрашний день мы с тобой посвятим сборам. Переправим Лайлу к твоей замужней сестре, отдадим ей деньги на приданное, купим тебе дорожные вещи, а послезавтра — отплываем.

Джамиля улыбнулась и покачала головой.

— Дай мне подумать, Яромир. Хотя бы до завтра.

— Ну конечно, дорогая. У тебя на размышление целая ночь. Кстати, Лайла тебя сегодня ждет? Жаль, ну тогда идем к тебе.

— Я хотела подумать, Яромир.

— Разве я тебе мешаю? — возмутился я.

— Ты меня отвлекаешь. Я не смогу ни на чем сосредоточиться, кроме тебя.

— Тебе этого мало?

— Но я же собираюсь не о тебе думать!

— А о ком? У тебя есть другой мужчина? — меня вдруг кольнула ревность.

— Нет. Честно, Яромир. Раньше у меня случались увлечения, но в последние несколько месяцев меня никто не интересовал. Пока я не встретила тебя.

— Меня тоже, — улыбнулся я. — Последние несколько лет.

— Ты пережил разочарование в любви? — сочувственно спросила Джамиля.

— Нет, я пережил только себя самого. Последние годы я тяжело болел, а вот сейчас выздоровел. И встретил тебя… Ладно, дорогая, пошли к тебе. Лайла ждет.

Весь следующий день мы мотались, как угорелые кошки. Сначала мы перевезли Лайлу — в этом деле мне здорово помогли ребята Всеволода. Потом Джамиля договорилась об отпуске, и мы пошли покупать дорожные вещи. Мы подкупили несколько этих красивых полупрозрачных костюмов и немного теплых вещей — с ними у Джамили была напряженка. Кажется, в Египте совсем не бывало зимы. На следующий день, рано утром, наш «Переплут» под руководством Джамили вышел из порта и взял курс на Афины.

Джамиля руководила — да, накануне я снабдил ее лексикой Лучезара, а я работал на палубе. Потом работа Джамили кончилась, и она решила присоединиться ко мне.

Я оторвался от каната, на конце которого повис, было, как пиявка, по утверждению Милорада.

— Дорогая, это совершенно не женское дело. Такие ручки, как твои, тереть о жесткий канат просто грешно. Милорад, — начал, было, я, но он поклонился мне:

— Вас понял, господин Яромир. Госпожа Джамиля, может быть, вы хотите присесть сюда, в тенек?

Милорад вежливо подвинул кресло, поклонился Джамиле, приказал юнге подать сока и орешков и отошел.

— А вы, господин Яромир, извольте не висеть, как пиявка, а сделайте хотя бы минимальное усилие и подтяните этот тросик на себя. Клянусь, с этим справится даже грудной ребенок.

— К сожалению, я уже вышел из этого возраста, Радушка. Годы уже не те!

— Давайте бодрее, — попросил Милорад. — А то скоро полдень, вам давно нужно помедитировать. А то за все время в Египте вы, поди, так времени и не выбрали?

— Скорее я не смог выбрать места. Там было очень суетно, Радушка.

— Ну так сейчас отойдем подальше и поплаваете в спокойной воде.

— Ох! — я стукнул себя по лбу. — Джамиля, а мы взяли тебе купальный костюм?

Милорад улыбнулся и отошел.

В полдень Лучезар положил корабль в дрейф, я разделся и спустился в парус. Медитировать. Джамиля с любопытством наблюдала за мной с палубы, потом, когда я поднялся, спросила:

— Это ты так лечишься?

— Да, дорогая. Хочешь поплавать?

— А можно? Ведь время-то идет?

— Прошу вас, госпожа Джамиля, — вежливо предложил Лучезар.

Джамиля улыбнулась, скрылась в своей маленькой каютке и вернулась в купальном костюме. Таком облегающим, что я залюбовался. Команда же дружно занялась своими делами.

Ребята вообще держались с Джамилей с редкостной учтивостью. Я так понял, что мои демократические замашки они приняли с радостью, но с той, в которой они видели мою потенциальную невесту, они предпочитали заранее обращаться, как с королевой.

Так, неторопливо и размеренно, и проходило плавание. Мы без особых приключений прошли мимо Кипра, заглянули в Афины, проплыли по Коринфскому каналу и через десять дней со дня отплытия, оказались на границе с Верхней Волынью. А вот здесь нас уже ждали.

Когда я с Джамилей, Лучезаром и Всеволодом сошли на граничный причал, нас встретили двое уже знакомых нам пограничников.

— Здравствуйте, господин Яромир, здравствуйте, господа! А у нас для вас хорошая новость. Вы можете сходить на экскурсию в двенадцатый глубинный этаж. И даже, если захотите, можете провести там ночь. Это очень романтично, — старший из пограничников понимающе оглядел красавицу Джамилю. — В общем, в вашем распоряжении ровно двадцать четыре часа. Пограничники редко проявляют такую щедрость. Думается, этим вы обязаны стражу Венедиму.

— Вот как? Что ж, передайте ему мою благодарность. Я очень рад такой возможности. Честно говоря, я мечтал об этом всю дорогу! Да, господа, а на ночь вы выделите нам хотя бы пару комнат?

Пограничники рассмеялись.

— На такое способны только вы, господин Яромир. Конечно, выделим! Мы же видим, что вы с дамой!

Лучезар послал ребят на корабль, велев прислать шлюпку через сутки, а пока подождать, и мы вслед за пограничниками прошли в здание погранзаставы. Джамиля с восхищением посмотрела на меня, я положил руку ей на талию и обратился к пограничникам.

— Разве мы идем не в гостиницу, господа?

— Нет, господин Яромир. Проход в нижние уровни со стороны гостиницы заблокирован.

— Да, господа, как вас прикажете называть? — поинтересовался я. — В прошлый раз мы так и не познакомились.

— В прошлый раз вы слишком заинтересовались устройством границы, господин Яромир. Меня зовут Всеслав, — представился старший пограничник. — А моего товарища — Стоян, и мы оба — ваши подданные.

— Простите великодушно, господин Всеслав, с моей стороны было просто неприлично больше заинтересоваться границей, чем живыми людьми.

— Что вы, господин Яромир! Граница уникальна, а мы — простые солдаты. Пожалуйте за нами в лифт.

Мы спустились на лифте на двенадцатый глубинный этаж. Стоян распахнул перед нами дверь просторной комнаты.

