Стража

ЧАСТЬ 1 (продолжение)

***

Как и обещал генерал, первый день оказался всего лишь первым днем. На следующее утро, когда за завтраком Тэри объявила план занятий, по столовой пронесся тяжкий многоголосый стон.

– Когда мы все успеем? – раздраженно спросила Келли.

– Не волнуйтесь, успеете, – ответила Тэри, – Программа подготовки пилота истребителя рассчитана на два года. Мы же должны за год сделать из вас пилотов не менее сложных и дорогих машин, чем истребитель. Поэтому программа такая интенсивная.

– Да мы не доживем до конца обучения, – пошутил Валентайн, – Вам придется призывать резервы на замену.

– Нет никаких резервов, – отрезала Тэри, – Не будет никакой замены. Вы единственная группа. И я обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы вы дожили до конца обучения. А теперь быстренько прожевали и проглотили то, что уже во рту, остальное бросили на тарелке, и бегом на занятия!

***

Когда Винсент Мейер говорил о Стражах, его грубый голос смягчался, а в глазах появлялось необычное ласковое выражение, словно у доброго папани, хвалящегося успехами сына-вундеркинда. В какой-то мере Стражи и были детьми Мейера и еще десятков конструкторов, инженеров, механиков.

Сегодня курсанты впервые спустились на самый нижний уровень базы, где располагались хранилища оружия и ангары Стражей. Здесь было темно, тихо и безлюдно, лишь суровые морские пехотинцы, стоящие у входа в ангар, провожали каждого проходящего внимательным взглядом.

Каждый из шести Стражей содержался в отдельной ячейке, дверь которой открывалась в общий круглый «холл». Центр этого помещения представлял собой платформу подъемника, который мог быстро доставить боевые машины на уровень земли. Люк над подъемником, в тридцати метрах над головой, напоминал вход в пусковую шахту ракеты – такие же мощные стальные створки, непробиваемые ничем, кроме разве что ядерной бомбы.

Курсанты заворожено наблюдали, как Мейер вошел в ближайшую ячейку и похлопал Стража по трехпалой ноге, каждый «палец» на которой был размером с холодильник. Эти машины действительно отличались от той, что стояла наверху, в открытом ангаре. При тех же размерах они выглядели более внушительно за счет обтекаемого корпуса, на котором не было заметно никаких амбразур или люков, стволов футуристических орудий по бокам, а главное – из-за массивных рук-манипуляторов, сложенных и прижатых к нижней части корпуса. Благодаря рукам Стражи выглядели почти живыми созданиями, способными не просто двигаться, но и делать что-то, подвластное лишь человеку. В отличие от прототипа, окраска новых моделей Стражей была тускло-серебристой. На боках красовались эмблема Альянса и бортовой номер, от одного до шести.

– Как вы вскоре сможете убедиться, – сказал Мейер, и его голос эхом отразился от стен ангара, – эта шагающая боевая машина уникальна в своем роде. Она может успешно противодействовать любой технике противника – танкам, самолетам, даже таким же шагающим машинам.

– Таким же? – удивленно переспросил Рейн, – Разве у противников могут оказаться аналогичные машины?

– Кто знает? Нам это неизвестно, а все, что неизвестно – допустимо. Мало ли какая техника может появиться на Востоке через месяц или через год. Поэтому Страж создан с таким расчетом, чтобы противостоять не только любой из существующих боевых машин, но даже перспективным образцам техники. Что еще вас интересует? Задавайте вопросы, смелее.

– Расскажите о его устройстве, – попросила Элен, слегка дрожа от волнения и царившей так глубоко под землей прохлады.

– За счет чего Страж работает? Нужно ли его заправлять топливом, как обычную машину? – поддержал ее Валентайн.

– «Сердце» Стража – атомный реактор, питающий электрогенератор, – ответил Мейер, – Тот, в свою очередь, вырабатывает электрический ток для двигателей, сервомоторов и прочих систем. Так что эту машину можно назвать ядерно-электрической. При необходимости, реактор можно отключить, а питание подавать по внешнему кабелю, хотя вы сами представляете, как нелепо выглядела бы боевая машина, за которой повсюду тянется толстенный провод. Но это может быть удобно при техническом обслуживании внутри базы, при перемещении Стражей в пределах ангара.

– А не опасно находиться так близко к ядерному реактору? – спросила Келли.

– Он надежно экранирован и защищен, так что ни о каком излучении или утечке радиации не может идти и речи, – успокоил ее инженер, – В случае аварии или повреждения реактор автоматически глушится.

– Что за необычные пушки? – Лоуренс, задрав голову, указал на короткие ребристые стволы, вдоль которых тянулись тонкие стальные трубки.

– Вооружение Стража делится на четыре основные группы. То, о чем ты спросил – уникальная разработка наших ученых – пушка Гаусса. Ее электромагнитное поле, также питаемое от генератора, разгоняет снаряд до скорости в три-четыре раза выше, чем способен пороховой заряд. Боезапас и ресурс пушек не велик, но каждый снаряд может превратить любой современный танк в груду дымящегося металлолома. Им даже взрывчатка и кумулятивная воронка не нужна – на такой скорости обычная болванка прошивает броню, как горячий нож масло. Заряжание, разумеется, автоматическое, занимает около десяти секунд. За это время в конденсаторах пушки накапливается заряд для очередного выстрела.

– А остальные группы?

– Чуть позади и выше кабины вы можете видеть транспортно-пусковые контейнеры с противотанковыми и зенитными ракетами. Они не являются чем-то необычным для вооруженных сил, такие же используются для вооружения вертолетов, самолетов и БМП. Но они могут оказаться полезными в ситуациях, когда будет исчерпан боезапас пушек Гаусса, или нужно быстро создать обширную зону поражения. В придачу, в состав вооружения Стража входит пятимегаваттный рентгеновский лазер, но он еще толком не испытан. Ну и напоследок – руки вашего Стража тоже могут служить мощным оружием.

– Вы хотите сказать, что возможна ситуация, когда придется вступить в рукопашный бой на этой махине? – Мэй даже присвистнула.

– Почему бы и нет? Боеприпасы не бесконечны. К тому же, чтобы сохранить расчетную скорость, подвижность и массу нам пришлось существенно ограничить боезапас. Снарядов к основным пушкам Гаусса всего по пятнадцать на ствол. Ах да, чуть не забыл – по обеим сторонам от кабины установлены 20-миллиметровые пушки «вулкан», эффективные против пехоты и легкой бронетехники. Скорострельность – до шести тысяч выстрелов в минуту. Ими можно даже ослепить танк, буквально отколупнув с его брони все приборы наблюдения сплошным потоком свинца.

Мейер сделал паузу, позволив рассказу об огневой мощи Стража укорениться в сознании слушателей.

– Но главное оружие Стража, которое делает его уникальной боевой единицей на поле боя, и в которое была вложена львиная доля всех сил и средств, это система взаимодействия пилот-машина, – подвел он итог, – А боезапас к этому оружию, – Мейер постучал себя пальцем по лбу, – вы носите здесь.

– Вы хотите сказать, что неумелый пилот не сможет использовать весь потенциал Стража, каким бы совершенным ни было его вооружение и броня? – задал вопрос Валентайн.

– Верно. Преимущество Стража не в мощном оружии и надежной композитной броне. А в том, что он может отвечать на команды пилота практически с той же скоростью, с которой отвечает на сигнал из мозга ваше собственное тело. Способности Стража зависят только от возможностей пилота, и ими же ограничены. А оружие и броня – всего лишь железо. Чтобы надавить на спусковой крючок много ума не надо. Тот, кто будет полагаться на железо – проиграет. Тот, кто доверится своим рефлексам, интуиции и разуму – победит. Запомните это.

– Как собственное тело… – пробормотала Элен про себя, отвела взгляд от неподвижных рук Стража и опустила его на свою ладонь, то сжимая ее в кулак, то расправляя пальцы, – Что-то невероятное…

– Но с этими особенностями Стража связана и главная проблема пилотирования, – сказал Мейер, – Впрочем, об этом вам лучше расскажет майор Коллинз.

***

– Господи, кто только выдумал этот зубодробительный язык?! – в сердцах воскликнул Лоуренс, в очередной раз споткнувшись о незнакомые, странно выглядящие буквы, – Нормальные люди не могут на нем говорить и писать.

Курсанты еще только начали изучать русский алфавит и произношение, но для некоторых это стало настоящей пыткой.

