Я не нарушу равновесия миров,
я не коснусь тебя ни взглядом, ни рукой.
Пусть этот мир вокруг, как приговор суров,
мне нет пути отсюда в скорбный твой покой.
Кто мне покажет путь, окольный и глухой,
мне объяснит меня, найдет мои слова.
Но ослепительный, колючий и сухой
песок слепит глаза, откроешь их едва.
Личинка бабочки что знает о ветрах?
Что помнит бабочка о тяжести земли?
И сколько жизней мне идти сквозь тлен и прах,
чтобы глаза мои увидеть свет смогли?
Где я потеряна — затеряна в песке,
и сколько можно — по чужим следам в тупик?
Моей горячей, обескрыленной тоске
где вдруг откроется живительный родник?
Я не коснусь тебя, лишь голову склонив,
скользну по краю боли, что не мне принять
и встречу светлый взгляд, как всех ветров порыв,
и повернется время яростное вспять.
Мне ради этого все суждено пробить,
навылет — молнией, как тусклое стекло,
все вспомнить горестно и радостно забыть,
что бы в ладонях ярко вспыхнуло оно.
Я донесу его, дождись меня, дождись.
Я пронесу его сквозь все, чтоб научить,
и научиться, и познать — как свет и жизнь —
смягченный взгляд того, кто вспомнил, как любить…
Ты не ведал любви — такой,
ты был занят безмерно, слишком,
но придет она в твой покой,
как и в смертного сон мальчишки.
Не тревожься — в пути она,
я ее провожаю взглядом.
Мимо мира — или окна,
словно тень — далеко и рядом.
Что предсказано вам двоим,
оба знаете — как решились?
Ей идти через звездный дым
не надеясь на смерть и милость.
Ей идти, не сбавляя шаг,
все принять — и стрелу, и муку,
а тебе ее ждать, сквозь мрак
сон протягивая, как руку.
И любви вашей все же — быть!
И познать вам друг друга снова…
С чем рожденье ее сравнить —
лишь с рожденьем Вселенной новой.
[4–6.09.92]