— Располагайтесь пока здесь, господа. Как видите, в комнате полумрак, зато снаружи — подсветка. Вы сможете наблюдать глубинную жизнь сколько захотите. Если захотите перекусить, то нажмите на эту кнопочку на столе, удобства за той дверью, а если вам понадобимся мы со Всеславом, нажимайте на эту большую красную кнопку.

— Какую?

— Вот эту, господин Яромир, которая так похожа на грушу.

— Так бы и сказали — груша. А то кнопка!

Пограничники весело рассмеялись.

— Если кому-нибудь станет нехорошо — мало ли что может случиться, немедленно вызывайте нас. И никакой самодеятельности. Это очень опасно, господа.

С этим прощальным напутствием пограничники удалились. Мы расселись на удобном диванчике и стали смотреть в окно. Море на глубине около пятидесяти метров — точнее сорока восьми — выглядело еще более спокойным и величавым, чем на поверхности. Мы смотрели на проплывающих мимо рыб, на подводные растения, на маленьких рыбок, снующих в этих растениях, как бабочки над цветами. Мне стало скучно.

— Может быть, попросим поесть, господа?

— Мы провели здесь всего лишь час, — недоуменно отозвалась Джамиля. — И до ужина еще далеко. Как-то неудобно обременять людей лишний раз, и так нас пропустили в запретную зону.

— Не беспокойтесь, госпожа Джамиля, наш кок выдал мне корзинку с провизией, — вежливо возразил Всеволод. — Господину Яромиру нужно хорошо питаться.

Всеволод достал из корзинки бутерброды, вино и сок и предложил желающим. Я немедленно принялся за еду. Джамиля подумала и тоже вооружилась бутербродом. Вино она пока что не пила. Однажды я предложил ей попробовать, она же сказала, что не хочет пить вина, пока не определилась с дальнейшими планами. Если она решит вернуться в Александрию, то совсем необязательно расставаться не только с любимым мужчиной, но еще и с любимыми напитками. А так будет меньше что терять.

После перекуси, я снова сосредоточил свой интерес на море. Я всегда любил море, и когда выдавалась возможность, ездил на Адриатику — купался, и просто часами смотрел на море. Но сейчас мне чего-то не хватало.

— Понял! — воскликнул я.

— Что именно? — заинтересовался Лучезар.

— Я понял, чего мне не хватает. Здесь нет плеска волн и морского воздуха.

Лучезар хохотнул, Всеволод хмыкнул, Джамиля ласково положила мне руку на плечо.

— Только не вздумайте открывать форточку, Яромир, — предупредил Всеволод.

Через несколько минут в комнату постучали, и на пороге появился Всеслав.

— Господа, прошу вас следовать за мной. Вы уже адаптировались под водой, теперь можете пройти в угловое помещение. Оно стеклянное, — добавил пограничник.

Мы с энтузиазмом согласились, прошли по коридору и оказались в стеклянной комнате. Стеклянной сверху, снизу и с трех сторон.

— Это лоджия, господа. Как вы понимаете, в подводной части здания все лоджии застеклены.

— А если захочется искупаться? — невинно поинтересовался я.

Всеслав поперхнулся.

— Купаться на границе?

— А что?

— Это очень опасно, господин Яромир. Когда мы, я имею в виду служащих границы, хотим искупаться, мы отплываем на катере подальше в море.

— Понятно.

— Вы еще не ужинали, господа? Ну тогда я велю подавать. Господин Венедим распорядился принять вас по высшему разряду.

— Скажите, а кто он, этот господин Венедим? Я однажды встречался с ним, мы поговорили о том, о сем, но этот вопрос я так и не задал. Только не обвиняйте меня в избытке деликатности. Он просто не пришел мне в голову.

— Господин Венедим — начальник Европейского Сектора, — объяснил Всеслав. — Он вспоминал вас и вашего брата. По-моему, ему было очень приятно поговорить с людьми, не имеющего прямого отношения к границе. Для стражей это непозволительная роскошь. Да вы и сами понимаете — ваш брат не присоединился к стражам только из-за своего высокого положения. Иначе его путешествие закончилось бы уже в Светлогории. А встреча с вами для господина Венедима была особенно интересна. Он очень тепло отзывался о вас.

— Мне тоже было очень приятно познакомиться с ним.

Всеслав кивнул и вышел. В комнату немедленно зашли люди с подносами и принялись накрывать на стол. В основном, закуски состояли из разнообразнейших даров моря. Устрицы, мидии, крабы, креветки, салат из печени рапана, морская капуста, разнообразная рыба и белое вино ко всему этому великолепию. Правда, грешным делом, оценить по достоинству я смог только рыбу. Все эти морепродукты всегда оставляли меня более чем равнодушным. Джамиля же наслаждалась жизнью. Она поглощала эти сомнительные, на мой взгляд, деликатесы, с неослабевающим аппетитом. Увидев, что я пренебрегаю устрицами, девушка не выдержала.

— Яромир, я понимаю, ты никогда не нуждался в подобном, да и сейчас не нуждаешься, но устрицы повышают мужскую потенцию.

— Серьезно?

— Говорят, да.

Я решительно потянулся за устрицей. Джамиля перехватила мою руку.

— Ты их совсем не любишь?

— Совсем, — улыбнулся я.

— В таком случае, возьми орехов.

Я рассмеялся.

— Если устрицы действуют так же, как и орехи…

— Я имела в виду орехи, а не ореховое дерево, — рассмеялась Джамиля. — А я люблю устрицы.

— А как они влияют на женскую потенцию, дорогая?

Всеволод встал.

— Кажется, нам пора освежиться, Лучезар.

— Сидите, господа, — возразил я. — Шутки шутками, но разгуливать здесь нам никто не разрешал.

— Простите, господин Яромир.

— Ужинайте, — предложил я и поцеловал руку своей даме.

Мы закончили ужин и снова устроились на диване. Через несколько минут в комнату зашел Всеслав.

— Господа, я пришел устроить вас на ночь. Господин Яромир, госпожа Джамиля, располагайтесь в этой комнате. Вон там, у окна диван. Он прозрачный, поэтому его почти не видно. Стол и кресла мы сейчас отсюда вынесем. А вас, господа, прошу следовать за мной. Правда, такой спальни больше нет, но вы устроитесь в комнате со стеклянной стеной. В конце концов, вам это не так важно — ведь вы без дам.