– Ага, и целая куча новых букв, как будто старых не хватает, – поддакнула Келли, – яти еще эти дурацкие…

Мэй благоразумно промолчала, видимо, прикинув в уме сравнительную сложность русского алфавита и китайских иероглифов. А у Элен вовсе не было повода жаловаться – русский давался ей легче, чем кому-либо из остальных учеников. Ей даже нравились причудливые формы славянских букв.

– На этом языке, между прочим, говорят двести миллионов человек в Российской Империи, в ее колониях и на оккупированных территориях, – строго ответствовала Мария Гончарова, – Лоуренс, продолжай читать и постарайся не глотать звуки, которые кажутся тебе лишними.

– Да не могу я больше, у меня язык уже заплетается!

– Хорошо, сделаем небольшой перерыв, – разрешила Гончарова.

Лоуренс со вздохом облегчения отпихнул от себя учебник.

– Gospoja Гончарова, – поднял руку Рейн, – Вы бы рассказали нам что-нибудь интересное про Россию, чтобы время не терять.

– Что ты хочешь узнать? Историю? Географию? Все это мы будем проходить в свое время на соответствующих занятиях.

– Да нет, мне просто любопытно как там люди живут. На что вообще похожа жизнь в стране, управляемой настоящим живым царем?

Гончарова смерила взглядом его и остальных учеников, словно проверяя – не издеваются ли они над ней. Но интерес в глазах учеников убедил ее в искренности вопроса.

– Как я уже упоминала при первом знакомстве, родилась я в Соединенных Штатах, в семье сотрудников консульства Российской Империи. Но детство мое прошло на родине родителей. Позже, переехав в Штаты, я продолжала читать российские газеты, книги на русском языке, часто общалась с соотечественниками… Вы удивитесь, насколько мало жизнь и быт простых людей в России отличается от жизни таких же людей в странах Альянса. В основном, это культурные, а не идеологические различия. Обычные люди мало задумываются о том, стоит ли царь во главе государства или президент. Идеология берет свое выше, на уровне управленцев, политиков и духовенства. А простые люди везде похожи. Точно так же работают и отдыхают, учатся и развлекаются. И русские тоже любят своих детей, иначе мы не избегали бы войны все эти годы…

– А вот миссис Майнхоф объясняла, что войны не случилось по другой причине, – припомнила Мэй.

– Теория взаимного сдерживания? – пренебрежительно отозвалась Гончарова, – Ракетный экран и баланс сил? Слышала я об этом. Вот только все эти научные теории и политика ничего не стоят без веры и гуманизма тех людей, что их продвигают. Никакой ракетный экран не защитит от тех, кто мыслит только категориями политики, науки и техники. Чтобы теория сдерживания работала – по обе стороны океана должны обитать разумные здравомыслящие люди, любящие жизнь.

– А правда, что русские пьют много водки и дрессируют медведей? – спросила Элен, желая несколько разрядить слишком серьезный разговор, опять зашедший о войне и противостоянии двух мировых сверхдержав.

– Истинная правда, – с улыбкой ответила Гончарова.

– А что, если бы у русских была демократия, а не монархия? – предположил Рейн, – Они бы все равно соперничали с Альянсом и считались бы потенциальными противниками?

– История не знает слов «а что, если бы», – ответила русская учительница, – Но иногда я тоже задумываюсь, какой могла бы стать Россия без самодержавия. Что, если бы октябрьский путч под руководством Ульянова увенчался успехом, а не был жестоко подавлен? Что, если бы на каком-то этапе истории династия Романовых утратила власть, и самодержавие прекратило свое существование, как форма правления и символ государственности? Слишком много «если бы»… Но ничего хорошего для России и русских в этой теоретической возможности я не вижу, как ни стараюсь. Русским нужна монархия со всеми ее достоинствами и недостатками не для того, чтобы управлять государством и народом, нет. Она призвана поддерживать гордость и величие в этом удивительном народе. Утратив самодержавие, русские потеряли бы гораздо больше, чем главу государства – всего лишь человека в горностаевой мантии на троне. Они потеряли бы сам истинный русский дух, то, что на протяжении многих веков делало их уникальной нацией.

***

По вечерам, как бы ни был труден день, курсанты обычно собирались в общей комнате, «гостиной», как окрестили ее с подачи Мэй. Тут стоял телевизор, впрочем, не подключенный к антенне и предназначенный лишь для просмотра видеозаписей и приставочных игр. Зато сюда регулярно доставляли книги и свежие журналы из внешнего мира. Здесь можно было поиграть или послушать музыку. Наконец, просто спокойно поговорить.

Не все и не всегда приходили в гостиную. Некоторые предпочитали проводить свободное время в одиночестве, в своей комнате или гуляя по территории базы. Но сегодня курсанты оказались здесь в полном составе.

Элен коснулась плеча Рейна, сосредоточенно погруженного в чтение глянцевого журнала со спортивным автомобилем на обложке.

– Вот твоя мазь, – Элен протянула тюбик, – Говоришь, из дома привез? На тюбике написано «сделано в Голландии». Так ты оттуда?

Рейн помедлил с ответом.

– Не расспрашивать о прошлом – напомнил Лоуренс, случайно услышавший последнюю фразу Элен.

– Ой, да ладно. Ты что, всерьез воспринимаешь эти дурацкие правила? – спросила Элен, – Что плохого в том, если человек ответит откуда он родом?

Рейн молча перелистывал страницы.

– Отстань от него, Элен, – сказала Мэй, – Он может не отвечать, если не хочет. Давай лучше сыграем в карты. Кто с нами?

– На раздевание? – уточнил Валентайн

– Размечтался!

– Тогда я пас.

– Тебе-то хорошо, – сказал Келли, обращаясь к Мэй, – На тебя достаточно посмотреть и сразу ясно откуда ты.

Мэй показала ей язык.

– Келли, сама не начинай, а? – произнес Рейн, и чтобы разрядить обстановку все-таки ответил на вопрос Элен, – Я из небольшого городка Арнем в Голландии. А до этого жил в Амстердаме. Мое полное имя – Рейнхарт.

– «Сердце Рейна»? Как романтично, – улыбнулась Элен, – Мы же почти соседи, я из Германии. У тебя акцент немного похож на немецкий, вот я сперва и подумала…

– Нет у меня никакого акцента, – буркнул Рейн.

– Нет, есть. Но он такой забавный.

– Ну, по твоей речи тоже не скажешь, что ты…

– Завязывайте, – вмешался Лоуренс, – Ни к чему хорошему это не приведет. Вы уже начинаете доставать друг друга.

– Да пусть болтают, – сказала Келли, – Может, опять подерутся, а то скучно.

– Не дождешься, – возразила Элен.

Келли сделала вид, что ничего не слышала, и отвернулась к телевизору. Мэй смерила ее презрительным взглядом, сложила руки на груди и повернулась к остальным.

– Хотите, расскажу про себя? – с вызовом спросила она.

Открыто возражать никто не стал. Валентайн пожал плечами, Лоуренс что-то хмыкнул, мол, поступай как знаешь. Рейн и Элен тоже были не против. И с их молчаливого согласия Мэй продолжила:

– Да, внешность мне досталась от родителей, а их не выбирают. Если бы я могла поменять цвет кожи и разрез глаз – я сделала бы это не задумываясь; с той страной, откуда родом мои отец и мать меня почти ничего не связывает. Родилась я тут, в Соединенных Штатах. Мои родители бежали из Китая во время экономического кризиса, спасаясь от безработицы и голода. Мое полное имя – Мэй Вонг Чжоу, но зовите меня как раньше.

– Твои родители живы? – поинтересовался Рейн.

– Нет. Расстреляны за шпионаж в пользу Российской Империи четыре года назад, – совершенно спокойно ответила Мэй, словно сообщая о том, что ела на ужин.

– Ты так равнодушно об этом говоришь? – удивилась Элен.

Ей нравилась Мэй, они уже стали подругами. И такое проявление цинизма неприятно укололо Элен.

– Как говорят на Востоке: время лечит любые раны, – философски заметила Мэй, – Кроме того, они понесли заслуженную кару. Они действительно были завербованы агентурной сетью Империи. Собирали и передавали сведения о кораблях, входящих и выходящих из бухты Сан-Франциско. Отец работал в порту грузчиком. Я презирала и ненавидела их на протяжении нескольких лет, пока набиралась смелости…

– Так ты знала?

– Да, я знала. Они даже не пытались скрыть от меня свои контакты и разговоры. Почему они не захотели принять то добро, что сделала для них Америка? Неужели они не понимали, что им здесь будет гораздо лучше, чем в Китае? Мои родители не пожелали хранить верность стране, которая спасла их от голодной смерти. И это был их сознательный выбор, без принуждения. Так должна ли я горевать об их участи?

– Ну, это все-таки родители, – произнес Лоуренс, – Не чужие люди. Плохие или хорошие, но они заслуживают хоть каплю любви и уважения.

– Я лучше приберегу любовь и уважение для тех, кто этого действительно стоит, – сказала Мэй.

– Как же спецслужбы вышли на их след? – подключился к разговору Валентайн.

– Что, профессиональный интерес? – заметила Келли.

– Не без моей помощи, – ответила Мэй, – Мне было тогда двенадцать лет. В тот день отец решил впервые использовать меня как курьера, и я поняла, что пришло время отдать долг стране, которую я привыкла считать своей родиной. Не Китаю, а Соединенным Штатам. Промедли я немного, поддайся на уговоры отца и убеждения матери – оказалась бы на скамье подсудимых вместе с родителями. Я позвонила в полицию из автомата на улице и сказала, что мои родители – шпионы. Мне сперва не хотели верить, смеялись, думали это розыгрыш. Но когда я рассказала все, что знаю – отношение изменилось. Моих родителей арестовали и больше я их никогда не видела… Я не жалею об этом. Тем более, я была уже достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Но по здешним законам до совершеннолетия я не должна была жить одна – мне назначили опекунов, нормальную американскую семью. Они старались окружить меня заботой и лаской. Наверное, думали, что я убита горем поле потери родителей. Но к счастью, прежде чем я успела привыкнуть к этим хорошим людям, мне предложили принять участие в проекте «Зеленый свет». Очень настойчиво предложили, – усмехнулась Мэй.

– Предложили? – переспросила Элен, – А как же генетическое тестирование?

– О чем ты? – Мэй недоуменно взглянула на подругу, – Первый раз слышу про какое-то тестирование. К нам домой просто приехали люди из ЦРУ и велели мне собирать манатки. Если бы я отказалась – меня, наверное, забрали бы силой. Но мне стало интересно. А что за тестирование?

– Неважно, – пробормотала Элен, – Забудь.

– Ну и ну, – произнес Валентайн, – Мэй выложила нам всю свою историю, а никто к ней не придрался. Все прогнозы доктора Сьерра летят к черту.

– Нам что, пойти к Тэри или к самому генералу Блэки и повиниться в содеянном? – спросил Лоуренс, – Подумаешь, какие-то там неписаные правила…

– Отнюдь, – сказал Валентайн, – Я просто хотел сказать, что Мэй теперь как бы… отличается от всех нас.

– Это чем же? – чуть не возмутилась Мэй.

– Я понимаю, что имеет в виду Вэл, – сказала Элен, – Ты, Мэй, открыла нам свою душу, рассказала о себе. А мы пока держим свое прошлое при себе. Хотя я-то была не против рассказать еще при первом знакомстве.

– А почему бы нам не устроить вечера историй? – предложил Рейн, – Пусть каждый вечер кто-то расскажет о своей жизни до прибытия сюда. Даже если это будет неполная или частично выдуманная история, неважно. Важно то, что мы сможем лучше узнать друг друга.

– Есть правила, – хмуро возразила Келли.

– Дались тебе эти правила! – воскликнула Мэй, – Кто будет решать, что нам говорить? Кучка офицеров и психологов, которые считают, что это для нашего же блага? Или все-таки мы сами?

– Идея неплоха, – поддержал Рейна Лоуренс, – Но такое ощущение, что не всем она по вкусу. Кроме того, моя история совсем не такая интересная, как у Мэй, и я не думаю, что она вам понравится…

– Вот и расскажешь ее завтра, – сказал Рейн, – У тебя будет время выдумать красочные детали.

Лоуренс улыбнулся.

– Не торопи события, Рейн. Ты прав в том, что нам надо знакомиться ближе, но пусть это происходит своим чередом, естественным образом. Не нужно назначать кому-то время для выступлений. Завтра, через неделю, через месяц – какая разница? Мы все равно застряли здесь надолго.

– Верно, – согласился Валентайн, – Просто, если кто-то вдруг поймет, что хочет поделиться с остальными своей историей – не надо ему или ей мешать, вот и все. К тебе, Келли, это тоже относится.

– Вы как хотите, – ответила Келли и зевнула, – а я иду спать. Не собираюсь я никому ничего рассказывать. Мне это не нравится.

***

– Первый раз оказавшись в кабине Стража, вы будете удивлены насколько необычно и, в то же время, интуитивно понятно управление. Здесь нет штурвалов или рычагов, как в самолетах и танках. Лишь сенсорные панели и нейроинтерфейс, интегрированный в специальный пилотский шлем. Когда вы освоитесь с азами управления, то ощутите его необычайную легкость и отзывчивость. Боевая машина словно станет продолжением вашего тела, вы сможете слиться с ней, почувствовать каждый ее стальной мускул или электронный нерв, заставить ее двигатели и сервомоторы работать в одном ритме с вашим сердцем…

– Попахивает каким-то извращением, – прошептал Лоуренс.

– Не извращением, а сексом, если уж тебе нравится проводить подобные не слишком пристойные аналогии, – строго поправил его майор Коллинз, – Управление этой машиной чем-то похоже на интимные отношения с близким и любимым человеком, о тайных желаниях и предпочтениях которого вы знаете все, что только можно. Прошу прощения у юных леди за подобные примеры, но уж лучше вы услышите их от меня, а не от ваших похабных напарничков.

Майор Коллинз и шестеро курсантов стояли на платформе-стенде, передняя часть которого в точности имитировала кабину Стража, с пилотским креслом, приборной панелью и прочими деталями.

– Управление Стражем не похоже на вождение автомобиля, танка или другой наземной техники, – продолжал майор, – Больше напоминает пилотаж, когда малейшее движение руки на штурвале может заставить истребитель взмыть на тысячи футов, сделать вираж или сорваться в штопор… – лицо Коллинза едва заметно помрачнело, словно нахлынули неприятные воспоминания.

– Майор Коллинз, разрешите спросить? Вы были испытателем или боевым пилотом? – задал вопрос Валентайн.

– И тем и другим, – ответил Коллинз, – Но это все в прошлом. Не думаю, что мне суждено снова подняться в небо, во всяком случае, не за штурвалом истребителя.

– Не могли бы вы рассказать о своем опыте? Это было бы нам интересно и полезно.

– Сомневаюсь, что расписание занятий и программа обучения предусматривают, что старый пилот-отставник будет рассказывать байки о своей боевой молодости. Если в двух словах – я с детства мечтал летать. Неважно как, неважно на чем – лишь бы оторваться от земли, почувствовать пьянящую свободу полета… Спустя годы, став пилотом истребителя, я вдруг осознал, что мне все еще есть о чем мечтать. Меня тянуло выше, за облака, за пределы атмосферы…

– Вы решили стать астронавтом?! – восхищенно воскликнула Мэй.

– Практически стал. Верите или нет, но я был одним из кандидатов для первого полета на Луну.

– Не может быть! Вы шутите?!

– За несколько дней до запуска «Аполлона» я слышал, как кто-то сказал то же самое в ответ на реплику Нила Армстронга, мол, скоро звездно-полосатый флаг взовьется над пустынной поверхностью Луны. К сожалению, фраза «не может быть» оказалась пророческой. В тот день я видел Армстронга последний раз. Как вы знаете, тот полет окончился катастрофой, наши астронавты так и не высадились на Луне. А второй полет не состоялся, программа была свернута.

– Почему же вас не было на борту «Аполлона»? – спросил Рейн и прикусил язык, сообразив, как бестактно прозвучал его вопрос, учитывая, что экипаж космического корабля погиб, – Эээ… я хотел сказать…

– По иронии судьбы, одна катастрофа уберегла меня от гибели в другой, – ответил Коллинз, – Во время подготовки к полету, из-за неисправностей системы катапультирования я повредил позвоночник. Травма была не слишком серьезной, но медики забраковали меня и заменили дублером. И даже после гибели «Аполлона» меня продолжали браковать до тех пор, пока программа космических полетов не оказалась принесена в жертву «гонке вооружений». Так что моя сокровенная мечта осталась нереализованной. Но хватит о прошлом, пусть оно в прошлом и остается. Мы здесь собрались не для того, чтобы слушать мои воспоминания.

Майор Коллинз подошел к пилотскому креслу в симуляторе кабины, опустился на него и положил руки на широкие подлокотники, играющие роль сенсорных панелей управления.