Всеволод и Лучезар ушли, а мы с Джамилей пошли искать лежанку. Искали ее мы большей частью на ощупь, нашли, а потом дружно развернулись и пошли искать душ. Душ в этих апартаментах был так же экзотичен, как и все остальное. Душевая кабинка была прозрачна и магически предохранялась от запотевания. Так что удовольствие мы получили довольно необычное. Потом мы с Джамилей вернулись на кровать. Эти извращенцы-стражи и подушки и постельное белье, и одеяла сделали прозрачными. Я попробовал было определить, как они достигли этого результата, но Джамиля отвлекла меня и я занялся более насущными вопросами. Я поцеловал девушку и тут мой взгляд случайно упал на кровать, под которой величественно проплывала огромная рыбина.

— Дорогая, ты посмотри какая рыбка!

— Где? — заинтересовалась Джамиля, переворачиваясь на живот. Она поцеловала меня, вероятно в знак благодарности, что я указал ей на такой выдающийся экземпляр, и, в свою очередь воскликнула.

— Ты посмотри какая рыбка, Яромир!

Я посмотрел в направлении, указанным точеным пальчиком…

В общем, если бы кто слышал нас со стороны, то решил бы, что мы целеустремленно изучали тайны морского дна, или же решили посвятить эту ночь рыбной ловле. Хорошо, что мои люди не слышали нас — они бы решили, что их король — законченный извращенец!

Глава 18 О некоторых симптомах морской болезни

Не знаю, сколько нам довелось поспать. Мне показалось, что в дверь постучали сразу же, как только я задремал.

— Что случилось? — хрипло поинтересовался я.

— Проснитесь, господин Яромир. Штормовое предупреждение. Вам нельзя оставаться под водой.

— Шторм? На границе? — пробормотала Джамиля.

Я вскочил.

— Сейчас идем, Стоян. Но как же мои люди на корабле?

— Всеслав пошел будить капитана.

— А корабль? Ведь шторм может занести корабль на территорию восьмимерной границы?

Я был уже одет. В комнату влетел Всеволод.

— Господин Яромир, нужно подниматься.

— Возьми Джамилю, и идите наверх. Стоян вас проводит.

— А вы, Яромир?

— Я иду к капитану.

— Я с вами, — решил Всеволод.

— Ты идешь с Джамилей, Всеволод, — возразил я. — И учти — за ее безопасность я спрошу с тебя.

Всеволод отдал честь и протянул руку Джамиле. Я выскочил за дверь. По счастью, я сразу наткнулся на Лучезара. Впрочем, объяснялось это не моей удачей, а дисциплинированностью капитана. Он забежал ко мне с докладом.

— Идем наверх, Лучезар. Стоян, где здесь можно спрятать корабль от шторма? Какой-нибудь док, или еще что?

— Есть силовой док, господин Яромир, как раз на такие случаи. Пойдемте, я провожу вас.

— Я и сам справлюсь, господин Яромир, — начал было Лучезар, но я перебил его.

— Я не мальчик, Лучезар и не стану путаться под ногами. Пошли в док, там вы возьмете шлюпку и пойдете на корабль. Я буду ждать вас на месте. И вот что, Стоян, корабль можно будет оставить без присмотра? Он не раздолбает всю вашу границу?

— Да, конечно. В смысле можно. Не раздолбает.

— Вот и отлично. Всех людей переведи на берег, Лучезар. И не забудь сам вернуться.

Стоян провел нас в лифт, мы поднялись, почти пробежали по коридору и вышли к торцу восьмиэтажного дома. Тому самому, мимо которого мы переходили границу. Только теперь мы увидели в море светящийся прямоугольник довольно значительных размеров. Сюда мог свободно поместиться наш «Переплут» и оставалось место еще для парочки таких же. У причала плескалась небольшая лодчонка.

— Я не пущу тебя одного, Лучезар, — сообщил я. — Это самоубийство.

— Для меня будет гораздо более верным способом самоубийства взять вас с собой в этот челнок.

— Это одна из разновидностей измеренческих моторок. Принципа действия их я не знаю, а запустить смогу. Стоян, надеюсь, вы включите огни, чтобы мы смогли добраться обратно?

— Разумеется, господин Яромир. Всеслав уже занимается этим вопросом. Но вы уверены, что вам стоит ехать, ваше величество? Я мог бы показать, как управлять этим суденышком господину капитану. Время еще есть.

— В таком случае, я ничем не рискую. Разумеется, я никогда не практиковал, но я магистр общей магии, Стоян. Отставить разговорчики, капитан Лучезар. Садитесь в это корыто и поплыли, морского ежа вам в левый карман.

— А почему в левый? — обалдело переспросил Лучезар, занимая место в лодчонке.

— В тот момент он был ближе к воде, — объяснил я, заводя мотор. — Кстати, вы найдете нашу посудину?

— Возьмите чуточку левее.

— Охотитесь на морских ежей?

— Нет, на «Переплута».

Через пять минут мы уже поднимались на борт «Переплута». Лодчонку мы привязали тросом к кнехту. Лучезар немедленно принялся распоряжаться. На воду спустили баркас, матросы сели на весла, и корабль потянулся вслед за баркасом по черным волнам.

Я стоял у борта, стараясь не путаться под ногами у команды, и не мог понять, вокруг чего возникла такая нездоровая суета. Ну да, волны слегка усилились, но мне уже не раз приходилось сталкиваться и с еще более сильными волнами. И никто ни разу даже и не подумал волноваться.

— Не понимаю, — признался я вслух.

— Господин Яромир?

Я узнал голос второго помощника.

— Не понимаю, вокруг чего такая суета, Радушка. Пограничник сказал, что надвигается шторм, а я не вижу, с чего это он взял.

— Посмотрите на небо, господин Яромир. Видите, какие темные тучи?

— Так ночь же, Радушка! Ладно, кончай разговорчики, иди к команде. Поговорим в доке.

Милорад отдал честь и отошел. Я смотрел на небо и в море и тоже заметил признаки надвигающейся бури. Вот налетел порыв ветра, потом снова стих, и вот, мы, наконец, вошли в док.

— Лучезар, становись на якорь и отправляй всех людей на берег.

Капитан отдал распоряжения. Через несколько минут команда уже была на берегу. Я хозяйственно обошел корабль и не обнаружил ничего интересного, кроме свежей выпечки на камбузе.

— Не понимаю, — второй раз за ночь сообщил я плескавшимся рядом волнам.

— Что случилось, господин Яромир? — спросил капитан.

— Не понимаю, как можно было оставить на корабле горячие пироги. По запаху, они с капустой и с мясом. А вот этот — с вареньем.

Я отправил последний пирожок в рот, нашел бутыль молока, сунул подмышку молоко, в другую руку взял кастрюлю с пирогами.

— Вы как хотите, господа, но я добру пропасть не позволю. К тому же, у меня, кажется, начинается морская болезнь.

Лучезар рассмеялся и взял у меня молоко.

Моя морская болезнь — это была местная шутка. Говорят, что есть люди, у которых морская болезнь проявляется в виде тошноты и головокружений. Я же, как только начиналась качка, со всех ног мчался на камбуз и съедал все, до чего только мог дотянуться. Если бы я поглощал продукты в таком количестве постоянно, то я напоминал бы не плохо прикрытый истлевшей одеждой скелет, а воздушный шарик, который раздумывает, лопнуть ли ему сейчас, или же принять еще порцию воздуха.

Мы сошли на берег, Стоян проводил нас на второй этаж КПП. Там ждали нас Всеволод и Джамиля.

— Я принес нам немножко закусить, — похвастался я.

Всеволод с Джамилей понимающе переглянулись, Стоян же забеспокоился.

— Господа, я прикажу подать вам что-нибудь посущественнее. Господин Венедим не поймет нас, если узнает, что вы жили у нас на подножном корму.

— Это добыча, — гордо возразил я. — Представляете, наш кок оставил эту благодать на борту «Переплута». Кстати, распорядитесь накормить и нашу команду.

Стоян вышел. Я оглядел своих спутников. Лучезар делился с Всеволодом последней информацией, тот мрачно смотрел на меня.

— Господин Яромир, — начал было он.

— Отставить, полковник, — холодно возразил я. Уж чего я наслушался в своей жизни, так это нотаций от брата, от Всеволода, от врача, от медперсонала, от поваров и черт знает еще от кого. То я мало ем, то я мало двигаюсь, то я не берегу себя. Нет, господа, к черту такую жизнь! Больше я не стану беречь себя на каждом шагу. Зато буду жить!

— Слушаюсь, — к моему удивлению, Всеволод улыбнулся. — Рад видеть, что вы окончательно поздоровели, господин Яромир.

— Так что, в Китай пошлешь со мной кого-нибудь другого?

— Нет. Но поездку в Китай приравняю для себя к очередному отпуску.

— А как же жена? — поинтересовался я.

— Ну, у нее же тоже должен быть отпуск, — рассмеялся тот.

Я торжественно водрузил кастрюлю с еще теплыми пирогами на стол, распахнул окно и предложил садиться за стол. Сам я остался стоять у окна. Теперь уже можно было не спрашивать, будет шторм, или же нет. Ветер крепчал, волны бились о борт, некоторые уже захлестывали на причал и докатывались до стены дома.

Я полюбовался этой картиной, потом понял, что мне не хватает для полного комфорта и взял пирожок.

— Как ты ухитряешься быть таким худеньким, Яромир? — не выдержала Джамиля.

— Боюсь, дорогая, что за последний месяц я съел столько же, сколько за весь предыдущий год. Море пробуждает во мне совершенно непристойный аппетит.

Стоян распахнул дверь и местные служащие торопливо накрыли на стол. Шторм взбудоражил всех, поэтому мои сотрапезники тарелки отставлять не стали. Потом мы разбрелись по диванам. На этот раз нам предложили занять две комнаты, смежные со столовой. Мы легли и через несколько минут я уже крепко спал.

Проснулся я, когда солнце еще только выглядывало из-за горизонта и подумывало о времени подъема. Меня скрутил новый приступ морской болезни. Я перебрался в столовую, сделал себе солидный бутерброд, и, откусывая на ходу, распахнул окно. Да, морская болезнь была права. На море был шторм. Меня немедленно захлестнула волна, я еле успел спрятать бутерброд под куртку. Тем не менее, отойти я не хотел. Я стоял, любовался бушующей стихией и жевал.

В комнату вошла Джамиля.

— Что ты так рано?

— Только не говори, что меня легче убить, чем прокормить, — засмеялся я. — Кстати, теперь ты видишь, как легкомысленно ты желала взять меня третьим мужем? Ты бы на меня одного не заработала!

— Ну так возьми меня третьей женой, — Джамиля пожала красивым, округлым плечом, соблазнительно прикрытым прозрачной тканью.

— Ты не замерзла?

— Замерзла, конечно. Ушел, оставил меня одну.

— Черт побери, вся одежда осталась на корабле. Интересно, туда можно попасть?

— Может быть проще попросить дополнительные одеяла у местных сотрудников? — предложила Джамиля.

Я кивнул и вышел.

— Доброе утро, Всеслав. Скажите, на корабль можно попасть?

— Сейчас? — удивился пограничник.

— Да. У Джамили нет ничего теплого. Она замерзла.

Всеслав подумал.

— Нет, господин Яромир, на корабль соваться сейчас не стоит. Шторм его не задевает, но может случиться прорыв восьмого измерения. Но, знаете, у нас в гостинице есть теплые халаты. Могу принести.

— Буду вам очень признателен, — улыбнулся я и подумал, что мой брат бы уже завалил всю заставу более или менее крупными купюрами. Я же, хоть убей, не мог обидеть человека рублем. Точнее, короной. Но эту поговорку принято было произносить так же, как и восемь столетий назад. Наверное, потому, что Мечислав мог обидеть короной только себя, нежно любимого. И все его наследники унаследовали от него это качество. Еще я подумал, что заплатить все-таки нужно. Со мной и моими спутниками носятся здесь, как с писаной торбой. Чаевые не чаевые, а премию дать надо. Только не забыть сказать об этом Всеволоду.

Всеслав принес нам груду теплых халатов, одеял и подушек.

— Я подумал, что вы не можете заснуть от холода.

— Скорее от голода, — усмехнулась Джамиля и протянула мне аппетитный бутерброд. Я с энтузиазмом взял его и снова принялся жевать.

— Морские прогулки идут вам на пользу, господин Яромир, — улыбнулся Всеслав и пошел к двери. — Я прикажу подавать завтрак.

Шторм длился весь день. За это время мы успели несколько раз плотно закусить и несколько раз легонько перекусить. Еще мы погуляли по набережной, забрались на восьмой надводный этаж, постояли там, для аппетита. По крайней мере, у меня он улучшился. Потом прогулялись на двенадцатый подводный этаж. Местные служащие решили, что хоронить нас будет менее разорительно, чем шестой раз за день кормить обедом. Даже если придется справлять поминки за счет заставы.