– В обычных обстоятельствах процесс подготовки к запуску Стража требует времени. И при этом присутствуют как минимум два инженера, один из которых контролирует работу реактора, второй – прочие системы. Но по тревоге стартовать можно и самостоятельно. На панели перед вами расположены экраны навигационной системы и датчики состояния машины, а также кнопки управления вспомогательными и второстепенными функциями, о которых вы узнаете в ходе занятий. Непосредственное управление Стражем осуществляется через сенсорные панели под ладонями рук, а также по нейроинтерфейсу шлема. В это трудно поверить, но опытный пилот может заставить Стража совершать сложные маневры, оставаясь при этом практически неподвижным. Система наведения и управления вооружением проецируется на дисплей специального шлема. Кстати, как видите никаких отверстий и люков для наблюдения в корпусе Стража не предусмотрено. Вся оптическая информация поступает из четырех сенсоров на передней и боковых поверхностях корпуса.

– А если в бою они будут повреждены? – спросил Лоуренс.

– Вероятность попадания снаряда или осколка в крошечный сенсор гораздо меньше, чем в люк, который, к тому же, ослабляет лобовую броню машины. Поля обзора сенсоров перекрываются, так что, даже потеряв три сенсора из четырех, пилот может продолжать движение и бой. Все это вы узнаете и освоите со временем.

– Майор Коллинз, – обратилась к инструктору Элен, – мистер Мейер говорил, что вы расскажете нам о некой проблеме или опасности, поджидающей пилота…

– Ох уж этот Мейер, – улыбнулся Коллинз, – Любит он пугать молодняк.

– Значит, ничего такого нет?

– Нет никакой проблемы, которой нельзя избежать или преодолеть благодаря хорошему обучению и упорным тренировкам. А также благодаря знаниям, опыту и здравому смыслу. Подобно тому, как самым страшным врагом для самолета является поверхность земли, для Стража это самонадеянность, невежество и плохая подготовка пилота. Нельзя пренебрегать физическими законами, особенно если вам придется иметь дело с парочкой наиболее смертоносных и опасных из них. Инерция и гравитация – вот ваши враги. Пока вы не изучите теорию и не наберете десятки часов на тренажерах, к настоящим Стражам вас близко не подпустят.

– Но, майор Коллинз… – подала голос Келли, – Страж ведь не может разбиться, не так ли?

– Нет, не может. Страж оснащен реактивным двигателем, позволяющим совершать высокие прыжки, но даже падение с высоты сто футов вряд ли выведет из строя его механику или электронику. Гироскопы выравнивают машину перед приземлением, а амортизаторы ног смягчают удар. А вот организм пилота, к сожалению, не может похвалиться подобной выносливостью и стойкостью к перегрузкам. Никакие системы амортизации не помогут при запредельных значениях.

– А какова максимальная скорость Стража? – спросил Рейн, – При беге, я имею в виду.

– Около пятидесяти миль в час. Догадываюсь, о чем вы подумали. Это не так уж много, любой автомобиль может разогнаться быстрее. Но дело не в скорости, а в ускорении. Приведу пример, чтобы вам было легче понять. Допустим, вам каким-то чудом удалось проникнуть в кабину Стража без надлежащей подготовки. Первым делом вы освоитесь с простыми движениями, опробуете руки – захваты-манипуляторы Стража, системы навигации и прицеливания. Затем, вам захочется сделать несколько шагов, побежать, подпрыгнуть. Вам покажется, что Страж великолепно слушается управления, и это действительно так. Вы восхититесь, как легко он выполняет команды пилота, и это тоже правда. После этого кто-то решит, что можно игнорировать дальнейшую программу обучения и советы инструктора, и побежит, быстро набрав максимальную скорость. Поверьте, это весьма впечатляющее зрелище – бегущая боевая машина массой более ста тонн, двигающаяся почти как человек, но перемещающаяся при этом на порядок быстрее. Но когда придет время останавливаться, пилот будет ошеломлен навалившейся на него тяжестью перегрузки. Человек после бега может остановиться едва ли не сразу, испытав лишь небольшое действие инерции. Страж, выполняющий приказ пилота, будет стремиться остановиться так же быстро, хотя его скорость в десять раз больше. И ему это удастся. А вот что при этом будет с пилотом?

– А что с ним будет?

– В лучшем случае ваш завтрак окажется на приборной панели, и в наказание вы будете оттирать ее зубной щеткой.

– Фуу…

– Вот именно. А в худшем – может не выдержать сердце или сосуды головного мозга. Кровотечение, потеря сознания… Не хочу вас запугивать, но возможен и смертельный исход. Поэтому сейчас, задолго до начала практических занятий, я хочу вас предупредить – не забывайте о том, что ваши возможности уступают возможностям этой машины, – Коллинз ласково шлепнул по подлокотнику кресла, – А забыть об этом, когда управляешь Стражем, очень легко.

***

– Эээ…треугольник? – неуверенно произнес Рейн.

Тэри вздохнула и положила карточку на стол лицевой стороной вверх. На ней был изображен круг.

– Пожалуй, хватит, – сказала она.

За двадцать минут, что продолжался тест, ни Рейн ни Элен не продемонстрировали никаких признаков экстрасенсорного восприятия. Впрочем, Тэри и не возлагала особых надежд на подобные дедовские методы. Для серьезных исследований были необходимы специалисты и оборудование, а главное – время и множество различных тестов. Но выявление необычных способностей не являлось приоритетной задачей проекта.

Но у Тэри все не шла из головы та запись, сделанная в спортзале. Поэтому она решила на свой страх и риск потратить часок на поиск того, чего, может, вовсе не существует.

Перед тестом с карточками Тэри освежила в памяти еще ни разу не пригодившиеся ей на практике знания и попыталась ввести испытуемых в гипнотический транс. Она воспользовалась наиболее доступным способом – блестящим шариком на леске, но добилась лишь того, что Рейн начал клевать носом, не впадая в транс, а у Элен приключился нервный тик, и взгляд на нее едва не вогнал в транс саму Тэри.

– Док, вы что – ожидали, что мы сможем угадывать эти рисунки, не видя их? – с иронией спросила Элен, – Мы, конечно, хороши, но не настолько же.

– Да ничего я не ожидала, – отмахнулась Тэри, – Но проверить-то не помешает.

Тут ей в голову пришла свежая мысль. До этого, предполагалось, что каждый из испытуемых должен был проходить тест отдельно, полагаясь только на свои чувства и интуицию. А что если попробовать свести их вместе?

– Давайте попробуем еще раз, последний, – сказала Тэри, – После этого я вас отпущу. Элен, сядь позади меня так, чтобы видеть карты, которые я буду показывать Рейну. Постарайся сосредоточиться и мысленно передать ему, что на них изображено, хорошо?

Элен кивнула и села на стул за спиной Тэри. Майор перетасовала стопку карточек и подняла первую, невидимую для Рейна, но открытую для Элен.

– Не торопитесь, – велела Тэри, – Думайте, как следует, оба. Смотрите друг другу в глаза.

Рейн нахмурился, с серьезным видом уставившись на Элен.

– Квадрат? – произнес он после продолжительного раздумья.

Тэри удивленно подняла брови, но тут же напомнила себе, что это может быть совпадением. Должен же он рано или поздно просто угадать.

Она достала вторую карточку.

– Круг, – гораздо уверенней заявил Рейн и не ошибся.

«Неужели получилось? – пронеслась мысль в голове Тэри, – Нет, слишком рано делать выводы».

Она сделала вид, что возвращает карту под низ стопки и берет сверху новую, но на самом деле в ее руке оставалась все та же карта.

– Снова круг, – сказал, улыбаясь, Рейн.

Тэри обернулась и взглянула на Элен. Та пожала плечами.

– Что? Я просто делаю, как вы сказали.

У Тэри все еще оставались сомнения. Немного поколебавшись, она достала из внутреннего кармана и нацепила на нос очки в тонкой золотой оправе. Она никогда не носила их в присутствии других офицеров или солдат, и сразу стала похожа на строгого бухгалтера, по недоразумению облаченного в военную форму. Тщательно осмотрев обратную сторону карточек в поисках каких-либо следов или отметок, Тэри возобновила тест. Рейн угадывал одну карту за другой с поражающей легкостью.

Но в тот момент, когда Тэри уже готова была сорваться с места и кинуться за видеокамерой, чтобы запечатлеть этот уникальный феномен, краем глаза она заметила отразившееся в линзе очков движение. Она подняла очередную карту.