К вечеру ветер утих, но море еще не успокоилось. Есть я больше не мог, поэтому, предложил пойти спать. Утром меня разбудило яркое солнце, заглядывающее в окно — спать мы легли на восьмом надводном этаже. Нет, бедных пограничников было просто жалко. Уже вчера они принимались с тоской подсчитывать дни до моего следующего визита.

Я выглянул в окно — море успокоилось и играло всеми переливами синего цвета.

— Можно плыть домой, дорогая. Дня через три будем в Дубровнике, а там пересядем в экипаж — и — в Медвежку. Мой брат уже, поди, с ума сходит от волнения, и разогнал всех служащих, до которых только смог дотянуться.

— Твой брат? А кто он?

Я вздохнул и присел на край кровати.

— Мой младший брат, Вацлав. Точнее, его зовут Венцеслав. Он князь и наследник престола Верхней Волыни. Я путешествовал инкогнито, поэтому не говорил тебе. Я король Верхней Волыни, дорогая.

Джамиля села на кровати.

— Король? Ты? Но это…

— К сожалению, это правда, дорогая.

Я порылся по карманам и нашарил верхневолынские деньги.

— Вот, смотри.

Джамиля уставилась на мой профиль, нарисованный на купюре, потом перевела растерянный взгляд на меня.

— Почему это тебя так огорчает?

Джамиля была готова расплакаться. Я обнял ее.

— Чем тебе так не нравятся короли? Нет, я понимаю, работенка у нас поганая. Да я и сам от нее не в восторге. Но к чему так расстраиваться?

— Я поехала за тобой, думала, что я тебе нужна. А для короля я просто игрушка.

Я вздохнул.

— У моего брата, дорогая, есть доверенный секретарь. Он настолько уверился, что Вацлаву по должности положено быть владетельной сволочью, что он за него прочитал себе нотацию, потом сам же на него обиделся, а когда мой брат попробовал растопить лед, ругал его битых два часа подряд.

— И что Вацлав? — заинтересовалась Джамиля.

— Терпел, — вздохнул я. — Это, и правда, нам с ним по должности положено. А я смотрел на них и развлекался. А вот теперь я и сам оказался в этой шкуре. Дорогая, поверь, я пригласил тебя с собой потому, что ты нужна мне. Я не мог предложить ничего большего только потому, что мы с тобой мало знакомы. Мы с тобой представители различных культур, и не известно сможем ли их совместить без вреда для здоровья. Если у нас получится, то мы поженимся. Ты согласна?

Джамиля растеряно выслушала меня и решительно покачала головой.

— Ты не можешь быть королем.

— Почему?

— Ты не приказываешь, ты просишь.

— Ну, дорогая, ты не моя подданная. И, кроме того, как можно приказать полюбить? Я бы и рад, да звучит нелепо.

Я встал с постели и подошел к двери.

— Всеволод! О, здравствуйте, Стоян. Я хотел попросить вас удостоверить мою личность перед моей дамой. Вы же знаете, я путешествовал инкогнито.

— Да, ваше величество. Госпожа Джамиля…

— Не надо. Я поняла.

Джамиля гордо выпрямилась, встала с постели и подошла к окну. Я подошел к ней и обнял за плечи.

— Не обижайся на меня, дорогая. Я, правда, не мог сказать тебе раньше. К тому же, это ничего не меняет.

— Для меня меняет, — отрезала Джамиля.

— Что?

— Я хочу домой.

— Я прикажу подготовить корабль. Но я прошу тебя, останься, дорогая.

Джамиля бросила на меня недоверчивый взор, а потом вдруг обняла и пылко поцеловала.

— Я подумаю, — лукаво улыбнулась она.

Я радостно засмеялся.

— Дорогая, ты можешь подумать до завтрака. Кстати, мы уже опаздываем. Я бы не хотел пить остывший чай. А ты?

Джамиля засмеялась, и мы пошли к столу.

Глава 19 Возвращение блудного короля

В промозглый, дождливый четверг, семнадцатого ноября князь Венцеслав сидел в своем кабинете во Дворце Приемов и разбирал бумаги. В дверь осторожно постучали и в кабинет заглянул помощник князя Светозар.

— Вам письмо, господин Венцеслав.

Вацлав протянул руку, глянул на конверт и встрепенулся. На конверте значилось только его имя, написанное размашистым почерком его брата. Вацлав вскрыл конверт и прочитал: «Дорогой Вацлав, постарайся, пожалуйста, не задерживаться сегодня на работе. Я соскучился и очень хочу тебя увидеть. Пригласи на ужин Милана с Лерочкой и Яноша. Яромир».

— Кто доставил письмо?

— Курьер из дворца. Он не стал ждать ответа, просто спросил на месте ли вы и попросил отдать письмо незамедлительно.

— Отлично. Пригласи ко мне Милана, или он у себя? И Яноша.

В этот момент в кабинет, как обычно, без стука и прочих излишних условностей, вошел Милан.

— Мне послышалось, или я и в самом деле зачем-то тебе нужен?

— Где ты мог это слышать? — удивился Вацлав.

— Твоя селекторная связь пока не отработана и время от времени начинает барахлить. Или это твои служащие хотят быть в курсе дела?

Вацлав бросил гневный взгляд на Светозара.

— Проверьте и доложите.

Светозар побледнел и вышел.

— Кажется, верным является мое второе предположение, — вздохнул Милан. — Так зачем я тебе нужен, Вацлав?

— Читай, — Вацлав протянул своему доверенному секретарю лаконичное послание Яромира.

— А где Янош? — проговорил Милан.

— Я сказал Светозару. Если он не забудет… Кстати о забывчивости. Разгоню-ка я завтра весь штат своих секретарей. А то эта история с селекторной связью мне совсем не по вкусу.

— Поручи это лучше Всеволоду, — посоветовал Милан. — Раз приехал Яромир, то и Всеволод должен был вернуться.

— У тебя совершенно садистские замашки!

— Да брось ты! Лично я предпочту иметь дело с нашим бесстрастным полковником, чем с гневным князем. Думаю, не я один придерживаюсь такого мнения.

— Просто ты никогда не имел дела ни с тем, ни с другим, — засмеялся Вацлав. — Но меня сейчас больше занимает другое. Ты не знаешь где наши жены?

— Так же, как и ты, — пожал плечами Милан.