– Крест, – почти сразу же ответил Рейн, и это поставило крест на надеждах инструктора. Скосив глаза на отражение, Тэри увидела, как Элен показывает Рейну скрещенные пальцы.

– Merde! Ну как вам не стыдно? – разочарованно воскликнула Тэри, бросая карты на стол.

Рейн и Элен поняли, что их маленькая хитрость раскрыта и одновременно смущенно опустили глаза.

– Извините, мэм, – пробормотал Рейн.

– Простите, док, – сказала Элен, – Мы просто хотели вас порадовать. Но это была дурацкая шутка.

– Нет, это тест был дурацкий, – со вздохом подвела итог Тэри, – И он закончен. Вы свободны.

– Вы не сердитесь? – спросила Элен.

– Нет, не очень. Но окажись у вас настоящие способности к внечувственному восприятию, это сыграло бы нам на руку, – сказала Тэри, – Хотя я пока ума не приложу, как мы могли бы их использовать? Возможно, это увеличило бы показатель синхронизации со Стражами… Но это дело ученых, я в этом не разбираюсь. Тем более, все равно ничего не получилось. А теперь уйдите с глаз долой, я хочу отдохнуть.

Сконфуженные Рейн и Элен поспешно покинули кабинет. Едва за ними закрылась дверь, Тэри откинулась на спинку кресла и прыснула со смеху.

– Какое изощренное коварство, – проговорила она про себя, – Пробудить надежду и тут же развеять ее в дым… Впрочем, дети не виноваты. Я сама хороша – должна всегда помнить, с кем имею дело.

***

Спустя две недели.

Этим вечером Рейн пришел в гостиную позже обычного. Элен вместе с Мэй и Лоуренсом смотрела записи юмористических шоу и не заметила его появления. Валентайн, который иногда называл телевизор «ящиком для полоскания мозгов», с наушниками плеера в ушах дремал в кресле. Келли равнодушно взглянула на Рейна поверх журнала и вернулась к чтению.

Облокотившись на спинку дивана, Рейн коснулся плеча Элен, ощутив, как она едва заметно вздрогнула.

– Рейн? Боже, ты меня напугал. Обязательно так подкрадываться? – Элен обратила внимание на странное выражение его лица, смесь сомнения и тревоги.

– Садись, чувак! – Лоуренс целенаправленно сдвинулся в сторону Мэй, освобождая место, – Посмотрим шоу Монти. Хотя, на мой взгляд, такими хохмами не насмешить даже детей.

– Но это не мешало тебе хохотать, как ненормальный, пять минут назад, – заметила Мэй.

– Одна хорошая шутка за пять минут – не так уж плохо.

– Нет, спасибо, что-то не хочется, – сказал Рейн, – И так голова гудит от учебы. Элен, как насчет прогуляться немного?

– Куда это вы намылились? – Лоуренс подмигнул Рейну, но тот отмахнулся.

– Да никуда. Просто хочу поговорить, а тут слишком шумно.

– Ох уж эти разговорчики наедине и секреты, – с притворным раздражением сказала Мэй, – Ну, сходи с ним, Элен. Не съест же он тебя, наверное. И не мешайте нам смотреть.

– Ага, – поддакнул Лоуренс, – Не мешайте нам, и мы не будем мешать вам, лады?

Элен встала, оставив диван в полном распоряжении Лоуренса и Мэй. Те, несмотря на внушительные размеры этого самого дивана, продолжали сидеть вместе, касаясь друг друга плечами.

Келли проводила Рейна и Элен подозрительным взглядом, но ничего не сказала и снова уткнулась в журнал. Валентайн приоткрыл глаза, но лишь затем, чтобы полюбоваться профилем Келли, и, возможно, запастись впечатлениями для каких-нибудь своих непристойных помыслов. Мэй оказалась права в своих прогнозах, во всяком случае, наполовину.

– Что случилось, Рейн? – спросила Элен, когда они вышли в пустой коридор.

– Хочу поговорить с тобой, – повторил Рейн.

– А почему мы не можем поговорить в гостиной, или у кого-нибудь из нас?

– Это один из вопросов, которых я хотел бы коснуться. Думаю, не стоит вести разговоры, не предназначенные для чужих ушей, там, где их могут услышать.

– Ты хочешь сказать… нас подслушивают? – удивилась Элен, – Но зачем?

Элен была удивлена не только странными подозрениями Рейна, но и тем, что из всех курсантов он завел этот разговор именно с ней. Да, после той памятной драки в спортзале они неплохо сдружились, и даже слепой заметил бы неуклюжие попытки Рейна ухаживать за Элен. А Элен, узнав Рейна получше, разглядела за невыразительной внешностью сильный характер и доброе сердце, и не скрывала своей симпатии к нему. Но Рейн дружил также с Лоуренсом, да и с остальными был в хороших отношениях. Тем не менее, он выбрал ее.

– Я не знаю наверняка, – ответил Рейн, – Но считаю, что в гостиной есть и скрытые камеры и микрофоны. Насчет наших спален – сомневаюсь. И все же не стоит рисковать.

– «Жучки» в наших комнатах? Какой ужас! Ты хочешь меня напугать?

– Отнюдь. Говорю же, в спальнях вряд ли стоят микрофоны. Они же у нас отдельные. Ты с кем-нибудь разговариваешь, когда одна в комнате?

– Ну, ты однажды заходил…

– Это не в счет. А так – какой смысл устанавливать «жучки» в помещениях, где они почти все время бездействуют? В гостиной – другое дело.

– А ты уверен, что нас не слушают прямо сейчас?

– Не уверен. Но уповаю на поговорку «кто будет сторожить самих сторожей?» Слышала когда-нибудь?

Элен растеряно помотала головой.

– Я это к тому, что если бы они решили следить за каждым нашим шагом – им пришлось бы установить камеры и микрофоны во всех местах, где мы бываем – в спальнях, коридорах, столовой, спортзале, классах, даже в туалетах, черт возьми…

– О, боже… – вздохнула Элен.

– Потребуется слишком много людей, чтобы прослушивать и просматривать все записи. Поэтому, я думаю, они ограничились только теми помещениями, где мы надолго остаемся вместе без присмотра инструкторов. Я бы на месте генерала Блэки поступил так.

– Но ты не можешь точно знать, что «жучков» нет в туалетах?

– Да ну тебя! – не сдержался Рейн, – Я хотел сказать, что в гостиной они есть точно, а в других местах может и не быть.

– Так ты об этом хотел мне рассказать? Поздравляю, я теперь не смогу нормально сходить в туалет, даже если на самом деле никто там за мной не подсматривает.

– Нет, дело в другом, – Рейн выдержал паузу, – Элен, ты никогда не задумывалась о том, что нас ждет?

– Как что? Вроде, все понятно. Нас хотят выучить на пилотов Стражей, хотя я не до конца поняла, почему выбор пал только на нас шестерых. Но что тебе-то кажется странным?

– Говорят, нас выбирали из-за наших генов, – сказал Рейн, – Хотя некоторые из нас, вот сюрприз, не проходили никаких обследований до того, как попали в проект. Но в последнее время я все чаще задаю себе вопрос: неужели какие-то цепочки ДНК, которых без микроскопа не разглядишь, важнее реальных способностей и возможностей? Да взять хотя бы уровень интеллекта – никто им даже не поинтересовался.

– Ну, я лично не считаю себя совсем уж безнадежной дурой, – заявила Элен.

– Без обид, но в этой стране миллион людей умнее и тебя и меня. Я сам на себя удивляюсь – как можно было так отупеть после патриотических речей генерала Блэки, чтобы не обращать внимания на некоторые очевидные вещи. Неужели тебе не показалось странным, что для обучения пилотированию таких мощных, дорогих и жутко секретных машин набрали кучку сопливых подростков, не только не имеющих никакой специальной подготовки, но и не граждан Соединенных Штатов?!

– Тише, не кричи, – Элен огляделась по сторонам, но коридор был пуст, не считая их двоих, – По-видимому, генетическая предрасположенность важнее, чем ты думаешь. Иначе все это действительно теряет смысл…

– О каком генетическом тестировании ты говорила? Как оно проходило?

– Эээ… у меня и у других подростков в нашем приюте взяли кровь на анализ. Объяснили, что это исследование в интересах безопасности Альянса, чтобы выявить наиболее способных и перспективных молодых людей и найти им наилучшее применение. Через некоторое время объявили результаты… Ну, собственно, о результатах сообщили только мне.

– То есть ты понятия не имеешь, в чем заключается это исследование и было ли оно вообще?