Иллария и Валерия с целью скорейшего ознакомления с Верхней Волынью разработали обширную программу экскурсий по Медвежке и Медвенке и методично проводили ее в жизнь. Где они окажутся вечером, предсказать было трудно. Они с равным успехом могли оказаться как во дворце королей Верхней Волыни, так и в княжеской резиденции в Медвенке. Но это естественно. Сестрам хотелось поскорее освоиться в Верхней Волыни, и они с равным энтузиазмом посещали музеи, театры, выставки, памятники старины и многочисленные лавки, и магазины. Правда, ночевать они приезжали домой. Милан и Вацлав, в целях облегчения жизни своим любимым, предлагали временно поселиться вместе — либо в обширной резиденции верхневолынских князей в Медвенке, либо же в королевском дворце в Медвежке. Вацлав одинаково хорошо освоился и в тех и в других апартаментах, а Милан — одинаково плохо. Но здесь дамы неожиданно завозражали и сообщили, что предпочитают жить каждая у себя дома. А когда Милан попробовал убедить дам что это, в сущности, не имеет значения, и что у него лично вообще нет постоянного места жительства, бомж можно сказать — должности и. о. князя в природе не существует, но тут вмешались все трое. Вацлав возмутился и сказал, что Милану должно быть стыдно говорить такие вещи, а Ларочка и Лерочка мило улыбнулись и сообщили, что не хотят переезжать только потому, что не знают куда. Поэтому Вацлав и Милан весь последний месяц пытались отгадать, кто из них сегодня будет ужинать в компании двух прекрасных дам, а кому придется коротать досуг за книжкой. И ладно Милан — ему приходилось частенько коротать досуг за книжкой, даже когда сестры ужинали с ним. Нужно же было делать домашние задания! Но Вацлаву то это было ни к чему. Правда, он занялся разработкой проблемы многомерной межпространственной связи. Вроде бы математически все было просто, он довольно быстро построил шестимерную математическую модель. Но вот практически Вацлаву никак не удавалось сделать систему достаточно надежной и компактной. То она самопроизвольно включалась, а то ее забывал выключить кто-нибудь из секретарей. Вацлав жалел, что не может привлечь к этому делу ни Милана, ни Яноша — оба и так были чертовски загружены, и всерьез подумывал заменить свое ближайшее окружение.

— Ну где же Янош? — нетерпеливо проговорил Вацлав.

— Слушай, ты поезжай, а мы с Яношем подъедем позже. Все равно у меня с собой экипаж.

— У Яноша тоже, — хмыкнул Вацлав. — Но ты прав, я поеду.

Вацлав повернулся к двери и столкнулся с Яношем.

— Здравствуйте, — вежливо сказал молодой человек. — Вы меня звали, Вацлав?

— Да, Янчи. Приехал Яромир и зовет нас всех на ужин. Так что постарайся не задерживаться.

Янош встрепенулся.

— В таком случае, поехали сейчас. Могу я раз в жизни воспользоваться вашим высоким положением?

— По-моему как раз ты это делаешь постоянно, — усмехнулся Вацлав и ласково потрепал молодого человека по плечам. — В таком случае, поехали. Я и так уже полчаса жду, пока вы соберетесь!

Молодые люди спустились вниз. Все трое были обременены разнообразными делами и проводили довольно много времени в разъездах. Милан мотался между университетом, Дворцом Науки и Дворцом Приемов, Вацлав — курсировал примерно по тому же маршруту, только в университете он посещал исключительно лаборатории, а Янош облюбовал дорогу между финансовым факультетом университета и Дворцом Приемов. Поэтому все трое были при собственных экипажах.

— Вот, всегда так, — ворчал Янош, подбегая к своим лошадям. — В этой жизни никогда не бывает золотой середины. Либо все, либо ничего. Нам на троих всегда хватало одного экипажа, по крайней мере, если мы идем в одну сторону. А у нас или три, или ни одного!

Через несколько минут все трое уже оставили свои экипажи у королевского дворца. Вацлав торопливо пошел в покои брата, Милан и Янош шли за ним след в след. Вероятно поэтому, когда Вацлав распахнул дверь кабинета Яромира и замер на пороге, Милан и налетел на него самым невежливым образом. Яношу удалось вовремя притормозить.

Вацлав ошеломленно сделал три шага вперед и снова замер. Милан протиснулся в кабинет и, наконец, увидел, что именно повергло его шефа в такое изумление. В удобном кресле у журнального столика сидела роскошная женщина. Судя по всему, она была выше среднего роста и пышного сложения. Одета она была в полупрозрачный брючный костюм цвета бледно-розовой розы. Шаровары были стянуты у щиколотки рубиновыми застежками, темно-розовые туфли на высоком каблуке украшали рубиновые пряжки, тонкая талия подчеркивалась свободно застегнутым рубиновым поясом, туалет дополняли рубиновые же ожерелье, диадема, браслеты, серьги, кольца. Впрочем, даме совершенно не обязательно было надевать на себя целое состояние, чтобы ее заметили. Может быть, и есть мужчины, которые предпочитают женщин со спортивной фигурой, но мужчин, которые могли бы не заметить красоту такого лица, еще никто не придумал. Черные глаза-блюдца, четко очерченный нос, подбородок, словно нарисованные брови, румяные щеки, черные, вьющиеся волосы.

Завидев вошедших, дама смущенно встала. Милан усилием воли оторвал взгляд с роскошной фигуры незнакомки и недоуменно воззрился на Вацлава. Тот ответил ему аналогичным взглядом и сделал еще шаг вперед.

— Здравствуйте, госпожа, — вежливо проговорил он. — Простите, что так ворвался к вам, но я думал застать тут брата. Меня зовут Венцеслав.

Дама приложила руку к груди и поклонилась.

— Здравствуйте, ваше высочество.

Вацлав растеряно помолчал, потом спросил.

— Может быть, вы подскажете мне, где бы я мог найти Яромира?

— Я сейчас позову его, — предложила дама.

— Что вы, не беспокойтесь, — возразил Вацлав. — Скажите где он, и я немедленно уйду. Мне и так неловко, что я так ворвался к вам и нарушил ваше уединение.

Милан бросил на начальника убийственный взгляд.

— Князь довольно хорошо знает эти апартаменты, госпожа. Кстати, Вацлав, может быть ты докажешь это на деле?

Звук голоса Милана подействовал на Вацлава как холодный душ. Из кабинета Яромира одна дверь вела в коридор — через нее они и зашли, а другая — в комнату отдыха. Вацлав пошел было туда, но тут дверь, через которую они зашли, снова распахнулась, и в комнату вошел Яромир. В руках он нес поднос, на котором стояли кувшин, бутылка вина, ваза с персиками и два бокала.