– Да зачем им было врать? Все звучало вполне логично.

– Логично, если бы речь шла об отборе для телевизионного шоу. А мы вляпались в сверхсекретный военный проект.

– Ну, вляпались. Причем по собственной воле. Но генерал Блэквуд и остальные, кто стоит во главе проекта, не идиоты. Раз набрали нас – значит, мы им подходим.

– Вот именно, – подтвердил Рейн, – Для чего-то подходим. Вопрос на миллион: почему не набрали молодых американских солдат? Неважно, по результатам генетического тестирования или как-то еще.

– Может, у подростков реакция лучше, – нашлась Элен.

– Не спорю. Достаточно вспомнить, как ты мне врезала на второй день. Но хорошая реакция наряду с уровнем интеллекта и памятью сохраняется у человека до тридцати лет, а иногда и дольше. Они могли бы провести отбор среди солдат и выявить нескольких человек, ни в чем нам не уступающих. Но, набрав курсантов из числа военнослужащих, не пришлось бы тратить время и силы на обучение их привычным и знакомым для них вещам. Физическая подготовка, обращение с оружием, воинская дисциплина… Они сильнее, они лучше переносят нагрузки.

– Хорошо, я согласна – не все концы с концами сходятся в этом проекте, – серьезно сказала Элен, – Но где же правда? Что все это означает?

– Я пока не знаю какой вопрос нужно задать самому себе, чтобы начать поиск ответа на него, – ответил Рейн, – Я просто чувствую – что-то не так. И эта неизвестность меня пугает.

– Но рано или поздно мы узнаем правду, разве нет?

– Может быть. Но как бы эта правда не оказалась для нас чем-то шокирующим…

– Не волнуйся, Рейн, – сказала Элен, коснувшись его плеча, – У нас все равно нет другого выхода, кроме как плыть по течению и ждать. Может, твои подозрения вообще беспочвенны.

– Подумай еще вот над чем, – продолжал Рейн, – Допустим, яйцеголовые в погонах по каким-то только им ведомым причинам сделали ставку на нас. Пусть они действительно уверены, что подростки лучше всего подходят на роль пилотов боевых машин, и что мы в чем-то превосходим взрослых «коммандос». Хорошо, из нас месяцами готовят отличных пилотов, мы оправдываем все самые смелые ожидания, генерал Блэки довольно потирает руки… Но что потом?

– А что потом?

– Время же не стоит на месте, Элен. Через три-четыре года все мы выйдем из возраста, наиболее подходящего для планов тех, кто затеял проект «Зеленый свет». И что дальше? Миллионы долларов потрачены на шестерых мальчишек и девчонок, а они взяли да и повзрослели. Нас что – сменит очередная группа сопляков, которых придется заново готовить?

– Ты забываешь, что через пять лет мы будем пилотами с опытом и стажем, – напомнила Элен.

– Через пять лет мне стукнет 21, – сказал Рейн, – И ты полагаешь, я все еще буду пилотом Стража? Тогда почему бы не набрать двадцатилетних курсантов и не обучить их за год? Результат тот же.

– Да откуда мне знать? – Элен начала закипать. Рейн задавал слишком много вопросов, которые ее интересовали, но ответов не было ни у него ни у нее, – Я думала, ты мне хочешь сообщить что-то важное. А не просто поделиться своими домыслами. Ты меня расстроил.

– Я просто не мог держать все в себе, – виновато развел руками Рейн, – Я должен был кому-то рассказать.

– А почему именно мне? – спросила Элен после небольшой паузы, – Лучшей кандидатуры не нашел?

– Думаю, я могу тебе доверять, – ответил Рейн, – И я хочу рассчитывать на тебя, если возникнет такая необходимость.

Сердце Элен забилось чаще. Она не понимала, что творится между ней и Рейном, но чувствовала, как между ними устанавливается некая невидимая связь. Элен подумала – а выбрала бы она Рейна, чтобы поделиться своими сокровенными мыслями? Ну, из трех имеющихся в наличии парней – точно его, уж очень небогат выбор. Но она все еще колебалась.

– Там, – Элен ткнула пальцем в сторону гостиной, – четыре человека, которые плывут с нами в одной лодке. Если ты решил довериться мне, может, стоит и с ними поговорить?

– Возможно, позже, – ответил Рейн, – Когда будет что сказать. Думаю, к тому времени остальные и сами начнут сомневаться и задавать себе вопросы.

– Не хочешь раньше времени поднимать волну?

Рейн кивнул.

– Пусть пока волнуюсь только я.

– Если бы, – фыркнула Элен, – Теперь ты и меня заразил своим волнением. Иди-ка ты лучше спать. Пойдем, провожу тебя.

У двери своей комнаты Рейн неожиданно остановился и обнял Элен за талию, притянув к себе.

– Но ты же мне веришь? – прошептал он, – Веришь, что я не выдумываю и не сгущаю краски?

– Я… – Элен запнулась, не зная, как реагировать, – Я не знаю… Да, наверное…

Рейн наклонился и поцеловал ее. У Элен было достаточно времени, чтобы ощутить, какие мягкие и теплые у него губы, но она словно оцепенела и не понимала, что происходит. Оттолкнуть его, или ответить на поцелуй – ни та, ни другая мысль не успели прийти в закружившуюся вдруг голову. А потом все закончилось.

– Спокойной ночи, Элен, – Рейн разжал объятия и скрылся за дверью своей спальни.

– Эээ… спокойной ночи, – пробормотала Элен, стоя перед закрытой дверью. Она уже жалела, что Рейн так быстро ушел, но войти или постучать в дверь не хватило духу.

***

Как и предупреждал Лоуренс, история его жизни и попадания в проект не отличалась оригинальностью. Он родился и вырос в городке Анже на северо-западе Франции. Отца Лоуренс почти не помнил, тот пропал без вести, когда мальчику было четыре. Спустя шесть лет умерла от рака его мать, и Лоуренса взяла на воспитание тетка.

Хотя он окончил школу с отличными оценками, о дальнейшем образовании можно было только мечтать. Надо было устраиваться на работу, чтобы не сидеть на шее и без того небогатой родственницы. Поэтому, когда на пороге появился офицер вооруженных сил Альянса и протянул официального вида конверт с предложением принять участие в неком научном проекте, Лоуренс воспринял это как подарок судьбы. С его точки зрения это не только решало все проблемы, но и позволяло достичь большего, чем если бы он окончил самый престижный европейский университет.

– То, чем мне предстоит заниматься здесь, – сказал тогда Лоуренс, – это настоящее дело. Я чувствую, что реально способен чего-то добиться, принести пользу. Может, даже стану героем и мою рожу будут малевать на постерах и сувенирных футболках. Стань я юристом, как хотела, наверное, моя бедная мама, я бы загнулся от тоски, перекладывая бумажки с места на место.

С того дня минула неделя. А сегодня пробило на откровенность Рейна. Речь зашла о том, кто какую профессию выбрал бы, не окажись они все в проекте «Зеленый свет». Мэй сказала, что в детстве мечтала стать врачом, Лоуренс отпустил обычную пошлую шуточку, насчет того, что он бы не прочь поиграть с ней «в доктора и сестричку» и тут же получил локтем в живот, а Рейн едва заметно встрепенулся при этих словах и помрачнел. Лишь несколько минут спустя он заставил себя открыть рот. Сначала его голос звучал спокойно и неторопливо, но ближе к концу в нем прорезались истинные, скрываемые чувства.

– Мой отец был хирургом, – произнес Рейн, – А мама – медсестрой, его ассистенткой. Они познакомились и влюбились на работе, и с тех пор не расставались и любили друг друга всю жизнь… До самого конца.

– Они… умерли? – осторожно уточнила Элен, хотя уже видела ответ в глазах Рейна.

– Слыш, чувак, ты извини за шутки, я же не знал, – сконфузился Лоуренс, но Рейн махнул рукой, мол, неважно.

– Давай, Рейн, – подбодрил его Валентайн, – Мы слушаем.

– Они погибли, – продолжил Рейн, отвечая на вопрос Элен, – У нас была очень дружная и счастливая семья. Мы часто проводили выходные вместе, ездили на пикники, экскурсии, за покупками. Отец и мама баловали меня, дарили подарки… Они, наверное, хорошо зарабатывали, но тогда меня это не интересовало. Я просто чувствовал, как они любят меня и друг друга, и как нам хорошо вместе. Я думал, так будет всегда…

Элен напряглась, предчувствуя неприятный поворот в этой истории. В этом мире слово «всегда» слишком часто оказывалось пустым звуком. Хотя Рейн обращался не напрямую к ней, а вокруг сидели еще четверо курсантов, она волновалась, словно он открывал ей душу с глазу на глаз.

– Жили они счастливо и умерли в один день, – тихо произнес Рейн, – Почти как в сказке, только это была не сказка, а кровавый кошмар для десятков людей.

– Несчастный случай? – спросила Мэй, – Катастрофа?

– Нет, это не был несчастный случай, – ответил Рейн, – Но мои родители, по крайней мере, погибли, выполняя свой долг. Это произошло четыре года назад…

Элен с содроганием осознала, что, кажется, понимает, о какой трагедии говорит Рейн. Она вспомнила недавний урок истории с миссис Майнхоф, тему международного терроризма и примеры террористических актов. То, как напрягся Рейн, когда инструктор говорила о волне взрывов, прокатившихся по столицам европейских государств как раз четыре года назад.

– Это ведь был теракт, да, Рейн?

Рейн кивнул.

– Взрыв в Амстердаме в августе восемьдесят восьмого. Проклятый год, проклятые неонацисты со своим гребаным давно сдохшим кумиром… И в результате – вероломный и подлый удар по невинным людям.

– Ты можешь не продолжать, если воспоминания слишком болезненны, – Элен положила руку на плечо Рейна, но он словно не заметил этого, поглощенный своими мыслями.

– В трех кварталах от больницы, где работали мои родители, находилось посольство какой-то африканской страны. Я даже не помню точно, то ли Мозамбик, то ли Чад… Вот оно-то и стало мишенью тех ублюдков. Взрыв прогремел у ворот посольства, пострадали в основном обычные прохожие. Тут же все вокруг заволокло дымом и пылью, поднялась паника, улицу запрудили брошенные или врезавшиеся друг в друга автомобили. Машины «скорой помощи» не могли подъехать близко, а люди на тротуаре возле посольства истекали кровью.

Элен с трудом сглотнула. Она почти физически ощущала ту боль, которую причиняли Рейну воспоминания, но понимала, что останавливать его уже поздно. Пусть лучше выговорится, ему станет легче.

– Что было дальше? – произнесла она.

– Отец и мама побежали к месту взрыва, с ними еще несколько врачей и медсестер из больницы. Они оказывали людям помощь прямо на улице, словно во время войны. В газетах их потом называли настоящими героями, так оно и было. И тут… – Рейн запнулся.

– Произошел второй взрыв, – сказал Валентайн, – Так, во всяком случае, писали те же газеты.

– Ага, – кивнул Рейн, – вторая бомба оказалась в одном из автомобилей и сработала с задержкой. Специально, чтобы убить тех, кто помогал и спасал пострадавших от первого взрыва.

– Твои родители действительно герои, – Лоуренс похлопал Рейна по плечу, – Ты должен гордиться ими.

– Да… я горжусь, – по щеке Рейна скатилась слеза, но он быстро стер ее ладонью, – Но с удовольствием прикончил бы тварей, совершивших этот теракт, голыми руками.

– А их так и не нашли?

– Насколько я помню, ответственность за те взрывы взяли на себя сразу несколько террористических группировок, – подала голос Келли.

– Вот именно. А когда подозреваемых больше одного – виноватых никогда не найти. Но все знают, что это немецкие националисты, а за ними стоит Империя. Да и правительство Германии относится к ним, как к нашкодившим детишкам.

Элен стало стыдно за своих соотечественников, допустивших в своей стране возникновение и деятельность столь многочисленной и опасной террористической организации, хотя она и понимала, что Рейну даже не придет в голову в чем-то винить лично ее.

– Точно, – кивнул Лоуренс, – Русские и восточные немцы – это ж лучшие друзья со времен последней войны.

– Даст бог – не последней, – прошептал Рейн, сжав кулаки, – Может, мне еще представится случай…

– Отомстить? Ты что, Рейн? Кому ты собрался мстить – простым людям, не имеющим никакого отношения ни к террористам, ни к политике?

– Политики по обе стороны океана в лепешку разобьются, лишь бы не допустить новой войны, – сказала Мэй, но не слишком уверенно.

– Ты не должен считать личными врагами всех, кто живет по другую сторону границы, – добавила Элен, – Все нормальные русские и немцы, и я в том числе, осуждают терроризм и сочувствуют его жертвам.

– Я знаю, – ответил Рейн, – Я понимаю…

– В конце концов, ты же не станешь винить в смерти родителей простых китайских рабочих и крестьян, моих соотечественников? – сказала Мэй, – Хотя Китай тоже в хороших отношениях с Российской Империей.

– Интересное утверждение насчет соотечественников, – отозвалась Келли, – учитывая, что случилось с твоими родителями.

Мэй прищурила свои и без того узкие глаза и взглянула на Келли с явной неприязнью. Она стала похожа на кошку, готовую кинуться на соперницу.

– Может, пришло время поговорить о твоем прошлом? – сказала она, – Не хочешь рассказать о себе?

– Никакого желания, – тут же ответила Келли, – Чего ради я буду открывать душу перед какой-то…

– Заткнись! – рявкнул Лоуренс, – Замолчите обе. Вопрос, хоть и риторический, был задан Рейну.

– Я не испытываю ненависти и жажды мести по отношению к простым людям в России, Германии, – после паузы ответил Рейн, – Но где-то среди них все еще живут те, кто отдал приказ взорвать бомбу, убившую моих родителей. Этот взрыв был не политическим ходом или провокацией. А просто безжалостным и подлым убийством. И я бы многое отдал, чтобы встретиться лицом к лицу с его организаторами. Это все, что я хотел сказать.

***

– Могу я поговорить с вами, док Тэри? – нерешительно спросила Элен, просовывая голову в приоткрытую дверь кабинета.

Тэри отложила в сторону папку с отчетами, в которые ей так и не удалось толком вникнуть, поскольку выводы разных специалистов противоречили друг другу, и вызвала на лицо дежурную улыбку.

– Конечно. Именно для этого я тут и нахожусь, – Тэри украдкой бросила взгляд на часы – начало двенадцатого вечера, – Заходи и присаживайся. В чем проблема?

Элен поморщилась, и Тэри осознала свою ошибку. Такое начало разговора уж очень напоминает прием у врача, а у этой девушки только одна «болезнь» – излишне острая реакция на проблемы.

– Я бы предпочла поговорить с вами не как с профессиональным психологом, а как с человеком.

– Почему бы и нет, – ответила Тэри, рассеяно постукивая карандашом по столу, – Но я все равно рассчитываю на твою искренность и доверие, иначе какой смысл в разговоре по душам?

– Я надеюсь на то же самое с вашей стороны, – сказала Элен.

– Итак?

Элен слегка замялась. Она прошлась по маленькому кабинету, скользнула взглядом по корешкам книг в шкафу, затем покосилась на хозяйку кабинета. Тэри сделала вид, что не заметила, как взгляд этих ярких зеленых глаз изучает ее, пронизывает насквозь, словно рентген. В конце концов, она тоже так умела.

– Я хочу знать правду, – сказала Элен, – Есть ли у меня… у нас надежда на нормальную жизнь?

Тэри удивленно подняла бровь. Она не ожидала подобных вопросов.

– Что ты имеешь в виду под «нормальной жизнью»? – спросила она, – Я понимаю, то, чем вы занимаетесь здесь сложно назвать нормальным, но…

– Когда-нибудь мы закончим обучение и отдадим свой долг Альянсу, – Тэри уловила едва заметный сарказм в голосе Элен при словах «отдадим долг», – Рано или поздно надобность в нас, как в пилотах Стражей, отпадет, ведь так? Мы сможем вернуться в обычный мир и жить своей собственной жизнью, ни от кого не завися? Или нам придется провести всю оставшуюся жизнь на этой или другой подобной базе, только из-за того, что мы слишком много знаем и умеем? Я бы ничуть не удивилась.

Тэри вздохнула, медля с ответом.

– Знаю, тебе не очень нравится проект и перспектива служить интересам Альянса в качестве пилота Стража, – сказала она, – В таком случае, я хочу спросить – что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказалась? Почему согласилась?

– Я уже говорила об этом генералу Блэквуду, – ответила Элен, – Все, что угодно, лучше унылого детства в приюте и столь же унылой жизни после этого. Вкалывать день за днем на какой-нибудь фабрике… это не для меня. Понятия не имею, почему выбор пал на меня и почему генерал Блэквуд не поленился слетать в Германию и поговорить со мной об этом проекте, но я просто не могла не ухватиться за эту возможность. Мне нужны были перемены в жизни, чтобы не сдохнуть от тоски.