— Вацлав, — радостно воскликнул он, — ты молодец, что так быстро приехал!

Вацлав посмотрел на брата еще более изумленными глазами, чем на восточную красавицу. Яромир тем временем поставил поднос на журнальный столик, подошел к брату и обнял его.

— Я очень соскучился, Вацлав.

Вацлав обнял брата, потом отстранился, осмотрел его, недоверчиво ощупал руками и даже обошел его кругом.

— Ромочка, да ты поправился, честное слово! У тебя и лицо уже не цвета мокрой известки, да и кости не выпирают из-под одежды!

Яромир рассмеялся.

— Не очень вежливо с твоей стороны рассказывать обо мне такие пикантные подробности при моей даме. Кстати, я же не познакомил вас, — Яромир подошел к своей даме, обнял ее за плечи и проговорил. — Дорогая, это мой брат Вацлав. Вон тот темноволосый симпатичный молодой человек — Милан, а этот синеглазый красавец — Янош. Кстати, интересно, о чем я думал, когда собрал у себя в кабинете таких красавцев? Черт побери, господа, я просто забыл об этом. Тем не менее, познакомьтесь, господа. Это Джамиля. Мы встретились в Александрии, это в Египте, Вацлав, и я понял, что без нее мне будет очень, очень грустно плыть домой. Кстати, ты прочитал мое письмо?

— Если бы ты не думал, что я его обязательно прочитаю, ты бы его не написал.

— Отлично, Вацлав, тогда основное ты знаешь, а подробности я расскажу за ужином. Кстати, а где ваши жены?

— Они должны быть с минуту на минуту или здесь, или же у меня, в Медвенке. На всякий случай я послал туда курьера. Так что в любом случае они скоро подойдут, — ответил Милан. — Я не успел вставить слово, Ромочка, но я ужасно рад тебя видеть таким отдохнувшим, посвежевшим и поздоровевшим. Помимо того, что я всегда желал тебе выглядеть исключительно таким вот образом, твой здоровый вид, думается, сохранит мою шкурку. Я и то удивляюсь, что Вацлав не повесил на меня всех окрестных собак, когда прочитал твое послание.

Яромир засмеялся и обнял Милана за плечи.

— У тебя усталый вид, Милан. Много работаешь и мало отдыхаешь. Разве ты еще не понял на моем примере, что это вредно?

Милан, в свою очередь, обнял короля.

— Вацлав прав, ты действительно поздоровел. Иди же сюда, Янчи.

Янош радостно и смущенно улыбнулся, и тоже приветствовал Яромира.

— Но, Яромир, — продолжил Милан, — ты еще не рассказал нам, где познакомился со своей принцессой.

Джамиля сверкнула черными глазами.

— Я не принцесса, господин Милан.

Милан осекся и вежливо поклонился Джамиле.

— Простите, госпожа, это все мое легкомыслие. Я назвал вас так, не подумав.

Джамиля нервно теребила браслет.

— Думаю, вас ввели в заблуждение эти камни, господин Милан, — с досадой проговорила Джамиля. — Эти рубины купил Яромир, я сказала, что могу их надеть, если ему так нравится, но взять их не могу.

— Простите, госпожа Джамиля, — Милан вежливо наклонил голову и перевел взгляд на Яромира.

— Джамиля — лоцман, — самодовольно объяснил Яромир. — Она проводила корабли по Нилу. Мы познакомились с ней у Александрийского маяка. Да, дорогая, пожалуйста, не рассказывай сказки про эти камни. Разумеется, я их купил не для себя. И я не знаю никого, кому бы они подошли лучше, чем тебе. К тому же, согласитесь, господа, если такой невзрачный мужчина, как я, хочет хорошо выглядеть рядом с такой красивой женщиной, то на этой женщине должно быть надето не одно состояние. А какой еще камень может так выразить нежные чувства, кроме рубина? Вацлав то знает силу драгоценных камней, а ты уже проходил это, Милан?

— Я всегда верил в силу камней, — улыбнулся молодой человек. — Особенно выпущенных твердой рукой. Особенно из пращи…

Мужчины расхохотались.

Джамиля с краской в лице наблюдала за реакцией этих важных господ на заявление Яромира. Со слов последнего она знала, что Вацлав — князь, Милан — министр, а Янош — один из секретарей королевской канцелярии, друг и воспитанник Вацлава, Милана и самого Яромира. Следовательно, все трое были весьма и весьма высокопоставленными особами. Конечно, Яромир был король, но относился он к ней как к любимой женщине. У этих троих такой веской причины не было. А Яромир вот так вот бестактно брякнул, что эта вот дама — лоцман на Ниле!

Впрочем, на лицах троих молодых людей она прочитала облегчение, которое выразил за всех в словах Милан.

— Вопреки любимому выражению Вацлава, у меня нет идиосинкразии к труду. Поэтому я очень рад, что вы не принцесса. Честно говоря, никогда не знал как нужно вести себя с такими высокопоставленными лицами. Кстати, раз уж вы не принцесса, то перестаньте именовать меня господином. Ты ведь не возражаешь, Ромочка?

Яромир вздохнул.

— Если я начну возражать, ты мне живо объяснишь, что мне по должности полагается терпеть.

— Тебе — да. Но ведь с тобой дама…

Яромир снова подошел к Джамиле и обнял ее за талию.

— Дорогая, эти трое — самые близкие для меня люди. Постарайся быть снисходительной к их высказываниям.

— Я буду только рада, — искренне улыбнулась Джамиля.

— И я, если позволите, тоже оставлю формальности. Яромир, почему ты принес только два бокала?

— Сходи за остальными сам, — порекомендовал Яромир.

Милан направился к двери, по пути непочтительно подмигнул князю.

— Вацлав, в твои-то годы можно быть уже и менее стеснительным с дамами.

Вацлав расхохотался.

— Твоя правда, мой мальчик. Джамиля, если не возражаешь, давай мы, тоже отбросим формальности. Ромочка называет меня Вацлавом, зови и ты так же. И говори мне ты. Если бы Милан не ушел за бокалами, он мог бы тебе рассказать, что называть кого-либо на вы я просто не способен.

Джамиля улыбнулась, потом вдруг повернулась к Яромиру. В ее глазах застыл вопрос.

— Что, дорогая?

— Яромир, ты пошутил? Твой брат не князь?

— Почему? — удивился Яромир.

— Милан с ним так непочтительно разговаривает…

Яромир переглянулся с Вацлавом и оба расхохотались.

— В таком тоне с Вацлавом разговаривает только Милан. Я и то не позволяю себе такой вольности.