– Тогда, что же тебя тревожит? Ты получила то, что хотела – перемены в жизни, недоступные для большей части человечества.

– Вы не понимаете, док. Я никого ни в чем не обвиняю, ни вас, ни генерала Блэквуда, ни тех, кто стоит за проектом «Зеленый свет». Я готова мириться с ограничениями моей свободы, потому что не была свободна, и я не требую отпустить меня на все четыре стороны, потому что мне некуда идти. Вам надо, чтобы я стала пилотом? Без проблем, стану. Может, даже лучшим пилотом в нашей команде. Меня не пугают риск и опасность. Я готова выполнять свой долг, в чем бы он ни заключался. Но все же я живой человек, а не машина. Я хочу знать – будет ли у меня жизнь за пределами этой базы и за рамками проекта? Я должна знать, смогу ли я испытать все те мелкие радости и печали, доступные большей части человечества, – перефразировала Элен слова Тэри.

– Ты не пришла бы ко мне, не рассчитывая услышать правду. И без надежды, что я успокою тебя и заверю, мол, все будет хорошо и не о чем волноваться, – ответила Тэри, – Мне было бы проще так и поступить, но рано или поздно ты все равно распознала бы ложь. Я не стану обманывать тебя, Элен. Обстановка в мире сейчас напряженная, даже в завтрашнем дне нельзя быть уверенным. Возможно, мы стоим на грани новой войны. Но даже если все обойдется, и впереди мирные годы, для вас и для нас это будут годы упорного труда. Годы постоянного напряжения в ожидании удара. Помнишь девиз проекта?

– «Если завтра война», – кивнула Элен.

– Цель нашего проекта – создание мощного универсального оружия, объединяющего в себе уникальные технологии и выдающиеся способности пилотов. То, что шесть Стражей полностью готовы и ждут своего часа в ангаре под базой, а вы, шестеро пилотов, подходящих для управления этими машинами, успешно осваиваете этапы обучения – еще не доказывает успеха проекта. Мы должны обучить вас, провести испытания техники, подготовить ее к принятию на вооружение. А главное – создать систему, на которой будет основана обороноспособность нашей страны. Стратегическую оборонную инициативу. На это потребуются годы… Пилотами вы станете уже скоро, а вот когда вы сможете выйти в отставку и вернуться к нормальной жизни – я не знаю. Когда исчезнет угроза? Когда наступит настоящий, крепкий мир, а не это хрупкое перемирие, длящееся уже почти полвека? Но не стоит впадать в уныние. Жизнь пилота – это тоже жизнь, и надо радоваться каждому прожитому дню. Договорились?

– Я понимаю, – спокойно ответила Элен, – Спасибо вам за откровенность, док. Это много значит для меня.

– Тебе нравится Рейн? – решила сменить тему Тэри.

Элен слегка растерялась.

– Почему вы спрашиваете?

– Работа такая, – Тэри пожала плечами, – Замечаю взгляды, которыми вы обмениваетесь. Вижу, что вы проводите друг с другом больше времени, чем с кем-то еще, не считая занятий, конечно. Он неплохой парень, по-моему. И вы составляете симпатичную пару.

Элен покраснела и опустила глаза.

– Мы не… не встречаемся, если вы это имели в виду. Просто дружим.

– А почему бы и нет, – несколько двусмысленно отозвалась Тэри, – Как я уже сказала, жизнь пилота – тоже жизнь. Надо брать от нее все, что можно. Я бы на твоем месте не отказывалась, если ему придет в голову пригласить тебя на свидание.

– У нас не так много свободного времени, чтобы ходить на свидания, – хмуро ответила Элен, – Да и куда тут идти?

– Значит, будь у тебя время и место – ты бы пошла? – Тэри подмигнула Элен, – Время всегда можно найти, а место не так важно, если ты с человеком, к которому неравнодушна. Не отказывай себе в малом, только потому, что тебе недоступно большее. Живи и наслаждайся, пока живешь. И тогда, возможно, ты поймешь, что все не так плохо, как казалось вначале.

Элен погрузилась в собственные мысли.

– Полагаете, Рейн неплохой? – пробормотала она, – Я могу ему доверять?

– Конечно, – сказала Тэри, – Надо же кому-то доверять. По крайней мере он от тебя не сбежит – это уже будет считаться дезертирством. Смотри только, как бы Келли или Мэй не отбили твоего парня. Хотя, насколько я могу судить, они уже сделали свой выбор.

Элен опять смутилась.

– Он пока не мой парень, – сказала она.

– Ага, пока, – с улыбкой согласилась Тэри, – Но время-то не стоит на месте. Только вы это… будьте поаккуратнее. Уроки полового воспитания у вас были? Ну, ты понимаешь, беременный пилот нам совершенно ни к чему.

Элен вспыхнула.

– Об этом и речи идти не может! – воскликнула она.

– Да-да, ничуть не сомневаюсь, – ответила Тэри.

***

Дни летели, словно птицы, похожие друг на друга, но каждый приносящий что-то новое. Миновали один за другим все три летних месяца, наступила осень. Но в калифорнийской пустыне один сезон отличался от другого лишь датой на календаре.

Курсанты уже отметили дни рождения Элен, Мэй и Валентайна, следующим на очереди был Рейн. Элен ломала голову, что ему подарить.

Впрочем, голова у нее раскалывалась и по другой причине. Генерал Блэквуд еще в первый день обещал интенсивную и нелегкую программу подготовки, и не бросал слов на ветер.

Утром, после разминки и завтрака, начинались уроки теории, продолжающиеся до обеда. Затем, после двухчасового перерыва, курсанты приступали к практическим занятиям, включающим тренировки на виртуальном тренажере, имитирующем кабину Стража.

Только уверенно освоившись с управлением, будущие пилоты получили доступ к настоящим машинам. Простые движения, работа с навигационными приборами и системой управления огнем не вызывали особых трудностей, но бег, прыжки и использование реактивного ускорителя требовали длительных тренировок. Хотя они проходили в специальном ангаре, вдоль стен которого натягивалась сеть упругих стальных тросов, никто не сидел в кабине вместе с пилотом, следя за его действиями и предупреждая об ошибках. Никто не успел бы вмешаться, допусти пилот критическую ошибку. Молодые люди учились рассчитывать только на себя, полагаться на полученные знания, феноменальную реакцию, интуицию и быстро накапливающийся опыт.

Только вечером, после ужина, у курсантов оставалось немного свободного времени. Но способы его провести не отличались разнообразием. Конечно, никто не запрещал курсантам перемещаться по территории базы, но мало кого прельщала прогулка по выжженной солнцем пустыне, где взгляду не за что было зацепиться. Элен время от времени поднималась наверх, лишь бы не забыть, как выглядят солнце и небо.

Ночью же, опуская на подушку гудящую как колокол голову и закрывая глаза, Элен вновь переживала события минувшего дня. В голове словно бушевал ураган из обрывков фраз и осколков образов, к утру волшебным образом превращающийся в упорядоченный архив полезных знаний и опыта.

Иногда, этот тяжкий груз вываливаемой на курсантов информации не давал ей покоя и во сне. Порой Элен снилось, как она управляет Стражем. Она также видела во сне своих инструкторов и напарников. Чаще всего, конечно, Рейна.

Элен не раз ловила себя на мысли, что с нетерпением ждет начала следующего дня, ведь она снова увидит Рейна, окажется рядом с ним, услышит его спокойный мягкий голос с забавным акцентом, будет чувствовать на себе его ласковый взгляд. Элен влюбилась первый раз в жизни, и потому еще не распознала это чувство.

Надолго запомнилось ей смешанное чувство восторга и трепета, возбуждение, охватившее ее и заставившее сердце учащенно забиться, когда Элен впервые оказалась в кабине настоящего Стража. Легкими касаниями сенсорной панели приведя в движение многотонную боевую машину, она ощутила невероятную мощь, сосредоточенную на кончиках ее пальцев. Силу, подчиняющуюся любому ее движению и даже желанию.

Управляя Стражем, она словно становилась другим человеком – во много раз более сильным, ловким и быстрым, чем кто-либо еще на этой планете. Впервые с тех пор, как Элен прибыла на базу «Чайна Лейк», ей открылась истина – Страж, самое совершенное оружие, созданное человечеством, находится во власти шестнадцатилетней девушки. В ее власти, в ее руках.