— А почему Милан?

— У Милана две крайности, Джамиля, — объяснил Вацлав. — Или он разговаривает со мной так, как ты только что слышала, или же говорит мне «ваше высочество» голосом, способным превратить только что закипевшую в чайнике воду в глыбу льда. Я предпочитаю первый вариант. По крайней мере, мне не приходится извиняться, если и я выдам ему в ответ что-нибудь в этом же роде.

Через час компания, увеличившаяся с приходом Ларочки, Лерочки и Стаса, за которым Яромир все-таки послал, сидела за ужином. Вацлав расспрашивал брата о путешествии и радовался его хорошему аппетиту. Когда он произнес это вслух, Джамиля неожиданно весело рассмеялась.

— Вообще-то Яромир сегодня почти ничего не ест, — сообщила она. — Если бы ты был с нами в шторм на границе, ты бы знал, что такое хороший аппетит у Яромира.

Вацлав недоверчиво оглядел брата.

— К сожалению, я очень подвержен морской болезни, — серьезным тоном объяснил Яромир. — Так что если нам с тобой случится попасть в шторм, то знай, меня легче убить, чем прокормить.

— Постой, Ромочка, но разве морская болезнь проявляется в этом?

— У меня — да.

— У некоторых все не как у людей, — тяжко вздохнул Милан и засмеялся.

Но Яромир уже заинтересовался более насущными делами.

— Ларочка, ты уже обзавелась постоянным портным?

— Конечно. Мы же с Лерой шили свадебные платья уже в Медвежке.

— Дело в том, что Джамиле нужно одеться по местной моде. К тому же у нее почти нет теплой одежды. А ей же не захочется сидеть целый день дома.

— А чем я еще могу заняться? — возразила Джамиля. — Насколько я поняла, у вас лоцманы не в почете.

— А где им у нас работать? — удивился Милан. — На реке Псёл, что-ли?

— Я тебе показывал Псёл, дорогая. Ты еще обозвала ее ручьем.

Джамиля засмеялась и бросила укоризненный взгляд на Милана. Но тот встретил его с полным спокойствием.

— Джамиля, ты, вероятно, захочешь посмотреть Медвежку. Я организовывал экскурсии для Лары и Леры, и они остались довольны. Было очень интересно, к тому же экскурсовод — такая лапочка!

— Полегче, Милан, — посоветовал Яромир.

— Тебя так волнуют мои моральные устои? — удивился Милан и понял. — Экскурсовод — женщина, Яромир. Из мужчин в кортеже присутствовали только телохранители.

— А может быть, погуляем на троих? — предложила Иллария. — А то Джамиле будет грустно гулять в одиночестве в незнакомой стране.

— Спасибо, госпожа княгиня, но я бы не хотела утруждать вас.

— Интересно, мне ты говоришь «госпожа княгиня», а моего мужа называешь по имени и на ты, — засмеялась Иллария.

Джамиля пожала плечами.

— Он сам предложил перейти на ты. К тому же, обычно женщины более придерживаются принятого церемониала. По крайней мере, у нас, в Египте. Разве у вас, в Верхней Волыни это не так?

— Боюсь, что этого мы с Ларой тоже не знаем, — вмешалась Валерия. — Дело в том, что мы сами родом из Великого княжества Московского. Мы приехали в Верхнюю Волынь к женихам, да так здесь и остались. А там Лара была врачом, а я — фармацевтом. Еще мы с ней занимались наукой. Помимо лаборатории Лара работала в клинике, а я — на фармацевтической фабрике. Короче говоря, занимались внедрением в жизнь последних достижений науки и техники. А что значит быть лоцманом, Джамиля? Это, наверное, очень интересно?

— Это работа, Валерия. Хорошая работа, интересная и довольно неплохо оплачиваемая. По крайней мере, я работаю лоцманом с восемнадцати лет и успела хорошо выдать замуж сестру и женить брата. Правда вот, самая младшенькая моя пока что не пристроена, но Яромир оставил для нее деньги на приданое, а Саид — муж моей сестры, сказал, что с таким приданым он легко сосватает Лайлу второй женой. Мог бы и первой, но Лайла совершенно не хозяйственна.

— Второй женой? — эхом отозвалась Валерия.

— О, господа, вы не знаете, как мы познакомились! — засмеялся Яромир. — Когда мы впервые встретились с Джамилей, она предложила мне пойти к ней третьим мужем. Правда, пришлось бы маленько подождать. Двух старших мужей у Джамили еще не было. Я только одного не пойму. Чем я привлек твое внимание, дорогая?

Джамиля устремила на Яромира обожающий взгляд.

— Красотой. У тебя на редкость утонченная внешность.

— Зачем же ты хотела меня откормить?

— Я сказала, что мне нравятся утонченные мужчины, а не истощенные, Яромир.

Вацлав с видимым удовольствием слушал этот диалог. Если отвлечься от таких мелочей, как возраст собеседников, то можно было бы подумать, что он испытывает к Яромиру отеческие чувства. Местами, вероятно, так и было. По крайней мере, за время долгой, изнурительной болезни Яромира Вацлав настолько привык о нем заботиться, что порой действительно воспринимал его с этой точки зрения. А порой наоборот. Яромир баловал его, и он наслаждался этим.

Через пару часов Яромир перешел на коньяк и серьезную политическую беседу.

— Завтра пятница, Вацлав. Но мне думается, что завтра наши сотрудники прекрасно перебьются без моего присутствия. Послезавтра суббота. Нормальные люди по субботам отдыхают. По крайней мере, с обеда. Я же, по зрелом размышлении, решил начать отдыхать прямо с завтрака. Потом выходные. Послушайте, господа, давайте сделаем так. Завтра — послезавтра мы с Джамилей погуляем вдвоем, а на воскресенье — понедельник устроим что-нибудь совместное.

— Надеюсь, ты не забыл, что в воскресенье у тебя день рождения, Ромочка?

— Нет, ты же слышишь, я уже приглашаю вас поддержать меня в этот трудный день. А во вторник я вернусь к работе. Надеюсь, меня не ждет в кабинете ворох нерешенных проблем?

— Мы не пустили его дальше приемной, — гордо сообщил Янош. — Но с завалом вам придется разбираться как минимум неделю. А ведь будут еще и текущие дела…

— Так, Янчи, вноси в свой план любые корректировки, но уходить домой я буду вовремя, — Яромир подмигнул молодому человеку. — У меня теперь есть личная жизнь, мой мальчик…